Рассказы о наказаниях крепостных. Порка крепостной

Умильный не обманул – лес вдоль реки стоял крепкий, сосновый, пахнущий сухим мхом и покрякивающий на ветру стройными вековыми стволами. От границы поля до воды было около километра, так что особо опасаться за бор не стоило: деревня в семь дворов не способна разорить такие заросли ни на дрова, ни на хозяйственные постройки даже если очень постарается. Лумпун оказался вполне приличной речушкой: метров пять шириной, с прозрачной водой и песчаным дном, над которым шастала рыбья мелочь. Андрею сразу захотелось на рыбалку – но он даже не представлял, имелись ли в шестнадцатом веке такие простые вещи, как леска или рыболовный крючок? Хотя – крючок всегда у кузнеца заказать можно, а вместо лески – тонкую бечеву использовать. Грузило добыть можно точно – раз пищали есть, должен быть и свинец.

Старательно отворачиваясь от моховиков и маслят – что он тут с ними делать станет? – Матях прошел пару километров вдоль берега, потом отвернул назад к деревне, остановился на краю желтого поля ржи.

– Мое поместье! – торжественно произнес он и прислушался к происходящему в душе.

Ничего. Как чувствовал себя двадцатилетним сержантом-срочником, так и остался. Хотелось домой. Обнять маму, подпоить и потискать Верку из квартиры напротив, погонять «Формулу 1» на компьютере, завалиться в ночной клуб. Дать в лоб какому-нибудь лоху, вообразившему себя крутым Рэмбо. В душе постоянно сохранялось такое чувство, что до приказа осталось всего полгода. Вот-вот служба закончится – и тук-тук, замелькают елочки за окнами скорого поезда.

Андрей тряхнул головой, двинулся вдоль поля до ближайшей межи и повернул к Порезу. Он и так часов пять погулял. Конец лета на дворе. Скоро стемнеет.

Правда, время сержант рассчитал все-таки плохо, и когда дошел до дома, то действительно начало смеркаться.

– Батюшка! – разглядела его с крыльца Лукерья. – Мы ужо затревожились. Варька баню стопила, как велено, свечи жжет. Как тебя по отчеству величать, боярин?

В первый миг Андрей удивился, что женщина чуть не в полтора раза старше его собирается обращаться по имени-отчеству, собрался было отмахнутся – но вовремя спохватился. Все-таки не просто сосед он здесь, а боярин. Хозяин. И Лукерья, кстати, его рабыня, как это не странно звучит. Боярин Умильный подарил.

Именно по имени боярина он отчество и выбрал:

– Андрей Ильич! – В случае чего всегда можно сказать, что не вспомнил отца своего, а в честь спасителя своего назвался.

– Так ступал бы париться, Андрей Ильич. Справы на тебе никакой, а вода остывает.

– Так, за домом, батюшка. Промеж яблонь, дабы, не дай Бог, пожар, так на дом бы не перекинулось…

Оказалось, что баню с дороги не видать из-за дома, заслонявшего ее вместе со всем садом своей громадиной. Подсвеченная изнутри дверь выделялась ярким прямоугольником, и сержант в очередной раз удивился, какими яркими кажутся в темноте свечи. В предбаннике он скинул поясной набор, разделся, прихватил свечу и прошлепал босыми ногами в парилку. Тут было не то, чтобы жарко, но продолговатая печь со вмазанным посередине котлом давала достаточно тепла, чтобы всласть расслабиться и пропотеть. Но стоило ему вытянуться на полке, как громко хлопнула входная дверь. Матях приподнялся на локтях, кляня себя за то, что не взял оружия и окидывая взглядом помещение. Два деревянных ковша, три бадьи, кадушка, корыто. Бадьей кое-как можно попробовать отмахаться, коли противник один и без копья или меча…

Но внутрь быстро просочились две обнаженные фигуры, причем обе были Андрею уже достаточно знакомы.

– Э-э… Вы чего? – хрипло поинтересовался он, прикрывая руками срам. Между тем «срам», не видевший женского тела уже неведомо сколько месяцев, отчаянно пытался выбраться, вытянуться, напрягался изо всех сил, норовя выглянуть хоть краешком плоти.

– Это мы, – бодро сообщила Варя, словно это хоть что-то объясняло, и чем-то плеснула на печь возле трубы. Послышалось грозное шипение, помещение заволокло клубами кисло пахнущего пивом пара, и теперь в бане стало действительно жарко.

– Сейчас пропарим… – Лукерья зашелестела веником, придвинулась ближе, решительно уложила не знающего, как поступить, сержанта на полку, прошлась горячили листьями по самой коже. – Варя, ты посмотри, межа-то как вкопана. Мы тут осторожненько…

Андрей почувствовал, как ветки веника щекотят мошонку, касаются его мужского достоинства, уже готового взорваться от долгого воздержания и столь нечеловеческих издевательств.

– Андрей Ильич, – Варя приблизилась вплотную, скользнула по плечу розовыми сосками крупных, но хорошо удерживающих форму девичьих грудей, потянула его с полки. – Ты и меня веничком парни…

Она развернулась к Матяху спиной, наклонилась, едва не отпихнув еще прохладной розовой попкой, и сержант более выдержать не смог. Отдавшись извечным инстинктам, одним сильным ударом он ломанулся к зовущей плоти, и если бы промахнулся – то, наверное, все равно пронзил бы крестьянку насквозь. Варя взвыла, заскребла ногтями сырую стену – но молить о пощаде было поздно. Андрей не смог бы сейчас остановиться даже под страхом смерти, он бился вперед раз за разом, чувствуя, как все внизу живота словно каменеет, твердеет, становится бесчувственным – пока вдруг не взорвалось жарким блаженством, отнимающим все силы до последней капли.

Матях отступил, осел на полок, не имея больше возможности ни смущаться, ни наслаждаться, ни радоваться – и им тут же завладела Лукерья:

– Счас пару добавим… От хорошо… И веничком, веничком…

Истома сменялась теплом, тепло – удовольствием. А его тем временем пару раз слегка простегали березовыми ветками, окатили, перевернули, снова высекли и окатили. На этот раз он смог перевернуться сам.

– Межи совсем не видно… – тихо спела пышнотелая женщина и что-то быстро прошептала девушке на ухо. Та хихикнула, придвинулась ближе, горячей водой полила Андрею на голову, навалилась на грудь, заодно прижав к доскам правую руку:

– Ай, боярин, бороды еще совсем нет. Но мы волосы помоем, волосы почистим, волосы причешем…

Под ее прибаутками Матях почувствовал, как к его мужскому достоинству опять кто-то проявляет живой и вполне осязаемый интерес. И последнее быстро откликается взаимностью. Но грубо отталкивать занимающуюся волосами девушку он не мог. Тем более, что никаких неприятных чувств пока не испытывал. Скорее, наоборот. Хотя, конечно, интереса к Лукерье не проявлял. Но и не шарахался. Андрей вообще быстро перестал понимать – его ласкают или насилуют?

Впрочем, один из главных органов тела, как нередко бывает, имел на этот счет собственное мнение, и вскоре волна наслаждения опять прокатилась снизу вверх, сметая глупые мысли. Варя плеснула на печь еще пива, они с хозяйкой начали поочередно охаживать вениками друг друга, обливаться. А когда спустя некоторое время снова вспомнили про помещика, Матях почти полностью пришел в себя.

– Ты смотри, как растет… – кивнул девушке Лукерья, с нахальной непосредственностью поглаживая мужское достоинство молодого человека.

– А чего ему вянуть… – не дожидаясь, пока с ним сотворят чего-нибудь еще, Андрей спрыгнул с полки, обнял Варвару, посадил ее на свое место, не спеша огладил одну грудь, вторую, скользнул ладонью вниз, промеж ног. Стряпуха жалобно пискнула, но противиться не посмела. Сержант развел ей колени, так же неспешно вошел и начал короткими сильными ударами пробиваться к неизвестной, но желанной цели, одновременно гладя волосы, касаясь кончиками пальцев сосков, плеч, губ. Теперь настала очередь девушки стонать от бессилия и наслаждения, и ощущение бесконечной власти над ней позволило опять взорваться безмерной сладостью и утонуть в блаженной неге.

Немного придя в себя в третий раз, Матях торопливо ополоснулся и вышел из парилки прочь. Он понял, что такого «мытья» долго выдержать не сможет. Здоровья не хватит. С трудом различая в темноте дорогу, он дошел до крыльца, поднялся, нырнул в сени, на ощупь повернул налево, нашел топчан и вытянулся на нем во весь рост.

Свеча в дверях появилась, когда он почти задремал.

– Щучьи головы принести, Андрей Ильич? – узнал он Варин голос.

– Неси, – поднялся Матях, тряхнул головой, отгоняя сон. – И топчан мне постелить вели.

– Сделаю, Андрей Ильич, – послушно кивнула девушка, и в голове сержанта внезапно появилась веселая, задорная мысль:

«А хорошо быть помещиком…».

Конец отечественной войны 1812 года застал графа Гагарина в пути. Возвращался из Нижнего от брата. Там пережидал лихолетье со старой матерью и двадцатилетним балбесом сыном - недорослем, который ни статью не вышел, ни умом. Уж, лучше бы ты мужиком уродился, - не раз бросил ему отец, глядя крепких и румяных одногодков сына из крепостных. Так те и воевали, всем селом подались в партизаны. От вновь прибывшего барина ждали милостей, а он им вкатил плетей, что хоромы не уберегли. Спалил злой француз господский двор перед отступлением. Мужики за ту поголовную порку ожесточились, помрачнели. Трудно свыкнуться с несправедливостью. Те же подати, барщина, конюшня. Четыре дня на господских полях, пятый - на строительстве, нового паласа. В воскресение батюшка не велит. А когда же на себя работать?

Пробовали бунтовать - бесполезно. Возвращавшийся с фронта эскадрон драгун так отполировал мужицкие спины, что два месяца чесались, а каждого десятого забрили в солдаты. После этого даже глухой ропот беспощадно пресекался. Главное средство воспитания в усадьбе была и оставалась порка, от которой боль ужасающая, мертвящая. Дворовые по несколько раз на дню зажмуривали глаза, стараясь попасть пальцем в палец. Гадали - будут их сегодня пороть или обойдется. Барин выписал из города матерого экзекутора, сорокапятилетнего уездного палача Ермошку. Привязанный к позорному столбу или растянутый на лавке должен был оставить всякую надежду - пороть будут до тех пор, пока не польется первая кровь.

Не отставал от барина и сынок. Молодой барич не полюбился сельчанам. То там, то тут неслось ему вослед обидное:

Паныч, хоть господский, да кривич.

У него действительно одно плечо заметно возвышалось над другим. Если слова долетали до барского уха, следовал страшный розыск, кто виноват? Дотошное допытывание, приговор и неизменные розги. А может быть и тогохуже - плеть. Особенно барин не любил шутить с кликушами. Выгонял из них беса немилосердно, приговаривая:

Хвост кнута длиннее языка бесовского.

На свою беду однажды в прачечной не удержалась молодая Валентинка. Разоткровенничалась с бабами, излила душу. Накануне ее брата высекли в кровь, а сегодня и ее, сердечную, вызвали в залу. Видимо, кто-то из своих донес. "Мир не без добрых людей". Внутренне содрогаясь, вошла в огромную и пустынную залу, убранную с мрачной, почти зловещей роскошью. Кроваво-красные расписанные стены, обилие тяжелой позолоты, резные шкафы из черного дерева, подобные гробницам, навевали ужас на молодое сердечко. Много зеркал, таких тусклых, что в них, казалось, отражались только лица призраков. По стенам развешаны большие гобелены. Благочестивые картины старых мастеров, на которых римские солдаты, похожие на мясников, жгли, секли, резали, мучили разными способами ранних христиан. Это напоминала бойню или застенки святой инквизиции. Валентинка наяву храбрились, а в душу запала такая тоска, смешанная со страхом, что жить не.хотелось. Понимала, та дерзость в прачечной даром для нее не пройдет. Жди страшной порки и погреба темного. Шла осторожно, но внутренняя дрожь выдавала волнение. Груди у шестнадцатилетней Валентинки большие, круглые. Когда пробиралась по зале, оглядываясь на старинные Гагаринские гобелены, они так и подпрыгивали вверх-вниз, как два резиновых мячика. Только попробуй их поднять. Тяжелые, как гири, они одновременно прохладные и мягкие. Валентинка была в том состоянии. когда знаешь, что тяжелый кулак поднят над тобой, готовый упасть в любую минуту. Ан, не падает. Ждешь удара тяжелого, а его все нет. И от этого сдавлена, стиснута со всех сторон, что даже дышать тяжело. Расстегнув верхнюю пуговичку на шее, она откашлялась. На шум откликнулся господский гайдук.

Барич, кликуша пришла. Ждет, сердешная, вашего слова.

С недоеденной костью в залу вошел молодой Гагарин. Оглядел Валентинку мутным зеленым глазом.

На кого несла, гадина? Кого поносила?

Отбросил в гневе кость на ковер- Ты бабушку мою задела, хамка. Запорю недоноску.

Мучительную и страшную минуту переживала она. Трясясь телом и содрогаясь душой, вышла на середину. Барич со злобой ходил по залу, ни слова не говоря. А это был дурной знак. Когда кричал и ругался, тогда бранью истощал свой гнев. На Валентинку напал панический страх. На что угодно согласилась бы, лишь бы не пороли.

Скомканная, сброшенная впопыхах одежда была разбросана по всей зале. Девушка осталась абсолютно голой. Без чепца и передника, разрумяненная от борьбы, она выглядела даже лучше. Темно-русые волосы разметались по спине, а широкие синие глаза неподвижно уставились в пол. Лежак был без спинки и Валентинка тяжелым телом оказалась пригвожденной к дереву. В одно мгновение слуги приподняли подушками те части корпуса девушки, которые во все времена в господском доме служили проводниками барской правды. Распластанное красивое женское тело возбуждало. Барич не преминул воспользоваться ситуацией. Его руки жадно заскользили по телу крепостной. Ощупав мягкую, расплывшуюся грудь, под животом он обнаружил густую поросль, обильно смоченную женским соком.

Тебе нравится?

Да, так нравится. что и с вами готова поменяться, - бросила через плечо, не глядя, острая на язык Валентинка, словно и не боялась. что вскоре должно было последовать румяние тех мест, откуда у девки обычно ноги растут.

По знаку барича справа и слева свистнули розги. Первые красные полоски проступили на заднице. Страшным воем огласила Вапентинка барские хоромы. За первым воем раздался второй, не менее пронзительный умоляющий вопль.

Казалось, что шлепки отвратительной розги слышны не только в доме, но и на барском дворе. От стыда Валентинка не смела кричать громко, как бы ни было больно. Дала себе зарок молчать, стиснула зубы. Но девичья попка не резиновая и, хотя Валентинку и до этого драли и порка ей не в диковинку, продержаться без голоса она смогла только первую дюжину. Потом разоралась во все горло. Действительность, от которой зажмуривала плаза и затыкала уши, настигала ее, врывалась через зад и не было никакого спасения от этих вездесущих розог. Теперь всё то время, когда пороли, Валентинка неистово орала односложными повторяющимися звуками.

Оооооооопоо-о-ой.. .ай-ай-ааааай!

Невыразимая злость и обида душили ее. Кусала ногти, рвала волосы и не находила слов, какими следовало бы изругаться на чем свет стоит. Измученная страданиями, иссеченная почти в кровь, Валентинка совсем одурела от горя. Того. чего боялась больше всего, получила, как ей казалась, сполна. Наивная, она не знала, что это далеко не конец ее мучениям.

Тем не менее, орала и кувыркалась на лавке, как кошка, посаженная в мешок, перед утоплением. Ее природная гибкость творила чудеса. Во время порки так выворачивалась назад, что присутствующие только диву давались. Голова Валентинки иной раз оказывалась почти между ног, а длинные руки опоясывали попу и смыкались на животе.

Выслуживается, Ежели, не забьет до смерти, то покалечит, как пить дать. Аспид, одним словом, кто такую после замуж возьмет?

И не говори...

До палача вряд ли долетали эти слова. Ермошка и без них остервенился дальше некуда. 25,...30,...35 - едва слышался негромкий счет ключницы.

Потеряв всякий стыд от обиды, позора и боли, Валентинка орала на весь двор благим матом:

К-а-ат...г-а-ад...что6 тебя волки съели...чтоб тебя на том свете черти а-а-а-ай..., - прибавляя при этом непечатную брань.

Полайся мне, вдвое врежу, - лютовал Ермошка.

А барин его сдерживал:

Чай. не чужую хлещешь, свою. Поостынь малость, девке еще жить да жить. Работница, как никак. Меняй плеть на розги через десяток, дай ей воды.

Палачи во все времена нелюбовью питались. Вроде и нужны, а доверия им нет. Тем паче привязанности.

На сороковом ударе кожа не выдержала, рассеклась, а еще через пару дюжин иссеченная спина несчастной опухла, из ран струились ручейки крови. Ермошка не обращал внимание на ее вопли, порол долго и жестоко.

Несколько раз мочил плетку в кадке, а потом и мочить перестал. Сама увлажнялась, пропитавшись кровью несчастной. Более пятидесяти полос составляли теперь отвратительную картину на теле почти ребенка.

Свист, крики, свист, все слилось в едином, монотонном гаме. Причитание в промежутках между ударами сменились на хрип, кровавые полосы слились в одно сплошное пятно на поминутно вздрагивающем теле. Одной только болью жила Валентинка, испытывая весь ужас истязания, непосильного для юного организма. В это время душевого отупения пред ней разверзлась широкая бездонная зияющая пропасть господских ужасов, силу которых она полностью испытала на своей коже.

Напрасно искали крепостные в глазах секущего признаки сожаления. К концу порки Ермошка был совершенно равнодушен, как бездушная машина. Даже к тайным прелестям девушки, которые она, обезумев от боли, бесстыдно выставляла напоказ. На этот раз случилось Валентинке вкусить до семидесяти розог и плетей одновременно.

Баста. Отдохни, Ермошка.... Славно потрудился. Пойди выпей водочка за мое здоровье. А ты, девка, молодец. Держалась, как подобает. Держи алтын на пряники.

После порки Валентинка не могла ни сидеть, ни стоять по-человечески. Ее отнесли на рогоже под навес. А под вечер, согнувшись в три погибели, еле-еле доковыляла к дому. Погреб "милостивый" барин отменил, за что отец Валентинки целовал ему руки.

Хоть поджег бы кто этот проклятый дворец, - шептала она на домашних полатях. И тут же: представляла, как с зажженной паклей в руках, она спускается в подвалы господского дома и делает там страшные костры, не менее страшные, чем та порка. которой ее подвергли давеча. Язык пламени начинает лизать барские хоромы, от чего на душе становится празднично.

Прошла неделя, сельский костоправ осмотрел Валентинку и нашел, что все на ней зажило, как на собаке. И погнали ее наутро, как и остальных, на барщину. Ничто не изменилось в жизни смолян н после кончины барина. Барич проводил ту же политику, поборами, правда, меньше давил, а порол также бесчеловечно, как и покойный батюшка. Только Ермошка спился, упокой, господь, его душу. Да ему быстро нашли замену. Мало ли палачей на Руси...

Понятие гарема, традиционное для восточного менталитета, как-то не ассоциируется со славянской культурой. Хотя в пользу того, что в помещичьих усадьбах создавались подобия восточных гаремов , свидетельствует немало фактов. Право первой ночи, распространенное в феодальной Европе, в России не имело под собой юридических оснований – закон запрещал сексуальную эксплуатацию крепостных крестьянок. Но случаи его нарушения все-таки были очень частыми – помещики не привлекались за это к судебной ответственности. Об этом идет речь в исследовании Б. Тарасова «Россия крепостная. История народного рабства» . Далее – наиболее интересные фрагменты.

Крестьянские девушки и женщины были совершенно беззащитны перед произволом помещиков. А.П. Заблоцкий-Десятовский, собиравший подробные сведения о положении крепостных крестьян, отмечал в своём отчёте: «Вообще предосудительные связи помещиков со своими крестьянками вовсе не редкость. Сущность всех этих дел одинакова: разврат, соединённый с большим или меньшим насилием. Иной помещик заставляет удовлетворять свои скотские побуждения просто силой власти и, не видя предела, доходит до неистовства, насилуя малолетних детей… другой приезжает в деревню временно повеселиться с приятелями и предварительно поит крестьянок и потом заставляет удовлетворять и собственные скотские страсти, и своих приятелей».

Принцип, который оправдывал господское насилие над крепостными женщинами, звучал так: «Должна идти, коли раба!» Принуждение к разврату было столь распространено в помещичьих усадьбах, что некоторые исследователи были склонны выделять из прочих крестьянских обязанностей отдельную повинность – своеобразную «барщину для женщин».

Один мемуарист рассказывал про своего знакомого помещика, что у себя в имении он был «настоящим петухом, а вся женская половина – от млада и до стара – его курами. Пойдет, бывало, поздно вечером по селу, остановится против какой-нибудь избы, посмотрит в окно и легонько постучит в стекло пальцем – и сию же минуту красивейшая из семьи выходит к нему».

В. И. Семевский писал, что нередко всё женское население какой-нибудь усадьбы насильно растлевалось для удовлетворения господской похоти. Некоторые помещики, не жившие у себя в имениях, а проводившие жизнь за границей или в столице, специально приезжали в свои владения только на короткое время для гнусных целей. В день приезда управляющий должен был предоставить помещику полный список всех подросших за время отсутствия господина крестьянских девушек, и тот забирал себе каждую из них на несколько дней: «…когда список истощался, он уезжал в другие деревни и вновь приезжал на следующий год».

Государственная власть и помещики поступали и ощущали себя как завоеватели в покорённой стране. Любые попытки крестьян пожаловаться на невыносимые притеснения со стороны владельцев согласно законам Российской империи подлежали наказанию, как бунт, и с «бунтовщиками» поступали соответственно законным предписаниям.

Гарем из крепостных «девок» в дворянской усадьбе XVIII-XIX столетий – это такая же неотъемлемая примета «благородного» быта, как псовая охота или клуб. Нравственное одичание русских помещиков доходило до крайней степени. В усадебном доме среди дворовых людей, ничем не отличаясь от слуг, жили внебрачные дети хозяина или его гостей и родственников. Дворяне не находили ничего странного в том, что их собственные, хотя и незаконнорожденные, племянники и племянницы, двоюродные братья и сёстры находятся на положении рабов, выполняют самую чёрную работу, подвергаются жестоким наказаниям, а при случае их и продавали на сторону.

Нередко крестьяне подвергались жестоким телесным наказаниям и пыткам.

О том, что в России существовало крепостное право, знают все. Но что оно представляло собой на самом деле - сегодня не знает почти никто
Весь строй крепостного хозяйства, вся система хозяйственных и бытовых взаимоотношений господ с крестьянами и дворовыми слугами были подчинены цели обеспечения помещика и его семьи средствами для комфортной и удобной жизни. Даже забота о нравственности своих рабов была продиктована со стороны дворянства стремлением оградить себя от любых неожиданностей, способных нарушить привычный распорядок. Российские душевладельцы могли искренне сожалеть о том, что крепостных нельзя совершенно лишить человеческих чувств и обратить в бездушные и безгласные рабочие машины.

Случаев, когда в наложницах у крупного помещика оказывалась насильно увезенная от мужа и дворянская жена или дочь - в эпоху крепостного права было немало. Причину самой возможности такого положения дел точно объясняет в своих записках Е. Водовозова. По ее словам, в России главное и почти единственное значение имело богатство - «богатым все было можно».

Но очевидно, что если жены незначительных дворян подвергались грубому насилию со стороны более влиятельного соседа, то крестьянские девушки и женщины были совершенно беззащитны перед произволом помещиков. А.П. Заблоцкий-Десятовский, собиравший по поручению министра государственных имуществ подробные сведения о положении крепостных крестьян, отмечал в своем отчете:

«Вообще предосудительные связи помещиков со своими крестьянками вовсе не редкость. В каждой губернии, в каждом почти уезде укажут вам примеры… Сущность всех этих дел одинакова: разврат, соединенный с большим или меньшим насилием. Подробности чрезвычайно разнообразны. Иной помещик заставляет удовлетворять свои скотские побуждения просто силой власти, и не видя предела, доходит до неистовства, насилуя малолетних детей… другой приезжает в деревню временно повеселиться с приятелями, и предварительно поит крестьянок и потом заставляет удовлетворять и собственные скотские страсти, и своих приятелей».

Принцип, который оправдывал господское насилие над крепостными женщинами, звучал так:

«Должна идти, коли раба!»

Принуждение к разврату было столь распространено в помещичьих усадьбах, что некоторые исследователи были склонны выделять из прочих крестьянских обязанностей отдельную повинность - своеобразную «барщину для женщин».

Насилие носило систематически упорядоченный характер. После окончания работ в поле господский слуга, из доверенных, отправляется ко двору того или иного крестьянина, в зависимости от заведенной «очереди», и уводит девушку - дочь или сноху, к барину на ночь. Причем по дороге заходит в соседнюю избу и объявляет там хозяину:

«Завтра ступай пшеницу веять, а Арину (жену) посылай к барину»…

В.И. Семевский писал, что нередко все женское население какой-нибудь усадьбы насильно растлевалось для удовлетворения господской похоти. Некоторые помещики, не жившие у себя в имениях, а проводившие жизнь за границей или в столице, специально приезжали в свои владения только на короткое время для гнусных целей. В день приезда управляющий должен был предоставить помещику полный список всех подросших за время отсутствия господина крестьянских девушек, и тот забирал себе каждую из них на несколько дней:

«Когда список истощался, он уезжал в другие деревни, и вновь приезжал на следующий год».

А.И. Кошелев писал о своем соседе:

«Поселился в селе Смыкове молодой помещик С., страстный охотник до женского пола и особенно до свеженьких девушек. Он иначе не позволял свадьбы, как по личном фактическом испытании достоинств невесты. Родители одной девушки не согласились на это условие. Он приказал привести к себе и девушку и ее родителей; приковал последних к стене и при них изнасильничал их дочь. Об этом много говорили в уезде, но предводитель дворянства не вышел из своего олимпийского спокойствия, и дело сошло с рук преблагополучно».

Примечательно, что в оригинальной авторской версии повести «Дубровский», непропущенной императорской цензурой и до сих пор малоизвестной, Пушкин писал о повадках своего Кириллы Петровича Троекурова:

«Редкая девушка из дворовых избегала сластолюбивых покушений пятидесятилетнего старика. Сверх того, в одном из флигелей его дома жили шестнадцать горничных… Окна во флигель были загорожены решеткой, двери запирались замками, от коих ключи хранились у Кирилла Петровича. Молодыя затворницы в положенные часы ходили в сад и прогуливались под надзором двух старух. От времени до времени Кирилла Петрович выдавал некоторых из них замуж, и новые поступали на их место…»

Большие и маленькие Троекуровы населяли дворянские усадьбы, кутили, насильничали и спешили удовлетворить любые свои прихоти, нимало не задумываясь о тех, чьи судьбы они ломали. Один из таких бесчисленных типов - рязанский помещик князь Гагарин, о котором сам предводитель дворянства в своем отчете отзывался, что образ жизни князя состоит «единственно в псовой охоте, с которою он, со своими приятелями, и день и ночь ездит по полям и по лесам и полагает все свое счастие и благополучие в оном». При этом крепостные крестьяне Гагарина были самыми бедными во всей округе, поскольку князь заставлял их работать на господской пашне все дни недели, включая праздники и даже Святую Пасху, но не переводя на месячину. Зато как из рога изобилия сыпались на крестьянские спины телесные наказания, и сам князь собственноручно раздавал удары плетью, кнутом, арапником или кулаком - чем попало.

Завел Гагарин и свой гарем:

«В его доме находятся две цыганки и семь девок; последних он растлил без их согласия, и живет с ними; первые обязаны были учить девок пляске и песням. При посещении гостей они составляют хор и забавляют присутствующих. Обходится с девками князь Гагарин так же жестоко, как и с другими, часто наказывает их арапником. Из ревности, чтобы они никого не видали, запирает их в особую комнату; раз отпорол одну девку за то, что она смотрела в окно».

О нравах помещиков дает представление и описание жизни в усадьбе генерала Льва Измайлова.

Информация о несчастном положении генеральской дворни сохранилась благодаря документам уголовного расследования, начатого в имении Измайлова после того, как стали известны происходившие там случаи несколько необыкновенного даже для того времени насилия и разврата.

Измайлов устраивал колоссальные попойки для дворян всей округи, на которые свозили для развлечения гостей принадлежащих ему крестьянских девушек и женщин. Генеральские слуги объезжали деревни и насильно забирали женщин прямо из домов. Однажды, затеяв такое «игрище» в своем сельце Жмурове, Измайлову показалось, что «девок» свезено недостаточно, и он отправил подводы за пополнением в соседнюю деревню. Но тамошние крестьяне неожиданно оказали сопротивление - своих баб не выдали и, кроме того, в темноте избили Измайловского «опричника» - Гуська.

Взбешенный генерал, не откладывая мести до утра, ночью во главе своей дворни и приживалов налетел на мятежную деревню. Раскидав по бревнам крестьянские избы и устроив пожар, помещик отправился на дальний покос, где ночевала большая часть населения деревни. Там ничего не подозревающих людей повязали и пересекли.

Встречая гостей у себя в усадьбе, генерал, по-своему понимая обязанности гостеприимного хозяина, непременно каждому на ночь предоставлял дворовую девушку для «прихотливых связей», как деликатно сказано в материалах следствия. Наиболее значительным посетителям генеральского дома по приказу помещика отдавались на растление совсем молодые девочки двенадцати-тринадцати лет.

Число наложниц Измайлова было постоянным и по его капризу всегда равнялось тридцати, хотя сам состав постоянно обновлялся. В гарем набирались нередко девочки 10–12 лет и некоторое время подрастали на глазах господина. Впоследствии участь их всех была более или менее одинакова - Любовь Каменская стала наложницей в 13 лет, Акулина Горохова в 14, Авдотья Чернышова на 16-м году.

Одна из затворниц генерала, Афросинья Хомякова, взятая в господский дом тринадцати лет от роду, рассказывала, как двое лакеев среди белого дня забрали ее из комнат, где она прислуживала дочерям Измайлова, и притащили едва не волоком к генералу, зажав рот и избивая по дороге, чтобы не сопротивлялась. С этого времени девушка была наложницей Измайлова несколько лет. Но когда она посмела просить разрешения повидаться с родственниками, за такую «дерзость» ее наказали пятидесятью ударами плети.

Нимфодору Хорошевскую, или, как Измайлов звал ее, Нимфу, он растлил, когда ей было менее 14 лет. Причем разгневавшись за что-то, он подверг девушку целому ряду жестоких наказаний:

«сначала высекли ее плетью, потом арапником и в продолжение двух дней семь раз ее секли. После этих наказаний три месяца находилась она по прежнему в запертом гареме усадьбы, и во все это время была наложницей барина…»

Наконец, ей обрили половину головы и сослали на поташный завод, где она провела в каторжной работе семь лет.

Но следователями было выяснено совершенно шокировавшее их обстоятельство, что родилась Нимфодора в то время, как ее мать сама была наложницей и содержалась взаперти в генеральском гареме. Таким образом, эта несчастная девушка оказывается еще и побочной дочерью Измайлова! А ее брат, также незаконнорожденный сын генерала, Лев Хорошевский - служил в «казачках» в господской дворне.

Сколько в действительности у Измайлова было детей, так и не установлено. Одни из них сразу после рождения терялись среди безликой дворни. В других случаях беременную от помещика женщину отдавали замуж за какого-нибудь крестьянина

Крепостная девушка.

Но мой рассказ будет о честном и свободном человеке по имени Иван Захаров. Иван пришёл в большой город бедняком. В отличие от других людей своего уровня, которые, загоревшись, тут же гаснут, обладал железным характером и настойчивостью. Став подмастерьем у ювелира, трудился с огромным усердием. Хозяин его заметил и сделал его мастером. Иван трудолюбие своё умножал, старался всюду перенимать приёмы своего ремесла. Потом придумывал приёмы поискуснее, и самостоятельно делал многие открытия в ювелирном искусстве.

Нельзя сказать, что Иван Захаров был холоднее льда, нет, это не так. Он конечно видел прелести, которыми природа щедро одарила некоторых его покупательниц. Но, наслушавшись занятной их болтовни, за которой скрывались лукавые мысли, он понимал, что заигрывая с ним, они просто пытались добиться снижения цены на драгоценности. И всё же.

Прелестницы добивались своего, но совсем в другой области

Он шёл после работы домой, мечтательный как поэт, тоскующий подобно кукушке без гнезда. В этих мечтах уже появлялась добрая и хлопотливая жена. И подходя к своему дому, он уже мысленно имел десяток ребятишек от этой воображаемой жены.

-И убежать нельзя?

-Маша.

-Кто такая?

-Девицу зовут Маша.

-Какой указ?

Когда ювелир ушёл, князь ещё долго сидел в кабинете, разглядывая кубок. Истинная любовь над всем торжествует!

Создано Юрий Елистратов

П. Развилка

Регистрационный номер 0098959 выдан для произведения:

Крепостная девушка.

История эта произошла, когда на Руси существовало крепостное право. Этим правом обладали люди, которые со дня рождения награждались титулом дворянина. Эта группа людей, на которых опиралась власть царя, пользовались его особыми почестями, в том числе и правом, распоряжаться жизнями своих подданных, которые отдавались в его власть пожизненно.

Но мой рассказ будет о честном и свободном человеке по имени Иван Захаров. Иван пришёл в большой город бедняком. В отличие от других людей своего уровня, которые, загоревшись, тут же гаснут, обладал железным характером и настойчивостью. Став подмастерьем у ювелира, трудился с огромным усердием. Хозяин его заметил и сделал его мастером. Иван трудолюбие своё умножал, старался всюду перенимать приёмы своего ремесла. Потом стал и сам придумывать приёмы поискуснее, и самостоятельно стал делать многие открытия в ювелирном искусстве.

Работал много и неутомимо. До поздней ночи в окне его мастерской горел свет от лампы. Иван прилежно стучал молоточком, точил, подпиливал, резал, гнул, вытачивал, паял.

Нужда породила труд. Труд породил высокое старание. Старание породило богатство.

Он построил свой дом. Устроил в доме мастерскую и маленький магазин, в котором и стал продавать свои чудесные изделия. Многие горожане стали его частыми посетителями и покупателями.

Не смотря на соблазны большого города, жил наш Иван скромно. Даже в цветущую пору молодости, ни разу не поддался на искушения жизни, которая бурлила вокруг него.

Иван был человек простой и самых бесхитростных понятий. Он боялся Бога, потом воров, вельмож всякого уровня, но больше всего боялся всяческих передряг и беспокойств.

Со временем он научился идти своей дорогой. Не бегать по чужим делам. По одёжке протягивать ножки, самому не должать и соседу взаймы не давать. Держать ухо востро, не позволять втирать себе очки, не болтать о том, что делаешь. Зря даже воды не выливать. Не быть беспамятным, никому не доверять ни своих забот, ни своего кошелька.

Все эти простые житейски правила, позволили ему торговать себе на пользу, что он и делал, никого не обижая.

Про него люди говорили, что Иван был создан как бы одним ударом, вытесан из одного куска. Такие люди всегда превосходят тех, за создание которых принимались несколько раз.

Вот таким добродетельным был Иван Захаров. Почему же наш мастер оставался одиноким как перст, когда его природные свойства могли быть оценены всякой.

Если вы начинаете критиковать нашего героя, возникает вопрос, а знаете ли вы, что такое есть любовь? Боюсь, до конца не знаете…

Влюблённому полагается куда-то идти, откуда-то возвращаться, слушать, подстерегать, молчать, говорить. То съёжиться, то развернуться. То расти, то сокращаться. Угождать, бренчать на каком-то инструменте, каяться, таскаться за тридевять земель. Лезть из кожи вон, добывать птичье молоко, ласкать её кошечку или собачку, дружить с её друзьями. Пронюхать, что нравится её родне, не наступать никому на ноги, не бить посуду. Доставать луну с неба, переливать из пустого в порожнее. Молоть вздор, лезть в огонь и в воду. Восхищаться нарядами своей возлюбленной, и повторять это тысячу раз. Самому нарядиться как павлин. Шутить метко, остро. Со смехом преодолевать страдания. Обуздывать свой нрав.

Ходить с утра до ночи с умильной улыбкой. А ведь известно, что милым особам угодить трудно - вильнут хвостиком и прощай, даже без объяснения причин! Она и сама толком не знает причин, зато с возлюбленного требует, чтобы он знал!

Некоторые мужчины в таких обстоятельствах мрачнеют, злобствуют, с ума сходят, вытворяют всякие глупости. Этим мужчина и отличается, например, от собачки. Этим и объясняется, что у собачек нет души. Не хочешь? - обнюхала на последок и побежала себе дальше.

Влюблённый должен быть на все руки мастер: он и фокусник и вояка, король, бездельник, простак кутила, лгун, хвастун, доносчик, пустомеля, вертопрах, волокита, мот, глупец, юродивый.

Прослушав всё это, благоразумный человек будет пренебрегать любовью. И действительно. Предаваясь этому занятию, уважающие себя мужчины, прежде всего, вынуждены тратить: время, жизнь, кровь, заветные слова, не считая уже сердца, души, мозга. Именно до этих человеческих качеств прелестницы охочи сверх меры. Мило болтая между собой, они говорят друг другу: «Если мужчина не отдал мне всё, что имеет, значит, он ничего мне не дал!». А некоторые, нахмурив бровки, ещё и не довольны, что мужчина ради неё расшибается в лепёшку: «Что за пустяки, плохо старается!».

А уважаемый Иван Захаров знай себе, плавил серебро и золото. Глядя на окружающую его суету, никак не мог зажечь в свём сердце фантастические узоры любви, так чтобы её разукрасить, отразиться в ней, разыграться в затейливых выдумках. Объяснялось всё просто, нигде не находил он живой модели для этого таинства души.

Сами понимаете, что ни в одной стране девственницы не падают ни с того, ни с сего в объятия мужчины, также как не сыпятся с неба жареные цыплята. Вот и оставался наш золотых дел мастер целомудренным.

Нельзя сказать, что Иван Захаров был холоднее льда, нет, это не так. Он не мог видеть прелестей, которыми природа щедро одарила некоторых его покупательниц. Но, наслушавшись занятной их болтовни, за которой скрывались лукавые мысли, он понимал, что заигрывая с ним, они просто пытались добиться снижения цены на драгоценности. И всё же. Прелестницы добивались своего, но совсем в другой области - он шёл после работы домой, мечтательный как поэт, тоскующий подобно кукушке без гнезда. В этих мечтах уже появлялась добрая и хлопотливая жена. И подходя к своему дому, он уже мысленно имел десяток ребятишек от этой воображаемой жены.

Свои тоскующие мечтания он воплощал в красивых безделушках, а восхищённые покупатели не знали, сколько жён и детишек, таятся в этих красивых вещицах!

Так и отошел бы наш талантливый ювелир в мир иной холостяком, но на сорок первом году его жизни случилось вот что! В один прекрасный день, прогуливался наш герой за городом. Незаметно для себя, вступил он на поле, которым владел дворянин князь К. Посреди лужка, повстречалась ему молоденькая девушка, тащившая за собой коровёнку. Проходя мимо ювелира, девушка приветливо ему поклонилась, улыбнулась и сказала - День добрый, мой господин!

То ли невинная красота миловидного девичьего личика, то ли приветливый голосок, а может и мысли о браке, которые не давали ему покоя, но Иван влюбился мгновенно и страстно.

-Милая девушка, вы, наверное, бедны, раз в воскресенье не знаете отдыха от трудов?

-Я крепостная девушка князя. Он по своей доброте разрешает пасти нашу корову на его лугу, но после обеда.

-А вам так дорога ваша корова?

-Да, мой господин, она кормилица и поилица всей моей семьи.

-Такая красавица и одна в поле?! Наверное, есть много охочих молодцов, чтобы завоевать ваше сердечко?

-Нет, это не так совсем. Все знают, что я крепостная девушка. Если кто-то женится на мне, он автоматически становится крепостным князя. Особенно обидно, что когда князю заблагорассудиться, меня сведут с таким же крепостным мужчиной в жёны.

Так неспешно разговаривая, шли они к дому девушки. Ювелир любовался прекрасным личиком девушки, её стройной фигуркой. Хотя и был он девственник с чистым сердцем и помыслами, не мог себя заставить не угадывать прелестные белоснежные груди, которые девушка, прятала с очаровательной стыдливостью, под грубым платком. Всё это волновало его, возбуждало жажду, как чаша с холодной водой соблазняет уставшего путника.

Словом, идя рядом с этим чудным созданием, томился наш Иван внезапной любовью. Чем строже был запрет на этот плод, тем сильнее томился ювелир.

Внезапно девушка предложила ему надоить коровьего молочка, так как день был жарким. Иван отказался и, неожиданно для себя разразился страстным признанием в любви.

-Я не хочу молока, а жажду вас. Если вы не возражаете, я хочу выкупить вас у князя!

-Это не возможно! Уже много несчастных поколений моих предков принадлежали князю. И деды так жили, и внуки будут жить. Мне суждено вечно быть крепостной у князя. И дети мои будут крепостными. Князь хочет, чтобы у всех принадлежащих ему людей, было потомство.

-Неужели не нашёлся молодец, который бы посмел выкупить такую красавицу на свободу?

-Воля стоит слишком дорого. Те кому я приглянулась уходят так же быстро, как и появляются.

-И убежать нельзя?

-Ой, нельзя. У князя длинные руки, да и царский закон о крепостных очень строгий. Если меня поймают, то закуют в кандалы, а мой милый может потерять не только свою свободу, но и все принадлежащее ему имущество. Не стою я таких жертв! Так и живу в полном послушании, видно такая уж моя судьба.

-А как тебя зовут, милая девушка?

-Маша.

-А меня зовут Иван. Иван Захаров, золотых дел мастер. И вот, что я тебе скажу, милая моя. Ещё никогда в жизни, ни одна женщина не нравилась мне, как ты. А ещё знаешь…? Я шёл по этому полю с мыслями избрать себе подругу, а повстречал тебя. В этом я вижу указание небес. Если я тебе не противен, если ты готова забыть, что мне уже много лет, считай меня своим другом, а там…может быть и твоим мужем!

Услышав такие приятные для женского сердца слова с признанием в любви, девушка зарделась чудесным румянцем, опустила счастливые глазки, и залилась слезами:

-Милый мой Иванушка! Я не хочу стать причиной множества твоих огорчений, как только ты станешь просить у князя выкупить мою волю. Для меня уже хватит нескольких ласковых слов.

-Милая Машенька! Ты ещё про меня ничего не знаешь. Я достаточно богатый человек. Я не пожалею ничего, чтобы достать свободу моей будущей супруге.

-Иванушка! Откажись от этих мыслей. - Говорила девушка, обливаясь слезами - Я буду любить тебя всю жизнь и так. Без этих строгих условий.

-Давай Машенька, договоримся так. В следующее воскресенье, я опять приду на это поле.

-Добрый мой повелитель! Я обязательно буду тебя здесь ждать. Если меня после этого строго накажут, всё равно. Я не боюсь. Приходи милый мой.

-Девушка вернулась домой поздним вечером, за что получила сильную трёпку, но побоев не почувствовала.

Добряк Иван, лишился аппетита. Даже закрыл мастерскую и магазин, так он влюбился в эту чудесную крепостную девушку. Думал о ней, всюду видел только её. Когда мужчина в такой стадии влюблённости, вполне прилично начинать действовать, при том активно.

Ювелир, человек был осторожный. Поэтому, для беседы с князем, решил прибегнуть к помощи солидного покровителя. Трудностей в этом вопросе у него не возникло, так как множество сиятельных дам, готовы были, оказать содействие в таком приятном для женщин вопросе, как любовь!

Княгиня М., имевшая большой вес при царском дворе, вызвалась сопровождать ювелира и помогать в его хлопотах, как выкупить крепостную девицу.

Князь с большим почтением принял гостью и сопровождающего её ювелира. Княгиня взяла на себя труд начать разговор:

-Сиятельный князь! Я у вас по очень приятному для меня делу. Я хочу способствовать объединению двух сердец влюблённых.

-Княгиня! Я буду рад быть полезен, но не знаю, о чём идёт речь.

-Перед вами наш придворный ювелир, который воспылал любовью девице, которая, к несчастью, является вашей крепостной. Посему, я ходатайствую перед вами о воле для этой девицы. С нашей стороны, вы можете рассчитывать, на выполнение любого вашего желания.

-Кто такая?

-Девицу зовут Маша.

-А, а! Что-то мне говорили, да я не придал этому значения. В любом случае, нам придется обсуждать условия выкупа. Готовы вы для этого разговора?

-Ваше сиятельство! - вступил в разговор наш влюблённый ювелир - Я решил изготовить для вас чудесную золотую вазу, усыпанную драгоценными камнями. Уверен, что такой вы не сыщете в России.

-От такого подарка, я конечно же, не откажусь. Но… - князь выразительно посмотрел на княжну - Я не волен менять царский указ.

-Какой указ?

-Когда царь жаловал мне и другим высоким особам поместья, в его указе установлено, что все крестьяне становятся нашими крепостными. И их дети, и дети их детей. Особо указывалось, что человек со стороны, если женится на моей крепостной, становится крепостным до конца жизни. Таков царский указ! - князь развел руками - Не в моих силах царя поправлять! Так, что на такое может решиться только человек, потерявший рассудок.

-Сиятельный князь! Я и есть такой человек. Я потерял рассудок от любви к этой бедной девушке. Я больше тронут её нежным и добрым сердцем, чем телесными совершенствами. Но больше всего меня поражает ваше жестокосердие, ибо из любого положения есть выход. Надо только захотеть. Словом, моя судьба в ваших руках, и извините за мои слова. Итак! Даже если всё моё добро перейдёт в вашу собственность, а я стану вашим крепостным, всё равно ваша власть имеет предел.

-Это какой же, - спросил князь, разозлённый дерзкими речами, простолюдина - как вы выразились предел?

-Этот предел в моей голове. Ни одна самая могущественная сила, не имеет власти над моим талантом и всеми задумками будущих творений. Всё это таится в моём уме!

Слушая эту гневную перепалку, княгиня уже была не рада, что ввязалась в историю. Она испуганно смотрела то на взбешённого князя, то на своего любимого ювелира. При всех своих талантах, ювелир оставался фигурой не заметной на поверхности. В силах князя было стереть эту помеху, одним движением руки. Не известно чем бы всё это кончилось, но к счастью, в залу ввели Машеньку.

Князь заранее приказал, приготовить предмет разговора, для собственного разглядывания, да и как предмет торга. Служанки постарались. Машенька сверкала как серебряное блюдо, старательно протёртое хлопотливой хозяйкой. Её одели в красивое белое платье, с розовым пояском, ножки были обуты в изящные туфельки, из которого выглядывали красивые ножки в белых чулочках.

Машенька выглядела царственно прекрасно. Увидев девушку, Иван обомлел от восторга. Даже князь и княгиня, признались себе, что никогда не видели такой совершенной красоты.

Первой встрепенулась княгиня, которая поняла, что дальнейшее пребывание столь красивой девушки грозит расстройством и всякими опасностями ювелиру. Потому, она вежливо извинилась и схватив обомлевшего Ивана за руку увела его в карету. Всю дорогу она уговаривала ювелира отказаться от своего слова девушке, так как женским чутьём угадывала, что такую прелестную приманку, князь из своих рук не выпустит.

Спустя короткое время, княгиня получила от князя письмо. В нём он ещё раз подтверди, что в случае женитьбы на девушке Маше, ювелир Иван Захаров, должен отдать всё своё добро в пользу князя, и признать себя и будущих детей его крепостным. В виде особой милости, князь оставлял молодым жилище и ювелирную мастерскую. Там они могли жить и работать. Но раз в год, муж и жена, в течение недели обязаны пребывать в людской, чтобы подтвердить своё рабское состояние.

Иван был в отчаянии. Даже похитить Машу, он не мог, так как князь, велел девицу стеречь особо, что и было немедленно сделано. Ювелиру оставалось только одно - жаловаться своим покупателям на жестокость князя и свою несчастную любовь. В результате эту историю стали широко обсуждать в обществе. Все без исключения встали на сторону бедного ювелира. Этот ропот дошёл даже до царя.

Выслушав эту грустную историю, царь сначала прослезился от жалости, а потом разгневался на князя. Когда он предстал пред очами разгневанного владыки, то спросил:

-Почему ты князь, не желаешь прислушаться к голосу большой любви и не следуешь милосердию?

-Государь, посуди сам! Все законы государства связаны между собой, как звенья цепи. Стоит одному звену выпасть, рушится всё. Если мою крепостную возьмут против нашей воли, то вскоре в государстве может возникнуть мятеж. Станут отказываться платить в казну пошлины, а там не далеко, что и корону снимут с вашей головы, государь!

Последнее обстоятельство, тут же охладило царский гнев, и он, махнув рукой, отпустил князя.

Всё же, посещение дворца, для князя даром не прошло. Он был сановником опытным, и решил от греха и царского гнева, ситуацию разрядить. В результате, ювелиру было разрешено видеться с Машенькой, под строгим надзором. Девушку приводили, одетую в роскошные платья, как придворную даму. Влюблённым позволяли только видится, и говорить друг с другом. Надзор был такой строгий, что влюблённые не могли даже украдкой обменяться поцелуями.

Князь этим самым добился своего. Не имея возможности выносить эту медленную пытку, влюблённый ювелир, решился подписать все необходимые бумаги и договора.

Слух о том, что знаменитый ювелир, ради своей возлюбленной, решил расстаться со своим состоянием и закрепостить себя, став добровольно собственностью князя, каждому захотелось посмотреть на него. В магазине стали толпиться придворные дамы, красивые женщины, которые отбирали себе драгоценности без счёта, лишь бы подольше побеседовать с ювелиром. И если иные могли сравняться красотой с Машенькой, ни одна из них не обладала её добрым сердцем.

Накануне окончательного перехода к рабству и любви, ювелир расплавил всё золото, изготовил из него корону, не особенно стараясь, приспособил на неё все драгоценные камни, и отнёс её царице.

-Ваше величество! Я не знаю кому доверить своё богатство, передаю его вам. Завтра у меня ничего не останется своего - всё отойдёт князю. Я знаю, что вы не раз высказывали в мой адрес слова жалости. Посему, проявите великодушие, примите эту корону. Смею надеяться, что если мои дети станут свободными, а со мной случится плохое, я надеюсь на ваше к ним великодушие.

-Принимаю подарок, бедный ты мой человек! Рано или поздно, моя помощь понадобится князю. Тогда, поверь, я вспомню о тебе.

Свадьба ювелира, лишившего себя свободы ради этого, собрала несметную толпу. «Вы всегда останетесь благородным человеком, наперекор князю!» - кричали жениху именитые граждане.

Окрылённые всенародной поддержкой, молодожёны показали себя достойными друг друга, в интимном поединке. Муж Иван многократно одерживал победу, а его любимая жена отвечала ему в сражении, как и подобает здоровой крестьянской девушке. Длилось это в течение всего первого месяца, а молодожёны как голубки, стали вить себе уютное гнездышко. Машенька наслаждалась невиданным светлым и уютным жилищем. Свой свет любви и успокоения, она переносила на заказчиков, которые толпились в магазине. Этот свет покупатели и уносили на себе, обворожённые молодой хозяйкой.

По истечении медового месяца, случилось неожиданное. В принадлежащий уже ему дом, вошёл князь. Подозвав к себе обмерших от неожиданности ювелира и его жену, князь сказал:

-Я принёс вам своё доброе решение. Я не хочу быть тираном в глазах общества, посему я решил - вы свободны! Свобода эта вам не будет ничего не стоить.

Иван и его жена упали на колени и заплакали от радости. Ювелир с большим почётом и уважением, проводил карету князя через весь город.

События на этом не кончились. В один прекрасный день, слуга доложил князю, что его хочет видеть ювелир. Войдя в кабинет князя, ювелир положил перед ним ларец из красного дерева. Князь открыл ларец и зажмурился. В ларце лежал чудесный золотой кубок, дивной формы. Весь он был украшен драгоценными камнями.

-Помните князь, я в первое своё посещение обещал сотворить для вас этот кубок. Я своё обещание выполняю. Примите его в дар, за вашу доброту, на память о счастливейшей супружеской паре на свете.

Когда ювелир ушёл, князь ещё долго сидел в кабинете, разглядывая кубок. Истинная любовь надо всем торжествует!

Создано Юрий Елистратов

П. Развилка