Рассказы зощенко монтер. Михаил зощенко - монтер

Зощенко
Перечитывала тут рассказы Зощенко. А у него много рассказов про театр. Один мне вот совсем нравится. Прямо очень хороший театральный рассказ.

МИХАИЛ ЗОЩЕНКО
МОНТЁР

Я, братцы мои, зря спорить не буду, кто важней в театре - актёр, режиссёр или, может быть, театральный плотник. Факты покажут. Факты всегда сами за себя говорят.
Дело это произошло в Саратове или Симбирске, одним словом, где-то недалеко от Туркестана. В городском театре. Играли в этом городском театре оперу. Кроме выдающейся игры артистов, был в этом театре, между прочим, монтёр - Иван Кузьмич Мякишев.
На общей группе, когда весь театр в двадцать третьем году снимали на карточку, монтёра этого пихнули куда-то сбоку - мол, технический персонал. А в центр, на стул со спинкой, посадили тенора.
Монтёр Иван Кузьмич Мякишев ничего на это не сказал, но в душе затаил некоторую грубость. Тем более, что на карточку сняли его вдобавок мутно, не в фокусе.
А тут такое подошло. Сегодня, для примеру, играют «Руслан и Людмила». Музыка Глинки. Дирижёр - маэстро Кацман. А без четверти минут восемь являются до этого монтёра две знакомые ему барышни. Или он их раньше пригласил, или они сами подошли - неизвестно. Так являются эти две знакомые барышни, отчаянно флиртуют и вообще просят их посадить в общую залу - посмотреть на спектакль. Монтёр говорит:
- Да ради бога, медам. Сейчас я вам пару билетов устрою. Посидите тут, у будки.
И сам, конечно, к управляющему.
Управляющий говорит:
- Сегодня выходной день. Народу пропасть. Каждый стул на учёте. Не могу.
Монтёр говорит:
- Ах так,- говорит.- Ну, так я играть отказываюсь. Отказываюсь, одним словом, освещать ваше производство. Играйте без меня. Посмотрим тогда, кто из нас важней и кого сбоку сымать, а кого в центр сажать.
И сам обратно в будку. Выключил по всему театру свет, замкнул на все ключи будку и сидит - флиртует со своими знакомыми девицами.
Тут произошла, конечно, форменная неразбериха. Управлющий бегает. Публика орёт. Кассир визжит, пугается, как бы у него деньги в потёмках не взяли. А бродяга, главный оперный тенор, привыкший всегда сыматься в центре, заявляется до дирекции и говорит своим тенором:
- Я в темноте петь тенором отказываюсь. Раз,- говорит,- темно - я ухожу. Мне,- говорит,- голос себе дороже. Пущай ваш монтёр поёт.
Монтёр говорит:
- Пущай не поёт. Наплевать на него. Раз он в центре сымается, то и пущай одной рукой поёт, другой свет зажигает. Думает - тенор, так ему и свети всё время. Теноров нынче нету!
Тут, конечно, монтёр схлестнулся с тенором.
Вдруг управляющий является, говорит:
- Где эти чёртовы две девицы? Через них наблюдается полная гибель. Сейчас я их куда-нибудь посажу, леший их забодай!
Монтёр говорит:
- Вот они, чёртовы девицы! Только не через их гибель, а гибель через меня. Сейчас,- говорит,- я свет дам. Мне энергии принципиально не жалко.
Дал он сию минуту свет.
- Начинайте,- говорит.
Сажают тогда его девиц на выдающиеся места и начинают спектакль.
Теперь и разбирайтесь сами, кто важнее в этом сложном театральном механизме.
Конечно, если без горячности разбираться, то тенор тоже для театра - крупная ценность. Иная опера не сможет даже без него пойти. Но и без монтёра нет жизни на театральных подмостках.
Так что они оба-два представляют собой одинаковую ценность. И нечего тут задаваться: дескать, я - тенор. Нечего избегать дружеских отношений. И сымать на карточку мутно, не в фокусе!

Тема урока: «Монтер» М.М. Зощенко

Цели:

    Образования:

углубить знания учащихся о М.М.Зощенко, познакомить с содержанием и идейно-художественными особенностями рассказа “Монтёр”.

    Воспитания:

подвести учащихся к мысли об уважении таланта.

    Развития:

Развивать умение понимать авторскую оценку, отличную от оценки повествователя.

Оборудование урока:

портрет М.М.Зощенко, выставка книг.

I. Подготовка к восприятию.

Вступительное слово учителя.

На прошлом уроке мы познакомились с рассказами М.М.Зощенко “Галоша” и “Встреча”. Вы помните высказывание В. Шкловского о том, что Зощенко писал о человеке, который “живет в великое время, но больше озабочен водопроводом, канализацией и копейками. Человек за мусором не видит леса”. Этому человеку нужно было открыть глаза. В решении этой непростой задачи увидел Зощенко своё писательское назначение. Сегодня на уроке мы познакомимся с рассказом М.М.Зощенко “Монтёр”, который был опубликован в журнале “Бегемот” за 1926г. В №42. Рассказ публиковался под названием “Сложный механизм” или “Театральный механизм”.

Но рассказ мы сегодня будем таким способом: этот рассказ у меня размещен на нескольких карточках. (Приложение 1). Каждый прочитывает сперва свою часть про себя и постарается хорошо обдумать. Вероятно, сразу же догадается тот, у кого начало рассказа, а у кого финал. Мы должны из разорванных кусков склеить рассказ. Это задача нелегкая.

    Работа с текстом.

У кого начало?

Почему вы решили, что это начало? Ведь получилось 11 кусков, а почему именно вы поднимаете руку?

(Там есть такие слова «Дело это произошло в Саратове или Симбирске…в городском театре…был…монтер)

Значит, мы узнаем место, где происходят события рассказа. О чем говорят слова «Дело это произошло в Саратове или Симбирске, словом, где-то недалеко от Туркестана»?

Что еще мы узнаем?

Монтер –Иван Кузьмич Мякишев. Кто продолжит?

Что мы узнали из этого отрывка?

(Монтера посадили не в центре)

Кто продолжает?

(Да и еще м онтер неудачно снят на групповом снимке)

Как вы определили, что именно это продолжение?

(В предыдущем отрывке говорится о спектакле, который играют в этот день. А в этом, что в театр явились барышни посмотреть этот спектакль).

Следующий отрывок.

Что помогло определить, что читать нужно именно это?

(Повтор слова УПРАВЛЯЮЩИЙ, разговор, который происходит между монтером и управляющим).

У кого продолжение?

Что узнаем из этого отрывка?

(Монтер обиделся, решил показать, кто главный в театре).

Продолжаем.

Что ж дает этот текст?

(Что началось в театре, когда монтер выключил свет).

Кто продолжает?

Как определили, что именно этот отрывок следует сейчас читать?

(Слова монтера «пущай не поет»)

Что происходит потом?

Что узнаем из прочитанного отрывка?

(Требования монтера пытаются удовлетворить).

Почему вы думаете, именно этот отрывок?
(Требования монтера удовлетворены).

У кого осталась непрочитанная карточка?

Теперь скажите, почему рассказ, который был разрезан, все-таки собрался?

(Потому что связный рассказ).

Связный рассказ, и нам стоит только подумать, чтобы уловить эту связь. А на чем мы уловили эту связь?

(По смыслу)

Верно. В одной карточке причина – во второй следствие.

Докажите, что есть причина и следствие в рассказе.

Кто, по-вашему, важнее для театра: тенор или монтер?

Согласны ли вы с утверждением писателя, что в театре все равны?

Что такое талант, и каким должно быть отношение к таланту в обществе?

Правдоподобна ли ситуация, описанная в рассказе?

Актуален ли рассказ в наши дни?

В чем его актуальность?

МОНТЁР

Я, братцы мои, зря спорить не буду, кто важней в театре - актёр, режиссёр или, может быть, театральный плотник. Факты покажут. Факты всегда сами за себя говорят.

Дело это произошло в Саратове или Симбирске, одним словом, где-то недалеко от Туркестана. В городском театре. Играли в этом городском театре оперу. Кроме выдающейся игры артистов, был в этом театре, между прочим, монтёр - Иван Кузьмич Мякишев.

На общей группе, когда весь театр в двадцать третьем году снимали на карточку, монтёра этого пихнули куда-то сбоку - мол, технический персонал. А в центр, на стул со спинкой, посадили тенора.

Монтёр Иван Кузьмич Мякишев ничего на это не сказал, но в душе затаил некоторую грубость. Тем более, что на карточку сняли его вдобавок мутно, не в фокусе.

А тут такое подошло. Сегодня, для примеру, играют «Руслан и Людмила». Музыка Глинки. Дирижёр - маэстро Кацман.

А без четверти минут восемь являются до этого монтёра две знакомые ему барышни. Или он их раньше пригласил, или они сами подошли - неизвестно. Так являются эти две знакомые барышни, отчаянно флиртуют и вообще просят их посадить в общую залу - посмотреть на спектакль. Монтёр говорит:

- Да ради бога, медам. Сейчас я вам пару билетов устрою. Посидите тут, у будки.

И сам, конечно, к управляющему.

Управляющий говорит:

- Сегодня выходной день. Народу пропасть. Каждый стул на учёте. Не могу.

Монтёр говорит:

- Ах так,- говорит.- Ну, так я играть отказываюсь. Отказываюсь, одним словом, освещать ваше производство. Играйте без меня. Посмотрим тогда, кто из нас важней и кого сбоку сымать, а кого в центр сажать.

И сам обратно в будку. Выключил по всему театру свет, замкнул на все ключи будку и сидит - флиртует со своими знакомыми девицами.

Тут произошла, конечно, форменная неразбериха. Управлющий бегает. Публика орёт. Кассир визжит, пугается, как бы у него деньги в потёмках не взяли. А бродяга, главный оперный тенор, привыкший всегда сыматься в центре, заявляется до дирекции и говорит своим тенором:

- Я в темноте петь тенором отказываюсь. Раз,- говорит,- темно - я ухожу. Мне,- говорит,- голос себе дороже. Пущай ваш монтёр поёт.

Монтёр говорит:

- Пущай не поёт. Наплевать на него. Раз он в центре сымается, то и пущай одной рукой поёт, другой свет зажигает. Думает - тенор, так ему и свети всё время. Теноров нынче нету!

Тут, конечно, монтёр схлестнулся с тенором.

Вдруг управляющий является, говорит:

- Где эти чёртовы две девицы? Через них наблюдается полная гибель. Сейчас я их куда-нибудь посажу, леший их забодай!

Монтёр говорит:

- Вот они, чёртовы девицы! Только не через их гибель, а гибель через меня. Сейчас,- говорит,- я свет дам. Мне энергии принципиально не жалко.

Дал он сию минуту свет.

- Начинайте,- говорит.

Сажают тогда его девиц на выдающиеся места и начинают спектакль.

Теперь и разбирайтесь сами, кто важнее в этом сложном театральном механизме.

Конечно, если без горячности разбираться, то тенор тоже для театра - крупная ценность. Иная опера не сможет даже без него пойти. Но и без монтёра нет жизни на театральных подмостках.

Так что они оба-два представляют собой одинаковую ценность. И нечего тут задаваться: дескать, я - тенор. Нечего избегать дружеских отношений. И сымать на карточку мутно, не в фокусе!

1927

Я, братцы мои, зря спорить не буду, кто важней в театре - актер, режиссер или, может быть, театральный плотник. Факты покажут. Факты всегда сами за себя говорят.

Дело это произошло в Саратове или Симбирске, одним словом, где-то недалеко от Туркестана. В городском театре. Играли в этом городском театре оперу. Кроме выдающейся игры артистов, был в этом театре, между прочим, монтер - Иван Кузьмич Мякишев.

На общей группе, когда весь театр в двадцать третьем году снимали на карточку, монтера этого пихнули кудато сбоку - мол, технический персонал. А в центр, на стул со спинкой, посадили тенора.

Монтер Иван Кузьмич Мякишев ничего на это не сказал, но в душе затаил некоторую грубость. Тем более что на карточку сняли его вдобавок мутно, не в фокусе.

А тут такое подошло. Сегодня, для примеру, играют «Руслан и Людмила». Музыка Глинки. Дирижер - маэстро Кацман. А без четверти минут восемь являются до этого монтера две знакомые ему барышни. Или он их раньше пригласил, или они сами подошли - неизвестно. Так являются эти две знакомые барышни, отчаянно флиртуют и вообще просят их посадить в общую залу посмотреть на спектакль. Монтер говорит:

Да ради бога, медам. Сейчас я вам пару билетов устрою. Посидите тут, у будки.

И сам, конечно, к управляющему.

Управляющий говорит:

Сегодня выходной день. Народу пропасть. Каждый стул на учете. Не могу.

Монтер говорит:

Ах так, говорит. Ну, так я играть отказываюсь. Отказываюсь, одним словом, освещать ваше производство. Играйте без меня. Посмотрим тогда, кто из нас важней и кого сбоку сымать, а кого в центр сажать.

И сам обратно в будку. Выключил по всему театру свет, замкнул на все ключи будку и сидит - флиртует со своими знакомыми девицами.

Тут произошла, конечно, форменная неразбериха. Управляющий бегает. Публика орет. Кассир визжит, пугается, как бы у него деньги в потемках не взяли. А бродяга, главный оперный тенор, привыкший всегда сыматься в центре, заявляется до дирекции и говорит своим тенором:

Я в темноте петь тенором отказываюсь. Раз, говорит, темно - я ухожу. Мне, говорит, голос себе дороже. Пущай ваш монтер поет.

Монтер говорит:

Пущай не поет. Наплевать на него. Раз он в центре сымается, то и пущай одной рукой поет, другой свет зажигает. Думает - тенор, так ему и свети все время, Теноров нынче нету!

Тут, конечно, монтер схлестнулся с тенором.

Вдруг управляющий является, говорит:

Где эти чертовы две девицы? Через них наблюдается полная гибель. Сейчас я их куда-нибудь посажу, леший их забодай!

Монтер говорит:

Вот они, чертовы девицы! Только не через их гибель, а гибель через меня. Сейчас, говорит, я свет дам. Мне энергии принципиально не жалко.

Дал он сию минуту свет.

Начинайте, - говорит.

Сажают тогда его девиц на выдающиеся места и начинают спектакль.

Теперь и разбирайтесь сами, кто важнее в этом сложном театральном механизме.

Конечно, если без горячности разбираться, то тенор тоже для театра крупная ценность. Иная опера не сможет даже без него пойти. Но и без монтера нет жизни на театральных подмостках.

Так что они оба - два представляют собой одинаковую ценность. И нечего тут задаваться: дескать, я - тенор. Нечего избегать дружеских отношений. И сымать на карточку мутно, не в фокусе!

М. Зощенко Монтер

Я, братцы мои, зря спорить не буду, кто важней в театре- актер, или, может быть, театральный плотник. Факты покажут. Факты всегда сами за себя говорят.

Дело это произошло в Саратове или Симбирске, одним словом, где-то недалеко от Туркестана. В городском театре. Играли в этом городском театре оперу. Кроме выдающейся игры артистов, был в этом театре, между прочим, монтер-Иван Кузьмич Мякишев.

На общей группе, когда весь театр в двадцать третьем году снимали на карточку, монтера этого пихнули куда-то сбоку- мол, технический персонал. А в центр, на стул со спинкой, посадили тенора.

Монтер Иван Кузьмич Мякишев ни чего на это не сказал, но в душе затаил некоторую грубость. Тем более, что на карточку сняли его вдобавок мутно, не в фокусе.

А тут такое подошло. Сегодня, для примеру, играют «Руслан и Людмила». Музыка Глинки. Дирижер- маэстро Кацман. А без четверти минут восемь являются до этого монтера две знакомые ему барышни. Или он их раньше пригласил, или они сами подошли- неизвестно. Так являются эти две знакомые барышни, отчаянно флиртуют и вообще просят их посадить в общую залу- посмотреть на спектакль. Монтер говорит:

Да ради бога, медам. Сейчас я вам пару билетов устрою. Посидите тут, у будки.

И сам, конечно, к управляющему.

Управляющий говорит:

Сегодня выходной день. Народу пропасть. Каждый стул на учете. Не могу.

Монтер говорит:

Ах так, - говорит.- Ну, так я играть отказываюсь. Отказываюсь, одним словом, освещать ваше производство. Играйте без меня. Посмотрим тогда, кто из нас важней и кого сбоку сымать, а кого в центр сажать.

И сам обратно в будку. Выключил по всему театру свет, замкнул на все ключи будку и сидит- флиртует со своими знакомыми девицами.

Тут произошла, конечно, форменная неразбериха. Управляющий бегает.Публика орет. Кассир визжит, пугается, как бы у него деньги в потемках не взяли. А бродяга, главный оперный тенор, привыкший всегда сниматься в центре, заявляется до дирекции и говорит своим тенором:

Я в темноте петь тенором отказываюсь. Раз,-говорит,- темно- я ухожу. Мне,- говорит,- голос себе дороже. Пущай ваш монтер поет.

Монтер говорит:

Пущай не поет. Наплевать на него. Раз он в центре сымается, то пущай одной рукой поет, другой свет зажигает. Думает – тенор, так ему и свети все время. Теноров нынче нету!

Тут, конечно, монтер схлестнулся с тенором.

Вдруг управляющии является, говорит:

Где эти чертовы две девицы? Через них наблюдается полная гибель. Сейчас я их куда- нибудь посажу, леший их забодай!

Монтер говорит:

Вот они, чертовы девицы! Только не через их гибель, а гибель через меня. Сейчас,- говорит,- я свет дам. Мне энергии принципиально не жалко.

Дал он сию минуту свет.

Начинайте,- говорит.

Сажают тогда его девиц на выдающиеся места и начинают спектакль.

Теперь и разбирайтесь сами, кто важнее в этом сложном театральном д

Конечно, если без горячности разбираться, то тенор тоже для театра- крупная ценность. Иная опера не сможет даже без него пойти. Но и без монтера нет жизни на театральных подмостках.

Я, братцы мои, зря спорить не буду, кто важней в театре - актер, режиссер или, может быть, театраль­ный плотник. Факты покажут. Факты всегда сами за себя говорят.

Дело это произошло в Саратове или Симбирске, одним словом, где-то недалеко от Туркестана. В го­родском театре. Играли в этом городском театре опе­ру. Кроме выдающейся игры артистов, был в этом те­атре, между прочим, монтер - Иван Кузьмич Мякишев.

На общей группе, когда весь театр в двадцать тре­тьем году снимали на карточку, монтера этого пихну­ли куда-то сбоку - мол, технический персонал. А в центр, на стул со спинкой, посадили тенора.

Монтер Иван Кузьмич Мякишев ничего на это не сказал, но в душе затаил некоторую грубость. Тем бо­лее, что на карточку сняли его вдобавок мутно, не в фокусе.

А тут такое подошло. Сегодня, для примеру, игра­ют: «Руслан и Людмила». Музыка Глинки. Дирижер- маэстро Кацман. А без четверти минут восемь явля­ются до этого монтера две знакомые ему барышни. Или он их раньше пригласил, или они сами подо­шли - неизвестно. Так являются эти две знакомые барышни, отчаянно флиртуют и вообще просят их по­садить в общую залу - посмотреть на спектакль. Мон­тер говорит: - Да ради бога, медам. Сейчас я вам пару биле­тов устрою. Посидите тут, у будки.

И сам, конечно, к управляющему. Управляющий говорит: - Сегодня выходной день. Народу пропасть. Каж­дый стул на учете. Не могу.

Монтер говорит: - Ах так,- говорит.- Ну, так я играть отказыва­юсь. Отказываюсь, одним словом, освещать ваше про­изводство. Играйте без меня. Посмотрим тогда, кто из нас важней и кого сбоку сымать, а кого в центр са­жать.

И сам обратно в будку. Выключил по всему театру свет, замкнул на все ключи будку и сидит - флиртует со своими знакомыми девицами.

Тут произошла, конечно, форменная неразбериха. Управляющий бегает. Публика орет. Кассир визжит, пугается, как бы у него деньги в потемках не взяли. А бродяга, главный оперный тенор, привыкший всегда сыматься в центре, заявляется до дирекции и говорит своим тенором: - Я в темноте петь тенором отказываюсь. Раз,- говорит,- темно - я ухожу. Мне,- говорит,- голос себе дороже. Пущай ваш монтер поет.

Монтер говорит: - Пущай не поет. Наплевать на него. Раз он в центре сымается, то и пущай одной рукой поет, дру­гой свет зажигает. Думает - тенор, так ему и свети все время. Теноров нынче нету! Тут, конечно, монтер схлестнулся с тенором, Вдруг управляющий является, говорит: - Где эти чертовы две девицы? Через них наблю­дается полная гибель. Сейчас я их куда-нибудь поса­жу, леший их забодай! Монтер говорит: - Вот они, чертовы девицы! Только не через их гибель, а гибель через меня. Сейчас, - говорит, - я свет дам. Мне энергии принципиально не жалко.

Дал он сию минуту свет - Начинайте,- говорит.

Сажают тогда его девиц на выдающиеся места и начинают спектакль.

Теперь и разбирайтесь сами, кто важнее в этом сложном театральном механизме.

Конечно, если без горячности разбираться, то те­нор тоже для театра - крупная ценность. Иная опера не сможет даже без него пойти. Но и без монтера нет жизни на театральных подмостках.

Так что они оба-два представляют собой одинако­вую ценность. И нечего тут задаваться: дескать, я - тенор. Нечего избегать дружеских отношений. И сы­мать на карточку мутно, не в фокусе! 1927




Top