Ровинский подробный словарь русских гравированных портретов pdf. Книга: Д.А

"Подробный словарь русских гравированных портретов" Д. А. Ровинского - это огромный труд по русской иконографии. В четырех томах этого словаря подробно описано 2000 портретов с весьма меткими характеристиками исторического и главным образом бытового характера, говорящими о глубоких знаниях автора. В конце последнего тома, помимо истории русской портретной живописи и гравирования, чрезвычайный интерес представляют главы, охватывающие чуть не всю историю России, притом написанные не по шаблону, а живо, интересно и искренне человеком, любившим Россию и хорошо изучившим ее. В пятом томе представлены более поздние дополнения и исправления к словарю Ровинского, сделанные Д. Адарюковым и И. Орловым. Книга предназначена для научных и музейных работников, искусствоведов, а также для тех, кто интересуется русскими гравюрами, истоками нашей истории и культуры. Репринтное издание. Издательство: "Любимая книга" (2007) ISBN: 1-932525-41-6, 1-932525-48-3 Купить за 10930 руб в Лабиринте

Ровинский, Дмитрий

Дмитрий Ровинский, юрист и знаток русского портрета

Дми́трий Алекса́ндрович Рови́нский (16 (28) августа , Москва - 23 июня , Бад-Вильдунген , Германия) - русский юрист, знаменитый как историк искусства и составитель справочников по русским портретам и гравюре XVIII-XIX веков. Почётный член Академии наук и Академии художеств.

Служба

Сын московского полицеймейстера, родился 16 августа 1824 года. Окончив курс в училище правоведения , начал службу в Москве, где последовательно проходил должности секретаря Сената, губернского стряпчего, товарища председателя уголовной палаты, губернского прокурора, прокурора судебной палаты и председателя уголовного департамента судебной палаты. С 1870 года состоял до самой смерти сенатором уголовного кассационного департамента.

Ровинский как юрист

Период служебной жизни Ровинского до начала судебной реформы отличался чрезвычайно живой, чуткой и чуждой всякого формализма деятельностью, особливо на важной должности губернского прокурора, значение которой он умел чрезвычайно возвысить, несмотря на всю трудность отношений с самовластным и узким «хозяином Москвы» - генерал-губернатором графом Закревским. Настойчиво добиваясь возможной материальной правды и справедливости в решениях по делам уголовным, построенным подчас с полным забвением о живом человеке, на территории формальных, предвзятых, механически оцениваемых доказательств, добытых притом при следствии невежественными и часто своекорыстными полицейскими чиновниками, вымогавшими у заподозренного сознание с помощью замаскированных, а иногда и явных истязаний или томлениях в «клоповниках» и «могилах» подвальных этажей «частных домов», Ровинский входил во все и бдительным надзором, настояниями и просьбами, где только было возможно, устранял вопиющие злоупотребления современного ему судебно-следственного порядка. Много приходилось ему трудиться и над улучшением положения арестантов в среде, где уже кончал сиять светом своего любвеобильного сердца Фёдор Петрович Гааз, о котором Ровинский и в конце своих дней вспоминал с умилением. Тяжёлые столкновения с гр. Закревским вызывались заступничеством Р. за крепостных при искусственно раздуваемых случаях неповиновения их помещикам и даже управляющим, причём случаям этим бездушно придавался характер «восстания», влекшего за собой каторгу и плети. Стараясь влиять на молодых судебных деятелей собственным примером, Ровинский горячо приветствовал издание в 1860 году наказа судебным следователям и напутствовал будущих следователей Московской губернии, собравшихся у губернского прокурора, призывом

«быть прежде всего людьми, а не чиновниками, служить делу, а не лицам, опираться на закон, но объясняя его разумно, с целью сделать добро и принести пользу, и домогаться одной награды - доброго мнения общества…»

Предположения о необходимости судебной реформы вызвали его на ряд работ, содержавших в себе исполненную действительного знания жизни и веры в духовные силы народа критику «общей объяснительной записки» к проекту уголовного судопроизводства графа Блудова, в которой предлагалось постепенное введение улучшений в существующие судебный строй и приемы. Стоя за необходимость радикального изменения последних и находя нужным с корнем вырвать из русской судебной жизни черствое «приказное отношение», прикрытое «либеральными декорациями с трескучими фразами и уголовными прибаутками», Ровинский предлагает в основу судебного строя положить уже выяснившийся с самой симпатичной стороны тип мирового посредника и затем, для более важных дел, создать суд присяжных. Он первый имел смелость ясно и прямодушно поставить вопрос об этом суде на практическую почву, вступив при этом в борьбу со многими лицами, авторитетными по своему положению. Против указаний на предполагаемую неспособность русского человека отличать преступление от несчастия Ровинский выставлял в своих юридических и историко-литературных трудах глубокую разницу между состраданием народа к осуждённому и предполагаемой снисходительностью его к преступлению.

«Народ, - говорил он, - смотрит с состраданием на преступника, уже наказанного плетьми и осуждённого на каторгу и ссылку и, забывая все сделанное им зло, несёт ему щедрые подаяния вещами и деньгами; он жалеет подсудимых, просиживающих под судом годы и десятилетия в явное разорение своего семейства и государственной казны, но за это сострадание следовало бы скорее признать за народом глубокое нравственное достоинство, нежели обвинять его в недостатке юридического развития».

Яркими красками описывал Ровинский в различных записках осуществление господствовавшей у нас до 1863 года системы наказаний с острожным сидением, плетями и шпицрутенами, рисуя ужасающими, но правдивыми чертами «зеленую улицу». На отрицание в русском человеке чувства законности, вследствие чего присяжные будто бы не будут видеть преступления там, где его видит закон, Ровинский отвечал указанием на то, что именно общественный суд, гласный и всеми уважаемый, должен предшествовать юридическому развитию общества и самих судей, так как только в нём народ научится правде и перестанет признавать некоторые преступления за самое обыкновенное дело. Наконец, на опасение, что суд присяжных окажется непонятным обществу новшеством и не найдет нужных для себя органов в лице прокуроров и защитников, он возражал исследованиями об участии общественного и выборного элементов в старом русском суде и чрезвычайно интересными замечаниями и выводами о том, как должен выработаться и какими национальными особенностями выразиться тип будущих русских обвинителей и адвокатов. Вызванный в Петербург для участия в комиссии по судебному преобразованию и прикомандированный в 1863 году к Государственной канцелярии, Ровинский настойчиво и неустанно проводил свой взгляд, стараясь, между прочим, освободить производство с присяжными от ненужных условностей, сократить прокурорские отводы, чрезмерно частое приведение заседателей к присяге и вообще устранить из производства тот элемент недоверия и дидактизма, к которому многие были склонны по отношению к представителям общественной совести. Некоторые из предположений Ровинского были осуществлены, под властным указанием опыта, лишь впоследствии. С особенной любовью работал Ровинский и над организацией мирового института, предлагая, для поднятия его в глазах населения и для ближайшего приобщения его к органам центрального и местного управления, считать почётными мировыми судьями на всю империю министров юстиции и внутренних дел, членов Государственного Совета и сенаторов - во все время нахождения их в должности, а по губерниям - губернаторов, губернских предводителей дворянства и председателей губернских земских управ.

В 1862 году, под его непосредственным руководством, была исполнена обширная судебно-статистическая работа по собранию и разработке сведений о положении дел судебного ведомства в губерниях будущего московского судебного округа.

Назначенный прокурором этого округа в 1866 году, Ровинский с радостной энергией принялся за практическую организацию нового дела. Им избран первый состав московской прокуратуры, из которой вышло столько замечательных судебных деятелей. Им были призваны в её ряды, между прочим, будущий министр юстиции Манасеин и известный своим талантом обвинителя Громницкий. Исполняя, наряду со своими подчиненными, прокурорские обязанности, чуждый всякого «генеральства» и стремления к внешнему блеску, Ровинский служил им примером преданной службы любимому делу. Первые шаги новых учреждений не могли обойтись без невольных ошибок, а общество далеко не во всех своих слоях относилось к ним с сочувствием. Возникали неизбежные столкновения и пререкания, приходилось иметь дело с тайным злорадством и явным недоброжелательством тех, чья власть или влияние встречали законную препону в непривычной деятельности новых учреждений. Положение первого прокурора судебной палаты самого большого из судебных округов было не только трудное, но и нравственно ответственное пред будущностью нового суда. И в должностях судьи по существу и судьи кассационного, Ровинский сохранил свой жизненный взгляд на каждое дело, которое представлялось ему, прежде всего, бытовым явлением с индивидуальной окраской. Чуждый мертвых юридических схем, видевший во всем и прежде всего живого человека, Р. вносил свою отзывчивость на запросы житейской правды и в отвлечённую область оценки кассационных нарушений. Враг всякой «канцелярщины», всего уклончивого, неопределённого и недосказанного, он был краток и точен в своей работе, умея, однако, очень подробно разрабатывать вопросы, когда они касались установления правильного взгляда на серьёзные правоотношения или правонарушения. Он работал неустанно, с редкой добросовестностью, не избегая ни под какими предлогами сухого и подчас очень скучного, кропотливого труда. В течение своей сенаторской деятельности он был всегда на своём посту, влияя на товарищей независимостью и ясностью своих житейских и юридических взглядов. Вступив в Сенат в возрасте, когда многие уже мечтают о покое, он бодро принялся за труд и доложил 7825 дел, по каждому из которых им собственноручно написано решение или мотивированная резолюция.

Искусствоведение

Это было для него не легко, ибо рядом со службой у него существовала любимая сфера искусства, куда его влекло всеми силами души и где он отдыхал душевно. В этой сфере он сделал очень многое. Один, собственными трудами и путём больших материальных жертв, он собрал и издал ряд изданий: «Историю русских школ иконописания», «Русские граверы и их произведения», «Словарь русских гравированных портретов», «Русский гравер Чемесов» (с 17 портретами), «Русские народные картины», «Достоверные портреты московских государей» (с 47 рисунками), «Н. Н. Уткин. Его жизнь и произведения» (с 34 портретами и рисунками), «Виды Соловецкого монастыря» (с 51 рисунком), «Материалы для русской иконографии» (12 выпусков, с 480 рисунками), «Одиннадцать гравюр Берсенева», «Ф. И. Иордан», «В. Г. Перов. Его жизнь и произведения», «Сборник сатирических картин», «Полное собрание гравюр Рембрандта» (с 1000 фототипиями), «Полное собрание гравюр учеников Рембрандта и мастеров, работавших в его манере» (с 478 фототипиями), «Подробный словарь русских гравированных портретов». Сверх того, им сделан ряд небольших изданий, каковы, например, «Виды из привислянских губерний», «Сатирические азбучные картинки 1812 года», «Посольство Сугорского» и другие. Первое место между изданиями Ровинского занимает «Подробный словарь русских гравированных портретов». Он состоит из 4 томов in quarto и представляет собой драгоценный памятник для ознакомления с искусством гравирования вообще и в России в особенности, давая описание портретов 2000 лиц, в каком-либо отношении привлекших к себе внимание современников и потомства. Эти описания, представляя собой отчёт о каждом портрете с массой точных и мельчайших технических подробностей, потребовали, ввиду 10 000 снимков, упоминаемых в книге, поразительного по своей настойчивости и усидчивости труда. Но не для одних любителей гравюр или учёных исследователей истории искусства дают эти четыре тома богатейший материал. На 3086 столбцах книги, составление которой одно могло бы наполнить жизнь человека, рядом с разнообразными, иногда прекрасными фототипиями, идут биографические заметки, рассказы и указания современников. В них содержится в высшей степени интересный исторический и бытовой материал, рисующий и освещающий со многих сторон русскую жизнь и её судьбы. Заметки Ровинского не имеют претензии на полноту или на определённую систему: это, по большей части, краткие, живые характеристики, блестящие умом, вооружённым громадной начитанностью и знанием. Сжатая форма их придаёт им особую силу и совершенно исключает всякую условность и деланный пафос. Вообще, в трудах Ровинского нет ни малейшего следа исторического прислужничества; его отзывы и оценки звучат полной искренностью. Впрочем, не все заметки его кратки. Есть под этим названием целые биографические очерки, выделение которых из «Словаря» и собрание вместе могло бы составить полную интереса книгу. Таковы, например, между прочим, очерки жизни и деятельности Александра I , Екатерины II , Дмитрия Самозванца и, в особенности, Суворова. Этого рода очеркам можно, пожалуй, сделать упрек в излишней подробности, выходящей за пределы «Словаря». Ровинский предвидел возможность подобного упрека. Ответ на него содержится в указании на отношение иконографии к истории.

«Для нас, иконографов, - говорит он, - интересно иметь не изображение Екатерины в высокоторжественной позе, а настоящую, живую Екатерину, со всеми её достоинствами и недостатками. Мы хотим знать всякую мелочь, которой была окружена эта великая женщина; хотим знать, в котором часу она вставала, когда садилась работать, что пила и ела за обедом, что делала вечером, как одевалась и куда ездила. Нам до всего дело, мы хотим знать её частную жизнь, даже прочесть её интимные записочки, хотим видеть её у себя дома - живую, умную, хитрую… может быть, и чересчур страстную. Из короткого знакомства со всеми мелочами её обихода мы более, чем из всякой другой Истории, вынесем уверенность, что лёгкие стороны её домашней жизни не имели расслабляющего влияния на царственные её задачи, и ещё более полюбим эту великую женщину за её безграничную любовь к её новому, русскому отечеству».

«Словарь гравированных портретов» изображает русских людей на различных ступенях общественной лестницы и в разные исторические эпохи. Но для полноты картины нужно было изображение русской жизни, нужно было собрать черты не личные, а бытовые, закреплённые в памяти народной тем или другим способом. Эту задачу выполнил Ровинский в другом своём классическом труде - «Русских народных картинках», изданных в 1881 году, в 9 томах, из которых четыре заключают в себе 1780 картинок, а пять представляют объяснительный к ним текст, на 2880 страницах большого in 8. В этом издании, требовавшем необычайной любви к делу, настойчивости и знания, и сопряженном притом с большими жертвами, Ровинский собрал все те народные картинки, которые выходили в свет до 1839 года, то есть до того времени, когда свободное народное художественное творчество было вставлено в рамки официальной цензуры. В картинках этих проходит самыми разнообразными сторонами бытовая и духовная жизнь народа с начала XVII века до средины XIX века. В наивных изображениях народного резца русский человек представлен в его отношениях к семье, к окружающему миру, к учению, в его религиозных верованиях и поэтических представлениях, в его скорбях и радостях, в подвигах и падении, в болезнях и развлечениях. Он перед нами живой, говорящий о себе сам, своим «красным словом», сказкой и легендой, своеобразный, мощный и простосердечный, терпеливый и страшный в гневе, шутливый и в то же время вдумчивый в жизнь и её сокровенный смысл, с добродушной иронией смотрящий на себя и на все окружающее, и величаво-спокойный пред лицом смерти.

По поводу тех или других народных картин приведены в этом труде целые подробные самостоятельные исследования, обширные извлечения из памятников народной литературы, стройные, построенные на богатых источниках и личном опыте и изучении бытовые и этнографические картины. Кто прочёл со вниманием пять томов текста к народным картинкам, тот может сказать, что пред его глазами прошла не официальная, не внешняя, но внутренняя русская жизнь более чем за два века, со всем тем, что составляло её сущность.

Любовь Ровинского к искусству сказалась и в изданной им в 1892 году книге «Василий Григорьевич Перов. Его жизнь и произведения», состоящей из прекрасной биографии художника, написанной Н. П. Собко, и из 60 фототипий с картин Перова. Для издания произведений кого-либо из выдающихся русских художников Ровинскому представлялся большой выбор. Такое издание могло бы подавлять надрывающим изображением тяжких сцен из боевой жизни; могло бы ласкать глаз изящной правдивостью в передаче переливов света на мехах, материях и украшениях; могло бы представлять те жанровые сцены, где «сквозь видимый смех слышатся невидимые слезы» и где глубоко трагическое существо заключено в рамки какого-нибудь житейского явления… Но он не останавливался на этих произведениях художественной кисти.

Ценитель, знаток и исследователь народной жизни, он не любил ничего кричащего, бьющего на эффект или исключительного. Простая русская жизнь, в её обычном, скромном течении, более привлекала его, ибо более просто и правдиво отражала на себе натуру русского человека. Живописателем именно такой жизни был Перов. Его простая, бесхитростная, полная стремления к самоусовершенствованию натура, его скромная жизнь должны были привлечь к себе чуткое внимание и симпатии Ровинского. Ещё большее влияние должны были иметь на Ровинского художественные произведения Перова, ибо в них, как в живописном калейдоскопе, проходит повседневная, небогатая красками и впечатлениями, но близкая русскому сердцу родная жизнь с её семейными радостями и горестями, неизбежными драмами, особенностями и увлечениями.

Дмитрий Ровинский. Грвюра И.П. Пожалостного 1888 г.

«Обозрение иконописания в России до конца XVII века» было напечатано ещё в 1856 г., в VIII томе Записок Археологического Общества. После смерти Д. Ровинского оно вышло в полном виде, вместе с трудом о фейерверков из архива исследователя. К книге приложен его портрет, гравированный И. П. Пожалостным в 1888 г.: «Д. А. Ровинский, Обозрение иконописания в России до конца XVII века. Описание фейерверков и иллюминаций». Издание А.С. Суворина, 1903.

Последние годы. Личность

После перехода в Сенат он стал ездить за границу и побывал повсюду: не только в Европе, но в Иерусалиме, Индии , Египте, Марокко, Китае и Японии , на Цейлоне и Яве, в Средней Азии и т. п.

Все свои разнообразные и богатые собрания гравюр и художественных произведений он завещал Эрмитажу, Румянцевскому музею, Публичной библиотеке и Академии Художеств; библиотеку - училищу правоведения; недвижимое имущество - Московскому университету, для премии за лучшее иллюстрированное издание для народного чтения; капитал в 60 тысяч рублей - на устройство народных училищ и на премию за лучшее сочинение по художественной археологии.

Ровинский похоронен на Кунцевском кладбище . По другим данным, его могила находилась подле храма Спаса нерукотворного Образа в селе Спас-Сетунь на реке Сетунь (ныне Рябиновая улица, 18), в советское время могила была снесена , хотя церковь сохранилась. Его дочь Екатерина Волчанецкая - второстепенная поэтесса 1920-х годов.

При составлении судебных уставов, возражая защитникам необходимости наград чинам будущего судебного ведомства, предвещавшим, в противном случае, оскудение его, он писал: «Если люди слишком честолюбивые, гоняющиеся за знаками отличия, не будут добиваться судебных должностей, то судебное ведомство может от этого только выиграть…».

В ЭСБЕ выдающийся русский юрист А. Ф. Кони даёт такую характеристику своему коллеге Ровинскому:

В личной жизни своей Ровинский был чрезвычайно оригинален. Среднего роста, широкоплечий, с большой лысиной, обрамленной сначала рыжеватыми, а потом седыми кудрями, с живыми, полными ума глазами, он был очень подвижен, никогда, кроме случаев болезни, не ездил в экипаже, жил в самой скромной обстановке и одевался просто и даже бедно, подтрунивая над страстью многих «обвешиваться» знаками отличия. Народная жизнь во всех её проявлениях его интересовала чрезвычайно. В течение многих лет он предпринимал большие пешеходные странствия по проселочным дорогам Центральной и Восточной России, прислушиваясь и приглядываясь. Жажда знания и деятельности не иссякала в нём до самой смерти, которая постигла его в Вильдунгене, за сборами, после только что перенесённой тяжёлой операции, в Париж, для окончания работы над офортами Ван-Остада. В последние годы жизни он мало бывал в обществе и все более и более замыкался в себе, чувствуя разлад между своим душевным строем и упадком идеалов, проявившимся в жизни русского общества.

Дмитрий Ровинский вошел в российскую историю не как юрист и реформатор судебной системы 1864 года, а как профессиональный историк искусства и русский коллекционер - основоположник науки о русском искусствоведении, а то, что сделано им в области гравероведения, вообще бесценно.

Без трудов Ровинского по русской гравюре, русским гравёрам, русскому гравированному портрету, русской народной картинке, а также гравюрам западноевропейских школ и офортов Рембрандта, собранных русским коллекционером, сегодня ни один специалист в этой области не обходится, ни в нашей стране, ни за границей.

Справочники, исторические обзоры развития гравировальных техник, монографии, каталоги, библиотека по истории гравюры – все началось с него. С самого начала Дмитрий Ровинский ставил перед собой единственную цель – просветительскую, для которой надо было создать базу, собрать материал и привлечь к ним внимание специалистов.

Многотысячная коллекция его гравюр началась со сбора западных образцов, в частности – с гравюр Рембрандта, но совет дальнего родственника М.П.Погодина – собирать все русское, потому что оно никем не ценится, и его не берегут – сыграл решающую роль.

А в придачу к этому наставлению Погодин передал молодому человеку для разбора небольшой сундучок, где находился архив Штелина, среди бумаг которого оказалось несколько гравированных портретов и лубочных картинок. Они и положили начало грандиозным коллекциям Дмитрия Ровинского.

Правда, легендарным русским коллекционером Дмитрий Ровинский стал не сразу. Поначалу он собирал народные картинки без особого энтузиазма, и мало отличал их друг от друга по качеству, считая, что они не представляют никакой художественной ценности. Как, впрочем, и русские гравюры, которые считал слепым подражанием западным.

Так длилось до тех пор, пока он не погрузился в тему с головой, а народная картинка стала его волновать не меньше, чем офорты Рембрандта. С годами «насмотренность» начала формировать его художественный вкус. Так постепенно из дилетанта он превращался в профессионала в области истории русского изобразительного искусства, русской истории, русского фольклора и русской этнографии.

Только перечень многотомных трудов, альбомов, статей и исследований Дмитрия Ровинского займет немало места. Его фундаментальными исследовательскими трудами стали:

«Русские граверы и их произведения с 1564 года до основания Академии художеств», «Словарь русских гравированных портретов», «Русские народные картинки», «Подробный словарь русских граверов и их произведений ХVI-XIX вв».

Последний, появившийся вскоре после смерти автора в 1895 году, стал итоговым и посмертным памятником полувековому подвижническому труду ученого. Самого Дмитрия Ровинского тоже можно считать памятником русской культуре: безмерно любивший свой народ, его мудрость, лукавство, юмор и обычаи, он пятьдесят лет с энтузиазмом русского патриота занимался изучением всего русского.

Трудолюбие, страстность, дисциплинированность и строгость по отношению к самому себе, привитые отцом еще в детстве, дополнились и развились в ходе личной юридической практики, приучившей к внимательному изучению всякого дела, строгому документированию деталей и к ответственности за принимаемые решения.

Эти качества не только способствовали его успешной карьере как прокурора, но и становлению Дмитрия Александровича как блестящего знатока русской истории и русской жизни. Собирая народные картинки, иконы и гравированные портреты, он обошел почти все Подмосковье, восток и север страны, а когда стали позволять должность и средства, объездил всю Европу, побывал в Индии, Китае, Марокко, Египте, Иерусалиме, Японии….

А настоящее коллекционирование началось с «Общества утаптывания дорог», как называли себя Иван Забелин и Дмитрий Ровинский с присоединившимся к ним братом Николаем. В поисках русской старины они обходили пешком все местные деревни и поселки, собираясь в походы уже с Пасхи: Кунцево, Коломенское, Новый Иерусалим, Саввино-Сторожевский монастырь, Сергиев Посад.... И так далее.

Один из самых больших походов в Переславль-Залесский длился две недели, в течение которого друзья ежедневно проходили по тридцать верст, питаясь черным хлебом и квасом. Во время походов делались зарисовки домов, церквей, местности, записывались обычаи, встречи, разговоры. Так складывалась бесценная коллекция Ровинского.

Наибольшие трудности при сборе возникали с иконами, которые их владельцы, особенно староверы, не хотели отдавать. Приходилось уговаривать и объяснять, что икона не только предмет поклонения и молитвы, но и произведение искусства, требующее изучения. С иконами Дмитрию Ровинскому вообще не повезло.

Свое первое серьезное исследование, предпринятое в двадцать девять лет (1852), русский коллекционер начал именно с истории русской иконографии. Первая рукопись Ровинского по истории русских школ иконописи, казалось, ничем не отличалась от предыдущих исследований в этой области.

Привыкший все доказывать только документами и подтверждать каждое слово фактами, Ровинский попал в капкан собственной профессиональной дотошности: его основной вывод о том, что никакого византийского эталона, которому, якобы, следовали русские иконописцы, в принципе не существовало.

А потому и возрождать мифический, никому не ведомый «русско-византийский стиль» нет никакой возможности. Более того, он показал на фактах, что царские живописцы, тот же Симон Ушаков, всегда отступали от греческо-византийских образцов. В процессе работы Дмитрий Ровинский впервые начал атрибутировать иконы, используя метод их стилистического анализа.

Он описал подробно все стадии создания иконы, как возникают подделки, как осуществляются «починки» икон и т.д.. Обо всем этом ему рассказывали в его бесчисленных экспедициях и беседах мастера-иконники. А главное, в приложении к труду он публикует 142 рецепта изготовления красок для икон, которые выписывал из иконописных подлинников.

Это и сделало книгу востребованной всеми иконописцами вплоть до наших дней. Но книга была запрещена, через четыре года, в урезанном виде, все-таки опубликована, а в полном объеме вышла только спустя полвека – в 1903 году.

Но именно эта книга стала новым этапом в изучении иконописных школ и древнерусской живописи. Вместо общих рассуждений здесь впервые были представлены реальные документы и факты, на основе которых была возможна их систематизация и обоснованные выводы.

Раньше все было наоборот: сначала выдвигалась какая-то версия, которую потом иллюстрировали отдельными образцами икон. В результате неудачи, которую потерпел русский коллекционер в русском иконоведении, Дмитрий Ровинский уже никогда не возвращался к этой теме.

Посвящается светлой памяти Д.А. Ровинского.

Т. 1. А-Г. 1912 , 1-372 стб., VIII с.; 1-139 л.л. таблиц с портретами

Т. 2. Д-Л. 1913. 373-662 стб., VIII с.; 140-246 л.л. таблиц с портретами

Т. 3. М-П. 1913. 663-986 стб., VIII с.; 247-365 л.л. таблиц с портретами

Т. 4. Р - Я, Фита. 1913. 987-1224 стб., VIII с. 366-483 л.л. таблиц с портретами.

Дополнение и продолжение «Подробного словаря» Ровинского. Описаны около 8300 портретов, гравированных и литографированных с живописных и скульптурных оригиналов. Краткие биографические сведения об изображенных лицах. Материал расположен аналогично расположению в «Подробном словаре» Д.А. Ровинского. Портреты подробно описаны. Указаны автор оригинала и гравер либо литограф, техника, размеры, подписи и надписи. Приведены сведения о разных отпечатках. Перечислены собрания и издания, в которых помещены портреты. Отмечены работы, не вошедшие в «Подробный словарь» Ровинского. Вспомогательный указатель вышел отдельным изданием: Алфавитный указатель граверов, литографов, живописцев, рисовальщиков, скульпторов и медальеров. М., т-во скоропечатни А. А. Левенсон, 1913. 142 стб, с. Включен и указатель монограмм на 3-х страницах. После фамилии каждого художника дан список его работ, вошедших в описываемое издание. Каждый том в зелёном цельнотканевом (коленкор) издательском переплёте. На передней крышке и корешке тиснением золотом: фамилия автора и название издания. Составные форзацы из белой бумаги, имитирующей муар. Фундаментальный труд известного русского предпринимателя, коллекционера Алексея Викуловича Морозова (1857-1934), посвящённый памяти выдающегося русского собирателя Д.А. Ровинского, чьими трудами и системой руководствовался автор. К 1912 году собрание гравюр и литографий Морозова насчитывало около 10 тыс. листов и было одним из первых по числу портретов и качеству оттисков.

Были экземпляры и с другим цветом коленкора:

Мягкие издательские обложки сохранены:

Морозов, Алексей Викулович (1857–1934) - предприниматель и коллекционер. С 1877 г. участвовал в делах семейной фирмы «Товарищество Викулы Морозова», но в 1900 передал дела брату и стал заниматься только коллекционированием, познакомился с московскими собирателями, антикварами, любителями и исследователями старины. Как коллекционер А. В. Морозов прославился, прежде всего, собранием русского фарфора. Это была одна из лучших коллекций фарфора, когда-либо собиравшихся в России. Также заслуживает внимания коллекция старинных икон, которую он начал собирать с конца 1913 г. Другим страстным увлечением Морозова стали гравированные и литографированные портреты. В 1895 г. он приобрел около тысячи листов из коллекции В. А. Тюляева, в 1897 - 160 редких листов у Н. С. Мосолова, в 1901 - ценнейшие гравюры из собрания П. А. Ефремова, в 1902 - собрание гравюр Э. П. Чапского.

К 1912 г. собрание гравюр и литографий Морозова насчитывало около десяти тысяч листов, было одним из первых по числу портретов и качеству оттисков. В 1912–1913 гг. Алексей Викулович выпустил многотомный «Каталог моего собрания русских гравированных и литографированных портретов», в котором описаны 8276 листов и содержится 1142 иллюстрации. При составлении каталога Морозов руководствовался трудами и системой Дмитрия Александровича Ровинского. Свой труд он посвятил памяти этого выдающегося русского собирателя. Собирал также фарфор, гравюры и иконы. Отцовский особняк во Введенском переулке Москвы был переделан для хранения и демонстрирования коллекций. Собрание икон Алексея Морозова считалось одним из лучших в России (наряду с коллекциями Ильи Остроухова и Степана Рябушинского). После русской революции 1917 года в доме Алексея Викуловича был основан Музей фарфора, а он сам назначен хранителем своих коллекций.

Морозов, Алексей Викулович (1857, Москва - 1934, там же), предприниматель, коллекционер. Из купеческой старообрядческой семьи. Учился в реальном училище (не окончил). Слушал лекции по истории и истории искусств в Московском университете. С 1877 участвовал в делах семейной фирмы старшей ветви рода Морозовых («Викуловичей») - Товарищества мануфактур Викула Морозова с сыновьями (в 1894 - начале 1900-х гг. возглавлял его). Фирме принадлежало одно из крупнейших текстильных производств в России: ткацкая и красильно-аппретурная фабрики в селе Никольском Покровского уезда Владимирской губернии, а также бумагопрядильная фабрика при селе Саввино Богородского уезда Московской губернии. Пожертвовал 400 тыс. рублей на устройство детской больницы (см. Морозовская детская клиническая больница). В начале 1900-х гг. Морозов отошёл от предпринимательской деятельности. С 1894 увлёкся коллекционированием, близко познакомился со всеми московскими собирателями, антикварами, любителями и исследователями старины.

Вещи приобретал в России и за границей (вернул на родину многие произведения отечественного искусства). Его коллекция фарфора была одной из лучших в России, включала к 1917 около 2,5 тыс. предметов: изделия елизаветинского времени, предметы сервировки стола, миниатюрные фигурки, статуэтки из серии «Русские типы» завода Ф.Я. Гарднера, продукцию других частных заводов конца XVIII - начала XIX вв., «трактирную» посуду с подчёркнуто броской раскраской, фигурки крестьян, горожан, военных, казаков, музыкантов завода братьев Поповых (1830-40-е гг.) и др.

Помощь Морозову в пополнении собрания оказывал московский антиквар С.Н. Какурин. Морозов сам атрибутировал почти все предметы своей коллекции. Другим его увлечением стало собирание гравированных и литографированных портретов. В 1895 он приобрёл около 1 тыс. листов из коллекции В.А. Тюляева, в 1897 - 160 редких листов у Н.С. Мосолова, в 1901 - ценнейшие гравюры из собрания П.А. Ефремова, в 1902 - собрание гравюр Э.П. Чапского. К 1912 собрания гравюр и литографий Морозова насчитывало около 10 тыс. листов, было одним из первых по числу портретов и качеству оттисков. Среди них - портреты, изданные или подготовленные к изданию П.П. Бекетовым. На основе этой коллекции С.П. Виноградов составил книгу «Собрание портретов, издаваемых П.П. Бекетовым», опубликованную на средства Морозова (М., 1913). Занимаясь изучением своей коллекции, Морозов выпустил «Каталог моего собрания русских гравированных и литографированных портретов» (т. 1-4, М., 1912-13), в котором описано 8276 листов, содержится 1142 иллюстрации; он посвящён памяти выдающегося русского собирателя Д.А. Ровинского, чьими трудами и системой руководствовался Морозов. С 1913 Морозов увлёкся иконами как предметом собирательства. Часть старинных икон досталась Морозову от деда Е.С. Морозова и отца В.Е. Морозова. В составлении коллекции Морозову помогал художник и коллекционер И.С. Остроухов; к 1917 в собрании было 219 древних икон, самая ранняя относилась к XIII в., большинство - к XVII в.

Кроме того, Морозов собирал антикварные серебряные вещи (220 предметов главным образом елизаветинского времени), миниатюры (156 работ), лубочные картинки, изделия из стекла и хрусталя, деревянные резные игрушки, ткани, вышивки. Коллекция размещалась в особняке Морозова (первоначально принадлежал его отцу) во Введенском переулке (ныне Подсосенский переулок), 21. Морозов заново оформил интерьеры особняка (по проекту архитектора Ф.О. Шехтеля), украсил его пятью панно работы М.А. Врубеля с изображениями Фауста, Мефистофеля, Маргариты и других персонажей трагедии И.В. Гёте «Фауст»; мебель, шкафы, специальные витрины для коллекции фарфора изготовлены на фабрике П.А. Шмита. Для размещения икон в 1895 к особняку сделана специальная пристройка. Своё собрание, по сведениям журнала «Русский библиофил» (1913), Морозов намеревался завещать городу «на создание музея его имени». В марте 1918 дом Морозова был захвачен латвийской анархической организацией «Лесна». Собрание Морозова значительно пострадало: исчезли все табакерки (фарфоровые и лаковые лукутинские), часть миниатюр, разбиты многие фарфоровые предметы, некоторая мебель, уничтожен архив Морозова. Коллекция Морозова была национализирована в августе 1918, в 1919 получила статус Музея-выставки русской художественной старины. Морозову выделили две комнаты в его бывшем особняке, он занимался хранением и описанием коллекции.

В 1921 музей был реорганизован и переименован в Музей фарфора (отделение Центрального декоративного музея); в 1929 переведён в здание Второго музея новой западной живописи, в 1932 в усадьбу Кусково. При преобразованиях музея предметы морозовской коллекции разошлись по другим музеям: иконы переданы в Исторический музей и Третьяковскую галерею, гравюры - в Музей изящных искусств, серебро и миниатюры - в Оружейную палату; большая часть фарфоровых изделий хранится в Музее керамики. Похоронен на Преображенском кладбище. Автор статьи: Н.М. Полунина.

Литература: Лазаревский И., Собрание фарфора А.В. Морозова, «Столица и усадьба», 1916, № 64-65; Музей русской художественной старины. Собрание фарфора, М., 1920; Самецкая Е.Б., А.В. Морозов и создание Государственного музея керамики, в книге: Музей. Художественные собрания СССР, [в.] 6, М., 1986; Морозова М.К., Мои воспоминания, «Наше наследие», 1991, № 6.

ОБЩЕСТВО ВОЗРОЖДЕНИЯ ХУДОЖЕСТВЕННОЙ РУСИ И МОРОЗОВЫ. Начало XX века в России - это время углубленного интереса к самобытным истокам русской культуры. В практическом поиске путей возрождения и развития русского национального искусства активное участие принимали художники и архитекторы, исследователи и меценаты, государственные деятели, органы печати, исторические, художественные и просветительские общества. Среди последних хочется выделить Общество возрождения художественной Руси. Это уникальное объединение существовало в Петрограде, а точнее в Царском Селе, с марта 1915 г. до октября 1917 г. Общество сформировалось на основе большого практического дела - строительства в новорусском стиле Федоровского Государева собора (1909-1912, архитектор В. А. Покровский) и комплекса Федоровского городка (1913-1917, архитектор С. С. Кричинский) в Царском Селе. Эти постройки возводились под покровительством и при содействии последней царской четы рядом с царской резиденцией - Александровским дворцом, более того, собор стал любимым домовым храмом царской семьи. И строительство и создание Общества неразрывно связаны с имением полковника Дмитрия Николаевича Ломана (1868-1918).

Будучи командиром 1-й роты Собственного Его Императорского Количества Сводного пехотного полка (охранявшего царскую семью), офицером по особым поручениям при Дворцовом коменданте, начальником и уполномоченным по Ее Императорского Величества Государыни Императрицы Александры Федоровны Царскосельскому военно-санитарному поезду № 143, начальником Их Императорских Высочеств великих княжон Марии Николаевны и Анастасии Николаевны лазарета № 17 при Федоровском городке, ктитором Федоровского собора, издателем роскошного альбома "Федоровский Государев собор" (Царское Село - М., 1915) и т. д., он в то же время серьезно интересовался древнерусским искусством и музыкой, собирал памятники старины, последовательно стремился к воплощению нового единого русского стиля (начинавшегося с внешнего вида зданий и завершавшегося созвучным ему оформлением одежды и предметов домашнего обихода) на основе возрождения и творческой переработки древнерусских традиций. Идейные взгляды Д. Н. Ломана были традиционны для его круга, просвещенное самодержавие как основа стабильного развития государства, православная церковь как хранительница национальных устоев и морального здоровья населения, наконец, образованный зажиточный народ - создатель экономического могущества России. На этом фундаменте создавались Федоровский собор и городок, эти положения легли в основу программы Общества возрождения художественной Руси. Общество возглавил влиятельный придворный, государственный и общественный деятель, знаток и собиратель памятников древнерусского искусства - князь А. А. Ширинский-Шихматов, но основные заботы по ведению дел Общества легли на плечи Д. Н. Ломана. В руководящий орган - Совет Общества - вошли А. А. Бобринский, В. М. Васнецов, В. Н. Воейков, В. Т. Георгиевский, Н. В. Покровский, А. В. Прахов, М. С. Путятин, Н. К. Рерих, А. И. Соболевский, В. В. Суслов, А. В. Щусев и др.

Всего за период до февральской революции членами Общества стало около 300 человек, но уже список 65 членов-учредителей дает вполне определенную картину его состава - это известные историки, археологи, собиратели, государственные деятели, церковные иерархи и даже князья императорской крови (Д. В. Айналов, Н. П. Лихачев, А. В. Орешников, А. И. Успенский, П. С. Уварова, И. С. Остроухов, С. П. Рябупшнский, В. А. Харитоненко, А. В. Кривошеий, С. В. Рухлов, В. К. Саблер, архиепископ Новгородский Арсений, князья Гавриил, Игорь и Константин Константиновичи). Общество начало публикацию памятников древнерусского искусства, провело два конкурса на составление проектов мебели в русском стиле, составило "Азбучный справочник по замене иностранных слов", заложило основу музея русской старины; среди задач, требовавших первоочередного решения, Общество выдвигало: изучение и охрану русских древностей, возрождение традиций допетровского искусства, развитие народных промыслов, организацию ознакомительных экскурсий для учащихся по русским городам, издание учебных пособий по русскому искусству для школ, широкое внедрение новорусского стиля в государственное строительство.

Среди членов-учредителей Общества, подписавших официально утвержденный устав нового объединения, мы находим, следующие одна задругой подписи: "Алексей Морозов. Сергей Морозов", что говорит об их активной поддержке программных положений и направления деятельности Общества. И это не случайно - Алексей Викулович Морозов (1857-1934) - директор "Товарищества Викула Морозов с сыновьями", фабрикант и благотворитель, был страстным коллекционером-исследователем. Он собрал превосходные коллекции русского фарфора, русских гравированных портретов и иконописи. А. В. Морозов самостоятельно составил и издал фундаментальный иллюстрированный "Каталог моего собрания русских гравированных и литографированных портретов" (М., 1912-1913, т. 1-4 и "Алфавитный указатель"), остающийся до сих пор незаменимым пособием для историков и искусствоведов. В феврале 1915 г. (еще до официальной регистрации Общества) А. В. Морозов через петербургского книгопродавца Н. В. Соловьева передал Д. Н. Ломану в дар библиотеке Федоровского городка полный экземпляр своего "Каталога..."

В ноябре того же года Общество благодарило А.В. Морозова за денежное пожертвование в размере 3-х тысяч рублей. Российском Государственном историческом архиве сохранился также написанный ровным бисерным почерком ответ А. В. Морозова на приглашение принять участие в общем собрании Общества 19 февраля 1917 г. в Царском Селе:

"Многоуважаемый Князь Алексей Александрович (Ширинский-Шихматов)! Приношу Вам мою искреннюю благодарность за присланную мне телеграмму о назначении Общего собрания Общества Возрождения Художественной Руси. К сожалению, по условиям настоящего времени, я лишен возможности приехать на собрание. Примите уверение в моем глубоком уважении и совершенной преданности. Москва 17-го февр. 1917г. Алексей Морозов".

Другой представитель многочисленного морозовского семейства - Сергей Тимофеевич Морозов (1860-1944) был директором-распорядителем "Товарищества Никольской мануфактуры", правоведом, меценатом и художником-любителем. В 1889 г. он предоставил флигель с художественной мастерской И. И, Левитану, в котором последний жил и работал до самой смерти. Но делом, принесшим С. Т. Морозову широкую известность, стала его деятельность по развитию кустарных промыслов, в течение многих лет он фактически возглавлял работу Московского губернского земства в области кустарной промышленности. С 1890 г. по 1897 г. он был заведующим, затем почетным попечителем Торгово-промышленного музея изделий, в 1903 г, на свои средства он выстроил трехэтажное здание музея в Леонтьевском переулке, а в 1911 г. пристроил к нему зал для размещения магазина.

Кроме того С. Т. Морозов создал фонд кредитования кустарно-кооперативного движения (получивший его имя), передав на нужды фонда 100 тыс. руб. В первой половине 1915 г. С. Т. Морозов оказал материальную помощь Обществу возрождения художественной Руси (кстати, его жена - О. В. Морозова была родной сестрой другого члена Общества - крупного государственного деятеля А. В. Кривошеина): "Его Высокородию С. Т. Морозову. Милостивый государь Сергей Тимофеевич, учредители Общества Уполномочили меня выразить Вам их глубокую признательность за принесенный Вами щедрый дар на нужды Общества в размере 5 тысяч рублей. Кн. А. А. Ширинский-Шихматов". Ближайшим сотрудником С. Т. Морозова был художник-прикладник (создавший в дальнейшем Музей игрушки в Сергиевом Посаде), заведующий художественной частью Кустарного Музея Н. Д. Бартрам. Вероятно, именно при содействии С. Т. Морозова состоялось знакомство Бартрама и Ломана.

После чего Ломан осенью 1914 г. заказал Бартраму составление эскизов деревянной резной мебели для главного здания Федоровского городка - Трапезной палаты. В письме-автографе от 27 ноября 1914г. Бартрам просит Ломана уточнить ряд вопросов по внутренней отделке трапезной и свою задачу при создании эскизов. Получив необходимые разъяснения, художник приступил к работе над заказом. Бартрам исполнил свои эскизы мебели (письменный стол, шкаф, буфет, кресла, стулья и т. д.) акварелью на 18 небольших листах бумаги и 17 апреля 1915 г. переслал их Ломану в Царское Село, сопроводив письмом на бланке Торгово-промышленного музея кустарных изделий: "...Вчера мною отосланы Вам 18 листов эскизов мебели, исправленных согласно указаниям Вашим и князя Алексея Алексеевича (Бобринского). Просмотрев эти рисунки, прошу их мне вернуть обратно с указанием, что именно Вы желали бы, и тогда Кустарный Музей вышлет Вам смету..." Все эскизы Н. Д. Бартрама сохранились в фонде Федоровского городка, но документально подтвердить факт изготовления по ним самой мебели пока не удалось. Февральская революция круто изменила судьбу Общества возрождения художественной Руси, лишив его высоких покровителей и материальной поддержки членов. Революция звала к целям прямо противоположным тем, что отстаивало Общество, его деятельность стала быстро сворачиваться и окончательно прекратилась в октябре 1917г. Автор статьи: А.С. Федотов

Коллекционер А.В. Морозов. Опыт творческого портрета. «Творчество – деятельность, порождающая нечто качественно новое, никогда ранее не бывшее. Деятельность может выступать как творчество в любой сфере: научной, производственно-технической, художественной, политической и т.д. – там, где создается, открывается, изобретается нечто новое», – так определяется это ключевое для нас понятие в «Большой советской энциклопедии». «Энциклопедический словарь» спустя десятилетие при­во­дит следующую формулировку: «Творчество – деятельность, порождающая нечто качественно новое и отличающееся неповторимостью, оригинальностью и уникальностью». К сожалению, ни в XIX , ни в XX вв. коллекционирование как интереснейшее социальное явление не получило в России сколько-нибудь глубокой оценки. Именно поэтому, вероятно, судьба многих и многих коллекций (о самих коллекционерах речь особая) сложилась столь драматически и трагически. Коллекция, как выдающийся феномен культуры своего времени, осталась за кадром для историков науки, культуры, образования. Еще более справедливо данное утверждение по отношению к частной коллекции, к десяткам тысяч коллекций, некогда блиставшим своими сокровищами и раритетами. А ведь любая из них была не случайным нагромождением вещей, а чьим-то любимым детищем, воплотившим в себе уровень знаний, вкус, пристрастия и своего непосредственного создателя, и своего времени. Любая коллекция являла собою результат творческого процесса, порождала «нечто качественно новое, никогда ранее не бывшее».

Ярким примером тому может служить ценнейшее личное собрание предпринимателя А.В. Морозова, включавшее фарфор, русские гравированные портреты, иконы и другие бесценные памятники отечественной культуры. А.В. Морозов родился в Москве в 1857 году в купеческой старообрядческой семье. Принадлежал к известному в Москве роду Морозовых, к его старшей ветви – Викуловичей. «С именем Морозовых,– отмечал коллекционер и мемуарист П.А. Бурышкин, – связуется представление о влиянии и расцвете московской купеческой мощи. Эта семья, разделившаяся на несколько самостоятельных и ставших различными ветвей, всегда сохраняла значительное влияние и в ходе московской промышленности и в ряде благотворительных и культурных начинаний» . В 1869 году мальчика отдали в Реальное училище, однако он не сумел его закончить. Учение давалось А.В. Морозову с большим трудом.

Позднее Алексей Викулович много занимался самообразованием, слушал лекции в Московском университете по истории и истории искусства. Некоторые профессора приходили заниматься даже к нему на дом. В итоге он стал обладателем широких познаний в области отечественной культуры. «Викулычам» принадлежало «Товарищество мануфактур Викула Морозов с сыновьями». В 1877 году Морозов был «приставлен к делу». В 1894 году после смерти родителей он стал во главе Товарищества. Однако, захваченный собирательством, он передал дело в 1900 году брату Ивану Викуловичу. «Человек он был очень культурный, любил культурную работу больше, чем занятие своим делом,– отмечала его родственница Маргарита Кирилловна Морозова . По воспоминаниям П.А. Бурышкина, все Морозовы этой ветви «были старообрядцы, беспоповцы, кажется, Поморского согласия, очень твердые в старой вере. Все были с большими черными бородами, не курили и ели непременно своей ложкой. Самый известный из них – Алексей Викулович, у которого была на редкость полная и прекрасно подобранная коллекция русского фарфора. В Москве эту коллекцию знали мало, так как владелец не очень любил ее показывать. Было у него и хорошее собрание русских портретов» . Получив в свое распоряжение наследство, Алексей Викулович с неслыханной энергией принялся за составление личного собрания. Им давно глубоко овладела идея собирательства, но только сейчас, с 1894 года, она могла по-настоящему полно воплотиться в жизнь. Огромные материальные средства позволили А.В. Морозову создать прекрасную и богатую первоклассными памятниками искусства коллекцию за сравнительно короткий срок. Символами морозовского собрания стали две категории памятников – фарфор и гравированные портреты. Однако стоит под­черкнуть, что сюда входили миниатюры, гравюры, лубок, иконы, вышивки. Характерно, что все это были изделия русских мастеров. С первых шагов своей деятельности коллекционера Морозов мечтал создать общественно значимое собрание, подарить его Москве.

В 1913 году журнал «Русский библиофил» писал: «По распространившимся в городе слухам, А.В. Морозов завещает свое замечательное собрание русских гравюр, миниатюр и лубка, а также фарфора, хрусталя и серебра русского производства, громадной ценности, в дар городу Москве, на создание музея его имени» . Составляя свою коллекцию, А.В. Морозов сошелся со всеми московскими собирателями, антикварами, любителями и исследователями старины. Важными источниками пополнения морозовского собрания были поездки за границу: посещение антикварных лавок, участие в аукционах. Ему удалось приобрести в Европе немало предметов для своего собрания и, таким образом, вернуть на родину многие произведения отечественного искусства. Как коллекционер А.В. Морозов прославился прежде всего собранием русского фарфора. Это была одна из лучших коллекций такого рода, когда-либо собиравшихся в России. Здесь были с неслыханной полнотой представлены все российские фарфоровые заводы. Это была подлинная «энциклопедия отечественного фарфорового производства». В ней насчитывалось 2459 предметов, и было собрано буквально все, достойное внимания – от первых чашек елизаветинского времени до новейшей продукции российских предприятий. Существенную помощь в пополнении собрания фарфора оказал А.В. Морозову московский антиквар С.Н. Какурин.

Владелец очень дорожил образцами фарфорового производства времен Елизаветы Петровны и Екатерины II . Огромную ценность представляли фарфоровые статуэтки, отличавшиеся в коллекции А.В. Морозова как большой редкостью, так и чрезвычайно хорошей сохранностью. В этом собрании была широко представлена продукция завода Ф.Я. Гарднера: разнообразные предметы сервировки стола, миниатюрные фигурки, статуэтки из серии «Русские типы». Без обращения к коллекции А.В. Морозова было невозможно представить себе историю деятельности частных фарфоровых заводов России конца XVIII –начала XIX вв.: Юсупова, Всеволжского, Поливанова, Долгорукова. Продукция этих небольших предприятий, выпускавшаяся не для продажи, была, как правило, очень малотиражна, а потому чрезвычайно редка. Тридцатые-сороковые годы XIX столетия были достойно представлены у Морозова изделиями завода Попова. Это и особенная поповская «трактирная» посуда с подчеркнуто броской орнаментацией и раскраской, и фарфоровые статуэтки, и бесконечно разнообразные и простодушные «типы» – крестьяне, горожане, военные, казаки, музыканты. «Несмотря на то, что коллекция фарфора расположена в строгих однообразных шкафах красного дерева, в специально отведенных в морозовском особняке комнатах, лишенных какого бы то ни было уюта, с неприятно отвлекающими внимание ярко-золоченными люстрами,– писал в 1916 году современник И.И. Лазаревский, – собрание все же производит большое впечатление» . А.В. Морозов представлял собою классический тип коллекционера-исследователя. Начиная составлять свою коллекцию, он тут же приступал к ее изучению. Почти все произведения из фарфора в его коллекции были атрибутированы им самим. Другим страстным увлечением собирателя стали гравированные и литографированные портреты. Многие коллекционеры составляли портретные галереи отечественных знаменитостей; в их ряду собрание Алексея Викуловича было в первых рядах как по числу собранных портретов, так и по качеству оттисков. Эту часть своей коллекции владелец начал составлять в 1895 году, когда представилась возможность приобрести сразу около 1000 листов из коллекции Василия Анисимовича Тюляева. В 1897 году Морозов приобрел 160 редких листов у Николая Семеновича Мосолова. Ценнейшие гравюры из собрания П.А. Ефремова пополнили его коллекцию в 1901 году. Годом позже Алексей Викулович купил собрание гравюр Э.П. Чапского. Таким образом, к 1912 году составилось превосходное – около 10 тысяч листов – собрание гравюр и литографий. В морозовском собрании были почти все портреты, не только изданные в свое время Платоном Петровичем Бекетовым, но и подготовленные к изданию. На основе этой коллекции С.П. Виноградов подготовил к печати замечательную книгу «Собрание портретов, издаваемых П.П. Бекетовым». Издана она была в 1913 году на средства А.В. Морозова. Занимаясь изучением своей коллекции, Алексей Викулович в 1912–1913 гг. выпустил в свет многотомный «Каталог моего собрания русских гравированных и литографированных портретов», являющийся ценнейшим источником для исследователей истории музейных коллекций и специалистов в области изобразительного искусства. В нем описано 8276 листов. Издание сопровождают 1142 иллюстрации. В предисловии сам владелец подробно рассказал об истории своего собрания. Занимаясь поиском и изучением гравюр, Алексей Викулович руководствовался трудами Дмитрия Александровича Ровинского и его системой; свой труд он посвятил памяти этого выдающегося русского собирателя. В рецензии на морозовский каталог портретов журнал «Русский библиофил» писал: «Собрание русских гравированных портретов А.В. Морозова в Москве, является в настоящее время несомненно первым в России, как по количеству, так и по редкости листов... Мы не знаем намерений владельца единственной в мире коллекции, о которой мы здесь говорим. Будем надеяться, что она не распадется, что долгие годы, с любовью и знанием потраченные на ее составление, не пропадут даром, и собрание это сохранится для России в целом его виде тем или другим способом» . Была у Морозова и заслуживающая внимание коллекция икон. Иконы, как предмет собирательства, увлекли его с конца 1913 года. К этому времени он собрал значительную коллекцию фарфора и переключился на поиск икон. В наследство от отца он получил очень хорошие образцы древнерусской живописи. Часть старинных икон досталась ему и от деда – Елисея Саввича, большого почитателя «древнего письма». Поставив цель составить первоклассное собрание икон, Морозов сумел достичь ее за короткий срок – всего за четыре года. Поскольку в это время древнерусской живописью интересовались многие, Алексей Викулович особое предпочтение отдавал житийным иконам. В составлении коллекции ему помогал художник и коллекционер И.С. Остроухов. К 1917 году в этом собрании было 219 древних икон, причем самая ранняя восходила к XIII веку, а основная часть относилась к XVII столетию. Особое внимание современников привлекали новгородские иконы морозовского собрания: они были монументальны, красочны, отличались многообразием и сложностью композиций. Коллекция старого русского серебра была невелика. Составляя ее, владелец разыскивал произведения елизаветинского времени. Все 220 предметов этого собрания выделялись своими высокими художественными достоинствами. Собрание миниатюр насчитывало 156 работ. Коллекции А.В. Морозова с самого начала размещались в особняке, перешедшем к нему от отца. «Дом, который после смерти отца перешел к нему (на Покровке во Введенском переулке, ныне Подсосенский пер., 21.) как старшему, был огромный, с бесконечным числом комнат,– вспоминала Маргарита Кирилловна Морозова.– Все комнаты второго этажа наполнялись витринами с фарфором его собрания и иконами. Сам же он жил внизу, где у него были две столовые, гостиная и кабинет. Кабинет его был двухсветный, очень высокий, весь отделанный деревом с пятью панно работы М.А. Врубеля, изображающими Фауста, Мефистофеля и Маргариту» . Приспосабливая дом для размещения своих собраний, А.В. Морозов заново выполнил внутреннюю отделку, причем пригласил для этого видного архитектора Ф.О. Шехтеля. Картины для особняка были специально заказаны М.А. Врубелю, а мебель, шкафы для книг, специальные витрины для фарфора были изготовлены на фабрике П.А. Шмита. Для размещения икон в 1895 году к особняку была сделана специальная пристройка. После октябрьского переворота собрание А.В. Морозова едва не погибло. 3 марта 1918 года морозовский дом был захвачен латышской анархической организацией «Лесна». Собранию и его владельцу грозила гибель. В конце апреля анархистов удалось выбить с помощью оружия. Коллекции был нанесен непоправимый ущерб. «В «анархический» и бесхозяйный периоды 1918 года собрание значительно пострадало: исчезли все табакерки – фарфоровые и лаковые лакутинские, погибла вся коллекция тканей, которыми владелец предполагал декорировать стены иконного отдела, часть миниатюр, много фарфора обращено в черепки, разбита даже некоторая мебель»,– констатировалось в журнале «Среди коллекционеров» . Гравюры были изъяты из папок и разбросаны по всем комнатам. Личный архив коллекционера был полностью уничтожен. 19 августа 1918 года коллекция А.В. Морозова была национализирована. По акту от 21 мая 1919 года в собрании, располагавшемся в четырех комнатах и тридцати восьми витринах находилось 2372 предмета из фарфора. Бывший владелец, получив от новых властей две комнаты в бывшем своем особняке, занимался хранением и описанием коллекции. Собрание А.В. Морозова 5 июня 1919 года получило статус «Музея-выставки русской художественной старины» с двумя отделами – русского фарфора и средневековой живописи. 14 декабря 1919 года музей был открыт для посетителей. «Неопределенность «физиономии» музея давно уже беспокоила московских музейных деятелей, и решение обратить его в музей фарфора сложилось само собой, естественным путем. Иконы и гравюры должны были уйти,– отмечалось в журнале «Среди коллекционеров»,– в другие московские музеи (как это предполагал одно время сделать и сам А.В. Морозов). Теперь приступлено к осуществлению этой мысли: над планом музея работает особая комиссия. Занявший несколько отличных музейных зал «фарфоровый фонд» должен быть вывезен, а его помещения использованы для планомерного развертывания богатейшего материала» . 25 марта 1921 года реорганизованный музей получил наименование «Музей фарфора. Отделение Центрального декоративного музея». До 1929 года музей работал в особняке Морозова во Введенском переулке. Потом был переведен в особняк С.И. Щукина в здание Второго музея новой западной живописи. В 1932 году он вновь поменял свое местонахождение, и с тех пор расположен в усадьбе «Кусково». В результате всех отмеченных преобразований целостность коллекции А.В. Морозова была нарушена: многочисленные предметы морозовской коллекции разошлись по разным российским музеям. Иконы были поделены между Историческим музеем и Третьяковской галереей. Коллекция гравюр перешла в графический кабинет Музея изящных искусств. Старинное русское серебро и миниатюры попали в собрание Оружейной палаты. Остальные предметы и книги оказались в различных музеях. Большая часть из собранного некогда А.В. Морозовым фарфора хранится ныне в фондах Государственного музея керамики и «Усадьбы Кусково XVIII века». К сожалению, когда в усадьбе Морозова создавали специализированный музей фарфора, были объединены воедино предметы из многих музеев и частных собраний. Таким образом 2459 морозовских предметов безвозвратно «растворились» в новом семитысячном фонде. А.В. Морозов умер в Москве 2 декабря 1934 года. Похоронен на Преображенском кладбище. Подводя некоторые итоги впечатляющей по своим масштабам и результатам собирательской деятельности А.В. Морозова, следует отметить, что она, безусловно, носила творческий характер. Причем, как мы видим, его творческая лаборатория была достаточно сложна. Им было создано уникальное по своей структуре собрание, отражавшее не только вкусы, характер, увлечения, темперамент своего владельца, но и явившееся ярчайшим памятником собирательской деятельности в России конца XIX –начала XX вв. Кроме того, Морозова отличало серьезное отношение к выполнению каждой из частей его личного собрания, строгий отбор памятников. Нет сомнения в том, что каждая из многочисленных составляющих его коллекции формировалась, говоря сегодняшним профессиональным языком, на концептуальной основе, с глубоким знанием не только отдельных отраслей отечественной культуры, но и истории музейных коллекций, частного коллекционирования. Создание столь блистательных коллекций решительным образом нельзя объяснить одними лишь материальными факторами (хотя и приуменьшать их нельзя). А.В. Морозов, как нам кажется, сумел создать уникальную для своего времени систему пополнения личной коллекции, учитывающую множество факторов: научную ценность вещи, ее рыночную стоимость, источники и формы комплектования. Увлеченные тем, ЧТО собирал Морозов, мы все еще мало представляем себе то, КАК он это делал. Другими словами, в исследовании творческой лаборатории этого выдающегося отечественного коллекционера сделаны только самые первые шаги. Между тем, говоря о перспективах изучения творческого наследия А.В. Морозова, необходимо дать объективную оценку и его исследовательской деятельности. Не менее интересен, очевидно, вклад Морозова и в популяризацию памятников искусства и старины (публикации, экспонирование личной коллекции). Обращение к творческой деятельности А.В. Морозова показывает, насколько богатый и пока еще невостребованный исследователями пласт материала таит в себе история частных коллекций России, насколько ярче и привлекательнее при обращении к ней выглядят многие страницы истории отечественной культуры, науки, просвещения. Автор статьи А.И. Фролов.

1. Бурышкин П.А. Москва купеческая. М., 1991, с. 129–134.

2. [Виноградов С.П.]. Собрание портретов, издаваемых П.П. Бекетовым. Каталог составил С.П. Виноградов. Издал А.В. Морозов. М., 1913.

3. Грищенко А.В. Русская икона как искусство живописи. М., 1917, вып.3,. с. 36, 43, 45, 48, 52, 55, 74, 78, 83, 87, 96, 100, 103, 105, 110, 144, 173-207, 211, 239.

4. Лазаревский И. Собрание фарфора А.В. Морозова.// Столица и усадьба. 1916, №№ 64,65, с. 8–11.

5. Лазаревский И.И. Среди коллекционеров. Пг., 1914, с. 93, 94–133.

6. Линьков А. Коллекция А.В. Морозова.// Литературная Россия. 1978, № 33, 18 августа.

7. Миркина И.А. Документы ЦГА РСФСР о А.В. Морозове и его коллекциях.// Советские архивы. 1991, № 1, с. 106–107.

8. Морозов А.В. Каталог моего собрания русских гравированных и литографированных портретов. М., 1912–1913, тт. 1–5.

9. Морозов А.В. Каталог моего собрания русских гравированных и литографированных портретов. М., 1913, тт. 1–2. Рецензия.// Русский библиофил. 1913, № 3, с. 105.

10. Морозова М.К. Мои воспоминания.// Наше наследие. 1991, № 6, с. 90–109.

11. Музеи и достопримечательности Москвы. Путеводитель. М., 1926, с. 107–111.

12. Музей русской художественной старины. Собрание фарфора. М., 1920.

13. Самецкая Э.Б. А.В. Морозов и создание Государственного музея керамики.// Музей-6. Художественные собрания СССР. М., 1986, с. 159–164.

14. Соловьева Ю.Н. Москва ушедшая. М., 1993, с. 205–212.

15. Хроника. Мелкие заметки.// Русский библиофил. 1913,№ 8, с. 104.

16. Хроника.// Среди коллекционеров. 1923, № 5, с. 59.

- (греч. λεξικόν, лат. dictionarium, glossarium, vocabularium, нем. Wörterbuch) собрание слов, принадлежащих какому нибудь языку, расположенное для более удобного пользования им в том или другом систематическом порядке, чаще всего в чисто внешнем,… …

- (1824 11 июня 1895 года в Вильдунгене, близ Пирмонта) сенатор, тайный советник, коллекционер. Поздно ночью мы получили печальное известие о внезапной смерти Дмитрия Александровича Ровинского, сенатора, известного собирателя и издателя русских… …

Ровинский, Дмитрий Александрович - Дмитрий Ровинский, юрист и знаток русского портрета В Википедии есть статьи о других людях с такой фамилией, см. Ровинский. Дмитрий Александрович Ровинский (16 (28) августа … Википедия

Ровинский (Дмитрий Александрович) известный юрист и государственный деятель, ученый исследователь по истории русской жизни и истории искусств, почетный член Академий Наук и Художеств. Сын московского полицеймейстера, родился 16 августа 1824 года … Биографический словарь

Ростопчин, граф Феодор Васильевич - — обер камергер, Главнокомандующий Москвы в 1812—1814 гг., член Государственного Совета. Род Ростопчиных родоначальником своим считает прямого потомка великого монгольского завоевателя Чингисхана — Бориса Давидовича Ростопчу,… … Большая биографическая энциклопедия

Ровинский Дмитрий Александрович Энциклопедический словарь Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона

Ровинский, Дмитрий Александрович - известный юрист и государственный деятель, ученый исследователь по истории русской жизни и истории искусств, почетный член академий наук и художеств. Сын московского полицеймейстера, род. 16 августа 1824 года. Окончив курс в училище правоведения … Энциклопедический словарь Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона

Дмитрий Ровинский

Дмитрий Александрович Ровинский - Дмитрий Ровинский, юрист и знаток русского портрета Дмитрий Александрович Ровинский (16 (28) августа 1824, Москва 23 июня 1895, Бад Вильдунген, Германия) русский юрист, знаменитый как историк искусства и составитель справочников по русским… … Википедия

Ровинский, Дмитрий - Дмитрий Ровинский, юрист и знаток русского портрета Дмитрий Александрович Ровинский (16 (28) августа 1824, Москва 23 июня 1895, Бад Вильдунген, Германия) русский юрист, знаменитый как историк искусства и составитель справочников по русским… … Википедия

Ровинский Дмитрий Александрович - Дмитрий Ровинский, юрист и знаток русского портрета Дмитрий Александрович Ровинский (16 (28) августа 1824, Москва 23 июня 1895, Бад Вильдунген, Германия) русский юрист, знаменитый как историк искусства и составитель справочников по русским… … Википедия

Ровинский Д.А. Подробный словарь русских гравированных портретов. 2 тома. Спб., Типография Академии наук, 1889. 26,4 х 19 см. В двух современных полукожаных переплетах с золотым тиснением между бинтами на корешке. Отличная сохранность. Профессиональная реставрация нескольких листов. Редкость.

Том 1. А-О. XVI с., 1204 стлб.
Том 2. П-Фета; с., 1205-1888 стлб., c., 880 стлб.

Дмитрий Александрович Ровинский (1824-1895) - юрист, археограф, историк искусства, крупнейший коллекционер гравюр и эстампов, почетный член Петербургской Академии наук (с 1883 г.), почетный член Академии художеств (с 1870 г.). Еще в молодости он начал собирать свою уникальную по богатству и полноте коллекцию европейской и русской гравюры, а также русского лубка, кроме этого Д.А.Ровинский глубоко изучал предмет своей страсти. Результатом стали фундаментальные исследования и каталоги, и поныне представляющие большой научный интерес: «Русские народные картинки» (т. 1-5. 1881) с атласом в 4-х книгах (1881-1893), «Подробный словарь русских гравированных портретов» (т. 1-4 - 1886-1889, т. 1-2 - 1889), «Подробный словарь русских граверов XVI - XIX вв.» (т. 1-2. 1895) и др.

В настоящее издание вошли сведения о 10000 гравированных портретах, вышедших в России в XVII-XIX вв. Первый такой словарь был издан Д.А.Ровинским в 1872 г. и стимулировал значительный рост интереса к русскому гравированному портрету. Информация о гравированных портретах систематизирована по персоналиям исторических деятелей, о которых представлены биографические сведения, особенно подробные в отношении царей, членов правящей династии и крупных исторических деятелей, и данные об их облике. Под каждой фамилией представлены все известные портреты и сведения об их изданиях, технике, особенностях изображений, создателях, иконографии, выделены типы изображений, указаны оригиналы, с которых сделаны более поздние портреты, оценивается их редкость, качество, достоверность. Точно воспроизводятся тексты к портретам.

Словарь уникален своей полнотой: в нем есть информация о портретах 2000 российских лиц, вошедших в историю в разных сферах деятельности, и европейцах, бывших на службе у России. Д.А.Ровинский стремился к полноте представления об отечественном гравированном портрете. В словарь попали помимо известных людей и практически забытые. Автор обобщил в книге материалы не только собственной уникальной коллекции, но и доступных ему лучших общественных и частных собраний. Он подчеркивает, что портрет интересен именно как отражение реальности, источник достоверного образа определенного исторического лица.

В конце издания помещено восемь приложений, в которых даны списки изданий с портретами, в том числе, и награвированных, но не изданных сюит; крупных частных и общественных коллекций. Представлена история гравированного портрета в России до 1700 г.; исследование об иконографических прототипах князей и царей Рюрикова дома; цензурные правила, относящиеся к изданию портретов; перечень сохранившихся награвированных досок и др. В заключении, состоящем из восьми глав, рассказывается о зарождении и развитии в России портретной гравюры, перечислены самые выдающиеся и редкие гравированные портреты царствующего дома, представлена информация о портретах частных лиц и т.д. Последняя глава заключения особенно полезна коллекционерам гравированных портретов. Поскольку в ней рассказывается о различных техниках гравирования, о красоте и редкости отпечатков. К изданию приложены алфавитные указатели портретов и мастеров.

Словарь незаменим как справочное пособие для коллекционеров и профессиональных историков. Издание представляет интерес для музеев.

Библиография: Н.Б., 491. Международная книга, 6-674.