Рожденный с честолюбием равным его дарованиям. День рождения Александра Грибоедова

Встреча Пушкина с телом Грибоедова произошла 11 июня 1829 г. по дороге из Тифлиса в Карс у перевала через Безобдальский хребет (см. Е. Вейденбаум. Пушкин на Кавказе в 1829 г. — «Русский Архив» 1909 г., № 4, стр. 679). Эту встречу он описал в своей статье «Путешествие в Арзрум», из которой и извлекаем печатаемый ниже отрывок; отрывок этот вошел в статью, напечатанную самим Пушкиным в первой книге «Современника» 1836 г.

Человек мой со вьеючеными лошадьми от меня отстал. Я ехал по цветущей пустыне, окруженной издали горами. В рассеянности проехал я мимо поста, где должен был переменить лошадей.

Прошло более шести часов, и я начал удивляться пространству перехода. Я увидел в стороне груды камней, похожие на сакли, и отправился к ним. В самом деле, я приехал в армянскую деревню. Несколько женщин в пестрых лохмотьях сидели на плоской кровле подземной сакли. Я изъяснился кое-как. Одна из них сошла в саклю и вынесла мне сыру и молока. Отдохнув несколько минут, я пустился далее и на высоком берегу реки увидел против себя крепость Гергеры. Три потока с шумом и пеной низвергались с высокого берега. Я переехал через реку. Два вола, впряженные в арбу, подымались по крутой дороге. Несколько грузин сопровождали арбу. — Откуда вы? — спросил я их. — Из Тегерана. — Что вы везете? — Г р и б о е д а. Это было тело убитого Грибоедова, которое препровождали в Тифлис.

Не думал я встретить уже когда-нибудь нашего Грибоедова! Я расстался с ним в прошлом году, в Петербурге, перед отъездом его в Персию.

Он был печален, и имел странные предчувствия. Я было хотел его успокоить, он мне сказал: Vous ne connaissez pas ces gens-là: vous verrez qu’il faudra jouer des couteaux . Он полагал, что причиною кровопролития будет смерть шаха и междуусобица его семидесяти сыновей. Но престарелый шах еще жив, а пророческие слова Грибоедова сбылись. Он погиб под кинжалами персиян, жертвой невежества и вероломства. Обезображенный труп его, бывший три дня игралищем тегеранской черни*, узнан был только по руке, некогда простреленной пистолетною пулею.

[*Персидский сановник, очевидец убийства Грибоедова, приславший в 1830 году свои воспоминания об этом в Париж в журнал «Nouvelles Annales des Voyages», пишет следующее об издевательстве над трупом Грибоедова: «Я узнал от своих слуг, что изувеченный труп Мирзы Якуба волочили по всему городу и, наконец, бросили в глубокий ров. Так же точно было поступлено с предполагаемым телом г. Грибоедова. К ногам были привязаны веревки, и шутовская процессия сопровождала его по главным улицам и базарам Тегерана, выкрикивая по временам: «Дорогу, дорогу русскому посланнику, идущему с визитом к шаху. Встаньте, чтоб засвидетельствовать свое почтение, и приветствуйте его по моде франков, обнажая голову». Поволочив таким образом труп долгое время, его выставили на видном месте на площади, примыкающей к главным воротам крепости». (Этот отрывок на русский язык переведен впервые в статье М. Я. Алавердянца «Кончина А. С. Грибоедова по армянским источникам» — «Русская старина» 1901 г., № 10; в издании Серчевского, где эти воспоминания были впервые переведены, эти строки были пропущены]

Я познакомился с Грибоедовым в 1817 году. Его меланхолический характер, его озлобленный ум, его добродушие, самые слабости и пороки, неизбежные спутники человечества, все в нем было необыкновенно привлекательно. Рожденный с честолюбием, равным его дарованиям, долго был он опутан сетями мелочных нужд и неизвестности. Способности человека государственного оставались без употребления; талант поэта был не признан; даже его холодная и блестящая храбрость оставалась некоторое время в подозрении. Несколько друзей знали ему цену и видели улыбку недоверчивости, эту глупую несносную улыбку, когда случалось им говорить о нем, как о человеке необыкновенном. Люди верят только славе, и не понимают, что между ними может находиться какой-нибудь Наполеон, не предводительствовавший ни одною егерскою ротою, или другой Декарт, не напечатавший ни одной строчки в «Московском Телеграфе».

Впрочем, уважение наше к славе происходит, может быть, от самолюбия: в состав славы входит и наш голос.

Жизнь Грибоедова была затемнена некоторыми облаками: следствие пылких страстей и могучих обстоятельств [Вероятно, поэт имеет в виду роль Грибоедова в дуэли А. П. Завадовского с В. В. Шереметевым. — В 1830-х гг. Пушкин предполагал вывести в романе «Русский Песлам» Завадовского, Истомину и Грибоедова; в дошедших до наших дней планах этого ненаписанного произведения неоднократно упоминаются их имена].
Он почувствовал необходимость расчесться единожды навсегда с своею молодостью и круто поворотить свою жизнь. Он простился с Петербургом и с праздной рассеянностью, уехал в Грузию, где пробыл восемь лет в уединенных неусыпных занятиях. Возвращение его в Москву в 1824 году было переворотом в его судьбе и началом беспрерывных успехов. Его рукописная комедия «Горе от ума» произвела неописанное действие и вдруг поставила его на ряду с первыми нашими поэтами.
[Сохранился следующий отзыв Пушкина о Грибоедове при получении известия о его смерти: «В прошлом году (в апреле 1829 года) я [В. А. Ушаков] встретился в театре с одним из первоклассных наших поэтов [Пушкиным] и узнал из его разговоров, что он намерен отправиться в Грузию.
«О, боже мой, — сказал я горестно, — не говорите мне о поездке в Грузию. Этот рай может назваться врагом нашей литературы. Он лишил нас Грибоедова».
— Так что же? — отвечал поэт, — ведь, Грибоедов сделал свое. Он уже написал «Горе от ума». - См. В. А. Ушаков. «Московский Телеграф» 1830 г., № 12]
Через несколько времени потом совершенное знание того края, где начиналась война, открыло ему новое поприще; он назначен был посланником. Приехав в Грузию, женился он на той, которую любил... Не знаю ничего завиднее последних годов бурной его жизни. Самая смерть, постигшая его посреди смелого, неравного боя, не имела для Грибоедова ничего ужасного, ничего томительного. Она была мгновенна и прекрасна.
[В письме известного сплетника пушкинской поры — московского почтмейстера А. Я. Булгакова от 21 марта 1829 г. к брату — К. Я. Булгакову, сохранилось шутливое замечание Пушкина: «Он (Пушкин) едет в армию Паскевича, узнать ужасы войны, послужить волонтером, может и воспеть все это. «Ах, не ездите, — сказала ему Катя, — там убили Грибоедова». — «Будьте покойны, сударыня, — неужели в одном году убьют двух Александров Сергеевичев? Будет и одного». — См. «Русский Архив» 1901 г., № 11]

Как жаль, что Грибоедов не оставил своих записок! Написать его биографию было бы делом его друзей; но замечательные люди исчезают у нас, не оставляя по себе следов. Мы ленивы и нелюбопытны.

* *
Люди никогда не довольны настоящим и, по опыту имея мало надежды на будущее, украшают невозвратимое минувшее всеми цветами своего воображения.

* *
Следовать за мыслями великого человека есть наука самая занимательная.
А. Пушкин

Встреча Пушкина с телом Грибоедова произошла 11 июня 1829 г. по дороге из Тифлиса в Карс у перевала через Безобдальский хребет (см. Е. Вейденбаум. Пушкин на Кавказе в 1829 г. — «Русский Архив» 1909 г., № 4, стр. 679). Эту встречу он описал в своей статье «Путешествие в Арзрум», из которой и извлекаем печатаемый ниже отрывок; отрывок этот вошел в статью, напечатанную самим Пушкиным в первой книге «Современника» 1836 г.

Человек мой со вьеючеными лошадьми от меня отстал. Я ехал по цветущей пустыне, окруженной издали горами. В рассеянности проехал я мимо поста, где должен был переменить лошадей.

Прошло более шести часов, и я начал удивляться пространству перехода. Я увидел в стороне груды камней, похожие на сакли, и отправился к ним. В самом деле, я приехал в армянскую деревню. Несколько женщин в пестрых лохмотьях сидели на плоской кровле подземной сакли. Я изъяснился кое-как. Одна из них сошла в саклю и вынесла мне сыру и молока. Отдохнув несколько минут, я пустился далее и на высоком берегу реки увидел против себя крепость Гергеры. Три потока с шумом и пеной низвергались с высокого берега. Я переехал через реку. Два вола, впряженные в арбу, подымались по крутой дороге. Несколько грузин сопровождали арбу. — Откуда вы? — спросил я их. — Из Тегерана. — Что вы везете? — Г р и б о е д а. Это было тело убитого Грибоедова, которое препровождали в Тифлис.

Не думал я встретить уже когда-нибудь нашего Грибоедова! Я расстался с ним в прошлом году, в Петербурге, перед отъездом его в Персию.

Он был печален, и имел странные предчувствия. Я было хотел его успокоить, он мне сказал: Vous ne connaissez pas ces gens-là: vous verrez qu’il faudra jouer des couteaux . Он полагал, что причиною кровопролития будет смерть шаха и междуусобица его семидесяти сыновей. Но престарелый шах еще жив, а пророческие слова Грибоедова сбылись. Он погиб под кинжалами персиян, жертвой невежества и вероломства. Обезображенный труп его, бывший три дня игралищем тегеранской черни*, узнан был только по руке, некогда простреленной пистолетною пулею.

[*Персидский сановник, очевидец убийства Грибоедова, приславший в 1830 году свои воспоминания об этом в Париж в журнал «Nouvelles Annales des Voyages», пишет следующее об издевательстве над трупом Грибоедова: «Я узнал от своих слуг, что изувеченный труп Мирзы Якуба волочили по всему городу и, наконец, бросили в глубокий ров. Так же точно было поступлено с предполагаемым телом г. Грибоедова. К ногам были привязаны веревки, и шутовская процессия сопровождала его по главным улицам и базарам Тегерана, выкрикивая по временам: «Дорогу, дорогу русскому посланнику, идущему с визитом к шаху. Встаньте, чтоб засвидетельствовать свое почтение, и приветствуйте его по моде франков, обнажая голову». Поволочив таким образом труп долгое время, его выставили на видном месте на площади, примыкающей к главным воротам крепости». (Этот отрывок на русский язык переведен впервые в статье М. Я. Алавердянца «Кончина А. С. Грибоедова по армянским источникам» — «Русская старина» 1901 г., № 10; в издании Серчевского, где эти воспоминания были впервые переведены, эти строки были пропущены]

Я познакомился с Грибоедовым в 1817 году. Его меланхолический характер, его озлобленный ум, его добродушие, самые слабости и пороки, неизбежные спутники человечества, все в нем было необыкновенно привлекательно. Рожденный с честолюбием, равным его дарованиям, долго был он опутан сетями мелочных нужд и неизвестности. Способности человека государственного оставались без употребления; талант поэта был не признан; даже его холодная и блестящая храбрость оставалась некоторое время в подозрении. Несколько друзей знали ему цену и видели улыбку недоверчивости, эту глупую несносную улыбку, когда случалось им говорить о нем, как о человеке необыкновенном. Люди верят только славе, и не понимают, что между ними может находиться какой-нибудь Наполеон, не предводительствовавший ни одною егерскою ротою, или другой Декарт, не напечатавший ни одной строчки в «Московском Телеграфе».

Впрочем, уважение наше к славе происходит, может быть, от самолюбия: в состав славы входит и наш голос.

Жизнь Грибоедова была затемнена некоторыми облаками: следствие пылких страстей и могучих обстоятельств [Вероятно, поэт имеет в виду роль Грибоедова в дуэли А. П. Завадовского с В. В. Шереметевым. — В 1830-х гг. Пушкин предполагал вывести в романе «Русский Песлам» Завадовского, Истомину и Грибоедова; в дошедших до наших дней планах этого ненаписанного произведения неоднократно упоминаются их имена].
Он почувствовал необходимость расчесться единожды навсегда с своею молодостью и круто поворотить свою жизнь. Он простился с Петербургом и с праздной рассеянностью, уехал в Грузию, где пробыл восемь лет в уединенных неусыпных занятиях. Возвращение его в Москву в 1824 году было переворотом в его судьбе и началом беспрерывных успехов. Его рукописная комедия «Горе от ума» произвела неописанное действие и вдруг поставила его на ряду с первыми нашими поэтами.
[Сохранился следующий отзыв Пушкина о Грибоедове при получении известия о его смерти: «В прошлом году (в апреле 1829 года) я [В. А. Ушаков] встретился в театре с одним из первоклассных наших поэтов [Пушкиным] и узнал из его разговоров, что он намерен отправиться в Грузию.
«О, боже мой, — сказал я горестно, — не говорите мне о поездке в Грузию. Этот рай может назваться врагом нашей литературы. Он лишил нас Грибоедова».
— Так что же? — отвечал поэт, — ведь, Грибоедов сделал свое. Он уже написал «Горе от ума». - См. В. А. Ушаков. «Московский Телеграф» 1830 г., № 12]
Через несколько времени потом совершенное знание того края, где начиналась война, открыло ему новое поприще; он назначен был посланником. Приехав в Грузию, женился он на той, которую любил... Не знаю ничего завиднее последних годов бурной его жизни. Самая смерть, постигшая его посреди смелого, неравного боя, не имела для Грибоедова ничего ужасного, ничего томительного. Она была мгновенна и прекрасна.
[В письме известного сплетника пушкинской поры — московского почтмейстера А. Я. Булгакова от 21 марта 1829 г. к брату — К. Я. Булгакову, сохранилось шутливое замечание Пушкина: «Он (Пушкин) едет в армию Паскевича, узнать ужасы войны, послужить волонтером, может и воспеть все это. «Ах, не ездите, — сказала ему Катя, — там убили Грибоедова». — «Будьте покойны, сударыня, — неужели в одном году убьют двух Александров Сергеевичев? Будет и одного». — См. «Русский Архив» 1901 г., № 11]

Как жаль, что Грибоедов не оставил своих записок! Написать его биографию было бы делом его друзей; но замечательные люди исчезают у нас, не оставляя по себе следов. Мы ленивы и нелюбопытны.

* *
Люди никогда не довольны настоящим и, по опыту имея мало надежды на будущее, украшают невозвратимое минувшее всеми цветами своего воображения.

* *
Следовать за мыслями великого человека есть наука самая занимательная.
А. Пушкин

С телом Грибоедова произошла 11 июня 1829 г. по дороге из Тифлиса в Карс у перевала через Безобдальский хребет (см. Е. Вейденбаум . Пушкин на Кавказе в 1829 г. - «Русский Архив» 1909 г., № 4, стр. 679). Эту встречу он описал в своей статье «Путешествие в Арзрум», из которой и извлекаем печатаемый ниже отрывок; отрывок этот вошел в статью, напечатанную самим Пушкиным в первой книге «Современника» 1836 г. - О Пушкине и Грибоедове см. статью И. Розанова в Пушкинском сборнике студентов московского университета, М. 1900 г., стр. 100-135.

Человек мой со вьеючеными лошадьми от меня отстал. Я ехал по цветущей пустыне, окруженной издали горами. В рассеянности проехал я мимо поста, где должен был переменить лошадей.

Прошло более шести часов, и я начал удивляться пространству перехода. Я увидел в стороне груды камней, похожие на сакли, и отправился к ним. В самом деле, я приехал в армянскую деревню. Несколько женщин в пестрых лохмотьях сидели на плоской кровле подземной сакли. Я из’яснился кое-как. Одна из них сошла в саклю и вынесла мне сыру и молока. Отдохнув несколько минут, я пустился далее и на высоком берегу реки увидел против себя крепость Гергеры. Три потока с шумом и пеной низвергались с высокого берега. Я переехал через реку. Два вола, впряженные в арбу, подымались по крутой дороге. Несколько грузин сопровождали арбу. - Откуда вы? - спросил я их. - Из Тегерана. - Что вы везете? - Грибоеда . Это было тело убитого Грибоедова, которое препровождали в Тифлис.

Не думал я встретить уже когда-нибудь нашего Грибоедова! Я расстался с ним в прошлом году, в Петербурге, перед от’ездом его в Персию.

Он был печален, и имел странные предчувствия. Я было хотел его успокоить, он мне сказал: Vous ne connaissez pas ces gens-là: vous verrez qu’il faudra jouer des couteaux lang>. Он полагал, что причиною кровопролития будет смерть шаха и междуусобица его семидесяти сыновей. Но престарелый шах еще жив, а пророческие слова Грибоедова сбылись. Он погиб под кинжалами персиян, жертвой невежества и вероломства. Обезображенный труп его, бывший три дня игралищем тегеранской черни , узнан был только по руке, некогда простреленной пистолетною пулею.

Я познакомился с Грибоедовым в 1817 году. Его меланхолический характер, его озлобленный ум, его добродушие, самые слабости и пороки, неизбежные спутники человечества, все в нем было необыкновенно привлекательно. Рожденный с честолюбием, равным его дарованиям, долго был он опутан сетями мелочных нужд и неизвестности. Способности человека государственного оставались без употребления; талант поэта был не признан; даже его холодная и блестящая храбрость оставалась некоторое время в подозрении. Несколько друзей знали ему цену и видели улыбку недоверчивости, эту глупую несносную улыбку, когда случалось им говорить о нем, как о человеке необыкновенном. Люди верят только славе, и не понимают, что между ними может находиться какой-нибудь Наполеон , не предводительствовавший ни одною егерскою ротою, или другой Декарт, не напечатавший ни одной строчки в «Московском Телеграфе».

Впрочем, уважение наше к славе происходит, может быть, от самолюбия: в состав славы входит и наш голос.

Жизнь Грибоедова была затемнена некоторыми облаками: следствие пылких страстей и могучих обстоятельств . Он почувствовал необходимость расчесться единожды навсегда с своею молодостью и круто поворотить свою жизнь. Он простился с Петербургом и с праздной рассеянностью, уехал в Грузию, где пробыл восемь лет в уединенных неусыпных занятиях. Возвращение его в Москву в 1824 году было переворотом в его судьбе и началом беспрерывных успехов. Его рукописная комедия «Горе от ума» произвела неописанное действие и вдруг поставила его на ряду с первыми нашими поэтами . Через несколько времени потом совершенное знание того края, где начиналась война, открыло ему новое поприще; он назначен был посланником. Приехав в Грузию, женился он на той, которую любил... Не знаю ничего завиднее последних годов бурной его жизни. Самая смерть,

постигшая его посреди смелого, неравного боя, не имела для Грибоедова ничего ужасного, ничего томительного. Она была мгновенна и прекрасна .

Как жаль, что Грибоедов не оставил своих записок! Написать его биографию было бы делом его друзей; но замечательные люди исчезают у нас, не оставляя по себе следов. Мы ленивы и нелюбопытны.

Сноски

Вероятно, поэт имеет в виду роль Грибоедова в дуэли А. П. Завадовского с В. В. Шереметевым . - В 1830-х гг. Пушкин предполагал вывести в романе «Русский Песлам» Завадовского , Истомину и Грибоедова; в дошедших до наших дней планах этого ненаписанного произведения неоднократно упоминаются их имена. Между прочим, характеризуя общество Завадовского , Пушкин называет его - в четвертом плане «Песлама» - «les parasites». - Несомненно, к «Русскому Песламу» относится неизданный прозаический отрывок Пушкина «Les deux danseusses», в котором упоминаются имена Завадовского и Истоминой ; см. В. И. Срезневский «Пушкинская коллекция, принесенная в дар библиотеке Академии Наук А. А. Майковой» - «Пушкин и его современники 1905 г., вып. IV, стр. 23.

Апр 05 2010

Для более полного понимания личности художника нужно привлечь данные, находящиеся за гранями не только этого его произведения, но и всего его наследия, и прежде всего обратиться к документам и свидетельствам современников. Но необходимо иметь в виду, что дело это сложное, а в нашем случае особенно: большая часть писем и рукописей Грибоедова, так же как и писем к нему, по разным причинам не сохранилась, а что касается свидетельств и воспоминаний современников, то тут дело обстоит еще хуже. Те, кто близко знал Грибоедова, только после его гибели догадались, кого потеряла Россия! Время было упущено, свежесть впечатлений утрачена. К счастью, один из современников великого драматурга вскоре после его гибели написал о нем такие строки, которые всегда будут надежнейшим ориентиром для всякого, кто захочет представить себе Грибоедова в ее подлинных масштабах.

Этим современником был Пушкин: «Я познакомился с Грибоедовым в 1817 году. Его меланхолический характер, его озлобленный ум, его добродушие, самые слабости и пороки, неизбежные спутники человечества,- все в нем было необыкновенно привлекательно. Рожденный с честолюбием, равным его дарованиям, долго был он опутан сетями мелочных нужд и неизвестности. Способности человека государственного оставались без употребления; талант поэта был не признан; даже его холодная и блестящая храбрость оставалась некоторое время в подозрении. Несколько друзей знали ему цену и видели улыбку недоверчивости, эту глупую несносную улыбку,- когда случалось им говорить о нем как о человеке необыкновенном. Люди верят только Славе и не понимают, что между ими может находиться какой-нибудь Наполеон, не предводительствовавший ни одною егерскою ротою, или другой Декарт, не напечатавший ни одной строчки в «Московском телеграфе». Впрочем, уважение наше к Славе происходит, может быть, от самолюбия: в состав славы входит ведь и наш голос.

Жизнь Грибоедова была затемнена некоторыми облаками: следствие пылких страстей и могучих обстоятельств. Он почувствовал необходимость расчесться единожды навсегда со своею молодостию и круто поворотить свою . Какие, казалось бы, несоединимые свойства слились в одном человеке! Какой размах дарований! И какова мера этих дарований! Наполеон и Декарт, наверно, упомянуты здесь небезотносительно к Грибоедову. Его дарования были не только разнообразны, но, если можно так сказать, и настойчивы: каждое стремилось воплотиться полностью и захватить все силы своего обладателя. И он отдавался этим влечениям. Пожалуй, главным свойством его характера было то, что он сам называл «ненасытностью души», «пламенной страстью к новым вымыслам, к новым познаниям, к перемене места и занятий, к людям и делам необыкновенным».

Это обнаружилось уже в детские и юношеские годы. Четырнадцати лет он окончил словесное отделение Московского университета. После сразу же поступил на юридическое отделение и через два года окончил его кандидатом прав (этой степенью тогда отмечались лучшие из окончивших курс). Но и на этот раз он не оставил университета, а принялся за изучение математики и естественных наук. Про него нельзя сказать: годы учения; всю жизнь он не переставал учиться - увлеченно и основательно: ничего без проверки, ничего из вторых рук. Если он изучал историю, то погружался в чтение летописей, специальных трудов по археологии, исторической географии и т. п. И так во всем: в дипломатии и в военном деле, в политической экономии и в лингвистике. Тут затруднений для него не существовало: он знал древнегреческий, латынь, французский, английский, немецкий, итальянский, персидский, арабский, турецкий. Ко всему этому Грибоедов был еще и музыкант, превосходный пианист; его игра, по отзывам самых взыскательных современников, отличалась,подлинным артистизмом. Эта поистине ренессансная универсальность не может не вызвать чувства удивления и восхищения. Но вместе с тем трудно удержаться от предположения, что, может быть, она же, эта универсальность, мешала ему сосредоточить все силы на чем-то одном. Мы теперь^ вооруженные опытом истории, можем твердо сказать, что призвание Грибоедова было не в дипломатии, не в военном деле, не в науке и даже не в музыке: он был художник слова, прирожденный драматург.

Но сам он даже после невиданного успеха «Горя от ума» еще не очень ясно представлял себе, что же такое у него все-таки получилось. В этом смысле показательны следующие строки из его письма С. Н. Бегичеву: «Грому, шуму, восхищению, любопытству конца нет. Шаховской решительно признает себя побежденным на этот раз» 2. Подумать только: «победа» над Шаховским, драматургом плодовитым, умелым, но далеко не самобытным, показалась ему чуть ли не достойной наградой за его художнический . В истории русской литературы едва ли найдется еще одно , которое занимало бы во всем его автора такое исключительное место, какое «Горе от ума» занимало в творческой судьбе Грибоедова. Особенно наглядно это видно, когда познакомишься с его пьесами, сочиненными до завершения «Горя от ума». Стиль этих пьес отражал не столько свойства его дарования, сколько характер репертуара тогдашнего столичного театра, зрительный зал которого заполнялся великосветской или чиновной публикой. Она требовала зрелища развлекающего и обязательно во вкусе новейшей французской театральной моды. И в ответ на этот запрос в репертуаре на долгие годы утвердился жанр так называемой «светской» . Сотни их перебывало тогда на русской сцене, и все они были похожи друг на друга, как изделия серийного производства: в каждой выводились светские люди с их «благородными» речами и манерами, шаблонными любовными интрижками, легкой, быстро преодолеваемой ревностью и соответствующими шалостями. Поэтому в случае срочной надобности эти комедии изготовлялись ускоренным порядком, артельно: один сочиняет «разговоры», другой - куплеты, «другие шестеро на музыку кладут…». В таких поделках принимал участие и Грибоедов. Но ни в пьесах артельного изготовления, ни в единоличной переделке с французского («Молодые супруги») его творческие интересы и возможности не выразились и в малой доле. Характерно, что в конце 1823 года, то есть после завершения первой редакции «Горя от ума», Грибоедов, сочиняя совместно с П. А. Вяземским водевиль «Кто брат, кто сестра…», как бы забыл все, чего он достиг в своей великой комедии, и вернулся к стилю ранних своих пьес. В «Горе от ума» он вложил всю свою художническую энергию, весь свой жизненный опыт.

В 1856 году было опубликовано письмо Грибоедова, написанное в Тавризе и помеченное 17 ноября 1820 года; в нем он рассказывает адресату, что видел его во сне: «Тут вы долго ко мне приставали с вопросами, написал ли я что-нибудь для вас? - Вынудили у меня признание, что я давно отшатнулся, отложился от всякого письма, охоты нет, ума нет - вы досадовали.- Дайте мне обещание, что напишете.- Что же вам угодно? - Сами знаете.- Когда же должно быть готово? - Через год непременно.- Обязываюсь.- Через год, клятву дайте… И я дал ее с трепетом… Муэдзин с высоты минара звонким голосом возвещал ранний час молитвы… ему вторили со всех мечетей, наконец ветер подул сильнее, ночная стужа развеяла мое беспамятство, затеплил свечку в моей храмине, сажусь писать, и живо помню мое обещание; во сне дано, на яву исполните».

В этом письме речь могла идти только о «Горе от ума»: сведений о том, что Грибоедов работал в Тавризе над каким-либо другим своим произведением, нет. Это письмо, как полагают исследователи, обращено к А. А. Шаховскому, заведывавшему репертуарной частью Александрийского театра в Петербурге. Разговор, таким образом, был, как сказали бы в наше время, профессиональный; и самое замечательное в нем не то, что сказано, а как сказано, и, вернее даже, то, что не высказано: оба собеседника без слов понимают друг друга, и поэтому даже не называют произведение, о котором они говорят. Тот, петербуржец, отводит самую мысль о возможности выбора из нескольких замыслов Грибоедова: то, что он требует от него, стоит, так сказать, вне сравнений: «Сами знаете…». Но собеседнику известно также, что Грибоедов к этому своему замыслу относится особенно ревниво, предъявляет к себе непомерно высокие требования и потому бесконечно медлит… Именно поэтому петербургский друг требует клятвы и назначает срок.

Конечно, рассуждая так , нельзя забывать, что в письме рассказывается о сновидении, и приведенный выше диалог можно принимать за таковой только сугубо условно. Но едва ли можно сомневаться в том, что до своего отъезда на Кавказ, не позднее августа 1818 года, Грибоедов подробно пересказал кому-то из своих петербургских друзей «Горя от ума», а может быть, даже и читал некоторые сцены. Так что на рубеже 1820-1821 годов в Тавризе он начал писать комедию, задуманную и обстоятельно обдуманную два с лишним года тому назад. Последние изменения и поправки были внесены в текст комедии в 1828 году; выходит, Грибоедов работал над ней (разумеется, не с одинаковой интенсивностью) около десяти лет. Однако есть достаточно веские основания считать, что этот подсчет далек от полноты. Ближайший друг Грибоедова - С. Н. Бегичев в своих воспоминаниях сообщил следующее: «…известно мне, что план этой комедии сделан у него еще в Петербурге в 1816 году и даже написаны были несколько сцен…»