Главная › Гигиена › Русский язык и литература: Доктор Живаго, Сочинение. Доктор живаго сочинение по роману пастернака Доктор живаго эссе

Русский язык и литература: Доктор Живаго, Сочинение. Доктор живаго сочинение по роману пастернака Доктор живаго эссе

Доктор Живаго

В человеке, в его скромной особенности, в его праве на эту особенность - единственный и вечный смысл борьбы за жизнь.

В. Гроссман

Я всегда презирал людей, которые слишком заботятся о том, чтобы быть сытыми.

Великий Горький

Есть что-то жестокое и единственно правильное в стремлении человека бороться. И счастье, когда эта борьба не за кусок хлеба, не за право жить и выживать, а за свою душу, за свое право быть человеком. Это единственное, из-за чего стоит жить, бороться и умереть, до последней минуты оставаясь верным самому себе, своим принципам и своему человеческому достоинству. И скажут тогда сто великих классиков: “Вот он, наш герой! Вот она, уникальность человеческой души!” Скажут и возьмутся за перо, и появится в литературе еще один новый герой, а за ним еще один и еще... Каждый будет чуточку новым, немножко традиционным, например герой начала XX века.

Начало века... Что такое начало века? Время, когда “нужда и бездействие обострились, вследствие чего резко повысилась активность народных масс”? Нет, это еще не есть главная причина появления нового героя XX века. Да, произошел разлом, появились слабый интеллигент и сильный рабочий. Юрий Живаго и ночлежка на самом дне жизни. Но разве не пытались люди, разделенные, сословными барьерами, найти себя в этом сумбурном времени? Пытались ведь! Актер искал лечебницу, Пепел - счастье, Лука - веру, Сатин - правду... Каждый ставил перед собой цель.

Однажды любой человек ставит перед собой цель и уже от него зависит, станет ли эта цель смыслом его жизни или это так, минутное желание. Цель существует всегда, часто она становится единственной и конечной, без нее нет жизни, и борьба за нее есть борьба за жизнь. Есть что-то обидное и несправедливое в революции, наверное потому, что она заставила бороться с особой силой и жестокостью. Она вышвырнула из своих фанатичных рядов наивного доктора по фамилии Живаго. “Маленьким мальчиком он застал еще то время, когда именем, которое он носил, называлось множество саморазличнейших вещей. Была мануфактура Живаго, бани Живаго, дома Живаго, способ завязывания и закапывании галстука булавкой Живаго, даже какой-то сладкий пирог круглой формы, вроде ромовой бабы, под названием Живаго. Вдруг все это разлетелось. Они обеднели”. Осталось лишь одно сокровище: бесценная душа Живаго. За это революция поставила его перед выбором: стань жестоким или погибай. Но разве мог хрупкий, добрый Живаго стать жестоким? И вдруг, в один день, стать совсем-совсем другим, забыть об умении мечтать, писать стихи... Нет, он сделал другой окончательный выбор, прозвучавший как 1риговор: он решил остаться в своем времени, в то время как новая жизнь несла всех куда-то дальше, в новые измерения, не поддающиеся законам космоса. Он решил погибнуть, но сохранить себя как личность. В этом и есть смысл его борьбы: желание сохранить себя. Жизнь через смерть. Очень трудно знать, что умрешь, и продолжать жить. А Живаго знал, что умрет.

Мело, мело по всей земле

Во все пределы,

Свеча горела на столе,

Свеча горела.

Как летом роем мошкара

Летит на пламя,

Сметались хлопья со двора

К оконной раме.

Слетались к Юрию Живаго те, кто еще сомневался в правильности своего выбора. Слетались за поддержкой, за частицей той твердости, которой обладал он в своих убеждениях. И уходили от него тихие и молчаливые. Тоня, Лара, Гордон... Наверное, не убежденные, но пораженные его доводами. Они знали, что он умрет. Тогда уже знали.

А он сделал проще: он перестал думать о том, что он другой, что ему суждено бороться, а потом куда-то уйти, “не обращая внимания на окрики” прорваться сквозь толчею, ступить со ступеньки стоящего трамвая на мостовую, сделать шаг, другой, третий, рухнуть на камни и больше не вставать”.

Он перестал думать о будущем и попытался прожить отпущенное ему время так, как хотел бы жить всегда. И загорелось ярче пламя свечи, окрепла душа в своей вере, и воссияла на небе новая звезда (не могла не восстать). Стала она ориентиром блуждающим впотьмах душам. Люди называли ее Рождественской,

потому как когда-то,

неведомая перед тем,

застенчивей плошки

В оконце сторожки

Мерцала звезда по пути

в Вифлеем.

Ова пламенела, как стог,

в стороне

От неба и Бога,

Как отблеск поджога,

Как хутор в огне и пожар

на гумне.

Она возвышалась горящей скирдой

Соломы и сева

Средь целой вселенной,

Встревоженной этою новой

Осветила она рождение младенца Иисуса. Но это было раньше, а теперь светила она другому человеку - Юрию Живаго. Вела его вперед, уверенного и свободного, а потом кто-то назвал пройденный под этой звездой путь - борьбой за жизнь.

Книга: "Доктор Живаго"

Писатель: Пастернак Борис, 29.01.1890 - 30.05.1960

Ушкалов Игорь

«Всякая стадность - прибежище неодаренности... Истину ищут только одиночки...»

«В Новой истории... нет народов, есть личности».

«Надо сохранять верность бессмертию, надо быть верным Христу!»

«Христос говорит притчами из быта, проясняя истину светом повседневности».

Эти фразы - альфа и омега романа-проповеди, романа-завещания Бориса Пастернака, «Доктора Живаго». Каждая как бы приподнимает завесу над тайной жизни и смерти Юрия, завесу, за которой открывается бытие в искусстве, любви, природе, ощущаемое как дар Творца, как чудо, бытие, осиянное вдохновляющим евангельским свечением. Каждая читается как эпиграф к жизненному пути героя.

Юрий, внявший неотступно преследовавшему его голосу тайны высшего знания и нашептываемым им заветам, с ранней молодости шел за музыкой истины, находя ее отголоски в мире своей повседневности - с сердцем, преисполненным благодарным, простодушно-детским восторгом и удивлением. Живительным, питающим источником, мерилом истинного, «большого», настоящего для него стало Откровение Иоанна - книга, предвещающая конец мира и неминуемое торжество воскресения, начало вечной жизни: «...искусство всегда, не переставая, занято двумя вещами. Оно неотступно размышляет о смерти и неотступно творит этим жизнь. Большое, истинное искусство, то, которое называется Откровением Иоанна, и то, которое его дописывает». Искусство, взращенное горячо прочувствованным христианским знанием, помогло Живаго не задохнуться в сжимающихся тисках истории, не захлебнуться в ее кровавом месиве: «В ответ на опустошение, произведенное смертью… ему с непреодолимостью… хотелось мечтать и думать, трудиться над формами, производить красоту». И даже больше. «Юрьевы писания», верные единственно вечным, неизменным, подлинным заветам, уже после смерти поэта продолжили дарить, поддерживать в оставшихся и «свободу души», и «музыку счастья», и «умиленное спокойствие». Несмотря на чудовищный пресс тоталитарного государства. Искусство Юрия оказывается сильнее смерти, оно переживает ее. И в нем продолжает жить и его создатель. «Доктор Живаго» заканчивается вовсе не похоронами героя - его стихами.

Я в гроб сойду и в третий день восстану,

И, как сплавляют по реке плоты,

Ко Мне на суд, как баржи каравана,

Столетья поплывут из темноты.

Таковы последние строки лирического эпоса о докторе Юрии Живаго.

Рассуждая о главном деле своей творческой жизни, Борис Пастернак писал: «Я думаю о совсем особой жизни. В список ее действующих лиц входят: Бог, женщина, природа, призвание, смерть…» Первоосновы жизни - вот, что волновало писателя и ради чего он, вероятно, задумал этот роман. Потому тема «отсеченности» человека от большого мира, истории, времени последовательно прослеживается уже с самых первых страниц произведения. И прежде всего в судьбе Юрия: «Загадка жизни, загадка смерти, прелесть гения, прелесть обнажения, это пожалуйста, это мы понимали. А мелкие мировые дрязги вроде перекройки земного шара, это извините, увольте, это не по нашей части». На протяжении всего своего жизненного пути, каждым своим поступком Юрий Живаго борется за «никого не касающуюся частность», утверждает простые житейские радости, пытается докричаться, что жизнь сама по себе, без идеологий, пафосного героизма, подвигов и так далее, и есть чудо, самая большая ценность. В быте он обретает бытие. Вот почему в такой восторг, в такое восхищение его приводят домашние заботы («Какое счастье работать на себя и семью с зари до зари, сооружать кров, возделывать землю в заботе о пропитании, создавать свой мир, подобно Робинзону, подражая Творцу в сотворении Вселенной»), с таким трепетом он предвосхищает возвращение домой с фронта («Первым истинным после долгого перерыва было это головокружительное приближение в поезде к дому, который цел и есть еще на свете и где дорог каждый камушек. Три года... войны, революция... все это вдруг превратилось в огромное пустое место, лишенное содержания»). Душевная и духовная жизнь - единственное, чему он готов без остатка себя посвящать. Лишь простое человеческое сочувствие, милосердие, доброта, любовь к человеку руководили им в окружавшей его «кровавой колошматине и человекоубоине». «К добру надо привлекать добром», - говорит Юрий Живаго. Но в своем простом, неидеологизированном человеколюбии он оказался чужим в мире политики, единственно разрешенном в тогдашней России: «Умеренным... он казался опасным, людям, политически ушедшим далеко, недостаточно красным. Так... от одного берега отстал, к другому не пристал»; «Есть некоторый коммунистический стиль. Но никто так явно не нарушает этой манеры жить и думать...». Однако Юрий не ошибся, утверждая, что в мире нет ни белых, ни красных - есть только люди. Он убедился в этом, найдя на теле и белого и красного один и тот же девяностый псалом.

Герой шел своей дорогой, не оглядываясь ни на кого и ни на что, оберегая лишь свое самостоянье - «не гнуть ни совести, ни помыслов, ни шеи», верный лишь дарованным ему высшим началам - таланту и любви. Ей одной он подчинял свою жизнь. Именно любовь, являющаяся завещанием Христа, основой истинного, очищенного от всяких примесей христианства, стала его спасательным кругом и держала его на плаву, до конца, пока рядом была Лара: «...час его расставания с Ларою близок... потеряет... вслед за ней и побуждение к жизни, а может быть, и жизнь». Лара, вместе с которой он сумел познать счастье взаимности во всей его полноте, постичь всю бесконечную прелесть жизни, все ее очарование, которое, кажется, только может быть доступно человеку: «Никогда, никогда, даже в минуты самого дарственного, беспамятного счастья не покидало их самое высокое и захватывающее: наслаждение общей лепкой мира, чувство отнесенности их самих ко всей картине, ощущение принадлежности к красоте всего зрелища, ко всей вселенной. Они дышали только этой совместностью». В их любви, в скрещенье их судеб для Пастернака кроется разгадка жизни, к которой, по его мнению, не только героев, но человека вообще каким-то неведомым, непостижимым образом ведет таинственный горний голос: «Может быть, состав каждой биографии наряду со встречающимися в ней действующими лицами требует еще и участия тайной, неведомой силы, лица почти символического, являющегося на помощь без зова...» Юрий не просто услышал его, но вверил себя его направляющему звучанию, а потому воспринимал настигающее его счастье лишь как ничем не заслуженный дар свыше: «Там он опять получит в дар из рук Творца эту богом созданную белую прелесть. Дверь отворит в темноте закутанная фигура. И обещание ее близости, сдержанной, холодной, как ночь севера, ничьей, никому не принадлежащей, подкатит навстречу как первая волна моря, к которому подбегаешь в темноте по песку берега».

Живаго еще в юности «присутствие тайны чувствовалось во всем, начиная с неизвестной судьбы всех этих распростертых тел и кончая самой тайной жизни и смерти... Голос этой тайны, заглушая все остальное, преследовал Юру». Он услышал его в Ларе - «Когда ты тенью в ученическом платье выступила из тьмы номерного углубления, я, мальчик, ничего о тебе не знавший, всей мукой отозвавшейся тебе силы понял: эта щупленькая, худенькая девочка заряжена, как электричеством, до предела, всей мыслимою женственностью на свете. Если подойти к ней близко или дотронуться до нее пальцем, искра озарит комнату и либо убьет на месте, либо на всю жизнь наэлектризует магнетически влекущейся, жалующейся тягой и печалью. Все мое существо удивлялось и спрашивало: если так больно любить и поглощать электричество, как, вероятно, еще больнее быть женщиной, быть электричеством, внушать любовь» - и потому следовал за ней беспрекословно. Но еще до того, как они впервые увидят друг друга, автор наводит на мысль о существовании провидения в их судьбе, предначертанности, неизбежности их встречи, ее всечеловеческом значении. Буквально на первых страницах он говорит об их «особости»: «Ты талантливый... А талант, это... не как у всех...» (о Юрии), «Сразу было видно, что она не как все» (о Ларе). Вскоре появляется образ свечи, в тени которого пройдет их жизнь. «Свеча горела на столе. Свеча горела...» - шептал Юра про себя начало чего-то смутного, неоформившегося». Эти слова молодой Живаго произносит, увидев в окне горящую свечу, по дороге на рождественский вечер к Свентицким. Он не знает, что за столом, на котором горела эта свеча, сидела Лара, но у него возникает предчувствие, что грядет нечто судьбоносное в его жизни. Затем образ свечи, приглушенного света в романе будет появляться неоднократно. Он будет сопровождать их первые встречи, окружая их ореолом загадочности, манящей таинственности, превращая в некое таинство: «Юра пожирал обоих глазами. Из полутьмы, в которой никто не мог его видеть, он смотрел не отрываясь в освещенный лампою круг. Зрелище порабощения девушки было неисповедимо таинственно и беззастенчиво откровенно». Позже свеча станет символом их уединенного «островного» бытия, в котором обнажится вся прелесть жизни в ее изначальном замысле: «Чистота белья, чистота комнат, чистота их очертаний, сливаясь с чистотой ночи, снега, звезд и месяца в одну равнозначную, сквозь сердце пропущенную волну, заставляли его ликовать и плакать от чувства торжествующей чистоты существования... Господи! Господи! - готов был шептать он. - И все это мне! За что мне так много? Как подпустил ты меня к себе, как дал забрести на эту бесценную твою землю, под твои звезды...» Станет их талисманом, оберегом. Да они и сами, по сути, станут друг для друга свечами, маячками в окружающей темноте.

В романе «Доктор Живаго» Борис Пастернак передает свое мироощущение, свое видение событий, потрясших нашу страну в начале XX столетия. Известно, что отношение Пастернака к революции было противоречивым. Идеи обновления общественной жизни он принимал, но писатель не мог не видеть, как они оборачивались своей противоположностью.

Так и главный герой произведения Юрий Живаго не находит ответа на вопрос, как ему жить дальше: что принимать, а что нет в новой жизни. В описании духовной жизни своего героя Борис Пастернак выразил сомнения и напряженную внутреннюю борьбу своего поколения. В романе «Доктор Живаго» Пастернак возрождает идею самоценности человеческой личности. Личное преобладает в повествовании. Жанру этого романа, который условно можно определить как прозу лирического самовыражения, подчинены все художественные средства. В романе существует как бы два плана: внешний, повествующий об истории жизни доктора Живаго, и внутренний, отражающий духовную жизнь героя. Автору важнее передать не события жизни Юрия Живаго, а его духовный опыт. Поэтому главная смысловая нагрузка в романе переносится с событий и диалогов героев на их монологи.

В романе отражена жизненная история сравнительно небольшого круга лиц, нескольких семей, соединенных отношениями родства, любви, личной близости. Их судьбы оказываются прямо связаны с историческими событиями нашей страны. Большое значение имеют в романе отношения Юрия Живаго с женой Тоней и с Ларой. Искренняя любовь к жене, матери его детей, хранительнице домашнего очага, – это природное начало в Юрии Живаго. А любовь к Ларе сливается с любовью к самой жизни, со счастьем существования. Образ Лары – это одна из граней, отражающих отношение самого писателя к миру.

Основной вопрос, вокруг которого движется повествование о внешней и внутренней жизни героев, – это их отношение к революции, влияние переломных событий в истории страны на их судьбы. Юрий Живаго не был противником революции. Он понимал, что у истории свой ход и его нельзя нарушить. Но Юрий Живаго не мог не видеть ужасные последствия такого поворота истории: «Доктор вспомнил недавно минувшую осень, расстрел мятежников, детоубийство и женоубийство Палых, кровавую колошматину и человекоубоину, которой не предвиделось конца. Изуверства белых и красных соперничали по жестокости, попеременно возрастая одно в ответ на другое, точно их перемножали. От крови тошнило, она подступала к горлу и бросалась в голову, ею заплывали глаза». Юрий Живаго не воспринимал революцию в штыки, но и не принимал ее. Он был где-то между «за» и «против».

Герой стремится прочь от схватки и в конце концов уходит из рядов сражающихся. Автор не осуждает его. Он расценивает этот поступок как попытку оценить, увидеть события революции и гражданской войны с общечеловеческой точки зрения.

Судьба доктора Живаго и его близких – это история людей, чья жизнь выбита из колеи, разрушена стихией революции. Семьи Живаго и Громеко уезжают из обжитого московского дома на Урал искать убежище «на земле». Юрия захватывают красные партизаны, и он вынужден против своей воли участвовать в вооруженной борьбе,- Его родные высланы новой властью из России. Лара попадает в полную зависимость от сменяющих друг друга властей, а под конец повествования она пропадает без вести. Видимо, она была арестована на улице или погибла «под каким-нибудь безымянным номером в одном из неисчислимых общих или женских концлагерей севера».

Самого Юрия Живаго понемногу покидают жизненные силы. И жизнь вокруг него становится все беднее, грубее и жестче. Сцена смерти Юрия Живаго, внешне ничем не выделяясь из общего хода повествования, несет в себе тем не менее важный смысл. Герой едет в трамвае и у него начинается сердечный приступ. Он рвется на свежий воздух, но «Юрию Андреевичу не повезло. Он попал в неисправный вагон, на который все время сыпались несчастья…» Живаго так и умирает у трамвайных колес. Жизнь этого человека, задыхавшегося в духоте замкнутого пространства страны, потрясенной революцией, обрывается…

Пастернак говорит нам, что все происходившее в те годы в России, было насилием над жизнью, противоречило ее естественному ходу. Еще в одной из первых глав^рома-на Пастернак пишет: «…очнувшись, мы уже больше не вернем утраченной памяти. Мы забудем часть прошлого и не будем искать небывалому объяснения. Наставший порядок обступит нас с привычностью леса на горизонте или облаков над головой. Он окружит нас отовсюду. Не будет ничего другого». Эти глубоко пророческие слова, мне кажется, как нельзя лучше говорят о последствиях тех далеких лет. Отказ от прошлого оборачивается отказом от вечного, от нравственных ценностей. И этого нельзя допускать.

И революция» волновала многих писателей XX века. И это естественно. Слишком велико оказалось ее влияние на людей, слишком много было искалеченных судеб. Восторги, проклятия, апатия и отчаяние, попытки понять и принять, невзирая ни на что. Бориса Пастернака «Доктор Живаго» - жизни типичного «положительного» интеллигента той поры, умного, талантливого, пытливого, лишенного обычных предрассудков, жаждущего не поверить (что всегда проще), а осмыслить и понять. Это и хроника тех лет - с точки зрения нескольких семей, близких по родству, дружбе, соседству. Но самое главное - это хроника душевного состояния Юрия Живаго, его поиски истины, его мысли об окружающем, его попытки понять, почему Россия идет столь кровавой дорогой. отдает герою романа не только свои лучшие стихи, но и самые свои сокровенные, самые выношенные мысли, его устами пытается передать свое видение событий, потрясших страну.

Условно говоря, роман «Доктор Живаго» - это история борьбы человека, Личности, с общим ходом истории. История давит, ломает, заставляет смириться, чтобы выжить. Так, как смиряются многие. И не то чтобы главный герой (а с ним и автор) приняли революцию в штыки. Оба они прекрасно понимают, как понимали это практически все честные интеллигенты той поры, что революция неизбежна. Ее подготовила та эпоха, когда «обжоры тунеядцы на голодающих тружениках ездили, загоняли до смерти». «Грязь, теснота, нищета, поругание человека в труженике, поругание женщины. Была смеющаяся, безнаказанная наглость разврата маменькиных сынов, студентов белоподкладочников и купчиков. Шуткою или вспышкой пренебрежительного раздражения отделились от слез и жалоб обобранных, обиженных, обольщенных».

Живаго прекрасно осознает, что при всех преимуществах лично его существования, «основная толща народа веками вела немыслимое существование… неестественность и несправедливость такого порядка давно замечена». Понимает он и то, что «частичное подновление старого здесь непригодно, требуется его коренная ломка. Может быть, она повлечет за собой обвал здания. Ну так что же? Из того, что это страшно, ведь не следует, что этого не будет?» Правда, оказывается, что одно дело - рассуждать о необходимости ломки, и совсем другое - видеть настоящие, не умозрительные, трупы на улицах и бояться за свою семью.

Юрий Живаго бежит с семьей из Москвы от голода и разрухи - и по дороге видит «кровавую колошматину и человекоубоину, которым не предвиделось конца. Изуверства белых и красных соперничали по жестокости, попеременно возрастая одно в ответ на другое, точно их перемножали. От крови тошнило, она подступала к горлу и бросалась в голову, ею заплывали глаза».

Но как случилось, что идея общего блага обернулась полной своей противоположностью?
Да, с одной стороны, как всегда бывает, к победившей стороне примкнуло много всякой грязи - карьеристов, просто людей нечестных и жестоких. Но как терпят, как допускают остальные?

Лара Антипова, любимая Юрия, рассуждает: «Главной бедой, корнем будущего зла была утрата веры в цену собственного мнения. Вообразили, что время, когда следовали внушениям нравственного чутья, миновало, что теперь надо петь с общего голоса и жить чужими, всем навязанными представлениями». Это ясно видно на примере того же Дудорова, у которого собственное мнение умерло после ссылки, и он сам говорит, «что доводы обвинения, обращение с ним в тюрьме и по выходе из нее и в особенности собеседования с глазу на глаз со следователем проветрили ему мозги и политически его перевоспитали, что у него открылись на многое глаза, что как человек он вырос». И автор замечает: «Добродетельные речи Иннокентия были в духе времен». И далее: «Несвободный человек всегда идеализирует свою неволю».

Но Дудоров «перевоспитался» после тяжких испытаний - a y многих сработал инстинкт выживания. Последствия этой всеобщей напуганности, страха перед собственным мнением мы ощущаем и сейчас. В чем же главное отличие от его же друзей-интеллигентов, почему он пользуется столь явной симпатией автора, и почему он столь раздражает власти?

Юрий Живаго пугает близких и провоцирует власти не тем, что метко стреляет и готовится к борьбе, а тем, что не желает и не может жить чужим мнением. Ему жизненно необходимо самому во всем разобраться, все судить судом своей совести. И не указ ему ни общее мнение, ни прямая угроза жизни его и близких. Он не расклеивает прокламаций, не призывает народ к борьбе, но он опасен, как тот мальчик из Андерсена, который рано или поздно в простоте своей может крикнуть: «Король-то голый». В нем нет отчаянного бесстрашия Антипова-Стрельни-кова, но есть, возможно, большее - мужество глядеть фактам в глаза и мужество верить себе.

Жизнь жестоко обходится с героем. Нет, его не расстреливают, даже посадить не успевают - но он теряет семью, любимую женщину, теряет вкус к любимой работе - медицине, его никому не нужно, уставший и печальный человек без определенных занятий, «похожий на искателя правды из простонародья»… И когда забрезжит надежда, появится возможность писать - погибает от сердечного приступа в неисправном трамвае. Эта смерть - от удушья - очень сим-волична.

От нравственного удушья гибла русская интеллигенция. Часть ее была расстреляна, сгнила в лагерях, погибла от голода, болезней в годы революции и гражданской вой- ны, часть уехала или была изгнана за границу, часть стрелялась и вешалась сама, не вынеся цинизма повседневности. Зато появилась замена - эдакие «швондеры» от литературы, те, кто не испытывал особых душевных мук при виде бесчеловечности происходящего.

Сам Пастернак, принявший революцию с той восторженной жертвенностью, которая так характерна для великих поэтов того времени (того же , например), очень долго пытался найти оправдание насилию, сравнивал свое время с эпохой Петра, когда преобразования тоже соседствовали с мятежами и казнями. Конец таким его воззрениям положил 1932 год, когда он вместе с другими писателями отправился на Урал собирать материалы о жизни новой деревни. Увиденное перевернуло всю его . Он признавался затем в воспоминаниях: «То, что я там увидел, нельзя выразить никакими словами. Это было такое нечеловеческое, невообразимое горе, такое страшное бедствие, что оно… не укладывалось в границы сознания. Я заболел, целый год не мог спать».

Впоследствии, в «Докторе Живаго», он выдвигает свою версию последовавших затем массовых репрессий - требовалось утопить в крови правду об ужасах коллективизации, посеять массовый ужас, чтобы никто не смел и подумать, не то что выговорить.

Юрий Живаго в этом смысле - фигура редкая и героическая. По большому счету, он выиграл. Да, не удалось , да, утеряны любимые люди, да, жизнь сурова и бессмысленна. Но до последнего вздоха оставалась живой Душа, не проданная и не преданная.

Нужна шпаргалка? Тогда сохрани - » Сочинение по роману Б. Пастернака «Доктор Живаго» . Литературные сочинения!