Главная › Здоровье › Сердце было потеряно навеки у придорожной канавы. Книга: Михаил Шолохов

Сердце было потеряно навеки у придорожной канавы. Книга: Михаил Шолохов

М еста, по которым они проезжали, не могли назваться живописными. Поля, всё поля, тянулись вплоть до самого небосклона, то слегка вздымаясь, то опускаясь снова; кое-где виднелись небольшие леса, и, усеянные редким и низким кустарником, вились овраги, напоминая глазу их собственное изображение на старинных планах екатерининского времени. Попадались и речки с обрытыми берегами, и крошечные пруды с худыми плотинами, и деревеньки с низкими избёнками под тёмными, часто до половины размётанными крышами, и покривившиеся молотильные сарайчики с плетёнными из хвороста стенами и зевающими воротищами возле опустелых гумен, и церкви, то кирпичные с отвалившеюся кое-где штукатуркой, то деревянные с наклонившимися крестами и разорёнными кладбищами. Сердце Аркадия понемногу сжималось. Как нарочно, мужички встречались всё обтёрханные, на плохих клячонках; как нищие в лохмотьях, стояли придорожные ракиты с ободранною корой и обломанными ветвями; исхудалые, шершавые, словно обглоданные, коровы жадно щипали траву по канавам. Казалось, они только что вырвались из чьих-то грозных, смертоносных когтей - и, вызванный жалким видом обессиленных животных, среди весеннего красного дня вставал белый призрак безотрадной, бесконечной зимы с её метелями, морозами и снегами... “Нет, - подумал Аркадий, - небогатый край этот, не поражает он ни довольством, ни трудолюбием; нельзя, нельзя ему так остаться, преобразования необходимы... но как их исполнить, как приступить?..”

Так размышлял Аркадий... а пока он размышлял, весна брала своё. Всё кругом золотисто зеленело, всё широко и мягко волновалось и лоснилось под тихим дыханием тёплого ветерка, всё - деревья, кусты и травы; повсюду нескончаемыми звонкими струйками заливались жаворонки; чибисы то кричали, виясь над низменными лугами, то молча перебегали по кочкам; красиво чернея в нежной зелени ещё низких яровых хлебов, гуляли грачи; они пропадали во ржи, уже слегка побелевшей, лишь изредка выказывались их головы в дымчатых её волнах. Аркадий глядел, глядел, и, понемногу ослабевая, исчезали его размышления... Он сбросил с себя шинель и так весело, таким молоденьким мальчиком посмотрел на отца, что тот опять его обнял.

Теперь уж недалеко, - заметил Николай Петрович, - вот стоит только на эту горку подняться, и дом будет виден. Мы заживём с тобой на славу, Аркаша; ты мне помогать будешь по хозяйству, если только это тебе не наскучит. Нам надобно теперь тесно сойтись друг с другом, узнать друг друга хорошенько, не правда ли?

Конечно, - промолвил Аркадий, - но что за чудный день сегодня!

Для твоего приезда, душа моя. Да, весна в полном блеске. А впрочем, я согласен с Пушкиным - помнишь, в Евгении Онегине:

Как грустно мне твоё явленье,
Весна, весна, пора любви!
Какое...

Аркадий! - раздался из тарантаса голос _______, - пришли мне спичку, нечем трубку раскурить.
Николай Петрович умолк, а Аркадий, который начал было слушать его не без некоторого изумления, но и не без сочувствия, поспешил достать из кармана серебряную коробочку со спичками и послал её _________ с Петром.

Хочешь сигарку? - закричал опять ___________.

Давай, - отвечал Аркадий.

Пётр вернулся к коляске и вручил ему вместе с коробочкой толстую чёрную сигарку, которую Аркадий немедленно закурил, распространяя вокруг себя такой крепкий и кислый запах заматерелого табаку, что Николай Петрович, отроду не куривший, поневоле, хотя незаметно, чтобы не обидеть сына, отворачивал нос.
Четверть часа спустя оба экипажа остановились перед крыльцом нового деревянного дома, выкрашенного серою краской и покрытого железною красною крышей. Это и было Марьино, Новая слободка тож, или, по крестьянскому наименованью, Бобылий хутор.

И.С. Тургенев. «Отцы и дети»

В1. Из какого города возвратился Аркадий Кирсанов?

В2. Назовите фамилию героя романа, которую нужно вписать на месте пропусков.

В3. Как называется описание природы в литературном произведении?

В4. Назовите художественный приём, лежащий в основе соотнесения первого и второго абзацев текста.

В5. Как называется образное определение предмета, дающее ему яркую характеристику (обтёрханные мужички, зевающие воротища, исхудалые , шершавые коровы)?

В6. Как называется приём, основанный на использовании дословных выдержек из чужих произведений?

В7. Назовите синтаксическое средство, которое использует автор в третьем предложении, для того чтобы создать ощущение езды и сопровождающей её смены объектов, попадающих в поле зрения героев.

С1. Почему окружающую героев природу доверено увидеть именно Аркадию и что расскажет этот пейзаж о своём наблюдателе?

С2. В чём смысл обращения к Пушкину в этом фрагменте и в романе «Отцы и дети» в целом? В каких произведениях русской литературы ещё встречаются обращения к творчеству поэта?

Ответы и комментарии

Задание С1 предполагает, что ученики будут рассматривать пейзаж не только “сам по себе”, но и как средство характеристики его наблюдателя. Важно заметить контраст между первым и вторым абзацем, услышать внутреннюю речь Аркадия в финале первого абзаца, понять, почему “побеждает” светлое, весеннее настроение в душе героя. Можно спросить себя и о том, почему не преобразователю жизни Базарову доверено увидеть нищету родной земли, и вспомнить эпилог, из которого мы узнаём, что настоящим хозяином на этой земле стал именно Аркадий.

Задание С2 предполагает, что ученики вспомнят многочисленные пушкинские цитаты и реминисценции, рассыпанные по тексту романа Тургенева (Пушкина цитирует Николай Петрович, он же читает «Цыган», над Пушкиным будет иронизировать Базаров, но сам заговорит в момент объяснения в любви пушкинскими словами; с пушкинской цитатой мы встретимся в заключительном предложении романа). Пушкин - один из самых значимых для Тургенева поэтов, им поверяется отношение героев к жизни. Пушкин - это образ вечности в искусстве, он сродни “широкой жизненной волне”, которая разлита в природе и которую чувствуют многие герои романа. К Пушкину обращаются герои многих произведений русской литературы: Хлестаков, Поэт в стихотворении Некрасова «Поэт и гражданин», Никитин («Учитель словесности» Чехова), герои «Белой гвардии» Булгакова, лирический герой стихотворения «Юбилейное» В.Маяковского и т.д.

на русском языке от С.Волкова. (Копипаст - а как иначе с диктантами поступать?)

Еще один диктант на засыпку, теперь на Ь после шипящих (95-й год). Вдруг кому-то будет нужно.

Было далеко за полночь. Кругом стояла предрассветная тишь, лишь прибрежный камыш тихо шуршал да где-то кричал сыч. В этот час сторож правительственных дач Лукич был не прочь прилечь отдохнуть. «Иначе не будешь бодр и свеж и не сможешь уберечь хозяйское добро от полчищ воров», -- убеждал он себя, снимая с плеч тяжелую двустволку и заворачиваясь в утепленный плащ.
И вот, когда держать глаза открытыми стало уже невмочь, внимание сторожа привлек доносившийся откуда-то тихий плач. Лукич пошел к калитке, распахнул ее настежь и вышел на пустынный речной пляж. Вглядевшись в ночь, он увидел, что среди куч мусора и дождевых луж на песке лежит человек, подложив под голову кирпич. «Ишь ты! Бомж» -- сказал себе Лукич и грозно крикнул: «Эй, ты, старый хрыч! Ты чего тут валяешься? Пошел прочь! Кыш отседова!»
Мужчина медленно встал и повернулся к сторожу. Лукич не упал навзничь от ужаса лишь потому, что сзади его поддержал забор. Бомж был не кто иной, как всесильный муж комендантши дач Кузьмич. Что привело его в эту глушь в такую пору, Лукич постичь не мог. «Есть ли у тебя нож? - диким голосом завыл вдруг Кузьмич. - Отрежь мне бороду! Утешь меня!»
Хотя Лукич был высок и могуч для своих восьмидесяти лет, а муж комендантши хил и узкоплеч, по телу сторожа пробежала дрожь. «Ты бредишь, Лукич?» -- спросил он сам себя и ущипнул за нос, но это не помогло. «Почему ты не хочешь мне помочь?» -- провыл Кузьмич зловеще и медленно двинулся к Лукичу. «Финиш!» -- подумал Лукич и закрыл глаза. Но в эту секунду пелену туч внезапно прорвал первый луч солнца, и мираж исчез.

Еще один диктант на засыпку из 1994 года -- на сложные слова (с двумя корнями), дефисы и слитно-раздельное написание.

Глубокоуважаемые коллеги!

Мы рады приветствовать вас на пресс-конференции, посвященной девяностолетию со дня экономико-политической стачки рабочих банно-прачечных комбинатов города Иваново-Вознесенска. Именно она послужила толчком к распространению социал-демократического движения по все стране. После присоединения к борьбе путеналадчиков вагоноремонтных маст ерских и рабочих вагонно-паровозных депо города Орехово-Зуево, кашеваров походно-полевых кухонь Северо-восточного морского пароходства, лесорубов Ямало-Ненецкого автономного округа, кролиководов Каракалпакии и акушеров-гинекологов Замоскворецких лечебно-профилактических водогрязелечебниц вышеозначенная стачка переросла в общероссийскую. Более того, брожение и волнение охватили полмира. Стосорокалетний аксакал с белоснежных предгорий Тянь-Шаня и коленопреклоненный лейб-гвардеец индокитайского императора, прима-балерина балетно-оперного театра во Франкфурте-на-Майне и вице-президент нью-йоркской акционерно-страховой компании, авиадиспетчер из Алма-Аты и экс-чемпион мира по шахматно-шашечному пятиборью - все почувствовали на себе влияние стачки. Поздравим же друг друга с достопамятной датой и пожелаем себе высокопродуктивной работы в этом прекрасно оснащенном конференц-зале!

Продолжаю. Еще один диктант на засыпку, из разошедшихся по свету. 1994 года выпуска. Н/НН. (Жена считает, что этот именинник -- вылитый я по характеру и формам проявления)

Именинник бешено вопил, исступленно размахивая над головой рваным башмаком, стащенным второпях с ноги насмерть перепуганного соседа. Изумленные гости и родственники в первую минуту ошеломленно застыли, но потом под градом масленых вареников, пущенных в их сторону взбешенным именинником, вынужденно отступили к отворенным дверям. “Изменники! Подсунуть мне бесприданницу, за которую никто гроша ломаного не давал!” - отчаянно визжал он, возмущенно скача на кованом сундуке, застеленном продранной клеенкой. “Она невоспитанна и необразованна, неслыханно глупа и невиданно уродлива, к тому же и вовсе без приданого”, - кричал он, швыряя драный башмак в недавно купленный соломенный абажур лимонного цвета. Брошенная вслед за ним палка копченой колбасы угодила в стеклянную вазу, наполненную дистиллированной водой, и вместе с ней рухнула на коротко стриженную, крашенную под каштан голову обвиненной во всех грехах бесприданницы, с уязвленным видом жавшейся у двери. Та, раненная в голову колбасой, картинно взмахнув обнаженными по локоть руками и сдавленно пискнув, повалилась в квашню с замешенным тестом, увлекая за собой рождественскую елку, увешанную слюдяными игрушками, посеребренными сосульками и с золоченой звездой на самой макушке. Восхищенный произведенным эффектом, именинник упоенно пританцовывал на выкрашенном масляной краской комоде, инкрустированном тисненой кожей, куда он перебрался с сундука непосредственно после падения дамы для лучшего обзора кутерьмы, вызванной его экзальтированным поступком.

Потерянное сердце

Из Гатчинской авиационной школы вышло очень много превосходных летчиков, отличных инструкторов и отважных бойцов за родину.

И вместе с тем вряд ли можно было найти на всем пространстве неизмеримой Российской империи аэродром, менее приспособленный для целей авиации и более богатый несчастными случаями и человеческими жертвами. Причины этих печальных явлений толковались различно. Молодежь летчицкая склонна была валить вину на ту небольшую рощицу, которая росла испокон десятилетий посредине учебного поля и нередко мешала свободному движению аппарата, только что набирающего высоту и скорость, отчего и происходили роковые падения. Гатчинский аэродром простирался как раз между Павловским старым дворцом и Балтийским вокзалом. Из западных окон дворца роща была очень хорошо видна. Рассказывали, что этот кусочек пейзажа издавна любила покойная государыня Мария Феодоровна, и потому будто бы дворцовый комендант препятствовал снесению досадительной рощи, несмотря на то что государыня уже более десяти лет не посещала Гатчины.

Конечно, молодежь могла немного ошибаться. Ведь известно, что всех начинающих велосипедистов, летчиков, конькобежцев и прочих спортсменов всегда неудержимо тянет к препятствиям, которые очень легко возможно было бы обойти. Опытные, дальновидные начальники школы судили иначе: они принимали во внимание топографическое положение Гатчины с окружающими ее болотами и лесами, с близостью Финского залива и Дудергофской горы и, исходя из этих данных, объясняли капризность, переменчивость и внезапность местных ветров. В виде примера они приводили спортивный перелет из Петербурга в Москву штатских авиаторов: Уточкина, Лерхе, Кузьминского, Васильева и еще каких-то трех. Все они сели самым жестоким образом на ничтожных Валдайских возвышенностях, поломав вдребезги свои аппараты. Продолжать полет мог только Васильев, и то лишь потому, что Уточкин, сам с разбитым коленом, отдал ему великодушно все запасные части, помог их приладить и лично запустил мотор…

Трагическое, возвышенное и гордое впечатление производил тот угол на гатчинском кладбище, где беспокойные, отважные летчики находили свой глубокий вечный сон. Заместо памятников над ними водружались пропеллеры. Издали это кладбище авиаторов походило на высокий, беспорядочно воткнутый частокол, но, подходя к могиле ближе, каждый испытывал волнующее высокое чувство. Казалось, что вот с необычайной высоты упала прекрасная мощная птица и, разбившись о землю, вся вошла в нее. И только одно стройное крыло подымается высоко и прямо к далекому небу и еще вздрагивает от силы прерванного полета.

Жуток и величествен был обычай похоронных проводов убившегося товарища. На всем пути в церковь и потом на кладбище его сопровождала, кружась высоко над ним, летучая эскадра изо всех наличных летчиков школы, и рев аэропланов заглушал идущее к небу последнее скорбное моление: «Святый боже, святый крепкий, святый бессмертный, помилуй нас».

Суров был и, пожалуй, даже немного жесток другой неписаный добровольный товарищеский обычай. Если летчику, по несчастному случаю или по неловкой ошибке, случалось угробить аэроплан, то на это крушение большого внимания никто не обращал. Если оно происходило далеко от аэродрома, то летчик телефонировал в школу, а если близко, то его падение бывало видно с поля. Очень быстро приезжали авиационные солдаты и на телегах увозили остатки катастрофы. Но если угроб-ливался или опасно искалечивался сам летчик, то его везли в госпиталь. И в тот же час, хотя бы его труп лежал еще тут же, у всех на виду, на авиационном поле, все летчики, находящиеся на службе, выдвигали из ангаров или брали с поля готовые аппараты и устремлялись ввысь. Опытные летуны пробовали выполнить задачу, заданную на сегодня несчастному собрату, другие старались повысить собственные рекорды. Тщетно было бы искать происхождения такого вызова судьбе в параграфах военно-авиационного устава. Это был неписаный закон, священный обычай, словесный «адат» мусульман, выработанный инстинктом, необходимостью и опытом. Летчик всегда должен оставаться спокойным, даже тогда, когда лицо его обледенит близкое дыхание смерти. «Вот убился твой товарищ, однокашник и друг. Его прекрасное молодое тело, вмещавшее столько божественных возможностей, еще хранит человеческую теплоту, но глаза уже не видят, уши не слышат, мысль погасла и душа отлетела бог весть куда. Крепись, летчик! Слезы прольешь вечером. Дыши ровно. Не давай сердцу биться. Потеряешь сердце — потеряешь жизнь, честь и славу. Руки на рукоятках. Ноги на педалях. Взревел мотор, сотрясая громадный аппарат. Вперед и выше! Прощай, товарищ! Бьет в лицо ветер, уходит глубоко из-под ног темная земля. Выше! Выше, летчик!»

В то время, незадолго до войны, и в первые годы войны чрезвычайно, даже чрезмерно многие молодые люди жадно стремились попасть в военную авиацию. Поводов было много: красивая форма, хорошее жалованье, исключительное положение, отблеск героизма, ласковые взгляды женщин, служба, казавшаяся издали необременительной и очень веселой и легкой. Реже других попадали в авиационные школы люди настоящего призвания, прирожденные люди-птицы, восторженно мечтающие о терпких и сладких радостях летания в воздухе, те люди, о которых Пушкин говорил:

Все, все, что гибелью грозит,

Для сердца смертного таит

Неизъяснимы наслажденья,

Бессмертья, может быть, залог!

Но надо сказать, что эти разверзатели пространств, эти летуны милостью божиею удивительно редко встречаются в природе, и к тому же они совсем лишены великих даров назойливости, попрошайничества и втирательства через протекции. Но и протекции все равно не помогали. Новичков принимали в авиационную школу, протискивая их через густое сито. Будущий летчик должен был обладать: совершенным и несокрушимым здоровьем; большой емкостью легких; способностью быстро ориентироваться как на земле, так и в воздухе; верным умением находить и держать равновесие; острым зрением, без намека на дальтонизм; безукоризненным слухом, физической силой и, наконец, сердцем, работающим при всяких положениях с холодной, неизменной точностью астрономического хронометра. Про храбрость, смелость, отвагу, дерзость, неустрашимость и про прочие сверхчеловеческие душевные качества летчика в этом летающем мире никогда или почти никогда не говорилось. Да и зачем? Разве эти, столь редкие ныне, качества не входили сами по себе в долг и обиход военного авиатора?.. Хвалили Нестерова, впервые сделавшего мертвую петлю. Хвалили Казакова, снизившего восемнадцать вражеских аэропланов. Хвалили, но не удивлялись: удивление так близко к ротозейству!

Не мудрено, что при столь строгом испытании и при такой суровой дисциплине наибольшая часть неспособных, ненужных, никуда не годящихся кандидатов в летчики отваливалась вскоре сама собою, как шлак или мусор. Оставался безукоризненный, надежный отбор. Но даже среди этих избранных, при первых опытах полета, находились еще неудачники, люди смелые, ловкие, влюбленные в авиацию, но — увы! — лишенные какого-то из великих даров приближения к небу. Те уходили молча, с горестью в душе, и старые летчики провожали их с грубоватым и дружеским сожалением, хотя иных из них приходилось провожать только до кладбища.

Овладевал, между прочим, не только молодыми, но и опытными, закаленными знаменитыми летчиками особый трудно объяснимый и неизлечимый, внезапный недуг, который назывался «потерею сердца» и о котором ни один из авиаторов не позволил бы себе отозваться насмешливо или легкомысленно.

Здесь под понятием сердца не надо предполагать мощный мускул на левой стороне человеческой груди, который самоотверженно и послушно многие годы нагнетает кровь во все закоулки нашего тела. Нет! Здесь подразумевается символ психологический, моральный. Потерять сердце — это для летчика значит потерять божественную свободу разгуливать в небесном пространстве по своей воле на хрупком аппарате, пронизывать облака, спокойно встречать дождь, снег, ураган и молнии, ничуть не теряясь оттого, что ты совершенно не знаешь: летишь ли ты во тьме, на юг или на запад, вверх или вниз.

Одно из поразительнейших явлений — это потеря сердца. Ее знают акробаты, всадники и лошади, борцы, боксеры, бретеры и великие артисты. Эта странная болезнь постигает свою жертву без всяких последовательных предупреждений. Она является внезапно, и причин ее не сыщешь.

Вот так же неожиданно потерял сердце на Гатчинском аэродроме славный авиатор и отличный инструктор Феденька Юрков (ударение на о), о котором в наивной гатчинской авиационной звериаде пелось:

Поступил он в авиацию не очень рано, лет двадцати семи-восьми, из кавалерии. Надо сказать, что кавалеристам легче, чем простым смертным, давалась несложная, но все-таки требующая присутствия духа наука управления авионом, ибо работа над лошадью поводьями и шенкелями имеет много общего с маневрами летчиков. Служил он раньше хотя и не в гвардейском, а в армейском полку, но полк от времен седой старины был покрыт исторической славой.

Замечателен он был еще тем, что в нем, как и в двух других кавалерийских полках, всему составу господ офицеров и всем вахмистрам полагалось быть холостыми, и на это крутое правило никогда не было ни исключений, ни поблажек. Что-то было в милом Феденьке Юркове от легендарных героев-кавалеристов 1812 года — от Милорадовича, от Бурцова, еры, забияки, от Дениса Давыдова, от Сес-лавина: хриплый командный голос с приятной сипловатостью, походка немного раскорякою, внешняя грубость и внутренняя правдивая доброта и, наконец, блестящая лихость в боевых делах. Вся русская военная авиация знала и с улыбкой вспоминала о его забавном и опасном приключении в начале войны на Западном фронте. Ему была поручена воздушная разведка. Штабу наверняка было известно, что немцы находятся где-то довольно близко, верстах в тридцати — сорока, но в каком направлении — никто не ведал.

Юрков быстро поднялся в воздух, имея позади себя наблюдателя с бомбой, знавшего прекрасно немецкий язык, бывшего ученика петербургской Петершуле, славного и сильного малого и из «русских распрорусского».

Погода в верхних слоях была моросливая, с густым тяжелым туманом. Пилот вскоре потерял намеченный путь, перестал ориентироваться и решил приземлиться, чтобы опознаться в местности. Судьба и начавшийся ветерок руководили им. Он спустился как раз на широкую и теперь безлюдную площадь города Гумбинена, как раз напротив опрятного кабачка, тонувшего во вьющейся зелени. Город, несмотря на рев спускавшегося авиона, продолжал безмолвствовать, как в сказке о спящей царевне. Вероятно, звуки мотора были здесь обычным явлением. Из кабачка пахло кофеем и жареной колбасой. У Юркова сразу созрел план действий.

— Надо узнать, какой это город, и вытянуть, какие удастся, сведения. Итак, слушайте, Шульц: я — лейтенант кайзерской авиации, вы — мой унтер-офицер. Я ранен в горло и потому говорю совсем невнятно. Я буду хрипеть и сопеть. Так мне легче будет маскировать мое незнание немецкого языка, а берлинский жаргон я умею ловко передразнивать. Немецкие деньги у вас. Дайте сюда и идемте фриштыкать . Если возникнут недоразумения по поводу нашей формы, говорите, что наша секретная задача этого требует для заманивания в мешок этих руссише швейне , и вообще ругайте нас без всякого милосердия. Когда подкрепитесь, идите к аппарату. Ну, форвертс!

В опрятной столовой они выпили кофе с молоком, съели вкусный сытный завтрак из яичницы с ветчиной, жареных толстых сосисок и доброго сыра, запивали же его они дрянным шнапсом и отличным бархатным черным пивом.

Шульц без конца болтал на настоящем чистейшем немецком языке и ловко успел выведать, что город называется Гумбиненом, что отряды кайзера пробыли в нем четыре дня, а потом ушли куда-то на восток и теперь их не видно и не слышно уже трое суток, а в городе остались лишь раненые и инвалидная команда. Юрков произносил картаво, хрипло и густо, из самой глубины горла односложные слова «моэн», «маальцейт», «проозит», «колоссаль», «пирамидаль» , а огромного, толстого, раздутого пивом хозяина звал, хлопая его дружески по жирной спине: «Май либа фаата» .

Если Ницше называл прусский берлинский язык плохой и бездарной пародией на немецкий, то юрковская пародия на пародию выходила замечательно. Две милые женщины прислуживали за столом: полная — чтобы не сказать толстая — хозяйка, цветущая пышной, обильной красотою сорокалетней упитанной немки, и ее дочь, свеженькая «бакфиш» , с невинными голубыми глазами, розовым лицом, золотыми волосами и губами красными, как спелая вишня.

«Эх, пожить бы нам здесь всласть дня два, три, — мечтательно подумал Феденька. — Я бы поволочился за фрау, а фрейлен предоставил бы Шульцу. Конечно, ничего дурного! Просто — буколическая идиллия под каштанами немецкого тихого городка…»

Но в эту минуту скорым ходом вернулся от аэроплана Шульц. Он чуть-чуть кивнул головой в знак того, что все обстоит благополучно, но легкое движение его ресниц красноречиво указало на дверь.

— Извините. Одна минута, — сказал по-немецки голосом чревовещателя Юрков и вышел.

— В чем дело?

— Проезжал в шарабане немец и остановился, чтобы сказать другому немцу, что по дороге он видел с холма большой немецкий отряд, идущий в колонне на Гумбинен. Что прикажете делать, господин ротмистр?

— Сниматься с якоря. Идем попрощаемся с милыми хозяевами. — Он расплатился за завтрак с такой щедростью, на какую никогда бы не отважился ни один немецкий эрцгерцог, и притом расплатился не жалкими бумажками, а настоящими серебряными гульденами. Пораженная сказочной платой, хозяйка навязала почти насильно авиаторам корзиночку с провизией, и растроганный Юрков влепил ей в самые губы сердечный поцелуй. Хозяин охотно вызвался отыскать двух сильных людей, чтобы пустить в ход пропеллер аппарата. Через десять минут мощный «моран-парасоль», отодравшись от земли, уже летел легко к разъяснившемуся небу, а немецкие друзья махали вслед ему шляпами и платками.

Вскоре с большой высоты они увидали сплошную гусеницу немецкой колонны, казавшейся почти неподвижной.

— Господин ротмистр, — прокричал в слуховую трубку Шульц, указывая на гнездо, в котором лежала бомба. — А не пустить ли в них этой мамашей?

На что Юрков, никогда не терявший спокойствия, ответил серьезно:

— Нет, мой молодой друг! Наше точное задание — разведка. Часто — увы! — из-за сурового долга приходится отказывать себе в маленьких невинных удовольствиях!.. Вечером, в офицерском собрании, за ужином, в который входили и гумбиненские толстые сосиски, Феденька Юрков рассказал эту историю при громком хохоте всех летчиков. Ему не чужд был соленый, грубоватый юмор.

Юрков поступил в авиацию за год до войны. На войне он с успехом летал сначала на таких старых первобытных аппаратах, каких давным-давно и помину не было во всех воюющих армиях. Немцы говорили: «Самые храбрые летчики — это русские. Немецкий летчик счел бы безумием сесть на один из их аппаратов». Юркова точно чудом спасали от смерти его отвага, хладнокровие и находчивость. За это время он успел все-таки сбить шесть вражеских аэропланов. В 1916 году он получил две пулевых раны и был из госпиталя командирован в Гатчинскую школу в качестве инструктора. Вернее, это был замаскированный отдых.

Как товарищ Юрков, несмотря на некоторую шершавость характера, отличался добротою, готовностью к услуге, всегдашней правдивостью и был любимейшим компаньоном. Как инструктор он был строг и крайне требователен. Он как будто бы совсем позабыл о том постепенном преодолении трудностей, о той постоянной гимнастике духа и воли, которые неизбежны при обучении искусству авиации. Большинство учеников сбегало от него к другим, более мягким, инструкторам, но зато из молодежи, обтерпевшейся в его жестких руках, выходили немногие, но первоклассные летчики.

В Гатчине Феденька Юрков выбрал своим жильем гостиницу Веревкина, на вывесках которого золотом по черному было написано: на одной «Vieux Verevkine» , a на другой «Распивочно и раскурочно» — старый наивный след пятидесятых годов. Гатчина, городишко тихий, необщительный, летом весь в густой зелени, зимой весь в непроходимом снегу. Там семьи редко знакомятся друг с другом. Нет в нем никаких собраний, увеселений и развлечений, кроме гаденького кинематографа. Никогда ни одного человека нельзя было встретить: ни в Приоратском парке, ни в дворцовом, ни в зверинце. Замечательный дворец Павла I не привлекал ничьего внимания, пустовали даже улицы.

Вот именно в передней плохонького синема, после сеанса, Феденька Юрков и увидел Катеньку Вахтер.

Дожидаясь, пока ее матушка разыскивала свои галоши, а потом кутала шею и голову вязаным платком, Катенька стояла перед зеркалом, кокетничала со своею новой шляпой и вполголоса говорила подруге о своих впечатлениях, склоняя личико то на один, тона другой бок.

— Ах, Макс Линдер! До чего он хорош! Это что-то сверхъестественное, не объяснимое никакими человеческими словами! Какое выразительное лицо. Какие прелестные жесты!

Тут она повернула головку направо, и глаза ее столкнулись в зеркале с глазами Юркова. Она глядела прямо на летчика, но глядела машинально: она его не видела и продолжала говорить с преувеличенной страстностью, упираясь зрачками в его зрачки.

— Он безумно, безумно мне нравится! Я еще никогда не видала в жизни такого прекрасного мужчину! Вот человек, которому без колебаний можно отдать и жизнь, и душу, и все, все, все. О, я совсем очарована им!

В это мгновение восторженный образ Юркова влился в сознание барышни Вахтер. Она покраснела и поспешила спрятаться за широкую спину маменьки. Но про себя она сказала по адресу офицера, жадно пялившего на нее восхищенные глаза: «Какой дерзкий нахал!»

Юрков отлично заметил ее гордый, небрежный и презрительный взгляд. Но… все равно… Теперь ему уже не было спасенья. Стрела амура успела пронзить в этот момент его мужественное сердце, и он сразу же заболел первой любовью: любовью нежной, жестокой, непреодолимой и неизлечимой.

В доме Вахтеров иногда бывали гатчинские летчики. Один из них, поручик Коновалов, ввел Юркова в этот дом, и с тех пор Феденька зачастил туда с визитами. Он приносил цветы и конфеты, участвовал в пикниках и шарадах, держал для мамаши на распяленных пальцах мотки шерсти, водил папашу, акцизного надзирателя и старого мухобоя, в офицерское собрание, где хоть и не без труда, но удавалось иногда выпросить стакан спирта у заведующего хозяйством школы капитана Озеровского. Недаром в исторической звериаде пелось:

А чтоб достать порою спирт,

Нам с Озеровским нужен флирт,

Химия, химия,

Сугубая химия.

Скрепя сердце играл Юрков в маленькие семейные игры и танцевал под мамашину музыку самые неуклюжие вальсы, венгерки и падеспани. Всем было известно, что он без ума влюбился в Катеньку. Товарищи-летчики удивлялись. Что он нашел в этой тоненькой семнадцатилетней девчонке? Она была мала ростом, с бледным лицом в пупырышках; к тому же была у нее неисправимая, дурная привычка беспрестанно двигать кожу на лбу, так что морщины подымались вверх до корней волос, что придавало лицу Катеньки глупое и всегда удивленное выражение. Не пленила ли Феденьку одна ее трепетная юность?

Бывший офицер славного холостого кавалерийского полка никогда не знал чистой, свежей любви. Он, подобно своим товарищам — драгунам, всегда в любовных делах занимался дальним каперством, чтобы не сказать пиратством, и вообще легкими амурами. Теперь он любил с уважением, с обожанием, с вечной иссушающей мечтой о тихих радостях законного брака. Это стремление к семейному раю порою глубоко изумляло его самого, и он иногда размышлял вслух:

— Гм… Попался, который кусался!..

Пробовал он порою закидывать косолапые намеки на предложение руки и сердца. Но куда девалось его прежнее развязное и бесцеремонное красноречие. Слова тяжело вязли во рту, а часто их и вовсе не хватало. Его жениховских подходов как будто никто не понимал…

К тому же всем давно было известно, что Катенька влюблена в Жоржа Востокова, двадцатипятилетнего летчика, который, несмотря на свою молодость, считался первым во всей русской авиации по искусству фигурного пилотажа. Кроме того, румяный Жоржик премило пел нежные романсы, аккомпанируя себе на мандолине и на рояле. Но он не обращал никакого внимания на Катюшины взоры, вздохи и на томные приглашения прокатиться на лодке по Приоратскому пруду. Вскоре он и совсем перестал бывать у Вахтеров.

Убедившись наконец в своей полной и бесповоротной неудаче, Юрков заскучал, захандрил, изнемог, и более двух недель он под разными предлогами не выходил из гостиницы «Vieux Verevkin"a» и вернулся на службу лишь после многозначительной бумаги начальника школы. Пришел он на аэродром весь какой-то мягкий, опущенный, с исхудалым и потемневшим лицом и сказал товарищам-пилотам:

— Я хворал и потому совсем раскис. Но теперь мне гораздо лучше. Попробую сегодня подняться на четыре тысячи. Это меня взбодрит и встряхнет.

Ему вывели из гаража его чуткий, послушный «моран-парасоль». Все видели, как ловко, круто и быстро он поднялся до высоты в тысячу метров, но на этой высоте с ним стало делаться что-то странное. Он не шел выше, вилял, несколько раз пробовал подняться и опять спускался. Все думали, что у него случилось что-нибудь с аппаратом. Потом он стал снижаться планирующим спуском. Но аэроплан точно шатался в его руках. И на землю он сел неуверенно, едва не сломав шасси… Товарищи подбежали к нему. Он стоял возле машины с мрачным и печальным лицом.

— Что с тобою, Феденька? — спросил кто-то.

— Ничего… — ответил он отрывисто. — Ничего… Я потерял сердце, как ни бился — не могу и не могу подняться выше тысячи метров, — и знаете ли? никогда не смогу. Покачиваясь, он пошел через авиационное поле. Никто его не провожал, но все долго и молча глядели ему вслед.

Немного придя в себя, Юрков на другой день, и на третий, и на следующий пробовал одолеть тысячную высоту, но это ему не давалось. Сердце было потеряно навеки.

Примечания

12. Завтракать (от нем. frühstücken).

13. Русских свиней (от нем. Russische Schweine).

14. Вперед! (от нем. Vorwärts!).

15. От слов: Guten Morgen — доброе утро; Mahlzeit — приятного аппетита; Prosit — ваше здоровье; kolossal — колоссально; pyramidal — превосходно (нем.).

16. Мой дорогой отец (от нем. Mein lieber Vater).

17. Девочка-подросток (от нем. Backfisch).

18. «Старый Веревкин» (фр.).

Здесь выложена электронная книга Потерянное сердце автора по имени Куприн Александр Иванович . На этой вкладке сайта сайт вы можете скачать бесплатно или прочитать онлайн электронную книгу Куприн Александр Иванович - Потерянное сердце.

Размер архива с книгой Потерянное сердце равняется 9.88 KB

Куприн Александр
Потерянное сердце
А. Куприн
"Потерянное сердце"
Из Гатчинской авиационной школы вышло очень много превосходных летчиков, отличных инструкторов и отважных бойцов за родину.
И вместе с тем вряд ли можно было найти на всем пространстве неизмеримой Российской империи аэродром, менее приспособленный для целей авиации и более богатый несчастными случаями и человеческими жертвами. Причины этих печальных явлений толковались различно. Молодежь летчицкая склонна была валить вину на ту небольшую рощицу, которая росла испокон десятилетий посредине учебного поля и нередко мешала свободному движению аппарата, только что набирающего высоту и скорость, отчего и происходили роковые падения. Гатчинский аэродром простирался как раз между Павловским старым дворцом и Балтийским вокзалом. Из западных окон дворца роща была очень хорошо видна. Рассказывали, что этот кусочек пейзажа издавна любила покойная государыня Мария Феодоровна, и потому будто бы Дворцовый коментдант препятствовал снесению досадительной рощи, несмотря на то что государыня уже более десяти лет не посещала Гатчины.
Конечно, молодежь могла немного ошибаться. Ведь известно, что всех начинающих велосипедистов, летчиков, конькобежцев и прочих спортсменов всегда неудержимо тянет к препятствиям, которые очень легко возможно было бы обойти.
Опытные, дальновидные начальники школы судили иначе: они принимали во внимание топографическое положение Гатчины с окружающими ее болотами и лесами, с близостью Финского залива и Дудергофской горы и, исходя из этих данных, объясняли капризность, переменчивость и внезапность местных ветров. В виде примера они приводили спортивный перелет из Петербурга в Москву штатских авиаторов: Уточкина, Лерхе, Кузьминского, Васильева и еще каких-то трех. Все они сели самым жестоким образом на ничтожных Валдайских возвышенностях, поломав вдребезги свои аппараты. Продолжать полет мог только Васильев, и то лишь потому, что Уточкин, сам с разбитым коленом, отдал ему великодушно все запасные части, помог их приладить и лично запустил мотор...
Трагическое, возвышенное и гордое впечатление производил тот угол на гатчинском кладбище, где беспокойные, отважные летчики находили свой глубокий вечный сон. Заместо памятников над ними водружались пропеллеры. Издали это кладбище авиаторов походило на высокий, беспорядочно воткнутый частокол, но, подходя к могиле ближе, каждый испытывал волнующее высокое чувство. Казалось, что вот с необычайной высоты упала прекрасная мощная птица и, разбившись о землю, вся вошла в нее. И только одно стройное крыло подымается высоко и прямо к далекому небу и еще вздрагивает от силы прерванного полета.
Жуток и величествен был обычай похоронных проводов убившегося товарища. На всем пути в церковь и потом на кладбище его сопровождала, кружась высоко над ним, летучая эскадра изо всех наличных летчиков школы, и рев аэропланов заглушал идущее к небу последнее скорбное моление: "Святый боже, святый крепкий, святый бессмертный, помилуй нас".
Суров был и, пожалуй, даже немного жесток другой неписаный добровольный товарищеский обычай. Если летчику, по несчастному случаю или по неловкой ошибке, случалось угробить аэроплан, то на это крушение большого внимания никто не обращал. Если оно происходило далеко от аэродрома, то летчик телефонировал в школу, а если близко, то его падение бывало видно с поля. Очень быстро приезжали авиационные солдаты и на телегах увозили остатки катастрофы. Но если угробливался или опасно искалечивался сам летчик, то его везли в госпиталь. И в тот же час, хотя бы его труп лежал еще тут же, у всех на виду, на авиационном поле, все летчики, находящиеся на службе, выдвигали из ангаров или брали с поля готовые аппараты и устремлялись ввысь. Опытные летуны пробовали выполнить задачу, заданную на сегодня несчастному собрату, другие старались повысить собственные рекорды. Тщетно было бы искать происхождения такого вызова судьбе в параграфах военно-авиационного устава. Это был неписаный закон, священный обычай, словесный "адат" мусульман, выработанный инстинктом, необходимостью и опытом. Летчик всегда должен оставаться спокойным, даже тогда, когда лицо его обледенит близкое дыхание смерти. "Вот убился твой товарищ, однокашник и друг. Его прекрасное молодое тело, вмещавшее столько божественных возможностей, еще хранит человеческую теплоту, но глаза уже не видят, уши не слышат, мысль погасла и душа отлетела бог весть куда. Крепись, летчик! Слезы прольешь вечером. Дыши ровно. Не давай сердцу биться. Потеряешь сердце - потеряешь жизнь, честь и славу. Руки на рукоятках. Ноги на педалях. Взревел мотор, сотрясая громадныи аппарат. Вперед и выше! Прощай, товарищ! Бьет в лицо ветер, уходит глубоко из-под ног темная земля. Выше! Выше, летчик!"
В то время, незадолго до войны, и в первые годы войны чрезвычайно, даже чрезмерно многие молодые люди жадно стремились попасть в военную авиацию. Поводов было много: красивая форма, хорошее жалованье, исключительное положение, отблеск героизма, ласковые взгляды женщин, служба, казавшаяся издали необременительной и очень веселой и легкой. Реже других попадали в авиационные школы люди настоящего призвания, прирожденные люди-птицы, восторженно мечтающие о терпких и сладких радостях летания в воздухе, те люди, о которых Пушкин говорил:
Все, все, что гибелью грозит,
Для сердца смертного таит
Неизъяснимы наслажденья,
Бессмертья, может быть, залог!
Но надо сказать, что эти разверзатели пространств, эти летуны милостью божиею удивительно редко встречаются в природе, и к тому же они совсем лишены великих даров назойливости, попрошайничества и втирательства через протекции.
Но и протекции все равно не помогали. Новичков принимали в авиационную школу, протискивая их через густое сито. Будущий летчик должен был обладать: совершенным и несокрушимым здоровьем; большой емкостью легких; способностью быстро ориентироваться как на земле, так и в воздухе; верным умением находить и держать равновесие; острым зрением, без намека на дальтонизм; безукоризненным слухом, физической силой и, наконец, сердцем, работающим при всяких положениях с холодной, неизменной точностью астрономического хронометра.
Про храбрость, смелость, отвагу, дерзость, неустрашимость и про прочие сверхчеловеческие душевные качества летчика в этом летающем мире никогда или почти никогда не говорилось. Да и зачем? Разве эти, столь редкие ныне, качества не входили сами по себе в долг и обиход военного авиатора?.. Хвалили Нестерова, впервые сделавшего мертвую петлю. Хвалили Казакова, снизившего восемнадцать вражеских аэропланов. Хвалили, но не удивлялись: удивление так близко к ротозейству!
Не мудрено, что при столь строгом испытании и при такой суровой дисциплине наибольшая часть неспособных, ненужных, никуда не годящихся кандидатов в летчики отваливалась вскоре сама собою, как шлак или мусор. Оставался безукоризненный, надежный отбор. Но даже среди этих избранных, при первых опытах полета, находились еще неудачники, люди смелые, ловкие, влюбленные в авиацию, но - увы! - лишенные какого-то из великих даров приближения к небу. Те уходили молча, с горестью в душе, и старые летчики провожали их с грубоватым и дружеским сожалением, хотя иных из них приходилось провожать только до кладбища.
Овладевал, между прочим, не только молодыми, но и опытными, закаленными знаменитыми летчиками особый трудно объяснимый и неизлечимый, внезапный недуг, который назывался "потерею сердца" и о котором ни один из авиаторов не позволил бы себе отозваться насмешливо или легкомысленно.
Здесь под понятием сердца не надо предполагать мощный мускул на левой стороне человеческой груди, который самоотверженно и послушно многие годы нагнетает кровь во все закоулки нашего тела. Нет! Здесь подразумевается символ психологический, моральный. Потерять сердце - это для летчика значит потерять божественную свободу разгуливать в небесном пространстве по своей воле на хрупком аппарате, пронизывать облака, спокойно встречать дождь, снег, ураган и молнии, ничуть не теряясь оттого, что ты совершенно не знаешь: летишь ли ты во тьме, на юг или на запад, вверх или вниз.
Одно из пораэительнейших явлений - это потеря сердца. Ее знают акробаты, всадники и лошади, борцы, боксеры, бретеры и великие артисты. Эта странная болезнь постигает свою жертву без всяких последовательных предупреждений. Она является внезапно, и причин ее не сыщешь.
Вот так же неожиданно потерял сердце на Гатчинском аэродроме славный авиатор и отличный инструктор Феденька Юрков (ударение на о), о котором в наивной гатчинской авиационной звериаде пелось:
Кто хоть пьян, но в бой готов?
Это Феденька Юрков...
Химия, химия,
Сугубая химия...
И т. д.
Поступил он в авиацию не очень рано, лет двадцати семи-восьми, из кавалерии. Надо сказать, что кавалеристам легче, чем простым смертным, давалась несложная, но все-таки требующая присутствия духа наука управления авионом, ибо работа над лошадью поводьями и шенкелями имеет много общего с маневрами летчиков.
Служил он раньше хотя и не в гвардейском, а в армейском полку, но полк от времен седой старины был покрыт исторической славой.
Замечателен он был еще тем, что в нем, как и в двух других кавалерийских полках, всему составу господ офицеров и всем вахмистрам полагалось быть холостыми, и на это крутое правило никогда не было ни исключений, ни поблажек.
Что-то было в милом Феденьке Юркове от легендарных героев-кавалеристов 1812 года - от Милорадовича, от Бурцова, ёры, забияки, от Дениса Давыдова, от Сеславина: хриплый командный голос с приятной сипловатостью, походка немного раскорякою, внешняя грубость и внутренняя правдивая доброта и, наконец, блестящая лихость в боевых делах. Вся русская военная авиация знала и с улыбкой вспоминала о его забавном и опасном приключении в начале войны на Западном фронте. Ему была поручена воздушная разведка. Штабу наверняка было известно, что немцы находятся где-то довольно близко, верстах в тридцати-сорока, но в каком направлении - никто не ведал.
Юрков быстро поднялся в воздух, имея позади себя наблюдателя с бомбой, знавшего прекрасно немецкий язык, бывшего ученика петербургской Петершуле, славного и сильного малого и из "русских распрорусского".
Погода в верхних слоях была моросливая, с густым тяжелым туманом. Пилот вскоре потерял намеченный путь, перестал ориентироваться и решил приземлиться, чтобы спознаться в местности. Судьба и начавшийся ветерок руководили им. Он спустился как раз на широкую и теперь безлюдную площадь города Гумбинена, как раз напротив опрятного кабачка, тонувшего во вьющейся зелени. Город, несмотря на рев спускавшегося авиона, продолжал безмолвствовать, как в сказке о спящей царевне. Вероятно, звуки мотора были здесь обычным явлением. Из кабачка пахло кофеем и жареной колбасой. У Юркова сразу созрел план действий.
- Надо узнать, какой это город, и вытянуть, какие удастся, сведения. Итак, слушайте, Шульц: я - лейтенант кайзерской авиации, вы - мой унтер-офицер. Я ранен в горло и потому говорю совсем невнятно. Я буду хрипеть и сопеть. Так мне легче будет маскировать мое незнание немецкого языка, а берлинский жаргон я умею ловко передразнивать. Немецкие деньги у вас. Дайте сюда и идемте фриштыкать 1. Если возникнут недоразумения по поводу нашей формы, говорите, что наша секретная задача этого требует для заманивания в мешок этих руссише швейне 2, и вообще ругайте нас без всякого милосердия. Когда подкрепитесь, идите к аппарату. Ну, форвертс! 3
В опрятной столовой они выпили кофе с молоком, съели вкусный сытный завтрак из яичницы с ветчиной, жареных толстых сосисок и доброго сыра, запивали же его они дрянным шнапсом и отличным бархатным черным пивом.
Шульц без конца болтал на настоящем чистейшем немецком языке и ловко успел выведать, что город называется Гумбиненом, что отряды кайзера пробыли в нем четыре дня, а потом ушли куда-то на восток и теперь их не видно и не слышно уже трое суток, а в городе остались лишь раненые и инвалидная команда. Юрков произносил картаво, хрипло и густо, из самой глубины горла односложные слова "моэн", "маальцейт", "проозит", "колоссаль", "пирамидаль" 4, а огромного, толстого, раздутого пивом хозяина звал, хлопая его дружески по жирной спине: "Май либа фаата" 5.
Если Ницше называл прусский берлинский язык плохой и бездарной пародией на немецкий, то юрковская пародия на пародию выходила замечательно.
Две милые женщины прислуживали за столом: полная - чтобы не сказать толстая - хозяйка, цветущая пышной, обильной красотою сорокалетней упитанной немки, и ее дочь, свеженькая "бакфиш" 6, с невинными голубыми глазами, розовым лицом, золотыми волосами и губами красными, как спелая вишня.
"Эх, пожить бы нам здесь всласть дня два, три, - мечтательно подумал Феденька. - Я бы поволочился за фрау, а фрейлен предоставил бы Шульцу. Конечно, ничего дурного! Просто - буколическая идиллия под каштанами немецкого тихого городка..."
Но в эту минуту скорым ходом вернулся от аэроплана Шульц. Он чуть-чуть кивнул головой в знак того, что все обстоит благополучно, но легкое движение его ресниц красноречиво указало на дверь.
- Извините. Одна минута, - сказал по-немецки голосом чревовещателя Юрков и вышел.
- В чем дело?
- Проезжал в шарабане немец и остановился, чтобы сказать другому немцу, что по дороге он видел с холма большой немецкий отряд, идущий в колонне на Гумбинен. Что прикажете делать, господин ротмистр?
- Сниматься с якоря. Идем попрощаемся с милыми хозяевами. - Он расплатился за завтрак с такой щедростью, на какую никогда бы не отважился ни один немецкий эрцгерцог, и притом расплатился не жалкими бумажками, а настоящими серебряными гульденами. Пораженная сказочной платой, хозяйка навязала почти насильно авиаторам корзиночку с провизией, и растроганный Юрков влепил ей в самые губы сердечный поцелуй. Хозяин охотно вызвался отыскать двух сильных людей, чтобы пустить в ход пропеллер аппарата. Через десять минут мощный "моран-парасоль", отодравшись от земли, уже летел легко к разъяснившемуся небу, а немецкие друзья махали вслед ему шляпами и платками.
Вскоре с большой высоты они увидали сплошную гусеницу немецкой колонны, казавшейся почти неподвижной.
- Господин ротмистр, - прокричал в слуховую трубку Шульц, указывая на гнездо, в котором лежала бомба. - А не пустить ли в них этой мамашей?
На что Юрков, никогда не терявший спокойствия, ответил серьезно:
- Нет, мой молодой друг! Наше точное задание - разведка. - Часто увы! - из-за сурового долга приходится отказывать себе в маленьких невинных удовольствиях!..
Вечером, в офицерском собрании, за ужином, в который входили и гумбиненские толстые сосиски, Феденька Юрков рассказал эту историю при громком хохоте всех летчиков. Ему не чужд был соленый, грубоватый юмор.
Юрков поступил в авиацию за год до войны. На войне он с успехом летал сначала на таких старых первобытных аппаратах, каких давным-давно и помину не было во всех воюющих армиях. Немцы говорили: "Самые храбрые летчики это русские. Немецкий летчик счел бы безумием сесть на один из их аппаратов". Юркова точно чудом спасали от смерти его отвага, хладнокровие и находчивость.
За это время он успел все-таки сбить шесть вражеских аэропланов. В 1916 году он получил две пулевых раны и был из госпиталя командирован в Гатчинскую школу в качестве инструктора. Вернее, это был замаскированный отдых.
Как товарищ Юрков, несмотря на некоторую шершавость характера, отличался добротою, готовностью к услуге, всегдашней правдивостью и был любимейшим компаньоном. Как инструктор он был строг и крайне требователен. Он как будто бы совсем позабыл о том постепенном преодолении трудностей, о той постоянной гимнастике духа и воли, которые неизбежны при обучении искусству авиации. Большинство учеников сбегало от него к другим, более мягким, инструкторам, по зато из молодежи, обтерпевшейся в его жестких руках, выходили немногие, но первоклассные летчики.
В Гатчине Феденька Юрков выбрал своим жильем гостиницу Веревкина, на вывесках которого золотом по черному было написано: на одной "Vieux Verevkine" 7, а на другой "Распивочно и раскурочно" - старый наивный след, пятидесятых годов.
Гатчина, городишко тихий, необщительный, летом весь в густой зелени, зимой весь в непроходимом снегу. Там семьи редко знакомятся друг с другом. Нет в нем никаких собраний, увеселений и развлечений, кроме гаденького кинематографа.
Никогда ни одного человека нельзя было встретить: ни в Приоратском парке, ни в дворцовом, ни в зверинце. Замечательный дворец Павла I не привлекал ничьего внимания, пустовали даже улицы.
Вот именно в передней плохонького синема, после сеанса, Феденька Юрков и увидел Катеньку Вахтер.
Дожидаясь, пока ее матушка разыскивала свои галоши, а потом кутала шею и голову вязаным платком, Катенька стояла перед зеркалом, кокетничала со своею новой шляпой и вполголоса говорила подруге о своих впечатлениях, склоняя личико то на один, то на другой бок.
- Ах, Макс Линдер! До чего он хорош! Это что-то сверхъестественное, не объяснимое никакими человеческими словами! Какое выразительное лицо. Какие прелестные жесты!
Тут она повернула головку направо, и глаза ее столкнулись в зеркале с глазами Юркова. Она глядела прямо на летчика, но глядела машинально: она его не видела и продолжала говорить с преувеличенной страстностью, упираясь зрачками в его зрачки.
- Он безумно, безумно мне нравится! Я еще никогда не видала в жизни такого прекрасного мужчину! Вот человек, которому без колебаний можно отдать и жизнь, и душу, и все, все, все. О, я совсем очарована им!
В это мгновение восторженный образ Юркова влился в сознание барышни Вахтер. Она покраснела и поспешила спрятаться за широкую спину маменьки. Но про себя она сказала по адресу офицера, жадно пялившего на нее восхищенные глаза: "Какой дерзкий нахал"
Юрков отлично заметил ее гордый, небрежный и презрительный взгляд. Но... все равно... Теперь ему уже не было спасенья. Стрела амура успела пронзить в этот момент его мужественное сердце, и он сразу же заболел первой любовью: любовью нежной, жестокой, непреодолимой и неизлечимой.
В доме Вахтеров иногда бывали гатчинские летчики. Один из них, поручик Коновалов, ввел Юркова в этот дом, и с тех пор Феденька зачастил туда с визитами. Он приносил цветы и конфеты, участвовал в пикниках и шарадах, держал для мамаши на распяленных пальцах мотки шерсти, водил папашу, акцизного надзирателя и старого мухобоя, в офицерское собрание, где хоть и не без труда, по удавалось иногда выпросить стакан спирта у заведующего хозяйством школы капитана Озеровского. Недаром в исторической звериаде пелось:
А чтоб достать порою спирт,
Нам с Озеровским нужен флирт,
Химия, химия,
Сугубая химия.
Скрепя сердце играл Юрков в маленькие семейные игры и танцевал под мамашину музыку самые неуклюжие вальсы, венгерки и падеспани. Всем было известно, что он без ума влюбился в Катеньку. Товарищи-летчики удивлялись. Что он нашел в этой тоненькой семнадцатилетней девчонке? Она была мала ростом, с бледным лицом в пупырышках; к тому же была у нее неисправимая, дурная привычка беспрестанно двигать кожу на лбу, так что морщины подымались вверх до корней волос, что придавало лицу Катеньки глупое и всегда удивленное выражение. Не пленила ли Феденьку одна ее трепетная юность?
Бывший офицер славного холостого кавалерийского полка никогда не знал чистой, свежей любви. Он, подобно своим товарищам - драгунам, всегда в любовных делах занимался дальним каперством, чтобы не сказать пиратством, и вообще легкими амурами. Теперь он любил с уважением, с обожанием, с вечной иссушающей мечтой о тихих радостях законного брака. Это стремление к семейному раю порою глубоко изумляло его самого, и он иногда размышлял вслух:
- Гм... Попался, который кусался!..
Пробовал он порою закидывать косолапые намеки на предложение руки и сердца. Но куда девалось его прежнее развязное и бесцеремонное красноречие. Слова тяжело вязли во рту, а часто их и вовсе не хватало. Его жениховских подходов как будто никто не понимал...
К тому же всем давно было известно, что Катенька влюблена в Жоржа Востокова, двадцатипятилетнего летчика, который, несмотря на свою молодость, считался первым во всей русской авиации по искусству фигурного пилотажа. Кроме того, румяный Жоржик премило пел нежные романсы, аккомпанируя себе на мандолине и на рояле. Но он не обращал никакого внимания на Катюшины взоры, вздохи и на томные приглашения прокатиться на лодке по Приоратскому пруду. Вскоре он и совсем перестал бывать у Вахтеров.
Убедившись наконец в своей полной и бесповоротной неудаче, Юрков заскучал, захандрил, изнемог, и более двух недель он под разными предлогами не выходил из гостиницы "Vieux Verevkin"a" и вернулся на службу лишь после многозначительной бумаги начальника школы. Пришел он на аэродром весь какой-то мягкий, опущенный, с исхудалым и потемневшим лицом и сказал товарищам-пилотам:
- Я хворал и потому совсем раскис. Но теперь мне гораздо лучше. Попробую сегодня подняться на четыре тысячи. Это меня взбодрит и встряхнет.
Ему вывели из гаража его чуткий, послушный "моран-парасоль". Все видели, как ловко, круто и быстро он поднялся до высоты в тысячу метров, но на этой высоте с ним стало делаться что-то странное. Он не шел выше, вилял, несколько раз пробовал подняться и опять спускался. Все думали, что у него случилось что-нибудь с аппаратом. Потом он стал снижаться планирующим спуском. Но аэроплан точно шатался в его руках. И на землю он сел неуверенно, едва не сломав шасси... Товарищи подбежали к нему. Он стоял возле машины с мрачным и печальным лицом.
- Что с тобою, Феденька? - спросил кто-то.
- Ничего... - ответил он отрывисто. - Ничего... Я потерял сердце, как ни бился - не могу и не могу подняться выше тысячи метров, - и знаете ли? никогда не смогу.
Покачиваясь, он пошел через авиационное поле. Никто его не провожал, но все долго и молча глядели ему вслед.
Немного придя в себя, Юрков на другой день, и на третий, и на следующий пробовал одолеть тысячную высоту, но это ему не давалось. Сердце было потеряно навеки.
1931 г.
1 завтракать (от нем. Fruhstuck).
2 русских свиней (от нем. russische Schweine).
3 вперед! (от нем. vorwarts).
4 От слов: Guten Morgen - доброе утро; Mahlzeit - приятного аппетита; Prosit - ваше здоровье; kolossal - колоссально; pyramidal - превосходно (нем.).
5 Мой дорогой отец (от нем. mein lieber Vater).
6 Девочка-подросток (от нем. Backfisch).
7 "Старый Веревкин" (франц.).
Было бы хорошо, чтобы книга Потерянное сердце автора Куприн Александр Иванович дала бы вам то, что вы хотите!

развесил, развешенный; развешать – развесил, развешанные; купить

- купил, купленный; бросить - бросил, брошенный; увенчать - увенчал, увенчанный; обещать - обещал, обещанный; поразить - поразил, пораженный; обстрелять - обстрелял, обстрелянный; подстрелить - подстрелил, подстреленный; затеять - затеял, затеянный; раскроить - раскроил, раскроенный по швам; высмеять

- высмеял, высмеянный; посеять - посеял, посеянный в прошлом месяце; склеить - склеил, склеенный намертво; обвешать - обвешал, обвешанный; обвесить - обвесил, обвешенный; утешить - утешил, утешенный.

№ 268. 1) Тесто хорошо замешено (замесить). Он был замешан (замешать) в неприятную историю. 2) Стены комнаты были оклеены (оклеить) светлыми обоями. 3) Потерянная (потерять) книга нашлась. 4) Замеченные (заметить) вовремя ошибки удалось быстро исправить. 5) На засеянных (засеять) ранней весной полях дружно появились первые всходы. 6) Работа была окончена (окончить) своевременно. 7) Белье было быстро высушено (высушить) ветром. 8) Лекция прослушана (прослушать) с глубоким вниманием.

№ 269. 1) Школьный драматический кружок, руководимый (страд.) артистом городского театра, готовит новую постановку. - Артист, руководящий (действ.) школьным драматическим кружком, тщательно разъясняет роль каждому участнику спектакля. 2) Юннаты, проделавшие (действ.) работу по расширению пришкольного сада, написали о своем опыте в школьную стенгазету. - Большая работа, проделанная (страд.) юннатами, была подробно описана в школьной стенгазете. 3) Девушка, прочитавшая (действ.) новую книгу, рассказывала

StudyPort подругам о своем впечатлении от нее. - Новая книга,. прочитаннаяru (страд.) девушкой, была написана ярко и увлекательно 4) Новый

прибор, изобретенный (страд.) инженером, имеет большую ценность.

Инженер, изобретший (действ.) новый прибор, получил премию. 5) Ветер, гонящий (действ.) облака, не утихал ни на минуту - Облака, гонимые (страд.) ветром, быстро неслись по небу.

№ 270. 1) Чуть шелестят листья берез, едва колеблемые (колебать) ветром. 2) Зарево на дальних высотах трепещущим (трепетать) румянцем отразилось. 3) На мысли, дышащие (дышать) силой, как бисер, нижутся слова. 4) Люблю дымок спаленной жнивы, в степи ночующий (ночевать) обоз и на холме средь желтой нивы чету белеющих (белеть) берез. 5) Русалка плыла по реке голубой, озаряема (озарять) полной луной. 6) И вдруг перед витязем пещера; в пещере свет. Он прямо к ней идет под дремлющие (дремать) своды. 7) После черного подземелья необычайно ярким кажется отраженный снегами, режущий (резать) глаза свет. 8) Добываемый (добывать)

уголь льется непрерывным потоком, грохочущим (грохотать) водопадом валится в трюмы приставшего к пристани корабля. 9) Пышущее (пыхать) здоровьем лицо Марии Андреевны покрылось бледностью. 10) Время от времени впереди на полотне появлялся машущий (махать) флажком связист. 11) Внезапно раздался топот скачущей (скакать) лошади.

№ 271. Мы выходим на лед , покрытый уже исслеженным снегом , ступаем на снег. Скользя по осыпающимся камням , поднимаемся на высокую насыпь , протянувшуюся вдоль открытого, голого берега. Поправив за спиной ружье, застегнув плотно куртку, борясь с тугим, дующим в лицо ветром , я иду берегом. Я смотрю на камни , грудою свалившиеся с берега в море. Солнечный луч, прорвавшись, освещает край черной, нависшей тучи . Я поднимаю бинокль, вглядываюсь в зыблющуюся глубину мертвой пустыни. В белом, сверкающем поле движется желтоватое пятно. Чуждый окружающему миру , маячит в снеговой дымке «Седов».

День и ночь, ночь и день между берегом и кораблем бегает шлюпка , нагруженная для устойчивости ящиками с винтовочными патронами. Хозяева строящейся станции по очереди сменяются на руле.

Покрытый - причастие.

1. От глагола - покрыть.

2. Н.ф. - покрытый.

3. Пост. признаки: страдательное, прош. вр., сов. вид.

4. Непост. признаки: полное, вин. пад., ед. ч., муж. р.

5. Лед (како й ?) покрытый .

Исслеженным - причастие.

1. От глагола - исследить. StudyPort 2. Н.ф. - исслеженный. .ru

3. Пост. признаки: страдательное, прош. вр., сов. вид. 4. Непост. признаки: полное, тв. пад, ед. ч., муж. р. 5. Снегом (каким?) исслеженным .

Осыпающимся - причастие. 1. От глагола - осыпаться. 2. Н.ф. - осыпающийся.

3. Пост. признаки: действительное, наст. вр., несов. вид. 4. Непост. признаки: дат. пад., мн. ч.

5. Камням (каким ?) осыпающимся . Дующим - причастие.

1. От глагола - дуть.

2. Н.ф. - дующий.

3. Пост. признаки: действительное, наст. вр., несов. вид.

4. Непост. признаки: тв. пад., ед. ч., муж. р.

5. Ветром (каким?) дующим .

Протянувшуюся - причастие.

1. От глагола - протянуться.

2. Н.ф. - протянувшийся.

3. Пост. признаки: действительное, прош. время., сов. вид.

4. Непост. признаки: вин. пад., ед. ч., жен. р.

5. Насыпь (каку ю ?) протянувшуюся .

№ 272. 1) Основа´ть - осно´ванн ый - осно´ван - осно´ван а - осно´ ван о - осно´ван ы; прикова´ть - прико´ванн ый - прико´ван - прико´ ван а - прико´ван о - прико´ван ы; изжева´ть - изже´ванн ый - изже´ ван - изже´ван а - изже´ван о - изже´ван ы.

2) Водвори´ть - водворе´ нн ый - водворе´н - водворен а´ - водворен о´ - водворен ы´ ; внедри´ть - внедре´нн ый - внедре´н - внедрен а´ - внедрен о´ - внедрен ы´ ; заключи´ть - заключе´нн ый - заключе´н - заключен а´ - заключен о´ - заключен ы´ ; испе´чь - испече´ нн ый - испече´н - испечен а´ - испечен о´ - испечен ы´ ; перевезти´

Перевезе´ нн ый - перевезе´н - перевезен а´ - перевезен о´ - перевезен ы´ ; просвети´ть - просвеще´нн ый - просвеще´н - просвещен а´

Просвеще н о´ - просвещен ы´ ; посвяти´ть - посвяще´нн ый - посвяще´н - посвящен а´ - посвящен о´ - посвящен ы´ ; реши´ть - реше´ нн ый - реше´н - решен а´ - решен о´ - решен ы´ .

3) Восстанови´ть - восстано´вле нн ый - восстано´влен - восстано´ влен а - восстано´влен о - восстано´влен ы; доба´вить - доба´вленн ый

Доба´вле н - доба´влен а - доба´влен о - доба´влен ы; допили´ть - допи´ленн ый - допи´лен - допи´лен а - допи´лен о - допи´лен ы; заучи´ ть - зау´ченн ый - зау´чен - зау´чен а - зау´чен о - зау´чен ы; обстри´ чь - обстри´женн ый - обстри´жен - обстри´жен а - обстри´жен о -

обстри´жен ы; предусмотре´ть - предусмо´тренн ый - предусмо´трен - StudyPort предусмо´трен а - предусмо´трен о - предусмо´трен ы. .ru № 273. В «Онегине» все части органически сочленены , в избранной

рамке романа своего Пушкин исчерпал всю свою идею, и поэтому в нем ни одной части нельзя ни изменить, ни заменить. «Герой нашего времени» представляет собой несколько рамок, вложенных в одну большую раму, которая состоит в названии романа и единстве героя. Части этого романа расположены сообразно с внутреннею необходимостью; но как они суть только отдельные случаи из жизни хотя одного и того же человека, то могли б быть заменены другими, ибо вместо приключения в крепости с Бэлой или в Тамани могли б быть подобные же и в других местах, и с другими лицами, хотя при одном и том же герое. Но тем не менее основная мысль автора дает им единство, и общность их впечатления поразительна.

№ 274. I. Раненый боец - израненный солдат; сеяная мука - посеянное зерно; кипяченая вода - вскипяченное молоко; крашеный пол - покрашенный забор; кошеный или некошеный клевер -

скошенная трава; стреляный воробей - подстреленная птица; пуганая ворона - испуганная лошадь; гашеная или негашеная известь

- погашенный костер; тканая скатерть - вытканный ковер; жженый кофе - сожженное письмо; копченая колбаса - закопченные стены; балованный ребенок - избалованное дитя - девочка избалована родителями; кованый меч - некованое железо - скованные движения; стриженый мальчик - стриженные под польку волосы

- остриженная голова; дистиллированная вода; линованная тетрадь; асфальтированная улица.

II. Воспитанный - воспитанн ица; вареный - варен ик; масленый - маслен ица; посланный - посланн ик.

№ 275. I. 1) День был серый и ветреный. Кругом пустынные жнивья и пашни. 2) В небольшом, оклеенном белым, совершенно пустом зале было светло, пахло масляной краской, на блестящем, крашеном полу у стены стояли две китайские вазы. 3) На конюшни, сараи и кухни были употреблены полновесные бревна, определенные на вековое стояние... Все было пригнано плотно и как следует. 4) С отчаянным криком Никита кинулся на пол. 5) Смышленый мальчишка понравился матросу. 6) В сенях встретила его [Дубровского] няня и с плачем обняла своего воспитанника. 7) Что такое станционный смотритель? Сущий мученик четырнадцатого класса. 8) Зала и гостиная были темны.

II. 1) Иван Ильич и Даша поселились на хуторе в мазаной хате. 2) Алексей развернул тряпочку, вынул вороненые часы. 3) Его нечесаные волосы ниспадали на глаза целой волной. 4) В доме были высокие комнаты с выбеленными стенами и некрашеными полами.

5) Никогда не забуду я эту сказочную прогулку среди высоких со- StudyPort сен по песку, смешанному с хвоей. 6) Свеча была. погашенаru .

7) Степь была пустынна, ужасающе тиха.

№ 276. Иногда я заставал его [Карла Ивановича] и в такие минуты, когда он не читал; очки спускались ниже на большом орлином носу, голубые полузакрытые глаза смотрели с каким-то особенным выражением, а губы грустно улыбались. В комнате тихо; только слышно его равномерное дыхание и бой часов с егерем. На другой стене висели ландкарты, все почти изорванные, но искусно подклеенные рукою Карла Ивановича. На третьей стене, в середине которой была дверь вниз, с одной стороны висели две линейки: одна - изрезанная, наша, другая - новенькая, собственная, употребляемая им более для поощрения, чем для линования, с другой - черная доска.

В середине комнаты стоял стол, покрытый оборванной черной клеенкой, из-под которой во многих местах виднелись края, из-

резанные перочинными ножами. Кругом стола было несколько некрашеных, но от долгого употребления залакированных табуретов. Последняя стена была занята тремя окошками. Вот какой был вид из них: прямо под окнами дорога, на которой каждая выбоина, каждый камешек, каждая колея давно знакомы и милы мне; за дорогой - стриженая липовая аллея, из-за которой кое-где виднеется плетеный частокол; через аллею виден и луг. (Повествование с элементами описания. )

№ 277. I. Свирепеть - свирепея; кричать - крича; бежать – нельзя; грохотать - грохоча; проповедовать - проповедуя; заведовать - заведуя; тормозить - тормозя; беречь – нельзя; заглядывать - заглядывая; бить – нельзя; быть – будучи; признавать - признавая; визжать - визжа; метить - метя; метать - метая; роптать - ропща; стрекотать - стрекоча; мерзнуть – нельзя; волноваться - волнуясь.

II. Вынести - вынеся; развеять - развеяв; развить - развив; обессилеть - обессилев; обессилить - обессилив; сберечь – сберегши; прикоснуться - прикоснувшись; запрячь – запрягши; запереть - заперев, заперши; отречься - отрекшись; встретить - встретивши; увести - уведя; выгрести - выгребши, выгребя; запыхаться - запыхавшись; присесть - присев; сбежать - сбежав; оставаться - оставшись, сплести - сплетя.

№ 278. 1) Чуть свет я вставал и, наскоро напившись чаю, пускался в путь. 2) Выбрав где-нибудь сухой песчаный берег, я приказывал лодке причаливать к нему. 3) Большими спиральными кругами на-

чал спускаться он [орлан] из-под облаков и, сев спокойно на землю,

StudyPort тотчас унял спор и драку между воронами, принявшись. сам ru доедать остаток рыбы. 4) Обиженные вороны сидели вокруг, каркали, не

смея подступить к суровому царю, и только изредка урывали сзади небольшие кусочки. 5) Оставив деревню Никольскую, я поплыл вниз по реке. 6) Ночью горящие палы представляют великолепную картину. Извиваясь змеей, бежит огненная струя и вдруг, встречая массы более сухой и высокой травы, вспыхивает ярким пламенем и опять движется далее узкой лентой. 7) Поднявшись с восходом солнца и указав направление, по которому нужно идти, мы отправились с товарищем вперед.

Унял - глагол.

1. Н.ф. - унять.

2. Пост. признаки: сов. вид, 1 спр., переход., невозв.

3. Непост. признаки: изъявит. накл., ед. ч., прош. вр., муж. р.

4. Он (что сделал?) унял .

Принявшись - деепричастие.

1. От глагола приняться.

2. Сов. вид.

3. Неизменяемость.

4. Унял (как?) принявшис ь ...

№ 279. 1) Дойдя до реки, мы устроили привал. 2) Плывя в лодке, путешественники видели по берегам реки множество птиц. 3) Заметив со всех сторон лодки и людей, стадо диких коз бросилось врассыпную. 4) Собираясь в поход, ребята тщательно продумали все детали путешествия. 5) Подъезжая к станции, пассажиры забеспокоились и стали собирать вещи. 6) Набирая скорость, поезд быстро приближался к горному перевалу.

и растворилась, как две половины деревянных ворот; | танцуя и фыркая| , между ними проехали лошади, раздался крик офицера.

№ 281. 1) Я не раз безудержно смеялся, глядя комедию «Ревизор».

StudyPort 2) Читая пьесу, я живо представлял себе ее персонажей. 3)ru После просмотра такой постановки сразу напрашивается вывод о жизни за

стенами костылевской ночлежки. 4) Приехав из города, Давыдов столкнулся с рядом трудностей. 5) Множество городов и деревень было уничтожено фашистами, лишившими тем самым население крова. 6) На входе в кочегарку нас обдало жаром. 7) Услышав о разведке, Петя повеселел.

1. Непоэтическое изложение стихотворения Некрасова «Несжатая полоса».

2. Восприятие Некрасова.

3. Доказательство силы слова, творческого процесса.

I. Творческий процесс - вещь неизмеримо более сложная, нежели умение стандартно пользоваться так называемыми правилами стихосложения…

Здесь я хотел бы привести один пример. Я сошлюсь на известное стихотворение Некрасова «Несжатая полоса». Как вы помните, содержание его таково: наступила поздняя осень, а в поле все еще стоит несжатая крестьянская полоса. Не сжата она потому, что ее хозяин надорвался на работе и тяжко заболел.

Я изложил это событие довольно точно, но в моей передаче оно все же не производит ровно никакого впечатления.

В данном случае я это сделал нарочно: сделал для того, чтобы показать , как много зависит от поэта, от того духовного поэтического «вклада», который он вносит в жизненный материал, положенный в основу произведения.

: , (чтобы…), (как…), (который…).

II. Теперь посмотрим, как это же событие воспринял и передал читателю Некрасов...

С первых же строк вас берет за сердце какая-то щемящая боль, хотя вы вначале, может быть, даже и не знаете, для чего поэт начал свой разговор. Вас охватывает жалость к этой одинокой крестьянской полоске, которую «и буря, и заяц топчет, и птицы разоряют».

И чем дальше вы читаете, тем все ощутимей, все ярче встает перед вами образ русского мужика, задавленного нуждой и непосильной работой, и не только образ данного конкретного мужика, о котором говорится в стихотворении, но и образ всех подобных ему, образ тогдашней деревни, подневольной, нищей, разоренной, темной...

Дело все в том, что Некрасов за, казалось бы, рядовым, незначительным фактом увидел гораздо больше того, что можно увидеть при поверхностном рассмотрении. Светом своего поэтического та-

StudyPort ланта он проник в него и осветил те его стороны, которые. наru первый взгляд были незаметны. Он нашел в своем сердце такие взволно-

ванные, такие проникновенные поэтические слова, которым нельзя не поверить. Это были слова глубоко прочувствованные, выношенные, слова, если хотите, выстраданные. Это были те единственные, незаменимые слова, при помощи которых только и можно было с наибольшей полнотой и убедительностью сказать то, что хотел ска-

зать Некрасов. (Рассуждение, художественный стиль.)

№ 283. Дистиллированный, компоновать, комбинировать, следующий, будущность страны, сведущий, аннулировать результаты, апеллировать, мультипликационный, стипендия, коллоквиум, сенсация, сенсационный репортаж, селекция, селекционный.

№ 284.

Спокойно - наречие.

1. Наречие образа действия.

2. Прошла (как?) спокойн о .

Справа - наречие.

1. Наречие места.

2. Послышался (гд е ?) справ а. Невысоко - наречие.

1. Наречие места.

2. Стояла (ка к ?) невысоко. Заново - наречие.

1. Наречие образа действия.

2. Началось (как?) занов о . По-осеннему - наречие.

1. Наречие образа действия.

2. Багрового (как?) по-осеннему .

Спокойно, справа, невысоко, заново, по-осеннему.

№ 285. 1) Море взволнованно. 2) Охотник взволнованно рассказывал о встрече с медведем. 3) Дитя испугано неожиданным выстрелом. 4) Ребенок испуганно вскрикнул. 5) Все в этом деле взвешенно и обдуманно. 6) Докладчик отвечал на вопросы не спеша, обдуманно. 7) Выступление было организовано драматическим кружком школы. 8) Выступление прошло очень организованно, по строгому плану. 9) Мой товарищ - всесторонне развитой человек. 10) На запасных путях, у разбросанных вагонов, где временно жили железнодорожники, копаются в песке дети. 11) Я очень ветрено, быть может, поступила.

№ 286. 1) Лошади шарахнулись и рванулись вскачь. 2) Филофей не-

сколько раз провел рукой наотмашь. 3) Было далеко за полночь. StudyPort 4) Она [Наташа] распахнула настежь окно. 5) Черные тучи. , ru сплошь покрывшие небо, тихо сеяли мелкий дождь. 6) Петр упал навзничь.

7) Мимо прошел последний вагон и покатился прочь. 8) Анна Сергеевна недавно вышла замуж. 9) Уж небо осенью дышало. 10) И стало спорить ей [Неве] невмочь.

№ 287. 1) Налево был угрюмый лес, направо Енисей. 2) Смотри, гроза поднимается слева. 3) Русское население издавна живет на Белом море. 4) Снова тучи надо мною собралися в вышине. 5) Обстоятельства разлучили их надолго. 6) Береги честь смолоду. 7) Кирила Петрович заезжал запросто в домишко своего старого товарища. 8) Стало сызнова смеркаться; средний брат пошел сбираться. 9) Гостиная и зала понемногу наполнялись гостями. 10) У Кати для раздумья времени было досыта. 11) Нева точно спала; изредка, будто впросонках, она плеснет легонько волной о берег и замолчит. 12) Представители враждебной стороны вели себя на конференции

вызывающе. 13) Он поглядел на меня и угрожающе поднял руку. 14) Публика горячо аплодировала певцу.

№ 288. Никому ´ (мест) не говорить, ни к кому ´ (мест) не обращаться, никуда ´ (мест нар)не ездить; никого ´ (мест) не спрашивать, ни от кого ´ (мест) не зависеть, ниотку´да (мест нар) не получать писем; не´кем (мест) заменить, не´ с кем (мест) переслать, не´где (мест нар) разместить; не´ о чем (мест) говорить, ни о че ´м (мест) не спорить, не´зачем (мест нар) понапрасну беспокоиться; не´кого (мест) позвать, не´ от кого (мест) ждать телеграммы; не´откуда (мест нар) позвонить по телефону, нима´ло (мест нар) не беспокоиться, ниско´лько (мест нар) не волноваться, ничу´ть (мест нар) не тревожиться, приобрести не´ сколько (мест нар) книг, никогда ´ (мест нар) не унывать, ни от чего ´ (мест) не падать духом, ничего ´ (мест) не скрывать.

№ 289. 1) Настала ночь. Никто´ во граде очей бессонных не смыкал. 2) Обломовцы ниотку´да не получали новейших известий, да и не´откуда их было получать. 3) Сочувствий он [Лучков] ни в ко´м возбуждать не мог. 4) Не´сколько тощих ракит боязливо спускаются по песчаным его [оврага] бокам. Невеселый вид, не´чего сказать. 5) Ни в како´е время Колотовка не представляет отрадного зрелища. 6) Он [Моргач] не´когда был кучером. 7) Я остался ни с че´м, ни при че´м. 8) Но скалы, и тайные мели, и бури ему ни по че´м. 9) Дожди иногда лились потоками, но ниско´лько не прохлаждали атмосферы.

№ 290. Анна Сергеевна была довольно странное существо. Не имея никаких предрассудков, не имея даже никаких сильных верований, она ни перед чем не отступала и никуда не шла. Она многое ясно видела, многое ее занимало, и ничто не удовлетворяло ее вполне, да

она едва ли и желала полного удовлетворения. Ее ум был пытлив и StudyPort равнодушен в одно и то же время; ее сомнения не утихали. никогдаru до забывчивости и никогда не дорастали до тревоги. Не будь она

богата и независима, она, быть может, бросилась в битву, узнала бы страсть.

Но ей жилось легко, хотя она и скучала подчас, и она продолжала провожать день за днем, не спеша и лишь изредка волнуясь.

(, (хотя…), и .) Радужные краски загорались иногда и у ней перед глазами, но она отдыхала , когда они угасали, и не жалела о них.

(, но [ ,(когда…) ].) Воображение ее уносилось даже за пределы того, что по законам обыкновенной морали считается дозволенным; но и тогда кровь ее по-прежнему тихо катилась в ее обаятельно стройном и спокойном теле.

настоящему понравился ей [Даше] только Телегин. 4) Небо повесеннему безоблачно, и ослепительно блестит степь. 5) Малопомалу стемнело. 6) Говорил Гречкин многозначительно, поволжски окая. 7) Ямщики засвистели по-степному, сытые тройки рванули вскачь. 8) Печорин чуть-чуть побледнел и отвернулся. 9) По-прежнему качается пароход. 10) Боцман все-таки поступил по-своему. 11) Герман волею-неволею согласился быть моим помощником. 12) В чертах у Ольги жизни нет, точь-в-точь в Вандиковой Мадонне. 13) Где-то, когда-то, давно-давно тому назад я прочел одно стихотворение. 14) Он [Андрей Болконский] предполагал, вопервых, сосредоточить всю артиллерию в центре, во-вторых, кавалерию перевести назад, на ту сторону оврага. 15) Покрытая багровым облаком всходила луна и еле-еле освещала дорогу.

№ 292. Жить по-новому, запомнить крепко-накрепко, говорить с глазу на глаз, исполнить точка в точку, хлопотать по-пустому, тратить время попусту, пойти куда-либо, знать мало-мальски, приделать ши- ворот-навыворот, приехать нежданно-негаданно, продвигаться шаг за шагом, прибыть вовремя, выдать уголь на-гора, согласиться в конце концов, распределить поровну, сделать получше и покрасивее, ворочаться с боку на бок, сегодня, по-видимому, будет дождь.

№ 293. Навсегда запомнить, перенести на послезавтра , отложить до завтра , жить напротив , видеть насквозь , свести на нет , сохранить доныне , сложить вдвое , разделить надвое , идти по одному , думать по-своему , плыть по двое , увеличиваться понемногу , сказать сгоряча , биться врукопашную , окончить вничью , действовать в открытую , решить в общем , говорить вообще .

StudyPort Слышится сверху, прыгнуть вверх, посмотреть наверх.ru Подойти снизу, спуститься вниз, виднелось внизу.

Обогнать спереди, идти впереди, знать наперед. Ударить сбоку, подвинуться вбок, повернуться набок

№ 295. Мчаться ввысь, нырнуть вглубь, посмотреть вдаль, расти

вширь, встать вокруг, вовек не попасть, не понять вначале, вновь удариться.

№ 296. Запомнить навек, навеки, записаться накануне, прийти тотчас, побежать вдогонку, разбить вдребезги, сгореть дотла, обращаться запанибрата, подготовить исподволь, смотреть исподлобья, ударить исподтишка, схватить в охапку, глядеть в упор, рассчитывать наверняка, считать подряд, соскочить на ходу, стрелять на лету, спрашивать поодиночке, собираться спозаранку, измучиться вконец, сделать в отместку, покупать нарасхват, нужно до зарезу, работать без устали, танцевать до упаду, заполнить до отказа.