Смотреть что такое "Ведерников Анатолий Иванович" в других словарях.
ВЕДЕРНИКОВ, АНАТОЛИЙ ИВАНОВИЧ (1920-1993), русский пианист, педагог.
Родился в Харбине в 1920 в семье торгового работника. Исполнительскую карьеру начал в 1930 как пианист-вундеркинд. В 1933 окончил в Высшую музыкальную школу в Харбине (класс В.И.Дилон). До 1936 концертировал в Китае и Японии (где брал уроки у пианиста Л.Сироты). В 1936 поступил в Московскую консерва
торию (в класс Г.Г.Нейгауза), которую окончил в 1947. В 1937 родители Ведерникова были репрессированы: отец расстрелян, мать осуждена на 8 лет заключения. В 1942 дал первый сольный концерт в Москве. В 1945 принимал участие во Всесоюзном конкурсе музыкантов-исполнителей, но не был допущен до 3-го тур
а. Был дружен с С.Т.Рихтером (также учеником Нейгауза), в 1940-1959 они часто выступали совместно. Творческие отношения связывали пианиста с С.С.Прокофьевым, поручавшим ему делать переложения и инструментовки ряда своих сочинений; Ведерников был первым в России исполнителем его Четвертого концерта д
ля фортепиано с оркестром. Первым (после автора) исполнил 1-ю и 24-ю прелюдии и фуги (op. 87) Д.Д.Шостаковича, который высоко ценил интерпретации Ведерникова своих сочинений. Стал солистом Москонцерта, но его исполнительская деятельность протекала главным образом на периферии. С 1958 преподавал в Му
зыкально-педагогическом институте им. Гнесиных (с 1963 доцент), с 1980 в Московской консерватории (с 1985 профессор); среди его учеников А.В.Шелудяков, Н.С.Кисленко. С 1969 начал выступать за рубежом (в социалистических странах), с 1980 впервые выступил в Италии и Шотландии, затем концертировал в Фи
нляндии и ФРГ. В 1983 ему было присвоено звание "Заслуженный артист РСФСР".
Исполнительский стиль Ведерникова отличался интеллектуальным рационализмом. Ведерников предпочитал произведения философского плана - И.С.Баха, Л.ван Бетховена, С.Франка. Был первым исполнителем в России многих сочинен
Профессор Андрей Золотов, заслуженный деятель искусств России, Академик Российской академии художеств, советник главного редактора РИА Новости.
3 мая 2010 года исполняется 90 лет со дня рождения выдающегося Русского пианиста, профессора Московской консерватории и Российской академии музыки имени Гнесиных, заслуженного артиста России Анатолия Ивановича Ведерникова - ярчайшего и уникакльного интерпретатора мировой фортепианной литературы (включая шедевры 20 столетия); одного из самых значительных и глубоких творческих воплощений прославленной школы Генриха Нейгауза; соученика и близкого друга Святослава Рихтера, который высочайше ценил искусство Ведерникова и ставил его в ряд великих пианистов нашего времени.
Судьбе было угодно, чтобы я произнес речь - единственную - над гробом Анатолия Ивановича Ведерникова.
Все случилось в самом конце июля 93 года в Клязьме, под Москвой. В его деревянном доме. Анатолий Иванович жил здесь в окружении большой, трудовой, воистину интеллигентной семьи уже много лет.
Он лежал наверху. В той комнате, где обычно работал, слушал музыку, приглашал друзей и учеников. Где был его рояль и шкаф с нотами, пластинками, книгами.
За стеклом дверцы шкафа стояла большая и выразительная фотография немецкого композитора Пауля Хиндемита: огромная голова, рубашка с короткими рукавами. В руке дирижерская палочка
Хиндемит на «Пражской весне», на репетиции концерта, в котором он дирижировал сочинениями Бетховена и собственными (совсем незадолго до кончины композитора).
Я был в том концерте. А фотографию привез специально для Анатолия Ивановича.
В Праге мы жили в одной с Хиндемитом гостинице - «Эспланада», напротив Главного вокзала. Однажды я осмелился вступить с ним в разговор и рассказал Хиндемиту о русском пианисте Анатолии Ведерникове, который любит его музыку и прекрасно играет его сочинения.
Анатолий Иванович радовался моему рассказу. Фотографии он отвел почетное место в своей рабочей комнате...
Из композиторов-классиков XX столетия, живших при нем, он играл Хиндемита, Стравинского, Шостаковича, Свиридова (Партита ми-минор Свиридова посвящена Анатолию Ведерникову. Он был ее первым исполнителем) и, конечно, Сергея Прокофьева. Прокофьева играл много, замечательно, дружил с ним и, будучи чрезвычайно образованным музыкантом, выполнял иногда, по просьбе композитора, определенную работу по «расшифровке» прокофьевских манускриптов при создании оркестровых партитур или фортепианных переложений оркестровых сочинений.
Одна из последних и памятных для Ведерникова поездок за рубеж - их у него было очень мало - поездка в Германию на Прокофьевский фестиваль в Дуйсбург в 1990 году. Анатолий Иванович вошел в состав официальной делегации Министерства культуры СССР. Он выступал на торжественном открытии фестиваля - играл, рассказывал о Прокофьеве. Радовался быть в обществе Галины Улановой и обоих сыновей Прокофьева. В самом конце нашего пребывания в Германии Ведерников успел на день-два съездить к своему московскому ученику, пианисту и композитору Виктору Суслину, который жил в ту пору близ Гамбурга. Там же, на севере Германии, прошли впоследствии самые последние концерты пианиста Анатолия Ведерникова...
Свою неизлечимую, открывшуюся вдруг болезнь Анатолий Иванович переносил стойко. Он всегда был сильным человеком, занимался йогой, следил за диетой. И к болезни отнесся строго и мужественно. Полагал, что он ее одолеет.
И не одолел. Совсем исхудавшего, его снесли вниз по узкой деревянной лестнице. Людей было немного. Только самые близкие. Семья. Ни консерватории, где уже ряд лет он был профессором специального фортепиано, ни Института Гнесиных, где он работал много лет. Ни филармонического отдела Москонцерта, от которого, кажется, бесконечно ездил Анатолий Ведерников с концертами по Советскому Союзу — никого не было: лето, телевидение о кончине выдающегося артиста не сообщило. Что не так уж и удивительно: жил он своеобразным отшельником в нашем музыкальном мире, этот по-старинному скромный человек, преисполненный высокого достоинства.
Значение его, кажется, сознавали или должны были сознавать. Но никогда не говорили об этом вслух. При суровом Анатолии Ивановиче. При шутливом Анатолии Ивановиче. При изысканном и взыскательном Анатолии Ивановиче говорить вслух о его значении казалось как-то неловко...
Наступали его последние минуты в его доме. Возникла обычная в таких случаях, неминуемая, бесконечная пауза. Что-то должно было прозвучать, наверное. Слово. Попросили говорить меня.
Что я тогда говорил - воспроизвести не могу, хотя все помню. Обращался я к Анатолию Ивановичу, как к живому: «Дорогой Анатолий Иванович»... Много позднее близкие друзья Ведерникова (Вера Ивановна Прохорова), его вдова Ольга Юльевна, не раз говорили мне, что в тот день над гробом Анатолия Ивановича было сказано что-то важное и точное. Хорошо, если так.
Когда выносили фоб, пошел дождь. И кто-то раскрыл над Анатолием Ивановичем зонт. Поразил приехавший за гробом ав-тобус: слева и справа на его бортах по диагонали было начертано «КРУГЛОСУТОЧНАЯ».
В эту машину и поместили гроб Музыканта, Художника, Артиста. Через какую-то минуту прежняя жизнь в доме замерла.
А «Круглосуточная» отправилась в путь...
Анатолий Ведерников из тех удивительных и странных артистических и человеческих явлений. Из тех художественных личностей, под воздействием которых, в их присутствии, вольно или невольно, вы начинали чувствовать и вести себя как-то иначе: не то что свободнее или проще, но «истиннее», - с верой в себя и свои необъявленные возможности, приблизиться к истине, обре-тя ее интонацию.
Однажды Анатолий Иванович сказал мне: «Ты, Андрей, странный и трудный человек». - «Почему?» - «При тебе надо быть лучше, чем ты есть на самом деле»...
Улыбнулись, рассмеялись.
Не могу всерьез рассуждать здесь о степени «проницательности» этого образного высказывания, обращенного к определенному лицу в определенный момент. Важно совсем другое. Сказав так, Ведерников сказал о себе. Сформулировал, быть может, неожиданно для самого себя некую закономерность во взаимоотношениях людей. Во всяком случае, людей в искусстве.
Да. При одних все можно, их присутствие «расковывает» и «освобождает». Присутствие же других вносит новую органическую серьезность и новую «организованность» в содержание отношений между людьми и в отношения людей с искусством.
Думаю, Анатолий Иванович Ведерников принадлежал к тем артистам-художникам, искусство и самая жизнь которых несли в себе глубокую печать оригинальности, самоценности, несли в себе убеждающую внутреннюю силу внушения. К близким и не столь близким людям, коллегам-артистам, но прежде всего к Музыке как таковой, он обращался с особенной серьезностью и почтением, никого и никак не связывая своею дружеской приязнью. Он будто «растворялся» в сочиненной им для самого себя многозначной манере общения с миром людей, одушевляемых предметов и преисполненных святого символического звучания-значения знаков. То есть нотных знаков. Делал он это с поистине виртуозным совершенством. Он сам приближался к Автору и приближал нас, приглашая ошутить себя в благотворной тени Автора музыки.
Ведерников-пианист - серьезная проблема для осмысления. Ясно, что выдающийся Артист, один из самых крупных пианистов второй половины XX столетия в России (думаю, что и в Евро-пе, и мире). Ясно, что...
Многое, впрочем, ясно, однако и неясного много. Есть одна любопытная рецензия от апреля 1941 года - «Два пианиста». Опубликована в «Правде» - издании, по тем временам, чрезвычайно влиятельном. Автор - известный музыкальный критик Виктор Городинский. Он пишет о концерте в Большом зале Московской консерватории совсем еще молодых Анатолия Ведерникова (21 год) и Святослава Рихтера (26 лет). Они играли концерт Баха для двух фортепиано (с оркестром под управлением Николая Аносова). Рихтер выступил также с концертом Шумана. А Ведерников с концертом Равеля. Симпатии и даже восторги критика равно адресованы обоим пианистам. Никакого предпочтения ни тому, ни другому. О Ведерникове читаем: «...В технико-исполнительском отношении он не уступает своему коллеге Рихтеру. Концерт Равеля для фортепиано с оркестром был сыгран Ведерниковым с исключительным подъемом и блеском. Характерные равелевские звуковые «туманности» (в первой части Концерта) и сменяющие их острые, даже несколько жесткие пассажи - все очень удалось пианисту. Очаровательно прозвучала также медлительная кантилена второй части. И опять-таки Ведерников по-своему играет Равеля. В его игре нет ни тени неврастеничности, которую многие музыканты усиленно подчер-кивают при исполнении произведений импрессионистов. здоровый инстинкт здорового человека устраняет все это. И Морис Равель оказывается совсем другим и гораздо лучшим»... Не знаю, лучшим или не лучшим представил Равеля публике совсем молодой Анатолий Ведерников, но о здоровом инстинкте здорового человека. О свободе от «неврастеничности» замечено, на мой взгляд, верно. Он и дальше так играл, - свободно, но без «неврастеничности». Душевное здоровье, высокое художественное юстоинство и безграничная артистическая свобода в момент исполнения всегда соединяли Анатолия Ведерникова и Святослава Рихтера в их творческой жизни и глубокой дружеской взаимной привязанности.
Имя Рихтера, тема Рихтера, образ Рихтера постоянно возникает рядом с именем Ведерникова - и это прекрасно. Оба ученики Нейгауза. Почти ровесники (Ведерников на 5 лет моложе), они были настоящие друзья. Рихтер любил бывать у Ведерникова в Клязьме. В дневниках Рихтера довольно много упоминаний о Ведерникове и чрезвычайно высокая оценка его игры. Например, исполнение Баха Ведерниковым, конкретно его «Английских сюит», Рихтер ставит выше Гулда. И дело не в том, «выше» Гулда, или «ниже» Гулда (в конце концов, и Гулд - не абсолютная величина, хотя и признанный великим пианистом), а в том, что Ведерников - явление исключительное и в фортепианном искусстве, и вообще в искусстве. Среди других пианистов он, оставаясь виртуозом-художником, является совершенно удивительной, внутренне цельной личностью, и именно этой своею цельностью замечателен.
Кто же он? Музыкант-мыслитель, ученый, мудрец-философ или, напротив, музыкант природного, спонтанного склада? Как проявляются в его артистизме виртуозное начало и начало «всеобще-музыкальное»? Как они соотносятся? Как личность человеческая влияет на характер личности артистической? Десятки вопросов. И множество вариантов ответов: во всем, во всем, во всем Ведерников уникален.
Он родился в Харбине. И здесь успешно начал свою карьеру как вундеркинд. Потом приехал в советскую Россию.
Со временем вундеркинды становятся либо выдающимися артистами, либо - как бы «никем». Анатолий Ведерников стал большим артистом. Но в течение всей своей остальной, «поствундер-киндской» жизни он (как мне иногда кажется) «расплачивался» за свое «вундеркиндское прошлое» и мстил самому себе за него. Он от него «освобождался». Демонстративно отделялся.
Что такое вундеркинд? Это выброс природных способностей в раннем периоде человеческой жизни на коротком отрезке времени. Это, как правило, шумное внимание со стороны людей, не столько интересующихся музыкой, сколько умиляющихся возрастом определенного субъекта. Это повышенный общественный интерес и неизбежная при этом суета в организации жизни, и, конечно, неминуемое при этом некое моральное истощение. Но это и успех!
Ведерников будто намеренно уклонялся от публичного успеха, порою демонстративно от него отстранялся. Он ушел в тень, сосредоточился только на музыке и, будучи исключительным виртуозом, весь свой технический аппарат, весь интеллект, все свои внутренние силы обратил к глубокому и серьезному постижению музыки и ее воплощению.
В своей реальной бытовой жизни он, казалось, старался быть еще чем-то иным. Не музыкантом, не артистом, а человеком обычным и одновременно необычным. Рафинированным и очень простым. Начитанным, умным, серьезным и в то же время веселым, не пренебрегавшим ничем, например игрой в карты. Словом, он был свободным интеллигентом.
Ведерников, родители которого, вернувшись в Советский Союз, подверглись преследованиям, еще и по линии жены вошел в семью репрессированных при Сталине людей. Все эти социально-политические гири, наложившиеся на его артистическую судьбу, мягко говоря, не способствовали ни его концертам за рубежом, ни раннему присвоению почетных званий. Заслуженного артиста России он получил довольно поздно, практически незадолго до своей кончины, а народного артиста так и не получил. Можно сказать, конечно, что это не имеет значения. Но его жизнь протекла в России в определенный исторический период, когда все это было немаловажно для организации концертной жизни артиста, для его взаимоотношений с обществом, государством, публикой.
Он был очень чистым музыкантом и в глубине души высокой романтической личностью. Но все это было скрыто, заключено в строгие жесткие рамки. Он создал свой образ холодноватого, в высшей степени профессионального Мастера, все умеющего (лучше, чем другие), практически все способного сотворить за фортепиано, и при этом как бы не соприкасающегося с многочислен-ным кланом профессиональных пианистов. А ведь среди них было и есть немало талантливых и по-настоящему серьезных, глубоких, ярких артистических величин.
Ведерников был самозабвенный артист. Когда он выходил на сцену, все переставало существовать для него, кроме музыки. Но при этом он очень четко чувствовал зал, с которым будто демон-стративно не хотел вступать в контакт. Зал, с которым у него была своя «пикировка», может быть, неосознанная. Своя игра. То есть отсутствие игры. Он будто исключал зал из своего взаимодействия с музыкой. И здесь возникало много сложностей.
Игра Ведерникова была совершенно незабываема. Я как сейчас слышу его «Петрушку» Стравинского (в свое время писал об этом в «Неделе» - приложении к «Известиям»). Обычно играют «Петрушку» Стравинского - уж тут, кажется, сам Бог велит, - стремясь передать атмосферу ярмарочных гуляний, пытаясь нарисовать персонажи - мужика с медведем, цыган, и все, все, все, что в этой музыке воплощено чрезвычайно ярко и картинно.
Что делал Ведерников? Ведерников как бы говорил нам: «"Петрушка" - это у Стравинского балет. Вот там - медведи, мужики, цыгане и так далее. А то, что предложено автором для рояля, - это фортепианное произведение, сюита. Я буду это играть точно так же, как я играю Баха, Генделя, Прокофьева, Шуберта, Шумана. Передо мной фортепианная музыка, а не переложение балетной, театральной, оркестровой музыки для фортепиано. Поэтому все театральные фантазии, это - ваше дело. Вы хотите себе медведя представлять, пожалуйста, представляйте»... Он увлекался в «Петрушке» стихией фортепианного движения. Я бы сказал, стихией фортепианного переживания. При этом совершенно внешне бесстрастного. Казалось, совершенная стихия его пальцев - это и балет, и герои этого балета, и собственно ткань музыки Стравинского как таковой, явленной гранью этого сочинения.
У Ведерникова все, что он играл, представляло «чистое искусство». Он был в каком-то смысле «модернист» - человек начала века, воспитавший свои эмоции, придерживающийся определенной эстетики. И даже нескольких разных эстетик (это ощущалось в разговорах, в разбросе симпатий, выборе книг).
Конечно, он был человеком передовых взглядов, фундаментальной образованности. Читал на нескольких языках. Читал то, что мы в то время далеко не все читали. Слушал музыку, которую мы тогда не все знали. Помню, «Человеческий голос» Пуленка и «Агон» Стравинского я впервые услышал у Ведерникова в Клязьме, с пластинок. У него была развита культура слушания музыки. Откуда-то он получал иностранные пластинки и устраивал в своем доме музыкальные собрания для учеников и друзей. Там всегда «паслись» его ученики.
Я появился в доме Ведерникова зимой 1960 года, вместе со своим добрым другом Георгием Степановичем Кухарским, биографом Шопена, автором уникального издания писем Шопена на русском языке (был давно знаком с Анатолием Ивановичем). С той поры моя жизнь также оказалась глубоко связана и с искусством Ведерникова, и с его домом. Там, в Клязьме, я познакомился со своей будущей женой - пианисткой Екатериной Мартыновской, его ученицей. И наш сын Андрей был вместе со мной на похоронах Ведерникова. Также, впоследствии, в его классе в Институте Гнесиных встретил другую его ученицу - Елену Зайцеву-Коваль, ставшую моей второй женой. С нашей дочерью - пианисткой Ольгой Золотовой - Анатолий Иванович не раз занимался. Он был удивительным Учителем...
Ведерников навсегда вошел в мою жизнь. Что-то необычайно в нем притягивало. Я был хорошо знаком со многими выдающимися артистами. Но и среди них Ведерников занимал особое и независимое место.
Независимость была его ценнейшим качеством. Никто никогда не мог знать, как он относится к кому-то другому в артистическом мире. Хотя он, безусловно, имел обо всех свои суждения и иногда их высказывал. Но его независимость была столь сильна, что он никогда не впадал (во всяком случае, этого никогда не чувствовалось) в состояние конкуренции с кем бы то ни было.
Он был вне сравнения. Его независимость проявлялась во всем: в выборе репертуара, в облике на сцене и в том особом характере движения внутри музыки и музыкального процесса, который был свойствен только Ведерникову.
Он был очень хорош собой - и красив, и обаятелен. И при этом я бы не сказал, что у него была «артистическая внешность». Артистическая внешность - это Софроницкий, Станислав Нейгауз; Ведерников был другой. Он мог быть внешне воспринят как инженер или ученый. Глубинность происходящих в нем процессов не находила прямого (и даже косвенного) отражения во внешних линиях и формах его поведения. Когда он говорил о музыке, слушал ее, слушал учеников, - я много раз бывал на его уроках, - он не был величествен. Говорил мало, давал очень кон-кретные рекомендации и всегда доверял своим ученикам и ученицам. Все они понимали, что занимаются у выдающегося артиста, удивительного художника.
Они знали - он делал вид, что этого не знает. Элемент игры, веселой наполненности в общении, свободы (но организованной свободы, свободы по определенным законам, которые он сам над собой поставил) - все это было в Ведерникове. Начиная с того мига, когда он входил в дом, где его ждали в гости. Все ждали, что придет Тоша, или Толя, и будут играть в карты, ужинать. И будут разговаривать. Уже заранее можно было угадать тон, в котором пойдет эта беседа, ее темпоритм.
Но никогда нельзя было представить себе, каков будет тон и темпоритм, и все остальное, когда Ведерников выхолил на сцену. Здесь он как бы выходил из бытовой оболочки. Здесь он оставался наедине... И вот тут надо очень серьезно задуматься: наедине с кем?
Наедине с самим собой? Да. Наедине с роялем? Да. Он отключался или старался отключиться от зала, или делал вид, что его совершенно не волнует так называемое «дыхание зала»?
И вот сейчас я, кажется, сформулирую, может быть, самое главное. Анатолий Ведерников играл как бы в присутствии Автора. Он играл не Автора, не личность автора. Он играл музыку Автора. Произведение Автора. Но в присутствии его личности, в присутствии его Тени. И если в моей формуле «в тени автора» есть и такой оттенок смысла, что некто отходит сам в тень, то да, Ведерников отходил.
Ведерников не был грузным человеком, но игра его была - до известной степени - «плотной». Его облик за роялем будто на что-то набрасывал тень, будто что-то затенял. И некая высокая, нездешняя Тень была наброшена на него самого.
Вся его игра, как, впрочем, и вся его жизнь - нескончаемый I диалог. Диалог с самим собой, с окружающими. Как правило, это был диалог беззвучный: и Вопрошающего голоса не было слыш-но, если это не была музыка, и Отвечающего - потому что это была сама жизнь. И она так громко полемизировала с Ведерниковым, в такой была с ним круглосуточной схватке в течение всего его века, что даже в последний путь увезла его на автомобиле с надписью «Круглосуточная»...
Этот круглосуточный диалог - полемика, это взаимное притяжение и взаимное отталкивание, взаимное непонимание Артиста и Жизни выливалось в неприятие Артистом этой жизни, этой Действительности... И оно же обернулось готовностью в ней существовать. Не только необходимостью, но и готовностью существовать и художественно претворять Жизнь в новых и новых «переопрочтениях», и потребностью «изживать» ее, и тем во всеуслышание увековечивать.
Жизнь Анатолия Ивановича Ведерникова - удивительная, яркая, свободная и скорбная, драматичная. Жизнь человека, который до конца сознавал свою безотказную приверженность и свою принадлежность Музыке. И Музыка в лице Ведерникова обрела своего, может быть, самого идеального Служителя.
Об этом я, кажется, говорил над его гробом: Музыка потеряла с Анатолием Ивановичем Ведерниковым своего самого вдохновенного, преданного Художника-Служителя. Гордо принимая жизнь, он оставался в самых сложных отношения с нею.
И всегда он уходил в реально осязаемую, почти видимую тень Авторов великой музыки, которую играл, - ушедших давно, ушедших при нем, как Прокофьев, Стравинский, Хиндемит, или при нем благополучно здравствовавших. Автор будто возникал рядом с Артистом на сцене, слушая его, вслушиваясь в себя, укрывая Артиста и Музыку своею тенью...
Ведерников стремился жить легко и честно. Жил красиво и свободно. Играл чрезвычайно сосредоточенно, совершенно, с убежденностью природного явления. Мыслил глубоко. Он сам себе отграничивал художественное пространство. Он сам себя «укрывал» и «закрывал».
Но в том живом просторе, который он сам себе отмерил, он был уникально прекрасен.
Теперь будто все стены и двери того скита, что он возвел над собою и вокруг себя, в мгновение ока растворились - распахнулись. И, освобожденный от Времени, стоит Анатолий Ведерни-ков перед нами, будто и впрямь ждет нашего внимания. Будто сам желает теперь, наконец, понять и услышать, что же наиграл за всю свою жизнь и что это за люди были, перед которыми он играл истинно Музыку. И что за люди придут его услышать, и кто из них его искусством взволнуется, кого оно УБЕДИТ...
Ведерников Анатолий Иванович
Веде́рников Анатолий Иванович (1920, Харбин 1993, посёлок Клязьма Московской области), пианист, педагог, заслуженный артист РСФСР (1983). Из семьи служащего (заведующего писчебумажным отделом магазина). С 6 лет обучался игре на фортепьяно у В. Дилон, у которой окончил и Высшую школу музыки в Харбине (1933), начав карьеру как вундеркинд: концертировал в Китае и Японии (брал уроки у знаменитого пианиста Л. Сироты). Вернувшись в Россию, с 1936 обучался в Московской консерватории у Г.Г. Нейгауза (окончил в 1947). С 1942 солист Москонцерта. Артистическая карьера пианиста в СССР была приостановлена тем, что его родители вскоре после приезда были репрессированы (как и родственники его жены). Дружба с С.Т. Рихтером, совместного выступления с ним (4050-е гг.) во многом способствовали становлению и развитию художественной индивидуальности обоих. Ведерников был первым исполнителем ряда произведений современных композиторов, например, 4-го концерта С.С. Прокофьева (первое исполнение в России), а также второй (собственной) редакции его 5-й сонаты, 2-й сонаты Г.И. Уствольской. Творческие отношения связывали Ведерникова с Прокофьевым, поручавшим ему делать переложения и инструментовку своих произведений. С 1958 Ведерников преподавал в Музыкально-педагогическом институте имени Гнесиных, с 1980 профессор Московской консерватории. Сфера художественных интересов Ведерникова простиралась от произведений композиторов эпохи барокко до современных ему авторов, наивысшие его достижения в интерпретациях сочинений И.С. Баха, Л. ван Бетховена, С. Франка, К. Дебюсси и композиторов XX в. И.Ф. Стравинского, Прокофьева, Д.Д. Шостаковича. С 60-х гг. выступал также в ансамблях с Н.Г. Гутман, О.М. Каганом, Ф.П. Лузановым, Т.И. Курасовой. Жил на улице Марины Расковой, 3.
И.В. Карпинский.
Москва. Энциклопедический справочник. - М.: Большая Российская Энциклопедия . 1992 .
Смотреть что такое "Ведерников Анатолий Иванович" в других словарях:
Ведерников русская фамилия и топоним. Фамилия Ведерников, Александр: Ведерников, Александр Александрович (р. 1964) российский дирижер (Большой театр), сын А. Ф. Ведерникова. Ведерников, Александр Семёнович (1898 1975) … … Википедия
Анатолий Иванович (р. 3 V 1920, Харбин, Китай) сов. пианист и педагог. Окончил Моск. консерваторию у Г. Г. Нейгауза (1943). С 1942 солист Москонцерта. В 1958 80 преподаватель Муз. пед. ин та им. Гнесиных (с 1963 доцент), с 1980 Моск.… … Музыкальная энциклопедия
В Википедии есть другие статьи о людях с именем Сергей Овчинников, см. Сергей Овчинников … Википедия
Содержание 1 1980 2 1981 3 1982 4 1983 5 1984 6 1985 … Википедия
Персональный состав Съезда народных депутатов РФ в алфавитном порядке А * Абабко, Анатолий Иванович * Абайдулин, Зиннур Закариянович * Абдулатипов, Рамазан Гаджимурадович * Абдулбасиров, Магомедтагир Меджидович * Абрамов, Иван Алексеевич *… … Википедия
ttp://tserkov.info/numbers/close-up/?ID=138
Жизнь, посвященная Русской церкви - вечер памяти А.В. Ведерникова.
Анатолий Васильевич Ведерников - один из тех людей, которые на своих плечах вынесли невзгоды, выпавшие на долю Церкви при советской власти. Анатолий Ведерников родился в 1901 году, его родители были простыми крестьянами. Воспитанный в семье, где православие было основой существования, маленький Анатолий пронес свою веру через всю жизнь.
Дать образование своим детям было заветной мечтой многих крепких крестьянских семей. Но летом 1921 года, когда Анатолий приехал в Москву, двери московских вузов наглухо закрылись перед ним, поскольку он числился сыном “середняка”. Решив вернуться домой, Анатолий уже по дороге к вокзалу вдруг увидел вывеску еще одного вуза - “Института слова”. В этом институте еще сохранялась плата за обучение, но зато были ослаблены требования к “социальному происхождению”. Необходимой суммы денег у юноши не было, но ему предложили учиться бесплатно за исполнение должности старосты курса. Преподавателями этого уникального института были такие известные мыслители, как Иван Ильин, Николай Бердяев, критик Юлий Айхенвальд и многие другие. Они уже не могли преподавать в государственном университете, но здесь это им еще разрешалось.
Окончив в 1924 году институт, Анатолий Васильевич работает преподавателем русского языка в различных вузах, а также в Центральной музыкальной школе и Консерватории. Но не такой службы жаждала его душа.
Настоящей службы ему пришлось ждать около двадцати лет. Неизменно в малозначительных с виду событиях Анатолий Васильевич усматривал действие Промысла Божия. Венцом таких чудесных проявлений Высшей силы в своей жизни он считал беседу в 1940 году с монахиней Еленой. От нее он услышал: “Ты будешь работать с Патриархом!”. К тому времени патриарший престол вдовствовал 15 лет, о проведении Собора с целью избрания нового Патриарха не было и речи, а из числа высших иерархов лишь трое оставались на свободе. И все же с началом Великой Отечественной войны государство предоставило некоторые свободы Русской Православной Церкви, в частности, разрешило ей провести Собор и избрать Патриарха.
И вот по благословению Святейшего Патриарха Сергия, а затем - Святейшего Патриарха Алексия I, Анатолий Васильевич принял активное участие в возрождении московских духовных школ, торжественно открывшихся в июне 44-го в Новодевичьем монастыре. С самого начала существования Московской духовной академии и семинарии Анатолий Васильевич был инспектором и секретарем правления этих школ. Кроме того, в течение почти пяти лет он читал в Академии курс истории русской религиозной мысли. Когда ректор Академии протоиерей Николай Чепурин ознакомился с содержанием этих лекций, их автор был представлен к званию доцента, которое и было присвоено Анатолию Васильевичу в 1945 году решением аттестационной комиссии; это решение было утверждено Святейшим Патриархом Алексием I.
Подготовить такой лекционный курс было в то время не просто. Предмета этого не было в учебной программе старой Академии, не было ни установившейся традиции преподавания, ни соответствующих учебных пособий. Но не в этом была главная трудность для преподавателя-первопроходца: гораздо серьезнее было то, что своим курсом он нарушал общепринятые в то время идеологические табу, согласно которым всякая русская философская мысль была осознанно или “стихийно” материалистической. Одно только упоминание о религиозности, скажем, Ломоносова навлекало на лектора подозрение в нелояльности режиму.
Конечно, Анатолий Васильевич принимал некоторые меры предосторожности: курс свой он перепечатал в единственном экземпляре, всегда читал его слово в слово, а студентам не разрешал записывать за собой. Но в 1948 году Анатолий Ведерников был отстранен от преподавания и уволен из Академии без каких-либо объяснений. В те времена это было зловещим предзнаменованием, за которым чаще всего следовал арест. Именно так понималось произошедшее и всеми окружающими: телефон в квартире Анатолия Васильевича словно отрезало, многочисленные знакомые, как по команде, “забыли” опасный номер. Потянулись томительные недели неопределенности, прерванной, наконец, звонком митрополита Крутицкого и Коломенского Николая (Ярушевича) с извещением о новом назначении. Это была работа в Издательском отделе Московского Патриархата, возглавлявшимся в то время митрополитом Николаем.
Основным направлением работы Анатолия Ведерникова и его любимым детищем стал “Журнал Московской Патриархии”. За годы своего сотрудничества в ЖМП Анатолий Васильевич напечатал около 160 статей и заметок - причем в эту цифру включены лишь подписанные им работы. Анатолий Васильевич писал на самые различные темы: здесь были статьи о церковных деятелях недавнего прошлого, и обзоры состояния церковных дел Православных автокефальных Церквей за рубежом, ему принадлежат первые статьи о еще не канонизированных в то время Патриархе Тихоне и Силуане Афонском.
Много потрудился Анатолий Васильевич в Издательском отделе и сделал бы еще больше, но осенью 1958 года начались известные хрущевские гонения на Церковь. Митрополит Николай (Ярушевич) был одним из немногих высших иерархов, которые активно сопротивлялись им, и в I960 году он был отправлен на покой. Это определило и судьбу Анатолия Ведерникова, который в ноябре 1962 года был отправлен на пенсию.
Начался последний период его жизни - умудренная огромным жизненным опытом старость. И на пенсии Анатолий Васильевич отнюдь не сидит, сложа руки: он работает референтом (в частности, у нынешнего Святейшего Патриарха - тогда митрополита Таллиннского и Эстонского Алексия). Публикуются и его статьи - например, в 1972 году в восьмом выпуске “Богословских трудов” была опубликована большая работа о Владимире Николаевиче Лосском, с которым Анатолий Васильевич был знаком лично; в 1980 году он опубликовал в ЖМП некролог о замечательном русском богослове протоиерее Георгии Флоровском.
И все же главным в его жизни становится человеческое общение. Его дом становится буквально местом паломничества, особенно в кругах московской интеллигенции. Воцерковление многих его собеседников - непосредственная заслуга Анатолия Васильевича. Умер Анатолий Васильевич Ведерников 30 октября 1992 года. Проститься с ним в храм святого мученика Иоанна Воина прибыл Святейший Патриарх Алексий II. Он молился за панихидой и произнес краткое, но теплое и задушевное слово прощания со своим бывшим сотрудником. Анатолий Васильевич похоронен на кладбище в Переделкино.
Людмила Улицкая, писатель, лауреат премии "Букер".
Мне очень повезло, что в свои молодые годы - это было в середине 60-х - я познакомилась с Анатолием Васильевичем Ведерниковым. В его доме в Плотниковом переулке и на его даче в Баковке, я застала частые многолюдные собрания. Я довольно близко наблюдала жизнь дома Ведерниковых, и она была поразительна. Анатолий Васильевич и его жена Елена Яковлевна были едва ли не первыми христианами, которых я встретила в жизни. Ведь наши родители хотя и привили нам любовь к культуре, но большего дать не могли. Встреча с Ведерниковыми была одним из первых моих прикосновений к культуре совершенно другой глубины.
Есть такие человеческие качества, которые могут работать в обе стороны. Например, Андрей Васильевич был необычайно широким и щедрым человеком. Многие помнят о том, как он любил гостей, как он угощал их, но сам он при этом был необычайно аскетичен, необычайно скромен. Его широкие жесты совершенно не были обращены на него самого.
Он был человеком необычайно умным, очень дипломатичным и даже, можно сказать, хитрым. Хорошо чувствуя людей, он наперед рассчитывал все свои шаги. К сожалению, сегодня многие умные и дипломатичные люди свое дарование используют в корыстных целях. А здесь был совершенно удивительный случай, когда это качество, само по себе нейтральное, было обращено на пользу Церкви. Неслучайно он работал на таком опасном и сложном месте. Он был, с одной стороны, очень заметным человеком к своем кругу и при этом умел уйти в тень, подать другого. Он раскрывался не сразу, и, чтобы узнать его ближе, надо было долго общаться с ним.
В его доме я познакомилась со многими выдающимися людьми. Не случайно, что все они приходили к нему и все они ценили его. По прошествии многих лет, я все еще переживаю наше общение, и до сих пор извлекаю из него очень много пользы.
Я очень любила его жену Елену Яковлевну Надо сказать, что она во многом поменяла мою жизнь. И у нее, и у Анатолия Васильевича характеры были сложными, и взаимоотношения их строились непросто: красавица из обеспеченной семьи, с барским воспитанием, и сын крестьян Тверской губернии. Всем, кто наблюдал их достаточно сложный союз, был дан великий урок того, что брак - это труд. Они поженились, когда Елене Яковлевне было 50 лет, а Анатолию Васильевичу - 49. И сегодня я понимаю, какая это бьиа потрясающая духовная работа.
Их дом всегда был полон молодежи. К ним приходили за советом, делились всеми своими проблемами. Многие очень любили поверять Анатолию Васильевичу свои сердечные дела. Хотя он к этому не
очень располагал, но человеком был исюпочитслы ю сострадатслы тым. За эти десятилетия, что мы общались, разное происходило: рушились молодые семьи, разыгрывались житейские драмы. И всей этой достаточно беспорядочной молодежной жизни Анатолий Васильевич очень сочувствовал. Он был удивительно сердоболен и никогда никого не осуждал. И, кроме того, мы все получили в его доме образование, потому что у него была замечательная библиотека. Эта библиотека ходила по рукам. Представляю, как трудно было в те годы ее собрать. Русскую философию, историю - все это мы получили с его полок.
Прошло много лет, я познакомилась со многими людьми, но те, кого можно в полной мере назвать учениками, последователями Христа, до сих пор встречаются редко. И для меня Анатолий Васильевич - первый из них.
