Соломон и суламифь легенда о любви. Цитаты из книги Александр Куприн - Суламифь

Главные герои повести - царь Персии Соломон и его возлюбленная Суламифь. Повесть состоит из двенадцати частей.

Первая часть обрисовывает перед читателем Персию во времена правления Соломона, рассказывает о Соломоне и его деяниях. Царю было около сорока пяти лет, когда слава о нем, о его мудрости и красоте, о великолепии его жизни разнеслась далеко за пределами его страны. Царь был очень богат и щедр, настолько, что серебро в его дни ценилось не дороже простого камня. А для тех, кто окружал царя и берег его покой, Соломон ничего не жалел - щиты пятисот его телохранителей были покрыты золотыми пластинками.

Вторая часть повести рассказывает читателю о том, каких женщин любил Великий царь. У него было семьсот жен и триста наложниц, а кроме этого - бесчисленное количество рабынь и танцовщиц. Среди них были и белолицые, и черноглазые, и высокие, и коренастые, и округлые, и стройные - всех очаровывал царь своею любовью, потому что бог дал ему такую неиссякаемую силу страсти, какой не было у людей обыкновенных. Кроме того, разделял царь свое ложе с Балкис-Македа, царицей Савской, самой красивой и мудрой женщиной в мире. Но больше всех любил Соломон Суламифь, бедную девушку из виноградника.

Но за что же любили царя сами женщины? Говорили, что у царя была мраморная кожа, губы были точно яркая алая лента, волосы черны и волнисты, а руки его были настолько нежны, теплы и красивы, что одним прикосновением исцелял царь головные боли, судороги и черную печаль. Бог сделал царя Соломона способным понимать языки зверей и птиц, понимать причину людских поступков - плохих и хороших, отчего приходило к нему великое множество людей, прося суда, совета, помощи, разрешения спора. Таков был царь Соломон, и так живописали его историки тех дней.

На южном склоне горы Ваал-Гамон был у царя виноградник, куда любил царь уединяться в часы великих размышлений. Так было и в этот раз: царь приказал на заре отнести себя к горе. Покинув носилки, царь сидел в одиночестве на простой деревянной скамье и, размышляя о чем-то, что было подвластно только его уму. Вдруг царь прислушался: где-то рядом раздался милый, чистый и ясный женский голосок, напевающий какую-то мелодию. Вскоре перед ним оказалась девушка в легком платье, но она не видела царя, занятая работой. Голос ее все больше завораживает царя, и, пока она подвязывает лозы, слух его наслаждается ее пением. Неожиданно царь выходит к ней и произносит: Девушка, покажи мне лицо твое! Девушка смотрит на царя, и начавшийся сильный ветер вдруг треплет на ней платье и плотно облепляет его вокруг тела.

В это мгновение царь видит ее всю как нагую под одеждой, все ее прекрасное и стройное тело, все ее округлости и впадины, холмы и долины. Девушка подходит к царю и видит, как и он прекрасен, она с восторгом смотрит на него, и добавляет, что не заметила его. Царь говорит девушке, что она прекрасна, прекраснее всех на свете; просит сесть поближе к нему. Он узнает, что ее имя - Суламифь, и она помогает своим братьям охранять эти царские виноградники.

Когда царь берет ее за руку, по телу ее пробегает дрожь восторга, а когда он запечатляет на губах сладостный поцелуй, девушка понимает, что только он может быть ее возлюбленным, только ему она подарит свое девство. Соломон говорит ей, что он царский повар и договаривается о свидании на следующую ночь у стен дома девушки. В этот день Соломон был особенно светел и радостен, и особенно много добра он сделал когда сидел на троне в зале суда.

В шестой части повести автор живописует перед читателем томления Суламифы, ждущей ночью своего возлюбленного. Вечером продала она ювелиру свое единственное украшение - праздничные серьги из серебра ювелиру, и купила у продавца благовоний на вырученные деньги мирру. Суламифь, эта прекрасная тринадцатилетняя девушка, хотела, чтобы тело ее пахло сладостью мирры, когда будет его касаться ее возлюбленный. Долго она лежала на своем ложе в ожидании, пока не услышала шаги. Когда Суламифь выглянула, возле дома никого не оказалось. В страхе и надежде побежала девушка к виноградникам, в которых встретила утром того, кого же успела полюбить всем сердцем.

Когда она добежала до виноградников, счастью ее не было предела: царь ждал ее и протягивал к ней свои руки. Губы их сливаются в поцелуе, а через некоторое время царь спрашивает, не жалеет ли она? Суламифь с улыбкой смущения и счастья отвечает ему: Братья мои поставили меня стеречь виноградник, а своего виноградника я не уберегла. В эту ночь Соломон признается девушке, что он царь. Утром Суламифь привозят во дворец, купают в бассейне с благовонной водой, прекрасное тело ее одевают в легчайшие египетские ткани, а волосы обвивают жемчугом.

Семь дней и шесть ночей наслаждаются они любовью друг с другом. Семь дней лицо царя освещает радость и осыпает он Суламифь драгоценностями с ног до головы. В это время в храме Изиды совершается великое тайнодействие. Когда-то Мать богов Изида потеряла мужа, Озириса. Его украл злобный Сет, запрятал в гроб, а потом, когда Изида нашла тело, снова выкрал его и, разорвав на четырнадцать частей, рассеял по всему миру. Тринадцать частей отыскала богиня Изида, кроме одной - священного фаллоса. Жрецы стегают себя плетками, разрывают кожу свою и рвут рты в бешеном экстазе, пока один из них, высокий и худощавый старик с криком восторга делает какое-то движение и бросает к ногам богини обесформленный кусок мяса.

Мгновенно воцаряется тишина. Жертвоприношение совершено. А царица Астис, верховная жрица храма, задумывает в это время черное дело. С тех пор, как царь охладел к ней, в ее сердце поселилась черная ненависть, а теперь, когда она узнала о том, что прекраснейший Соломон проводит дни и ночи с некой Суламифью, она задумала зло. Астис подзывает к себе Элиава, начальника царской стражи. Она знает, что он давно пылает к ней страстью и обещает ему стать царем над ней, если он умертвит Суламифь. Без слов Элиав выходит из храма. Он идет к дворцу Соломона и прячется у дверей царской спальни.

В эту, седьмую ночь, Суламифь не может наслаждаться от всего сердца любовью Соломона. Душу девушки гложет печаль, она говорит царю, что где-то рядом ее смерть. Неожиданно раздается шорох, и вскочившая с ложа Суламифь, вдруг оказывается пронзенной мечом. Элиав убегает, но Соломон приказывает схватить его и умертвить. В тот же день Соломон требует отправить в Египет и царицу Астис, чтобы более не видеть ее в Персии. Сам царь до глубоких вечерних теней сидит возле тела Суламифи, и о том, какие мысли посещают его, никто не знает…

Есть мнение, что произведение А.И. Куприна "Суламифь" содержит элементы детского порно. Героине произведения исполнилось лишь 13 лет, когда у нее с царем случилась любовь. В повести речь идет именно о любви, причем так сильной, какой никогда не видывал мир.

"Суламифь" не является чем-то непристойным, а является классикой мировой художественной литературы. Даже несмотря на то, что границы отнесения произведения к порнографическому меняются в разные эпохи и у разных народов, "Суламифь" никогда не относили к запрещенному контенту. Потому что цели данного произведения отличаются от целей порнографических текстов.

Сам сюжет основан на книге "Песнь песней" из Библии. Но в довольно вольном пересказе Куприна. Песнь Соломона, Песнь (всех) песней, — каноническая книга Ветхого Завета, написанная на библейском иврите и приписываемая царю Соломону. В настоящее время обычно толкуется как сборник свадебных песен без единого сюжета. Куприн попытался выстроить единый сюжет из всего этого. Примерно как если бы из десятков русских народных песен кто-то составил сюжет о любви какой-нибудь Аленушки и добра молодца Ивана, включив в него цитаты и сюжет из разных песен.

Имя Суламифь упоминается в Библии лишь вскользь и только в одном стихе. По некоторым толкованиям, имя Суламифь - всего лишь производное от местности по соседству. Как например, нарицательное название девушки "Москвичка" (из Москвы) или, например, "Смолянка" (из Смоленска).

В Библии нет таких подробностей любви, какие есть в сюжете "Суламифи" Куприна. По православной интерпретации, в книге "Песнь песней" на примере сильной любви между мужчиной и женщиной говорится о более высоких материях, в которые мы сейчас не будем вдаваться. если вкратце, то на примере такой сильной любви между девушкой и царем читателям дается шанс постигнуть Божественную Премудрость (Бог и есть Любовь)

В произведении Куприна, до встречи с Суламифью, царь имел успех у женского пола. Цитата:

Чего бы глаза царя ни пожелали, он не отказывал им и не возбранял сердцу своему никакого веселия. Семьсот жен было у царя и триста наложниц, не считая рабынь и танцовщиц. И всех их очаровывал своей любовью Соломон, потому что бог дал ему такую неиссякаемую силу страсти, какой не было у людей обыкновенных. Он любил белолицых, черноглазых, красногубых хеттеянок за их яркую, но мгновенную красоту, которая так же рано и прелестно расцветает и так же быстро вянет, как цветок нарцисса; смуглых, высоких, пламенных филистимлянок с жесткими курчавыми волосами, носивших золотые звенящие запястья на кистях рук, золотые обручи на плечах, а на обеих щиколотках широкие браслеты, соединенные тонкой цепочкой; нежных, маленьких, гибких аммореянок, сложенных без упрека, — их верность и покорность в любви вошли в пословицу; женщин из Ассирии, удлинявших красками свои глаза и вытравливавших синие звезды на лбу и на щеках; образованных, веселых и остроумных дочерей Сидона, умевших хорошо петь, танцевать, а также играть на арфах, лютнях и флейтах под аккомпанемент бубна; желтокожих египтянок, неутомимых в любви и безумных в ревности; сладострастных вавилонянок, у которых все тело под одеждой было гладко, как мрамор, потому что они особой пастой истребляли на нем волосы; дев Бактрии, красивших волосы и ногти в огненно-красный цвет и носивших шальвары; молчаливых, застенчивых моавитянок, у которых роскошные груди были прохладны в самые жаркие летние ночи; беспечных и расточительных аммонитянок с огненными волосами и с телом такой белизны, что оно светилось во тьме; хрупких голубоглазых женщин с льняными волосами и нежным запахом кожи, которых привозили с севера, через Баальбек, и язык которых был непонятен для всех живущих в Палестине. Кроме того, любил царь многих дочерей Иудеи и Израиля.

Но всех их затмила юная девушка своей красотой и искренней любовью. Семь дней длилось их совместное счастье, только семь дней они безраздельно принадлежали друг другу. А почему они расстались вы узнаете, если захотите прочитать само произведение Куприна. Общую идею исключительно сильной взаимной любви, которая сильнее смерти, писатель хорошо передает.

Многочисленные вставки из Библии и точные указания на исторические данные делают это произведение еще более сильным. Вот пример вставки из "Песни песней", которая есть у Куприна:
"...крепка, как смерть, любовь; люта, как преисподняя, ревность; стрелы ее - стрелы огненные; она пламень весьма сильный.
Большие воды не могут потушить любви, и реки не зальют ее. Если бы кто давал все богатство дома своего за любовь, то он был бы отвергнут с презреньем..."

Пост на похожую тему.

И была седьмая ночь великой любви Соломона. Странно тихи и глубоко нежны были в эту ночь ласки царя и Суламифи. Точно какая-то задумчивая печаль, осторожная стыдливость, отдаленное предчувствие окутывали легкою тенью их слова, поцелуи и объятия. Глядя в окно на небо, где ночь уже побеждала догорающий вечер, Суламифь остановила свои глаза на яркой голубоватой звезде, которая трепетала кротко и нежно. — Как называется эта звезда, мой возлюбленный? — спросила она. — Это звезда Сопдит, — ответил царь. — Это священная звезда. Ассирийские маги говорят нам, что души всех людей живут на ней после смерти тела. — Ты веришь этому, царь? Соломон не ответил. Правая рука его была под головою Суламифи, а левою он обнимал ее, и она чувствовала его ароматное дыхание на себе, на волосах, на виске. — Может быть, мы увидимся там с тобою, царь, после того как умрем? — спросила тревожно Суламифь. Царь опять промолчал. — Ответь мне что-нибудь, возлюбленный, — робко попросила Суламифь. Тогда царь сказал: — Жизнь человеческая коротка, но время бесконечно, и вещество бессмертно. Человек умирает и утучняет гниением своего тела землю, земля вскармливает колос, колос приносит зерно, человек поглощает хлеб и питает им свое тело. Проходят тьмы и тьмы тем веков, все в мире повторяется, — повторяются люди, звери, камни, растения. Во многообразном круговороте времени, и вещества повторяемся и мы с тобою, моя возлюбленная. Это так же верно, как и то, что если мы с тобою наполним большой мешок доверху морским гравием и бросим в него всего лишь один драгоценный сапфир, то, вытаскивая много раз из мешка, ты все-таки рано или поздно извлечешь и драгоценность. Мы с тобою встретимся, Суламифь, и мы не узнаем друг друга, но с тоской и с восторгом будут стремиться наши сердца навстречу, потому что мы уже встречались с тобою, моя кроткая, моя прекрасная Суламифь, но мы не помним этого. — Нет, царь, нет! Я помню. Когда ты стоял под окном моего дома и звал меня: «Прекрасная моя, выйди, волосы мои полны ночной росою!» — я узнала тебя, я вспомнила тебя, и радость и страх овладели моим сердцем. Скажи мне, мой царь, скажи, Соломон: вот, если завтра я умру, будешь ли ты вспоминать свою смуглую девушку из виноградника, свою Суламифь? И, прижимая ее к своей груди, царь прошептал, взволнованный: — Не говори так никогда... Не говори так, о Суламифь! Ты избранная богом, ты настоящая, ты царица души моей... Смерть не коснется тебя... Резкий медный звук вдруг пронесся над Иерусалимом. Он долго заунывно дрожал и колебался в воздухе, и когда замолк, то долго еще плыли его трепещущие отзвуки. — Это в храме Изиды окончилось таинство, — сказал царь. — Мне страшно, прекрасный мой! — прошептала Суламифь. — Темный ужас проник в мою душу... Я не хочу смерти... Я еще не успела насладиться твоими объятиями... Обойми меня... Прижми меня к себе крепче... Положи меня, как печать, на сердце твоем, как печать, на мышце твоей!.. — Не бойся смерти, Суламифь! Так же сильна, как и смерть, любовь... Отгони грустные мысли... Хочешь, я расскажу тебе о войнах Давида, о пирах и охотах фараона Суссакима? Хочешь ты услышать одну из тех сказок, которые складываются в стране Офир?.. Хочешь, я расскажу тебе о чудесах Вакрамадитья? — Да, мой царь. Ты сам знаешь, что, когда я слушаю тебя, сердце мое растет от радости! Но я хочу тебя попросить о чем-то... — О Суламифь, — все, что хочешь! Попроси у меня мою жизнь — я с восторгом отдам ее тебе. Я буду только жалеть, что слишком малой ценой заплатил за твою любовь. Тогда Суламифь улыбнулась в темноте от счастья и, обвив царя руками, прошептала ему на ухо: — Прошу тебя, когда наступит утро, пойдем вместе туда... на виноградник... Туда, где зелень, и кипарисы, и кедры, где около каменной стенки ты взял руками мою душу... Прошу тебя об этом, возлюбленный... Там снова окажу я тебе ласки мои... В упоении поцеловал царь губы своей милой. Но Суламифь вдруг встала на своем ложе и прислушалась. — Что с тобою, дитя мое?.. Что испугало тебя? — спросил Соломон. — Подожди, мой милый... сюда идут... Да... Я слышу шаги... Она замолчала. И было так тихо, что они различали биение своих сердец. Легкий шорох послышался за дверью, и вдруг она распахнулась быстро и беззвучно. — Кто там? — воскликнул Соломон. Но Суламифь уже спрыгнула с ложа, одним движением метнулась навстречу темной фигуре человека с блестящим мечом в руке. И тотчас же, пораженная насквозь коротким, быстрым ударом, она со слабым, точно удивленным криком упала на пол. Соломон разбил рукой сердоликовый экран, закрывавший свет ночной лампады. Он увидал Элиава, который стоял у двери, слегка наклонившись над телом девушки, шатаясь, точно пьяный. Молодой воин под взглядом Соломона поднял голову и, встретившись глазами с гневными, страшными глазами царя, побледнел и застонал. Выражение отчаяния и ужаса исказило его черты. И вдруг, согнувшись, спрятав в плащ голову, он робко, точно испуганный шакал, стал выползать из комнаты. Но царь остановил его, сказав только три слова: — Кто принудил тебя? Весь трепеща и щелкая зубами, с глазами, побелевшими от страха, молодой воин уронил глухо: — Царица Астис... — Выйди, — приказал Соломон. — Скажи очередной страже, чтобы она стерегла тебя. Скоро по бесчисленным комнатам дворца забегали люди с огнями. Все покои осветились. Пришли врачи, собрались военачальники и друзья царя. Старший врач сказал: — Царь, теперь не поможет ни наука, ни бог. Когда извлечем меч, оставленный в ее груди, она тотчас же умрет. Но в это время Суламифь очнулась и сказала со спокойною улыбкой: — Я хочу пить. И когда напилась, она с нежной, прекрасной улыбкою остановила свои глаза на царе и уже больше не отводила их; а он стоял на коленях перед ее ложем, весь обнаженный, как и она, не замечая, что его колени купаются в ее крови и что руки его обагрены алою кровью. Так, глядя на своего возлюбленного и улыбаясь кротко, говорила с трудом прекрасная Суламифь: — Благодарю тебя, мой царь, за все: за твою любовь, за твою красоту, за твою мудрость, к которой ты позволил мне прильнуть устами, как к сладкому источнику. Дай мне поцеловать твои руки, не отнимай их от моего рта до тех пор, пока последнее дыхание не отлетит от меня. Никогда не было и не будет женщины счастливее меня. Благодарю тебя, мой царь, мой возлюбленный, мой прекрасный. Вспоминай изредка о твоей рабе, о твоей обожженной солнцем Суламифи. И царь ответил ей глубоким, медленным голосом: — До тех пор, пока люди будут любить друг друга, пока красота души и тела будет самой лучшей и самой сладкой мечтой в мире, до тех пор, клянусь тебе, Суламифь, имя твое во многие века будет произноситься с умилением и благодарностью. К утру Суламифи не стало. Тогда царь встал, велел дать себе умыться и надел самый роскошный пурпуровый хитон, вышитый золотыми скарабеями, и возложил на свою голову венец из кроваво-красных рубинов. После этого он подозвал к себе Ванею и сказал спокойно: — Ванея, ты пойдешь и умертвишь Элиава. Но старик закрыл лицо руками и упал ниц перед царем. — Царь, Элиав — мой внук! — Ты слышал меня, Ванея? — Царь, прости меня, не угрожай мне своим гневом, прикажи это сделать кому-нибудь другому. Элиав, выйдя из дворца, побежал в храм и схватился за рога жертвенника. Я стар, смерть моя близка, я не смею взять на свою душу этого двойного преступления. Но царь возразил: — Однако, когда я поручил тебе умертвить моего брата Адонию, также схватившегося за священные рога жертвенника, разве ты ослушался меня, Ванея? — Прости меня! Пощади меня, царь! — Подними лицо твое, — приказал Соломон. И когда Ванея поднял голову и увидел глаза царя, он быстро встал с пола и послушно направился к выходу. Затем, обратившись к Ахиссару, начальнику и смотрителю дворца, он приказал: — Царицу я не хочу предавать смерти, пусть она живет, как хочет, и умирает, где хочет. Но никогда она не увидит более моего лица. Сегодня, Ахиссар, ты снарядишь караван и проводишь царицу до гавани в Иаффе, а оттуда в Египет, к фараону Суссакиму. Теперь пусть все выйдут. И, оставшись один лицом к лицу с телом Суламифи, он долго глядел на ее прекрасные черты. Лицо ее было бело, и никогда оно не было так красиво при ее жизни. Полуоткрытые губы, которые всего час тому назад целовал Соломон, улыбались загадочно и блаженно, и зубы, еще влажные, чуть-чуть поблескивали из-под них. Долго глядел царь на свою мертвую возлюбленную, потом тихо прикоснулся пальцем к ее лбу, уже начавшему терять теплоту жизни, и медленными шагами вышел из покоя. За дверями его дожидался первосвященник Азария, сын Садокии. Приблизившись к царю, он спросил: — Что нам делать с телом этой женщины? Теперь суббота. И вспомнил царь, как много лет тому назад скончался его отец, и лежал на песке, и уже начал быстро разлагаться. Собаки, привлеченные запахом падали, уже бродили вокруг него с горящими от голода и жадности глазами. И, как и теперь, спросил его первосвященник, отец Азарии, дряхлый старик: — Вот лежит твой отец, собаки могут растерзать его труп... Что нам делать? Почтить ли память царя и осквернить субботу или соблюсти субботу, но оставить труп твоего отца на съедение собакам? Тогда ответил Соломон: — Оставить. Живая собака лучше мертвого льва. И когда теперь, после слов первосвященника, вспомнил он это, то сердце его сжалось от печали и страха. Ничего не ответив первосвященнику, он пошел дальше, в залу судилища. Как и всегда по утрам, двое его писцов, Елихофер и Ахия, уже лежали на циновках, по обе стороны трона, держа наготове свертки папируса, тростник и чернила. При входе царя они встали и поклонились ему до земли. Царь же сел на свой трон из слоновой кости с золотыми украшениями, оперся локтем на спину золотого льва и, склонив голову на ладонь, приказал: — Пишите! «Положи меня, как печать, на сердце твоем, как перстень, на руке твоей, потому что крепка, как смерть, любовь и жестока, как ад, ревность: стрелы ее — стрелы огненные». И, помолчав так долго, что писцы в тревоге затаили дыхание, он сказал: — Оставьте меня одного. И весь день, до первых вечерних теней, оставался царь один на один со своими мыслями, и никто не осмелился войти в громадную, пустую залу судилища.

Соломон и Суламифь

К моменту знаменитой встречи на винограднике, Соломону было приблизительно 45 лет. К этому времени этот зрелый муж был уже обременен большой семьей - 700 жен (в некоторых источниках называется более скромная цифра - 70), 300 наложниц. За его спиной была сложная и кровавая борьба за престол, многие войны и расширение границ государства.
Под знойным небом Палестины быстро взрослеют дети, и Суламифь, которой только исполнилось 13 лет, была вполне сформировавшейся девушкой «на выданье». Тяжелый труд на винограднике, яркие лучи южного солнца, сделали ее фигуру гибкой и сильной, а кожу - смуглой.

На южном склоне Горы Ваал-гомон был у царя виноградник, куда любил он уединиться в часы раздумий. Так было и в этот раз: царь приказал на заре отнести себя к горе. Покинув носилки, царь сидел в гордом одиночестве. Вдруг он услышал где-то рядом чистый и ясный женский голосок, напевающий какую-то мелодию. Вскоре перед ним оказалась девушка в лёгком платье, но она не видела царя, занятая работой. Неожиданно царь выходит к ней и произносит: «Девушка, покажи мне своё лицо». Он узнаёт, что её имя Суламифь, и она помогает своим братьям охранять эти виноградники.
Когда царь берёт её за руку, по телу её пробегает дрожь, а когда он запечатлевает на губах сладостный поцелуй, девушка понимает, что только он может быть её возлюбленным.

Соломон договаривается о свидании на следующую ночь у стен дома девушки. Вечером продала она ювелиру своё единственное украшение - праздничные серьги и купила у продавца благовоний на вырученные деньги. Суламифь, эта прекрасное тринадцатилетняя девушка, хотела, чтобы её тело пахло сладостью мирры, когда будет его касаться её возлюбленный. В страхе и надежде побежала она к винограднику, счастью её не было предела: царь ждал её и протягивал к ней свои руки. Губы их сливаются в поцелуе.

Утром царь забирает Суламифь во дворец. Семь дней и шесть ночей наслаждаются они любовью друг с другом. Семь дней царя освещает радость, и осыпает он Суламифь драгоценностями с ног до головы. В это время царица Астис, верховная жрица, задумывает черное дело. С тех пор, как царь охладел к ней, в ее сердце поселилась ненависть. Астис подзывает к себе Элиава, начальника царской стражи, она приказывает ему умертвить Суламифь. Он идет ко дворцу Соломона и прячется у дверей царской спальни. В эту седьмую ночь душу девушки гложет печаль, она говорит царю, что рядом с ней смерть. Неожиданно раздается шорох, вскочившая с ложа Сламифь оказывается пронзенная мечом. Соломон приказывает убить Элиава, а царицу Астис отправить в Персию. Сам Соломон сидит возле тела Суламифь и о том, какие мысли посещают его не знает никто….

О, ты прекрасна, возлюбленная моя, ты прекрасна!
Глаза твои голубиные.
О, ты прекрасен, возлюбленный мой, и любезен!
И ложе у нас - зелень, кровли домов наших - кедры,
потолки наши - кипарисы.
Что лилия между тернами,
то возлюбленная моя между девицами.
Что яблоня между лесными деревьями,
то возлюбленный мой между юношами.
Положи меня, как печать, на сердце свое,
как перстень на руку твою: ибо крепка, как смерть, любовь…

(из книги «Песнь песней» Царя Соломона)

И не было равных в величье царю Соломону
Меж разных царей и владык во все дни его жизни!
И слава его простиралась уж из Палестины
До далей Египта, Ассирии и Финикии…
Его красота и любовь к Суламифь лучезарной
Воспеты в веках на Востоке в легендах и мифах.

1.
Прекрасен лицом Соломон, словно лилия в поле,
И губы ярки – алым цветом, а волосы – черным.
Черны и глаза у царя, но всевидящи ночью.
И выдержать взгляд Соломона никто не пытался:
В нем молнии гнева любого бросали на землю.
А мудрость царя и познание истин глубоких
Ему позволяли читать сокровенные мысли
И тайны души узнавать у людей благосклонно.

Со всей Палестины толпою подвластные люди
Являлись к нему за советом и с просьбой защиты.
И суд Соломона был скор в разрешении споров,
Как пастырь, он мог принимать справедливо решенья.
Был царь сочинителем песен и притчей трех тысяч.
Он сам говорил: «Слово – искра в движении сердца!»
И то ж в песнопении с ним уж никто не равнялся.

В часы ж наслажденья любовью, в сердечном веселье
Был царь сладострастен и ласков, и нежен для женщин!
Вся тысяча жен и наложниц царя Соломона
Познали утехи его и любовные страсти.
Он равно любил хеттеянок младых, белолицых,
Амморянок нежных и то ж филистимлянок смуглых;
Дев Бактрии, моавитяночек пышных, грудастых…
И ложе делил Соломон и с царицею Савской…
Всех ярче ж в постели – царица Астис из Египта.

2.
Однажды царя увлекла в виноградниках дева,
Чью песню услышав, он вышел в предгорье навстречу.
Увидел ее, она лозу крепила и пела:
«Прохладою день благодатно дохнул и скрываются тени,
Взываю: «Мой милый скорее ко мне возвращайся,
Будь быстр и легок, как серна стремителен в беге!»
Вдруг дева замолкла, до самой земли пригибаясь.
Тут царь Соломон обратился к ней ласковым словом:
«Лицо покажи мне, девица, чтоб голос твой слышать.
Та встала, свой лик повернула к царю и затихла.
А ветер хитон ее рвал, открывая у девушки тело.

И царь в изумленье – почти обнаженную видит:
Белы и крепки ее груди с крутыми сосцами,
И нежен живот и упругие бедра у девы!
И был восхищен царь красою лица молодицы:
Оно черноброво с загаром, глаза голубые,
Ресницы, как птицы в полете со взмахами крыльев,
И рыжие волосы в кудрях ложатся на плечи,
Ее ожерелье из ягод ласкает ей шею.

3.
С тревогой девица «Откуда ты взялся?» - спросила.
Царь молвил: «Не бойся, с предгорья к тебе я спустился.
Ты пела прекрасно о милом, он - твой ненаглядный?»
- Нет, нет жениха у меня, ну а это лишь песня.
- Не верю тебе, ты прекрасна – одна быть не можешь.
- Одна я – не смейся, смотри, как черны мои руки;
А братья строги, и жених мой один – виноградник.
А ей Соломон: «Не шучу – разглядел твое тело:
Твой стан, словно пальма, а грудь – виноградные гроздья,
И бедра твои – несравненны, как ценные вазы».

Тут вспыхнула дева, и грудь и лицо прикрывая…
Когда осмелела сама Соломона спросила:
«Скажи, кто ты есть? Я прекрасней мужчин не встречала!»
А он: «Я пастух, там овечек пасу и ягняток».
Та: «Верить тебе, по лицу, по одежде – не можно.
И руки – белы без труда, не пастушья одежда,
Хитон дорогой, стоит больше чем дом наш, пожалуй.
Вот сборщик и тот в золотых украшениях ходит.
Наверно, и ты из прислужников царских, признайся?
Не пастух в ответ: «От тебя не укрыться, девица!
Я в свите царя: главный повар его и прислужник».

4.
Царь глянув на деву, сказал: «Подойди же поближе,
Кто ты расскажи, мне доверься, скажи свое имя?»
Дева сделала шаг «Суламифь мое имя», - сказала.
- Не скучно тебе, - царь спросил, - здесь одной находиться?»
- Я в работе пою, мандрагоровы корни сбираю,
Говорят, что напиток из них, всем в любви помогает?
Царь: «Знаю, в любви нам она лишь сама помогает».
Он обнял Суламифь, грудь горячую девы ласкает.
Губы с жаром впились, царь ей шепчет: «О, милая дева!
Ты сердце пленила, моею возлюбленной стала!»
Она: «Мне твой взор своей нежностью сердце волнует!»
Царь шепчет: «А мед твоих губ вызывает желанье;
В мягкой зелени трав, Суламифь, обнажись, будь моею!»
- Оставьте меня, не хочу, не могу, - просит дева.

Вдруг слышит шаги дева, в страхе, к царю прислонилась.
Ей - царь: «Не страшись, а скажи, как найти тебя ночью?»
-Нет, нет, не скажу, отпусти же меня, - она просит.
А он: «Я влюблен, так скажи где твой дом, где ночуешь?
Хочу тебя милая, только скажи где живешь ты?»
В ответ Суламифь: «Но сегодня прийти не старайся,
Быть может потом… Но меня торопить не пытайся.
Царь души – не спеши, дай желанье иметь и мне тоже…»
- Желанье твое, обещаю, любое исполнить,
Теперь же сказать, как найти мне твой дом, надо все же.

И чары царя Суламифь покорили. Сказала:
Из города путь через мост, а за ним есть источник,
Там рядом и будет наш маленький дом на отшибе.
- Окно где твое, как попасть в твою спальню, скажи мне?
- Не надо в окно – ты сестру (я с ней сплю) напугаешь.
Расстаться пора – ты ж меня, дорогой, искушаешь.
Ласкать разрешаю, сама я любить не умею…
И царь в восхищенье обнял Суламифь и целует,
Ей шепчет: «Так жди меня в полночь, тебя я хочу и так будет!
За мною идут». Суламифь: «Так скажи твое имя?!»
В ответ: «Как царя, - Соломоном меня называют!»

5.
День в волненье прошел, Суламифь направляется в город.
Свои серьги она второпях продала ювелиру.
И все деньги снесла продавцу благовоний за мирру.
С наступленьем ночи благовонною миррой растерлась.
Грудь и плечи, живот, даже бедра обмаслила нежно.
Прошептала она: «Для тебя мой возлюбленный это!»

Ночь. В окно постучал Соломон: «Это я, моя радость!»
Суламифь – уж к окну, царь же ринулся к двери.
Уж проснулась сестра, Суламифь растерялась и медлит.
Постояв у дверей, царь чуть - чуть постучав, удалился.
Суламифь поднялась и за милым пустилась вдогонку.
Лишь в кустах за мостом промелькнула там чья-то карета.
У ворот городских Суламифь арестована стражей.
Те хватают за грудь, за одежду, на землю чтоб сбросить.
Суламифь же гибка, умасленная с рук ускользает.

Через Кедренский мост убегает в родной виноградник.
Уж пылает заря, дева тихо обходит предгорье.
И к стене подошла, где вчера с Соломоном встречалась.
Царь же был за стеной, восхитился ее появленьем.
Дева быстро бежит уж к нему, попадая в объятья!
И Сливались уста в упоеньи царя и девицы!

А на зелени-ложе тела их сплетаются в ласках.
И сама Суламифь в наслаждении шепчет игриво:
«Так лобзай меня жарче, сильнее люби меня, милый!
Их восторги любви, умиленья взаимными были…
Суламифь сокрушенно: «Весь мой виноградник поломан…»
Царь спросил: «Не жалеешь ли ты моя радость об этом?»
- Нет, возлюбленный мой, как жалеть о полученном счастье.

А теперь, Суламифь, ты узнала кто я – с тобой рядом?
- Нет, не знаю, в сомненье, - ни с Богом ли – Гором лежу я?
- Нет, не бог я, а царь лишь – богам безраздельно подвластный.
И клянусь, что теперь среди них, Суламифь, ты – богиня!
Ведь никто до тебя в моей юности, в царском зените
Мне не дал насладиться, как мог я - сегодня с тобою!
Грудь твоя и сосцы, как вино, опьяняют блаженно,
Здесь и страсть, и экстаз твой доступны в любви лишь богине!

6.
Был бассейн у царя и прохладным, и мраморно-белым.
А из львиных голов выливалась вода в тот бассейн.
Среди белых колонн зеркала были вделаны в стены.
В тот бассейн Суламифь привели для купанья рабыни.
В воду влив благовонья, раздели, с согласья, девицу;
И на тело ее с восхищеньем завидным глядели.
А в воде же она, как русалка, плыла и резвилась,
Перед зеркалом телом любуясь своим, прошептала:
«Эти свежесть моя и краса для тебя мой любимый!»
После в тонику быстро рабыни ее облачили,
И одели в хитон из виссона, под золото цветом,
Вновь обули в сандалии, сшитые к маленькой ножке,
А цветами живыми украсили кудри и плечи.
И в наряде таком Суламифь пред владыкой предстала.

Молвил царь: «Ты создание божье – достойно царицы!
И красой, Суламифь, ты грознее, чем все мое войско,
Сотни жен я имел и наложниц, но ты всех прекрасней!
Стань женою моей, надели, Суламифь, меня счастьем!»
Но сказала она: «Я рабыней хочу быть твоею.
Ты за уши меня к косяку пригвозди, как рабыню…»
Соломон же подвески в алмазах ей в уши повесил.
«Я царицей ее на престол возвожу» - заявил он.
В честь царицы в тот день пир свершился великий!

Семь дней Суламифь уж была во дворце Соломона,
Все дни наслаждаясь любовью с царем ненасытно!
На тело ее драгоценности царь понавесил:
Таких украшений никто не имел в его царстве.
О свойствах волшебных камней и значениях тайных
Возлюбленной царь объяснял в каждом камне усердно.

Анфракс у тебя на руке – камень редкий и ценный,
Он цвета граната, вина, твоих губ сладострастных.
Он камень любви, власть дарует и сердце врачует.
Сапфир, Суламифь, указательный палец твой красит.
В нем цвет василька и осеннего чистого неба.
Он лечит боль в теле и ясностью мысли питает.

Вот бледный и кроткий, с сияньем в ночи – лунный камень.
Он магам халдейским и то ж вавилонским по нраву
И женщинам люб в знак любви обретения ими.
С смарагдом кольцо ты носи, Суламифь, постоянно.
Он зелен: тебе пусть, как зеленью трав, нежит душу.
О камнях других Соломон рассказал и отметил:
Еще аметист, бирюзу и нефрит, и агаты.

На шею ее возложил Соломон ожерелье,
Он был из жемчужин морских и восторгами встречен.
Царь: вот и шамир – что камней всех светлее и крепче.
Ударов любых не боясь, он играет цветами.
Как камень царей, у меня на груди он в почете.

В ночь ложе свое Суламифь уложила цветами,
С ней лег Соломон, на груди у себя ей заметил:
«Как в царской ладье по священной реке мы поплыли!»
Любовной волной наслажденья ладью их накрыло…

Так волей судьбы Соломона любовь посетила,
И первой она и последней любовью была.

8.
Семь дней и ночей пролетели, как миг, скоротечно,
С тех пор как дворец у царя Суламифь обживала.
И ночи любви в наслажденьях у них проходили.
На шкурах тигровых совсем обнаженная дева
Лежала в ту ночь и в ласканьях к царю прижималась.

Скажи, Соломон, удивлен ты любовью внезапной?
Чем так ты пленил меня сразу и с первого взгляда?
Царь молвил: «Вопрос твой извечен у женщин к любимым.
И я на него философски могу лишь ответить.
Три действа не ведомы мне, и четвертое – в тайне:
Полеты орла; путь змеи; корабля ход по морю;
Порывы мужчин к сердцу женщин, что непостижимо.
«Мне мудрость твоя недоступна, - призналася дева, -
Твою ж доброту и любовь позновать мне не сложно.
Я чувствую сердцем – тебя не любить невозможно!»

О счастье мое – Суламифь, благодарен я богу,
Что он тебя нынче послал мне с собою в дорогу!
Ты телом стройна и лицом хороша и прекрасна,
Что лучше тебя не найти, не пытаться напрасно.
- О милый слова твои сердце волнуют мне вновь,
В безумстве и страсти его наполняет любовь…

В покои уж снова заря прорывалась. Другой
Уж день начинался с бесед, воцаряя покой.
- Скажи, Соломон, мой возлюбленный странно ли это:
Тобой увлекалось так много изысканных женщин.
Мне стыдно, что я неученая бедная дева
Тебя заняла и собою от них заслонила.
Нет, нет, Суламифь ты царица моя без соперниц!
Из тысячи женщин теперь же лишь ты мне желанна.
В пучине морской водолаз я из тысяч ракушек
Одну лишь жемчужину нынче нашел, что по нраву
Жемчужина та это ты – несравненно бесценна!

Но все ж Соломон мне поведай о Савской царице.
О славе Баркис и ее красоте много слухов.
Любил ли ее ты сильней, чем меня, признавайся.
Я девочкой помню приезд ее памятно - яркий.
Когда караван ее в пышном убранстве со свитой
Въезжал в твой дворец величаво с обозом подарков.

Да, знал я Баркис и красою ее любовался
И ложе делил с ней, не зная царицы Египта.
В то время она в сорок лет не имела соперниц.
Умнее ее и прекрасней у нас не имелось.
Уж после открылось, что был эликсир ее тайный,
Что тело не старил, лицо сохраняя красивым.
Приезд тот был целью со мной обручиться и вместе
Себе подчинить все соседние земли Востока.

Но все сорвалось из-за хитрых Баркисских загадок
В которых меня испытать захотела царица.
Так, мне предлагалось из сотни младых одногодок
Узнать здесь кто юноша, дева кто были в одежде.
Мне знахари быстро советы дают, чтоб раздеть их
По пояс и сразу отличие дев будет ясным.
Но я повелел чтобы каждый участник помылся –
По действиям рук и плесканью водой распознал их.

В загадке другой мне алмаз дала в руки царица.
В нем трещина гибкая камень насквозь прорезала.
Сквозь этот алмаз нужно было продеть шелковинку.
Нашли мне червя, все взглянули брезгливо. На диво
Червь тот шелковичный, сквозь этот алмаз пролезая,
Свой след ниткой шёлка украсил в алмазе искусстно.

Царица еще принесла из сардоникса кубок,
Вручила его мне в подарок, с ухмылкой сказала:
«Он твой если ты его влагой наполнишь до края,
Но взятою не из земли и не с неба, конечно».
Я пеной коня, что загнали, тот кубок наполнил,
Царице Балкис принародно вручил его тут же.

Признаюсь, царица сначала мне нравилась очень.
Склоняя ж к любви, заводила надменные речи,
Давая понять превосходство, унизить пыталась.
Мне ласки ее, сладострастье наскучили вскоре.
И каюсь, однажды Балкис причинил я обиду.
Носила она золоченые платья до пола,
Так ноги скрывала, о них были разные слухи.
Что ноги – шерстисты с копытцами козьими были.
Я в тайне ночей ощутил у нее отклоненья.
Чтоб слухи развеять и шуткой ее раззадорить
Велел сквозь бассейн дорожку стеклянную сделать.
Когда же она, проходя там, увидела воду
Не вольно подол подняла, обнажив свои ноги.

И все убедились, что слухи напрасными были.
Что ножки Балкис, как у многих других, волосаты всего лишь,
А их кривизна, не лишала достоинств царицы.
Но тут же Балкис повелела собраться в дорогу
И ночью она с караваном покинула город.
С тех пор ее власть над страной укреплялась, но встречи
Ни я, ни она провести не желали уж больше.

Еще Соломон рассказал, как от братьев скрывался,
От зависти Авессалома и ревности дерзкой Адонии.
Был нищим, голодным в краю чужестранном, но стойко
Менял имена, пастушил, и был поваром царским.
Побег совершил с его дочкой, и чуть не лишился он жизни.
Но волей, терпеньем, смекалкой всегда находил он решенья.

Когда Соломон замолкал Суламифьские губы
Смыкались с губами царя, я их руки сплетались.
Под утро же тело ее пенно-розовым цветом
Усталость с любовной ночи выдавало под взглядом сонливым.
И с тихою лаской и нежной улыбкой просила:
«Мне б яблок теперь и вина бы еще, мой любимый.
И телом и духом нам надо с тобой подкрепится;
Ты сам изнемог от любви, как твоя ученица!»

9.
Царице Астис Соломон потакал благосклонно.
С тех пор как ее он оставил в любви безответной
Астис придавалась уж оргиям в ревности буйной.
А в храме Изиды в те дни – дни Египта, шла служба:
Молились богам и царице Астис из Египта.
Астис по утру после буйной ночи отдыхала,
Почти полуголой она возлежала в постели.
Все тело ее красовалось в истоме напрасно.
Годами за тридцать была она в полном расцвете.
Упругие груди и шея, и бедра, и плечи
Любого лишь взглядом могли привести в искушенье.

Жрецы и кастраты, прийдя в ее спальню,
Восторженно телом хозяйки своей любовались.
Один из рабов, опахалом махал над царицей.
Но мысли ее возвращались к любви Соломона.
По-прежнему царь оставался один в ее сердце.
Лакеев прогнав, углубилася в мыслях в то время
Когда Соломон к ней являлся, как солнце.
Ни ласковых слов, ни горячих объятий как было
Уже не имела она и в досаде страдала.

Но царь продолжал к ней питать уваженье,
На все торжества приглашал ее также как прежде.
Астис к нелюбви Соломона не знала смиренья
В последние дни не имея еще объясненья.
Давала приказы нести ее к месту где мог быть
Ее ненаглядный, чтоб только его лишь увидеть.
И вот наступил час прозренья царицы,
Когда Суламифь увидала она в колеснице.
Любовь нестерпимо слилась с ее яростной злобой,
И как разорвать их, смирить иль сама уж не знала.

А время все шло, как Астис в своем ложе не грела,
И сладость любви не делила с царем Соломоном.
Теперь понапрасну она взгляд любви устремляла
На тень занавесок откуда сам царь появлялся.
И в горе, и в гневе она поднималась с постели
Не зная, что делать, придворный совет собирала.

Пронзительный взгляд устремив на собравшихся, вскоре
Она разглядела красавца средь них – Элиава.
Недавно его своей властью, желанием томным
Сама заманила в пастель к сладострастию ночью.
С тех пор и глаза у охранника царских покоев
Все ищут и жаждут соблазна прелестной царицы.
Средь избранных был царедворец Ваней преподобный
Ему и дает порученье Астис тайной властью:
«Мне нужен твой внук, пусть он явится нынче же ночью
В покои мои для охраны царицы Египта»

А в храме Изиды обряд Озириса спасенье
К концу подошел и Астис в ночь вернулась в покои.
Вдруг верхние шторы у ложе Астис шевельнулись:
Волненье в груди – Соломон вдруг решил появиться?
Но рядом у ног Элиав на колени спустился
И злобы прилив за душевный обман тронул сердце.
А тот с поцелуем руки у царицы в восторге,
Что ночь проведет снова с ней в наслажденье.
Астис же его приласкала и тихо спросила:
«Скажи, что ты знаешь об этой смазливой девчонке,
Что нынче в карете царя вместе с ним разъезжает?»
- Я вижу любовь не дает Вам покоя царица,
А ревность и мне вместе с Вами врывается в сердце.
- Скажи не лукавь мне всю правду, что знаешь о деве?
И тут Элиав, угодить чтоб царице, залился:
«Царь весь в ее власти на миг с ней расстаться не может.
Глаза у него от любви загореться готовы;
В восторге от счастья всем милости он расточает;
Красавицу нежит в покоях своих в обожанье.
А сам он, как раб, припадая к ногам у девицы,
Ну, словно собака, в глаза ей так преданно смотрит.
Я дальше – не стану…
- Нет, нет, продолжай, ну а дева?
- Она, как любовь, и как нежность – мила и прекрасна!
Кротка и стыдлива, добра и бесхитростна очень.
Не знает ничто, ничего замечать не желает,
С любовью к царю, пламенея всем сердцем, живет лишь.
Вокруг же себя вызывает у всех восхищенье,
Не знает: ни ревность, ни зависть, ни зла, ни обидного слова…
- Не надо, молчи - простонала царица и нежно,
Обняв Элиава в экстазе к себе прислонила.

А дикие крики еще раздавались в округе,
Все темные силы уняться никак не желали:
Святые жрецы, богомольные женщины – жрицы
К началу весны в богохульстве не знали границы.

Астис с Элиавом в тот хор отвратительный будто
Попали и в сговоре тайном злодейство задумали вскоре.
Царице в уме восхитилась коварной находке
Огнем воспылала душа намерением мерзким.
Безвольный любовник в надежде на милость царицы
Услышал ее сладкозвучное хитрое слово:
«Скажи, Элиав, ты хотел бы царем стать Израиля,
Египта, всей Сирии и Финикии прекрасной?
Одно лишь желанье твое и свершится, сама я
Смогу тебя сделать царем, так ответь мне?»
Ответ был: «Нет, нет, лишь тобой обладать я хотел бы.»
Астис: «Я согласна, так стань же моим властелином.
Все дни и все ночи, слова мои, мысли и тело
Тебе я отдам, за любовь…Но одно есть условье:
Покои царя для тебя, мне известно, доступны.
Сегодня, сейчас же пойдешь, в соломонову спальню,
И там их убьешь, Элиав, ты убьешь их обоих!»

Охранник тут вздрогнул и ей возразить попытался.
Удавом Астис обвила его крепкое тело,
Губами впилась, позволяя приблизиться к неге,
Но вдруг отстранилась и властно ему приказала:
«Иди же, иди!» И ответ был покорный: «Иду я».

10.
Ночь седьмая в любви Соломона уже проходила.
В слова Суламиф тень печали, как будто, проникла.
Взглянувши на небо она о звезде Соломона спросила:
«Как названье звезды, что сияет в мерцании синем?»
- Это Сопдит – звезда ассирийцев, их веры особой.
По мнению магов, там души покоятся мертвых.
-Ты веришь тому, царь великий? - но он не ответил.
Стал нежно ласкать Суламифь, в поцелуях купая.
- Когда вот умрем – там мы встретимся? - снова спросила.
Царь вновь промолчал. Та с укором ему обратилась:
«Скажи, мне хоть что-нибудь, милый, утешь мою душу».

И царь в рассужденья пустился, изрек ей такое:
«Человеческой жизни так мало, а вечно лишь время;
Вещество же бессмертно, лишь виды изменчивы только.
Человек умирает, собой утучняет он землю.
Из земли вырастающий колос-зерно превращается в хлеб.
Потом этот хлеб человек поглощает уж снова.
Проходят века, вещество неизменно в повторах:
Люди, звери, деревья, трава, даже камни.
Быть может и души от нас на звезду ту взовьются,
Но уж без обличья, узнать не сумеют друг друга.
Стремленье сердец у влюбленных быть вместе извечно
Но будет лишь в памяти верных потомков и только.

Скажи, мне теперь, Соломон, если завтра умру я,
Ты вспоминать о том, как меня в винограднике встретил,
Возлюбленной звал и царицей, иль сразу забудешь?
И даже к Астис по любви может сам возвратишься?

Взволнованно царь: «Суламифь, говорить так не надо,
Не надо и думать о том никогда, обещай мне.
Избранница бога – царица души моей ты лишь.
Смерть тебя не коснется, поверь, о любви нашей думай.

Вдруг - звуки. «Мне страшно» - царю Суламифь прошептала.
- Не бойся, из храма восторги и крики еще раздаются.
Богам преклоненье египетским там завершилось.
- Нет ужас проник в мое сердце. Теперь умереть не хочу я.
Возлюбленный мой, обними, и меня успокой же.
- Моя, Суламифь, отгони свои мысли, есть сила
То наша любовь – вот защита крепка и всесильна.
А хочешь сейчас расскажу тебе дивные сказки
Офира – страны чародеев. «Да, царь мой,
Мне радостно слушать. Хочу попросить тебя также…

Царь встрял: «Суламифь – все что хочешь исполню!
Хоть жизнь попроси– без остатка отдам для тебя я,
Могу сожалеть, что цены этой мало лишь будет
За это величье любви ненаглядной! Что хочешь?
Она прошептала: «Ну что ты, любимый, всего лишь
Прошу по утру чтоб пошел ты со мной в виноградник,
Где гордо стоят кипарисы, под кронам которых
Ты смог в одночасье пленить мое сердце и душу!
Любовь свою там я хочу показать тебе снова…
И я умереть за тебя без остатка готова.

Царь крепко обнял Суламифь, поделившись
последней любовью!

Сама Суламифь вдруг с постели вскочила,
свой слух напрягая,
Спросил Соломон: «Что тебя, Суламифь, напугало?»
- Я слышу шумы, я шаги чьи-то дерзкие слышу.

11.
Вдруг шорох и дверь отворилась. Царь вскрикнул:
«Кто это, эй, стража!»
В тот миг Суламифь уж метнулась на встречу к тому,
Кто ворвался уж в двери. А царь возмущенно:
Кто смеет в покои врываться?» -
И с криком он бросился к двери к злодею, но поздно.
Когда Суламифь Элиава узнала с кинжалом -
Дорогу ему преградила мгновенно собою.
А тот в ее грудь уж кинжал свой вонзил прямо в сердце.
Красавица стреляной птицей со стоном на пол опустилась.
Не вынув кинжала убийца, познав роковое деянье,
Упал на колени, в руках у царя оказавшись.
Спросил царь: «Скажи, кто принУдил тебя к покушенью?»
Трепеща от страха убийца владыке ответил:
«Царица Астис приказала убить вас обоих».
- Предатель, скажи моей страже, тебя чтоб схватила,
Цепями сковала, до казни твоей сторожила.

Дворец весь - в смятеньи бурлит и засвечен огнями,
Вся стража, и слуги в покоях уже у владыки.
Царь жестко дает эскулапам приказы всё сделать,
Чтоб только от смерти спасенье найти для любимой.
Врачи доложили: «Спасти Суламифь невозможно,
Теперь стоит только кинжал из груди её вынуть
Так смерть в тот же миг уж возьмет Суламифь безвозвратно.

Глаза у несчастной открылись, она попросила напиться.
Глотком освежив свои губы, к царю Суламифь обратилась:
«Прими благодарность мою за любовь, царь мой милый,
С тобою ее я познала, счастливой судьбу испытала.
Дай мне целовать твои руки, пока мои губы
Еще не сомкнулись, еще не остыли с последним дыханьем.
И не было женщины в мире еще и не будет
Счастливей во веки, чем я - Суламифь, заклинаю.
Жалею, что мало так счастья тебе принесла я,
Сама ж не успела любовью твоей насладиться».

А владыка в ответ величаво и с болью отметил:
«Так прощай. Но любовью пока, красотою души люди будут
Так, как ты обладать, Суламифь, твое светлое имя
И в веках у людей во всем мире почитаемым будет!»
И к утру Суламифи не стало.

12.
Царь страданья свои пересилив, поцелуем последним прощальным
Наделив Суламифь, удалился.
Весь омытый водой благовонной и одетый в хитон златотканный
Царь воссел в свое кресло владыки и суд скоротечный он начал.
Весь цвет окруженья был в сборе. И тут в ожиданьи решений
Элиав и Астис на коленях перед троном стояли.
Были в цепях здесь стражники тоже, кто нес службу у царских покоев. Главный визир Ванея старейший с ними рядом стоял, как виновник.

Соломон объявил: «Ты, Ванея, виноват, что лишил меня счастья:
Отнял ночью святое созданье, Суламифь, в моем сердце – царицу.
Но служил ты исправно все годы, был отважен в кровавых сраженьях
И во всем помогал мне советом.
Виноват ты, что внук твой любимый, не принявший от деда учений,
Не узревший понятия чести, соблазненный моею женою,
По приказу её слабовольно на меня покушаться изволил.
И за это моим повеленьем умертвишь лично ты Элиава.
Всем же стражникам будет пощада, их на копи - направить трудиться.

Обратившись потом к Ахиссару (был он главным советником в царстве)
Дал наказ, с очень мягким решеньем:
«А царицу убить не хочу я, пусть живет как желает, где хочет
И умрет там и так, как судьбою с нею смерть повстречаться захочет.
Я любим был царицей безмерно и понять ее ревность способен.
Но скажу с сей минуты презреньем я лишаю Астис всех величий,
Пусть лица моего, пока жив я, никогда и нигде не увидит.
Снарядите корабль помпезно и в Иоффе из гавани быстро
Проводите царицу в Египет. Я с отцом фараоном Суссаком
Не хочу прерывать нашей дружбы.
А теперь всех прошу удалиться, я с возлюбленной должен проститься!

В тот же день в золоченой гробнице Соломон с Суламифь распрощался.
И была она ярче богини, и лицо было нежным, и светлым,
С алых губ чуть открытых, застывших, лишь недавно целованных
В страсти, исходила блаженно улыбка, белым жемчугом виделись зубы.
Долго царь в изумленьи и в горе устремлял взгляд прощальный
На деву, на любимую, нежную, мертвую, вырывая из сердца
Желанную и роняя слезу безутешную.

***
С той поры пролетели века, и от царств не осталось следа,
Но любви не забыться такой: у царя и девицы простой!
Потому, что любовь так всесильна, и особо у женщин – обильна!
Слава женщине любящей страстно, ведь она, как любовь -
Так прекрасна!

Лирическое прочтение изумительной повести Александра Ивановича Куприна «Суламифь» (А.И.Куприн. Сильнее смерти. Санкт-Петербург. Лениздат. 1993)