Святой митрополит дмитрий ростовский. Житие святителя димитрия ростовского

Первые подвиги святого Димитрия

В приделах Киевских, в небольшом местечке Макаров, родился в декабре 1651 года будущий святитель Димитрий (в миру Даниил) от не знаменитых, но благочестивых родителей: сотника Саввы Григорьевича Тунталы и супруги его Марии. Сам он изобразил в своих записках, которые вел в течение почти всей жизни, блаженную кончину своей матери, и похвала такого сына есть лучшее свидетельство ее добродетели. Отец его, из простых казаков, дослужившись до звания сотника у гетмана Дорошенко, при смутных обстоятельствах того времени, в поздние годы бодро нес бремя воинской службы и скончался свыше ста лет в Киеве, куда переселился с семейством. Последние дни посвятил он служению Церкви в должности ктитора Кирилловской обители, где постригся впоследствии его сын и где сам возлег на вечный покой подле своей супруги. Более о них ничего не известно; но довольно и той славы для благочестивой четы сей, что она могла посреди своего убожества возрастить такого светильника для Церкви, приучив его, еще в домашней жизни, к подвигам добродетели.

Наученный грамоте в доме родительском, отрок Даниил поступил для высшего образования в Братское училище при Богоявленской церкви в Киеве, что ныне обращена в обитель Академическую, это был единственный рассадник воспитания духовного для юношества, насажденный или, лучше сказать, расширенный ревностным митрополитом Петром Могилою для противодействия козням латинским: отличные способности отрока обратили на него внимание наставников, и он показал быстрые успехи свыше всех своих сверстников, но еще более отличался своим благочестием и скромным нравом, которые удаляли его от всяких увеселений, свойственных его возрасту. Не далее, однако, осьмнадцатилетнего возраста мог он пользоваться благодетельным учением Братской обители; посреди бедственных обстоятельств того времени, при кровопролитной войне России с заднепровскими казаками, Киев переходил из рук в руки, и самое училище было закрыто, когда держава Польская временно возобладала колыбелью нашей веры; восемь лет оставалось оно в таком запустении. Тогда последовал юноша Даниил раннему влечению своего сердца и, три года спустя после выхода из училища, проникнутый чтением отеческих книг, постригся в монашество в родственной ему обители Кирилловской; он принял имя Димитрия, которое прославил в земле Русской. Понятно избрание им сей обители, ибо тут был ктитором старец отец его, а настоятелем — бывший ректор Братского училища, просвещенный Мелетий Дзик.

Отсюда, хотя и в юные еще годы, начинается уже ряд подвигов Димитриевых на поприще церковном и богословском, на котором просиял он, как один из древних учителей Церкви Вселенской, напомнив нам светлый лик Василиев, Григориев и Златоустов. Несмотря на его молодость, ради высокой добродетели и труженической жизни, игумен Мелетий просил нареченного митрополита Киевского, Иосифа Тукальского (который, не будучи допущен до своей епархии, имел пребывание в Каневе), посвятить нового инока в иеродиакона. Через шесть лет сделался известен Димитрий и настоящему блюстителю митрополии Киевской, Лазарю Барановичу, архиепископу Черниговскому, мужу высокой добродетели и учености, который сам был воспитанником и ректором Киевской академии и почитался великим столпом Церкви и ревнителем Православия в Малороссии. Архиепископ вызвал Димитрия, достигшего только двадцатипятилетнего возраста, в Густынский Троицкий монастырь, где сам находился по случаю освящения храма, и там рукоположил его в иеромонаха; это было в 1675 году. Узнав же ближе внутреннее достоинство новопоставленного, взял его с собою в епархию, где имел нужду в проповедниках слова Божия и состязателях с латинами, которые усиливались подавить Православие в южной России.

Ревностный пастырь старался возбудить людей просвещенных к противодействию козням римским, он вызвал для этого из Литвы бывшего ректора Киевской академии Иоанникия Голятовского и покровительствовал ученому иностранцу Адаму Зерникаву, который, будучи протестантом, обратился к Православию единственно силою истины; сей Зерникав написал обширную книгу о исхождении Духа Святого от единого Отца, в которой, вопреки мнений латинских, собраны были все возможные свидетельства древних учителей Церкви. С такими учеными людьми взошел в сообщество Димитрий, дополняя их познаниями недостаток собственных, так как обстоятельства времени не позволяли ему окончить полного курса богословских наук в училище Братском. В продолжение двух лет занимал он должность проповедника при кафедре Черниговской и столько же старался назидать красноречивым словом, сколько благим своим примером. Знаменательный сон, виденный им около сего времени и записанный в его дневнике, показывает, до какой степени церковный проповедник был строг к самому себе: «Однажды в Великий пост, в 1676 году, в неделю Крестопоклонную, вышедши от утренни и приготовляясь к служению в соборе (ибо и сам Преосвященный хотел служить), я задремал несколько сном тонким. Во сне показалось мне, будто стою в алтаре перед престолом: Преосвященный архиерей сидит в креслах, а мы все около престола, готовясь к служению, нечто читаем. Вдруг Владыка на меня прогневался и начал сильно мне выговаривать; слова его (я хорошо их помню) были таковы: «Не я ли тебя выбрал, не я ли тебе нарек имя? оставил брата Павла диакона и прочих приходящих, а тебя выбрал?» Во гневе своем он произнес и другие слова, для меня полезные, которых, однако, не помню; ни сии хорошо мне памятны. Я низко кланялся Преосвященному и, обещаясь исправиться (чего, однако же и поныне не делаю), просил прощения — и удостоился оного. Простив меня, он дозволил мне поцеловать его руку и начал ласково со много говорить, повелевая мне готовиться к служению. Тогда опять стал я на своем месте, разогнул служебник, но и в нем тотчас нашел те же самые слова, какими Преосвященный делал мне выговор, написанные большими буквами: «Не я ли тебя избрал?» и прочее, как прежде сказано. С великим ужасом и удивлением читал я в то время сии слова, и доныне помню их твердо. Пробудясь от сна, я много удивлялся виденному и доселе, при воспоминании, удивляюсь и думаю, что в оном видении, чрез особу Преосвященного архиепископа, меня вразумлял сам Создатель мой. При этом я спрашивал и о Павле: не было ли когда такого диакона? Ни не мог найти его нигде, ни в Чернигове, ни в Киеве, ни по другим монастырям, и доныне не знаю: был ли или есть ли теперь где в моем отечестве Павел диакон? Бог знает, что значит Павел диакон? О Господи мой! устрой о мне вещь по Твоему благому и премилосердному изволению на спасение души моей грешной».

Молва о новом витии церковном распространилась по Малороссии и Литве; различные обители одна за другой старались воспользоваться его духовным назиданием, которое привлекало к ним толпы народные и утверждало колебавшееся в тех краях Православие. Движимый благочестивым усердием, Димитрий прежде всего отправился из Чернигова в Новодворский монастырь, подведомственный Виленскому Святого Духа, в пределах Литовских, для поклонения чудотворной иконе Богоматери, писанной святителем Петром митрополитом. Он был там радушно принят наместником митрополии, епископом Белорусским Феодосием и настоятелем Святодуховского монастыря Климентом Троицким. Последний пригласил его на краткое время в свою обитель Виленскую, a епископ Феодосий — в Слуцк, где назначил ему местопребыванием свой Преображенский монастырь; там, пользуясь особенным расположением братства и ктитора монастырского, благодетельного гражданина Скочкевича, Димитрий более года проповедовал слово Божие, до кончины своих благодетелей епископа и ктитора; но в продолжении сего времени странствовал и по окрестным обителям для поклонения святыне; нам осталось его описание чудес Ильинской иконы Богоматери, что в Чернигове, под именем «Руна орошенного».

Между тем Киев и Чернигов требовали к себе обратно проповедника, удерживаемого в Слуцке, ибо так велика была к нему общая любовь. Настоятель Кирилловского монастыря Мелетий, переведенный в Михайловский-Златоверхий, приглашал к себе своего ученика и постриженника; гетман Малороссии Самойлович предлагал ему у себя в Батурине место проповедника.

Обет послушания иноческого побуждал Димитрия идти на зов старца игумена, но братия Слуцкая не отпускала его, обещая принять на себя всю ответственность, и Милетий на время согласился, прислав даже от себя в благословение проповеднику частицу мощей святой Великомученицы Варвары. Когда же, однако, по смерти благодетелей его, сделались настоятельны требования из Киева и Батурина, Димитрий должен был повиноваться и предпочел город гетманский, потому что Киев находился тогда под страхом нашествия татарского: бывший гетман Юрий Хмельницкий накликал турок на свою родину, и вся Заднепровская Украина трепетала его опустошений; даже настоятель лавры Печерской просил на время переселиться с братией в иное, более безопасное место. Милостиво был принят Димитрий гетманом Самойловичем, который сам, происходя из звания духовного, отличался благочестием; он указал ему для жительства Николаевский монастырь близ Батурина, где в то время был настоятелем ученый Феодосий Гугуревич, занявший впоследствии должность ректора в Киевской академии.

Из Слуцка был приглашаем Димитрий в различные обители для проповеди Слова Божия; из Батурина же — для единовременного ими управления. Братия Кирилловской обители прислала нарочного просить бывшего своего постриженника к себе в настоятели, но безуспешно: сам ли отказался он по смирению или не отпустил его гетман. Успешнее было приглашение Максаковской обители, что близ города Борзны; Димитрий отправился с письмом гетмана в Чернигов за благословением к архиепископу Лазарю и был принят весьма милостиво, как сам описывает в дневнике своем. Еще не читая письма, сказал архиерей: «Да благословит вас Господь Бог на игуменство; но по имени Димитрия желаю нам митры, Димитрий да получит митру». В тот же день после посвящения, будучи приглашен к столу, услышал еще более знаменательные речи от своею Владыки: «Сего дня сподобил вас Господь Бог игуменства в монастыре, где храм Преображения Господня, яко Моисея на Фаворе. Сказавый пути Своя Моисеови, да скажет и вам на сем Фаворе пути Свои к вечному Фавору». «Слова сии, — присовокупляет Димитрий, — принял я, грешный за хорошее предзнаменование и заметил для себя; дай, Боже, чтобы сбылось пророчество архипастырское! Он отпустил меня как отец родного сына: подай ему, Господь, все благое по сердцу».

Недолго, однако, игуменствовал святой Димитрий в обители Максаковской; на следующий год был он, по желанию гетмана, переведен в Батуринский монастырь на место Феодосия, взятого в Киев, но вскоре отказался от сей должности по любви своей к занятиям ученым. Вспоминая по случаю смерти одного из своих собратий Кирилловских, скончавшегося в Чернигове, о собственных странствиях из монастыря в монастырь Димитрий заметил в дневнике своем: «Бог знает, где и мне суждено положить свою голову!» Мог ли он ожидать когда-нибудь, что из родной Малороссии будет вызван на святительскую кафедру чуждого ему Севера? В день своего ангела сложил с себя бремя игуменское смиренный Димитрий, оставаясь, однако, в обители, ибо не боялся покоряться чужой воле по любви своей к послушанию. Между тем скончался архимандрит лавры Печерской Иннокентий Гизель, и на место его поставлен не менее просвещенный Варлаам Ясинский; он предложил бывшему игумену переселиться в лавру для ученых занятий, и это переселение составило эпоху в его жизни, ибо промыслу Божию угодно было призвать Димитрия на дело двадцатилетних трудов, которым он оказал незабвенную услугу всей Церкви Российской.

Ученые занятия святого Димитрия

Давно уже чувствовали у нас необходимость собрать для назидания верующих жития святых, прославивших Господа своими подвигами; митрополит Всероссийский Макарин предпринял душеполезный труд сей, соединив в своих великих Четьях-Минеях все жития, какие мог только обрести в прологах и патериках наших, и дополнил их собственными жизнеописаниями. Просвещенный митрополит Киевский Петр Могила, побужденный столь благим примером, возымел намерение издать жития на более доступном языке славянорусском и выписал для нового перевода с горы Афонской греческие книги Симеона Метафраста, который наиболее потрудился над житиями святых в Х веке; но ранняя кончина воспрепятствовала ревностному пастырю киевскому привести в исполнение благое намерение и, последовавшее за тем тяжкое время для Киева, надолго его отсрочила. Однако преемник его архимандрит лавры Печерской Иннокентий Гизель испросил с той же целью у патриарха Московского Иоакима великие Четьи-Минеи митрополита Макария и также скончался, не коснувшись дела. Варлаам Ясинский решился продолжать начатое, поискал для себя человека уединенного и способного исполнить многообразный труд. Никого не мог он избрать лучше игумена Батуринского, с общего совета братии Печерской, и через несколько недель после своего переселения в лавру, в июне месяце 1684 года, Димитрий приступил к описанию житий святых; с тех пор это сделалось постоянным делом всей его жизни, которое усердно продолжал и в келье иноческой, и в сане настоятельском, и на кафедре святительской, ибо душа его пламенно возлюбила угодников Божиих, коих память хотел прославить. Они сами открывались ему в таинственных сновидениях, свидетельствуя там собственную его близость к миру духовному, так как мысль его была исполнена образами святых, им описываемых; это еще более ободряло его к продолжению начатого труда. Вот как он сам описывает в дневнике своем два утешительных сновидения, коих удостоился в течение трех месяцев. «Августа десятого 1685 г., в понедельник услышал я благовест к заутрени, но, по обыкновенному моему ленивству разоспавшись, не поспел к началу, а проспал даже до чтения псалтыри. В сие время видел следующее видение: казалось, будто поручена была мне в смотрение некоторая пещера, в коей ночевали святые мощи. Осматривая со свечою гробы святых, увидел там же яко бы ночевавшую святую Великомученицу Варвару. Приступив к ее гробу, узрел ее лежащую боком и гроб ее, являющий некоторую гнилость. Желая оную очистить, вынул мощи ее из раки и положил на другом месте. Очистив раку, приступил к мощам ее и взял оные руками для вложения в раку, но вдруг узрел в живых Варвару святую. Вещающему мне к ней: «Святая дево Варваро, благодетельнице моя! Умоли Бога о грехах моих!» Ответствовала святая, буди бы имея сомнение Некое: «Не ведаю, — рекла,— умолю ли, ибо молишися по-римски». (Думаю, что сие мне сказано для того, что я весьма ленив к молитве, и уподобился в сем случае римлянам, у коих весьма краткое молитвословие, так как у меня краткая и редкая молитва). Слова сии услышав от святой, начал я тужить и якобы отчаиваться, но она, спустя мало времени, воззрила на меня с веселым и осклабленным лицом и рекла: «Не бойся», — и иные некоторые утешительные произнесла слова, коих и не вспомню. Потом, вложив в раку, облобызал ее руки и ноги; казалось, тело живое и весьма белое, но рука убогая и обветшалая. Сожалея о том, что нечистыми и скверными руками и устами дерзаю касаться святых мощей и что не вижу хорошей раки, размышлял, как бы украсить сей гроб? И начал искать новой богатейшей раки, в которую бы переложить святые мощи: но к том самом мгновении проснулся. Жалея о пробуждении моем, почувствовало сердце мое некоторую радость». Заключая этот рассказ, святой Димитрий смиренно замечает: «Бог ведает, что сей сон знаменует и каково иного событие воспоследует! О, когда бы молитвами святой Варвары дал мне Бог исправление злого и окаянного жития моего!» А через несколько лет святой Димитрий имел утешение действительно воздать честь мощам святой Великомученицы. Будучи в то время игуменом Батуринским, он узнал, что часть этих мощей хранится в казне гетманской между прочими сокровищами как бы под спудом и мало кому известна. Она находилась здесь по следующим обстоятельствам: еще в 1651 году гетман литовский Януш Радзивил по взятии Киева испросил себе две части мощей Великомученицы, почивающих в Михайловском монастыре. Одну из этих частей, от ребер святой Варвары, он отослал в дар Виленскому епископу Георгию Тишкевичу, другую, от персей ее, подарил жене своей Марии, по смерти которой она досталась митрополиту Киевскому Иосифу Тукальскому и положена им в городе Каневе, его обыкновенном местопребывании. Отсюда, по смерти Тукальского, она взята была в Батуринскую казенную палату. Своими усильными просьбами святой Димитрий получил дозволение от гетмана перевести сию святыню в свой Батуринский монастырь и с торжественным ходом перенес 15 января 1691 года, во вторник, а в намять перенесения установил в своем монастыре каждый вторник совершать молебное пение Великомученице.

Другое сновидение было еще поразительнее. «В 1685 году — пишет Димитрий, — в Филиппов пост, в одну ночь окончив письмом страдания святого мученика Ореста, которого память 10 ноября почитается, за час или меньше до заутрени, лег я отдохнуть не раздеваясь и в сонном видении узрел святого мученика Ореста, с ликом веселым ко мне вешающего сими словами: «Я больше претерпел за Христа мук, нежели ты написал». Сие рек, открыл мне перси свои и показал в левом боку великую рану, насквозь во внутренность проходящую, сказав: «Сие мне железом прожжено». Потом открыл правую по локоть руку, показав рану на самом противу локтя месте, и рек: «Сие мне перерезано»; причем видны были перерезанные жилы. Также и левую руку открывши, на таком же месте, такую же указав рану, сказав: «И то мне перерезано». Потом, наклонясь, открыл ногу и показал на сгиб колена рану также и другую ногу, до колена открывши, такую же рану на таким же месте показал и рек: «А сив мне косою рассечено». И став прямо, взирая мне в лицо, рее «Видишь ли? больше я за Христа претерпел, нежели ты написал». Я противу сего ничтоже смея сказать, молчал и мыслил в себе: «Кто сей есть Орест, не из числа ли пяточисленных (13 декабря)?» На сию мою мысль святой мученик ответствовал: «Не тот я Орест, иже от пяточисленных, но тот, его же ты ныне житие написал». Видел и другого некоего человека важного, за ним стоявшего, и казалось мне также, некий мученик был, но тот ничтоже изрек. В то самое время учиненный к заутрене благовест пробудил меня, и я жалел, что сие весьма приятное видение скоро окончилось. А что сие видение, — прибавляет святой Димитрий, — записав его спустя более трех лет, я, недостойный и грешный, истинно видел и что точно так видел, как написал, а не иначе, сие под клятвою моею священническою исповедую: ибо все иное, как тогда совершенно памятовал, так и теперь помню».

Из этого можно видеть, как успешно подвигался труд его, ибо через полтора года доведен был уже до 10 ноября. Ему благоприятствовала совершенная свобода от посторонних занятий, но он недолго мог пользоваться ею по особенной к нему любви светского и духовного начальства; опять возложили на него бремя правления, от которого так недавно отказался. Димитрий, вместе с архимандритом Варлаамом, поехал в Батурин приветствовать нового митрополита Киевского Гедеона из рода князей Святополков-Четвертинских, который возвращался из Москвы, где был посвящен патриархом Иоакимом: это было первое подчинение митрополии Киевской патриаршему престолу Московскому. Гетман и митрополит убедили святого игумена принять на себя опять настоятельство обители Николаевской, и повиновался им любитель послушания. Подчинение Киевской митрополии имело влияние и на будущую его участь, потому что, как деятельный член и опытный богослов Малороссийской Церкви, он принимал живое участие в духовных вопросах того времени и по стечению обстоятельств сам был мало-помалу привлечен с родного юга на север. Первый важный вопрос представился: о времени пресуществления святых даров на литургии, ибо некоторые выходцы западные старались объяснить это по обычаю латинскому, то есть будто пресуществление совершается словами Господа Иисуса: «Примите, ядите и пейте от нея все», а не призыванием Духа Святого на предлежащие дары и благословением их, после сих знаменательных слов. Патриарх Иоаким, смущенный новыми толками и зная, что присоединенная Малороссия долго находилась под влиянием польским, почел нужным спросить митрополита Гедеона: «Как разумеет Малороссийская Церковь Собор Флорентийский?» Он получил удовлетворительный ответ от лица всего духовенства той страны, в числе коего и благочестивый игумен Батуринский приложил свою руку. Впоследствии патриарх написал пространное послание о времени пресуществления и с успехом опроверг латинские мудрования, которые отчасти проникли и в Малороссию.

Это послужило началом прямых сношений святого Димитрия с патриархом Московским. Будучи принужден возвратить, по его требованию, великие Четьи-Минеи за три зимние месяца, которые находились в его руках для сличения с новыми, он написал послание Святейшему Иоакиму, исполненное глубочайшим чувством смирения. «Пред святительство ваше, отца и архипастыря нашего, и аз овча нажити твоея, аще и последнейший, и немало же знаемый, сим худым писанием моим (понеже сам собою не возмогох) прихожду и к стопам святых твоих ног припадаю да сподоблюся, у святейшего ми Архипастыря, знаемый и глашаемый быти по имени... Святительство ваше, к их Царского и пресветлого Величества богомольцу, а своему в Духе Святому сыну, преосвященному в Бозе Кир Гедеону Святополку, Князю Четвертинскому, Митрополиту Киевскому, Галицкому и Малыя России, а прежде ко преподобнейшему Варлааму Архимандриту Печерскому, изволил писати о тех книгах (Четьих-Минеях на Декабрь, Генварь и Февраль). Обаче те книги ни у него, преосвященного Митрополита, ни у преподобного Архимандрита, но в монастыре Батуринском, в моих недостойных руках, доселе бяху держимы и со вниманием чтомы. От них же многую приемши пользу и согласившеся со Святыми житиями, в них написанными, отдаю оные святыни вашей со благодарением и извествую: яко в послушании святом, от Малороссийской Цepкви мне врученном, с Божиею помощью потрудившися, по силе моей, в немощи совершающейся, преписующи от великих блаженного Макария, Митрополита Московского и всея России, книг и от оных Христианских историков, написал житий Святых месяцев шесть, начав от Сентемврия первого числа до Февраля последнего числа, согласующиеся со святыми теми великими книгами во всех историях и повестях и деяниях, Святыми содеянных, в подвизех их и страданиях. И уже написанные тыи Святых жити чтомы бяху по большей части и рассуждаемы от некоторых благородных людей, а наиболее во святой лавре Печерстей. Ныне же належащу многих благоволению и желанию хотел бы, к душевной Христианам пользе, типом издать, к чесому наипаче возбуждаем есмь, частыми писании от преподобнейшего Архимандрита Печерского. На таковое убо дело, Церкви Божией (яко же мню) не непотребное, вашего верховнейшего Архипастырского ищу благословения. Да тем вашим Архипастырским благословением управляемый, наставляемый и пособствуемый, возмогу предлежаще ми дело добро совершити, рассуждению церковному вдая и типом издая оныя шесть написанные месяцы; яже, егда Божею помощью и благословением вашим Архипастырским, совершатся и издадутся, то (аще Господь восхощет и живы будем) и на прочие простремся, и вашему святейшему челом бити станем о других святых книгах».

Так как из Москвы не было прямого требования на рассмотрение этих новосоставленных миней, ни запрещения их печатать, то в 1689 году лавра Печерская приступила к изданию их в свет, начиная с сентябрьской четверти. Архимандрит Варлаам предоставил себе, вместе с соборной братией, окончательное рассмотрение этих книг и этим навлек на себя неудовольствие патриарха, который это принял за явный знак непослушания. Немедленно отправил он обличительную против него грамоту, в которой горячо вступался за иерархические права свои и доказывал необходимость послушания. Строгий блюститель Православия, он заметил лаврским издателям некоторые недосмотры, вкравшиеся в книгу оттого, что не прислали ее предварительно на рассмотрение архипастырское, и велел перепечатать погрешительные листы и остановить продажу непроданных еще экземпляров, с тем чтобы требовать впредь разрешения патриаршего на имеющее продолжаться издание. Однако сам благочестивый составитель минеи не подвергся гневу святительному и даже в это время имел случай лично принять благословение от Патриарха Иоакима и слышать из уст его одобрение на продолжение столь полезного труда.

Главнокомандующий русских войск князь Голицин послал гетмана Мазепу в Москву с донесением об успешном окончании своего похода против турок; вместе с ним отправлены были от Малороссийского духовенства, вероятно, для разъяснения возникших недоумений, два игумена: святой Димитрий и Кирилловской обители Иннокентий Монастырский. Это случилось в смутную эпоху стрелецкого бунта и последовавшего за ним падения царевны Софьи. Святой Димитрий, вместе с гетманом, представлялись сперва царю Иоанну и сестре его в столице, а потом и юному Петру в лавре Троицкой, куда удалился от козней мятежников и где окончательно их преодолел. Малороссийские посланные были там свидетелями и ходатайства патриаршего за усмиренную царевну. Отпуская игумена, святой Иоаким благословил Димитрия продолжать жития святых и, в знак своего благоволения, дал ему образ Пресвятой Девы в богатом окладе. Думал ли святой Димитрий, что это было для него не только напутствием на родину, но и как бы предзнаменательным зовом водвориться в России?

По возвращении в Батурин продолжал он еще с большей ревностью заниматься священным трудом своим, сделавшись осторожнее в таком деле, которое имело уже важность для всей Церкви Российской. Для большего уединения оставил он даже свои настоятельские покои и устроил себе маленький домик близ церкви Святителя Николая, который называл своим скитом. В келейном дневнике его около этого времени записано вместе с кончиною бывшего игумена Феодосия Гугуревича, возвращение из чужих стран постриженника обители Бутуринской — Феофана, который ходил учиться философии и богословию по разным землям. Это был будущий знаменитый проповедник и богослов Феофан Прокопович архиепископ Новгородский. Скоро одни за другим скончались патриарх Иоаким и митрополит Киевский Гедеон; новый Первосвятитель московский, Адриан, поставил на митрополию Киевскую бывшего архимандрита лавры Варлаама Ясинского, который привез патриаршую благословен-ную грамоту святому игумену: «Сам Бог, в Троице животворящей благословен сый во веки, воздаст ти, брате, всяческим благословением благостынным, написуя то в книги живота вечного, за твои богоугодныя труды в писании, исправлении же и типом издании, книги душеполезные житий Святых на три месяца первые, Сентемврий, Октоврий и Ноемврий. Той же и впредь да благословит, укрепит и поспешит потруждатися тебе даже на всецелый год, и прочие таковые же жития Святых книги исправити совершенно и типом изобразить в той же ставропигии нашей Патриаршей лавре Киевопечерской». Вслед за тем патриарх присовокупляет, что он просит и нового митрополита и будущего архимандрита лавры о содействии во всем «искусному, и благоразумному, и благоусердному делателю» (3 октября 1690 г.).

Глубоко тронутый такой святительскою милостью, смиренный Димитрий отвечал патриарху красноречивым посланием, в котором излил все чувства благодарности души: «Да похвален и прославлен будет Бог во святых и от святых славимый, яко даровал ныне Церкви Своей святой такового пастыря, добра и искусна, ваше Архипастырство, иже в начале своего пастырства, первее всех печешися и промышляеши о умножении Божия и Святых Его славы, желающи житиям оным в мир типом изданным быти на пользу всему Христианскому православному Российскому роду. Слава сия всем преподобным есть. Ныне Уже и аз недостойный усерднее Господу поспешествующу на предлежаще простру бренную и грешную мою руку, имый святительство ваше в том деле пособствующее ми, укрепляющее же и наставляющее благословение, еже по премногу возбуждает мя, да сон лености оттряс, повелеваемое ми творю тщательно. Аще и не искусен есмь, не имый толико ведения и возможности, дабы все добро привести к совершенству зачатое дело: обаче о укрепляющем мя Иисусе, наложенный святого послушания ярем носити должен есмь, скудоумия моего недостаточное исполняющу Тому, от его же исполнения мы все прияхом и еще приемлем, точию да и впредь пособствует ми, с благословением, богоприятная архипастырства вашего молитва, на ню же зело надеюся». Прилагая к этому свою просьбу о возвращении взятых Четьих-Миней, Димитрий заключает: «Aще бы изволил Архипастырство ваше, согласия ради пишиемых нами Святых житий, те же святые книги трех реченных месяцев на время к моему недостоинству повелеть прислать, потщался бых, помощью Божию, приседая им нощеденственно, почерпсти многую пользу и ту в мир типом издать». (10 ноября 1690 г.)

Возбужденный грамотою патриаршей, решился он оставить все прочее и исключительно посвятить себя начатому труду, чтобы успешнее его довершить, и вторично отказался от настоятельства обители Батуринской, водворившись в уединенном скиту своем. Одним из последних его действий в обители, которою управлял более шести лет, было дарование у себя пристанища ученому труженику, Адаму Зерникаву. Он познакомился с ним еще в Чернигове под покровительством знаменитого Лазаря Барановича, и под кровом самого Димитрия окончил трудолюбивую жизнь свою богослов западный, который, оставив свою родину, искал себе другой отчизны в пределах Малороссии, на пути к небесной. В монастыре Димитриевом окончил он свою замечательную книгу о исхождении Духа Святого от единого Отца, вопреки мнений латинских, которые сам прежде разделял как протестант, заимствовавший в этом предмете догматы Римской Церкви. Между тем святой Димитрий приготовил к изданию вторую часть своих Четьих-Миней и сам отвез их в типографию Печерскую, но издание замедлилось по строгому пересмотру книги архимандритом Мелетием, который сделался осторожнее после ошибок своего предместника Варлаама. Сам же сочинитель, получив из Данцига обширное описание житий святых издания Боландитов, тщательно занялся сличением их с собственным творением и приготовлением третьей части, потому что удостоился опять новой ободрительной грамоты от патриарха Адриана.

Сколько ни желал уединиться святой Димитрий для своего духовного подвига, не был он оставляем в покое знавшими его высокое достоинство и в деле управления церковного. Новый архиепископ Черниговский Феодосий Угличский, на краткое время заступивший на место Лазаря Барановича еще при его жизни, убедил любителя безмолвия принять управление обители святых первоверховных апостолов Петра и Павла, близ Глухова; но едва лишь скончался архиепископ Феодосий, как уже митрополит Киевский Варлаам рукою властною перевел святого на место его пострижения, в обитель Кирилловскую, где еще был ктитором столетний отец его. Он поступил туда на полугодичное время, как бы для того только, чтобы воздать последний сыновний долг своей матери, о кончине коей так отозвалось его любящее сердце в дневных его записках: «В самый великий Пяток спасительные страсти, мать моя преставися в девятый час дня, точно в тот час, когда Спаситель наш, на кресте страждущий за спасение наше, дух Свой Богу Отцу в руце предал. Имела лет от рождения своего более семидесяти... да помянет ю Господь во царствии Своем небесном! Скончалася с хорошим расположением, памятью и речью. О дабы и мне таковой блаженной кончины Господь удостоил ее молитвами! И подлинно, христианская ее была кончина, ибо со всеми обрядами христианскими и с обыкновенными таинствами, бесстрашна, непостыдна, мирна. Еще же да сподобию, Господь, доброго ответа на Страшном Своем суде, яко же и не сомневаюсь о Божием милосердии и о ее спасении, ведая постоянную, добродетельную и набожную ее жизнь. А и то за добрый спасения ее знак имею, что того же дня и того же часа, когда Христос Господь разбойнику, во время вольной своей страсти, рай отверзл, тогда и ее душе от тела разлучиться повелел». В этих словах заключается лучшая похвала и чистой любви сыновней строгого подвижника, и благочестию матери; погребена она самим сыном в Киевском Кирилловском монастыре в 1689 году.

Умилительны такие речи, которые исторглись из обильного любовью сердца, и тем драгоценнее для нас, что в них излилось то, что глубоко таилось в груди святого от взоров мира. Не напрасно взывал Димитрий еще за несколько лет пред этим по случаю частого перехода своего из обители в обитель: «Где-то и мне придется положить голову!» — потому что опять последовала для него перемена в настоятельстве; каждый архиерей желал иметь его в своей епархии, и постоянно спорили о нем Киев и Чернигов. Преемник архиепископа Феодосия, Иоанн Максимович, прославившийся впоследствии на кафедре Сибирской обращением многих тысяч язычников, предложил Димитрию монастырь Елецкий-Успенский в Чернигове, с присоединением и Глуховского, и посвятил его в сан архимандрита. Таким образом исполнилось слово архиепископа Лазаря: «Димитрий получит митру», но вскоре ожидала его и святительская. Не превознесся Димитрий новым своим саном, напротив того, смирение его усугубилось по мере возвышения в степени духовной, и не оставляла его любимая забота о житиях святых, как видно из письма его к другу Феологу, монаху Чудова монастыря, бывшему потом справщиком в московской типографии.

«Вашу братскую любовь ко мне, недостойному, зело благодарствую, занеже изволил честность твоя, от любви своея, в посланиях своих обоих написать ко мне, недостойному, похвалы выше моей меры, нарицающа мя благонравна, благоразумна и света лучи в мир простирающа, и иная тем подобна, яже аще и от любви вашей происходят, обаче зело мя исполняют студа; понеже несмь таков якова же любовь твоя непщует мя быти. Несмь благонравен, но злонравен, обычаев худых исполнен и в разуме далече отстою от разумных; буй есмь и невежа, а светение мое есть едина тьма и прах... Молю же братскую твою любовь помолиться обо мне Господу, свету моему, да просветит мою тьму и изыдет честное от недостойного, и о сем явлена будет ваша ко мне, грешному, совершенная о бозе любы, егда мне вашими святыми молитвами ко Господу за мя помоществовати будете, в спасении моем безнадежном и в предлежащем мне книжном деле. И сие от любви вашея есть, яко благодарения воздаете Богови о моем архимандрию Елецкую возведении о бозе. Аз окаянный, яко же любве вашея, так и архимандрии тоя немь достаню. Всем бо, яко иногда попускает Господь Бог и недостойным, от них же первый есмь аз, приимати церковная честная достоинства. Сие же творить по недоведомым судьбам своим; чего ради в немалом есмь страсе, нося честь выше моего Достоинства недостойного. Надеюся же на ваши святыя молитвы, уповая на милосердие Божие, не погибнути с беззаконьми моими. Книгу третью тримесячную житий Святых, Марта, Апреля, Мая, аще мя сподобит Господь то совершит и типом изображенную видети, не забуду честности твоей, яко же и превысочайшим лицам пошлю, или сам привезу, аще Господь восхощет и живи будем. О сем, честность твоя, буди известен и помоли Владыку Христа о моем окаянстве, да совершим вскоре пишемую нами книгу, помощию того всесильною, и нас, здравых и спасенных, коварствы вражиими ненаветованных, да соблюдет. Аминь».

Два года спустя переведен был святой Димитрий в Спасский монастырь Новгород-Северска; это уже был последний, коим управлял он, будучи попеременно настоятелем пяти обителей и двукратно одной Батуринской. В начале 1700 года окончена была печатанием в лаврской типографии третья весенняя четверь его Минеи за март, апрель и май и архимандрит лавры Иоасаф Кроковский в залог особой своей благодарности к подвигу трудившегося прислал ему благословение: икону Богоматери, подаренную царем Алексеем Михаиловичем митрополиту Петру Могиле. Царская икона, принесенная Димитрию бывшим архимандритом Никоном Московскою Донского монастыря, была как бы вторичным предвестием зова будущего святителя в первопрестольную Москву, Малороссия уже лишалась своего светильника, которому подобало воссиять на свещнике архиерейских кафедр Сибири и Ростова, дабы с высоты их светить всей Церкви Российской. Императору Петру Великому желательно было распространить свет христианства между инородцами недавно завоеванной Сибири, дабы его благодатное действие могло приникнуть и до дальних пределов Китая. По совещании со святейшим патриархом Адрианом, решился он искать в более образованной тогда Малороссии достойного человека, могущего совместить обязанности проповедника язычников с саном святительским на кафедре Тобольска, осиротевшей после кончины благоговейного митрополита Павла. Варлааму Киевскому предписано было прислать в столицу кого-либо из архимандритов или игуменов, мужа ученого и жития непорочного, для кафедры Сибирской, который, с помощью Божией, мог бы обратить закоснелых в слепоте идолослужения к познанию истинного Бога. Новый пастырь должен был привести с собою двух или трех иноков, которые бы изучили языки китайский и монгольский, дабы служить при вновь устроенной в Пекине церкви. Так далеко и благодетельно досягал орлиный взор великого преобразователя, и митрополит Варлаам не судил никого более достойным этой высокой степени, как архимандрита Северского, известного ему по своей добродетели и учености.

Святительство Димитрия

Димитрий, прибыв в Москву в феврале 1701 года, не застал уже в живых благодетеля своего, патриарха Адриана, и приветствовал государя красноречивым словом, в котором изобразил достоинство царя земного, как носящего на себе образ Христов. Месяц спустя, на 50-м году от рождения, был он рукоположен в митрополита Сибирского преосвященным Стефаном Яворским, митрополитом Рязанским, который и сам недавно возведен был в сан этот из игуменов Киевского Николаевского монастыря с назначением в местоблюстители патриаршего престола. Ему поручено было от царя заведование всеми делами упраздненной патриархии. Однако здоровье нового митрополита Сибирского, поколебавшееся от непрестанных занятий, не в силах было бы бороться с суровым климатом дальней его епархии, и притом любимый предмет занятий всей его жизни остался бы неоконченным. До такой степени тревожила мысль эта любителя святых, что он даже впал от того в тяжкую болезнь, и благосклонный государь, узнав при своем посещении о причине болезни, успокоил его царским словом и дозволил на время остаться в Москве в ожидании ближайшей епархии. Не без промысла Божия продлилось более года пребывание его в столице; пришелец Малороссии имел время познакомиться с деятелями государственными и церковными того края, куда вызван был святительствовать в трудную годину преобразований. В Москве началась и дружественная связь его с митрополитом Стефаном, которого мало знал в Киеве; они поняли друг друга, и приязнь их основана была на взаимном уважении, хотя святой Димитрий всегда старался воздавать глубочайшее уважение местоблюстителю патриаршего престола, как бы самому Патриарху. Во время продолжительной своей болезни в кельях Чудова монастыря, сблизился он с некоторыми учеными из монашествующих, Кириллом и Феодором, которые были справщиками типографии; тут же нашел и своего старого друга инока Феолога, и все трое оказали ему впоследствии много услуг для его ученых занятий, по предмету которых вел с ними постоянную переписку. Книги о житиях святых и частое проповедание слова Божия приобрели ему в Москве любовь и уважение знатных лиц. Вдова царя Иоанна Алексеевича, царица Параскева Феодоровна, пользовавшаяся особенным вниманием императора, была исполнена глубоким уважением к святителю и нередко наделяла его одеждами и яствами от своей трапезы.

Между тем скончался Иоасаф, митрополит Ростовским, и государь, еще более оценивший заслуги святителя Димитрия, повелел перевести его на вновь открывшуюся кафедру, для Сибирской же нашелся достойный ему преемник в лице Филофея Лещинского, который окрестил многие тысячи остяков, странствуя за ними на оленях по их тундре. Даже после своего удаления на покой, будучи схимником, вызван был он опять на новые подвиги апостольские, когда скончался Иоанн Максимович, бывший архиепископ Черниговский, заступивший его место. Они оба на западе Сибири, епископ же Иннокентий на востоке в Иркутске, впоследствии причтенный к лику святых, в одно время осияли светом христианства всю необъятную Сибирь. Какими чудными мужами Церкви, которые все возникли из пределов Малороссии, утешил Господь великую Россию в славные дни царствования Петрова! Эти три подвижника в Сибири, святитель Димитрий в Ростове, местоблюститель Стефан в столице, ревностный защитник Православия и достоинства Иерархии, Лазарь и Феодосий в Чернигове, Варлаам в Киеве, кроме других знаменитых святителей собственно русских, святого Митрофана Воронежского, Иова Новгородского, распространявшего просвещение духовное, и иных! Не часто повторяется столь утешительное явление в летописях церковных.

Отсюда начинается для Святителя Димитрия новый период жизни; весь посвятившийся заботам пастырским, хотя и не оставлял он своих любимых занятий ученых, здесь явил он себя, по слову апостольскому, таким, каким подобает быть архиерею для своей паствы: «преподобным, незлобивым, нескверным, отлученным от грешников», хотя по немощи человеческой, подобно всем первосвященникам, должен еще был приносить жертвы и о своих погрешностях, принося бескровную жертву за грехи людские, доколе сам не воссиял в ликах святых (Евр. 7, 26, 27). Вступая в свою епархию со всею готовностью посвятить ей остаток своей жизни, на первом шагу уже предвидел он, что тут должно окончиться ее течение, и потому избрал себе место вечного упокоения на краю города, в той обители, в которой остановился, чтобы идти оттуда торжественным ходом, занять кафедру в соборе Ростовском. Новый святитель совершил обычное моление в церкви Зачатия Божией Матери Яковлевского монастыря, основанного одним из святых его предшественников, епископом Иаковом (которого и мощи там почивают), и погрузился в глубокую думу о своем будущем; там же, указав место в углу собора, сказал окружающим его слово псаломное пророка царя Давида, которое обратилось в пророчество и для него самого: «Се покой мой, зде вселюся в век века». И здесь действительно притекают теперь верные к нетленным мощам вновь прославленного угодника Божия. Потом совершил он божественную литургию в кафедральном соборе Успения Богоматери и приветствовал паству свою красноречивым словом, напомнив ей о древнем союзе Церкви Ростовской с лаврою Печерскою, откуда нес он своей пастве благословение Божие пресвятой Богородицы и преподобных Печерских; добрый пастырь беседовал как отец с детьми, кратко излагая взаимные обязанности пасущего и пасомых. Особенно трогательны были слова: «Да не смущается сердце ваше о моем к вам пришествии, дверьми бо внидох, а не прелазяя инуде: не исках, но поискан есмь, и не ведах вас, ниже вы мене ведаете; судьбы же Господня бездна многа; тыя послаша мя к вам, аз же приидох, не до послужите ми, но да послужу вам, по словеси Господню: хотяй быти в вас первый, да будет всем слуга. Приидох к вам с любовию: рекл бых, яко приидох, яко же отец к чадом, но паче реку: приидох яко же брат к братин, яки же друг к любезным другом: ибо и Христос Господь не стыдится нас братею нарицати. Вы друзи мои, глаголет, не к тому нарицаю вас раби (Ин. 15), но друзи, а еже честнее и удивительнее, яко и отцами себе нарицает любимыя своя, глаголя: сей ми есть и отец, и мати, иже творит волю отца моего небесного, убо и ваша любовь есте ми, и отцы, и братья, и друзи. Аще же отцом мя воззовете, то аз апостольски к вам отвещаю: чадна мои, ими же болезную, дондеже вообразится в вас Христос» (Гал. 4, 19).

В келейных записках святителя Димитрия написано: «1702 год. Марта 1-го, в неделю вторую Великого поста, взыдох на престол мой в Ростове Божиим изволением», и вслед за тем: «1703 года, Яннуария 6-го, в третий час дня Богоявления Господня, преставися отец мой Савва Григорьевич и погребен в монастыре Кирилловском-Киевском, в церкви Св. Троицы: вечная ему буди память». Этими словами заключается дневник святого Димитрия, который как будто не хочет продолжать своих записок после блаженной кончины статрехлетнего старца-родителя. Не умилительно ли такое сыновнее чувство в великом святителе, и вместе с тем не достойно ли внимания то обстоятельство, что простой сотник Тунтало, благочестивый ктитор Кирилловской обители, имел еще до своей кончины утешение если не видеть лично, то по крайней мере слышать, что сын его Димитрий достиг высокой степени святительства и самой митрополии. Все отношения родственные и семейные кончились для святителя и даже самые узы, соединявшие его с родною ему Малороссией; новая обширная семья ростовская окружила его кафедру, и ей посвятил он все свои пастырские заботы в продолжение семи лет, постоянно радея о ее духовном усовершенствовании.

Паства его не имела училищ, которые были только в Москве, и даже лишена была живого проповедания слова Божиего, и потому народ легко увлекался лестными учениями лжи и раскола. С глубокой горестью говорил святитель в одном из своих поучений жителям Ростова: «Оле окаянному времени нашему, яко отнюдь пренебрежено то сеяние, весьма оставися слово Божие, и не вем, кою черное окаевати требе: сеятелей или землю, иереев ли, или сердца человеческие, или обои то купно? Вкупе непотребнии быша, несть творяй благостыню, несть до единаго. Сеятель не сеет, а земля не приемлет; иереи не брегут, а люди заблуждают: иереи не учат, а люди невежествуют; иереи слова Божия не проповедуют, а люди не слушают, ниже слушати хотят; от обою сторону худо: иереи глупы, а людие неразумны». Недостаточное приготовление к священному сану необходимо влекло за собою разные злоупотребления и беспорядки, против которых не замедлил принять пастырские меры заботливый святитель. До нас дошли два его окружных послания к епархиальному духовенству: из них видно, с одной стороны, до какой степени простиралось тогда невнимание священников к важности возложенного на них звания, а с другой стороны, как велика была пастырская ревность святого Димитрия, сокрушавшая зло всеми мерами убеждения и власти.

В первом обличает он некоторых священников своей паствы в том, что они обнаруживают грехи своих духовных детей, открытые им на исповеди, или по тщеславию, или по желанию нанести им вред; святитель убедительно доказывает, что обнаруживать тайны, открытые на исповеди, значит не понимать духа таинства, оскорблять Святого Духа, который даровал прощение грешнику, противоречить примеру Иисуса Христа, снисходившего грешникам. Нескромный духовник есть Иуда предатель и подобно ему подлежит вечной погибели. Обнаружение тайн совести вредно не только для обнаруживающего, но и для обличаемых, которые не могут после этого искренне каяться и навлекают на себя всеобщее бесславие.. Потом святитель обличает священников, которые оставляют бедных прихожан своих, больных без исповеди и причащения святых тайн, так что многие умирали без святого напутствия; он угрожает таким пастырям гневом Божиим за то, что затворяют царство небесное перед человеками, сами не входят и входящим возбраняют войти и предлагает в многолюдных приходах для исправления треб церковных приглашать «придельных» священников. В другом святой Димитрий внушает особенное благоговение к таинству животворящего тела и крови Христовой. Он обличает иереев, хранящих Святые Дары, приготовляемые для приобщения болящих на целый год, в ненадлежащем месте, и предписывает хранить эти тайны в чистых сосудах на святом престоле и воздавать им благоговейное почитание; потом увещевает иереев, чтобы они не иначе приступали к священнодействию евхаристии, как с предварительным приготовлением, а по окончании священнодействия пребывали в воздержании и трезвости; также вкратце напоминает им о других обязанностях их в отношении к пастве.

Чувствуя, что одними предписаниями нельзя исправить данного зла,

святой Димитрий решился завести училище при архиерейском доме из собственных дохода, и эти было первое в великой России после Московского; оно разделилось на три грамматические класса, насчитывавших до двухсот человек. Святителю желательно было, чтобы выходившие из него умели проповедовать и слово Божие; сам он наблюдал за их успехами, делал вопросы, выслушивал ответы и, в отсутствие учителя, иногда принимал на себя эту обязанность, а в свободное время толковал избранным ученикам некоторые места Священного Писания и летом призывал их к себе в загородный дом. Не менее заботился он и о нравственном их воспитании, собирал их по праздникам ко всенощной и литургии в соборную церковь, и по окончании первой кафизмы все должны были подходить к его благословению, дабы мог видеть: нет ли отсутствующих? В четыредесятницу и прочие посты обязывал каждого говеть, сам приобщая святых тайн всех учеников, а когда бывал болен, посылал им приказание, чтобы каждый прочитывал за него молитву Господню по пяти раз в воспоминание пяти язв Христовых, и это врачество духовное облегчало его болезнь. Обращение его с юными воспитанниками было совершенно отеческое, и часто повторял он им в утешение предстоявшей разлуки: «Аще сподоблюся получить от Бога милость, тогда и о вас буду молить, дабы и вы также от него получили милость: писано бо есть: да иде же есмь аз, и вы будете» (XIV. 4). Окончившим курс давал он места при церквах по собственному усмотрению и старался внушить клирикам более уважения к их должности, посвящая их в стихарь, чего прежде не бывало в Ростове.

Такие постоянные занятия не сокращали деятельности святого в любимом труде его описания житий святых, для которого собирал сведения через своих московских знакомых. Два года после его водворения в Ростове окончена была и последняя летняя четверть Четьи-Минеи, а также отправлена в Киев для печати. Радостно извещал он о том в Москве друга своего Феолога: «Сорадуйтесь мне духовно, яко споспешеством ваших молитв сподобил меня Господь Августу месяцу написать аминь и совершить четвертую житий Святых книгу; твоему же дружелюбию известную, ведая вашу к моему недостоинству братскую любовь и желание книге нашей прийти к совершению. Слава Богу совершишася, прошу помолиться не вотще быти пред Господом худому нашему труду». А в летописях архиереев Ростовских, хранящихся при соборе, рукою святителя замечено: «В лето от воплощения Бога Слова, месяца Февруария, в 9-й день на память Св. мученика Никифора, сказуемого победоносца, в отдание праздника Сретения Господня, изрекшу Св. Симеону Богоприимцу свое моление: ныне отпущаещи раба Твоего, Владыко, в день страданий Господних пятничный, в оньже на кресте рече Христос: совершишася пред субботою поминовения усопших и пред неделею страшного суда, помощью Божиею, и Пречистой Богоматери, и всех Святых молитвами, месяц Август написася. Аминь».

Подвиги против раскола

При всех своих занятиях святитель, по возможности, обозревал свою паству и при вторичном посещении города Ярославля в 1704 году торжественно переложил мощи святых князей, Феодора Смоленского и чад его Давида и Константина, в новую раку, устроенную усердием граждан, отчасти и его собственным; но любви своей ко всем угодникам Божиим уделил он и себе малую часть мощей их на благословение. Посетив опять на следующий год Ярославль, он был озабочен вразумлением некоторых из числа меньшей братии его обширной паствы — их встревожило повеление царское о брадобритии, потому что они, по слепоте своей, почитали лишение бороды за искажение образа Божия. Святитель сам рассказывает, как однажды, при выходе из собора после литургии, два не старых человека остановили его с вопросом: как повелит им поступить, потому что они предпочитают положить лучше головы свои на на плаху для отсечения, нежели бороды. Не приготовленный к ответу святой Димитрий спросил только у них: «Что отрастет? голова ли отсеченная или борода?» — на их ответ: «Борода»,— сказал им в свою очередь: «И так лучше нам не щадить бороды, которая столько же раз отрастет, сколько ее будут брить; голова же отсеченная — только в воскресение мертвых». После такого вразумления увещевал он и сопровождавших его граждан покоряться во всем предержащей власти, по слову апостольскому, и не в зримом, внешнем образе, разуметь подобие Божие. Впоследствии написал он по этому предмету целое рассуждение, которое было неоднократно печатано по воле государя; это был первый опыт состязания его с раскольниками, ему неизвестными до пришествия из Малороссии.

«Аз смиренный не в сих странах рожден и воспитан, — писал он, —ниже слышал когда о расколах, в стране сей обретающихся, ни о разнствии вер и нравах раскольничьих; но уже здесь, по Божию изволению и по указу государя жити начав, уведех слухом от многих донесений». Тогда же, для назидания своей паствы, кроме устного проповедования слова Божия, написал он катехизические наставления, в более доступном виде вопросов и ответов о вере, а также зерцало православного исповедания и еще двенадцать статей о пресуществлении хлеба и вина в тело и кровь Господа нашего Иисуса Христа.

Были у него и другие заботы о благосостоянии вверенного ему духовенства, по случаю переписи для распределения в военную службу детей священно и церковнослужителей, так как тогда великая была нужда в людях всякого звания для тяготевшей над Россией шведской войны. Неутешительно было и оскудение архиерейского дома, потому что все вотчины состояли под монастырским приказом, но и то немногое, чем мог пользоваться святитель, употреблял он на училища убогих. До чего доходило собственное его убожество, видно из его письма к Феологу; он извиняется, что не имеет лошадей, дабы привезти его к себе, ибо сам чуть не пешком бродит: «Ни коня, ни всадника, оскудели овцы, и лошадей нет». Впрочем, как он впоследствии выразился в своем завещании: «С тех пор как принял на себя иноческий образ и обещал Богу нищету произвольную, даже до приближения ко гробу, не собирал я имения, кроме книг святых; ни злата, ни сребра, ни излишних одежд, кроме самых нужных, но старался соблюсти нестяжение и нищету иноческую духом и самим делом, полагаясь во всем на промысл Божий, никогда меня не оставлявший». Но здоровье его, истощенное многими трудами, час от часу оскудевало, и это побудило написать свою духовную, перед Пасхой 1707 года.

За год пред тем посетил он еще однажды Москву, куда был вызываем на чреду для совещании, как то бывало при патриархах, и там много говорил поучений церковных. Опытность его была весьма полезна для друга его, местоблюстителя Стефана, к нему обращались и отдаленные архиереи, привлеченные его славою, как духовного писателя и витии. Митрополит Казанский Тихон, перенесший в кафедральный собор свой мощи святителя Гурия, просил составить для него службу и похвальное слово, что исполнил святой Димитрий с тою же любовью, с какой писал самые жития святых Он составил для Казани еще две службы, в честь чудотворной иконы Богоматери и святых мучеников Кизических, которые и до сих пор там совершаются. Душа его, проникнутая помазанием Духа Святого, часто изливалась в кратких духовных творениях, исполненных умиления, которое, истекая из столь благодатного источника, спасительно действовало на читателей.

Таковы его «Врачество духовное на смущение помысла, от разных книг отеческих вкратце собранное» и «Апология в утоление печали человека, сущего в беде и озлоблении», и еще: «Внутренний человек в клети сердца своего, уединенно поучающийся в тайне»; самое их название уже выражает внутреннее достоинство. Умилительна его молитва исповедания к Богу повседневного, от человека, полагающего спасения начало, и исповедание общее грехов, глаголемое перед иереем, которое влагает он в уста каждому человеку, не имеющему довольно смелости выразить их добровольно. Возвышенно размышление святителя о причащении Святых тайн, к созерцание которых любил часто погружаться; он еще оставил ним краткое о них воспоминание, на каждый пяток, вместе с трогательным целованием язв Господа нашего Иисуса Христа, с богомысленным им поклонением и плачем на погребение Христово. Тут ясно слышится голос души, в созерцании спасительных страданий Спаса своего, сопутствующий ему от Гефсимании до Голгофы, души, которая, по любви своей к Распятому, может воскликнуть вместе с апостолом: «Мне же да не будет хвалитися, токмо о кресте Господа нашего Иисуса Христа» (Гал. VI, 14).

Иногда любовь эта изливалась в слезах скорби; видя бездыханным источник жизни, взывает он: «Камо грядеши несомый, сладчайший Иисусе? камо от нас грядеши, надежде и прибежище наше? камо свете наш, заходиши от очию нашею? незаходимое солнце, како познаваеши свой запад?

Станите носящии носящего весь мир дланию! станите носящии понесшего бремя греховное всего рода человеческого! носящии станите, его же ради ста солнце и луна в чину своем, на кресте того зрящи».

«Не браните нам детем приходити ко отцу, аще уже и умершу; не браните чадом поплакати о общем всех родителе, иже породил есть нас кровию своею. Дадите ноне малые излияти слезные от очес капли над тем, иже от всего тела для нас изобильные источи крове своея потоки, от ребер же с кровию воду».

Еще одно духовное назидательное творение приписывается святителю Ростовскому, по глубокому чувству веры и благоговения которым оно исполнено: это Алфавит духовный, или лествица восхождения духовного, разделенная на 33 ступени, по числу лет Господних, в подражание высокому творению Лествичника Синайского. Но сам Димитрий относил его великому подвижнику Исаии Коныстенскому, который, подобно древнему Илариону Печерскому, из пещер Антониевых взошел на кафедру Киевскую. Однако и до сих пор общее мнение украшает его именем святого Димитрия.

Но так как ревностный труженик при всех своих пастырских заботах не мог оставаться долго без постоянного труда, то, по окончании многолетнего своего подвига житий святых, почувствовал потребность в такой книге, которая бы могла знакомить читателя с судьбами Церкви в древние ее времена. Он решился составить летопись, или Священную историю, в таком виде, чтобы служила руководством для проповедников Смиренно сообщил он новую мысль свою другу местоблюстителю:

«Под названием и образом летописца желал бы я некие полезные правоучения писать, дабы не только историями увеселять читателя, но и нравоучениями учить. Сие есть мое намерение, если не для других (ибо кто аз, дабы учить ученых мужей), то по крайней мере для меня самого». Ревностно начал он собирать для этого предмета летописи церковные, Славянские, Греческие, Латинские и обращался с просьбою в Москву к Феологу, дабы пополнил ему недостаток хронографов Ростовских. По мере того как подвигалась летопись, он пересылал труд свой митрополиту Стефану на рассмотрение, смиренно прося его рассудить, будет ли на пользу Святой Церкви или нет и благодаря искренно за все его замечания. Но в то же время и сам укреплял духовно местоблюстителя Патриаршего на его трудном поприще: «Молю, елико могу. Господа крепкого и сильного, да укрепит ваше Архиерейство в ношении толь тяжкого креста. Не изнемогай, Святитель Божий, под таковыми тяжестями! ветвь под тяжестью всегда плодотворит. Не мни быти тщи труды свои пред Богом, глаголющим: приидите ко Мне все труждающиеся и обремененные (Матф. XI, 28). Велико воздаяние понесшим тяготу и вар дне! Не суть суетны, ими же благоразумно управляется корабль Церкве Христовы во время толиких обуреваний. Ублажаете, преосвященство ваше, уединение, ублажаю и аз; но и святого Макария Египетского рассуждение не худо, который о пустынниках и о труждающихся во градах и для людской пользы пишет сице: овыи (пустынножители), имуще благодать, о себе только пекутся;

иные же (учители и слова Божия проповедники) иных души пользовати тщатся: сии оных много превышают. Подвизайся о укрепляющем вас Иисусе, подвижниче Христов! Бремя сие не по случаю какому наложися вашему Святительству, но смотрением Божиим; зане же и венец праведного воздаяния ждет вас; иго Христово благо носити: буди и бремя его вам легко».

Однако несмотря на все усилия святого Димитрия, летописный труд его не был доведен до конца, частью по его болезни, а частью от настоятельных нужд епархии, хотя и желал он весьма окончить священную историю, как это видно из его письма к Феологу: «Чего убо мне, бессильному, надеятися? Страх смерти нападе на мя... а дело книгописное как останется? Будет ли кто охотник приняться за него и вершити? а еще много надобно в том деле трудитися: годом его не свершишь и другим годом насилу к свершению поспеть, а конец при дверех, секира при корене, косa смертная над главою. Увы мне! не жаль мне ничего, ниже имам чесого жалети, богатства не собрах, денег не накопих, едино мне жаль то, яко начатое книгописание далече до совершения; а еще и о Псалтыри помысл бывает. Думка за морем, а смерть за плечами». Летописец остановился на шестом столетии четвертой тысячи лет.

Другим, более необходимый труд предстоял ему пред исходом жизни: направить к истине совращенные умы некоторых из своей паствы. Вскоре после Пасхи 1708 года святитель узнал, что в его кафедральном городе и других городах и селениях кроются лжеучители. Священник Ростовский донес ему, что один из его прихожан не хочет воздавать должного чествования ни святым иконам, ни мощам, и святитель из личного разговора убедился в его закоснелости, когда хотел пастырски его вразумить. Скиты раскольнические из лесов Брянских, в пределах Калужских, приникли в его епархию, которой угрожали с другой стороны своим лжеучением костромские и нижегородские скиты; раскольники сманивали легковерных, особенно из числа женщин. Не видя в своем духовенстве людей, способных действовать против угрожающего раскола, решился он сам подать благой пример и сильное оружие против нелепых толков. Простым вразумительным словом объяснил он народу вредное на них влияние брянских лжеучителей и неосновательность их мнений и как истинный пастырь не стеснялся никакими светскими отношениями, когда должен был стоять за правду. Священник его епархии явился защитником мнений раскольничьих; святитель, после строгого исследования, отрешил его от должности и велел как вдовому искать себе место где-либо в монастыре; но виновный тайными путями нашел доступ к царице, и она ходатайствовала за него пред святым Димитрием. Тогда блюститель Православия представил царице весь ход незаконного дела и смиренно просил ее не гневаться на то, что не может изменить своего решения. «Много было мне от него досады, — писал он,— пред многими бо людьми хуля мое смиренное имя, нарицал меня еретиком и римлянином и неверным: обаче все то ему прощаю Христа ради моего, иже укоряем противу не укоряше и стражда терпяще; взирая на незлобие Спаса моего, тому попу простих священства не запретих, и дах ему волю избрати себе где место, в монастыре коем-либо пострищися. Но гнева Божия на себе боюся, аще волка, в одежде овчей суща, пущу в стадо Христово погубляти души людские раскольническими ученьями. Молю убо Ваше Царское Благородие, не положите гнева на мя, богомольца своего, что не могу соделати вещи невозможной».

Узнав, что расколоучители усилились особенно в Ярославле, он сам туда поехал в ноябре 1708 года и убедительным словом проповедовал о неправости веры раскольничьей и истине Православия в защиту знамения честнаго креста. Не довольствуясь живым словом, начал он составлять письменные обличения мнений раскольничьих, для чего отложил дело летописное, которое столько его занимало, помышляя в себе, как писал он к Феологу, что: ...Бог не истяжет его о летописи, о том же, если молчать будет против раскольников, истяжет». Святитель, как бы предчувствуя, что и году жизни ему не осталось, поспешил делом так, что к Великому посту оно совсем почти окончилось. Это был его знаменитый «розыск о Брынской вере» или полное обличение против раскольников; последний труд, которым подарил он отечественную Церковь, как твердый щит от лжеучения, которым хотел оградить паству и после своей кончины. Изумительно, с какой быстротой написал он свою многосложную книгу, собирая отовсюду изустные верные сведения о сектах и толках раскольничьих от людей, живших по их скитам и обратившихся к истине. Благой пример святителя воздвиг и нового подвижника против раскольников в лице Питирима, бывшего строителя Переяславского, который послан был действовать против них на Киржач и многих обратил впоследствии в сане епископа Нижегородского. Святой Димитрий искал сведений против раскола и в Москве, у своих ученых друзей, прося их тщательно рассмотреть священную утварь соборов, могущую служить обличением неправды.

Даже в последних своих письмах постоянно извещал он Феолога о новом своем сочинении, которое занимало всю его деятельность, хотя и скучал такого рода прениями и надеялся довершить его к Светлому празднику, жалуясь только на недостаток писцов. Этой книгой окончились письменные труды святителя на сорокадвухлетнем иноческом его поприще и семилетнем святительстве в Ростове. Повторяя вместе с Давидом: «Пою Богу моему, дондеже есмь», он говорил, что мы долженствуем что-либо делать во славу Божию, да час смертный не в праздности нас застанет, и помышлял возвратиться к своему Летописцу, если Бог поможет его немощи; но она его одолела на пятьдесят восьмом году от рождения, ибо силы его, изнуренные многолетними трудами, более и более ослабевали, и уже за год до своей кончины писал он в Москву к своим друзьям: «Бог весть, могу ли начатое совершить? понеже часто и мои недугования перо пишущее от руки отъемлют и писца на одр повергают, гроб же очам представляют, а к тому очи мало видят и очки не много помогают, и рука пишущая дрожит, и вся храмина тела моего близ разорения».

Таковы были подвиги святительские святого Димитрия, но кто исчислил его келейные подвиги? Ибо он был бодрый молитвенник и постник и как писаниями своими внушал другим заповеди поста и молитвы, так и собою подавал пример к их исполнению. Во все дни пребывал он в воздержании, вкушая мало пищи, кроме праздников, а в первую неделю четыредесятницы однажды только разрешал себе пищу, в Страстную же неделю только в Великий четверг, и тому же научал своих присных. Он советовал им при каждом ударении часового колокола памятовать час смертный, ограждая себя крестным знамением с молитвами: «Отче наш и Богородице». Приходивших к нему в келью не отпускал без назидания и благословения малыми иконами и все свои небольшие келейные доходы употреблял на добрые дела, промышляя о вдовах и сиротах; части при раздаче милостыни ничего не оставалось у самого для потребы житейской. Нередко собирал он в свою крестовую палату нищих, слепых и хромых, раздавая им одежду вместе с хлебом, ибо он, подобно Иову, был оком слепых, ногою хромых и утешителем своей паствы. Непрестанно ожидая своего исхода, по умножению болезни, и опасаясь, чтобы не стали искать после его кончины мнимых богатств, святитель за два года до кончины написал свою духовную, в которой излилась пред Господом и человеками вся его высокая христианская душа, исполненная любви к ближним и глубочайшего смирения.

«Во имя Отца и Сына, и Святого Духа аминь. Се, аз смиренный архиерей Дмитрий, митрополит Ростовский и Ярославский, слушая гласа Господа моего во Святом Евангелии глаголющего: будите готови, яко в он же час не мните. Сын человеческий приидет (Матф. XXIV, 44); не весть, бо, когда Господь дому приидет, вечер, или полунощи, или в нетлоглашение, или утро, да не пришед внезапну, обрящет вы спяща (Марк. XIII, 35), тою гласа Господня слушая и бояся, еще же и чаете недугованием одержим бывая, и день от дне изнемогая телом, и чая на всяко время онаго Господом глаголанного нечаянного часа смертного, и по силе моей, приуготовляяся ко исходу от сея жизни, судих сею духовною грамотою моею вестно сотворити всякому; иже восхощет по кончине моей взыскивати имения моего келейно, во еже бы не трудитися ему вотще, ни истязовати служивших мне Бога ради, да весть мое сокровище и богатство, еже от юности моея на собирах (сие не тщеславяся реку, но да искателем моего по мне имения вестно сотворю); отнележе бо приях святой иноческий образ и постригохся в Киевском Кирилловом монастыре в осьмнадцатое лето возраста моего и обещал Богову нищету извольную имети: от того времени даже до приближения моего ко гробу, не стяжевах имения и мшелоимства, кроме книг святых, не собирал злата и сребра, не изволях имети излишних одежд, ни каких-либо вещей, кроме самых нужд: но нестяжание и нищету иноческую духом и самим делом по-возможному соблюсти тщахся, не некийся о себе, но возлагаяся на промысл Божий, иже никогда же мя остави. Входящая же в руце мои от благодетелей моих подаяния и яже на начальствах келейный приход, тыи истошевах на мои и на монастырские нужды, идеже бех во игуменех и архимандритех, такожде и во архиерействе сый, не собирах келейных (иже не многи бяху) приходов, но ово на мои потребы та иждивах, ово же на нужды нуждных, идеже Бог поведет. Никто же убо да трудится, по смерти моей, испытуя или взыскуя какового-либо келейнаго моего собрания; ибо ниже на погребение что оставляю, ни на поминовение, да нищета иноческая наипаче на кончине явится Богу: верую бо, яко приятнее Ему будет, аще и едина цата по мне не останет, нежа еда бы многое собрание было раздаваемо? И аще мене тако пища, никто же восхошет обычному предати погребению, молю убо тех, иже свою смерть памятствуют, да отвлекут мое грешное тело в убогий дом, и тамо между трупами да повергнут е. Аще же владычествующих изволение повелит мя, умерша, погребсти по обычаю, то молю христолюбивых погребателей, да погребут мя в монастыре Св. Иакова, епископа Ростовского, во угле церковном, идеже место ми наименовах, о сем челом быо. Изволяяй же безденежно помянути грешную мою душу в молитвах своих Бога ради, таковый и сам да не поминает мя нища, ничтоже на поминовение оставльша: Бог же да будет всем милостив и мне грешному во веки. Аминь».

«Сицевый завет: се моя духовная грамота: сицево о имении моем известие. Аще же кто известию сему, не емля веры, начнет со испытанием искати по мне злата и сребра, то аще и много потрудится, ничто же обрящет, и судит ему Бог».

Святой Димитрий объявил завещание свое заблаговременно другу своему, местоблюстителю патриаршему Стефану, и они положили между собой взаимный обет: чтобы тот из них, кто переживет другого, совершил погребальную службу над усопшим собратом. Стефану, младшему по годам и бодрому по силам, досталось воздать этот последний долг своему другу. За несколько дней до кончины святой Димитрий, услышав, что благочестивая царица Параскева Феодоровна собирается в Ростов для поклонения чудотворной иконе Богоматери, которую должны были принести из Толгской обители, сказал казначею своему, иеромонаху Филарету, предвещая ему свою кончину: «Се грядут в Ростов две гостьи, Царица небесная и Царица земная, токмо я уже видеть их здесь не сподоблюся, а надлежит к принятию оных готову быть тебе казначею».

За три дня до преставления начал он изнемогать, однако в день своего ангела, святого великомученика Димитрия Солунского, служил по обычаю литургию в соборной церкви, но уже не в силах был говорить поучение. Один из певчих читал приготовленное им по тетрадке, святитель же сидел в царских дверях, изменившись в лице от тяжкой болезни. Несмотря на то, он принудил себя присутствовать и при обычной трапезе в крестной палате, хотя ничего не вкушал. На другой день приехал из Переяславля преданный ему архимандрит Варлаам и был принят им с любовью. Во время их духовной беседы прислала бывшая кормилица царевича Алексея Петровича, инокиня Евфросиния, из рода Казинских, жившая близ архиерейского дома, просить святителя, чтобы навестил ее, болящую. Изнемогающий сам от болезни, отказался идти, хотя и много уважал ее добродетельную жизнь; но она вторично прислала убедительно просить, чтобы хотя на краткое время посетил ее; подвигнутый советом архимандрита, который полагал, что малое движение будет ему полезно, святитель решился исполнить желание благочестивой инокини после вечернего пения, но уже с трудом мог дойти обратно до своей кельи. Он поручил казначею своему угостить архимандрита, и сам, поддерживаемый служителями, немалое время ходил по келье. Думая облегчиться от удушливого кашля; потом велел призвать к себе в келью певчих, чтобы еще раз усладить слух свой духовным пением гимнов, которые сам некогда составил, как-то: «Иисусе мой прелюбезный! Надежду мою в Бозе полагаю! Ты мой Бог, Иисусе, Ты моя радость!» Во все время пения внимательно слушал святой Димитрий, прислонясь к печке и греясь духовно более, нежели телом. С благословением отпустил он каждого из певчих и одного только любимого при себе удержав, который был ему усердный сотрудник при переписке его творений. Простодушно начал ему рассказывать болезненный святитель о своей жизни, чувствуя уже eе иcxoд: как ее провождал в юности и в совершенном возрасте, как молился Господу, Пречистой Его Матери и всем угодникам Божиим, и присовокупил: «И вы, дети, молитесь так же».

Наконец сказал: «Время и тебе, чадо идти в дом свой»; когда же певчий, приняв благословение, хотел удалиться, святитель проводил его до самых дверей и поклонился ему почти до земли, благодаря его за то, что много трудился, переписывая его сочинения. Содрогнулся певчий, видя столь необычное провождение своего пастыря, и с благоговением сказал: «Мне ли, последнему рабу, так покланяешся, владыко святый?» И с кротостью опять сказал ему смиренный владыка: «Благодарю тебя, чадо», — и возвратился в келью; певчий же, заплакав, ушел в дом свой. Тогда святитель велел разойтись всем своим служителям, сам же, заключившись в особой келье как бы для того, чтобы несколько отдохнуть, пребыл в молитве до своего преставления. На рассвете взошедшие служители нашли его на коленях, как бы молящегося, но какою печалью исполнилось их сердце, кода увидели его уже усопшим на молитве. Ударили трикраты в большой колокол; певчий, еще накануне с ним беседовавший, услышав сей горестный глас святительского преставления, немедленно прибежал в архиерейские палаты и еще застал пастыря своего и отца стоящим на коленях в том положении, в каком предал праведную душу свою Богу.

Усопший облачен был в святительское одеяние, которое сам себе приготовил, и вместо послания положены были ему, по благовременному его приказанию, разные его сочинения, вчерне писанные его рукою;

тело усопшего пастыря вынесено было в крестовую его церковь Всемилостивого Спаса, что на сенях, близ той кельи, где он скончался. Когда огласилось в Ростове о преставлении доброго и чадолюбивого пастыря, почти весь город стекся к честному его телу, и поднялся горький плач народа о добром пастыре, учителе и заступнике, оставившем сиротами свою паству. В тот же день благочестивая царица Параскева с тремя дочерьми-царевнами: Екатериною, Параскевою и Анною Иоанновнами, прибыла после обедни в Ростов и весьма сокрушалась, что не удостоилась получить благословение святителя пред его исходом. Она велела отслужить соборную панихиду над усопшим и пошла на сретение чудотворной иконы в Богоявленский монастырь, откуда принесена была с торжеством в Ростовскую соборную церковь, дабы главная святыня осиротевшей епархии осенила усопшего пастыря. Туда же, в присутствии царицы, с подобающей честью перенесено было тело святительское и вторично совершена соборная панихида в ее присутствии: такую почесть судил Господь воздать блаженному своему угоднику! Завещание его было немедленно послано в Москву в монастырский приказ, и, во исполнение его предсмертного желания, велено было в Яковлевском монастыре приготовить могилу в соборной церкви Зачатия Богоматери, в углу с правой стороны, и выстлать ее камнем; но по небрежению могильщиков, не без особого, впрочем, промысла Божия, не была выстлана камнем могила, а только сделан обруб деревянный, который от сырости скоро сгнил, и это послужило впоследствии к обретению мощей святителя.

Около месяца пребывало тело святого Димитрия в соборной его церкви нетленно, и во все это время совершались над ним панихиды всенародные. Уже в последних числах ноября прибыл в Ростов местоблюститель патриаршего престола митрополит Стефан исполнить данный им обет другу, и когда вошел в кафедральный собор, много плакал над гробом усопшего. Тогда настоятели монастырей ростовских, соборные священники и многие из почетных граждан приступили к митрополиту, умоляя его погребсти тело любимого ими святителя в соборной церкви, подле его предместника Иоасафа, где и всегда погребались митрополиты ростовские: но местоблюститель патриарший не решился изменить воли своего друга. Он сказал просящим: «Так как при самом вступлении своем на епархию Ростовскую преосвященньй Димитрий предварительно сам избрал себе место упокоения в Яковлевском монастыре, то имею ли я право изменить оное?»

В назначенный для погребения день 25 ноября местоблюститель патриарший отслужил торжественную литургию в кафедральном соборе и надгробное пение со всеми священнослужителями города Ростова, причем сказал приличное слово в память усопшего. Потом, в сопровождении всего клира и народа, со многим плачем и чрезвычайным торжеством, перенесено святое тело в Яковлевский монастырь, где и положено, по завещанию, в правом углу соборной церкви, и надгробные стихи написаны были самим местоблюстителем Стефаном. Замечательно, по любви святителя к воспоминанию страстей Господних, стечение дней для него значительных: скончался он в день пятничный, вскоре после своего тезоименитства, и погребен месяц спустя, также в день пятничный, посвященный памяти распятия Господня, и обретение святых мощей его случилось также в день пятничный, ибо этот великий подвижник, собиравший во все течение своей жизни на пользу всего православного христианского рода жития святых, написанных на небесах в книге вечной, и сам, вскоре после своего отшествия от сей маловременной жизни, удостоился быть вписанным вместе с ними в той же вечной книге перстом Божиим и увенчаться венцом нетления.

После 42 лет, протекших от его погребения, 21 сентября 1752 года, при разобpании опустившегося помоста в церкви Зачатия Богоматери, обретены были нетленными его святые мощи в согнившем гробе, равно как и святительская его одежда, и от них, как от благодатного источника, начали истекать исцеления одержимых различными болезнями: слепые прозревали, немые говорили, расслабленные двигались, и бесы изгонялись молитвами, совершавшимися при святых мощах. Внимая этим ясным указаниям Божественного промысла, Святейший Синод, по свидетельствовании святых мощей и бывших чудес, причислил святителя Димитрия к лику новоявленных чудотворцев Российских 22 апреля 1757 года. Преемнику его по кафедре Ростовской, митрополиту Арсению, поручено было составить жизнеописание святого, а службу ему написал Амвросий, епископ Переяславский, впоследствии архиепископ первопрестольной столицы, где мученически окончил дни свои. В следующем году благочестивая императрица Елизавета по усердию к святителю устроила для мощей его серебряную раку, а в 1763 году императрица Екатерина после своего царского венчания пешком совершила путешествие из Москвы в Ростов для поклонения мощам святого Димитрия и переложення их в приготовленную раку, которую сама несла вместе с архиереями при торжественном обхождении храма: такая царственная почесть была опять воздана Угоднику Божию.

Совершаются и до сих пор благодатные исцеления при мощах святителя, над которыми, уже в наше время, 40 лет неусыпно бодрствовал другой подвижник, гробовой старец иеромонах Амфилохий, оставивший по себе благую память и возлегший как бы на страже у порога церковного того храма, где покоятся мощи святителя (там же в преддверии почивает и его благочестивый племянник архимандрит Иннокентий, долго бывший настоятелем Яковлевской обители). Прославим Господа по неизреченной Своей милости, проявившего столько благочестия уже во дни наши, в смиренном городе Ростове, и прославившего там многими чудесами нового великого светильника Российской земли, который является скорым помощником для призывающих его святое имя. Молитвами этого великого Православия ревнителя и искоренителя расколов, целебника Российского и цевницы духовной уцеломудряющей всех своими писаниями, да сподобимся и мы быть написанными в книге жизни Агнца Божия вместе со всеми от века ему угодившими, к лику коих причислен и святитель Ростовский Димитрий.

С 10 ноября 1991 г. честные мощи святителя Димитрия пребывают в Яковлевском храме, справа от царских врат. У гробницы святителя вновь возносится ему теплая и смиренная молитва: «О всеблаженне святителю Димитрие...».

Память святителя Дмитрия Ростовского совершается в Русской Православной Церкви несколько раз в году: 5 июня, 1 августа, 4 октября и 10 ноября по новому стилю.

Жизнеописание святого Дмитрия Ростовского
Митрополит Ростовский Дмитрий родился в 1651 в небольшом селении под Киевом. Его родители отличались большим благочестием и сумели передать глубокую веру своему сыну, поэтому будущий святитель с юных лет решил посвятить свою жизнь служению Богу и Церкви. Он закончил Киевскую Духовную Академию, после чего принял монашеский сан в Кирилловском монастыре Киева, где провел несколько лет. Там же он был рукоположен в диакона, а потом в иерея. Отец Дмитрий имел дар слова и потому был послан в Чернигов, где трудился проповедником, а после много путешествовал по другим украинским городам. После возвращения из миссионерской поездки он был назначен игуменом одного из монастырей. Дальнейшая деятельность святителя протекала в Киево-Печерской Лавре, в которой он занимался составлением житийной литературы.
До 1697 года Киевская митрополия входила в состав Константинопольского патриархата, однако после воссоединения Украины с Россией, происшедшей по инициативе Богдана Хмельницкого, эта митрополия стала подчиняться Московскому патриархату. В связи с этим в жизни святителя Дмитрия произошли перемены. Из Киево-Печерской лавры он переезжает в Москву, где совершается его хиротония в митрополита Тобольского, а в 1702 году переводится из Сибири в Ростовскую митрополию из-за ухудшения здоровья. В 1709 году святитель Дмитрий скончался и был погребен в Яковлевском монастыре.

Деятельность митрополита Дмитрия на Ростовской кафедре
Хотя святитель Дмитрий управлял Ростовской митрополией весьма непродолжительное время, он успел сделать многое для просвещения народа: им было основано славяно-греческое училище, в котором также преподавался латинский язык. Большой заботой митрополита было тяжелое нравственное состояние народа, и он много усилий потратил на борьбу с пьянством и суевериями, обличая эти пороки в своих проповедях. Кроме того, святитель Дмитрий боролся с расколом старообрядцев и католическим влиянием.

Обретение мощей святого Дмитрия
Спустя почти полвека после кончины святого Дмитрия Ростовского его мощи были обретены. Поводом для этого стал ремонт Троицкого собора, в котором был погребен святитель. Когда гробница была открыта, то обнаружилось, что мощи святого остались нетленными. Вскоре по молитвам к святителю стали совершаться различные чудеса и исцеления, и спустя четыре года было принято решение о его канонизации.

Литературные труды
Святитель Дмитрий Ростовский оставил после себя богатое литературное наследие. Он начал писать еще во время своих миссионерских поездок по Украине. В своих записях он размышлял о состоянии народа, о будущем страны, а также о современных ему событиях. Однако главным трудом, который по праву можно назвать делом жизни святителя, было составление житий святых. Сборник агиографической литературы, Четьи-Минеи, над которым он работал около 20 лет, состоял из четырех книг. Этот труд имел огромное значение для русской Церкви, поскольку на Руси жития святых пользовались большой любовью и служили основным чтением для народа, после Евангелия. На книгах святителя Дмитрия выросло не одно поколение русских людей.
Помимо житийной литературы Дмитрий Ростовский писал книги на различные темы церковной и нравственной жизни, а также пьесы духовного содержания.
В настоящее время книги святителя Дмитрия Ростовского продолжают переиздаваться и служить делу духовного просвещения людей.

Тропарь, глас 8:
Православия ревнителю и раскола искоренителию, / Российский целебниче и новый к Богу молитвенниче, / списаньми твоими буих уцеломудрил еси, / цевнице духовная, Димитрие блаженне, / моли Христа Бога спастися душам нашим.

Кондак, глас 4:
Звезду Российскую, от Киева возсиявшую,/ и чрез Новград Северский в Ростов достигшую,/ всю же страну сию ученьми и чудесы озарившую,/ ублажим златословеснаго учителя Димитрия:/ той бо всем вся написа, яже к наставлению,/ да всех приобрящет, якоже Павел, Христу// и спасет правоверием души наша.

Величание:
Величаем тя, / святителю отче Димитрие, / и чтим святую память твою / ты бо молиши за нас / Христа Бога нашего.

Молитва:
О всеблаженный святителю Димитрие, великий угодниче Христов, Златоусте Российский, услыши нас грешных, молящихся тебе, и принеси молитву нашу к Милостивому и Человеколюбцу Богу, Емуже ты ныне в радости святых и с лики Ангелы предстоиши! Умоли Его благоутробие, да не осудит нас по беззакониям нашим, но да сотворит с нами по милости Своей. Испроси нам у Христа и Бога нашего мирное и безмятежное житие, здравие душевное и телесное, земли благоплодие и во всем всякое изобилие и благоденствие, и да не во зло обратим благая, даруемая нам от Щедрого Бога, но в славу Его и в прославление твоего заступления. Даруй нам богоугодно прейти поприще временныя жизни; избави нас воздушных мытарств и настави нас на путь, ведущий в селения праведных, идеже празднующих глас непрестанный, зрящих Божия лица неизреченную доброту. Церковь же Святую от расколов и ересей сохрани, верных укрепи, заблуждающих обрати и всем даруй вся, яже ко спасению и славе Божией подобающая; Отечество твое сохрани от врагов ненаветно, но поборай оружие Крестоноснаго воинства; и подаждь нам всем твое архипастырское и святое благословение, да оным осеняеми, избавимся от козней лукаваго и избегнем от всякия беды и напасти. Услыши моление наше, отче Димитрие, и моли непрестанно о нас Всесильнаго Бога, славимаго и поклоняемаго в Триех Ипостасех, Емуже подобает всякая слава, честь и держава во веки веков. Аминь.

Родился Димитрий (в миру – Даниил Саввич Туптало) в городке Макаров под Киевом в 1651 году. Обучение проходил в Киево-Братской коллегии, после чего был пострижен в Кирилловском монастыре.

Там Димитрий жил около шести лет, за это время его рукоположили в сан иеродиакона, а затем и в сан иеромонаха. После этого он получил назначение проповедника и отбыл в Чернигов. Проповеднической службе Димитрий Ростовский посвятил следующих два года, за это время он успел прославиться своими проповедями далеко за пределами Чернигова. После служения в Чернигове несколько лет он ездил по украинским монастырям, создавая свои первые записки – «Диарий». В них изложены основные события тех лет, имеющие отношение к Украине.

Дмитрий Ростовский. Портрет
(Изображение с сайта radiovera.ru)

С 1679 по 1684 гг. святитель жил и служил в самых разных монастырях в Николаеве, Чернигове, Батурине, в . Именно в Лавре Димитрию было дано послушание составить жизнеописания святых. Над этой книгой он работал долгие годы. Составление житий святых (получилось несколько сборников, среди которых самыми известными остаются «Четьи-Минеи») впоследствии прославило отца Димитрия как выдающегося и вдумчивого церковного автора. Однако известен Димитрий Ростовский и как автор многочисленных проповедей, статей, пьес и стихов.

Димитрий некоторое время служил настоятелем монастырей Ельца и Новгорода Северского, а вскоре после перехода Киевской митрополии в подчинение Московского патриархата (это произошло в 1698 году) отправился в Москву. Весной 1701 года он стал епископом и митрополитом Тобольским и всея Сибири. Но уже через год по указу царя отца Димитрия перевели в Ростовскую митрополию – причиной такого решения стала развивающаяся изнурительная болезнь. В качестве митрополита Ростовского с самых первых дней служения Димитрий был известен своими неустанными заботами о просветительской работе среди населения и насаждении главных нравственных принципов. Он основал славяно-греческое училище для молодежи, в меру сил искоренял повальное пьянство и всеобщее невежество, а также старообрядчество. Свое состояние святой Димитрий жертвовал на нищих, больных, беззащитных, сирот.

Скончался отец Димитрий в своей келье за молитвой ночью, это произошло 28 октября 1709 года. Он был похоронен в Зачатьевской церкви Яковлевского монастыря – так завещал он сам, сразу по прибытию в епархию.

Чудеса исцеления

Через 42 года после кончины Димитрия Ростовского над могилой митрополита просел вроде бы крепкий чугунный пол. Пришлось делать ремонт пола, и при этом рабочие открыли бревенчатый сруб могилы Димитрия. Так были обнаружены и обретены церковью в нетронутом треном и разложением облачении. После тщательного освидетельствования мощей и многочисленных исцелений при гробнице Димитрия церковь причислила его к лику святых – это произошло уже в 1757 году.

Димитрию Ростовскому всегда молились о заступничестве сироты и вдовы, а так же бедные люди о помощи в нужде. Его мощи прославились исцелениями многих болезней, особенно легочных и сердечных: сам митрополит страдал от «грудной болезни», которая и стала причиной его смерти. Днями памяти святого стали день смерти митрополита и день обретения его мощей – 21 сентября.

После обнаружения нетленных мощей святителя слава о них распространилась широко, к гробу митрополита стали стекаться паломники. Вскоре выяснилось, что от мощей начали проистекать исцеления: к гробу святого шли больные, слепые, немые, бесноватые. Все исцелялись по , совершаемым у святых мощей святителя.

Дмитрий Ростовский. Икона
(Изображение с сайта tobolsk.tumentoday.ru)

Только в 1867 году официально зарегистрированы следующие случаи исцелений:
Жительница села Лазорцева Ростовского уезда Мария Варфоломеева в 1753 году исцелилась молитвами при мощах святого Димитрия от слепоты и постоянных головных болей.
Помещица Вяземская Ярославского уезда, молясь у гроба Димитрия Ростовского, получила исцеление от горячки и «животной болезни» (заболевание брюшной полости).
Вдова Прасковья Артемьева из села Залесского Переславского уезда в 1753 году, страдая от горячки, услышала глас, приказывавший идти молиться к гробу святого Димитрия. После молитвы у гроба она исцелилась от болезни, а в 1754 году, находясь в Москве, увидела сон, в котором Димитрий Ростовский в полном облачении шел тушить московский пожар. Наутро пожар действительно был, но сгорели только кровли домов, сами же дома остались нетронутыми.

Благие исцеления от всевозможных болезней совершаются при мощах святого Димитрия и до сих пор. Особенно часто происходят исцеления от болезней сердечно-сосудистой системы. По искренней молитве больных и их близких мощи святого даруют исцеление от хвори: мы верим, что нетленное тело святого находится с нами, а душа – у престола Господня, где святой может молиться за нас и просить заступничества Божьего для больных и нуждающихся.

С 1991 года мощи святого Димитрия Ростовского перенесены в Яковлевский храм на территории Спасо-Яковлевского монастыря. Поехать поклониться мощам святого может каждый желающий по адресу: Ярославская область, Ростов Великий, улица Энгельса 44. Если идти пешком от Кремля в сторону озера Неро, путь до монастыря займет примерно 15 минут.

Дата публикации или обновления 15.12.2017

К оглавлению: Жития святых

Жизнеописание святого Димитрия Ростовского

Святой Димитрий Ростовский родился в декабре 1651 года в городке Макарове, недалеко от Киева. Мальчика назвали Даниилом; ни новорожденный, ни его родители не помышляли даже о Ростове, который для них был городом заграничным и чужим. Русские биографы святого умалчивали или, по крайней мере, не подчеркивали того обстоятельства, что великий русский святой родился на Украине, в украинской семье и был украинцем.

Со времен монгольского завоевания Киевская Русь жила своей, особой от Московской, жизнью, и в XVII веке, когда она вновь встретилась с Россией, оба народа оказались непохожи друг на друга, на общего предка, говорили на разных языках и нуждались для общения в переводчиках. Их объединяла вера и язык богослужения, но церкви Киева и Москвы были независимы друг от друга.

Памятные места, связанные с именем Димитрия Ростовского.

С именем Димитрия Ростовского неразрывно связан
Спасо-Яковлевский Димитриев мужской монастырь в Ростове Великом .
В этой обители находится рака с мощами свт. Димитрия .

Образ святого Димитрия Ростовского.

Отец святого - Савва Туптало - в год рождения сына был рядовым казаком Киевского полка, но вскоре стал офицером - сотником, и даже обзавелся гербом (подражая не русскому, а польскому дворянству). Постоянной фамилией семья еще не обзавелась; сын сотника Саввы всю жизнь подписывался как «Саввич», и только раз его назвали «Тупталенко».

Слишком разрушительно было нашествие монголов, и когда Украина очнулась, она сразу стала добычей сильнейшего соседа - Литвы, потом объединившейся с другим соседом - Польшей. Даниил родился гражданином единственной тогда в мире Республики (на Руси ее, во избежании соблазнов, называли без перевода с польского - Речью Посполитой), возглавлявшейся, впрочем, польским королем. В этой Польско-Литовской Республике Украина была бесправна.

Спасо-Яковлевского монастыря.

Но если у Украины не было своих прав и своего правительства, то у нее была своя армия - казаки. Глава этой армии - гетман - был и лидером страны, а ее офицеры администрацией. Армия решала судьбу Украины. За исключением одного вопроса: самостоятельности.

Даниил Саввич следил за политикой. Когда в 20 лет он начал вести дневник, то занес туда прежде всего политические перипетии времени своего детства, и даже год своего рождения, точной даты не помня, отнес к походу поляков на Киев. Действительно, в 1651 году, за два месяца до рождения Даниила, поляки нанесли поражение украинской армии и отобрали права, которые предоставили несколькими годами раньше, потерпев поражение от казаков. Но война продолжалась.

Ковчег с мощами Ростовских святителей: прп. Авраамия Ростовского , свт. Исайи Ростовского и свт. Димитрия Ростовского. Со страницы Святыни монастыря книги Серпуховский Пречистыя Богородицы Высоцкий мужской монастырь .

В 1654 году Савва Туптало, уже сотник, присутствует на Переяславской раде, где казаки присягнули московскому царю. В Москве это событие стали называть «воссоединение Украины с Россией». Но до полного воссоединения было далеко, и в 1658 г. Украина возвращается к Польше; в 1659-м - опять отходит к Москве, в 1660-м - возвращается к Польше. В этом же 1660 году семья Туптало поселяется в Киеве, купив собственный дом; впрочем, Киев уже постоянно находится под властью московского воеводы. Не случайно, видимо, все потомство сотника Саввы ушло по монастырям, не только три дочери, но и единственный сын. Даниил не пошел по стопам отца.

Украина чем-то напоминала Палестину времен Христа - не только горестной политической судьбой и Днепром - русским Иорданом. Как во время оно Иудея, Украина была единственной территорией Европы, где сходились представители самых разных культурных традиций. Украинцы были открыты всем культурам - и греческой ортодоксии, и русскому православию, и польскому католицизму, хотя столицы этих культур были не в ладу друг с другом. Открытость границ создавала редкую открытость духа.

Этой духовной открытости Даниил научился в Киевской духовной школе - Коллегиуме, крупнейшем, пожалуй, учебном заведении православного мира. Полный курс был рассчитан на одиннадцать лет, но достоверно известно, что Даниил прошел лишь начальные классы - с 1662 по 1665 год, когда ректором академии был архимандрит Иоанникий Голятовский. Быть может, Даниил учился здесь и в 1667-1669 годах, когда Голятовского временно заменил игумен Мелетий Дзек. Даниил знал польский - на нем он вел дневник и писал письма, латынь - она открывала ему мир западного богословия, а также греческий язык. Наконец, церковнославянский был своеобразным ключом к сокровищнице вековой святыни Руси - и Малой, и Белой, и Великой.

Но мало иметь ключи. Ключом можно открыть дом, чтобы его разорить. Выпускники киевской Академии становились подчас ярыми католиками или протестантствующими антилатинистами, а то перенимали русское неприятие всех и вся, в том числе неприятие византийской учености. В эпоху, когда «Бога превратили в оружие», ученый подчас очень походил на невежду.

9 июля 1668 года Даниил Саввич приносит Богу монашеские обеты целомудрия, бедности, послушания. Постриг его игумен Киевского Кирилловского монастыря и - тогда - глава Академии Мелетий Дзек. Даниил стал Димитрием. Под духовным водительством своего учителя и игумена Димитрий пробыл четырнадцать лет.

Через девять месяцев игумен посылает Димитрия во владения Дорошенко, и там, в Каневе, митрополит Киевский Иосиф посвящает восемнадцатилетнего монаха в первый духовный сан - дьякона. Приняв посвящение в диаконы у митрополита Иосифа, Димитрий вернулся - жил в Кирилловском монастыре, как и игумен Мелетий.

В 1670 году отец Димитрия попал в плен к полякам, в шести верстах от Киева. Из этого плена был послан Яном Собесским к гетману Дорошенке и митрополиту Иосифу. Когда Савва Туптало вернулся в Киев, его обвинили в измене, но старик (ему было 74 года) отговорился тем, что не знал о содержании посланий к противникам России. Более ясным положение стало в 1675 году, когда митрополит Иосиф умер и Дзек не возражал, когда 23 мая, в день Святого Духа, именно архиепископ Лазарь (Баранович), а не умиравший митрополит, рукоположил Димитрия в священники. После этого два года Димитрий, теперь иеромонах, был проповедником в Чернигове при архиепископской кафедре.

Архиепископ Лазарь был человек пишущий, искушенный в политике, а в быту, по отзывам современника, «брюзгливый, скупой, ворчливый». Мнение Димитрия было иным.

Великим постом 1676 года Димитрий во сне увидел себя в алтаре перед архиепископом. «Владыка вдруг прогневался на меня и сильно начал меня истязывать. ...Я низко кланялся преосвященному и, обещая учинить исправление (коего и поныне еще не делаю,- скрупулезно добавлял Димитрий несколько лет спустя), просил прощения... Думаю, что в видении оном чрез особу преосвященного отца архиепископа сам Создатель мой наказывал меня».

Игумен Дзек считал, что Димитрию при архиепископе пребывать долго не следует. Таланты Димитрия к тому времени вполне определились - широчайшие знания, проповеднический дар, искусство писателя: вышла первая книга, посвященная чудесам Божией Матери. В июле 1677 года, очевидно с благословения духовного отца, Димитрий испросил увольнение и уехал в Республику - благо, границы Киевской митрополии отнюдь не совпадали пока с границами России.

Он отправился в Белоруссию, под Пинск, в Новодворский Успенский монастырь. Так Димитрий оказался во владениях епископа Слуцкого Феодосия - противника Москвы, ставленника покойного митрополита Иосифа. Оттуда - в Вильно, в Святодуховский монастырь, Димитрий здесь произнес две проповеди, а затем с епископом Феодосием отправился в центр его епархии - Слуцк, где на два года поселился в Преображенском монастыре.

Архиепископ Лазарь словно забыл о Димитрии, его звали обратно украинский гетман и Дзек. Но когда белорусы попросили оставить Димитрия, Дзек охотно согласился, оговорив, чтобы самому Димитрию «сие угодно было». Два года пробыл Димитрий в Белоруссии и лишь в начале 1679 года вернулся на Украину.

И Коллегия, и монастырь, где жил Димитрий, существовали благодаря братствам, и проповедовал он по поручению братств 3. Киевская митрополия держалась на мирянах - от их активного благочестия зависело само ее существование. Замечательно, что украинские миряне возродили церковь после того, как ее покинула иерархия. Православие на Украине никогда не пользовалось поддержкой правительства. И Польша, и Литва были странами католическими. Неудивительно, что за полвека до рождения Димитрия епископы Киевской церкви объявили о ее присоединении к Риму.

И только в 1620 году антиохийский патриарх тайно, по инициативе и под охраной казаков - посвятил семерых епископов, вновь возглавивших Православную Церковь на Украине. Но отныне она всегда имела рядом с собой двойника - церковь униатскую, с тем же православным обрядом, но подчинявшуюся Риму. Борьба с этим двойником стала борьбой прежде всего политической и национальной. Это хорошо видно из тезисов, которые Димитрий записал для себя, видимо, чтобы использовать их в проповеднической деятельности:

1. Без Унии Русь приняла крест от патриарха Константинопольского.

2. Без Унии до Флорентийского собора Русь присоединилась к королю Казимиру.

3. Без Унии Русь и после Флорентийского собора оставалась, сохраняя свои права.

4. Без Унии Русь и после Флорентийского собора и до новой Унии сохраняла свое достоинство и права.

О богословских расхождениях здесь не упомянуто ничего. Что характерно - тезисы написаны на польском языке, а несколько слов - по-латыни.

«Враги человеку домашние его». Как ни враждовали католики и православные, они жили в одном доме - Республике. Уличные ссоры уживались с товарообменом, политические распри - с обменом идеями. Католики допустили к себе восточный обряд, православные к себе - западные книги. Димитрий, как и его учителя по академии, прекрасно говорил и писал на языке своих противников. Правда, проповеди он произносил на украинском, но эти проповеди точно соответствовали риторическим правилам католических витий. Ведь Димитрий учился риторике по учебнику, написанному Голятовским, а тот, в свою очередь, черпал из западных учебников. Его поучения этих лет логичны по построению и развитию мысли.

Сердце Димитрия питалось святоотеческими писаниями и молитвами. Тем неожиданнее - для нас - некоторые черты его богопочитания. Например, особенно почитал он Страсти Христовы, крестные раны Его, Его сердце, молитвенно сосредоточиваясь на них и благоговея перед ними: «Пронзены ребра острым, железным, долгим копьем, которое... ранило сердце, бывшее источником и началом всей любви, ранило сердце, которое «возлюби Своя сущия в мире до конца возлюби я», ранило сердце сердобольное, милосердное, сострадательное к бедствующим, мир ранил сердце Христово за то, что Христос всем сердцем возлюбил мир.

Если будет приближаться к нам грехопадение, то, возведши поскорее ум наш ко кресту и посмотрев на Его простертые язвенные руки, простертые как бы уже над нами, подумаем: зачем Господь наш простер руки? А для того простер, чтобы меня спасти от потопления греховного. ...Я, грешный Дмитрий, говорю: благодарю Тебя, Спасителю мой, свете мой, животе и воскресение мое, за то, что Ты возлюбил меня и предал Себя за меня».

Это благоговение перед Сердцем Иисуса - одно и у Димитрия, и у святого Ефрема Сирина, и у святого Бонавентуры. Молитвы свои Димитрий иногда записывал, и форма их более напоминает католические литании 6, чем православные акафисты. И если следующую молитву Димитрий советовал читать, распростершись крестообразно на полу храма (обычай западный),- она не стала менее угодна Богу:

Поклоняюся Тебе, Богу Отцу, очищающему вся беззакония моя.

Поклоняюся Тебе, Богу Сыну, исцеляющему вся недуги моя.

Поклоняюся Тебе, Богу Духу Святому, избавляющему от нетления живот мой.

Поклоняюся Тебе, Богу Отцу, ущедряющему мя, якоже щедрит отец сыны.

Поклоняюся Тебе, Богу Сыну, знающему страстное естество мое и слабость.

Поклоняюся Тебе, Богу Духу Святому, врачующему немощи моя и очищающему мя от всякия скверны.

Своей близости к католикам в некотором отношении Димитрий не отрицал. Записывая рассказ о видении ему святой Варвары, которая упрекнула его, что он ложится «по-римски», пометил: «Думаю, что сие мне сказано для того, что я весьма ленив в молитве и уподоблялся в сем случае римлянам, у коих весьма краткое молитвословие».

Когда в 1679 году Димитрий вернулся на Украину, то поселился в Батурине - столице тех украинских гетманов, которые подчинялись Москве. Архиепископ Лазарь посвятил Димитрия в игумена, пошутив при этом: «Димитрию желаю митру». Полгода он на-стоятельствует в Максаковском монастыре, полтора - в Батуринском. Начинает уходить предыдущее поколение: в 1682 умер Мелетий (Димитрий горестно помечает в дневнике: «умер игумен мой» - хотя сам уже был игуменом), в 1683 - архимандрит Киево-Пе-черской лавры Иоанникий, его учитель. Димитрий освобождается от настоятельства и переходит в лавру, где собором, по старинному обычаю, избирается новый архимандрит - Варлаам. Его избрание утверждает московский патриарх, впервые за многовековую историю лавры.

И нового митрополита Киева избирают по указанию Москвы, причем избирают гетман и казаки, а не духовенство. Посвящают его в Москве. Димитрий, как и все украинское духовенство, не одобрил нового порядка, но и не воевал с ним. Через несколько дней после прихода Димитрия в лавру - 6 мая 1684 года - архимандрит Варлаам благословляет его писать жития святых на весь год.

Благословение стало началом огромнейшего труда: Димитрию предстояло создать жизнеописания всех святых, чтившихся Православной Церковью. И сам Димитрий считал, что с этого дня находится «в послушании святом, от Малороссийской Церкви мне врученном». Украинский летописец Величко отмечает его труд как общее дело народа. Димитрия подвигла духовная потребность церковного народа. Был Пролог - сборник кратких биографических сведений далеко не о всех святых. В России, правда, хранились Четьи-Минеи, составленные при митрополите Макарии в XVI веке коллективом авторов, но и они не отличались полнотой; к тому же эта сведенная в помесячные тома библиотека всей средневековой церковной литературы была столь велика и перенасыщена, что печатать ее начали лишь в XIX веке, но так и не успели закончить - из-за революции 1917 года.

Описать жизнь человека - значит соприкоснуться с его духом; описать жизнь святого - соприкоснуться, кроме того, с Духом Божиим. И Димитрий, как историк, собирает все новые и новые материалы, заботясь об их достоверности; как человек - молится, подобно св. Нестору Печерскому: «Да не будет ми лгати на святого» .

И Дух отвечает ему, вдохновляет его творчество. С благоговением Димитрий описывает видение, бывшее после бессонной ночи, проведенной за работой над житиями: «За час или меньше до заутрени лег отдохнуть, не раздеваясь, и в сонном видении узрел святаго мученика Ореста, лицем веселым ко мне вещающего сими словами: «Я больше претерпел за Христа мук, нежели ты написал». Сие рек, откры мне перси своя и показа в левом боку великую рану, сквозь во внутренности проходящую, сказав: «Сие мне железом прожжено». Потом, открыв правую руку до локтя, показа рану на самом противу локтя месте. ...И став прямо, взирая мне в лице, рече: «Видиши ли, больше я за Христа претерпел, чем ты написал?»

В 1686 году Димитрий вновь переводится игуменом в Батуринский монастырь. С неохотой отмечает в дневнике: «Убежден есмь от гетмана и митрополита». Гетман в благодарность берется помочь Димитрию в работе и пишет в Москву фавориту царевны Софьи В. В. Голицыну, прося выслать знаменитые Макарьевские Минеи. По настоянию Голицына патриарх Иоаким Минеи прислал, но уже в марте 1698 года вытребовал их обратно. «Вскоре от нас взяшася, мне не возмогшу за кратким временем тех прочести и яже на потребу оттудна изъяти»,- печалился Димитрий.

Окончательное «воссоединение» Украины (не всей) с Россией произошло в 1686 году. Украине поставлен новый гетман - Мазепа. И в августе 1689 года большое посольство во главе с гетманом прибыло в Москву. Был в посольстве и Димитрий. Попали украинцы прямо к дворцовому перевороту: Мазепа только поклонился Софье и Голицыну, как стало ясно, что Петр, засевший в крепости Троице-Сергиева монастыря, берет верх. И Мазепа бросился туда - Петр принял его благосклонно.

Для Димитрия поездка была тяжелой. Патриарх Иоаким выразил свое недовольство строптивой Печерской лаврой, которая, не дожидаясь разрешения Москвы, стала печатать Жития, и сделал строжайший выговор: за упоминание о Непорочности Богоматери, за то, что святые Августин и Иероним названы святыми. Димитрий повинился, хотя и показал патриарху изданные в самой Москве святоотеческие и богослужебные книги, подтверждающие его правоту. Патриарх же дал ему благословение на продолжение работы - не дав, однако, столь необходимых для работы Миней. Страницы, которые не понравились патриарху, были выдраны из уже отпечатанных томов и заменены исправленными.

4 марта 1690 года умер патриарх Иоаким, 6 апреля - митрополит Киевский Гедеон. Новым московским патриархом стал Адриан, рукоположивший в митрополита Киевского, избранного украинским духовенством, Варлаама Ясинского. Из Москвы Ясинский привез Димитрию благословляющую грамоту нового патриарха: вслед за ним были присланы и долгожданные Макарьевские Минеи.

Димитрий попытался было отойти от внешних дел. Он оставил игуменство и поселился в том же Батуринском монастыре в отдельном скиту. Лишь три года безмятежной работы было отпущено Димитрию. И еще один дар - в 1693 году из Гданьска прислали давно заказанное им монументальное историческое издание «Деяния святых», в котором католические ученые собрали все древнейшие тексты житий и мученических «актов» 8. Перепроверяя написанное, Димитрий составляет и пособия на будущее, разнообразные хронологические справки, исторические словари, которые могли бы составить ему славу первого русского историка.

Уже в 1694 году его посылают игуменом в монастырь в Глухов, в 1697 - архимандритом в Елецк, а в 1699 - в Новгород-Северский (оставляя под его руководством и Глуховскую обитель). И все же в 1695 году, через семь лет после первого тома, выходит второй, в 1700 году - третий. Написано три четверти Миней - с сентября, когда начинается церковный год, по май. Украинский летописец записывает: «Третяя книга житий святых, трудами Богодухновен-наго мужа иеромонаха Дмитриа Савича Тупталенка составленная, на свет вышла и любопытствующих человеков книжных духовнюю радостью сердца наполнила». Патриарх щедро благословляет Димитрия: «Возмогай в делании спасения святых Божиих угодников жития, во всем благоумствуя», шлет ему очередные книги, нужные для работы, да и «гонорар» - двадцать золотых.

Димитрий был и историком, и историософом, и беллетристом одновременно. Как историк, он старался избежать ошибок, сопоставляя и критически оценивая писания своих предшественников; тщательно объясняя читателям исторические реалии прошлого. Он предпочитал внешний факт - внутреннему, достоверность явную - частной уверенности. Например, он не поместил бывшее ему видение мученика Ореста в биографию святого, как то сделал бы всякий средневековый автор, а записал его особо, в конце, хотя с припиской: «А что сие видение я недостойный и грешный истинно видел, и точно так видел, как написал, а не иначе, сие под клятвою моею священническою исповедую».

Как историософ, в каждом житии он показывал источник всякого подвига и победы - веру, преображающую мир. Как литератор, он создал свой, особый стиль (к сожалению, сглаженный редакторами последующих изданий) - без лишних слов, энергичный, ясный. В переводе на русский этот стиль чем-то похож на пушкинский. Так что народ, который в XVIII веке читал именно Димитриевские Минеи, а не французские и русские романы, проявлял и весьма точное эстетическое, не только духовное, чутье.

Труд Димитрия не похож на сборник житий, составленный в свое время архиепископом Лазарем Барановичем,- тот был на польском языке, да еще в силлабических стихах. Главное в Житиях Димитрия - описание духовного подвига. Он сплавил воедино три богатейшие традиции: византийскую, латинскую и русскую. К творениям Симеона Метафраста, преобразившим греческую традицию, но в XVII веке слишком мало распространенным на Руси, к Минеям святого митрополита Макария,- к этим двум вершинам православной агиологии Димитрий добавил агиологию католическую. Он, разумеется, не включил в Минеи биографии святых, живших на Западе после «разделения Церквей», но постоянно сверялся с работами католических богословов, которые неустанно изучали сокровища древней церковной литературы.

В течение многих поколений после Димитрия никто не смог хотя бы проверить его труд - ни у кого не было ни таких знаний, ни такой библиотеки. Когда же появилось и то, и другое, Жития в XIX веке перевели, подредактировали, но и подсушили. Но главное осталось: дыхание веры, освобождающее человека от власти «исторических обстоятельств».

Создание житий святых меняло самого Димитрия. После начала этой работы у него начинает меняться стиль проповеди. В совершенстве освоив ораторское ремесло, Димитрий продолжает овладевать ораторским искусством: «Если теды хочеш Сына Божиа в теле нашем прославити - имеем же Его прославити крестом, страданьми - так Его в теле своем прославили святые мученики. Але речем: не можем мы так. Хвала Богу! уже немашь гонения за Христа за Христианы. Несть уже мучителей, котории бо до отвержения Христа, до поклонения идолом принуждали... Не фрасуймая, знайдется туж межи нами и идол, и мучитель, и идолопоклонник покажется много,- а мучеников мало. Если то що грех - то идол, то що страсть, що помшел, и оказиа, побуждаючая и тягнучая до греха - то мучитель, а противишися им - то мучительство едино и повседневное, зачим каждый, греху сопротивляючийся, есть мученик, славячий в теле своем Христа повседневными страданиями».

Русский государь Петр Алексеевич начал преобразовывать Россию. Он не сошел с пути, которым двигались его предшественники, и прежде всего продолжил объединение земель вокруг Москвы. Но как много сил ни отнимали пристройки к зданию империи, Петр прежде всего намеревался изменить историческую Россию (о духе, кажется, он и не задумывался). Он хотел просветить и оздоровить ее, распахнув окно в Европу.

Поэтому, после возвращения из поездки по Европе, Петр вдруг решил импортировать в Россию, кроме прочего, и европейских архиереев. Таковыми он справедливо счел украинских епископов - людей и европейского образования, и европейской терпимости, вполне подвластных его воле. В 1700 году Петр назначает митрополитом в Рязань Стефана Яворского - ближайшего друга Димитрия еще с 1684 года. В 1701 году и Димитрий был призван - царь определил его митрополитом Сибири. При слабом здоровье Димитрий вряд ли бы доехал даже до Урала, и Петр, увидев это воочию, смилостивился - в начале 1702 года Димитрия перевели митрополитом в Ростов. Впрочем, в Сибирь Петр все равно послал украинца - тоже друга Димитрия, Филофея Лещинского.

Приехав в Ростов в марте 1702 года, Димитрий ужаснулся. На Украине священник из малообразованных спросил его как-то: «Илия пророк был по Рождестве ли Христовом или пред Рождеством?» Здесь ни о чем не спрашивали, а когда сам Димитрий однажды спросил сельского священника, где тот хранит Дары - Тело Христово, ответа не было, батюшка знал только слово «запас». Впрочем, Димитрий нашел в себе силы пошутить: «Иереи слова Божия не проповедуют, а людие не слушают, ниже слушати хотят. От обою страну худо: иереи глупы, а люди неразумны». Нет нужды толковать эти слова, пытаясь уловить отличие глупости от неразумия; это просто горькая шутка.

Димитрий направил несколько грозных посланий духовенству, но никого не смещал и не посылал в монастырь на покаяние, как было принято в России. Более того, вопреки сопротивлению властей, он своей властью отменил бездушный обычай постригать в монахи овдовевших священников. Царь Петр издавал указы об отправке неученых детей духовенства в драгуны, а Димитрий говорил со скорбью: «Что тебя привело в чин священнический? Да спасешь себя и других? Нет, чтобы накормить жену и детей... Поискал Иисуса не для Иисуса, а для хлеба куса». И, по мере сил, защищал это закрепощенное государством, нищее и безграмотное духовенство.

1 сентября 1702 года начались занятия в школе, разместившейся в Ростовском кремле, где находилась резиденция митрополита. Жалованье учителям дали из казны. Кроме того, Димитрию разрешили (после смерти патриарха Адриана и упразднения патриаршества все, до мелочей, решали чиновники Монастырского Приказа) продать из его архиерейской казны меха, а деньги употребить на школу. На свои деньги он купил учебников, два глобуса, карты. Из двухсот учеников школы большинство были детьми духовенства, но были - что исключительно для того времени - и из других сословий. За обучение не платили, и даже - Димитрий опять-таки вымолил - положили по деньге в день «нищим, которые учитися будут русской грамоте».

Школьный курс, рассчитанный на три года, был «грамматическим» - ученики осваивали русский, греческий, латынь и риторику. Учителя, естественно, были украинцы. Чтению учились по молитвам, изучали церковное пение, а из языков на первое место Димитрий поставил не латынь, а греческий: «начало есть и источник всему любомудрию... от того бо вся премудрая учения во вся языки произыдоша».

Димитрий нанимал учителей, составил для учеников краткий катехизис, а на латыни толкование на книгу Бытия. Он стал духовным отцом: сам исповедовал и приобщал. Он, наконец, определил общий дух школы как дух игры, веселья, максимальной свободы. В монотонной школьной жизни в игру, например, превращено было соревнование в учебе. Правила игры Димитрий позаимствовал у иезуитов: лучшего ученика класса провозглашали еженедельно императором, второго по успехам - сенатором. Их сажали вперед, с особой церемонией, так что каждую пятницу во всех классах слышалось торжественное воспевание: «Здравствуй, новый император». По праздникам в школе устраивали спектакли; учителя переводили с польского какую-нибудь церковную мистерию, а декорации, костюмы, представление,- все делали сами ученики. Как тогда выражались, это развивало «резолюцию, си есть благоразумную смелость».

Языки тем легче усваивались, что преподавались не как мертвые, а как живые. В упражнениях для перевода - вся русская жизнь эпохи: «Градоначальник в Ростове - воевода. Преступников в России ссылают в Сибирь. Пресветлейший взял Азов, возьмет и Ригу». Латынь и греческий были языками богословия, но Димитрий не хотел, чтобы слова о Боге отдавали мертвечиной. К классическим аллегориям то и дело приделывался смешной отечественный хвостик.

Например, ученик, лучше всех написавший сочинение, уподоблялся кедру ливанскому, второй - кипарису, третий - финику, а прочим обращался не упрек и ругань - замечание на будущее: «Аще кто от вас на высшее место не пресадится, будет простою ракитою или горькою осиною». Вообще, хотя перед глазами учеников всегда были розги, но шутка и прощение считались более надежным средством исправления: «Аще кто и написан в эрратах (журнале ошибок), а вину принесет и речет: согреших, проспах, прогулях, не учихся,- прощение улучит».

Сохранилось одно распоряжение Димитрия по школе весьма грозного характера, да еще начинающееся совсем неприличным образом: «Дети, б... дети! Слышу о вас худо: место учения учитеся развращения. Неции от вас и в след блуднаго сына пошли конверсовать. Печалюся зело и гневаюся на вас, а якоже вижду, вина развращения вашего та, что всяк живет по своей воли - всяк болий. Того ради поставляю над вами сеньора господина Андрея Юрьева, чтоб вас муштровал, як цыганских лошадей, а вы ему будте покорны, послушливы, а кто будет противен, той пожалован будет плетью». Что ж! Семейный дух ростовской школы, наверное, не был бы вполне семейный без хотя бы одной такой - отеческой - вспышки гнева.

В достаточно подробных школьных материалах и воспоминаниях учеников практических следов этого приказа не видно. А обстановку в архиерейском доме, где обитало двести сорванцов, предоставленных после уроков вполне самим себе, вообразить легко: тут, оказывается, и святой мог выругаться. Подозреваю, что после этой вспышки Димитрий стал еще мягче относиться к ученикам. Так или иначе, для них митрополит - тогда его белокурые волосы уже поседели - невысокий, худенький, сутулый, с маленькой клинообразной бородкой и в очках, в ряске неизменного темно-зеленого цвета - навсегда остался «батюшкой нашим преосвященным».

Димитрий был монахом Печерской лавры - и за пять лет написал первый том Житий. Был он игуменом в украинских монастырьках - и за десять лет написал два тома Житий. Он стал главой огромной епархии и руководителем школы - и за пять лет написал последний, четвертый том. 9 февраля 1705 года он отметил окончание работы в дневнике, сопроводив запись молитвою: «Ныне отпущаеши раба Твоего, Владыко...»

Весной 1706 года первые выпускники покинули школу. И той же весной школа закрылась. Горько читать письмо Димитрия новгородскому митрополиту Иову - единственное письмо святителя, где он ни разу не пошутил: «Отставишася учениа, понеже вознегодоваша питающий нас, аки бы многая исходит на учители и ученики издержка, и уже вся та, чем дому архиерейскому питатися, от нас отнята суть, не токмо отчины, но и церковные дани. Оскудевше убо во всем, оскудехом и во учениах. Но да не продолжу писаниа, умолчеваю о прочиних поведениах наших, sat sapienti». Два латинских слова в конце означают: «Умному достаточно». И в дневнике своем Димитрий вдруг выписывает слова церковного историка Барония: «Священник не должен писать историю своего времени».

Димитрий хотел молчать, оставив кесарево - кесарю. Но кесарь отнюдь не хотел оставлять Богу - богово. Димитрий обличал священников, нарушающих тайну исповеди, Петр указывал доносить властям об антиправительственных настроениях, на исповеди обнаруженных. Димитрий подыскивал достойных иереев во всяком сословии - и получил указ, запрещающий рукополагать из крепостных крестьян. Само закрытие школы создавало неразрешимую проблему: необученных детей духовенства предписывали отправлять в армию, а денег на обучение не давали. Братств, подобных украинским и белорусским, здесь не было - в России их запрещали и век спустя; миряне ничем не могли помочь архипастырю.

Как ни крепился Димитрий, не выдерживал и он: более и ранее всего от петровских преобразований пострадала Церковь. Петр чинил страну, накачивая в ее трещины и пустоты дух рабства и насилия. Как-то во время литургии сквозь стены собора донесся вопль пытаемого на площади человека; Димитрий послал к воеводе, стоявшему в храме, с просьбой прекратить истязание, а когда тот отказал - ушел из церкви, прервав богослужение. Когда же однажды дочери воеводы громко смеялись во время службы, Димитрий добавил к заключительному благословению: «Благословение Господне на вас, кроме смеющихся...» Увы, среди смеявшихся над Церковью был, прежде всего, сам государь Петр Алексеевич.

Весь 1706 год, словно нарочно, Димитрий провел перед лицом царя: он был вызван в Москву по «очереди», чтобы государь насладился его проповедническим даром. Что ж! Димитрий всей душой молился о победе Петра - «да подастся ему свыше помощь и сила... зверское шатание льва Шведского оружием своим укротити». Именно Петра хвалит он, говоря: «Хвалю добрый той нынешних времен обычай, что многие люди в иныя государства ходят учениа ради, из-за морей об умудрении возвращаются». Ведь сам Димитрий вырос на стыке различных культур: «Таинство евхаристии приносится,- говорил он,- за всех живых, не токмо правоверных, но и неверных,- да обратятся».

Но никак Димитрий не может быть назван «птенцом гнезда Петрова». Димитрий выписывал с Запада жития святых, книги богословов и мистиков - Петр оттуда же привозил нехристианскую и антихристианскую культуру. «Нынешних времен некоторые господа,- говорит Димитрий,- стыждаются в домах своих поставляти икону Христову или Богородичну, но уже некия безстыдныя поставляются изображения Венеры или Дианы, или прочих ветхих кумиров, или и новых...»

Если, как всякий проповедник, Димитрий иногда говорил «мы», то ясно, что не он, а именно Петр из всего увиденного на Западе предпочел протестантские обычаи, облегчающие подчинение церковного народа нуждам земного престола: «Мы, оставивше сосца матере нашей (Церкви), ищем сосец... иноземческих, еретических, православию противных». «Речет Бахус, чревоугодный бог, с учеником своим Мартином Лютером: надобно в полках не смотрити поста, и в пост ясти мясо, чтоб полковые люди в воинстве были сильны... Но Гедеоново воинство, и постясь, победило мадианитян». Между тем отнюдь не Бахус, а Петр (чтивший, впрочем, Бахуса) издал указ, запрещавший посты в армии. И если Димитрий сравнивал Петра с великими царями, то сравнение было не в пользу царствующего: «Изомроша блазии людие, несть в них Константинов, несть Владимиров, несть прочих богобоящихся любителей благолепия дому Господня». После 1706 года Димитрия перед лицо царя не вызывали.

Среди проповедей святого Димитрия почти нет других упреков царю. Петр был плоть от плоти русского народа. Самая, может быть, лучшая и живая по сей день проповедь святого Димитрия аллегорична, в лучших традициях могилянской школы - но в то же время до предела реалистична: он рассказал о том, как ходит по земле Царство Божие, не находя любви ни в боярских чертогах, ни в купецких домах, ни даже в храмах, превращенных в вертепы: отовсюду оно прогнано и продолжает стучаться в сердца.

Димитрий был свидетелем того, как росли величие и гордость России, одновременно с возрастанием духа угнетения и ненависти; и перед этой Россией он свидетельствовал о Царстве Божием. Любовь к ближнему и любовь к Богу - неотделимы: «Учтивый человек, хотя плюнуть, усматривает место или угол какой, чтоб не произвесть гнусности в очах людских и себе не учинить мерзости,- а мы на лице Христово плюем, когда ближнего нашего славу поносим». Он печалуется о нищих и обличает ленивых, он не оставляет в покое даже архиереев: «Не добро есть архиерею не имети во устах слова,- учителю нарицатися, а не учити - источники на мантии носити, а от уст источников учения не источати - пастырю глаголатися, а пажити овцам не предлагати - апостольский чин на себе носити, а апостольски не благовествовати».

Святые - не герои, а свидетели о Христе; Димитрий, описывая их жизнь, стал не историком - свидетелем о вере. Объясняя в проповеди притчу о Царстве Небесном - драгоценной жемчужине, «бисере» по-славянски, Димитрий впервые, видимо, назвал на русской земле имя католика, жившего после «разделения», наравне со святыми: «Мы, на сей праздник зде собрашиися, собрахомся видети продажу и куплю... Гость (т. е. купец) от западных стран - чужий человек, но не с худым товаром - Фома, именуемый (Кемпийский) свой сундучок открывает, свою книжицу: О подражании Христовом, и показует бисер, зовомый смирение. От Карфагены святый Киприан показует нам бисер, нарицаемый чистота... Вси добры, вси честны. Который же есть бисер всех превосходящ? Сам Бог, воплощенный Христос Спаситель». В то же время Димитрий за годы, проведенные в России, узнал и полюбил ее духовные сокровища: в четвертый том Миней он включил намного больше биографий русских святых, чем в предыдущие.

Несколько книг задумывал Димитрий после окончания Миней: всемирный летописец, сочинение о святынях и святых Ростова, толкование к Псалтири - но один труд дал ему довершить Господь: острый и резкий «Розыск о брынской вере». Книга, направленная против старообрядцев, защищала веру от всякого обрядоверия. Еще за год до издания «Розыска» - в 1707 году - Димитрий писал Стефану Яворскому о раскольниках: «Неисцельную рану лучше с молчанием сносить, чем бесполезно и с убытком врачевать - они и из добрых, полезных и святых вещей соблазняются».

Может быть, потому он и взялся за этот труд, что почувствовал: раскол не отделил обрядоверия от православия, а расколол обрядоверие на две равно злые части. Рассказывая в «Розыске» о том, что натолкнуло его на мысль писать о брадобритии, он рассказывает о встрече именно с «правильными» православными. Это на их заявление: «Велят нам по государеву указу бради брити, а мы готовы главы наши за брады наши положити» - Димитрий ответил чисто украинской мягкой шуткой: лучше не пощадить бороду, которая отрастет, чем потерять голову, которую вновь обретешь разве что в общее всех воскресение.

«Вера есть вещей обличение невидимых»,- повторил Димитрий за апостолом Павлом и упрекал старообрядцев, что их вера - это старая икона, восьмиконечный крест, старые книги, семь просфор и два перста. «Все то вещество осязаемое, а не бози, а понеже не бози - убо не вера». Для украинца, богослова и святого, все споры о деталях обрядов казались - рядом с судом веры - даже смешными. Конечно,- говорил Димитрий,- четве-роконечный крест, ругаемый старообрядцами, является, как они выражаются, «латинским» - «ибо Христа распяли римляне, которые в Русь по осьмиконечный крест (в него раскольницы аки в Бога веруют) не послаша».

«Розыск» оказался неудачной книгой - старообрядцев она, как и опасался Димитрий, не исцелила, но вызвала лишь всплеск ненависти с их стороны. Но «Розыск» усердно читался и не старообрядцами.

Димитрия можно назвать писателем. Полное собрание его сочинений насчитывало бы томов сорок. Писательство - не сочинительство! - было для него ежедневным, нелегким, профессиональным трудом. В его письмах попадаются подчас фразы, на первый взгляд легковесные - когда он напоминает знакомому об утерянном житии пророка Михея, то пишет: «Где святый Михей скрился? А мы его ищем, отца Феолога вопрошаем». Это фамильярность специалиста, который благоговеет перед пророком. И совсем современно звучит просьба к тому же Феологу - доброму знакомому, сотруднику Московского Печатного двора:

«Попроси чаю не великое: в Ростове несть, где взять, а надобно временем». За этой просьбой - «деннонощная», как говорил Димитрий, работа, когда чашка чаю разгоняла усталость. Не по-епископски Димитрий уснащает свои частные письма латинскими цитатами из Ювенала, Вергилия, Марциала - пополам с библейскими, иронизирует над своей усталостью (предвещавшей, кстати, скорую смерть): «И очища не по-прежнему глядят, и ручище пишущее дрожит».

Писательство было для Димитрия служением Богу, Церкви, людям: «Моему сану надлежит слово Божие проповедати не точию языком, но и пишущею рукою». Между прочим, в 1686 году Димитрий переписал послание иерусалимского патриарха в Москву, осуждавшее украинских богословов, так как «довольна бо есть православная вера ко спасению, и не подобает верным прелыцатися через философию и суетную прелесть». Димитрий не был согласен с патриархом.

Он говорил: «Несмь благонравен, но злонравен, обычаев худых исполнен» - но следующим пороком называл: «В разуме далече отстою от разумных». И он просил у отца Феолога молитв не только о спасении души, а о творчестве своем, чтобы молитвы помогли «в спасении моем безнадежном и в предстоящем мне книжном деле». Понуждая друга - митрополита Стефана - к изданию проповедей, Димитрий писал: «Хотя и труд множайший употребится, но и воздаяние немало от Бога уготовится». Сам Димитрий молился: «Господь да просветит мою тьму и изыдет честное от недостойного».

Димитрий сознавал, что главный труд его - жития святых. Когда книга была окончена и святитель взялся за «Летописец», он писал: «Довлеет нашему брату жития святых, написанные зрети, их же совершения способи нас Бог». Здесь слышится и восхищение перед источником своего вдохновения, и грусть. Он продолжал писать, но «Летописец», как он признавался Феологу, был начат «от скуки». Кстати, письмо Димитрия, где речь идет о «Летописце»,- великолепный образчик его уникального языка, соединившего четыре наречия - от украинского до латыни:

«Знаю: в книгописательстве иное быть историком, иное толкователем, иное нравоучителем. Однако же я, грешный, все это смешал, как горох с капустой, желая иметь книжицу оную наподобие примечаний и черновиков, дабы иногда к проповеди что годилось».

Кончая «Розыск», Димитрий вновь поминает скуку - «наскучило о расколе». Много сочинений, кроме Житий, было им написано, много издано - но Жития остались заветным детищем. После них ремесло литератора казалось пресным - Димитрию, не читателям, которые в сотнях экземплярах переписывали его неизданные сочинения. И если он продолжал литературные труды, то именно потому, что видел в них свое оправдание: «Не с таким усилием намерих писать, чтоб скоро книгу совершить, но токмо, чтобы не в праздности быть и не туне бы хлеб ясти, а совершение - як Бог устроит». «Что-нибудь в славу Божию делать долженствуем, да час смертный не в праздности нас застанет».

Димитрий не похож на типичный образец потому, что писательство не скрыло, а выявило неповторимый его характер. Между тем образы древнерусских святых, как правило, скрыты житиями, словно окладами - искусными, холодными и стандартными. Лицо Димитрия - неповторимое, живое. Мягкий юмор, подчас с горчинкой, отличал его. Времена были тяжелые, он принимал эту тяжесть, говоря, что «ветвь под тяжестию всегда пл-дотворит», но в письме другу в Вильно шутил невесело: «В том разве одном различествуем мы между собою, что нам беда от своих, а вашему преподобию от чуждых». Будучи архипастырем, Димитрий предпочитал именовать себя «архигрешником».

Смирение Димитрия было поиском мира. Ради мира церковного он, не отрекаясь от почитания Непорочного зачатия или своего мнения о времени совершения евхаристии (совпадавшего с католическим), молчал о них. Ради мира- он молчал, когда Петр I отбирал владения Церкви - хотя для себя и близких друзей составил обличающую такое «преобразование» историческую справку. Димитрий вообще умел обходиться с «мирскими». Он, с сомнением спрашивавший у Яворского - не на молоке ли сделаны присланные в подарок «немецкие сухарики», можно ли их есть постом - писал ярославскому воеводе Воронцову, благодаря за хорошее отношение к учителям: «Челом бьем твоей милости за водку, пили мы за здравие твое и благодарствуем».

Ростовцы запомнили необычную, на западный лад, молитву святителя: по три часа лежа перед распятием, распростершись крестом. В первую неделю великого поста и в Страстную он ел один раз - в четверг. Более всего, однако, ростовского летописца поразил другой подвиг Димитрия, когда митрополит за сутки прошел от Ростова до Ярославля (больше полусотни километров), отслужил обедню и тут же пешком вернулся в Ростов. Ему было тогда 57 лет.

Димитрий предупреждал: «Не дивно дебелому плоти угоднику с толстым брюхом не втиснутися в тесная врата небесная, то дивно и жалостно, яко изсушивый плоть свою многим воздержанием, едва кожу токмо на костех имея, не втиснется, не внидет во небесныя врата». Гордыня - опаснее обжорства. Лучше всего, может быть, звучание веры Димитрия передает не проповедь, а одно из писем: «Христос, чаю, забился в чуланчик сердца Феологова,- пишет он другу,- и почивает на одре боголюбезных мыслей его, а отец Феолог ему рад, потчует его вином умиления. Попроси Его, чтоб и меня посетил, ибо немоществую. Не забудьте меня, егда молитвы к Богу простираете и егда чарку водки полную испиваете, аз же вас такожде не забуду».

Средневековые составители (и читатели) житий полагали, что святой всегда знает время своей кончины, и соответственно описывали их последние дни. Когда писалось житие Димитрия, и ему было приписано такое знание о часе кончины. Но сохранилось письмо, написанное накануне преставления - 27 октября 1709 года. Это письмо старика, уже оставляющего земные - в том числе литературные - хлопоты: «Катехизис еретический приняв, посмотрел и паки послах к вам. Видел я его давно, когда еще в Литве бех, токмо творцов его позабыл. Недосужно мне о нем упражнятися, дал бы Бог коего иного охотника».

Это письмо больного старика, не скрывающего немощи, но покрывающего болезнь шуткой: «Аз же изнемогаю... Прежде бывало мое здравие пополам: полуздрав и полунедужен. А ныне недугование превозмогает, и едва доля здравия остается, обаче будто мужаюся и движуся о Господе моем, в Его же руку живот мой».

Это письмо администратора и литератора, не имеющего ни покоя, ни сил: «Дела ныне никакого не делаю: до чего не примусь, все из рук падает; дни мне стали темны, очи мало видят, в нощи свет свещный мало способствует, паче же вредит, егда долго в письмо смотрюся, а недугование заставляет лежать да стонать». В этом письме нет предсказания о часе смерти, есть даже прямое незнание о том, но тем искреннее звучат слова веры: «В таковом моем нездравом здравии на вем, что чаяти, живот или смерть - в том воля Господня да будет. На смерть не готов, обаче по воле и по велению Господню должен готов быти».

В этот день Димитрий посетил постриженную им в монахини Варсонофию Козицкую - кормилицу царевича Алексея. Вечером он, чтобы облегчить кашель, стал ходить по келье - двое слуг поддерживали его. Позвал к себе певчих и, прислонясь к горячей печи левой стороной груди, где болело сердце, слушал, как они пели сочиненные им самим песни - «канты», молитвы Иисусу:

Иисусе мой Прелюбезный, сердцу сладосте, Едина в скорбях утеха, моя радосте. Рцы души моей: Твое есмь Аз спасение, Очищение грехов, в рай вселение...

Вскоре Димитрий отпустил певчих, задержал только любимого помощника - певчего и писаря - Савву Яковлева и стал рассказывать ему о своей юности, о своем пути. Уже отпуская, благословив, поклонился юноше почти до земли и поблагодарил за труды по переписке своих сочинений. Тот смутился. Димитрий, повторив: «Благодарю тя, чадо!» - вернулся в келью. Уходя, Савва заплакал.

На следующее утро - 28 октября - вошедшие в келью нашли Димитрия уже мертвым. Он скончался во время молитвы, на коленях.

Дни памяти : 23 мая (Ростов ), 19 июля, 21cентября / 4 октября (Обретение мощей ), 28 октября / 10 ноября

Димитрий Ростовский, святой, митрополит (12.1651 — 28.10.1709), автор Четьих-Миней — 12-томного свода житий святых, охватывающего весь годовой круг. Этому делу он посвятил более двадцати лет, начав его в колыбели русской святости — Киеве и продолжая до конца своих дней. Родился святой на Киевщине в семье казачьего сотника. Получив классическое образование, он в 1668 принял монашество и скоро прославился, проповедуя слово Божие в различных местах Украины, Литвы и Беларуси. Затем настоятельствовал поочередно в нескольких монастырях, одновременно работая над Четьями-Минеями. В 1701 указом Петра I вызван в Москву для архиерейской хиротонии и назначен на Ростовскую кафедру. Там ему пришлось заботиться об устройстве церковного благочиния, воспитании юношества и врачевании старообрядческого раскола. Жизнь святителя была образцом поста, молитвы и милосердия. Административные заботы и монашеское делание удивительным образом сочетались с его напряженным литературным трудом. Свт. Димитрий оставил несколько томов своих сочинений: летопись библейской истории, сказание о чудесах Черниговской-Ильинской иконы Богоматери, каталог российских митрополитов, обличительные и поучительные наставления, пастырские послания, духовные песнопения, проповеди, дневниковые записи, пьесы, в которых поколения русских богословов и священнослужителей черпают духовные силы для творчества и молитвы. В 1752 было обретено нетленное тело свт. Димитрия, а в 1757 великий составитель житий был причислен к лику святых.

(С. Перевезенцев)

(информация с сайта XPOHOC)

Святитель Димитрий Ростовский , )

Димитрий Ростовский (до принятия монашества Даниил Савич Туптало; 1651-1709) - церковный писатель и проповедник. Родился под Киевом в семье казацкого сотника, в 1668 году принял монашество; в 1702 году Петр I назначил Д.Р. митрополитом в Ростов; здесь он основал первую в России духовную семинарию с преподаванием греческого и латинского языков. Главный труд Д.Р. - «Минеи-Четьи» (1689-1705) - жития святых, расположенные по дням их памяти. В основу этого многотомного сочинения положены «Четьи-Минеи» митрополита Макария с прибавлением материала из русских «Прологов», «Патериков», западных латинских и польских источников. Д.Р. написал также «Руно орошенное» (1680), «Розыск о раскольничьей брынской вере» (1709) - сочинение направленное против раскола, и ряд проповедей. Его нападки на невежество священников, корыстолюбие, «гордость» и «немилосердие» богатых вельмож, защита бедных носили абстрактно-отвлеченный характер. Витиеватый, риторический стиль проповедей Д.Р. стал классическим образцом церковного ораторского искусства. Д.Р. принадлежат также драматические произведения «Комедия на день Рождества Христова», «Комедия на Успение Богородицы» и др.

Краткая литературная энциклопедия в 9-ти томах. Государственное научное издательство «Советская энциклопедия», т.2, М., 1964.

Жития Святых. Издание XVIII в.

Димитрий Ростовский (в миру Даниил Саввич Туптало), митрополит Ростовский и Ярославский (12.1651—28.10.1709), проповедник и писатель, православный святой. Родился в с. Макарово на р. Ловиче. Его отец Савва Григорьевич, казачий сотник, затем постригся в монахи, прожил 103 года. Мать — Марья Михайловна. Даниил в 1662 поступил в Киево-Могилянскую академию. 9 июля 1668 еще юношей принял монашеский постриг в Киевском Кирилловском монастыре под именем Димитрия и связал всю свою жизнь со служением Церкви. С 1675 по 1700 Димитрий был игуменом и проповедником в различных монастырях на Украине, в Вильне, в Минской губ. В февр. 1701 приехал в Москву и был назначен на Сибирскую митрополию в Тобольске. Но из-за болезни не смог выехать в Сибирь. Петр I, лично знавший Димитрия, заботясь о его здоровье, отменил указ. В 1702 Димитрий был назначен митрополитом Ростовским и Ярославским.

Большое значение в своей деятельности Димитрий Ростовский придавал просветительству. Многие современники отмечали его талант проповедника. Будучи митрополитом, открыл в Ростове общеобразовательную или, как он сам называл, «грамматическую» школу, в которой обучалось 200 чел. Сам святитель был очень образованным человеком, знал иностранные языки, имел большую библиотеку — 288 книг, из которых 173 — на латинском и греческом языках, 96 — на церковнославянском, 12 — на польском, 7 — многоязычные.

В 1684, находясь в Киево-Печерской лавре, Димитрий Ростовский принял на себя послушание — составление Четий Миней, т.е. сборника житий, расписанных по дням богослужений.

Четьи-Минеи свт. Димитрия Ростовского. Издание Киево-Печерской Лавры. 1695 год. ГМЗРК.

Именно этот труд, которому Димитрий Ростовский отдал почти 20 лет жизни, и прославил его имя. При составлении Четий Миней Димитрий Ростовский использовал как русские, так и латинские, греческие, польские источники. Он не просто переписывал известные ему жития, но зачастую, на основе разнообразных вариантов, писал свой вариант. Поэтому многие жития, вошедшие в его Четии Минеи, могут считаться оригинальными. Первая часть Миней была издана в 1689. Затем уже после смерти святителя, в 1711—16, вышло 2-е издание Миней в 3 частях. Далее труд Димитрия Ростовского издавался еще несколько раз. Четии Минеи Димитрия Ростовского до сих пор остаются одним из самых читаемых отечественных агиографических сочинений.

Перу Димитрия Ростовского принадлежат много проповедей, драматические произведения, стихи. Особое место занимает противостароверское сочинение «Розыск о раскольничей брынской вере» (написан в 1709, издан полностью в 1745, отдельные главы издавались в 1714 и 1717). Этот трактат состоит из 3 частей, в которых автор стремится подробно и доходчиво объяснить происхождение раскола, а также резко выступает против сторонников старообрядчества.

В 1752 вскрытие его гробницы показало, что мощи святителя остались нетленными. В 1757 Димитрий Ростовский был канонизирован. Сейчас рака с мощами святителя хранится в Успенском соборе Ростовского Кремля. Дни памяти: 21 сент. (4 окт.) и 28 окт. (10 нояб.).

С. Перевезенцев

Из истории Зачатейского-Яковлевского монастыря

XVIII век отмечен в истории Зачатейского-Яковлевского монастыря знаменательными событиями, последствия которых круто изменили судьбу обители. Они связаны с именем Ростовского митрополита Димитрия. В 1709 году он, по собственному завещанию, был похоронен в Зачатиевской церкви Яковлевского монастыря, через 43 года последовало обретение нетленных мощей владыки и вскоре Димитрий Ростовский был канонизирован к общерусскому почитанию.

Яковлевский монастырь, как место упокоения святителя Димитрия, стал хранителем великой святыни - мощей новоявленного Российского чудотворца, благодаря чему обитель достигла славы и благосостояния. Св. Димитрий - просвещенный и деятельный церковный иерарх, соответствуя идеалу человека эпохи Просвещения, прославил свое имя как пастырь и проповедник, автор многих духовных произведений. Он был одним из тех "людей милости, которых праведные дела не забываются" (Сир. 44, 9).

Мирское имя Димитрия - Даниил Туптало. Он родился в декабре 1651 г. в местечке Макарове Киевской губернии. Семнадцатилетним принял монашество в Киевском Кирилловском монастыре. Димитрий в совершенстве владел даром слова, не случайно церковь впоследствии назвала его "Российским Златоустом". В возрасте 25 лет он читал проповеди в кафедральном соборе Чернигова. Многие годы являлся проповедником и настоятелем различных монастырей Малороссии. Был известен благочестием и ученостью.

В 1684 г. по поручению старцев Киево-Печерской лавры Димитрий приступает к написанию Четьих-Миней - свода жития святых, расположенных в соответствии с годичным кругом богослужения и предназначенных для чтения в течении года. При составлении этой агиографической энциклопедии Димитрий собирал, дополнял, исправлял, писал жития и поучения, используя славянские, греческие и латинские источники. Этому труду Димитрий посвятил 20 лет своей жизни, завершил Четьи-Минеи в 1705 г. в Ростове Великом. 4 января 1702 г. указом Петра 1 святитель Димитрий определяется на Ростовскую митрополию. 1 марта владыка прибыл в Ростов. Остановившись в Яковлевском монастыре и совершив моление в Зачатиевской церкви, Димитрий указал в юго-западном углу этого храма место для своего погребения, произнеся "се покой мой, зде вселюся во век века".

Следует отметить, что традиционным местом захоронения епархиальных владык служит кафедральный храм. Так, Ростовский Успенский собор является некрополем архиереев, возглавлявших Ростовскую кафедру, среди которых - чудотворцы - святители; Леонтий, Исайя, Игнатий, Феодор. Вопреки традиции, святитель Димитрий избрал местом своего упокоения приписной к Архиерейскому дому, удаленный от центра города монастырь, в храме, в котором покоились мощи святителя Иакова, гонимого при жизни и прославленного после смерти Ростовского чудотворца.

Семь лет Димитрий возглавлял Ростовскую епархию. Будучи Ростовским митрополитом, он заботился о просвещении и нравственности своей паствы, боролся с невежеством и пьянством, расколом и ересями. В городе им было основано славяно-греческое училище с преподаванием греческого. На содержание этого учебного заведения, устроенного при Архиерейском доме, митрополит Димитрий жертвовал свои скудные сбережения.

В 1709 году, в ночь на 28 октября, спустя день после своего тезоименитства, митрополит Димитрий скончался. Три удара 2000-пудового колокола соборной звонницы возвестили жителям Ростова о кончине владыки. После отпевания в Успенском соборе, тело Димитрия до 25 ноября находилось в Спасской церкви, похороны задерживались в связи с ожиданием проезда Стефана Яворского, митрополита Рязанского, экзарха и блюстителя патриаршего престола. Будучи другом Ростовского митрополита, Он, еще при жизни Димитрия, обещал отпеть и похоронить его.

Настоятели Ростовских монастырей, соборные священники и многие из горожан склонялись к тому, что местом погребения митрополита Димитрия должен стать Успенский собор. Однако, Стефан Яворский настоял на исполнении желания Димитрия быть похороненным в Яковлевском монастыре, о чем свидетельствовало собственноручное завещание митрополита. Из монастырского приказа было предписано устроить в юго-западном углу Зачатиевской церкви Яковлевского монастыря каменный склеп, сделать каменный гроб, но, вместо этого, в могиле был сооружен лишь деревянный сруб. Деревянный гроб Димитрия был устлан черновиками его незаконченных произведений. В день погребения, 25 ноября, Стефан Яворский совершил в соборе чин отпевания, после чего тело Димитрия было перенесено в Яковлевский монастырь и предано земле в соборном храме обители. Над местом погребения установили деревянную гробницу.

Между тем, жизнь в Яковлевском монастыре шла своим чередом. К началу XVIII века обитель имела собственную вотчину - 36 человек, живших в подмонастырской слободке и исправлявших различные монастырские работы. В 1723 г. хозяйство монастыря упрочилось - к обители были приписаны вотчины упраздненных Ростовских монастырей - Андреевского посадского и Никольского на Бою. Первая включала в себя село Сельцо и деревню Борисовское и имела 169 душ, вторая состояла из села Никольское и деревни Костенчуговой и насчитывала 236 душ.

Упрочив материальное благосостояние, Яковлевский монастырь начал каменное строительство в 1725г., к единственной церкви обители - Троицкому собору с северной стороны был Пристроен придел, освященный в память первосозданного святым Иаковом храма, в честь Зачатия св. Анны. Через два десятилетия, в 1754 г., по указу Ростовского митрополита Арсения Мациевича Троицкая церковь была переименована в Зачатиевскую, а новоустроенный придел получил имя св. Иакова Ростовского. Таким образом, главному монастырскому храму было возвращено его первоначальное наименование, а придельный храм посвящался основателю монастыря. По-видимому, это был первый престол, освященный в честь св. Иакова Ростовского.

В 1746 г., 6 июня, из Ростовской Духовной Консистории в Яковлевский монастырь был прислан указ об учреждении в монастыре общей трапезы, из чего следует, что до тех пор в обители действовал необщежительный устав. В донесении, которое архимандрит Павел в 1765 г. подал в Синод, содержится краткое описание монастыря. Используя этот документ, можно воспроизвести облик Яковлевской обители в середине XVIII века. Монастырь ограждали деревянные, крытые тесом, стены. В ограде были устроены 4 больших и 3 малых ворот. Святые врата, находившиеся в восточной части ограды, украшала роспись, остальные ворота, располагавшиеся с северной, западной и южной сторон, имели рядом маленькие калитки. В 1757 г. началось сооружение каменной ограды с восточной стороны, но это строительство, совершаемое с большими затруднениями, вскоре было остановлено императорским указом. Смысловой и архитектурной доминантой монастырского ансамбля являлась каменная пятиглавая церковь Зачатия св. Анны с придельным храмом св. Иакова, увенчанным единственной главой. Церковь и придел были крыты тесом, главы - деревянные. При церкви Зачатия с западной стороны находилась каменная паперть. К северной стене храма, близ западного угла была пристроена каменная шатровая трехъярусная колокольня, на которой находилось 6 колоколов. Пол Зачатиевской церкви был выстлан чугунными плитами, стены храма расписаны фресками, Уникальная роспись алтарной преграды к середине XVIII века уже была закрыта резным деревянным иконостасом, в котором в 1757 г. насчитывалось 50 икон. В период между 1752-1757 годами за пределами монастырской ограды, с западной стороны для приезда богомольцев был построен деревянный гостиный двор.

В 1752 году в юго-западном углу Троицкого храма, над могилой митрополита Димитрия осел чугунный пол. Потребовался ремонт, на который 21 сентября дал разрешение митрополит Арсений. После снятия плит и удаления земли и щебня открылся поврежденный бревенчатый сруб и деревянный гроб митрополита Димитрия, в коем были обретены мощи святителя. Митрополит Арсений, получив донесение об этом, прибыл в монастырь и освидетельствовал мощи, облачение и гроб. Для временного хранения обретенных мощей на прежнем месте была устроена каменная гробница. Обо всем происшедшем митрополит Арсений донес в Синод.

Молва о новообретенных мощах Димитрия Ростовского распространялась по России. В Ростове при мощах Димитрия совершались чудотворения. Кроме того, во многих местах России исцеления происходили именем Димитрия; по молитве к нему . Слава новоявленного Чудотворца росла, вера в него крепла. Несмотря на это, официальная канонизация произошла лишь через 4 с половиной года после обретения мощей. Нетленность мощей и истинность исцелений, происходивших при обращении к Димитрию, проверялись и перепроверялись. Так, императорским повелением в Ростов Великий был прислан синодальный прапорщик Ф.И. Баранов для сбора сведений о совершенных при мощах исцелениях. Указом Синода в Яковлевский монастырь прибыли Суздальский митрополит Сильвестр и архимандрит Московского Симонова монастыря Гавриил для вторичного освидетельствования мощей Димитрия. Наконец, 1 апреля 1757 г., в первый день Пасхи, мощи святителя Димитрия были оглашены совершенно святыми , а день их обретения - 21 сентября, также, как и день кончины владыки - 28 октября, назначались днями празднования святому Димитрию Ростовскому. Службу, посвященную св. Димитрию, Синод поручил составить Амвросию, епископу Переяславскому. Житие святителя написал Ростовский митрополит Арсений.

По свидетельству Е.Е. Голубинского, митрополит Димитрий явился первым святым, канонизированным к общерусскому почитанию в синодальный период. Более того, прославление Димитрия Ростовского оказалось единственной общерусской канонизацией на протяжении всего XVIII столетия. Императрица Елизавета Петровна пожаловала св. Димитрию серебряную раку и облачение из золотой парчи. В торжествах, происходивших в Ростове в 1763 г. по случаю переложения мощей св. Димитрия в новую раку присутствовала Екатерина II. 23 мая Императрица со свитой пешком пришла в Ростов . В церемонии переложения мощей участвовали виднейшие русские иерархи того времени: Димитрий, митрополит Новгородский; Гавриил, архиепископ Санкт-Петербургский; Амвросий, епископ Крутицкий; архимандрит Троице-Сергиевой лавры Лаврентий; духовник Императрицы протопресвитер Иаков; а также четыре архимандрита: Спасо-Яковлевского монастыря - Тихон, Богоявленского-Ростовского - Иосиф, Борисоглебского-Ростовского - Амвросий, Спасо-Песоцкого-Ростовского - Иосиф. 24 мая Яковлевский монастырь посетила Екатерина II. Государыня присутствовала на литургии и на всенощном бдении.

На утро следующего дня был назначен крестный ход из Успенского собора в Яковлевский монастырь. Шествие сопровождалось большим стечением народа. В обители, перед литургией, мощи св. Димитрия были обнесены вокруг Зачатиевской церкви и положены в серебряную раку, установленную на месте погребения святителя - в юго-западном углу храма. Императрица Екатерина II пожертвовала в монастырь 3000 руб., из которых 1 тысяча предназначалась настоятелю и братии. 31 мая, проездом из Ярославля в Москву, Екатерина II еще раз посетила Яковлевский монастырь для поклонения святителям Иакову и Димитрию.

Итак, в середине XVIII века святыни Яковлевской обители умножились. Теперь, помимо, скрытых под спудом мощей основателя монастыря епископа Иакова, монастырь освящали мощи его сопрестольника - митрополита Димитрия. Канонизация и прославление св. Димитрия Ростовского обусловили расцвет Яковлевской обители, открыли новый, наиболее яркий период в истории этого монастыря.

Материал подготовлен с использованием статьи А. Виденеевой

Дмитрий Ростовский (в миру Туптало Даниил Саввич) (дек. 1651—28.10 1709), святитель, митрополит Ростовский, духовный писатель, религиозный мыслитель, канонизирован в 1757. Родился в г. Макарове в Малороссии, в семье казака. Образование Дмитрий Ростовский получил в киевской братской школе, а в 1668, следуя своей наклонности к созерцательной, тихой жизни, принял монашество в Кирилловском монастыре; в 1669 его посвятили во иеродиаконы, а в 1675, вызванный в Чернигов, он был посвящен в иеромонаха и назначен проповедником при кафедральном Успенском соборе. Слава его, как проповедника, быстро распространилась, и его стали приглашать с этой целью мирские и духовные власти к себе. Т. о. он объездил всю Малороссию, Великороссию и познакомился с нравами и обычаями ее, побывал в Литве, познакомившись с польской жизнью, с римским католичеством. В борьбе между Москвою и Малороссиею Дмитрий Ростовский принял сторону первой, чем обратил на себя внимание духовной власти. В 1681 был игуменом Максановского монастыря, а через год переведен в том же сане в Батуринский монастырь, но в 1683 переселился в Киево-Печерскую лавру, привлекшую его своей прекрасной научной библиотекой, и начал с 1684 свой многолетний труд — составление Четьих-Миней. В 1692 работа его была прервана: его снова назначили в игумены Батуринского монастыря, позднее переводился в Глуховский, Кирилловский и наконец в сане архимандрита в Елецкий монастырь в Чернигове. В 1700 его, было, назначили митрополитом Тобольским, но Дмитрий Ростовский отказался, мотивируя это слабым здоровьем и желанием закончить свой труд, тогда он был назначен митрополитом Ростовским, и к его литературной деятельности присоединилась и административная, которую он исполнял с большой заботой и тактом. Главным его делом было радение о просвещении не только духовенства, но и детей их, с каковой целью заставлял посещать их духовные школы, привлекая всячески и прекрасной постановкой преподавания, и разумными, культурными способами просвещения, как напр., произнесение проповедей, речей, разыгрывание театральных пьес и диалогов. Из трудов митр. Дмитрия Ростовского замечательны, во-первых, Четьи-Минеи, над которыми он работал в 1685—1705, имея источники не только русские, но много латинских и греческих. Вторым капитальным трудом является «Летопись келейная», представляющая связное изложение событий библейской истории, с нравственно-поучительной целью. В бытность свою митрополитом в Ростове, Дмитрий Ростовский часто объезжал свою епархию и встречался здесь с раскольниками, которых он хотел обратить в Православную веру; с этой целью и написал третий большой труд: «Розыск о раскольнической брынской вере».

Из др. трудов его: «Руно орошенное, или сказание о чудесах черниговской Ильинской иконы Богоматери»; «Рассуждение об образе Божии и подобии в человеце», «Диарии», т. е. дневные записки; «Каталог российских митрополитов»; «Краткий мартиролог, остановленный на одном сентябре»; краткие наставления, молитвы, послания пастырские, духовные песнопения, размышления о страданиях Христовых и т. п. Особенное значение имели еще проповеди Дмитрия Ростовского, в которых сквозит одна тема: «Любовь выше всего» и одно желание: сделать людей лучше, добрее. Особенно замечателен свт. Дмитрий как борец с расколом. Его «Розыск о раскольнической брынской вере», изданный впервые после его смерти в 1745, состоит из трех частей: в первой доказывается, что «вера раскольников не права», во второй, что «учение их душевредно» и в третьей — что «дела их не богоугодны». Вследствие такого деления становятся ясными: причины появления раскола, различные его разветвления, главные пункты учения, с разбором оснований последнего, а также нравственная и бытовая жизнь раскольников, а некоторые главы этого труда могли бы быть направлены собственно против сектантов мистического и рационалистического характера — против хлыстов и позднейших молокан, но никак не против раскольников-старообрядцев. Но митр. Дмитрий не ограничился в борьбе с раскольниками одним «Розыском», известны его проповеди по этому вопросу, т. к. он понимал значение слова Божия как орудия борьбы. Из этих проповедей известны: «Слово о вере и о четвероконечном кресте», «Слово на воздвижение честного и животворящего креста», «Слово к препростому народу»; все они отличаются простым удобопонятным для народа языком и направлены на расколоучителей, которые совращают своими учениями простодушный и доверчивый народ и хулят Церковь, ее таинства и обряды. Как современник Петра I, Дмитрий Ростовский был его истинным сподвижником и помощником, приняв также участие в его постановлениях об усах и бороде, написав с этой целью трактат под заглавием: «Рассуждение об образе Божии и подобии в человеце».

Свт. Дмитрий был человеком широко образованным. Его учение призывает к добродетели, прививая любовь к Богу и к ближнему, самоотречение, смирение, благодушие. Это — традиционное русское религиозное учение, которым жил русский народ. «Христианский человек, — учит свт. Дмитрий, — должен по силе своей заботиться, чтобы с Божьей помощью день ото дня и час от часа приходить к совершенству в добрых делах» (Поучение в четверг 20-й недели по Святом Духе). Совершенство достигается, гл. обр., любовью. Через эту добродетель мы можем соединиться с Богом. «Как же? А вот как: любить нужно то, что Бог любит, и никогда не любить того, чего Бог не любит; делать то, что Богу угодно, и старательно избегать того, что не угодно Богу» (Поучение в 6-ю неделю по Пасхе).

Свт. Дмитрий допускает разные ступени добродетельного совершенства. В зависимости от побудительных причин он различает добродетель заинтересованную, рабскую и сыновнюю. «Работающий Богу ради царствия небесного состоит как бы в чине наемника, работает как бы за плату, чтобы в награду получить царство небесное; работающий Богу из страха мучений — состоит в чине раба, который творит доброе, страшась, что будет наказан; работающий Богу ради самой любви Божией — состоит в чине сына, который ни воздаяния не ищет, ни мук не боится, ибо совершенная любовь изгоняет страх вон, любит же Отца ради самой любви к Отцу и ни в чем не преступает Его воли». «Та есть истинная от всего сердца любовь, которая любит кого-либо не для себя, то есть не для своей какой-либо выгоды или прибыли, но ради самой любви; ради любимого она “не ищет своих си” (1 Кор. 13, 5). Иногда любят кого-либо потому только, что получают от него благодеяния, и если бы не получали, то и не любили бы. Иногда кто-либо делает вид, что любит господина своего и исполняет волю его, но сие только потому, что боится, чтобы тот, рассердившись, не наказал его чем-либо. Истинная же любовь ни “своих си не идет”, и не боится ничего: она одно только то имеет, что любит любимого» (Поучение в неделю 15-ю по Святом Духе). Свт. Дмитрий, однако, не отвергает любви, любящей Бога за ожидаемое воздаяние вечных благ, но не может признать ее совершенной. Итак, не всякая любовь совершенна и существуют разные ступени совершенства, но каждый может и должен стремиться к совершенству.

Призывая к служению апостолов, Христос в лице их призвал весь мир. Христианская жизнь не есть преимущество избранных или монахов: «Каждый человек христианский, рожденный водою и духом, должен быть духовным», даже мирянин, живущий в мире (Поучение на день св. Архистратига Михаила).

«Что есть совершенство?» Свт. Дмитрий никогда не занимался этим вопросом с научной или философской точки зрения, но, перечитывая его поучения и «Летопись» находим некоторые ответы на этот вопрос в связи с толкованием текстов из Книги Бытия. «Что есть совершенство? Совершенство есть то, о чем нельзя сказать, что ему недостает чего-либо. Не может дом быть назван совершенным, если в нем недостает покрова или если в нем будет недостроено что-либо иное… Не может человек назваться совершенным, если ему недостает руки или ноги, или какого-либо иного члена тела». Так точно и в жизни духовной, говорит он в «Руне орошенном»: тот, кто следует лишь одному завету Божьему и пренебрегает другими, — не совершенен. Заветы Божьи, как струны лиры: если в лире одна струна не хорошо настроена, мелодия не гармонична. Так и заветы Господни: если один не исполнен, все другие пропадают даром.

Совершенство — не во внешних проявлениях набожности или самобичевания, но в истинной любви к Богу и к ближнему. Праведные праотцы Авраам, Исаак и Иаков «так угодили Богу, что сделались даже друзьями Ему, безгрешному»… хотя «ни девства своего они не соблюдали, ни мир не отвергли, ни мук за Христа не терпели», у них «не было иного закона, кроме естественного: «Якоже хощете, да творят вам человецы, и вы творите им такожде» (Лк. 6, 31), иначе: что неприятно тебе, не делай другим». Праведные праотцы угодили Богу тем, «что при своей вере в Бога, какую имели, они не соделали, ни сказали, ни помыслили неправды».

В своем Слове на день памяти св. прав. Симеона Богоприимца свт. Дмитрий говорит, что «Симеон был праведен и благочестив».

Итак, «недостаточно праведнику быть только праведником, но подобает ему иметь и благочестие, ибо правда проявляется в отношении к ближним, а благочестие обнаруживается в отношении к Богу. Правда повелевает никого не обижать, благочестие же поучает усердно работать для Бога. Однако и то и другое столь же потребно человеку, как два глаза, две руки, две ноги или для птицы два крыла». В др. месте святитель учит, что одно лишь соблюдение всех заповедей недостаточно и что к этому надо прибавить «сохранение евангельских велений и советов». Приводя слова невесты из «Песни Песней»: «Вся плоды новые до ветхих соблюдох тих» (7, 13), свт. Дмитрий добавляет, что «ветхие и новые плоды мы можем понимать и так еще: ветхие плоды суть те добрые дела, которые повелены нам законом Божьим и которые мы всячески должны исполнять; новые же плоды суть те добрые дела, которые мы совершаем по нашему произволению сверх того, что повелено, как напр.: закон повелевает не желать никакой вещи своего ближнего, не отнимать и не похищать, а истинный христианин не жалеет для ближнего и своего собственного, проявляет щедрость и все дает; закон повелевает вести чистую жизнь, а истинный христианин не позволит даже и мысли нечистой быть в своем уме».

Это последнее рассуждение может быть неправильно растолковано, что якобы свт. Дмитрий лишь не советует согрешать помыслом. Но это не верно. В одном из поучений (4-я неделя по Святом Духе) он ясно объясняет: «Будут изгнаны из Царства Небесного те, кто… при телесной своей чистоте не приобрели чистоты душевной, — за то, что хотя тело и соблюли чистым, но душу свою осквернили грязными помыслами, в которых они с охотою услаждались и которых они не считали даже за грех», а затем добавляет, что «бес входит в душу того, кто осквернил ее нечистыми помыслами». Поскольку Христос отдал всего Себя за нас и щедро искупил наши грехи, мы, в свою очередь, тоже должны не только исполнять Его заповеди, но делать и более того. Это необходимо для каждого стремящегося к совершенству. Ведь одно соблюдение заповедей не есть совершенство, достойное похвалы от Бога, но только рабский долг, как говорит Христос: «Егда сотворите вся повеленная вам, глаголите, “яко раби непотребни есмы, яко еже должни бехом сотворити сотворихом” (Лк. 12, 10). Такие свободны от долга, но не славны заслугами: они избежали мук, но не получили венцов» (Поучение в четверг по 20-й неделе).

Свт. Дмитрий рассматривает христианское совершенство с разных сторон. Оно всегда представляется ему в соблюдении добродетелей и творении добрых дел.

Если Божественное совершенство является примером и причиной для совершенства человеческого, то можно сказать, что это последнее и есть подобие Божие. Имея в виду староверов, святитель настаивает, говоря, что образ и подобие Божие существуют не в теле, но в душе. Душа, будучи единой, обладает тройным свойством, по образу Святой Троицы — Божественного Естества в Трех Лицах: память — Бог Отец; разум — Бог Сын; проявление воли — Бог Дух Святой. Свт. Дмитрий различает подобие и образ. Первое заключается в подражании Божественному совершенству, подобие «крепостию, благостию, незлобием и т. п.» «Подобие Божие в ней (душе) созиждается в Крещении». Образ же Божий «есть и в душе неверного человека, но подобие имеется только в добродетельном христианине. И когда христианин совершает смертный грех, он лишается только подобия Божия, а не образа…» («Летопись»). Святитель особенно настаивает на подражании Богу в делах милосердия, любви и сострадания. Это подобие имеет степени, как и само совершенство человеческое. Итак, благочестивый мирянин «подобен» Богу, инок «богоугодный» «нарицается преподобный» (Поучение на память свт. Гурия, архиепископа Казанского), а Матерь Божия из всех людей Преподобнейшая.

В своей «Летописи», говоря о Лии и Рахили, двух женах Иакова, святитель Дмитрий рассуждает об уставе «трудолюбивого жития» и об «уставе умного зрения или богомыслия». Святитель Дмитрий очень ясен в своих рассуждениях. «Трудолюбивого жития устав заключается в том, чтобы трудиться ради ближних, промышлять о потребном для нищих и убогих в их скудости, от пота лица своего питать алчущих, одевать нагих, упокоевать странников, посещать узников и больных, погребать мертвых и делать все прочие дела милосердия, а также ради Бога носить усердно и труды налагаемого послушания. Умного же зрения или богомыслия устав заключается в том, чтобы от всякой молвы, от всех житейских попечений удалиться и прилепиться единому Богу, работать Ему в духе, углубляя в Него весь свой ум и все свои помышления.

«Для того, кто ищет спасения, оба сии устава столь же благопотребны, как каждому человеку необходимы два глаза и две руки. Можно и одним оком видеть, но двумя глазами лучше все видится; можно и одной рукой, если нет другой, делать что-либо, однако двумя руками лучше все делается. Подобным образом нужно разуметь и относительно обоих уставов, о которых идет речь, то есть о трудолюбивом и о богомысленном умозрении. Может, конечно, кто-либо искать спасения, положив в основу и один какой-либо устав, но лучше держаться обоих». Для свт. Дмитрия жизнь трудолюбивая не подчинена жизни созерцательной, но одна дополняет другую, как один глаз дополняет др.

Если сопоставить жизнь трудолюбивую и жизнь созерцательную, оценив каждую по ее заслугам, вторая окажется предпочтительней первой. Иаков любил Рахиль больше Лии. Свт. Дмитрий объясняет это, пользуясь классическим примером, взятым из Евангелия о Марфе и Марии («Летопись»). «Марфа трудится, а Мария, сидя у ног Иисусовых, внемлет Его словесам. Та соблюдала устав деяния, а эта (Мария) осуществляла устав умного созерцания; та была трудолюбива, а сия богомысленна. Поэтому той Господь сказал: “Марфо, Марфо, печешися и молвиши о мнозе” (Лк. 10, 41), а сию похвалил, говоря: “Мария же благую часть избра, яже не отнимется от нея”. Не уничижил и не отринул Господь и Марфы; не были для Него труды ее неприятными, так как она трудилась не ради кого-либо другого, но ради Него, чтобы угостить своего Господа знатною трапезою; однако Он Марию возвеличил более, нежели Марфу. Почему? Потому что Мария, отвергнув всякое попечение о внешнем, весь ум свой углубила в Бога, слушая словеса Божии; Марфа же, пренебрегши словом Божиим, служила одним только своим трудом. Посему и обличена была она Господом в излишнем попечении о житейском, ибо излишним является, хотя и в добром деле, тот труд, ради которого оставляется слово Божие, молитва и богомышление». Рассматриваемая отдельно, жизнь созерцательная превосходит жизнь трудолюбивую. Тем не менее, совершенный образ жизни — это тот, который соединяет в себе обе, иначе выражаясь: «единое добродетельное житие».

Каковы добродетели, которые святитель старается привить людям прежде всего и которые, по его мнению, являются наилучшим украшением души человека, ищущего своего спасения? Это — искренность и слияние слова с делом. Он строго порицает неискренность и притворство. Во имя своей любви к чистосердечию он часто в своих проповедях призывает ко вниманию во время молитвы и церковных богослужений. «Молитва без внимания есть как бы кадильница без огня и фимиама, светильник без елея, тело без души… Тот, кто желает, чтобы его молитва была угодна Богу, тот прежде всего должен сам в себе поучиться, как начать моление. Сирах советует: “Прежде молитвы уготови себе” (Сирах. 18, 23). Уготовать же себя значит прежде всего отложить всякие житейские попечения и отсечь все суетные помышления, а затем весь ум свой обратить к Богу, вперить в Него, предстать перед Ним со страхом благоговейно и честно, как тот, кто стоит перед земным царем… Ибо какая польза в той молитве, которая творится без внимания и разумения? В устах молитва, а в уме небогоугодные помышления; язык молится, а сердце прогневляет Того, к Кому молится» («Летопись»).

Свт. Дмитрий особенно настаивает на почитании и внимании к Таинству Евхаристии. Это почитание и поклонение обосновано на непоколебимой вере в присутствие и участие Духа Святого. Святитель требует от нас внешнего проявления этой веры нашим поведением, поучая нас держать себя, как если бы воочию мы предстояли перед Небесным Царем.

Хотя святитель призывает нас к соблюдению всех добродетелей, он при всяком удобном случае напоминает о тех, которые можно назвать «добродетелями Агнца», а именно: незлобие, смирение и терпение. Они характерны для русского благочестия. Их ошибочно называют «пассивными добродетелями», не отдавая себе отчета в том, сколько требуют они внутренней работы над собой.

Трудно человеку принимать с кротостью оскорбления, переносить терпеливо обиды, клевету и унижения. «Поистине горька эта чаша терпения, зато целебна… Чаша бедствий и скорбей, которую Божьим попущением наполняют нам недруги наши и велят ее пить — горька; но если мы ее выпьем ради любви к Богу, терпеливо и любя врагов наших, то она превратится для нас в вечную сладость и принесет душам нашим вечное здравие» (Поучение 2-е в неделю 19-ю). Мы можем победить врагов наших незлобием и терпением уже потому, что незлобие торжествует над злобой, а гл. обр. потому, что Бог помогает смиренному и кроткому. Кроткий человек — это агнец из видения ап. Иоанна (Апок. 5, 1—10): «Это агнец, обладающий силой льва».

Свт. Дмитрий ставил во главу жизни совершенной соблюдение добродетелей, самоотречение и смирение. В этом он только следовал таким великим учителям Церкви, как Василий Великий, Иоанн Златоуст, Федор Студит и святые, жизнь которых он сам описывал.

Отношение свт. Дмитрия к Страстям Христовым имело особенный характер. Страсти не были для него, среди всего прочего, предметом обычного поклонения. Вся его духовная жизнь протекала, росла и укреплялась под сенью Креста. Он говорил, что надо избегать грехов, ибо они возобновляют страдания Христа, пригвождая Его заново ко кресту, но что необходимо осуществлять добродетели, пример которых дает нам распятый Христос. Свт. Дмитрий любил, особенно по пятницам, размышлять о страданиях и смерти Спасителя. И, если случалось что-либо в пятницу, он рассматривал случившееся в соотношении со Страстями. Так записал он в своем дневнике 29 марта 1689: «Марта 29 дня, в святой и великий пяток спасительных Страстей, мать моя Мария Михайловна преставилась в девятом часу дня, в тот самый час, когда Спаситель наш, на кресте страждущий, за спасение наше, дух Свой Богу Отцу “в руце” предал… А и то за добрый знак спасения ее полагаю, что в тот же день и час, когда Христос разбойнику во время вольной Своей смерти рай отверз, тогда же и ее душе разлучиться от тела повелел» Также и в проповедях, произносимых по пятницам, святитель всегда говорил о Кресте. Как мы уже знаем из его жития, любил он лежать крестообразно простертым на земле в течение трех часов, вспоминая часы, проведенные Спасителем на кресте.

В своем первом сочинении «Руно орошенное» он рассказывает, как Богородица, стоя у креста, приняла ап. Иоанна как сына, и добавляет, что лишь тот достоин назваться сыном Божьей Матери, кто чист, кто Христов ученик и кто сам стоит у Креста. Что значит стоять у Креста, спрашивает он, и отвечает, что это значит всегда иметь перед духовными очами образ распятого Господа, сораспинаться Ему состраданием и «повседневным умерщвлением греховных страстей своих». «Всякий христианский благочестивый человек, — говорит он в своей прекрасной проповеди о женах мироносицах, — есть церковь Христа Бога нашего. В этой церкви есть и Крест. Им является всегдашнее памятование о страданиях Христовых».