Телешов, николай дмитриевич. Николай Дмитриевич Телешов: биография Произведение телешова
Николай Дмитриевич Телешов
(1867-1957). 1916
Источник: Полвека для книги 1866-1916, - М.: Типография Т-ва И.Д.Сытина, 1916
Автор неизвестен
Русский писатель Николай Дмитриевич Телешов родился в московской купеческой семье в 1867 году. Его предки были крепостными крестьянами Владимирской губернии, самостоятельно выкупившимися на волю. Николай рано приобщился к чтению и литературе. Ещё двенадцатилетним подростком в 1880 году он стал свидетелем грандиозных Пушкинских торжеств в Москве: торжественного открытия памятника поэту, выступлений Достоевского, Тургенева и др. Чуть раньше, в десять лет, в типографии И. Д. Сытина Николай познакомился с процессом возникновения книги. Со временем возникла потребность самому приобщиться к литературному процессу. Деловые связи и дружба с Сытиным будут сопровождать Николая всю жизнь. Позднее он получил неплохое образование в московской Практической коммерческой академии, которую окончил в 1884 году.
Вхождение в литературу
В этом же году в журнале «Радуга» он публикует своё первое стихотворение «Покинутая». В 1886 году Телешов принимает активное участие в подготовке сборника молодых поэтов «Искреннее слово». Первые его стихи носили на себе следы влияния Надсона, Фета, Никитина, Плещеева. Сборник этот не обратил на себя никакого внимания, но был первым опытом вхождения в литературную среду. Глубокая заинтересованность в литературном и творческом общении поможет Телешову впоследствии создать литературное объединение «Среда», а пока он публикуется в безвестных журналах «Семья», «Россия», в «Гражданине», князя Мещерского, «Детском чтении», Д. И. Тихомирова. Основная тема ранних рассказов - купеческий и мещанский быт («Петух», «Мещанская драма» «Дуэль», «Именины»). Ранние рассказы составили первый сборник «На тройках» (1895). Современники находили некоторое подражание Чехову в проблематике ранних произведений Телешова, закономерным было знакомство Телешова с Чеховым в 1888 году. Название сборнику дал очерк, опубликованный в 1893 году в консервативном журнале «Русское обозрение». Очерк был посвящён Ирбитской ярмарке и написан по впечатлениям своего родственника М. А. Корнилова. Интерес к окраинам России пробуждали в Телешове произведения Короленко и Мамина-Сибиряка. По совету Чехова в 1894 году Телешов предпринимает собственное длительное путешествие в Сибирь, результатом которого становится серия рассказов, посвящённых быту переселенцев (циклы «За Урал» (1897), «По Сибири» и «Переселенцы», рассказы «Нужда», «На ходу», «Самоходы», «Домой» и др.). Рассказы его отличали будничность сюжета, лишённого неожиданных поворотов в повествовании, внешне бесстрастная («чеховская») манера письма. Однако в своих рассказах-легендах писатель не скупится применять и фантастику, и иносказание, и символику образов.
На рубеже веков
Период с 1898 по 1903 год в биографии писателя был непростым: писалось трудно, не хотелось публиковать «пустяковину» и «тусклятину», выражаясь его собственными словами. К концу 90-х годов прекращается сотрудничество Телешова с консервативной прессой. Свои новые произведения он помещает в либеральных журналах «Мир Божий», «Русская мысль», «Журнал для всех», многочисленных сборниках и альманахах. К кругу знакомств писателя кроме А. П. Чехова, В. А. Гиляровского, И. А. Белоусова присоединяются братья Юлий и Иван Бунины, Н. Н. Златовратский, К. М. Станюкович, Д. Н. Мамин-Сибиряк , редакторы и сотрудники московских журналов. В 1899 году происходит знакомство в Нижнем Новгороде Телешова и Максима Горького. Горький заинтересовывается писательским кружком Телешова и рекомендует туда Леонида Андреева, Скитальца. К ним присоединяется Чириков, Вересаев, Куприн, Серафимович и некоторые другие литераторы. Поскольку собрания писателей устраивались на квартире у Телешова по средам, решено было назвать новое литературное объединение «Средами» Телешова. «Среды» продолжались с 1899 по 1916 год. Горький впервые прочитал здесь свою свою пьесу «На дне». Из произведений писателей кружка впоследствии были составлены сборники «Знание», «Слово» и «Нижегородский сборник».
Телешова Елена Андреевна
(1869-1943). 1890-е годы
Источник: Н.Д.Телешов, “Записки писателя”, Гослитиздат, 1948 г.
Автор неизвестен
Женой писателя становится Елена Андреевна Карзинкина (1869-1943), представительница известной купеческой династии. Благодаря ей на «Средах» бывают художники А. Я. Головин, К. К. Первухин, А. М. Васнецов, И. И. Левитан - Елена Андреевна окончила Московскую школу живописи, ваяния и зодчества, была ученицей Поленова, имела широкий круг знакомств среди художников. Впоследствии она стала иллюстратором произведений своего мужа. Ей писатель посвятил свои «Записки писателя».
На стародавнем Покровском бульваре, той его части, что устремилась косогором к Яузе, под номером 18 крепко стоит двухэтажный каменный дом удивительной судьбы. Ему добрых 200 лет, и он выстоял в потрясениях 1812, 1917, 1941 годов.
Приобретен же он был известным купцом Андреем Карзинкиным еще в 1815 году. Совладелец Большой Ярославской мануфактуры был представителем семьи российских меценатов. На свои средства Карзинкины воздвигли церковь Петра и Павла в Ярославле, а в Белокаменной построили «Большую Московскую гостиницу», которая в советское время вошла составной частью в новый корпус гостиницы «Москва», а ныне разобрана по кирпичику.
Откуда взялся Станиславский?
Добротный, красивый дом на Покровском бульваре вот уже более ста лет известен литературно-театральной общественности столицы как «Дом Телешова» , писателя-разночинца, организатора знаменитого литературного кружка начала XX в. – «Среда».
Тут проходили знаменитые «Телешовские среды», участниками которых выступил весь цвет литературной Москвы начала XX века: Л.Н.Андреев, К.Д.Бальмонт, В.Я.Брюсов, И.А.Бунин, А.С.Серафимович, В.В.Вересаев, А.М.Горький, А.И.Куприн и другие. Посещали собрания А.П.Чехов, Ф.И.Шаляпин, С.В.Рахманинов и многие другие литераторы, художники, артисты, драматурги.
Сам Николай Дмитриевич Телешов с начала двадцатых и до середины пятидесятых заведовал Музеем МХАТа. Жена Н. Телешова, Елена Андреевна, была дочерью Андрея Александровича Карзинкина и родилась в этом доме.
Все дети купца А. Карзинкина пошли по стезе искусства и науки. Елена Андреевна окончила Московское училище живописи, ваяния и зодчества, была любимой ученицей знаменитого художника Поленова, ее работы хранятся в Третьяковке. Софья, вторая дочь А. Карзинкина, серьезно занималась естествознанием. Сын Александр, старший научный сотрудник Исторического музея, крупнейший нумизмат, состоял членом Совета Третьяковской галереи...
Но традиция музыкально-театральных вечеров в этом доме зародилась еще по инициативе Карзинкина-старшего, скрипача-любителя. Его гостями бывали Александр Островский и Михаил Щепкин . Никому не известный купец Константин Алексеев – будущий Станиславский – впервые добился успеха именно здесь, на подмостках самодеятельной сцены в «Женитьбе» Гоголя.
Н. Д. Телешов и И. А. Бунин . 1910 ~ Леонид Андреев и Викентий Вересаев . 1912
Иван Алексеевич Бунин (1870-1953) ~ Антон Павлович Чехов (1860-1904)
Бальмонт Константин Дмитриевич (1867-1942) ~ Мамин-Сибиряк Дмитрий Наркисович (1852-1912)
Леонид Андреев (1871-1919) ~ Константин Сергееевич Станиславский (Алексеев) (1863-1938)
Литературные «Среды» в доме Телешова . 1902
Верхний ряд слева направо: Степан Скиталец, Федор Шаляпин, Евгений Чириков
Нижний ряд слева направо: Максим Горький, Леонид Андреев, Иван Бунин, Николай Телешов
Только сор не выноси!
Расцвет кружка литераторов в доме на Покровском приходится на период, когда Н. Д. и Е. А. Телешовы поженились и обосновались здесь на постоянное жительство. Кто только не участвовал в работе «Среды»: братья Бунины, Андреев, Скиталец, Чириков, Серафимович, Горький, Зайцев, Шмелев, Гиляровский, Белоусов, Гарин-Михайловский… Из старшего поколения собрания посещали Чехов, Мамин-Сибиряк, Боборыкин, Златовратский . Бывали Собинов, Лужский, братья Немировичи-Данченко. Максим Горький здесь читал свою пьесу «На дне». Когда в театре Корша была поставлена пьеса «Дети Ванюшина» (1901 г.) и вся Москва заговорила о ней, на «Средах», естественно, появился и сам ее автор, скромнейший Сергей Александрович Найденов (настоящая фамилия – Алексеев). И подобные посещения ярких представителей культуры были здесь регулярны. Многие писатели читали здесь свои произведения, которые бурно обсуждались членами кружка. При этом строго соблюдалось правило: говори все, что думаешь, не обижайся на критику, но и не выноси сор из избы. Приверженцев разных политических взглядов и литературных вкусов объединяло желание служить делу прогресса, распространению литературы. «Среда» организовала несколько выпусков товарищеских сборников, средства от которых шли на общественные нужды. Здесь же, на Покровском бульваре, зародилось горьковское товарищество «Знание».
Горький (Пешков) Алексей Максимович (1868-1936) ~ Куприн Александр Иванович (1870-1938)
А.М.Горький и С.Г.Скиталец (Петров) с гуслями
Два озорных великана
Нередко на «Среды» вместе с Горьким приезжал Федор Шаляпин . После литературных бесед и ужина он садился за рояль и, сам себе аккомпанируя, пел. Порой Шаляпину аккомпанировал Сергей Рахманинов . «Шаляпин поджигал Рахманинова, а Рахманинов задорил Шаляпина. И эти два великана, увлекая один другого, буквально творили чудеса. Это было уже не пение и не музыка в общепринятом значении – это был какой-то припадок вдохновения двух крупнейших артистов», – отмечал в своих «Записках писателя» Н. Телешов. Значение проходивших долгие годы литературных «Сред» заключалось не только в поисках новых имен, новых произведений и их популяризации, в этом доме невольно накапливались и хранились бесценные рукописи, письма, фотографии, переписка. Стены залов этого особняка увешаны картинами, рисунками, акварелями крупнейших художников России. Есть здесь и левитановские зарисовки – художник часто бывал в этом доме в последние годы жизни: он жил по соседству, болел, ему запрещалось много ходить, и путь до телешовского дома был единственно одолимым.
Квартира-музей Н. Д. Телешова (c) a_dedushkin
. 31.05.2009
Ещё одно интересное место, посещённое в день Музеев.
Экскурсию по музею вела милая дама - правнучка Николая Дмитриевича.
Наконец-то я выяснил, как правильно ставить ударение в фамилии писателя. ТелешОв. А вот сын его (по неизвестной для семьи причине) и, соответственно, последующие поколения - ТЕлешевы. Так что прав я всё же был: дом именно ТелешОва!
Квартира не просто музей - эта жилая квартира. Потомки Телешова здесь живут. Часть мебели, конечно, современная (главным образом диваны).
Квартира-музей Н. Д. Телешова
После недавней своей поездки в и найденных впоследствии о некогда находившейся там телешовской усадьбе «Озеро », обнаружила и в нашей домашней библиотеке, собиравшейся еще моим папой, типографский экземпляр Николая Телешова «Записки писателя». Государственное издательство Художественной литературы. Москва. 1953. Цена 8 р. 35 к.
С таким эпиграфом: "Посвящено памяти Елены Андреевны Телешовой, верного друга всей долгой жизни моей. Н. Телешов. 28 февраля 1943 года."
Мемуары иллюстрированы фотопортретами русских писателей, каждый из них действительно содержит личный дарственный автограф Телешову. Ему удалось получить дарственные надписи на портретах у Льва Толстого, Чехова, Короленко, Горького, Куприна, Бунина, Серафимовича, Вересаева, Белоусова, Скитальца, Леонида Андреева, Мамина-Сибиряка, Златовратского, Спиридона Дрожжина, Шаляпина и многих других.
Так как в сети «Записок» не нашлось, то вот некоторые выдержки, перепечатанные оттуда:
Воспоминания и рассказы о прошлом
Артисты и писатели. Шаляпин
Горький (1868-1936) и Шаляпин (1873-1938) ~ Сергей Васильевич Рахманинов (1873-1943)
«... Вспоминается один осенний вечер 1904 года, совершенно исключительный по впечатлению. Меня внезапно известили, что сегодня вечером у меня будут гости, и много гостей: приехал в Москву Горький, обещал приехать Шаляпин, будут петербуржцы и многие товарищи, которые все уже извещены и приедут. Действительно, к вечеру собралось немало народа. А Шаляпин, как только вошел, сейчас же заявил нам полушутливо:
- Братцы, петь до смерти хочется!
Он тут же позвонил по телефону и вызвал Сергея Васильевича Рахманинова и ему тоже сказал:
- Сережа! Возьми скорей лихача и скачи на "Среду". Петь до смерти хочется. Будем петь всю ночь!
Рахманинов вскоре приехал. Шаляпин не дал ему даже чаю напиться. Усадил за пианино - и началось нечто удивительное. Это было в самый разгар шаляпинской славы и силы. Он был в необычайном ударе и пел действительно без конца. Никаких чтений в этот вечер не было, да и быть не могло. Никогда и нигде не был он так обаятелен и прекрасен, как в этот вечер. Даже сам несколько раз говорил нам:
- Здесь меня слушайте, а не в театре!
Шаляпин поджигал Рахманинова, а Рахманинов задорил Шаляпина. И эти два великана, увлекая один другого, буквально творили чудеса. Это было уже не пение и не музыка в общепринятом значении - это был какой-то припадок вдохновения двух крупнейших артистов.
Рахманинов был тоже в это время выдающимся и любимым композитором. С молодых лет одобряемый Чайковским и много воспринявший от общения с Римским-Корсаковым, он считал, что в период дружбы и близости с Шаляпиным пережиты им самые сильные, глубокие и тонкие впечатления, принесшие ему огромную пользу.
Рахманинов умел прекрасно импровизировать, и когда Шаляпин отдыхал, он продолжал свои чудесные экспромты, а когда отдыхал Рахманинов, Шаляпин садился сам за клавиатуру и начинал петь русские народные песни. А затем они вновь соединялись, и необыкновенный концерт продолжался далеко за полночь. Тут были и самые знаменитые арии, и отрывки из опер, прославившие имя Шаляпина, и лирические романсы, и музыкальные шутки, и вдохновенная увлекательная Марсельеза...»
Ф.И.Шаляпин и С.В.Рахманинов , начало 1890-х годов ~ С.В.Рахманинов у рояля, начало 1900-х годов
«...Как сейчас вижу эту большую комнату, освещенную только одной висячей лампой над столом, за которым сидят наши товарищи и все глядят в одну сторону - туда, где за пианино видна черная спина Рахманинова и его гладкий стриженый затылок. Локти его быстро двигаются, тонкие длинные пальцы ударяют по клавишам. А у стены, лицом к нам, высокая стройная фигура Шаляпина. Он в высоких сапогах и в легкой черной поддевке, великолепно сшитой из тонкого трико. Одной рукой слегка облокотился на пианино; лицо вдохновенное, строгое; никакого следа нет от только что сказанной шутки; полное преображение. Ждет момента вступления. Преобразился в того, чью душу сейчас раскроет перед нами, и заставит всех чувствовать то, что сам чувствует, и понимать так, как сам понимает...»
Квартира-музей Н. Д. Телешова . На столе лежит тросточка И. Бунина.
«...Такого шаляпинского концерта, как был этот, экспромтный, мы никогда не слыхали. Я переслушал его, кажется, во всех операх, где он пел, присутствовал на многочисленных его концертах, но такого вдохновенного пения я не запомню. К сожалению, правдивы слова и полны глубокой грусти, что никогда и никакой рассказ о том, как исполнял артист, не восстановят его чарующие образы, - как никакой рассказ о солнце пламенного юга не поднимет температуру морозного дня...»
Н. Д. Телешов «Записки писателя»
Квартира-музей Н. Д. Телешова
Квартира-музей Н. Д. Телешова . Коллекция пёрышек Николая Дмитриевича.
Н. Телешов, "Записки писателя" , М., Гослитиздат, 1948. Цена 8 р. 35 к.
Н. Телешов. "Записки писателя" , М., Советский писатель, 1952. Цена в USD: 25.54
От издателя:
Прижизненное издание. Москва, 1952 год. Издательство "Советский писатель". Издательский переплет. Сохранность хорошая. С портретом автора.
"Записки писателя" - уникальный исторический и литературный документ, правдиво повествующий о жизни отечественной культуры на рубеже XIX - XX столетий.
Библиографический курьёз
В историю русской литературы Н. Д. Телешов вошёл в первую очередь как инициатор «Телешовских сред» и автор мемуарной книги «Записки писателя». «Записки» Телешова неоднократно переиздавались в советское время и при авторских переизданиях дополнялись и исправлялись писателем. Мемуары иллюстрированы фотопортретами русских писателей. Портреты были примечательны тем, что каждый из них содержал личный дарственный автограф Телешову. Поскольку коллекционирование этих портретов было страстью Телешова, ему удалось получить дарственные надписи на портретах у Льва Толстого, Чехова, Короленко, Горького, Куприна, Бунина, Серафимовича, Вересаева, Белоусова, Скитальца, Леонида Андреева, Мамина-Сибиряка, Златовратского, Спиридона Дрожжина, Шаляпина и многих других. В издании «Записок писателя» 1948 года среди прочих портретов была помещена иллюстрация, воспроизводившая известный групповой портрет 1902 года писателей «Среды». Её отличие от оригинального портрета состояло в том, что изображение Е. Н. Чирикова за спиной И. А. Бунина было тщательно заретушировано . Чем-то эмигрант Чириков провинился перед сталинской цензурой больше, чем другие эмигранты - ведь на том же самом снимке присутствовали Бунин и Шаляпин. Конечно известность и значительность двух последних не шла ни в какое сравнение с известностью Евгения Чирикова. Им обоим посвящено немало страниц «Записок». К тому же советское правительство в первые годы после войны при посредничестве Н. Д. Телешова какое-то время рассчитывало вернуть Нобелевского лауреата по литературе - И. А. Бунина - обратно в Советский Союз. Шаляпин к этому времени давно умер. Чирикова тоже не существовало уже 16 лет, и хотя в «Записках» имя Чирикова вскользь упоминается несколько раз, но даже в этом случае его лик омрачал советскую литературу.
Слева направо: С. Г. Скиталец, Л. Н. Андреев, М. Горький, Н. Д. Телешов, Ф. И. Шаляпин, И. А. Бунин, Е. Н. Чириков, 1902
Группа участников «Сред» Телешова
Слева направо: С. Г. Скиталец, Л. Н. Андреев, М. Горький, Н. Д. Телешов, Ф. И. Шаляпин, И. А. Бунин, (без Е. Н. Чирикова), 1902
Подпись поясняет, что Е. Н. Чирикова действительно нет.
К 150-летию со дня рождения
«Вы - писатель образцовый,
таковым и останетесь теперь на веки вечные»
(Из письма А. П. Чехова к Н. Телешову
«Оглядываясь на далекое мое прошлое,
на долгий пройденный путь, я вижу,
как много значительного дала мне литература,
с которой неразрывно связана вся моя жизнь <...>
быть русским писателем — есть великое счастье в жизни»
(Н. Д. Телешов. Избранные соч.: в 3 т. Т.3. С.387).
Прозаик,
мемуарист, организатор литературного кружка «Среда», потомственный почетный
гражданин Москвы родился 10 ноября 1867 года в купеческой семье. Николай
Телешов рано начал читать и увлекся литературой. В 10 лет он познакомился с
книгоиздателем И.Д. Сытиным, в типографии которого много раз наблюдал процесс
книгопечатания.
Закончив в 1884 году Практическую коммерческую академию в Москве, Николай Телешов напечатал свои первые стихи в журнале «Радуга». По собственному признанию писателя, образцами для него в юношеские годы были произведения Лермонтова и Тургенева , из современников наибольшее влияние оказывал на него Гаршин . Некоторые поэтические пробы Телешова вошли в сборник начинающих поэтов «Искреннее слово» (1886), в подготовке и издании которого он принимал активное участие. Сборник успеха не имел, но помог Телешову войти в литературные круги. А круги эти были широки и богаты самобытными писателями, такими как Максим Горький, Александр Куприн , Николай Гарин-Михайловский , Владимир Короленко, Иван Бунин , Дмитрий Мамин-Сибиряк, Александр Серафимович, Леонид Андреев, Викентий Вересаев, Владимир Гиляровский, Константин Бальмонт , Валерий Брюсов и др.
Раннее его творчество напоминает больше всего поиски своего пути. Его первые книги представляют довольно пеструю картину. Так, в 1886 году он публикует личный сборник «Фантастические наброски», где можно увидеть притчи с философским размышлением о смысле жизни, о предназначении художника, о пошлости обывательской жизни.
Антон Павлович Чехов , ознакомившись с произведениями Телешова, продолжал внимательно следить за развитием его литературной деятельности и сам, совершив путешествии на север страны, дал ему совет «перешагнуть границу Европы». Видимо, А. П. Чехов усмотрел в Н. Д. Телешове талант очеркиста.
И в 1897
году Телешов совершил путешествие за Урал, после которого написал цикл очерков
«За Урал. Дорожные впечатления, слухи и встречи», встреченные с восторгом
читателями. Но, думается, источником восторга была скорее актуальность темы,
чем ее художественное исполнение. Хотя некоторые рассказы удивительно удачны.
Жанр путевых очерков в то время был довольно распространенным в нашей литературе. Путевые заметки о своих поездках по Сибири писали А. П. Чехов , В. Г. Короленко, Г. И. Успенский и др. Н. Д. Телешов в своих заметках примкнул к самому передовому реалистическому направлению. Он обстоятельно и добротно рассказывает обо всем, что встретилось ему в пути. Описание сибирской природы сменяется описанием быта и нравов обитателей этого края, их жизни; описание достопримечательностей сибирских городов (Перми, Тюмени, Екатеринбурга, Тобольска, Омска и др.) - описанием жизни уральских горнозаводских рабочих. Рассказы его отличали будничность сюжета, лишённого неожиданных поворотов в повествовании, внешне бесстрастная («чеховская») манера письма.
Таким образом, в этом направлении Телешов не был первооткрывателем, скорее очень старательным учеником.
Многие исследователи говорят об обширном влиянии известных писателей на творчество Н. Д. Телешова, другие видят подражание. Так, в рассказе «На тройках» видятся аналоги с «Мертвыми душами» Н. В. Гоголя и в сюжете, и в обрисовке деталей.
Уверена, прочитав описание песни из этого рассказа, рядовой читатель назовет автором Н. В. Гоголя: «Вот она безыскусная русская песня, навеянная не весельем, не радостью, а тяжелым бурлацким трудом! Что в ней? Какие слова, какая музыка? «Эй, ухнем! эй, ухнем! еще разик, еще раз, -- ей, ухнем!». И больше ничего в ней нет, в этой песне, и звучит она просто, однообразно... И, кажется, что вырвалась уж она на желанную волю, звучит она уже где-то не здесь, а льется далеко за окном, и замирают ее скорбные звуки среди родных берегов... Ни конца, ни начала нет в этой песне, как не знаешь, где искать начало и где конец в горемычной доле русского бездомного человека».
Появляется в 1901 году лирическая романтическая легенда «Песня о трех юношах», проникнутая революционными настроениями, как сразу же возникают параллели с горьковским «Данко» (1894 год).
Интересна с точки зрения оценки таланта писателя статья А.Ф. Конни за 1906 год «Н. Телешов. Повести и рассказы» (из книги « Очерки и воспоминания (Публичные чтения, речи, статьи и заметки)». СПБ, 1906): «Автор - не исследователь и не наблюдатель. Он - хороший запоминатель поверхностных впечатлений - не более. Поэтому в рассказах его нет почти ни одной живой личности, о которой складывалось бы у читателя определенное представление. Тщательно описаны лица и одежда, обстановка и еда, движения и позы многочисленных людей, проходящих пред читателем, - и все они, едва промелькнув, сливаются в бесформенную массу, из которой индивидуально никто не выделяется.
Мне думается Н. Телешова очень тянуло к писательскому ремеслу, к людям литературы и искусства, но со словом он обращался как добротный бизнесмен: все сделал правильно как в бизнесе и математике, а чего-то не хватает…
А вот особый лиризм Телешова, особенно характерен для его детских рассказов и сказок («Елка Митрича», «Домой», «Маленький роман», «Белая цапля» и др.). В них особенно отчетливо сказались лучшие стороны таланта Телешова: простота и задушевность тона, чуткость, сердечность, тонкая наблюдательность. Горький, положительно оценивший уральские и сибирские рассказы Телешова, весьма сочувственно отнесся и к рассказам для детей, среди которых он особенно выделил «Елку Митрича», рассказ о том, как сторож переселенческого барака, старик Митрич, устроил на полученный им к празднику четвертак елку для детей-сироток.
Несомненным достоинством считает А. Ф. Конни: «…человеколюбивая основа рассказов. Автор рисует - и вместе будит в читателе добрые чувства. Все его симпатии - на стороне слабых, обиженных, нуждающихся в защите. Он любит детей и описывает их с нежностью, - и в рассказах о детях всегда слышна у него искренность, чуждая простой подражательности Диккенсу или Достоевскому . Смерть, горе, разлука - обычные мотивы, звучащие в рассказах г. Телешова. Частое обращение к ним может развить у писателя, незаметно для него самого, впадение в чувствительность, идущую вразрез с искренностью. Но этого у г. Телешова нет. При искусственности и явной придуманности фабулы большей части рассказов, изложение наиболее выдающихся мест этих рассказов отличается спокойною трезвостью мысли и отсутствием приподнятого и неестественного тона».
В то же время удивительно, в своих рассказах-легендах и сказках писатель не скупится применять и фантастику, и иносказание, и символику образов. Сказки Н. Д. Телешева по прошествии многих лет заняли одно из главных мест в его творчестве. Они читаются в детских садах и школах, по ним проводятся открытие уроки, делаются презентации, сняты мультфильмы… Это известные «Крупеничка», «Белая цапля». «Покровитель мышей», «Зоренька». Все они удивительно лирические, по-настоящему волшебны и ненавязчиво поучительны. И, главное, здесь все свое: и образы, и сюжеты, и герои. Написаны так мастерски, что дети искренне сопереживают, легко понимают расставленные акценты добра и зла. Именно в сказках Н. Д. Телешов нашел и занял достойное место. Хотя и других достижений у него предостаточно…
Так, в историю литературы он вошел еще как душа, вдохновитель и организатор знаменитого литературного кружка «Среда», в заседаниях которого участвовал весь цвет тогдашней реалистической русской литературы – бывал там и А.П. Чехов , постоянно принимали участие А.М. Горький, А.С. Серафимович, С.Г. Скиталец, Леонид Андреев, И.А. Бунин , А.И. Куприн , В.В. Вересаев. Собирались как правило на квартире четы Телешовых.
Это дома по адресам Чистопрудный бульвар, 21, квартира Н. Д. Телешова (в 1899—1904 гг.); Чистопрудный бульвар, 23, квартира Н. Д. Телешова (с 1904 г.); Покровский бульвар,18/15 Дом Телешова (в 1918—1922 гг.).
 |
| Покровский бульвар,18/15 Дом Телешова |
Посетителей отличал большой задор и огромное чувство юмора. Так, постоянные члены кружка получали прозвища… по названиям московских улиц, площадей и переулков или адресам, которые соотносились с их характером или внешним видом. Например, Горького за героев-босяков называли Хитровкой в честь площади, знаменитой ночлежками и притонами; Иван Бунин стал Живодёркой за худобу и острословие. Александра Куприна за пристрастие к лошадям и цирку прозвали Конной Площадью, Викентия Вересаева — Каменным Мостом (за постоянство во взглядах), а Александр Серафимович за лысину получил «адрес» … Кудрино. Все псевдонимы употребляли в шутку и только с согласия самих «адресатов»; так, Леониду Андрееву не понравилось прозвище Новопроектированный Переулок, и по его просьбе «адрес» сменили на Ваганьковское Кладбище: «Мало ли я вам про покойников писал?» (Телешов Н.Д. Записки писателя. — М.: «Правда», 1987).
Но члены кружка умели не только шутить, но и заниматься серьёзной общественной деятельностью. Например, в 1904 году они создали комиссию памяти А.П. Чехова, которая выплачивала пособия и давала займы людям творческих профессий, попавшим в тяжёлое положение. В частности, беспроцентная ссуда спасла от закрытия Московский художественный театр. За 15 лет комиссия выдала в общей сложности почти 250 тысяч рублей — по тем временам огромная сумма (Телешов Н.Д. Записки писателя. — М.: «Правда», 1987). И во многом здесь заслуга Н. Д. Телешова.
Телешов являлся одним из главных организаторов литературной, художественной, театральной и артистической жизни Москвы. Он длительное время возглавлял кассу взаимопомощи литераторов и учёных, был инициатором издания различных сборников («Друкарь», «1914 год», «В помощь пленным русским воинам») и постановок любительских спектаклей писателей, являлся присяжным суда чести при обществе печати и литературы.
Помимо этого он впервые в России организовал в Подмосковье сельскую гимназию для рабочих, железнодорожных служащих и крестьян. Десять лет в ней бесплатно (или за сниженную плату) учились по принципу совместного обучения дети самых бедных крестьян и рабочих. Средства на содержание гимназии давала чета Телешовых.
Супруги
Телешовы, купившие в 1902 г. дачный участок в поселке Малаховка, принимали
активное участие в улучшении социально-бытового обслуживания населения
Бронницкого уезда.
Узнав об отсутствии медицинского учреждения в Быковской волости, Н. Телешов и его жена решили построить для крестьян земскую лечебницу. Это предложение получило отклик у внука Александра Сергеевича Пушкина — Александра Александровича (1862-1916), бывшего в то время начальником Бронницкой уездной земской управы. Александр Александрович, сделавший многое для простых людей, помог с выделением земельного участка и всячески курировал стройку. Медицинское учреждение было названо в честь Николая Телешова и его жены Елены Карзинкиной. Но вскоре после революции имена благотворителей исчезли из названия больницы. В 1921 г. Телешовы покинули свою дачу в Малаховке и переехали в Москву. В настоящее время здесь размещается краеведческая экспозиция и музей Н. Д. Телешова. Это здание сохранилось без перестроек и представляет собой интересный образец постройки начала XX века в традициях русской провинциальной архитектуры. Большие оконные проемы, обеспечивающие хорошее освещение в помещении, украшены красивыми наличниками с традиционной резьбой. Очарование этому зданию придают и чердачки-мезонины.
Сегодня
бывшая больница является памятником прекрасным людям — писателю Николаю
Телешову, его жене — Елене Карзинкиной и Александру Пушкину, достойному внуку
своего деда. Учитывая историческую и архитектурную ценность зданий больничного
комплекса, постановлением Правительства Московской области в 2002 г. бывшая
земская лечебница им. Н. Д. Телешова и Е. А. Карзинкиной получила статус
памятника истории и культуры местного значения.
По-настоящему ценными трудами писателя являются воспоминания об ушедших эпохе и людях в книгах «Все проходит» и «Записки писателя».
«Все проходит» – это воспоминания, которые живо восстанавливают перед нами наряду с литературную и бытовую историю общественно-политических отношений Москвы конца XIX - начала XX века. Телешов в своих мемуарах создал цельный образ уходящего города. Перо Николая Дмитриевича коснулось и торговой Москвы. Он очень любил бродить по бесконечным лабиринтам торговых рядов, выходивших на Красную площадь до возведения ГУМ-а. Здание считалось древним и обветшавшим, но решение о его сносе откладывалось из года в год. «Это был центральный пункт всей московской торговли – как розничной, так и оптовой, где можно было купить все – от швейных ниток до жемчугов и бриллиантов, от стакана кваса до модного фрака или собольей шубы, от записной книжки до бархатных ковров и т. д. Бытовые условия тоже были своеобразные. Лавки не отапливались, и никакого освещения, кроме дневного, не допускалось из боязни пожара. Купцы сидели зимой в тяжелых енотовых шубах, подпоясанные для тепла кушаками, ходили то и дело греться в трактир и запирали на ночь свои лавки в ранние сумерки, так как никакого огня, даже спички зажечь не полагалась». Днем появлялись разносчики с едой, предлагали «сидельцам» и приказчикам из лавок толстые блины, горячую ветчину, баранину, гречневую кашу, белугу с хреном… И все это было горячо, все нарезывалось на блюдце, а вместо вилки прикладывалась оструганная щепочка. Через час разносчики проходили обратно и собирали каждый свои блюдца». В мемуарах автор рассказывает о встречах со многими замечательными людьми, дает их общественные и бытовые характеристики.
Телешову
довелось прожить большую и интересную жизнь. Его юношеские годы совпали с
деятельностью таких корифеев слова, как Иван Сергеевич Тургенев , Николай
Гаврилович Чернышевский, Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин, Федор Михайлович Достоевский ; он был современником Льва Николаевича Толстого, Александра
Николаевича Островского, другом Антона Павловича Чехова и Максима Горького.
Многое из того, что мы знаем о писателях той эпохи, почерпнуто из книг Николая
Дмитриевича Телешова.
С 1925 Телешов работал над «Записками писателя», уникальными по временному охвату мемуарами: книга открывается описанием открытия памятника Пушкину в Москве в 1880, а заканчивается воспоминаниями о праздновании 85-летия Бунина в 1955. Эта книга является летописью литературно-общественной жизни Москвы. Отдельные очерки посвящены М. Горькому, А. Чехову, Л. Андрееву.
«Записки»
Телешова неоднократно переиздавались в советское время и при авторских
переизданиях дополнялись и исправлялись писателем. Мемуары иллюстрированы
фотопортретами русских писателей. Портреты были примечательны тем, что каждый
из них содержал личный дарственный автограф Телешову. Поскольку
коллекционирование этих портретов было страстью Телешова, ему удалось получить
дарственные надписи на портретах у Льва Толстого, Чехова , Короленко, Горького,
Куприна , Бунина , Серафимовича, Вересаева, Белоусова, Скитальца, Леонида Андреева,
Мамина-Сибиряка , Златовратского, Спиридона Дрожжина, Шаляпина и многих других.
Закончить
хочется словами известного русского писателя и библиофила писателя В. Лидина из
книги «Люди и встречи»: «Самый облик Николая Дмитриевича Телешова говорил о
благородстве его писательской жизни. Телешов был весь, целиком, в традициях
русской передовой литературы, и притом самых лучших ее образцов. Это означало
прежде всего глубокую любовь и преданность трудному делу писателя и уважение к
Слову.
…Личность Телешова была столь же собирательной, сколь и его радушный писательский дом, в котором родилась прославленная литературная «Среда», колыбель не одного таланта.
Незлобивость, которая некоторым кажется слабостью, может быть и родной сестрой самой высокой принципиальности. Так оно было и с Телешовым. Он был человеком кротким, располагавшим к себе решительно всех, и вместе с тем до непримиримости принципиальным, когда дело касалось литературы.
…Обращаясь к общественной деятельности Телешова, поражаешься его неутомимости: он участвовал почти в любом начинании, когда дело касалось помощи литератору или печатникам, и участвовал широко, не пропустив ни одного случая послужить делу литературы. Письма писателей к нему всегда любовны, как любовны и надписи на фотографиях, которые дарили «Митричу», скромному и глубоко душевному человеку. Душевность – это тоже составная часть тех качеств, без которых не может быть полон и внутренне закончен образ писателя».
Николай Телешов Записки писателя Воспоминания и рассказы о прошлом
Посвящено памяти Елены Андреевны Телешовой, верного друга всей долгой жизни моей
Памятник Пушкину
Когда я был еще подростком, мне посчастливилось быть свидетелем небывалого до того времени события и торжества. В центре Москвы, во главе Тверского бульвара, перед широкой Страстной, ныне Пушкинской, площадью, в 1880 году 6 июня открывался памятник Пушкину - первый памятник писателю.
Обычно памятники воздвигались на улицах Москвы только царям. И это отметил присутствовавший на торжестве Островский. Возглашая тост за русскую литературу, он метко сказал:
Сегодня на нашей улице - праздник!
Хорошо помню красивую голову маститого писателя Тургенева с пышными седыми волосами, стоявшего у подножия монумента, с которого торжественно только что сдернули серое покрывало. Помню восторг всей громадной толпы народа, в гуще которого находился и я, тринадцатилетний юнец, восторженный поклонник поэта. Помню бывших тут же на празднике писателей - Майкова, Полонского, Писемского, Островского. Помню и сухощавую, сутулившуюся фигуру Достоевского и необычайное впечатление от произнесенной им речи, о которой на другой день говорила вся Москва.
Речь эта была сказана не здесь, на площади, у памятника, а в Колонном зале нынешнего Дома союзов. Возглашая тост за русскую литературу, он говорил:
Пушкин раскрыл нам русское сердце и показал нам, что оно неудержимо стремится к всемирности и всечеловечности… Ой первый дал нам прозреть наше значение в семье европейских народов…
Вечером в торжественном концерте, состоявшемся при участии огромного оркестра и знаменитых артистов, Достоевский, выйдя на эстраду, сутулясь и ставши как-то немножко боком к публике, прочитал пушкинского «Пророка» резко и страстно:
Восстань, пророк!..
И закончил с необычайно высоким нервным подъемом:
Глаголом жги сердца людей!..
Полагаю, что никто и никогда не читал этих вдохновенных строк так, как произнес их не актер, не профессиональный чтец, а писатель, проникнутый искренним и восторженным отношением к памяти величайшего русского поэта.
Создатель памятника, одного из лучших по простоте, красоте и выразительности, Александр Михайлович Опекушин был выходцем из простого народа, из крепостной крестьянской семьи, сперва - самоучка, затем признанный художник и, наконец, академик.
Вспоминаются мне также и увлекательные разговоры и рассказы о многолюдном банкете в связи с торжествами, где я тогда в качестве постороннего юнца присутствовать, конечно, не мог, где Катков, когда-то близкий Белинскому, но потом резко изменивший свои политические взгляды, протянул было к Тургеневу свой бокал, чтобы чокнуться. Но тот отвернулся.
Тургенев на этом торжестве говорил:
Будем надеяться, что всякий наш потомок, с любовью остановившийся перед изваянием Пушкина и понимающий значение этой любви, тем самым докажет, что он, подобно Пушкину, стал более русским и более образованным, более свободным человеком.
На гранитном пьедестале памятника помещены были в крупном барельефе слова Пушкина, искаженные цензурой. Насколько помнится, было написано так:
И долго буду тем народу я любезен,
Что прелестью стихов я был полезен…
И только теперь, в советское время, эту надпись заменили подлинными словами поэта:
И долго буду тем любезен я народу,
Что чувства добрые я лирой пробуждал,
Что в мой жестокий век восславил я свободу
И милость к падшим призывал.
Разница в надписи весьма существенная.
Не знаю, остался ли кто-нибудь в живых из свидетелей этого великого торжества и праздника литературы, этого первого чествования памяти русского писателя, который «в свой жестокий век восславил свободу» и верил, что «Россия вспрянет ото сна и на обломках самовластья» напишет имена тех, кто боролся и погиб за будущее счастье народа.
Эти дни открытия памятника Пушкину остаются для меня одними из самых радостных и светлых, хотя все это и было семьдесят пять лет тому назад.
В писательских кружках
Первые шаги и знакомства. - Тихомировский кружок и «Детское чтение». - Литературно-художественный кружок. - Н. В. Давыдов .
Мне не было еще и семнадцати лет, когда в журнале «Радуга» в 1884 году было напАртистическая и литературнаяечатано мое первое стихотворение. За первым последовало второе и третье, затем в той же «Радуге» и других небольших журналах начали появляться прозаические мои очерки. Я тогда был далек от литературного мира и никогда еще не встречался лично ни с одним писателем. Рукописи свои я посылал в редакции по почте; за напечатание их мне денег не платили, - да я и не спрашивал. Первый, кто пожелал меня видеть, был Скрипицын, редактор журнала «Россия», где был напечатан мой рассказ.
«Что же вы не приходите получить гонорар?» - писал он мне в открытке, назначая для свидания ближайший день и час.
В редакции я нашел единственного человека, угрюмо сидевшего за пустым столом, - высокого, костлявого, обросшего волосами.
Дела нашего издания очень печальны, - сказал мне Скрипицын, подавая руку. - Получите гонорар за ваш рассказ, пока еще не поздно. Надеюсь, вы будете продолжать писать, и я надеюсь встречать ваше имя в печати. Нужно только работать над собой. А пока вот вам деньги. Не взыщите, что мало. Больше не могу.
Он передал мне пятнадцать рублей, взял с меня расписку в получении и пожелал успехов.
Вам сколько платят в иных местах?
Я признался, что никто и нигде мне ничего не платил.
Значит, это первый гонорар? Очень рад, коли так. Когда будете получать много, вспомните, что первый гонорар, грошовый, вам заплатил Скрипицын.
А мы дня через два закрываемся… Навсегда.
Первый гонорар - это нечто особое и значительное в жизни писателя, особенно если этому писателю всего семнадцать - восемнадцать лет. Первый гонорар - это до некоторой степени признание, это уже какая-то оценка, как бы незначительна она ни была. Получение гонорара было для меня сущим праздником. Возвращаясь домой, я на радостях купил матери цветок, отцу туфли, брату папирос. Первый гонорар исчез, но я все-таки был очень счастлив.
Конечно, прав был Скрипицын: необходимо было работать и вырабатывать стиль. Произведения Лермонтова и Тургенева были в то время для меня любимыми образцами стиля, в которые я вчитывался, вдумывался и любовался ими. Из современных писателей того времени на меня влияли сильные, яркие рассказы Гаршина и стихи Надсона, а с 1885 года у меня появился внезапно новый любимец: в мартовской книге «Русской мысли» я прочитал рассказ неизвестного мне автора Вл. Короленко «Сон Макара». Он произвел на меня такое сильное впечатление своей художественной простотой, тонким юмором, картинами Крайнего Севера и неведомым бытом тайги с ее беспросветной мужицкой жизнью, полной тягости и гонений! По словам Короленко, Макара всю жизнь гоняли старосты и старшины, заседатели и исправники, требуя подати, гоняли попы, требуя ругу; гоняли его нужда и голод, дожди и засухи, гоняла и злая тайга… Я перечитывал целиком рассказ, потом отдельные куски из него и думал: «Вот этот писатель станет непременно большим человеком!» И мало-помалу это в скором времени начало осуществляться. Его «Лес шумит», «Слепой музыкант» упрочили за ним репутацию крупного таланта в художественной литературе. В дальнейшем начались его значительные выступления и в общественной жизни.
Имя Николая Дмитриевича Телешова тесным образом связано с именами русских писателей-реалистов конца ХIX - начала ХХ веков.
Имя Николая Дмитриевича Телешова тесным образом связано с именами русских писателей-реалистов конца ХIX - начала ХХ веков.
Николай Телешов родился 29 октября 1867 года в Москве в купеческой семье. Образование получил в московской Практической коммерческой академии, которую окончил в 1884 году. Его литературный путь начался в том же году в журнале Радуга, в котором он напечатал свое первое стихотворение.
Первые его рассказы печатались в мелких периодических изданиях 80-90 годов (в журналах Радуга, Детское чтение, Семья, Россия и др.). Лучшие из ранних произведений Телешова вошли в его первый сборник «На тройках» (1895). Эти рассказы Николая Дмитриевича напоминают ранние рассказы Чехова.
Однако гораздо большее значение имеет другая группа рассказов, которая составила в последствии циклы «По Сибири» и «Переселенцы». Эти рассказы являются итогом длительного путешествия Н. Телешова по Западной Сибири. Поездка эта состоялась в 1894 году. По форме - это своеобразные путевые заметки. Именно эти произведения принесли Телешову истинное признание и любовь читателей. Надо сказать, что жанр путевых очерков в то время был довольно распространен в русской литературе.
Н.Д. Телешов в своих заметках примкнул к передовому реалистическому направлению. Описание сибирской природы сменяется описанием быта и нравов жителей этого края. Автор говорит о достопримечательностях сибирских городов и описывает жизнь уральских рабочих.
Рассказы и очерки, в которых Телешов повествует о невзгодах мужицкой жизни и об ужасной нужде, объединены в цикл «Переселенцы». Простой человек в изображении Телешова велик своей любовью к труду и умением трудиться. Он обладает прекрасными душевными качествами и духовной красотой.
Телешов был одним из главных организаторов культурной жизни в дореволюционной Москве. В течение многих лет возглавлял кассу взаимопомощи литераторов и ученых, был членом суда чести при обществе печати и литературы, инициатором издания разных сборников и постановок любительских спектаклей писателей.
После Октябрьского переворота Телешов работал в органах Наркомата просвещения, участвовал в создании Музея Московского художественного театра (директором которого был в течение многих лет).
С 20-х годов прозаик пишет мемуары. В течение всей дальнейшей жизни Телешов работает над своими «Записками». Творчество Николая Телешова было в свое время высоко ценено русской критикой. Особенно оценивался его несомненный талант, простота и искренность его повествовательской манеры.
http://russmir.ru/?topic_id=1&gzt_id=249
Русская Цивилизация
Никола́й Дми́триевич Телешо́в (29 октября [10 ноября ] , Москва - 14 марта , там же) - русский советский писатель , поэт , организатор известного кружка московских писателей «Среда» ( -), потомственный почетный гражданин. Совладелец торгового дома «Телешов Дмитрий Егорович», учреждённого его отцом (1877), член правления торгово-промышленного товарищества «Ярославской Большой мануфактуры»; гильдейский староста купеческой управы Московского купеческого общества (1894-1898). Заслуженный деятель искусств РСФСР ().
Детство
Николай Телешов родился в московской купеческой семье ; его предки были крепостными крестьянами Владимирской губернии , самостоятельно выкупившиеся на волю. Он рано приобщился к чтению и литературе. Ещё двенадцатилетним подростком в 1880 году он стал свидетелем грандиозных Пушкинских торжеств в Москве: торжественного открытия памятника поэту, выступлений Ф. М. Достоевского , И. С. Тургенева и др. Чуть раньше, в десять лет, в типографии И. Д. Сытина он познакомился с процессом возникновения книги. Со временем возникла потребность самому приобщиться к литературному процессу. Деловые связи и дружба с Сытиным будут сопровождать его всю жизнь.
Вхождение в литературу
В 1884 году Николай Телешов окончил московскую Практическую коммерческую академию .
В этом же году в журнале «Радуга» он публикует своё первое стихотворение «Покинутая». В 1886 году Телешов принял активное участие в подготовке сборника молодых поэтов «Искреннее слово». Первые его стихи носили на себе следы влияния С. Я. Надсона , А. А. Фета , И. С. Никитина , А. Н. Плещеева . Сборник этот не обратил на себя никакого внимания, но был первым опытом вхождения в литературную среду. Глубокая заинтересованность в литературном и творческом общении помогла Телешову впоследствии создать литературное объединение «Среда», а пока он публиковался в безвестных журналах «Семья», «Россия», в «Гражданине» князя Мещерского , «Детском чтении» Д. И. Тихомирова . Основная тема ранних рассказов - купеческий и мещанский быт («Петух», «Мещанская драма», , «Именины»). Ранние рассказы составили первый сборник «На тройках» (). Современники находили некоторое подражание А. П. Чехову в проблематике ранних произведений Телешова, закономерным было знакомство Телешова с Чеховым в 1888 году . Название сборнику дал очерк, опубликованный в 1893 году в консервативном журнале «Русское обозрение». Очерк был посвящён Ирбитской ярмарке и написан по впечатлениям его родственника М. А. Корнилова. Интерес к окраинам России пробуждали в Телешове произведения В. Г. Короленко и Д. Н. Мамина-Сибиряка . По совету Чехова в 1894 году Телешов предпринял собственное длительное путешествие в Сибирь, результатом которого стала серия рассказов, посвящённых быту переселенцев (циклы «За Урал» (), «По Сибири» и «Переселенцы», рассказы , «На ходу», «Самоходы», «Домой» и др.). Рассказы его отличали будничность сюжета, лишённого неожиданных поворотов в повествовании, внешне бесстрастная («чеховская») манера письма. Однако в своих рассказах-легендах писатель не скупился применять и фантастику, и иносказание, и символику образов.
На рубеже веков
Период с по 1903 год в биографии писателя был непростым: писалось трудно, не хотелось публиковать «пустяковину» и «тусклятину», выражаясь его собственными словами. К концу 1890-х годов прекратилось сотрудничество Телешова с консервативной прессой. Свои новые произведения он помещал в либеральных журналах «Мир Божий» , «Русская мысль» , «Журнал для всех », многочисленных сборниках и альманахах. К кругу знакомств писателя кроме А. П. Чехова, В. А. Гиляровского , И. А. Белоусова присоединились братья Ю. А. Бунин и И. А. Бунины , Н. Н. Златовратский , К. М. Станюкович , Д. Н. Мамин-Сибиряк, редакторы и сотрудники московских журналов. В 1899 году в Нижнем Новгороде произошло знакомство Телешова и Максима Горького . Горький заинтересовался писательским кружком Телешова и рекомендовал туда Л. Н. Андреева , С. Г. Скитальца . К ним присоединились Е. Н. Чириков , В. В. Вересаев , А. И. Куприн , А. С. Серафимович и некоторые другие литераторы. Поскольку собрания писателей устраивались на квартире у Телешова по средам, решено было назвать новое литературное объединение «Средами» Телешова
. «Среды» продолжались с по 1916 год . Горький впервые прочитал здесь свою пьесу «На дне» . Из произведений писателей кружка впоследствии были составлены сборники «Знание» , «Слово» и «Нижегородский сборник».
Женой писателя стала Елена Андреевна Карзинкина ( -), представительница известной купеческой династии. Благодаря ей на «Средах» бывали художники А. Я. Головин , К. К. Первухин , А. М. Васнецов , И. И. Левитан - Елена Андреевна окончила Московское училище живописи, ваяния и зодчества , была ученицей В. Д. Поленова , имела широкий круг знакомств среди художников. Впоследствии она стала иллюстратором произведений своего мужа. Ей писатель посвятил свои «Записки писателя». Частыми гостями бывали Ф. И. Шаляпин и С. В. Рахманинов .
Между двух революций
Около 1905 года Телешов претерпел характерную для его поколения эволюцию влево. В его произведениях появились ноты социального протеста: «Крамола», «Петля», «Между двух берегов», «Чёрной ночью». Он впервые в России организовал в Подмосковье сельскую гимназию для рабочих, железнодорожных служащих и крестьян. Десять лет в ней бесплатно (или за сниженную плату) учились по принципу совместного обучения дети самых бедных крестьян и рабочих. Средства на содержание гимназии давала чета Телешовых. Помимо этого Телешов являлся одним из главных организаторов литературной, художественной, театральной и артистической жизни Москвы. Он длительное время возглавлял кассу взаимопомощи литераторов и учёных, был инициатором издания различных сборников («Друкарь», «1914 год», «В помощь пленным русским воинам») и постановок любительских спектаклей писателей, являлся присяжным суда чести при обществе печати и литературы. Телешов с энтузиазмом воспринял первую русскую революцию 1905 года , и когда волна революционного подъёма прошла, его творчество не претерпело упаднических изменений, утверждая по-прежнему человеческую веру в гуманистические ценности («Верный друг», «Косцы», «Иная душа»). Неприятие империалистической войны нашло отражение в рассказах «Во тьме», «Мина» - сборник «1914 год», «Дни за днями» - сборник «В помощь пленным русским воинам» (). Супруги Телешовы на свои средства организовали госпиталь в Малаховке (), выстроили сельскую лечебницу ().
Послеоктябрьский период
После Октябрьской революции Телешов принимал участие в работе Народного комиссариата просвещения . Он участвовал в организации Музея МХТ (Камергерский переулок , 3а), директором которого был с 1923 года . В эти годы он занимается детской литературой, задумывает цикл «Легенды и сказки»: «Крупеничка» (), «Зоренька» (). Начинает художественные мемуары «Записки писателя» ( -), повествующие о событиях литературной жизни Москвы XIX-XX вв. На его квартирах происходят заседания членов городской комиссии «История московских улиц» Общества охраны памятников истории и культуры Москвы. Книга «Начало конца» () представляет собой повести и рассказы о событиях революции -1907 годов .
Адреса в Москве
- - - Чистопрудный бульвар , 21;
- - - Чистопрудный бульвар, 23;
- - - Покровский бульвар, 18/15 . Здесь проходили «Телешовские среды », участниками которых выступил весь цвет литературной Москвы начала XX века: Л. Н. Андреев, К. Д. Бальмонт , В. Я. Брюсов , И. А. Бунин, А. С. Серафимович, В. В. Вересаев, А. М. Горький, А. И. Куприн и другие. На доме установлена мемориальная доска.
Библиография
- На тройках. Очерки и рассказы. - М.: Изд. Сытина, 1895.
- За Урал (Из скитаний по Западной Сибири). Очерки. - М., 1897.
- Маленький роман (Дети). - М.: Изд. Клюкина и Ефимова, 1898.
- Повести и рассказы. - М.: Изд. Сытина, 1899.
- Рассказы в 2 тт. - Изд. т-ва «Знание», 1903-1908.
- Между двух берегов. - СПб.: Освобождение, 1909.
- Рассказы и сказки для юных читателей. - СПб.: Изд. т-ва «Просвещение», 1911.
- Рассказы. - М.: Изд. Кн-ва писателей в Москве, 1913-1917. (кн. 1. Сухая беда; кн. 2. Чёрной ночью; кн. 3. Золотая осень; кн. 4. Крамола)
- Верный друг и др. рассказы. - М.: Кн-во писателей в Москве, 1915.
- Ёлка Митрича. - М.: ГИЗ, 1919.
- То же. - М.-Пг.: ГИЗ, 1923.
- Рассказы. - Берлин : Изд. Гржебина, 1922.
- Всё проходит. - М.: Никитинские субботники , 1927.
- Автобиография. // Писатели. / Изд. 2-е. Под ред. В. Лидина . - М., 1928.
- Переселенцы. Рассказы. - М.: Федерация, 1929.
- Литературные воспоминания. - М.: Изд. Московск. т-ва писателей, 1931.
- Избранные рассказы. - М.: Гослитиздат, 1935.
- Избранное. / Вступ. ст. С. Дурылина . - М.: Советский писатель , 1945.
- Избранное. - М.: Советский писатель, 1948.
- Записки писателя. - М., 1948.
- Повести и рассказы. - М., 1951.
- Телешов Н. Д. Записки писателя: Рассказы о прошлом и воспоминания. - М .: Советский писатель, 1952. - 360, с. - 30 000 экз. (в пер.);
- Избранные сочинения. В 3-х тт. / Вступ. ст. В. Борисовой. - М.: Гослитиздат, 1956.
- Телешов Н. Д. Записки писателя: Воспоминания и рассказы о прошлом / Послесловие К. Пантелеевой. - М .: Московский рабочий , 1958. - 384, с. - (Библиотека для юношества). - 85 000 экз. ;
- Записки писателя. Воспоминания и рассказы о прошлом. / [Послесл. К. Пантелеевой], - М., 1966.
- Рассказы. Повести. Легенды. - М., 1983.
- Избранные произведения. - М.: Художественная литература, 1985.
Тексты
- Легенды. О трёх юношах. (1901)
- Переселенцы. Самоходы. Рассказ.
- Переселенцы. Ёлка Митрича. (1897) Рассказ.
- По Сибири. На тройках. (1892) Повесть.
- По Сибири. Против обычая. (1894) Рассказ.
- По Сибири. Сухая беда. (1897)
- 1905 год. Крамола. (1906) Повесть.
- 1905 год. Начало конца. (1933) Повесть.
- Петух. (1888) Рассказ.
- Между двух берегов. (1903) Рассказ.
- Живой камень. (1919) Рассказ.
- Самое лучшее. (1919) Рассказ.
- Жулик. Рассказ.
- Тень счастья. (1921)
Напишите отзыв о статье "Телешов, Николай Дмитриевич"
Примечания
Литература
- // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). - СПб. , 1890-1907.
- Коган П. С. Из жизни и литературы // «Образование». - 1899. - № 7-8.
- Протопопов М. Простые таланты // «Русская мысль». - 1903. - № 3.
- Луначарский А. В. О чести // «Правда». - 1905. - № 9-10. (перепеч. в сб. автора: Критические этюды. - М., 1925.)
- Соболев Ю. Н. Телешов // «Журналист». - 1925. - № 3.
- Кулешов Ф. И. История русской литературы конца XIX - начала XX века. Библиографический указатель. - М.-Л., 1963.
Отрывок, характеризующий Телешов, Николай Дмитриевич
– De beaux hommes! [Красавцы!] – сказал Наполеон, глядя на убитого русского гренадера, который с уткнутым в землю лицом и почернелым затылком лежал на животе, откинув далеко одну уже закоченевшую руку.– Les munitions des pieces de position sont epuisees, sire! [Батарейных зарядов больше нет, ваше величество!] – сказал в это время адъютант, приехавший с батарей, стрелявших по Аугесту.
– Faites avancer celles de la reserve, [Велите привезти из резервов,] – сказал Наполеон, и, отъехав несколько шагов, он остановился над князем Андреем, лежавшим навзничь с брошенным подле него древком знамени (знамя уже, как трофей, было взято французами).
– Voila une belle mort, [Вот прекрасная смерть,] – сказал Наполеон, глядя на Болконского.
Князь Андрей понял, что это было сказано о нем, и что говорит это Наполеон. Он слышал, как называли sire того, кто сказал эти слова. Но он слышал эти слова, как бы он слышал жужжание мухи. Он не только не интересовался ими, но он и не заметил, а тотчас же забыл их. Ему жгло голову; он чувствовал, что он исходит кровью, и он видел над собою далекое, высокое и вечное небо. Он знал, что это был Наполеон – его герой, но в эту минуту Наполеон казался ему столь маленьким, ничтожным человеком в сравнении с тем, что происходило теперь между его душой и этим высоким, бесконечным небом с бегущими по нем облаками. Ему было совершенно всё равно в эту минуту, кто бы ни стоял над ним, что бы ни говорил об нем; он рад был только тому, что остановились над ним люди, и желал только, чтоб эти люди помогли ему и возвратили бы его к жизни, которая казалась ему столь прекрасною, потому что он так иначе понимал ее теперь. Он собрал все свои силы, чтобы пошевелиться и произвести какой нибудь звук. Он слабо пошевелил ногою и произвел самого его разжалобивший, слабый, болезненный стон.
– А! он жив, – сказал Наполеон. – Поднять этого молодого человека, ce jeune homme, и свезти на перевязочный пункт!
Сказав это, Наполеон поехал дальше навстречу к маршалу Лану, который, сняв шляпу, улыбаясь и поздравляя с победой, подъезжал к императору.
Князь Андрей не помнил ничего дальше: он потерял сознание от страшной боли, которую причинили ему укладывание на носилки, толчки во время движения и сондирование раны на перевязочном пункте. Он очнулся уже только в конце дня, когда его, соединив с другими русскими ранеными и пленными офицерами, понесли в госпиталь. На этом передвижении он чувствовал себя несколько свежее и мог оглядываться и даже говорить.
Первые слова, которые он услыхал, когда очнулся, – были слова французского конвойного офицера, который поспешно говорил:
– Надо здесь остановиться: император сейчас проедет; ему доставит удовольствие видеть этих пленных господ.
– Нынче так много пленных, чуть не вся русская армия, что ему, вероятно, это наскучило, – сказал другой офицер.
– Ну, однако! Этот, говорят, командир всей гвардии императора Александра, – сказал первый, указывая на раненого русского офицера в белом кавалергардском мундире.
Болконский узнал князя Репнина, которого он встречал в петербургском свете. Рядом с ним стоял другой, 19 летний мальчик, тоже раненый кавалергардский офицер.
Бонапарте, подъехав галопом, остановил лошадь.
– Кто старший? – сказал он, увидав пленных.
Назвали полковника, князя Репнина.
– Вы командир кавалергардского полка императора Александра? – спросил Наполеон.
– Я командовал эскадроном, – отвечал Репнин.
– Ваш полк честно исполнил долг свой, – сказал Наполеон.
– Похвала великого полководца есть лучшая награда cолдату, – сказал Репнин.
– С удовольствием отдаю ее вам, – сказал Наполеон. – Кто этот молодой человек подле вас?
Князь Репнин назвал поручика Сухтелена.
Посмотрев на него, Наполеон сказал, улыбаясь:
– II est venu bien jeune se frotter a nous. [Молод же явился он состязаться с нами.]
– Молодость не мешает быть храбрым, – проговорил обрывающимся голосом Сухтелен.
– Прекрасный ответ, – сказал Наполеон. – Молодой человек, вы далеко пойдете!
Князь Андрей, для полноты трофея пленников выставленный также вперед, на глаза императору, не мог не привлечь его внимания. Наполеон, видимо, вспомнил, что он видел его на поле и, обращаясь к нему, употребил то самое наименование молодого человека – jeune homme, под которым Болконский в первый раз отразился в его памяти.
– Et vous, jeune homme? Ну, а вы, молодой человек? – обратился он к нему, – как вы себя чувствуете, mon brave?
Несмотря на то, что за пять минут перед этим князь Андрей мог сказать несколько слов солдатам, переносившим его, он теперь, прямо устремив свои глаза на Наполеона, молчал… Ему так ничтожны казались в эту минуту все интересы, занимавшие Наполеона, так мелочен казался ему сам герой его, с этим мелким тщеславием и радостью победы, в сравнении с тем высоким, справедливым и добрым небом, которое он видел и понял, – что он не мог отвечать ему.
Да и всё казалось так бесполезно и ничтожно в сравнении с тем строгим и величественным строем мысли, который вызывали в нем ослабление сил от истекшей крови, страдание и близкое ожидание смерти. Глядя в глаза Наполеону, князь Андрей думал о ничтожности величия, о ничтожности жизни, которой никто не мог понять значения, и о еще большем ничтожестве смерти, смысл которой никто не мог понять и объяснить из живущих.
Император, не дождавшись ответа, отвернулся и, отъезжая, обратился к одному из начальников:
– Пусть позаботятся об этих господах и свезут их в мой бивуак; пускай мой доктор Ларрей осмотрит их раны. До свидания, князь Репнин, – и он, тронув лошадь, галопом поехал дальше.
На лице его было сиянье самодовольства и счастия.
Солдаты, принесшие князя Андрея и снявшие с него попавшийся им золотой образок, навешенный на брата княжною Марьею, увидав ласковость, с которою обращался император с пленными, поспешили возвратить образок.
Князь Андрей не видал, кто и как надел его опять, но на груди его сверх мундира вдруг очутился образок на мелкой золотой цепочке.
«Хорошо бы это было, – подумал князь Андрей, взглянув на этот образок, который с таким чувством и благоговением навесила на него сестра, – хорошо бы это было, ежели бы всё было так ясно и просто, как оно кажется княжне Марье. Как хорошо бы было знать, где искать помощи в этой жизни и чего ждать после нее, там, за гробом! Как бы счастлив и спокоен я был, ежели бы мог сказать теперь: Господи, помилуй меня!… Но кому я скажу это! Или сила – неопределенная, непостижимая, к которой я не только не могу обращаться, но которой не могу выразить словами, – великое всё или ничего, – говорил он сам себе, – или это тот Бог, который вот здесь зашит, в этой ладонке, княжной Марьей? Ничего, ничего нет верного, кроме ничтожества всего того, что мне понятно, и величия чего то непонятного, но важнейшего!»
Носилки тронулись. При каждом толчке он опять чувствовал невыносимую боль; лихорадочное состояние усилилось, и он начинал бредить. Те мечтания об отце, жене, сестре и будущем сыне и нежность, которую он испытывал в ночь накануне сражения, фигура маленького, ничтожного Наполеона и над всем этим высокое небо, составляли главное основание его горячечных представлений.
Тихая жизнь и спокойное семейное счастие в Лысых Горах представлялись ему. Он уже наслаждался этим счастием, когда вдруг являлся маленький Напoлеон с своим безучастным, ограниченным и счастливым от несчастия других взглядом, и начинались сомнения, муки, и только небо обещало успокоение. К утру все мечтания смешались и слились в хаос и мрак беспамятства и забвения, которые гораздо вероятнее, по мнению самого Ларрея, доктора Наполеона, должны были разрешиться смертью, чем выздоровлением.
– C"est un sujet nerveux et bilieux, – сказал Ларрей, – il n"en rechappera pas. [Это человек нервный и желчный, он не выздоровеет.]
Князь Андрей, в числе других безнадежных раненых, был сдан на попечение жителей.
В начале 1806 года Николай Ростов вернулся в отпуск. Денисов ехал тоже домой в Воронеж, и Ростов уговорил его ехать с собой до Москвы и остановиться у них в доме. На предпоследней станции, встретив товарища, Денисов выпил с ним три бутылки вина и подъезжая к Москве, несмотря на ухабы дороги, не просыпался, лежа на дне перекладных саней, подле Ростова, который, по мере приближения к Москве, приходил все более и более в нетерпение.
«Скоро ли? Скоро ли? О, эти несносные улицы, лавки, калачи, фонари, извозчики!» думал Ростов, когда уже они записали свои отпуски на заставе и въехали в Москву.
– Денисов, приехали! Спит! – говорил он, всем телом подаваясь вперед, как будто он этим положением надеялся ускорить движение саней. Денисов не откликался.
– Вот он угол перекресток, где Захар извозчик стоит; вот он и Захар, и всё та же лошадь. Вот и лавочка, где пряники покупали. Скоро ли? Ну!
– К какому дому то? – спросил ямщик.
– Да вон на конце, к большому, как ты не видишь! Это наш дом, – говорил Ростов, – ведь это наш дом! Денисов! Денисов! Сейчас приедем.
Денисов поднял голову, откашлялся и ничего не ответил.
– Дмитрий, – обратился Ростов к лакею на облучке. – Ведь это у нас огонь?
– Так точно с и у папеньки в кабинете светится.
– Еще не ложились? А? как ты думаешь? Смотри же не забудь, тотчас достань мне новую венгерку, – прибавил Ростов, ощупывая новые усы. – Ну же пошел, – кричал он ямщику. – Да проснись же, Вася, – обращался он к Денисову, который опять опустил голову. – Да ну же, пошел, три целковых на водку, пошел! – закричал Ростов, когда уже сани были за три дома от подъезда. Ему казалось, что лошади не двигаются. Наконец сани взяли вправо к подъезду; над головой своей Ростов увидал знакомый карниз с отбитой штукатуркой, крыльцо, тротуарный столб. Он на ходу выскочил из саней и побежал в сени. Дом также стоял неподвижно, нерадушно, как будто ему дела не было до того, кто приехал в него. В сенях никого не было. «Боже мой! все ли благополучно?» подумал Ростов, с замиранием сердца останавливаясь на минуту и тотчас пускаясь бежать дальше по сеням и знакомым, покривившимся ступеням. Всё та же дверная ручка замка, за нечистоту которой сердилась графиня, также слабо отворялась. В передней горела одна сальная свеча.
Старик Михайла спал на ларе. Прокофий, выездной лакей, тот, который был так силен, что за задок поднимал карету, сидел и вязал из покромок лапти. Он взглянул на отворившуюся дверь, и равнодушное, сонное выражение его вдруг преобразилось в восторженно испуганное.
– Батюшки, светы! Граф молодой! – вскрикнул он, узнав молодого барина. – Что ж это? Голубчик мой! – И Прокофий, трясясь от волненья, бросился к двери в гостиную, вероятно для того, чтобы объявить, но видно опять раздумал, вернулся назад и припал к плечу молодого барина.
– Здоровы? – спросил Ростов, выдергивая у него свою руку.
– Слава Богу! Всё слава Богу! сейчас только покушали! Дай на себя посмотреть, ваше сиятельство!
– Всё совсем благополучно?
– Слава Богу, слава Богу!
Ростов, забыв совершенно о Денисове, не желая никому дать предупредить себя, скинул шубу и на цыпочках побежал в темную, большую залу. Всё то же, те же ломберные столы, та же люстра в чехле; но кто то уж видел молодого барина, и не успел он добежать до гостиной, как что то стремительно, как буря, вылетело из боковой двери и обняло и стало целовать его. Еще другое, третье такое же существо выскочило из другой, третьей двери; еще объятия, еще поцелуи, еще крики, слезы радости. Он не мог разобрать, где и кто папа, кто Наташа, кто Петя. Все кричали, говорили и целовали его в одно и то же время. Только матери не было в числе их – это он помнил.
– А я то, не знал… Николушка… друг мой!
– Вот он… наш то… Друг мой, Коля… Переменился! Нет свечей! Чаю!
– Да меня то поцелуй!
– Душенька… а меня то.
Соня, Наташа, Петя, Анна Михайловна, Вера, старый граф, обнимали его; и люди и горничные, наполнив комнаты, приговаривали и ахали.
Петя повис на его ногах. – А меня то! – кричал он. Наташа, после того, как она, пригнув его к себе, расцеловала всё его лицо, отскочила от него и держась за полу его венгерки, прыгала как коза всё на одном месте и пронзительно визжала.
Со всех сторон были блестящие слезами радости, любящие глаза, со всех сторон были губы, искавшие поцелуя.
Соня красная, как кумач, тоже держалась за его руку и вся сияла в блаженном взгляде, устремленном в его глаза, которых она ждала. Соне минуло уже 16 лет, и она была очень красива, особенно в эту минуту счастливого, восторженного оживления. Она смотрела на него, не спуская глаз, улыбаясь и задерживая дыхание. Он благодарно взглянул на нее; но всё еще ждал и искал кого то. Старая графиня еще не выходила. И вот послышались шаги в дверях. Шаги такие быстрые, что это не могли быть шаги его матери.
Но это была она в новом, незнакомом еще ему, сшитом без него платье. Все оставили его, и он побежал к ней. Когда они сошлись, она упала на его грудь рыдая. Она не могла поднять лица и только прижимала его к холодным снуркам его венгерки. Денисов, никем не замеченный, войдя в комнату, стоял тут же и, глядя на них, тер себе глаза.
– Василий Денисов, друг вашего сына, – сказал он, рекомендуясь графу, вопросительно смотревшему на него.
– Милости прошу. Знаю, знаю, – сказал граф, целуя и обнимая Денисова. – Николушка писал… Наташа, Вера, вот он Денисов.
Те же счастливые, восторженные лица обратились на мохнатую фигуру Денисова и окружили его.
– Голубчик, Денисов! – визгнула Наташа, не помнившая себя от восторга, подскочила к нему, обняла и поцеловала его. Все смутились поступком Наташи. Денисов тоже покраснел, но улыбнулся и взяв руку Наташи, поцеловал ее.
Денисова отвели в приготовленную для него комнату, а Ростовы все собрались в диванную около Николушки.
Старая графиня, не выпуская его руки, которую она всякую минуту целовала, сидела с ним рядом; остальные, столпившись вокруг них, ловили каждое его движенье, слово, взгляд, и не спускали с него восторженно влюбленных глаз. Брат и сестры спорили и перехватывали места друг у друга поближе к нему, и дрались за то, кому принести ему чай, платок, трубку.
Ростов был очень счастлив любовью, которую ему выказывали; но первая минута его встречи была так блаженна, что теперешнего его счастия ему казалось мало, и он всё ждал чего то еще, и еще, и еще.
На другое утро приезжие спали с дороги до 10 го часа.
В предшествующей комнате валялись сабли, сумки, ташки, раскрытые чемоданы, грязные сапоги. Вычищенные две пары со шпорами были только что поставлены у стенки. Слуги приносили умывальники, горячую воду для бритья и вычищенные платья. Пахло табаком и мужчинами.
– Гей, Г"ишка, т"убку! – крикнул хриплый голос Васьки Денисова. – Ростов, вставай!
Ростов, протирая слипавшиеся глаза, поднял спутанную голову с жаркой подушки.
– А что поздно? – Поздно, 10 й час, – отвечал Наташин голос, и в соседней комнате послышалось шуршанье крахмаленных платьев, шопот и смех девичьих голосов, и в чуть растворенную дверь мелькнуло что то голубое, ленты, черные волоса и веселые лица. Это была Наташа с Соней и Петей, которые пришли наведаться, не встал ли.
– Николенька, вставай! – опять послышался голос Наташи у двери.
– Сейчас!
В это время Петя, в первой комнате, увидав и схватив сабли, и испытывая тот восторг, который испытывают мальчики, при виде воинственного старшего брата, и забыв, что сестрам неприлично видеть раздетых мужчин, отворил дверь.
– Это твоя сабля? – кричал он. Девочки отскочили. Денисов с испуганными глазами спрятал свои мохнатые ноги в одеяло, оглядываясь за помощью на товарища. Дверь пропустила Петю и опять затворилась. За дверью послышался смех.
