Тема эмиграции в творчестве набокова. Главный русский эмигрант владимир набоков
Набоков Владимир Владимирович (1899—1977), писатель.
Родился 22 апреля 1899 г. в Петербурге в семье одного из самых популярных в предреволюционной России политических деятелей, члена 1-й Государственной думы от кадетской партии юриста Владимира Дмитриевича Набокова.
По семейной традиции сын получил блестящее домашнее образование, уже в детстве в совершенстве овладел английским языком. Свои счастливые ранние годы Владимир Владимирович вспоминал потом всю жизнь. Набоков окончил Тенишевское училище — одно из элитарных учебных заведений Петербурга.
В 1916 г. состоялся его литературный дебют: был издан сборник стихотворений.
Октябрьский переворот вынудил семью Набоковых покинуть Россию. За границей будущий писатель окончил Кембриджский Тринити-колледж, где изучал романские и славянские языки и литературу. Известность он приобрёл в 1926 г., когда вышел его роман «Машенька».
Набоков вёл замкнутый образ жизни, почти не общался ни с литераторами, ни с русскими эмигрантами. В первое десятилетие активной творческой деятельности он опубликовал рассказ «Возвращение Чорба» (1928 г.), повесть «Защита Лужина» (1930 г.), романы «Камера обскура» (1933 г.), «Отчаяние» (1934 г.), «Приглашение на казнь» (1935—1936 гг.), «Дар» (1937 г.).
Эмигрантская критика в целом восприняла Набокова как «странного писателя». Его виртуозная проза многих отталкивала некоторой холодностью. В. Ф. Ходасевич отмечал «двоемирие» Набокова, для которого воображаемый мир более реален, чем действительная жизнь.
В 1937 г. Набоков покинул Германию, где установился фашистский режим. Сначала он поселился в Париже, потом переехал в США. Там начал писать на английском языке и публиковаться под своим настоящим именем (ранее он использовал псевдоним В. Сирин).
Первый англоязычный роман Набокова — «Истинная жизнь Себастьяна Найта» (1940 г.), затем последовали «Другие берега» (1954 г.), «Пнин» (1957 г.). «Лолита» (1955 г.), ставшая бестселлером и принёсшая автору мировую славу, была написана на русском и английском языках.
Гонорары за этот роман позволили Набокову стать материально независимым и целиком сосредоточиться на литературе.
В 1960 г. он вернулся в Европу. В 1964 г. вышел в его переводе на английский «Евгений Онегин» А. С. Пушкина в четырёх томах, снабжённый обширными комментариями.
Набоков также перевёл на английский «Героя нашего времени» М. Ю. Лермонтова, «Слово о полку Игореве», многие стихотворения из русской классики.
Роман "Машенька"
В 1926 году вышло в свет первое прозаическое произведение Набокова — роман «Машенька». По этому поводу журнал «Нива» написал: «Себя и свою судьбу в разных вариациях Набоков, развлекаясь, неустанно вышивает по канве своих произведений. Но не только свою, хотя едва ли кто-то интересовал Набокова больше, чем он сам. Это ещё и судьба целого человеческого типа — русского интеллигента-эмигранта». Действительно, для Набокова жизнь на чужбине оказалась всё же довольно тяжёлой. Утешением становилось прошлое, в котором были светлые чувства, любовь, совсем другой мир. Поэтому роман основан на воспоминаниях. Фабулы как таковой нет, содержание разворачивается как поток сознания: диалоги действующих лиц, внутренние монологи главного героя, описания места действия перемежаются.
Главный герой романа, Лев Глебович Ганин, оказавшись в эмиграции, утратил какие-то важнейшие свойства личности. Он живёт в пансионе, который ему не нужен и не интересен, его обитатели представляются Ганину жалкими, да и сам он, как и прочие эмигранты, никому не нужен. Ганин тоскует, иногда он не может решить, что делать: «переменить ли положение тела, встать ли, чтобы пойти и вымыть руки, отворить ли окно...». «Сумеречное наважденье» — вот определение, которое даёт автор состоянию своего героя. Хотя роман относится к раннему периоду творчества Набокова и является, пожалуй, самым «классическим» из всех созданных им произведений, но характерная для писателя игра с читателем присутствует и здесь. Неясно, что же служит первопричиной: то ли душевные переживания деформируют внешний мир, то ли, напротив, уродливая действительность омертвляет душу. Возникает ощущение, что писатель поставил друг перед другом два кривых зеркала, изображения в которых уродливо преломляются, удваиваясь и утраиваясь.
Роман «Машенька» выстроен как воспоминание героя о прежней жизни в России, оборванной революцией и Гражданской войной; повествование ведётся от третьего лица. В жизни Ганина до эмиграции было одно важное событие — его любовь к Машеньке, которая осталась на родине и утрачена вместе с ней. Но совершенно неожиданно Ганин узнаёт в изображённой на фотографии женщине, жене соседа по берлинскому пансиону Алфёрова, свою Машеньку. Она должна приехать в Берлин, и этот ожидаемый приезд оживляет героя. Тяжкая тоска Ганина проходит, его душа заполняется воспоминаниями о прежнем: комнате в петербургском доме, загородной усадьбе, трёх тополях, амбаре с расписным окном, даже о мелькании спиц велосипедного колеса. Ганин вновь словно погружается в мир России, сохраняющий поэзию «дворянских гнёзд» и теплоту родственных отношений. Событий происходило много, и автор отбирает наиболее значимые из них. Ганин воспринимает образ Машеньки как «знак, зов, вопрос, брошенный в небо», и на этот вопрос он вдруг получает «самоцветный, восхитительный ответ». Встреча с Машенькой должна стать чудом, возвращением в тот мир, в котором Ганин только и мог быть счастлив. Сделав всё, чтобы помешать соседу встретить жену, Ганин оказывается на вокзале. В момент остановки поезда, на котором приехала она, он чувствует, что эта встреча невозможна. И уезжает на другой вокзал, чтобы покинуть город.
Казалось бы, в романе предполагается ситуация любовного треугольника, и развитие сюжета подталкивает к этому. Но Набоков отбрасывает традиционный финал. Глубинные переживания Ганина для него намного важнее, чем нюансы отношений героев. Отказ Ганина от встречи с любимой имеет не психологическую, а скорее философскую мотивировку. Он понимает, что встреча не нужна, даже невозможна, не потому, что она влечёт за собой неизбежные психологические проблемы, а потому, что нельзя повернуть время назад. Это могло бы привести к подчинению прошлому и, следовательно, отказу от самого себя, что вообще невозможно для героев Набокова.
В романе «Машенька» Набоков впервые обращается к темам, которые затем будут неоднократно появляться в его творчестве. Это тема утраченной России, выступающей как образ потерянного рая и счастья юности, тема воспоминания, одновременно противостоящего всё уничтожающему времени и терпящего неудачу в этой тщетной борьбе.
Образ главного героя, Ганина, очень типичен для творчества В. Набокова. В его произведениях всё время появляются неустроенные, «потерявшиеся» эмигранты. Пыльный пансион неприятен Ганину, потому что он никогда не заменит родину. Проживающих в пансионе — Ганина, учителя математики Алфёрова, старого русского поэта Подтягина, Клары, смешливых танцовщиков — объединяет ненужность, какая-то выключенность из жизни. Возникает вопрос: а зачем они живут? Ганин снимается в кинематографе, продавая свою тень. Стоит ли жить ради того, чтобы «вставать и ездить в типографию каждое утро», как это делает Клара? Или «искать ангажемент», как ищут его танцовщики? Унижаться, клянчить визу, объясняясь на плохом немецком языке, как вынужден это делать Подтягин? Цели, которая оправдывала бы это жалкое существование, ни у кого из них нет. Все они не думают о будущем, не стремятся устроиться, наладить жизнь, живя оним днём. И прошлое, и предполагаемое будущее осталось в России. Но признаться себе в этом — значит сказать себе правду о себе самом. После этого нужно делать какие-то выводы, но как тогда жить, как заполнять скучные дни? И жизнь заполняется мелкими страстями, романчиками, суетой. «Подтягин заходил в комнату хозяйки пансиона, поглаживая чёрную ласковую таксу, пощипывал её уши, бородавку на серой мордочке и рассказывал о своей стариковской, мучительной болезни и о том, что он уже давно хлопочет о визе в Париж, где очень дёшевы булавки и красное вино».
Связь Ганина с Людмилой ни на секунду не оставляет ощущения, что речь идёт о любви. Но это не любовь: «И тоскуя и стыдясь, он чувствовал, как бессмысленная нежность, — печальная теплота, оставшаяся там, где очень мимолетно скользнула когда-то любовь, — заставляет его прижиматься без страсти к пурпурной резине её поддающихся губ...» Была ли у Ганина настоящая любовь? Когда совсем мальчиком встретил он Машеньку, то полюбил не её, а свою мечту, придуманный им идеал женщины. Машенька оказалась недостойной его. Он любил тишину, уединение, красоту, искал гармонию. Она же была легкомысленна, тянула его в толпу. А «он чувствовал, что от этих встреч мельчает истинная любовь». В мире Набокова счастливая любовь невозможна. Она или связана с изменой, или же герои вообще не знают, что такое любовь. Индивидуалистический пафос, страх подчинения другому человеку, страх возможности его суда заставляют героев Набокова забыть о ней. Часто в основе сюжета произведений писателя любовный треугольник. Но накала страстей, благородства чувств в его произведениях найти невозможно, история выглядит пошлой и скучной.
Для романа «Машенька» характерны черты, проявившиеся и в дальнейшем творчестве Набокова. Это игра литературными цитатами и построение текста на ускользающих и вновь проявляющихся лейтмотивах и образах. Здесь становятся самостоятельными и значимыми звуки (от соловьиного пения, означающего природное начало и прошлое, до шума поезда и трамвая, олицетворяющих мир техники и настоящее), запахи, повторяющиеся образы — поезда, трамваи, свет, тени, сравнения героев с птицами. Набоков, говоря о встречах и расставаниях героев, несомненно, намекал читателю на сюжет «Евгения Онегина». Также внимательный читатель может найти в романе образы, характерные для лирики А.А. Фета (соловей и роза), А.А. Блока (свидания в метель, героиня в снегу). При этом героиня, чьё имя вынесено в заглавие романа, на его страницах не появилась ни разу, и реальность её существования иногда кажется сомнительной. Игра с иллюзиями и реминисценциями ведётся постоянно.
Набоков активно использует традиционные для русской литературы приёмы. Автор обращается к свойственным Чехову приёмам детализации, насыщает мир запахами и красками, как Бунин. В первую очередь это связано с призрачным образом главной героини. Современные Набокову критики называли «Машеньку» «нарциссистским романом», предполагали, что автор постоянно «самоотражается» в своих героях, помещая в центр повествования личность, наделённую недюжинным интеллектом и способную на сильную страсть. Развития характера нет, сюжет превращается в поток сознания. Многие современники не приняли роман, так как в нём не было динамично развивающегося сюжета и счастливого разрешения конфликта. Набоков писал о том «меблированном» пространстве эмиграции, в котором отныне предстояло жить ему и его героям. Россия осталась в воспоминаниях и снах, и с этой реальностью следовало считаться.
Главный русский эмигрант Владимир Набоков Главный русский эмигрант
Владимир Набоков
«Я американский писатель, рождённый в России, получивший образование в Англии, где я изучал французскую литературу перед тем, как на пятнадцать лет переселиться в Германию», - так говорил о себе Владимир Набоков.
Казалось, судьба не оставила выбора - ему суждено было стать изгнанником. В эмигрантской жизни Набокова было все - бегство и нищета, уроки тенниса и лекции в университете. О скитаниях знаменитого писателя расскажет Екатерина Астафьева.
Есть ли жизнь после Революции?
Изгнание началось для Набокова в апреле 1919 года, перед захватом Крыма большевиками. После Октябрьской революции потомкам стародворянского рода некоторое время удавалось скрываться в Крыму, и именно он стал последним островком Родины для Владимира.
Семья Набоковых перебралась в Берлин, а сам начинающий писатель 3 года штудировал в Кембриджском университете французскую литературу и энтомологию.
Там он времени даром не терял: писал стихи, переводил на русский «Алису в Стране чудес» Льюиса Кэррола (в его интерпретации роман получил название «Аня в Стране чудес») и создал Славянское общество - то самое, с которого началось Русское общество Кембриджского университета.
Владимир Набоков
В 1922 Владимир Дмитриевич Набоков, отец писателя, был убит - он пытался спасти Милюкова. Тогда-то Владимир и приезжает в Берлин, где зарабатывает на жизнь тем, что умеет лучше всего, - преподает английский.
Как известно, Набоков свободно владел тремя языками: английским, русским и французским. Сам писатель вспоминал, как однажды его отец-англоман выяснил, что сын не знает некоторых русских слов, запросто заменяя их английскими эквивалентами.
В срочном порядке наняли русскую гувернантку, чтобы учить русского мальчика русскому языку.
Набоков в Кембридже (второй слева)
Европа: переводы, языки и теннис
В Берлине Набоков занимался переводами, писал и даже выпустил два сборника стихотворений. К нему пришла слава романиста - одну за другой он выпускал книги.
Именно в Берлине Набоков написал «Машеньку», «Защиту Лужина», «Камеру обскура», «Приглашение на казнь» и «Дар». Он печатался под псевдонимом «Владимир Сирин» и пользовался большой популярностью у эмиграции - в стране Советов Набокова, конечно, не выпускали.
Набоков 3 года учился
в Кембриджском университете
Время от времени писатель составлял шахматные задачи и русские кроссворды, которые публиковались в журнале «Руль». Но осесть в Германии писателю не удалось - пришлось бежать от нацистского режима. У Набокова на то были особые причины - его жена Вера Слоним была из еврейско-русской семьи. В 1937 он перебрался в Париж.
Набоков прекрасно играл в теннис
В Париже Набоков надеялся на свои литературные связи: с 1929 года его романы публиковались в одном из самых популярных среди русских эмигрантов журналов - «Современные записки».
Но обеспечить семью литературной деятельностью Набокову не удалось. Во Франции он зарабатывал на кусок хлеба тем, чем раньше развлекался - переводил, преподавал языки и теннис. Богачам льстило, что им дает уроки настоящий русский аристократ. Но немецкая оккупация вынудила Набокова покинуть Париж.
Большинство знаменитых романов
Набоков написал в Берлине
Американский писатель
В 1940-м писатель переселился в США. В этом году Набоков перестал существовать как русский автор - в дальнейшем он писал почти исключительно по-английски. В Нью-Йорке пришлось все начинать с нуля.
Первое время приходилось жить на деньги, которые зарабатывала преподаванием жена писателя. В Америке Набоков читал лекции по русской и мировой литературе, например, в Карнельском университете, и продолжал творить.
Именно здесь появился, пожалуй, самый известный его роман «Лолита». В 1955=м он был опубликован в издательстве «Олимпия Пресс», которое, как оказалось, выпускало полупорнографические романы. Но именно «Лолита» принесла своему автору мировую известность.
«Лолита» впервые была напечатана
полупорнографическим издательством
Набоков с женой Верой Слоним играет в шахматы
Благодаря гонорарам, полученным за «Лолиту», Набоков смог в 1960-м вернуться в Европу и поселиться в Швейцарии, в городе Монтре. Это место стало его домом на 17 лет - здесь Набоков написал еще несколько романов, в том числе «Бледный огонь», «Ада», переводил с русского на английский свои старые произведения.
Но главный труд этого периода - прозаический перевод на английский «Евгения Онегина» с комментариями.
Кроме литературы Набоков увлекался
шахматами и энтомологией
Писатель и энтомолог
На протяжении всей жизни Набоков не изменял своему главному после литературы увлечению - коллекционированию бабочек. Именно путешествия через всю Америку с востока на запад дали писателю материал для создания «Лолиты».
В автобиографии «Другие берега» Набоков отмечает: «И высшее для меня наслаждение - вне дьявольского времени, но очень даже внутри божественного пространства - это наудачу выбранный пейзаж… - словом, любой уголок земли, где я могу быть в обществе бабочек и кормовых их растений».
Набоков ловит бабочек
В 1977-м Набоков умер в Лозанне. Его близкие считали, что причиной смертельной болезни послужило падение на горном склоне во время охоты на бабочек на склоне Монтре.
Строки его стихотворения, в которых он перефразировал Гумилева, оказались пророческими:
«И умру я не в летней беседке / от обжорства и от жары, / а с небесною бабочкой в сетке / на вершине дикой горы».
Владимир Набоков признанным стал в эмиграции в середине 20-х годов (ранние стихотворные сборники не обеспечили ему литературной известности), но лишь во второй половине 80-х, после публикации подборки стихов в журнале «Октябрь» (1986.-№ 11) и «Защиты Лужина» в «Москве» (1986,-№ 12) он, имеющий мировую славу, оказался доступен российскому читателю.
Среди ценителей набоковского таланта в эмиграции были такие мастера, как Е. Замятин, В. Ходасевич, И. Бунин. «Многие им восхищались, почти все ему удивлялись»,- писал Г Струве. Прочитав «Защиту Лужина», И. Бунин готов был, кажется, уступить ему первенство: «Этот мальчишка выхватил пистолет и одним выстрелом уложил всех соперников, в том числе и меня». Однако существовали и иные мнения. В. Набокова обвиняли в разрыве с гуманистической традицией русской литературы, в демонстративной приверженности «чистому искусству», в покушении на авторитеты Чернышевского и Достоевского. Противоречивость суждений - «талантливое, но бессодержательное», «красивое, но бесцельное» - характерна для многих критиков и часто объясняется простым непониманием набоковских книг.
Во многом расходясь с русскими эмигрантами, В. Набоков сохранил свою самостоятельность, независимость. Перед ним не вставал вопрос о возвращении на родину, поскольку не могло быть ни под каким видом примирения с диктатурой, а расхождения с советским государством, по признанию писателя, «никак не связаны с имущественными вопросами». Россия для В. Набокова была больше, чем «тема воспоминаний», звучащих постоянно в его произведениях. Устами одного из автобиографических героев Федора Годунова-Чердынцева («Дар», 1937) писатель объясняет свою кровную, независимую от политических систем и режимов, связь с Россией: «Мне-то, конечно, легче, чем другому, жить вне России, потому что я наверняка знаю, что вернусь - во-первых, потому, что я увез с собой от нее ключи, а во-вторых, потому, что все равно когда, через сто, через двести лет,- буду жить там в своих книгах или хотя бы в подстрочном примечании переводчика». Сейчас это возвращение осуществилось.
Как складывался творческий путь В. Набокова? В первом его романе «Машенька» (1926) видна еще бунинская традиция лирико-психологической прозы. Действие романа происходит в одном из берлинских пансионов, населенном русскими эмигрантами, которые постоянно грезят Россией. С образом Машеньки связано воспоминание героя не только о возлюбленной далекой юности, но и о покинутой родине. Россия тоже потеряна, и кажется, что безвозвратно. Но зов души подавить нельзя. Мотив этот вновь прозвучит в «Подвиге» (1932), герой которого, понимая обреченность своей попытки, не сможет противостоять желанию перейти границы.
В 1929 году завершен роман «Защита Лужина». В нем В. Набоков обратился к теме таланта, творческого начала в человеке, к судьбе неординарной личности. Шахматы в жизни Лужина не только профессиональное занятие, не просто призвание, но способ самоосуществления. Мир шахмат воспринимается В. Набоковым как мир искусства. Он противостоит квартирному быту, разговорам о политике, имущественным проблемам и отношениям. Для героя и для писателя именно в искусстве видится настоящая реальность. Не случайно неловкий, неповоротливый, неряшливый, некрасивый («полное серое лицо», «плохие прокуренные зубы») Лужин преображается за шахматным столом. В обыденной жизни в его мир постоянно врываются «призраки», «зрители»,- он им противостоять не может. Но и шахматы тоже требуют противостояния. Поражение в партии с итальянцем Турати воспринимается Лужиным как крах. Попытки близких оградить его от шахмат бесполезны. Ни женитьба, ни другие соблазны обыкновенной жизни не могут заменить счастья, которое давали шахматы. Талант несовместим с прагматизмом. Лужин выбрасывается в окно. Это уход из обыденной реальности, которую не принимает душа героя. Подобные «уходы», «растворения» героя будут встречаться и в других произведениях В. Набокова (например, в «Приглашении на казнь»).
Развивается тема творчества в романе «Дар». Герой здесь уже не шахматист, а поэт, писатель. Годунов-Чердынцев, как и его создатель, не признает литературы «с направлением», «писателей, греющих руки на злобе дня». В этом автор и герой единодушны. Вместе с тем имен но на примере этого романа хорошо виден сам процесс выбора «маски», введения приема, примеривания различных вариантов сюжета. Творчество понимается В. Набоковым как самораскрытие. Герой объясняет своей возлюбленной (Зине Мерц), как жизнь претворяется в художественную ткань текста: «...так пропитаю собой, что от автобиографии останется только пыль, но такая пыль, конечно, из которой делается самое оранжевое небо».
Почти одновременно с «Даром» В. Набоков заканчивает роман «Приглашение на казнь», в котором читатель оказывается в вымышленном городе вымышленного государства. Этот роман многие исследователи относят к числу антиутопий, ставя рядом с «Мы» Е. Замятина, «О, этот дивный мир» О. Хаксли. Но у книги В. Набокова есть и принципиальное отличие. Мир, в котором живут герои,- буквальный театр абсурда. Тюрьма выглядит не страшной, а вполне «домашней». Палач любит свою жертву, адвокат - брат прокурора. В. Набоков избегает психологического анализа характеров. Основной его прием - пародия. Пародируются и тюремные порядки, и вся система жизни, отторгающая человеческую индивидуальность.
Вина Цинцината в том, что он не захотел быть прозрачным при всеобщем законе прозрачности, запрещающем тайные (свои) мысли, желания. Он не может принять правила игры и поэтому осужден. Однако состоялась ли казнь в финале, остается неясным. Палач сделал свое дело, но казнь как бы не помешала герою уйти. Как пишет А. Долинин, «за секунду до казни „внутренний человек" осознал, что в его силах вырваться из „тюрьмы на свободу"». Очевидно, поэтому и возможен финал после финала, движение после отсечения головы, переход в другую реальность, к другим, таким же, как он, людям.
К пародии В. Набоков обращался достаточно часто. Как вызов идее тоталитаризма, диктатуре воспринимается пьеса «Изобретение Вальса» (1938). Изобретатель аппарата «телемор», который может уничтожить целую страну, становится диктатором, «ленивым и развратным». Ему подстать министры с «игрушечными» внешностями и именами: Берг, Бриг, Брег, Герб, Гроб и т. п. Последние трое представлены куклами, ничем не отличающимися от прочих генералов. Выступая продолжателем М. Салтыкова-Щедрина, В. Набоков главным своим оружием избирает смех.
В 1940 году В. Набоков переехал в Америку и стал не только американским гражданином, но и англоязычным писателем.
На английском языке написаны романы «Подлинная жизнь Себастьяна Найта» (1938-1940), «Под знаком незаконнорожденных», «Другие берега» (1954), «Лолита» (1955), «Пнин» (1953-1957), «Бледный огонь» (1962), «Ада» (1965), «Прозрачные вещи» (1972), «Взгляни на арлекинов» (1974), рассказы, стихи, эссе. В. Набоков продолжал разрабатывать те же темы - творческой личности, абсурдности современного государства, утраченных иллюзий, тоски по детству. Он занимался переводами на английский язык русских классиков (Пушкина, Гоголя); написал комментарии к «Евгению Онегину», составившие четыре тома; преподавал русскую литературу сначала в колледже Уэллесли, а с 1948 года в Корнелльском университете.
Именно в Корнелле написана «Лолита» (первая публикация - в Париже в 1955 году) - одно из самых знаменитых произведений В. Набокова, с которым связаны были и скандальные истории, и начало настоящей известности и успеха.
Еще в 1951 году он писал о «Лолите»: «Я сочиняю сейчас роман, в котором речь идет о проблемах весьма нравственного господина средних лет, который весьма безнравственно влюбляется в свою тринадцатилетнюю падчерицу». Поскольку роман написан от первого лица, кое-кто воспринял его как автобиографический, а пикантные подробности позволили цензуре и читателям считать книгу порнографической. Русская литературная община в Нью-Йорке выставила моральный счет автору, нарушившему канон целомудрия отечественной литературы. «Лолиту» противопоставляли «Доктору Живаго» Б. Пастернака,- между прочим, романы в один год (1958) оказались американскими бестселлерами.
Непривычность (для многих скорее уж прямо и неприличность) сюжета препятствовала пониманию авторского замысла. 3. Шаховская в книге «В поисках Набокова» пишет: «„Лолиту" прочла в первый раз в запрещенном издании Жиродиаса. Мы еще не были приучены к такому жанру, но как прекрасны были описания, как всюду сверкало набоковское мастерство. Да и было в этой истории что-то очень трагичное, искупающее то, что не нравилось».
Постепенно начали появляться вдумчивые исследования. Среди них эссе Н. Берберовой, работы К. Проффера «Аннотация „Лолиты"» и «Ключи к „Лолите"». За внешним сюжетом романа угадывали философский смысл, мотив тоски по утраченному детству. Утвердилось мнение, что поклонение Гумберта Лолите - истинная драма. После всех переживаний, разочарований, ревности к сопернику он понимает, что им владеет не страсть, но любовь,- и в этом цель автора.
Мотив детства в разных аспектах крайне важен в произведениях В. Набокова. Детство у него всегда связано с любовью, с образом дома, с памятью об отце и матери, о родных местах, которые никогда (до старости) от себя не отпустят. «Лолита» написана сразу после «Других берегов» (1954) - автобиографического повествования, в котором поэзия детства достигает наивысшей концентрации. Сопоставление столь разных произведений помогает войти в творческую лабораторию писателя. «Я считаю этот роман,- говорил В. Набоков о „Лолите",- лучшим из написанного мною по-английски, и, хотя тема и положения имеют отчетливо чувственный характер, поэтика чиста и фантазия безудержна». Он противопоставлял свой взгляд фрейдистскому психоанализу, который «подменяет любую поэзию половыми комплексами», не уставал издеваться над смакованием половых проблем в литературе.
Многие произведения В. Набокова автобиографичны. Но если «Другие берега» - это в полном смысле автобиография, то в иных случаях происходит, по словам писателя, «выворачивание наизнанку своего опыта». Как и его герой Себастьян Найт, раненный грубостью мира, скрывал писатель свою боль за маской. Именно маску видит читатель во многих произведениях, но она так естественна, что трудно определить, не срослась ли она с лицом, не стала ли реальностью.
Читая В. Набокова, нельзя забывать, что перед нами не публицист, а художник. Как писал В. Ходасевич еще о первых произведениях писателя, «при тщательном рассмотрении Сирин оказывается по преимуществу художником формы, писателем приема... Сирин не только не прячет прием, но выставляет наружу, как фокусник, который, поразив зрителя, тут же показывает лабораторию своих чудес».
Взаимоотношения автора и героя - всегда игра с определенными правилами. В игру вступает писатель и с читателями. Именно эту школу прошли у В. Набокова (и по-разному ее опыт усвоили) современные постмодернисты.
Изображая современный мир в его жестокости, показывая торжество пошлости и посредственности, В. Набоков обращается, как уже говорилось, к форме пародии, считая ее действеннее сатиры. На вопрос своего бывшего ученика А. Аппеля он ответил предельно кратко: «Сатира - поучение. Пародия - игра».
Занимаясь интерпретацией произведений В. Набокова, очевидно, стоит помнить о тех оценках и рекомендациях, которые он высказывал в адрес критиков. Смысл и оправдание литературной критики писатель видел в том, чтобы объяснить читателю, как сделано произведение. Начинающим критикам он давал совет научиться распознавать пошлость и помнить, что посредственность преуспевает за счет идей.
Изучение творчества В. Набокова на Западе началось давно и успешно развивается. После смерти писателя стал выходить журнал «Набоковианец». Защищены десятки диссертаций, напечатано несколько монографий. Наиболее популярные (хотя обе отнюдь не бесспорные) принадлежат Э. Филду и Б. Бойду. В 1995 году появилась первая русская биография писателя - книга Б. Носика «Мир и дар Набокова». Россия включилась и в организацию международных набоковских конференций, проведенных в 1989 году в Париже, в 1990 году в Ленинграде, в 1992 году в Ницце. Заслуживает внимания монография Е. Анастасьева «Феномен Набокова» (М., 1992) и полемическая работа В. Липовецкого «Анти-Бахтин-лучшая книга о Набокове» (СПб., 1994). Выпущенное в России в 1990 году четырехтомное собрание сочинений В. Набокова включает только произведения, написанные на русском языке. В 1997-1999 годах вышло в пяти томах собрание сочинений американского периода.
Образ потерянной родины в романе В. Набокова «Машенька»
Известный писатель, поэт, переводчик В.В. Набоков, ощутивший в раннем возрасте дух эмиграции и почувствовавший на себе щемящую тоску по Родине, передает нам личные воспоминания и чувства через свои произведения. Он является автором знаменитой «Лолиты», романов «Защита Лужина», «Дар», а также первых романов о судьбах русской эмиграции «Машенька» и «Подвиг». В них Набоков глубоко анализирует внутреннее, эмоциональное состояние героев, сочетая это с непредсказуемостью сюжета. Романы «Машенька» и «Подвиг» насквозь пронизаны лиричностью. Построенные на собственных воспоминаниях, они представляют собой развернутую метафору.
Многие жизненные ситуации и события в этом произведении имеют вполне биографический подтекст. Набоков писал этот роман в период жизни в Берлине, и в нем можно почувствовать все ощущения и чувства эмигранта. Оно пропитано простой русской тоской по своей многострадальной Родине, которая теперь уже навек утрачена в жизни героя. В основе рассказа «Машенька» заложены личные переживания автора, его юношеская любовь, которую он после пересказал в своей автобиографической книге «Другие берега». Ганин, который покинул Россию шесть лет назад, живет в русском пансионе госпожи Дорн. В воскресенье он знакомится в лифте со своим соседом Алферовым, который рассказывает ему о скором приезде его жены Машеньки. Неожиданная остановка лифта здесь выступает в качестве символа. Зависший над черным провалом лифт, в котором царит темнота, как нельзя лучше описывает то долгое, вечное ожидание эмигрантов. Ганин представлен как апатичный, безвольный человек, потерявший интерес к жизни, но при этом сообщается, что раньше он умел «не только управлять, но и играть силой воли». Когда-то он работал статистом и сейчас, живя в пансионе, он словно осознает себя таким же статистом. Его воспоминания более реальны, чем сама его жизнь. Он живет словно тень, как и его соседи по пансиону. Все они люди прошлого, душой оставшиеся там, в России. Те оторванные листки календаря - первые шесть чисел апреля, которые обозначают номера в пансионе, здесь прямо говорят об этом. Все пропитано в нем безысходностью. Это настроение усиливают также дребезжащие окна и громады дыма, которые вздымаются над полотном железной дороги. У Ганина возникает постоянное чувство того, что «каждый поезд проходит незримо сквозь толщу самого дома». Мнимая возможность уехать постоянно дразнит его. Он хочет, но никак не решается это сделать.
Образ Машеньки и образ Родины сливается в романе воедино. Это словно потерянный рай, который продолжает жить в простых воспоминаниях. Неслучайно в сознании Ганина возникают картины русского пейзажа. Это не только придает жизни движение, помогает развивать чувства, но и наделяет смыслом его жизнь. Мир в его душе становится краше и ярче. Воспоминания в романе составляют основу повествования, именно они выражают главную тему, обозначают всю проблематику романа. Машенька в сознании Ганина олицетворяет Россию и прежнюю его любовь. «Он (Ганин) всегда вспоминал Россию, когда видел быстрые облака, но теперь он вспомнил бы ее и без облаков; с минувшей ночи он только и думал о ней». Здесь отчетливо прослеживается понимание того, что утраченное время уже не вернуть. Невозможно возвратить ту Россию из воспоминаний Ганина, то лето и то нежное чувство, оставленное когда-то в беседке. Для Ганина Машенька становится лишь символом безвозвратно утерянной Родины. Он поэтому и не идет до конца. Он бежит от своих воспоминаний и от их живого воплощения. Роман с Машенькой длился всего четыре дня, и возможно это были его самые счастливые дни. Но воспоминания исчерпали себя, и образ Машеньки остался там, в пансионе, вместе с умирающим старым поэтом, в том доме теней, который уже сам превратился в воспоминанья. В конце романа Ганин спешит поскорее уехать. Он тратит четверть своего состояния на билет, забирается в поезд и мечтает о том, как совсем скоро переберется без визы через границу.
Сама Машенька так и не появилась в романе. Она существовала лишь в сознании Ганина и в постоянном ожидании Алферова. Она словно счастье, для Ганина – потеряна, а для Алферова – несбыточна.
Сочинение
Литература русского Зарубежья выдвинула немало писателей, которые сформировались в условиях эмиграции. Таковы прозаики Г. И. Газданов, Ю. С. Лукаш, М. Д. Каратеев, Р. Б. Гуль, поэт и романист Б. Ю. Поплавский, поэты М. И. Цветаева, И. Н. Кнор-ринг, Д. И. Кленовский, В. А. Смоленский и др. Но, безусловно, наиболее выдающимся художником второго поколения эмиграции был Владимир Владимирович Набоков. Родившийся в самом конце прошлого века, 10 (22) апреля 1899 года, в Петербурге и скончавшийся 2 июля 1977 года в Монтрё, в Швейцарии, Владимир Владимирович Набоков и по сию пору остается феноменом, неразгаданной загадкой, своего рода таинственным в обманчиво-миражном мерцании светилом, возможно, даже и неким мнимым солнцем на литературном небосклоне нашего столетия. Не от того ли неправдоподобно широк спектр оценок набоковского наследия - от безоговорочного восхищения до полного отрицания?
Во всяком случае (и сегодня это несомненно) Набоков - безусловное явление, причем явление сразу двух литератур: русской и англо-язычной, создатель особенного художественного мира, новатор-стилист (прежде всего в прозе). И влияние его стилистики, его гипнотизирующего, завораживающего дара легко обнаруживается в литературе современной, правда, по преимуществу там, где преобладают книжность, вторичная культура, тяга к элитарности.
Набоков оставил после себя, без преувеличения, огромное наследие. Только на русском языке им было написано восемь романов, несколько десятков рассказов (сборники «Возвращение Чорба», 1930; «Соглядатай», 1938; «Весна в Фиальте», 1956), сотни стихотворений, ряд пьес («Смерть», «Событие», «Изобретение Вальса» и др.). К этому нужно добавить обширное англоязычное творчество (с 1940 года) - романы «Истинная жизнь Себастиана Найта»/ «Под знаком незаконнорожденных», «Пнин», «Ада», «Бледный огонь», «Лолита», «Прозрачные вещи», «Взгляни на Арлекинов!», автобиографическую прозу, цикл лекций о русской литературе, книгу интервью «Твердые мнения», многочисленные переводы русской классики (чего стоит хотя бы его перевод «Евгения Онегина» в четырех томах, где три занимают приложения, в которых он, строка за строкой, прокомментировал весь пушкинский роман). Тем знаменательнее (используя слова поэта) его «двусмысленная слава и недвусмысленный талант».
В последовательно скудевшей (от невозможности притока свежей крови, молодых сил) литературе эмиграции Набоков остался явлением необыкновенным, уникальным. Характерно, что (едва ли не единственный) он не разделил медленной катастрофы, постигшей большинство писателей-эмигрантов так называемого «второго поколения», которое еще именовали поколением «потерянным» (Борис Поплавский, Иван Лукаш, Ирина Кнорринг, Николай Гронский и др.). В 20-е и 30-е годы Набоков находился в центре внимания, вызывая восторженные или крайние хулы, но никого, кажется, не оставляя равнодушным. А затем, когда эмигрантская литература начала угасать, подобно первой рыбе-амфибии при перепаде климата в пересыхающем водоеме, ухитрился сменить даже самый способ дыхания, приспособив свой пульмометр к иной, англоязычной стихии и получив - единственный среди русских писателей за всю историю русской литературы - признание в качестве выдающегося художника Запада.
Характерно, однако, что оттуда, с американского берега, Набокова подают все-таки именно как крупнейшего русского писателя, но - со счастливой судьбой, которому и перемена звездного полушария была не горестной, крайней нуждой (он бежал в 1940 году из Франции от Гитлера, и руководствуясь своими взглядами, и спасая от гетто жену), а чистым подарком неба. Именно в смене часовык поясов, в географическом, а одновременно и духовном продвижении на крайний Запад (Россия - Германия - Франция - Америка) Набоков, в толковании наших заокеанских коллег, вырастает в грандиозную фигуру: «За всю историю русской литературы было только два прозаика, соразмерных Набокову по таланту: Гоголь и Толстой» (Эндрю Филд). Таким образом, русской литературе как бы предлагается проследовать за Набоковым через западную форточку и доказывается исключительная плодотворность его пути от «Машеньки» и «Защиты Лужина» до последних романов - «Лолита» (1955), «Прозрачные вещи» (1972), «Взгляни на Арлекинов!» (1974). Здесь, кстати, обнажается между прочим, что Набоков - главная ставка Запада в борьбе за русскую литературу, главный русский писатель XX века с точки зрения западных тезисов, преобладающих в литературе.
Конечно, эта тяжкая тенденция, возводя писателя в суперклассики, своим непомерным грузом ответственности раздавливает реального Набокова. Но и при удалении искажающих наслоений место и значение его в русской литературе определить довольно трудно. И прежде чем совершить эту попытку, есть смысл припомнить главные вехи литературной и житейской биографии Набокова. Тем более что о них, с присущей ему виртуозностью слога, он поведал в своей вспомогательной книге «Другие берега» (1954).
В. В. Набоков родился в родовитой и богатой дворянской семье, с длинным сонмом служилых предков. Дед его Дмитрий Николаевич был министром юстиции в пору судебных реформ, в конце царствования Александра II и начала - Александра III. В «Заметке о моем отце» (Владимире Дмитриевиче) Набоков вспоминал: «Дед В. Д., Николай Александрович Набоков,- офицер флота, исследователь Новой Земли (1817 г.), где одна из рек носит его имя (а его брат, генерал Иван Александрович Набоков,был комендантом Петропавловской крепости). Родителями его матери были Фердинанд Николаевич Корф и Нина Александровна Корф, урожденная Шишкова (эту последнюю фамилию сам автор, В. В. Набоков, использовал недолгое время в качестве поэтического псевдонима - «Василий Шишков»). Елена Ивановна Рукавишникова (мать писателя.- О. М.) была по одной линии внучкой знаменитого сибирского золотопромышленника Василия Рукавишникова, а по другой - внучкой президента Императорской Военно-медицинской академии Н. И. Козлова».
Мальчик вырастал в атмосфере просвещенного либерализма, избытка материальных и духовных благ. Отец, отказавшийся от чиновной карьеры адвокат, принципиальный англоман и один из лидеров партии «народной свободы» (в просторечии «кадеты») - заместитель председателя ее ЦК, вместе с другими кадетскими вождями V П. Н. Милюковым, А. И. Шингаревым, В. И. Гес-сеном устно и печатно отстаивал необходимость для России конституционных свобод (за что даже поплатился в 1908 году, после известного Выборгского воззвания кадетов, прозванного в консервативных кругах «Выборгским пирогом», трехмесячным заключением в «Крестах»). Он был законным наследником русской либеральной интеллигенции, сочетавшей в себе бытовое барство, привычку к довольству и комфорту с искренним народолюбием, и стремился по каждому поводу проявить свое вольномыслие: однажды на официальном банкете отказался пить здоровье государя, а затем даже поместил в газетах объявление о продаже своего камергерского мундира. В глазах «правых» В. Д. Набоков казался безусловным и вредным «красным».
Великолепное образование, которое получил В. В. Набоков, с первых же шагов, однако, несло и нечто от англомана-отца. Он едва ли не ранее начал говорить (если и не думать) на языке Шекспира, чем на языке Пушкина. По крайней мере отец внезапно для себя обнаружил, что мальчик, легко читавший и писавший по-английски, русской азбуки не знает и кроме таких слов, как «какао», ничего не может прочесть. (Не это ли много позднее обусловило невозможную возможность - перейти в писательстве от русского к английскому языку или, рискну даже сказать, возвратиться к нему.)
Юный Набоков воспитывался прежде всего как «гражданин мира». Знал в совершенстве несколько языков; увлекался теннисом, велосипедом, шахматами, затем - особенно страстно и на всю жизнь - энтомологией, продолжив образование в престижном Тенишевском училище. Впрочем, и первоначальные впечатления, чувство России и всего русского не могли обойти его. Родина оставалась в душе Набокова, и ностальгические воспоминания о ней прорываются до конца дней писателя, хотя и вынужденно окостеневая, окаменевая, превращаясь в итоге в подобие того «саркофага с мумией» России, который хранит у себя один из набоковских героев.
Набоков - писатель-интеллектуал, превыше всего ставящий игру воображения, ума, фантазии. Вопросы, которые волнуют сегодня человечество - судьба интеллекта, одиночество и свобода, личность и тоталитарный строй, любовь и безнадежность - он преломляет в своем, особенном, ярко метафорическом слове. Стилистическая изощренность и виртуозность Набокова резко выделяет его в нашей традиционной литературе, где, как правило, форма была подчинена нравственной, «учительной» задаче.
