Главная › Психология › Тема трагической любви в творчестве Куприна («Олеся», «Гранатовый браслет»). Александр КупринГранатовый браслет

Тема трагической любви в творчестве Куприна («Олеся», «Гранатовый браслет»). Александр КупринГранатовый браслет

В литературе вообще, а в русской литера-туре в особенности, проблема взаимоотно-шения человека с окружающим его миром занимает существенное место. Личность и среда, индивидуум и общество — об этом размышляли многие русские писатели XIX века. Плоды этих размышлений отрази-лись во многих устойчивых формулировках, например в известной фразе «среда за-ела». Заметно обострился интерес к этой теме в конце XIX — начале XX века, в эпоху, переломную для России. В духе гуманисти-ческих традиций, унаследованных от про-шлого, рассматривает этот вопрос Алек-сандр Куприн, используя при этом все ху-дожественные средства, которые стали достижением рубежа веков.

Творчество этого писателя было долгое время как бы в тени, его заслоняли яркие представители современников. Сегодня произведения А. Куприна вызывают боль-шой интерес. Они привлекают читателя своей простотой, человечностью, демокра-тичностью в самом благородном смысле этого слова. Мир героев А. Куприна пестр и разнообразен. Он сам прожил яркую, на-полненную многообразными впечатления-ми жизнь — был и военным, и конторщи-ком, и землемером, и актером бродячей цирковой труппы. А. Куприн много раз го-ворил, что не понимает писателей, которые не находят в природе и людях ничего инте-реснее себя. Писателю очень интересны человеческие судьбы, при этом герои его произведений — чаще всего не удачливые, преуспевающие, довольные собой и жиз-нью люди, а скорее наоборот. Но А. Куприн относится к своим внешне неказистым и невезучим героям с той теплотой и чело-вечностью, которые всегда отличала рус-ских писателей. В персонажах рассказов «Белый пудель», «Тапер», «Гамбринус», а также многих других угадываются черты «маленького человека», однако писатель не просто воспроизводит этот тип, но заново переосмысливает его.

Раскроем очень известный рассказ Купри-на «Гранатовый браслет», написанный в 1911 году. В основе его сюжета — реальное событие — любовь телеграфного чиновника П. П. Желткова к жене важного чиновника, члена Государственного совета Любимова. Об этой истории упоминает сын Любимо-вой, автор известных воспоминаний Лев Лю-бимов. В жизни все закончилось иначе, чем в рассказе А. Куприна, —. чиновник принял браслет и перестал писать письма, больше о нем ничего не было известно. В семье Лю-бимовых этот случай вспоминался как странный и курьезный. Под пером же писателя история вылилась в печальный и трагический рассказ о жизни маленького человека, которого возвысила и погубила любовь. Это передается через композицию произведения. В нем дается обширное, неторопливое вступление, кото-рое вводит нас в экспозицию дома Шейных. Сама история необыкновенной любви, исто-рия гранатового браслета рассказывается таким образом, что мы видим ее глазами разных людей: князя Василия, который рас-сказывает ее как анекдотический случай, брата Николая, для которого все в этой исто-рии видится оскорбительным и подозри-тельным, самой Веры Николаевны и, нако-нец, генерала Аносова, первым предполо-жившего, что здесь, может быть, кроется настоящая любовь, «о которой грезят жен-щины и на которую больше не способны мужчины». Круг, к которому принадлежит Вера Николаевна, не может допустить, что это настоящее чувство, не столько из-за странности поведения Желткова, сколько из-за предрассудков, которые владеют ими. Куприн же, желая убедить нас, читателей, в подлинности любви Желткова, прибегает к самому неопровержимому аргументу — самоубийству героя. Таким образом утверж-дается право маленького человека на счас-тье, при этом возникает мотив его нравст-венного превосходства над людьми, столь жестоко оскорбившими его, не сумевшими понять силу чувства, которое составляло весь смысл его жизни.

Рассказ Куприна одновременно грустный и светлый. Его пронизывает музыкальное начало — в качестве эпиграфа указывается музыкальное произведение, — и заверша-ется рассказ сценой, когда героиня слуша-ет музыку в трагический для нее момент нравственного прозрения. В текст произве-дения входит тема неотвратимости гибели главного героя — она передана через сим-волику света: в момент получения браслета Вера Николаевна видит красные камни в нем и с тревогой думает, что они похожи на кровь. Наконец, в рассказе возникает тема столкновения различных культурных тради-ций: тема востока — монгольская кровь от-ца Веры и Анны, татарского князя, вводит в рассказ тему любви-страсти, безрассуд-ности; упоминание о том, что мать сес-тер — англичанка, вводит тему рассудочно-сти, бесстрастности в сфере чувств, власти разума над сердцем. В финальной части рассказа появляется третья линия: не слу-чайно, что квартирная хозяйка оказывается католичкой. Этим в произведение вводится тема любви-преклонения, которым в като-личестве окружена Божья Матерь, любви-самопожертвования.

Герой А. Куприна, маленький человек, сталкивается с окружающим его миром не-понимания, миром людей, для которых лю-бовь — это род безумия, и, столкнувшись с ним, погибает.

В замечательной повести «Олеся» перед нами предстает поэтический образ девуш-ки, выросшей в избе старой «колдуньи», вне обычных норм крестьянской семьи. Любовь Олеси к случайно заехавшему в глухую лесную деревушку интеллигенту Ивану Тимофеевичу — это свободное, про-стое и сильное чувство, без оглядки и обяза-тельств, среди высоких сосен, окрашенных багровым отблеском догорающей зари. Ис-тория девушки заканчивается трагически. В привольную жизнь Олеси вторгаются и ко-рыстные расчеты деревенских чиновников, и суеверия темных крестьян. Избитая и ос-меянная, Олеся вынуждена с Мануйлихой бежать из лесного гнезда.

В произведениях Куприна многие герои имеют сходные черты — это душевная чисто-та, мечтательность, пылкое воображение, со-единенное с непрактичностью и безволием. И яснее всего раскрываются они в любви. Все герои относятся к женщине с сыновьей чисто-той и благоговением. Готовность порибнуть ради любимой женщины, романтическое по-клонение, рыцарское служение ей — и в то же время недооценка себя, неверие в собствен-ные силы. Мужчины в рассказах Куприна как бы меняются местами с женщинами. Это энергичная, волевая «полесская колдунья» Олеся и «добрый, но только слабый» Иван Ти-мофеевич, умная, расчетливая Шурочка Ни-колаевна и «чистый, милый, но слабый и жал-кий» подпоручик Ромашов. Все это купринские герои с хрупкой душой, попавшие в жестокий мир.

Атмосферой революционных дней дышит превосходный рассказ Куприна «Гамбринус», созданный в тревожном 1907 году. Те-ма всепобеждающего искусства сплетена здесь с идеей демократизма, смелого про-теста «маленького человека» против чер-ных сил произвола и реакции. Кроткий и ве-селый Сашка своим незаурядным талантом скрипача и душевностью привлекает в одесский кабачок разноплеменную толпу портовых грузчиков, рыбаков, контрабан-дистов. С восторгом встречают они мело-дии, которые как бы являются фоном, как бы отражают общественные настроения и события — от русско-японской войны до мятежных дней революции, когда Сашкина скрипка звучит бодрыми ритмами «Марсе-льезы». В дни наступившего террора Сашка бросает вызов переодетым сыщикам и чер-носотенным «мерзавцам в папахе», отказы-ваясь играть по их требованию монархиче-ский гимн, открыто обличая их в убийствах и погромах.

Искалеченный царской охранкой, он воз-вращается к портовым друзьям, чтобы иг-рать для них на окраине мелодии оглуши-тельно-веселого «Чабана». Свободное творчество, сила народного духа, по мысли Куприна, непобедимы.

Возвращаясь к поставленному в начале вопросу — «человек и окружающий его мир», — отметим, что в русской прозе нача-ла XX века представлен широкий спектр от-ветов на него. Мы рассмотрели лишь один из вариантов — трагическое столкновение личности с окружающим его миром, его прозрения и гибели, но гибели не бессмыс-ленной, а содержащей в себе элемент очи-щения и высокого смысла.

* * *

Гранатовый браслет

L. van Beethoven. 2 Son. (ор. 2, № 2).

Largo Appassionato

I

В середине августа, перед рождением молодого месяца, вдруг наступили отвратительные погоды, какие так свойственны северному побережью Черного моря. То по целым суткам тяжело лежал над землею и морем густой туман, и тогда огромная сирена на маяке ревела днем и ночью, точно бешеный бык. То с утра до утра шел не переставая мелкий, как водяная пыль, дождик, превращавший глинистые дороги и тропинки в сплошную густую грязь, в которой увязали надолго возы и экипажи. То задувал с северо-запада, со стороны степи, свирепый ураган; от него верхушки деревьев раскачивались, пригибаясь и выпрямляясь, точно волны в бурю, гремели по ночам железные кровли дач, казалось, будто кто-то бегает по ним в подкованных сапогах, вздрагивали оконные рамы, хлопали двери, и дико завывало в печных трубах. Несколько рыбачьих баркасов заблудилось в море, а два и совсем не вернулись: только спустя неделю повыбрасывало трупы рыбаков в разных местах берега.

Обитатели пригородного морского курорта – большей частью греки и евреи, жизнелюбивые и мнительные, как все южане, – поспешно перебирались в город. По размякшему шоссе без конца тянулись ломовые дроги, перегруженные всяческими домашними вещами: тюфяками, диванами, сундуками, стульями, умывальниками, самоварами. Жалко, и грустно, и противно было глядеть сквозь мутную кисею дождя на этот жалкий скарб, казавшийся таким изношенным, грязным и нищенским; на горничных и кухарок, сидевших на верху воза на мокром брезенте с какими-то утюгами, жестянками и корзинками в руках, на запотевших, обессилевших лошадей, которые то и дело останавливались, дрожа коленями, дымясь и часто нося боками, на сипло ругавшихся дрогалей, закутанных от дождя в рогожи. Еще печальнее было видеть оставленные дачи с их внезапным простором, пустотой и оголенностью, с изуродованными клумбами, разбитыми стеклами, брошенными собаками и всяческим дачным сором из окурков, бумажек, черепков, коробочек и аптекарских пузырьков.

Но к началу сентября погода вдруг резко и совсем нежданно переменилась. Сразу наступили тихие безоблачные дни, такие ясные, солнечные и теплые, каких не было даже в июле. На обсохших сжатых полях, на их колючей желтой щетине заблестела слюдяным блеском осенняя паутина. Успокоившиеся деревья бесшумно и покорно роняли желтые листья.

Княгиня Вера Николаевна Шеина, жена предводителя дворянства, не могла покинуть дачи, потому что в их городском доме еще не покончили с ремонтом. И теперь она очень радовалась наступившим прелестным дням, тишине, уединению, чистому воздуху, щебетанью на телеграфных проволоках ласточек, стаившихся к отлету, и ласковому соленому ветерку, слабо тянувшему с моря.

II

Кроме того, сегодня был день ее именин – 17 сентября. По милым, отдаленным воспоминаниям детства она всегда любила этот день и всегда ожидала от него чего-то счастливо-чудесного. Муж, уезжая утром по спешным делам в город, положил ей на ночной столик футляр с прекрасными серьгами из грушевидных жемчужин, и этот подарок еще больше веселил ее.

Она была одна во всем доме. Ее холостой брат Николай, товарищ прокурора, живший обыкновенно вместе с ними, также уехал в город, в суд. К обеду муж обещал привезти немногих и только самых близких знакомых. Хорошо выходило, что именины совпали с дачным временем. В городе пришлось бы тратиться на большой парадный обед, пожалуй, даже на бал, а здесь, на даче, можно было обойтись самыми небольшими расходами. Князь Шеин, несмотря на свое видное положение в обществе, а может быть, и благодаря ему, едва сводил концы с концами. Огромное родовое имение было почти совсем расстроено его предками, а жить приходилось выше средств: делать приемы, благотворить, хорошо одеваться, держать лошадей и т. д. Княгиня Вера, у которой прежняя страстная любовь к мужу давно уже перешла в чувство прочной, верной, истинной дружбы, всеми силами старалась помочь князю удержаться от полного разорения. Она во многом, незаметно для него, отказывала себе и, насколько возможно, экономила в домашнем хозяйстве.

Теперь она ходила по саду и осторожно срезала ножницами цветы к обеденному столу. Клумбы опустели и имели беспорядочный вид. Доцветали разноцветные махровые гвоздики, а также левкой – наполовину в цветах, а наполовину в тонких зеленых стручьях, пахнувших капустой, розовые кусты еще давали – в третий раз за это лето – бутоны и розы, но уже измельчавшие, редкие, точно выродившиеся. Зато пышно цвели своей холодной, высокомерной красотою георгины, пионы и астры, распространяя в чутком воздухе осенний, травянистый, грустный запах. Остальные цветы после своей роскошной любви и чрезмерного обильного летнего материнства тихо осыпали на землю бесчисленные семена будущей жизни.

Близко на шоссе послышались знакомые звуки автомобильного трехтонного рожка. Это подъезжала сестра княгини Веры – Анна Николаевна Фриессе, с утра обещавшая по телефону приехать помочь сестре принимать гостей и по хозяйству.

Тонкий слух не обманул Веру. Она пошла навстречу. Через несколько минут у дачных ворот круто остановился изящный автомобиль-карета, и шофер, ловко спрыгнув с сиденья, распахнул дверцу.

Сестры радостно поцеловались. Они с самого раннего детства были привязаны друг к другу теплой и заботливой дружбой. По внешности они до странного не были схожи между собою. Старшая, Вера, пошла в мать, красавицу англичанку, своей высокой гибкой фигурой, нежным, но холодным и гордым лицом, прекрасными, хотя довольно большими руками и той очаровательной покатостью плеч, какую можно видеть на старинных миниатюрах. Младшая – Анна, – наоборот, унаследовала монгольскую кровь отца, татарского князя, дед которого крестился только в начале XIX столетия и древний род которого восходил до самого Тамерлана, или Ланг-Темира, как с гордостью называл ее отец, по-татарски, этого великого кровопийцу. Она была на полголовы ниже сестры, несколько широкая в плечах, живая и легкомысленная, насмешница. Лицо ее сильно монгольского типа с довольно заметными скулами, с узенькими глазами, которые она к тому же по близорукости щурила, с надменным выражением в маленьком, чувственном рте, особенно в слегка выдвинутой вперед полной нижней губе, – лицо это, однако, пленяло какой-то неуловимой и непонятной прелестью, которая заключалась, может быть, в улыбке, может быть, в глубокой женственности всех черт, может быть, в пикантной, задорно-кокетливой мимике. Ее грациозная некрасивость возбуждала и привлекала внимание мужчин гораздо чаще и сильнее, чем аристократическая красота ее сестры.

Она была замужем за очень богатым и очень глупым человеком, который ровно ничего не делал, но числился при каком-то благотворительном учреждении и имел звание камер-юнкера. Мужа она терпеть не могла, но родила от него двух детей – мальчика и девочку; больше она решила не иметь детей и не имела. Что касается Веры – та жадно хотела детей и даже, ей казалось, чем больше, тем лучше, но почему-то они у нее не рождались, и она болезненно и пылко обожала хорошеньких малокровных детей младшей сестры, всегда приличных и послушных, с бледными мучнистыми лицами и с завитыми льняными кукольными волосами.

Анна вся состояла из веселой безалаберности и милых, иногда странных противоречий. Она охотно предавалась самому рискованному флирту во всех столицах и на всех курортах Европы, но никогда не изменяла мужу, которого, однако, презрительно высмеивала и в глаза, и за глаза; была расточительна, страшно любила азартные игры, танцы, сильные впечатления, острые зрелища, посещала за границей сомнительные кафе, но в то же время отличалась щедрой добротой и глубокой, искренней набожностью, которая заставила ее даже принять тайно католичество. У нее были редкой красоты спина, грудь и плечи. Отправляясь на большие балы, она обнажалась гораздо больше пределов, дозволяемых приличием и модой, но говорили, что под низким декольте у нее всегда была надета власяница.

Вера же была строго проста, со всеми холодно и немного свысока любезна, независима и царственно спокойна.

III

– Боже мой, как у вас здесь хорошо! Как хорошо! – говорила Анна, идя быстрыми и мелкими шагами рядом с сестрой по дорожке. – Если можно, посидим немного на скамеечке над обрывом. Я так давно не видела моря. И какой чудный воздух: дышишь – и сердце веселится. В Крыму, в Мисхоре, прошлым летом я сделала изумительное открытие. Знаешь, чем пахнет морская вода во время прибоя? Представь себе – резедой.

Вера ласково усмехнулась:

– Ты фантазерка.

– Нет, нет. Я помню также раз, надо мной все смеялись, когда я сказала, что в лунном свете есть какой-то розовый оттенок. А на днях художник Борицкий – вот тот, что пишет мой портрет, – согласился, что я была права и что художники об этом давно знают.

– Художник – твое новое увлечение?

– Ты всегда придумаешь! – засмеялась Анна и, быстро подойдя к самому краю обрыва, отвесной стеной падавшего глубоко в море, заглянула вниз и вдруг вскрикнула в ужасе и отшатнулась назад с побледневшим лицом.

– У, как высоко! – произнесла она ослабевшим и вздрагивающим голосом. – Когда я гляжу с такой высоты, у меня всегда как-то сладко и противно щекочет в груди… и пальцы на ногах щемит… И все-таки тянет, тянет…

Она хотела еще раз нагнуться над обрывом, но сестра остановила ее.

– Анна, дорогая моя, ради Бога! У меня у самой голова кружится, когда ты так делаешь. Прошу тебя, сядь.

– Ну хорошо, хорошо, села… Но ты только посмотри, какая красота, какая радость – просто глаз не насытится. Если бы ты знала, как я благодарна Богу за все чудеса, которые он для нас сделал!

Обе на минутку задумались. Глубоко-глубоко под ними покоилось море. Со скамейки не было видно берега, и оттого ощущение бесконечности и величия морского простора еще больше усиливалось. Вода была ласково-спокойна и весело-синя, светлея лишь косыми гладкими полосами в местах течения и переходя в густо-синий глубокий цвет на горизонте.

Рыбачьи лодки, с трудом отмечаемые глазом – такими они казались маленькими, – неподвижно дремали в морской глади, недалеко от берега. А дальше точно стояло в воздухе, не подвигаясь вперед, трехмачтовое судно, все сверху донизу одетое однообразными, выпуклыми от ветра, белыми стройными парусами.

– Я тебя понимаю, – задумчиво сказала старшая сестра, – но у меня как-то не так, как у тебя. Когда я в первый раз вижу море после большого времени, оно меня и волнует, и радует, и поражает. Как будто я в первый раз вижу огромное, торжественное чудо. Но потом, когда привыкну к нему, оно начинает меня давить своей плоской пустотой… Я скучаю, глядя на него, и уж стараюсь больше не смотреть. Надоедает.

Анна улыбнулась.

– Чему ты? – спросила сестра.

– Прошлым летом, – сказала Анна лукаво, – мы из Ялты поехали большой кавалькадой верхом на Уч-Кош. Это там, за лесничеством, выше водопада. Попали сначала в облако, было очень сыро и плохо видно, а мы все поднимались вверх по крутой тропинке между соснами. И вдруг как-то сразу окончился лес, и мы вышли из тумана. Вообрази себе: узенькая площадка на скале, и под ногами у нас пропасть. Деревни внизу кажутся не больше спичечной коробки, леса и сады – как мелкая травка. Вся местность спускается к морю, точно географическая карта. А там дальше – море! Верст на пятьдесят, на сто вперед. Мне казалось – я повисла в воздухе и вот-вот полечу. Такая красота, такая легкость! Я оборачиваюсь назад и говорю проводнику в восторге: «Что? Хорошо, Сеид-оглы?» А он только языком почмокал: «Эх, барина, как мине все это надоел. Каждый день видим».

– Благодарю за сравнение, – засмеялась Вера, – нет, я только думаю, что нам, северянам, никогда не понять прелести моря. Я люблю лес. Помнишь лес у нас в Егоровском?.. Разве может он когда-нибудь прискучить? Сосны!.. А какие мхи!.. А мухоморы! Точно из красного атласа и вышиты белым бисером. Тишина такая… прохлада.

– Мне все равно, я все люблю, – ответила Анна. – А больше всего я люблю мою сестренку, мою благоразумную Вереньку. Нас ведь только двое на свете.

Она обняла старшую сестру и прижалась к ней, щека к щеке. И вдруг спохватилась.

– Нет, какая же я глупая! Мы с тобою, точно в романе, сидим и разговариваем о природе, а я совсем забыла про мой подарок. Вот посмотри. Я боюсь только, понравится ли?

Она достала из своего ручного мешочка маленькую записную книжку в удивительном переплете: на старом, стершемся и посеревшем от времени синем бархате вился тускло-золотой филигранный узор редкой сложности, тонкости и красоты, – очевидно, любовное дело рук искусного и терпеливого художника. Книжка была прикреплена к тоненькой, как нитка, золотой цепочке, листки в середине были заменены таблетками из слоновой кости.

– Какая прекрасная вещь! Прелесть! – сказала Вера и поцеловала сестру. – Благодарю тебя. Где ты достала такое сокровище?

– В одной антикварной лавочке. Ты ведь знаешь мою слабость рыться в старинном хламе. Вот я и набрела на этот молитвенник. Посмотри, видишь, как здесь орнамент делает фигуру креста. Правда, я нашла только один переплет, остальное все пришлось придумывать – листочки, застежки, карандаш. Но Моллине совсем не хотел меня понять, как я ему ни толковала. Застежки должны были быть в таком же стиле, как и весь узор, матовые, старого золота, тонкой резьбы, а он бог знает что сделал. Зато цепочка настоящая венецианская, очень древняя.

Вера ласково погладила прекрасный переплет.

– Какая глубокая старина!.. Сколько может быть этой книжке? – спросила она.

– Я боюсь определить точно. Приблизительно конец семнадцатого века, середина восемнадцатого…

– Как странно, – сказала Вера с задумчивой улыбкой. – Вот я держу в своих руках вещь, которой, может быть, касались руки маркизы Помпадур или самой королевы Антуанетты… Но знаешь, Анна, это только тебе могла прийти в голову шальная мысль переделать молитвенник в дамский carnet . Однако все-таки пойдем посмотрим, что там у нас делается.

Они пошли в дом через большую каменную террасу, со всех сторон закрытую густыми шпалерами винограда «изабелла». Черные обильные гроздья, издававшие слабый запах клубники, тяжело свисали между темной, кое-где озолоченной солнцем зеленью. По всей террасе разливался зеленый полусвет, от которого лица женщин сразу побледнели.

– Ты велишь здесь накрывать? – спросила Анна.

– Да, я сама так думала сначала… Но теперь вечера такие холодные. Уж лучше в столовой. А мужчины пусть сюда уходят курить.

– Будет кто-нибудь интересный?

– Я еще не знаю. Знаю только, что будет наш дедушка.

– Ах, дедушка милый. Вот радость! – воскликнула Анна и всплеснула руками. – Я его, кажется, сто лет не видала.

– Будет сестра Васи и, кажется, профессор Спешников. Я вчера, Анненька, просто голову потеряла. Ты знаешь, что они оба любят покушать – и дедушка и профессор. Но ни здесь, ни в городе – ничего не достанешь ни за какие деньги. Лука отыскал где-то перепелов – заказал знакомому охотнику – и что-то мудрит над ними. Ростбиф достали сравнительно недурной, – увы! – неизбежный ростбиф. Очень хорошие раки.

– Ну что ж, не так уж дурно. Ты не тревожься. Впрочем, между нами, у тебя у самой есть слабость вкусно поесть.

– Но будет и кое-что редкое. Сегодня утром рыбак принес морского петуха. Я сама видела. Прямо какое-то чудовище. Даже страшно.

Анна, до жадности любопытная ко всему, что ее касалось и что не касалось, сейчас же потребовала, чтобы ей принесли показать морского петуха.

Пришел высокий, бритый, желтолицый повар Лука с большой продолговатой белой лоханью, которую он с трудом, осторожно держал за ушки, боясь расплескать воду на паркет.

– Двенадцать с половиною фунтов, ваше сиятельство, – сказал он с особенной поварской гордостью. – Мы давеча взвешивали.

Рыба была слишком велика для лоханки и лежала на дне, завернув хвост. Ее чешуя отливала золотом, плавники были ярко-красного цвета, а от громадной хищной морды шли в стороны два нежно-голубых складчатых, как веер, длинных крыла. Морской петух был еще жив и усиленно работал жабрами.

Младшая сестра осторожно дотронулась мизинцем до головы рыбы. Но петух неожиданно всплеснул хвостом, и Анна с визгом отдернула руку.

– Не извольте беспокоиться, ваше сиятельство, все в лучшем виде устроим, – сказал повар, очевидно, понимавший тревогу Анны. – Сейчас болгарин принес две дыни. Ананасные. На манер, вроде как канталупы, но только запах куда ароматнее. И еще осмелюсь спросить ваше сиятельство, какой соус прикажете подавать к петуху: тартар или польский, а то можно просто сухари в масле?

– Делай, как знаешь. Ступай! – сказала княгиня.

IV

После пяти часов стали съезжаться гости. Князь Василий Львович привез с собою вдовую сестру Людмилу Львовну, по мужу Дурасову, полную, добродушную и необыкновенно молчаливую женщину; светского молодого богатого шалопая и кутилу Васючка, которого весь город знал под этим фамильярным именем, очень приятного в обществе уменьем петь и декламировать, а также устраивать живые картины, спектакли и благотворительные базары; знаменитую пианистку Женни Рейтер, подругу княгини Веры по Смольному институту, а также своего шурина Николая Николаевича. За ними приехал на автомобиле муж Анны с бритым толстым, безобразно огромным профессором Спешниковым и с местным вице-губернатором фон Зекком. Позднее других приехал генерал Аносов, в хорошем наемном ландо, в сопровождении двух офицеров: штабного полковника Понамарева, преждевременно состарившегося, худого, желчного человека, изможденного непосильной канцелярской работой, и гвардейского гусарского поручика Бахтинского, который славился в Петербурге как лучший танцор и несравненный распорядитель балов.

Генерал Аносов, тучный, высокий, серебряный старец, тяжело слезал с подножки, держась одной рукой за поручни козел, а другой – за задок экипажа. В левой руке он держал слуховой рожок, а в правой – палку с резиновым наконечником. У него было большое, грубое, красное лицо с мясистым носом и с тем добродушно-величавым, чуть-чуть презрительным выражением в прищуренных глазах, расположенных лучистыми, припухлыми полукругами, какое свойственно мужественным и простым людям, видавшим часто и близко перед своими глазами опасность и смерть. Обе сестры, издали узнавшие его, подбежали к коляске как раз вовремя, чтобы полушутя, полусерьезно поддержать его с обеих сторон под руки.

– Точно… архиерея! – сказал генерал ласковым хриповатым басом.

– Дедушка, миленький, дорогой! – говорила Вера тоном легкого упрека. – Каждый день вас ждем, а вы хоть бы глаза показали.

– Дедушка у нас на юге всякую совесть потерял, – засмеялась Анна. – Можно было бы, кажется, вспомнить о крестной дочери. А вы держите себя донжуаном, бесстыдник, и совсем забыли о нашем существовании…

Генерал, обнажив свою величественную голову, целовал поочередно руки у обеих сестер, потом целовал их в щеки и опять в руку.

– Девочки… подождите… не бранитесь, – говорил он, перемежая каждое слово вздохами, происходившими от давнишней одышки. – Честное слово… докторишки разнесчастные… все лето купали мои ревматизмы… в каком-то грязном… киселе, ужасно пахнет… И не выпускали… Вы первые… к кому приехал… Ужасно рад… с вами увидеться… Как прыгаете?.. Ты, Верочка… совсем леди… очень стала похожа… на покойницу мать… Когда крестить позовешь?

– Ой, боюсь, дедушка, что никогда…

– Не отчаивайся… все впереди… Молись Богу… А ты, Аня, вовсе не изменилась… Ты в шестьдесят лет… будешь такая же стрекоза-егоза. Постойте-ка. Давайте я вам представлю господ офицеров.

– Я уже давно имел эту честь! – сказал полковник Понамарев, кланяясь.

– Я был представлен княгине в Петербурге, – подхватил гусар.

– Ну, так представлю тебе, Аня, поручика Бахтинского. Танцор и буян, но хороший кавалерист. Вынь-ка, Бахтинский, милый мой, там из коляски… Пойдемте, девочки… Чем, Верочка, будешь кормить? У меня… после лиманного режима… аппетит, как у выпускного… прапорщика.

Генерал Аносов был боевым товарищем и преданным другом покойного князя Мирза-Булат-Тугановского. Всю нежную дружбу и любовь он после смерти князя перенес на его дочерей. Он знал их еще совсем маленькими, а младшую Анну даже крестил. В то время – как и до сих пор – он был комендантом большой, но почти упраздненной крепости в г. К. и ежедневно бывал в доме Тугановских. Дети просто обожали его за баловство, за подарки, за ложи в цирк и театр и за то, что никто так увлекательно не умел играть с ними, как Аносов. Но больше всего их очаровывали и крепче всего запечатлелись в их памяти его рассказы о военных походах, сражениях и стоянках на бивуаках, о победах и отступлениях, о смерти, ранах и лютых морозах, – неторопливые, эпически спокойные, простосердечные рассказы, рассказываемые между вечерним чаем и тем скучным часом, когда детей позовут спать.

По нынешним нравам этот обломок старины представлялся исполинской и необыкновенно живописной фигурой. В нем совмещались именно те простые, но трогательные и глубокие черты, которые даже и в его времена гораздо чаще встречались в рядовых, чем в офицерах, те чисто русские, мужицкие черты, которые в соединении дают возвышенный образ, делавший иногда нашего солдата не только непобедимым, но и великомучеником, почти святым, – черты, состоявшие из бесхитростной, наивной веры, ясного, добродушно-веселого взгляда на жизнь, холодной и деловой отваги, покорства перед лицом смерти, жалости к побежденному, бесконечного терпения и поразительной физической и нравственной выносливости.

Аносов, начиная с польской войны, участвовал во всех кампаниях, кроме японской. Он и на эту войну пошел бы без колебаний, но его не позвали, а у него всегда было великое по скромности правило: «Не лезь на смерть, пока тебя не позовут». За всю свою службу он не только никогда не высек, но даже не ударил ни одного солдата. Во время польского мятежа он отказался однажды расстреливать пленных, несмотря на личное приказание полкового командира. «Шпиона я не только расстреляю, – сказал он, – но, если прикажете, лично убью. А это пленные, и я не могу». И сказал он это так просто, почтительно, без тени вызова или рисовки, глядя прямо в глаза начальнику своими ясными, твердыми глазами, что его, вместо того чтобы самого расстрелять, оставили в покое.

В войну 1877–1879 годов он очень быстро дослужился до чина полковника, несмотря на то что был мало образован или, как он сам выражался, кончил только «медвежью академию». Он участвовал при переправе через Дунай, переходил Балканы, отсиживался на Шипке, был при последней атаке Плевны; ранили его один раз тяжело, четыре – легко, и, кроме того, он получил осколком гранаты жестокую контузию в голову. Радецкий и Скобелев знали его лично и относились к нему с исключительным уважением. Именно про него и сказал как-то Скобелев: «Я знаю одного офицера, который гораздо храбрее меня, – это майор Аносов».

С войны он вернулся почти оглохший благодаря осколку гранаты, с больной ногой, на которой были ампутированы три отмороженных, во время балканского перехода, пальца, с жесточайшим ревматизмом, нажитым на Шипке. Его хотели было по истечении двух лет мирной службы упечь в отставку, но Аносов заупрямился. Тут ему очень кстати помог своим влиянием начальник края, живой свидетель его хладнокровного мужества при переправе через Дунай. В Петербурге решили не огорчать заслуженного полковника, и ему дали пожизненное место коменданта в г. К. – должность более почетную, чем нужную в целях государственной обороны.

В городе его все знали от мала до велика и добродушно посмеивались над его слабостями, привычками и манерой одеваться. Он всегда ходил без оружия, в старомодном сюртуке, в фуражке с большими полями и с громадным прямым козырьком, с палкою в правой руке, со слуховым рожком в левой и непременно в сопровождении двух ожиревших, ленивых, хриплых мопсов, у которых всегда кончик языка был высунут наружу и прикушен. Если ему во время обычной утренней прогулки приходилось встречаться со знакомыми, то прохожие за несколько кварталов слышали, как кричит комендант и как дружно вслед за ним лают его мопсы.

Как многие глухие, он был страстным любителем оперы, и иногда, во время какого-нибудь томного дуэта, вдруг на весь театр раздавался его решительный бас: «А ведь чисто взял до, черт возьми! Точно орех разгрыз». По театру проносился сдержанный смех, но генерал даже и не подозревал этого: по своей наивности он думал, что шепотом обменялся со своим соседом свежим впечатлением.

По обязанности коменданта он довольно часто, вместе со своими хрипящими мопсами, посещал главную гауптвахту, где весьма уютно за винтом, чаем и анекдотами отдыхали от тягот военной службы арестованные офицеры. Он внимательно расспрашивал каждого: «Как фамилия? Кем посажен? На сколько? За что?» Иногда совершенно неожиданно хвалил офицера за бравый, хотя и противозаконный поступок, иногда начинал распекать, крича так, что его бывало слышно на улице. Но, накричавшись досыта, он без всяких переходов и пауз осведомлялся, откуда офицеру носят обед и сколько он за него платит. Случалось, что какой-нибудь заблудший подпоручик, присланный для долговременной отсидки из такого захолустья, где даже не имелось собственной гауптвахты, признавался, что он, по безденежью, довольствуется из солдатского котла. Аносов немедленно распоряжался, чтобы бедняге носили обед из комендантского дома, от которого до гауптвахты было не более двухсот шагов.

В г. К. он и сблизился с семьей Тугановских и такими тесными узами привязался к детям, что для него стало душевной потребностью видеть их каждый вечер. Если случалось, что барышни выезжали куда-нибудь или служба задерживала самого генерала, то он искренно тосковал и не находил себе места в больших комнатах комендантского дома. Каждое лето он брал отпуск и проводил целый месяц в имении Тугановских, Егоровском, отстоявшем от К. на пятьдесят верст.

Он всю свою скрытую нежность души и потребность сердечной любви перенес на эту детвору, особенно на девочек. Сам он был когда-то женат, но так давно, что даже позабыл об этом. Еще до войны жена сбежала от него с проезжим актером, пленясь его бархатной курткой и кружевными манжетами. Генерал посылал ей пенсию вплоть до самой ее смерти, но в дом к себе не пустил, несмотря на сцены раскаяния и слезные письма. Детей у них не было.

V

Против ожидания, вечер был так тих и тепел, что свечи на террасе и в столовой горели неподвижными огнями. За обедом всех потешал князь Василий Львович. У него была необыкновенная и очень своеобразная способность рассказывать. Он брал в основу рассказа истинный эпизод, где главным действующим лицом являлся кто-нибудь из присутствующих или общих знакомых, но так сгущал краски и при этом говорил с таким серьезным лицом и таким деловым тоном, что слушатели надрывались от смеха. Сегодня он рассказывал о неудавшейся женитьбе Николая Николаевича на одной богатой и красивой даме. В основе было только то, что муж дамы не хотел давать ей развода. Но у князя правда чудесно переплелась с вымыслом. Серьезного, всегда несколько чопорного Николая он заставил ночью бежать по улице в одних чулках, с башмаками под мышкой. Где-то на углу молодого человека задержал городовой, и только после длинного и бурного объяснения Николаю удалось доказать, что он товарищ прокурора, а не ночной грабитель. Свадьба, по словам рассказчика, чуть-чуть было не состоялась, но в самую критическую минуту отчаянная банда лжесвидетелей, участвовавших в деле, вдруг забастовала, требуя прибавки к заработной плате. Николай из скупости (он и в самом деле был скуповат), а также будучи принципиальным противником стачек и забастовок, наотрез отказался платить лишнее, ссылаясь на определенную статью закона, подтвержденную мнением кассационного департамента. Тогда рассерженные лжесвидетели на известный вопрос: «Не знает ли кто-нибудь из присутствующих поводов, препятствующих совершению брака?» – хором ответили: «Да, знаем. Все показанное нами на суде под присягой – сплошная ложь, к которой нас принудил угрозами и насилием господин прокурор. А про мужа этой дамы мы, как осведомленные лица, можем сказать только, что это самый почтенный человек на свете, целомудренный, как Иосиф, и ангельской доброты».

Напав на нить брачных историй, князь Василий не пощадил и Густава Ивановича Фриессе, мужа Анны, рассказав, что он на другой день после свадьбы явился требовать при помощи полиции выселения новобрачной из родительского дома, как не имеющую отдельного паспорта, и водворения ее на место проживания законного мужа. Верного в этом анекдоте было только то, что в первые дни замужней жизни Анна должна была безотлучно находиться около захворавшей матери, так как Вера спешно уехала к себе на юг, а бедный Густав Иванович предавался унынию и отчаянию.

Все смеялись. Улыбалась и Анна своими прищуренными глазами. Густав Иванович хохотал громко и восторженно, и его худое, гладко обтянутое блестящей кожей лицо, с прилизанными жидкими, светлыми волосами, с ввалившимися глазными орбитами, походило на череп, обнажавший в смехе прескверные зубы. Он до сих пор обожал Анну, как и в первый день супружества, всегда старался сесть около нее, незаметно притронуться к ней и ухаживал за нею так влюбленно и самодовольно, что часто становилось за него и жалко и неловко.

Перед тем как вставать из-за стола, Вера Николаевна машинально пересчитала гостей. Оказалось – тринадцать. Она была суеверна и подумала про себя: «Вот это нехорошо! Как мне раньше не пришло в голову посчитать? И Вася виноват – ничего не сказал по телефону».

Когда у Шеиных или у Фриессе собирались близкие знакомые, то после обеда обыкновенно играли в покер, так как обе сестры до смешного любили азартные игры. В обоих домах даже выработались на этот счет свои правила: всем играющим раздавались поровну костяные жетончики определенной цены, и игра длилась до тех пор, пока все костяшки не переходили в одни руки, – тогда игра на этот вечер прекращалась, как бы партнеры ни настаивали на продолжении. Брать из кассы второй раз жетоны строго запрещалось. Такие суровые законы были выведены из практики, для обуздания княгини Веры и Анны Николаевны, которые в азарте не знали никакого удержу. Общий проигрыш редко достигал ста – двухсот рублей.

Сели за покер и на этот раз. Вера, не принимавшая участия в игре, хотела выйти на террасу, где накрывали к чаю, но вдруг ее с несколько таинственным видом вызвала из гостиной горничная.

Тема любви волнует и будоражит многих представителей искусства и литературных деятелей. Писатели всех времен воспевали это чувство, его красоту, величие и трагизм. А.И. Куприн - один из тех писателей, кто раскрывает тему любви в разных ее проявлениях. Два его произведения «Олеся» и «Гранатовый браслет» написаны в разное время, но их объединяет тема трагичной любви.

В повести «Олеся» все события разворачиваются на фоне небольшой деревушки, затерянной в лесу. Здесь выросла Олеся - скромная доверчивая девушка, которая не ведает кокетства и жеманства, свойственного многим городским барышням. Она естественна и доверчива как сама природа, среди которой прошли детские и юные годы Олеси.

Иван Тимофеевич – представитель совсем иного мира. Поначалу он вызывает симпатию.

Наши эксперты могут проверить Ваше сочинение по критериям ЕГЭ

Эксперты сайта Критика24.ру
Учителя ведущих школ и действующие эксперты Министерства просвещения Российской Федерации.

Его любовь к Олесе кажется искренней и настоящей. В какой-то момент читатель радуется обретенному счастью двоих влюбленных. Однако искренние и доверчивые чувства Олеси наталкиваются на нерешительность и осторожность своего избранника. Хоть он и пытается помочь девушке, но воспитанный в цивилизованной лживой среде, Иван Тимофеевич не способный дать отпор предрассудкам. По существу он предает Олесю и их любовь. В то же время тихая Олеся ради своего возлюбленного идет в церковь, накликая на себя ненависть ослепленных суевериями жителей села.

Печальный финал и в рассказе А.И. Куприна «Гранатовый браслет» Светскую даму, замужнюю красавицу забрасывает письмами некий мелкий чиновник Желтков. Княгиня вначале почти не обращает внимания на эти знаки безответного чувства. Письма от анонимного воздыхателя даже раздражают ее, нарушая размеренное течение семейной жизни Веры Шеиной. Однако смерть Желткова пробуждает в женщине какое-то неясное чувство печали и понимание того, что не все так гладко в ее супружеской жизни. В глубине души Вера отдает себе отчет в том, что настоящее чувство лишь слегка коснулось ее и прошло мимо.

В жизни тоже бывает так, что не всегда можно распознать свою любовь. Тот, кому не дано увидеть искренность чувства влюбленного человека, кто не умеет оценить его по достоинству, лишается в жизни многого. Тогда и настоящая любовь проходит мимо.

Обновлено: 2016-12-11

Внимание!
Если Вы заметили ошибку или опечатку, выделите текст и нажмите Ctrl+Enter .
Тем самым окажете неоценимую пользу проекту и другим читателям.

Спасибо за внимание.

Тема любви часто затрагивается в творчестве А.И. Куприна. Это чувство раскрывается в его произведениях по-разному, но, как правило, оно трагично. Особенно ярко трагичность любви мы можем увидеть в двух его произведениях: «Олеся» и «Гранатовый браслет».
Повесть «Олеся» - раннее произведение Куприна, написанное в 1898 году. Здесь можно увидеть черты романтизма, ведь писатель показывает свою героиню вне воздействий общества, цивилизаций.
Олеся – человек чистой души. Она выросла в лесу, ей свойственны природная естественность, доброта, душевность. Героиня живет лишь по велениям своего сердца, ей чуждо притворство, неискренность, она не умеет переступать через свои подлинные желания.
Олеся встречает в своей жизни человека из совсем другого мира. Иван Тимофеевич – начинающий писатель, городской интеллигент. Между героями зарождается чувство, которое в дальнейшем помогает раскрыть сущность их характеров. Перед нами предстает драма неравной любви персонажей. Олеся – девушка искренняя, она любит Ивана Тимофеевича всей душой. Искреннее чувство делает девушку сильнее, она готова ради возлюбленного преодолеть все преграды. Иван Тимофеевич же, несмотря на свои положительные качества, испорчен цивилизацией, развращен обществом. Этот добрый, но слабый человек с «ленивым» сердцем, нерешительный и осторожный, не может встать выше предрассудков своей среды. В его душе есть какой-то изъян, он не может с головой отдаться тому сильному чувству, которое захватило его. Иван Тимофеевич не способен на благородство, он не умеет заботиться о других, его душа полна эгоизма. Особенно ярко это заметно в момент, когда он ставит Олесю перед выбором. Иван Тимофеевич готов заставить выбирать Олесю между собой и бабушкой, он не подумал, чем может закончиться стремление Олеси пойти в церковь, герой дает возможность своей возлюбленной убедить себя в необходимости их расставания и так далее.
Такое эгоистичное поведение героя становится причиной настоящей трагедии в жизни девушки, да и самого Ивана Тимофеевича. Олеся и ее бабушка вынуждены покинуть деревню, потому что им грозит реальная опасность со стороны местных жителей. Жизнь этих героев оказывается во многом разрушенной, не говоря уже о сердце Олеси, которая искренне любила Ивана Тимофеевича.
В этой повести мы видим трагедию расхождения подлинного, природного чувства и чувства, впитавшего в себя черты цивилизации.
Рассказ «Гранатовый браслет», написанный в 1907 году, повествует нам о подлинной, сильной, безусловной, но безответной любви. Стоит заметить, что в основе этого произведения лежат реальные события из семейных хроник князей Туган-Барановских. Этот рассказ стал одним из самых известных и глубоких произведений о любви в русской литературе.
Перед нами типичные представители аристократии начала 20 века, семья Шеиных. Вера Николаевна Шеина – красивая светская дама, в меру счастлива в браке, живет спокойной, достойной жизнью. Ее муж, князь Шеин, довольно приятный человек, Вера уважает его, ей с ним комфортно, но с самого начала у читателя создается впечатление, что героиня его не любит.
Спокойное течение жизни этих персонажей нарушают только письма от анонимного поклонника Веры Николаевны, некоего Г.С.Ж. Брат героини презрительно относится к браку, не верит в любовь, поэтому он готов прилюдно высмеивать этого незадачливого Г.С.Ж. Но, присмотревшись повнимательней, читатель понимает, что только этот тайный поклонник княгини Веры является подлинным сокровищем среди пошлых, разучившихся любить людишек. «..любовь у людей приняла такие пошлые формы и снизошла просто до какого-то житейского удобства, до маленького развлечения», - такими словами генерала Аносова передает Куприн современное ему положение вещей.
Поклонником Веры Николаевны оказывается мелкий чиновник Желтков. Однажды в его жизни произошла роковая встреча – Желтков увидел Веру Николаевну Шеину. Он даже не разговаривал с этой, незамужней еще тогда, барышней. Да и как бы он посмел - слишком неравным было их социальное положение. Но человеку не подвластны чувства такой силы, он не способен контролировать жизнь своего сердца. Любовь настолько захватила Желткова, что стала смыслом всего его существования. Из прощального письма этого человека мы узнаем, что его чувство – это «благоговение, вечное преклонение и рабская преданность».
От самого героя мы узнаем, что чувство это – не следствие душевной болезни. Ведь в ответ на свои эмоции ему не нужно было ничего. Пожалуй, это абсолютная, безусловная любовь. Чувства Желткова настолько сильны, что он добровольно уходит из жизни, лишь бы не мешать Вере Николаевне. Уже после смерти героя, под самый конец произведения, княгиня начинает смутно осознавать, что не сумела вовремя разглядеть в своей жизни что-то очень важное. Недаром в конце рассказа, слушая сонату Бетховена, героиня плачет: «Княгиня Вера обняла ствол акации, прижалась к нему и плакала». Мне кажется, что эти слезы – тоска героини по настоящей любви, о которой люди так часто забывают.
Любовь в восприятии Куприна часто трагична. Но, пожалуй, только лишь это чувство способно придать смысл человеческому существованию. Можно сказать, что писатель проверяет любовью своих героев. Сильные люди (такие как Желтков, Олеся) благодаря этому чувству начинают светиться изнутри, они способны нести любовь в своем сердце, не смотря ни на что.

"Всякая любовь страшна.Всякая любовь-трагедия",-писал знаменитый

ирландский поэт Оскар Уайльд. Ведь и правда,любовь -это не всегда светлое и бескорыстное чувство, но и порой настоящее горе. Одних она окрыляет,делает счастливыми,а другие мучаются и страдают из-за неё. В творчестве Александра Ивановича Куприна тема любви является одной из важнейших. Однако,в большинстве случаев это чувство разрушает жизни героев.

Наши эксперты могут проверить Ваше сочинение по критериям ЕГЭ

Тема трагической любви ярко отражена в таких произведениях,как "Олеся" и "Гранатовый браслет". Давайте рассмотрим их поближе.

"Олеся"-это одно из самых первых и любимых произведений писателя.В основе сюжета этой повести лежит история любви между Иваном Тимофеевичем,молодым барином, и Олесей,юной колдуньей. Познакомились герои совершенно случайно. Именно тогда Ивана привлекли «цельная, самобытная натура,ум» в юной девушке,поэтому барин начинает навещать её все чаще и в итоге влюбляется. Олеся разделяла симпатию героя,хоть и знала,что обрекает себя на несчастье.Романтические чувства,вспыхнувшие в душе молодых людей,были обречены еще с самого начала.Я считаю,что причина этому-разные социальные статусы героев. Иван Тимофеевич-образованный дворянин,который проживал в городе. Олесю же воспитала сама природа,она была не адаптирована в обществе. Героиня была готова на любые жертвы ради любимого человека.Преодолевая страх,она решила приобщиться к социуму. Девушка отправляется в церковь,но крестьяне приняли её поступок за кощунство,потому что считали её ведьмой, и после службы сильно избили. Так в конце произведения любовь героев обращается в трагедию:униженная Олеся вместе с Мануйлихой навсегда покидает деревню.А.И.Куприн выражает мысли о том,что Иван,выросший в обществе,в котором царствуют деньги и жестокость,не в состоянии принять образ жизни своей возлюбленной,именно поэтому их отношения несли такой трагичный характер.

По мнению К.Паустовского, "Гранатовый браслет"-это одно из самых благоуханных и печальных рассказов о любви. В этом произведение речь идёт о безответных чувствах Георгия Желткова к замужней Вере Шеин. Героя ничего не интересовало в жизни,он существовал только любовью к княгине. Порой Желтков отправлял ей анонимные письма,в которых описывал все свои чувства. На именины Веры Николаевны Георгий делает ей подарок-шикарный гранатовый браслет,который достался ему от прабабушки. Брат и муж княгини боятся за её репутацию,поэтому просят Желткова больше не появляться в жизни княгини. Когда Георгий лишается своей единственной радости,то решает покончить жизнь самоубийством,ведь его существование больше не имеет смысла. Любовь Желткова была чистой и искренней,не требовала ничего взамен.Но замкнутое само в себе,это чувство способно лишь разрушать. Только после смерти героя Вера понимает,что"та любовь,о которой мечтает каждая женщина,прошла мимо неё". На этой трагической ноте заканчивается повесть. Писатель изображает настоящую любовь,которая бывает “раз в тысячу лет”.Человек,одаренный таким чувством,готов на все,даже на самоотречение. А.И. Куприн показывает читателям,что любовь может привести к таким ужасным последствиям,как в случае с Желтковым.

В заключение можно сказать,что любовь-это действительно одно из самых удивительных чувств, свойственных человеку. Она может делать людей счастливыми или убивать их,приносить счастье или страдания. Тема трагической любви очень актуальна в современном обществе. Очень часто встречается безответная любовь,которая причиняет людям много боли.Бывает,что люди,которые любят друг друга,не могут быть вместе по каким-то обстоятельствам.

Обновлено: 2019-04-22

Спасибо за внимание.