Толстая Татьяна День (рассказы, эссэ и фельетоны).

Новейшая литература – сложна и многообразна. В определённой степени именно современный этап может быть рассмотрен как подведение итогов ХХ века, вобравшего в себя художественные озарения Серебряного века, эксперименты модернизма и авангарда 1910-1920-х годов, апофеоз соцреализма в 1930-е годы, его саморазрушение в последующие десятилетия и отмеченного началом формирования на основе этого великого и трагического опыта новых художественных тенденций, характеризующихся напряжёнными поисками таких ценностных ориентиров и творческих методов, которые открывали бы выход из затяжного духовного кризиса, переживаемого Россией в течение всего столетия.

Художественный мир Татьяны Толстой представляется одним из ярких, самобытных в современной литературе. Начав работать уже в бесцензурном пространстве, она смогла свободно осваивать разнообразные маршруты литературного эксперимента.

Данный цикл уроков предлагается в рамках элективного курса для 11-х классов, но эти материалы также могут быть использованы и на уроках литературы в 11-м классе при изучении современного литературного процесса конца ХХ – начала ХХ1 века.

• познакомить с ярким представителем современной постмодернистской поэтики;
• пробудить интерес к современным жанрам литературы;
• помочь понять всю сложность и дискуссионность нашей действительности посредством изучения творчества Татьяны Толстой;
• расширить кругозор, углубить знания учащихся по литературе.

• активизировать креативные способности учащихся:
• способствовать развитию умения исследовать, анализировать, обобщать:
• привить навык использования компьютера в учебных целях.

1. Т.Н.Толстая – яркий представитель современной постмодернистской поэтики (Презентация имени. Понятие постмодернизма).
2. Модель мира в современной антиутопии (Роман “Кысь”, главным героем которого становится книга).
3. Образ Петербурга (Особые грани “петербургского текста” в рассказе “Река Оккервиль”).
4. Пушкинский миф в литературе постмодернизма (Пушкинская дуэль в рассказе “Сюжет”).
5. “Женский почерк” Татьяны Толстой (“Мысль семейная” в рассказе “Чистый лист”).
6. Столкновение мечты и действительности (Мечтания и мечта в рассказе “Свидание с птицей”).
7. Гуманизм и нравственный выбор (Рассказ “Соня” как наследие классической русской литературы).

Судьба “классика” – современника (Презентация имени. Понятие постмодернизма) (Слайд 3).

Татьяна Никитична Толстая – известный прозаик, публицист – родилась 3 мая 1951 года в Ленинграде. Была шестым ребёнком в семье академика-филолога Никиты Толстого, сына писателя А.Н.Толстого и поэтессы Н.В.Крандиевской. По материнской линии – тоже “литературные” корни: внучка знаменитого поэта-переводчика Михаила Лозинского.

В 1974 году окончила отделение классической филологии филологического факультета ЛГУ. Но никогда не работала по профессии, потому что было негде. Переехала в Москву, вышла замуж, и её устроили в “Главную редакцию восточной литературы” при издательстве “Наука”. Там Татьяна Никитична проработала 8 лет корректором.

В 1983 году состоялся дебют Толстой-прозаика: в журнале “Аврора” был опубликован рассказ “На золотом крыльце сидели” и Толстой-критика: в “Вопросах литературы” появилась её полемическая статья “Клеем и ножницами”. Началось десятилетие первых – до сих пор лучших – рассказов Т.Толстой. Её проза переведена на многие иностранные языки, самые престижные из них – английский, немецкий, французский, шведский.

В 1998 году Татьяна Толстая была принята в Союз писателей СССР, в следующем стала членом Русского ПЕН-центра. В эти годы Татьяна Никитична “обнаружила для себя, что есть такая удобная вещь, как журналистика”. Появились публицистические эссе, через несколько лет пополнившие многочисленные сборники её прозы. В 1991 году Т.Толстая вела рубрику “Своя колокольня” в еженедельнике “Московские новости”.

Талант уже “высоко поднявшегося” по социальной лестнице советского прозаика оценили за рубежом. С 1990 по 2000 годы Татьяна Толстая жила по преимуществу в США, преподавая в различных университетах русскую литературу. По словам Толстой, она “учит как не писать художественную прозу, потому что научить писать невозможно”.

В 2001 году триумфальное возвращение на Родину ознаменовалось призом четырнадцатой Московской международной книжной выставки-ярмарки в номинации “Проза-2001” и “Триумфом” за свой первый роман “Кысь”. До этой книги Т.Толстую знали только как автора четырёх сборников рассказов: “На золотом крыльце сидели”, “Любишь – не любишь”, “Сёстры”, “Река Оккервиль”. После “Кыси” стали появляться сборники перепечатываемых рассказов и журнально-газетных эссе, изредка “разбавленных” новыми творениями. Это “Изюм”, “Ночь”, “День “, “Двое”, “Круг”, “Не кысь”, “Белые стены”.

Сейчас Т.Н. Толстая входит в состав многих и разнообразных российских литературных жюри, культурных фондов, является членом редколлегии американского журнала “Контрапункт”, ведёт вместе с киносценаристом Авдотьей Смирновой на телеканале НТВ “Школу злословия”, участвует во многих литературных и окололитературных раутах, скромно оговариваясь: “Да нигде я особенно не успеваю. Это просто эффект присутствия”.

Татьяна Никитична Толстая прочно и уверенно занимает своё место на российском литературном Олимпе, являясь ярчайшим представителем современной постмодернистской поэтики (Слайд 4).

Очевидна связь прозы Т.Толстой с русской классической традицией, но видится и связь с модернистской традицией 1910-1920-х годов.

Важнейшие художественные приёмы постмодернизма: гротеск, ирония, оксюморон.

Важнейший знак – интертекстуальность, цитатность.

Важнейшая задача – интерпретация наследия классиков.

Предложения читателю: опознать сюжетные ходы, мотивы, образы, скрытые и явные реминисценции.

Роман “Кысь” (Слайд 5).

ХХ1 век начался со споров о романе Т.Толстой “Кысь”, названном одним из самых ярких литературных событий последних лет.Т.Толстая работала над романом с 1986 года, замысел родился, по словам автора, под впечатлением от чернобыльской катастрофы. Действие романа происходит после некоего Взрыва в городке Фёдор-Кузьмичск, который раньше назывался Москвой. Этот городок, окружённый лесами и топями, населяют уцелевшие от Взрыва люди. Национальной валютой и главным продуктом питания становится мышь, а предметом запугивания и устрашения некая Кысь, которая охотится на человека в лесу. Причудливый, полный иронии и изысканной языковой игры, метафорический мир Т.Толстой плохо поддаётся пересказу – это отмечают практически все критики.

Можно сказать, что перед нами разворачивается своеобразная энциклопедия русской жизни , в которой легко угадываются черты прошлого и предстаёт страшная картина будущего. Таким образом, жанровое своеобразие романа реализуется и в социальном, и в философском аспектах. С одной стороны, в романе Толстой предстаёт модель мира, ассоциирующегося в сознании читателя с тоталитарным государством, а с другой стороны, эта антиутопия рисует картину мира, “мутировавшего” нравственно, духовно, и тогда Взрыв понимается как катастрофа, произошедшая в сознании людей, в их душах, после Взрыва изменились точки отсчёта, покосились нравственные устои, на которых базировалась действительность на протяжении многих веков.

Роман Т.Толстой “Кысь” – антиутопия, главным героем которой становится Книга. Не случайно обращение автора к теме книги происходит именно в начале нового века. В последнее время всё чаще возникает вопрос, какую роль будет играть книга в жизни современного человека. Книга вытесняется компьютером, телевизором, видео, а вместе с ней уходит некая очень важная составляющая духовности, и это отсутствие нельзя восполнить ничем. Отношение к книге – один из центральных мотивов жанра антиутопии – необычным образом преломляется в романе.

В центре внимания автора находится процесс пробуждения и становления личности главного героя Бенедикта. Интересно отметить, что в образе Бенедикта вначале проглядывает интертекстуальный мотив – это традиционный для стилистики русского фольклора образ Ивана-дурака.

Сюжет строится на том, что Бенедикт проникается патологической жаждой чтения. Духовная жажда требует непрерывного притока книжного топлива. Чтение превращается в процесс. Книга перестаёт быть источником знаний, средством для духовного совершенствования человека.

Большое значение для концепции романа имеет образ Пушкина, интертекстуальный по своей природе. В романе “Кысь” Пушкин становится синонимом культуры вообще, синонимом памяти и исторической преемственности.

Учащимся предлагаются вопросы и задания по содержанию романа “Кысь” и тема для сочинения.

Рассказ “Река Оккервиль” (Слайд 6)

Особые грани “петербургского текста” обнаруживаются в рассказе “Река Оккервиль”. С первых же строк определяется необычность Петербурга, зависимость восприятия автора и читателя от литературных ассоциаций : “Мокрый, струящийся, бьющий ветром в стёкла город за беззащитным, незанавешенным, холостяцким окном, за припрятанными в межоконном холоду плавлеными сырками казался тогда злым петровским умыслом, местью огромного, пучеглазого, с разинутой пастью, зубастого царя-плотника, все догоняющего в ночных кошмарах, с корабельным топориком в занесённой длани, своих слабых, перепуганных подданных”. Тёмный фантастический город заставляет своих жителей существовать по законам вымышленной, театральной жизни.

Главный герой рассказа – немолодой одинокий Симеонов, для которого блаженством становится в холодный, сырой петербургский вечер запереться у себя в комнате и извлечь из рваного пакета старую пластинку с чарующим голосом Веры Васильевны. Симеонов чем-то напоминает Акакия Акакиевича из гоголевской “Шинели”, у него такая же трудноопределимая внешность, непонятный возраст, он так же лелеет свою мечту. Для Симеонова старая пластинка – не вещь, а сама волшебная Вера Васильевна. Мимо симеоновского окна проходили петербургские трамваи, конечная остановка которых манила Симеонова своим мифологическим звучанием : “Река Оккервиль”. Эта неизвестная герою речка становится удобной сценой, в которую он может вписать необходимые ему декорации. Так Симеонов “встраивает” Веру Васильевну, столь напоминающую своим обликом молодую Ахматову, в декорации Петербурга Серебряного века.

Татьяна Толстая приводит своего героя к трагическому разрушению мифа, такой же оскорбительно будничной оказалась и встреча с мифом.

Подчёркивая глубокую интертекстуальность рассказа, критик А.Жолковский отмечает: “Симеонов являет типовой образ “маленького человека” русской литературы, нарочито сшитого из пушкинского Евгения, которого река разлучает с Парашей; гоголевского Пискарёва, фантазии которого разбиваются бордельной прозой жизни понравившейся ему красотки; и беспомощного мечтателя из “Белых ночей” Достоевского”.

Учащимся предлагаются вопросы и задания по содержанию рассказа и проблемный вопрос для сочинения-рассуждения.

Рассказ “Сюжет” (Слайд 7)

В тексте рассказа соединяются герои двух самых важных русских мифов хх века – герой мифа культурного – Пушкин и герой мифа идеологического – Ленин. Писатель играет с этими мифами, калейдоскоп культурных осколков провоцирует читательские ассоциации .

Т. Толстая, моделируя сюжет, задаёт себе и своему читателю – соавтору вопрос, который не раз возникал и в пушкинистике: как сложилась бы судьба Пушкина, если бы не роковой выстрел?

Сюжет делает невероятный зигзаг: в приволжском городке какой-то скверный мальчишка запустил в стареющего Пушкина снежок, а разозлившийся поэт лупит клюкой маленького негодяя по голове. В городе потом долго судачили, что “сынка Ульяновых заезжий арап отлупил палкой по голове”. Дальше в “Сюжете” моделируется биография Ленина.

Принцип метаморфоз как способ диалога с хаосом явно проявляется в поэтике Т.Толстой, в которой “превращаются, переливаются друг в друга различные оптики мировосприятия, хранящие в себе “память” далёких культурно-художественных текстов”.

Учащимся предлагаются вопросы и задания по содержанию рассказа.

Рассказ “Чистый лист” (Слайд 8)

Мир мужской и женский – разные миры. Местами пересекающиеся, но не полностью. Совершенно закономерно, что постепенно “мысль семейная” перестала быть главной для литературы. Человек в мире, где “безумие становится нормой” (С.Довлатов), обречён на одиночество. Интересное решение этой проблемы предлагает Т.Толстая в рассказе “Чистый лист”. Главный герой – Игнатьев – болен тоской. Он обращается к врачу. Операция по перерождению личности проходит успещно. Финал рассказа Толстой напоминает финал замятинской антиутопии “Мы”, где идеал семьи заменяется идеалом Инкубатора. В конце рассказа Игнатьев – чистый лист, который придётся запорлнять, и читатель уже может предположить, что на этом листе будет написано.

Учащимся предлагается написать эссе после прочтения и обсуждения рассказа “Чистый лист”.

Рассказ “Свидание с птицей” (Слайд 9)

В рассказе “Свидание с птицей” звучит одна из ключевых толстовских тем – столкновение мечты и действительности. На всём протяжении повествования ощущается причудливое слияние автора и героя.

Перед нами повседневная жизнь обыкновенных людей, без громких подвигов, без потрясающих драм, жизнь рядовых героев истории, мельчайших песчинок, в каждой из которых сокрыта вселенная мыслей и чувств. Мальчик Петя воспринимает окружающий его мир непосредственно и открыто, как это свойственно всем детям, но откровением для него становится лживая жизнь взрослых, неискренность членов его семьи. Неудивительно, что знакомство с загадочной дамой по имени Тамила погружает его в фантастический мир. С Тамилой в жизнь Пети врывается не только фееричный сказочный мир, но и мир реальный, несущий вместе с радостью первооткрытий горечь потерь, неизбежность смерти. Посредством поэтичных аллегорий Тамила исподволь поселяет в мальчике страх перед жизнью, предлагая в качестве её альтернативы хрустальный грёзовый замок. Хорошо это или плохо? На эту особенность рассказов Толстой обратил внимание критик А.Генис. Учащимся предлагается порассуждать над высказыванием критика: “Т.Толстая стремится защититься от мира, выстроить прекрасный метафорический мир на полях биографии героя”.

Рассказ “Соня” (Слайд 10)

Женская проза простым языком говорит о традиционных ценностях, о высших категориях бытия: семья, дети, любовь. Именно тема любви является центральной в рассказе “Соня”. Время действия – предвоенная пора, герои молоды, счастливы, влюблены и полны надежд. Появление нового лица – Сони – вносит приятное разнообразие в жизнь и обещает новое приключение. Соня казалась своим приятелям человеком скучным, наивным, ограниченным, она “была романтична и по-своему возвышенна”. Соня была счастлива своей “полезностью” и даже красавица Ада впоследствии позавидовала ей. В рассказе “проверяются на прочность” истинные романтические ценности, главной из которых является любовь. Соня-то и оказалась самой счастливой потому, что верила в любовь. Мечтательность и романтичность Сони позволяют смеяться над ней, незащищённость даёт возможность обманывать, бескорыстие позволяет эгоистически использовать её.

Учащимся предлагается ответить на вопросы и написать сочинение.

Источники информации

1. Толстая Т.Н. Кысь. – М.,Эксмо, 2000.
2. Толстая Т.Н. Река Оккервиль. Рассказы. – М., Подкова (Эксмо-Пресс), 2002.
3. Толстая Т.Н. Изюм. Сборник рассказов.– М., 2002.
4. Толстая Т.Н. Белые стены.– М., Эксмо, 2004.
5. Вайль П., Генис А. Городок в табакерке: Проза Татьяны Толстой // Звезда.-1990.– №8.
6. Фолимонов С.С. Рассказы Т.Н.Толстой на уроках внеклассного чтения // Литература в школе.– 2006.– №2.
7. Гайсина А.К. Время в художественном произведении // Литература в школе.-2008.– №11.
8. Холодяков И.В. “Другая проза”: обретения и потери // Литература в школе.– 2003.– №1.
9. Современная русская литература: Учеб.пособие для старшеклассников и поступающих в вузы // Под ред. проф. Б.А. Ланина.-М., Вентана-Граф, 2006.

Аптекарь Янсон в 1948 году построил дачу, чтобы сдавать городским на лето. И себе сделал пристроечку в две комнаты, над курятником, с видом на парник.

Хотел жить долго и счастливо, кушать свежие яички и огурчики, понемножку торговать настойкой валерианы, которую любовно выращивал собственными руками; в июне собирался встречать ораву съемщиков с баулами, детьми и неуправляемой собакой. Господь судил иначе, и Янсон умер, и мы, съемщики, купили дачу у его вдовы.
Все это было бесконечно давно, и Янсона я никогда не видела, и вдову не помню. Если разложить фотографии веером, по годам и сезонам, то видно, как бешено множится и растет чингисханова орда моих сестер и братьев, как дряхлеет собака, как разрушается и зарастает лебедой уютное янсоновское хозяйство. Где был насест, там семь пар лыж и санки без счету, а на месте парника валяемся и загораем молодые мы, в белых атласных лифчиках хрущевского пошива, в ничему не соответствующих цветастых трусах.
В 1968 году мы залезли на чердак. Там еще лежало сено, накошенное Янсоном за год до смерти Сталина. Там стоял большой-большой сундук, наполненный до краев маленькими-маленькими пробочками, которыми Янсон собирался затыкать маленькие-маленькие скляночки. Там был и другой сундук, кованый, страшно сухой внутри на ощупь; в нем чудно сохранились огромные легкие валенки траурного цвета, числом шесть. Под валенками лежали, аккуратно убранные в стопочку, темные платья на мелкую, как птичка, женщину; под платьями - уже распадающиеся на кварки серо-желтые кружева - их можно было растереть пальцами и просыпать на дно сундука, туда, где лежала, растертая и просыпанная временем, пыль неопознаваемого, неизвестно чьего, какого-то чего-то.
В 1980 году, в припадке разведения клубники, мы перекопали бурьян в том углу сада, где, по смутным воспоминаниям старожилов, некогда цвел и плодоносил аптекарский эдем. На некоей глубине мы откопали некий большой железный предмет, испугались, выслушали заверения тех же старожилов, что это не снаряд, потому что во время войны сюда ничего не долетало, опять испугались и зарыли это, притоптав. Когда перекладывали печку, ничего янсоновского не нашли. Когда меняли печную трубу - тоже. Когда кухня провалилась в подпол, а рукомойник в курятник, - очень надеялись, но напрасно. Когда заделывали огромную дыру, оставленную пролетариатом между совершенно новой трубой и абсолютно новой печью, - нашли брюки и обрадовались, но это были наши же собственные брюки, потерянные так давно, что их не сразу опознали. Янсон рассеялся, распался, ушел в землю, его мир был уже давно и плотно завален мусором четырех поколений мира нашего. И уже подросли такие возмутительно новые дети, которые не помнили украденной любителями цветных металлов таблички «М. А. Янсонъ», не кидались друг в друга сотнями маленьких-маленьких пробочек, не находили в зарослях крапивы белый зонтик заблудившейся, ушедшей куда глаза глядят валерианы.
Летом прошлого, 1997 года, обсчитавшись сдуру и решив, что даче нашей исполняется полвека, мы решили как-нибудь отпраздновать это событие и купили белые обои с зелеными веночками. Пусть, подумали мы, в том закуте, где отваливается от стены рукомойник, где на полке стоят банки засохшей олифы и коробки со слипшимися гвоздями, - пусть там будет Версаль. А чтобы дворцовая атмосфера была совсем уж роскошной, мы старые обои отдерем до голой фанеры и наклеим наш помпадур на чистое. Евроремонт так евроремонт.
Под белыми в зеленую шашечку оказались белые в синюю рябу, под рябой - серовато-весенние с плакучими березовыми сережками, под ними лиловые с выпуклыми белыми розами, под лиловыми - коричнево-красные, густо записанные кленовыми листьями, под кленами открылись газеты - освобождены Орел и Белгород, праздничный салют; под салютом - «народ требует казни кровавых зиновьевско-бухаринских собак»; под собаками -траурная очередь к Ильичу. Из-под Ильича пристально и тревожно, будто и не мазали их крахмальным клейстером, глянули на нас бравые господа офицеры, препоясанные, густо усатые, групповой снимок в Галиции. И уже напоследок, из-под этой братской могилы, из-под могил, могил, могил и могил, на самом дне - крем «Усатин» (а как же!) и: «Все высшее общество Америки употребляет только чай Коkiо букет ландыша. Склады чаев Дубинина, Москва Петровка 51», и: «Отчего я так красива и молода? - Ионачивара Масакадо, выдается и высылается бесплатно», и: «Покупая гильзы, не говорите: «Дайте мне коробку хороших гильз», а скажите: ДАЙТЕ ГИЛЬЗЫ КАТЫКА, лишь тогда вы можете быть уверены, что получили гильзы, которые не рвутся, не мнутся, тонки и гигиеничны. ДА, ГИЛЬЗЫ ТОЛЬКО КАТЫКА».
Начав рвать и мять, мы все рвали и мяли слои времени, ломкие, как старые проклеенные газеты; рвали газеты, ломкие, как слои времени; начав рвать, мы уже не могли остановиться, -из-под старой бумаги, из-под наслоений и вздутий сыпалась топкая древесная труха, мусорок, оставшийся после древоточца, после мыши, после Янсона, после короедов, после мучного червя с семейством, радостно попировавших сухим крахмалом и оставивших после себя микрон воздушной прокладки между напластованиями истории, между тектоническими плитами чьих-то горестей.
Литература - это всего лишь буквы на бумаге, - говорят нам сегодня. Не-а. Не «всего лишь». В этой рукомойне, пахнущей мылом и подгнившими досками, была спальня аптекаря Янсона; намереваясь жить скромно, долго и счастливо, он любовно оклеивал ее сбереженными с детства газетами, - стопочка к стопочке, пробочка к пробочке, ничего не надо выбрасывать, а сверху обои, - аккуратный, должно быть, и чистый, обрусевший швед, он уютно и любовно устроил себе спаленку, - частный уголок, толстая дверь с тяжелым шпингалетом, под полом - свои, чистые куры. В смежной каморке, с балконом, с окном на закат, на черные карельские ели, - столовая-гостиная: можно кушать кофе с цикорием, можно, сидя в жестком лютеранском кресле, думать о прошлом, о будущем, о том, как уцелел, не сгинул, как растит лекарственные травы, о том, как пройдет по первому снегу в легких черных валенках. Вот достанет из сундука - и пройдет, оставит следы.
Мы сорвали всю бумагу, всю подчистую, мы прошлись наждачной шкуркой по босым, оголившимся доскам; азарт очищения охватил все четыре поколения, мы терли и терли. Мы правда старались: мы не жалели ногтей и скребков; местный магазин, пребывавший тридцать лет в коматозном оцепенении и никогда не предлагавший покупателям ничего, кроме резиновых сапог не нашего размера и карамели «подушечка с повидлом», в новую эпоху ожил и завалил полки продукцией «Джонсон и Джонсон» Джонсоны против Янсона; а что же может поделать один Янсон против двух Джонсонов? Какие-то быстродействующие очистители и уничтожители - аэрозоли для стирания памяти, кислоты для выведения прошлого.
Мы выскребли все: и белые по лиловому розы, и кровавых собак, и клубы морозного дыхания в очереди к сыну инспектора народных училищ, и рядь завтрашних инвалидов и смертников, доверчиво, за неделю до увечья или смерти накупивших круглых жестяных банок шарлатанского «Усатина» в расчете на любовь и счастье, подобно аптекарю Янсону, запасшему много валенок для будущих, уже не понадобившихся ног.
Мы протерли доски добела, до проступившего рисунка годовых колец на скобленом дереве. Мы дали стенам просохнуть. Потом мы взяли большую кисть, обмакнули ее в синтетический, очень цепкий, с гарантией, клей и как следует, без пузырей - но инструкции, - промазали клеем изнаночную сторону версальских обоев. Потом мы сложили обойные полосы пополам - клей на клей, - отнесли в спальню аптекаря Янсона, где, опять же по инструкции, снова развернули полосы во всю длину и, крепко нажимая «старой ветошью» (неузнаваемой трикотажной тряпкой, некогда бывшей неизвестно чем), притерли свежие, белые в веночках обои к свежей, еще пахнущей Джонсоном и Джонсоном - обоими Джонсонами - стене. Клей взялся, европеец не подвел, обои прилипли как страстный поцелуй, без люфта.
И вообще лето под Питером было хорошее, сухое, жаркое. Все быстро сохло. Наши обои, например, наутро уже выглядели так, будто они тут всегда и были: без темных пятен, без ничего такого. Оказалось, что это не очень сложно - обдирать и клеить.
Эффект, конечно, вышел не совсем дворцовый и, честно говоря, совсем не европейский, - ну, промахнулись, с кем не бывает. Не то, чтобы не доставало артистизма, а - прямо скажем - глаза бы наши не глядели, - чего уж там - получился сарай в цветочках. Собачья будка. Приют убогого, слепорожденного чухонца. В куске все смотрится не совсем так, как на стене, верно? Вот если купить совсем, совсем белые обои - без рисунка, - а сейчас ведь все можно достать, - вот тогда будет очень хорошо. И этот наш ошибочный, виньеточный. совершенно случайный и непредусмотренный узор и позор укроется под белым, ровным, аристократически-безразличным, демократически-нейтральным, ко всему равнодушным, спокойным, приветливым, никого не раздражающим слоем благородной, буддийской простоты.
И в городе, у себя дома, каждый сделает то же самое. Белое - это просто и благородно. Ничего лишнего. Белые стены. Белые обои. А лучше - просто малярная кисть или валик, водоэмульсионная краска или штукатурка, - шарах - и чисто. Все сейчас так делают. - И я так сделаю. - И я.
И я тоже. Мне нравится белое! Начать жизнь сначала! Не сдаваться! На цыпочках, осторожно, чтобы не побеспокоить, чуть заметной тенью, в шерстяных носках по новенькому линолеуму, с валенками подмышкой, с букетом звездчатой валерианы в руках, с пробочками и скляночками в оттопыренных карманах, с усатыми и бритыми инвалидами всех времен в испуганной памяти, выходитъ вонъ Михаилъ Августовичъ Янсонъ, шведъ, лютеранинъ, мещанинъ, гражданинъ. аптекарь - трудолюбивый садовник, запасливый и аккуратный человек, без лица, без наследников, без примет, - Михаил Августович, муж маленькой жены, житель маленьких комнат, чуточку смелый, но очень скрытный хранитель запрещенного прошлого, свидетель истории, добела ободранной нами со стен его бывшей каморки. Михаил Августович, про которого я ничего не знаю и теперь уже никогда, никогда не узнаю, - кроме того, что он закопал непонятное железное в саду, спрятал ненужное тряпичное на чердаке, укрыл недопустимое, невозвратимое под обоями спальни. Своими руками я содрала последние следы Михаила Августовича со стен, за которые он цеплялся полвека, - и, ненужный больше ни одному человеку на этом новом, отбеленном, отстиранном, продезинфицированном свете, он ушел, наверное, навсегда и непоправимо, в травы и листья, в хлорофилл, в корни сорняков, в немую, вечно шумящую на ветру, безымянную и блаженную, господню фармакопею.

Татьяна Никитична Толстая
День
личное
рассказы, эссэ и фельетоны
содержание
Частная годовщина (эссэ)
Квадрат..........................................................2000
Белые стены......................................................1997
Частная годовщина................................................1997
Что в имени тебе моем? ...........................................1991
Женский день.....................................................1998
Туристы и паломники..............................................1999
Смотри на обороте................................................1999
Ряженые..........................................................1998
Лилит............................................................1998
Неугодные лица...................................................1998
Нехоженая Греция.................................................1999
Ложка для картоф. (Фельетоны)
Какой простор: взгляд через ширинку..............................1998
Лед и пламень....................................................1998
Засужу, замучаю, как Пол Пот - Кампучию..........................1998
Кина не будет....................................................1998
Николаевская Америка.............................................1998
Неразменная убоина...............................................1999
Ползет! ..........................................................1998
Ложка для картоф. ................................................1998
Биде черный с Вольтером..........................................1998
Отчет о культе имущества.........................................1998
Перевод с австралийского.........................................1998
Я планов наших люблю гламурьё ....................................1998
Новое имя........................................................1998
Человек!.. Выведи меня отсюда....................................1999
Дедушка-дедушка, отчего у тебя такие большие статуи? .............1999
Художник может обидеть каждого...................................1999
Русский мир
Переводные картинки..............................................1999
Вкус ворованных яблок............................................1999
Русский человек на рандеву.......................................1997
Сахар и пар: последняя зима......................................1999
Пар в коридорах: бесконечная жалость.............................1999
Крутые горки.....................................................2001
Кот и окрестности................................................1999
Памяти Бродского.................................................1996
Надежда и опора..................................................1998
На липовой ноге..................................................1998
Туда-сюда-обратно................................................1998
Золотой век......................................................1992
Без царя в голове................................................1992
Русский мир......................................................1993
Татьяна Никитична Толстая
Квадрат
В 1913, или 1914, или 1915 году, в какой именно день - неизвестно, русский художник польского происхождения Казимир Малевич взял небольшой холст: 79S на 79S сантиметров, закрасил его белой краской по краям, а середину густо замалевал черным цветом. Эту несложную операцию мог бы выполнить любой ребенок - правда, детям не хватило бы терпения закрасить такую большую площадь одним цветом. Такая работа под силу любому чертежнику,- а Малевич в молодости работал чертежником,- но чертежникам не интересны столь простые геометрические формы. Подобную картину мог бы нарисовать душевнобольной - да вот не нарисовал, а если бы нарисовал, вряд ли у нее были бы малейшие шансы попасть на выставку в нужное время и в нужном месте.
Проделав эту простейшую операцию, Малевич стал автором самой знаменитой, самой загадочной, самой пугающей картины на свете - "Черного квадрата". Несложным движением кисти он раз и навсегда провел непереходимую черту, обозначил пропасть между старым искусством и новым, между человеком и его тенью, между розой и гробом, между жизнью и смертью, между Богом и Дьяволом. По его собственным словам, он "свел все в нуль". Нуль почему-то оказался квадратным, и это простое открытие - одно из самых страшных событий в искусстве за всю историю его существования.
Малевич и сам понял, что он сделал. За год-полтора до этого знаменательного события он участвовал вместе со своими друзьями и единомышленниками, в первом всероссийском съезде футуристов - на даче, в красивой северной местности,- и они решили написать оперу "Победа над Солнцем" и там же, на даче, немедля принялись за ее осуществление. Малевич оформлял сцену. Одна из декораций, черно-белая, чем-то напоминающая будущий, еще не родившийся квадрат, служила задником для одного из действий. То, что тогда вылилось из-под его кисти само собой, бездумно и вдохновенно, позже в петербургской мастерской вдруг осозналось как теоретическое достижение, последнее, высшее достижение,- обнаружение той критической, таинственной, искомой точки, после которой, в связи с которой, за которой нет и не может быть больше ничего. Шаря руками в темноте, гениальной интуицией художника, пророческой прозорливостью Создателя он нащупал запрещенную фигуру запрещенного цвета - столь простую, что тысячи проходили мимо, переступая, пренебрегая, не замечая... Но и то сказать, немногие до него замышляли "победу над Солнцем", немногие осмеливались бросить вызов Князю Тьмы. Малевич посмел - и, как и полагается в правдивых повестях о торговле с Дьяволом, о возжаждавших Фаустах, Хозяин охотно и без промедления явился и подсказал художнику простую формулу небытия.
В конце того же 1915 года - уже вовсю шла Первая мировая война зловещее полотно было представлено среди прочих на выставке футуристов. Все другие работы Малевич просто развесил по стенам обычным образом, "Квадрату" же он предназначил особое место. На сохранившейся фотографии видно, что "Черный квадрат" расположен в углу, под потолком - там и так, как принято вешать икону. Вряд ли от него - человека красок - ускользнуло то соображение, что этот важнейший, сакральный угол называется "красным", даром что "красный" означает тут не цвет, а "красоту". Малевич сознательно вывесил черную дыру в сакральном месте: свою работу он назвал "иконой нашего времени". Вместо "красного" - черное (ноль цвета), вместо лица - провал (ноль линий), вместо иконы, то есть окна вверх, в свет, в вечную жизнь мрак, подвал, люк в преисподнюю, вечная тьма.
А.Бенуа, современник Малевича, сам великолепный художник и критик искусства, писал о картине:
"Черный квадрат в белом окладе - это не простая шутка, не
простой вызов, не случайный маленький эпизодик, случившийся в
доме на Марсовом поле, а это один из актов самоутверждения того
начала, которое имеет своим именем мерзость запустения и которое
кичится тем, что оно через гордыню, через заносчивость, через
попрание всего любовного и нежного, приведет всех к гибели".
За много лет до того, в сентябре 1869 года, Лев Толстой испытал некое странное переживание, оказавшее сильнейшее влияние на всю его жизнь и послужившее по всей очевидности переломным моментом в его мировоззрении. Он выехал из дома в веселом настроении, чтобы сделать важную и выгодную покупку: приобрести новое имение. Ехали на лошадях, весело болтали. Наступила ночь.
"Я задремал, но вдруг проснулся: мне стало чего-то страшно.
(...) Вдруг представилось, что мне не нужно, незачем в эту даль
ехать, что я умру тут, в чужом месте. И мне стало жутко".
Путники решили заночевать в городке Арзамасе.
"Вот подъехали наконец к какому-то домику со столбом. Домик
был белый, но ужасно мне показался грустный. Так что жутко даже
стало. (...) Был коридорчик; заспанный человек с пятном на щеке,
пятно это мне показалось ужасным,- показал комнату. Мрачная была
комната. Я вошел,- еще жутче мне стало.
(...) Чисто выбеленная квадратная комнатка. Как, я помню,
мучительно мне было, что комнатка эта была именно квадратная.
Окно было одно, с гардинкой красной... (...) Я взял подушку и лег
на диван. Когда я очнулся, никого в комнате не было и было темно.
(...) Заснуть, я чувствовал, не было никакой возможности. Зачем я
сюда заехал? Куда я везу себя? От чего, куда я убегаю? Я убегаю
от чего-то страшного, и не могу убежать. (...) Я вышел в коридор,
думал уйти от того, что мучило меня. Но оно вышло за мной и
омрачило все. Мне так же, еще больше, страшно было.
Да что это за глупость,- сказал я себе.- Чего я тоскую, чего
боюсь?
- Меня,- неслышно отвечал голос смерти.- Я тут.
(...) Я лег было, но только что улегся, вдруг вскочил от
ужаса. И тоска, и тоска,- такая же духовная тоска, какая бывает
перед рвотой, только духовная. Жутко, страшно. Кажется, что
смерти страшно, а вспомнишь, подумаешь о жизни, то умирающей
жизни страшно. Как-то жизнь и смерть сливались в одно. Что-то
раздирало мою душу на части и не могло разодрать. Еще раз прошел
посмотреть на спящих, еще раз попытался заснуть; все тот же
ужас,- красный, белый, квадратный. Рвется что-то и не
разрывается. Мучительно, и мучительно сухо и злобно, ни капли
доброты я в себе не чувствовал, а только ровную, спокойную злобу
на себя и на то, что меня сделало".
Это знаменитое и загадочное событие в жизни писателя - не просто внезапный приступ сильнейшей депрессии, но некая непредвиденная встреча со смертью, со злом - получила название "арзамасского ужаса". Красный, белый, квадратный. Звучит, как описание одной из картин Малевича.
Лев Толстой, с которым случился красно-белый квадрат, никак не мог ни предвидеть, ни контролировать случившееся. Оно предстало перед ним, набросилось на него, и под влиянием произошедшего,- не сразу, но неуклонно,он отрекся от жизни, какую вел до того, от семьи, от любви, от понимания близких, от основ мира, окружавшего его, от искусства. Некая открывшаяся ему "истина" увела его в пустоту, в ноль, в саморазрушение. Занятый "духовными поисками", к концу жизни он не нашел ничего, кроме горстки банальностей вариант раннего христианства, не более того. Последователи его тоже ушли от мира и тоже никуда не пришли. Пить чай вместо водки, не есть мяса, осуждать семейные узы, самому себе шить сапоги, причем плохо шить, криво,- вот, собственно, и весь результат духовных поисков личности, прошедшей через квадрат. "Я тут",- беззвучно прошептал голос смерти, и жизнь пошла под откос. Еще продолжалась борьба, еще впереди была Анна Каренина (безжалостно убитая автором, наказанная за то, что захотела жить), еще впереди было несколько литературных шедевров, но квадрат победил, писатель изгнал из себя животворящую силу искусства, перешел на примитивные притчи, дешевые поучения и угас прежде своей физической смерти, поразив мир под конец не художественной силой своих поздних произведений, но размахом своих неподдельных мучений, индивидуальностью протеста, публичным самобичеванием неслыханного дотоле масштаба.
Малевич тоже не ждал квадрата, хотя и искал его. В период до изобретения "супрематизма" (термин Малевича) он исповедовал "алогизм", попытку выйти за границы здравого смысла, исповедовал "борьбу с логизмом, естественностью, мещанским смыслом и предрассудком". Его зов был услышан, и квадрат предстал перед ним и вобрал его в себя. Художник мог бы гордиться той славой, что принесла ему сделка с Дьяволом; он и гордился. Не знаю, заметил ли он сам ту двусмысленность, которую принесла ему эта слава. "Самая знаменитая картина художника" - это значит, что другие его произведения менее знаменитые, не такие значимые, не столь притягивающие, словом, они хуже. И действительно, по сравнению с квадратом все его вещи странно блекнут. У него есть серия полотен с геометрическими, яркими крестьянами, у которых вместо лиц - пустые овалы, как бы прозрачные яйца без зародышей. Это красочные, декоративные полотна, но они кажутся мелкой, суетливой возней радужных цветов, перед тем как они, задрожав последний раз, смешаются в пеструю воронку и уйдут на бездонное дно Квадрата. У него есть пейзажи, розоватые, импрессионистические, очень обычные,- такие писали многие, и писали лучше. Под конец жизни он попытался вернуться к фигуративному искусству, и эти вещи выглядят так страшно, как это можно было предсказать: не люди, а набальзамированные трупы, восковые куклы напряженно смотрят из рамок своих одежд, словно бы вырезанных из ярких клочков, обрезков "крестьянской" серии. Конечно, когда ты достигаешь вершины, то дальше - путь только вниз. Но ужас в том, что на вершине - ничего нет.
Искусствоведы любовно пишут о Малевиче:
""Черный квадрат" вобрал в себя все живописные
представления, существовавшие до этого, он закрывает путь
натуралистической имитации, он присутствует как абсолютная форма
и возвещает искусство, в котором свободные формы - не связанные
между собой или взаимосвязанные - составляют смысл картины".
Верно, Квадрат "закрывает путь" - в том числе и самому художнику. Он присутствует "как абсолютная форма",- верно и это, но это значит, что по сравнению с ним все остальные формы не нужны, ибо они по определению не абсолютны. Он "возвещает искусство..." - а вот это оказалось неправдой. Он возвещает конец искусства, невозможность его, ненужность его, он есть та печь, в которой искусство сгорает, то жерло, в которое оно проваливается, ибо он, квадрат, по словам Бенуа, процитированным выше, есть "один из актов самоутверждения того начала, которое имеет своим именем мерзость запустения и которое кичится тем, что оно через гордыню, через заносчивость, через попрание всего любовного и нежного, приведет всех к гибели".
Художник "доквадратной" эпохи учится своему ремеслу всю жизнь, борется с мертвой, косной, хаотической материей, пытаясь вдохнуть в нее жизнь; как бы раздувая огонь, как бы молясь, он пытается зажечь в камне свет, он становится на цыпочки, вытягивая шею, чтобы заглянуть туда, куда человеческий глаз не дотягивается. Иногда его труд и мольбы, его ласки увенчиваются успехом; на краткий миг или на миг долгий "это" случается, "оно" приходит. Бог (ангел, дух, муза, порой демон) уступают, соглашаются, выпускают из рук те вещи, те летучие чувства, те клочки небесного огня имени их мы назвать не можем,- которые они приберегали для себя, для своего скрытого от нас, чудесного дома. Выпросив божественный подарок, художник испытывает миг острейшей благодарности, неуниженного смирения, непозорной гордости, миг особых, светлейших и очищающих слез - видимых или невидимых, миг катарсиса. "Оно" нахлынуло - "оно" проходит, как волна. Художник становится суеверным. Он хочет повторения этой встречи, он знает, что может следующий раз и не допроситься божественной аудиенции, он отверзает духовные очи, он понимает глубоким внутренним чувством, что именно (жадность, корысть, самомнение, чванство) может закрыть перед ним райские ворота, он старается так повернуть свое внутреннее чувство, чтобы не согрешить перед своими ангельскими проводниками, он знает, что он - в лучшем случае только соавтор, подмастерье, но - возлюбленный подмастерье, но - коронованный соавтор. Художник знает, что дух веет где хочет и как хочет, знает, что сам-то он, художник, в своей земной жизни ничем не заслужил того, чтобы дух выбрал именно его, а если это случилось, то надо радостно возблагодарить за чудо.
Художник "послеквадратной" эпохи, художник, помолившийся на квадрат, заглянувший в черную дыру и не отшатнувшийся в ужасе, не верит музам и ангелам; у него свои, черные ангелы с короткими металлическими крыльями, прагматичные и самодовольные господа, знающие, почем земная слава и как захватить ее самые плотные, многослойные куски. Ремесло не нужно, нужна голова; вдохновения не нужно, нужен расчет. Люди любят новое - надо придумать новое; люди любят возмущаться - надо их возмутить; люди равнодушны - надо их эпатировать: подсунуть под нос вонючее, оскорбительное, коробящее. Если ударить человека палкой по спине - он обернется; тут-то и надо плюнуть ему в лицо, а потом непременно взять за это деньги, иначе это не искусство; если же человек возмущенно завопит, то надо объявить его идиотом и пояснить, что искусство заключается в сообщении о том, что искусство умерло, повторяйте за мной: умерло, умерло, умерло. Бог умер, Бог никогда не рождался, Бога надо потоптать, Бог вас ненавидит, Бог - слепой идиот, Бог - это торгаш, Бог - это Дьявол. Искусство умерло, вы - тоже, ха-ха, платите деньги, вот вам за них кусок дерьма, это - настоящее, это темное, плотное, здешнее, держите крепче. Нет и никогда не было "любовного и нежного", ни света, ни полета, ни просвета в облаках, ни проблеска во тьме, ни снов, ни обещаний. Жизнь есть смерть, смерть здесь, смерть сразу.
"Как-то жизнь и смерть сливались в одно",- в ужасе записал Лев Толстой и с этого момента и до конца боролся как мог, как понимал, как сумел титаническая, библейского масштаба битва. "И боролся с Иаковом некто до восхода зари..." Страшно смотреть на борьбу гения с Дьяволом: то один возьмет верх, то другой... "Смерть Ивана Ильича" и есть такое поле битвы, и трудно даже сказать, кто победил. Толстой в этой повести говорит,- говорит, повторяет, убеждает, долбит наш мозг,- что жизнь есть смерть. Но в конце повести его умирающий герой рождается в смерть, как в новую жизнь, освобождается, переворачивается, просветляется, уходит от нас куда-то, где он, кажется, получит утешение. "Новое искусство" глумится над самой идеей утешения, просветления, возвышения,- глумится и гордится, пляшет и торжествует.
Разговор о Боге либо так бесконечно сложен, что начинать его страшно, либо, напротив, очень прост: если ты хочешь, чтобы Бог был - он есть. Если не хочешь - нет. Он есть все, включая нас, а для нас он в первую очередь, и есть мы сами. Бог не навязывается нам,- это его искаженный, ложный образ навязывают нам другие люди,- он просто тихо, как вода, стоит в нас. Ища его, мы ищем себя, отрицая его, мы отрицаем себя, глумясь над ним, мы глумимся над собой,- выбор за нами. Дегуманизация и десакрализация - одно и то же.
"Десакрализация" - лозунг XX века, лозунг неучей, посредственностей и бездарностей. Это индульгенция, которую одни бездари выдают другим, убеждая третьих, что так оно все и должно быть - все должно быть бессмысленным, низменным (якобы демократичным, якобы доступным), что каждый имеет право судить о каждом, что авторитетов не может быть в принципе, что иерархия ценностей непристойна (ведь все равны), что ценность искусства определяется только спросом и деньгами. "Новинки" и модные скандалы удивительным образом не новы и не скандальны: поклонники Квадрата в качестве достижений искусства все предъявляют и предъявляют разнообразные телесные выделения и изделия из них, как если бы Адам и Ева - один, страдающий амнезией, другая синдромом Альцгеймера,- убеждали друг друга и детей своих, что они суть глина, только глина, ничего, кроме глины.
* * *
Я числюсь "экспертом" по "современному искусству" в одном из фондов в России, существующем на американские деньги. Нам приносят "художественные проекты", и мы должны решить, дать или не дать денег на их осуществление. Вместе со мной в экспертном совете работают настоящие специалисты по "старому", доквадратному искусству, тонкие ценители. Все мы терпеть не можем квадрат и "самоутверждение того начала, которое имеет своим именем мерзость запустения". Но нам несут и несут проекты очередной мерзости запустения, только мерзости и ничего другого. Мы обязаны потратить выделенные нам деньги, иначе фонд закроют. А он кормит слишком многих в нашей бедной стране. Мы стараемся, по крайней мере, отдать деньги тем, кто придумал наименее противное и бессмысленное. В прошлом году дали денег художнику, расставлявшему пустые рамки вдоль реки; другому, написавшему большую букву (слово) "Я", отбрасывающую красивую тень; группе творцов, организовавших акцию по сбору фекалий за собаками в парках Петербурга. В этом году женщине, обклеивающей булыжники почтовыми марками и рассылающей их по городам России, и группе, разлившей лужу крови в подводной лодке: посетители должны переходить эту лужу под чтение истории Абеляра и Элоизы, звучащей в наушниках. После очередного заседания мы выходим на улицу и молча курим, не глядя друг другу в глаза. Потом пожимаем друг другу руки и торопливо, быстро расходимся.
июль 2000 года
Татьяна Никитична Толстая
Белые стены
Аптекарь Янсон в 1948 году построил дачу, чтобы сдавать городским на лето. И себе сделал пристроечку в две комнаты, над курятником, с видом на парник. Хотел жить долго и счастливо, кушать свежие яички и огурчики, понемножку торговать настойкой валерианы, которую любовно выращивал собственными руками; в июне собирался встречать ораву съемщиков с баулами, детьми и неуправляемой собакой. Господь судил иначе, и Янсон умер, и мы, съемщики, купили дачу у его вдовы.
Все это было бесконечно давно, и Янсона я никогда не видела, и вдову не помню. Если разложить фотографии веером, по годам и сезонам, то видно, как бешено множится и растет чингисханова орда моих сестер и братьев, как дряхлеет собака, как разрушается и зарастает лебедой уютное янсоновское хозяйство. Где был насест, там семь пар лыж и санки без счету, а на месте парника валяемся и загораем молодые мы, в белых атласных лифчиках хрущевского пошива, в ничему не соответствующих цветастых трусах.
В 1968 году мы залезли на чердак. Там еще лежало сено, накошенное Янсоном за год до смерти Сталина. Там стоял большой-большой сундук, наполненный до краев маленькими-маленькими пробочками, которыми Янсон собирался затыкать маленькие-маленькие скляночки. Там был и другой сундук, кованый, страшно сухой внутри на ощупь; в нем чудно сохранились огромные легкие валенки траурного цвета, числом шесть. Под валенками лежали, аккуратно убранные в стопочку, темные платья на мелкую, как птичка, женщину; под платьями - уже распадающиеся на кварки серо-желтые кружева - их можно было растереть пальцами и просыпать на дно сундука, туда, где лежала, растертая и просыпанная временем, пыль неопознаваемого, неизвестно чьего, какого-то чего-то.
В 1980 году, в припадке разведения клубники, мы перекопали бурьян в том углу сада, где, по смутным воспоминаниям старожилов, некогда цвел и плодоносил аптекарский эдем. На некоей глубине мы откопали некий большой железный предмет, испугались, выслушали заверения тех же старожилов, что это не снаряд, потому что во время войны сюда ничего не долетало, опять испугались и зарыли это, притоптав. Когда перекладывали печку, ничего янсоновского не нашли. Когда меняли печную трубу - тоже. Когда кухня провалилась в подпол, а рукомойник в курятник,- очень надеялись, но напрасно. Когда заделывали огромную дыру, оставленную пролетариатом между совершенно новой трубой и абсолютно новой печью,- нашли брюки и обрадовались, но это были наши же собственные брюки, потерянные так давно, что их не сразу опознали. Янсон рассеялся, распался, ушел в землю, его мир был уже давно и плотно завален мусором четырех поколений мира нашего. И уже подросли такие возмутительно новые дети, которые не помнили украденной любителями цветных металлов таблички "М.А.Янсонъ", не кидались друг в друга сотнями маленьких-маленьких пробочек, не находили в зарослях крапивы белый зонтик заблудившейся, ушедшей куда глаза глядят валерианы.
Летом прошлого, 1997 года, обсчитавшись сдуру и решив, что даче нашей исполняется полвека, мы решили как-нибудь отпраздновать это событие и купили белые обои с зелеными веночками. Пусть, подумали мы, в том закуте, где отваливается от стены рукомойник, где на полке стоят банки засохшей олифы и коробки со слипшимися гвоздями,- пусть там будет Версаль. А чтобы дворцовая атмосфера была совсем уж роскошной, мы старые обои отдерем до голой фанеры и наклеим наш помпадур на чистое. Евроремонт так евроремонт.
Под белыми в зеленую шашечку оказались белые в синюю рябу, под рябой серовато-весенние с плакучими березовыми сережками, под ними лиловые с выпуклыми белыми розами, под лиловыми - коричнево-красные, густо записанные кленовыми листьями, под кленами открылись газеты - освобождены Орел и Белгород, праздничный салют; под салютом - "народ требует казни кровавых зиновьевско-бухаринских собак": под собаками - траурная очередь к Ильичу. Из-под Ильича пристально и тревожно, будто и не мазали их крахмальным клейстером, глянули на нас бравые господа офицеры, препоясанные, густо усатые, групповой снимок в Галиции. И уже напоследок, из-под этой братской могилы, из-под могил, могил, могил и могил, на самом дне - крем "Усатин" (а как же!) и:
"Все высшее общество Америки употребляет только чай Kokio
букет ландыша. Склады чаев Дубинина, Москва Петровка 51",
и:
"Отчего я так красива и молода?- Ионачивара Масакадо,
выдается и высылается бесплатно",
и:
"Покупая гильзы, не говорите: "Дайте мне коробку хороших
гильз", а скажите: ДАЙТЕ ГИЛЬЗЫ КАТЫКА, лишь тогда вы можете быть
уверены, что получили гильзы, которые не рвутся, не мнутся, тонки
и гигиеничны. ДА, ГИЛЬЗЫ ТОЛЬКО КАТЫКА".
Начав рвать и мять, мы все рвали и мяли слои времени, ломкие, как старые проклеенные газеты; рвали газеты, ломкие, как слои времени; начав рвать, мы уже не могли остановиться,- из-под старой бумаги, из-под наслоений и вздутий сыпалась тонкая древесная труха, мусорок, оставшийся после древоточца, после мыши, после Янсона, после короедов, после мучного червя с семейством, радостно попировавших сухим крахмалом и оставивших после себя микрон воздушной прокладки между напластованиями истории, между тектоническими плитами чьих-то горестей.
Литература - это всего лишь буквы на бумаге,- говорят нам сегодня. Не-а. Не "всего лишь". В этой рукомойне, пахнущей мылом и подгнившими досками, была спальня аптекаря Янсона; намереваясь жить скромно, долго и счастливо, он любовно оклеивал ее сбереженными с детства газетами,- стопочка к стопочке, пробочка к пробочке, ничего не надо выбрасывать, а сверху обои,аккуратный, должно быть, и чистый, обрусевший швед, он уютно и любовно устроил себе спаленку,- частный уголок, толстая дверь с тяжелым шпингалетом, под полом - свои, чистые куры. В смежной каморке, с балконом, с окном на закат, на черные карельские ели,- столовая-гостиная: молено кушать кофе с цикорием, можно, сидя в жестком лютеранском кресле, думать о прошлом, о будущем, о том, как уцелел, не сгинул, как растит лекарственные травы, о том, как пройдет по первому снегу в легких черных валенках. Вот достанет из сундука - и пройдет, оставит следы.

Третья игра зимней серии игр 2016 года. Играет команда Бориса Белозёрова.

Участники

Команда знатоков

• Ольга Быкова
• Дарья Любинская
• Никита Старун
• Ким Галачян
• Антон Иоков
• Борис Белозёров

Команда телезрителей

• Абдумалик Мусаев (г. Гейдельберг)
• Дамиан Венский (г. Санкт-Петербург)
• Алина Шипицина (г. Стамбул)
• Ксения Мартынова (г. Бузулук)
• Наталья Савченко (с. Азовская)
• Наталья Золотарёва (г. Краснокаменск)
• Геннадий Алексашин (пос. Филимонки)
• Максим Иванов (г. Абакан)
• Евгений Пожаров (г. Ульяновск)
• Олег Краснощек (г. Вольногорск)

Также на игровом столе «Блиц», «Суперблиц» и «13 сектор».

Раунд 1 (Ксения Мартынова, г. Бузулук, Оренбургская обл.)

Обручённая со смертью

Внимание, «Обрученная со смертью»!

Эту женщину называли «Обрученная со смертью». Все мужчины, решившие связать с ней свою судьбу, уходили из жизни преждевременно. О них возможно вы и не слышали, а вот один известный Вам ее поклонник печальной участи избежал, но то, что было названо в честь того, чему он дал имя своей возлюбленной, стало для его правнука началом конца. Назовите имя этой дамы.

Отвечает Борис Белозёров: Имя дамы - Аврора. В честь ее назвали корабль, потом один из русских царей так назвал крейсер.
Ответ верен.
Счёт - 1: 0

Раунд 2 (Наталья Савченко, с. Азовская, Краснодарский край)

В древнем Риме их делили на 3 категории: одну назвали жужжание пчел, другую - падающий с крыши дождь, а третью - треск разбивающихся глиняных сосудов. О чем это римляне?

Отвечает Ким Галачян: Об аплодисментах. Тихие аплодисменты - жужжание пчёл, резкие - падающий с крыши дождь, громкая овация - треск сосудов.
Ответ верен.
Счёт - 2: 0

Раунд 3 (Наталья Золотарёва, г. Краснокаменск)

Под белыми в зеленую шашечку оказались белые в синюю рябу, под рябой - серовато-весенние с плакучими березовыми сережками, потом открылись газеты - освобождены Орел и Белгород, праздничный салют, траурная речь по Ильичу. Что описала в одном из своих рассказов Татьяна Толстая?

Отвечает Дарья Любинская: Процесс ремонта - со стен сдирали старые обои.
Ответ верен.
Счёт - 3: 0

Раунд 4 («13 сектор» - Дмитрий Двуреченский, г. Липецк)

Что такого случилось в середине 20 века, чего не произойдет еще 4000 лет?

Отвечает Борис Белозёров: Число-палиндром
Правильный ответ: Год 1961 вверх ногами читался так же, следующий такой год будет 6009 .
Телезритель получает 50 000 рублей. Счёт - 3: 1

Раунд 5 (Геннадий Алексашин, пос. Филимонки, Новая Москва)

На моем рабочем столе всегда находится этот график. Простыми словами он звучит так: когда минус 20, тогда плюс 80, когда минус 10, тогда плюс 70, ноль соответствует плюс 60, когда плюс 10, то должно быть плюс 50. О каком графике идет речь?

Отвечает Ким Галачян: В зависимости от того какая температура за окном, такой температуры должно быть отопление. Речь идёт о графике отопления.
Ответ верен.
Счёт - 4: 1

Раунд 6 («Блиц»)

Вопрос 1 (Анна Овечкина, г. Майкоп): «Ты приезжай мои повадки слушать, / Как хорошо по чарочке откушать / И пряжу прясть и сказки зоревать, / Да вспоминать как ты дитем упрямо, / Всё мама называл меня да мама». Кому адресовал эти стихи поэт Марк Сергеев и от чьего имени?

Отвечает Антон Иоков: От лица Арины Родионовны Пушкину
Ответ верен.

Вопрос 2 (Степан Радцевич, г. Столин): В декабре 1982 г. отмечалось ровно 60-я годовщина образования СССР. Процитируйте текст транспаранта, которым украсили центральную площадь в городе Пушкино.

Ответ Ким Галачян: И на обломках самовластья напишут наши имена
Правильный ответ: Друзья мои, прекрасен наш союз!
Телезритель получает 60 000 рублей. Счёт - 4: 2

Раунд 7 (Максим Иванов, г. Абакан)

Иван Иванович Шишкин писал: «Она - единственная посредница между натурой и художником и самый строгий учитель». Назовите предмет увлечения художника?

Отвечает Ольга Быкова: Фотография
Ответ верен.
Счёт - 5: 2

Раунд 8 (Абдумалик Мусаев, г. Гейдельберг)

Скамейка со спинкой для детей

С этим борются власти самых разных городов: в Южно-Сахалинске - при помощи ажурных завитушек, в Челябинске вбивают гвозди, а вот бургомистр немецкого города Эппельхайм со словами «Они мне надоели» просто изменил конструкцию. В чем заключалось новаторство бургомистра этого города?

Отвечает Антон Иоков: Ему надоели голуби, которые постоянно гадят и портят городское имущество, и он придумал конструкцию, на которую голубям было трудно садиться
Правильный ответ: Ему надоели дети, которые садились на скамейки ногами. Отучить от этого их нельзя, и бургомистр сделал для молодежи специальные скамейки со спинкой в виде сидения .
Телезритель получает 70 000 рублей. Счёт - 5: 3

Раунд 9 (Дамиан Венский, г. Санкт-Петербург)

Корреспонденты и голуби

В 20-е годы прошлого века на территории завода «Серп и Молот» была подобная голубятня. В теплое время года возле нее любили собираться рабочие в нерабочее время. Примерно раз в неделю некоторые счастливчики уходили отсюда, прихватив с собой несколько белых и несколько сизых голубей, остальные оставались ждать. Для чего рабочие забирали с собой голубей?

Отвечает Борис Белозёров: Они могли использоваться на свадьбах, на других праздниках
Правильный ответ: В 20-е гг. стала расти популярность футбола, счастливые обладатели билетов на матч передавали коллегам информацию со стадиона. Вернулся белый голубь - наши забили, сизый - пропустили .
Телезритель получает 80 000 рублей. Счёт - 5: 4

Раунд 10 («Суперблиц»)

За столом остается Ким Галачян.

Вопрос 1 (Михаил и Светлана Антроповы, г. Москва): Закончите индейскую мудрость: «Люби землю - она не унаследована тобой у твоих родителей, она одолжена тобой…»

Ответ знатока: У твоих детей
Ответ верен.

Вопрос 2 (Татьяна Макарова, г. Челябинск): Закончите тибетскую мудрость: «Никогда не знаешь, что ждет тебя завтра - новое утро или новая…»

Ответ знатока: Жизнь
Ответ верен.

Вопрос 3 (Тамара Наймушина, г. Киров): Закончите китайскую мудрость: «Не может быть черного сердца у того, кто способен…»

Ответ знатока: Радоваться за других
Правильный ответ: Краснеть
Телезритель получает 90 000 рублей. Счёт - 5: 5

При счёте 5: 5 команда решает взять «Решающий раунд». За столом остаётся Борис Белозёров.

Решающий раунд (Алина Шипицина, г. Стамбул)

Внимание, кольцо!

Какое хорошо известное приспособление можно заменить этим кольцом?

Отвечает Борис Белозёров: Этим кольцом можно заменить тонометр и отсчитывать пульс
Правильный ответ: Этим кольцом можно заменить чётки .
Телезритель получает 100 000 рублей. Счёт - 5: 6

Итоги игры

• Команда Бориса Белозёрова терпит поражение и выбывает из борьбы за участие в Финале года.
• Обладателем «Хрустального атома» становится Ким Галачян.
• Автором лучшего вопроса становится Дамиан Венский (вопрос о футболе).

Гассельблат Ольга

Анализ текста

в контексте современных лингвистических исследований

Т. Толстая «Белые стены»

Летом прошлого, 1997 года, обсчитавшись сдуру и решив, что даче нашей исполняется полвека, мы решили как-нибудь отпраздновать это событие и купили белые обои с зелеными веночками. Пусть, подумали мы, в этом закуте, где отваливается от стены рукомойник, где на полке стоят банки засохшей олифы и коробки со слипшимися гвоздями, - пусть там будет Версаль. А чтобы дворцовая атмосфера была совсем уж роскошной, мы старые обои отдерем до голой фанеры и наклеим наш помпадур на чистое. Евроремонт так евроремонт.

Под белыми в зеленую шашечку оказались белые в синюю рябу, под рябой – серовато-весенние с плакучими березовыми сережками, под ними лиловые с выпуклыми белыми розами, под лиловыми – коричнево-красные, густо записанные кленовыми листьями, под кленами открылись газеты – освобождены Орел и Белгород, праздничный салют; под салютом – «народ требует казни кровавых зиновьевско-бухаринских собак»; под собаками – траурная очередь к Ильичу. Из-под Ильича пристально и тревожно, будто и не мазали их крахмальным клейстером, глянули на нас бравые господа офицеры, препоясанные, густо усатые, групповой снимок в Галиции. И уже напоследок, из-под этой братской могилы, из-под могил, могил, могил и могил, на самом дне – крем «Усатин» (а как же!) и: «Все высшее общество Америки употребляет только чай Kokio букет ландыша. Склады чаев Дубинина, Москва Петровка 51», и: «От чего я так красива и молода? – Ионачивара Масакадо, выдается и высылается бесплатно», и: «Покупая гильзы, не говорите: «Дайте мне коробку хороших гильз», а скажите: ДАЙТЕ ГИЛЬЗЫ КАТЫКА, лишь тогда вы можете быть уверены, что получили гильзы, которые не рвутся, не мнутся, тонки и гигиеничны. ДА, ГИЛЬЗЫ ТОЛЬКО КАТЫКА».

Начав рвать и мять, мы все рвали и мяли слои времени, ломкие, как старые проклеенные газеты; рвали газеты, ломкие как слои времени; начав рвать, мы не могли остановиться, - из-под старой бумаги, из-под наслоений и вздутий сыпалась тонкая древесная труха, мусорок, оставшийся после древоточца, после мыши, после Янсона, после короедов, после мучного червя с семейством, радостно попировавших сухим крахмалом и оставивших после себя микрон воздушной прокладки между напластованиями истории, между тектоническими плитами чьих-то горестей.

1 . Внетекстовые пресуппозиции (экстралингвистика).

Татьяна Никитична Толстая родилась в семье, отмеченной значительными литературными дарованиями. Алексей Николаевич Толстой – дед по отцовской линии. Бабушка Н.В. Крандиевская-Толстая – поэтесса. Дед по материнской линии М.Л. Лозинский – поэт, переводчик Шекспира, Гёте, Данте. Родная сестра Н. Толстая – писательница.

Татьяна Никитична – филолог, закончила ЛГУ. Долгое время преподает литературу и художественное письмо в колледже Скидмор (г. Саратога Спрингз).

На данный момент можно сказать, что Т. Толстая проявляет себя как 1. писатель (автор рассказов и одного романа), 2. публицист (пишет статьи для журналов, по большей части американских), 3. теле-ведущий («Школа злословия», «Минута славы»), 4. блоггер.

С одной стороны, Т. Толстая является классиком новейшей (иногда причисляют к постмодернистской) литературы, с другой стороны, публичным человеком, вызывающим массу разнообразных эмоций общественности в силу своего непростого характера. Ей свойствен критический взгляд на современность, что находит отражение в публицистике писательницы.

2 . Особенности жанровой организации

Жанр прозы Т. Толстой можно назвать как художественная публицистика (диссертация Любезной Е.В.). Философско-поэтическое своеобразие художественной публицистики Татьяны Толстой заключается в повсеместной, свойственной всей русской постмодернистской литературе контаминации жанров, следствием которой становится создание авторских жанров (метажанров), совмещающих художественный и публицистический дискурсы, что позволяет наиболее полно и адекватно эстетически воплотить дисгармонию современного мира. Жанр эссе предполагает небольшой объём, свободную композицию и передаёт «субъективные впечатления и размышления автора по тому или иному поводу» (Словарь литературоведческих терминов). Свободная композиция эссе подчинена внутренней логике автора, а основную его мысль следует искать в «пёстром кружеве» авторских размышлений, что особенно характерно для поэтики Т. Толстой, произведения которой часто описывают с помощью эпитетов «кружевные и пыльные», «умные», «изящные», «виртуозно написанные».

Эссеизм в современной русской литературе интертекстуален и зачастую наполнен иронией. «Новый историзм» как отрицание единственной исторической правды и самой идеи исторического прогресса - одна из основ современного художественного сознания. Главными инструментами художественного воплощения этой концепции в постмодернистической стратегии являются: 1). ирония фиксирует отличие настоящего от прошлого и отсутствие претензий на точное знание; 2).интертекстуальность через постоянные переклички подтверждает (текстуально и герменевтически) соотнесенность с прошлым.

Индивидуальный авторский стиль Т. Толстой угадывается и в рассказах, и в романе, и даже в интервью. Его характерные черты: насыщенность аллюзиями и реминисценциями в полемичном, подчас строго критичном тексте. Творчество Т. Толстой наследует важнейшую миссию классической русской литературы – учительство, подчас даже морализаторство. Философское эссе "Белые стены" посвящено проблеме культурного беспамятства, форме потери исторической памяти, которая приводит к рабскому мировосприятию и полной духовной деградации. В произведении ставится проблема смысла жизни, высвеченная автором как проблема памяти.

Функционально-стилистически данный текст принадлежит публицистике, которая, как отмечалось выше, по своей форме гармонично сочетается с индивидуальным стилем Татьяны Толстой.

3. Композиционно-синтаксическая организация

3.1. Членимость и связность

В исследуемом тексте присутствует объёмно-прагматическое членения на абзацы: всего 3 анализируемых абзаца, два из которых представляет собой сложные высказывания с элементами цепной последовательной связи, характерной для ССЦ. Последний абзац – одно сложное предложение с несколькими причастными и деепричастными оборотами. Объёмно-прагматическое членение в данном тексте совпадает со структурно-смысловым членением, которое связано непосредственно с семантическим развертыванием текста, с типами информации и различием коммуникативных регистров.

1-ый абзац состоит из 4-х предложений, посвященных одной микротеме (ремонту дачи), являющихся формально самостоятельными. Несмотря на присутствие элементов цепной последовательной связи, во фрагменте невозможно выделить тот или иной тип тема-рематической организации, отсутствует стабилизирующее начало (Ильенко), поэтому отрывок не представляет собой ССЦ.

Говорящий сообщает об известных явлениях действительности, имевших место когда-то. Грамматической доминантой фрагмента являются глаголы прошедшего времени. Таким образом, фрагмент относится к информативному коммуникативному регистру (Золотова). Тип контекстуально-вариативного членения – повествование.

Лексической доминантой этой части текста является слово обои.

Средствами формальной связности, обеспечивающими единство внутри микротемы, являются:

1. 
   лексические повторы:

тождественные (мы – 3 раза, пусть – 2 раза, где – 2 раза, евроремонт – 2 раза),

лексико-синтаксические (решив – мы решили ),

1. 
   синонимические замены (мы решили – подумали мы),
2. 
   грамматическим средством связности является употребление

глагольных форм мн.ч. прош. вр. и буд. вр. (решили, купили, подумали – будет, отдерем, наклеим ).

Фрагмент имитирует воспроизведение разговорной речи, что придает отрывку реалистичность. Последнее предложение как будто оторвано от текста и реализует авторскую сентенцию: «Евроремонт так евроремонт» . Поэтому можно говорить о полирегистровом типе коммуникации, смешении информативного и генеритивного регистров.

2-ой абзац представляет собой многокомпонентное высказывание с включенными цитатами и прецедентными феноменами. Состоит из 4-х предложений, посвященных в этом фрагменте общей теме: каждый слой обоев заключает аллюзию на конкретные факты и исторические события. Само слово обои в этом абзаце отсутствует, перечисляются только атрибутивные признаки. Такая контекстуальная неполнота обеспечивает переход от реальности (реального времени и пространства на даче, ремонта) к метафизическому пространству и времени: развертывание слоев исторических эпох. Смена временной и пространственной локализованности: прошедшее историческое время. Семантическое развертывание влечет смену информативного коммуникативного регистра на генеритивный: автор осмысляет, оценивает происходящее, проецирует на общечеловеческий опыт. Это влечет появление маркеров модальности, авторского отношения к происходящему: «траурная очередь; казни кровавых; из-под этой братской могилы, из-под могил, могил, могил и могил ». Последний пример является кульминацией всего фрагмента, кульминацией в описании метафизического исторического пространства и времени.

Особенностью прозы Толстой является сочетание трагического и бытового, это проявляется в «композитном письме» автора, после перечисления трагических событий истории, сразу после кульминации автор без паузы, в это же предложение вставляет рекламу крема, чая, папирос.

Помимо общей смысловой связи средствами формальной связности являются:

1. 
   лексические повторы : предлоги (под – 4, из-под – 2), союз с двоеточием (и: - 3),
2. 
   повторяющиеся синтаксические конструкции с отсутствующим предикативным центром. Подлежащее только подразумевается, общее сказуемое (оказались) в простых предложениях в составе сложного заменено знаком тире (Под белыми в зеленую шашечку оказались белые в синюю рябу, под рябой – серовато-весенние с плакучими березовыми сережками, под ними - лиловые с выпуклыми белыми розами, под лиловыми – коричнево-красные, густо записанные кленовыми листьями, под кленами открылись газеты – освобождены Орел и Белгород, праздничный салют; под салютом – «народ под собаками – траурная очередь к Ильичу ).

Последнее предложение, как и в первом абзаце, неполное номинативое.

3-ий абзац не является ССЦ, так как не содержит формально самостоятельных предложений, а является одним сложным предложением с несколькими причастными и деепричастными оборотами. Лексической особенностью этого абзаца является использование текстовообусловленного словосочетания «слои времени » вместо опущенного уже во втором абзаце слова «обои ». Весь фрагмент представляет собой речевой акт автора (Гальперин), отражающий процесс воспоминания. Такой тип речи С.Г. Ильенко называет информационным (время истории равно времени текста).

Также происходит возвращение к полирегистровому типу коммуникации, представленному в 1-ом абзаце, смешению информативного и генеритивного регистров (Г.А. Золотова) с грамматической доминантой – глаголами прошедшего времени. Типом контекстно-вариативного членения является описание.

Средствами формальной связности, обеспечивающими единство внутри предложения являются:

1. 
   лексические повторы:

тождественные (рвать – 2, как – 2, из-под – 2, газеты – 2, после – 6, между – 2);

Тип повествователя .

Рассказ повествуется от лица рассказчика. Особенностью повествования является переход от формы первого лица единственного числа (начало эссе) к форме второго лица множественного числа (МЫ) и возвращение к исходной форме в финале эссе. Использование местоимения МЫ выражает стремление автора обобщить ситуацию: рассказ не только о ее даче и ее семье, но о России. Проблематика произведения – общенациональная. За историей семьи стоит история страны.

Лексическое выражение категории персональности.

В тексте эссе представлены три субъекта текстовой деятельности – «Я», плавно перетекающее в «Мы» и возвращающееся в «Я» в финале произведения, и «Янсон».

«Я» в статье "Белые стены" – пассивное, созерцающее и сожалеющее об утерянном прошлом начало. Местоимение "Я" в финале "Белых стен" возвращается вместе с отрицанием беспамятства.

Анализируемый отрывок текста содержит обобщенное "мы " – начало активное, разрушительное: "Мы – временщики, съемщики " уничтожили все до стерильной белизны: "Мы выскребли все: и белые по лиловому розы, и кровавых собак, и клубы морозного дыхания в очереди к сыну инспектора народных училищ, и ряды завтрашних инвалидов и смертников ". Показателен лексический ряд, характеризующий этот субъект: бешено, чингисханова орда, загораем, валяемся, обсчитавшись сдуру, в припадке, возмутительно новые, рвали, мяли, отодрали .

«Янсон» - в контексте сополагается с лексемами: счастливо – 2, любовно – 2, уютное, аккуратно, аккуратный – 2, сбереженными с детства, скромно, чистый, запасший, трудолюбивый, запасливый, без лица, без наследников, без примет, чуточку смелый, ненужный больше никому . Фигура Янсона сочетает в себе обилие описаний его жизни, характера, автор дает ему полное имя, но наряду с этим он безвозвратно ушедший, неизвестный, никому ненужный.

1. 
   Семантическое пространство

4.1. Денотативное пространство (СФИ)

Т. Толстая редко актуализирует маркеры денотативного пространства, но в нашем отрывке хронотоп является базовой категорией. Художественный мир эссе характеризуется историческим способом восприятия мира. Автор пытается анализировать внутреннюю эволюцию (или деградацию?) целой страны, сцепляя семейный хронотоп и и хронотоп страны.

Временной континуум в эссе включает в себя время историческое и время семейное.

Время семейное (дачное). Как будто в противовес всеобщему процессу современного "обеспамятования", автор эссе настойчиво расставляет точные даты в своих детских и юношеских воспоминаниях:

1948 год – Янсон построил дачу;

1953-1964 годы – правление Н. Хрущева: «загораем мы, в белых атласных лифчиках хрущевского пошива»;

1968 год – «мы залезли на чердак»;

1952 год – «там лежало еще сено, накошенное Янсоном за год до смерти Сталина»;

1980 год – «в припадке разведения клубники, мы перекопали бурьян в том углу сада, где, по смутным воспоминаниям старожилов, цвел и плодоносил аптекарский эдем»;

Лето 1997 года – ремонт дачи;

50 лет – «обсчитавшись сдуру и решив, что даче нашей исполняется полвека, мы решили как-нибудь отпраздновать это событие и купили белые обои с зелеными веночками ».

Время историческое входит внутрь семейного. Оно обнаруживается в «газетных временных слоях »:

1-ый слой - «освобождены Орел и Белгород». Пятое августа 43-го года - Освобождение Орла и Белгорода . Важная дата в истории Отечественной войны. Это - день первого салюта . Двенадцатью залпами из ста двадцати четырех артиллерийских орудий Москва приветствовала освобождение Орла и Белгорода.

2-ой слой – «казни кровавых зиновьевско-бухаринских собак ». 1938 г. Бухаринско-троцкистский процесс. Против «деревенского нэпа» выступили Каменев и Зиновьев. Они объединились с Троцким и решили выступать единым блоком. В 1927 году оппозиционный блок попытался организовать демонстрацию протеста. Попытка не удалась, а Троцкий, Каменев и Зиновьев были исключены из партии. Бухарин, Зиновьев, Троцкий – возглавляли сталинскую оппозицию.

3-ий слой – «траурная очередь в Ильичу ». 1924 г. – смерть Ленина .

4-ый слой – «групповой снимок в Галиции». Август-сентябрь 1914 - Галицийская битва - одно из крупнейших сражений Первой мировой войны, в результате которого русские войска заняли почти всю восточную Галицию, почти всю Буковину и осадили Перемышль.

5-ый последний дореволюционный слой. «На самом дне – крем «Усатин». Приблизительно 1905 год, Крем «Усатин » см. Приложение;

«Склады чаев Дубинина»

«Ионачивара Масакадо»

«Гильзы Катыка» - конец 1880-х гг. Основатель торгового дома Абрам Ильич Катык родился в Евпатории в 1860 г. в небогатой караимской семье. Вместе со своим братом Иосифом в конце 1880-х гг. открыл папиросно-гильзовую фабрику, которая вскоре стала крупнейшей в России.

Таким образом, автор настойчиво противопоставляет беспамятству документальную точность своего повествования. Временной континуум помимо распадения и одновременного переплетения в тексте времен исторического и семейного (ср. советский штамп: «семья – ячейка общества», а мы добавим, что каждая семья – кирпичик в строительстве истории страны) распадается в текстовой действительности дальше:

1). Конец 1880 гг. – август 1943 года . Время России, время ее побед и поражений, этот период делится в эссе на дореволюционное время и советское время, а также на время войны и мира, что проявляется на лексическом уровне:

2). 1948 – 1997 гг. И семейное время делится на два периода: время созидания (время Янсона) и время разрушения (мы, молодые) – разрушения дачи как символа России (неслучаен еще один символ: дачу строил европеец, швед Янсон; как и Россию, начиная с петровского времени отстраивали голландцы, шведы, немцы, итальянцы…Когда молодые начали клеить новые обои, под Версаль, они использовали клей «Джонсон энд Джонсон», и «ЕВРОПЕЕЦ НЕ ПОДВЕЛ» - автор как бы дает подтекстовую информацию, что России необходимо опираться на европейский опыт в своих «ремонтах» и делать все «ПО ИНСТРУКЦИИ», эта лексема повторяется дважды в небольшом абзаце).

Пространственный континиум .

Включает пространство янсоновского дома, которое символизирует пространство России (в газетах как «братская могила »!). Но и здесь автор разделяет пространство Янсона, которое разрушается и окончательно вытесняется пространством нового поколения, без имени и памяти. Противопоставление этих пространств заметно на лексическом уровне:

Пространство Янсона

Пространство нового поколения

«хотел жить долго и счастливо, кушать свежие яички и огурчики понемногу торговать настойкой валерианы», «уютное янсоновское хозяйство», «некогда цвел и плодоносил аптекарский эдем», «рассеялся, распался, ушел в землю его мир», «уютно и любовно устроил себе спаленку, - частный уголок, толстая дверь с тяжелым шпингалетом, под полом – свои, чистые куры», «столовая – гостиная: можно кушать кофе с цикорием, «сидя в жестком лютеранском кресле», «как пройдет по первому снегу… и пройдет, оставит следы», «ушел в …безымянную и блаженную господню фармакопею».

«бешено множится и растет чингисханова орда моих братьев и сестер», «разрушается и зарастает лебедой», «бурьян», «кухня провалилась в подпол, а рукомойник в курятник», «его мир был уже давно и плотно завален мусором четырех поколений мира нашего», «отваливается от стены рукомойник», «в том закуте», «будет Версаль», «ожил и завалил полки продукцией «Джонсон и Джонсон», «глаза бы наши не глядели», «получился сарай в цветочках», «собачья будка», «приют убогого слепорожденного чухонца», «ничего лишнего. Белые стены. Белые обои», «отбеленный, отстиранный, продезинфицированный свет».

Приведенные показатели позволяют сделать вывод, что пространственно-временной континуум является опорой для строительства сюжета эссе. Исторические периоды материализуются в газетных слоях: «Начав рвать и мять, мы все рвали и мяли слои времени, ломкие, как старые проклеенные газеты ; рвали газеты, ломкие как слои времени ; начав рвать, мы не могли остановиться…» . Это положение актуализируется грамматически в приеме хиазма, обратного параллелизма. Дважды повторенное определение "ломкий" говорит об убежденности автора в легкости всякого разрушения и сложности созидания. Отодрав до досок все старые обои = слои времени: царское время (красота, предпринимательство, честь и достоинство), советское время (войны, репрессии, могилы, хрущевская и брежневская серость), в новое время мы остались с «голыми досками» без узоров, лиц, идей, морали. Попытка примерить "дворцовые обои" (Версаль, евроремонт ) превратили дачу в сарай в цветочках. Собачью будку .

Автор как будто видит выход в стирании исторической памяти: «Вот если купить совсем, совсем белые обои… - вот тогда будет очень хорошо. … позор укроется под белым ровным, аристократически-безразличным, демократически-нейтральным, …никого не раздражающим слоем благородной буддийской простоты Все сейчас так делают. – И я так сделаю. – И я. Начать жизнь сначала! Не сдаваться! ». Но слой белых обоев не наклеен. Мы уничтожили, стерли, вытравили мучившую нас историческую память. Но есть ли будущее у станы, у которой нет прошлого? – Вот финальный вопрос, который ставит автор. Пока дача остается в обоях с зелеными веночками: «Прямо скажем – глаза бы наши не глядели ».

4.2. Концептуальное пространство текста (СКИ)

Базовым концептом эссе является концепт ПАМЯТЬ. В тексте Толстой концепт воплощается через саму авторскую речь, через постоянное обращение к теме времени и памяти, использование интертекстуальных связей.

Интертекстуальность (прецедентность) выражается в наборе прецедентных исторических ситуаций, для актуализации которых в тексте эссе присутствуют маркеры – обычно сочетания слов с прецедентными именами или названиями (чингисханова орда, хрущевского пошива,освобождены Орел и Белгород, снимок в Галиции и др.), историческими датами (смерть Сталина, траурная очередь в Ильичу и др.). На концептуальном уровне автор прежде всего осмысляет проблему исторической памяти, семейной памяти.

Используются в тексте и «псевдопрецедентные имена». Во фрагменте, посвященном газетному дореволюционному слою: «Все высшее общество Америки употребляет только чай Kokio букет ландыша. Склады чаев Дубинина, Москва Петровка 51», и: «От чего я так красива и молода? – Ионачивара Масакадо , выдается и высылается бесплатно», - которые предназначены характеризовать дореволюционную эпоху как сказочную, таинственную, притягивающую своей красотой и стабильностью?

Другой не менее важной идейной (и сюжетно-фабульной) опорой в тексте служит система символических бинарных концептов :

Духовное // Материальное (история, судьбы и горести людей и дача, ремонт, обои);

Порядок // Хаос (эта оппозиция выражается в противопоставлении Янсон и мы, молодые);

Строительство // Ломка, разрушение ;

Прошлое // Настоящее ;

Мир // война ;

Память // Беспамятство ;

Цвет // Отсутствие цвета ;

Здоровье // Инвалидность ;

Янсон // Джонсон энд Джонсон ;

Список оппозиций можно продолжить, каждая из них отражается в лексическом материале, иногда актуализируется автором. Для понимания текста концепты КОСМОС и ХАОС также являются ядерными.

Простая фабула «замена обоев» превращается автором в метафизический процесс. Абсолютное начало фрагмента – тема обоев, абсолютный конец – «тектонические плиты горестей».

1. 
   Символика цвета .

Очень важна в произведении Т.Н. Толстой бинарная антиномическая символика цвета. Белый цвет в тексте "Белых стен" несет семантику забвения, пустоты. Цвет зеленый - это живая, текущая жизнь, цветение травы, земной рай. Валериана, которую разводил аптекарь, не случайно сочетает в себе белое и зеленое: белые зонтики и зеленые корни, жизнь таит в себе смерть, а память - забвение. И все переходит друг в друга. "Зеленые веночки " -это символ посмертной памяти об ушедшем. Но чтобы наклеить "обои с зелеными веночками", нужно было содрать множество слоев прошлого, пережить трагическую драму нескольких исторических эпох.

Обратный отсчет времени начался для автора с изучения деревянных стен янсоновского дома, где на голые бревна были наклеены газеты с рекламой периода первой мировой войны, содержащей память о ее многомиллионных жертвах, а также о развивающейся передовой капиталической державе, которой была в то время Россия. После "братских могил, из-под могил, могил, могил, могил " проглянули газеты с офицерами-белогвардейцами, затем обрывки "с траурной очередью к Ильичу ". За ними шли газеты сталинского времени с лозунгами типа: "Народ требует казни кровавых зиновьевско-бухаринских собак ", затем - газеты с информацией о праздничном салюте в честь освобождения Орла и Белгорода. Потом информация совсем исчезла даже со стен. Послевоенные годы символизирует лишь "коричнево-красная, густо записанная кленовыми листьями " палитра тревожных красок. Хрущевская оттепель несет цвета надежды на расцвет жизни: "лиловые, обои с выпуклыми белыми розами ". Но уже следующий слой - обои "серовато-весенние с плакучими березовыми сережками " - говорят о несбывшихся и вновь возникающих надеждах брежневского времени. Затем идут "рябые обои " неопределенности и безвременья. В них сочетается белый цвет забвения с синими проблесками неба. Их сменяют "белые в зеленую шашечку " - символ "квадратной" постмодернистской эпохи, когда люди окончательно отказываются от своего природного естества, "теряют гармонию естественных плавных линий ", не ощущают нераздельности духовного и телесного.

Знаменательно, что "дворцовые обои с зелеными веночками по белому полю " не подошли к стенам янсоновского дома. Их тоже уничтожили, сделав в конце концов стены совершенно белыми. Остается только начать все с белого листа: "И в городе, у себя дома, каждый сделает то же самое. Белое - это просто и благородно... Белые стены. Белые обои... - шарах - и чисто. Все сейчас так делают. - И я так сделаю. -И я. - И я тоже. Мне нравится белое! Начать жизнь сначала! Не сдаваться !".

1. 
   Эмотивное пространство

В данном эссе эмотивное пространство ограничено только теми эмотивными смыслами, которые включены в образ автора и выражаются в основном с помощью комплекса речевых и стилистических средств:

​ эмотивная лексика (обсчитавшись сдуру; из-под этой братской могилы, из-под могил, могил, могил и могил; начав рвать, мы не могли остановиться; );

​ метафоры (между тектоническими плитами чьих-то горестей , рвали и мяли слои времени; после мучного червя с семейством, радостно попировавших сухим крахмалом );

​ экспрессивный синтаксис («под салютом – «народ требует казни кровавых зиновьевско-бухаринских собак»; под собаками – траурная очередь к Ильичу», «…на самом дне – крем «Усатин» (а как же !) и: «Все высшее общество Америки употребляет только чай Kokio букет ландыша. Склады чаев Дубинина, Москва Петровка 51 », и: «От чего я так красива и молода? – Ионачивара Масакадо, выдается и высылается бесплатно », и: «Покупая гильзы, не говорите: «Дайте мне коробку хороших гильз», а скажите: ДАЙТЕ ГИЛЬЗЫ КАТЫКА, лишь тогда вы можете быть уверены, что получили гильзы, которые не рвутся, не мнутся, тонки и гигиеничны. ДА, ГИЛЬЗЫ ТОЛЬКО КАТЫКА». ). Обилие знаков препинания, замена сказуемых пунктуационными знаками, повторяющиеся союзы и предлоги – все эти средства передают неостановимость разрушения, стирания слоев памяти.

1. 
   Текстовые доминанты

К лексическим доминантам данного текста можно отнести используемые в тексте метафоры, сравнения и многочисленные аллюзии (см. примеры выше), функционально значимые для формирования концептуального смысла группировки слов. Главной доминантой в тексте являются лексема обои и словосочетание слои времени , которые автором синонимизируются. К лексическим доминантам можно отнести систему оппозиций внутри одного предложения: обои – слои времени; описание трагических исторических ситуаций – бытовая реклама; мучной червь, короед, мышь – тектонические плиты горестей.

К морфологическим доминантам относятся функционально-семантические поля (ФСК) локализованности , темпоральности (или времени) и модальности . ФСК темпоральности («внешнего времени по А.В. Бондарко) и аспектуальности («внутреннего времени») актуализовано в данном тексте, так как для автора важен хронотоп, о чём было сказано выше. В тексте актуализировано ФСК локализованности в пространстве страны, дачи: в этом закуте, пусть там будет Версаль, Евроремонт так евроремонт ; и времени - в историческом времени (прошлом, настоящем и будущем!): Летом прошлого, 1997 года; исполняется полвека, освобождены Орел и Белгород, траурная очередь к Ильичу и т.д.. Таким образом, ФСК локализованности может маркироваться обозначением конкретного места (Версаль, Орел и Белгород, Галиция ), конкретными датами (1997 год, полвека ); хронотопическим дейксисом (в том закуте, пусть там, из-под, под, между ), глагольными формами времени (будет, оказались, чтобы была и т.д. ).

ФСК модальности основным признаком имеет отношение говорящего к действительности. В.В. Виноградов считал модальность признаком присущим каждому предложению. Любой художественный текст создается автором и, следовательно, присутствие авторской интенции – неотъемлемое свойство текста. В анализируемом фрагменте модальность выражается в 1). реальности / ирреальности высказывания (метафизичности), 2). в эпитетах (роскошной, кровавых, бравые, пристально и тревожно, ломкие, тектонические и др.), 3). В использовании рваного, «стоккатоподобного» синтаксиса, особенно во втором абзаце, где практически несвязанные в буквальном смысле части предложений, (передается зрительно процесс срывания обоев), отчасти напоминают «поток сознания».

К синтаксическим доминантам в 1-ом и 3-м абзаце следует отнести употребление сложных полных предложений с подчинительной или сочинительной связью, осложненных обособленными определениями или обстоятельствами.

1. 
   Результат

Структура данного текста, его лексическая организация, концептуальное содержание и функционально-грамматические аспекты позволяют назвать главной авторской интенцией обращение к проблеме исторической памяти. Это выражается прежде всего в лексическом материале, в использовании прецедентных феноменов, наличии функционально-семантических полей временной и пространственной локализованности, темпоральности, модальности.

Последняя строка текста – «между напластаваниями истории, между тектоническими плитами чьих-то горестей » реализует названную главную интенцию: мы не имеем право уничтожать историческую память, память своей страны. Анализ текста эссе «Белые стены» не представляется легким, мы отметили явления наиболее яркие, «бросающиеся в глаза».

1. 
   Приложение:

Основатель торгового дома Абрам Ильич Катык родился в Евпатории в 1860 г. в небогатой караимской семье. Вместе со своим братом Иосифом около в конце 1880-х гг. открыл папиросно-гильзовую фабрику, которая вскоре стала крупнейшей в России.
Летом 1891 года совместно со своим земляком Дуваном открыл известную табачную фабрику "Дукат" (название от фамилий: ДУван и КАТык).

Реклама «Катыка» мозолила глаза почище любой сегодняшней телевизионной. Брандмауэры домов украсились изображением трёх завязанных на память узелков на платке в сопровождении саженных надписей: «Не забыть! НЕ ЗАБЫТЬ!! НЕ ЗАБЫТЬ!!! Лучшие гильзы – гильзы Катыка!» Позднее уже ничего не писали, а только лепили повсюду, где только можно (на стенах, в газетах, на форзацах книг), три узелка, а память уже против воли чеканила: «Не забыть, не забыть...» Венцом кампании было появление в центре Ростова большого рекламного щита с изображением рыдающего мальчугана, которого разъярённый и растрёпанный хозяин таскает за уши. Внизу – здоровенные буквы: «МЕР-Р-РЗАВЕЦ!!! Я тебя за чем, скотина, посылал?! А ты что принёс?! Я тебя, каналья немытая, за гильзами Катыка посылал. Только Катыка! Запомни, дрянь такая...»