Ухналев евгений ильич биография. Евгений ухналев

Всю жизнь. 1978 год. Бумага, акварель, карандаш

Одесса. 1994 год. Холст, масло

Присутствие [коридор НКВД]. 1986 год. Холст, темпера, акварель

Автопортрет. 2005 год. Холст, смешанная техника

Скучный дом. 1978 год. Бумага, акварель, карандаш

Февраль 96-го. 1996 год. Бумага, тушь, перо

Трубы, крыши. Серия. 1995 год. Бумага, тушь, перо

Ненастье (Знак беды). 1982 год. Холст, масло

Дорога в никуда. 1978 год. Бумага, акварель, карандаш

Николаевские чугунные ворота. Павловск. 2003 год. Цветная бумага, тушь, перо.

Глухая пора. 1998 год. Цветная бумага, тушь, перо, темпера

Восход луны. 1998 год. Бумага, тушь, перо

Зона (по Тарковскому). 1990 год. Холст, масло

Круглая рига. 2004 год. Цветная бумага, тушь, перо

Но это же наша Родина. 2005 год. Цветная бумага, тушь, перо, темпера

Призрак. 2003 год. Цветная бумага, тушь, перо, темпера

Это та башня, до которой я никак не могу добраться и о которой никто ничего не знает. 2004 год.
Цветная бумага, тушь, перо, цветной карандаш

2 сентября 2015 года в Петербурге на 84-м году жизни после долгой болезни умер художник Евгений Ухналёв.

С 1998 года Ухналёв, выпускник Академии художеств (Института живописи, скульптуры и архитектуры имени Репина) был ведущим художником Эрмитажа, с 1999 года входил в состав Геральдического совета при президенте.

Десятилетним мальчиком Евгений Ухналёв пережил блокаду Ленинграда, а в конце 1940-х годов был репрессирован по ложному обвинению и осужден на 25 лет. Реабилитация последовала лишь в 1959 году.

Церемония прощания c Евгением Ильичом Ухналёвым состоится в понедельник, 7 сентября 2015 года в 10.30 в римско-католической базилике Святой Екатерины на Невском проспекте (Невский, 34).

*
Интересно прочесть воспоминания человека, которого в 1948 году не только обвиняли в попытке сделать подкоп из Ленинграда в Москву под Мавзолей для убийства Сталина, но и без всяких пыток и избиений с помощью вполне доброжелательного следователя доказывали ему такую теоретическую возможность.

А спустя много лет его реабилитировали: «Пришла повестка в жилконтору или в милицию, уже не помню, там выдали справку – и всё. Но ведь и арест, и расстрел – все это тоже производилось буднично. Так что ничего удивительного. Просто такая удивительная страна».
Простое и вовсе не литературное повествование Евгения Ильича Ухналёва, родившегося в 1931 году, не мешает дочитать книгу до конца. Ее автор – главный архитектор Государственного Эрмитажа, народный художник России – в полной мере узнал реальную советскую жизнь – с голодом и коммунальной квартирой, эвакуацией из Ленинграда во время войны, 25-летним сроком по знаменитой 58-й статье, из которого он отбыл 6 лет в лагере Воркуты. После смерти Сталина и расстрела Берии он оказался в числе первых освобожденных. Вернувшись домой, в Ленинград, он был вынужден адаптироваться под тех, кто не сидел, чтобы жить дальше. Его воспоминания о многих событиях, произошедших в отечестве, вряд ли впишутся в планируемый ныне «единый учебник истории».

Вот что он рассказывает об утверждении российского герба, когда созданный им проект был передан на обсуждение в Госдуму:
— Я предоставил им одиннадцать вариантов и очень надеялся, что они выберут последний, который был мне наиболее симпатичен. Но они выбрали девятый, самый колючий вариант, какой-то даже немного немецкий. И почему-то они решили, что нужно снабдить его коронами, скипетром и державой, хотя это старые символы монархической власти. Они посчитали, что скипетр – это символ государственной власти, держава – это наша держава. «А короны зачем? – Потом разберемся…». И произошел интересный эпизод – во время обсуждения гимна коммунисты сказали: мы-де согласны на вашего орла и на ваш флаг, но с одним условием – пусть будет принят наш гимн. Так и приняли.
Мне только было приятно, что с помощью моего герба отвергались все серпасто-молоткастые штуки.

Интервью с художником, беседовал Евгений Коган

Народный художник Российской Федерации, член Геральдического совета при Президенте РФ, автор официального дизайна Государственного герба Российской Федерации (принят 30 ноября 1993), штандарта и знака (цепи) Президента Российской Федерации, рисунков знаков орденов Святого апостола Андрея Первозванного, «За заслуги перед Отечеством», ордена Мужества и многих других, ведущий художник Эрмитажа Евгений Ильич Ухналёв – один из самых значительных и узнаваемых российских художников последних десятилетий.

Сейчас он, чуть сгорбившись, сидит передо мной, курит самокрутку и вспоминает свое ленинградское детство 30-х годов.

Е. Ухналёв. Ненастье (Знак беды). 1982 год

— Я один из теперь уже редких людей, которые здесь родились. Этот город вызывает в памяти серятину – он всегда серый, всегда мглистый, всегда дождливый… Одно из первых детских воспоминаний относится к 1934 году, мне тогда было три. Я зрительно помню, что отец нес меня на руках через Аничков мост, как всегда вокруг была серо-черная толпа. И со стороны Невы на фоне серого неба вдруг стали видны красные всполохи – прожектора. Я спросил – папа, что это? Он сказал – это Кирова убили. Или, например, в ноябре 1937 года мы шли с отцом через Дворцовую площадь, было так же серо и холодно, тут всегда холодно. На Главном штабе висели большие, в полтора этажа портреты. Я спросил – кто это? Отец ответил – это товарищ Ежов. А уже дальше я все помню осознанно – мама уехала в Испанию, переводчиком в штаб республиканской армии, потом вернулась в 1939 году, развелась с отцом…

— У вас было счастливое детство?

— Сложный вопрос, на него так просто не ответишь. Что значит для маленького ребенка счастье? Каким было это детство – таким оно и должно было быть.
Я очень отчетливо помню момент объявления войны. В тот день мы собирались уезжать на дачу. За мамой тогда ухаживал директор Кировского завода Пузырев Николай Дмитриевич, чудесный дядька, и он должен был прислать ЗИС-101. Конечно, все мальчишки во дворе знали от меня, что за нами приедет такая машина. Мы жили на Марата, дом 31, там до сих пор у ворот есть две приворотные тумбы, только в моем детстве они были выше, или земля тогда была ниже. Стоял прекрасный солнечный день, редчайший случай в этом городе. Я сидел верхом на левой чугунной тумбе, ногами не доставал до земли. От Кузнечного подошла мама и сказала, что мы сегодня никуда не поедем, потому что началась война. Очень плохо, подумал я, что мы не поедем на дачу, но зато так интересно. Я побежал во двор, и мы сразу начали играть в войну.

Сначала война вообще никак не ощущалась. Потом, через какое-то время, ввели карточки. Помню, 8 сентября мы с мамой по какой-то надобности оказались на углу Марата и Невского, я бросил взгляд в сторону Московского вокзала, и увидел на фоне голубого неба громадный неподвижный белый купол, похожий на кочан цветной капусты. Оказалось, немцы разбомбили Бадаевские склады, и это был дым, но почему-то не черный, а белый. Примерно тогда и начался голод. Теперь мы знаем, что на складах был недельный запас растительного масла и сахара, и склады эти занимали на карте очень маленькое место, просто, очевидно, происшествием благополучно воспользовались городские власти. Но мы сегодня не делаем исторических выводов, да?

Еще я очень хорошо помню одно из первых ощущений разрушений. Рядом с Владимирской площадью есть Дмитровский переулок, и он был весь разбомблен, это случилось еще до Бадаевских складов. И мы – бабушка, мама и я — пошли по этому переулку смотреть. И весь город пошел смотреть: толпа непрерывно двигалась в середине переулка, где можно было пройти. Не было ужаса, только удивление. Я как сейчас помню, что в пыли, среди камней, лежали груды каких-то предметов, но никто ничего не тащил, никто не ждал ночи, чтобы что-то унести. Помню, там валялся большой толстый альбом, кармашки с монетами, и его никто не брал. Поразительно…
Мы тогда уже спали одетыми, и меня очень раздражало, что как минимум один раз за ночь мы должны были бежать в бомбоубежище. Но потом мы плюнули и перестали туда спускаться. Тогда добрая половина людей не ходила в бомбоубежища.

— А когда ваша семья уехала в эвакуацию?

— В 1942 году. Сначала мы передвигались вместе с Кировским заводом – они ехали в Челябинск, а мы доехали только до Свердловска, а потом отправились в деревню, к двоюродной сестре матери, Жене Розенфельд – ее дочка, моя троюродная сестра Света Розенфельд, известная поэтесса. У меня обо всей эвакуации осталось мерзейшее впечатление. За Уралом жили люди, которые всех эвакуированных называли жидами, независимо от национальности. И еще помню этот вечный обмен каких-то вещей на вшивую картошку. Голод был не меньший, чем в Ленинграде…

В Ленинград семья Ухналева вернулась в июне 1944 года, и мама отвела Женю в среднюю художественную школу (СХШ) при Академии художеств.
«Академия была мертвым, темным, мрачным и пустым зданием, но на третьем этаже уже работала СХШ, — вспоминает Ухналёв. — И началась нормальная жизнь».
А в 1948 году его арестовали.

Е. Ухналёв. Присутствие [коридор НКВД]. 1986 год

— Когда я учился СХШ, один из моих родственников, седьмая вода на киселе, из какого-то разрушенного немецкого города привез коробочку немецких значков. И когда мы играли в то, что до войны называлось «играть в войну», носились по пустым коридорам Академии, мы нацепляли эти значки. Спустя несколько лет я рассказал об этом своему новому приятелю Благовещенскому – никогда не скрывал его имени, родина должна знать своих героев. Он почему-то стал говорить, что «эту деятельность» нужно продолжить, я его посылал. И спустя пару месяцев, когда я шел домой, меня арестовали около института Молотова. А на следующий день предъявили обвинение – антисоветская профашисткая диверсионно-террористическая группа. Нас тогда пятерых забрали.

— Вы как-то спокойно об этом рассказываете...

— Потому что тогда я совсем не испугался. Знаете, что мне запало в память? Шпалерка – тюрьма старая, построенная при Александре II, а Большой дом занимает место губернского суда, который большевики сожгли. Между этими зданиями на высоте второго-третьего этажей есть мостик. И вот когда меня вели по мостику во внутреннюю тюрьму, на всю жизнь я запомнил это ощущение – огромное темное пространство и резкий, дикий запах кислого хлеба. Но страшно не было – я понимал, что все это какая-то невероятная глупость. Как и каждый советский человек, я знал – да, вокруг берут врагов народа, но со мной-то произошла ошибка. Я прекрасно понимал, что все это чушь собачья и меня выпустят. Даже было какое-то облегчение, что мне не нужно идти в техникум, где я тогда учился и где у меня остались какие-то долги по зачетам. После окончания следствия мне дали дело, чтобы я его прочел и подписал. Как раз тогда я увидел подшитые к делу заявления, подписанные Благовещенским. А потом молодой лейтенантик дружелюбно сообщил мне, когда и в каком составе будет суд. Я его спросил – сколько, как он думает, мне дадут? Он подумал и сказал – десять лет. И вот это меня испугало.

17-летнему Евгению Ухналеву дали 25 лет. В августе 1949 он оказался на Воркуте.

— В 2008 году я, волею судеб, опять оказался там. Меня повез туда режиссер Александр Гутман, когда снимал документальный фильм. Вы знаете, там практически ничего не осталось. Мы поехали на 6-ю шахту, где я работал, когда был в лагере, — и на месте шахты ничего, даже торчащей из снега железки нет, пусто. Даже в поселке, построенном в 1953 году, — ничего. Хорошие каменные двухэтажные дома стоят мертвыми, только редко где-то, как лампадка, светится окно, и одинокий дымок из трубы. Мы приехали на место, где был лагерь – и там ничего нет, вообще ничего. Только железнодорожный мост остался целым. Какая-то досада на ту эпоху. Столько человеческих жизней было потрачено на то, что оказалось никому не нужным…

В Ленинград Ухналёв вернулся в 1954 году.

— Во мне поселился какой-то испуг от этого нового мира. Первые несколько дней я вообще из дома не выходил – сидел у окна и смотрел на людей. Но еще до этого, в Вологде, а я возвращался через Вологду, я увидел, как девчонки расчертили на асфальте «классики» и прыгают по ним. И только в этот момент я почувствовал, что свободен.

В лагере Ухналев рисовал. Из того времени сохранились маленькие миниатюры – несколько штук, случайно. Ухналёв говорит про них — «мой ГУЛАГ». А в Ленинграде он уже не рисовал – работал в проектных организациях. Его дополняет жена, Наталья Александровна: «В каких-то подвалах выставлялись нонконформисты, а Женя сказал – все, жизнь рухнула, никому ничего не нужно, рисовать не буду».

— Спустя годы, когда я уже работал главным архитектором Эрмитажа, я встретил старого знакомого – Борю Рабиновича, добрейшего, наивнейшего человека. Он мне рассказал, что рисует и выставляется, и позвал смотреть свои работы. Я пошел к нему в мастерскую, хотя совершенно не хотел ничего смотреть, но оказалось, что Боря — чудеснейший художник, я увидел его прекрасные работы. Что-то со мной случилось тогда, и я снова стал рисовать.

— Скажите, а как вам кажется, вы известный художник?

Слева направо: Всю жизнь. 1978 год; Надежда. 1987 год; Одесса. 1994 год

— Некое количество приличных людей меня знает. Приятно, но это — не самоцель. Откровенно говоря, мне даже нравится выставляться. Но я никогда ничего не делал из расчета на зрителя – как он посмотрит, как он похвалит или не похвалит. Вон они, в коридоре стоят, картины мои… Я горжусь тем, что всегда работаю только по собственному наитию и только для себя. Было два случая, когда я делал нечто по заказу, и я под этим даже не подписывался.

— А вы скучаете по работам, которые продаете?

— Конечно! Я все картины помню, правда, про многие не знаю, где они. Но по всем скучаю.

Евгений Ухналев родился в Ленинграде в сентябре 1931 года. Вместе с родителями пережил первую блокадную зиму, после чего семью эвакуировали на Урал. Обратно в Ленинград Ухналевы возвращаются сразу после блокады. Евгений начинает заниматься в Средней художественной школе при Академии художеств. Но по настоянию отца он уходит из СХШ в судостроительный техникум. Вскоре после того как художнику исполнилось 17 лет, его арестовали по 58-й статье Уголовного кодекса. Его обвинили в подкопе под мавзолей и покушении на Сталина и приговорили к смертной казни, но позже заменили казнь на двадцать пять лет лагерей. Почти год он провел в тюрьме «Кресты», потом — в воркутинском лагере работал в «шарашке» (так именовали лагерные научно-технические бюро), сначала копировщиком, потом архитектором. Художник находил возможность зарисовывать на кусочках бумаги, размером чуть больше почтовой марки, пером и тушью лагерные пейзажи, состоящие из выходов угольных шахт и бараков. Он много рисовал портретов тех, с кем общался, раздаривая их на память. Из лагеря Евгений Ухналев вышел после смерти Сталина в 1954 году. Через пять лет последовала реабилитация.

Евгений Ухналев вернулся в Ленинград, где начал работать сначала техником, потом архитектором в различных проектных институтах. Больше он нигде не учился: опыта в шарашке хватило, чтобы стать специалистом.

Восемь лет, начиная с 1967 года, Евгений Ухналев работал главным архитектором Эрмитажа, где занимался реставрацией фасадов и интерьеров, оформлением выставок. После ухода из Эрмитажа, много работал дома, иллюстрируя книжные издания. С этого времени он начал много заниматься живописью и графикой.

Уже в лагерных рисунках художника появляются характерные особенности техники и композиции, которые потом переходят в живопись и графические листы. Характерная манера штриха и достоверная правдивость зарисовок, со временем превратились в небольшие немного нервные мазки и особую фантастическую документальность его работ.

В самых ранних работах семидесятых годов появляюся сюжеты, в которых прошлое, настоящие и будущее соединяются. Классическая петербургская архитектура зарастает корнями неведомых растений, заметается снегом, дома погружаются во мрак и размышление. В восьмидесятых Евгений Ухналев участвует в выставках неофициальных художников Ленинграда.

Художник не делает зарисовок на натуре, иногда используя фотографии для создания работ. И кажется, характерность его работ напрямую связана со свойством памяти, в которой воспоминания хранятся в мельчайших деталях. Наподобие тому, как Евгений Ухналев до сих пор в подробностях помнит первый день войны, или то, что на окнах их лагерного барака не снимались новогодние снежинки вырезанные из бумаги, потому что лето было очень коротким.

Народный художник России, член Геральдического совета при Президенте Российской Федерации родился в Ленинграде в 1931 году. В детстве пережил блокаду и эвакуацию, по возвращении из которой обучался в Средней Художественной школе при Академии художеств. В 1948 году Евгений Ухналев был осужден по ложному обвинению в антигосударственной деятельности. После освобождения в 1954 году вернулся в Ленинград и работал архитектором в различных проектных институтах. С 1967 по 1975 год возглавлял архитектурный отдел Эрмитажа, а после сотрудничал в издательствах, отдавая основное время занятиям станковой живописью и графикой. Евгений Ухналёв - участник более 40 выставок в России и за рубежом. Первая выставка, на которой демонстрировались работы художника состоялась в 1980 году.

С 1992 года Евгений Ухналёв - сотрудник Государственной герольдии при Президенте Российской Федерации. Он является автором осуществленных проектов Государственного герба Российской Федерации, знака Президентской власти, ордена Святого Апостола Андрея Первозванного, орденов и медалей России, Государственных наградных бумаг.

Евгений Ухналёв поздно начал работать как художник. Сам мастер считает, что его первыми по-настоящему самостоятельными произведениями можно назвать работы середины 1970-х годов....

(Источник: сайт Государственного Эрмитажа)

Когда его осудили, ему было 17 лет. По чьему-то доносу он был арестован и осужден Военным трибуналом за детские игры в "фашистов". Приговорили к высшей мере наказания, но потом расстрел заменили на 25 лет лагерей.