Важнейшие достижения ольмеков. Загадочные ольмеки — народ ниоткуда

После раскопок и открытий 30-х и 40-х годов 20 века стало ясно, что в первом тысячелетии нашей эры в болотистых и влажных джунглях на побережье Мексиканского залива существовала необычайно высокая культура, созданная народом ольмеков. Они сооружали высокие пирамиды и пышные гробницы, высекали из камня массивные десятитонные головы своих правителей и множество раз изображали фигуру свирепого бога-ягуара на огромных базальтовых стелах и изящных нефритовых предметах.

Откуда пришли Ольмеки в Веракрус и Табаско, были ли они исконными обитателями этих мест - мы до сих пор не знаем.

Не меньшей таинственностью окружена и гибель ольмекской культуры, создатели которой вдруг бесследно исчезли с исторической арены за семь веков до того, как Колумб увидел берега Нового Света.

Позднее, в середине 50-х годов, когда археологи стали широко применять в своей работе радиоуглеродный метод определения возраста древних вещей, цивилизация ольмеков получила вдруг совершенно новое освещение.

Дело в том, что, судя по серии радиоуглеродных дат, полученных при раскопках Ла-Венты в 1955 году, этот важнейший центр ольмекского царства существовал неправдоподобно рано - в 800-400 годах до н. э., то есть в эпоху, когда в других областях Мексики господствовали еще культуры ранних земледельцев.

Опираясь на эти данные, группа мексиканских ученых выдвинула гипотезу, согласно которой ольмеки были создателями древнейшей цивилизации Америки и оказали решающее влияние на происхождение и развитие других цивилизаций этой области.

В свою очередь другие археологи, ссылаясь на ненадежность радиоуглеродных дат, часто подводивших археологию в недавнем прошлом, отстаивают мысль о том, что ольмеки в целом развивались параллельно с остальными народами Центральной Америки - майя, нахуа, сапотеками и так далее. Кто из них прав - покажет будущее.

Таким образом, проблема происхождения и гибели большого народа, населявшего в свое время обширные территории Южной Мексики, и поныне остается главной проблемой для всех археологов, для всех ученых, занимающихся древней историей Нового Света. Смелых теорий здесь хоть отбавляй. Но всякое подлинно научное исследование основано на кропотливом труде. Работа ученого тоже невозможна без элементов фантазии, но главное в ней - прочный фундамент реальных фактов и доказательств.

Начало раскопок в Мексике .

Поздней осенью 1938 года из портового городка Альварадо, что стоит на берегу океана, близ устья большой реки Папалоапан, отправился вверх по реке в свой очередной рейс допотопный колесный пароходик. На его борту кроме обычных пассажиров - мексиканских крестьян, торговцев и мелких чиновников - находилась группа людей, одежда и внешность которых выдавали в них иностранцев. Американский исследователь Мэтью Стирлинг - глава совместной археологической экспедиции Смитсоновского института и Национального географического общества США - и его немногочисленные сотрудники, столпившись у борта, жадно рассматривали быстро меняющиеся экзотические пейзажи тропиков. Пароход миновал изумрудные луга с высокой травой и вошел в бесконечный зеленый туннель, образованный развесистыми кронами деревьев-великанов, сомкнувших свои ветви над серединой реки. Джунгли, бесконечные джунгли на сотни километров вокруг. То веселые, усыпанные алыми и белыми цветами, с щебетом птиц и задорными криками обезьян, то, напротив, темные и угрюмые, погруженные по плечи в вязкую грязь бездонных болот, где лишь змеи да огромные ящерицы-игуаны терпеливо поджидают в прохладном полумраке зазевавшуюся добычу.

Наконец после нескольких дней пути далеко на горизонте показались туманные пики вулканических горных хребтов Тустлы, у подножия которых находились руины неизвестных древних городов. Именно их и предстояло изучать археологам. Там, на плодородных землях предгорий и прилегающих равнинах, много столетий назад жил и процветал многочисленный и трудолюбивый народ. Неприступная стена горных хребтов защищала эту область от жестоких ураганов и ветров со стороны Мексиканского залива. А плодородная почва, даже при минимальных затратах труда, давала неслыханные урожаи, и притом дважды в год.

История края ольмеков.

Что мы знали еще совсем недавно о прошлом этого края? В записках испанского солдата Берналя Диаса — очевидца и непосредственного участника всех перипетий кровавой эпопеи Конкисты — говорится о том, что реку Папалоапан открыл в 1518 году храбрый идальго Педро де Альварадо — будущий сподвижник Кортеса. В то время страну населяли воинственные индейские племена, пришедшие откуда-то с запада. Грозные легионы индейских воинов, выстроившиеся на берегу реки в строгом боевом порядке, были настолько внушительны, что испанцы (это была разведочная экспедиция под командованием Грихальвы) поспешили убраться восвояси.

Из старинных индейских преданий нам известно также, что еще до прихода конкистадоров все побережье Мексиканского залива находилось во власти великого ацтекского правителя Монтесумы. Одна из многочисленных повинностей местных жителей состояла в том, нто они должны были ежедневно доставлять свежую рыбу ко двору грозного императора.

Чтобы покрыть это огромное расстояние в несколько сот километров, по всему пути — и в джунглях, и на горных перевалах — были расставлены быстроногие и выносливые гонцы, которые как эстафету передавали корзины с рыбой от одного поста к другому. За сутки они успевали Пробежать от побережья Мексиканского залива до ацтекской столицы Теночтитлана.

Согласно другим преданиям, первыми обитателями этих мест были ольмеки (слово «ольмеки» означает буквально «жители страны каучука») — создатели древнейшей цивилизации Центральной Америки.»Их дома были прекрасны,- гласит легенда,- дома с мозаичными инкрустациями из бирюзы, изящно оштукатуренные, были чудесны.Художники, скульпторы, резчики по камню, мастера по изделиям из перьев, гон-нары и прядильщики, ткачи, искусные во всем, они совершали открытия и стали способными отделывать зеленые камни, бирюзу…»
Но недолго длилось это благоденствие. Неведомые враги, пришедшие с запада, черным потоком хлынули на цветущие города и селения земледельцев. Высокая цивилизация ольмеков была уничтожена, а зеленые джунгли поглотили то, чего не успели разрушить чужеземцы.

На долю Мэтью Стирлинга и его товарищей выпала высокая несть — открыть первую страницу в изучении таинственной ольмекской культуры, которую насильственно вычеркнули из человеческой памяти мечи завоевателей и натиск беспощадных джунглей. В 1939 году начались раскопки древнего города ольмеков вблизи уже знакомой нам деревушки Трес-Сапотес, в штате Веракрус.

Цивизация ольмеков. Город, затерянный в джунглях

Поначалу все было загадочным и неясным. Десятки искусственных холмов-пирамид, служивших когда-то основаниями для дворцовых и храмовых зданий, бесчисленные каменные монументы с причудливыми ликами правителей и богов, обломки расписной глиняной посуды. И на одного намека на то, кому же принадлежал этот заброшенный город. Невольно приходили на память слова, сказанные известным американским путешественником Стефенсом, по поводу другого древнего города, лежащего в джунглях Гондураса, на три сотни миль южнее:
«Архитектура, скульптура в живопись, все виды искусства, которые украшают жизнь, процветали когда-то в этом девственном лесу. Ораторы, воины и государственные деятели; красота, честолюбие и слава жили и умирали здесь, и никто не знал об их существовании и не мог рассказать об их прошлом. Город был необитаем. Среди древних руин не сохранилось никаких следов исчезнувшего народа с его традициями, передаваемыми от отца к сыну и от поколения к поколению. Он лежал перед нами, I словно корабль, потерпевший крушение посреди океана. Его мачты сломались, название стерлось, экипаж погиб. И никто не может сказать, откуда он шел, кому принадлежал, сколько времени длилось его путешествие, и что послужило причиной его гибели».

Загадка каменных изваяний

Тем не менее археологи упорно продолжали свою кропотливую работу, извлекая на поверхность все новые и новые следы погибшей культуры. Прежде всего была раскопана знаменитая каменная голова, которая, как оказалось, лежала всего в 100 метрах от экспедиционного лагеря. Двадцать рабочих целый день вели работу вокруг поверженного исполина, пытаясь освободить его из глубокой лесной могилы. Наконец все было кончено. Очищенная от земля голова казалась выходцем из какого-то фантастического, потустороннего мира. Несмотря на свои внушительные размеры (высота - 1,8 метра, окружность - 5,4 метра, вес - 10 тонн), она была высечена из одного каменного монолита. Подобно египетскому сфинксу молчаливо взирала она своими пустыми глазницами па север, туда, где на широкой городской площади совершались когда-то пышные варварские церемонии, а жрецы приносили кровавые жертвы в честь уродливых языческих богов. О, если бы каменные уста истукана могли раскрыться и он смог бы заговорить, многие интереснейшие страницы американской истории стали бы для нас так же хорошо известными, как и история Египта, Греции и Рима.

Но каким же образом доставили древние жители Трес-Сапотеса эту огромную глыбу базальта в свой родной город, если ближайшее месторождение камня находится в нескольких десятках километров? Подобная задача поставила бы в тупик даже современных инженеров. А 15- 20 веков назад все это было сделано ольмеками без помощи колесного транспорта и тягловых животных (у них, как и у остальных американских индейцев, попросту не было ни того ни другого), только мускульной силой человека. И тем не менее гигантский монолит, доставленный каким-то чудом - и не по воздуху, а по земле, через джунгли, реки, болота и овраги - гордо стоит теперь на центральной площади города как величественный памятник упорству и труду безвестных мастеров древности.

Ольмеки изобрели календарь майя? Сенсация

16 января 1939 года в жизни экспедиции произошло событие, затмившее по своей значимости все прежние открытия и находки. В этот день Мэтыо Стирлинг с группой рабочих-индейцев отправился посмотреть на вновь найденную каменную стелу, край которой едва выступал из земли.

Им пришлось немало повозиться, прежде чем удалось вытащить тяжелый монумент на поверхность. «Индейцы, стоя на коленях,- вспоминает Стирлинг,- стали очищать поверхность монумента от вязкой глины. И вдруг один из них крикнул мне по-испански: «Сеньор, здесь какие-то цифры!»

Это действительно были цифры. Я не знаю, каким образом догадались об этом мои неграмотные рабочие, но там, на гладкой поверхности стелы, были четко высечены прекрасно сохранившиеся колонки черточек и точек — знаков древнего календаря.

Задыхаясь от нестерпимой жары, весь в липком поту, Стирлинг принялся лихорадочно копировать таинственную надпись. А несколько часов спустя все участники экспедиции с нетерпением столпились вокруг стола в палатке своего начальника. Последовали сложные выкладки п вычисления, и вот уже полный текст надписи готов: 6 Эциаб 1 Ио. По европейскому летосчисленпю это соответствовало 4 ноября 31 года до нашей эры.

О такой сенсационной находке никто не смел и мечтать. На вновь открытой стеле (получившей впоследствии название «Стела Ц» была высечена по системе майяского календаря дата, которая более чем на три столетия превосходила по возрасту любой другой датированный монумент из области майя!

И вывод отсюда мог быть только один: гордые жрецы майя заимствовали свой поразительно точный календарь у западных соседей - никому неизвестных ольмеков.

Ла-Вента — столица ольмеков.

На побережье Мексиканского залива, среди необозримых мангровых болот штата Табаско, возвышается несколько песчаных островков, крупнейший из которых - Ла-Вента имеет всего 12 километров в длину и 4 километра в поперечнике. Здесь, рядом с захолустной мексиканской деревушкой, по имени которой получил свое название и весь остров, были обнаружены остатки еще одного города ольмеков.
Древние строители Ла-Венты хорошо знали законы геометрии. Все важнейшие здания города, стоявшие на вершинах высоких пирамидальных оснований, были ориентированы строго по сторанам света. Обилие дворцовых и храмовых ансамблей, вычурных скульптур, стел и алтарей, многочисленные головы-исполины, высеченные из базальта, роскошное убранство найденных здесь гробниц говорили о том, что когда-то Ла-Вента была крупнейшим центром ольмекской культуры, а возможно, и столицей всей страны. Используя календарные даты, имеющиеся на многих каменных изваяниях, а также результаты искусствоведческого анализа, ученые установили, что наивысший расцвет города приходится на I-VII века нашей эры.

Затем, как и Трес-Сапотес, он становится жертвой вражеского нашествия и гибнет в пламени пожаров под ликующие крики победителей. Все, что можно было разрушить,- было разрушено. Все, что можно было ограбить и унести,- было унесено. Незваные пришельцы стремились уничтожить буквально все, что напоминало им о культуре и религии побежденного народа. Но огромные каменные головы, колонны и статуи, изваянные из твердого как сталь базальта, уничтожить было не так-то просто. И тогда в бессильной ярости древние вандалы разбили мелкие скульптуры, а прекрасные и выразительные лица больших статуй намеренно обезобразили и повредили. Тем не менее большая часть удивительных творений художников и скульпторов Ла-Венты пережила века, и они были вновь открыты для человечества уже в середине XX века умелыми руками археологов.

В самом центре города, от подножия высокой пирамиды и далее на север, раскинулась широкая ровная площадь, окаймленная со всех сторон вертикально стоящими базальтовыми колоннами. Посреди нее, над густой травой и кустарником, возвышалось какое-то странное сооружение в виде платформы, сложенной из тех же базальтовых колонн. Когда платформа была целиком расчищена, перед археологами предстал своеобразный базальтовый домик, наполовину углубленный в землю. Длинная его стена состояла из девяти вертикально поставленных каменных столбов, а короткая - из пяти. Сверху это прямоугольное помещение было перекрыто накатом из таких же базальтовых столбов. Домик не имел ни двери, нн окон. Древние строители так искусно подогнали друг к другу гигантские каменные колонны, что между ними не проскользнула бы даже мышь. А ведь каждая из них весила без малого две, а то и три тонны!

С помощью ручной лебедки и прочных канатов рабочие принялись растаскивать крышу загадочной постройки. После удаления четырех колонн отверстие в крыше стало настолько широким, что можно было рискнуть спуститься вниз, туда, где в густых черных тенях скрывалась внутренняя часть просторной комнаты, замурованной жрецами Ла-Венты 15 столетий назад.

«Сначала,- пишет Мэтью Стирлинг,- мы наткнулись на изящную маленькую подвеску в виде клыка ягуара, вырезанную из зеленого нефрита… Затем показалось овальное зеркало из тщательно отшлифованного куска обсидиана. А дальше, в глубине комнаты, возвышалась какая-то платформа, сделанная из глины и облицованная камнем. На ее поверхности отчетливо выделялось большое пятно яркой пурпурной краски. Внутри его мы нашли остатки человеческих костей, принадлежавших по меньшей мере трем погребенным».

Рядом со скелетами грудой лежали всевозможные изделия из драгоценного нефрита зеленых и голубоватых тонов: смешные маленькие статуэтки в виде сидящих человечков с детскими лицами, карлики и уродцы, лягушки, улитки, ягуары, диковинные цветы и бусы.

В юго-западном углу погребальной платформы удалось обнаружить странный головной убор, напоминающий скорее «терновый» венец, чем символ власти и высокого положения его владельца. На прочном шнуре было нанизано шесть длинных игл морского ежа, отделенных друг от друга вычурными нефритовыми украшениями в виде диковинных цветов и растений. Тут же лежали две большие нефритовые катушки - украшения для ушей и остатки деревянной погребальной маски, инкрустированной нефритом и раковинами. Неподалеку от платформы рабочие наткнулись на спрятанный в земле тайник, в котором хранилось 37 полированных топоров из нефрита и серпентина.

Согласно легенде, до сих пор бытующей у жителей Ла-Вепты, последний ацтекский император Монтесума был погребен именно здесь, среди развалин древнего города. И когда на землю опускается ночь, он выходит из своей гробницы, чтобы в призрачных лучах лунного света танцевать со своими приближенными на широких площадях и безлюдных улицах навеки уснувшей столицы ольмеков.

И хотя все это лишь плод народной фантазии, прекрасная легенда, научная значимость базальтовой гробницы отнюдь не снижается от того, что в ней вместо Монтесумы погребен какой-то другой могущественный правитель, который жил за 9-10 веков до появления ацтеков в долине Мехико.

Цивилизация ольмеков. Тайна шестнадцати человечков.

В 1955 году после долгого перерыва были продолжены раскопки в столице ольмеков - Ла-Венте. Одна за другой появлялись на свет удивительные находки: рельефы, мозаика, великолепные скульптуры, стелы и алтари. И вдруг лопата рабочего, пробив твердый слой цемента, покрывавшего поверхность глиняной платформы, провалилась вниз, в пустоту узкой и глубокой ямы. Когда археологи добрались наконец до ее дна, то там на фоне желтой глины ярко заблестели в солнечных лучах зеленые пятна полированного нефрита. Шестнадцать маленьких каменных человечков - участники какого-то неведомого драматического спектакля - торжественно застыли перед оградой из шести вертикально поставленных нефритовых топоров. Кто они? И зачем их спрятали на дне глубокой ямы, расставив в определенном, но непонятном для нас порядке?

Возможно, что ключ к разгадке этого археологического ребуса может дать шестнадцатый участник древнего языческого ритуала.
Его одинокая фигурка, высеченная в отличие от других из гранита, стоит спиной к плоской поверхности ограды. Остальные пятнадцать фигур сделаны из нефрита и имеют чисто ольмекский облик. Все они, повернув свои головы в одну сторону, пристально смотрят на противостоящего им человека. Справа к нему приближается процессия из четырех мрачных фигур с застывшими лицами-масками. Кто этот одиноко стоящий человек? Верховный жрец, управляющий торжественным языческим обрядом, или жертва, которую повалят через мгновение на кровавый алтарь неведомого бога?

И здесь на память невольно приходит описание ужасного обычая, широко распространенного когда-то у многих народов древности. По их представлениям царь считался средоточием магических сил, управляющих жизнью природы. Он несет ответственность за хороший урожай посевов, за обильный приплод скота, за плодовитость женщин всего племени. Ему оказываются чуть ли не божественные почести. Он вкушает все блага жизни, наслаждаясь роскошью и покоем. Но однажды приходит день, когда царь должен сторицей расплатиться и за свои богатства, и за свою непомерную власть. И единственная плата, которую он обязан отдать своему народу,- его собственная жизнь! По древним обычаям, народ не может, ни минуты терпеть ослабевшего, больного или стареющего царя, поскольку от состояния его здоровья зависит благополучие всей страны. Наступает трагическая развязка. Старого правителя убивают. А.на его место выбирают молодого, полного сил преемника. И этот ужасный цикл убийства и коронаций продолжался во многих странах сотни лет.
Кто знает, может быть, по воле случая нам тоже удалось увидеть во всей трагической полноте этот страшный ритуал, разыгранный шестнадцатью каменными человечками из Ла-Венты?

Ольмеки. Золото и нефрит

У цивилизованных народов доколумбовой Америки в отличие от египтян, ассирийцев, греков, римлян и других обитателей Старого Света главным символом богатства было не золото, а нефрит. Этот факт настолько поразил воображение первых европейцев, пробившихся в начале XVI века сквозь океанский барьер к неведомым берегам Нового Света, что они неоднократно возвращались к нему в своих исторических повествованиях и хрониках.

Когда в 1519 году Кортес высадился на пустынное побережье Мексики, неподалеку от современного города Веракрус, местный индейский правитель поспешил отправить сообщение об этом чрезвычайном событии своему верховному владыке - императору Монтесуме. И уже несколько дней спустя перед походным шатром Кортеса появилась пышная процессия послов и вельмож от ацтекского императора. Молча расстелив у входа в шатер несколько циновок, они разложили на них множество дорогих подарков.

«Первым было круглое блюдо,- вспоминает Бериаль Диас,- размером с тележное колесо, с изображением солнца, все из чистого золота. По словам взвешивавших его людей, оно стоило 20000 золотых песо. Вторым было круглое блюдо, даже большего размера, чем первое, сделанное из массивного серебра, с изображением луны; очень ценная вещь. Третьим был шлем, доверху наполненный золотым песком на сумму не менее чем 3000 песо. Было там множество золотых фигурок птиц, зверей и богов, 30 кип тонких хлопчатобумажных тканей, красивые плащи из перьев, а кроме того, четыре зеленых камня, который ценится у них больше, чем у нас изумруд. И они заявили Кортесу, что камни эти предназначены для нашего императора, так как каждый из них стоит целой ноши золота».

Если верно то, что нефрит ценился у индейцев дороже золота, то так же верно и то, что больше всего нефритовых изделий встречается именно в стране ольмеков. И это тем более поразительно, что на болотистых берегах Мексиканского залива, там, где находятся основные ольмекские города, не было никаких месторождений нефрита. Его добывали либо
на юге, в горах Гватемалы, или же на западе, в Оахаке. Как бы то на было, большое количество этого драгоценного и необычайно твердого минерала попадало в страну ольмеков где грубые куски камня превращались под руками искусных ольмекских ювелиров в изящные статуэтка богов, затейливые украшения, бусы и ритуальные топоры. А уже оттуда, из ольмекских центров Ла-Венты, Трес-Сапотеса, Серро-де-лас-Месаса, эти великолепные нефритовые вещицы расходились по всей Центральной Америке, от самых северных областей Мексики до Коста-Рики.

Ольмеки — Поклонники ягуара.

Если бы все произведения древнего ольмекского искусства были выставлены в залах одного большого музея, то посетители его сразу бы обратили внимание на одну странную деталь. Из каждых двух-трех скульптур одна обязательно изображала бы либо ягуара, либо существо, сочетающее в себе черты человека и ягуара.

Когда очутишься в таинственном зеленом полумраке мексиканских джунглей, легко понять, почему ольмекские мастера с таким фанатическим упорством старались запечатлеть образ этого свирепого зверя.

Один из наиболее могучих хищников западного полушария, грозный владыка тропического леса - ягуар был для древних индейцев но просто опасным зверем, но и символом сверхъестественных сил, почитаемым предком и богом. В религии различных племен древней Мексики ягуар считается обычно богом дождя и плодородия, олицетворением плодоносящих сил земли. Стоит ли удивляться тому, что ольмеки, основой хозяйства которых было земледелие, почитали бога-ягуара с особым рвением, навечно запечатлев его в своем монументальном искусстве.

Еще и в наши дни, четыре столетия спустя после испанского завоевания и тысячу лет спустя после гибели ольмекской цивилизации, образ ягуара все еще вызывает суеверный ужас у индейцев, а ритуальные танцы в его честь широко распространены у жителей мексиканских штатов Оахака и Веракрус. К каким только ухищрениям не прибегали древние ольмеки для того, чтобы грозный владыка лесов п небесных вод обеспечил им хороший урожай. Они строили в честь его пышные храмы, высекали его образ на рельефах и стелах, отдавали ему самый драгоценный дар на земле - человеческие жизни.

В ходе раскопок главной площади Ла-Венты почти на шестиметровой глубине археологи нашли прекрасно сохранившуюся мозаику в виде стилизованной морды ягуара. Общие размеры мозаики - около пяти квадратных метров. Она состоит из 486 тщательно отесанных пполированных блоков ярко-зеленого серпентина, прикрепленных с помощью битума к поверхности низкой каменной платформы. Пустые глазницы и пасть зверя были заполнены оранжевым песком, а верхушку угловатого черепа украшали стилизованные перья в виде ромбов.
Точно такая же мозаика была обнаружена впоследствии и в другом конце священной площади города. Но там кроме изображения самого хищника в глубине каменной платформы удалось найти богатейшие дары в его честь: груду драгоценных Вещей и украшений из нефрита и серпентина.

Земные владыки, желая как-то усилить и без того обширную царскую власть, считали ягуара своим божественным предком и покровителем. На рельефах, фресках и стелах они постоянно изображены в одеждах из шкуры ягуара или сидят на тронах, сделанных в виде фигуры этого зверя. Клыки п когти ягуара постоянно встречаются в наиболее богатых н пышных погребениях не только у ольмеков, но и у большинства других культурных народов доколумбовой Мексики.

Загадочные исчезновения. Мистика, тайны, разгадки Дмитриева Наталия Юрьевна

Ольмеки

Ольмекская цивилизация имеет несомненные подтверждения своему существованию в виде археологических находок. Однако тайны ее происхождения и гибели до сих пор не разгаданы учеными. Само наименование «ольмеки» условно взято из исторических хроник ацтеков, где с таким названием упоминается одно из племен этой цивилизации. Слово «ольмек» в переводе с языка майя означает «житель страны каучука».

Ольмеки обитали на территории сегодняшней южной и центральной Мексики. Наиболее древние следы цивилизации относятся к 1400 г. до н. э. В городе Сан-Лоренцо были обнаружены остатки крупного (вероятно, главного) поселения ольмеков. Но имелись и другие поселения, наиболее крупные из которых - в местах Ла Вента и Трес-Сапотес.

Многие исследователи считают ольмеков прародителями других мезо-американских цивилизаций, что подтверждается и легендами индейцев. Точно известно только то, что ольмеки - одна из наиболее ранних культур Центральной Америки.

По обнаруженным артефактам можно судить, что у ольмеков были развиты строительство, искусство и торговля. До нас дошли их пирамиды, дворы (предназначенные, вероятно, для каких-то церемоний), гробницы, храмы, курганы, водопроводная система и огромные памятники в виде каменных голов. Первую такую голову обнаружили в 1862 г. рядом с поселением Трес-Сапотес, после чего начался исследовательский «бум» по поводу открытой в лесах Мексики индейской культуры (хотя сразу после находки считалось, что это «голова африканца», или, как ее называют по сей день, «голова эфиопа»). Эта знаменитая голова была полностью откопана только в 1939–1940 гг. Оказалось, что высота каменной головы составляет 1,8 м, а окружность - 5,4 м, и этот огромный монумент высечен из цельного куска базальта. До сих пор остается открытым вопрос, как был доставлен такой большой кусок скальной породы на место, в котором сейчас находится статуя, если ближайшее месторождение базальта расположено в десятках километров от этого места (ольмеки, согласно сведениям археологов, не знали колеса и не имели тяглового скота). В последующем были найдены еще 16 таких голов, высотой до 3 м и весом до 20 тонн каждая. Большинство ученых склоняется к мнению, что эти головы изображали вождей ольмекских племен. Но некоторые современные исследователи полагают, что гигантские головы могли быть выполнены не ольмеками, а представителями более ранних цивилизаций: например, легендарными атлантами, сами же ольмеки были только потомками этих цивилизаций и «хранителями» огромных изваяний.

В первой половине XX в мексиканскими археологами был обнаружен город Син Кабесас, что в переводе означает «Безголовые». Такое название дали найденному городу сами ученые из-за многочисленных обезглавленных статуй, расположенных в этом древнем поселении. Впрочем, некоторые каменные исполины сохранились до наших дней совершенно целыми. Кроме голов и статуй, ольмекская скульптура представлена в каменных алтарях и резных стелах, а также в небольших нефритовых и глиняных (реже - гранитных) фигурках, изображающих людей и животных.

Различные экспедиции, которые снаряжались на поиски и исследование артефактов в первой половине XX в, приводили к множеству новых открытий, однако некоторые свидетельства существования ольмекской культуры сначала ошибочно были приписаны культуре майя из-за схожести ликов.

Археологам приходилось добираться до остатков древних поселений и каменных скульптур по непроходимым джунглям, тропическим рекам и болотам, подниматься в горы: следы древней цивилизации оказались к тому времени уже достаточно сильно отрезаны от современных поселений и дорог. Это усложняло исследования, но постепенно на основе новых сведений ученым открывалась все более ясная картина существования ольмекской цивилизации. Стилизованные маски и человеческие фигуры, вытесанные на стелах и каменных ящиках, по мнению исследователей, являются изображениями богов, которых почитали ольмеки. А в найденной в Ла-Венте роскошной гробнице погребен, предположительно, правитель ольмеков, живший за 9-10 столетий до появления в этих местах ацтеков. В саркофагах и гробницах археологи находили украшения и статуэтки, необычные инструменты.

Пирамиды ольмеков, вероятно, служили храмовыми комплексами. Они были устроены не по «обычной» пирамидальной форме, а с круглым основанием, от которого «отходило» несколько округлых «лепестков». Такую форму ученые объясняют сходством с вулканическими холмами, сохранившимися после извержений: ольмеки полагали, что в вулканах живут боги огня, и храмовые комплексы в честь тех же богов сооружали по подобию потухших вулканов. Сами пирамиды были устроены из глины и облицованы известковым раствором.

Облик ольмеков можно предположительно восстановить по многочисленным найденным изваяниям: глаза монголоидного типа, приплюснутый нос, пухлые уплощенные губы. Скульптуры имеют целенаправленно деформированные головы. Более точные сведения могли быть получены по обнаруженным в усыпальницах останкам ольмеков, однако ни одного целого скелета не сохранилось.

Согласно легендам ацтеков, ольмеки прибыли в места своего обитания на лодках, с северного берега. В месте, где сейчас расположен город Панутла, они оставили лодки и пошли по указанию богов до местности Тамоанчан (в переводе с языка майя - «страна дождя и тумана»), где и основали свою цивилизацию. В других индейских легендах нет объяснений появлению ольмекской цивилизации: говорится только, что ольмеки обитали в тех местах с древних времен.

По мнению норвежского исследователя Тура Хейердала, ольмекская цивилизация могла быть привнесена в Центральную Америку из Средиземноморья и Древнего Египта. На это указывают не только индейские легенды, но и сходство ольмекских сооружений, письменности, искусства мумификации с аналогичными свидетельствами культур Старого Света. Такое предположение объясняло бы тот факт, что при археологических исследованиях не было найдено признаков эволюции ольмекской цивилизации: она будто возникла в уже процветающем виде и так же внезапно оборвала свое существование. Однако это тоже всего лишь предположение. Многие ученые по-прежнему уверены, что цивилизации в разных частях Земли могли развиваться по аналогичной схеме, находясь в абсолютной изоляции друг от друга.

Возникновение ольмекской культуры относят примерно ко второму тысячелетию до н. э. Согласно более поздним археологическим исследованиям, она могла быть развита из раннеземледельческих культур Центральной Америки, которые постепенно эволюционировали из кочевых культур в результате изменения природных условий. Древнейшие кочевые племена Южной и Центральной Америки, по мнению ученых, пришли из Азии в то время, когда между этими континентами еще существовала сухопутная связь. По мнению палеоантропологов, на территорию Центральной Америки во время последнего ледникового периода могли попасть и представители негроидной расы. Это некоторым образом объясняет черты лица, отраженные в гигантских ольмекских головах. Другие исследователи полагают, что на мезо-американскую территорию могли попасть водным путем древние австралийцы и европейцы. Возможно, ольмекская цивилизация появилась и вовсе в результате смешения выходцев из различных континентов.

В 1200-900 гг. до н. э. основное поселение ольмеков (в Сан-Лоренцо) было заброшено: вероятно, в результате внутреннего мятежа. «Столица» ольмекского царства переместилась в Ла-Венту, расположенную на 55 миль восточнее, среди болот у реки Тонала. Ольмекское поселение в Ла-Венте существовало в 1000-600 гг. до н. э. или в 800–400 гг. до н. э. (согласно различным данным исследований).

Ольмеки покинули восточные части своих земель около 400 г. до н. э. Среди возможных причин - изменение климата, извержения вулканов и захват части ольмеков представителями других цивилизаций. К последним столетиям до нашей эры археологи относят даты, высеченные ольмеками на каменных стелах и статуэтках. Это наиболее древние письменные даты, найденные на территории Центральной Америки, древнее, чем письменность цивилизации майя. Когда были обнаружены ольмекские артефакты с датами, исследователи после долгих споров пришли к выводу, что майя заимствовали свою письменность и свой календарь у ольмеков.

Интересно, что многие каменные статуи и гигантские головы, принадлежащие ольмекской культуре, были намеренно повреждены еще в древности: возможно, самими ольмеками. Кроме того, некоторые изваяния в то же древнее время были явно передвинуты из своих первоначальных мест или так же целенаправленно засыпаны землей, после чего «могилу» облицовывали плиткой или разноцветной глиной.

Некоторые исследования говорят о том, что расцвет ольмекской цивилизации приходится на I век до н. э. - I век н. э. Именно этим периодом датированы все образцы ольмекской письменности, а также наиболее совершенные предметы искусства. Таким образом, ольмеки и майя какое-то время сосуществовали рядом друг с другом.

Исследователь Майкл Ко полагает, что предки майя жили некогда на территории ольмеков: когда наступил упадок культуры Сан-Лоренцо и Ла-Венты, основная масса ольмеков переселилась на восток и превратилась постепенно в майянскую цивилизацию. По мнению других исследователей, майя и ольмеки развивались одновременно и, несмотря на имеющиеся родственные связи между этими двумя цивилизациями, майя не могут являться потомками ольмеков. Последнее предположение подкрепляется данными наиболее поздних археологических исследований. Но в таком случае - куда и по какой причине исчезли ольмеки? На этот вопрос еще предстоит ответить ученым.

ГЛАВА III

ЭТИ ЗАГАДОЧНЫЕ ОЛЬМЕКИ

Прелюдия

По мере изучения новых памятников прошлого археология в Центральной Америке все более продвигается в глубь веков. Еще каких-нибудь пятьдесят лет назад все казалось простым и ясным. В Мексике, благодаря старым хроникам, были известны ацтеки, чичимеки и тольтеки. На полуострове Юкатан и в горах Гватемалы - майя. Им и приписывали тогда все известные древности, в изобилии встречавшиеся и на поверхности, и в глубинах земли. Позднее, по мере накопления опыта и знаний, ученые все чаще стали встречать остатки доколумбовых культур, не укладывавшихся в прокрустово ложе старых схем и воззрений. У предков современных мексиканцев нашлось немало предшественников. Так возникли из тьмы небытия смутные контуры первых, классических цивилизаций Центральной Америки: Теотихуакан, Тахин, Монте-Альбан, города-государства майя. Все они родились и погибли в пределах одного тысячелетия: с I по X век н. э. Вслед за этим была открыта древняя культура ольмеков - таинственного народа, населявшего с незапамятных времен болотистые низины побережья Мексиканского залива. Там до сих пор скрыты в лесной чаще десятки и даже сотни безымянных руин - остатков прежних городов и селений. Рука археолога впервые коснулась некоторых из них буквально считанные годы назад. Таким образом, можно без особого преувеличения сказать, что ольмекская археология родилась почти на наших глазах. Несмотря на все трудности и упущения, она добилась сейчас главного - вновь вернула людям одну из самых блестящих цивилизаций доиспанской Америки. Здесь было все: гениальные гипотезы на основе двух-трех разрозненных фактов, романтика поиска и радость первых полевых открытий, серьезные заблуждения и так и не раскрытые тайны.

Голова африканца

В 1869 году в «Бюллютене Мексиканского общества географии и статистики» появилась небольшая заметка за подписью: Х. М. Мельгар. Ее автор, инженер по профессии, утверждал, что в 1862 году ему посчастливилось обнаружить близ деревушки Трес-Сапотес (штат Веракрус, Мексика) на плантации сахарного тростника удивительную скульптуру, непохожую на все известные до сих пор, - голову «африканца», высеченную из гигантского камня. Заметка сопровождалась довольно точным рисунком изваяния, так что любой читатель мог судить теперь о достоинствах этой находки.

К сожалению, впоследствии Мельгар использовал свою необычайную находку далеко не лучшим образом. В 1871 году он без тени улыбки на лице объявил, ссылаясь на «явно эфиопский» облик обнаруженной им скульптуры: «Я абсолютно убежден, что негры не раз бывали в этих краях и это случилось еще в первую эпоху от сотворения мира». Надо сказать, что подобное высказывание не имело под собой абсолютно никакой почвы, но зато вполне отвечало общему духу господствовавших тогда в науке теорий, когда любое достижение американских индейцев объяснялось культурными влияниями из Старого Света. Правда, бесспорно и другое: сообщение Мельгара содержит первое печатное упоминание о вполне конкретном памятнике неизвестной до того цивилизации.

Статуэтка из Тустлы

Ровно через сорок лет какой-то крестьянин-индеец обнаружил на своем поле близ городка Сан-Андрес-Тустла еще один загадочный предмет. Сначала он даже не обратил внимания на зеленоватый камешек, едва выглядывавший из земли, и небрежно пнул его ногой. И вдруг камень ожил, засверкав своей полированной поверхностью под лучами щедрого тропического солнца. Очистив предмет от грязи и пыли, индеец увидел, что держит в руках маленькую нефритовую статуэтку, изображающую языческого жреца с наголо обритой головой и с полуприкрытыми смеющимися глазами. Нижнюю часть его лица закрывала маска в виде утиного клюва, а на плечи был накинут короткий плащ из перьев, имитирующий сложенные птичьи крылья. Боковые стороны статуэтки покрывали какие-то непонятные изображения и рисунки, а под ними, чуть ниже, шли столбцы знаков в виде черточек и точек. Неграмотный крестьянин, конечно, не догадывался, что он держит в руках предмет, которому суждено было стать одной из самых знаменитых археологических находок на территории Нового Света.

После долгих приключений, пройдя через десятки рук, маленькая нефритовая статуэтка жреца из Тустлы очутилась в Национальном музее США. Американские ученые, осматривая новый музейный экспонат, к несказанному своему удивлению, обнаружили, что столбик таинственных черточек и точек, вырезанных на статуэтке, представляет собой дату майя, соответствующую 162 году н. э.! В научных кругах разразилась настоящая буря. Одна догадка сменяла другую. Но плотная пелена неизвестности, окружавшая все, что было связано с нефритовой статуэткой, отнюдь не рассеивалась.

Форма знаков и весь стиль изображения были похожи на письмена и изваяния майя, хотя и отличались большей архаичностью. Но ближайший город древних майя - Комалькалько - находился не менее чем в 240 км к востоку от места находки! А кроме того, статуэтка из Тустлы почти на 130 лет старше любого датированного памятника с территории майя!

Да, здесь было над чем поломать голову. Получалась странная картина: некий загадочный народ, населявший в древности мексиканские штаты Веракрус и Табаско, изобрел майяскую письменность и календарь на несколько веков раньше самих майя и пометил этими иероглифами свои изделия.

Но что это за народ? Какова его культура? Откуда и когда пришел он в гнилые болотистые низины южного побережья Мексиканского залива?

Первый визит

В марте 1924года в американском городе Нью-Орлеане произошло событие, которое имело прямое отношение к загадке забытых ольмекских городов. Некое лицо, пожелавшее остаться неизвестным, внесло на текущий счет местного Тулэйнского университета крупную сумму денег. Согласно воле таинственного мецената проценты с этого необычного вклада предназначались для изучения прошлого стран Центральной Америки. Дирекция университета решила не откладывать дела в долгий ящик и тут же снарядила большую этнографо-археологическую экспедицию в Южную Мексику. Во главе ее были поставлены известные специалисты-археологи Франц Блом и Оливер Ла Фарж. Два незаурядных человека, наделенных ненасытной любознательностью и широкими познаниями, объединились здесь для того, чтобы бросить вызов непроторенной центральноамериканской глуши, отправившись на опасные и полные приключений поиски забытых племен и исчезнувших цивилизаций.

19 февраля 1925 года экспедиция началась. А через несколько месяцев ее загоревшие до черноты участники очутились в самом сердце болотистых джунглей, на юге побережья Мексиканского залива. Их путь лежал к реке Тонала, где, по слухам, находилось заброшенное древнее поселение с каменными идолами. И вот исследователи почти у цели. «Проводник сказал нам, - вспоминают Ф. Блом и О. Ла Фарж, - что Ла-Вента, место, куда лежал наш путь, - это остров, окруженный со всех сторон болотами… После часа быстрой ходьбы… мы добрались наконец до древнего города: перед нами находился первый идол. Это был огромный каменный блок около двух метров высоты. Он лежал плашмя на земле, и на его поверхности можно было разглядеть человеческую фигуру, грубо высеченную в глубоком рельефе. Фигура эта не отличается какой-либо спецификой, хотя, судя по общему ее виду, здесь чувствуется какой-то слабый отголосок влияния майя. Вскоре после этого мы увидели и самый поразительный монумент Ла-Венты - огромный валун, напоминающий по форме церковный колокол… После незначительных раскопок мы, к своему несказанному удивлению, убедились в том, что перед нами верхняя часть каменной гигантской головы, наподобие найденной в Трес-Сапотес…»

Повсюду среди джунглей встречались массивные каменные изваяния. Одни из них стояли вертикально, другие рухнули или были разбиты. Их поверхность покрывала рельефная резьба, изображавшая людей и животных или фантастические фигуры в образе получеловека-полузверя. Пирамидальные постройки, когда-то гордо возвышавшиеся своими белоснежными гребнями над вершинами деревьев, теперь едва угадывались под густым покровом растений. Этот таинственный город в древности был, очевидно, крупным и важным центром, местом рождения высоких культурных достижений, совершенно неизвестных науке.

Но время торопило исследователей. Преодолев серьезные естественные препятствия, они сумели бегло осмотреть обнаруженные ими здания и монументы и постарались возможно точнее зарисовать и нанести на карту важнейшие из них. Этого было явно недостаточно для сколько-нибудь широких исторических выводов.

Вот почему, покидая город, Франц Блом вынужден был написать в своем дневнике: «Ла-Вента, бесспорно, весьма загадочный памятник, где необходимы значительные исследования, с тем чтобы наверняка узнать, к какому времени относится это городище».

Но не прошло и нескольких месяцев, как это утверждение, делающее честь любому серьезному ученому, было начисто забыто. Очутившись в стране древних майя, Блом не смог устоять перед очарованием изящной архитектуры и скульптуры их заброшенных городов. Вычурные иероглифы и календарные знаки встречались здесь буквально на каждом шагу. И ученый, отбросив все мучившие его сомнения, заключает в своем обширном труде «Племена и храмы», вышедшем в 1926 году: «В Ла-Венте мы нашли большое число крупных каменных изваяний и, по меньшей мере, одну высокую пирамиду. Некоторые черты этих изваяний напоминают скульптуру из области Тустлы, другие демонстрируют сильное влияние со стороны майя… Именно на этом основании мы склонны приписать руины Ла-Венты культуре майя».

Так по иронии судьбы самый яркий ольмекский памятник, давший впоследствии название этой древней цивилизации, неожиданно оказался в списке городов совершенно иной культуры - майя.

История знает немало примеров того, как пустяковое на первый взгляд событие круто меняло весь ход дальнейшего развития человеческой мысли. Нечто подобное случилось и в ольмекологии, когда Блом и его друзья совершили не слишком утомительный поход к вершине потухшего вулкана Сан-Мартин, где, по слухам, с незапамятных времен стояла статуя какого-то языческого божества. Слух подтвердился. На высоте 1211 м близ самой макушки горы ученые нашли каменного идола. Идол сидел на корточках и горизонтально держал в обеих руках какой-то длинный брусок. Тело его наклонено вперед. Лицо сильно повреждено. Общая высота изваяния-1,35 м.

Лишь много лет спустя знатоки мексиканской археологии разберутся, наконец, в истинном значении всего случившегося и громко нарекут находку идола из Сан-Мартина «Розеттским камнем культуры ольмеков».

Рождение гипотезы

Между тем в частных коллекциях и музейных собраниях многих стран Европы и Америки в результате непрерывных грабительских раскопок появлялось все больше загадочных по происхождению изделий из драгоценного нефрита. Спрос на них был велик. И грабители собирали в горах и джунглях Мексики обильную жатву, безжалостно уничтожая при этом бесценные сокровища древней культуры.

Причудливые статуэтки людей-ягуаров и ягуаров-людей, звероподобные маски богов, пухлые карлики, голые уродцы со странно удлиненными головами, огромные топоры-кельты с затейливыми резными узорами, изящные нефритовые украшения - все эти предметы несли на себе явный отпечаток глубокого внутреннего родства - несомненное доказательство их общего происхождения. И тем не менее они долго считались неопределенными, загадочными, поскольку их не удавалось связать ни с одной из известных тогда доколумбовых цивилизаций Нового Света.

В 1929 году Маршалл Савий - директор Музея американских индейцев в Нью-Йорке - обратил внимание на группу странных ритуальных топоров-кельтов из собрания музея. Все они были сделаны из прекрасно отполированного голубовато-зеленого нефрита, а их поверхность обычно украшали резные узоры, маски людей и богов. Общее сходство этой группы вещей не вызывало никаких сомнений. Но откуда, из какой части Мексики или Центральной Америки происходят эти замечательные загадочные предметы? Кто и когда их создал? С какой целью?

И здесь Савий вспомнил, что точно такие же по стилю изображения встречаются не только на нефритовых топорах, но и на головном уборе идола с вершины у вулкана Сан-Мартин. Сходство между ними даже в мельчайших деталях настолько велико, что и непосвященному стало ясно: все упомянутые изделия плоды усилий одного и того же народа.

Цепь доказательств сомкнулась. Тяжелый базальтовый монумент не перетащить на сотни километров. Следовательно, и центр этого странного и во многом еще непонятного древнего искусства тоже находился, вероятно, где-то в районе вулкана Сан-Мартин, т. е. в Веракрусе, на побережье Мексиканского залива.

Человека, которому суждено было сделать решающий шаг в том направлении, которое скорее угадал, чем увидел Савий, звали Джордж Клапп Вайян. Один из лучших выпускников респектабельного Гарвардского университета, он мог рассчитывать на самую блестящую научную карьеру и буквально в считанные годы занять место преуспевающего профессора. Но случилось непредвиденное. Будучи первокурсником, Вайян раз и навсегда определил свои планы на будущее, отправившись в 1919 году в Мексику вместе с археологической экспедицией. Археология стала для него второй жизнью. В долине Мехико вряд ли остался хоть один мало-мальски интересный памятник старины, где бы не побывал этот энергичный американец. Его общий вклад в мексиканскую археологию трудно переоценить, и ольмеки не были здесь исключением. Именно Вайяну обязаны мы рождением одной остроумной гипотезы.

В 1909 году при строительстве плотины в Некаше (штат Пуэбла, Мексика) один американский инженер случайно нашел в разрушенной древней пирамиде нефритовую статуэтку сидящего ягуара. Интересный предмет привлек внимание ученых и вскоре был куплен Музеем естественной истории в Нью-Йорке. Именно эта нефритовая фигурка позднее послужила Вайяну своего рода отправной точкой в его рассуждениях о загадках культуры ольмеков.

«Пластически, - писал он, - этот ягуар относится к группе скульптур, демонстрирующих одни и те же черты: оскаленная пасть, увенчанная выше плоским приплюснутым носом и раскосыми глазами. Часто голова у таких фигур имеет сзади выемку или зарубку. Большой нефритовый топор, выставленный в Мексиканском зале музея, тоже относится к данному типу изображений. Географически все эти нефритовые изделия концентрируются в Южном Веракрусе, Южной Пуэбле и на севере Оахаки. Столь же очевидную связь с названной группой предметов демонстрируют и так называемые „младенческие“ скульптуры из Южной Мексики, сочетающие в себе черты ребенка и ягуара».

Сопоставив все известные ему факты, Вайян решил действовать методом исключения. Он хорошо знал, как вьглядит материальная культура большинства древних народов, населявших когда-то Мексику. Ни один из них не имел ничего общего с создателями стиля изящных нефритовых статуэток. И тогда ученый вспомнил слова древней легенды об ольмеках - «жителях страны каучука»: область распространения нефритовых статуэток ребенка-ягуара целиком совпадала с предполагаемым местом обитания ольмеков - южным побережьем Мексиканского залива.

«Если мы ознакомимся с перечнем народов из полумифических преданий индейцев науа, - утверждал Вайян, - то путем исключения можно выяснить, кого из них следует связывать с только что выделенной по материальным критериям цивилизацией. Мы знаем стили искусства ацтеков, тольтеков и сапотеков, может быть, тотонаков и наверняка майя. В этих же преданиях часто упоминается один высококультурный народ - ольмеки, живший в древности в Тлашкале, но оттесненный впоследствии в Веракрус и Табаско… Ольмеки славились своими изделиями из нефрита и бирюзы и считались главными потребителями каучука во всей Центральной Америке. Географическое положение этого народа примерно совпадает с областью распространения нефритовых статуэток с ликами младенцев-ягуаров».

Так, в 1932 году благодаря остроумной гипотезе еще один абсолютно неизвестный народ получил вполне реальные доказательства существования. Это был не только триумф ученого, но и триумф древней индейской легенды.

Главное - голова

Итак, начало было положено. Правда, «воскрешение» ольмеков из небытия Вайян осуществил всего лишь на основе нескольких разрозненных вещей, опираясь главным образом на логику своих научных предположений. Для более глубокого изучения вновь открытой цивилизации этих находок, несмотря на их уникальность и художественное мастерство, было явно недостаточно. Требовались систематические раскопки в самом сердце предполагаемой страны ольмеков.

Это всей душой воспринял и претворил в жизнь соотечественник Дж. Вайяна - археолог Мэтью Стирлинг. В 1918 году, будучи студентом Калифорнийского университета, он впервые увидел в какой-то книге изображение нефритовой маски в виде «плачущего ребенка» и с тех пор навсегда «заболел» загадочными изваяниями из Южной Мексики. После окончания университета молодой Стирлинг попадает в наиболее известное тогда научное учреждение страны - Смитсоновский институт в Вашингтоне. И хотя в силу разного рода причин Стирлингу пришлось работать главным образом в Северной Америке, юношеская мечта об ольмекских городах никогда не покидала его. С большим волнением прочитал он отчет Ф. Блома и О. Ла Фаржа о таинственных изваяниях из Ла-Венты. В1932 году Стирлингу попался на глаза труд одного плантатора из Веракруса - некоего Альберта Вейерстолла. Последний со знанием дела описывал несколько новых каменных скульптур из Ла-Венты и Вильяэрмосы. Но больше всего молодого ученого поразили заключительные слова статьи, где говорилось, что идолы Ла-Венты совершенно не похожи на майяские и гораздо старше их по возрасту. Любому посвященному человеку было ясно, что медлить больше нельзя. Там, в болотистых джунглях Веракруса и Табаско, ждут своего часа бесчисленные памятники погибшей цивилизации, которых никогда не касалась рука археолога. Но как убедить руководство заинтересованных учреждений и своих коллег-археологов, что все эти отнюдь не малые денежные затраты сторицей окупятся научной значимостью будущих находок? Нет, обычные методы здесь явно не годились. И Стирлинг решается на отчаянный шаг. В начале 1938 года один, почти без денег и снаряжения, он отправился в Веракрус, чтобы осмотреть ту самую гигантскую каменную голову, которая была описана еще Мельгаром. «Я обнаружил предмет моих мечтаний, - вспоминает ученый, - на площади, окруженной четырьмя пирамидальными холмами. Из земли едва выглядывала одна лишь макушка огромного изваяния. Я отбросил землю с его лица и сделал несколько фотоснимков». Когда первое волнение от встречи с этим посланцем древности наконец прошло, Мэтью огляделся вокруг и замер от удивления. Гигантская голова стояла среди руин большого заброшенного города. Повсюду из лесных зарослей поднимались ввысь вершины искусственных холмов, скрывавших внутри остатки разрушенных дворцов и храмов. Они были ориентированы строго по сторонам света и группировались по три-четыре вокруг широких прямоугольных площадей. Сквозь густую зелень проглядывали контуры таинственных каменных изваяний. Да, сомнений быть не могло: первый ольмекский город лежал у ног усталого, но счастливого археолога. Теперь-то он сумеет убедить в своей правоте любого скептика и достанет необходимые для раскопок средства!

Город в джунглях

И вот поздней осенью 1938 года экспедиция во главе с Мэтью Стерлингом приступила к изучению руин Трес-Сапотес. Поначалу все было загадочным и неясным. Десятки искусственных холмов-пирамид, бесчисленные каменные монументы, обломки красочной глиняной посуды. И ни одного намека на то, кому же принадлежал этот заброшенный город.

Два долгих и утомительных полевых сезона (1939 и 1943 гг.) было затрачено на раскопки в Трес-Сапотес. Длинные ленты траншей и четкие квадраты шурфов опоясали зеленую поверхность пирамидальных холмов. Находки исчислялись тысячами: изящные поделки из голубоватого нефрита - любимого камня ольмеков, обломки керамики, глиняные статуэтки, многотонные каменные изваяния.

В ходе исследований выяснилось, что в Трес-Сапотес имеется не одна, а три гигантских головы из камня. Вопреки широко распространенным среди местных индейцев слухам, эти каменные колоссы никогда не имели туловища. Древние скульпторы заботливо поставили их на специальные низкие платформы из каменных плит, у подножий которых располагались подземные тайники с дарами богомольцев. Все эти изваяния высечены из крупных глыб твердого чёрного базальта. Их высота колеблется от 1,5 до 3 м, а вес - от 5 до 40 т. Широкие и выразительные лица гигантов с пухлыми вывернутыми губами и раскосыми глазами настолько реалистичны, что вряд ли приходится сомневаться: перед нами портреты каких-то исторических персонажей, а не лики заоблачных богов.

По мнению Мэтью Стерлинга, это изображения наиболее выдающихся ольмекских вождей и правителей, увековеченных в камне их современниками.

У основания одного из холмов археологам удалось обнаружить большую каменную плиту, поваленную наземь и разбитую на два куска примерно равной величины. Вся земля вокруг нее была буквально усыпана тысячами острых осколков обсидиана, принесенных сюда в древности в качестве ритуального дара. Правда, рабочие-индейцы имели на этот счет свое особое мнение. Они считали, что осколки обсидиана - это «громовые стрелы», а сама стела разбита и повалена на землю от удара молнии. Из-за того что монумент лежал резной поверхностью вверх, скульптурные изображения его сильно пострадали от времени, хотя главные элементы вполне различимы. Центральную часть стелы занимает фигура человека. По обеим сторонам от него запечатлены еще две фигуры меньшего размера. Один из боковых персонажей держит в руке отрубленную человеческую голову. Над всеми этими фигурами как бы парит в воздухе какое-то небесное божество в виде громадной стилизованной маски. Найденная стела (стела «А») оказалась самой крупной из всех монументов Трес-Сапотес. Но новые находки вскоре затмили все, что было до этого.

Находка века

«Ранним утром 16 января 1939 г., - вспоминает Стирлинг, - я отправился в самую дальнюю часть археологической зоны, мили за две от нашего лагеря. Цель этой не слишком приятной прогулки состояла в том, чтобы осмотреть один плоский камень, о котором еще несколько дней назад сообщил один из наших рабочих. По описаниям камень очень напоминал стелу, и я надеялся найти на ее оборотной стороне какие-нибудь скульптурные изображения. Стоял невыносимо жаркий день. Двенадцать рабочих и я затратили неимоверное количество усилий, прежде чем с помощью деревянных шестов нам удалось перевернуть тяжелую плиту. Но, увы, к глубочайшему моему сожалению, обе ее стороны оказались абсолютно гладкими. Тогда я вспомнил, что какой-то индеец говорил мне еще об одном камне, валявшемся неподалеку, возле подножия самого высокого искусственного холма Трес-Сапотес. Камень был столь невзрачен на вид, что я, помнится, еще подумал, стоит ли вообще его раскапывать. Но расчистка показала, что он в действительности гораздо больше, чем я полагал, и что одну из его сторон покрывали какие-то резные рисунки, правда, сильно попорченные от времени… Тогда я, решив скорее закончить порядком надоевшую работу, попросил индейцев перевернуть обломок стелы и осмотреть его заднюю часть. Рабочие, стоя на коленях, стали очищать поверхность монумента от вязкой глины. И вдруг один из них крикнул мне по-испански: „Начальник! Здесь какие-то цифры!“ И это действительно были цифры. Я не знаю, правда, каким образом догадались об этом мои неграмотные индейцы, но там поперек оборотной стороны нашего камня были высечены прекрасно сохранившиеся ряды черточек и точек в строгом соответствии с законами майяского календаря. Передо мной лежал предмет, который все мы в душе мечтали найти, но из суеверных побуждений не осмеливались признаться об этом вслух».

Задыхаясь от нестерпимой жары, весь в липком поту, Стерлинг тут же принялся лихорадочно зарисовывать драгоценную надпись. А несколько часов спустя все участники экспедиции с нетерпением столпились вокруг стола в тесной палатке своего начальника. Последовали сложные вычисления - и вот уже полный текст надписи готов: «6 Эцнаб 1 Ио». По европейскому исчислению эта дата соответствует 4 ноября 31 года до н. э. Рисунок, высеченный на другой стороне стелы (получившей впоследствии название «Стела „С“», изображает ранний вариант ягуароподобного бога дождя. О такой сенсационной находке никто не смел и мечтать. На вновь открытой стеле имелась дата, записанная по системе майяского календаря, но на целых три столетия превосходившая по возрасту любой другой монумент с территории майя. Отсюда следовал неизбежный вывод: гордые майя заимствовали свой поразительно точный календарь у западных соседей - никому не известных доселе ольмеков.

Трес-Сапотес стал как бы пробным камнем всей оль-мекской археологии. Это был первьй ольмекский памятник, раскопанный профессиональными археологами. «Мы получили, - писал Стирлинг, - большую коллекцию обломков керамики и с ее помощью надеемся установить подробную хронологию древнего поселения, которое можно было бы тогда привязать к другим известным археологическим памятникам Центральной Америки. Это и явилось практически наиболее важным научным итогом экспедиции».

Ученый мир был взбудоражен. Результаты раскопок в Трес-Сапотес попали на благодатную почву. Появились новые смелые идеи о роли ольмеков в истории Древней Америки. Но еще больше оставалось нерешенных вопросов. Тогда и возникла мысль созвать специальную конференцию для всестороннего рассмотрения ольмекской проблемы.

Круглый стол в Тустла-Гутьеррес

Конференция состоялась в июле 1941 года в Тустла-Гутьеррес - столице мексиканского штата Чьяпас - и привлекла многих специалистов из разных стран. Буквально с первых же минут зал заседаний стал ареной ожесточенных дискуссий и споров, поскольку «горючего материала» основная тема давала в избытке. Все присутствующие разделились на два враждующих лагеря, между которыми шла непримиримая война. По иронии судьбы их разделяли на этот раз не только чисто научные взгляды, но и национальная принадлежность: мексиканский темперамент столкнулся здесь с англосаксонским скептицизмом. На одном из первых заседаний Дракер изложил итоги своих раскопок в Трес-Сапотес и одновременно представил общую схему развития ольмекской культуры, приравняв ее хронологически к «Древнему царству» майя (300–900 гг. н. э.). Большинство североамериканских ученых оказало его взглядам единодушную поддержку. Надо сказать, что в то время многие исследователи доколумбовых культур Нового Света, особенно в США, целиком находились во власти одной заманчивой теории. Они были глубоко убеждены в том, что все самые выдающиеся достижения древней индейской цивилизации в Центральной Америке - заслуга только одного народа: майя. И, одержимые этой навязчивой идеей, ученые-майянисты не скупились на пышные эпитеты для своих любимцев, называя их «греками Нового Света», народом-избранником, отмеченным печатью особой гениальности, нисколько не похожим на создателей других цивилизаций древности.

И вдруг, как внезапно налетевший ураган в зале академического собрания зазвучали страстные голоса двух мексиканцев. Их имена - Альфонсо Касо и Мигель Коваррубиас - были хорошо известны всем присутствующим. Первый навеки прославил себя открытием цивилизации сапотеков после многолетних раскопок в Монте-Альбане (Оахака). Второй по праву считался непревзойденным знатоком мексиканского искусства. Определив характерные черты и высокий уровень открытого в Трес-Сапотес стиля, они со всей убежденностью заявили о том, что именно ольмеков следует считать древнейшим цивилизованным народом Мексики. Свои взгляды мексиканцы подкрепили весьма убедительными фактами. «Разве не на ольмекской территории найдены древнейшие предметы с календарными датами (статуэтка из Тустлы - 162 г. н. э. и „Стела „С““ из Трес-Сапотес - 31 г. до н. э.)? - говорили они. - А самый ранний храм майя в городе Вашактуне? Ведь он украшен типично ольмекскими скульптурами в виде масок бога-ягуара!»

«Помилуйте, - возражали их североамериканские оппоненты. - Вся культура ольмеков - это лишь искаженный и ухудшенный слепок с великой цивилизации майя. Ольмеки просто заимствовали у своих высокоразвитых соседей систему календаря, но записали даты неверно, значительно преувеличив их древность. А может быть, ольмеки пользовались календарем 400-дневного цикла или вели отсчет времени от другой начальной даты, чем майя?» И поскольку подобные рассуждения исходили от двух крупнейших авторитетов в области центральноамериканской археологии - Эрика Томпсона и Сильвануса Морли, многие ученые встали на их сторону.

Характерна в этом отношении позиция самого Мэтью Стирлинга. Накануне конференции, находясь под впечатлением своих находок в Трес-Сапотес, он утверждал в одной из своих статей: «Культура ольмеков, которая во многих аспектах достигла высокого уровня, действительно является очень древней и вполне может быть основополагающей цивилизацией, давшей жизнь таким высоким культурам, как майяская, сапотекская, тольтекская и тотонакская».

Совпадение со взглядами мексиканцев А. Касо и М. Коваррубиаса - здесь налицо. Но когда большинство его маститых соотечественников выступили против раннего возраста ольмекской культуры, Стирлинг заколебался. Выбор был нелегким. На одной стороне стояли мэтры американской археологии во всем величии своего многолетнего авторитета, увенчанные докторскими мантиями и профессорскими дипломами. На другой - горячий энтузиазм нескольких молодых мексиканских коллег. И хотя разум подсказывал Стирлингу, что у последних сейчас больше аргументов, чем было раньше, он не выдержал. В 1943 году «отец ольмекской археологии» публично отрекся от своих прежних взглядов, провозгласив в одном из солидных научных изданий, что «культура ольмеков развивалась одновременно с культурой „Древнего царства“ майя, но значительно отличалась от последней по многим важным чертам».

В завершение конференции, буквально «под занавес», на трибуну поднялся еще один мексиканец - историк Хименес Морено. И здесь разразился скандал. «Извините, - заявил докладчик, - о каких ольмеках может идти здесь речь. Термин „ольмекские“ абсолютно неприемлем по отношению к археологическим памятникам типа Ла-Венты и Трес-Сапотес. Истинные ольмеки из древних хроник и преданий появились на исторической арене не ранее IX века н. э., а люди, создавшие гигантские каменные изваяния в джунглях Веракруса и Табаско, жили за добрую тысячу лет до этого». Докладчик предложил назвать вновь открытую археологическую культуру по имени ее важнейшего центра - «культурой Ла-Венты». Но старый термин оказался живучим. Древних обитателей Ла-Венты и Трес-Сапотес и по сей день называют ольмеками, хотя часто ставят это слово в кавычки.

Ла-Вента

В этот момент взоры многих ученых обратились к Ла-Венте. Именно она должна была дать ответ на самые жгучие вопросы истории ольмеков. Но болотистая местность и влажный тропический климат надежнее любых замков оберегали покинутый древний город: путь к нему был долог и тернист.

Что же представляла собой Ла-Вента в действительности? У самого побережья Мексиканского залива, среди необозримых мангровых болот штата Табаско, возвышается несколько песчаных островов, крупнейший из которых, Ла-Вента, имеет всего 12 км в длину и 4 км в поперечнике. Здесь, рядом с захолустной мексиканской деревушкой, по имени которой получил свое название весь остров, находятся руины древнего поселения ольмеков. Основное ядро его занимает небольшое возвышение в центральной части острова площадью всего лишь 180 на 800 м. Самая высокая точка города - вершина тридцатитрехметровой «Большой пирамиды», К северу от нее находится так называемый «Ритуальный двор» или «Корраль» - ровная прямоугольная площадка, огражденная каменными колоннами, а чуть дальше странная на вид постройка - «Гробница из базальтовых столбов». Точно по центральной оси этих важнейших сооружений и находились все наиболее внушительные гробницы, алтари, стелы и тайники с ритуальными дарами. Прежние обитатели Ла-Венты хорошо знали законы геометрии. Все главные здания, стоявшие на вершинах высоких пирамидальных фундаментов, были ориентированы строго по сторонам света. Обилие жилых и храмовых ансамблей, вычурных скульптур, стел и алтарей, загадочные исполинские головы, высеченные из черного базальта, роскошное убранство найденных здесь гробниц говорили о том, что когда-то Ла-Вента была крупнейшим центром ольмеков, а возможно, и столицей всей страны.

Особое внимание археологов привлекла центральная группа искусственных холмов-пирамид. Здесь, по сути дела, и велись основные раскопки 40–50-х годов Крупнейшим сооружением этой группы, да и всего города в целом, была так называемая «Большая пирамида» высотой около 33 м. С ее вершины открывался изумительный вид на окрестные леса, болота и реки. Пирамида построена из глины и облицована сверху слоем прочного, как цемент, известкового раствора. Долгое время об истинных размерах и форме этого гигантского сооружения можно было только гадать, так как контуры его скрывали густые заросли вечнозеленых джунглей. Прежде ученые считали, что пирамида имеет обычные для подобного рода построек очертания: четырехугольное основание и плоскую усеченную вершину. И только в 60-е годы американец Р. Хейзер с удивлением обнаружил, что «Большая пирамида» - это своего рода конус с круглым в плане основанием, имеющим, в свою очередь, несколько полукруглых выступов - лепестков.

Причина столь странной фантазии строителей Ла-Венты оказалась вполне объяснимой. Точно так же выглядели конусы многих потухших вулканов в близлежащих горах Туслы. По повериям индейцев именно внутри таких вулканических пиков жили боги огня и земных недр. Стоит ли удивляться, что и некоторые свои пирамидальные храмы в честь грозных божеств - повелителей стихий - ольмеки строили по образу и подобию вулканов. Это требовало от общества немалых материальных затрат. По подсчетам того же Р. Хейзера, для сооружения «Большой пирамиды» Ла-Венты (ее объем 47 000 м 3) потребовалось ни много ни мало, а 800 000 человеко-дней!

Лики богов и царей

Между тем работы в Ла-Венте приобретали с каждым днем все больший размах, и великолепные открытия и находки не заставили себя долго ждать. Особый интерес вызывали у исследователей многочисленные каменные скульптуры, обнаруженные у подножий древних пирамид или на площадях города. В ходе раскопок удалось найти еще пять гигантских каменных голов в шлемах, очень похожих на изваяния из Трес-Сапотес, но вместе с тем каждая со своими индивидуальными чертами и особенностями (внешний облик, форма шлема, орнамент). Большой восторг вызвала у археологов находка нескольких резных стел и алтарей из базальта, сплошь покрытых сложными скульптурными изображениями. Один из алтарей представляет собой огромную, гладко отполированную каменную глыбу. На фасаде алтаря, как бы вырастая из глубокой пиши, выглядывает ольмекский правитель или жрец в пышной одежде и высокой конической шапке. Прямо перед собой он держит на вытянутых руках безжизненное тельце ребенка, лицу которого приданы черты грозного хищника ягуара. На боковых гранях монумента изображено еще несколько странных персонажей в длинных плащах и высоких головных уборах. Каждый из них держит на руках плачущего младенца, в облике которого опять-таки удивительно сливаются черты ребенка и ягуара. Что означает вся эта загадочная сцена? Может быть, перед нами изображен верховный правитель Ла-Венты, его жены и наследники? Или же здесь запечатлен акт торжественного жертвоприношения младенцев в честь богов дождя и плодородия? Ясно лишь одно: образ ребенка с чертами ягуара - наиболее характерный мотив ольмекского искусства.

Много споров вызывала среди специалистов гигантская гранитная стела высотой около 4,5 м и весом без малого 50 т. Ее украшает какая-то сложная и непонятная сцена. Друг против друга стоят два человека в вычурных головных уборах. Персонаж, изображенный справа, имеет ярко выраженный европеоидный тип: с длинным орлиным носом и узкой, как бы приклеенной козлиной бородкой. Многие археологи в шутку называют его «дядей Сэмом», поскольку он действительно очень напоминает эту традиционную сатирическую фигуру. Лицо другого персонажа - оппонента «дяди Сэма» - было намеренно повреждено еще в древности, хотя по некоторым уцелевшим деталям можно догадаться, что перед нами опять-таки изображен человек-ягуар. Необычность всего облика «дяди Сэма» зачастую давала пищу для самых смелых гипотез и суждений. Однажды его объявили представителем белой расы и на этом основании приписали некоторым правителям ольмеков чисто европейское (вернее, средиземноморское) происхождение. Ну как здесь не вспомнить о «голове эфиопа» из старых работ Мельгара и о мифических плаваниях африканцев в Америку! На мой взгляд, для таких выводов пока нет никаких оснований. Ольмеки, бесспорно, были американскими индейцами, а отнюдь не неграми или белокурыми суперменами.

Неожиданный финал: физики и археологи

В 50-х годах пришла наконец пора сделать первые выводы о характере Ла-Венты и ольмекской культуры в целом.

«С этого священного, но очень маленького островка, расположенного восточнее реки Тонала, - утверждал Ф. Дракер, - жрецы управляли всей округой. Сюда к ним стекалась дань из самых отдаленных и глухих деревушек. Здесь под руководством жрецов огромная армия рабочих, вдохновляемых канонами своей фанатичной религии, копала, строила и перетаскивала многотонные грузы». Таким образом, Ла-Вента предстает в его понимании как своеобразная «мексиканская Мекка», священная островная столица, населенная лишь небольшой группой жрецов и их слуг. Окрестные земледельцы полностью обеспечивали город всем необходимым, получая взамен при посредничестве служителей культа милость всемогущих богов. Расцвет Ла-Венты и тем самым расцвет всей ольмекской культуры приходится, по подсчетам Дракера и Стирлинга, на I тысячелетие н. э. и совпадает с расцветом городов майя классического периода. Эта точка зрения и была господствующей в мезоамериканской археологии в 40–50-е годы.

Сенсация разразилась в тот момент, когда ее никто не ждал. Повторные раскопки Дракера в Ла-Венте в 1955–1957 годах принесли совершенно неожиданные результаты. Образцы древесного угля из толщи культурного слоя в самом центре города, отправленные в лаборатории США для радиоуглеродного анализа, дали такую серию абсолютных дат, которая превзошла самые смелые ожидания. По мнению физиков, выходило, что время существования Ла-Венты падает на 800–400 годы до н. э.

Мексиканцы торжествовали. Их аргументы в пользу ольмекской культуры-родоначальницы были теперь надежно подкреплены. С другой стороны, Филипп Дракер и многие его североамериканские коллеги публично признали свое поражение. Капитуляция была полной. Им пришлось отказаться от своей прежней хронологической схемы и принять даты, полученные физиками. Ольмекская цивилизация получила, таким образом, новое «свидетельство о рождении», главный пункт которого гласил: 800–400 годы до н. э.

Ольмеки за пределами своих границ

Между тем жизнь предлагала ученым все новые сюрпризы, касающиеся ольмеков. Так, на окраине Мехико, в Тлатилько, были найдены сотни захоронений доклассического периода. Среди изделий, характерных для местной земледельческой культуры, отчетливо выделялись какие-то инородные влияния, в частности, влияния ольмекской культуры. Тот факт, что похожие на ольмекские предметы были представлены в столь раннем памятнике долины Мехико, красноречивее всяких слов доказывал глубокую древность культуры ольмеков.

Обильную пищу для размышлений давали и другие открытия археологов в Центральной Мексике. На востоке крохотного штата Морелос взору исследователей предстала довольно необычная картина. Близ городка Каутла над окружающей равниной вздымались, словно могучие богатыри в островерхих шлемах, три высоких скалистых холма с почти отвестными склонами из базальта. Центральный холм, Чалькацинго, - это могучий утес, плоская вершина которого усеяна огромными валунами и глыбами камня. Труден и долог путь на его вершину. Но путник, решившийся на столь опасное восхождение, получит в итоге достойную награду. Там, вдали от современной жизни, застыли в вековом сне странные и загадочные изваяния - фигуры неведомых богов и героев. Они искусно вырезаны на поверхности самых больших валунов. Первый рельеф изображает какого-то пышно одетого человека, который важно восседает на троне и сжимает в руках длинный предмет, напоминающий знаки власти правителей городов-государств майя. На голове у него высокая прическа и затейливая шапка с фигурами птиц и знаками в виде падающих вниз крупных капель дождя. Человек сидит в некоем подобии небольшой пещеры. Но при ближайшем рассмотрении выясняется, что это вовсе не пещера, а широко открытая пасть какого-то гигантского, стилизованного до неузнаваемости чудовища. Хорошо виден его яйцевидный глаз со зрачком из двух перекрещенных полос. Из пасти-пещеры вырываются наружу какие-то завитки, изображающие, возможно, клубы дыма. Надо всей этой сценой как бы парят в воздухе три стилизованных знака - три грозовые тучи, из которых падают вниз крупные капли дождя. Точно такие же каменные скульптуры встречаются лишь в стране ольмеков, на южном побережье Мексиканского залива.

На втором рельефе Чалькацинго показана уже целая скульптурная группа. Справа изображен бородатый обнаженный человек со связанными руками. Он сидит на земле, прислонившись спиной к идолу грозного божества ольмеков - человека-ягуара. Слева два ольмекских воина или жреца с длинными остроконечными палицами в руках угрожающе подступают к беззащитному пленнику. Позади него стоит еще один персонаж с дубинкой, из которой пробиваются побеги какого-то растения, - скорее всего маиса.

Но самый интересный из всех рельефов - пятый, хотя он, к сожалению, сохранился хуже других. Здесь древний скульптор изобразил огромную змею с клыкастой пастью. Она пожирает полумертвого человека, лежащего ничком на земле. Из затылка змеиной головы выглядывает короткое, похожее на птичье, крыло. Однако для многих ученых и одной этой детали оказалось достаточно: они объявили, что ольмеки задолго до начала нашей эры поклонялись самому популярному божеству доиспанской Мексики - «Пернатому Змею», или Кецалькоатлю.

Открытия в Чалькацинго взбудоражили ученый мир. Ведь многотонные валуны с рельефами не изящная нефритовая вещица, которую можно положить в карман и унести куда угодно. Было совершенно очевидно, что рельефы сделаны прямо на месте, в Чалькацинго, и творцами их могли быть лишь сами ольмеки.

Аналогичные открытия были сделаны затем и в других местах на тихоокеанском побережье Мексики (Чьяпас), Гватемалы (Эль Ситио), Сальвадора (Лас Викториас) и Коста-Рики (полуостров Никойя). Но зачем пришли ольмеки в центральные области Мексики и в земли, лежавшие к югу от их прародины, пока неизвестно. Смелых суждений и скороспелых гипотез на этот счет хоть отбавляй. Однако, к сожалению, фактов пока явно недостаточно. Мигель Коваррубиас считал ольмеков завоевателями-чужеземцами, пришедшими в долину Мехико с территории тихоокеанского побережья штата Герреро (Мексика). Они быстро подчинили себе местные примитивные племена, обложили их тяжелой данью и образовали правящую касту аристократов и жрецов. В Тлатилько и других ранних поселениях, по мысли Коваррубиаса, четко видны две разнородные традиции культуры: пришлая, ольмекская (к ней относятся все наиболее изящные типы керамики, нефритовые вещи и статуэтки «сыновей ягуара»), и местная простая культура ранних земледельцев с грубой кухонной посудой. Ольмеки и местные индейцы отличались друг от друга по своему физическому типу, костюму и украшениям: приземистые узкобедрые и плосконосые аборигены - вассалы, ходившие полуголыми, в одних набедренных повязках, и изящные, высокие аристократы - ольмеки, с тонкими орлиными носами, в причудливых шляпах, длинных мантиях или плащах. Насадив среди варваров ростки своей высокой культуры, ольмеки проложили тем самым, по словам Коваррубиаса, путь всем последующим цивилизациям Мезоамерики.

Другие ученые объявили ольмеков «святыми проповедниками» и «миссионерами», которые со словами мира на устах и с зеленой ветвью в руке несли остальным людям учение о своем великом и милостивом боге - человеке-ягуаре. Они повсюду основывали свои школы и монастыри. И вскоре пышный культ нового, благосклонного к земледельцу божества получил всеобщее признание, а священные реликвии ольмеков в виде изящных амулетов и статуэток стали известны в самых отдаленных уголках Мексики и Центральной Америки.

Наконец, третьи ограничивались туманными ссылками на торговые и культурные связи, отмечая «явно ольмекские черты» в искусстве Монте-Альбана (Оахака), Теотихуакана и Каминальуйю (Горная Гватемала), но не давая этому факту никаких конкретных объяснений.

В конце 60-х годов новую идею в решение этой сложнейшей научной проблемы внес археолог из Йельского университета (США) Майкл Ко. Прежде всего он с фактами в руках опроверг религиозную, или миссионерскую, подоплеку ольмекской экспансии за пределы Веракруса и Табаско. Гордые персонажи базальтовых скульптур Ла-Венты и Трес-Сапотес не были ни богами, ни жрецами. Это - увековеченные в камне образы могущественных правителей, полководцев и членов царских династий. Правда, и они не упускали случая подчеркнуть свою связь с богами или показать божественные истоки своей власти. Но тем не менее реальная власть в стране ольмеков находилась в руках светских правителей, а не жрецов. В жизни ольмеков, как и других древних народов Мезоамерики, огромную роль играл зеленовато-голубой минерал нефрит. Он считался основным символом богатства. Его широко применяли в религиозных культах. Им платили дань побежденные государства. Но мы знаем и другое: в джунглях Веракруса и Табаско не было ни одного месторождения этого камня. Между тем количество изделий из нефрита, найденных при раскопках ольмекских поселений, исчисляется десятками тонн! Откуда же брали жители страны ольмеков свой драгоценный минерал? Как показали геологические изыскания, залежи великолепного нефрита имеются в горах Герреро, в Оахаке и Морелосе - в Мексике, в горных районах Гватемалы и на полуострове Никойя в Коста-Рике, т. е. именно в тех местах, где сильнее всего чувствуется влияние ольмекской культуры. Отсюда Майкл Ко сделал вывод о прямой зависимости основных направлений ольмекской колонизации от наличия месторождений нефрита. По его мнению, ольмеки создали для этой цели особую организацию - могущественную касту купцов, которые вели торговые операции только с дальними землями и обладали большими привилегиями и правами. Охраняемые всем авторитетом пославшего их государства, они смело проникали в самые глухие области Мезоамерики. Гиблые тропические леса, непроходимые болота, вулканические пики, широкие и быстрые реки - все покорилось этим неистовым искателям драгоценного нефрита.

Обосновавшись на новом месте, торговцы-ольмеки терпеливо собирали ценные сведения о местных природных богатствах, климате, быте и нравах туземцев, их военной организации, численности и наиболее удобных дорогах. И когда наступал подходящий момент, они становились проводниками ольмекских армий, спешивших с побережья Атлантики для захвата новых нефритовых разработок и шахт. На перекрестке оживленных торговых путей и в стратегически важных пунктах ольмеки строили свои крепости и сторожевые посты с сильными гарнизонами. Одна цепь таких поселений протянулась от Веракруса и Табаско, через перешеек Теуантепек далеко к югу, по всему тихоокеанскому побережью, вплоть до Коста-Рики. Другая шла на запад и юго-запад, в Оахаку, Пуэблу, Центральную Мексику, Морелос и Герреро. «В ходе этой экспансии, - подчеркивает М. Ко, - ольмеки приносили с собой нечто большее, нежели их высокое искусство и изысканные товары. Они щедро сеяли на варварской ниве семена истинной цивилизации, до них никому здесь не известной. Там же, где их не было или их влияние ощущалось слишком слабо, цивилизованный образ жизни так никогда и не появился».

Это было весьма смелое заявление, но за ним последовали и не менее смелые дела. Профессор Майкл Ко решил отправиться в джунгли Веракруса и раскопать там крупнейший из центров ольмекской культуры - Сан-Лоренсо Теночтитлан.

Сенсация в Сан-Лоренсо

В январе 1966 года Йельский университет (США) выделил наконец необходимые средства и экспедиция М. Ко выехала к месту работ.

К тому времени чаша весов в споре о приоритете той или иной цивилизации явно склонялась в пользу ольмеков. Однако требовались более убедительные доказательства прямой связи ранних форм ольмекской керамики с каменными изваяниями Ла-Венты, Трес-Сапотес и других центров страны ольмеков. Именно этим и хотел заняться М. Ко.

Исследование древних пирамид и статуй в Сан-Лоренсо оказалось довольно трудной задачей. На территории города нужно было проложить тропинки, очистить от зарослей каменные скульптуры и, наконец, построить для экспедиции постоянный лагерь. Много времени и сил отнимало составление подробнейшей карты всей обширной археологической зоны Сан-Лоренсо Теночтитлана.

Одновременно начались широкие раскопки руин древнего города. Археологам сразу же несказанно повезло. Они обнаружили несколько очагов с большим количеством древесных угольков. Это великолепная возможность для получения абсолютной хронологии по радиоуглеродному методу. Все собранные образцы отправили в лабораторию Йельского университета.

Спустя некоторое время пришел долгожданный ответ. М. Ко понял, что стоит на пороге новой научной сенсации. Судя по внушительной серии радиоуглеродных дат и весьма архаичной на вид керамике, найденной в траншеях и шурфах, каменные ольмекские скульптуры, а вместе с ними и вся ольмекская культура в Сан-Лоренсо появились на свет приблизительно между 1200 и 900 годами до н. э., т. е. на несколько столетий раньше, чем в той же Ла-Венте.

Да, здесь было над чем поломать голову. У любого специалиста подобное сообщение вызвало бы массу недоуменных вопросов.

Каким образом удалось Майклу Ко установить необходимую взаимосвязь между внушительными каменными изваяниями ольмеков и ранней керамикой II тысячелетия до н. э.? Что представляет собой Сан-Лоренсо: земледельческий поселок, ритуальный центр или город в прямом понимании этого слова? Как соотносится он по времени с другими ольмекскими центрами и прежде всего с Трес-Сапотес и Ла-Вентой? И главное, как объяснить сам факт неожиданного появления вполне зрелой городской цивилизации в 1200 году до н. э., когда в остальных областях Мексики жили лишь примитивные раннеземледельческие племена?

Секреты древнего города

По сравнению с другими (но более поздними) городами древней Мексики - Теотихуаканом, Монте-Альбаном или майяским городом Паленке - Сан-Лоренсо не очень велик. Он занимает скромную площадь - около 1,2 км в длину и менее 1 км в ширину. Но зато по своему внешнему облику Сан-Лоренсо, бесспорно, самый необычный из всех доколумбовых центров культуры в Новом Свете. Все его здания и сооружения, скрытые сейчас внутри земляных холмов, стояли на плоской вершине крутого и обрывистого плато, вздымавшегося над саванной на высоту почти 50 м. Во время сезона дождей вся окружающая равнина заливалась водой, и только высокое плато Сан-Лоренсо, словно несокрушимый утес, стояло в гордом одиночестве посреди разбушевавшейся стихии. Природа словно нарочно создала здесь надежное убежище для человека.

Так думал сначала Майкл Ко. Но когда на вершине плато были сделаны первые глубокие разрезы, а на стол начальника экспедиции легла точная карта руин Сан-Лоренсо, стало ясно, что по меньшей мере верхние 6–7 м плато со всеми его отрогами и оврагами - искусственное сооружение, созданное руками человека. Сколько же труда нужно было затратить для того, чтобы передвинуть с места на место такую гигантскую гору земли, не имея при этом никаких специальных механизмов и приспособлений!

Археологи обнаружили на вершине этого искусственного плато свыше 200 холмов-пирамид. Центральная группа имеет четко выраженную планировку по линии север - юг и как две капли воды похожа на архитектурные сооружения в центре Ла-Венты: сравнительно высокая, коническая по форме пирамида и два длинных низких холма окружают с трех сторон узкую прямоугольную площадь. По предположению учёных, большинство малых холмов-пирамид - это остатки жилых домов. И поскольку общее их число не превышает 200, можно, привлекая данные современной этнографии, вычислить, что постоянное население Сан-Лоренсо в эпюху расцвета состояло из 1000–1200 человек.

Однако более тщательное знакомство с отчетом об итогах работ в Сен-Лоренсо выявило один поразительный факт. Большинство холмиков (остатки жилищ), видимых на поверхности плато, оказывается, относятся к гораздо более позднему времени, чем период расцвета ольмекской культуры (1150–900 гг. до н. э.), а именно - к этапу Вилья Альта, датируемому 900–1100 годами н. э.!!! К тому же археолог Роберт Шерер (США) обратил внимание на то, что из 200 таких жилищ раскопкам подверглось лишь одно, и поэтому никаких общих выводов о характере жилой застройки в Сан-Лоренсо во II–I тысячелетиях до н. э. пока говорить не приходится.

Кроме земляных холмов, на поверхности плато то и дело встречались какие-то непонятные впадины и ямы различной формы и величины, которые у археологов получили название лагун, поскольку имели отношение к воде и водоснабжению древнего города. Все они были искусственного происхождения.

Выявилась интересная особенность. Когда ряд каменных статуй, найденных ранее или в ходе текущих раскопок, нанесли на карту, то они образовали правильные длинные ряды, ориентированные по линии север - юг. При этом каждый монумент из Сан-Лоренсо был намеренно разбит или поврежден, затем уложен на специальную подстилку из красного гравия и засыпан сверху толстым слоем земли и хозяйственного мусора.

В апреле 1967 года рабочий-индеец привел археологов к тому месту, где, по его словам, весенние ливни вымыли на склоне лощины каменную трубу, из которой до сих пор льется вода. «Я спустился вместе с ним в заросший кустарником овраг, - вспоминает Майкл Ко, - и то, что там предстало перед моим взором, могло повергнуть в изумление любого исследователя прошлого. Водоотводная система, искусно построенная около 3 тыс. лет назад, успешно действовала до сих пор!» Выяснилось, что ольмекские мастера ставили U-образные базальтовые камни вертикально, вплотную друг к другу, а затем закрывали их сверху тонкой пластиной наподобие крышки школьного пенала. Этот своеобразный каменный желоб был скрыт под толстым слоем насыпной земли, достигавшим местами 4,5 м. Раскопки водоотводной системы в Сан-Лоренсо потребовали от всех участников экспедиции предельного напряжения сил. Когда основные работы были закончены, можно было с уверенностью сказать, что на плато Сан-Лоренсо некогда действовали одна главная и три вспомогательные линии акведуков общей протяженностью почти 2 км. Все каменные «трубы» были уложены со слабым наклоном к западу и так или иначе связаны с наиболее крупными лагунами. Когда последние чересчур переполнялись в период дождей, лишняя вода самотеком выводилась с помощью акведуков за пределы плато. Это, бесспорно, самая древняя и самая сложная водосборная система, сооруженная когда-либо на территории Нового Света до прихода европейцев. Но для того чтобы ее построить, ольмекам пришлось затратить на U-образные блоки и крышки к ним без малого 30 т базальта, доставлявшегося в Сан-Лоренсо издалека, за несколько десятков километров. Ольмеки создали, вне всякого сомнения, самую яркую цивилизацию доколумбовой Америки, оказав заметное влияние на происхождение ряда других высоких культур в Новом Свете.

«Я считаю также, - утверждал М. Ко, - что блестящая цивилизация Сан-Лоренсо пришла в упадок из-за внутренних потрясений: насильственного переворота или мятежа. После 900 г. до н. э., когда Сан-Лоренсо исчез под густым покровом джунглей, факел ольмекской культуры перешел в руки Ла-Венты - островной столицы, надежно спрятанной среди болот реки Тонала, в 55 милях к востоку от Сан-Лоренсо». В 600–300 годах до н. э. на руинах былого великолепия вновь затеплилась жизнь: на плато Сан-Лоренсо появилась группа ольмекских колонистов, пришедших, возможно, из той же самой Ла-Венты. Во всяком случае, в архитектуре и керамике двух городов в этот период наблюдается поразительное сходство. Правда, есть и явные неувязки. Так, наиболее эффектные каменные скульптуры Сан-Лоренсо, которые М. Ко относит к 1200–900 годам до н. э. (например, гигантские каменные «головы»), имеют свои точные копии в Ла-Венте, городе, существовавшем в 800–400 годах до н. э.

Спор еще не окончен

Слов нет, раскопки в Сан-Лоренсо дали ответ на многие спорные вопросы ольмекской культуры. Но гораздо больше таких вопросов по-прежнему ждут своего решения.

Согласно М. Ко в 1200–400 годах до н. э. для ольмекском культуры характерны следующие черты: преобладание архитектурных сооружений из глины и земли, высокоразвитая техника резьбы по камню (особенно по базальту), круглорельефная скульптура, гигантские головы в шлемах, божество в виде человека-ягуара, изощренная техника обработки нефрита, глиняные полые статуэтки «младенцев» с поверхностью белого цвета, керамика архаических форм (шаровидные горшки без шейки, чаши для питья и т. д.) и с характерными орнаментами.

Лавина аргументов в пользу поразительно раннего появления ольмекской цивилизации, казалось, смела на своем пути все барьеры, возведенные некогда строгой критикой. Но, странное дело, чем больше слов говорилось в защиту этой гипотезы, тем меньше доверия она внушала. Конечно, с некоторыми фактами спорить особо не приходилось. Ольмеки или, вернее, их предки действительно довольно рано обосновались на южном побережье Мексиканского залива. Если верить радиоуглеродным датам и находкам ранней керамики, это случилось примерно в 1300–1000 годах до н. э. Со временем они возвели в глубине девственных джунглей свои не слишком большие по размерам, но вполне благоустроенные города. Но действительно ли появление ольмеков на равнинах Веракруса и Табаско и строительство городов произошли одновременно?

На мой взгляд, большинство исследователей совершают одну серьезную ошибку: они рассматривают ольмекскую культуру как нечто застывшее и неизменное. Для них воедино слились и первые робкие ростки искусства ранних земледельцев, и внушительные достижения эпохи цивилизации. Видимо, ольмеки должны были пройти долгий и сложный путь, прежде чем им удалось достичь высот цивилизованного образа жизни. Но как же отличить этот важный рубеж от предшествующих ступеней раннеземледельческой культуры? Археологи в своей повседневной практике определяют его обычно по двум признакам - наличию письменности и городов. О том, были ли у ольмеков настоящие города или только ритуальные центры, ученые спорят и по сей день. Но зато с письменностью у ольмеков вроде бы все было в порядке. Весь вопрос, когда именно она появилась?

Древние образцы иероглифического письма найдены в стране ольмеков по меньшей мере дважды: «Стела „С“» в Трес-Сапогес (31 г. до н. э.) и статуэтка из Тустлы (162 г. н. э.). Следовательно, один из двух важнейших признаков цивилизации, письменность, появился в стране ольмеков в I веке до н. э.

Однако если мы обратимся к другим областям доколумбовой Мексики, то нетрудно заметить, что и там первые признаки цивилизации появляются примерно в то же самое время. У майя из лесных районов Северной Гватемалы иероглифические надписи календарного характера известны с I века до н. э. (стела № 2 из Чьяпа-де-Корсо: 36 г. до н. э.). А в ходе раскопок Монте-Альбана, укрепленной столицы индейцев-сапотеков, расположенной в долине Оахака, археологи нашли еще более ранние образцы письма, похожие одновременно и на ольмекские, и на майяские. Точная их датировка еще не установлена, но это не позже VI–V веков до н. э.

Таким образом, еще в двух важнейших центрах культуры доколумбовой Мезоамерики порог цивилизации (если исходить только из наличия письменности) был достигнут одновременно с ольмеками. «Поэтому не будем воображать, - подчеркивает археолог Т. Проскурякова (США), - что ранние ольмекские памятники были единственными центрами высокой культуры своего времени. Только на основании одной лишь исторической вероятности мы должны предполагать, что в тот период в Мексике существовали и другие племена, способные если и не создавать равные по совершенству произведения искусства, то, по крайней мере, строить скромные храмы, устанавливать каменные скульптуры и успешно соперничать с ольмеками на поле брани и в торговых делах». И, следовательно, говорить об ольмеках как о создателях «культуры-родоначальницы» для всех последующих цивилизаций Мезоамерики пока не приходится.

Новые открытия и новые сомнения

Всю полученную в Сан-Лоренсо информацию М. Ко и его помощник Р. Диль опубликовали в двухтомном издании «В стране ольмеков» в 1980 году. Но поскольку поток критики со стороны коллег-американистов против их выводов об ольмеках не утихал, эти авторы выступили в 1996 году с программной статьей «Ольмекская археология», где пытались собрать всю возможную аргументацию в пользу своей точки зрения - т. е. что ольмеки создали первую высокую цивилизацию в Мезоамерике на стыке второго и первого тысячелетий до нашей эры.

Между тем многие археологи Мексики и США хорошо понимали, что скорейшее решение спорной проблемы в значительной степени зависит от новых исследований ольмекских памятников, как уже известных, так и новых.

Так, в 1990–1994 годах в Сан-Лоренсо и вокруг него вели интенсивные работы ученые Мексики и США, в результате чего там было открыто много новых монументальных скульптур, в том числе и 8 гигантских каменных голов.

Мексиканская исследовательница Р. Гонсалес в те же 90-е годы прошлого века продолжила изучение другого важного ольмекского центра - Ла-Венты. Был составлен подробный план древних руин на площади в 200 гектаров. В результате мы имеем достаточно полное представление об этом памятнике. Он включает в себя девять комплексов, обозначенных латинскими буквами (А, В, С, D, Е, F, G, Н, I), а также ансамбль, именуемый «Акрополь Стирлинга». На исследованной территории выявлено 40 земляных насыпей и платформ (в том числе 5 погребальных сооружений), 90 каменных монументов, стел и скульптур, а также ряд ритуальных кладов и тайников. Все комплексы расположены строго вдоль основной оси ансамбля север - юг, с отклонением на 8° от истинного севера.

Важные открытия были сделаны и при изучении главного архитектурного сооружения Ла-Венты - «Большой Пирамиды» (постройка С-1), огромной насыпной постройки из грунта и глины. Ширина основания пирамиды 128 х 144 м, высота около 30 м, а объем более 99 000 мЗ. С восточной, южной и, частично, западной стороны сооружения просматривается подпрямоуголь-ная платформа-основание.

Как считалось ранее (Р. Хейзер в 1967 г.), пирамида Ла-Венты представляет собой копию конуса вулкана - священного для древних мезоамериканцев элемента рельефа. Однако Р. Гонсалес, после закладки серии небольших раскопов с южного склона С-1, пришла к выводу о том, что пирамида была ступенчатой с несколькими широкими лестницами, размещенными строго по сторонам света.

Обследование внутренней части пирамиды с помощью магнитометра выявило там наличие крупной базальтовой конструкции (возможно, гробницы).

В еще одном известном ольмекском центре - Трес-Сапотес - в 1995–1997 годах вела исследования экспедиция из Университета Кентукки во главе с К. Пулом. Было установлено, что памятник занимал огромную площадь в 450 га, существовал 1500 лет и имел на своей территории несколько населенных пунктов. Ольмекская часть памятника (возраст ее 1200–1000 гг. до н. э.) перекрыта более мощными слоями с материалами по-стольмекского времени.

В общей сложности на исследуемой территории было зафиксировано 160 земляных насыпей и платформ, сконцентрированных в трех крупных группах (группы 1–3).

Как считают авторы проекта, в истории Трес-Сапотес можно выделить несколько периодов развития культуры. Наиболее ранняя керамика синхронна этапам Охочи и Бахио в Сан-Лоренсо и датируется 1500–1250 годами до н. э. Ее количество незначительно. Столь же небольшую коллекцию составляют фрагменты сосудов, соответствующих керамике этапа Чичаррас в Сан-Лоренсо (1250–900 гг. до н. э.).

Следующий период (900–400 гг. до н. э.), названный К. Пулом фазой Трес-Сапотес, прослеживается по концентрации керамического материала в нескольких пунктах. По-прежнему трудно с определенностью отнести к этому периоду какие-либо насыпи и иные искусственные сооружения. «Стилистически к этому периоду относят часть монументальной скульптуры - две колоссальные каменные головы (монументы А и Q), а также монументы Н, I, Y и М. Однако пока нет доказательств того, что в данный период Трес-Сапотес был достаточно крупным центром, чтобы запечатлеть своих правителей в столь элитной скульптурной форме или чтобы обеспечить транспортировку таких крупных объектов».

Расцвет центра приходится на следующий период - Уеапан (400 г. до н. э. - 100 г. н. э.). Площадь его достигает 500 га, и именно к этому времени относится, вероятно, большинство насыпей, каменных монументов и стел (включая стелу «С», 31 г. до н. э.). Но это уже пост-ольмекский (или эпиольмекский) памятник, и расцвет его, не исключено, связан с гибелью Ла-Венты и притоком населения с востока.

В числе вновь открытых и исследованных ольмекских памятников наиболее интересен, безусловно, Эль-Манати, ритуальное место, расположенное в 17 км к юго-востоку от Сан-Лоренсо. Это сакральное место возле источника у подножья холма. Природа создала вокруг сильно заболоченный участок, где благодаря отсутствию доступа кислорода великолепно сохраняются все органические вещества. В 80-х годах прошлого века местные крестьяне при земельных работах случайно открыли здесь несколько древних деревянных скульптур явно ольмекского стиля. И с 1987 года по настоящее время в Эль-Манати регулярно ведут свои исследования мексиканские археологи. Выяснилось, что дно священного водоема было когда-то выложено плитками песчаника, на которые и производились затем ритуальные приношения - глиняные и каменные сосуды, жадеитовые топоры-кельты и бусы, а также каучуковые шары.

По мнению ученых, наиболее ранний этап в функционировании этого святилища относится к 1600–1500 годам до н. э. (этап Манати «А»). Следующий этап (Манати «Б») датируется 1500–1200 годами до н. э. Он представлен вымостками из камня и шарами из каучука (возможно, это мячи для ритуальной игры в мяч). Наконец, третий этап (Макаял «А»), 1200–1000 годы до н. э. В функционировании священного источника отмечен погружением в него около 40 деревянных скульптур антропомфорного облика (изображения богов или обожествленных предков). Фигуры сопровождались деревянными жезлами, циновками, раскрашенными костями животных, плодами и орехами.

Особое внимание археологов привлекли находки костей грудных и даже новорожденных младенцев, явно принесенных в жертву ольмекским божествам воды и плодородия.

Еще одно ритуальное место ольмекского периода было обнаружено в 3-х км от Эль-Манати - в Ла-Мерсед (найдено 600 топоров-кельтов, обломки зеркал из гематита и пирита, небольшая стела с типично ольмекской личиной и т. д.).

В 2002 году при исследовании ольмекского поселения Сан-Андрее (в 5 км от Ла-Венты) удалось обнаружить небольшую цилиндрическую печать-штамп из глины с изображением птицы и нескольких иероглифических знаков. Но возраст этой важной находки (ведь это одно из первых прямых свидетельств наличия ольмекской письменности), к сожалению, остается пока неизвестным.

В заключение приходится констатировать один очевидный факт: на сегодняшний день ольмекская археология дает нам больше вопросов, чем ответов. И хотя идея об ольмеках - создателях первой цивилизации Мезоамерики («Культуры-прародительницы») по-прежнему имеет немало сторонников, есть значительная группа специалистов, которая с аргументами в руках доказывает, что ольмеки в конце II- середине I тысячелетий до н. э. находились на уровне развития «вождества» и у них не было еще государства, а, следовательно, и цивилизации.

Ольмеки в это время были в числе других быстро развивающихся индейских народов Мезоамерики: предков науа в долине Мехико, сапотеков в долине Оахака, майя в горной Гватемале и др.

Недавно с большой статьей в защиту данной точки зрения выступили известные исследователи из США Кент Флэннери и Джойс Маркус. «Ольмеки, - подчеркивают они, - могли быть „первыми среди равных“ только в скульптуре. Некоторые ольмекские вождества (курсив мой. - В.Г. ) могли даже быть „первыми“ в величине своего населения. Но они не были первыми в использовании при строительстве сырцовых кирпичей, каменной кладки и известкового раствора (главных черт архитектуры цивилизованной Мезоамерики. - В.Г. )…».

Итак, ольмекская проблема далека еще от своего окончательного решения и споры по ее поводу в ученом мире продолжаются.

Цивилизации Мезоамерики

Про цивилизацию майя слышали абсолютно все. Многие слышали про тольтеков. И про их взбунтовавшихся наемников ацтеков. А вот про ольмеков почти никто не вспоминает, когда речь идет о древнеиндейских цивилизациях… А зря - именно этот народ дал культуру и майя, и ацтекам, и тольтекам. Ольмеки - народ воинов, жрецов, и, возможно, богов для последующих цивилизаций. Их можно сравнить с древними египтянами для цивилизаций Средиземноморья - так сильно влияние ольмеков на развитие мезоамериканских народов.

Искусство ольмеков

ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ

В анналах мировой истории довольно часто встречаются народы, вся родословная которых исчерпывается двумя-тремя фразами, походя брошенными каким-нибудь древним летописцем или завоевателем. Это народы-призраки. Что мы знаем о них? Разве только диковинное имя да несколько фактов полулегендарного характера. Словно туманные видения, бродят они по пожелтевшим страницам старинных рукописей и фолиантов, отнимая покой и сон у многих поколений исследователей, дразня их своей непроницаемой тайной. В Новом Свете сомнительная честь быть первым среди таких загадочных народов древности принадлежит, безусловно, ольмекам. История их изучения служит одновременно наглядной иллюстрацией успехов современной археологии, во много раз расширившей возможности исторического поиска и удаленных во времени реконструкций.

СТРАНА ТАМОАНЧАН

Сначала была легенда, и только легенда. «Давным-давно,— говорили ацтекские мудрецы испанскому монаху Саагуну,— во времена, которые уже никто и не помнит, пришел могучий народ и основал свое царство, называвшееся Тамоанчан». Легенда гласит, что в этом царстве жили великие правители и жрецы, искусные мастера и хранители знаний. Именно они заложили основы той блестящей цивилизации, влияние которой испытали все другие народы древней Мексики — тольтеки, ацтеки, майя, сапотеки. Но где же искать то загадочное царство? Слово «Тамоанчан» буквально означает на языке майя «Страна дождя и тумана». Этим именем древние обитатели Мексики называли обычно влажные тропические равнины на южном побережье Мексиканского залива (Веракрус и Табаско). Прежде чем обосноваться в Тамоанчане, жители его долго странствовали по берегу моря («край вод») и даже плавали на своих утлых ладьях по морским просторам, доходя на севере до Пануко.

В других старинных индейских преданиях мы находим упоминание о том, что в этой области издавна обитали ольмеки. «Ольмек» по-ацтекски означает «житель страны каучука» и происходит от слова «Ольман»— «Страна каучука», «Место, где добывают каучук». Средневековые летописцы оказались абсолютно правы: мексиканские штаты Веракрус и Табаско до сих пор славятся своим превосходным натуральным каучуком. Таким образом, если верить древним легендам индейцев, то ольмеки — первый цивилизованный народ Центральной Америки — издавна обосновались на побережье Мексиканского залива.

РОЖДЕНИЕ ГИПОТЕЗЫ

Причудливые статуэтки людей-ягуаров и ягуаров-людей, карлики, уродцы со странными, удлиненными головами, топоры с затейливым резным узором, разнообразные украшения (кольца, бусы, амулеты-привески) — все эти древние предметы несут на себе явный отпечаток глубокого внутреннего родства. Рассеянные по многим музеям мира и частным коллекциям, они долго считались неопределимыми, поскольку их не удавалось связать ни с одной из известных тогда науке культур доколумбовой Америки. Но не могли же создатели всех этих шедевров исчезнуть абсолютно бесследно, не оставив никаких ощутимых доказательств своего былого расцвета?

Вещицы эти искусно вырезаны из твердого, отполированного до блеска зеленого нефрита. Этот драгоценный минерал до прихода европейцев ценился аборигенами Нового Света дороже золота. Правитель ацтеков Монтесума, отдавая Кортесу в качестве выкупа золото и драгоценности из своих кладовых, заявил: «К этому я добавлю также несколько кусочков нефрита, и каждый из них равен по стоимости двум ношам золота».

Если верно то, что индейцы ценили нефрит выше всего на свете, то не менее верно и другое: большинство изделий из этого драгоценного минерала происходит как раз с южного побережья Мексиканского залива (Веракрус и Табаско); причем на многих из них древний мастер изобразил какое-то странное божество или чудовище, сочетавшее в себе черты человека и ягуара. Именно здесь еще в XIX веке мексиканский путешественник Мельгар нашел удивительную голову «африканца», высеченную из одной огромной глыбы черного базальта. С той же территорией связана не менее сенсационная находка — «статуэтка из Тустлы». В 1902 году один крестьянин-индеец случайно обнаружил на своем кукурузном поле изящную нефритовую фигурку, изображавшую жреца в маске в виде утиного клюва. Поверхность предмета была испещрена какими-то непонятными символами и знаками. При ближайшем рассмотрении оказалось, что это не что иное, как дата календаря майя, соответствующая 162 г. н. э. Форма знаков и весь стиль изображения в общих чертах напоминали майяские письмена и скульптуры, хотя и отличались большей архаичностью. Но ведь ближайший город древних майя был удален не менее чем на 150 миль к востоку от места находки! Больше того, статуэтка из Тустлы оказалась почти на 130 лет старше любого известного тогда датированного памятника майя! Получалась странная картина: некий загадочный народ, населявший в отдаленные времена Веракрус и Табаско, изобрел майяскую письменность и календарь намного раньше самих майя. Но что это за народ? Каков облик его культуры? Откуда и когда пришел он в болотистые джунгли южной Мексики? Именно этими вопросами и занялся известный американский археолог Джордж Вайян. Сопоставив все известные ему факты, он решил действовать по методу исключения. Вайян хорошо знал культуру многих древних народов, населявших когда-то Мексику: ацтеков, тольтеков, тотонаков, сапотеков, майя. Но ни один из них не имел ничего общего с загадочными создателями стиля изящных нефритовых изделий. И тогда ученый вспомнил слова древней легенды об ольмеках — «жителях страны каучука»: область распространения нефритовых статуэток человека-ягуара целиком совпадала с предполагаемым местом обитания ольмеков — южное побережье Мексиканского залива. Так, в 1932 году благодаря остроумной гипотезе еще один народ-призрак приобрел вполне материальные черты. Это был не только триумф ученого, но и триумф древней ацтекской легенды.

Статуэтка из Тустлы. Нефрит.

ЭКСПЕДИЦИИ ОТПРАВЛЯЮТСЯ В ПУТЬ

«Воскрешение» ольмеков из небытия Вайян осуществил на основе всего лишь нескольких разрозненных вещей, опираясь главным образом на логику своих научных предположений. Но для более глубокого изучения вновь открытой цивилизации одних этих находок, несмотря на их уникальный характер и художественное мастерство, было явно недостаточно. Требовались систематические раскопки в самом сердце предполагаемой страны ольмеков. Первыми отправились в джунгли Веракруса и Табаско археологи США — совместная экспедиция Смитсоновского института и Национального географического общества во главе с Мэтью Стирлингом. За несколько лет, с 1938 по 1942 год, экспедиция побывала по меньшей мере в трех крупных центрах ольмекской культуры: Трес-Сапотесе, Ла-Венте и Серро-де-Лас-Месасе.

Впервые были раскопаны и тщательно исследованы десятки каменных изваяний и скульптур, ступенчатые пирамиды, гробницы и дома исчезнувшего народа. Интересные находки ждали ученых буквально на каждом шагу. Но, пожалуй, самой драгоценной из них был скромный обломок каменной плиты из Трес-Сапотеса, получивший впоследствии широкую известность под названием стелы «Ц». На лицевой стороне монумента вырезана в низком рельефе маска популярного ольмекского божества — некое сочетание ягуара и человека. Другую сторону, обращенную к земле, украшают непонятные знаки и колонка черточек и точек. Специалисты без особого труда установили, что перед ними дата майяского календаря, соответствующая 31 году до н. э.

Приоритет ольмеков в изобретении письменности получил, таким образом, новое серьезное подтверждение. В двух ольмекских центрах — Ла-Венте и Трес-Сапотесе — удалось обнаружить шесть гигантских каменных голов. Вопреки широко распространенным среди индейцев слухам эти каменные колоссы никогда не имели туловищ. Древние мастера заботливо поставили их на специальные низкие платформы, у подножия которых располагались подземные тайники с дарами богомольцев.

Все гигантские головы высечены из глыб твердого черного базальта. Высота их колеблется от 1,5 до 3 метров. Вес — от 5 до 40 тонн. Широкие и выразительные лица изваяний настолько реалистичны, что вряд ли приходится сомневаться — перед нами портреты реальных людей, а не языческие боги. Одни из них смотрят на мир весело и открыто, пряча лукавую улыбку в уголках каменных губ. Другие грозно хмурят насупленные брови, словно пытаются одним своим видом отпугнуть неведомую опасность. Кого же изображают эти каменные истуканы? Мэтью Стирлинг считает, что это портреты наиболее выдающихся ольмекских вождей и правителей, увековеченных в камне их благодарными подданными.

Не менее удивительно и другое. Как могли люди, жившие еще, по сути дела, в каменном веке и не имевшие ни повозок, ни тягловых животных, доставлять в свои города через гиблые джунгли и болота огромные глыбы базальта, ближайшие залежи которого находятся в 50 и даже 100 километрах?

Открытия североамериканских археологов взбудоражили весь научный мир. И для более пристального рассмотрения ольмекской проблемы решено было созвать специальную конференцию

Гигантская каменная голова из Ла-Венте

«ЛЕД И ПЛАМЕНЬ»

Она состоялась в 1942 году в городе Тустла-Гутьеррес — столице мексиканского штата Чиапас и привлекла множество специалистов со всех концов Нового Света. Гигантская базальтовая голова из Сан-Лоренсо. Буквально с первых же минут зал заседаний конференции стал ареной ожесточенных споров и дискуссий. Борьба шла в основном между двумя непримиримо настроенными лагерями. По иронии судьбы их разделяли на этот раз не только научные взгляды, но и национальная принадлежность: мексиканский темперамент столкнулся здесь с англосаксонским скептицизмом.

На первых порах тон задавали североамериканцы. Мэтью Стирлинг и Филипп Дракер в сдержанных тонах изложили собравшимся итоги своих раскопок в Трес-Сапотесе и Ла-Венте и выдвинули схему развития ольмекской культуры, приравняв ее хронологически Древнему царству майя (300—900 гг. н. э.). Надо сказать, что в то время большинство археологов, особенно в США, целиком находилось во власти одной заманчивой теории. Они были убеждены в том, что все выдающиеся достижения доколумбовой индейской цивилизации в Центральной Америке являются заслугой только одного народа — майя. И, одержимые этой идеей, ученые-майянисты не скупились на пышные эпитеты, называя своих любимцев «греками Нового Света», неповторимым, избранным народом, отмеченным печатью особой гениальности.

И вдруг, как внезапно налетевший ураган, в зале чинного академического собрания прозвучали страстные голоса двух мексиканских ученых. Их имена — Альфонсо Касо и Мигель Коваррубиас — были хорошо известны сеем присутствующим в зале.

Один из них прославил себя открытием сапотекской цивилизации Монте Альбана. Другой считался непревзойденным знатоком древнемексиканского искусства. Определив характерные черты и высокий уровень нового художественного стиля, они со всей своей убежденностью заявили о том, что именно ольмеков следует считать древнейшим цивилизованным народом Мексики. «Там, в джунглях и болотах Южного Веракруса,— говорил Мигель Коваррубиас,— повсюду лежат археологические сокровища: погребальные холмы и пирамиды, мастерски вырезанные из базальта гигантские изваяния богов и героев, великолепные статуэтки из драгоценного нефрита... Многие из этих древних шедевров относятся к началу христианской эры. Появившись внезапно, неизвестно откуда, во вполне зрелом виде, они, бесспорно, принадлежат культуре, которая была, по всей вероятности, основополагающей, - материнской культурой для всех более поздних цивилизаций». Ему вторил и А. Касо: «Культура ольмеков... оказала существенное влияние на развитие всех последующих культур».

Свои взгляды мексиканцы подкрепили весьма убедительными фактами. «Разве не на территории ольмеков найдены древнейшие предметы с календарными датами? — говорили они.— А самый ранний храм майя в Вашактуне — Пирамида Е-VII-суб.? Ведь он украшен типично ольмекскими скульптурными масками в виде бога-ягуара!» «Но, помилуйте,— возражали их противники.— Вся культура ольмеков — это лишь искаженное отражение влияний великой цивилизации майя. Ольмеки просто заимствовали у майя систему календаря и записали свои даты неверно, значительно их удревнив. А может быть, ольмеки пользовались календарем 400-дневного цикла или вели отсчет времени от другой даты, чем майя?» Однако попытки представить культуру ольмеков в виде ухудшенного слепка с великолепной майяской цивилизации были крайне неубедительны.

Гигантская базальтовая голова из Сан-Лоренсо

ФИЗИКИ ПОМОГАЮТ АРХЕОЛОГАМ

Конференция закончилась. Участники ее разъехались. Но нерешенных проблем по ольмекам после этого отнюдь не убавилось. Многих волновал один кардинальный вопрос, от решения которого зависело почти все,— точный возраст зрелого ольмекского искусства. Но, как правило, попытки, предпринимаемые в этом направлении, неизменно терпели неудачу. И когда уже казалось, что нет никакого выхода, неожиданно пришла помощь: в начале 50-х годов археологи взяли на вооружение новый и весьма перспективный метод абсолютной датировки древностей — радиоуглеродный анализ органических остатков.

В 1955 году Филипп Дракер во главе большой экспедиции Смитсоновского института (США) вновь приступает к раскопкам в Ла-Венте, чтобы получить полное представление о природе этого древнего города. Ла-Вента расположена на большом песчаном острове (12 км в длину и 4 км в поперечнике), возвышающемся среди необозримых мангровых болот штата Табаско, неподалеку от побережья Мексиканского залива. Город имеет четкую планировку.

Все его важнейшие здания стояли когда-то на плоских вершинах пирамид и были ориентированы строго по странам света. В самом центре Ла-Венты возвышается огромная тридцатитрехметровая пирамида, сложенная из глины. На север от нее раскинулась широкая ровная площадь, окаймленная со всех сторон вертикально стоящими базальтовыми колоннами. А дальше, на сколько видит глаз, разбросаны отдельными группами заросшие травой и кустарником холмы — остатки некогда величественных зданий погибшей в незапамятные времена ольмекской столицы.

16 "человечков" из Ла-Венты

Находки и на этот раз порадовали исследователей. В ходе раскопок главной площади Ла-Венты, почти на шестиметровой глубине, археологи обнаружили прекрасно сохранившуюся мозаику в виде стилизованной головы ягуара. Общие размеры мозаики— около пяти квадратных метров. Состоит она из 486 тщательно отесанных и отполированных брусков зеленого серпентина, прикрепленных с помощью битума к поверхности низкой каменной платформы. Пустые глазницы и пасть зверя были заполнены оранжевым песком, а верхушку угловатой головы украшали ромбы. Здесь же лежали богатейшие дары в честь этого божества — груда драгоценных вещей и украшений из нефрита и серпентина. Когда мозаика была закончена, ольмеки тщательно спрятали ее, навалив сверху почти шестиметровый слой желтой глины. По подсчетам специалистов, ее было не менее 500 тонн.

На восточной стороне той же площади, под глиняной платформой, перекрытой сверху несколькими слоями вымостки ярко-красного цвета, рабочие неожиданно наткнулись на группу странных нефритовых статуэток. Маленькие каменные человечки с грушевидными, искусственно деформированными головами, столь характерными для ольмекского идеала красоты, совершают, по-видимому, какую-то важную религиозную церемонию. Пятнадцать из них стоят против одинокого персонажа, прижавшегося спиной к ограде из шести вертикально поставленных топоров, и пристально смотрят на него. Кто он? Верховный жрец, совершающий торжественный обряд, или же жертва, чья жизнь через мгновение будет отдана всемогущему языческому богу?

Мы можем только гадать на этот счет. Интересно другое. Много лет спустя, после того как эти маленькие человечки были погребены под землей, кто-то пробил над ними через все наросшие напластования узкий колодец, осмотрел фигурки и затем снова тщательно замаскировал отверстие глиной и землей. Благодаря этому непонятному ритуалу мы знаем теперь наверняка, что ольмекские жрецы располагали очень точными записями, чертежами и планами всех культовых сооружений и святынь своего города.

Но самое главное открытие еще ждало исследователей. Образцы древесных угольков из Ла-Венты, отправленные в лаборатории США для радиоуглеродного анализа, дали совершенно неожиданную серию дат. По мнению физиков, получалось, что расцвет Ла-Венты приходится на 800—400 годы до н. э.!

Мексиканцы торжествовали. Их аргументы в пользу ольмекской культуры-родоначальницы были теперь подкреплены, и притом самым солидным образом! С другой стороны, Филипп Дракер и многие его коллеги из США признали свое поражение. Капитуляция была полной. Им пришлось отказаться от своей прежней хронологической схемы ольмекских древностей и всецело принять даты, полученные физиками. Ольмекская цивилизация получила, таким образом, новое «свидетельство о рождении», главный параграф которого гласил: 800—400 годы до н. э.

Скульптурные изображения на боковой стороне алтаря из Ла-Венте

СЕНСАЦИЯ В САН-ЛОРЕНСО

В январе 1966 года Йельский университет (США) направил в джунгли Южного Веракруса известного американского археолога Майкла Ко. Целью его экспедиции было максимально полное исследование нового ольмекского центра Сан-Лоренсо, расположенного в бассейне реки Коацакоалькос. К этому времени чаша весов в великом споре между майя и ольмеками о приоритете той или иной цивилизации уже явно склонялась в пользу последних. Однако требовались более убедительные доказательства связи ранних форм ольмекской керамики с величественными каменными монументами. Именно этим и хотел прежде всего заняться Майкл Ко. Три года вел он интенсивные работы в зоне древнего города. И когда пришла пора подвести предварительные итоги, стало ясно: мир стоит у порога новой научной сенсации. Судя по весьма архаичной на вид керамике и внушительной серии радиоуглеродных дат, большинство типично ольмекских скульптур Сан-Лоренсо появилось на свет между 1200—900 годами до н. э., то есть намного раньше, чем даже в Ла-Венте. Да, здесь было над чем поломать голову. У любого специалиста это сообщение тут же вызвало бы массу недоуменных вопросов. Каким образом удалось М. Ко установить взаимосвязь между архаической керамикой и каменными скульптурами ольмеков? Что представляет собой Сан-Лоренсо? Как соотносится он с другими ольмекскими центрами, и прежде всего с Трес-Сапотесом и Ла-Вентой? Кроме того, как объяснить сам странный факт неожиданного появления вполне зрелой цивилизации в 1200 году до н. э., когда в остальных областях Мексики жили лишь примитивные раннеземледельческие племена? Выяснилось, что все постройки Сан-Лоренсо, общим числом более двухсот, стоят на крутом и обрывистом плато, вздымающемся почти на 50 метров над окружающей плоской саванной. Длина этого своеобразного «острова» составляет примерно 1,2 км. В разные стороны от плато отходят узкие «языки» в виде непрерывных цепей холмов и возвышенностей.

Когда начались раскопки, то Майкл Ко, к своему большому удивлению, обнаружил, что по крайней мере верхние семь метров плато в Сан-Лоренсо — искусственное сооружение, насыпанное руками человека! Сколько же труда нужно было затратить для того, чтобы передвинуть такую гигантскую гору земли! Анализ находок позволил исследователю выделить два главных этапа в жизни города: более ранний — Сан-Лоренсо (200—900 годы до н. э.) и этап Палангана, совпадающий в целом по времени с Ла-Вентой (800—400 годы до н. э.). Благодаря одной остроумной догадке Майклу Ко удалось установить совершенно поразительный факт: в один прекрасный день древние обитатели Сан-Лоренсо разбили и попортили большую часть своих каменных кумиров, а затем «похоронили» их в специальных местах, положив правильными рядами, ориентированными строго по сторонам света. Сверху это необычное «кладбище» было засыпано многометровым слоем мусора и земли, в котором встречаются черепки глиняных сосудов только этапа Сан-Лоренсо. Следовательно, и захоронение разбитых статуй производилось именно в это время. Во всяком случае, так думал сам Майкл Ко и сотрудники его экспедиции.

Отсюда вытекал и другой неизбежный вывод — ольмекская цивилизации во вполне сложившемся и зрелом виде существовала уже в конце 2 тысячелетия до н. э. Майкл Ко подкрепляет свою гипотезу двумя доводами: серией радиоуглеродных дат для керамики этапа Сан-Лоренсо (1200—900 годы до н. э.) и тем, что в засыпке, скрывающей каменные изваяния ольмеков, встречаются черепки только ранних типов.

Но тот же самый факт можно истолковать и по-иному. Не исключено, что землю и мусор для «захоронения» своих статуй жители Сан-Лоренсо взяли с территории заброшенного поселения более ранней эпохи, расположенного либо в самом городе, либо в его окрестностях. Известно, что так называемый «культурный слой» — мягкая черная земля, образующаяся на месте постоянного обитания человека,—копать гораздо легче, чем чистый грунт. Это особенно важно, если учесть, что у ольмеков были только деревянные и каменные орудия.

Вместе с землей были принесены на «кладбище» статуй и содержащиеся в ней древние предметы: керамика, глиняные фигурки и т. д. Что касается радиоуглеродных дат, то излишняя доверчивость к ним не раз уже в прошлом подводила археологов.

Прежде всего необходимо отчетливо уяснить один несомненный факт: подавляющее большинство каменных скульптур из Сан-Лоренсо ничем не отличается от монументов Ла-Венты и, следовательно, относится по времени к 800—400 годам до н. э. Но эта последняя дата тоже получена по методу С-14 и не может считаться абсолютно точной. С другой стороны, в нашем распоряжении есть одна вполне надежная хронологическая веха — стела «Ц» из Трес-Сапотеса с календарной датой, равной 31 году до н. э. На лицевой ее стороне изображена типично ольмекская маска бога-ягуара.

Больше того, три крупных ольмекских центра (Сан-Лоренсо, Трес-Сапотес и Ла-Вента) имеют среди других внушительных скульптур и гигантские каменные головы. Стилистическое сходство последних настолько велико, что они, бесспорно, были изготовлены приблизительно в одно и то же время. Весь комплекс археологических находок из Трес-Сапотеса (включая и стелу «Ц») относится к концу I тысячелетия до н. э.— первым векам н. э. Это позволяет считать, что по крайней мере часть каменных монументов Сан-Лоренсо и Ла-Венты и уж, во всяком случае, гигантские головы из базальта имеют тот же возраст.

Стела "Ц" из Трес-Сапотеса с изображение6м боа-ягуара, 31 г. до н. э.

Если мы бросим взгляд на другие области древней Мексики, то при ближайшем знакомстве с ними станет очевидным, что в конце I тысячелетия до н. э. они мало в чем уступали ольмекам по своему развитию. Как показали раскопки на территории майя, первые образчики письменности и календаря тоже появляются здесь в I в. до н. э. Видимо, майя, ольмеки, нахуа (Теотихуакан) и сапотеки пришли к порогу цивилизации более или менее одновременно— в конце I тысячелетия до н. э. При таких условиях места для культуры-родоначальницы уже не остается.

Затянувшийся на десятилетия спор противников и сторонников приоритета ольмекской цивилизации не решен до конца и в наши дни. Но ждать осталось уже недолго. Многочисленные отряды археологов во всеоружии современной техники штурмуют сейчас болотистые джунгли Веракруса и Табаско.

Как цивилизация, ольмеки зародились около трех тысяч лет назад. Археологические находки, безусловно, дают подтверждение их существованию, однако, учеными так и не разгаданы тайны ни их происхождения, ни гибели. Обитали ольмеки на современном побережье Мексиканского залива. Считается, что эта индейская империя была наиболее ранней культурой Центральной Америки. В легендах находят подтверждение, что ольмеки были прародителями других мезо-американских цивилизаций.

Культура древней цивилизации

В переводе с языка майя, из исторических хроник которого взято наименование "ольмеки", буквально означает "жители страны каучука".

На протяжении нескольких сотен лет данная цивилизация развивала научные знания. Просуществовав достаточно недолго, они смогли развить науки до небывалых высот. К ее изобретениям относится календарь ольмеков на основе уникальных представлений о математике и астрономии. Строился он исходя из цикличности вселенной, включая в себя длинные эпохи в 5000 лет, а также знания о циклах и других планет, продолжительности суток и года. Он являлся прообразом знаменитого календаря майя, также интерпретировавшего астрономические явления. К сожалению, практически не сохранилось культурное богатейшее и мифологическое наследие, венцом которого считается : ольмеки перешли от поклонения различным тотемным животным к почитанию богов – человекоподобных образов, являющихся воплощением сил природы.

Гигантские каменные головы людей с негроидными чертами лица и весом по 30 тонн каждая были обнаружены, начиная с 1930 года. Высеченные из монолитного базальта, они имеет идеальные пропорции, обработаны с высочайшей точностью и имеют тщательно выведенные черты лица. Скульптуры покоятся на площадке из необработанных каменных пластов. Ученые в процессе исследования пришли к выводу, что головы были высечены около 1500 года до нашей эры, а, возможно и ранее. Специалисты утверждают, что это образы идолов, память о великих мастерах того времени, которую создала ольмекская цивилизация. Ольмеки равнялись и следовали установленным порядкам дальнейшие индейские племена.

Однако, как уже было сказано, не осталось доказательств эволюции этой загадочной цивилизации: каких-либо рисунков, записей или просто вещей. Напрашивается вывод о том, что данная цивилизация появилась из ниоткуда полностью сложившейся. Ученые буквально по крупицам разыскивают и пытаются структурировать информацию об их социальной организации, мифологии, ритуалах. Все-таки удалось обнаружить, что ольмеки были сельскохозяйственной, как и все более поздние культуры Древней Америки, цивилизацией. Также сферами их деятельности были рыболовство и земледелие, что позволяло им процветать. Время и история беспощадно уничтожили индейское достояние. Неизвестна ни языковая, ни этническая принадлежность ольмеков, только гипотезы. Найденные же и исследованные архитектурные конструкции говорят о том, что ольмеки были замечательными инженерами.

Культ ягуара

Считается, что именно представители этой цивилизации первыми стали поклоняться ягуару. Позднее этот культ встречается и среди других древнейших цивилизаций как Центральной, так и Северной и Южной Америки. Ягуара чтили как покровителя земледелия, считая, что он невольно способствовал сохранению посевов, распугивая других животных, предпочитающих растительный рацион. У продревних народов этот хищник считался хозяином Вселенной, и соответственно, обожествлялся. Культ, посвященный этому верховному божеству, стал абсолютно новой мифологической системой. Ольмеки всех своих богов представляли в образе ягуара. Это животное олицетворяло силу, царственность и независимость, стало плодородия и природных явлений и, что немаловажно, был проводником в мир , так как вел преимущественно ночной образ жизни.

Сами ольмеки приравнивали себя к ягуару, согласно легенде о союзе ягуара-божества с земной женщиной. В гигантских скульптурах был запечатлен образ, в котором присутствовали как черты свирепого ягуара, так черты плачущего ребенка.

Существует легенда, дошедшая до наших дней о появлении первых ягуаров. В одном селении жила женщина и было у нее двое сыновей. Один из них был хорошим охотником, другой – хитрым и предприимчивым. Так вот он сделал маску свирепого животного, раскрасил ее и стал в ней охотиться. Затем, принося добычу в хижину, снимал маску и вонзал стрелу в тушу. Другой брат решил разузнать, в чем же тут дело. Проследил и сделал все то же самое, а потом решил пойти по деревне, наводя страх на ее жителей. И тут случилось невероятное – маска приросла к нему. Брат-охотник пришел в ярость и растерзал всех жителей селения, кроме своей матери. Она и уговорила уйти его жить в лес. Этот сын и стал родоначальником других ягуаров, которые порой могли оборачиваться в людей и обратно. же была общей и боги, властвовавшие над людьми и ягуарами - тоже.

Также ягуар-оборотень представлялся божеством дождя, одним из самых известных богов того времени. Шаманы использовали облик ягуара в тотемах. Считалось, что тотем символизирует леса. Не всем шаманам подчинялся такой тотем. Только сильный и могущественный шаман мог трансформироваться в ритуальном танце в животное и имел возможность его контролировать. Также шаманы умели излечивать болезни, приносить удачу на охоте и доже предсказывать будущее. С тех самых прадавних времен людей-ягуаров просто панически боялись. Появился таинственный культ, связанный с возможным перевоплощением, последователей которого жестоко клеймили специальной иглой, следы от нее были похожи на следы от когтей животного.

Некоторым образом с ягуаром была связана еще одна легенда. В одном из племен совершенно чудесным образом забеременела молодая незамужняя девушка. Старейшины племени не поверили в чудо и искали того, кто должен понести наказание за совращение. Однако самый старый и наимудрейший старейшина подтвердил чудесное зачатие от самих небес – удара молнии. Все стали с нетерпением ждать рождения священных детей. Но однажды случилась беда, на девушку напал ягуар и разорвал ее, но дети успели родиться, они упали в реку. Бабушка Ягуаров, а это была именно она, нашла малышей и вырастила их в искупление за то, что убила их мать. Она назвала тех необыкновенных малышей Солнце и . Дети выросли и стали родоначальниками нового племени – появились ольмеки.

Цивилизация со временем исчезла, ее мифологические образы поглотили майя – следующая великая цивилизация. У них ягуар – божество стал покровителем еще войне и охоте. Царские майяйские династии считали это животное священным предком. Самыми популярными именами у них были Ягуар-Кедр, Ягуар-Ночь, Темный Ягуар. Вожди носили шкуры ягуаров, как верховной власти, и шлемы в форме голов этого зверя. Представители другой могущественной цивилизации – ацтеки верили, что первой из четырех эпох Вселенной была эра ягуаров, истребивших населявших в то время землю великанов. Были и храмы, посвященные богу-Ягуару, чья пятнистая шкура напоминала небесный звездный узор.

В мифологии ольмеков были также и другие мотивы - обретение маиса, здесь бог это благодетель человечества, добывает спрятанные в горах зёрна маиса. Развивается мотив о противоборстве старого бога с божеством маиса.

К сожалению, теория о том, что ольмеки являются структурной цивилизацией не подтверждено фактически, а есть изложением догадок специалистов. Но и по тем немногим данным, дошедших до нас через тысячи лет, можно предположить, что данная цивилизация не исчезла бесследно - ее наследие было усвоено и поглощено последующими великим цивилизациями майя и ацтеков.

Поделись статьей с друзьями!

Легендарная цивилизация. Ольмеки

https://сайт/wp-content/uploads/2015/04/olmec-heads-1-150x150.jpg

Как цивилизация, ольмеки зародились около трех тысяч лет назад. Археологические находки, безусловно, дают подтверждение их существованию, однако, учеными так и не разгаданы тайны ни их происхождения, ни гибели. Обитали ольмеки на современном побережье Мексиканского залива. Считается, что эта индейская империя была наиболее ранней культурой Центральной Америки. В легендах находят подтверждение, что ольмеки были прародителями других...