Главная › Воспитание › Вилис лацис биография. Биография

Вилис лацис биография. Биография

Arabic Bulgarian Chinese Croatian Czech Danish Dutch English Estonian Finnish French German Greek Hebrew Hindi Hungarian Icelandic Indonesian Italian Japanese Korean Latvian Lithuanian Malagasy Norwegian Persian Polish Portuguese Romanian Russian Serbian Slovak Slovenian Spanish Swedish Thai Turkish Vietnamese

definition - ЛАЦИС ВИЛИС ТЕНИСОВИЧ

Лацис, Вилис Тенисович

Материал из Википедии - свободной энциклопедии

Вилис Тенисович Лацис
латыш. Vilis Lācis
Файл:Latsis01.JPG
Дата рождения:
Место рождения:
Дата смерти:
Место смерти:
Гражданство:
Род деятельности:
Премии:

25 августа - 27 ноября Предшественник: Должность учреждена Преемник: Ян Вольдемарович Пейве 20 апреля - 27 марта Предшественник: Жумбай Шаяхметов Преемник: Ян Вольдемарович Пейве Партия: КПСС Национальность: Латыш

Вилис Тенисович Ла́цис (латыш. Vilis Lācis ; 29 апреля (12 мая) , с. Ринужи, ныне район Риги - 6 февраля , Рига) - латышский советский писатель и государственный деятель, народный писатель Латвийской ССР (). Член ВКП(б) с г. Председатель Совета Министров (Совета Народных Комиссаров) Латвийской ССР с 25 августа 1940 по 27 ноября 1959 года.

Биография

Юность и начало литературной карьеры

Родился в семье портового рабочего. В - гг. учился в Барнаульской учительской семинарии Алтайского края. В буржуазной Латвии был портовым рабочим, рыбаком и кочегаром на судне. Лацис писал в свободное время статьи, новеллы, которые с г. печатались в периодических изданиях.

В 1931-1933 гг. Лацис создал первое крупное произведение - трилогию «Бескрылые птицы » («Пятиэтажный город », 1931; «По морям », 1932; «Бескрылые птицы », 1933), в которой правдиво изобразил жизнь рабочего.

Вершина литературного творчества

В 1933-1934 годах писатель создал свое самое популярное произведение – роман «Сын рыбака » (т. 1-2), в котором ввёл в латышскую литературу самобытного, волевого героя - беспокойного искателя правды, носителя лучших качеств трудового народа. Роман имел огромную популярность. После его успеха Лацис принял решение полностью посвятить себя профессиональному писательскому труду.

Будучи носителем левых рабочих взглядов, Лацис в 1928 г. вступил в запрещённую Коммунистическую партию Латвии. Лацис находился под подозрением, и тайная полиция Латвии следила за ним.

Однако творчество Лациса, его романы, написанные в духе произведений Джека Лондона («Кумир толпы » (1935), «Старое моряцкое гнездо » (), «Потерянная родина » (1940) и другие) пользовались огромной популярностью. Импонировало творчество Лациса и президенту Ульманису, который закрывал глаза на коммунистическую деятельность писателя.

Лацис стал самым печатающимся писателем страны. 22 января 1940 г. состоялась премьера киноэкранизации романа «Сын рыбака », ставшая событием в культурной жизни Латвии.

Глава коммунистического правительства Латвии

После коммунистического переворота в июне 1940 года, поддержанного Советским Союзом, Лацис вошёл в первое коммунистическое правительство Августа Кирхенштейна в качестве министра внутренних дел (20 июня-25 августа 1940 г.). На заседании Сейма Латвии 21 июля 1940 года именно Лацис внёс предложение войти в состав СССР.

С 25 августа 1940 г. – Председатель Совета Народных Комиссаров Латвийской ССР. Лацис начал осуществлять коммунистические преобразования в Латвии. С июля 1941 г. по октябрь 1944 г. во время немецкой оккупации находился в Москве, возглавляя правительство Латвийской ССР в изгнании. По возвращении в Ригу вновь активно занимается проведением советской политики. В августе 1946 г. СНК переименован в Совет Министров Латвийской ССР, его председателем вновь становится Лацис.

Постепенно Лацис превращается в марионетку в руках сталинского режима, он вынужден подписывать решения, дублирующие соответствующие решения центрального правительства. В 1949 г. Лацис подписал постановление о депортации из Латвии кулаков и других неблагонадежных элементов. В ходе его реализации в Сибирь было выслано около 40 тысяч человек.

Противоречивая позиция писателя отразилась в его творчестве советского периода. При издании своих довоенных сочинений Лацис вынужден был вносить правки идеологического характера, добавлять славословия в адрес СССР. В 1945-1948 гг. была опубликована многотомная эпопея «Буря », рисующая жизнь героев на историческом фоне. Это произведение было удостоено Сталинской премии второй степени (1949).

В 1950-1951 гг. Лацис написал роман «К новому берегу », в котором пытался объективно показать судьбу латышского крестьянства в сложных условиях советских социально-экономических экспериментов. Роман был встречен враждебно советскими ортодоксальными критиками, обвинившими Лациса в «сочувствии к кулачеству». Однако в 1952 году в «Правде» было опубликовано «Письмо группы советских читателей», инспирированное Сталиным и бравшее писателя под защиту. В том же году роман был удостоен Сталинской премии первой степени.

В 1954 г. вышло последнее значительное произведение писателя роман «Поселок у моря », в котором действуют герои «Сына рыбака », перенесенные в светлое советское настоящее.

Отставка и последние годы жизни

Лацис занимал ряд общественных постов. C 20 апреля 1954 г. по 27 марта 1958 г. - Председатель Совета Национальностей Верховного Совета СССР IV созыва. На 19, 20 и 22-м съездах КПСС избирался кандидатом в члены ЦК КПСС . Депутат Верховного Совета СССР 2-5-го созывов. Награждён 7 орденами Ленина , орденом Отечественной войны 1-й степени и медалями.

27 ноября 1959 года Лацис вышел в отставку с поста Председателя Совета Министров Латвийской ССР и отошёл от политической деятельности. Не создал он больше и крупных литературных произведений.

В честь Вилиса Лациса в Северо-западном округе г. Москвы названа улица.

Файл:Бескрылые птицы.JPG

Бескрылые птицы. Издательство «Зинатне». Рига, 1973

Сочинения

Романы

Пятиэтажный город (Atbrīvotais zvērs, 1930).
По морям (1931).
Бескрылые птицы (Putni bez spārniem, 1932).
Сын рыбака (Zvejnieka dēls, т.1-2, 1933-1934).
Путешествие в горный город (1933).
Кумир толпы (Senču aicinājums, 1935).
Зов предков (1935).
Люди в масках (1936).
Земля и море (1938).
Каменистый путь (Akmeņainais ceļš, 1937-1938).
Старое гнездо моряков (Семья Зитаров) (Vecā jūrnieku ligzda, 1936-1938).
Потерянная родина (Pazudusī dzimtene, 1940, 1949-1950).
Кузнецы будущего (Nākotnes kalēji, 1942).
Буря (Vētra, 1946-1948).
К новому берегу (Uz jauno krastu, 1952).
Поселок у моря (1954).

Вилис Лацис

Семья Зитаров. Том 1

Часть первая

Старое моряцкое гнездо

Глава первая

На Видземском взморье , там, где прибрежная полоса дюн суживается и на мелях начинают появляться камни, расположились маленькие поселки береговых жителей. Заливные луга и зеленые берега многочисленных речек, впадающих в море, оживляют сосновый бор и скрашивают однообразную картину болот. Вблизи устьев рек растут лиственные деревья, местами видны липы, кое-где проглядывает дуб. Теперь в этих местах многое изменилось. У края дороги встали новые дома, и с каждым годом все больше встречаешь незнакомых людей. У самого моря теперь расположились дачи. И лишь кое-где, словно свидетели прошлого, стоят старые придорожные корчмы с толстыми каменными стенами и громадными конюшнями. Когда-то по осени здесь слышался говор крестьян, едущих в Ригу из дальних мест; тут, на полпути, останавливались они на ночлег.

Скрытое густыми зарослями дикого винограда, высится здание старой школы, но не слышно здесь больше весёлых голосов ребятишек, выбегающих на перемену. Неподалеку отсюда стоит маленькая дача капитана Зиемелиса, и там же, у самой реки, в яблоневом саду, виднеется дом бывшего судовладельца капитана Зитара - большой, старинный, в полтора этажа, с искрошившейся черепичной крышей. Ветхий погреб ещё не успел провалиться, но его заросшая крапивой дерновая кровля напоминает скорее обычный холмик, чем творение рук человеческих. Даже мачта для флага, которую капитан Зитар соорудил как-то зимой, вернувшись из плавания, всё ещё стоит во дворе, хотя с той поры прошло уже немало лет. Флюгер в виде парусника давно сбит западными ветрами, нет уже на полусгнившей мачте и рей, но крепкие проволочные ванты по-прежнему поддерживают её, и в праздники на ее верхушке развевается флаг.

По рассказам местных старожилов, Зитары пришли сюда очень давно; здесь уже прожили четыре поколения, и дед теперешних Зитаров служил старостой у помещика. За долголетнюю и усердную службу граф сдал ему в аренду усадьбу, в которой и поныне живет семья Зитаров. Сын старосты не пожелал пахать землю и стал моряком. Прослужив некоторое время матросом, затем помощником капитана, он первый в роду построил судно - двухмачтовый парусник «Анна-Катрина». Хороший моряк и скаредный человек, он кормил команду соленой салакой и картофелем, и это дало ему возможность скопить средства не только для постройки нового, более емкого судна, но и для покупки арендуемой усадьбы. Когда она стала его собственностью, он возвел здесь всякие хозяйственные постройки и расширил скотный двор. Старший сын его уехал путешествовать и остался жить в Австралии, две дочери вышли замуж за капитанов дальнего плавания - Зиемелиса и Калниетиса, - а младший сын, человек с коммерческой жилкой, пожелал стать трактирщиком. Профессию отца вместе с домом и парусником унаследовал средний сын Андрей. При нем семья Зитаров стала одной из самых зажиточных в округе.

В молодости Андрей Зитар слыл большим озорником и сорвиголовой, но был отличным знатоком своего дела и настоящим моряком. Из семьи Зитаров он первый несколько лет плавал на пароходе и окончил мореходное училище. Правда, болтали, что диплом капитана, давший ему право на судовождение во всех морях мира, приобретен несколько необычным путем: будто бы, провалившись на экзаменах, Андрей Зитар на следующую весну, пользуясь тем, что экзаменаторы не знали его в лицо, за десять рублей золотом поручил сдать экзамены другому, более сильному в науках парню. Трудно сказать, насколько соответствуют истине эти толки, но, вероятно, кое-какие основания для подобных утверждений все же имелись. Как бы то ни было, Андрей Зитар, пусть даже с купленным дипломом, проявил себя в дальнейшем толковым судоводителем. Несколько лет он плавал на парусниках отца, затем перешел капитаном на судно рижского судовладельца Иргена и ходил на нем до той поры, пока старый Зитар не построил сыну красивое трехмачтовое судно, названное им «Дзинтарс». На этом судне можно было смело отправиться через Атлантику на острова Вест-Индии за красильным деревом и сахаром. Первое плавание продолжалось три года. За это время «Дзинтарс» заходил во многие порты Антильских островов, Мексики, Центральной Америки и Бразилии. Вернувшись на родину, молодой капитан поставил судно на зимовку, а сам отправился домой погостить до весны. Тридцатидвухлетний бравый мореплаватель - интересный собеседник и состоятельный человек - всю зиму находился в центре внимания жителей родной округи; особенно им интересовались заневестившиеся девушки и их матери. Андрей мог сделать блестящую партию и стать зятем одного из местных судовладельцев или даже самого пастора, у которого в имении тосковало несколько взрослых дочерей. Но он был в достаточной степени состоятельным, чтобы не обращать внимания на приданое избранницы своего сердца. Этой избранницей оказалась не кто иная, как дочь хозяина хутора Лиелноры Альвина. Почему именно она, сказать трудно, ибо семейство Альвины слыло далеко не самым достойным в этой округе: старый Лиелнор любил выпить, а его хозяйка вполне открыто дружила с каким-то лесником. Альвина, миловидная, здоровая девушка, была моложе Андрея на десять лет. На рождество он привез её домой. Вначале старый Зитар немного поворчал - дескать, сноха из «балованной» семьи, - но мать решительно стала на сторону сына, и старику пришлось покориться судьбе. Сыграли пышную свадьбу, гуляли всю неделю. Среди гостей было несколько капитанов и судовладельцев. Молодые получили много дорогих подарков и лестных поздравлений от наиболее уважаемых семейств округи.

С наступлением весны Андрей Зитар опять отправился в море. Его жизнь походила на жизнь многих других моряков: дома, между двумя поездками, он был хорошим, покладистым, добродетельным и уживчивым мужем, но, находясь в плавании, вел прежний образ жизни, с той лишь разницей, что теперь из каждого порта писал письма жене, а отцу посылал сообщения о состоянии судна, о фрахтах и предложениях агентов. Впрочем, последняя обязанность вскоре отпала, ибо старый Зитар однажды зимой, когда «Дзинтарс» стоял в Порт-оф-Спейне под погрузкой красильного дерева, умер от разрыва сердца. Теперь Андрей стал совершенно независимым. Отныне он один регулировал рейсы судов, распоряжался доходом, и вместе с тем его рейсы стали продолжительнее. О семье он не горевал: она ни в чем не нуждалась. После каждого возвращения капитана из плавания семейство прибавлялось. Сам капитан Зитар, находясь вдали от дома, не стеснял себя ни в чем. Разве мог кто-нибудь требовать, чтобы он на чужбине сгорал в тоске по дому, по жене и прочим привычным удобствам? Моряк, если он хочет быть настоящим моряком - мужественным, выносливым добытчиком ценностей, - должен выбросить эти мысли из головы. Да этого от него никто и не требовал, даже Альвина. И об этом вообще не принято было говорить. Лишь порою старые моряки, сидя в тесном кругу за стаканом вина, вспоминали былые похождения. Таков уж заведенный распорядок жизни. Если во всем этом кое-что и не совсем соответствовало ветхозаветным заповедям и если у капитана Зитара завязывались случайные связи то в Кардиффе, то на Тринидаде - это, право же, такие мелочи, над которыми не стоит ломать голову. Андрей Зитар не задумывался над тем, как могут отнестись к этим обычным, по его мнению, и само собой понятным явлениям окружающие люди, например, его жена. Как переживала Альвина долгие годы одиночества, его не волновало. У нее была куча ребят, много обязанностей по дому. Пусть растит мальчиков и ведет хозяйство - этого вполне достаточно, чтобы заполнить жизнь женщины. Кому какое дело до того, что ей только тридцать пять лет, что она здорова и жизнерадостна? Капитан Зитар уходил на юг…

Осенью 1907 года судно Зитара «Дзинтарс» после двухлетнего отсутствия бросило якорь в Рижском порту с грузом кузнечного угля. Из Кардиффа они вышли в конце сентября, и команда предполагала добраться до Риги не раньше второй половины октября, но на всем пути дул попутный ветер, позволявший временами доброму паруснику соревноваться в быстроте с пароходами, и команда «Дзинтарса» увидела родные берега дней на десять раньше срока. Это был рекордный рейс капитана Зитара. Вполне понятно, что никто из домашних не встречал его. Судно поставили в Яунмилгрависе , а после разгрузки угля увели в Даугавгриву на зимовку. Зитар рассчитал команду, оставил боцмана Кадикиса охранять судно и, уладив дела в портовых учреждениях, собрался домой. Он ничего не писал, желая сделать жене и детям маленький сюрприз. В его чемоданах лежали подарки, купленные за границей; при этом не был забыт ни один, даже самый маленький член семьи Зитаров. Всякий путешественник, надолго разлученный с семьей, становится немного сентиментальным. Он уже заранее во всех подробностях представляет себе час свидания и то впечатление, которое произведет его приезд. Все это получается несколько театрально, здесь, пожалуй, неизбежны поза и некоторая искусственность, но зато сколько радости, как глубоки нежность жены, восторги детей, любопытство соседей! Андрей Зитар представил себе, как он приедет поздно вечером: везде уже темно, дети только что улеглись в свои кроватки. Никто еще не спит. Где-то на кухне или в большой комнате горит лампа, и молодая хозяйка приводит в порядок детскую одежду. Кругом тишина, спокойствие - обычный будничный вечер. И вдруг кто-то стучит в дверь и на вопрос: «Кто там?» - отвечает чужим; измененным голосом. «Папа приехал!» - громко кричат в комнатах, и все соскакивают с постелей, у детей сон как рукой сняло. Никто в эту ночь уже не может уснуть.

Вилис Лацис - Латышский советский писатель и государственный деятель, народный писатель Латвийской ССР.

Будущий писатель - родился в обычной не богатой семье портового рабочего. В 1917-1918 годах учился в Барнаульской учительской семинарии Алтайского края. После учебы пришлось потрудиться портовым рабочим, рыбаком и кочегаром на судне. Лацис писал в свободное время статьи, новеллы, которые с 1921 года печатались в периодических изданиях.

В 1933 году Вилис Тенисович создал первое крупное произведение - трилогию «Бескрылые птицы». В этом произведении правдиво изобразил жизнь рабочего.
В 1934 году писатель создал свое самое популярное произведение – роман «Сын рыбака». Произведение имел огромную популярность. 22 января 1940 года состоялась его премьера киноэкранизации, ставшая событием в культурной жизни Латвии. После такого успеха Лацис принял решение полностью посвятить себя профессиональному писательскому труду. Он стал самым печатающимся писателем страны.

В 1928 году автор вступил в запрещённую Коммунистическую партию Латвии. Лацис находился под подозрением, и тайная полиция следила за ним. Но так как его творчество нравилось президенту Латвии, глава закрывал глаза на коммунистическую деятельность писателя. После коммунистического переворота в июне 1940 года Вилис Тенисович вошёл в первое коммунистическое правительство в качестве министра внутренних дел. Именно Лацис внёс предложение войти в состав СССР.

27 ноября 1959 года Лацис вышел в отставку и отошёл от политической деятельности. Не создал он больше и крупных литературных произведений. Вилис Тенисович умер 6 февраля 1966 года. Похоронен в Риге на Лесном кладбище. В честь Вилиса Лациса в Северо-западном округе Москвы названа улица.

Предшественник: Жумбай Шаяхметов Преемник: Ян Вольдемарович Пейве Рождение: 12 мая (1904-05-12 )
село Ринужи , Лифляндская губерния , Российская империя Смерть: 6 февраля (1966-02-06 ) (61 год)
Рига , Латвийская ССР , СССР Партия: КПСС Награды:

Вилис Тенисович Ла́цис (латыш. Vilis Lācis ) (1904-1966) - латышский советский писатель и государственный деятель. Народный писатель Латвийской ССР (). Лауреат двух Сталинских премий ( , ). Член КПЛ с 1928 года . Член ВКП(б) с 1940 года . Председатель СМ (СНК) Латвийской ССР с 25 августа по 27 ноября 1959 года .

Биография

Юность и начало литературной карьеры

В. Т. Лацис родился 29 апреля (12 мая) 1904 года в с. Ринужи (ныне в черте г. Рига , Латвия) в семье портового рабочего. В 1917 году перед оккупацией немцами Риги эвакуировался с семьёй в г. Барнаул Алтайской губернии , где до 1918 года учился в Барнаульской учительской семинарии. В 1918-1921 годах работал по найму в сельском хозяйстве, затем был секретарём сельсовета . В 1921 году вернулся в Латвию. В 1921-1923 годах был портовым грузчиком, рыбаком и кочегаром торгового парохода. Лацис писал в свободное время статьи, новеллы, которые с 1921 года печатались в периодических изданиях.

Отставка и последние годы жизни

Лацис занимал ряд общественных постов. C 20 апреля 1954 года по 27 марта 1958 года - Председатель Совета Национальностей Верховного Совета СССР IV созыва. Кандидат в члены ЦК КПСС (1952-1961). Депутат ВС СССР 2-5-го созывов. Депутат ВС Латвийской ССР .

Награждён 7 орденами Ленина , орденом Отечественной войны 1-й степени и медалями.

27 ноября 1959 года Лацис вышел в отставку с поста Председателя Совета Министров Латвийской ССР и отошёл от политической деятельности. В последние годы жизни В. Т. Лацис был заместителем председателя и членом Правления СП Латвии.

Вилис Тенисович Лацис скончался 6 февраля 1966 года . Похоронен в Риге на Лесном кладбище . Памятник на могиле писателя, в 1974 году , создали: скульптор Айвар Гулбис и архитектор Ю. Э. Скалбергс.

В честь Вилиса Лациса в Северо-западном округе Москвы названа улица . В советское время имя Лациса в Риге носила улица, а также 31-я средняя школа. В городе Саулкрасты до сих пор есть улица В. Лациса. Его имя было присвоено Государственной библиотеке Латвийской ССР (ныне Латвийская национальная библиотека), а также Лиепайскому государственному педагогическому институту.

Награды и премии

Сталинская премия второй степени (1949) - за эпопею «Буря»
Сталинская премия первой степени (1952) - за роман «К новому берегу»

Сочинения

Романы

Освобожденный зверь (Atbrīvotais zvērs (1930).
Пятиэтажный город (Piecstāvu pilsēta, 1931).
По морям (1931).
Бескрылые птицы (Putni bez spārniem, 1932).
Сын рыбака (Zvejnieka dēls, т.1-2, 1933-1934).
Путешествие в горный город (Ceļojums uz Norieta pilsētu, 1933).
Кумир толпы (Рūļa elks, 1935).
Зов предков (Senču aicinājums, 1935).
Люди в масках (1936).
Земля и море (1938).
Каменистый путь (Akmeņainais ceļš, 1937-1938).
Старое гнездо моряков (Семья Зитаров) (Vecā jūrnieku ligzda (Zītaru dzimta), 1936-1938).
Потерянная родина (Pazudusī dzimtene, 1940, 1949-1950).
Кузнецы будущего (Nākotnes kalēji, 1942).
Буря (Vētra, 1946-1948).
К новому берегу (Uz jauno krastu, 1952).
Посёлок у моря (Ciems pie jūras, 1954).
После ненастья (Pēc negaisa, 1962).

Новеллы

Каролина Лапа (1930).
Собачья жизнь (Sieviete, 1930).
В метель (1931).
Чумишская виселица (1932).
Старый кочегар (1933).
Полуночное чудо (1933).
Соколик (Vanadziņš, 1937).
Капитан Силис (1937).
Четыре поездки (Četri braucieni, 1937).
Возвращение отца (1932-1940).
Эдик (Edžiņš, 1942).
Происшествие на море (1942).
Благодарность Теписа Урги (1942).
Лангстинь идёт на охоту (1945).
Чувство долга (1947).
Все люди добрые (1949).
Самое ценное (1950).

Драматургия

Невестка (Vedekla, 1943).
Победа (Uzvara, 1945).
Маяк на острове

Собрания сочинений

Raksti, sej. 1-10, Riga, 1959-62.
Kopoti raksti, sej. 26, sej. 1-8 - , Riga, 1970-1973.
Собрание сочинений, т. 1-6, М., 1954-55 (в русском переводе ).
Собрание сочинений т. 1-10, М., 1959-60 (в русском переводе ).

Экранизации произведений

Сын рыбака (Латвия, 1939, режиссёр Вилис Лапениекс).
Возвращение с победой (СССР, 1947, режиссёр Александр Иванов).
К новому берегу (СССР, 1955, режиссёр Леонид Луков).
Сын рыбака (СССР, 1957, режиссёр Варис Круминьш).
На пороге бури (СССР, 1960, режиссёр Варис Круминьш).
Соколик (СССР, 1972, режиссёр Янис Дзенитис).
Соколик (мультфильм) (СССР, 1978, режиссёр Арнолдс Буровс).
Каменистый путь (СССР, 1983, режиссёр Роланд Калниньш).
Семья Зитаров (СССР, 1990, режиссёр Алоиз Бренч).

Напишите отзыв о статье "Лацис, Вилис Тенисович"

Литература

Краулинь К. , Вилис Лацис. - М ., 1958.
Соколова И. , Бочаров А. , Вилис Лацис. - М ., 1959.
Табун Б. , Вилис Лацис // История латышской литературы. - Рига, 1971. - Т. 2.

Примечания

Ссылки

Отрывок, характеризующий Лацис, Вилис Тенисович

Паулучи, не знавший по немецки, стал спрашивать его по французски. Вольцоген подошел на помощь своему принципалу, плохо говорившему по французски, и стал переводить его слова, едва поспевая за Пфулем, который быстро доказывал, что все, все, не только то, что случилось, но все, что только могло случиться, все было предвидено в его плане, и что ежели теперь были затруднения, то вся вина была только в том, что не в точности все исполнено. Он беспрестанно иронически смеялся, доказывал и, наконец, презрительно бросил доказывать, как бросает математик поверять различными способами раз доказанную верность задачи. Вольцоген заменил его, продолжая излагать по французски его мысли и изредка говоря Пфулю: «Nicht wahr, Exellenz?» [Не правда ли, ваше превосходительство? (нем.) ] Пфуль, как в бою разгоряченный человек бьет по своим, сердито кричал на Вольцогена:
– Nun ja, was soll denn da noch expliziert werden? [Ну да, что еще тут толковать? (нем.) ] – Паулучи и Мишо в два голоса нападали на Вольцогена по французски. Армфельд по немецки обращался к Пфулю. Толь по русски объяснял князю Волконскому. Князь Андрей молча слушал и наблюдал.
Из всех этих лиц более всех возбуждал участие в князе Андрее озлобленный, решительный и бестолково самоуверенный Пфуль. Он один из всех здесь присутствовавших лиц, очевидно, ничего не желал для себя, ни к кому не питал вражды, а желал только одного – приведения в действие плана, составленного по теории, выведенной им годами трудов. Он был смешон, был неприятен своей ироничностью, но вместе с тем он внушал невольное уважение своей беспредельной преданностью идее. Кроме того, во всех речах всех говоривших была, за исключением Пфуля, одна общая черта, которой не было на военном совете в 1805 м году, – это был теперь хотя и скрываемый, но панический страх перед гением Наполеона, страх, который высказывался в каждом возражении. Предполагали для Наполеона всё возможным, ждали его со всех сторон и его страшным именем разрушали предположения один другого. Один Пфуль, казалось, и его, Наполеона, считал таким же варваром, как и всех оппонентов своей теории. Но, кроме чувства уважения, Пфуль внушал князю Андрею и чувство жалости. По тому тону, с которым с ним обращались придворные, по тому, что позволил себе сказать Паулучи императору, но главное по некоторой отчаянности выражении самого Пфуля, видно было, что другие знали и он сам чувствовал, что падение его близко. И, несмотря на свою самоуверенность и немецкую ворчливую ироничность, он был жалок с своими приглаженными волосами на височках и торчавшими на затылке кисточками. Он, видимо, хотя и скрывал это под видом раздражения и презрения, он был в отчаянии оттого, что единственный теперь случай проверить на огромном опыте и доказать всему миру верность своей теории ускользал от него.
Прения продолжались долго, и чем дольше они продолжались, тем больше разгорались споры, доходившие до криков и личностей, и тем менее было возможно вывести какое нибудь общее заключение из всего сказанного. Князь Андрей, слушая этот разноязычный говор и эти предположения, планы и опровержения и крики, только удивлялся тому, что они все говорили. Те, давно и часто приходившие ему во время его военной деятельности, мысли, что нет и не может быть никакой военной науки и поэтому не может быть никакого так называемого военного гения, теперь получили для него совершенную очевидность истины. «Какая же могла быть теория и наука в деле, которого условия и обстоятельства неизвестны и не могут быть определены, в котором сила деятелей войны еще менее может быть определена? Никто не мог и не может знать, в каком будет положении наша и неприятельская армия через день, и никто не может знать, какая сила этого или того отряда. Иногда, когда нет труса впереди, который закричит: „Мы отрезаны! – и побежит, а есть веселый, смелый человек впереди, который крикнет: «Ура! – отряд в пять тысяч стоит тридцати тысяч, как под Шепграбеном, а иногда пятьдесят тысяч бегут перед восемью, как под Аустерлицем. Какая же может быть наука в таком деле, в котором, как во всяком практическом деле, ничто не может быть определено и все зависит от бесчисленных условий, значение которых определяется в одну минуту, про которую никто не знает, когда она наступит. Армфельд говорит, что наша армия отрезана, а Паулучи говорит, что мы поставили французскую армию между двух огней; Мишо говорит, что негодность Дрисского лагеря состоит в том, что река позади, а Пфуль говорит, что в этом его сила. Толь предлагает один план, Армфельд предлагает другой; и все хороши, и все дурны, и выгоды всякого положения могут быть очевидны только в тот момент, когда совершится событие. И отчего все говорят: гений военный? Разве гений тот человек, который вовремя успеет велеть подвезти сухари и идти тому направо, тому налево? Оттого только, что военные люди облечены блеском и властью и массы подлецов льстят власти, придавая ей несвойственные качества гения, их называют гениями. Напротив, лучшие генералы, которых я знал, – глупые или рассеянные люди. Лучший Багратион, – сам Наполеон признал это. А сам Бонапарте! Я помню самодовольное и ограниченное его лицо на Аустерлицком поле. Не только гения и каких нибудь качеств особенных не нужно хорошему полководцу, но, напротив, ему нужно отсутствие самых лучших высших, человеческих качеств – любви, поэзии, нежности, философского пытливого сомнения. Он должен быть ограничен, твердо уверен в том, что то, что он делает, очень важно (иначе у него недостанет терпения), и тогда только он будет храбрый полководец. Избави бог, коли он человек, полюбит кого нибудь, пожалеет, подумает о том, что справедливо и что нет. Понятно, что исстари еще для них подделали теорию гениев, потому что они – власть. Заслуга в успехе военного дела зависит не от них, а от того человека, который в рядах закричит: пропали, или закричит: ура! И только в этих рядах можно служить с уверенностью, что ты полезен!“
Так думал князь Андрей, слушая толки, и очнулся только тогда, когда Паулучи позвал его и все уже расходились.
На другой день на смотру государь спросил у князя Андрея, где он желает служить, и князь Андрей навеки потерял себя в придворном мире, не попросив остаться при особе государя, а попросив позволения служить в армии.

Ростов перед открытием кампании получил письмо от родителей, в котором, кратко извещая его о болезни Наташи и о разрыве с князем Андреем (разрыв этот объясняли ему отказом Наташи), они опять просили его выйти в отставку и приехать домой. Николай, получив это письмо, и не попытался проситься в отпуск или отставку, а написал родителям, что очень жалеет о болезни и разрыве Наташи с ее женихом и что он сделает все возможное для того, чтобы исполнить их желание. Соне он писал отдельно.
«Обожаемый друг души моей, – писал он. – Ничто, кроме чести, не могло бы удержать меня от возвращения в деревню. Но теперь, перед открытием кампании, я бы счел себя бесчестным не только перед всеми товарищами, но и перед самим собою, ежели бы я предпочел свое счастие своему долгу и любви к отечеству. Но это последняя разлука. Верь, что тотчас после войны, ежели я буду жив и все любим тобою, я брошу все и прилечу к тебе, чтобы прижать тебя уже навсегда к моей пламенной груди».
Действительно, только открытие кампании задержало Ростова и помешало ему приехать – как он обещал – и жениться на Соне. Отрадненская осень с охотой и зима со святками и с любовью Сони открыли ему перспективу тихих дворянских радостей и спокойствия, которых он не знал прежде и которые теперь манили его к себе. «Славная жена, дети, добрая стая гончих, лихие десять – двенадцать свор борзых, хозяйство, соседи, служба по выборам! – думал он. Но теперь была кампания, и надо было оставаться в полку. А так как это надо было, то Николай Ростов, по своему характеру, был доволен и той жизнью, которую он вел в полку, и сумел сделать себе эту жизнь приятною.
Приехав из отпуска, радостно встреченный товарищами, Николай был посылал за ремонтом и из Малороссии привел отличных лошадей, которые радовали его и заслужили ему похвалы от начальства. В отсутствие его он был произведен в ротмистры, и когда полк был поставлен на военное положение с увеличенным комплектом, он опять получил свой прежний эскадрон.
Началась кампания, полк был двинут в Польшу, выдавалось двойное жалованье, прибыли новые офицеры, новые люди, лошади; и, главное, распространилось то возбужденно веселое настроение, которое сопутствует началу войны; и Ростов, сознавая свое выгодное положение в полку, весь предался удовольствиям и интересам военной службы, хотя и знал, что рано или поздно придется их покинуть.
Войска отступали от Вильны по разным сложным государственным, политическим и тактическим причинам. Каждый шаг отступления сопровождался сложной игрой интересов, умозаключений и страстей в главном штабе. Для гусар же Павлоградского полка весь этот отступательный поход, в лучшую пору лета, с достаточным продовольствием, был самым простым и веселым делом. Унывать, беспокоиться и интриговать могли в главной квартире, а в глубокой армии и не спрашивали себя, куда, зачем идут. Если жалели, что отступают, то только потому, что надо было выходить из обжитой квартиры, от хорошенькой панны. Ежели и приходило кому нибудь в голову, что дела плохи, то, как следует хорошему военному человеку, тот, кому это приходило в голову, старался быть весел и не думать об общем ходе дел, а думать о своем ближайшем деле. Сначала весело стояли подле Вильны, заводя знакомства с польскими помещиками и ожидая и отбывая смотры государя и других высших командиров. Потом пришел приказ отступить к Свенцянам и истреблять провиант, который нельзя было увезти. Свенцяны памятны были гусарам только потому, что это был пьяный лагерь, как прозвала вся армия стоянку у Свенцян, и потому, что в Свенцянах много было жалоб на войска за то, что они, воспользовавшись приказанием отбирать провиант, в числе провианта забирали и лошадей, и экипажи, и ковры у польских панов. Ростов помнил Свенцяны потому, что он в первый день вступления в это местечко сменил вахмистра и не мог справиться с перепившимися всеми людьми эскадрона, которые без его ведома увезли пять бочек старого пива. От Свенцян отступали дальше и дальше до Дриссы, и опять отступили от Дриссы, уже приближаясь к русским границам.
13 го июля павлоградцам в первый раз пришлось быть в серьезном деле.
12 го июля в ночь, накануне дела, была сильная буря с дождем и грозой. Лето 1812 года вообще было замечательно бурями.
Павлоградские два эскадрона стояли биваками, среди выбитого дотла скотом и лошадьми, уже выколосившегося ржаного поля. Дождь лил ливмя, и Ростов с покровительствуемым им молодым офицером Ильиным сидел под огороженным на скорую руку шалашиком. Офицер их полка, с длинными усами, продолжавшимися от щек, ездивший в штаб и застигнутый дождем, зашел к Ростову.
– Я, граф, из штаба. Слышали подвиг Раевского? – И офицер рассказал подробности Салтановского сражения, слышанные им в штабе.

Вилис Лацис при жизни был довольно разносторонней личностью. Он не только публиковал романы, которые пользовались повышенным интересом у советского читателя, но и принимал непосредственное участие в политическом укладе Латвийской ССР, занимая в разное время посты Председателя Совета Народных Комиссаров и Председателя Совета Министров.

Детство и первые шаги на литературном поприще

Жизнь будущего литератора началась 29 апреля 1904 года в маленьком латышском селе Ринужи, ныне входящего в черту столицы Рига. В 1917 году его семья в преддверии немецкой оккупации эвакуировалась из Риги в Алтайскую губернию, в город Барнаул.

Там же юный Вилис закончил местную учительскую семинарию. Как и его отец, зарабатывавший на жизнь неблагодарным трудом портового рабочего, Вилис Лацис по началу стал выполнять тяжелые физические работы, подрабатывая всем, кем придется: от наемного рабочего на ниве сельского хозяйства до кочегара на торговом судне. По возвращению на родину в 1921 году молодой человек, работая в качестве грузчика в местном порту, начинает в свободное время упражняться в литературе, печатая свои первые статьи и новеллы. Некоторые из них были впоследствии напечатаны в различных периодических изданиях.

Литературное признание

Однако по-настоящему Лацис смог заявить о себе лишь в начале 30-х, когда им была написана трилогия «Бескрылые птицы», в которой автор предельно достоверно поведал о жизни простого рабочего класса. Вышедший в 1934 году роман «Сын рыбака» также пользовался читательским успехом, принеся широкую известность автору не только на родине, но и за ее пределами. Читателю импонировал созданный на страницах романа самобытный, волевой герой — неутомимый искатель истины, в котором отражались лучшие черты простого человека из народа.

Впоследствии опубликованные Лацисом другие литературные труды, такие как «Кумир толпы» и «Потерянная родина», очень похожие по стилю и содержанию на романы Джека Лондона, еще не раз пользовались успехом. А состоявшаяся в 1940 году экранизация «Сына рыбака», вызвавшая нешуточный интерес латвийского зрителя, лишь упрочила его популярность.

Политическая карьера

С началом коммунистического переворота, произошедшего в 1940 году, началась и политическая активность писателя, который был выбран министром внутренних дел при народном правительстве А.М. Кирхенштейна. Занимая эту должность, Лацис начал предпринимать решительные меры по очистке некоторых реакционных элементов, работавших на тот момент в министерстве. Кроме того, именно Лацис был первым идейным сторонником перехода Латвии в ряды Советского Союза.

Годы войны, в ходе которых Вилис Лацис, находясь в Москве, возглавлял Правительство Латвийской ССР в изгнании, были без сомнения самыми сложными в его карьере. Не оставил политику латвийский писатель и вернувшись после войны в Ригу, где занял пост Председателя Совета Министров Латвийской ССР. За всю свою политическую деятельность Лацис не раз предпринимал, порой, радикальные меры по выдворению из Латвии в Сибирь кулаков и других врагов народа, которых насчитывалось свыше 50 тысяч человек.

Вручение премий за творческие достижения

Противоречивые политические настроения писателя сказались и на его творчестве. Издавая некоторые свои романы, Лацис должен был внимательно следить за идеологической направленностью своих работ, внося, с согласия советской цензуры, необходимые правки. Тем не менее, это не помешало ему в 1949 году напечатать свое самое выдающееся литературное произведение — роман-эпопею «Буря», который повествовал о борьбе латышского народа за Советскую власть под руководством компартии. За свою книгу автор был удостоен Сталиновской премии второй степени. Еще одну награду, на этот раз уже первой степени, Лацис получил спустя три года за публикацию романа «К новому берегу», который, впрочем, поначалу был воспринят в штыки некоторыми советскими критиками, разглядевшими в книге сочувствие Лациса к кулачеству.

Важные политические должности и последний написанный роман

50-е годы прошли для Вилиса Лациса под знаком повышенной политической активности. В течении 4-х лет с 1954 по 1958 гг. он занимал должность Председателя Совета Национальностей Верховного Совета СССР. Также являлся кандидатом в члены ЦК КПСС. Семь раз награждался ленинскими орденами, был удостоен Ордена ВОВ первой степени.

Решение уйти в отставку Лацис принял осенью 1959 года, покинув пост Председателя Совета Министров. Это позволило ему целиком сосредоточиться на литературе и опубликовать свое последнее литературное творение «После ненастья», увидевшее свет в 1962 году.

Умер видный латвийский писатель и политический деятель 6 февраля 1966 года в Риге. Его именем сегодня названы различные улицы и учебные заведения на территориях Латвии и России.

Для нас важна актуальность и достоверность информации. Если вы обнаружили ошибку или неточность, пожалуйста, сообщите нам. Выделите ошибку и нажмите сочетание клавиш Ctrl+Enter .