Владислав Крапивин. Летящие сказки - БиблиоГид

Владислав Крапивин

Рассказы

АЛЫЕ ПЕРЬЯ СТРЕЛ АЛЬФА БОЛЬШОЙ МЕДВЕДИЦЫ БЕГСТВО РОГАТЫХ ВИКИНГОВ ВОСЬМАЯ ЗВЕЗДА ГВОЗДИ ДАЛЕКИЕ ГОРНИСТЫ ЗВЕЗДЫ ПОД ДОЖДЕМ КАПИТАНЫ НЕ СМОТРЯТ НАЗАД КОСТЕР КРАСНЫЙ КЛИВЕР МИННОЕ ЗАГРАЖДЕНИЕ НАДПИСЬ НА БРАНДМАУЭРЕ НАСТОЯЩЕЕ ОСТРОВ ПРИВИДЕНИЯ ПАЛОЧКИ ДЛЯ ВАСЬКИНОГО БАРАБАНА ПЕРВЫЙ ШАГ ПИСЬМО СЕВЕРНОЙ КОРОЛЕВЫ ПЛАНШЕТ ПОЧЕМУ ТАКОЕ ИМЯ? ПУТЕШЕСТВЕННИКИ НЕ ПЛАЧУТ РЕЙС "ОРИОНА" РИСК РУКАВИЦЫ САМЫЙ МЛАДШИЙ СИГНАЛ ГОРНИСТА СНЕЖНАЯ ОБСЕРВАТОРИЯ СТРАНА СИНЕЙ ЧАЙКИ ТАБАКЕРКА ИЗ БУХТЫ ПОРТ-ДЖЕКСОН ТРОЕ С БАРАБАНОМ ШТУРМАН КОНОПЛЁВ Я ИДУ ВСТРЕЧАТЬ БРАТА

Владислав Крапивин

ПОЧЕМУ ТАКОЕ ИМЯ?

Рассказы. 1960 - 1963 гг

ПОЧЕМУ ТАКОЕ ИМЯ?

Тоник, Тимка и Римма возвращались с последнего детского киносеанса из клуба судостроителей.

Далеко до моста, - сказал Тимка. - Айда на берег. Может, кто-нибудь перевезёт.

Попадёт, если дома узнают, - засомневался Тоник.

Римма презрительно вытянула губы:

Мне не попадёт.

Он всегда боится: "Нельзя, не разрешают..." Петька и тот не боится никогда, - проворчал Тимка. - Пойдёшь?

Тоник пошёл. Уж если маленький Петька, сосед Тоника, не боится, то ничего не поделаешь.

Обходя штабеля мокрого леса и перевёрнутые лодки, они выбрались к воде. Было начало лета, река разлилась и кое-где подошла вплотную к домам, подмывала заборы. Коричневая от размытого песка и глины, она несла брёвна и обрывки плотов.

По середине реки двигалась моторка.

Везёт нам, - сказал Тимка. - Вон Мухин едет. Я его знаю.

Какой Мухин? Инструктор ДОСААФ? - поинтересовалась Римка.

Ага. Его брат в нашем классе учится.

Они хором несколько раз позвали Мухина, прежде чем он помахал кепкой и повернул к берегу.

Как жизнь, рыжие? - приветствовал ребят Мухин. - На ту сторону?

Рыжей была только Римка.

Сами-то вы красивый? - язвительно спросила она.

А как же! Поехали.

Женя, дай маленько порулить, - начал просить Тимка. - Ну, дай, Жень!

На брёвна не посади нас, - предупредил Мухин.

Тимка заулыбался и стиснул в ладонях рукоятку руля. Всё было хорошо. Через несколько минут Тимка развернул лодку против течения и повёл её вдоль плотов, которые тянулись с правого берега.

Ставь к волне! - закричал вдруг Мухин.

Отбрасывая крутые гребни, мимо проходил буксирный катер. Тимка растерялся. Он рванул руль, но не в ту сторону. Лодка ударилась носом о плот. Тоник ничего не успел сообразить. Он сидел впереди и сразу вылетел на плот. Скорость была большой, и Тоник проехал поперёк плота, как по громадному ксилофону, пересчитав локтями и коленками каждое брёвнышко.

Мухин обругал Тимку, отобрал руль и крикнул Тонику:

Стукнулся, пацан? Ну, садись!

Ладно, мы отсюда доберёмся, - сказала Римка и прыгнула на плот. За ней молча вылез Тимка.

Тоник сидел на брёвнах и всхлипывал. Боль была такая, что он даже не сдерживал слёз.

Разнюнился, ребёночек, - вдруг разозлился Тимка. - Подумаешь, локоть расцарапал.

Тебе бы так, - заступилась Римка. - Рулевой "Сено-солома"...

А он хуже девчонки... То-о-нечка, - противно запел Тимка.

Теперь Тоник всхлипнул от обиды. Кое-как он поднялся и в упор поглядел на Тимку. Когда Тимка начинал дразниться, он становился противным: глаза делались маленькими, белёсые брови уползали на лоб, губы оттопыривались... Так бы и треснул его.

Тоник повернулся, хромая, перешёл на берег, и стал подниматься на обрыв по тропинке, едва заметной среди конопли и бурьяна.

В переулке, у водонапорной колонки он вымыл лицо, а дома поскорей натянул шаровары и рубашку с длинными рукавами, чтобы скрыть ссадины. И всё же мама сразу спросила:

Что случилось, Тоничек?

Ничего, - буркнул он.

Я знаю, - сказал папа, не отрываясь от газеты. - Он подрался с Тимофеем.

Мама покачала головой:

Не может быть, Тима почти на два года старше. Впрочем... она коротко вздохнула, - без матери растёт мальчик. Присмотра почти никакого...

Тоник раздвинул листья фикуса, сел на подоконник и свесил на улицу ноги. В горле у него снова запершило.

Тимка никогда не дерётся.

Папа отложил газету и полез в карман за папиросой.

Так что же произошло?

А вот то... Придумали такое имя, что на улице не покажешься. То-о-нечка. Как у девчонки.

Хорошее имя. Ан-тон.

Чего хорошего?

А чего плохого? - Папа отложил незажжёную папиросу и задумчиво произнёс: - Это имя не так просто придумано. Тут, дружище, целая история.

Мне не легче, - сказал Тоник, но всё-таки обернулся и поглядел украдкой сквозь листья: собирается ли папа рассказывать?

Владислав Крапивин

РАССКАЗЫ И ПОВЕСТИ

Владислав Крапивин

ПОЧЕМУ ТАКОЕ ИМЯ?

Рассказы. 1960–1963 гг

ПОЧЕМУ ТАКОЕ ИМЯ?

Тоник, Тимка и Римма возвращались с последнего детского киносеанса из клуба судостроителей.

Далеко до моста, - сказал Тимка. - Айда на берег. Может, кто-нибудь перевезёт.

Попадёт, если дома узнают, - засомневался Тоник.

Римма презрительно вытянула губы:

Мне не попадёт.

Он всегда боится: «Нельзя, не разрешают…» Петька и тот не боится никогда, - проворчал Тимка. - Пойдёшь?

Тоник пошёл. Уж если маленький Петька, сосед Тоника, не боится, то ничего не поделаешь.

Обходя штабеля мокрого леса и перевёрнутые лодки, они выбрались к воде. Было начало лета, река разлилась и кое-где подошла вплотную к домам, подмывала заборы. Коричневая от размытого песка и глины, она несла брёвна и обрывки плотов.

По середине реки двигалась моторка.

Везёт нам, - сказал Тимка. - Вон Мухин едет. Я его знаю.

Какой Мухин? Инструктор ДОСААФ? - поинтересовалась Римка.

Ага. Его брат в нашем классе учится.

Они хором несколько раз позвали Мухина, прежде чем он помахал кепкой и повернул к берегу.

Как жизнь, рыжие? - приветствовал ребят Мухин. - На ту сторону?

Рыжей была только Римка.

Сами-то вы красивый? - язвительно спросила она.

А как же! Поехали.

Женя, дай маленько порулить, - начал просить Тимка. - Ну, дай, Жень!

На брёвна не посади нас, - предупредил Мухин.

Тимка заулыбался и стиснул в ладонях рукоятку руля. Всё было хорошо. Через несколько минут Тимка развернул лодку против течения и повёл её вдоль плотов, которые тянулись с правого берега.

Ставь к волне! - закричал вдруг Мухин.

Отбрасывая крутые гребни, мимо проходил буксирный катер. Тимка растерялся. Он рванул руль, но не в ту сторону. Лодка ударилась носом о плот. Тоник ничего не успел сообразить. Он сидел впереди и сразу вылетел на плот. Скорость была большой, и Тоник проехал поперёк плота, как по громадному ксилофону, пересчитав локтями и коленками каждое брёвнышко.

Мухин обругал Тимку, отобрал руль и крикнул Тонику:

Стукнулся, пацан? Ну, садись!

Ладно, мы отсюда доберёмся, - сказала Римка и прыгнула на плот. За ней молча вылез Тимка.

Тоник сидел на брёвнах и всхлипывал. Боль была такая, что он даже не сдерживал слёз.

Разнюнился, ребёночек, - вдруг разозлился Тимка. - Подумаешь, локоть расцарапал.

Тебе бы так, - заступилась Римка. - Рулевой «Сено-солома»…

А он хуже девчонки… То-о-нечка, - противно запел Тимка.

Теперь Тоник всхлипнул от обиды. Кое-как он поднялся и в упор поглядел на Тимку. Когда Тимка начинал дразниться, он становился противным: глаза делались маленькими, белёсые брови уползали на лоб, губы оттопыривались… Так бы и треснул его.

Тоник повернулся, хромая, перешёл на берег, и стал подниматься на обрыв по тропинке, едва заметной среди конопли и бурьяна.

В переулке, у водонапорной колонки он вымыл лицо, а дома поскорей натянул шаровары и рубашку с длинными рукавами, чтобы скрыть ссадины. И всё же мама сразу спросила:

Что случилось, Тоничек?

Ничего, - буркнул он.

Я знаю, - сказал папа, не отрываясь от газеты. - Он подрался с Тимофеем.

Мама покачала головой:

Не может быть, Тима почти на два года старше. Впрочем… она коротко вздохнула, - без матери растёт мальчик. Присмотра почти никакого…

Тоник раздвинул листья фикуса, сел на подоконник и свесил на улицу ноги. В горле у него снова запершило.

Тимка никогда не дерётся.

Папа отложил газету и полез в карман за папиросой.

Так что же произошло?

А вот то… Придумали такое имя, что на улице не покажешься. То-о-нечка. Как у девчонки.

Хорошее имя. Ан-тон.

Чего хорошего?

А чего плохого? - Папа отложил незажжёную папиросу и задумчиво произнёс: - Это имя не так просто придумано. Тут, дружище, целая история.

Мне не легче, - сказал Тоник, но всё-таки обернулся и поглядел украдкой сквозь листья: собирается ли папа рассказывать?

Вот эта история.

Тогда папа учился в институте, и звали его не Сергеем Васильевичем, а Сергеем, Серёжей, и даже Серёжкой. После второго курса он вместе с товарищами поехал в Красноярский край убирать хлеб на целине.

Папа, то есть Сергей, жил вместе с десятью товарищами в глинобитной мазанке, одиноко белевшей на пологом склоне. Рядам с мазанкой были построены два крытых соломой навеса. Всё это называлось: «Полевой стан Кара-Сук».

Больше кругом ничего не было. Только степь и горы. На горах по утрам лежали серые косматые облака, а в степи стояли среди колючей травы горячие от солнца каменные идолы и странные синие ромашки. Среди жёлтых полей ярко зеленели квадраты хакасских курганов. В светлом небе кружили коршуны. Их распластанные тени скользили по горным склонам.

По ночам ярко горели звёзды.

Но однажды из-за горы, похожей на двугорбого верблюда, прилетел сырой ветер, и звёзды скрылись за глухими низкими облаками.

В эту ночь Сергей возвращался с соседнего стана. Он ходил туда с поручением бригадира и мог бы там заночевать, но не стал. Утром к ним на ток должны были прийти первые машины с зерном, и Сергей не хотел опаздывать к началу работы.

Он шагал прямиком по степи. Пока совсем не стемнело, Сергей видел знакомые очертания гор и не боялся сбиться с пути. Но сумерки сгущались, и горизонт растаял. А скоро вообще ничего не стало видно, даже свою вытянутую руку. И не было звёзд. Только низко над землёй в маленьком разрыве туч висела едва заметная хвостатая комета. Но Сергей увидел комету впервые и не мог узнать по ней направление.

Потом исчезла и комета. Глухая тёмная ночь навалилась, как тяжёлая чёрная вата. Ветер, который летел с северо-запада, не смог победить эту плотную темноту, ослабел и лёг спать в сухой траве.

Сергей шёл и думал, что заблудиться ночью в степи в сто раз хуже, чем в лесу. В лесу даже на ощупь можно отыскать мох на стволе или наткнуться на муравейник и узнать, где север и юг. А здесь темно и пусто. И тишина. Слышно лишь, как головки каких-то цветов щёлкают по голенищам сапог.

Сергей поднялся на невысокий холм и хотел идти дальше, но вдруг увидел с стороне маленький огонёк. Он горел неподвижно, словно где-то далеко светилось окошко. Сергей повернул на свет. Он думал, что придётся ещё много шагать, но через сотню метров подошёл к низкой глинобитной мазанке. Огонёк был не светом далёкого окошка, а пламенем керосиновой лампочки. Она стояла на плоской крыше мазанки, бросая вокруг жёлтый рассеянный свет.

Дверь была заперта. Сергей постучал в оконце и через несколько секунд услышал топот босых ног. Звякнул крючок и скрипнули старые шарниры. Мальчик лет десяти или одиннадцати, в большом, до колен, ватнике, взглянул снизу вверх на Сергея.

Заблудились?

Мне надо на полевой стан Кара-Сук, - сказал Сергей.

У Княжьего кургана? Это правее, километра три отсюда. А вы не здешний?

Будь я здешний, разве бы я заблудился? - раздражённо заметил Сергей.

Случается… - Мальчик переступил с ноги на ногу и неожиданно спросил:

Есть хотите?

Мальчик скрылся за скрипучей дверью и сразу вернулся с большим куском хлеба и кружкой молока.

Там совсем темно, - объяснил он, кивая на дверь. - Лучше здесь поесть.

Ты, что же, один здесь?

Не… Я с дедом. У нас отара здесь. Совхозные овцы.

Значит, пастухи?

Дед мой пастух, а я так… Я на лето к нему приехал. Из Абакана.

Сергей сел в траву, прислонился спиной к стене хибарки и принялся за еду. Мальчик сел рядом.

Джек, иди сюда! - негромко крикнул он и свистнул. Откуда-то из темноты появился большой лохматый пёс. Он обнюхал сапоги Сергея, лёг и стал стучать по земле хвостом.

А зачем у вас лампа на крыше горит? - спросил Сергей, прожёвывая хлеб.

Да так, на всякий случай. Вдруг заплутает кто… А в степи ни огонька.

Спасибо, - сказал Сергей, протягивая кружку.

Может, ещё хотите?

Не надо…

Сергей не стал объяснять, что сказал спасибо не за еду, а за огонёк, который избавил его от ночных блужданий.

Мальчик позвал Сергея в мазанку, но тот не пошёл. Ночь была тёплой, да и спать не хотелось. Мальчик отнёс кружку и вернулся.

Они долго сидели молча. Лампа бросала вокруг мазанки кольцо рассеянного света, но мальчик и Сергей оставались в тени, под стеной.

Ты каждую ночь зажигаешь свой маяк? - спросил Сергей.

Каждую… Только дед сердится, что я керосин зря жгу. Я теперь стал рано-рано вставать, чтобы успеть погасить. Дед проснётся, а лампа уже на лавке…

Алёшка сразу поверил, что будет сказка.
Ведь он был поэт, хотя и маленький.
А все поэты - и маленькие, и большие -
в глубине души верят в сказки.
В.Крапивин. «Лётчик для особых поручений»

Это чувство знакомо всякому, кто помнит детство. С годами люди забывают, каково это - летать, но тогда, в детстве, летать умеют все без исключения, и не только во сне. Кажется даже, что нет в этом ничего такого уж сложного; сгодится и старый потёртый ковёр из пыльного чулана, или воздушный змей, парящий высоко в небе, или маленький бумажный самолётик, или простой одуванчик: дунь на него - и полетишь…

У Владислава Крапивина много удач - любой писатель может ему позавидовать. Не каждому за свою жизнь удаётся создать столько хороших книг - книг, составивших славу отечественной детской литературы: «Та сторона, где ветер», «Мальчик со шпагой», «В ночь большого прилива», «Мушкетёр и фея», «Трое с площади Карронад», «Журавлёнок и молнии», «Голубятня на жёлтой поляне», «Острова и капитаны». Но и среди них есть совершенно особенные - такие книги читатели держат «поближе к сердцу», как самое дорогое, самое сокровенное.

«Летящим сказкам» веришь сразу и безоговорочно. Глядя на ослепительную, лимонно-жёлтую, как лето и солнце, обложку, тотчас же понимаешь, что тебя ждёт. Не просто сказка, нет. Тебе предстоит полёт, и внутри всё наполняется восторгом и трепетом.

В какой-то момент грань между сказкой и явью стирается, и в изумлении думаешь: неужели это не приснилось, неужели это было взаправду? И удивительное путешествие Алёшки вслед за уплывшим корабликом, и невероятные полёты Олежки с Виталькой, двух лучших, двух самых верных друзей? Мало того, по прошествии времени вдруг начинает казаться, будто это случилось не с ними, не с книжными героями, рождёнными талантом замечательного писателя, а как будто…

Хемингуэй однажды сказал: «Все хорошие книги похожи тем, что они правдоподобнее действительности, и когда ты заканчиваешь читать, остаётся ощущение, будто всё описанное произошло с тобой, а затем - что это принадлежит тебе: добро и зло, восторг, раскаяние, скорбь, люди, места и даже погода» .

Повести, вошедшие в этот сборник, появились с промежутком в три года: в 1973-м («Лётчик для особых поручений») и 1976-м («Ковёр-самолёт»). Как раз тогда Крапивин всё чаще стал обращаться к фантастике, и даже раздавались ворчливые голоса, упрекавшие писателя в отходе от «правды жизни» и погружении в пучину вымысла. Но кто знает, не сказка ли в конечном счёте оказывается правдивей самой действительности?

В повести «Ковёр-самолёт» найден исключительный по силе воздействия ход, с первых же строк убеждающий читателя в реальности происходящих событий: это сказка-воспоминание. Повествование ведётся от лица взрослого человека, вспоминающего своё детство, а в нём - среди прочего - волшебный ковёр-самолёт. Обстоятельный рассказчик описывает все чудеса вплоть до мельчайших подробностей, но иногда в авторской речи словно промелькивает тень сомнения: было или нет? «В детстве у многих бывает свой ковёр-самолёт, - говорит мудрая тётя Валя. - У тех, кто сумеет найти…» И в эту минуту сказка перестаёт быть лишь плодом воображения, приобретая иной, более глубокий смысл. Писатель с полным на то основанием может огорчиться или даже обидеться, если кто-то назовёт его историю выдумкой, как в своё время Грин обиделся на Олешу, так сказав о своём романе «Блистающий мир»: «Это символический роман, а не фантастический! Это вовсе не человек летает, это парение духа!» .

В отличие от «Блистающего мира», крапивинские повести, при всём их неподдельном драматизме, заканчиваются, как правило, благополучно: «Никто не разбился, - такими словами завершает Крапивин ещё одну свою крылатую сказку - «Самолёт по имени Серёжка». - Никто не разбился до смерти.

Никто. Честное слово…»

И в этом тоже есть высшая правда сказки.

Первыми иллюстраторами включённых в эту книгу сказочных повестей стали два любимейших крапивинских художника: Евгения Стерлигова и Евгений Медведев. Но Евгений Алексеевич остался недоволен своей работой над «Ковром-самолётом» для журнала «Пионер» и даже попросил убрать все взятые оттуда цветные «картинки» с официального сайта Владислава Крапивина, позволив оставить лишь два чёрно-белых листа, позднее сделанных для свердловского сборника. Что же касается Евгении Ивановны, то её по праву можно назвать лучшим иллюстратором «Летящих сказок».

Поистине это поразительное единение писателя и художника: солнечный сборник, выпущенный в 1978 году «Детской литературой» и теперь повторенный Издательским Домом Мещерякова, без преувеличения, является одной из самых цельных и гармоничных крапивинских книг. В проникновенных, эмоциональных и при этом сдержанных (в две краски) рисунках Стерлиговой удалось запечатлеть самую суть «Летящих сказок», их благородный романтический дух, создав особую лирическую атмосферу, от которой так сильно щемит любое хоть сколько-нибудь чувствительное сердце.

«…У нас полное взаимопонимание, - говорил Владислав Петрович о своём соавторе, - во многом одинаковое видение мира, и те “страны”, в которых мы живём своим воображением, очень, по-моему, похожи…» Столь редкостная гармония между писателем и художником, вероятно, объясняется тем, что в течение долгого времени Крапивин и Стерлигова жили в одном городе, бывшем Свердловске, а ныне - Екатеринбурге, жили неподалёку друг от друга и бессчётное число раз объединяли свои творческие усилия не только для книжных изданий, но и для публикаций в местном журнале «Уральский следопыт».

Благодаря Евгении Ивановне этот популярный литературно-художественный журнал обрёл тот уникальный облик, за который его старые подшивки так высоко теперь ценятся у букинистов. В «Уральском следопыте» охотно печатались многие прекрасные писатели - уральские, московские, питерские, киевские, новосибирские: братья Стругацкие, Кир Булычёв, Север Гансовский, Владимир Савченко, Ольга Ларионова, Дмитрий Биленкин, Сергей Другаль, Геннадий Прашкевич - кого только не доводилось иллюстрировать Евгении Стерлиговой за годы тесного сотрудничества с журналом (как-то она даже сделала неожиданное признание: «Я не художник, я рисующий читатель» ). Но тандем Стерлигова-Крапивин, бесспорно, оказался самым прочным и самым долговечным.

Наибольший успех Евгении Ивановне принесли иллюстрации к крапивинским сказкам и фантастике, хотя оформляет она и реалистическую его прозу. Но даже в ней художница зорко высматривает черты идеального, возвышенного, романтического, всякий раз подчёркивая их, делая крупнее, зримей, настойчиво выводя на первый план. Правы искусствоведы, утверждающие, что ей чуждо прямолинейное иллюстрирование: она всегда рисует «на тему», свободно смешивая реальное и фантастическое, рисует прежде всего настроение, разлитое в тексте, придавая ему таким образом особую воздушность, крылатость, полётность. И потому неудивительно, что её персональная выставка, состоявшаяся в 2008 году, так именно и называлась - «Летящие сказки Евгении Стерлиговой».

Тем, кто только начинает знакомство с творчеством Владислава Крапивина, могут пригодиться следующие публикации:

• Владислав Крапивин: «Литература - не стадион» / интервью Д. Байкалову // Если. - 2008. - № 10. - С. 272–275.
• Владислав Крапивин: «Пишу о том, что наболело» / беседу вела Н. Богатырёва // Читаем вместе. - 2008. - № 11. - С. 6–7.
• Крапивин В. Несколько слов к читателям / В. Крапивин // Крапивин В. Собрание сочинений: в 9 т. - Екатеринбург: 91, 1992–1993. - Т. 1/2. - С.5-11.
• Советы старейшин: Владислав Крапивин / [интервью Л. Данилкину] // Афиша. - 2013. - № 1. - С. 54–59.
• Баруздин С. О Владиславе Крапивине / С. Баруздин // Баруздин С. Заметки о детской литературе / С. Баруздин. - Москва: Детская литература, 1975. - С. 258–262.
• Богатырёва Н. Владислав Крапивин / Н. Богатырёва // Литература в школе. - 2009. - № 11. - С. 20–22.
• Казанцев С. Барабанщики, вперёд! / С. Казанцев // Крапивин В. Голубятня на жёлтой поляне / В. Крапивин. - Москва: Детская литература, 1988. - С. 5–7.
• Марченко С. А шпаги нужны! / С. Марченко // Крапивин В. Тень Каравеллы / В. Крапивин. - Свердловск: Средне-Уральское книжное издательство, 1988. - С. 564–571.
• Павлов А. Паруса командора: благородный наставник юных рыцарей / А. Павлов // Учительская газета. - 2007. - 16 янв. - С. 20.
• Разумневич В. Первым встать в защиту правды: о книгах Владислава Крапивина / В. Разумневич // Разумневич В. С книгой по жизни / В. Разумневич. - Москва: Просвещение, 1986. - С. 199–207.
• Соломко Н. Предисловие / Н. Соломко // Крапивин В. Избранное: в 2 т. / В. Крапивин. - Москва: Детская литература, 1989. - Т. 1. - С. 3–6.
• Шеваров Д. Честные книги и верные оруженосцы / Д. Шеваров // Первое сентября. - 2002. - 17 дек. - С. 7.

Летчик для особых поручений

Глава первая

Весной Алешкины родители получили новую квартиру. Хорошую, на пятом этаже. Из окна виден был весь квартал с большими домами, а дальше старые домики в конце улицы. Улица называлась Планерная.

Раньше на этом месте был спортивный аэродром. Летом он зарастал полевой кашкой, подорожником и всякой травой, у которой никто не знает названия. На краю лётного поля густо росла полынь. В полыни стоял грузовичок с мотолебедкой. Лебедка мотала на барабан тонкий трос и затягивала в небо разноцветные планеры. Так же, как мальчишки запускают на нитках воздушных змеев.

Про это Алешке рассказывали ребята, которые жили здесь раньше, в старых домах. А Валерка Яковлев рассказал совсем удивительную историю: будто однажды на аэродром приземлился настоящий самолет. Это был двухместный самолетик с оранжевыми крыльями, серебристым фюзеляжем и красными цифрами на борту. Видно, что-то случилось в моторе и надо было срочно опуститься, а летчик не знал, где удобнее сесть. Он кружил, кружил над аэродромом. Тогда Валерка выбежал на поле, упал на траву и раскинул руки буквой «Т». Буква «Т»- это посадочный знак. Валерка показал, как самолету лучше зайти против ветра. Летчик посадил машину, покопался в моторе, а потом спросил:

Хочешь, прокачу?

Валерка сказал, конечно, что хочет, и летчик посадил его в заднее кресло и сделал над полем три круга. Никто из ребят Валерке не верил, даже старожилы. Но Алешка верил. Ему нравилось верить всему интересному и хорошему.

Он потом часто вспоминал этот рассказ и потихоньку завидовал. А один раз Алешке даже приснилось что-то похожее. Не совсем похожее, но тоже самолет в поле. Над полем висела теплая ночь с большими звездами, и только у самого горизонта светилась закатная полоса. На ней черным рисунком выделялись головки и стебли высокой травы. Там стоял маленький самолет. И Алешка бежал к нему по пояс в траве, спешил и очень боялся, что самолет улетит без него.

Потом у Алешки сложились такие стихи:

Мне снилось, что ждет меня самолет-

Ночной самолет без огней.

В кабине нервничает пилот,

Погасший окурок сердито жует

И хмурится все сильней.

И я тороплюсь, я бегу к самолету.

Скорее- в тревогу ночного полета.

Пилот говорит:

«Я чертовски спешу.

Садитесь скорей, полетим.

Наденьте, пожалуйста, ваш парашют:

Опасности будут в пути».

Какие?

Узнать я уже не успел,

Проснулся…

За окнами утренний город шумел,

И сон не вернулся…

Это были серьезные стихи, и Алешка записал их в толстую тетрадку. Он записывал туда все свои стихи, которые получались серьезными. Например, про собаку, как она потерялась и не могла найти хозяина, про мальчика, которого насильно учат играть на скрипке, а он хочет быть не музыкантом, а путешественником.

Ну и разные другие.

Тетрадку Алешка никому не показывал. Стеснялся. И вообще это была его тайна. К тому же на одной из последних страниц написал он такие строчки:

Понятно, что такое стихотворение не очень-то будешь показывать.

Но вообще Алешка не скрывал, что умеет сочинять стихи. Какие-нибудь смешные строчки для стенгазеты или считалку для игры в пряталки- это пожалуйста.

А один раз он сочинил стихи про принца. Про того принца, который из сказки «Золушка». Из-за этих стихов он поссорился с Олимпиадой Викторовной. Вот с этого случая и начинается история про путешествие с Зеленым билетом, про Алешку и Летчика и про многие удивительные дела.

Олимпиада Викторовна руководила детским драмкружком. Драмкружок занимался в красном уголке домоуправления. Это называлось «работа с детьми по месту жительства». Олимпиада Викторовна была пенсионерка. А раньше она долго работала в театре. Костюмером. Она могла бы работать артисткой, но ей помешала одна беда: за всю жизнь Олимпиада Викторовна не научилась выговаривать букву «р». Вместо «р» у нее получалось что-то среднее между «в» и «у». Например, со слесарем дядей Юрой она разговаривала так:

Безабуазие! Когда отвемонтивуют батауеи? В помещении уголка невозможно уаботать!

Дядя Юра, человек не робкий и даже нахальный, при таких словах съеживался и бормотал:

Будет сделано. Сегодня же доложу управляющему. Сию секундочку.

А Олимпиада Викторовна, прямая, высокая и суровая, продолжала:

Я не могу воспитывать в детях чувство пвекуасного, когда в помещении сывость! Мы соввем пвемьеву, и виноваты будете вы!

При последнем слове она устремляла вслед дяде Юре худой, отточенный, как карандаш, палец, словно хотела пронзить несчастного слесаря насквозь.

Драмкружок готовил к постановке пьесу «Золушка». Золушку играла Маша Березкина. Ну, та самая, про которую стихи. Они с Алешкой учились в одной школе: Алешка в пятом «В», а Маша- в пятом «А». Классы-то разные, и Алешка с ней познакомиться как следует в школе не мог. А во дворе Маша появлялась редко, потому что занималась еще музыкой и фигурным катанием.

И вот когда начались летние каникулы, Алешка узнал, что Маша записалась в драмкружок, и сразу тоже записался.

Он очень надеялся, что Олимпиада Викторовна даст ему роль принца. Дело в том, что принц в пьесе должен был сражаться на шпагах с разбойниками, которые хотели похитить Золушку. А как сражаться, Алешка знал. В той школе, где он учился раньше, была секция фехтования, и он там немного занимался (жаль, что пришлось уехать).

Но Олимпиада Викторовна сказала, что Алешка будет играть стражника у ворот королевского дворца. А принцем назначила совсем другого мальчишку. Он выше Алешки и старше, перешел уже в восьмой класс.

Этот принц почему-то всем нравился. Говорили, что у него «прекрасные актерские данные». Никаких таких данных Алешка не замечал. Зато когда принца одели в принцевский костюм, Алешка увидел, что он чересчур худ и ноги у него слегка кривые. И шпагу носить он не умеет. Алешка ушел за кулисы и вполголоса сказал:

Пуинц квивоногий… Шпага висит, как зонтик на торшере.

И тут он услышал смех. Это Маша смеялась. Оказывается, она рядом была. Она смеялась негромко, но весело. А потом взяла Алешку за локоть и хорошо так сказала:

Ой, Алешка, да брось ты расстраиваться. Больно надо, из-за какого-то принца. Мне с ним полпьесы играть придется, а я и то ничего, терплю.

Владислав Крапивин

Рассказы

АЛЫЕ ПЕРЬЯ СТРЕЛ АЛЬФА БОЛЬШОЙ МЕДВЕДИЦЫ БЕГСТВО РОГАТЫХ ВИКИНГОВ ВОСЬМАЯ ЗВЕЗДА ГВОЗДИ ДАЛЕКИЕ ГОРНИСТЫ ЗВЕЗДЫ ПОД ДОЖДЕМ КАПИТАНЫ НЕ СМОТРЯТ НАЗАД КОСТЕР КРАСНЫЙ КЛИВЕР МИННОЕ ЗАГРАЖДЕНИЕ НАДПИСЬ НА БРАНДМАУЭРЕ НАСТОЯЩЕЕ ОСТРОВ ПРИВИДЕНИЯ ПАЛОЧКИ ДЛЯ ВАСЬКИНОГО БАРАБАНА ПЕРВЫЙ ШАГ ПИСЬМО СЕВЕРНОЙ КОРОЛЕВЫ ПЛАНШЕТ ПОЧЕМУ ТАКОЕ ИМЯ? ПУТЕШЕСТВЕННИКИ НЕ ПЛАЧУТ РЕЙС "ОРИОНА" РИСК РУКАВИЦЫ САМЫЙ МЛАДШИЙ СИГНАЛ ГОРНИСТА СНЕЖНАЯ ОБСЕРВАТОРИЯ СТРАНА СИНЕЙ ЧАЙКИ ТАБАКЕРКА ИЗ БУХТЫ ПОРТ-ДЖЕКСОН ТРОЕ С БАРАБАНОМ ШТУРМАН КОНОПЛЁВ Я ИДУ ВСТРЕЧАТЬ БРАТА

Владислав Крапивин

ПОЧЕМУ ТАКОЕ ИМЯ?

Рассказы. 1960 - 1963 гг

ПОЧЕМУ ТАКОЕ ИМЯ?

Тоник, Тимка и Римма возвращались с последнего детского киносеанса из клуба судостроителей.

Далеко до моста, - сказал Тимка. - Айда на берег. Может, кто-нибудь перевезёт.

Попадёт, если дома узнают, - засомневался Тоник.

Римма презрительно вытянула губы:

Мне не попадёт.

Он всегда боится: "Нельзя, не разрешают..." Петька и тот не боится никогда, - проворчал Тимка. - Пойдёшь?

Тоник пошёл. Уж если маленький Петька, сосед Тоника, не боится, то ничего не поделаешь.

Обходя штабеля мокрого леса и перевёрнутые лодки, они выбрались к воде. Было начало лета, река разлилась и кое-где подошла вплотную к домам, подмывала заборы. Коричневая от размытого песка и глины, она несла брёвна и обрывки плотов.

По середине реки двигалась моторка.

Везёт нам, - сказал Тимка. - Вон Мухин едет. Я его знаю.

Какой Мухин? Инструктор ДОСААФ? - поинтересовалась Римка.

Ага. Его брат в нашем классе учится.

Они хором несколько раз позвали Мухина, прежде чем он помахал кепкой и повернул к берегу.

Как жизнь, рыжие? - приветствовал ребят Мухин. - На ту сторону?

Рыжей была только Римка.

Сами-то вы красивый? - язвительно спросила она.

А как же! Поехали.

Женя, дай маленько порулить, - начал просить Тимка. - Ну, дай, Жень!

На брёвна не посади нас, - предупредил Мухин.

Тимка заулыбался и стиснул в ладонях рукоятку руля. Всё было хорошо. Через несколько минут Тимка развернул лодку против течения и повёл её вдоль плотов, которые тянулись с правого берега.

Ставь к волне! - закричал вдруг Мухин.

Отбрасывая крутые гребни, мимо проходил буксирный катер. Тимка растерялся. Он рванул руль, но не в ту сторону. Лодка ударилась носом о плот. Тоник ничего не успел сообразить. Он сидел впереди и сразу вылетел на плот. Скорость была большой, и Тоник проехал поперёк плота, как по громадному ксилофону, пересчитав локтями и коленками каждое брёвнышко.

Мухин обругал Тимку, отобрал руль и крикнул Тонику:

Стукнулся, пацан? Ну, садись!

Ладно, мы отсюда доберёмся, - сказала Римка и прыгнула на плот. За ней молча вылез Тимка.

Тоник сидел на брёвнах и всхлипывал. Боль была такая, что он даже не сдерживал слёз.

Разнюнился, ребёночек, - вдруг разозлился Тимка. - Подумаешь, локоть расцарапал.

Тебе бы так, - заступилась Римка. - Рулевой "Сено-солома"...

А он хуже девчонки... То-о-нечка, - противно запел Тимка.

Теперь Тоник всхлипнул от обиды. Кое-как он поднялся и в упор поглядел на Тимку. Когда Тимка начинал дразниться, он становился противным: глаза делались маленькими, белёсые брови уползали на лоб, губы оттопыривались... Так бы и треснул его.

Тоник повернулся, хромая, перешёл на берег, и стал подниматься на обрыв по тропинке, едва заметной среди конопли и бурьяна.

В переулке, у водонапорной колонки он вымыл лицо, а дома поскорей натянул шаровары и рубашку с длинными рукавами, чтобы скрыть ссадины. И всё же мама сразу спросила:

Что случилось, Тоничек?

Ничего, - буркнул он.

Я знаю, - сказал папа, не отрываясь от газеты. - Он подрался с Тимофеем.

Мама покачала головой:

Не может быть, Тима почти на два года старше. Впрочем... она коротко вздохнула, - без матери растёт мальчик. Присмотра почти никакого...

Тоник раздвинул листья фикуса, сел на подоконник и свесил на улицу ноги. В горле у него снова запершило.

Тимка никогда не дерётся.

Папа отложил газету и полез в карман за папиросой.

Так что же произошло?

А вот то... Придумали такое имя, что на улице не покажешься. То-о-нечка. Как у девчонки.

Хорошее имя. Ан-тон.

Чего хорошего?

А чего плохого? - Папа отложил незажжёную папиросу и задумчиво произнёс: - Это имя не так просто придумано. Тут, дружище, целая история.

Мне не легче, - сказал Тоник, но всё-таки обернулся и поглядел украдкой сквозь листья: собирается ли папа рассказывать?

Вот эта история.

Тогда папа учился в институте, и звали его не Сергеем Васильевичем, а Сергеем, Серёжей, и даже Серёжкой. После второго курса он вместе с товарищами поехал в Красноярский край убирать хлеб на целине.

Папа, то есть Сергей, жил вместе с десятью товарищами в глинобитной мазанке, одиноко белевшей на пологом склоне. Рядам с мазанкой были построены два крытых соломой навеса. Всё это называлось: "Полевой стан Кара-Сук".

Больше кругом ничего не было. Только степь и горы. На горах по утрам лежали серые косматые облака, а в степи стояли среди колючей травы горячие от солнца каменные идолы и странные синие ромашки. Среди жёлтых полей ярко зеленели квадраты хакасских курганов. В светлом небе кружили коршуны. Их распластанные тени скользили по горным склонам.

По ночам ярко горели звёзды.

Но однажды из-за горы, похожей на двугорбого верблюда, прилетел сырой ветер, и звёзды скрылись за глухими низкими облаками.

В эту ночь Сергей возвращался с соседнего стана. Он ходил туда с поручением бригадира и мог бы там заночевать, но не стал. Утром к ним на ток должны были прийти первые машины с зерном, и Сергей не хотел опаздывать к началу работы.

Он шагал прямиком по степи. Пока совсем не стемнело, Сергей видел знакомые очертания гор и не боялся сбиться с пути. Но сумерки сгущались, и горизонт растаял. А скоро вообще ничего не стало видно, даже свою вытянутую руку. И не было звёзд. Только низко над землёй в маленьком разрыве туч висела едва заметная хвостатая комета. Но Сергей увидел комету впервые и не мог узнать по ней направление.