Война 1812 смоленское сражение. Смоленское сражение

Состоявшееся в начале августа, Смоленское сражение 1812 года было первой схваткой между русскими и французами, и хотя оно и не стало генеральным сражением, но все же превратилось в одно из самых драматических событий Можно с уверенностью сказать, что уже это столкновение армий положило начало перелому в ходе противостояния.

Хотя отступление русской армии к Москве не прекратилось, однако, после того, как Смоленское сражение завершилось, оно приняло уже несколько иной характер, и Наполеон начал понимать, что стремительного «блицкрига» не получится, и рано или поздно придется искать новые пути ведения войны и, возможно, даже поводы для перемирия.

Интересно, что хотя ни сам Наполеон, ни командующий Первой западной армией Михаил Барклай-де-Толли проводить Смоленское сражение не стремились, избежать его было практически невозможно. Наполеону необходимо было сделать передышку в своем стремительном продвижении по российской территории. Из-за необходимости обеспечивать себя продовольствием, французские войска сильно растянулись в стороны, и их нужно было опять собрать в единый кулак, одновременно попытавшись тем самым отрезать Первую западную армию Барклая-де-Толли от соединения со Второй армией, которой командовал Багратион, и одновременно их обеих от столицы.

Барклай-де-Толли же опасался вступать в прямое сражение с войсками французского императора зная, насколько натренированы и сильны его солдаты именно в таком способе ведения боевых действий. Он не хотел ослабить таким сражением боеспособность русских армий, осознавая, что продвижение неприятеля к Москве в любом случае остановить не удастся. Однако из-за настойчивого давления императорского окружения и собственного генералитета, обнадеженного именно кажущейся раздробленностью французской армии, ему пришлось согласиться на сражение под Смоленском.

4 августа пятнадцатитысячные русские войска отразили первый удар французов по Смоленску, сдержав их наступление и обеспечив возможность для Первой и Второй западной армии, к вечеру того же дня объединившихся в 120-тысячную группировку, подойти к городу и расположиться на высотах правобережья Днепра напротив 200-тысячной французской армии, укрепившейся на левом берегу.

Наутро Наполеон ожидал, что русские войска выйдут в поле для сражения по всей форме, но этого не произошло. Российский главнокомандующий, по-прежнему желающий сохранить армию любой ценой и не оказаться отрезанным от столицы, приказал отступить в сторону Москвы. Для того чтобы прикрыть отступление и сдержать натиск французских войск, были выделены корпуса Раевского и Дохтурова, и дивизии Неверовского, и Коновицина, которые в основном и участвовали в бою с французами. Потери армии Наполеона у Смоленска составили около 20-ти тысяч человек. Тогда как русская армия потеряла всего 10 тысяч бойцов.

На следующий день у Валутиной Горы - деревни, расположенной в 10-ти километрах от Смоленска, произошло столкновение между 3-тысячным отрядом русских, которым командовал генерал Тучков, и 40 тысячами французов из корпуса генерала Нея, посланным Наполеоном с целью перерезать коммуникации отходящей русской армии. Тучков, оценив опасность, которую представлял для русских маневр Нея, по собственной воле преградил дорогу французам своим небольшим отрядом, заняв очень удобную позицию у Смоленской дороги. Благодаря выгодности своего положения Тучкову удалось целый день сдерживать французов и даже периодически переходить в контратаки. Во время последней из них, которая происходила уже при свете луны, мужественный генерал был ранен штыком и попал в плен.

Однако усилия Тучкова не пропали даром. Русской армии удалось с успехом отойти. Таким образом, было завершено Смоленское сражение, длившееся в общей сложности два дня. Смоленск пал, но русская армия без существенных потерь переправилась через Днепр и отступила вглубь России, готовая к дальнейшим боевым действиям.

Бой у деревень Иньково и Молево Болото

27 июля (8 августа) два казачьих полка обнаружили у деревень Иньково и Молево Болото два французских гусарских полка. Казаки с ходу грянули на неприятеля, опрокинули его и погнали к Рудне. Находившаяся в городке кавалерийская дивизия французов под командованием генерала Себастьяни поспешила на выручку отступающим. В это же время к месту боя подошел атаман Платов с семью полками казаков и двенадцатью конными орудиями. Французы попытались захватить русскую батарею, но их встретили картечью, а затем Платов неожиданно атаковал противника во фланг и кавалеристы Себастьяни бежали с поля боя. Их преследовали 8 верст. Платов доносил: «Неприятель пардона не просил, а российские войска, бывши разъярены, кололи и били его». Впрочем, 10 офицеров и 300 солдат все-таки пощадили и взяли в плен. Лишь на окраине Рудни казаков остановил сильный огонь французской артиллерии.

Но в целом наступление велось недостаточно решительно, и время для внезапного нападения на врага было упущено. Русское командование не имело достоверных сведений о противнике. Барклай-де-Толли опасался, что такой "предприимчивый полководец", как Наполеом, может внезапно совершить обходной маневр и окружить русские войска.Багратион он же предполагал, что французы могут двинуться к Смоленску юго-запада через Красный. Опасения обоих начальников были обоснованными, причем прав окалался Багратион.Французский император был хорошо осведомлен о расположении русских войск, знал он также и о том. что в Смоленске их нет. Талантливый полководец разработал хитроумный план окружения русских армий, стремясь навязать им генеральное сражение, разгромить и тем самым победоносно завершить войну с Россией. Сосредоточив в районе Орши более 180 тысяч войск. Наполеон стремительно двинулся в обход правого фланга русских, быстро переправился через Днепр У селения Россасно и 2 (14) августа 1812 г. направился к Смоленску. Его путь лежал через Красный, находившийся в 47 км от губернского центра.

Авангард «Великой армии» - три корпуса конницы Мюрята, а за ним и главные силы - пехотные корпуса Нея, Жюно и Понятовского - приблизились к городку и здесь неожиданно наткнулись на русских - 27-ю пехотную дивизию генерал-майора Дмитрия Неверовского, один драгунский и три казачьих полка. Еще в конце июля этот отряд был предусмотрительно выдвинут на краснинскую дорогу Багратионом.

Узнав о приближении огромных масс неприятеля, Неверовский молниеносно оценил обстановку и принял решение - хотя бы ценой гибели всего своего отряда не дать французам с ходу захватить Смоленск. Соотношение сил было чудовищно неравным: против 180-тысячной армии Наполеона Неверовский готовился выставить 7 тысяч человек при 14 орудиях. Ситуация усугублялась тем, что 27-я пехотная дивизия была сформирована накануне войны и подавляющее большинство ее солдат, вчерашних рекрутов, еще не участвовали в боях.

Скромными силами русский генерал распорядился так: один полк егерей с 2 пушками расположил в Красном; восточнее города, за оврагом, заняли позицию 2 пехотных полка, их правый фланг прикрыли казаки, а на левом фланге, где местность благоприятствовала атаке неприятельской конницы, Неверовский развернул батарею из 10 орудий и драгунский Харьковский полк; резерв - егерский полк с 2 пушками - отправил назад, чтобы занять переправу через речку Ивань у деревни Корытня, в 24 км от Смоленска.

Французы, обнаружив в Красном русскую пехотную дивизию, не восприняли ее всерьез. Им казалось, что достаточно одного удара - и она побежит или сдастся.

Бой начался в полном соответствии с планами маршалов Мюрата и Нея. Французская пехотная дивизия генерала Ледрю, в рядах которой находился сам маршал Ней, выбила из Красного русских егерей и захватила две пушки. Остатки егерского полка, отстреливаясь, отошли и присоединились к главным силам дивизии Неверовского. Русские драгуны попытались контратаковать, но конница Мюрата быстро опрокинула и рассеяла их, а затем французские кавалеристы напали на русскую батарею, изрубили артиллеристов и захватили еще пять пушек. Таким образом, русский отряд лишился части артиллерии, понес ощутимые потери в живой силе, над ним нависла угроза уничтожения. Французская пехота готовилась продолжить атаки с фронта, а конница выходила на фланги. Чтобы избежать окружения, Неверовский быстро перестроил свои части в два каре и стал отходить в сторону Смоленска по краснинской дороге. Мюрат как будто ждал этого и решил добить противника массированной кавалерийской атакой. Лавина французских драгун, гусар и улан - испытанных воинов - понеслась на жалкую горстку русских новобранцев. Это было эффектное зрелище: грозные всадники на послушных конях, в ярких мундирах, с развевающимися султанами на касках и киверах, блеск занесенных для удара клинков... Однако то, что произошло в следующие минуты, поразило Мюрата - русские хладнокровно подпустили кавалерию и вместо того, чтобы сдаться, как поступили бы в такой ситуации пруссаки или австрийцы, встретили её ружейными залпами в упор... Атака захлебнулись. Французская кавалерия отступила на исходные позиции. Вдоль русского строя промчался всадник с непокрытой головой, в расстегнутом зеленом мундире, с золотыми эполетами па плечах. Генерал Неверовский! Он кричал своим солдатам что-то явно ободряющее, и восторженный рев сотен глоток отвечал ему.

«Ура! 27-я дивизия не поддалась. Голубчики не струсили и не дали неприятелю торжествовать. Первое сражение, дивизия молодая, рекруты, но отделались. Хвала... Неверовскому...» - вспоминал русский офицер - участник боя.

Мюрат изумился и, приведя в прядок свои полки и эскадроны, вновь послал их на русское каре, и все повторилось - на кавалерию посыпался град пуль. Неудача... Вдоль большака росли березы, их стволы служили препятствием для атакующих и мешали сосредоточенному удару конницы. Тех же всадников, которые прорывались между деревьями, ждали штыки русских пехотинцев.

Неверовский медленно отступал, и это бесило Мюрата. Маршал утратил способность трезво соображать - он бросил конницу в третью атаку, затем в четвертую, пятую... Без результата! Атаки следовали через каждые 15 минут, но 15 тысяч конников Мюрата и 7 тысяч пехотинцев Нея никак не могли опрокинуть поредевшую русскую дивизию. Над Мюратом уже начали посмеиваться другие маршалы и генералы! Ней предложил ему разделаться с «русскими безумцами» артиллерией. Однако пришедший в исступление Мюрат отказался от предложенных 60 пушек и продолжал упрямо гнать в бой конницу, устилая телами кавалеристов и трупами лошадей обочины краснинской дороги. Маршалу во что бы то ни стало была нужна победа - оправдание перед Наполеоном за неудачи. Очень нелегко пришлось воинам Неверовского. Многочисленные нападения противника смешали полки; два каре превратились в одну сплошную и тесную колонну, ощетинившуюся штыками. Французы попытались преградить путь отступающим, обошли их и заняли деревню, расположенную по обеим сторонам дороги.Неверовский свернул с большака, обошел, в свою очередь, неприятельский заслон и повел дивизию дальше к Смоленску. Вечером 2 (14) августа донельзя измотанные маршем и непрерывным боем полки приблизились наконец к деревне Корытня, и, когда французские кавалеристы предприняли очередное нападение, отступавших поддержали огнем 2 орудия и егерский полк, предусмотрительно отправленный сюда Неверовским утром. Мюрат вообразил, что к русским подошло сильное подкрепление (у него в голове не укладывалось, что можно драться без всякой надежды на помощь!), и приказал прекратить атаки.

Дивизия генерала Дмитрия Неверовского совершила невозможное - она не только смогла устоять, отбив около 45 атак конницы неприятеля, но и на целые сутки задержала армию Наполеона, сорвав его план молниеносного броска на Смоленск. Эти выигранные сутки имели огромное значение для всего хода войны. Не будь Красного, возможно, не было бы Бородина и Березины...

Подвиг 27-й дивизии по заслугам оценила вся русская армия. Общие настроения выразил в докладе императору Александру I Багратион: «Нельзя довольно похвалить храбрости и твердости, с какою дивизия, совершенно новая, дралась против чрезмерных сил неприятельских... Примера такой храбрости ни в какой армии показать нельзя!» Увы, правительство слишком поздно спохватилось, чтобы отметить доблесть солдат Неверовского - награды за «краснинское дело» пришли в дивизию лишь в 1814 г., когда большинства участников тех событий, включая и самого генерала, павшего в «битве народов» под Лейпцигом, уже не было в живых.

Героизм русских потряс противника. «Это лев», - говорили французы о Неверовском, а его маневр назвали «львиным отступлением». Когда Мюрат, пытаясь «сохранить лицо», докладывал Наполеону о захваченных 7 русских пушках, император недовольно выговорил маршалу: «Я ждал всей дивизии... а не семи отбитых у них орудий».

Бой под Красным и «львиное отступление» к Смоленску стоили русским войскам немалых потерь - 1500 убитых, 800 раненых попали в плен. Французы заявили о потере 500 человек убитыми и ранеными, но думается, что эти цифры слишком занижены.

Получив известие о броске Наполеона на Смоленск, Багратион и Барклай-де-Толли поспешили к городу, но их армиям катастрофически не хватало времени, чтобы опередить неприятеля. Положение спасла случайность, которую можно назвать чудом. Последним из русских соединений Смоленск покинул 7-й пехотный корпус генерала Николая Раевского (из состава 2-й армии). Он успел отойти от города всего на 12 км и здесь, у деревни Ракитня, вечером 2 (14) августа получил приказ Багратиона возвращаться в Смоленск и оказать помощь дивизии Неверовского, атакованной превосходящими силами противника.

Раевский осознавал степень опасности, грозившей всей армии. Он совершил стремительный ночной переход, переправился через Днепр при свете факелов и на рассвете прибыл в Смоленск; дал войскам немного отдохнуть и затем повел их по краснинской дороге. Около полудня 3 (15) августа солдаты Раевского встретили отступающую из-под Красного 27-ю дивизию.

На военном совете командующий корпусом и генералы, командиры дивизий и бригад приняли решение вернуться в Смоленск и не допустить в него неприятеля. Раевского не смутило то обстоятельство, что он имел всего 15 тысяч человек против всей армии (180 тысяч) Наполеона. Смоленск надо было удержать!

В ночь на 4 (16) августа русские войска заняли оборону: семь пехотных полков с 54 пушками расположились в предместьях, перед старой крепостью; в том месте, где в крепостной стене имелся разрыв, возвышалось земляное укрепление-Королевский бастион, здесь выстроились три полка 26-й пехотной дивизии, а на валах бастиона установили 18 орудий; один пехотный полк разместился непосредственно на крепостной стене и башнях; два полка выделили в резерв, и еще два взяли под охрану мосты через Днепр; шесть кавалерийских полков находились в охранении оборонительной позиции в Заднепровской части города.

Наполеон, убежденный, что в Смоленске находится лишь дивизия Неверовского, приказал шедшим в авангарде армии Мюрату и Нею захватить город.

Рано утром 4 (16) августа французы начали наступление. Благодаря численному превосходству конница Мюрата загнала за крепостные стены русскую кавалерию, и в атаку двинулась пехота Нея. Маршал шел в рядах атакующих.

Русские встретили неприятеля пушечными и ружейными залпами. Ядра, картечь и пули выкашивали французские колонны; одна пуля даже поразила Нея в шею, но маршала спас высокий и плотный воротник мундира. Невзирая на потери, французы упрямо шли вперед, смыкая ряды. Они выбили русские части из Краснинского предместья, однако уперлись в крепостную стену, оказавшуюся для них непреодолимой преградой, и, осыпаемые пулями русских стрелков, откатились назад. Началась ожесточенная перестрелка.

Главный удар наносился по центральному участку обороны - Королевскому бастиону. Полк из дивизии генерала Ледрю ворвался на валы укрепления. Ситуация для оборонявшихся была критической. Генерал Раевский бросился к месту прорыва неприятельских войск, но, когда прибыл на бастион, положение уже восстановили: командир 26-й дивизии генерал Паскевич возглавил контратаку солдат Орловского полка, которые выбили противника из бастиона штыками.Последовали новые атаки французов, но более они не смогли продвинуться ни на шаг. К неприятелю подходили новые части, а около 9 часов утра к Смоленску прибыл сам Наполеон. Раевский понимал: если враг навалится всеми силами, стянутыми к городу, его корпусу суждено погибнуть. И в этот момент генерал получил известие от Багратиона. «Друг мой, -писал князь, - я не иду, я бегу. Желал бы иметь крылья, чтобы скорее соединиться с тобой. Держись! Бог тебе помощник». Раевский держался...

Наконец в полдень в облаках пыли появились колонны головных частей 1-й и 2-й армий. Наполеон, увидев подходившие к Смоленску русские войска, не смог сдержать ликования: «Наконец-то они в моих руках!» Император жаждал генерального сражения и считал, что теперь-то уж точно вынудит русских принять его. Ночь он посвятил подготовке к битве. «Великая армия» полукольцом охватила город: на левом фланге стоял корпус Нея, в центре - корпус Даву, на правом крыле - корпус Понятовского и конница Мюрата, гвардия и корпус Богарне составили резерв, а корпус Жюно, находившийся на марше, по прибытии должен был усилить правое крыло. Действия войск готовились поддержать более 150 орудий. Как бы приглашая противника на битву, Наполеон отвел части Понятовского и Мюрата от Рачевского предместья, оставив свободное пространство - поле будущего боя.

Однако Барклай-де-Толли не пожелал ввязываться в генеральное сражение. Он счел слишком невыгодным соотношение сил и принял решение продолжить отступление в московском направлении, а для того, чтобы оторваться от преследования - подольше задержать французов у стен Смоленска. Эту задачу главнокомандующий возложил на 1-ю армию, расположив ее на правом берегу Днепра. В город же вошел корпус генерала Дохтурова, сменивший поредевшие дивизии Раевского. Дмитрий Дохтуров тяжело болел, но, когда Барклай послал спросить его, сможет ли генерал командовать войсками, ответил:: «Лучше умереть на поле чести, нежели на кровати».

Рано утром 5 (17) августа 2-я армия выступила из Смоленска. Ее марш не мог быть тайной для неприятеля, поскольку.московская дорога проходила по берегу Днепра и просматривалась с французских позиций. Осознав наконец, что русские уходят, Наполеон бросил наперерез 2-й армии корпус генерала Жюно, но не тут-то было - французы не нашли ни одного брода и не смогли форсировать реку. Тогда император приказал немедленно наступать на Смоленск, чтобы, овладев им, перебраться на правый берег Днепра, догнать русскую армию и навязать-таки ей генеральное сражение.

Во второй половине дня французы пошли в атаку. Части Дохтурова удерживали предместья в течение двух часов, но под натиском противника вынуждены были отойти в город. Пехотинцы заняли оборону на стенах, артиллерия - на бастионах крепости, и когда атакующие приблизились к укреплениям, их встретил ураганный огонь.

«...Наши... колонны оставили длинный и широкий кровавый след - массу раненых и убитых», - вспоминал адъютант Наполеона граф де Сегюр. Французы, не считаясь с потерями, пытались прорваться в Смоленск через Молоховские ворота, защищаемые 3-й дивизией генерала Коновницына. Под неприятельскими пулями и ядрами полегли расчеты четырех русских пушек, прикрывавших ворота, а сами орудия были подбиты, их заменили, но через несколько минут все повторилось. В ходе боя пушки и артиллеристов пришлось менять четыре раза. Полки дивизии обливались кровью. Гибли сотни солдат, десятки офицеров, погиб генерал Балл - командир бригады из сражавшейся рядом 7-й дивизии, получил пулевое ранение в руку и сам Коновницын, однако он не оставил поле боя и даже отказался от перевязки.

Барклай-де-Толли внимательно следил за ходом развернувшегося сражения. «...Барклай, - свидетельствовал очевидец, - вовсе не думал об опасности, коей он подвергался, и отдавал приказания с величайшим хладнокровием». Главнокомандующий послал Дохтурову подкрепление - дивизию принца Евгения Вюртембергского. Добравшись с четырьмя полками до Молоховских ворот, принц контратаковал французов, и его солдаты штыками отбросили пехоту Нея.

Успешно действовали русские войска и на левом фланге. Сражавшаяся в Рачевском предместье дивизия Неверовского оттеснила польскую пехоту корпуса Понятовского; в штыковом бою был убит один из его генералов - Грабовский. Здесь же погиб и русский генерал Скалон, командовавший отрядом из трех драгунских полков. Особенно губительным для врага оказался огонь русских пушек, установленных близ Никольских ворот, которыми лично управлял начальник артиллерии 1-й армии генерал Кутайсов.

Видя бесплодность атак, Наполеон велел пробить бреши в крепостных стенах Смоленска. Однако массированный обстрел из 150 орудий не привел к ожидаемому результату -пушки и гаубицы оказались бессильными перед мощью старинной крепости. И тогда французская артиллерия перенесла огонь на город. «Тучи бомб, гранат и чиненых ядер полетели на дома, башни, магазины, церкви, - писал очевидец, - и все, что может гореть, запылало!.. Опламененные окрестности, густой разноцветный дым, багровые зори, треск лопающихся бомб, гром пушек, кипящая ружейная стрельба, стук барабанов, вопль старцев, стоны жен и детей... Толпы жителей бежали из огня, полки русских шли в огонь...»

Сражение прекратилось с наступлением темноты. На военном совете большинство русских генералов предложили утром атаковать неприятеля - велика была жажда мщения, однако Барклай-де-Толли приказал покинуть город и продолжить отступление на восток. Защитники Смоленска перешли на правый берег Днепра. Вместе с воинами город покинуло и население.

Битва за Смоленск стала первым крупным сражением в Отечественной войне 1812 г. Обе стороны понесли в ней большой урон: русские, по разным данным, - от 6 до 10 тысяч, а Французы - от 6 до 15 тысяч (и даже до 20 тысяч) убитыми и ранеными.

На рассвете 6 (18) августа 1812 г. войска Наполеона заняли левобережную часть Смоленска. Де Сегюр вспоминал: «Армия... вошла в стены города. Она прошла эти дымящиеся и окровавленные развалины... с военной музыкой... Но свидетелей ее славы тут не было. Спектакль без зрителей, победа почти без плодов, кровавая слава и дым, окружавший нас, были как будто единственным результатом нашей победы и ее символом!»

Весь день 6 (18) августа французы пытались наладить переправы через Днепр и выбить из Петербургского предместья (Заднепровья) засевшие там русские части. С утра до вечера кипела ожесточенная артиллерийская и ружейная перестрелка. Особенно досаждала противнику меткая стрельба русских егерей. Подвиг одного из них описал французский офицер X. Фабер дю Фор: «В особенности между русскими стрелками выделялся своей храбростью и стойкостью один русский егерь, поместившийся как раз против нас, на самом берегу, за ивами, и которого мы не могли заставить молчать ни сосредоточенным против него ружейным огнем, ни даже действием одного против него назначенного орудия, разбившего все деревья, из-за которых он действовал, но он все не унимался и замолчал только к ночи, а когда на другой день при переходе на правый берег мы заглянули из любопытства на эту достопамятную позицию русского стрелка, то в груде искалеченных и расщепленных деревьев увидали распростертого и убитого ядром нашего противника, унтер-офицера егерского полка, мужественно павшего на своем посту». Имя героя история, увы, для нас не сохранила...

Продолжением Смоленского сражения стал бой у Валутиной горы. Ко времени вступления Наполеона в Смоленск 2-я русская apмия, возглавляемая Багратионом, отошла от города на 50 км по московской дороге и переправилась через Днепр. Отвести 1-ю армию оказалось труднее - французские войска, шедшие по пятам, стремились навязать ей бой на марше и разгромить. Положение русских осложнялось тем, что армия была разделена на две части. Одна из них, во главе с генералом Дохтуровым, смогла оторваться от неприятеля, но вторая - генерала Николая Тучкова, с которой находился и штаб Барклая-де-Толли, - утром 7 (19) августа наткнулась у деревни Гедеоновка на части маршала Нея. Завязался бой, в ходе которого Барклай едва не попал в плен: генерала и группу офицеров окружили польские уланы, но их разогнали вовремя пришедшие на помощь гусары из Изюмского полка под командованием капитана Льва Нарышкина. С большим трудом русские отбили нападение неприятеля, но угроза разгрома колонны не миновала. Положение спас отряд генерала Павла Тучкова, младшего брата начальника колонны. П. Тучков располагал весьма скромными силами - около 3 тысяч пехоты и кавалерии при 12 конных орудиях, но он прикрыл дорогу на восток, заняв исключительно выгодную позицию на Вал утиной горе. Маршал Ней атаковал русских тремя дивизиями (19 тысяч человек), но не смог их опрокинуть. Тучков дрался полдня, однако его войска в конце концов обессилели, и генерал доложил Барклаю, что не может более противостоять превосходящему в силе противнику. Барклай-де-Толли велел Тучкову возвращаться на позиции и умереть, но не отступать ни на шаг... Бпрочем, вскоре к поредевшему отряду подошло подкрепление, и теперь в бою участвовали 12 тысяч русских солдат и офицеров. Французы также усилились еще одной пехотной дивизией, и бой разгорелся с новой силой. Обе стороны несли ощутимые потери. Все фронтальные атаки французской пехоты успешно отражались. На переправе через реку Колодню русское ядро угодило в командира одной из неприятельских дивизий - генерал Гюден, участник всех походов Наполеона, получил смертельное ранение.

Не удалась и попытка конницы маршала Мюрата, и пехоты генерала Жюно сломить сопротивление русских ударом в их левый фланг. Обнаружив обходное движение французов, русское командование выдвинуло им навстречу кавалерийский корпус генерала Орлова-Денисова, который непрерывными контратаками сковал противника...

Вечером Ней вновь бросил в наступление четыре дивизии. Неприятель смог-таки потеснить измотанную многочасовым боем русскую пехоту. В этот переломный момент на помощь солдатам Тучкова пришли три полка во главе с генералом Коновницыным. Рукопашный бой продолжался уже в темноте. Генерал П. Тучков с горсткой солдат Екатеринославского полка оказался окружен французскими пехотинцами. В неравном бою русские воины пали. Самого генерала, раненного штыком в бок и получившего несколько сабельных ударов в голову, захватили в плен.

Сражение 7 (19) августа 1812 г. у Валутиной горы (известное и как «бой при Лубино») длилось 16 часов и закончилось лишь ночью. Задержав превосходящие силы Нея, Мюрата и Жюно, войска П. Тучкова, Орлова-Денисова и Коновницына, верные суворовскому принципу «сам погибай, а товарища выручай», дали возможность главным силам 1-й армии отойти по московской дороге к Днепру и переправиться через него у деревни Соловьево. Потери русских достигли 6 тысяч человек, французы лишились 8 тысяч солдат и офицеров.

После взятия Смоленска перед Наполеоном встал вопрос: что делать дальше? Поставленных целей он не достиг: русская армия вновь ускользнула, и навязать ей генеральное сражение не удалось, как и не удалось добиться мира от императора Александра. Огромные потери и необходимость оставлять гарнизоны для охраны коммуникаций изменили соотношение сил - «Великая армия» уже не имела подавляющего численного перевеса над русскими, местное население оказывало сопротивление, продвижение в глубь России затрудняло пополнение и снабжение армии.

Наполеон заколебался и решил было остановиться в Смоленске; он даже объявил своим маршалам об окончании военной кампании 1812 г. Однако вскоре отдал приказ о продолжении похода на Москву. Там он намеревался продиктовать свою волю побежденным и получить мир.

Тем временем обе русские армии вновь соединились на левом берегу Днепра за деревней Соловьево. Быстро преодолеть реку им удалось благодаря помощи местных крестьян, соорудивших два наплавных моста. Армии двинулись к Дорогобужу. Каждый день русский арьергард вел бои с головными частями следовавшего по пятам противника, нанося ему потери и выигрывая время для отхода главных сил. В этих боях особенно отличились казаки атамана Платова. Так, они успешно сдерживали французов на подступах к Соловьеву, а затем, когда мосты через Днепр были уничтожены, вброд перешли реку и заняли оборону в районе переправы. Когда же французы попытались воспользоваться бродом, их отогнали артиллерийским и ружейным огнем. Потеряв несколько часов, противник стал наводить мосты под прикрытием многочисленной артиллерии. Платов же отвел приданных ему егерей и пушки за пределы дальности стрельбы неприятельских орудий на новую позицию. Затем атаман хладнокровно дождался появления противника на левом берегу Днепра и притворным отступлением казаков подставил французов, неосторожно ринувшихся в преследование, под ядра и картечь русской артиллерии и пули егерей. Этот способ действий, изматывавший противника, применялся и отрядом генерала Коновницына, сменившим в арьергарде казаков.

Уход из Смоленска и продолжение отступления произвели тяжелое впечатление на русскую армию. Генералитет, войска требовали дать сражение, но Барклай-де-Толли, считавший, что для победоносного завершения войны необходимо сохранить армию, был неумолим - отступление продолжалось. 13 (25) августа русские оставили Дорогобуж, а 16 (28) августа - Вязьму.

Утром 17 (29) августа 1812 г. русские войска сосредоточились в районе села Царёво-Займище, в 40 км восточнее Вязьмы. Вечером этого дня сюда прибыл генерал от инфантерии Михаил Илларионович Кутузов, назначенный главнокомандующим всей армией.

«Кутузов приехал! - вспоминала об этом дне героиня войны «кавалерист-девица» Надежда Дурова. - Солдаты, офицеры, генералы - все в восхищении. Спокойствие и уверенность заступили место опасений; весь наш стан кипит и дышит мужеством». «Приехал Кутузов бить французов», - быстро разнеслась по полкам веселая присказка.Но уже на следующий день от нового главнокомандую. щего поступил приказ: «Отступать». «С приездом Кутузова все умы воспрянули и полагали видеть на другой день Наполеона совершенно разбитым, опрокинутым, уничтоженным... Между тем... мы слышим, что армия трогается назад. Никто не ропщет, никто не упрекает Кутузова- писал впоследствии участник тех событий.

Искусный полководец, смелый и решительный, в то же время осмотрительный и осторожный, Кутузов по достоинству оценил действия своего предшественника Барклая-де-Толли и счел невозможным дать генеральное сражение, не получив подкрепления, кроме того, позиция у Царёво-Займи-ща оказалась крайне неудобной для обороны.

Отступление к Гжатску сопровождалось ожесточенными арьергардными боями. Отряд Коновницына с трудом отбивался от беспокоивших его войск маршалов Мюрата и Даву. Задержать превосходящие силы противника удалось во многом благодаря мужеству русских пионеров - солдат инженерных войск: под огнем врага они ухитрились сжечь мосты через р. Гжать и тем самым остановили преследователей.

Чудеса храбрости в очередной раз продемонстрировали и русские кавалеристы. Один из отрядов конницы попал в окружение близ Гжатска. Казаки и драгуны с боем пробились из окружения и, оторвавшись от французов, немедленно устроили засаду. Когда же шедшая следом кавалерия противника поравнялась с ними, русские внезапно атаковали ее и заставили бежать с поля боя.

Гжатск был оставлен русскими войсками 20 августа (1 сентября). Они остановились недалеко от границы Смоленской и Московской губерний. Здесь у села Бородино 26 августа (7 сентября) 1812 г. произошло сражение, ставшее одним из самых кровопролитных в истории войн со дня изобретения огнестрельного оружия, - знаменитая Бородинская битва. 2 (14) сентября французы вошли в покинутую русской армией и населением Москву. «Великая армия» и ее предводитель император Наполеон торжествовали. «Какой славный день выпал нам на долю! Каким величайшим и самым блестящим воспоминанием станет этот день в нашей жизни! И чувствовали в этот момент, что взоры всего удивленного кира должны быть обращены на нас» и каждое из наших дви-ясений станет историческим», - писал де Сегюр. Однако опьянение успехом очень скоро прошло: московский пожар погубил город, к которому так стремилась «Великая армия», и в огне исчезли запасы продовольствия и фуража, а за спиной захватчиков разгоралось пламя партизанской войны.

Партизанское движение на Смоленщине

На территории Смоленщины захватчики столкнулись с мощным народным сопротивлением. Первоначально оно выражалось в отказе поставлять продовольствие и фураж для французской армии, но уже в августе 1812 г. сопротивление приобрело форму вооруженной борьбы.

В тех уездах, через которые проходили войска Наполеона, крестьяне стали создавать партизанские отряды. Они нападали на воинские подразделения и обозы неприятеля, уничтожали французских солдат и офицеров, захватывали их в плен, охраняли населенные пункты от набегов фуражиров и мародеров, вели разведку.

Иногда во главе партизан-крестьян стояли местные помещики. Так, в Духовщинском уезде дворянин Александр Лесли возглавил отряд из шестидесяти крестьян; затем его численность возросла до двухсот человек.

Большинством же партизанских формирований руководили наиболее решительные и авторитетные крестьяне. В Краснинском уезде успешно действовал отряд старосты одной из деревень Семена Архипова. Громя французские обозы на Краснинском большаке, партизаны Архипова не только парализовали военные перевозки, но истребили и пленили, по некоторым сведениям, более 3500 солдат и офицеров противника. Бесстрашно орудовал в Сычевском уезде женский партизанский отряд, созданный крестьянкой из хутора Горшково Василисой Кожиной. Женщины, девушки и подростки, вооруженные серпами, косами и вилами, беспощадно расправлялись с французами, оказывающими сопротивление, а сдавшихся в плен передавали русскому командованию. Вскоре партизаны «старостихи Василисы» с успехом стали использовать трофейное огнестрельное и холодное оружие. Имя народной героини было известно не только в России, но и в Европе.

Некоторые партизанские отряды возглавляли русские солдаты, по разным причинам отставшие от частей. Так, в Гжатском уезде крестьянским отрядом руководил солдат Елисаветградского гусарского полка Федор Потапов по прозвищу Самусь. Раненый, он попал в плен во время Бородинского сражения, но бежал. Оправившись от ран, Потапов собрал под своей командой около трех тысяч крестьян, с которыми нападал на транспортные колонны противника на смоленской дороге. В боях партизаны применяли даже артиллерию - трофейную пушку.

Одним из крупнейших отрядов, также действовавшим в районе Гжатска, командовал солдат Киевского драгунского полка Ермолай Четвертаков. В бою у села Царёво-Займище под ним убили коня, и Четвертаков оказался в плену, из которого через несколько дней бежал. Не имея возможности пробиться к своим, солдат решил продолжить борьбу с захватчиками в их тылу. На его призыв откликнулись жители деревни Задково. «Четвертак», как называли его крестьяне, наскоро обучил их премудростям военного дела. Вскоре возглавляемая им группа из пятидесяти человек, вооруженная самодельными пиками, топорами и дубинами, одержала первую победу - уничтожила подразделение французской кавалерии -12 кирасир, - умело устроив засаду на лесной дороге. Трофеями партизан стали 12 ружей, 24 пистолета, 12 палашей и 10 коней. Затем отряд разгромил неприятельский обоз, вынудив охрану бежать; было захвачено значительное количество огнестрельного оружия и партизан выросла до трехсот человек, Четвертаков разделил свои силы: одна часть народных мстителей несла охрану окрестных деревень от французов, а другая совершала рейды по тылам неприятеля, удаляясь от партизанской базы на многие десятки километров. В октябре 1812 г. отряд насчитывал до четырех тысяч человек и совершал нападения на достаточно крупные подразделения противника. Так, в конце октября партизаны разбили целый батальон французской пехоты и захватили две пушки. После бегства французов с территории Гжатского уезда Ермолай Четвертаков распустил свое войско и явился в полк. Солдат никому не рассказывал о своих делах в неприятельском тылу, и о его подвигах стало известно лишь в 1813 г., после того как гжатские крестьяне обратились к властям с просьбой отметить доблесть «Четвертака». Героя наградили высшей солдатской наградой - знаком отличия Военного ордена (Георгиевским крестом).

В районе Дорогобужа крестьян-партизан также возглавлял киевский драгун - унтер-офицер Ермолай Васильев. В первом бою он с шестьюдесятью крестьянами-добровольцами внезапно атаковал французский отряд из трехсот человек, который шел без охранения. Неожиданный удар поверг численно превосходящего и несравненно лучше вооруженного противника в панику. Часть солдат, побросав оружие, разбежалась, других партизаны уничтожили в рукопашной схватке. Увеличившийся вскоре до шестисот человек отряд Васильева истребил в боях более тысячи захватчиков, отбил у них шесть пушек и много другого вооружения.

В городе Поречье (Демидов) партизанский отряд создали горожане. Руководил им купец Никита Минченков. Совершив нападение на французский обоз или отряд фуражиров, Минченков, прекрасно знавший местность, всякий раз Умело уводил партизан из-под удара. Его подвиги правительство отметило высокой наградой - орденом Св. Георгия.

Возникли на Смоленщине и отряды самообороны. Считается что первый из них создали жители города Рославля. Он насчитывал до четырехсот бойцов, а возглавил его отставной капитан Завизин. Отряд активно противостоял неприятелю: громил подразделения фуражиров и шайки мародеров. Только в плен рославчане захватили более трехсот солдат врага. Когда же в сентябре 1812 г. крупное формирование противника ворвалось-таки в город, на помощь отряду самообороны пришли партизаны, действовавшие в округе под командованием князя Ивана Тенишева. Совместными усилиями рославчане и партизаны выбили из города французов, и более неприятель не предпринимал попыток захватить Рославль.

Всего же во время Отечественной войны 1812 г. на территории Смоленской губернии с врагом боролись 40 крестьянских партизанских отрядов - всего до 16 тысяч партизан. Они уничтожили и взяли в плен более 10 тысяч солдат и офицеров противника, захватили огромное количество оружия, боеприпасов, лошадей, снаряжения.Русское командование уже в начале войны осознало, насколько гибельна для противника так называемая «малая война». В августе 1812 г. Барклай-де-Толли призвал население Смоленской губернии «карать злодеев без всякой пощады». Горячо поддержал сопротивление захватчикам, ставшее всенародным, и М. И. Кутузов. Он стремился направлять и координировать действия партизанских отрядов, по возможности снабжать их оружием. Оценил Кутузов и инициативу подполковника Ахтырского гусарского полка Дениса Давыдова, предложившего направить в тыл французов для партизанских действий небольшие подвижные армейские отряды. Главнокомандующий выделил Давыдову пятьдесят гусар и сто пятьдесят казаков. Первый бой на территории Смоленщины армейские партизаны приняли в селе Царёво-Займи-ще. Разведчики обнаружили здесь неприятельский обоз из десяти фур с продовольствием и одной с патронами под охраной двухсот пятидесяти кавалеристов. Партизаны внезапно ворвались в село, и лишь около тридцати французов попытались оказать им отпор, остальные, охваченные паникой, стали искать спасения в бегстве. Рассеяв и уничтожив оборонявшихся, гусары и казаки захватили обоз и сто двадцать пленных.В сентябре 1812 г., получив подкрепление - 180 казаков, Давыдов дерзко атаковал неприятеля под Вязьмой: около ста французских солдат пали в бою, до шестисот пятидесяти человек оказались в плену, трофеями русских стали двадцать подвод с продовольствием и одиннадцать фур с боеприпасами. Захваченное оружие гусары и казаки передали партизанам-крестьянам, раздали освобожденным из плена русским солдатам.

Действия отряда Д. Давыдова обеспокоили французские оккупационные власти, и генерал Барагэ де Илье решил уничтожить армейских партизан, захватить Давыдова живым или мертвым. Однако партизаны ускользнули от посланного против них двухтысячного кавалерийского отряда и продолжали успешно орудовать в неприятельском тылу. В борьбе с захватчиками на территории Смоленщины отличились и другие армейские партизанские отряды. Одним из них командовал капитан Александр Сеславин, о котором поэт В. Жуковский писал: «Сеславин - где не пролетит с крылатыми полками: там брошен в прах и меч, и щит, и устлан путь врагами». Другой отряд возглавлял капитан Александр Фигнер - человек отчаянной храбрости, но, увы, и немалой жестокости: иной раз он не брал пленных, считая, что враг, пришедший в пределы России, не заслуживает ничего, кроме смерти...

В общей сложности на Смоленской земле удары по захватчикам наносили 10 армейских партизанских отрядов.

Партизаны Смоленщины причиняли огромный урон армии Наполеона. Штаб-квартира Кутузова сообщала: «Партизаны, рассеянные по всем дорогам... весьма удачно действуют, следствием их поисков есть совершенное почти лишение неприятеля фуража и провианта и множество... пленных».

Впрочем, немалые потери несли и партизаны, большинство из которых являлись необученными даже азам военного дела крестьянами, имевшими примитивное вооружение - топоры и дубины. В боях, от лишений и болезней погибли сотни народных мстителей. Некоторые руководители партизанских отрядов попали в руки неприятеля и были казнены; так погибли крестьянин Семен Архипов, отставной подполковник Павел Энгельгардт, чиновник Семен Шубин. Однако никакие, даже самые суровые, меры не помогли захватчикам подавить народное сопротивление. «Дубина народной войны,- писал великий Лев Толстой, - поднимаясь со всей своей грозной и величественной силой и не спрашивая ничьих вкусов и правил, не разбирая ничего, поднимала, опускала и гвоздила французов».

Боевые действия на Смоленщине во время контрнаступления русских войск осенью 1812 г.

К осени в ходе войны наметился перелом. Армия Наполеона в Москве оказалась окружена русскими партизанами, ополченцами, казаками и регулярными войсками со всех сторон. Император осознавал, что время работает против него -противник избегал генерального сражения, возможно, и усиливался, а поредевшие части его «Великой армии» таяли в навязанной русскими «малой войне» и в борьбе за существование на руинах сожженного города. Осенние дожди обещали вскоре смениться морозами знаменитой русской зимы...

Не дождавшись мирных предложений ни от императора Александра I, ни от главнокомандующего Кутузова, Наполеон покинул Москву 7 (19) октября 1812 г. Его 100-тысячная армия с 569 орудиями, отягощенная огромным обозом (большую часть которого составляли фуры, телеги и кареты с награбленным добром), двинулась на юго-запад, по направлению к Калуге. Император решил отступать к Смоленску по южным, не затронутым войной территориям, где он мог бы обеспечить свои войска продовольствием, фуражом, возможностью квартироваться в населенных пунктах.

О выступлении неприятеля из Первопрестольной и направлении его движения Кутузова немедленно известили партизаны. Его первой реакцией стали слова: «С сей минуты Россия спасена!» Полководец разгадал нехитрый замысел Наполеона. Русскую армию подняли по тревоге, и из Тарутинского лагеря она устремилась к городу Малоярославцу, чтобы преградить неприятелю дорогу на Калугу.

12 (24) октября произошло ожесточенное сражение за Малоярославец. Наполеон, столкнувшись с сосредоточенной в одном пункте и полной решимости драться русской армией, не рискнул на следующий день продолжить бой. 14 (26) октября, после тяжелых раздумий, он отдал приказ об отходе на северо-запад - на Можайск и далее на запад по Старой Смоленской дороге к Смоленску. Его первоначальный план отступления был сорван Кутузовым. Надежды на спасение «Великой армии» начали рушиться. Русский полководец окончательно вырвал инициативу из рук противника и вынудил французов повернуть на дорогу, пролегавшую по ими же разоренной местности.

Перспектива движения по Старой Смоленской дороге через покинутые населением деревни и села, где невозможно было достать продовольствие и фураж, пугала всех - от императора до последнего солдата в обозе.

Уже в самом начале своего скорбного и страшного пути солдаты Наполеона стали утрачивать человеческий облик. Так, миновав Бородинское поле, они проходили вблизи Колоцкого монастыря, где находились тысячи израненных в знаменитой битве французов, немцев, итальянцев и поляков. Калеки выползли на дорогу и со слезами протягивали руки к проходившим мимо товарищам, умоляя не бросать их. У императора, который вообще-то всегда отличался равнодушием к чужим страданиям, на сей раз дрогнуло сердце. Он велел разместить раненых в обозе с награбленным. Но скоро все они оказались на обочинах дороги Ц возничие без всякой жалости сбрасывали несчастных со своих фур и телег...

Вступление французских войск на территорию Смоленщины было отмечено новым злодеянием. Недалеко от Гжатска солдаты, конвоировавшие русских пленных, устроили массовую расправу над ними. Пленных уже давно не кормили» и, ослабевшие, они сковывали движение отступавших. Тела этих мучеников покрыли обочины дороги, валялись на проезжей части, и у всех были одинаково размозжены пулями или оружейными прикладами головы. Бесчеловечная жестокость взывала ропот даже среди офицеров штаба Наполеона.

Генерал Арман де Коленкур возмущенно заявил императору: «Так вот та цивилизация, которую мы несли в Россию! Какое впечатление произведет на неприятеля это варварство? Разве мы не оставляли ему своих раненых и множество пленных? Разве не на ком ему будет жестоко мстить?»
Русские вели параллельное преследование врага. Севернее Старой Смоленской дороги действовал отряд генерала Павла Голенищева-Кутузова; южнее ее орудовали подвижные отряды - казачьи полки генерала Матвея Платова, а также шли главные силы под командованием Михаила Илларионовича Кутузова; с востока противника теснил авангард армии, возглавляемый генералом Михаилом Милорадовичем. С войсками взаимодействовали партизаны.

С началом контрнаступления роль партизанских отрядов еще более возросла. Отрядам Давыдова, Сеславина, Фигнера, Ефремова, Ожаровского Кутузов поставил задачу «употребить все средства на уничтожение неприятельских обозов и нанесение ему всевозможного вреда». Главнокомандующий требовал «...нападать на неприятельские малые отряды, транспорты, по Смоленской дороге идущие, истреблять... неприятельские магазейны (склады)... фураж, и тем отнять все способы продовольствия...»

Темп преследования был чрезвычайно высок - до 30 км в день! По французским походным колоннам наносился удар за ударом. Их постоянно держали в напряжении. Французский офицер вспоминал, что едва на дороге возникал затор, как тут же появлялись казаки, «...из своих легких орудий... они бросали ядра в эту сумятицу и тем самым еще больше увеличивали ее». Ему вторил другой: «Сзади на нас нападают тучи казаков. Мы не можем сделать и тысячи шагов без того, чтобы не обернуться лицом к неприятелю»;.

Подталкиваемая штыками русской пехоты, пиками казаков и дубинами партизан, армия противника так ускорила свой марш, что русскому авангарду едва удалось догнать ее под Вязьмой.

Сражение под Вязьмой стало одним из важнейших в период контрнаступления. Командующий русским авангардом генерал Милорадович попытался окружить и разгромить арьергард французских войск - корпус маршала Даву. С частью своих сил он обошел противника, стоявшего у деревни Федоровское (в 10 км северо-восточнее Вязьмы) и перерезал ему путь к отходу. Атаман Платов атакой в лоб выбил Даву с занимаемых им на окраине деревни позиций, и над французским корпусом, зажатым с двух сторон, нависла угроза полного уничтожения. На выручку ему повернули корпуса генералов Богарне и Понятовского, до того отходившие к Вязьме. Французы получили преимущество в численности - 37 тысяч против 25 тысяч русских. Чтобы избежать удара с тыла, Милорадович отвел свои войска со Старой Смоленской дороги и занял фланговую позицию. Когда же корпус Даву стал отходить вдоль дороги к Вязьме, на него обрушился ураганный ружейно-артиллерийский огонь, а затем последовали атаки русской кавалерии и пехоты.

Даву тем не менее, прорвался к городу, его войска вместе с частями Нея, Богарне и Понятовского приготовились оборонять город. Французские маршалы приняли решение удержать Вязьму и расположились на высотах восточнее города.

Милорадович получил подкрепление и, хотя его авангард уступал врагу в численности, окружил город с трех сторон. Затем русские полки с развернутыми знаменами и барабанным боем пошли на штурм. Они выбили части неприятеля с позиций на окраинах Вязьмы и ворвались на улицы. Вместе с регулярными частями и казаками действовали партизанские отряды Сеславина и Фигнера. Сопротивление противника было сломлено. Потеряв в 10-часовом бою 6 тысяч человек убитых и раненых, 2,5 тысячи пленных, поредевшие французские корпуса стали поспешно отходить к Дорогобужу. Умело организованный русским командованием бой закончился убедительной победой, хотя уничтожить корпус Даву и не удалось. Русские потеряли 2 тысячи человек убитыми и ранеными.

Замечательный подвиг совершил при освобождении Вязьмы один из русских воинов - майор Трештатный, который спас группу русских пленных, запертых французами в помещениях подожженного ими Иоанно-Предтеченского монастыря и обреченных на мученическую смерть.

Поражение под Вязьмой оказало сильнейшее деморализующее воздействие на французскую армию. «Много солдат разбежалось... В рядах имелись большие опустошения. Надо было все переформировать, чтобы сплотить остатки нашей армии. Из каждого полка едва выходил один батальон, из батальона - взвод. У солдат не было ни их обычного места, ни товарищей, ни прежних начальников». В рядах «Великой армии» началось настоящее разложение: многие солдаты уже отказывались выполнять приказы командиров; в озера и болота, а то просто на обочины дороги, бросали не только награбленное добро, но и оружие; артиллеристы спешили избавиться от своих пушек и зарядных ящиков (тем более, что многие лошади пали или были съедены); между солдатами различных национальностей стали возникать столкновения при дележе обеда; мелкие подразделения разбредались по окрестностям в поисках еды и становились жертвами партизан. Иллюстрацией нравов, царивших в армии, является сцена, описанная де Сегюром: «...Изголодавшиеся солдаты бросались на павших лошадей и рвали их на куски; затем жарили на кострах из обломков повозок это окровавленное мясо и пожирали его». Всеми - маршалами, генералами, офицерами и рядовыми - овладела одна-единственная мысль: как можно скорее унести ноги из «этой неприветливой страны...»

В довершение всех бед «Великой армии» в начале ноября выпал снег и начались морозы, превратившие дальнейшее отступление в кромешный ад. Солдаты Наполеона (в основном уроженцы стран с мягким климатом) не имели зимнего обмундирования, обуви, то же, чем они располагали, давно пришло в негодность. Счастливыми оказались обладатели шуб и тулупов, отобранных у местных жителей, остальные укутывались в мешковину и иное тряпье...

Температура воздуха зимой 1812-1813 гг. оказалась на 5-8°С ниже нормы, и уже 1(13) ноября она упала до -23° С. Путь «Великой армии» теперь отмечался трупами тысяч солдат, замерзших на марше и на привалах. Ужасное зрелище представляла собой Старая Смоленская дорога: обочины были завалены брошенными повозками, пушками и зарядными ящиками, обглоданными тушами павших лошадей и людскими телами, постепенно заметаемыми снегом.

Часть артиллерийских орудий и захваченной в Москве добычи французы утопили в болотах и озерах, встречавшихся в окрестностях Смоленской дороги. Существует легенда, что по приказу Наполеона в одно из озер - Семлевское, находящееся между Вязьмой и Дорогобужем, - были брошены награбленные в Кремле сокровища и позолоченный крест с колокольни Ивана Великого. Попытки отыскать «клад Наполеона» на дне озера предпринимались с 1830-х гг., а в конце XX в. они проводились с использованием самого современного оборудования. Увы, никаких существенных результатов они не дали... Повышенное же содержание в воде меди и цинка краеведы объясняют тем, что здесь, возможно, отступающие утопили стволы пушек - после бегства французских войск недалеко от озера нашли сорок лафетов от орудий.

Нелегко пришлось и наступавшим русским войскам. Так же, как и французы, они шли через превращенную в пустыню местность, ночевали под открытым небом и несли немалые потери обмороженными, заболевшими и отставшими от своих частей, но не упускали возможности для нанесения очередного удара по врагу.

Так, уже 26 октября (7 ноября) 1812 г. войска генерала Милорадовича настигли у Дорогобужа и атаковали корпус маршала Нея, шедший в арьергарде «Великой армии».

Бой за Дорогобуж 26 октября (7 ноября) 1812 г. начался рано утром с удара передового отряда русских войск (два егерских и два кавалерийских полка) под командованием генерала Юрковского по переправлявшимся через р. Осьму французским частям. Оставив переправу, противник поспешил отойти в город. Здесь Нею удалось организовать оборону, расположив войска на городском валу и высотах. Он на некоторое время остановил наступающих, а один из французских полков даже пошел в контратаку. Маршал, человек большой отваги, лично принял участие в бою, и это придало мужество его солдатам.

Однако на помощь передовому отряду русских вскоре подошла пехотная дивизия генерала принца Вюртембергского. Около 14 часов после жаркого боя силами двух полков русские заняли валы старой крепости, немедленно установили на них артиллерию и, под прикрытием пушечного огня, стали вытеснять противника из города. Не желая быть отрезанным от главных сил, Ней приказал отступить. Уходя из Дорогобужа, французы бросили шесть орудий, но зато подожгли уцелевшие дома...

Отряд генерала Юрковского продолжил преследование неприятеля, опрокинул его заслон на переправе через р. Ужу и захватил еще 19 пушек и до 2 тысяч пленных, в основном обессилевших солдат, не оказавших никакого сопротивления. Облик умиравших от голода солдат противника, их мольбы о помощи оказались столь жалки, что многие русские воины отдали врагам свой хлеб.

Через день русские нанесли по неприятелю еще два ощутимых удара. Партизаны Д. Давыдова, А. Сеславина и А. Фигнера обнаружили французскую дивизию, выступавшую из Ельни в Смоленск. Соединением, сформированным из резервных частей, командовал генерал Барагэ де Илье. Дивизия растянулась почти на 20 км: ее авангард находился в селе Ляхово (около 40 км от Ельни), а главные силы - в районе деревень Холм и Балтутино. Командиры партизанских отрядов приняли решение использовать выгодную обстановку и уничтожить французский авангард в селе Ляхово. Численность расположившейся здесь бригады противника, которую возглавлял генерал Ж. Ожеро, партизаны оценили в 2,5 - 3 тыс. человек. Три же партизанских отряда насчитывали 1280 сабель и штыков при четырех орудиях. Чтобы создать перевес в силах, их командиры обратились за помощью к генералу графу Василию Орлову-Денисову, командиру войскового летучего отряда из двух тысяч казаков и драгун при четырех орудиях, действовавшего в районе Ельни. Утром 28 октября (9 ноября) Орлов-Денисов присоединился к партизанам и принял на себя командование объединенными силами.

Около часа дня партизаны перешли в наступление. Частью своего отряда Давыдов отрезал французский авангард от главных сил Барагэ де Илье. Другая часть, а также отряд Сеславина двинулись к Ляхову. Орлов-Денисов располагался на правом фланге наступавших и контролировал дорогу, ведущую через Долгомостье на Смоленск. Отряд Фигнера составлял резерв.

Обнаружив приближение русских, Ожеро вывел бригаду на окраину села и занял находящиеся здесь высоты. Его пехота вступила в перестрелку со спешенными казаками, но вскоре артиллерия партизан выбила ее с высот. Французы отошли ближе к селу, а партизаны тут же установили на возвышенности пушки. Их огонь стал более прицельным и эффективным. Ожеро с опозданием понял, что уступил противнику чрезвычайно выгодную позицию, и попробовал вернуть высоты. Две колонны французской пехоты при поддержке двух эскадронов конных егерей контратаковали русских. Партизаны позволили неприятелю отойти от села, после чего гусары Давыдова и уланы Фигнера опрокинули малочисленную французскую кавалерию» а пехоту загнали в лес, откуда ее выбили русские егеря. Французы вновь отошли к Ляхову и закрепились в нескольких сараях на его окраине. На предложение о сдаче они отвечали стрельбой, поэтому Давыдов приказал поджечь сараи. Неприятельская пехота бежала в село...

Генерал Барагэ де Илье узнал о появлении русских еще утром, но предпринять ничего не успел, поскольку вскоре со стороны Ляхова донеслись звуки боя: сильная ружейная стрельба и орудийная канонада. Генерал мог стянуть главные силы дивизии в кулак и обрушиться на партизан, но, не имея сведений о численности противника, действовал крайне пассивно и никакой помощи Ожеро не оказал. Впрочем, к окруженной бригаде из-под Долгомостья пытался пробиться небольшой сводный отряд, состоявший из пехоты и, возможно, трех эскадронов кирасир. Очевидно, отряд прикрывал транспортную колонну, направленную Ожеро в Смоленск. Надо отдать должное этой горстке французских солдат и офицеров. Когда они услышали стрельбу у себя за спиной, то имели возможность уйти и спастись, но не пожелали бросить в беде своих товарищей и двинулись обратно в сторону Ляхова. Генерал Орлов-Денисов атаковал их двумя казачьими и одним драгунским полками: частью противника изрубили, частью рассеяли; в руки партизан попал обоз с пороховыми ящиками и фурами, нагруженными фуражом и продовольствием.

Генерал Ожеро не воспользовался неожиданным отвлечением значительной части сил русских, для того чтобы прорваться на Смоленск или соединиться с Барагэ де Илье. Французы оставались в Ляхове, которое уже подожгла артиллерия партизан. Ожеро потерял надежду на успешное завершение боя, дрогнул и выслал к русским парламентера. С русской стороны в переговорах принял участие Фигнер. Знаменитый партизан от лица Орлова-Денисова потребовал немедленной сдачи в плен, угрожая в противном случае «совершением истребления»; при этом он заявил, что село окружают 15 тысяч(!) русских воинов. После некоторого колебания Ожеро и остатки его бригады сдались. Французские источники сообщают о сдавшихся 19 офицерах и 1650 солдатах (очевидно, не учитывая захваченных в плен в ходе боя). Партизаны рапортовали о пленении 60 офицеров и 2000 рядовых.

Бой под Ляховом - пример четкого взаимодействия, умелых и решительных действий армейских партизанских отрядов. Впервые за время контрнаступления русской армии в плен сдалась целая воинская часть противника во главе с генералом.

Наполеон пришел в ярость, узнав о «деле при Ляхове», так как очень рассчитывал на пополнение армии свежей дивизией; возмутил его и факт сдачи Ожеро (Как? Сдаться?! И кому? Партизанам!) Гнев императора пал на незадачливого Барагэ де Илье, которого он отстранил от должности и отправил под арест во Францию. Однако на родину опальный генерал так и не попал - переживания вызвали «нервную горячку», и она скоро свела его в могилу.

В этот же день войска атамана Платова настигли итальянский корпус Евгения Богарне, который по приказу Наполеона направлялся из Дорогобужа через Духовщину в Витебск.

Платов, убедившись, что неприятель отступает по духов-щинской дороге, последовал за ним. Когда противник подошел к р. Вопь и начал переправу по возведенному на скорую руку мосту, русская артиллерия открыла огонь по вражеским походным колоннам и обозам. В рядах итальянского корпуса возникла паника, неуправляемые массы солдат, упряжки с орудиями, обозные фуры устремились на мост, и он рухнул. Казаки воспользовались замешательством и стали теснить врага к реке, а несколько казачьих полков преодолели ее и появились на противоположном берегу. Возникла угроза окружения, и Богарне поспешил переправить через Вопь свою гвардию и переправился сам. Гвардейцы форсировали реку вброд: люди шли, увязая в топком дне, по плечи в воде, разгребая плавающие перед ними льдины... Выбравшись на сушу, итальянская гвардия отогнала казаков ружейным огнем, но построить новый мост не удалось, саперы выбились из сил, мешал и артиллерийский обстрел русских. Богарне пришлось бросить почти всю свою артиллерию и обоз. Оставшись на левом берегу, французские солдаты стали грабить повозки и экипажи в надежде найти съестное; артиллеристы взрывали зарядные ящики оставленных орудий; пламя освещало толпы людей, метавшихся по берегу реки и шарахавшихся от разрывов русских гранат... В этот день противник потерял 2 тысячи человек убитыми и 3,5 тысячи пленными, среди которых оказался и начальник штаба корпуса генерал Сансон, и 70 пушек.

Ночь с 28 на 29 октября (9-10 ноября) войска итальянского корпуса провели в заснеженных полях у костров, а на рассвете они двинулись к Духовщине. В голове колонны шла гвардия - менее 3 тысяч вооруженных и организованных солдат, за которыми тянулись толпы людей, мало напоминающие дивизии и полки. На флангах и в тылу отступавших гарцевали казачьи отряды, продолжавшие нападения на отставшие вражеские подразделения. Дисциплина в корпусе падала с каждой пройденной верстой - солдаты, завидев деревню, лежащую на пути, самовольно покидали строй, врывались в дома, отбирали у крестьян их скудные запасы продовольствия и тут же их поедали... Наконец Богарне достиг Духовщины, но и здесь отдыха неприятель не получил, так как казаки атамана Платова держали его в напряжении внезапными ночными и дневными ударами в течение двух дней. В итоге Богарне потерял еще около 1 тысячи пленными, несколько сотен убитыми, и его корпус полностью утратил боеспособность. Остатки некогда мощного формирования повернули к Смоленску.

Успешные действия казаков Платова были отмечены в приказе по армии главнокомандующим М. И. Кутузовым.

Этот приказ он подписал в городе Ельне, куда русские войска вступили 27 октября (8 ноября) 1812 г. Небольшой городок ве очень пострадал во время французской оккупации, а поспешно покидая его, неприятель успел сжечь лишь административные здания (корпус Присутственных мест). Кутузов со своим штабом находился в Ельне в течение трех дней. Отсюда я войска ушел и знаменитый приказ о преследовании наполеоновских войск, в котором полководец писал: «...Мы будем преследовать неутомимо. Настает зима, вьюга и морозы. Вам ли бояться их, дети Севера? Железная грудь ваша не страшится ни суровости погод, ни злости врагов. Она есть надежная стена Отечества, о которую все сокрушается... Пусть всякий помнит Суворова: он научал сносить и голод и холод, когда дело шло о победе и о славе русского народа. Идем вперед, с нами Бог, перед нами разбитый неприятель; да будет за нами тишина и спокойствие. Князь Г. (Голенищев) - Кутузов».

Отступающая «Великая армия» вступила в Смоленск 28 октября (9 ноября) 1812 г. Наполеон связывал с этим городом большие надежды. Здесь он рассчитывал дать отдых войскам, пополнить их за счет резервных частей и обеспечить продовольствием из складов, о создании которых неоднократно присылал распоряжение оккупационным властям. О настроениях армии, мечтавшей скорее добраться до спасительного города, писал маршал Бертье: «Все думают только о Смоленске...» Однако французов ждало горькое разочарование.

Увидев вдалеке крепостные стены и башни Смоленска, толпы солдат ринулись к городу. Их вид привел в смятение Смоленского гарнизона. Очевидец вспоминал: «Наши солдаты, прибывшие из Москвы, закутаны... в шубы мужские и женские в салопы или в шерстяные материи; головы и ноги обвернуты платками и тряпками. Лица черные; глаза красные, впалые, словом, нет в них и подобия I дат, а более они похожи на людей, убежавших из сумашедшего дома...* Чтобы многотысячные толпы озверевших от голода и холода людей не ворвались в город, перед ними заперли ворота! Тщетно они умоляли, угрожали, пробовали выломать ворота - охрана была неумолима. Первой в Смоленск вошла гвардия, сохранившая строй и порядок. Наполеон последние километры перед городом шел пешком, движение коней затруднялось гололедом. За закутанным в соболью шубу, надвинувшим меховую шапку на самые брови императором следовали маршалы, генералы и офицеры штаба.

Император вновь остановился в доме губернатора и не выходил отсюда до дня своего отступления из Смоленска. Поступившие доклады и известия повергли его в мрачное настроение. Оказалось, что накопленных на складах запасов продовольствия совершенно недостаточно, чтобы обеспечить им всю армию. Монарх обрушил проклятия на голову офицера, заведовавшего складами, и даже приказал расстрелять его! «Поставщику этому удалось спасти свою жизнь лишь после долгих молений на коленях перед Наполеоном!» - вспоминал де Сегюр. Продовольствие выдали в первую очередь гвардии и только затем впустили в Смоленск солдат и офицеров других корпусов. Они бросились к складам, в дверных проемах которых началась страшная давка; ослабевшие падали, и их затаптывали насмерть... Организовать раздачу удалось не везде | голодные люди просто разгромили склады. Те же, кто получил ржаную муку, сухие овощи и водку, не спешили идти в свой полки. «Счастливцы» стремились укрыться в развалинах, где с жадностью набрасывались на провизию, выделенную на несколько человек, съедали ее и... многим это стоило жизни. «Смоленск, который армия считала концом своих мучений, был только началом их», - горько сетовал французский офицер.

Не лучше обстояло дело и с расквартированием войск. Город жестоко пострадал во время августовских боев.

Немногие уцелевшие здания заняли штабы и гвардия, остальным пришлось обживать развалины или оставаться под открытым небом. После первой же ночевки руины домов и улицы оказались завалены трупами замерзших... Продолжалась деградация армии - с мертвых снимали одежду, у умирающих отбирали последние крохи продуктов. В отчаянном положении оказались раненые в госпитале. Их ничем не снабжали, и дело дошло до людоедства...

Наконец, не оказалось в Смоленске и резервов для пополнения армии.

Тревожили Наполеона и известия, полученные с других театров военных действий: на северо-западе русские под командованием генерала Витгенштейна разбили войска маршалов Удино и Сен-Сира под Полоцком, у села, Чашники и заняли Витебск, заставив капитулировать сильный французский гарнизон; с юга по дорогам, ведущим на запад, двигалась русская армия адмирала П. Чичагова; из района Ельни в обход Смоленска шли главные силы Кутузова. Возникла угроза окружения «Великой армии», и Смоленск мог стать для нее могилой. О длительном пребывании в городе, таким образом, не могло быть и речи, и Наполеон приказал продолжить отступление.

К этому времени он имел под ружьем около 38 тысяч солдат. Из-за нехватки лошадей пришлось объединить всю кавалерию в один отряд численностью 1,5 тыс. всадников, а также бросить в городе около 140 пушек, не считая утопленных в Днепре.

Армия выступила из Смоленска пятью эшелонами. 31 октября (12 ноября) на запад двинулись самые малочисленные корпуса Жюно и Понятовского (всего около 1,5 тыс. человек); 1 (12) ноября - Наполеон со своей гвардией (10-14 тыс.); 2 (14) ноября - корпус Богарне (5 тыс.); 3 (15) ноября - корпус Даву (6-10 тыс.); последним 5(17) ноября ушел Ней (3 тыс.). За каждым эшелоном следовали обозы и тянулись толпы безоружных, отставших от частей солдат и офицеров, маркитанты, торговцы и прочая накипь человеческая, кормившаяся при армии.

Перед отступлением из Смоленска Наполеон приказал взорвать крепостные стены и башни. Он заявил, что не желает задерживаться перед ними во второй раз, намекая на новый поход в Россию. Саперы заложили под башни мины и, уходя, подожгли запальные фитили. Чудовищной силы взрывы разрушили 8 башен, остальные удалось спасти благодаря мужеству русских солдат - егерей 20-го полка майора Горихвостова, которые ворвались в город и с риском для жизни обезвредили мины.

Кутузов решил воспользоваться распылением сил неприятеля, перекрыть ему путь на запад у Красного и разбить по частям.

Для осуществления своего замысла русский полководец выделил три отряда: генерал Тормасов (три пехотных корпуса и кавалерийская дивизия) получил приказ обойти Красный с юга и перерезать дорогу на Оршу; отряды генералов Голицына (пехотный корпус и кавалерийская дивизия) и Милорадовича (два пехотных корпуса и два кавалерийских корпуса) должны были наступать на Красный с юга и юго-востока. Свой командный пункт Кутузов разместил в 6 километрах юго-восточнее города, между деревнями Сидоровичи и Зуньково.

Наполеон обнаружил русских на подступах к Красному. Император находился в авангарде отступающей армии со своей гвардией, когда ее колонны обстреляла русская артиллерия. Он понял, что растянувшимся от Смоленска до Красного войскам грозит разгром, и, остановив гвардию, решил помочь двигавшимся следом корпусам Богарне, Даву и Нея. Обеспокоенный появлением на своем правом фланге летучего отряда русского генерала Ожаровского, император отбросил его внезапной атакой гвардии в ночь на 4 (16) ноября, а затем она же более суток сдерживала войска Голицына и Тормасо-ва. Но корпус Богарне это не спасло. Милорадович атаковал его в 12 км от Красного у деревни Мерлино. По колоннам войск приемного сына Наполеона открыла огонь русская артиллерия. Ядра и картечь, бившие в упор, выкашивали целые подразделения. Противник попытался развернуть свои орудия, но едва батарея итальянской гвардии показалась на поле боя, как ее тут, же атаковали и захватили русские кавалеристы. Не удалась и предпринятая Богарне контратака. Участвовавшая в ней 14-я дивизия полегла под огнем русских пушек и под клинками кавалерии. От окончательного истребления неприятельский корпус спасли сумерки. Ночью его остатки (около 2 тысяч человек), бросив орудия, обоз, раненых и ослабевших солдат, соблюдая полную тишину, прокрались между казачьими дозорами и окольным путем добрались до Красного. Впрочем, пользы от деморализованных, в большинстве побросавших оружие солдат было немного, и Наполеон приказал Богарне отступать далее на Ляды.

5 (17) ноября к Красному приблизился корпус Даву. Милорадович расположил свои части вдоль дороги, по которой двигался противник, и нанес по нему удар во фланг и тыл. Оставив тяжелое вооружение, обоз, солдаты Даву побежали с поля боя в сторону Красного. Чтобы помочь маршалу, Наполеон двинул на русских гвардию. Войска Голицына остановили ее артиллерийским огнем и контратаками. Даву же, обнаружив неприятеля, стоящего на подступах к Красному, отвел свои поредевшие части с дороги к деревне Маньково; здесь переправился через р. Лосвинку, а затем полями пробрался на соединение с Наполеоном. Среди трофеев, доставшихся русским, оказался и экипаж Даву, а также его маршальский жезл...

После этого боя Наполеон, опасавшийся оказаться в окружении, бросил на произвол судьбы арьергард - корпус Нея и поспешил выступить к Орше. Во главе отступавших шла императорская гвардия. Она сохранила боеспособность и смогла прорвать заслоны русских войск, состоявшие в основном из отрядов казаков и легкой конницы.

Арьергард Нея ожидало тяжелое испытание. Когда 6(18) ноября части корпуса приблизились к Красному, их окружили воины Милорадовича и Голицына. Нею предложили сдаться. Маршал отказался и повел своих солдат в атаку, чтобы прорваться на запад. Но огонь французской артиллерии был тут же подавлен русскими батареями, а на атакующую пехоту посыпались ядра, картечь и ружейные пули. Дивизия генерала Разу, шедшая во главе корпуса, погибла почти вся. Последовали удары русской кавалерии, пехоты, и измотанные, потерявшие всякую надежду на прорыв французы стали массово сдаваться в плен. Ней с трудом сколотил отряд численностью около 3 тысяч человек и в сгущающихся сумерках отошел на север. Его преследовали, но маршал смог перехитрить противника: он приказал разжечь костры, и преследователи решили, что французы разбили на ночь бивак. А Ней в темноте повел свой отряд дальше. Французы форсировали вброд р. Лосвин-ку и вскоре оказались на берегу Днепра. На реке уже образовался тонкий лед; отряд с огромным трудом переправился по его зыбкой, трещавшей поверхности и... оказался окружен конными полками атамана Платова. Сбившись в плотную колонну, отстреливаясь от казаков, солдаты Нея продолжили отступление. Оно было страшным: строй терзали ядра казачьих пушек, установленных на сани, отставших французов ждали казачьи пики и сабли. Сам маршал сражался как рядовой пехотинец с солдатским ружьем в руках.

Отбиваясь от шедших по пятам русских, продираясь через леса, Ней добрался до Орши. Он привел с собой всего 500 человек. В ставке Наполеона его уже считали погибшим...

Трехдневное сражение под Красным закончилось полным поражением армии Наполеона. Французы потеряли 5-6 тысяч убитыми и ранеными, количество пленных составило, по разным данным, от 14 до 26 тысяч человек, было брошено 116 пушек (по другим сведениям, 209). Русские потеряли около 2 тысяч человек.

Несмотря на убедительную победу, выполнить полностью план Кутузова не удалось - Наполеон сумел выскользнуть из ловушки с остатками войск. Впрочем, император французов не обольщался относительно будущего «Великой армии». Он видел, что она доживает последние дни, и поэтому приказал собрать, принести к нему знамена всех полков и сжечь...

Французы поспешно шли к р. Березине, где их ждала еще одна катастрофа. В декабре 1812 г. они были изгнаны за пределы России. Сильнейшая армия мира, возглавляемая «военным гением» Наполеоном, прекратила свое существование. М. И. Кутузов удовлетворенно отметил: «Война окончилась за полным истреблением неприятеля». 6 декабря 1812 г. фельдмаршал князь Кутузов был удостоен титула «Смоленский» за «...нанесенное в окрестностях Смоленска сильное врагу поражение, за которым последовало освобождение сего знаменитого града и поспешное преследуемых неприятелей из России удаление», как было сказано в императорском указе.

Последствия войны 1812 г.

Исключительно тяжелыми оказались для Смоленщины последствия войны. В боях, от ран, голода и болезней погибли десятки тысяч смолян. Дотла были испепелены города Красный, Вязьма, Гжатск, Духовщина; серьезно пострадал Дорогобуж, меньше Ельня и Рославль. Враг разграбил и разорил многие сотни сел и деревень.

Жуткое зрелище являл собой Смоленск. Участник Отечественной войны офицер-смолянин Ф. Глинка увидел его таким: «...Повсюду пепел и разрушение! Город весь сквозной; дома без кровли, без окон, без дверей. Пустота пугает; ветер свищет среди обгорелых стен; по ночам кажется, что развалины воют». Улицы Смоленска в первые недели после освобождения более напоминали поле боя: 140 разбитых и брошенных орудий, зарядные ящики, фуры и экипажи; кучи брошенного оружия; трупы людей и лошадей. Во избежание начала эпидемии город в первую очередь избавили от них -хоронили в огромных ямах, укладывая рядами и пересыпая каждый третий ряд известью; сжигали кучами вперемешку с дровами... Так убрали 31166 людских тел, но, когда весной 1813 г. стал таять снег, они вновь обнаружились в оврагах, в садах и огородах, среди развалин и даже в колодцах...

Из 2500 каменных и деревянных построек, существовавших в Смоленске до войны, были сожжены или разрушены около 2 тысяч; из 345 торговых лавок чудом уцелели лишь 28; уничтоженными оказались почти все промышленные и ремесленные предприятия. Население города сократилось с 15 до 7-10 тысяч человек.

Общий ущерб, нанесенный городу, оценивали почти в 6,5 миллиона рублей, а по губернии он достиг астрономической для начала XIX века суммы - 75 млн. рублей - свыше одной трети всех убытков, понесенных страной!

Потребовались долгие годы для того, чтобы Смоленщина оправилась от разорения.

Отечественная война 1812 года. Сражение под Смоленском

16 августа Наполеон подошел к Смоленску и поселился в помещичьем доме в деревне Любне. План его заключался в том, чтобы корпуса Даву, Нея и Понятовского штурмовали и взяли Смоленск, а в это же время корпус Жюно, обойдя Смоленск, вышел бы на большую Московскую дорогу и воспрепятствовал отступлению русской армии, если бы Барклаи захотел снова уклониться от боя и уйти из Смоленска по направлению к Москве.

В шесть часов утра 16 августа Наполеон начал бомбардировку Смоленска, и вскоре произошел первый штурм. Город оборонялся в первой линии дивизией Раевского. Сражение шло, то утихая, то возгораясь, весь день. Но весь день 16 августа усилия Наполеона овладеть Смоленском были напрасны. Настала ночь с 16 на 17 августа. Обе стороны готовились к новой смертельной схватке. Ночью по приказу Барклая корпус Раевского, имевший громадные потери, был сменен корпусом Дохтурова. В четыре часа утра 17 августа битва под стенами Смоленска возобновилась, и почти непрерывный артиллерийский бой длился 13 часов, до пяти часов вечера того же 17 августа. В пять часов вечера весь “форштадт” Смоленска был объят пламенем и стали загораться отдельные части города. Приступ за приступом следовал всякий раз после страшной канонады, служившей подготовкой, и всякий раз русские войска отбивали эти яростные атаки. Настала ночь с 17 на 18 августа, последняя ночь Смоленска. В ночь с 17 на 18-е канонада и пожары усилились. Вдруг среди ночи русские орудия умолкли, а затем французы услышали страшные взрывы неслыханной силы: Барклай отдал приказ армии взорвать пороховые склады и выйти из города. Войска под Смоленском сражались с большим одушевлением и вовсе не считали себя побежденными в тот момент, когда пришел приказ Барклая об оставлении города. Но Барклай видел, что Наполеон стремится здесь, в Смоленске, принудить его наконец к генеральному сражению, повторить Аустерлиц на берегах Днепра, среди развалин горящего Смоленска, в то время когда Багратион с частью армии идет к Дорогобужу и явно не успеет прийти на поле битвы.

Из Смоленска нужно было уйти, промедление грозило неминуемой гибелью. Он знал, что скажут о нем, но не видел другого выхода; впрочем, судьба Барклая уже все равно была решена.

Обстоятельства гибели Смоленска произвели очень сильное впечатление на французов.

Весь долгий летний день шла канонада Смоленска, и повторные штурмы не прекращались. Остатки почти истребленной дивизии Неверовского примкнули к корпусу Раевского. Держаться было неимоверно трудно, но русские войска держались. Наступал уже вечер, и пожары в разных частях города стали гораздо заметнее, картина погибающего города сделалась особенно зловещей. “Опламененные окрестности, густой разноцветный дым, багровые зори, треск разрывающихся бомб, гром пушек, кипящая ружейная пальба, стук барабанов, вопль, стоны старцев, жен и детей, весь народ, упадающий на колени с возведенными к небу руками, - вот что представлялось нашим глазам, что поражало слух и что раздирало сердце, - говорит очевидец Иван Маслов. - Толпа жителей бежала от огня, не зная куда... Полки русских шли в огонь, одни спасали жизнь, другие несли ее на жертву. Длинный ряд подвод тянулся с ранеными. В глубокие сумерки вынесли из города икону смоленской богоматери, унылый звон колоколов сливался с треском падающих зданий и громом сражения”. Наступила ночь. Смятение и ужас происходящего еще усилились.

В два часа ночи 18 августа, после взрыва пороховых складов, казаки проскакали по улицам Смоленска, оповещая об отступлении русской армии и приглашая тех, кто хочет уходить из города, собираться немедленно, пока еще не зажжен днепровский мост. Часть населения, кто в чем был, бросилась за уходящими русскими войсками, часть осталась. В четыре часа утра маршал Даву вошел в город. К продолжавшимся пожарам прибавились немедленно начавшиеся грабежи со стороны солдат наполеоновской армии, больше всего поляков и немцев; французы, голландцы, итальянцы грабили, судя по всем показаниям, гораздо меньше. Около двух тысяч человек, выбежавших на улицу из горевших домов, бросились в собор, где и укрылись. Многие там прожили больше двух недель.

Уже на рассвете 18 августа, когда Наполеон перед Смоленском проснулся, думая, что в этот день произойдет наконец генеральная битва, и ему в ответ показали на заднепровскую даль и на густые массы движущихся от Смоленска к востоку войск, он понял, что отступающий Барклай снова ушел от битвы и что Смоленск отныне, с точки зрения русского командования, только заслон, который должен несколько задержать преследование.

Еще накануне, глядя в подзорную трубу на русские войска, входившие в Смоленск, Наполеон с радостью воскликнул: “Наконец, я их держу в руках!”

Но русская армия опять выскользнула из его рук.

Русские войска бились под Смоленском так, что даже в самых беглых, самых деловых, сухих французских отчетах и воспоминаниях авторы то и дело отмечают удивительные эпизоды. Так называемое Петербургское предместье Смоленска уже давно пылало ярким пламенем. Смоленск уже был покинут русскими, и в горевший город разом через несколько крайних улиц вступали французские войска. Русский арьергард под предводительством генерала Коновницына и полковника Толя отчаянно оборонялся, продолжая задерживать неприятеля. Русские стрелки рассыпались по садам и в одиночку били в наступающую густую французскую цепь и в прислугу французской артиллерии. Русские не хотели оттуда уходить ни за что, хотя, конечно, знали о неминуемой близкой смерти. “В особенности между этими стрелками выделился своей храбростью и стойкостью один русский егерь, поместившийся как раз против нас, на самом берегу, за ивами, и которого мы не могли заставить молчать ни сосредоточенным против него ружейным огнем, ни даже действием одного специально против него назначенного орудия, разбившего все деревья, из-за которых он действовал, но он все не унимался и замолчал только к ночи, а когда на другой день по переходе на правый берег мы заглянули из любопытства на эту достопамятную позицию русского стрелка, то в груде искалеченных и расщепленных деревьев увидали распростертого ниц и убитого ядром нашего противника, унтер-офицера егерского полка, мужественно павшего здесь на своем посту”, - говорит французский артиллерийский полковник Фабер дю Фор.

С удивлением констатировали очевидцы, что под Смоленском солдаты так жаждали боя, что начальникам приходилось шпагой отгонять их там, где они слишком уж безрассудно подставляли себя под французскую картечь и штыки. Вот показание сухого, деловитого И. П. Липранди: “С рассветом... началась перестрелка в цепи стрелков, расположенных вне города. Перестрелка эта все более и более усиливалась, по мере сгущения французской передовой цепи. В 10 часов приехал Барклай де Толли и остановился на террасе Малаховских ворот... Вправо от помянутых ворот за форштатом расположен был Уфимский полк. Там беспрерывно слышны были крики “ура!”, и в то же мгновение огонь усиливался. В числе посланных туда с приказанием - не подаваться вперед из предназначенной черты, был послан и я с подобным же приказанием. Я нашел шефа полка этого генерал-майора Цыбульского в полной форме, верхом в цепи стрелков. Он отвечал, что не в силах удержать порыва людей, которые после нескольких выстрелов с французами, занимающими против них кладбище, без всякой команды бросаются в штыки. В продолжение того времени, что генерал-майор Цыбульский мне говорил это, в цепи раздались “ура!” Он начал кричать, даже гнать стрелков своих шпагою назад (курсив всюду мой. - Е. Т.), но там, где он был, ему повиновались, и в то же самое время в нескольких шагах от него опять слышалось “ура!” и бросались на неприятеля. Одинаково делали и остальные полки этой дивизии... в первый раз здесь сошедшиеся с французами...” “Ожесточение, с которым войска наши, в особенности пехота, сражались под Смоленском... невыразимо. Нетяжкие раны не замечались до тех пор, пока получившие их не падали от истощения сил и течения крови”.

Смоленская трагедия была особенно страшна еще и потому, что русское командование эвакуировало туда большинство тяжелораненых из-под Могилева, Витебска, Красного, не говоря уже о раненых из отрядов Неверовского и Раевского. И эти тысячи мучающихся без медицинской помощи людей были собраны в той части Смоленска, которая называется Старым городом. Этот Старый город загорелся, еще когда шла битва под Смоленском, и сгорел дотла при отступлении русской армии, которая никого не могла оттуда спасти. Французы, войдя в город, застали в этом месте картину незабываемую. “Сила атаки и стремительность преследования дали неприятелю лишь время разрушить мосты, но не позволили ему эвакуировать раненых; и эти несчастные, покинутые таким образом на жестокую смерть, лежали здесь кучами, обугленные, едва сохраняя человеческий образ, среди дымящихся развалин и пылающих балок. Многие после напрасных усилии спастись от ужасной стихии лежали на улицах, превратившись в обугленные массы, и позы их указывали на страшные муки, которые должны были предшествовать смерти. Я дрожал от ужаса при виде этого зрелища, которое никогда не исчезнет из моей памяти. Задыхаясь от дыма и жары, потрясенные этой страшной картиной, мы поспешили выбраться за город. Казалось, я оставил за собою ад”, - говорит полковник Комб.

“Мой друг! Я в Смоленске с сегодняшнего утра. Я взял этот город у русских, перебив у них 3 тысячи человек и причинив урон ранеными в три раза больше. Мое здоровье хорошо, жара стоит чрезвычайная. Мои дела идут хорошо”, - писал Наполеон 18 августа императрице.

Лживые бюллетени и официальные известия Наполеона, конечно, не давали понятия о действительности.

Для публики, для Парижа, для Европы можно было, конечно, писать все, что угодно. “Жара - крайняя, много пыли, и нас это несколько утомляет. У нас тут была вся неприятельская армия; она имела приказ дать тут сражение и не посмела. Мы взяли Смоленск открытой силой. Это очень большой город, с солидными стенами и фортификациями. Мы перебили от 3 до 4 тысяч человек у неприятеля, раненых у него втрое больше, мы нашли тут много пушек: несколько дивизионных генералов убито, как говорят. Русская армия уходит, очень недовольная и обескураженная, по направлению к Москве”, - так сообщал Наполеон своему министру герцогу Бассано о взятии Смоленска. Но сам император и его штаб нисколько подобной словесностью не обманывались. “Продиктовав это письмо, его величество немедленно бросился на постель”, - гласит характерная приписка, сделанная отправителем эстафеты, чтобы объяснить герцогу Бассано отсутствие собственноручной императорской подписи. Наполеон был страшно утомлен не только жарой и не только пылью, а всем, что его окружало в Смоленске.

Итальянский офицер Чезаре Ложье со своей частью из корпуса вице-короля Италии Евгения Богарне проходил через Смоленск на другой день после взятия города французами. В своих воспоминаниях он пишет: “Единственными свидетелями нашего вступления в опустошенный Смоленск являются дымящиеся развалины домов и лежащие вперемежку трупы своих и врагов, которых засыпают в общей яме. В особенно мрачном и ужасном виде предстала перед нами внутренняя часть этого несчастного города. Ни разу с самого начала военных действий мы еще не видели таких картин: мы ими глубоко потрясены. При звуках военной музыки, с гордым и в то же время нахмуренным видом проходили мы среди этих развалин, где валяются только несчастные русские раненые, покрытые кровью и грязью... Сколько людей сгорело и задохлось!.. Я видел повозки, наполненные оторванными частями тел. Их везли зарывать... На порогах еще уцелевших домов ждут группы раненых, умоляя о помощи... На улицах встречаем в живых только французских и союзных солдат... Они отправляются шарить по улицам, надеясь отыскать что-нибудь пощаженное огнем. Потушенный теперь пожар истребил половину зданий: базар, магазины, большую часть домов... И вот среди этих груд пепла и трупов мы готовимся провести ночь с 19-го на 20-е”. В соборе лежали вповалку мертвые, умирающие, раненые, здоровые, мужчины, старики, женщины, дети. “Целые семьи, покрытые лохмотьями, с выражающими ужас лицами, в слезах, изнуренные, слабые, голодные, сжались на плитах вокруг алтарей... Все дрожали при нашем приближении... К несчастью, большинство этих несчастных отказываются даже от помощи, которую им предлагают. Я до сих пор еще вижу с одной стороны умирающего старика, простершегося во весь рост, с другой - хилых детей, прижавшихся к грудям матерей, у которых пропало молоко”.

Врачебную помощь бесчисленным раненым и брошенным в городе русским почти не оказывали: хирурги не имели корпии и делали в Смоленске бинты из найденных в архивах старых бумаг и из пакли. Доктора не появлялись часто целыми сутками. Даже привыкшие за 16 лет наполеоновской эпопеи ко всевозможным ужасам солдаты были подавлены этими смоленскими картинами.

До нашествия Наполеона в г. Смоленске было 15 тысяч жителей. Из них осталось в первые дни после занятия города французами около одной тысячи. Остальные или погибли, или, бросив все, бежали из города куда глаза глядят, или вошли добровольно в состав отступившей из города русской армии.

Багратион с гневом отнесся к отходу Барклая от Смоленска. Его письмо к Ростопчину от 14 августа из деревни Лушки полно негодования: “Я обязан много генералу Раевскому, он командовал корпусом, дрался храбро... дивизия новая... Неверовского так храбро дралась, что и не слыхано. Но подлец, мерзавец, тварь Барклай отдал даром преславную позицию. Я просил его лично и писал весьма серьезно, чтобы не отступать, но я лишь пошел к Дорогобужу, как (и он) за мною тащится... клянусь вам, что Наполеон был в мешке, но он (Барклай) никак не соглашается на мои предложения и все то делает, что полезно неприятелю... Я вас уверяю, что приведет Барклай к вам неприятеля через шесть дней... Признаюсь, я думаю, что брошу Барклая и приеду к вам, я лучше с ополчением московским пойду”.

Багратион рвался в бой, хотя тут же, в этих же письмах, признает, что у нас всего 80 тысяч (по его счету), а Наполеон сильнее. “Отнять же команду я не могу у Барклая, ибо нет на то воли государя, а ему известно, что у нас делается”.

Чем больше подробностей о поразительном поведении русских солдат в Смоленске доходило до Багратиона, тем более возрастала его ярость: “Больно, грустно, и вся армия в отчаянии, что самое опасное место понапрасну бросили”. Он убежден, что Смоленск можно было отстоять: “Войска наши так дрались и так дерутся, как никогда. Я удержался с 15 тысячами более 35 часов и бил их, но он не захотел остаться и 14 часов. Это стыдно и пятно армии нашей, а ему самому, мне кажется, и жить на свете не должно. Ежели он доносит, что потеря великая, неправда. Может быть, около 4 тысяч, не более, но и того нет. Хотя бы и десять, - как быть, война”. Русские войска были великолепны под Смоленском, это мы знаем и из французских источников. “Артиллерия наша, кавалерия моя истинно так действовали, что неприятель стал в пень...” Барклай перед битвой дал Багратиону честное слово, что не отступит, и нарушил его. “Таким образом воевать не можно, и мы можем неприятеля скоро привести в Москву”, - писал 19 августа Багратион царю (“Аракчееву” для царя). Багратион требует собрать 100 тысяч под Москвой: “или побить, или у стен отечества лечь, вот как я сужу, иначе нет способа”. Его больше всего беспокоят слухи о мире: “Чтобы помириться, - боже сохрани! После всех пожертвовании и после таких сумасбродных отступлений мириться! Вы поставите всю Россию против себя, и всякий из нас за стыд поставит носить мундир... война теперь не обыкновенная, а национальная, и надо поддержать честь свою... Надо командовать одному, а не двоим... Ваш министр, может быть, хороший по министерству, но генерал не то что плохой, но дрянной, и ему отдали судьбу всего нашего отечества... Министр самым мастерским образом ведет в столицу за собой гостя”. Злят и беспокоят Багратиона и немцы, в изобилии кружащие вокруг главного штаба: “Большое подозрение подает всей армии флигель-адъютант Вольцоген. Он, говорят, более Наполеона, нежели наш, и он все советует министру”. Багратион считает, что при отступлении от Смоленска русские потеряли более 15 тысяч человек (т. е., значит, почти в четыре раза больше, чем в самой битве): “Я не виноват, что министр нерешим, трус, бестолков, медлителен и все имеет худые качества. Вся армия плачет и ругает его насмерть”. Багратион требует подкреплений и чтобы “перемешать” милицию с кадровыми войсками, а иначе, “ежели одних пустят, плохо будет”. “Ох, грустно, больно, - кончает Багратион, - никогда мы так обижены и огорчены не были, как теперь... Я лучше пойду солдатом в суме воевать, нежели быть главнокомандующим с Барклаем”.

На рассвете 19 августа маршал Ней прошел окольным путем, миновав пылавшее смоленское (Петербургское) предместье и вышел из города. Разведчики донесли ему, что русская армия, которая вышла из Смоленска 19 августа, отступает не по Петербургской, а по Московской дороге. Ней двинулся сейчас же вслед за русскими, послав разведки на обе эти дороги. Около Валутиной горы Нея задержал русский арьергард. Произошла битва, длившаяся целый день 19 августа. Русские сопротивлялись очень упорно. Французы потеряли 7 тысяч человек, русские - около 6 тысяч. При наступлении темноты артиллерийская перестрелка смолкла. Ночью Барклай снялся с позиций и ушел на восток; отступление русских продолжалось.

Эта битва при Валутине, кончившаяся отступлением русских, показалась французам, по свидетельству графа Сегюра, слишком дорого купленной победой. Яростное сопротивление русского арьергарда в течение целого дня, очень большие потери, понесенные при этом французами, смерть в конце битвы одного из лучших генералов Наполеона - Гюдэна, наконец невозможность для маршала Нея начать после битвы преследование отступающих русских полков - все это очень мало походило на те победы, которые Ней и другие маршалы привыкли на своем веку одерживать во всех концах Европы. Ведь русские перестали вечером отстреливаться только после того, как Ней первый прекратил огонь, и тогда только начали свое дальнейшее отступление. Ней очень хорошо понимал, что это значит. Битву при Валутиной горе нельзя было рассматривать как победу, это была скорей стратегическая неудача французской армии.

Наполеон был в Смоленске, когда ему доложили о конце битвы под Валутиной и принесли его любимца Гюдэна умирающим. Конечно, это было только арьергардное дело, и поле битвы осталось за французами, русские продолжают отступать, но Наполеон , как и маршал Ней, тоже хорошо понял смысл происшедшего. “Было почти столько же славы в поражении русских, как в нашей победе”, - сказал бывший около императора граф Сегюр. Этот-то признак и был самым зловещим, и он уже не в первый раз тревожил императора. Разве русские бежали хоть один раз с тех пор, как началась война? Разве еще до Смоленска битву под Красным и отступление Неверовского можно было не для публики и не в бюллетенях, а всерьез назвать победой великой армии? Разве где-нибудь, кроме Испании, случалось так, чтобы люди в одиночку, укрываясь за кустами, отстреливались от целой роты и чтобы против одинокого, окруженного врагами солдата нужно было выдвигать пушку и стрелять в него ядрами, как пришлось это сделать с русским егерем после взятия Смоленска? А сколько таких егерей погибло до Смоленска и в самом Смоленске! Судя по всем показаниям, битва под Смоленском, взятие и гибель Смоленска, сражение под Валутиной уже после Смоленска - все это породило крайне сложные настроения в вожде великой армии.

Корпус генерала Жюно Наполеон заранее отправил в обход Смоленска с целью воспрепятствовать Барклаю и Багратиону соединиться на Московской дороге при возможном отступлении русских от Смоленска. Наполеон сделал это, зная, что обе русские армии соединятся либо в Смоленске, либо сейчас же к востоку от Смоленска на Московской дороге. Но генерал Жюно, заняв передовыми патрулями село Преображенское, в двух километрах от того места, где он переправился через Днепр, дал войскам роздых, его патрули были врасплох застигнуты русскими, а главные силы Жюно были задержаны согласно плану Багратиона упорной битвой при деревне Синявине. Когда Жюно вышел наконец через болота на Московскую дорогу, он опоздал, - соединенная русская армия уже ушла, направляясь к Дорогобужу. Снова Аустерлиц , ускользнувший в Витебске, ускользнул теперь от Наполеона между Смоленском и Дорогобужем. Король неаполитанский Мюрат был в бешенстве и, передавая генералу Жюно резкий выговор императора, прибавил от себя: “Вы недостойны быть в армии Наполеона последним драгуном”. На этом надломилась карьера, а вскоре и жизнь генерала Жюно. Он не вынес опалы и немилости императора, сошел с ума спустя несколько месяцев и вскоре после сумасшествия скончался.

В три часа ночи 19 августа Наполеон прибыл на поле, где днем происходило сражение. Тут он подробно расспросил о всем происходившем и приказал представить ему раненного штыком и взятого в плен генерала Тучкова 3-го. Поведением Жюно он был возмущен до крайности, о чем и приказал ему передать. Затем Наполеон принялся раздавать награды отличившимся на поле Валутинской битвы. Награды раздавал он лично и с необычайной щедростью, требовал, чтобы сами солдаты называли отличившихся товарищей, и солдаты и офицеры были осыпаны милостями, чинами, орденами, и громовое “Да здравствует император!” прокатывалось по рядам. Все это должно было поднять дух.

Но, вернувшись в Смоленск, Наполеон вскоре послал адъютанта за своим пленником, генералом Тучковым 3-м. Это был первый прямой шаг Наполеона к миру - шаг, оставшийся, как и все последующие, совершенно безрезультатным. “Вы, господа, хотели войны, а не я, - сказал он Тучкову, когда тот вошел в кабинет. - Какого вы корпуса?” - “Второго, ваше величество”. - “Это корпус Багговута. А как вам приходится командир 3-го корпуса Тучков?” - “Он мой родной брат”. Наполеон спросил Тучкова 3-го, может ли он, Тучков, написать Александру . Тучков отказался. “Но можете же вы писать вашему брату?” - “Брату могу, государь”. Тогда Наполеон произнес следующую фразу: “Известите его, что вы меня видели и я поручил вам написать ему, что он сделает мне большое удовольствие, если доведет до сведения императора Александра сам или через великого князя, или через главнокомандующего, что я ничего так не хочу, как заключить мир. Довольно мы уже сожгли пороха и пролили крови. Надо же когда-нибудь кончить”. Наполеон прибавил угрозу: “Москва непременно будет занята и разорена, и это будет бесчестием для русских, потому что для столицы быть занятой неприятелем - это все равно, что для девушки потерять свою честь”. Наполеон спросил еще Тучкова, может ли кто-нибудь, например сенат, помешать царю заключить мир, если сам царь этого пожелает. Тучков ответил, что сенат не может этого сделать. Аудиенция кончилась. Наполеон велел возвратить шпагу пленному русскому генералу и отправил его во Францию, в г. Мец, а письмо Тучкова 3-го к его брату с изложением этого разговора было передано Тучковым маршалу Бертье, который послал его в главную квартиру Барклая ; Барклай переслал письмо царю в Петербург. Ответа никакого не последовало.

Наполеону снова приходилось решать трудную задачу. Каковы были итоги смоленской операции?

Отчаянная битва перед городом, бомбардировка Смоленска, пожары, взрыв пороховых складов, уход последних русских сил, оборонявших Смоленск, и присоединение их к армии Барклая , отступавшей по Московской дороге. И дальше - битва под Валутиной, где пал Гюдэн и где русские снялись с места и ушли только после того, как умолкла артиллерия Нея. И Ней, который всегда и всюду был очень смел, тут не осмелился их преследовать. Нужно было подвести итоги всем этим фактам. Что означает прежде всего планомерное сожжение Смоленска, бегство большинства жителей, превращение губернского города в дымящиеся, окровавленные развалины? Ответ мог быть только один: не может быть и речи о том, чтобы русские теперь просили мира. Люди, которые уничтожают уже не только свои деревни, но и свои большие города, совсем не похожи на тех, кто ищет скорейшего примирения. В Витебске еще была слабая надежда на приезд парламентера от Александра, но среди развалин догорающего Смоленска эта надежда улетучилась. Балашов вторично не приедет...

С 27-летнего возраста Наполеон всегда был на всех войнах главнокомандующим и от своего штаба и своих генералов не ждал и не получал никаких советов по вопросам, выходящим из рамок непосредственной тактики. Их дело было исполнять, а не высказывать свои мнения о целях войны. Но в этой войне все было по-другому. Неясная тревога овладевала свитой и штабом все сильней и сильней. Уже в Витебске был тяжелый и долгий разговор с графом Дарю. После нескольких часов почтительного спора Дарю умолк, но было ясно, что Наполеон нисколько его не переубедил и что замолчал главный комиссар продовольствия великой армии единственно потому, что этикет не позволял никому при беседе с его величеством иметь последнее слово.

Теперь, в Смоленске, симптомы стали многозначительнее и тревожнее. Был разговор с королем неаполитанским, зятем императора, начальником всей кавалерии, Мюратом. Мюрат, храбрец, лихой кавалерист, Мюрат вдруг стал просить императора остановиться в Смоленске, отказаться от похода на Москву.

Разговор начался при свидетелях, продолжался без свидетелей, но Мюрат потом не скрыл того, что произошло у них с императором с глазу на глаз. Мюрат долго умолял Наполеона остановиться. Император возражал, говорил, что “честь, слава, отдых” - все это будет найдено в Москве, и только в Москве. Мюрат бросился тогда на колени перед Наполеоном , говоря: “Москва нас погубит”. Он сам был так потрясен этой сценой, что в тот же день в разгаре бомбардировки Смоленска, когда русские батареи, отвечая неприятелю, стали осыпать ядрами его стоянку, он подался вперед и слез с лошади. Генерал Бельяр стал настойчиво просить его уйти, но Мюрат, не

Между русской армией и французскими войсками произошло 16-18 (4-6 по старому стилю) августа 1812 года.

Русские войска в составе 1-й Западной армии под командованием генерала от инфантерии Михаила Барклая де Толли и 2-й Западной армии под командованием генерала от инфантерии Петра Багратиона общей численностью 120 тысяч человек 3 августа (22 июля по старому стилю) соединились в районе Смоленска и развернули наступление на Рудню, Витебск. Для прикрытия Смоленска с юго-запада к предместью Красненское был направлен отряд генерал-майора Дмитрия Неверовского в составе 7 тысяч человек и 14 орудий.

Наполеон, увидев в наступлении русских войск опасность для растянутой по фронту французской армии (около 200 тысяч человек), перегруппировал свои войска к правому крылу и возобновил наступление. Обойдя левый фланг русских войск, он устремился к Смоленску с целью овладеть городом, выйти в тыл русской армии и навязать ей генеральное сражение. Упорное сопротивление отряда Неверовского в районе предместья Красненское задержало авангард французской армии под командованием маршала Иоахима Мюрата в составе 22 тысяч человек на сутки. Это позволило русскому командованию организовать оборону Смоленска силами 7-го пехотного корпуса под командованием генерал-лейтенанта Николая Раевского в составе 13 тысяч человек до подхода к городу вражеских войск. К этому важному стратегическому пункту, прекратив наступление, также направились русские 1-я и 2-я Западные армии.

Утром 16 (4 по старому стилю) августа к городу подошел корпус маршала Нея в составе 22 тысяч человек и попытался с ходу овладеть им, но был отбит войсками Раевского. Наполеон, стянув к Смоленску корпуса маршалов Нея, Даву, генерала Понятовского, кавалерию Мюрата и гвардию - всего до 140 тысяч человек и 350 орудий - решил здесь дать русской армии генеральное сражение.

Французская артиллерия начала обстрел крепости. Около полудня к Смоленску подошла 2-я Западная армия, и Багратион усилил корпус Раевского 2-й гренадерской дивизией под командованием принца Карла Мекленбургского. Защитники города в течение дня самоотверженно отражали атаки противника, который ввел в бой около 45 тысяч человек.

Вечером главные силы Наполеона сосредоточились на высотах левого берега Днепра. К этому времени к Смоленску прибыла 1-я Западная армия и заняла высоты на правом берегу реки. Главнокомандующий русскими войсками генерал Барклай де Толли, стремясь сохранить армию, решил, вопреки мнению Багратиона, оставить Смоленск и приказал 2-й Западной армии отходить по Московской дороге, а 1-й Западной армии - удерживать город для обеспечения отхода.

Оборона Смоленска была возложена на 6-й пехотный корпус под командованием генерала от инфантерии Дмитрия Дохтурова, усиленный 3-й пехотной дивизией под командованием генерал-лейтенанта Петра Коновницына - всего до 20 тысяч человек и 170 орудий.

17 (5 по старому стилю) августа в 8 часов утра Дохтуров атаковал и выбил войска противника из Мстиславльского и Рославльского предместий города. По приказу Барклая де Толли на правом берегу Днепра выше и ниже Смоленска были развернуты две сильные группы артиллерии под общим командованием генерал-майора Александра Кутайсова с задачей фланговым огнем поражать вражеские войска, атакующие крепость.

В 14 часов Наполеон бросил войска на штурм Смоленска. После двухчасового боя они заняли Мстиславльское, Рославльское и Никольское предместья. Барклай-де-Толли направил на помощь Дохтурову 4-ю пехотную дивизию под командованием принца Евгения Вюртембергского. Овладев предместьями, противник установил около 150 орудий для разрушения городских стен.

Вечером французам удалось на короткое время овладеть Малаховскими воротами и Красненским предместьем, однако русские войска решительной контратакой заставили их отступить. В результате интенсивного артиллерийского обстрела противника в городе начались пожары.

К 22 часам бои утихли во всех пунктах. Войска Дохтурова в составе около 30 тысяч человек, отразив натиск врага, удержали за собой Смоленск. Однако в связи с большими разрушениями и сильными пожарами в ночь на 18 (6 по старому стилю) августа русские были вынуждены оставить город. Корпус Дохтурова, уничтожив мост, отошел на правый берег Днепра.

В результате Смоленского сражения был сорван замысел Наполеона - навязать русской армии генеральное сражение под Смоленском в невыгодных для нее условиях. Русские генералы и офицеры проявили высокое искусство управления войсками в тяжелом оборонительном сражении в условиях значительного превосходства врага в силах и средствах. Наполеоновские войска в сражении потеряли до 10-12 тысяч человек, а русские - 6-7 тысяч человек.

Смоленское сражение 1812 года стало первой крупной стычкой русской и французской армий во время . Оно интересно тем, что во многом определило дальнейший ход кампании, но при этом ни один из участников не получил в нем то, чего хотел.

Предпосылки объективные и субъективные

Объективно Смоленск был подходящим местом для задержки русской армии по нескольким причинам.

1. Это была хоть и устаревшая, но крепость – во времена польской интервенции, в , город был обнесен кирпичной стеной.
2. Смоленск служил «ключом к Москве», прикрывал путь к первой столице на направлении основного удара Наполеона.
3. Русская армия на подступах к городу была достаточно многочисленна ( успел соединиться с Багратионом), так что имела шансы противостоять французам.

Но при этом планы на Смоленск у командующих двух армий кардинально различались. Наполеону нужно было генеральное сражение, и он искал способа заставить русскую армию дать его. Битва под Смоленском могла ему подойти – хотя французские силы были значительно растянуты, они все еще превосходили русские.

О генеральном сражении мечтала и русская «партия войны» во главе с Багратионом. Их можно понять – враг слишком долго испытывал их терпение. Но они не учитывали неготовность собственной армии. Дело было не в численности солдат, а в их оснащении. Да и крепость Смоленск к осаде готова не была. Значительную часть города составляли незащищенные деревянные предместья.

А вот Барклай-де-Толли категорически не хотел генерального сражения. В голову ему не залезешь – сознательно или нет, но он этим ломал планы врага. Но он не мог лично распоряжаться в армии – формально Багратион подчинялся ему, а на деле армия больше слушала Багратиона.

Основные этапы битвы

В Смоленском сражении можно выделить несколько ключевых эпизодов. Обе армии действовали небезупречно. У Барклая (как оказалось) скверно работала разведка, он не имел информации о расположении противника. Наполеон имел о враге полную информацию (у него разведка работала), но не понимал его замыслов и положился на приемы «навязывания» генерального сражения, срабатывавшие в прошлом.

8 августа Барклай начал наступление на Рудню, но успеха оно не имело – главнокомандующий ошибся в оценке сил противника под Поречьем (а может, и сознательно задержал не нужное по его мнению наступление). 14 августа Наполеон оставил Рудню, Поречье и Велиж, перешел Днепр и начал охват Смоленска. Если бы вся русская армия была там и решила защищаться, император французов получил бы свое генеральное сражение.

14 августа состоялось сражение под Красным – отряд генерала Неверовского отразил 40 атак и на день задержал противника, нанеся ему заметный (но только тактический) урон.

16-18 августа состоялось сражение за сам город. Опасаясь окружения, Барклай в первый же день отправил отряды Багратиона удерживать дорогу на Москву, и с этим воинственный генерал справился отлично. В самом городе отличились генералы Раевский (будущий герой Бородина) и Неверовский, пробившийся туда с остатками своей дивизии. Удержать город было практически невозможно – французы имели тяжелую артиллерию и численное превосходство. Но бой за Смоленск превратился в своеобразную защиту арьергарда – благодаря ему сумело уйти подавляющее большинство горожан и почти вся армия.

Неочевидные итоги

Значение Смоленского сражения стало очевидным не сразу. Барклая за него сочли почти изменником, но после Смоленска тактика «выжженной земли» получила широкое применение, и вкупе с отступлением во имя сохранения армии полностью оправдала себя. Жители городов вдоль Смоленского тракта успевали уходить, оставляя противнику разоренную землю.

Воинственные генералы «выпустили пар» и попробовали силу противника. Стало очевидно, что Наполеона побеждать можно.

Наполеон одержал победу, но не получил генерального сражения и не нанес русским существенного урона. Потери армий оцениваются по-разному, но в целом как примерно равные и незначительные (по 6-7 тыс. убитыми).

Позже специалисты отметили, что Смоленск охарактеризовал всю кампанию 1812 года в целом, как ее видели русские: выжженная земля, изматывание противника и отступление до тех пор, пока не получится достойно вооружить армию и получить подкрепления.