Главная › Воспитание › Вологодская областная детская библиотека. Христиане – это такие особенные «немцы

Вологодская областная детская библиотека. Христиане – это такие особенные «немцы

Роберт БАЛАКШИН

МУЧЕНИК

Поэма

Предначинательная молитва

Господи сил, помоги мне, Благой, Вседержитель!

Память, верни к жизни образ Царя, Александрова сына,

И дорогую супругу его Александру и деток невинных,

Всех, убиенных в тёмном подвале старинного дома

В Екатеринбурге, столице краёв зауральских.

Песнь первая. Отъезд из Царского Села

День роковой наступил, и рассвет не умедлил проснуться,

Прочь прогоняя незваные призраки обманщиков снов.

Встала из мрака младая с перстами пурпурными Эос,

Вновь появленьем своим мир озаряя сей бренный,

Полный забот и тревог и скорбей, человеку от века присущих.

С ними влачит жребий свой он, за гробом лишь с ним расставаясь.

Свет зазвучал, заструился по улицам града Петрова,

Люди пошли, застучали шумливо извозчичьи дрожки.

День начался, самый обычный из дней. Но не для всех.

Царской Семье накануне, едва завершилась вечерня,

Стражи начальник сказал, чтоб к отъезду готовились нынче.

Дети от счастья забегали весело в зале и хоровод завели,

Сам Алексей цесаревич и сёстры Ольга, Татьяна, Мария и Анастасия.

К бабушке едем (ура!), в Ливадийский дворец белоснежный.

Все предвкушают, что скоро в Крыму они будут,

Снова услышат, как Чёрное море шумит неустанно,

Плещет прибойной волной на скалистый обрывистый берег.

Там всех их бабушка добрая ждёт, императрица Мария.

Ждёт она их, пишет в письмах, что сильно по внукам скучает.

Как же детей не любить, поросль юную и продолжение рода?

Взгляд веселится, на детские глядя забавы.

Им суждено восприять всё достоинство предков своих,

Славу их славой деяний своих на века преумножить.

Ведать не может ни бабушка императрица, ни внуки любимые ею,

Участь иная их ждёт, и венцы им готовы иные.

Нет, не увидят они ни Ливадии дивной, ни пенного Чёрного моря,

Где адмирал Ушаков и Нахимов упрочили славу России.

В Крым обещал их отправить, в том клялся усердно

Керенский сам, временный новый владыка России.

Но сам он не волен в поступках своих, управляют им люди такие,

Что ненавидят Россию нутром своим, жадным, свирепым,

Злобным и мрачным, как адская ночь.

Путь ожидает Семью в сибирские хладные дали,

Где Ермак удалой, устюжане - пытливые землепроходцы,

Путь отворив на восток, покоряли Отечеству новые земли.

Те, кто ни Бога, ни Царя, ни людей не стыдились.

Быстро собралися дети, родители, и все сошлись в вестибюле.

Долго сидела Семья, ожидая автомобиля, что на вокзал отвезёт их.

Тихо было вокруг, одиноко, и грустно, как и бывает перед внезапной разлукой

С милыми сердцу местами, где было прожито много весёлых и светлых минут.

Только фигуры солдат караульных в сумраке ночи виднелись.

За несколько дней до отъезда один из солдат козлёнка убил, спутника в играх Алёши.

Мальчик не в силах понять был, зачем, почему он это сделал?

Чем помешал ему маленький, бедный белый козлёнок?

Весело козлик играл и блеял так смешно и забавно,

И так потешно вилял и крутил его крохотный хвостик.

Боже, зачем, почему люди так злы и жестоки?

Ты им любовь завещал, пострадал из-за них на кресте.

Отчего же, всё позабыв, и слова Твои, зло все творят беспричинно?

Горько и долго мальчик рыдал над телом мохнатого друга.

И ведь никто не пришёл, слова никто не сказал козляти невинной убийце.

Подло и зло он поступил, тварь беззащитную жизни лишив.

Мама-царица тогда лишь утешила сына,

К сердцу прижав, слёзы отёрла ему, голову нежно целуя.

Дети терялись в догадках: как, отчего люди все изменились?

Были так вежливы, предупредительны, волю любую готовы исполнить,

Раньше летели навстречу в поклоне, улыбки простой ожидая.

Нынче ж идут стороной, и взгляды свои как-то вбок убирают.

Струсили взрослые люди? Но как же России быть без героев?

Если все взрослые трусить начнут и глаза свои в сторону прятать.

Так думал светлый отрок Алексей, наследник престола.

Все разбежались: и офицеры, что на «Штандарте» с княжнами великими вальсы кружили.

Кто-то в несбыточных сладких мечтах видел, может, их в женах своих.

В жизни реальной, конечно, такой mésalliance невозможен.

Но отчего бы не помечтать, это юности свойственно пылкой.

Нет офицеров, одна лишь прислуга царицы ей верной осталась,

Да доктор Боткин Сергей один из немногих, кто не покинул Семейство в несчастье,

Кто не оставил Семью, с ними он будет до последнего смертного часа,

С ними сойдёт он в проклятый подвал, где и падёт под пулями осатаневших убийц.

Он, как и врач, пациентов не мог своих бросить, и как русский любил своего Государя.

Медленно время тянулось, стало светать, летняя ночь незаметно проходит.

Так, прикорнув на узлах, чемоданах дорожных воздремали детишки.

Мать же с отцом глаз всю ночь не сомкнули в тревоге.

Что же случилось, стряслось, неужели отмена поездки?

Вновь во дворец возвращаться, детям обида, волненье.

Керенский вновь обманул? Как не раз он уже это делал.

Но тут, громко мотором треща, подкатила машина.

Старый, привычный авто, на котором не раз Царь выезжал из дворца

В Петроград, на парады, на фронт войска провожая.

Но chauffeur не знаком, не приветлив, и лишь головою кивнул.

Выехал грустный кортеж под конвоем из конной охраны.

Город проснулся, но народу на улицах было немного.

Ровно гудели моторы, унося их из родимого им Петрограда.

Царь вспоминал, как Керенский их провожать приходил.

Как, покраснев (стыд всё же есть), скромно прощенья просил, что не в Крым они едут.

Вот и вокзал, и знакомый перрон. И тотчас же рой вспоминаний нахлынул.

Как отъезжали в Бородино на торжества юбилейные битвы великой.

И в Кострому в монастырь, в Курск на прославление Саровского старца.

Первым в вагон Государь заходил, а за ним и Царица,

С ней, как на грех, несуразность нелепая вышла:

Подан вагон был не там, где площадка вагонная вровень с перроном,

Только шагни, и в вагон ты вошёл невозбранно.

Может быть, с умыслом, может, случайно, но так получилось,

Что встал вагон, не доехав платформы перронной.

Так высоко оказалась ступенька подножки,

Что невозможно шагнуть было ей, длинные юбки мешали.

А подсадить и помочь ей никто не решился, всюду солдаты стояли.

В тамбуре скользком упала она прямо на пол.

Дети заплакать хотели, так маму было им жалко,

Но, совладав, мигом встала она, горда и строга,

И, как ни в чём не бывало, в вагон величаво вступила.

Глухо, будто издалека, прокричал гудок паровозный, вздрогнул вагон

И поехал. Проговорил государь: «Помолимся, дети, в дорогу».

Все поднялись, в стук колёс вплетались общей молитвы слова.

Медленно плыли назад дачи, трубы заводов и фабрик.

В прошлое всё уходило: раннее детство, игры,

Коньки на пруду Царскосельского парка.

Пасха, простор ветровой Камероновой галереи,

Римских властителей бюсты, часто сюда приходил Алексей

И тут о жизни скоротекущей таинственно думал.

Царские дети, четыре красавицы с отроком братом,

Детство отняли у вас, растоптали его сапогами.

Так уезжала Семья, с городом милым прощаясь.

Чая вернуться, но не ведая, что навеки его покидает.

Страшное слово навеки , детям оно недоступно,

Сколько блаженны они, что не знают его страшной силы.

Жизнь перед ними лежит беспредельной широкой дорогой,

Вдаль простираясь в лучах сладко зовущей Надежды.

Песнь вторая. По Руси

В первый день ехали днём, график движенья затем изменили.

Поезд двигался ночью, литерным был он, для него и график особый.

Днём остановка на перегоне, длинная вплоть до вечера, пока не стемнеет.

Арестованным «пассажирам» выйти на волю тогда дозволялось.

На час-полтора и под охраной. Но, чтобы из поездов проходящих

Не привлекать любопытство (что за состав в чистом поле и люди с оружьем?),

В цепь рассыпались стрелки, для стрельбы изготовившись лёжа.

Но непонятно зачем это, для чего? Для порядка?

Ибо представить нелепо, что Царь и Царица, и их августейшие дети

Вдруг побегут, от охраны задумавши скрыться.

Быстро кончался прогулочный час, и потом целый день

В душном, постылом вагоне им приходилось томиться.

Но только вечер повеет и сумерки небо затянут своей пеленою,

Вновь паровоз поднимает пары, и немолчную песню заводят колёса.

Кто её знает слова, что она прочит невольникам бедным?

Череповец миновали, городок захолустный, невзрачный.

Кто мог подумать тогда, что он городом станет могучим,

Будет твердыней на Севере нашей державы Российской.

Вологду ночью проехали, дивный сей град миновали.

Много святых просияло в вологодских краях благодатных.

Общим соборным трудом, исполняя обет, данный Богу,

Благочестивый народ воздвиг однодневную Церковь.

Град сей цари посещали не раз; Иоанн по прозванию Грозный,

Храм здесь святой заложил во имя Успения Матери Божьй,

Гордость и велелепоту сих краёв полунощных.

Пётр Алексеевич, преобразователь России, строитель военного флота,

Пять раз бывал здесь, святителя Гавриила вельми отличая,

(В бронзе на пушки, вестимо, нуждался Пётр после конфузии Нарвской.)

В церкви обыденной, славной усердно молились

Два Александра царя - Благословенный и Освободитель.

Здесь преклоняла колени и истово била поклоны земные

Елизавета, супруга великого князя Сергея,

Что от руки двух убийц злочестивых пал в Кремле златоглавом.

Сам Константин Победоносцев и Иоанн Кронштадтский

В этой святыне молились у чудотворного образа Спаса.

Много святынь в богоспасаемом Вологде-граде,

Но мимо них с грохотом вдаль просвистел в ночи экстренный поезд.

А за окном постепенно менялся пейзаж придорожный.

Назад уплывали картины привычных российских просторов.

Стала холмистее местность. Вот показались Уральские горы.

Всё детский восторг вызывало.

Скалы им не в диковинку были, много их в шхерах финляндских,

Но высоту таковую видеть им только в Крыму доводилось.

А Государь рассказывал детям о малахите, топазах, опалах

И о богатствах прочих, что в горах Рифейских пока сокровенно таятся.

Так Государь своим детям историю и географию государства родного

преподавал.

Чтоб каждый миг, каждый час был использован с толком,

Чтоб не впустую любимые дети свободные дни проводили,

Чтоб каждый день оправдали трудом, получением знаний.

Жизнь изменилась, и так она нынче сложилась,

Что продолжать жить, как встарь, невозможно, но это не повод

Дни свои в лени бездельной, бесплодной пробыть.

Нет, дорогие мои, человек трудолюбец и Богу угоден.

Так своих деток в пути многоскорбном и трудном Царь поучал.

И они ему чутко с любовью серьёзной внимали.

Мчится короткий состав, пять вагонов, стоят, как столбы, часовые.

Грозно грохочет на стрелках, стремглав через них пролетает.

Дым из трубы вперемешку с летучими искрами вьётся.

Мчится таинственный поезд, вне расписанья, обычных маршрутов.

График движенья секретный, никому он ни в чём не отчётен,

Мчится по рельсам судьба Руси православной, великой и вечной.

Ночью приехали в город Тюмень. Конец сухопутной железной дороге.

Прибыли ночью, подстроено было нарочно, чтобы народ не узнал

О прибытии Царской Семьи, потому что народ в глубине своей вещей

Верил в Царя, продолжал его чтить и любить бескорыстно.

Ведь на Руси и поговорка такая была: Русский народ без Царя сирота.

Пуще всего сострадали люди простые о детях царёвых, об Алексее и сёстрах его ненаглядных.

Выросли сёстры на диво невесты, одна другой краше.

Им-то страданье за что? Ежели батюшка-царь оказался кой в чём не искусен.

Ну а Царица, а дети его, их-то какая вина?

Русские женщины сердцем своим материнским

Чуяли, совершается здесь большая неправда, грех непростимый.

Каждый родитель кровину свою вспоминал, ведь беда может со всяким случиться.

Ночью сырою промозглой путь освещали лишь фонари «летучие мыши»,

Во тьме запинаясь на скользкой и грязной дороге, в сопровожденье охраны

Молча шагала Семья со станции на пристань речную.

Можно б дождаться утра, и при свете дневном, чтобы не мучить людей,

Всем прибыть на пристань, но всё в секрете должно было вершиться.

Только глупы и напрасны чекистские были старанья;

Как-то народ всё равно узнавал, что на поезде, на пароходе едет Семья.

Недаром есть и присловье такое: полнится слухом земля.

Песнь третья. На пароходе

Шлёпая быстрыми плицами, плыл пароход по Туре и Тоболу.

Стало полегче, в вечернее время на палубе чаще гуляли.

Долго царевич у борта стоял и смотрел безотрывно на воду.

Думы не детские в сердце его повзрослевшем всплывали:

Жизнь не проходит ли так, как волна, и следа за собой не оставив?

Править он будет страной или кто-то иной его место заступит?

Будет ли этот иной так же искренне предан России, как отец его учит?

Пламенно так же, как Церковь святая нас исстари учит или же…

Но тут в поток размышлений его ворвалася картина:

Шёл пароход меж высоких брегов каменистых, угрюмых.

Тень облаков по земле, как воспоминанье о прошлых годах, скользила.

И на один из утёсов красавец-олень важно вышел.

Рослый красавец, таких редко встретишь и в этом краю заповедном.

Вышел и замер, главу свою с кроною мощных рогов величаво откинув,

Голову гордую поднял свою и громко вдруг затрубил.

Грозному горному рогу охотника свыше был этот голос подобен.

Мощно, призывно к небу неслись небывалые звуки.

Слышалось в том призываньи буйной и радостной жизни цветенье,

Жизни, которой конца нет и нету начала.

Зверь не боялся людей, их он видел, но будто бы знал,

Нет здесь угрозы ему и потому неподвижно стоял, не шелохнувшись.

Словно Евстафья Плакиды олень, - прошептала чуть слышно Мария…

Только креста меж рогов не хватает, - ей отозвалась Татьяна.

Все любовались виденьем: Семья и парохода команда.

Сбавил свой ход пароход, и самым малым пошёл.

И в тишине сочно - швупс-швупс - шлёпают плицы в воде.

Сгрудились все у борта, как вдруг, эхом отдавшись в горах,

Словно гром средь ясного дня выстрел прогрохотал, сразу другой;

Пошатнулся красавец таёжный, ноги его подломились, упал он с утёса и вниз покатился.

Всем было слышно, как ломятся ветви, трещат от падения грузного тела.

Кто-то подкрался и подло, словно из-за угла, застрелил его.

Доброе было бы нам угощенье сегодня на ужин.

Можно б и чарку за это

Тогда опрокинуть, - захохотав, поддержал его рыжий охранник,

Что за Семьёю усердно следил, хоть его не просили об этом.

Люди такие есть - доносчики по натуре своей.

Шёл пароход по широкой реке, на берегу разметнулось село пребольшое.

Эвон Григорья Распутина дом, - махнул матрос на избу под железною крышей.

Был человек непростой, на Расею на всю знаменитый. Да.

Встала Семья, благоговеньем глубоким объята,

Перекрестилась, на избу ту глядя, земной положила поклон.

Слеза не одна и у Царя, и у Царицы, и у детишек царских проблестела.

Григорий очень Семью почитал, и за всех совокупно молился.

А во дворец, собираясь, бывало,

Каждой царевне, и Лёше (любимцу) покупал завсегда на базаре

Самый гостинец простой, немудрящий: игрушку иль на палочке сладкий леденчик.

Много добра царской Семье он принёс, слёз осушил много горьких.

В жизни семейной кручина супругов одна тяготила:

Нужен наследник был, продолжатель династии, рода.

Ну а у них одни дочери только рождались.

Тоже желанные, тоже любимые, но где же мальчик?

И вот услышал Господь всей России молитвы

В лаврах, обителях, храмах приходских к Нему возносимые.

Радость объяла страну: великий князь Алексей народился.

Всюду молебны в церквях, всюду пиры, ликованье народа.

Но вместе с радостию велией, горе такое же на супругов упало.

На то он и Царь, всё у него велико: и радость и горе.

Сын долгожданный, отрада Семьи и России, был от рождения болен

Страшной болезнью, при ней кровь не перестаёт течь у больного.

Малый порез, безобидная вроде бы ранка к смерти могли привести.

Шумных игр и подвижных забав следовало опасаться;

Принц один великобританский умер совсем молодым от кровоподтёка, который в игре получил.

Дети владык земнородных этой болезнью страдают.

Если мальчишка здоров, и весел, он будет бегать.

Разве возможно здоровое детство без бега?

Бегал наследник и падал, конечно, и получал синяки.

Каждый синяк, это рана, внешне не видная, но опасная всё же.

В те времена бессильна была медицина, чтобы страдальцу помочь.

Руки врачи опускали свои пред недугом коварным, жестоким.

А полуграмотный русский мужик силу такую имел: кровь останавливал словом.

Скажет лишь слово одно, помолившись при этом,

И прекращается боль, снова Алёша здоров, весел он, мать весела.

Словно посланника Божия, матерь и дети его принимали.

А человек был простой, - продолжал словоохотливый путник, -

Тороватый, не жадный, многим в селе помогал словом и, главное, делом.

Денег отвалит кому на корову, или избу починить или что-то другое исделать.

Да, почитай, полсела коровы его кормят, удойные шибко.

Все ведь ведёрницы,нет почти тех, которые маломолочны.

После потоков неистовой лжи, оскорблений и мерзких и гнусных,

В адрес их друга в Москве и в Петрограде в те годы звучавших,

Сладостно было Семье слышать слова от человека простого,

Было приятно слова доброты и приязни про Григория слушать,

И говорил их простой человек, ни наград, ни похвал не ожидая.

Что же за кат на Григория руку-то охальную поднял?

Чтобы ни дна, ни покрышки ему в нынешнем веке, и в будущем,

Чтоб ему…

Но комиссар подошёл, запретив говорить ему дальше.

Через неделю пристань вдали показалась, низенький дебаркадер.

Дал пароход приветствия знак - гудок басовитый протяжный,

Что разорвал тишину, по горам прокатившись окрестным.

О брус причальный стукнулся борт парохода, брошены прочные сходни,

Сходит на берег Семья, всем уж прискучила мерная тряская дрожь,

Что от машины работавшей по всему корпусу распространялась.

Хоть отдохнуть от неё, твёрдую землю опять под ногами почуять.

Песнь четвёртая. В Тобольске

Царь в этом городе был, не впервой ему видеть улиц Тобольских простор

И пятиглавие церкви соборной Успенской. Он из Японии ехал,

Домой возвращался из дальней поездки. Встретил его губернатор Тройницкий,

Архиерей Иустин, епархиальный владыка, чиновные прочие люди.

Где-то сейчас они, где-то страдают, мыкают горе.

Город Тобольск знаменит, много людей здесь достойных родилось.

И композитор Алябьев, чей «Соловей» до сих репертуар певиц украшает.

Сам Менделеев, науки химической гордость и слава.

Яркий Перов, живописец, с его за сердце берущею «Тройкой».

Здесь же «Конёк-горбунок» под бойким Ершовским пером поскакал.

Как ты щедра и богата родная Россия, в каждом городе, будь то губернский,

Уездный, кто-то великий родился. В Вологде Батюшков, Пушкин в Москве,

В Риге Врангель барон, в Петербурге Колчак, адмирал знаменитый,

Полярник, флотом командовал он Черноморским.

После прогулки по берегу, к их огорченью поспешной, недолгой,

Всем снова на пароход велено было вернуться.

Остановили машину, шатуны неподвижно замерли, словно железные брёвна.

Чудно и страшно идти было по палубе рифлёной, железной.

Каждый твой шаг под тобой отдавался звуком таким, как над пропастью будто проходишь.

Вместе с матросом одним Алексей в трюм машинный спустился,

Вылазил всё, всё потрогал и столько вопросов задал,

Что тот матрос несколько дней вслух восторги свои всем изъявлял.

На замолчавшем немом пароходе жила с неделю Семья, только на берег на прогулку сходила.

Но завершился ремонт, дети обрадовались новоселью, пляшут, поют, веселятся.

Однако не знают, сколько ещё предстоит им таких «новоселий» изведать.

Как люди русские, чтила Семья Православную Церковь.

Знала все службы, любила хоров сладкогласное пенье,

Образы древних икон, колоколов перезвон,

Всё, что божественной службы красоту образует,

Что составляет души православной любовь и отраду.

Только закончилось их путешествие, Царь сразу стал добиваться,

Дабы им в Церковь сходить разрешили.

Хоть комиссар и считал все поповские службы блажью и дурью пустою,

Строить препятствий не стал, лишь одно обусловив бесспорно:

Всенощную будете дома служить, на квартире в домашних условьях, -

Так он сказал. - А на обедню, что ж, в церковь свою отправляйтесь.

Радость огромная всех охватила, когда в дом священник пришёл.

Ринулись дети гурьбой, чтоб получить благословение первым.

Спорят, смеются, шумят и толкаются даже.

Аж прослезился отец иерей, такую любовь увидав.

Он понимал, что царские дети видят впервые его и лично вовсе не знают.

Любовь их не к нему проявляется бурно, к сану его иерейскому,

Так, знать, родители их к этой любви приучили.

В день же воскресный от дома, вплоть до собора, солдат две шеренги стоят.

На расстоянии метров пяти, каждый с винтовкой «к ноге».

В этом живом коридоре Семья августейшая к праздничной шла Литургии.

Царь впереди (на руках нёс наследника-сына); чуть приотстав,

На полшага всего, павой плыла мать-царица, а замыкали процессию девы,

Как голубицы четыре в ангельски белых, воздушных платочках.

А позади тех шеренг люди тобольские молча молились, и в их молчанье

Чуялась грусть и сочувствие, многие, встав, на колени, крестились и клали поклоны.

На Литургии молилась Семья Богу, а народ весь в собор не пустили.

Там, где положено, с хором пропели Символ веры и Отче наш.

Благоговейно Таин Святых причастились они, слушали проповедь,

А молитвы, о причащенье бываемые, сам Государь прочитал.

Он и теперь не умолк, если зайдёте в собор с чистой, смиренной душой,

И воззовёте к Семье августейшей, то вы услышите: - Боже, ослаби, остави…

Снова меж двух неподвижных шеренг Семейство домой возвратилось.

Будто сквозь строй нас вели, - пошутил Государь, - дать бы шпицрутены им.

Всё-то ты шутишь, pap`a? - молвила тихо и грустно царица.

Что же ещё остаётся, - Царь отвечал ей, - Machere , в положении нашем

Как не шутить? Весело головы должно держать нам, не хныкать.

Этого только и ждут они, недруги наши, враги, головы чтоб мы склонили,

Чтобы разнюнились, духом поникли. Не будет такого, век не бывать.

Бодро и смело, дружно пойдём по грядущей дороге на предлежащий нам подвиг.

Не убоимся, не дрогнем того, что нас на ней ожидает.

Лишь бы Россия родная жила, лишь бы нивы её зеленели, зерном наливались.

Лишь бы народ процветал и хранил свою веру, что предки ему завещали.

Так Государь говорил. И день проходящий солнечным светом был для них осиян.

Хотя и пасмурно было с утра, дождь собирался, но солнце, солнце светило в их душах.

После той памятной службы жизнь у Семьи началась как в отдельной воинской части,

Что по распорядку живёт, учреждённому ей командиром.

В шесть утра общий подъём, молитва, простой лёгкий завтрак,

Депутатов предательской Думы, что заявились во Пскове к нему,

От престола отречься его принуждая,

Если б он их пристрелил как собак беспородных,

Он и себя и Россию бы спас, но не был царь Николай для подобной стрельбы уготован.

Вот и сейчас проглотил он обиду безмолвно, только в конце разговора

Не удержался, спросил, так на душе накипело горько и больно

(Что я сделал ему, чтоб со мной разговаривать столь оскорбительно грубо?):

Мать у вас есть, гражданин комиссар?

Вам что за дело, вы не полицейский чиновник, чтоб задавать мне такие вопросы.

Я сирота, что ещё вам в жизни моей интересно?

Где я сидел и за что, сколько раз убегал, как ловили и по этапу гоняли.

Жаль вашу матушку, - молвил ему Государь, не дослушав. -

Столь знаменитым сынком впору б ей было гордиться.

Столько сарказма в царёвых словах прозвучало негромких,

Что комиссар понял всё и с бессильной злобою сплюнул.

В комнате на пол плевать - показатель прямой бескультурья.

Царь тряпку взял и плевок комиссара затёр аккуратно.

Комиссар онемел при картине по его разумению дикой:

С тряпкою грязною Царь! Он ни за что бы на свете тряпку такую не взял.

Что это за человек, как его можно понять?

Хоть Государь ничего не решал, не руководил государством, но всё же

Быть в стороне не желал и следил за происходящим в стране.

Как-то, ещё в Петрограде то было, души их всех всколыхнула надежда:

Фронт юго-западный вдруг перешёл в наступленье в июле.

Фронтом командовал славный известный Брусилов.

Как же отлично наступленье тогда началось: взяты Станислав и Луцк.

И неприятель бежал, десятки тысяч австрийцев в плену, но потом…

Керенский, пошлый трепач, с армией, что сотворил, есть боевые полки,

Что в бой идти не хотят: нынче свобода у нас, равенство, братство.

Мы умирать не хотим, всех отпускайте домой.

Власть захватившие болтуны из Государственной Думы, полную тупость,

Бездарность свою показали, безмозглость.

Дело одно думский воздух сотрясать пустыми речами,

А государством, армией руководить тут болтовни маловато.

И захлебнулось бесславно контрнаступленье, стали на месте войска.

«Может, - подумал он как-то, - союзники чем-то помогут, мы же дивизии во Францию слали».

Но не нужна была победа России союзникам, бриттам и галлам,

Ведь им придётся отдать город Стамбул (православный Константинополь), проливы.

Только теперь Государь с омерзеньем увидел гнусность двуличной Антанты.

В Константинополь храбрый Колчак-адмирал и десант приготовил.

Всё разработал в штабах, корабли отобрал, солдат обучал для высадки

На не приспособленный берег, дабы врасплох захватить хищных османов,

И снова крест православный навек водрузить над великой Софией.

Русскою кровью купила Европа победу себе, но слов благодарности вместо -

Лишь обещанья одни, посулы, улыбки и заверенья в вечной любви.

Помощи же и на полушку от них не дождёшься.

Вскоре события как снежным комом росли, изо дня в день набухали.

В Петрограде временщики совещанье созвали,

Словом высоким «Государственное» его поименовав.

Проку в нём не было, да и быть не могло, всем же известно давно,

Что из пустого в порожнее переливать - труд бесполезный.

В этот же день, в день Успения Матери Божией в храме Кремлёвском

В древнем Успенском, Собор долгожданный Поместный открылся.

Мысль о Соборе в сердцах православных годами таилась,

С этим наследством Петра Церковь давно распрощаться хотела;

На древлий отцовский престол вновь возвести Патриарха.

Мудро крестьянин один на Соборе сказал:

«Нынче у нас нет царя.

Нам некого стало любить, вот потому мы должны себе Патриарха избрать».

После годичных отрадных вестей с фронта печальные сводки пошли.

Немцы снарядами сыпали, сильно давили, наши штыки отходили, и вскоре

Немцами Рига взята, город наш русский, богатый, красивый.

Там он бывал семь лет назад, съехалось много людей из Петербурга, Москвы.

Смотр гарнизона удался, чётко солдаты прошли, после же в Царском саду

Был Государю Петру памятник конный открыт.

Ровно два века назад Латвия с русской землёй соединилась, стала России сестрой.

Ведь, почитай, тыщу лет русский крестьянин с латышским в добром соседстве живут.

В речи латышской, мягкой, напевной, русская древняя чуется речь.

Верю, недолго быть Риге немецкой, русский солдат возвратит ей свободу и песню.

Жизнь так устроена Господом мудро, что добрая весть сменить плохую спешит.

На Государственном совещании, выступил с речью Корнилов,

Тот генерал, что, присягу презрев, арестовать его заявился.

Главнокомандующего, своего командира, как он мог?!

Ну, да простит его Бог, я ему не судья, но слова говорил он нынче такие,

Какие и должен всегда русский солдат говорить.

Нужен хозяин стране, что остановит разброд.

Всех призовёт к послушанию и приневолит закон исполнять.

Надо порядок везде навести, в армии первоначально, потом в государстве.

Что государство без армии? - карточный фофан, дунь и повалится набок.

Прав был Корнилов во всём, жаль только поздно хватился.

Керенский перехитрил простака генерала.

Сам подстрекнул к выступленью, и сам же потом его предал.

Два слова крикнул: враг революции, и сразу все ополчились, слева и справа, на генерала.

Злобой звериной кипя, партии все бросились жертву травить.

Так ненавистны им были слова о должном порядке в стране.

Очень любил Государь в караулку к солдатам ходить,

Только момент улучит, что комиссара там нет, так сразу ладит туда.

Словно как рыбка с брега речного в стихию родную вернуться стремится,

Так было любо ему средь рядовых солдат побывать.

Слушать их речи простые, бесхитростные рассужденья, словно душой отдыхая.

Коль позовут сыграть в шашки, он никогда не откажет.

Выигравшего угощал папиросами из портсигара своего золотого,

Многие очень хотели выиграть, редко кому удавалось.

Дороги не папиросы его, для солдата привычней махорка.

Гордость брала: как же, самого Царя обыграл.

Но уж очень ловок он был в шашки, ходит как будто шутя,

Быстро их так подвигает, будто не думая вовсе, но уж глядишь,

И провёл свою в дамки, да не одну. И так бывало,

Что шашку, другую и третью поддаст, а потом сразу пяток огребёт.

И никогда не смеялся, выиграв, не ликовал, а даже ещё извинялся.

Потом задавали вопросы ему. Царь понимал, чего они ждут от него.

И отвечал им уклончиво, иль отсылал к командирам: лучше спросите у них.

Как-то солдат Николай, пользуясь тем, что он тёзка,

Но, оглядевшись сначала, спросил его, боязливо:

Батюшка-царь, ты всё знаешь, тебе всё открыто. Правду скажи нам, что будет?

Станется что с Родиной нашей любимой, Россией страной?

Строго, внимательно Царь в очи солдатские глянул, видит:

Нет хитрецы и лукавства в честных солдатских глазах.

Царь промолвил хоть тихо, но отчётливо, внятно:

Будет Россия стоять, сохранит её Сам Вседержитель Господь, сам Христос Искупитель.

Мы все погибнем, я и семья моя муки ужасные примем

(Это закон бытия, без крови ничто не стоит,

Горе, однако, тому, чрез кого эта кровь изольётся).

Крови же русской прольётся бессчётно,

Беды морем зальют все просторы матушки, родины нашей.

Тяжкие муки тех ждут, кто за веру Христову стоять будет твёрдо,

Но выживет Россия и возвеличится так, как никогда не бывала.

Так отвечал Государь благородный солдату, страхи который отринув,

Правду знать пожелал и с надеждой к Царю обратился.

Как же ты жить можешь, про смерть свою зная, супруги твоей и детишек?

Как Бог судил, так и, - тут Государь отшатнулся и замолчал виновато.

В караулку вбежал комиссар, с дикою бранью набросился он на солдата.

Жизнь бытовая текла своим ходом привычным, дети учились, мать рукодельничала

И размышляла: прежде в Сибирь ссылали преступников, но они преступлений не совершили,

Рылась Комиссия Временных, но ничего не нашла, хоть старательно очень искала.

Чтобы отвлечься от дум, письма писала изгнанница людям особенно близким.

Вырубовой Татиане (в иночестве Серафиме), супругам Сыробоярским.

Пишет царица о детях, о муже, погоды касается вскользь, но удивляет, трогает прямо до слёз,

Сожалеет страдалица порфирородная не об утрате почёта, влияния, власти

И о другой мишуре, на которую люди так падки и рвутся к её обладанью.

Нет, сожалеет царица о том, что не может быть милосердной сестрой,

И лишена даже возможности страждущим при перевязке помочь,

Иль утешить ласковым словом кого, ведь ласка так в лазаретах важна.

Лучше любого лекарства слово любви исцеляет, раны кровавые лечит.

Что же теперь современные девушки этой работы стыдятся?

Подвиг любви он всегда был непрост и немногим под силу, кто, как царица

Свет Александра, живёт для людей, а не для похоти сладкой и сиюминутной.

Подвиг души христианской переживает века и республики, царства.

В те же минуты, когда душа жаждала отдохновенья от дум и тревожных предчувствий,

Императрица садилась к роялю и в комнате слышались Григ, Сибелиус, Лист и Шопен.

Пальцы бежали по клавишам, глаза вспоминали белый любимый Bechsteinelegant во дворце,

Только фальшивил рояль, клавиша там западала, починить же его невозможно.

В дом посторонних нельзя допускать, - так ей отрезал начальник охраны.

Но вы же будете с нами, - возразила царица.

Нельзя, я сказал, значит, точка.

Шествовал так день за днём, за неделей бежала неделя, месяц второй миновал

Их обитанья в Тобольске. Лето прошло, наступила дождливая осень.

Праздник нарядный Покров осень собою открыл.

Пушкин-волшебник осень в стихах описал бесподобно.

И проходила их жизнь, протекала, словно в клепсидре вода.

Мало-помалу привыкли все к жизни Тобольской, но Царь и Царица чуяли:

Долго всё это длиться не может, ждёт всех развязка. Какая?

Что-то готовится там, в Петрограде, зреет как чёрная туча.

Снились тревожные сны, ночью послышались гулкие громовые раскаты.

Небо как будто вздыхало. Гром в ноябре, в звёздном небе, век не бывало такого.

Не обмануло предчувствие, вновь революция, переворот в Петрограде случился.

Сколько ещё будет их, видимо, далеко не полна чаша терпения Божия.

Снова грядут потрясения бедной России, сколько страданий и горя ей испытать доведётся.

Керенский-враль, говорун, ни на что кроме слов не способный,

Власть не сумел удержать, так легко её с древа державного снявший.

Подстерегли его большевики, кто такие, ничего о них не известно.

Что ж поживём и увидим, Керенского, может, они поумнее.

Меньше недели прошло после событий в столице, как и в Тобольске

Начало нечто происходить. Город сначала притих, затаился, как будто все ожидали,

Что непременно должно приключиться, пожар иль другое несчастье.

Город в ту пору был почти весь деревянный, часто горел.

И горожане боялись пожаров, как жестокой беды смертоносной.

Радости не было, лживы позднейших историков басни, будто народ несказанно был рад

Власти советской пришествию, будто встречал он её с ликованьем великим.

Правда, немного спустя, после первых вестей петроградских

Собраны все по приказу местные жители были.

На площади главной Соборной с флагами красными скопилась толпа.

Речи гремели, яростно о бухал оркестр, все кричали.

Дети прилипли к окошкам, на зрелище это дивуясь.

Мать-государыня, уши заткнув, в комнаты прочь удалилась.

Было невмочь слушать ей пенье на площади громовое.

Долго на улицах люди со знаменем красным бродили.

Громко горланили песни свободы, одна другой гаже.

За полночь только унялись, но Семья долго заснуть не могла.

Новая власть, как метла, заводила иные порядки

Щорса Всё далеко не так ясно.

А тут какой-то рабочий, какой-то совет распоряжается жизнью царя!

Как в это можно поверить?

Надо запомнить: решение принято было в Москве. И никак не иначе.

Вскоре в Ипатьевском доме сменили охрану, на место её заступили странные люди.

В шашки с такими не поиграешь, волком некормленным смотрят.

Царь услыхал: меж собой они говорят не по=русски.

Видимо из военнопленных команду набрали, может, из венгров, говор у них не австрийский.

Дней распорядок в Семье был тот же, что и в Тобольске: труд и молитва, молитва и труд.

Мальчик учился, готовился к будущей жизни,

Девочки шили, кроили и тоже о чём-то мечтали.

Дни проходили за днями, июль наступил неизбежный.

Мало свидетельств правдивых о днях перед смертью Семьи сохранилось.

Тем дороже для нас сведенья честных и чистых людей, что лицезрели

Мучеников и страстотерпцев небесные лики в дни их последние жизни земной.

Песнь шестая. Последние дни

В Екатеринбурге тогда благочестивый жил иерей, звать Иоанн Сторожев.

Часто в Ипатьевском доме бывал он, часто Семья его в дом послужить приглашала.

От роду тихий и мягкий тюрем он не любил, опасался чего-то.

И с неохотою их посещал, когда к арестантам на требы его посылали.

Если бы не любовь к Государю, детям, Царице, ни за что сюда не пошёл бы.

Хоть Государь и не правил Россией, но для Иоанна он оставался Царём,

Помазанником Божиим, чтил он его, сострадал ему всей православной душой.

Так и четырнадцатого июля с дьяконом здесь оказался.

В комнате все собрались, где службы обычно творились.

Диакон кадило раздул, в комнату ладана запах истёк.

Царь и Семья умиленно, прилежно молились, в сердцах их молитва горела,

Думалось о свышнем мире, о горних чертогах, где свет невечерний предвечно струится.

Там, идеже несть ни болезнь, ни печаль, ни воздыхание, но жизнь бесконечная.

В чине обедницы есть отрывок из службы заупокойной.

И только, диакон, ароматным кадилом качнув, громко прочёл нараспев:

Со святыми упоко-о-о-й, Христе многоми-и-илостиве-е.

Тут же услышал священник, как разом Семья встала вся на колени.

Как жили вместе одною душой, так и с жизнью все вместе прощались.

Диакон осёкся (ком в горле встал), но тут же продолжилось чтенье.

В траурно-скорбном молчанье пришла к завершенью недолгая служба.

После богослуженья все приложились к кресту, и Государь еле слышно,

Только движением губ, словно чего опасаясь, прошелестел: - Благодарю.

Это последний подарок был на нашей земле горемычной,

Что получила Семья в жизни короткой, земной.

Вышли отцы иерей и диакон из дома, молча по улицам шли, друг на друга не глядя.

День спелый был, жаркий июльский денёк сенокосный. Много под быстрыми косами

Трав свои знойные головы сложат, птахи им песни будут петь луговые,

Будут над ними таинственно луны всходить, будет мечтаться и петь, неутешно и горестно плакать.

На перекрёстке прощались диакон и поп (дом был чуть виден вдали).

Знаешь, отец иерей, - дьякон негромко сказал, - что-то случилось у них.

И он наверх посмотрел, будто искал там ответ.

То же заметил и я, - отец Иоанн согласился. -

Вялые что-то они, словно не спали всю ночь. Даже Алёша не ласков ко мне.

Раньше, лишь только войду, ластится, благословения просит.

Нынче ж в сторонке стоит, как чужой. Не улыбнулся. Хоть бы не сделалось что.

И, не сговариваясь, оба перекрестились, каждый взмолившись: - Помилуй их, Боже!

В доме растаял кадильный дымок, и вдруг сказал Алексей, общую выразив мысль:

Если убить нас должны, пусть, только б не мучили сильно.

Переглянулися все. Мама, сыночка обняв, зацеловала всего в щёки, и в губы.

Страшная, жуткая мысль сердце пронзила ей, что её солнечный луч

Чёрная злая рука сможет навек погасить.

Аликс, - сказал Государь и с колен её поднял, сына обнял и промолвил: -

Милостив Бог, наши услышит молитвы, что должно, то и свершит.

Вас я прошу о печальном и страшном не думать, души свои не терзать.

Мы за мучителей наших помолимся, дети и мама.

Встал Государь к аналою, перекрестился размашисто и начал:

Господи, наш Иисусе Христе, Ты лишь один веси вся.

Знаешь, что не Россия нас мучит, тёмные люди, заблудшие мучают нас.

Боже, вся им прости, дай здравие крепкое, крепость державе Российской дай необоримую,

Ибо державой народ наш силён и в державе способен Веру Твою уберечь.

Славой молитву мы нашу закончим.

Слава великой стране, что от Карпат до Камчатки, от Груманта и до Термеза

Владенья свои распростёрла.

Слава России живой, вековечной, могучей, молитвенной, слава.

Славим за Родину павших, за Церковь святую, народ православный.

Славим молитвенников, воинов, всех трудолюбцев смиренных, праведных славим.

Славим подвижников, постников, столпников чтим, хотя этот подвиг древнейший нынче забыт.

Славлю солдат, на защите Отчизны стоящих.

Сам я солдат, не одни сапоги износил, знаю солдатскую жизнь.

Мы для себя ничего, Боже, не просим, лишь бы Россия жила,

Девы Пречистой приют и оплот. Бури промчатся над нею,

Войны свирепые, глады и мор, всё не минует её. Но превозможет

Все испытанья она, что Бог милосердный для вразумленья пошлёт,

Как серебро, искушённое мздой седмиричной, семь лет по десять такая грядёт череда.

Встанет Россия как Мать всем народам Земли. Всех приголубит она.

Жаждущих всех напоит, алчущих пищей снабдит, голых оденет она,

Слабым защиту подаст, сделает так, чтобы впредь мир стал уделом земным.

Чтобы со слабым ягнёнком рядом лев грозный возлёг…

Здесь мы задёрнем завесу времён, что по нашей молитве смиренной

Сам Господь приоткрыть нам слегка соизволил, нашему скудному дару

Силу придал, чтоб поведать народу о подвиге славных своих.

Мы умолкаем, ни слова не скажем о том, как совершалось злодейство.

Если продолжить рассказ, то придётся и тех имена называть, кто к злодейству причастен.

Вспомним ещё раз поэта: Nominasuntodiosa, и потому мы за полезное

Посчитали эти страницы их именами не осквернять.

Слава есть добрая, есть и худая. Эти же люди славы никакой не достойны.

Только проклятье и ныне, и присно, и во веки веков.

Травы на могилах их не растут, матерь сырая земля их гнушается тел.

Произвести не желает она даже травину от них.

Их имена нам не нужны, они нам не интересны. Избежав земного суда, кары небесной

Они не избегли, нелицемерный Судия их там встретил, каждому должную меру воздал.

Завершение

Век прошумел над Россиею, Родиной милой, с ночи той достопечальной,

Когда унылым путём в мрачный и душный подвал святая Семья снизошла.

Много раз сменила земля свой покров травяной, много сменила она пышных древесных корон.

Дома того уже нет, дом был снесён человеком невежественным, диким.

Но не зарастёт никогда память о русском Царе, славу земную и власть

В ничто вменившего, узы достойно понесшего вместе с Семьёй своей Боголюбивой.

Молится ныне и присно святая Семья о народе Российском.

Царь и Царица и пятеро чистых, светлых детей, чтоб нерушимо России стоять,

Веру хранить

Миру всему слово Христово нести. С тем и закончим. Аминь.

======================================

Книги, которые способствовали созданию поэмы

1. А.Н. Боханов Николай II. М., Молодая гвардия, 1997.

2. А.Н. Боханов Распутин. М., Аст пресс, 2000.

3. И.В. Гёте, Герман и Доротея, собр. соч. в 10 тт., М., Худ. Литература, 1977.

4. Житие и страдания Благоверного Царя Николая Александровича и Его семьи. В книге: Материалы, связанные с вопросом канонизации царской семьи М., Синодальная Комиссия РПЦ по канонизации святых, Софрино, 1996.

5. М.П. Ирошников, Л.А. Процай, Ю.Б. Шелаев. Николай II, СПБ, Духовное просвещение, 1992.

6. С.С. Ольденбург Царствование императора Николая II. СПБ., Петрополь, 1991.

7. О.А. Платонов. Николай Второй. Жизнь и царствование. СПБ, 1999.

8. О.А. Платонов. Николай Второй в секретной переписке. М., Родник, 1996.

9. «Проявите гуманность и убейте сразу», журнал Источник - 1998, № 1, с.78.

10. Царь и Россия, сборник статей. Отчий дом, М., 2017.

11. Цесаревич. М., Вагриус, 1998.

«Штандарт» - императорская яхта, заложена в 1895 г. Водоизмещением 5.4 тыс. тн., длина 128 м., осадка 6.6 тн., скорость хода 22 узла, экипаж: 16 офицеров, 357 матросов, в 1938-48 гг. минный заградитель, разобран на металл в 1960-х гг. Снова рождается новый порядок

Думенко Б.М. (1888 - 1920) - командир кавкорпуса, по ложному обвинению в подготовке мятежа осуждён и расстрелян.

Миронов Ф.К. (1872 - 1921) - командующий 2-й конной армией, инспектор кавалерии РККА, убит в тюрьме без суда.

Щорс Н.А. (1895 - 1819) - командир дивизии, убит в бою военнослужащим своей дивизии выстрелом в затылок.

Балакшин Роберт Александрович — член Союза Писателей СССР, прозаик, публицист.

Родился 25 декабря 1944 в селе Коротыгино Грязовецкого р-на Вологодской обл. Отец — судоводитель, капитан 3-го ранга речного флота, по партийной линии был назначен до войны директором совхоза. Мать — медработник. Заболев клещевым энцефалитом и став инвалидом 1-й группы, отец с семьей переехал в Вологду. Поэтому Балакшин считает себя человеком городским. Свое детство писатель называет счастливым. Отец с матерью прививали ему интерес к отечественной литре, читали ему русские народные сказки, книги Пушкина, Жуковского, Лермонтова, Гоголя.

После окончания в 1952 школы-восьмилетки Балакшин поступил в строительный техникум. В 1964 был призван в ряды Советской Армии. Служил в Латвийской ССР. В воинской части в Риге была хорошая библиотека, и Балакшин всерьез приохотился к чтению. К этому времени относятся первые его попытки писать рассказы. Сочинял также стихи. После демобилизации в 1967 вернулся в Вологду, где поменял несколько рабочих профессий.

В 1969 по рекомендации областной писательской организации своеобразное «шефство» над молодым писателем взял В.П.Астафьев, которому Балакшин благодарен за бесценные уроки мастерства. В 1974 при поддержке Астафьева в журнале «Север» был напечатан рассказ Балакшина «Две недели». В 1984 под тем же названием в местном издательстве вышла первая книга молодого писателя. В это же время Балакшин вместе с другим вологжанином А.Цыгановым принял участие во Всероссийском совещании молодых прозаиков (в семинаре Вадима Дементьева), организованном ЦК ВЛКСМ и СП России, который с большим успехом прошел в местечке Лемью под Сыктывкаром под руководством Сергея Залыгина.

В 1985 Балакшин был принят в СП СССР. В 1992 в переводах Балакшина в Вологде вышла книга немецкого писателя Рихарда фон Фолькманна «Сказки». С 1999 по 2002 Балакшин являлся ответственным секретарем Вологодской писательской организации, активно участвовал в общелитературной жизни России, выезжал в Москву, в Республику Саха (Якутия), в Тирасполь и в другие места. Лауреат Всероссийского литературного конкурса «О, русская земля» за 2005 год, Государственной премии Вологодской области по литературе за 2006 год. Награждён медалью «20 лет Победы в Великой Отечественной войне», а также медалью благоверного князя Даниила Московского (с надписью «За труды во славу Святой Церкви»).

В последние годы активно работает по предложению архимандрита московского Сретенского монастыря отца Тихона (Шевкунова) над переложением для детей житийных рассказов о православных святых. В настоящее время Р. Балакшин - автор более 20 книг для детей и взрослых.

Основные книги и публикации:

Две недели

Обычные дни

Светоч

Брат отца

Легкие следы

И в жизнь вечную

Иван Иванович — мыслитель на пенсии

Русские сны

Житие Прокопия праведного

Добрый дедушка: сказание о Деде Морозе

Жития святых угодников, переложенные для детей

Святейший патриарх Тихон.

О подростке Даниле Волоцком, принимавшем участие в борьбе с поляками

Блаженная Ксения Петербургская

Равноапостольная Ольга

Равноапостольные Кирилл и Мефодий

Святитель Николай

Придите сюда тихим ранним безлюдным утром, когда восходящее солнце обливает своим трепетным золотистым светом главы Софии, прислушайтесь, откройте своё сердце, и вы услышите неторопливую поступь Грозного царя, шумный говор петровских гренадер, услышите шелест знамён и молебное пение дружины Вологодского ополчения, выступающей в поход на защиту Севастополя…

Удивительное благодатное место - соборная горка. Здесь живёт история. Не устаю я приходить сюда вот уж скоро семьдесят лет. Церковные главы, перезвоны колоколов, дружный посвист ласточек в синеве неба говорят о вечности, о России.
Горка воспринимается как единое целое, как созданное искусным зодчим одновременно. А ведь это не так Единая вера собрала и объединила здесь в одно нерасторжимое целое самые разновремённые эпохи и стили.

Памятники архитектуры образуют редкий по красоте ансамбль, в котором ни один памятник не противоречит общему настрою, но все дополняют и обогащают друг друга. История собрала в этом уголке Вологды памятники архитектуры, начиная с XVI (Софийский собор) и до XIX (Церковь Александра Невского) веков.

Наш рассказ об одном из них.

Известно, что на площади стоят два собора: Софийский и Воскресенский, почему в прежние времена площадь так и называлась - Соборная, но, если первый упоминается во всех путеводителях, то о втором порой говорится вскользь, бегло, а то и вовсе его обходят молчанием. А он звучит важной, необходимой нотой в соборном ансамбле. Когда в XIX писали «Вологодский кафедральный собор», то имели в виду Софийский и Воскресенский соборы. О последнем, как правило, уточняли: тёплый. Это уточнение позволяет догадываться, по какой причине архиепископ Иосиф (Золотой; 1721 - 1774) решил построить недалеко от Софийского новый собор. Софийский собор был вместителен, но имел один существенный недостаток, он не отапливался. В сильные морозы в нём не только трудно было совершать службу, но и просто находиться внутри (молиться).

Начало строительства относится к 1757 году. Тогда у северной стены Софийского собора начались работы по возведению каменного Сретенского (так первоначально намеревались освятить его) собора.

Если Софийский собор строили с великим тщанием и сложенное за день, укрывали лубом (древесной корой), чего ради «оная церковь крепка на расселины»(2), то, видимо, новый собор стоили не столь старательно. Собор строили больше десяти лет, но появились сомнения в прочности постройки. Эти сомнения разделил и приехавший из Коллегии Экономии для освидетельствования постройки чиновник Карл Паульсон. Он обнаружил эти самые расселины (трещины) в сводах, на арках и в самих стенах. Постройку собора остановили, а затем почти завершённый строительством собор разобрали до основания.(7)
Вполне возможно, дело обстояло не в небрежном строительстве, ведь строили всё-таки храм. Быть может, были проблемы с грунтом, по близости протекает река, велика возможность плывуна.

Случаи обрушения зданий были не так уж редки. В памяти вологжан ещё жива была память, как меньше ста лет назад, в 1691 году рухнула недавно построенная церковь во имя Всемилостивого Спаса, возведённая над обыденным храмом. Тогда «каменные церкви своды «обломилися вси, и стены разрушилися». (5)
Жертв удалось избежать только потому, что в храме никого не было.

Карл Паульсон остановил строительство собора. Два года ушло на разборку не завершённого строительства, на поиски нового места. Наконец, оно было найдено. Для этого разобрали одну из башен (образец её мы можем видеть в башне, что нынче выходит на проспект Победы).

В 1772 году снова закипела прерванная было работа. На стройке часто бывал владыка Иосиф. Однако ему было не суждено увидеть её завершение. Он заболел и в 1774г. преставился в селения Небесные, а 30 октября 1776г. епископом Иринеем (Братановичем) новый собор был освящён во имя Воскресения Христа Спасителя.
Собор был освящён во имя Воскресения, должно быть в память Воскресенской церкви на Ленивой площадке, откуда, согласно житию прп. Герасима «есть пошла земля Вологодская (ныне та древняя церковь не существует).

Собор строился по проекту архитектора Златицкого и построен в стиле барокко. Принимая во внимание некоторую грубоватость и даже аляповатость форм в отделке деталей, его можно назвать провинциальным барокко.

Когда входишь в собор, тебя посещает удивительное чувство. Купол словно парит твоей головой, над головами людей. Этот поразительный эффект достигается при помощи ряда люкарн.

Помимо периодически производившихся ремонтов собор во второй половине XIX века был расписан. По моде тех времён росписи повторяли творения Рафаэля, Леонардо да Винчи и по мнению Г.К. Лукомского «внутри собор не представляет решительно ничего интересного». Эти росписи до нас не дошли.
В 1805 году на первом этаже собора (в подклете) был освящён престол во имя Киево-Печерских чудотворцев.(7)

Самую большую ценность, несомненно, представляли святыни собора и в первую очередь икона XIV века «Троица Зырянская». Особую ценность ей придавала надпись на зырянском (зырянами называли народ коми) языке. Алфавит для народа коми составил, просветитель этого народа святитель Стефан Пермский, уроженец Великоустюжской земли.

Также большую часть года в соборе хранилась явленная икона Божией Матери «Всех скорбящих Радость», прославленная чудесными исцелениями в 1766 году в Богоявленской церкви, что в Лосте.

С момента обретения и до 60-х годов XIXвека записано до тридцати чудес совершившихся у этой иконы.(7)

Риза Божией Матери сплошная из жемчуга, украшена драгоценными камнями: алмазами, яхонтами, изумрудами. Ризы на предстоящих группах ангелов серебряные, позолоченные. В летние месяцы икона переносится в Софийский холодный собор, но большую часть года находится в Воскресенском.
Не будучи специалистами в этом виде искусства, доверимся знатокам архитектуры не находящим каких- либо архитектурных достоинств в соборе, так Г. К. Лукомский пишет о соборе как о довольно хаотическом и бесформенном сооружении, практически вторят ему и Г.Н.Бочаров с В.П Выголовым(2), хотя вологжане за два с половиной века привыкли к собору, полюбили его несколько приземистый объём, им ближе точка зрения корифея советской школы реставрации В. С. Баниге, когда он пишет, что «всё же это было очень хорошо, что… появилось здание, которое своими барочными формами… поддержало стиль Иосифовского корпуса: без такой поддержки епископские хоромы чрезмерно выделялись бы среди прочих построек.» (1)Так же В.С. Баниге утверждает, что здание Воскресенского собора само по себе довольно интересно. Собор способствует возникновению гармоничности соборного ансамбля.
С Воскресенским собором связано несколько знаменательных событий, оставивших отклик в истории города. В октябре1824 года Вологду посетил император Александр Павлович Первый. Для высокого и долгожданного гостя к собору пристроили изящное крыльцо с портиком. По этому крыльцу нынче мы входим в собор. Читая воспоминания вологжан, имевших счастье лицезреть Помазанника Божия и разговаривавших с ним, мы поражаемся той степени любви и благоговения с какими православный народ встречал своего Государя.

Посещение царём собора всё же было событием местного значения. Однако в Воскресенском соборе совершилось событие имевшее значение для всей Православной Церкви. 28 июня 1830года в соборе с именем Игнатия был пострижен в монашество вологодский дворянин Дмитрий Александрович Брянчанинов. Кто из православных христиан сейчас не знает этого имени? Епископ Игнатий в православном сознании стоит в одном ряду с великими подвижниками благочестия, столпами веры. 6 июня 1988г. святитель Игнатий прославлен в лике святых Русской Православной Церкви.

12 марта 1913 в соборе совершалось отпевание о А.Баданина. Обычно священника отпевают в том храме, в котором проходило его служение. Однако возникли опасения, что скромный приходский храм Вознесения не вместит всех желающих проститься со священником, которого высоко чтил сам о. Иоанн Кронштадтский. Опасения оправдались. Людей пришло так много, что они стояли на улице. Даже кафедральный собор не мог вместить всех. Отца Александра отпевали епископы Александр, Антоний и Неофит.(4) На могиле досточтимого пастыря стали совершаться чудеса. В 2000-м году отец Александр Баданин прославлен как местночтимый святой. На могиле его и по сей день теплится негасимая лампада.

В марте 1913 г. в соборе совершалась хиротония архимандрита Спасо-Прилуцкого монастыря Неофита (Следникова) во епископа Измаильского. Чин последования хиротонии возглавил архиепископ Тихон, будущий Святейший Патриарх. (8)
Как и всем православным храмам собору в богоборческие времена довелось пройти череду испытаний. Из него изымали ценности. А изымать было что, вспомним описание ризы иконы Божией Матери «Всех скорбящих Радость». Сколько на ней было алмазов, других драгоценных камней. Сейчас в нашем государстве происходит справедливый процесс возвращения заброшенных, используемых нее по назначению церковных зданий их законному владельцу - Церкви. Жаль, что невозможно вернуть силой отнятые церковные сокровища.

В 20-е годы XX века храм занимала обновленческая община 3.5.1938 - собор закрыт.(6)
В 1950 г. в здании открылся художественный отдел областного краеведческого музея. В 1952 г.образуется Вологодская областная картинная галерея

Вспомнив под какие учреждения приспосабливали Божии храмы (ремонтные мастерские, склады, винзаводы), как издевались над ними, кощунствовали в них, согласимся, что собору повезло, картинная галерея, далеко не худший вариант, тем более, что, оказавшись в умных, бережных руках картинная галерея выросла в духовно- просветительский очаг. Не мало прекрасных выставок прошло в стенах древнего собора. Его стены видели многих видных деятелей нашей отечественной культуры.

Но всё же храм должен быть только храмом.

Постановлением Совета Министров РСФСР от 30 августа 1960г. и указом Президента Российской Федерации от20 февраля 1995 г. Воскресенский собор в составе ансамбля Вологодского Кремля определён памятником истории и культуры федерального значения.

Церковь Христову часто сравнивают с кораблём. Сравнение это оживает, когда смотришь на Воскресенский собор от реки. Будто идёт на тебя необычной конструкции корабль. Не видно на нём матросов, не полощут на ветру вымпелы, не слышно команд. Но он идёт через время, преодолевая века и пространства. Никто не может остановить его, заставить свернуть с намеченного Небесным Кормчим курса.

Источники
1. В.С.Баниге, Н.В. Перцев, Вологда, М., Искусство, 1970
2. Г.Н.Бочаров, В.П. Выголов Вологда, Кириллов, Ферапонтово, Бело-зерск, М., Искусство, 1966
3. История православных храмов и монастырей Вологды, Вологда, Древности Севера, 2014
4. Молитвенник к Богу усердный, СПБ, 2006
5. Полное собрание русских летописей, Л., Наука,1983
6. И.В. Спасенкова Церковная жизнь Вологды 1920-х - 1930- х годов, в альманахе Вологда - 3, Вологда, «Легия», 2000
7. Н.И. Суворов, Описание Вологодского кафедрального Софийского собора, М., 1963
8. Вологодские епархиальные ведомости № 7,1913

(Род. 25.12.1944)

Писатель, переводчик и публицист Роберт Балакшин родился в селе Коротыгино Грязовецкого района. Отец писателя Александр Иванович (1899 г.р.) был техником-судоводителем по образованию, капитаном 3 ранга речного флота, однако перед Великой Отечественной войной партия направила его в совхоз «Коротыгино», и в 1944 году он уже был его директором. Мать писателя Мария Ивановна (1906 г.р.) работала медсестрой.

В совхозе Александр Балакшин заболел клещевым энцефалитом, стал инвалидом 1-й группы, и семья была вынуждена переехать в Вологду, когда их сыну не исполнилось и года. Поэтому сам писатель утверждает, что он – урожденный горожанин: «По образу жизни я человек городской, и если Н.М. Рубцов забыл, как лошадь запрягают, то я никогда и не знал, чему Василий Иванович Белов немало удивился, когда я ему сказал об этом. И принялся мне объяснять, как это просто».

Отец с матерью читали сыну русские народные сказки, книжки Пушкина, Жуковского, Лермонтова, Гоголя. К возрасту 5-6 лет, по словам писателя, относится его первая попытка творчества. После потрясения от «Тараса Бульбы» он сидел дома взаперти и решил сочинить стихотворение о казаках, едущих по степи. Однако не хватило знаний: «Поскольку ни одного живого казака я не видел, и о том, что такое – степь, имел весьма смутное представление, то ничего у меня в тот раз не получилось. Писать я ещё не умел, это было устное творчество».

В 1952 году Роберт Балакшин пошел в школу, позже поступил в строительный техникум. «Отец видел во мне капитана, мать – врача, а я, хотя никем себя в ту пору не видел, капитаном быть не хотел. А уж врачом тем более. Благодаря тому, что мама пыталась мазать йодом и завязывать бинтом даже маломальские царапины, я получил стойкое отвращение к медицине», – пишет Балакшин в автобиографии. После окончания техникума (в 1964 году) отслужил в армии (в Латвии).

К 1960-62 гг. относится вторая попытка творчества. Писатель решил вести дневник, однако почти сразу его забросил: «Зато начал и исписал половину общей тетради романом о пиратах. Тетрадка эта сохранилась. Я от кого-то услыхал, что настоящие писатели правят свои рукописи, и вот эта тетрадка вся исчёркана».

Армия спровоцировала писателя на серьезные перемены в жизни: «В армии я впервые задумался о себе. Служил я во внутренних войсках. Мы охраняли заключённых. И вот стоишь четыре часа на вышке, ещё мало кого знаешь, друзьями не обзавёлся, и думаешь о себе. В армии я снова стал много читать, в части (полк стоял в Риге) была хорошая библиотека. Прочёл И. Стоуна «Моряк в седле», потом и всё 14–ти томное собрание сочинений Джека Лондона, и смутные позывы детства и юности стали ясной целью – я буду писателем».

С 1965 года Роберт Балакшин стал вести дневник, куда записывал мысли, наблюдения над солдатами и офицерами, картины природы. Пытался писать первые рассказы.

В 1967 году писатель вернулся в Вологду. Поступил работать в управление культуры облисполкома инженером по охране памятников истории и культуры. В 1969 году женился, в 1970 году у него родился сын Александр. Чтобы больше зарабатывать, писателю пришлось сменить профессию. Некоторое время он работал бетонщиком на домостроительном комбинате, землекопом, каменщиком-трубокладом, дворником. В 1975 году у Роберта Балакшина родилась дочь София.

В 1968 году писатель отнес в писательскую организацию А.А. Романову свои армейские стихи: «Он прочитал и посоветовал мне писать прозу. В 1969 году в Вологду приехал В.П. Астафьев. А.А. Романов передал ему мои рассказы и Виктор Петрович стал моим наставником».

В 1971 году в газете «Красный север» был напечатан первый рассказ писателя. В 1974 году, благодаря В.П. Астафьеву, был напечатан первый рассказ в журнале «Север». Также первые рассказы появились в коллективном сборнике «Пути-дороги» (1975), затем в книге молодых писателей Вологодчины «Долги наши» (1981), публиковались в журнале «Север». Началом творческого пути стали взрослые произведения «Две недели» и «Последний патрон». Окончил филологический факультет Вологодского пединститута. В 1985 году был принят в члены Союза писателей. Публиковался в «Нашем современнике», «Москве», «Литературной России», в местных газетах.

О литературных предпочтениях писатель говорит следующее: «Люблю русскую и зарубежную оперу, русские народные и советские песни, люблю живопись русскую и зарубежную, хотя сам дара рисования лишён. Литературными учителями считаю Л.Н. Толстого и М.А. Булгакова. Люблю И. Гёте, Э. Гофмана, часто перечитываю П. Мериме, ну и, разумеется, А.С. Пушкина, М.Ю. Лермонтова, Н.В. Гоголя, Ф.И. Тютчева, А.А. Блока».

С 1998 по 2002 г. Роберт Балакшин был ответственным секретарём Вологодской писательской организации, участвовал в работе выездных секретариатов СП России.

Выпустил почти 30 книг прозы и исторической публицистики, одну книгу стихов. Лауреат Всероссийского литературного конкурса «О, русская земля» за2005 год, Государственной премии Вологодской области по литературе за 2006 год. Награждён медалью «20 лет Победы в Великой Отечественной войне», а также медалью благоверного князя Даниила Московского (с надписью «За труды во славу Святой Церкви»).

В последние годы у писателя появились произведения и для детей. С 2002 года по благословению настоятеля Сретенского Московского монастыря архимандрита Тихона (Шевкунова) занимался переложением для детей житий святых угодников Божиих на современный литературный язык. Он переложил 60 житий, которые уже вышли в двухтомнике издательства Сретенского монастыря.

Также популярностью у детей пользуется переведенная Балакшиным с нем. «Книга сказок Рихарда фон Фолькманна».

В 2014 году писатель вошел в короткий список кандидатов на присуждение Патриаршей литературной премии имени святых равноапостольных Кирилла и Мефодия.

Отдельные издания писателя:

1. Две недели. Повесть. Рассказы. – Архангельск: Сев-зап. кн. изд-во, 1984.

2. Обычные дни. Повести, рассказы. - М., Современник, 1986.

3. Светоч. Сборник статей. - М., Молодая гвардия, 1988.

4. Брат отца. Повести. – Архангельск: Сев-Зап. кн. изд-во, 1989.

5. Фолькманн, Рихард фон. Сказки (перевод с немецкого). - Вологда, 1992.

6. Александр Благословенный в Вологде. – Вологда, 1993.

7. Александр Освободитель в Вологде. – Вологда, 1993.

8. Легкие следы. Стихи. - Вологда, 1994.

9. Именослов (знаменитые люди в Вологде). - Вологда, 1994.

10. Россия – это сама жизнь. - Сретенский монастырь, 2004.

11. Человек – река. Рассказы. - Вологда, 1998.

12. Церковь Покрова на Козлене. - Вологда, 2000, 2001.

13. Избранное. – Вологда, 2005.

14. Прокопий. – Вологда, 2003, 2005.

15. Добрый дедушка. - Вологда, 2002, 2003, 2005.

16. Святитель Николай. – М., Сретенский монастырь, 2005.

17. Святая Мария Египетская. – М., Сретенский монастырь, 2005

18. Святые Борис и Глеб. – М., Сретенский монастырь, 2005.

19. Святые Кирилл и Мефодий. – М., Сретенский монастырь, 2006.

20. Равноапостольная Нина. – М., Сретенский монастырь, 2006.

21. Блаженная Ксения. – М., Сретенский монастырь, 2005.

22. Мученица Татиана. – М., Сретенский монастырь, 2005.

23. Сорок мучеников. – М., Сретенский монастырь, 2005.

24. Равноапостольная Ольга. – М., Сретенский монастырь, 2006.

25. Почётные граждане Вологды. – Вологда: изд-во «Книжное наследие», 2005.

26. Мой город милый. – Вологда, 2007. – 150 с.: ил.

27. И в жизнь вечную. - М., Сретенский монастырь, 2007 .

28. Жития святых для детей. – М., Сретенский монастырь, 2007.

31. Сказки Фолькманна. (целиком пока не изданы).

32. Сабля брата. – М., Сретенский монастырь, 2008.

Плюсануть

Роберт Александрович Балакшин

Балакшин Роберт Александрович - прозаик, публицист.

Отец - судоводитель, капитан 3-го ранга речного флота, по партийной линии был назначен до войны директором совхоза. Мать - медработник. Заболев клещевым энцефалитом и став инвалидом 1-й группы, отец с семьей переехал в Вологду. Поэтому Балакшин считает себя человеком городским. Свое детство писатель называет счастливым. Отец с матерью прививали ему интерес к отечественной литре, читали ему русские народные сказки, книги Пушкина, Жуковского, Лермонтова, Гоголя.

После окончания в 1952 школы-восьмилетки Балакшин поступил в строительный техникум.

В 1964 был призван в ряды Советской Армии. Служил в Латвийской ССР. В воинской части в Риге была хорошая библиотека, и Балакшин всерьез приохотился к чтению. К этому времени относятся первые его попытки писать рассказы. Сочинял также стихи. После демобилизации в 1967 вернулся в Вологду, где поменял несколько рабочих профессий.

Путь Балакшина как писателя начинался традиционно для советской литературной смены. Первые талантливые публикации, опытный мастер-наставник, творческие семинары и совещания, выход первой книги, лит. премии... Первый рассказ молодого автора был опубликован в областной газете «Красный Север» в 1971.

В 1974 при поддержке Астафьева в журнале «Север» был напечатан рассказ Балакшина «Две недели».

В 1984 под тем же названием в местном издательстве вышла первая книга молодого писателя. В это же время Балакшин вместе с другим вологжанином А.Цыгановым принял участие во Всероссийском совещании молодых прозаиков (в семинаре Вадима Дементьева), организованном ЦК ВЛКСМ и СП России, который с большим успехом прошел в местечке Лемью под Сыктывкаром под руководством Сергея Залыгина.

В 1985 Балакшин был принят в СП СССР.

В центре первых произведений Балакшина жители небольшого провинциального города России. Автор старается психологически разносторонне описывать их будни, показать их жизненные интересы и выявить творческие таланты. Его явно влечет к неординарным персонажам, к тем героям-«чудикам», тип которых в какой-то степени открыл Василий Шукшин. Поэтому их жизнь в ровных, спокойных буднях 1970-х - начала 1980-х «выламывается» из повседневности. Таковы герои повестей этих лет «Случайная встреча» и «Брат отца», рассказов «Две недели» и «Последний патрон». Их объединяет, как пишет критик А.Шорохов, «чувство общей русской судьбы».

Одновременно Балакшина увлекает мир истории, который в старинном русском городе естествен и многообразен. Писатель с конца 1980-х обращается к жанру исторической и краеведческой публицистики, активно печатается в областной прессе. Годы «перестройки» позволили вызволить из небытия мн. исторических персонажей, которые замалчивались в советское время по идеологическим причинам. Это и священник Иоанн Верюжский, составивший до революции сборник Житий вологодских святых, и яркий консервативный государственный и общественный деятель Константин Победоносцев, бывавший в Вологде, и белогвардейский генерал Александр Кутепов, и вологодские губернаторы. Все эти и другие исторические персонажи становятся героями рассказов и очерков Балакшина.

Плодотворно работает Балакшин и в краеведении, которое под его пером становится истинным «краелюбием». Он пишет об истории вологодских уездов и храмов, о приезде в губернский город царя Александра Освободителя, о мастерстве колокольного звона в России. Писатель составил летопись Вологодской епархии (не издана), написал книгу о Почетных гражданах Вологодской обл. (1996-97), собрал сборники высказываний иностранцев об их поездках в Россию. Балакшин становится одним из самых ярких и острых публицистов Вологодчины, ведет в местных газетах «колонки» и постоянные рубрики. В то же время он не бросает и чисто прозаический жанр.

Повести и рассказы Балакшина публиковались в 1990-е в журналах «Наш современник», «Москва», в газете «Литературная Россия». Он автор нескольких книг повестей и очерков. После первых произведений, в которых писатель отдал дань описательности, новая проза Балакшина несет на себе печать творческой зрелости с элементами прямой публицистики и с общей патриотической направленностью. Политические и социальные мотивы, пронизывающие все российское общество в переходный период, преломились в темах и содержании повести Балакшина «Венчание» (Наш современник. 1998. №4), рассказов «Иван Иванович - мыслитель на пенсии» (Москва. 1997. №7), «Земляк - Siegfrid» (Наш современник. 2001. №10). Герой первого из них, бухгалтер по профессии, живет как бы в расколотом, потустороннем для него мире. Он за свою жизнь несколько раз уже... умер. На старости лет к нему приходит осознание абсурдности его внешне размеренной жизни, в которой не было ни одного доброго дела и поступка. Такое самобичевание позволяет герою, хотя и поздно, но многое познать в себе и в окружающих его людях. Искусственность жизненной ситуации для писателя служит худож. приемом «оживления» своего героя, «взрыва» мира его мещанского благополучия.

В 1992 в переводах Балакшина в Вологде вышла книга немецкого писателя Рихарда фон Фолькманна «Сказки».

С 1999 по 2002 Балакшин являлся ответственным секретарем Вологодской писательской организации, активно участвовал в общелитературной жизни России, выезжал в Москву, в Республику Саха (Якутия), в Тирасполь и в другие места. В последние годы активно работает по предложению архимандрита московского Сретенского монастыря отца Тихона (Шевкунова) над переложением для детей житийных рассказов о православных святых. Первая книга из этой серии - «Житие Прокопия праведного» - вышла в Москве в 2003.

Прозу Балакшина отличает традиционная манера письма, но вместе с тем и поиск неординарных сюжетных и стилистических решений. В качестве примера можно назвать рассказ «Русские сны», в котором герой в фантасмагорической манере рассказывает о «посещении» его в сновидениях таким персонажем отечественной истории, как Сталин. Также плодотворно писатель работает в жанре краеведения и полемической публицистики.

В.В.Дементьев

Использованы материалы кн.: Русская литература XX века. Прозаики, поэты, драматурги. Биобиблиографический словарь. Том 1. с. 147-151.