Вступление. Агрессивные дети

Да, давно это было, очень давно…

На набережной Москва-реки стоит большой дом. Ещё совсем недавно на его восьмом этаже размещалась мастерская художника. Из окон было видно, как проплывают по реке огромные пассажирские теплоходы, неторопливо идут самоходные баржи, а над поверхностью воды парят красавицы-чайки.

Целыми днями рисовал художник иллюстрации для детских книг и журналов. Он был мастером своего дела, сказочником, каких мало на свете.

Известно, что в сказках время движется в обратную сторону. На рисунках художника все реки и озёра были сухоходными. Сотни колёсных пароходов, шлёпая по воде деревянными лопастями, выбрасывали в небеса клубы густого чёрного дыма. А там, под облаками, раскинув руки в свободном полёте, парили люди, изредка пролетали коровы или лошадь, везущая воз сена.

Сам художник часто садился в старинную карету и пускался в опасные путешествия по разным странам. Он встречался с рыцарями и королями, любил беседовать с великанами и шутами. Но больше всего любил художник освобождать прекрасных принцесс, запертых в пещере ужасным огнедышащим драконом. Все драконы, вампиры, чародеи и прочая нечисть, как огня, боялись нашего художника: нрава он был весёлого и умел так высмеять в своих рисунках какого-нибудь злодея, что все вокруг начинали безудержно хохотать над ним. А мы знаем, что любой, даже самый страшный людоед, если его осмеют, немедленно теряет всю свою силу.

А теперь – о грустном. Как я ни медлил с окончанием своего рассказа, время подошло узнать вам о печальном исходе последнего поединка нашего отважного сказочника. Подкралась к нему злая болезнь – коварная, неизлечимая. Долго сражался с ней художник, но не сумел одолеть, так как не знал, как она называется. И врачи не знали. Поэтому и помочь не сумели.

Горько писать об этом. 25 сентября скончался наш большой друг, великий сказочник, народный художник России, член-корреспондент Российской академии художеств

ЕВГЕНИЙ ГРИГОРЬЕВИЧ МОНИН, –

яркий, самобытный талант.

С нами осталась память о чудесном, мудром и сердечном человеке. С нами остались его прекрасные работы, замешанные на самой высокой и чистопробной, на жизненной правде, которая никогда не умирает.

Вечная ему память и Царствие Небесное.

Токмаков Лев

Журнал «Кукумбер» №8, 2002 год

Первая книжка Монина вышла в свет в конце 50-х годов, она называлась «Паук Ананзе» – по африканским народным сказкам, и вышла в Киеве на украинском языке. Тогда Монин еще был студентом архитектурного института. В конце 50-х годов в Москве появился такой фестивальный стиль. Он был целиком ну что ли стянутым из журнала «Польша»: обилие небрежно брошенных плашек под изящный такой шрифт, это было жутко характерно для того времени. И вот Монин сделал этого паука Ананзе на плашках, но не на небрежно брошенных, а органично вплетенных в изображение. И это радовало глаз. Сразу чувствовалось, что родился художник с врожденным чувством такта. Он не подчинился этому фестивальному лжевеселью, а оставался таким же деликатным и сдержанным в своих картинках, каким был и в жизни. И всегда был верен своим принципам.

Принцип у него – цвет, культ цвета в детских книгах, даже в черно-белых. У Монина даже черно-белые рисунки смотрятся цветными, потому что он такую градацию широкую дает. Книга у него строится на сдержанности цвета, на трепете каком-то, на деликатных отношениях цветовых. На какое-то время он попал, правда, под влияние такой «малышовской» (т.е. свойственной книгам издательства «Малыш» – О.М.) яркости, увлекся этой яркостью, а потом сам понял, что был неправ, это не его, там нет Монина. Он посмотрел и перешел на прежние принципы, но уже вырос намного, окреп, и тогда появились иллюстрации к братьям Гримм. Кстати, Гриммам он был верен всю жизнь и периодически к ним возвращался. Это было его любимой темой – сказки братьев Гримм.

Но иллюстрации к Гриммам у него разные! На последней, уже посмертной выставке были иллюстрации к сказкам братьев Гримм, которые Монин сделал уже в самые последние годы жизни. В них есть такой особый немецкий юмор, и смех этот звучит очень громко. Это всегда присутствовало, или когда читаешь текст в течение всей жизни, что-то меняется?

Обязательно меняется, потому что все, что окружает художников, все влияет. Каждодневно. Ты высунулся в окошко, ласточка со свистом мимо тебя пролетела – ты уже другой. Уже возвращаешься с новыми впечатлениями, потому что ничего случайного в жизни не бывает. И ласточка послана судьбой, все тут настолько трепетно в этом мире, а Монин человек впечатлительный чрезвычайно. Детскому художнику вообще очень важно духовно, душевно оставаться ребенком. И Монин оставался. Он мог расти технически, интеллектуально. Но вообще он был ребенок – трогательный и часто смешной из-за своей детскости.

Однажды он купил дом под Калугой, и там начал выращивать тюльпаны. Монин, выращивающий тюльпаны, это нечто, это такая картинка – прямо из его книжек!

Это очень его цветок, даже по линиям…

Да-да. По пластике это его. Ну и по цвету. Вот Монин среди тюльпанов – я даже хотел сделать такой шарж. Но не сделал, к сожалению. Потому что это его цветок. И архитектура европейская – голландская, немецкая, она все время дружит с Мониным. Не то что Монин с ней – архитектура к нему льнет. Такие плотно поставленные дома, которые стоят в ряд и, словно, поддерживают друг друга плечами, – вот это архитектура Монина. Дома эти могут наклоняться, но все время плотными рядами такими стоят.

Чувство плеча у них.

Да. Чувство плеча, чувство локтя у этих домов монинских очень сильно развито. И у людей. Толпу людей Монин изображает как толпу плотно насаженных деревьев, они все такие «плотностоящие» люди. Отчего вот эта плотность появляется? От того, что Монин, как никто, чувствовал цельность изображения. Он интуитивно сбивал разрозненные элементы жизни. Как сейчас говорят: «Где мы, и где Французская революция», т.е. это давно было. А у Монина не так: и мы здесь, и Французская революция здесь же. Впечатления одного дня он мог крепко сбить во что-то единое. Поэтому он никогда не мыслил себя отдельно от своих друзей. Все мы тоже были сбиты.

У вас даже выставка в 1976 году была такая общая: Чижиков, Монин, . Вы тогда и название себе придумали – ценители детской литературы.

Верно. И вот для Монина это единство было важно – и в дружбе, и в искусстве. Цельность изображения – тоже один из важнейших принципов Монина. Не у всех цельность получается. У меня не получается, у меня все время что-то пестрит. Про других не буду говорить, тоже иногда не получается, а Монин мог утихомирить кричащие какие-то отдельные детали. Иногда, когда мы работали вместе, а мы снимали в юности общую мастерскую, он подойдет, так из-за плеча посмотрит, как я рисую, и говорит: «Утихомиривай, утихомиривай».

Он чувствовал, что надо приглушить, а что, наоборот, вытащить. Часто говорил: «Ты вытащи, ударь цветом вот сюда, и оно выйдет». Очень хорошо чувствовал лист бумаги, роль белого у него чрезвычайна. Мог оставить где-то кусок бумаги, и этот белый кусок, свободный от акварели, потом держал всю иллюстрацию.

А вот наши издатели теперь это забыли. Боятся чистого листа и воздуха.

Что-то все боятся белого, хотя белый – самый яркий цвет. Они думают, если туда засадить оранжевый, фиолетовый, бешено зеленый…

- … и обвести бордюрчиком

- … то все бросятся покупать эту книгу. Ничего подобного. Сильнейшая вещь – это образ, цельный мощный образ на обложке. Он в первую очередь привлекает читателя.

Вот и этюды Монина очень интересны. Этюды такого дыхания внутреннего. Колоссального. Монин ездил на Волгу с тремя парами очков: для дали, для какого-то среднего расстояния и для рисования вблизи. Выходило так: левой рукой он делает сложные движения по смене окуляров, а в правой у него кисть, и акварель перед ним. Он писал такие замечательные этюды, глядя на которые хочется глубоко дышать. В них пространство, полет. Сделаны они в одно-два касания. Сложнейшая вещь, а очень легко написана. Монин вообще был волшебником таким, потрясающим совершенно. И жутко серьезным. Если в иллюстрациях у него юмор, то в этюдах, ну просто захватывает дух.

А Евгений Григорьевич был человек веселый или грустный?

И в жизни юмора у него тоже было конечно очень много. Юмор все время в нем жил.

Потом очень интересны вообще реплики Монина по поводу жизни.

Однажды мы пошли к скульптору Зазнобину. Один из гостей решил отдать должное славе и признанию хозяина, а тот послушал и говорит: «Милок, туда и без славы пущают», – и показал рукой на потолок. Так вот Монин взял на вооружение эту фразу. Нет-нет да и употреблял. «Туда и без славы пущают». Он себя ни с какой славой не отождествлял.

Одной из любимых его поговорок было: Человек, что столяр: живет-живет и помирает. Вот это мне тоже нравилось.

Какой-то у нас все же выходит «легковесный» портрет. А вот появляются новые и новые поколения художников – оригинальных, самобытных, многое старое отвергающих – но, удивительное дело: почти для всех авторитет Монина неоспорим, и его творчество не стареет нисколько.

Что касается значения Монина для нашей книги – оно огромно. Он так отличается! Недавно была неделя детской книги в Республиканской детской библиотеке. Там лежали разные книги, но я сразу обратил внимание, что из всего ряда – самая заметная – это книжка Монина. Настолько яркое у него лицо, и пластическое и цветовое.

Монин очень многому нас научил. Своим примером. Благодаря Монину, я считаю свою жизнь очень удачной. Счастливой даже. Потому что дружба для меня было понятие прежде всего духовное.

Дружба с Мониным – это очень важно для меня. Вот, бывало, сделаешь что-нибудь поскудное и думаешь: Господи! Ну, как же я Монину расскажу про это! Нельзя так делать.

Или вот, собачиться, например, Монин никогда себе не позволял. Он просто отходил в сторону. Он работать бы не смог, если бы собачился. И я, кстати, тоже. Стоит мне где-то поругаться, прихожу в мастерскую и у меня все из рук валится. Хожу плююсь и думаю: надо было ответить так и так. А потом посмотрю на Монина, вон он у меня висит, и говорю себе: Нет. Женя бы поступил так. И все, успокаиваешься, садишься и начинаешь жить дальше.

Яков Лазаревич Аким – ближайший верный друг Евгения Монина – незримо присутствовал при нашем разговоре. И будет правильно дать и ему слово. У Акима есть удивительное стихотворение, посвященное дургу-художнику. И получится двойной портрет – глазами художника и глазами поэта.

И память вырывает прихотливо
Забытую страницу дневника:
Река, Закат. И в зеркале разлива
Плывут, преображаясь, облака.

На плесе голубые, будто око,
Лиловые в береговой тени,
Они плывут высоко и глубоко,
Плывут они – и вовсе не они.

Плывут, покуда тьма не погасила
Свеченье дня в торжественной воде…
И это было, это с нами было
И повторится – неизвестно где.

Воды и неба сходство и несходство
Нас опалит внезапною волной,
Высокое родство и странный отступ
Меж мною и отцом, тобой и мной.

Соединятся и разрыв фугаса,
И жесткая больничная кровать,
И позднее успокоенье часа,
Когда от сына нечего скрывать.

Материал подготовила Ольга Мяэотс
Остров сокровищ. Вып.06. Вкладка в «БШ» № 14 (170). 16-31 июля 2006 года

Человек искусства

Вспоминают весело. Знакомые, коллеги, друзья-художники.

«Он встречался с рыцарями и королями, любил беседовать с великанами и шутами. Но больше всего любил художник освобождать прекрасных принцесс, запертых в пещере ужасным огнедышащим драконом. Все драконы, вампиры, чародеи и прочая нечисть, как огня, боялись нашего художника: нрава он был весёлого и умел так высмеять в своих рисунках какого-нибудь злодея, что все вокруг начинали безудержно хохотать над ним. А мы знаем, что любой, даже самый страшный людоед, если его осмеют, немедленно теряет всю свою силу», — это пишет художник Лев Токмаков.

«Евгений Монин — волшебник. Он создал свой мир — осенний: зонтики, ветер, дождь, золотые кленовые листья… Мир великанов и чудаков, благородных кавалеров и отважных разбойников, угловатых, тонких, смешных, долговязых, стремительных, — таких, как он сам», — это журналист Юлия Говорова.

«Веселая небывальщина сказочного действа становилась у Монина такой убедительной и достоверной, что ее начинали воспринимать как реальность», – это из выступления на выставке.

Просмотрев одну проиллюстрированную им книжку, рисунки Монина узнаешь везде. Не потому что он везде одинаковый, а просто – у каждого художника своя «оптика», как сказала дочка художника, и своя манера шутить. У Монина и то и другое настолько оригинально, что его персонажей встречаешь как добрых знакомых и ни с кем не спутаешь.

Евгений Монин родился в Харькове, в 1931 году. Рисовал, «как все дети» — карандашом на обоях. Каких-то чудных невиданных им зверей – слонов, носорогов. В Перми, где семья оказалась в эвакуации, Монину встретился хороший человек – профессиональный художник, который учил его рисовать. Выучил хорошо, так что в 1943 году Монин, выдержав изрядный конкурс, поступил в Москве в художественную школу – сейчас она называется «Московский академический художественный лицей», и там учат академическому рисунку как нигде в Москве. В школе он подружился с – как оказалось, на всю жизнь. Но дальше Лосин поступил в Суриковский институт, а Монин чуть не стал инженером.

Дело в том, что отец его не представлял себе настоящего мужчину без инженерного образования, и бунтовать против него не полагалось. Нашли компромисс – Архитектурный институт.

Как-то я отвечал на какие-то вопросы интервью, — вспоминал Монин, — где меня спросили, кто ваш учитель в области иллюстрации книги, я пришёл в некоторое замешательство, потому что не было у меня учителя. А однажды я спросил у замечательного питерского художника , не будет ли он возражать, если я его буду называть учителем. Он сказал, что возражать не будет. Это, конечно, шутка. Но я очень любил этого художника, был с ним дружен.

Действительно, с творчеством славного художника Курдова рисунки Монина не имеют ничего общего, но надо же кого-то называть учителем, когда спрашивают! Шутка вполне в духе Евгения Григорьевича.

В институте Монин выучился-таки на архитектора, получил диплом «настоящего мужчины» и назначен был прорабом на стройку. Но, конечно, не проработал там ни единого дня. Еще в институте у него вышла первая книжка, она называлась «Паук Ананзе» — это были африканские сказки на украинском языке. Да и вообще он твердо решил рисовать. И пошел работать в «Мурзилку».

Журнал «Мурзилка» недаром попал в Книгу рекордов Гинесса как самое долговечное детское издание – под его обложкой собирались классики детской литературы и самые талантливые молодые авторы и художники. В «Мурзилке» тогда было что-то вроде клуба творческой молодежи, там даже в пинг-понг играли. Работа в журнале – хорошая школа для начинающего… нет, уже начавшего художника. Там, в редакции веселого журнала, Монин встретил и , там же сотрудничал и Лосин. С тех пор они вчетвером дружили и рисовали, вместе оформляли книги: один делал обложку, другой – шрифты и заставки, остальные – иллюстрации… Так получилась книжка «Сказки бабки Куприянихи». Красивая книжка вышла.

Дома, которые построил Монин

Евгений Монин проиллюстрировал больше 200 книг. Награжден множеством дипломов и медалей. Побывал в разных странах. Дружил с хорошими и интересными людьми. Но ничто так не вдохновляло его к творчеству, как хороший текст. Когда по отношению к художнику употребляют слово «литературность», имеют в виду вторичность, скучную умственность, буквальную иллюстрацию мысли. Литературность Монина – это веселый ум художника. Он тонко чувствует стиль, своеобразие литературного материала и воспроизводит его с помощью линии и краски. Иногда придумывая совершенно оригинальный сюжет, с текстом как будто не связанный. Его любимые авторы – внимание! – Ф.Рабле, Б.Шергин, О.Генри, С.Писахов – рассказчики с ярко выраженной, неповторимой интонацией и своеобразным юмором. Рабле мечтал иллюстрировать всю жизнь – да так и не пришлось, а Шергина и Писахова, чудных северных сказителей, оформлял. Больше всего Монин любил сказки иллюстрировать. Братья Гримм, Гауф, русские народные сказки, итальянские, английские, армянские, французские…

Его персонажи отчаянно смешны. Удивленные бородатые мастеровые в жилетках, размышляющие над загадками Д.Хармса. Очень серьезные люди, подпрыгивающие плотной толпой над телегой с лошадью из сказки С.Писахова. Бравый охотник с бакенбардами и в шляпе с перышком, прикинувшийся мертвым в итальянской сказке «Медвежья шкура». Неподвижно стоящая в небе над оранжевыми горами невеста в белом платье – ее несет Птенец из сказки О.Туманяна. Удивительно сделана книжка английских песенок в переводе Маршака – там изображены не только герои стихов — мельник, Шалтай-Балтай или Робин-Бобин, но и рассказчик, забавный такой парень: он подмигивает зрителям, указывает пальцем на что смотреть, удивляется, хохочет… Так художник почувствовал голос автора! А действуют все эти замечательные люди обычно на фоне домов.

Архитектурное образование не прошло даром – Евгений Григорьевич хорошо знал, как устроен дом, будь то избушка, итальянский дворец или старинный особняк в провинциальном русском городке.

— Как он рисовал архитектуру в своих книжках!.. – вспоминает Ольга Монина. — Он мог так манипулировать домиками и башнями!.. А еще он очень любил изображать русскую избушку в разрезе, ведь он все понимал, про стропила, про несущие балки, про всё – про всё.

Архитектурная доминанта пейзажа отличает почти все иллюстрации Монина, а там, где уж никак нельзя поместить дом, его роль играют деревья: они тоже каким-то образом представляют стену, крышу, комнату, на них, под ними, в них можно спать, прятаться от врагов, прикидываться кукушкой… А как прекрасно и таинственно выглядит на рисунках Монина ночь! В нее надо всматриваться: серо-черные деревья, темная пещерка – и ясная луна, освещающая велосипед и крошечного гномика. Или спящие черно-серые дома, пустынная площадь – и ловкий воришка, ведущий лошадь под пестрой попоной (Итальянские народные сказки «В моих краях»). Или огромное, темное, пушистое дерево, а сквозь его крону светятся окна дома (Я.Аким, «Разноцветные дома»). Но самое любимое – это итальянские дворцы, эпоха Ренессанса. Дома, площади, башни, соборы, замки, крепости… Все это светится манящим розовым или оранжевым, все красиво, причудливо и весело. Но про личные отношения художника Монина с итальянским Возрождением лучше расскажет его дочка, Ольга Евгеньевна.

Разговор с дочерью художника в интерьере

Интерьер, как положено, — кухня. Только художники умеют так организовать пространство, что типовая кухня кажется просторной, удобной и роскошной. Главный герой интерьера – старинный буфет, напоминающий сказочные монинские дворцы.

— Фамильный, — говорит про него Ольга Евгеньевна. – Практически родственник.

Ольга Монина – художник, иллюстрирует книги и преподает в Полиграфическом институте, который она закончила.

— Скажите, а были у Евгения Григорьевича ученики? Он когда-нибудь преподавал?

— Нет, он никогда не преподавал. Хотя его звали. Эта мысль его увлекала еще меньше, чем быть прорабом на стройке. Прораб должен командовать, а для папы это невероятно. Между учениками и собой надо ставить какую-то перегородку, чтоб не сели на голову. А я не представляю, как бы папа это делал. Для него сказать неприятное в лицо было бы невозможно – а без этого как же быть? Для папы идеальна была компания друзей. Вот в домах творчества иногда его назначали руководителем группы, и он руководил так удачно, что потом многие вспоминали это время, как самое счастливое в своей жизни.

— А дома он осуществлял какое-нибудь руководство?

— Нет. Чтобы понять, что он чем-то недоволен, надо было обладать сверхъестественной чуткостью. Ну, например, я как-то сшила себе у портнихи новый пиджак. Он взглянул на него и сказал: «Я, видно, окончательно отстал от моды». Я тогда решила, что пиджак ему просто не очень нравится, а на самом деле на его языке это означало: «Это чудовищно!»

— Но, наверное, были какие-то воспитательные моменты?

— Воспитательные моменты… Один я помню. Мне было меньше пяти лет, и была какая-то французская книжка про животных, которая была заламинирована, целлофаном покрыта. И этот целлофан немножко отходил, и я помню, какой чудесный звук он издавал, когда я его отрывала! Одну страничку, вторую, третью… Я была за этим застигнута и, видимо, отругана. Ничего не было, ни наказания, ни крика – просто мне сказали, что с книгами так не обращаются, но я это запомнила навеки, это был мой кошмар детства! Книжка эта до сих пор у нас стоит, и у меня до сих пор щемит сердце, когда я ее вижу. То есть главное, в чем состояло воспитание – как обращаться с книгами. Уважение к слову. — Да, а был еще такой случай. Вообще-то я была смирным ребенком, но тут, в 4 года, я каким-то чудом раздобыла папин паспорт и порезала его на мелкие кусочки – «себе и Мише на билетики в кино». Кто был этот Миша и как возникла идея с «билетиками» — я не помню, но помню, что все дико хохотали. И папа хохотал! Вот такая реакция. И, хохоча, он повел меня в милицию, которая находилась в соседнем доме, и там явление рыжего хохочущего человека с растерянной четырехлетней девочкой и свежерастерзанным паспортом тоже всех почему-то развеселило. В общем, никаких проблем не возникло! А вот с книгой – да, это другое дело.

— Вы занимаетесь книжной иллюстрацией. Первым учителем был ваш папа?

— Буквально – нет. Просто был период, когда я у него все срисовывала. А сам он меня не учил, но, бывало, просто выручал, когда у меня не получался заказ: я еще многого не умела рисовать, впадала в панику и рвала бумажки. Он мне тогда нарисовал какие-то детские мордочки, которые мне не удавались.

— Была у Евгения Григорьевича любимая книга среди его работ?

— Очень любил итальянские сказки. Он тогда менял творческую манеру – в 78 году у него исчезла черная рисующая линия, рисунок стал более мягким, он тонировал лист гуашью или акварелью и потом протирал кистью сухой. И вот Итальянские сказки была у него одна из самых блистательных книжек этого периода. Он ведь очень любил Италию. Поездки туда были для него совершенным счастьем, ведь его друзья, вроде Карпаччо, Пьеро де ла Франческо – все они его встречали там. Все эти титаны Возрождения были для нас такими же важными и близкими людьми, как члены семьи, и все их общественные проблемы и творческие перипетии были знакомы и понятны, как, скажем, приключения папиного друга Чижикова или Лосина.

— Какая книжка, оформленная Евгением Григорьевичем, вошла в вашу жизнь с детства?

— Вот книжка Овсея Дриза, я там позировала для мальчика, который съел что-то кислое. А это – Якова Акима, папа с ним дружил всю жизнь, вот эти стихи — «Гуляла девочка в лесу». Эту девочку папа с меня рисовал. И в этой же книжке есть его автопортрет – картинка к стихотворению про художника, вот он, такой рыжий…

— А не было у папы книжек, которые он бы и написал и проиллюстрировал? Такие опыты были и у Мая Митурича, и у Сутеева…

— Нет. Он писал стихи. Блестящие. Писал часто к случаю – к дням рождения друзей, к каким-то событиям, но это были настоящие стихи, сложные, талантливые. Очень интересные. Я помню выставку в Манеже – первую после его смерти. Там были удивительные картинки, «литературные», смешные, настоящие анекдоты в живописи.

— Как они появились?

— Папа был хорошим художником и привык быть востребованным. А к началу 90-х вся издательская система стала пробуксовывать, крениться и разваливаться. Причем этот процесс принимал вовсе уж обидные формы. К нам приходили «новые издатели» — какие-то совсем дикие молодые люди, в трусах и в майках, — приходили, что-то смотрели и говорили: «Ммм… это нам не подходит…» Ему было уже лет 60 к этому времени. Издательства рухнули. Книжная работа накрылась. Было от чего впасть в уныние. А он… он стал писать картинки для себя. Перешел с бумаги на холст. И стал сочинять какие-то забавные истории – в этих картинках очень важен и текст, он идет в паре с изображением. Ну, например, на картине на первом плане куртуазный господин, на заднем плане – дама. От господина падает тень. И название «Портрет господина, бросившего тень на даму». Или такие картинки – уже по названиям понятно, что смешные: «Портрет дона Хуана, забывшего слова исполняемой им серенады», «Портрет господина с освещенным кончиком носа», «Грачи улетели». Вот так он и сочинял себе анекдоты, стилизованные под разные эпохи – «Короли», «Малые голландцы», «Нарышкинское барокко», рисовал эти картинки, никому не подцензурные и не подконтрольные, иногда довольно фривольные. Ведь когда они были молодые, они шалили очень весело, эдак по-бурсацки. И вообще, когда всю жизнь занимаешься иллюстрацией, наступает момент утомления и нарабатываются вещи, которые в книгу не влезают. Так папа делал офорты к Шергину, причем с цитатами. Я тогда еще Шергина не читала, но цитаты эти знала с детства наизусть: «Царь с Капитонкой драться снялись, одежонку прирвали, корону под комод закатили». Шергин с этим чудесным чувством юмора ему очень близок был. И еще он расписывал «по Шергину», по его сюжетам, кухонные доски. Серия досок, серия офортов – из этого сложно слепить книжку.

— И все это получилось из-за издательского кризиса 90-х годов?

— Ну, кризис этот даром не прошел. Ведь когда Детгиз и «Малыш» оказались в руинах – там лежала куча его книжек. Некоторые стали выходить только сейчас. Некоторые не вышли до сих пор. А что-то вообще потерялось. Бесследно исчезли оригиналы Хармса «Тигр на улице». И еще он сделал книжку «Детские стихи Мандельштама», от которой остались только пробы. Книжку не издали, оригиналы исчезли.

— На вернисаже в детской библиотеке одна молодая художница, ваша дочь, назвала Евгения Григорьевича «титаном Возрождения». Так и сказала: «Я внучка титана Возрождения!» Как вы думаете, что она имела в виду?

— Это надо внучку спросить. Дело в том, что Монин был очень разносторонний – он делал книжные иллюстрации, живописные работы, офорты делал очень здорово, рисовал с натуры пейзажи, стихи писал. То есть понятно, что ему мало было только книжных картинок. Он был Человек Искусства. Искусство — это была его главная жизнь. Пока папа и его друзья все были молоды, веселы, здоровы и прекрасны — была еще их дружба, семья, дети… а потом, позднее, когда пошли болезни и исторические катаклизмы, это была эмиграция — в искусство, к этим, к Джотто, к Брунеллески, к Пьеро де ла Франческо.

Из интервью Евгения Монина:

— Очень люблю Возрождение не только раннее, но и позднее. Этим никого не удивишь: все любят. А то, что оно с некоторой иронией преломляется в моём творчестве, так это желание уйти от проблем сегодняшнего дня и спрятаться за эту ширму. Но все же я полагаю, несмотря на пристрастие и любовь к какой-то определённой эпохе, совершенно необходимо, чтобы чувствовалось, что работа сделана художником современным.

Евгений Монин проиллюстрировал свыше 200 книг, 24 из которых отмечены дипломами всесоюзных и всероссийских конкурсов искусства книги. Работы художника находятся в Государственной Третьяковской галерее, Государственном музее изобразительных искусств им. Пушкина, Среднесловацкой картинной галерее, художественных музеях и галереях России. За цикл иллюстраций «Итальянские сказки» художник награжден специальным дипломом «За выдающиеся достижения в иллюстрировании книг» , а за иллюстрации к книге «Английские сказки» ему присуждена серебряная медаль Российской Академии художеств. Персональные выставки Евгения Монина видели в России, Финляндии, Словакии, Швейцарии, Японии и других странах. За участие в выставке русского искусства в Японии заслуженный художник России удостоен был диплома и личного послания губернатора города Токио. Все это свидетельствует, что работы Монина современны не только по каким-то приемам техники, но в первую очередь – по мысли, по ощущению мира: немного странного, тревожного, но в общем весёлого и динамичного, наполненного поэзией, красотой и голосами всех веков мировой культуры.

Народные сказки Италии, Англии, Франции, Армении.

Его работы находятся в Государственной Третьяковской галерее, Государственном музее изобразительных искусств им. Пушкина, Среднесловацкой картинной галерее. Персональные выставки Евгения Монина с успехом проходили как и в России, так и в других странах — в Финляндии, Словакии, Швейцарии, Японии. Более двадцати его книг отмечены дипломами всесоюзных и всероссийских конкурсов детской книги. Он неоднократный дипломант квадриеналле малых графических форм в Баньской Быстрице (Словакия), обладатель диплома и личного послания губернатора Токио за участие в выставке российского искусства в Японии. За цикл иллюстраций «Итальянские сказки» Евгений Монин награжден специальным дипломом «За выдающиеся достижения в иллюстрировании книг» , а за иллюстрации к книге «Английские сказки» ему присуждена серебряная медаль Российской Академии художеств.

Мальчиком я рисовал, как все дети. Мама рассказывала, что все обои и стены были изрисованы. Стены были белыми, я на них рисовал карандашом. Причем были изрисованы животными, которых я, отродясь, не видел - слонами, носорогами. Помню хорошо своего первого учителя. Это было в эвакуации, в Перми. Я сидел и рисовал, ко мне подошел немолодой, как мне казалось тогда, человек и предложил давать уроки рисования. Он не был учителем рисования. Он был профессиональным художником. И он как бы взял меня в свой круг. И под его началом я весь год усердно рисовал, и я его вспоминаю очень тепло.

Хороший текст сразу становится твоим, как только ты его прочитал, как только ты видишь фразу и понимаешь, что тут ты можешь сделать. И, кроме того, это начинает тебя мучить и отпускает только тогда, когда ты находишь какое-то образное решение. Идеальными для себя я бы посчитал сказки Бориса Шергина, а из зарубежной классики? Я всю жизнь мечтал, да так и не сделал «Гаргантюа и Пантагрюэля». Больше всего я люблю иллюстрировать сказки, и русские, и зарубежные. Это сказки братьев Гримм, Вильгельма Гауфа и нашего русского сказочника Степана Писахова.

Очень люблю Возрождение не только раннее, но и позднее. Этим никого не удивишь: все любят. А то, что оно с некоторой иронией преломляется в моём творчестве, так это желание уйти от проблем сегодняшнего дня и спрятаться за эту ширму. Но все же я полагаю, несмотря на пристрастие и любовь к какой-то определённой эпохе совершенно необходимо, чтобы чувствовалось, что работа сделана художником современным.

Я, пожалуй, баловень судьбы. Причиной всему мое окружение, в которое я попал, мои добрые друзья. Кроме и , это были ешё и , Юрий Молоканов, и многие, многие другие. Мы жили большой дружной семьей. Самая тесная дружба меня связывает с поэтом . Мы были очень дружны с писателем . Как-то я отвечал на какие-то вопросы интервью, где меня спросили, кто ваш учитель в области иллюстрации книги, я пришёл в некоторое замешательство, потому что не было у меня учителя. А однажды я спросил у замечательного питерского художника , не будет ли он возражать, если я его буду называть учителем. Он сказал, что возражать не будет. Это, конечно, шутка. Но я очень любил этого художника, был с ним дружен.

«Он встречался с рыцарями и королями, любил беседовать с великанами и шутами. Но больше всего любил художник освобождать прекрасных принцесс, запертых в пещере ужасным огнедышащим драконом. Все драконы, вампиры, чародеи и прочая нечисть, как огня, боялись нашего художника: нрава он был весёлого и умел так высмеять в своих рисунках какого-нибудь злодея, что все вокруг начинали безудержно хохотать над ним. А мы знаем, что любой, даже самый страшный людоед, если его осмеют, немедленно теряет всю свою силу». (с)

«Евгений Монин - волшебник. Он создал свой мир - осенний: зонтики, ветер, дождь, золотые кленовые листья… Мир великанов и чудаков, благородных кавалеров и отважных разбойников, угловатых, тонких, смешных, долговязых, стремительных, - таких, как он сам». (с) Юлия Говорова

Картинки

Название Сказочный садовник Автор Овсей Дриз Иллюстратор Евгений Монин Год издания 1975 Издательство Малыш		Название Сказки братьев Гримм Автор Братья Гримм Иллюстратор Евгений Монин Год издания 1976 Издательство Малыш		Название Итальянские народные сказки Автор Итальянский фольклор Иллюстратор Евгений Монин Год издания 1981 Издательство Детская литература

Название Стойкий оловянный солдатик Автор Г.Х.Андерсен Иллюстратор Евгений Монин Год издания 1983 Издательство Малыш		Название Разноцветные дома Автор Яков Аким Иллюстратор Евгений Монин Год издания 1989 Издательство Детская литература		Название Плывет кораблик в гости Автор Юрий Кушак Иллюстратор Евгений Монин Год издания 1990 Издательство Малыш

Название Удалой портняжка Авторы братья Гримм Иллюстратор Евгений Монин Год издания 1978 Издательство Малыш		Название Письмо ко всем детям по одному очень важному делу Автор Юлиан Тувим Иллюстратор Евгений Монин Год издания 1979 Издательство Малыш		Название Ёжик и море Автор Сергей Козлов Иллюстратор Евгений Монин Год издания 1969 Издательство Малыш

Название Тигр на улице Автор Даниил Хармс Иллюстратор Евгений Монин Год издания 1990 Издательство Малыш		Название Колосок Автор Украинская сказка Обработка С.Могилевская Иллюстратор Евгений Монин Год издания 1984 Издательство Малыш		Название Павук Ананзе Автор Bernard Binlin Dadié Иллюстратор Евгений Монин Перевод и обработка В.Пащенко Год издания 1958 Издательство Дитвидав

1.1 Что такое гиперактивность?

"Гипер..." - (от Греч. Hyper - над, сверху) - составная часть сложных слов, указывающая на... превышение нормы.Слово “ активный” пришло в русский язык из латинского. "Activus" означает "действенный, деятельный". Первоначально этот термин в России употребляли только в коммерческом смысле (начало XIXвека).

Авторы психологического словаря относят к внешнимпроявлениям гиперактивности невнимательность, отвлекаемость, импульсивность, повышенную двигательную активность. Часто гиперактивности сопутствуют такие отрицательные моменты, как недостаточная концентрация внимания, проблемы во взаимоотношениях с окружающими, трудности в обучении, низкая самооценка. При этом уровень интеллектуального развития у детей не зависит от степени гиперактивности и может превышать показатели возрастной нормы. Первые проявления гипер-активности наблюдаются в возрасте до 7 лет и чаще встречаются у мальчиков, чем у девочек.

Существует много мнений о причинах возникновений гиперактивности: в одних случаях это могут быть генетические факторы, особенности строения и функционированияголовногомозга, родовые травмы, инфекционные заболевания, перенесенные ребенком в первые месяцы жизни и т.д.

1.2 Портрет гиперактивного ребенка

Наверное, в каждой группе детского сада встречаютсятакиедети, которым трудно долго сидеть на одном месте, долгомолчать.не суетиться. Они, как правило, создают дополнительные трудности в работе воспитателям, потому что многодвигаются, вертятся на месте, суетливы, импульсивны. Зачастуюу гиперактивных детей плохая координация движений, поэтомуони,двигаясь, задевают и роняют различные предметы, толкают сверстников, тем самым создавая конфликтные ситуации чутьнена каждом шагу. Известный американский психолог Вайолет Оклендер так характеризует гиперактивных детей: "Гиперактивному ребенку трудно сидеть, он суетлив, много двигается, вертится на месте, иногда чрезмерно говорлив, может раздражать манерой своего поведения. Часто у него плохая координация или недостаточный мышечный контроль. Он неуклюж, роняет или ломает вещи, проливает молоко. Такому ребенку трудно концентрировать свое внимание, он легко отвлекается, часто задает множество вопросов, но редко дожидается ответов, вероятно, каждому воспитателю знаком нарисованный портрет.

1.3 Диагностика гиперактивного ребенка

Поведение гиперактивных детей может быть внешне похожим на поведение детей с повышенной тревожностью. Поэтому воспитателю важно знать основные отличия поведенческих факторов одной категории детей от другой. Ниже приведенная аблица поможет в этом.

Таблица 2. Как отличить гиперактивного ребенка от тревожного.

Кроме того, тревожный ребенок социально не разрушителен, а гиперактивный часто является источником разнообразных конфликтов, драк и просто недоразумений.

Чтобы выявить гиперактивного ребенка в группе детского сада, необходимо длительное наблюдение за детьми, беседы с родителями и сотрудниками детского учреждения (музыкальным работником, психологом, методистом).

КАРИНА ЗУРАБОВА: ЧЕЛОВЕК ИСКУССТВА (Статья опубликована в журнале "Дошкольное воспитание", 3 номер 2013 г.)

Евгения Монина вспоминают весело. Знакомые, коллеги, друзья-художники. «Он встречался с рыцарями и королями, любил беседовать с великанами и шутами. Но больше всего любил художник освобождать прекрасных принцесс, запертых в пещере ужасным огнедышащим драконом. Все драконы, вампиры, чародеи и прочая нечисть, как огня, боялись нашего художника: нрава он был весёлого и умел так высмеять в своих рисунках какого-нибудь злодея, что все вокруг начинали безудержно хохотать над ним. А мы знаем, что любой, даже самый страшный людоед, если его осмеют, немедленно теряет всю свою силу», - это пишет художник Лев Токмаков. «Евгений Монин - волшебник. Он создал свой мир - осенний: зонтики, ветер, дождь, золотые кленовые листья… Мир великанов и чудаков, благородных кавалеров и отважных разбойников, угловатых, тонких, смешных, долговязых, стремительных, - таких, как он сам», - это журналист Юлия Говорова. «Веселая небывальщина сказочного действа становилась у Монина такой убедительной и достоверной, что ее начинали воспринимать как реальность», - это из выступления на выставке. Просмотрев одну проиллюстрированную им книжку, рисунки Монина узнаешь везде. Не потому что он везде одинаковый, а просто - у каждого художника своя «оптика», как сказала дочка художника, и своя манера шутить. У Монина и то и другое настолько оригинально, что его персонажей встречаешь как добрых знакомых и ни с кем не спутаешь.

ШКОЛА

Евгений Монин родился в Харькове, в 1931 году. Рисовал, «как все дети» - карандашом на обоях. Каких-то чудных невиданных им зверей - слонов, носорогов. В Перми, где семья оказалась в эвакуации, Монину встретился хороший человек - профессиональный художник, который учил его рисовать. Выучил хорошо, так что в 1943 году Монин, выдержав изрядный конкурс, поступил в Москве в художественную школу - сейчас она называется «Московский академический художественный лицей», и там учат академическому рисунку как нигде в Москве. В школе он подружился с Вениамином Лосиным - как оказалось, на всю жизнь. Но дальше Лосин поступил в Суриковский институт, а Монин чуть не стал инженером.

Дело в том, что отец его не представлял себе настоящего мужчину без инженерного образования, и бунтовать против него не полагалось. Нашли компромисс - Архитектурный институт. — Как-то я отвечал на какие-то вопросы интервью, - вспоминал Монин, - где меня спросили, кто ваш учитель в области иллюстрации книги, я пришёл в некоторое замешательство, потому что не было у меня учителя. А однажды я спросил у замечательного питерского художника Валентина Ивановича Курдова, не будет ли он возражать, если я его буду называть учителем. Он сказал, что возражать не будет. Это, конечно, шутка. Но я очень любил этого художника, был с ним дружен. Действительно, с творчеством славного художника Курдова рисунки Монина не имеют ничего общего, но надо же кого-то называть учителем, когда спрашивают! Шутка вполне в духе Евгения Григорьевича.

В институте Монин выучился-таки на архитектора, получил диплом «настоящего мужчины» и назначен был прорабом на стройку. Но, конечно, не проработал там ни единого дня. Еще в институте у него вышла первая книжка, она называлась «Паук Ананзе» - это были африканские сказки на украинском языке. Да и вообще он твердо решил рисовать. И пошел работать в «Мурзилку».

Журнал «Мурзилка» недаром попал в Книгу рекордов Гинесса как самое долговечное детское издание - под его обложкой собирались классики детской литературы и самые талантливые молодые авторы и художники. В «Мурзилке» тогда было что-то вроде клуба творческой молодежи, там даже в пинг-понг играли. Работа в журнале - хорошая школа для начинающего… нет, уже начавшего художника. Там, в редакции веселого журнала, Монин встретил Чижикова и Перцова, там же сотрудничал и Лосин. С тех пор они вчетвером дружили и рисовали, вместе оформляли книги: один делал обложку, другой - шрифты и заставки, остальные - иллюстрации… Так получилась книжка «Сказки бабки Куприянихи». Красивая книжка вышла.

Дома, которые построил Монин

Евгений Монин проиллюстрировал больше 200 книг. Награжден множеством дипломов и медалей. Побывал в разных странах. Дружил с хорошими и интересными людьми. Но ничто так не вдохновляло его к творчеству, как хороший текст. Когда по отношению к художнику употребляют слово «литературность», имеют в виду вторичность, скучную умственность, буквальную иллюстрацию мысли. Литературность Монина - это веселый ум художника. Он тонко чувствует стиль, своеобразие литературного материала и воспроизводит его с помощью линии и краски. Иногда придумывая совершенно оригинальный сюжет, с текстом как будто не связанный. Его любимые авторы - внимание! - Ф.Рабле, Б.Шергин, О.Генри, С.Писахов - рассказчики с ярко выраженной, неповторимой интонацией и своеобразным юмором. Рабле мечтал иллюстрировать всю жизнь - да так и не пришлось, а Шергина и Писахова, чудных северных сказителей, оформлял. Больше всего Монин любил сказки иллюстрировать. Братья Гримм, Гауф, русские народные сказки, итальянские, английские, армянские, французские…

Его персонажи отчаянно смешны. Удивленные бородатые мастеровые в жилетках, размышляющие над загадками Д.Хармса. Очень серьезные люди, подпрыгивающие плотной толпой над телегой с лошадью из сказки С.Писахова. Бравый охотник с бакенбардами и в шляпе с перышком, прикинувшийся мертвым в итальянской сказке «Медвежья шкура». Неподвижно стоящая в небе над оранжевыми горами невеста в белом платье - ее несет Птенец из сказки О.Туманяна. Удивительно сделана книжка английских песенок в переводе Маршака - там изображены не только герои стихов - мельник, Шалтай-Балтай или Робин-Бобин, но и рассказчик, забавный такой парень: он подмигивает зрителям, указывает пальцем на что смотреть, удивляется, хохочет… Так художник почувствовал голос автора! А действуют все эти замечательные люди обычно на фоне домов.

Архитектурное образование не прошло даром - Евгений Григорьевич хорошо знал, как устроен дом, будь то избушка, итальянский дворец или старинный особняк в провинциальном русском городке. - Как он рисовал архитектуру в своих книжках!.. - вспоминает Ольга Монина. - Он мог так манипулировать домиками и башнями!.. А еще он очень любил изображать русскую избушку в разрезе, ведь он все понимал, про стропила, про несущие балки, про всё - про всё. Архитектурная доминанта пейзажа отличает почти все иллюстрации Монина, а там, где уж никак нельзя поместить дом, его роль играют деревья: они тоже каким-то образом представляют стену, крышу, комнату, на них, под ними, в них можно спать, прятаться от врагов, прикидываться кукушкой… А как прекрасно и таинственно выглядит на рисунках Монина ночь! В нее надо всматриваться: серо-черные деревья, темная пещерка - и ясная луна, освещающая велосипед и крошечного гномика. Или спящие черно-серые дома, пустынная площадь - и ловкий воришка, ведущий лошадь под пестрой попоной (Итальянские народные сказки «В моих краях»). Или огромное, темное, пушистое дерево, а сквозь его крону светятся окна дома (Я.Аким, «Разноцветные дома»). Но самое любимое - это итальянские дворцы, эпоха Ренессанса. Дома, площади, башни, соборы, замки, крепости… Все это светится манящим розовым или оранжевым, все красиво, причудливо и весело. Но про личные отношения художника Монина с итальянским Возрождением лучше расскажет его дочка, Ольга Евгеньевна.

Разговор с дочерью художника в интерьере

Интерьер, как положено, - кухня. Только художники умеют так организовать пространство, что типовая кухня кажется просторной, удобной и роскошной. Главный герой интерьера - старинный буфет, напоминающий сказочные монинские дворцы. - Фамильный, - говорит про него Ольга Евгеньевна. - Практически родственник. Ольга Монина - художник, иллюстрирует книги и преподает в Полиграфическом институте, который она закончила.

Скажите, а были у Евгения Григорьевича ученики? Он когда-нибудь преподавал?

Нет, он никогда не преподавал. Хотя его звали. Эта мысль его увлекала еще меньше, чем быть прорабом на стройке. Прораб должен командовать, а для папы это невероятно. Между учениками и собой надо ставить какую-то перегородку, чтоб не сели на голову. А я не представляю, как бы папа это делал. Для него сказать неприятное в лицо было бы невозможно - а без этого как же быть? Для папы идеальна была компания друзей. Вот в домах творчества иногда его назначали руководителем группы, и он руководил так удачно, что потом многие вспоминали это время, как самое счастливое в своей жизни.

А дома он осуществлял какое-нибудь руководство?

Нет. Чтобы понять, что он чем-то недоволен, надо было обладать сверхъестественной чуткостью. Ну, например, я как-то сшила себе у портнихи новый пиджак. Он взглянул на него и сказал: «Я, видно, окончательно отстал от моды». Я тогда решила, что пиджак ему просто не очень нравится, а на самом деле на его языке это означало: «Это чудовищно!»

Но, наверное, были какие-то воспитательные моменты?

Воспитательные моменты… Один я помню. Мне было меньше пяти лет, и была какая-то французская книжка про животных, которая была заламинирована, целлофаном покрыта. И этот целлофан немножко отходил, и я помню, какой чудесный звук он издавал, когда я его отрывала! Одну страничку, вторую, третью… Я была за этим застигнута и, видимо, отругана. Ничего не было, ни наказания, ни крика - просто мне сказали, что с книгами так не обращаются, но я это запомнила навеки, это был мой кошмар детства! Книжка эта до сих пор у нас стоит, и у меня до сих пор щемит сердце, когда я ее вижу. То есть главное, в чем состояло воспитание - как обращаться с книгами. Уважение к слову. - Да, а был еще такой случай. Вообще-то я была смирным ребенком, но тут, в 4 года, я каким-то чудом раздобыла папин паспорт и порезала его на мелкие кусочки - «себе и Мише на билетики в кино». Кто был этот Миша и как возникла идея с «билетиками» - я не помню, но помню, что все дико хохотали. И папа хохотал! Вот такая реакция. И, хохоча, он повел меня в милицию, которая находилась в соседнем доме, и там явление рыжего хохочущего человека с растерянной четырехлетней девочкой и свежерастерзанным паспортом тоже всех почему-то развеселило. В общем, никаких проблем не возникло! А вот с книгой - да, это другое дело.

Вы занимаетесь книжной иллюстрацией. Первым учителем был ваш папа?

Буквально - нет. Просто был период, когда я у него все срисовывала. А сам он меня не учил, но, бывало, просто выручал, когда у меня не получался заказ: я еще многого не умела рисовать, впадала в панику и рвала бумажки. Он мне тогда нарисовал какие-то детские мордочки, которые мне не удавались.

Была у Евгения Григорьевича любимая книга среди его работ?

Очень любил итальянские сказки. Он тогда менял творческую манеру - в 78 году у него исчезла черная рисующая линия, рисунок стал более мягким, он тонировал лист гуашью или акварелью и потом протирал кистью сухой. И вот Итальянские сказки была у него одна из самых блистательных книжек этого периода. Он ведь очень любил Италию. Поездки туда были для него совершенным счастьем, ведь его друзья, вроде Карпаччо, Пьеро де ла Франческо - все они его встречали там. Все эти титаны Возрождения были для нас такими же важными и близкими людьми, как члены семьи, и все их общественные проблемы и творческие перипетии были знакомы и понятны, как, скажем, приключения папиного друга Чижикова или Лосина.

Какая книжка, оформленная Евгением Григорьевичем, вошла в вашу жизнь с детства?

Вот книжка Овсея Дриза, я там позировала для мальчика, который съел что-то кислое. А это - Якова Акима, папа с ним дружил всю жизнь, вот эти стихи - «Гуляла девочка в лесу». Эту девочку папа с меня рисовал. И в этой же книжке есть его автопортрет - картинка к стихотворению про художника, вот он, такой рыжий…

А не было у папы книжек, которые он бы и написал и проиллюстрировал? Такие опыты были и у Мая Митурича, и у Сутеева…

Нет. Он писал стихи. Блестящие. Писал часто к случаю - к дням рождения друзей, к каким-то событиям, но это были настоящие стихи, сложные, талантливые. Очень интересные. Я помню выставку в Манеже - первую после его смерти. Там были удивительные картинки, «литературные», смешные, настоящие анекдоты в живописи.

Как они появились?

Папа был хорошим художником и привык быть востребованным. А к началу 90-х вся издательская система стала пробуксовывать, крениться и разваливаться. Причем этот процесс принимал вовсе уж обидные формы. К нам приходили «новые издатели» - какие-то совсем дикие молодые люди, в трусах и в майках, - приходили, что-то смотрели и говорили: «Ммм… это нам не подходит…» Ему было уже лет 60 к этому времени. Издательства рухнули. Книжная работа накрылась. Было от чего впасть в уныние. А он… он стал писать картинки для себя. Перешел с бумаги на холст. И стал сочинять какие-то забавные истории - в этих картинках очень важен и текст, он идет в паре с изображением. Ну, например, на картине на первом плане куртуазный господин, на заднем плане - дама. От господина падает тень. И название «Портрет господина, бросившего тень на даму». Или такие картинки - уже по названиям понятно, что смешные: «Портрет дона Хуана, забывшего слова исполняемой им серенады", "Портрет господина с освещенным кончиком носа", "Грачи улетели". Вот так он и сочинял себе анекдоты, стилизованные под разные эпохи - «Короли», «Малые голландцы», «Нарышкинское барокко», рисовал эти картинки, никому не подцензурные и не подконтрольные, иногда довольно фривольные. Ведь когда они были молодые, они шалили очень весело, эдак по-бурсацки. И вообще, когда всю жизнь занимаешься иллюстрацией, наступает момент утомления и нарабатываются вещи, которые в книгу не влезают. Так папа делал офорты к Шергину, причем с цитатами. Я тогда еще Шергина не читала, но цитаты эти знала с детства наизусть: «Царь с Капитонкой драться снялись, одежонку прирвали, корону под комод закатили». Шергин с этим чудесным чувством юмора ему очень близок был. И еще он расписывал «по Шергину», по его сюжетам, кухонные доски. Серия досок, серия офортов - из этого сложно слепить книжку.

И все это получилось из-за издательского кризиса 90-х годов?

Ну, кризис этот даром не прошел. Ведь когда Детгиз и «Малыш» оказались в руинах - там лежала куча его книжек. Некоторые стали выходить только сейчас. Некоторые не вышли до сих пор. А что-то вообще потерялось. Бесследно исчезли оригиналы Хармса «Тигр на улице». И еще он сделал книжку «Детские стихи Мандельштама», от которой остались только пробы. Книжку не издали, оригиналы исчезли. На вернисаже в детской библиотеке одна молодая художница, ваша дочь, назвала Евгения Григорьевича «титаном Возрождения». Так и сказала: « Я внучка титана Возрождения!»

Как вы думаете, что она имела в виду?

Это надо внучку спросить. Дело в том, что Монин был очень разносторонний - он делал книжные иллюстрации, живописные работы, офорты делал очень здорово, рисовал с натуры пейзажи, стихи писал. То есть понятно, что ему мало было только книжных картинок. Он был Человек Искусства. Искусство - это была его главная жизнь. Пока папа и его друзья все были молоды, веселы, здоровы и прекрасны - была еще их дружба, семья, дети… а потом, позднее, когда пошли болезни и исторические катаклизмы, это была эмиграция - в искусство, к этим, к Джотто, к Брунеллески, к Пьеро де ла Франческо.

Из интервью Евгения Монина:

Очень люблю Возрождение не только раннее, но и позднее. Этим никого не удивишь: все любят. А то, что оно с некоторой иронией преломляется в моём творчестве, так это желание уйти от проблем сегодняшнего дня и спрятаться за эту ширму. Но все же я полагаю, несмотря на пристрастие и любовь к какой-то определённой эпохе, совершенно необходимо, чтобы чувствовалось, что работа сделана художником современным.

Евгений Монин проиллюстрировал свыше 200 книг, 24 из которых отмечены дипломами всесоюзных и всероссийских конкурсов искусства книги. Работы художника находятся в Государственной Третьяковской галерее, Государственном музее изобразительных искусств им. Пушкина, Среднесловацкой картинной галерее, художественных музеях и галереях России. За цикл иллюстраций «Итальянские сказки» художник награжден специальным дипломом «За выдающиеся достижения в иллюстрировании книг» , а за иллюстрации к книге «Английские сказки» ему присуждена серебряная медаль Российской Академии художеств. Персональные выставки Евгения МОНИНА видели в России, Финляндии, Словакии, Швейцарии, Японии и других странах. За участие в выставке русского искусства в Японии заслуженный художник России удостоен был диплома и личного послания губернатора города Токио. Все это свидетельствует, что работы Монина современны не только по каким-то приемам техники, но в первую очередь - по мысли, по ощущению мира: немного странного, тревожного, но в общем весёлого и динамичного, наполненного поэзией, красотой и голосами всех веков мировой культуры.

Открытие выставки Евгения Монина в РГДБ

4 октября в Российской Государственной Детской Библиотеке открылась выставка художника-иллюстратора, народного художника России Евгения Григорьевича Монина (1931-2002). На открытии выступилаи директор библиотеки Галина Кисловская, куратор выставочных проектов РДКБ Анастасия Архипова, писательница Марина Москвина, художники Виктор Чижиков, Анатолий Иткин, Владимир Перцов, Анатолий Елисеев, Вениамин Лосин, дочь художника Ольга Монина и внучка Александра Монина, искусствовед Мария Чегодаева и многие другие.

Евгений Григорьевич Монин - мастер детской книжной графики,
народный художник России, член-корреспондент
Российской академии художеств (1931-2002).

Монин Е. Г. родился в 1931 году в Харькове. Окончил Московскую среднюю художественную школу, в 1956 году – Московский архитектурный институт. Много и успешно работал в детских книжных издательствах Москвы.
Более 20 книг Е. Монина отмечены дипломами всесоюзных и всероссийских конкурсов детской книги. Он неоднократный дипломант квадриеналле малых графических форм в Баньской Быстрице (Словакия), обладатель диплома и личного послания губернатора Токио за участие в выставке российского искусства в Японии. За иллюстрации к английским народным сказкам удостоен серебряной медали Российской академии художеств.

Художник Е. Монин Акварель 17х12 см Иллюстрация к газете "Жили-были" Цена 3 000 руб.
Художник Е. Монин Акварель 7х10 см Иллюстрация к газете "Жили-были" Цена 2 000 руб.
Художник Е. Монин Акварель 9х8 см Иллюстрация к газете "Жили-были" Цена 2 000 руб.
Художник Е. Монин Акварель 10х10 см Иллюстрация к газете "Жили-были" Цена 3 000 руб.
Художник Е. Монин Акварель 12х20 см Иллюстрация к детскому журналу "Мурзилка" №8, 1983 год Цена 6 000 руб.
Художник Е. Монин 15х22 см Иллюстрация к детскому журналу "Мурзилка" №7, 1976 год Цена 7 000 руб.
Художник Е. Монин 24х18 см Иллюстрация к детскому журналу "Мурзилка" №11, 1973 год Цена 7 000 руб.
Художник Е. Монин Акварель 24х18 см Иллюстрация к книге Цена 6 000 руб.

На этой странице сайта вы можете купить оригиналы
книжных иллюстраций (книжную графику) Художника Е. Монина,