Вячеслав дегтев биография. Вячеслав дёгтев

, Воронежская область , РСФСР , СССР

Вячесла́в Ива́нович Дёгтев (10 августа - 16 апреля ) - русский писатель.

Биография

Родился на хуторе Карасилов Воронежской области (ныне - посёлок Новая Жизнь в Истобинском сельском поселении , Репьёвский район ) в семье сельского кузнеца. В окончил Вяземский учебный авиационный центр , служил лётчиком-истребителем. В окончил московский .

Выпустил 13 книг прозы. Публиковался в журналах «Москва» , «Роман-газета », «Наш современник », «Юность» , «Московский вестник» , «Подъём» , «Слово», газетах «Советская Россия» , «Красная звезда» , «День литературы», «Коммуна» , «Вечерний Воронеж», «Воронежское обозрение», «Молодой коммунар», альманахе «Литрос» и др. Был членом Союза писателей России , входил в состав редколлегии газеты «Литературная Россия ».

В апреле попал в больницу с подозрением на инсульт и скоропостижно скончался.

Публикации

• Будьте счастливы! : Повесть. - Воронеж, 1990. - ISBN 5-7458-0170-0
• Тесные врата: Рассказы. - М., 1990. - ISBN 5-235-01648-3
• Викинг: [Сборник]. - Воронеж, 1994. - ISBN 5-88139-011-3
• Гутен морген: Рассказ. - М., 1995. - ISBN 5-7612-0182-8
• Русская душа: Рассказы. - М., 2003. - ISBN 5-88010-162-2
• Крест: Кн. рассказов. - М., 2003. - ISBN 5-9553-0021-X
• Карамболь: Рассказы и повесть. - М., 2004. - ISBN 5-235-02671-3
• Пар над кровью: Рассказ. - М., 2005.

О творчестве Вячеслава Дёгтева

• Сычёва Л.
• Евсеенко И. И. // журнал «Подъём», № 4, 2006.

Напишите отзыв о статье "Дёгтев, Вячеслав Иванович"

Примечания

Отрывок, характеризующий Дёгтев, Вячеслав Иванович

– Мама, голубчик, это совсем не оттого… душечка моя, бедная, – обращалась она к матери, которая, чувствуя себя на краю разрыва, с ужасом смотрела на сына, но, вследствие упрямства и увлечения борьбы, не хотела и не могла сдаться.
– Николинька, я тебе растолкую, ты уйди – вы послушайте, мама голубушка, – говорила она матери.
Слова ее были бессмысленны; но они достигли того результата, к которому она стремилась.
Графиня тяжело захлипав спрятала лицо на груди дочери, а Николай встал, схватился за голову и вышел из комнаты.
Наташа взялась за дело примирения и довела его до того, что Николай получил обещание от матери в том, что Соню не будут притеснять, и сам дал обещание, что он ничего не предпримет тайно от родителей.
С твердым намерением, устроив в полку свои дела, выйти в отставку, приехать и жениться на Соне, Николай, грустный и серьезный, в разладе с родными, но как ему казалось, страстно влюбленный, в начале января уехал в полк.
После отъезда Николая в доме Ростовых стало грустнее чем когда нибудь. Графиня от душевного расстройства сделалась больна.
Соня была печальна и от разлуки с Николаем и еще более от того враждебного тона, с которым не могла не обращаться с ней графиня. Граф более чем когда нибудь был озабочен дурным положением дел, требовавших каких нибудь решительных мер. Необходимо было продать московский дом и подмосковную, а для продажи дома нужно было ехать в Москву. Но здоровье графини заставляло со дня на день откладывать отъезд.
Наташа, легко и даже весело переносившая первое время разлуки с своим женихом, теперь с каждым днем становилась взволнованнее и нетерпеливее. Мысль о том, что так, даром, ни для кого пропадает ее лучшее время, которое бы она употребила на любовь к нему, неотступно мучила ее. Письма его большей частью сердили ее. Ей оскорбительно было думать, что тогда как она живет только мыслью о нем, он живет настоящею жизнью, видит новые места, новых людей, которые для него интересны. Чем занимательнее были его письма, тем ей было досаднее. Ее же письма к нему не только не доставляли ей утешения, но представлялись скучной и фальшивой обязанностью. Она не умела писать, потому что не могла постигнуть возможности выразить в письме правдиво хоть одну тысячную долю того, что она привыкла выражать голосом, улыбкой и взглядом. Она писала ему классически однообразные, сухие письма, которым сама не приписывала никакого значения и в которых, по брульонам, графиня поправляла ей орфографические ошибки.
Здоровье графини все не поправлялось; но откладывать поездку в Москву уже не было возможности. Нужно было делать приданое, нужно было продать дом, и притом князя Андрея ждали сперва в Москву, где в эту зиму жил князь Николай Андреич, и Наташа была уверена, что он уже приехал.
Графиня осталась в деревне, а граф, взяв с собой Соню и Наташу, в конце января поехал в Москву.

Вячеслав Иванович Дёгтев

Дёгтев Вячеслав Иванович - прозаик.

Родился в семье сельского кузнеца. Род Дёгтева происходит из однодворцев, которые еще в XIX в. называли себя «талагаями». Прямой предок Дёгтева, «сын боярский», упоминается в связи с выходом его из крепости Коротояк на свободные земли в документах XVII в. В то время предков Дёгтева называли «белгородскими татарами» и исповедовали они иудаизм. Сам Дёгтев предполагает, что это были осколки хазарского каганата (Автобиография. Отдел новейшей литературы ИРЛИ).

Детство прошло на хуторе Карасилов, юность - в с.Юневка Хохольского района. Первые учителя и наставники - воронежские писатели И.Чемеков и И.Сидельников. Дёгтев увлекался ловлей рыбы в Дону, охотой, чтением.

В 1976 закончил Гремяченскую среднюю школу, в 1979 - Вяземский УАЦ ДОСААФ по профилю летчика истребительной авиации, в 1991 - Литературный институт им. А.М.Горького. Член СП с 1991.

С 1988 по 1998 работал в журнале «Подъем», в т.ч. главным редактором.

С 1997 являлся членом редколлегии газеты «Литературная Россия»; издавал в интернете электронный международный русскоязычный журнал «Мир по-русски».

Дёгтев - один из основателей писательской Артели «ЛитРос» (2000), принимал участие в создании Центра Национальной Славы России (2001).

Дёгтев точно указывает дату начала писательства - 7 нояб. 1974, тогда юноше было 15 лет. Первые публикации - в летних номерах за 1975 районной газеты Хохольского района Воронежской области «За коммунистический труд». В воронежской молодежной газете «Молодой коммунар» (1977. №147. 6 дек.) опубликовал рассказ «Золотая цепь Чингисхана» о впечатлениях от работы в Туркмении, где автор побывал после окончания школы.

Обращение к писательству Дёгтев объясняет влиянием генов. Дед по матери был «песельником и рассказчиком», писал стихи. В числе литературных образцов для себя называет М.Ю.Лермонтова, Ф.М.Достоевского, В.В.Маяковского, М.А.Шолохова, П.А.Кропоткина, Х.Кортасара, Н.Макиавелли, Ф.Ницше, Апулея.

Первая повесть Дёгтева «Стар и млад» (1987) посвящена его прадеду М.Дёгтеву, организатору первых в Острогожском уезде коммун, Гражданской войне, вторая («Будьте счастливы!») - о Туркмении и о любви.

В 1986-90 Дёгтев писал рассказы о детстве, а затем в его творчестве доминирует социально-историческая проблематика.

Богатый жизненный опыт писателя (он успел поработать помощником машиниста, разнорабочим, пилотом самолета, прыгал с парашютом) нашел отражение в его творчестве, где можно выделить группы рассказов о войне, о мирной жизни и автобиографические произведения. В них Дёгтев зарекомендовал себя как мастер построения сюжета.

Дёгтев интересуют переживания человека на войне, его психология. Рассказы написаны на материале разных войн (Кавказской - «Карамболь», «Джяляб», «Псы войны», «Кинжал»; Балканской - «Выбор»; Великой Отечественной - «Железные зубы», «Верую и уповаю»). Характерный герой Дёгтева - исключительная личность, русский солдат или человек, ставший невольным участником военных действий, поставленный перед выбором. Герои Дёгтева, как правило,- «пассионарии», готовые в любую минуту к жертве во имя идеи. В одном из лучших рассказов Дёгтева «Четыре жизни» (1997) русский солдат в Сербии, монах-иконописец, погибает из-за того, что воюющие рядом «псы войны» бросают его одного. Повествование перемежается словами молитв, которые читает умирающий боец, отстреливаясь от приближающихся мусульман. Прототипом героя послужил монах отец Борис (в миру Роман Малышев), причисленный в 1997 Зарубежной Русской Православной Церковью к лику святых-новомучеников.

В рассказе «Карамболь» (2002) главный герой - бывший командир экипажа вертолета, сбитого в Чечне. Он один выжил после пыток, которым были подвергнуты попавшие в плен. В рассказе два временных плана: изображение пыток русских солдат и жизнь командира, стремящегося отомстить за смерть своих подчиненных через 2 года после освобождения из плена. Основная идея рассказа - мертвые взывают об отмщении и должны быть отмщены.

В рассказах об унижении русских людей врагами («Кинжал», 1995; «Джяляб», 1996) автором поставлен вопрос, звучащий с непередаваемой болью: «Когда же проснется наш медведь?» (т.е. Россия). Героиня, чудом уцелевшая, обещает «нарожать сыновей», которые отплатят врагам. Автор восклицает: «А что еще могла сделать замученная, униженная, окровавленная русская баба? Коль нет мужчин...» О пробуждении национального самосознания - рассказ «Ответ», когда в ответ на оскорбления России однокашниками героя, прибалтом и грузином, герой жестоко расправляется с одним из них. Идеал автора - христианский образ воина, архистратиг архангел Михаил с огненным мечом (рассказ «Крестный отец», 1998).

Сюда же примыкает рассказ «Свобода» (1994) об апокалипсических явлениях в России 1993, когда в видении героя предстает Господь с крестом и мечом, в терновом венце и пурпурном одеянии. В рассказе различимы размышления М.Шолохова о братоубийственной распре, Ф.Ницше о смерти как высшей свободе, традиции древнерусской житийной литературы.

В творчестве Дёгтева выделяется пласт рассказов о любви, подчас с неожиданным финалом («Кайф», «Бубновая дама», «Страсти по банану»), о странностях судьбы («Стриптиз») и др. Особое место занимают автобиографические произведения - «Тепло давних лет», «Потому и плачу», «Выкидыш», отличающиеся пронзительной лиричностью. Есть у Дёгтев и рассказы с элементами мистики - «Коцаный», «Смеющийся лев».

Основные черты прозы Дёгтева - остросюжетность, конфликт жизни и смерти, «своих» и «чужих», природы и разрушительной цивилизации. Особую функцию имеет худож. деталь, мастерски используемая в тексте (глиняный горшок в «Потому и плачу», гребень и куртка в «7,62» и т.д.). Часто в тексте звучат молитвы, стихи Пушкина. Многие произведения построены на христианской символике, но используются (в рассказе «Гладиатор», 2001) и образы славянской мифологии. Смысл этих образов - связать воедино поколения, разделенные тысячелетиями. Герои Дёгтева «на перекрестии путей-дорог в состоянии решающего выбора, они готовы сражаться за себя, за дом и Отечество. Нерусская душа не может полноценно жить вне поиска истины. И пусть иные герои Дегтева еще во власти внутренних противоречий, но эти русские люди уже в пути - они «хотят верить!» (Катаев В. [Предисл.] // Дегтев В. Крест. С.4). Социальный круг героев писателя весьма широк: это и летчики, и гладиаторы, и монахи, и бандиты, и патриоты (так обозначен род занятий), и спортсмены и т.д. Все они - русские люди, объединенные идеей сохранения России.

Дёгтев часто использует прием соположения двух и более планов повествования: временная дистанция может быть от нескольких лет («Карамболь», прошлое изображено как сон) до десятилетий («Камикадзе», 1997, герои никак не связаны друг с другом, но их противопоставление очевидно) и даже тысячелетий («Гладиатор», «Верую и уповаю»).

Дёгтев экспериментирует в прозе, подыскивая для каждого сюжета соответствующий стиль и манеру изложения. Так, рассказы «Крылышкуя золотописьмом...» (1999) с подзаголовком «Степняцкая песнь» и «Благорастворение воздухов» (1998) с подзаголовком «Наскальная фреска» состоят из одного предложения без начала и конца (нет заглавных букв, знаков препинания, обозначающих конец предложения, в начале и в конце рассказов - многоточие); в ткань рассказа «Пробуждение» искусно вплетено стих. А.С.Пушкина «Я Вас любил...»; рассказ «Азбука выживания» написан как «памятка» сыну Андрею, в нем в афористичной форме и в алфавитном порядке передается жизненный опыт отца.

Дёгтев утверждает, что настоящая литература - это «всегда воспевание Бога и солнца. Это ясные краски, чистая палитра, горний свет. Реализм с активной жизненной позицией, пассионарный реализм - "пассио-реализм". Потому будущее - за нашим позитивным реализмом, реализмом с активной жизненной позицией, где открытый и смелый взгляд на язвы нашей жизни, но где и "искры божественного света". Мы идем навстречу солнцу, навстречу свету. С открытым забралом!» (Интервью «Советской России». 2003. № 18. 16 мая).

Газета «Кто есть кто» (1994. №19) поместила биографию Дёгтева, названную «Русский Джек Лондон». А.Тимофеев находит у Дёгтева «...кипучий темперамент А.И.Куприна, пронзительность В.М.Шукшина, пристрастие к штопорным, гибельным состояниям В.Высоцкого, жесткость метафор Ю.Кузнецова» (Слово. 1994. №7-8. С.51). Ю.Бондарев назвал его «наиболее ярким открытием десятилетия» (Правда. 1998. №40). Такие разные писатели, как П.Проскурин, Т.Зульфикаров и В.Куницын в «блиц-опросе», проводимом «Литературной Россией», назвали его своим любимым писателем, а В.Бондаренко - «новым лидером в русской литературе» и современным «лучшим рассказчиком России» (Завтра. 2000. №32; День литературы. 2003. №5).

В начале 2000-х Дёгтев вернулся к жанру повести: в альманахе «Литературная Россия» и в журнале «Московский вестник» вышли в свет повести «Белая невеста» (2003) и «Богема» (2004).

Произведения Дёгтева переведены на чешский, итальянский, китайский, немецкий, английский и французский языки. По творчеству Дёгтева защищено несколько работ в России, а также в Италии.

Лауреат премии им. В.Кубанева (1990), им. В.Королёва (1997), международной премии им. А.Платонова «Умное сердце» (1999), премии им. Александра Невского «России верные сыны» (2000); победитель литературных конкурсов, проводимых «Литературной Россией» в 1995 и 2000,- первые места в конкурсах рассказов («Кинжал» и «Железные зубы»).

Е.Р.Боровская

Использованы материалы кн.: Русская литература XX века. Прозаики, поэты, драматурги. Биобиблиографический словарь. Том 1. с. 614-617.

Далее читайте:

Русские писатели и поэты (биографический справочник).

Сочинения:

Будьте счастливы! Воронеж, 1990;

Тесные врата. М., 1990;

Викинг. Воронеж, 1993;

Копье летящее. Воронеж, 1996;

Десять заповедей. Воронеж, 1998;

Падающия звезды. Воронеж, 1999;

Еще не вечер!.. Воронеж, 1999;

Ответ. М., 2000;

Крест. М., 2003;

Азбука выживания // Роман-газета. 2003. №22.

Литература:

Белянский Н. Непредсказуемый и дерзкий Дегтев. Творческий портрет писателя // Литературная Россия. 2000. №46;

Бондаренко В. Яркий мир вымысла. Заметки о прозе Вячеслава Дегтева // Завтра. 2003. №5. 20 мая;

Вознесенский А. [Рец. на книгу Дёгтева «Викинг»] // Книжное обозрение. 1994. №44;

Русский Джек Лондон // Кто есть кто. 1994. №19;

Кургузов Ю. Копье летящее // Москва. 1997. №8;

Авдошенко А. При свете совести // Дон. 1998. №7;

Романов С. В Толстом все противоречия вместе живут // Литературная Россия. 2000. №4;

Соловьев И. Революционер; Шевелева И. Слава дерзнувшему? // Литературная Россия. 1999. №49;

Проханов А. Свет во тьме: Беседа с Владимиром Бондаренко // Завтра. 2000. №32.

Вячеслав Иванович Дёгтев родился в 1959 году на хуторе Новая Жизнь Репьевского района Воронежской области. Бывший военный летчик. Студент-заочник Литературного института имени Горького. Участник IX Всесоюзного совещания молодых писателей. Публиковался в журналах «Подъем», «Дружба», альманахах, коллективных сборниках в Кишиневе, Чебоксарах, Воронеже, Москве. Живет в Воронеже.

«Тесные врата» - первая книга молодого автора.

По-разному можно познавать мир. Можно умом, а можно душой, сердцем. Вячеслав Дегтев, как мне кажется, относится ко второму типу писателей. Он прежде всего художник. Часто непосредственный и по-хорошему наивный. Он душой познает человеческую душу, познает иногда созерцательно, через детское или юношеское восприятие. Но это хорошая созерцательность. Сквозь нее видно дегтевское отношение к миру. Оно очень хрупкое, легкоранимое и, как у всякого русского художника, наполнено глубоким состраданием к человеку.

Творческая судьба Вячеслава Дегтева, наверное, будет складываться не очень просто. К несчастью, сейчас в моде рассказы и повести, в которых поднимаются сиюминутные, продиктованные неустойчивым нашим временем вопросы. Жизнь же человеческой души пребывает как бы в тени. Но все это пройдет, как не раз уже проходило. Все шумное, поверхностное обретет свое место в лучшем случае в истории литературы; в самой же литературе, в ее живой жизни останется то, что подлинно художественно.

Останутся, я думаю, и лучшие рассказы молодого, пока еще только начинающего писателя Вячеслава Дегтева.

Иван Евсеенко

Шаг в бездну

Нужно сделать шаг,

Только шаг,

Чтоб тебя называли мужчиной…

Из песни 1

Первого августа, в солнечный и жаркий день, Вадика с Игорем, двоих со всей Стрелицы, рабочего поселка, прилепившегося к заводу огнеупоров, вызвали в райцентр, в военкомат. Они ехали и недоумевали: зачем вызывают, ведь до призыва еще три месяца - и почему только их?

В военкомате их без объяснения причин послали проходить медкомиссию, а после нее, уже к вечеру, направили к начальнику второго отделения, ведавшего призывниками.

В прохладном кабинете с зарешеченными подслеповатыми окнами находились трое: двое усачей и девушка. Девушка сидела на одном конце большого дубового стола за громадной и громоздкой, допотопного образца пишущей машинкой - «последней из могикан»; напротив - седой прапорщик с веревочными сивыми усами и носом, похожим на печеную облупленную луковку. На обширном пространстве стола - между машинисткой и прапорщиком - высились серые груды каких-то «дел». «Где-то в этой груде лежит и он», - подумалось Вадику… За столом поменьше, отдельно, восседал молодой капитан с неестественными - длинными и тонкими - «тараканьими» усами и черными петлицами, на которых «танки» залихватски задирали стволы; капитан копался отверткой в электронных часах, похоже, японских.

Когда ребята вошли, девушка на секунду оторвалась от работы, стрельнула по ним глазами - справа налево и сверху вниз - и разразилась на своей «могиканке» длинной, убыстряющейся с каждым мгновением, будто разматывающейся очередью; капитан отложил отвертку в сторону и, вздохнув от трудов, вытер пот; прапорщик не обратил внимания - он, нахмурившись, сосредоточенно смотрел в папку, добросовестно вникал.

Вот… пришли. Вызывали? - сказал Вадик.

Машинистка оборвала очередь на самом пике, капитан вскочил - усы у него зашевелились, - выскочил из-за стола, остановился резко; в глазах его плясали рыжие чертики.

Эт-та что такое, ядрена вошь?! - оглушительно рявкнул он. - Вы куда пришли? А ну марш за дверь и войти как положено.

Вадик перехватил взгляд девчонки - изучающе-любопытный, и ему стало стыдно перед ней; но девчонка улыбнулась без насмешки, как-то по-домашнему, просто и мило, и Вадик понял, что она уже вдоволь насмотрелась таких комедий.

И давай по одному… Учитесь, ядрена вошь!

Друзья вышли в темный, пахнущий гниющими полами коридор. Вадик постучал первым.

Да! - рявкнул капитан, и проходивший по коридору старичок ветеран шарахнулся в сторону.

Распахнув дверь и переступив высокий - старинный, как сам дом, - порог, Вадик выпалил:

Товарищ капитан, призывник Ковалев по вашему приказанию явился.

Является только черт да знамение божье. Ясно, ядрена Вошь? А призывник - прибывает!

Так точно - прибывает! - гаркнул Вадик, стараясь, чтоб вышло не хуже (то есть не менее громко), чем у капитана.

Девушка зажала уши и прыснула, прапорщик впервые оторвался от «дела» и добросовестно-неодобрительно смерил Вадика совершенно сонными глазами.

Рад стараться, ваше…

Ну-ну-ну!.. - капитан стушевался и даже покраснел. - Хватит… хватит паясничать. Разошелся, понимаешь… - и строго посмотрел на девушку.

Следующий - заходи! - тоном повыше, а тембром потише сказал капитан.

Когда Игорь вошел и, доложив «как положено», стал рядом с Вадиком, капитан буднично, наверное, остыв или наигравшись, спросил:

Где служить хотите?

Вадика вопрос ошарашил: неужто на выбор предлагают?

В Москве или в Ленинграде можно? Или, на худой конец, в Киеве, - не веря, произнес он, однако, дрогнувшим голосом.

В каком роде войск? - я хотел сказать, - поправился капитан.

А-а… - разочарованно протянул Вадик, мгновенно невзлюбив капитана за его глупые шутки. - Куда пошлете… Наше дело - телячье.

В ВДВ не желаете?

Это в десантных, что ли? - вставил слово Игорь.

Да. Голубой берет получишь… Настоящим мужчиной станешь… - ухватил капитан Игоря за плечо. - Голубая тельняшка… Для этого сейчас три прыжка надо сделать. Всего три… На работе оплачивается… - перебегал капитан глазами с одного на другого. - Ну, пойдете? Выручайте, ребята! Это же так интересно…

Вадик взглянул на Игоря. Встретил прозрачный взгляд и понял, что Игорь ждет его решения: только вместе - или да, или нет. А в голове было до звона пусто и, как назло, не приходило на ум никаких отговорок.

Ну! Мужики, ядрена вошь!.. Как?

Девчонка насмешливо посмотрела на Вадика, и он будто наяву услышал ее подсказку: «Скажи: высоты боюсь».

Что ж, - выдавил Вадик, - если скажу: высоты боюсь, - все равно не поверите. Можно попробовать.

Девчонка понимающе, снисходительно улыбнулась.

Их поселили близ аэродрома местного аэроклуба, в чахлом лесочке, в неоштукатуренном бараке, который почему-то назывался казармой. Выдали форму: старые застиранные, потерявшие первоначальный - синий - цвет летные комбинезоны, похожие оттого на обычную спецуху; выдали кирзовые сапоги совсем гражданского вида - с обтерханными травой носами - и засаленные потертые шлемофоны. Было по-летнему душно и жарко, но все ходили в шлемофонах.

«Видела бы Оля», - думал Вадик, рассматривая себя в зеркале, не узнавая и любуясь. Но потом вдруг поймал себя на том, что мысли уж слишком детские, и ему стало стыдно за них; обернулся, думал, может, кто-нибудь ухмыляется, стоя в сторонке. Но никого не было поблизости, никто его не замечал - все любовались собой, то и дело чистили сапоги, пытаясь навести на них глянец (и наводили), фотографировались в самых непринужденных позах или с самым свирепым видом отъявленных головорезов, без конца травили солдатские бравые анекдоты, сквозь зубы, как настоящие супермены, сплевывая, или горланили отчаянные песни, фантастически фальшивя, - хмельной, в голову бьющий дух молодечества и солдафонщины покорил ребят.

Рассказ

Олег Криволапов вырвался на свободную охоту. Ему давно хотелось испытать в боевых условиях «соколиный удар», которому научил его отец. А того - сам Покрышкин. А ещё хотелось сбить с президентского дворца зелёное знамя. Сколько ему там глаза мозолить?..

Большинство в их эскадрилье недоумевали: зачем лезешь в пекло? Паны дерутся, у холопов чубы трещат. Когда страна отступает от закона, отвечал, тогда много в ней начальников; ничего, на одного скоро станет меньше…

Летел он на своей «пятёрке» - у неё недавно поменяли движок и залатали пробоины, лобового сопротивления, кажется, больше не существовало. Стоило прибавить чуть-чуть оборотов - позвоночник прямо влипал в спинку сиденья. Класс!

Город внизу горел. Его вбомбили, выражаясь по-американски, в каменный век. Всюду серели кучи щебня, там и сям поднимались дымы пожаров. Бетонные коробки стояли обугленные. Странно, но Олег не воспринимал всё это всерьёз. Не отпускало ощущение: словно и бомбёжки, и пожары, и разрывы снарядов - всё это кинохроника времён прошлой войны. А видимый за бортом город - какая-нибудь разрушенная Вена или Прага. В центре города, посреди площади, исклёванной воронками, высился дворец, на крыше которого трепыхалось зелёное истрёпанное полотнище. И только это зелёное знамя напоминало о страшной реальности…

Олег довернулся строго на знамя, и как только нос накрыл эту зелёную каплю, перевернул самолёт вверх брюхом и энергично потянул ручку на себя, одновременно прибирая обороты. В вертикальном положении самолёт понёсся в землю колом, осталось только подправить направление педалями - и вот прицел уже на зелёной трапеции, которая приближается с каждым мгновением. Скорость нарастала, но ощутимо росло и лобовое сопротивление, воздух сделался упругим и вязким, он цеплялся за каждый выступ, казалось, вот-вот, и начнёт заворачиваться дюралевая обшивка, уши заложило и давило на них, высотометр раскручивался против часовой стрелки, как всегда в таких случаях, рывками. С минимального расстояния Олег ударил ракетами и из пушек сбросил две бомбы. Следя, чтоб не было даже малейшего крена - иначе крутая спираль! - с жёсткой перегрузкой, до темноты в глазах, вывел самолёт из отвесного пикирования, так, что аж захлопал протиевперегрузочный аппарат своими клапанами, подавая в костюм сжатый воздух…

Выводя, будто наяву увидал свою Веру. Она стояла перед ним как русалка - с распущенными косами… Врачи объясняют это просто: при перегрузках кровь приливает к ногам и помимо воли возникает влечение, выплывает сексуальный объект. Ничего-то они не понимают… Вера называла его любимым, желанным, ласковым и просила беречь себя.

Когда набрал высоту и в глазах прояснило, оглянулся на дворец. Флаг по-прежнему трепыхался на ветру - бомбы разворотили соседнюю секцию, но флагшток остался целым. Ч-чёрт! - с досадой выругался про себя Олег. Ветер не учёл.

Зашёл во второй раз, помня о ветре.

На этот раз «соколиный удар» оказался точным. Флага над крышей президентского дворца больше не было. Эх, был бы жив отец!..

Он не знал, что за ним весьма ревниво следили сквозь окуляры стереотрубы карие, кошачьи, рысьи глаза, и когда он вывел, вырвав с предштопорной тряской, самолёт из пикирования, переломив кинжальный его полёт на минимальной, критической высоте, выпустив для этого даже тормозные щитки, чтобы сильнее была просадка хвоста, а значит круче углы атаки, и следовательно - больше подъёмная сила, и, уже в наборе высоты, ещё с тёмнотой в глазах, крутанул на своём «граче» фиксированную ухарскую бочку, словно это был не штурмовик, а стремительно-обтекаемый «МиГ», - не знал, уходя на аэродром, что этот человек, следящий в стереотрубу, с тонкими усами, с тонкими бровями и тонкими пальцами интеллигента, сощурит свои рысьи глаза, щёлкнет языком и воскликнет:

Джигит, парень! Джигит! - и, повернувшись к своему окружению, добавит жёстко: - Заметили? Выследить и сбить. Чего бы это ни стоило

Сделаем!

Наутро на крыше дворца вновь трепетало зелёное знамя пророка, и опять Олег поднял свою «пятёрку» в воздух с твёрдым намерением сбить полотнище. И опять осуществил это желание лишь со второго захода, что очень огорчило его, ведь всякое неудовлетворённое желание - уже страдание…

И опять, выводя самолёт из пикирования, помимо воли, вспоминал жену - она была у него единственной в жизни женщиной и самой желанной. Некоторые, когда признавался в этом, посмеивались: не свисти, так не бывает. А вот бывает, господа неверные мужья. Бывает, когда жена - любимая женщина. Бывает!

На аэродроме его хвалили, говорили: молодец! - а он был удручён. Хлопали по плечу: снайпер! - знамя на этот раз висело на самом углу полуразрушенного дворца, и тем не менее слетело, а заодно и целая секция перекрытий, но сам-то он знал, что хвалить не за что, он помнил, как стреляли настоящие мастера, как стрелял отец. Не говоря уж о Покрышкине, который впервые применил «соколиный удар». А некоторые презрительно усмехались, прямо в лицо, и он читал в их глазах: нет в мире ничего отважней глупости. Таких было большинство.

Да, он казался им белой вороной; когда они, озабоченные обогащением любой ценой, так и смотрели, где бы что украсть и продать, он пытался воевать. За что? За кого? - стояло в их холодных глазах. За честь родины. Дура-ачина!..

Весь вечер писал жене обстоятельное письмо, вспоминая её солоноватые губы, запах волос, отдающий чабрецом… Писал, что кормят их хорошо, живут они в тёплом ангаре, на задания летают редко и не менее чем в составе звена, - врал, конечно, обманывал. А что ещё прикажете? Чем-то Вера сейчас занимается? Пришла, наверное, с работы, топит во времянке печь, уложила сынишку спать и мечтает, что вот вернётся муж с войны героем, дадут им давно обещанное общежитие, а может, даже и квартиру… Э-эх! А то не знает, что государство редко бывает справедливым и любит, в основном, только мёртвых героев. А может, письмо пишет? Что соскучилась и ждёт не дождётся…

И он, покусывая ручку, писал, что скучает, ждёт не дождется, и что любит, писал, и что вспоминает о ней часто, порой даже в полетах, и что милый образ оберегает его во всяких переделках… Нет, о переделках надо вычеркнуть.

Через день знамя вновь зеленело на вершине дворца.

Олег опять взлетел, чтобы сбить его. В полёт не пускали, отговаривали, даже техник просил: не рискуй больше. Но доблесть жаждет опасности - Олег остался глух ко всяким уговорам…

Ракета взорвалась в левой плоскости, разворотив закрылок и оторвав начисто эллерон. Самолёт, заваливаясь влево, закрутился подобно осеннему листку вокруг вертикальной оси и стал стремительно падать. Олег прижался к спинке катапультного кресла, убрал ноги с педалей на подножки сиденья, зафиксировав себя привязными ремнями, откинул рычаг сброса фонаря - фонарь улетел, и в кабину ворвались острые, рвущие струи. Олег на мгновение опешил и даже растерялся, но руки автоматически сделали то, что нужно было сделать. Будто не он, а кто-то чужой, властный и сильный, бесстрашно нажал скобу выстрела.

И опять, кувыркаясь в катапультном кресле, между жизнью и смертью, ощущая себя эмбрионом, сперматозоидом, скрученным в жгутик, он видел свою Веру. Она тянулась к нему, а он протягивал руки к ней. Вот-вот и соприкоснутся, но что-то их разводило, растаскивало…

«О-о, как я хочу стать для тебя всем, мой милый! Заменить для тебя самолёты, службу, полёты, ночное звёздное небо, чтобы ты был моим, только моим, чтобы никуда никогда не отлучался…»

Очнулся он уже на парашюте. Высоты оставалось всего несколько десятков метров. Раздумывать было некогда - его несло на чёрный, облетевший парк и он видел, как бежали туда какие-то люди в маскхалатах и с оружием - свои или чужие?..

Сгруппировавшись, закрыл лицо руками и ухнул на корявое, похожее на метлу дерево…

Когда его вели, толкая в спину автоматами, переговариваясь по-русски, вели по щебню, и тут и там залитому кровью, по развалинам, откуда несло сладковатым трупным запахом, ему и тут не верилось, что он в плену, он не воспринимал своё положение как несчастье, как трагедию, - казалось, это что-то вроде игры в войну или съёмки странного фильма, вот сейчас появится режиссёр с рупором в руке, даст отбой, и можно будет растянуться на щебне, попить водички и лениво следить, как бегают осветители, как покуривают актёры, как пиротехник носит ведро с тлеющей тряпкой, создаёт туман для следующего эпизода… Пусть течёт всё само собой, решил он, а там будет видно.

По дороге боевики ветрели старика со старухой. Отняли у них сумки, стали тут же рыться в них и делить продукты. Олегу вспомнилось: кто имеет оружие, тот имеет хлеб…

Через полчаса он стоял перед человеком с рысьими глазами. Страха не было, было равнодушие и апатия. Скорее бы всё кончалось!.. Meдленно, словно с похмелья, Олег водил вокруг себя гудевшей головой, рассматривая окружение диктатора - публика толпилась экзотическая. Бункер завален был всяким барахлом, ящиками с тушёнкой, всевозможным оружием - казалось, провалился куда-то в средневековье, вот так же, наверное, выглядели ставки и Чингисхана и Тамерлана.

Олег почти не понимал, о чём говорил генерал. А тот резко бросал что-то об уроне, который нанёс Олег, и что за это его следовало бы посадить на кол, но он, дескать, сам солдат и лётчик и уважает достойных противников и потому расстреляет. Он нелестно отзывался о русских солдатах, называл народ ленивым и трусливым, рабским, и говорил, что раб, смирившийся со своим рабством, достоин рабства двойного, и что рано или поздно эти потомки холопов обретут своего нового «хозяина», или что-то в этом же духе, и что на общем фоне трусости, растерянности солдат и продажности начальства неподдельный героизм Олега - исключение, правда, не радующее, и даже посожалел, что такой боец не под его знамёнами и приходится пускать его в расход. Олега уже подхватили под локти, когда генерал спросил: как хоть звать-то?.. Олег поднял глаза и долго не мог сообразить, чего от него хотят ещё - голова раскалывалась после катапультирования, - и лишь дождавшись повторного вопроса, назвал свою фамилию. «Ка-ак?» Голос у генерала дрогнул, а глаза подёрнулись поволокой. Он быстро спросил про отца Олега, как того зовут, чем занимается, и лишь услышав, что Иван Васильевич, приблизился вплотную и заглянул Олегу в лицо. Налил из фляжки коньяку, подал. После коньяка Олегу стало легче.

Твой отец был моим инструктором.

Правда?! - сорвалось у Олега. Ему вдруг пронзительно захотелось жить. Выплыл образ Веры. Она тянула к нему руки, она молила: во имя всего святого, во имя нашего сына будь блегоразумен, выживи!

Генерал быстро заговорил, глотая слова, что первый инструктор для лётчика - как первая учительница. Как первая любовь… Глаза его блестели, Он поднёс Олегу ещё стакан и спросил: «Меня-то помнишь?»

Так это вы катали меня на спине и говорили: «Вырастешь - джигитом будешь» - и обещали подарить кинжал?

Ты вырос, ты джигит и достоин подарка.

Повисла тягостная тишина. Где-то в районе маслозавода лаяла зенитка, ей отзывались вертолёты шуршащим шипением эресов. Потрескивали автоматы… Всё равно не верилось, что идёт война, не верилось, что допрашивает Олега и грозит расстрелять тот самый человек, которого отец когда-то научил летать, который ходил с отцом на рыбалку, а маленькому Олегу насаживал червей на крючок… Окружение переглядывалось. Кто в недоумении, кто с раздражением, кто со трахом. Ждали развязки.

Это отец научил тебя «соколиному удару»?

Он и вас учил…

Он учил меня бояться позора поражения больше смерти…

Он учил вас любить людей…

Все созидающие - безжалостны. Я - создатель нашего государства. Потомки простят мне любые ошибки во имя единства родины. Война и мужество совершили больше великого, чем любовь к ближнему. Вы, русские, слишком добрые, порой до идиотизма, а доброта - начало конца. Ваша страна - дряхлый, беззубый медведь. Он уснул и вряд ли проснётся. Мы уже победили - психологически, морально.

Победы бывают столь же гибельны, как и поражения. Сейчас не средневековье. Боюсь, останетесь в одиночестве…

Одиночество - жребий всего выдающегося. Вам, русским, этого не понять. Вы - нация рабов. Причём добровольных. А добровольное рабство - вы называете это «непротивлением злу», - это позорно и пошло. На свете есть выбор только между одиночеством и пошлостью.

Древние говорили, что добровольный отказ от себя - это и есть свобода.

Для нас не существует такого холопского компромисса. Свобода или смерть!

Генерал отвернулся, давая понять, что разговор окончен. Аксакалы защёлкали языками: якши! якши! Бесполезно было напоминать этому гордецу, как три раза его пытались отчислить из училища и как три раза отец отстаивал его - правдами-неправдами - перед высшим начальством; как занимался с ним дополнительно, дома, в нерабочее время, по выходным и, летая «на себя», всякий раз сажал его в переднюю кабину, чтобы будущий тиран побольше получил нелегального налёта. Тогда он был ласковым и послушным. Но это было давно. Что толку теперь ворошить старое.

Благодаря отцу вы стали лётчиком. А потом - генералом.

Карие глаза вновь сделались рысьими Что-то, видно, Олег сказал не так.

Закончим на этом. Я твой должник. Я сохраню тебе жизнь. Но только жизнь…

Вера приехала через неделю. Она продала мотоцикл, швейную машину и правдами-неправдами, но добралась. Сутки прождала в каком-то сыром подвале, с толпой женщин, сошедших от горя с ума - всех их привели сюда, завязав глаза. Ждали какого-то «доктора». При чём тут он? Наконец прошёл слух, что доктор прибыл. Вот тогда мужа и вывели.

Олег брёл между двух боевиков, осунувшийся, бледный, и когда шёл, широко расставляя ноги, морщился и, кажется, постанывал. Вера кинулась к нему. Горло у неё перехватило, но всё в ней кричало: тебя били? Олег морщился и молчал, украдкой посматривая на солдат. Она схватила его за руку. Ты разве не рад?

Боюсь, сама рада не будешь, - сказал один из боевиков. - А жаль. Хорошую ты, капитан, кобылку себе урвал.

Другой, тот, что был сзади, толкнув Олега в спину прикладом, хохотнул:

Получай своего мерина. И моли за нас Бога, что хоть живым остался. Он у вас добрый, Бог ваш, - всех прощает…

По толпе женщин пробежал гул. Подвал огласился плачем и причитаниями.

А ну молчать, стервы! Не дома.

Олег стоял с отсутствующим взглядом. Ему и сейчас не верилось, что всё это с ним наяву, всерьёз, не кино, не кошмар, не бред, - напрасно тормошила его за рукав Вера. Кошмар не кончался. Сколько ещё ему длиться? И когда же проснётся наш медведь?..

К Олегу подошёл щеголеватый офицер в черкеске. Протянул красивый кинжал в серебряных ножнах.

Подарок нашего президента.

Лезвие было чёрным и в волнистых разводах. Булат, свидетель кровавой истории Кавказа, надёжно хранил тайну своего закала.

И не было сил его сломать…

Вячеслав ДЁГТЕВ

Рассказчик от Бога Вячеслав Дёгтев

Вячеслав Дёгтев, так не любивший, когда его фамилию писали через «Е», он и сам был таким же ершистым и индивидуальным, как его «Ё» в русском алфавите.

Вячеслав Дёгтев возвращает нас в мир художественного вымысла, мир, честно говоря, подзабытый в конце XX века. Брошенные на произвол судьбы, в царство так называемой свободы, писатели в эпоху перестройки ринулись или в игровую эстетику постмодернизма, тем самым заведомо обрекая себя на вторичность и беспросветный тупик интеллектуализма, или в новую документалистику, описывая все, что видят вокруг себя. Тем более, что жизнь последнего десятилетия щедра на сюжеты… Но сюжеты прямой жизни тоже обрекают писателя на вторичность. Уже на вторичность документа…

Царство вымысла оказалось подзабыто. А только в этом царстве художник-творец обретает свой неповторимый, подвластный лишь ему и его героям мир. Вымысел же ведет художника к своему читателю. Вымысел рождает и новых героев. Вымысел всегда героичен. Вымысел – это миф о мире. Сколько по-настоящему талантливых мастеров слова (а их всегда не так и много), столько новых мифов. И в центре этих новых мифов о мире всегда яркие личности. Прочитаем внимательно рассказы Вячеслава Дёгтева, они могут быть о чем угодно – о Чечне («Джяляб»), о Древнем Риме или Древней Руси («Гладиатор» или «До седла!»), о воре-рецидивисте («Коцаный»), но всегда эти рассказы о героях. Герои могут быть положительными и отрицательными, негодяями и борцами за справедливость, злыми и добрыми, но они всегда оставляют за собой право на выбор, право на поступок.

Вячеслав Дёгтев возвращает нас к сюжетной литературе, к острой и занимательной фабуле. Он не боится элементов мелодрамы, не боится налета сентиментальности в своих рассказах, ибо таков человек, а его писательская задача – показать человека во всех контрастных характеристиках, каким он может быть в душе своей. Удивительно, но в самых жестких, даже жестоких сюжетах, к примеру, в «Псах войны» или в «Камикадзе», описывая ужасы войны или сломленного врага, писатель не упивается тленом, не смакует подробности смерти. При всем разнообразии сюжетов прозаик Вячеслав Дёгтев был и остается певцом жизни. В наше время тленом, красотой разложения умудряются упиваться писатели даже в описании безобидных любовных или пейзажных сцен. Вот потому и не вписывается Вячеслав Дёгтев в модную литературную тусовку любых мастей – за воспевание жизни как таковой. Воспевать жизнь – это уже идеология победы, это неприемлемо для либеральных реформаторов. С другой стороны, именно эта энергичность дёгтевского сюжета, энергичность слова, энергичность героев, его интерес к приключениям, его воображение и фантазия, его пассионарное лидерство выводят прозу Дёгтева к самому широкому читателю, гарантируют ему успех.

Вячеслав Дёгтев воспитывает своими книгами без воспитания, становится политиком, уходя далеко от публицистики, учит, никого не поучая. Он может противоречить сам себе, так как, ведя, по сути, круговую оборону в обществе, растерявшем нравственные и идейные ориентиры, он вынужден занимать то одну, то другую позицию, но всегда он делает ставку на героя, а значит, и на возможность победы. Ибо быть героем в наше время – надо иметь высшее мужество.

Он и сам подобен своим героям, сам отличается яркой индивидуальностью. Но где в своей жизни он наберет такие сюжеты, которые дарит своим персонажам? При всем его мужестве и решительности, Дёгтеву пришлось бы прожить сотню жизней, дабы испытать все то, что уготовано его героям. Вот он и испытывает все уготованное… только в литературе. «Над вымыслом слезами обольюсь…» И на самом деле, что может быть величественнее и романтичнее, сострадательнее и мужественнее, чем вдохновенный замысел художника. В своей реальной жизни человек не всегда решается на то, на что он решается в своих мифах, мечтах, легендах. Вымысел облагораживает человека, дает человеку надежду на спасение, на исполнение лучшего, на восхождение к вершинам.

Помнится, по истории литературы, таким же был посреди красоты тлена, цветов зла, серебряного века жизнерадостный смельчак Куприн. Вячеслав Дёгтев напомнил мне Александра Ивановича Куприна сразу же по знакомству с ним и образом своим, и повадками, и характером, и что не менее важно – жизнеутверждающей эстетикой письма. Я обнаружил это сходство двух замечательных русских писателей в то время, когда, по-моему, сам Дёгтев об этом еще не догадывался, ибо схожесть была продиктована явно не влиянием одного на другого, а природой самого человека. Конечно же, и сюжеты у них совсем разные, и подход к истории, к социальным проблемам иной, и игра словом у Дёгтева говорит о совсем других его литературных учителях. О том же Хлебникове, о своем воронежском земляке Андрее Платонове… Поразительно, что Дёгтев очень хочет быть литературным, хочет изумить нас книжностью, цитатностью, знанием приемов постмодернизма, но у него ничего не получается, сквозь его литературность вовсю торчат уши жизни, любование жизнью, красота жизни… Разве этим также не отличался Александр Куприн от именитых мастеров серебряного века? Потому и предпочитал Александр Иванович не какую-нибудь элитарную «Бродячую собаку» для встреч с друзьями, а «Яр» с цыганами, где плачут гитары и рвутся человеческие судьбы, или же одесский «Гамбринус» с еврейским скрипачом и матросскими загулами… Оба они в жизни совершали безрассудные поступки. Оба чурались интеллигентщины. Оба родились в рубашках… Может быть, поэтому при вручении Вячеславу Дёгтеву литературной премии имени Александра Невского «России верные сыны» я сказал: «…Дёгтев один из лучших современных рассказчиков. Он играет и словом, и сюжетом. Он не чурается новаций, но при этом он глубоко национален, по-русски национален. Посмотрите на него сами – таким был молодой Куприн, тоже не последний писатель Земли русской…»

Кстати, именно таким, как Дёгтев или Куприн, по складу характера противопоказана любая эмиграция. Они могут ничего не говорить о своем патриотизме, но они им пропитаны, каждая строчка, каждый сюжет изначально окрашены любовью к родине.

Посмотрите, как любовь к жизни делает поэтичными в рассказах Дёгтева самые грязные сюжеты. Он вроде бы не чурается чернухи и военной, и воровской, и вокзально-бомжеской, но кто назовет его прозу чернушкой? Думаю, это происходит потому, что Дёгтев не опускает своего читателя, подобно многим нынешним королям книжного рынка до помоечного уровня, не приземляет сюжет физиологическим видением мира, а раскрашивает его вроде бы простоватыми лубочными фольклорно-сказочными приемами. Вот и получается, что Вячеслав Дёгтев – сказочник от жизни.

Все та же любовь к жизни делает Вячеслава Дёгтева вечным тружеником, чувствую, как он любит трудиться, любит писать. Мне надоели эти бесконечные писательские стенания о мучительном сизифовом труде, о нежелании садиться за письменный стол. Так и хочется всем им крикнуть: не хочешь, не пиши. Не убудет… Дёгтев пишет легко и красиво. С удовольствием. Пишет много и разнообразно. Не всегда попадает в точку. Иногда мажет, иногда буксует. Но никогда не останавливается.

Думаю, сегодня Дёгтев на самом деле – лучший рассказчик России. Недаром Юрий Бондарев пишет: «Он рассказчик от Бога, взявший на себя смелость и ответственность „безоглядно резко“ писать об окружающих нас трагических событиях». Рассказы – невыгодный жанр. Платят мало, в кинематограф с рассказом не прорвешься. Рассказы сегодня пишут не по расчету, а от любви. Рассказы пишут, как правило, молодые писатели. Потом они взрослеют, любовь и к жизни, и к слову улетучивается, почти все переходят на унылую, затяжную, но более менее прибыльную прозу. Лишь отчаянные смельчаки не покидают и в зрелом возрасте пространство рассказа. Один из таких смельчаков – Вячеслав Дёгтев. Его рассказы – это азбука выживания русского человека в нынешней России.

Не собираюсь его идеализировать. Он не так прост, как покажется по одному-двум рассказам. Иногда его проза местами напоминает вой одинокого ожесточившегося волка. Да и он сам своим творческим поведением тоже похож на волка, на борца без правил, привыкшего смотреть в глаза смерти, но и не жалеть других. Есть за что уцепиться нашим моралистам. Но почему же этого одинокого волка так тянет к простым и великим истинам? Почему он тоскует по идеалу, по несостоявшейся любви, от которой осталась одна лишь обрезанная фотография? Потому что ему чисто по-русски мало и виртуозной литературной игры, и динамичных сюжетов, и мужественных, одиноких героев. Он похож на язычника в Древней Руси, готовящегося к принятию христианства, к постижению Христа. И потому его искренние поиски человека среди руин некогда великой державы гораздо более нравственны и целомудренны, чем фарисейские заклинания отвернувшихся от реального мира литературных монахов.

Еще шаг, и он с неизбежностью обретет известность. Это надо даже не ему. Надо читателю, чтобы поверить в самого себя, чтобы вместе с Дегтевым и его героями докапываться до простых истин и по-детски, с природной русскостью надеяться на новую русскую победу.

Вячеслав Дёгтев – пожалуй, самый яркий представитель следующего за «сорокалетними» поколения 80-х годов, о котором мне не раз приходилось писать. Все-таки есть чувство своей эпохи у всех представителей поколения, есть своя родина во времени. И если у Александра Проханова, Владимира Личутина, Анатолия Кима, Тимура Зульфикарова, Анатолия Афанасьева, Владимира Крупина и других видных писателей из «сорокалетних» 80-х родина во времени – это последний советский период, о чем бы они ни писали и сейчас, точкой отсчета остаются восьмидесятые годы, то для Вячеслава Дёгтева и его друзей по поколению: Юрия Полякова, Юрия Козлова, Александра Трапезникова, Александра Сегеня точкой творческого отсчета стала, увы, эпоха хаоса, перестроечная вакханалия. Исчезла стабильность во всем, даже в семье, даже в личных взаимоотношениях. Айсберг раскололся на мелкие льдинки, и каждая плыла в своем направлении. Может быть, из-за этого у писателей нового призыва нет того былого чувства единения, опора лишь на свои собственные силы, попытка выжить в настоящем, позабыв на время о прошлом и будущем?

По творческому складу Вячеслав Дёгтев похож на своих предшественников из поколения «сорокалетних». Ему близки такие же сильные герои, люди действия, он подобно Александру Проханову – стихийный державник во всем. А по художественному вымыслу его рассказы можно сравнить с романами последних лет Анатолия Афанасьева, их, по точному выражению критика Светланы Селивановой, эсхатологическому реализму. Но общей идеологии для своих героев Дёгтев не обрел, его герои тычутся каждый на своем индивидуалистическом поле, озабоченные проблемой выживания. Это, скорее, поколение растерянных людей. И среди них Вячеслав Дёгтев ценен тем, что не намерен сдаваться, не уползает в свою нору литературной игры. Подобно героям «прозы сорокалетних», он в самых невыигрышных условиях не падает духом, а значит – создает фундамент для будущей русской победы.

Из книги Вспоминая Михаила Зощенко автора Томашевский Ю В

П. Лавут НЕПОВТОРИМЫЙ РАССКАЗЧИК В начале тридцатых годов судьба впервые свела меня с Михаилом Михайловичем Зощенко.Работая в Московском университете, задумал я организацию литературных вечеров как в Москве, так и за ее пределами. Наряду с москвичами было решено

Из книги Воспоминания автора Горбунов Иван Федорович

Послесловие Неподражаемый рассказчик «Кажинный раз на этом месте…» Немногие знают, что эти крылатые слова впервые произнес прославленный рассказчик Иван Федорович Горбунов.Крестьянский сын из подмосковного фабричного села Ивантеевка, «из-за стесненных средств»

Из книги История моей жизни автора Свирский Алексей

2 «Рассказчик окрестностей» Новая полоса жизни светится предо мной. Пригретый и обласканный крымским солнцем, начинаю чувствовать себя неплохо. Но то, что со мной происходит, так ново, - интересно, неожиданно, что я перестаю обращать внимание на неприятные мелочи жизни,

Из книги Моя профессия автора Образцов Сергей

Рассказчик-персонаж Но не менее часто и в спектаклях нашего театра и в других кукольных театрах человек принимает участие в действии как определенный персонаж. Иногда при этом сохраняя роль ведущего. Таким персонажем был актер Сперанский, исполнявший роль шарманщика в

Из книги 99 имен Серебряного века автора Безелянский Юрий Николаевич

Из книги Абд-аль-Кадир автора Оганисьян Юлий

«Нет бога, кроме бога…» Этот удел Абд-аль-Кадир наметил себе еще во французской тюрьме. Постижение учения пророка, занятия науками и поэзией - вот то, что призвано определить жизненный путь эмира после освобождения. Ничто теперь не мешает ему ступить на этот путь. С него

Из книги Жизнь Амброза Бирса (главы из книги) автора Нил Уолтер

Рассказчик анекдотов IХотя Бирс был блестящим собеседником, он был плохим рассказчиком. Возможно, он не придавал этому значения. Но он действительно плохо рассказывал устные истории. Он не был скор и на устный остроумный ответ. Всё же каждый, кто знаком с его напечатанными

Из книги Оставайтесь молодыми автора Кадочников Павел Петрович

Лучший рассказчик Долгое время Александр Николаевич Вертинский жил со своей семьей в гостинице. Наконец-то получил квартиру - и поселился этажом выше известного академика …ского.Академик был очень огорчен таким соседством. Еще бы! Всему миру известный певец. Богема.

Из книги Жюль Верн автора Прашкевич Геннадий Мартович

Предисловие. РАССКАЗЧИК ИСТОРИЙ Я книгу твою запомнил Про звездный чужой простор, Где вьется в сиянии молний Кондор скалистых гор. Я тех берегов не видывал. Гремела в ночи труба. О, как я тебе завидовал, Неведомая судьба! И снилась мне ширь заката, По рваным снастям

Из книги Евгений Шварц. Хроника жизни автора Биневич Евгений Михайлович

Рассказчик Первая половина тридцатых годов, помимо всего прочего, характерна для Евгения Шварца, как писателя (правда, он утверждал, что «сказать о себе: «я - писатель» - так же неудобно, как сказать: «я - красавец»»; и тем не менее, - не откажемся от такой формулировки),

Из книги Булгаков без глянца автора Фокин Павел Евгеньевич

Рассказчик Павел Александрович Марков:Булгаков был великолепным рассказчиком, смелым, неожиданным .Елена Сергеевна Булгакова. Из письма А. С. Нюренбергу. 23 февраля 1961 г.:Он никогда не рассказывал анекдотов (ненавижу я, между прочим, и анекдоты и рассказчиков их), - а

Из книги Поколение одиночек автора Бондаренко Владимир Григорьевич

Девятнадцатая глава. Вячеслав Дёгтев Дёгтев Вячеслав Иванович родился 10 августа 1959 года на хуторе Красилов в Воронежской области. Среднее образование получал в соседнем селе Истобное. После школы уехал в Туркмению. В 1979 году окончил Вяземский авиацентр (учился летать

Из книги Тургенев без глянца автора Фокин Павел Евгеньевич

Рассказчик Лидия Филипповна Нелидова:Рассказывал Тургенев удивительно, красиво и плавно, точно книгу читал.Людвиг Пич:Ни у кого, кроме Тургенева, мы не встречали такой утонченности чувств, такого оригинального уменья все видеть и подобного искусства все виденное

Из книги Бунин без глянца автора Фокин Павел Евгеньевич

Рассказчик Ирина Владимировна Одоевцева:Он все видел как-то по-своему и находил для всего новые, неожиданные сравнения и определения .Марк Алданов:Бунин всегда говорил превосходно. Искусство рассказчика у него дополнялось даром имитатора. Когда он бывал в ударе,

Из книги Леонардо да Винчи [Настоящая история гения] автора Алферова Марианна Владимировна

Леонардо – музыкант и рассказчик Леонардо прибыл ко двору Сфорца как певец и музыкант. Поразительно, однако самый гениальный человек в истории немало времени занимался тем, что развлекал придворных игрой на лире и пением – правда, по оценке Вазари, делал он это

Из книги Дневник молодежного пастора автора Романов Алексей Викторович

Год для Бога. Жизнь для Бога Сегодня в нашем молодежном служении мы отмечаем девятый год, как начался проект «Год для Бога». Девять лет подряд в проект приходят ребята, которые хотят служить Богу полное время и при этом платить сами за это деньги. Когда я думаю об этом, я