Ян библиография. Ян Василий: биография

Василий Ян родился в семье учителя 4 января 1875 года в Киеве. Его отец, Григорий Андреевич Янчевецкий, происходил из семьи волынских священников и был директором одной из ревельских гимназий. Он так же был известным российским филологом, изучавшим древние языки, а его жена редактировала газету "Ревельские известия".

Григорий Ян переводил Ксенофонта, Геродота и Гомера. "Одиссея" была любимой книгой Василия и во многом определила его жизнь. Позже Василий Ян рассказывал: "13-летним мальчиком я даже бежал однажды на корабле, в надежде увидеть сказочные далекие страны, но был пойман и водворен обратно, дав слово родителям не пускаться более ни в какие странствия, не получив высшего образования".

Василий окончил историко-филологический факультет Петербургского университета в 1897 году. До 1899 года он много путешествовал по центральным и северным частям России, затем был корреспондентом в Англии. Впечатления от двухлетнего путешествия по России легли в основу книги "Записки пешехода" в 1901 году. Он писал в "Записках пешехода": "Осенью 1898 года я решился отправиться бродить по русским деревням. Странное и сильное чувство я испытал, когда, впервые одев полушубок, отказался от всех привычек, сопровождавших меня с детства, от всех художественных и научных интересов, и попал в толпу мужиков в овчинах и чуйках, в лаптях, заскорузлых сапогах или валенках. Мне казалось, что нет возврата назад, и никогда уже больше не вырваться из этой нищей и грязной толпы. Я ощутил чувство полнейшей беспомощности, - предоставленный только самому себе, своей ловкости и находчивости, - и долго пришлось переделывать себя, чтобы освободиться от этого гнетущего, тяжелого чувства. Даже в городе, на улице, меня все поражало на каждом шагу, в той толпе, которая шла прямо на меня, не давая дороги, тогда как раньше мужик сторонился перед моей форменной фуражкой. Но по мере того, как я опускался все глубже и глубже в народную массу, к моему удивлению, весь окружающий меня бедный люд все возвышался, делался сложнее, люди оказывались задушевнее, серьезнее, типы интереснее".

С 1901-го по 1904-й год Василий по совету брата поступил на службу, и уехал в Закаспийскую область, где "из "пешехода" превратился во "всадника".

В "Записках всадника" Василий Ян рассказывал:

На этот раз мои родители были довольны: это все-таки была "служба", а не "бродяжничество", хотя по тем временам где-то "очень далеко" и опасная, в стране "песков и отрубленных голов", как назвал Среднюю Азию один путешественник. ...полный радужных надежд, с легким багажом, фотографическим аппаратом и ящиком масляных красок, я выехал в Азию. .... я, конечно, воображал себя Печориным, ждал необычайных переживаний и приключений... Впервые увидел приближающиеся берега Средней Азии.Меня поразили необычайно нежные тона песчаных отмелей, пологих гор и моря - светло-розовые и бирюзовые. Близ скалистого берега плыли узкие, длинные, черные рыбачьи лодки, под ромбическими парусами, вовсе не похожие на рыбачьи суда, какие привык я видеть на Балтийском море и у берегов Англии. В большинстве русских семей, как военных, так и чиновничьих, вначале я был принят приветливо, стал изредка бывать в Военном собрании и Клубе велосипедистов - сугубо штатском заведении, где устраивались танцы и веселые маскарады с интригами и неожиданными знакомствами. Но большей частью я все же держался замкнуто и настороженно, опасаясь, чтобы меня не опутали женские чары и ласковые мамаши взрослых дочерей на выданье. Меня манили бирюзовые дали, таинственные персидские горы, мечты о скитаниях по Азии. "Семья, дети - все это еще придет, - думал я, - женитьба теперь выбьет меня из колеи намеченного плана путешествий, и я стану чиновником, сидящим за столом с пачками срочных бумаг или архивных дел... Нет, нет! Какими угодно путями, но я добьюсь поездки в Персию, загадочный Афганистан, сказочную Индию!.." Первое, о чем я страстно мечтал, - это иметь дивного верхового коня, самому ухаживать за ним и странствовать на нем в далеких поездках по пустыням и горным ущельям.

Но Мерген-Ага говорил мне: "Не торопись покупать коня. Конь - как родной брат и даже больше. Подожди, я найду тебе первейшего жеребца, золотисто-рыжего или вороного, какой тебе понравится, с широкой грудью, от породистой крови йомуда или поджарого ахалтекинца. Ко мне скоро приедут мои друзья из туркменских кочевий, и я найду тебе коня".

С его помощью вскоре я приобрел текинца - золотисто-рыжего Ит-Алмаза (конь-алмаз). А после того - великолепного Моро, чистокровного вороного йомуда.

Посещал я городские библиотеку и музей, собрания членов обществ востоковедения и археологии, исследования Закаспийского края и другие собрания, но особенно я пытался завести дружбу с туркменами - аборигенами страны, изучал туркменский язык, а бывая в туркменских кочевьях, беседовал с их жителями.

Генерал Суботич: - Я хочу, чтобы вы занимались литературным трудом и научными исследованиями, а не попадали в ненужные и глупые столкновения между штатскими и военными. Для того чтобы вас больше не могли назвать неопытным "зеленым шпаком", даю вам ответственное поручение...

Вы проедете караванным путем от Асхабада до Хивы и обратно. Составите отчет о ваших наблюдениях за состоянием колодцев и движением караванов на пройденном пути. В Хиве держитесь осторожно, постарайтесь повидать хана Хивинского. В разговоре, как будто случайно, упомяните об усилившейся, участившейся за последнее время контрабанде. Любопытно, что скажет об этом старый контрабандист?..

Через Асхабад несколько раз проследовал эмир Бухарский, обычно ежегодно ездивший в Петербург...

Суботич приказал устроить эмиру пышный прием - достархан. Сопровождаемый многочисленной дворцовой свитой, эмир, высокий, величественный,в цветном парчовом златотканом халате с генерал-адъютантскими эполетами и алмазными аксельбантами, со множеством русских орденов и звезд, медленно обошел эти столы, прикоснувшись только к виноградной кисти.

Он был очень доволен таким проявлением почтительности к нему и позже назначил,.. бухарские ордена некоторым сотрудникам начальника области.

По тогдашним представлениям, в обществе эти эмирские ордена не шли в сравнение по ценности с русскими, но выглядели они необыкновенно внушительно.

Поэтому полученная мною позже огромная звезда - "Орден столичного города благородной Бухары" - со множеством золотых лучей и золотыми письменами арабской вязью на фоне синей эмали в центре звезды производила на непосвященных потрясающий эффект, когда на торжественных приемах я прицеплял бухарскую звезду к черному фраку.
Эмир Бухарский

Повод моей поездки в Хиву был такой:

В Асхабаде жил ишан (мусульманский "святой старец"), прозванный "ишан-шайтаном", так как он, помимо святых дел, хорошо устраивал и дела коммерческие.

Этот ишан взял на себя подряд - прочистить колодцы караванной дороги между Асхабадом и Хивой. По мусульманскому поверью, копать колодцы могут только "святые люди", поэтому подряд и был передан "святому" ишану.

Однако проезжавшие жаловались на то, что большая часть колодцев обвалилась и воды в них нет. Нужно было проверить состояние колодцев, а также узнать, выкопаны ли новые вместо осыпавшихся.

Я решил пересечь пустыню без конвоя, в сопровождении лишь одного спутника.

Отправляясь в путь, я взял себе в товарищи старого аламанщика (степного разбойника) Шах-Назара Карабекова, давно бросившего это занятие и теперь урядника туркменского дивизиона, каким командовал Мерген-Ага, отличившегося в битве при Кушке и получившего за подвиг Георгиевский крест, на котором, как бы по особой привилегии для мусульман, изображался всадник - святой Георгий.

Мы выехали из Асхабада в начале марта 1903 года, когда пришла весна, Каракумы покрылись коврами цветущих лиловых ирисов и малиновых тюльпанов, а в песках кое-где зеленела трава. Путь наш оказался трудным, дважды подымались песчаные бураны, а один раз даже выпал густой снег.

Колодцы должны были находиться на расстоянии дневного перехода, примерно в двадцати - тридцати километрах один от другого, но в действительности все оказалось не так, как это было помечено на карте. Одни колодцы исчезли под грядами двигающихся песков, другие обрушились или пересохли так, что нам приходилось по двое-трое суток рассчитывать лишь на скудный запас воды в своих бурдюках. Большинство уцелевших колодцев было накрыто сооружениями купольной формы из ветвей саксаула, обмазанных глиной, куда вход закрывался хворостяной плетенкой. Такой же плетенкой накрывалось устье колодца. Очень глубокие и узкие, до двадцати метров глубиной и около метра в диаметре, колодцы изнутри были оплетены, наподобие корзинки, ветвями саксаула.

В пути сильное впечатление произвели на меня две картины. Первой из них был момент перехода через Узбой. Огромная впадина, старое русло Амударьи, некогда впадавшей в Каспийское море, уходила далеко на запад и вся была покрыта блестевшими на солнце осадками - кристаллами соли.

Когда-то здесь текли могучие волны, шумела жизнь, цвели сады и паслись стада, а теперь, у этих ставших бесплодными берегов, туркмены лечили от чесотки, обкладывая лежавших верблюдов солью.

Затем незабываемым был момент, когда после долгого тяжелого пути по однообразной пустыне, где мы непрерывно то поднимались на песчаные склоны, то спускались с них, взобравшись на высокий бархан, мы вдруг увидели перед собой роскошный зеленый оазис Хивы.

Квадраты полей, где работали пахари, высокие тополя и платаны, а вдали за ними - стройные минареты мечетей, выложенные сверкавшими издалека голубыми изразцами...

Расстояние от Ашхабада до Хивы составляет около пятисот километров. Теперь этот путь каждый может спокойно и безопасно проделать на автомобиле-вездеходе за одни сутки, а самолетом пролететь за один час. Я же с моим спутником, опытным и умелым проводником, ехал верхом в одну сторону, правда с остановками для осмотра колодцев, больше двух недель. Причем это путешествие тогда считалось выдающимся и опасным предприятием, требовавшим подготовки, выносливости и мужества. После этой поездки (даже в Военном собрании) никто не мог говорить обо мне как о "зеленом шпаке"...

..."Сенсацией", был приезд в мае 1903 года в Асхабад американской геологоархеологической экспедиции научного института миллиардера-филантропа Карнеги.

Мне, как знающему английский язык, поручили состоять при экспедиции.

С первых дней своего прибытия в Среднюю Азию и с началом поездок по ней я стал готовиться к задуманному далекому путешествию - через Персию и Афганистан - к Индии. Еще в Лондоне, затем в Петербурге и Асхабаде я изучал страны, через какие намечал проехать. По собранным материалам я написал и опубликовал тогда несколько статей об Афганистане, напечатанных в газетах "Асхабад" и петербургском "Новом времени".

Из многочисленных расспросов лиц, имевших сношения с афганцами, а также из расспросов самих афганцев, постоянно прибывающих в область, я убедился,что обаяние русского имени настолько велико, что, если только проехать пограничную черту, где не пропускаются русские подданные, можно проехать русскому человеку через весь Афганистан, не встретив никакого противодействия.

Поэтому план моей поездки состоит в том, чтобы избежать встречи с афганскими отрядами в пограничной черте, далее вполне открыто в европейской одежде проехать до Кабула. Если же афганские власти меня и арестуют, то все-таки часть моего плана будет выполнена, так как мне удастся побывать внутри этого замкнутого государства и увидеть его современную жизнь.

С Эльсворсом Хентингтоном мы были почти одних лет, получили одинаковое по степени и близкое по специальности образование, оба были холостяки, только начинали свою жизненную карьеру, оба мечтали о путешествиях и быстро сблизились. Мы решили вместе пересечь великую соляную пустыню в центре Ирана и проехать по Персии и Афганистану, вдоль персидско-афганской границы - к Индии.

НОВОГОДНИЙ СОН

Путь шел большей частью по голой, выжженной солнцем безводной пустыне, где лишь иногда на горизонте проносились стада пугливых диких куланов и сайгаков да высоко в небе парили орлы.

Почему исчезли те селения, поля, сады и арыки, следы которых мы встречали? Ведь геологические изменения, о каких рассказывал Хентингтон, происходили много тысячелетий раньше и создали благодатную почву для развития жизни, а она, распустившись однажды пышным цветением, исчезла, словно ее и не было...

Останавливались на ночлег мы в открытой степи. Ночью слышались завывания и визг шакалов. Стреножив, напоив и накормив коней, уложив верблюдов, лежа возле тлеющего костра или забравшись в раскинутую палатку, мы мгновенно засыпали, усталые, измученные трудной дорогой. Вглядываясь в окружающую мертвую пустыню, я невольно думал:"Наверное, и климат здесь раньше был другой. Ведь по этой равнине некогда проходили многотысячные армии Александра Македонского, Чингиз-хана, Тамерлана, других завоевателей. Чем они питались? Где поили вьючных животных и коней? Что принесли они с собой и что после себя оставили?..

Разрушения, смерть, развалины городов и селений, гибель созданной веками культуры, узкую караванную тропу тысячелетней давности - все остальное занесено песком и пылью... Ради чего же воевали эти "потрясатели вселенной"?.."

Новый, 1904 год мы встретили в пустыне, отметив его наступление залпом из винтовок и скромным пиршеством.

Эта новогодняя ночь, морозная и тихая, какой начался год, оказавшийся роковым для России, стала знаменательной и для меня. В эту ночь, под утро, я увидел странный сон.

Мне приснилось, что я сижу близ нарядного шатра и во сне догадываюсь, что большой, грузный монгол с узкими колючими глазами и двумя косичками над ушами, кого я вижу перед собой, - Чингиз-хан.

Он сидит на пятке левой ноги, обнимая правой рукой колено. Чингиз-хан приглашает меня сесть поближе, рядом с ним, на войлочном подседельнике. Я пересаживаюсь поближе к нему, и он обнимает меня могучей рукой и спрашивает: "Ты хочешь описать мою жизнь? Ты должен показать меня благодетелем покоренных народов, приносящим счастье человечеству! Обещай, что ты это сделаешь!.."

Я отвечаю, что буду писать о нем только правду.

"Ты хитришь!.. Ты уклоняешься от прямого ответа. Ты хочешь опорочить меня? Как ты осмеливаешься это сделать? Ведь я же сильнее тебя! Давай бороться!.."

Не вставая, он начинает все сильнее и сильнее сжимать меня в своих могучих объятиях, и я догадываюсь, что он, по монгольскому обычаю, хочет переломить мне спинной хребет!

Как спастись? Как ускользнуть от него? Как стать сильнее Чингиз-хана, чтобы ему не покориться?.. И у меня вспыхивает мысль: "Но ведь все это во сне! Я должен немедленно проснуться и буду спасен!.." И я проснулся. Надо мною ярко сияли бесчисленные звезды. Пустыня спала. Наши кони, мирно похрустывая, грызли ячмень. Не было ни шатра, ни Чингиз-хана, ни пронизывающего взгляда его колючих глаз...

И тогда впервые появилась у меня мечта - описать жизнь этого завоевателя, показать таким, каким он был в действительности, разрушителем и истребителем народов, оставлявшим за собой такую же пустыню, как та, где спал наш караван...

Но еще много суждено было мне странствовать, видеть и пережить после этого рокового сна, прежде чем - только тридцать лет спустя - я смог осуществить эту свою мечту!..

Отношение чиновничье-офицерского "общества" Асхабада, вначале дружески принявшего меня за "своего", а потом, за малым исключением, относившегося враждебно.

Этих людей снедала зависть, порождавшая ненависть, потому что, погруженные в заботы только о собственном благополучии, любопытные только в части провинциальных дрязг и сплетен, они не видели дальше своих эгоистичных интересов, а на страну, где жили, и на ее народы смотрели как на свою колонию и на туземцев.

Я же, за годы, проведенные в Средней Азии, полюбил ее голубые дали, изучал историю, культуру, языки среднеазиатских народов, написал ряд статей и рассказов о них, держал себя независимо, не прислушивался к власть имущим, а шел своей дорогой, мечтал о новых путешествиях, накапливая знания и впечатления, продолжая искать, где же он, счастливый "Зеленый клин" - мечта обездоленных землепроходцев... Увиденные на рубеже двадцатого столетия картины полуфеодальной жизни народов Средней Азии много лет спустя дали стимул моему воображению, чтобы воскресить из небытия сцены жизни древнего Хорезма в повести "Чингиз-хан".

Внешность эмира бухарского помогла созданию облика Хорезм-шаха Мухаммеда, посещение Хивинского ханства, островов прокаженных, путешествие через Каракумы и Персию помогли изобразить эпизоды жизни и гибели Хорезма...

Эти поездки дали мне краски, впечатления и понимание души восточного человека...

Во время русско-японской войны Василий Ян был военным корреспондентом Санкт-Петербургского телеграфного агентства. После чего с 1906-го по 1913-й год преподавал латинский язык в 1-й петербургской гимназии, где из числа гимназистов в 1910 году создал один из первых скаутских отрядов "Легион юных разведчиков".

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ О.И. ПАНТЮХОВА:

Василий Григорьевич Янчевецкий был небольшого роста, худощавый, черноглазый, полный энергии и предприимчивости. Он много путешествовал по Туркестану..., что окружало его каким-то особенным ореолом в глазах юношества, которое его любило,... организовал большой отряд "юных разведчиков".

Формы не было ни у кого, не было и разделения на патрули и отряды. Патрули составлялись каждый раз по мере надобности. ...можно было видеть, как В.Г. подъезжал к месту сбора на извозчике с целой грудой бамбуковых посохов с сыромятными ремешками. Его организация не имела ни собственного помещения, ни средств и не собирала взносов.

Зимой, если была подходящая погода, по праздникам, происходили общие походы за город, обычно на Лахту или в Петергоф, с "лисичкой", чтением следов на снегу и прочими тонкостями скаутского дела. Финалом такого похода было сражение в снежки и игра "куча мала", в которой поневоле приходилось принимать участие и самому Василию Григорьевичу. В поезде, по дороге, он обычно сам экзаменовал "юных разведчиков" на разряды.

Если не было похода, то происходили игры и занятия в малом манеже Константиновского Артиллерийского Училища на Фонтанке.

ВСТРЕЧА С ТОЛСТЫМ

"Вспоминаю теперь только самое главное:

Мне очень нравятся ваши скитания. Это напоминает скитания немецких юношей, которые во времена Шиллера и Гете надевали на спину котомку и странствовали по Германии, посещая ее старинные города. Генрих Гейне оставил нам чудесные записки о таком своем путешествии по Гарцу. Но за границей, конечно, легче бродить, там не было никаких препятствий. А у нас каждый исправник, каждый урядник может задержать путника, потому что такой интеллигентный бродяга с сумкой сейчас же вызовет у них подозрение: "кто ты и зачем в народ идешь?" А между тем в таких путешествиях можно изучить по-настоящему родной край и наш народ и полюбить его. Меня давно увлекает мысль покинуть этот уютный дом, привычный уклад жизни, положить в дорожную сумку толстую тетрадь для записей и пару карандашей и отправиться отсюда на восток - миновать Симбирск, Самару, Казань и, перевалив через Урал, пройти всю Сибирь до Тихого океана! Какая масса впечатлений!

Лев Николаевич приблизил ко мне лицо и пристально вглядывался своими бирюзовыми, близорукими глазами:

А я очень хотел бы с вами вместе побродить по Свету! Каждый день видеть новые пейзажи, беседовать с новыми людьми...

В самом деле, Лев Николаевич! Давайте, пойдемте вместе! В пути ваше здоровье окрепнет, и вы будете, как мудрец в Древней Греции, бродить со своим учеником! Никто не узнает вашего имени, ни вашей мудрости. А у нас, на Руси, вас сочтут паломником, идущим ко святым местам...

Я вас провожу еще немного, - сказал Лев Николаевич, и мы вместе вышли из сада на большую дорогу. - Да, я с радостью пошел бы с вами вокруг света или хотя бы по России, от Польши до Владивостока. И то - какой масштаб!.. А у меня дела, срочная корректура. Да и здоровье мое неважное.

Мы простились. Я пожал его нервную сухую руку. Он на мгновение задержал мою и как-то грустно сказал:

А я завидую вам: хорошо быть молодым! И с каким удовольствием я побродил бы по Свету!

Я направился в сторону железнодорожной станции. С опушки леса я оглянулся. Лев Николаевич, опираясь на палку, еще стоял на дороге и смотрел в мою сторону.

Ветер развевал его длинную седую бороду. Несколько мгновений я ожидал, что он махнет мне рукой и позовет обратно...

Но он повернулся и тихо побрел к дому. И мне тогда показалось, что я потерял навсегда близкого и дорогого учителя и человека. Но я был счастлив тем, что все же своего добился, что я его видел, говорил с ним.

А через несколько лет весь мир был потрясен сообщением о том, что на безвестной до того станции Астапово умирает великий русский писатель граф Лев Николаевич Толстой, в простой крестьянской одежде, с котомкой за плечами и со странническим посохом в руке - ушедший бродить по России...

"БОГОИСКАТЕЛЬ"

Грус свел меня с приехавшим в Россию "богоискателем" - немецким поэтом и писателем Райнер-Мариа Рильке, который, услыхав, что я "ходил по России", очень хотел со мной познакомиться.

Рильке считал, что "правда" придет из России. Он с трудом и плохо изучил русский язык, но все же пробовал "ходить" по России, одно время жил в Казани, затем у Льва Толстого.

Рильке говорил, как о чем-то совершенно реальном, что "по России ходит Христос". Об этом он сказал Толстому, а Лев Николаевич ответил ему: "Что вы! Если бы Христос явился в нашу деревню, то его бы там девки засмеяли!.."

Рильке написал большую поэму об искателе бога и правды - русском дьяконе, ставшем отшельником.

Рильке читал мои записки о "хождении по Руси", а некоторые перевел и напечатал в Германии.

Встреча и беседы с ним в то время меня потрясли, настолько его речи и вся личность были наполнены глубокой, мистической силой, а его поиски "правды" мне импонировали.

Рильке был в России два раза и после того поехал во Францию.

Советский поэт Давид Самойлов рассказывал мне, как после освобождения Берлина от нацистов в 1945 году он с товарищами отправился в Германскую Государственную Библиотеку, и там они нашли всех сотрудников-библиотекарей на своих местах.

Те не покинули этой сокровищницы человеческой мысли, когда все другие немецкие чиновники бежали в панике при штурме города.

Помня мою просьбу - привезти последние, неизданные у нас в России, произведения Рильке, Д.Самойлов и его приятели спросили библиотекарей - сохранились ли книги Рильке?

Библиотекари повели их в подвал, где стоял ряд шкафов, обтянутых проволокой и запечатанных. Один шкаф имел наименование "Рилькеана".
"Эти книги должны были быть сожжены, - сказали библиотекари, - но мы их сохранили. Вы, как победители, можете вскрыть эти шкафы. Мы сами этого делать не будем. Мы надеемся сохранить для потомства произведения наших лучших поэтов..."

Р.-М.РИЛЬКЕ - А.Н.БЕНУА

"...В Германии теперь все выглядит слишком "по-немецки", и тот неприятный псевдопатриотический тон, которым у нас изо всей силы пытаются провозгласить начало нового немецкого "Ренессанса", закрывает мне путь почти во все периодические издания...

Дельные статьи, в которых хотя бы один раз не упомянуто о величии Германии и не предсказано ее великое будущее, вообще не имеют теперь никаких шансов на опубликование в наших полулитературных журналах...

Так как любое послание из России я воспринимаю как праздник, то меня очень порадовала присланная мне на днях маленькая книжка (собственно говоря, я ожидал от нее еще большего), с автором которой я знаком, хотя и бегло.

Я имею в виду "Записки пешехода" В.Янчевецкого. Вы знаете эту книгу. Рассказы "Счастье", "Ходаки", "Странники" мне кажутся лучшими.
Господин Янчевецкий меня посетил раз в Петербурге, и я очень интересовался этого молодого писателя (транскрипция подлинника.), который так энергично взял на себя всякие неудобства пешеходства, чтобы служить своему народу.

Может быть, я из этих рассказов переведу что-нибудь для "Цукунфт" или "Лотзе" (Гамбург)..." .

О ЛИЧНОЙ ЖИЗНИ:

Рассказывает вторая жена Василия Яна - певица, Ольга Петровна Янчевецкая (Виноградова).

В 1907 году перешла работать в типографию. Помню, в приемной редакции со мной беседовал серьезный и красивый мужчина с примерной манерой держать себя. Как мне показалось, говорил он со мной сухо, по-деловому. Прочитав мою рекомендацию, окинул меня быстрым взглядом и представился: "Василий Григорьевич Янчевецкий, редактор". Затем спросил: "А что вы умеете делать?" Когда я ответила "ничего", он удивленно взглянул: "А знаете ли грамматику?" - "Да!" - "Ну, можете работать корректором..." Я впервые услышала такое слово, но ответила "хорошо". Это было первое наше знакомство, а через несколько лет, уже овдовевший, тридцатидвухлетний, Василий Григорьевич делает мне, девчонке с двумя косами до полу, предложение..

"Через несколько лет муж получает назначение за границу. Уезжает представителем Телеграфного агентства в Турцию. Жили в Стамбуле. Там Ольге жизнь пришлась не по вкусу. Она едет к матери в Севастополь, потом в Петербург. В 1915 году поступает в Драматическую школу Петровского.

"В 1917 году директор музыкальной драмы принял меня в свою студию театра и осенью я должна была начать работу в опере. Первой ролью будет "Кармен"... Я ликовала. Но - в это время произошел переворот не только в моей жизни, но и в жизни всей страны. Из голодного Петрограда я уехала к матери в Севастополь. А осенью поехала в Румынию для встречи с мужем, сыном и Женей".

Всё, на что я надеялась, разрушилось. Музыкальная драма, где я должна была петь, закрылась. Все друзья, артисты и покровители, разъехались и разбежались кто куда. Город жил одной революцией".

В начале 1918 года Ольга Петровна уезжает на юг. Сначала в Харьков, потом в Севастополь. Там она выступает на эстраде.

"Я пела, зарабатывала на хлеб, но в городе уже были - то красные, то белые, то украинцы, то кавказцы. Я в политике ничего не понимала, всегда была от неё подальше. Зарабатывая в оперетте Чернова, я достаточно получала, но мысли о потерянном муже и сыне никогда не оставляли меня в покое".

В это время оккупация Бессарабии румынами, Украины немцами, Гражданская война - все это отрезало Крым от России. Но я еще не теряла надежды найти мужа и детей, предполагая, что Василий Григорьевич не решится на возвращение в Россию в пучину войны, а сделает то, что сделали многие, - пробудет там, за границей, - в Швейцарии, куда его звали, или во Франции, где находились его родные. Но оказалось, что я плохо знала своего мужа и не смогла предвидеть, что он, с сыном и дочерью, весной 1918 года вернулся в Россию и делит свою судьбу со всем народом. Но об этом я узнала слишком поздно.

А тогда я растерялась, не знала, что делать. Как артистка, я имела все блага и у себя на родине, и эмиграция мне совсем не была нужна. Но этот хаос, кровопролития, все в неизвестности... Брат убивает брата, и конца всему этому не видно. В этой схватке уже немало погибло моих родных и знакомых. Оба моих брата, офицеры, перед тем пролившие кровь за родину на войне, награжденные георгиевскими крестами, чудом спаслись из-под расстрела. И поэтому я решилась временно уйти от этого пекла. Уехать за границу, и, может, там найти свою семью.

И вот в конце 1920 года вместе с толпой беженцев я в Стамбуле... в конце декабря сошла с парохода на берега Сербии. Конечно, тогда я и не думала, что здесь придется прожить всю оставшуюся жизнь - почти пятьдесят лет. После Второй мировой войны я перебралась из Сербии в Югославию."

В годы Гражданской войны Янчевецкий был редактором колчаковской газеты.

1919 год, ... в теплушке колчаковских войск, оборудованной под походную типографию военной газеты "Вперед", набирает и печатает свои первые опусы молодой писатель Всеволод Иванов, будущий автор знаменитого "Бронепоезда 14-69".

Иванов устроился наборщиком в типографию колчаковской армейской газеты, чтобы избежать… мобилизации в колчаковскую армию. В ноябре 1919 года войска Красной армии взяли Омск, и Всеволод Иванов вместе со своим начальником Янчевецким и всей колчаковской армией отступал в теплушке с походной типографией на восток вплоть до гибели типографии в Ачинске в конце 1919 года.

После восстановления в Ачинске Советской власти Янчевецкий работал в системе наробраза (а потом был лектором, учителем, корреспондентом РОСТа, возчиком, сторожем и пр.), а с лета 1922 года - техническим редактором и заведующим редакцией минусинской газеты "Власть труда" Ему уже сорок шесть. Он по-военному подтянут - об этом свидетельствует фотография тех лет, хранящаяся в Минусинском краеведческом музее. На снимке сухощавый строгий человек: гладко выбрит, аккуратная стрижка с тоненькой ниточкой пробора, маленькие усики. Таким он был, когда работал в местной газете.... под псевдонимами Овод, Рабочий, Садко публикуются его рассказы, стихи, фельетоны, очерки. Рассказ "Партизанская выдержка" , написанный Янчевецким со слов местного жителя П.Калистратова, вошел в собрание сочинений писателя. Предполагается, что псевдоним Ян, под которым он стал потом известен всей стране, впервые появился именно здесь, на страницах минусинской газеты. Конечно, такой человек, как Янчевецкий, не мог ограничиться только редакционной работой. Он писал пьесы, ставил их на сцене минусинского драмтеатра и, бывало, сам же исполнял какие-то роли.

В августе 1923 года Ян с группой самодеятельных артистов Минусинского уезда уехал в Москву на Всесоюзную сельскохозяйственную выставку, после чего в Минусинск уже не вернулся.

В 1920-е годы XX века публиковал в основном исторические и приключенческие рассказы. С 1927 года под псевдонимом "В.Ян" печатал историко-краеведческие статьи о Туркестане в журнале "Всемирный следопыт".

В 1932 году в издательстве "Молодая гвардия" вышла повесть Василия Яна "Огни на курганах". В отличие от исторической традиции в течение двух тысячелетий имя Александра Македонского "окружалось всевозможными легендами и ореолом необычайного величия и благородства" – писатель показывает его впервые таким, "каким он был в действительности – разрушителем городов, истребителем мирного населения целых районов".

Академик Минц рассказывал: "Однажды, протягивая мне рукопись, Горький сказал: "Вот интересная книга. Мне она в общем-то понравилась... Но чувствую... в ней чего-то не хватает. Почитайте рукопись как историк. Отвечает ли она истории?.." Так попала ко мне объемистая рукопись повести "Чингиз-хан", переданная в редакцию серии автором нескольких исторических произведений, тогда еще малоизвестным писателем Василием Яном. Его имя мне мало что говорило, но я знал, что эта рукопись уже несколько лет "ходит" по издательствам, не решающимся ее печатать. Повесть настораживала рецензентов своей темой и содержанием, изображающими мрачную эпоху отечественной истории, охарактеризованную К.Марксом, как "кровавое болото монгольского рабства", своими необычайными стилем, формой, языком. Но мне эта рукопись сразу понравилась, и я прочел ее быстро - за два дня. Она оказалась написанной ярко и вдохновенно. Читая ее, сразу видишь перед глазами всю эпоху и ее героев. Стало ясно, что это - необходимая книга, заполняющая большой исторический пробел в нашей художественной литературе, ее нужно печатать. По поручению М.Горького, несколько позже, мы встретились с Василием Григорьевичем Янчевецким (В.Яном) и долго беседовали, очень дружески, о его рукописи. Я сделал несколько замечаний и рекомендаций по ее содержанию, сводящихся главным образом к тому, чтобы усилить показ насилия и жертв завоевателя (говорил же К.Маркс о том, что "после прохода монголов трава не росла") и вместе с тем опрокинуть бытовавшее мнение, будто бы монголы проходили через покоряемые страны без всякого сопротивления, как нож сквозь масло. Горький согласился с моими замечаниями. "Грядет новый Чингиз-хан - Гитлер, - говорил Алексей Максимович, - и надо показать ужас его нашествия... важность и возможность ему сопротивляться..." Автор с пониманием воспринял эти пожелания, доработал рукопись, и весною 1939 года появилась его прекрасная книга "Чингиз-хан".

В годы Великой Отечественной войны писатель выделил из этого произведения и развил в самостоятельную повесть тему борьбы опального наследника трона Хорезм-шахов Джелаль эд-Дина и его отважных воинов-хорезмийцев, с нашествием Чингиз-хана. Давшая название нашему сборнику повесть "На крыльях мужества" печаталась в годы войны в Средней Азии, а ее книжки в "Библиотечке бойца" посылались на фронт.
Через несколько месяцев после выхода в свет "Чингиз-хана" началась вторая мировая война, возвестившая о появлении современного (тогда) "бронированного Чингиз-хана", и книга В.Яна, рассказывающая о событиях семисотлетней давности, стала необычайно актуальна.

В 1942 году Василий Ян был эвакуирован в Ташкент. Как-то раз за ним приехали, и он подумал, что его арестуют, но его привезли в ЦК КП Узбекистана и объявили о вручении ему Государственной премии. Тем не менее, его сын Михаил, архитектор по профессии, после войны был репрессирован и был освобожден только в 1954 году.

Василий Григорьевич Ян умер 5 августа 1954 года в Звенигороде и был похоронен на Армянском кладбище в Москве. Позже его прах был перезахоронен на Ваганьковском кладбище в Москве.

Ян учился в гимназии в г. Ревеле; в 1897 блестяще окончил историко-филологический факультет Петербургского университета. В студенческом сборнике (1896) опубликовано стихотворение Яна. С 1898, живя в Ревеле, печатается в «Ревельских известиях», «Газете местных интересов, литературной и политической» (основана его отцом). За подписью Вас. Янивецкого, В. Садко публикуются репортерские заметки, очерки, рассказы («Герои трущоб», «Приказчик и баронесса»). Ян отправляется в крестьянской одежде, с котомкой за плечами путешествовать по России, хочет изучать фольклор, язык и нравы народа, маршрут Яна: Новгород, Ильмень, волго-вятские места, Волга, Днепр, Украина. Материал Ян посылает в «Ревельские известия». В 1901 в Ревеле вышли «Записки пешехода». По словам Яна, в народе «его поразили большие думы, великодушные сердца, упорство, стремление вырваться из мучительных тисков нужды». В качестве корреспондента петербургской газеты «Россия» почти год Ян проводит в Англии, путешествует на велосипеде по Южной Англии, много времени проводит в библиотеке Британского музея. В «Ревельских известиях» (1900. 29 февр.) публикует очерк «Английские настроения», содержащий оценку англо-бурской войны.

Третье путешествие Ян совершает в Ср. Азию, получает должность смотрителя колодцев, пересекает Каракумскую пустыню, посещает Хиву и Бухару, добирается почти до границ Индии.

В годы русско-японской войны Ян едет корреспондентом в Японию, позднее посещает Грецию и Египет, потом Балканы. Все эти годы в «Ревельских известиях» и в России печатаются его очерки. Его волнует экономическая жизнь России. Он выдвигает идею развития судостроения в Ревеле, настаивает на необходимости строительства Амурской железной дороги.

С 1907 по 1912 Ян работал преподавателем 1-й Петербургской классической гимназии. Раздумья о будущем России, память о печальном исходе войны с Японией, неудовлетворенность системой образования и воспитания приводят Яна к мысли о необходимости перестройки педагогической системы с тем, чтобы воспитать «совершенного человека». Педагогические идеи Яна изложены в книгах «Воспитание сверхчеловека» (1910) и «Что нужно сделать для петербургских детей» (1911). Яна увлекла идея Ф. Ницше о сверхчеловеке. Для Яна образами сверхчеловека являются Петр Великий, Пушкин, Суворов, Ломоносов, Скобелев. Подобные им люди нужны России. Школа, по мысли Яна, должна быть ограждена от политики. Учеников нужно воспитывать на Гомере, Еврипиде, Шиллере, Пушкине, Гоголе. Ян был последовательным сторонником реалистической литературы, считал необходимым приложить максимум усилий, «чтобы уберечь души наших детей от загрязнения разнузданной порнографией освобожденной русской литературы». В заметках и рецензиях (1907-11) Ян приветствует постановку «Власти тьмы» Л. Толстого, доброжелательно оценивает пьесу С. Найденова «Стены», его привлекают произведения Поленова, Куинджи, Репина. Перед первой мировой войной Ян издает журнал «Ученик», где был опубликован его роман «Афганский изумруд», а в приложениях к журналу - «Дневник Пети Петушкова». С 1912 Ян - корреспондент Петербургского телеграфного агентства в Константинополе, потом в Бухаресте. Ян продолжает изучать восточные языки. Его удивляет и тревожит некомпетентность многих русских и европейских газет при освещении восточного вопроса, т. к. «с панславизмом и паназиатизмом нам еще много придется считаться».

Наиболее широкую известность Ян приобрел как исторический романист. В 1931 опубликована историческая повесть Яна «Финикийский корабль». Первые рассказы Яна на восточные темы относятся к 1900-м («Рассказ капитана», 1907; «Душа», 1910). Настоящего Востока в них нет: есть внешние атрибуты - дервиши, джинны. Герои повести «Финикийский корабль» (мальчик Эли, ученый Софэр, разбойник Лала-Зор) живут в обстановке, бережно восстановленной Яном на основании строгих научных данных, их плавание воспроизводит путь древних финикийцев. В повести «Спартак» (1933) Ян пытается создать образ Спартака. Яну не удалось избежать некоторой идеализации Спартака, что и было отмечено критикой.

В повести «Огни на курганах» (1-я ред. вышла в 1932) Ян подошел к главной теме - борьбе народов против тиранов и завоевателей. Цель Яна - развенчать легенды об Александре Македонском. Писатель создает картины сопротивления, которое оказывают скифы войску Александра Македонского. Сложный и противоречивый характер Александра Македонского Яну не вполне удался. Писатель отмечал, что работа над «Огнями на курганах» многое ему дала.

Над трилогией о нашествии монголов Ян работал ок. 20 лет. Идея повести «Чингис-хан» возникла в 1934. Тогда же Ян заключил договор с издательством «Молодая гвардия». Повесть вышла в свет в 1939 и стала первой частью трилогии о нашествии монголов, вторая книга «Батый» - в 1942, над третьей - «К последнему морю» - писатель работал до конца жизни, план ее несколько раз менялся.

В повести «Чингис-хан» Ян сосредоточил внимание на походах завоевателя в Среднюю Азию, в «Батые» художественно воспроизводится монгольское нашествие на русские земли. Последняя часть трилогии первоначально называлась «Александр Беспокойный и Золотая Орда». В процессе работы выросли 2 самостоятельных произведения - повести «К последнему морю» и «Юность полководца». Судьба книги была трудной, она вышла после смерти писателя.

Лучшие дня

Восточная книга «Чингис-хан» и русская «Батый» требовали различных художественных средств для передачи национального колорита. Ян был пытливый исследователь и яркий художник. Он мастерски справлялся с задачами. В древней восточной литературе и народном творчестве Ян нашел идеи, мотивы, образы, вобравшие особенности мировосприятия, художественного мышления простых людей. (Яна особенно интересовали народные представления о событиях.) Образы вымышленных героев окрашены романтически. Эпоха среднеазиатских походов Чингис-хана воссоздана с использованием образных и стилевых средств средневековья. Важна роль эпиграфов, они зачастую являются идейным и стилевым ключом к повествованию. Это пословицы, строфы из монгольских и персидских песен. Рисуя русский мир в «Батые», Ян руководствуется произведениями древнерусской литературы той поры и фольклорными источниками. Исследователи отмечают сюжетное сходство между «Повестью о разорении Рязани Батыем» и «Батыем» Яна. Писателем использованы различные жанры русского фольклора (плачи, легенды, предания).

Ян Василий - известный отечественный писатель, общеизвестное имя которого на самом деле было псевдонимом. Его настоящая фамилия - Янчевецкий. Этот талантливый человек - автор исторических романов, обладатель Сталинской премии.

Биография писателя

Ян Василий родился в Киеве в 1874 году. Его отец был преподавателем в киевской гимназии. Затем работал в Ревеле и Риге. Василий у него учился греческому и латинскому языкам. У него также был старший брат, который в будущем стал востоковедом и журналистом.

Ян Василий в 1897 году окончил Петербургский университет. Он учился на историко-филологическом факультете. После этого отправился на два года в путешествие по стране, чтобы лучше узнать Россию. Увиденное стало основой для его первой книги под названием "Записки пешехода", которая была опубликована в 1901 году.

После этого он на некоторое время переехал в Великобританию, где трудился при библиотеке Британского музея.

Знакомство с Востоком

В 1901 году Ян Василий впервые приехал в Ашхабад. С востоком была тесно связана его писательская биография. Он начал работать в канцелярии руководителя Закаспийской области. Параллельно изучал местные языки и жизнь аборигенов. Посетил пустыню Каракумы, побывал в экспедиции на границе Персии и Афганистана. После этого он регулярно возвращался в Среднюю Азию, написал множество книг, посвященных этим краям.

В 1905 году он отправился на Русско-японскую войну. Был военным корреспондентом, писал с Дальнего Востока для телеграфного агентства, которое базировалось в Петербурге.

В 1907 году продолжил карьеру журналиста в газете "Россия". Часто отправлялся в дальние командировки. В то же время преподавал латынь в первой петербургской гимназии. В его классе была немало известных в будущем людей - поэт Всеволод Рождественский и известный драматург Всеволод Вишневский.

В 1910 году герой этой статьи организовал один из первых в нашей стране отряд скаутов. Встречался с основателем этого движения англичанином Баден-Пауэллом.

В 1913 году Василий Янчевецкий вместе со всей семьей на время уехал за границу. Он жил в Турции, работая там для телеграфного агентства. После того, как началась Первая мировая война, перебрался в Румынию.

Возвращение в Россию

В Россию Ян Василий Григорьевич вернулся в 1918 году. Свою супругу он оставил в Румынии, а сам, забрав детей, проехал через весь белогвардейский Крым.

Служил вместе с Колчаком в Сибири. Работал в походной типографии и даже получил звание полковника. Издавал прифронтовую газету "Вперед". Интересно, что редакция этого издания была передвижной. Она размещалась в двух вагонах железнодорожного состава. Объем газеты был небольшим, поэтому редакция старалась давать минимум официальной информации - только сводки с фронтов и оперативные сведения. Большую часть занимали рассказы, фельетоны и агитационные материалы, которые писались примитивным языком, понятным человеку даже с начальным образованием.

Когда установилась советская власть, Янчевецкий находился в Ачинске. Он принял новый строй, стал работать учителем. Вскоре переехал в Минусинск, где начал публиковать очерки и пьесы для местного театра. Тогда он впервые начал использовать псевдоним Ян. Василий Григорьевич в 1923 году переехал в Москву.

Исторические романы

Главным образом Ян прославился как автор исторических романов. Первыми его повестями стали "Финикийский корабль", посвященный плаванию финикийцев, "Огни на курганах" о противостоянии согдийцев Александра Македонского и скифов, а также "Спартак" про восстание древнеримских рабов и "Молотобойцы" о зарождении в России мануфактур, который увидел свет в 1934 году.

После начала Великой Отечественной войны он записался добровольцем на фронт, но его не взяли по старости. Писателю на тот момент было 67 лет. Тогда Ян отправился в эвакуацию в Ташкент.

Там и продолжил свою главную трилогию Василий Ян - "Нашествие монголов". В нее вошли романы "Чингисхан", посвященный завоеванию этим военачальником Средней Азии, "Батый" о покорении татаро-монголами Северо-Восточной Руси, а также "К последнему морю" о походе азиатов на Южную Русь, а также на запад до самого Адриатического моря.

Книги Василия Яна были весьма популярны среди советских читателей, они выпускались огромными тиражами. В годы войны тема борьбы предков монголами в XIII веке стала одной из самых востребованных. Яну даже вручили Сталинскую премию в 1942 году.

Последние произведения

Следующими его произведениями стали повесть-сказка "На крыльях мужества, сюжет которой был параллелен "Чингисхану". Она вышла не только на русском, но и на туркменском и узбекском языках. Существовала радиопостановка данного произведения.

После войны Василий Ян дописывал начатые еще в Ташкенте "Рассказы "старого закаспийца". В то время он жил в Подмосковье, в последний год - непосредственно в Звенигороде. Писатель еще строил обширные творческие планы, но им не суждено было сбыться. Его сразила тяжелая болезнь, из-за которой он скоропостижно скончался.

Василий Ян умер в 1954 году. Его похоронили в Москве на Армянском кладбище. Позже тело было перезахоронено на Ваганьковском погосте.

Ян Василий Григорьевич (настоящая фамилия - Янчевецкий; 23 декабря 1874 (4 января 1875), Киев - 5 августа 1954, Звенигород Московской области) - русский советский писатель. Родился в семье учителя: его отец происходил из семьи волынских священников, после семинарии и университета преподавал в гимназии латинский и греческий языки.

В 1897 году Василий Ян окончил историко-филологический факультет Петербургского университета. Впечатления от двухлетнего путешествия по России легли в основу книги «Записки пешехода» (1901). В 1901-1904 годах служил инспектором колодцев в Туркестане, где изучал восточные языки и жизнь местного населения. Во время русско-японской войны - военный корреспондент Санкт-Петербургского телеграфного агентства (СПА). После чего, в 1906-1913 годах, преподавал латинский язык в Первой петербургской гимназии (угол Кабинетской (теперь - Правды) и Ивановской (нынешней Социалистической)), где из числа гимназистов в 1910 году создал один из первых скаутских отрядов «Легион юных разведчиков». Как организатор скаутов встречался с приезжавшим в Россию в 1910 году полковником Робертом Бейден-Поуэллом.

С осени 1910 года выпускал журнал «Ученик». В 1913 году работал корреспондентом СПА в Турции, в 1914, с началом Первой Мировой войны, - военный корреспондент СПА в Румынии. В 1918-1919 годах работал в походной типографии армии Колчака в Сибири. После восстановления в Ачинске Советской власти работал учителем, корреспондентом, директором школы в Урянхае (Тува), затем редактором и заведущим редакцией газеты «Власть труда» в Минусинске. Именно тогда он впервые стал подписываться псевдонимом Ян. В 1923 году приехал в Москву.

В 1920-х публиковал в основном исторические и приключенческие рассказы. С 1927 года под псевдонимом «В. Ян» печатал историко-краеведческие статьи о Туркестане в журнале «Всемирный следопыт». Главное сочинение писателя - историческая трилогия «Нашествие монголов», в которую входят романы «Чингисхан» (1939), «Батый» (1942), «К последнему морю» (вышел в 1955, после смерти писателя). Также популярностью пользовались исторические повести «Финикийский корабль» (1931), «Огни на курганах» (1932), «Молотобойцы» (1933).

Сочинения

* «Записки пешехода», 1901
* рассказ «Рассказ капитана», 1907
* рассказ «Душа», 1910
* «Воспитание сверхчеловека», 1910
* «Что нужно сделать для петербургских детей», 1911
* роман «Афганский изумруд»
* повесть «Финикийский корабль», 1931
* повесть «Огни на курганах», 1932
* повесть «Спартак», 1933
* повесть «Молотобойцы» 1933
* Трилогия «Нашествие Монголов»:
o повесть «Чингисхан», 1939 (Государственная премия СССР 1942 года)
o повесть «Батый», 1942
o повесть «К последнему морю», издана 1955
* «Юность полководца»
* «Загадка озера Кара-нор»
* «Поход Ермака»
* «На крыльях мужества»
* «Плавильщики Ванджа»
* «В песках Каракума»
* Голубые дали Азии