Здании бывшего особняка графов остерманов. Усадьба остерман-толстых

Большая усадьба Остерманов-Толстых, расположена на улице Делегатская, 3 и относится к постройкам конца XVIII столетия. Перед главным домом находится большой парадный двор, который ограничен двухэтажными корпусами и выходит на расположенное рядом Садовое кольцо - стрелку улиц и .

Главный усадебный дом в три этажа соединяется с боковыми флигелями одноэтажными галереями в форме полукруга. До настоящего времени в интерьерах здания сохранилась дореволюционная отделка.

Проезд, возле которого и находилась усадьба, вел прямо к Убогому дому, из-за чего местные жители называли прилегающую территорию Божедомкой, а сам проезд - Божедомским переулком. Топоним изменился уже в советское время, когда улицу переименовали в Делегатскую.

Еще при Стрешневых участок начали застраивать каменными постройками, которые частично сохранились и до настоящего времени. Именно они стали основой переориентации бывшего огорода в загородную усадьбу.

Не имея прямых наследников, боярин Василий Иванович Стрешнев в 80-х годах XVIII века переписывает дом на сына своей родной сестры Марфы Ивановны - Ивана Андреевича Остермана.

К 1786 году граф Остерман обустраивает территорию и превращает ее в дворцово-парковый ансамбль, выстроенный в стиле классицизма. Подтверждением этому служит и шестипиллястровый портик, устроенный на главном фасаде, а также фронтоны с нанесенным рельефом герба Остерманов.

Дворец на нынешней Делегатской улице, 3 стал гостеприимным местом. Хозяин собирал на званые обеды всю московскую элиту высшего общества, а однажды даже организовал праздничный обед по случаю приезда своего покровителя - императора Александра I.

Наследников не было и у семьи братьев Остерманов, почему они и передали свой титул, а также фамилию внуку их сестры Анны - Александру Ивановичу Толстому. В своем завещании графская семья особо выделила условия наследования:

« … московский дом, мною построенный со всеми в нем мебелями; а как желание мое есть при том, чтоб оный дом всегда оставался под названием Дома Графа Остермана, и переходил бы к одному Старшему в роде сего внука моего законному наследнику, на таком же основании как распоряжено родовое наше с покойным братом моим имение, то сим обязываю я онаго внука моего и таких приемников его, сию волю мою в точности выполнить, и отнюдь сей дом никогда не продавать и не закладывать …».

К сожалению, пожар 1812 года не пощадил родовую усадьбу Остерманов-Толстого - она сгорела основательно. Не имея средств на восстановление, Александр Иванович в ноябре 1834 года продает дворец с территорией Священному Синоду. Сумма сделки составила 100 тысяч рублей.

Во вновь отстроенном здании, проект которого выполнил известный петербургский архитектор Аполлон Феодосиевич Щедрин (руководили строительными работами зодчие Иван Трофимович Таманский и Николай Ильич Козловский), разместили Духовную семинарию, переехавшую в эти стены из .

После революции 1917 года здание на Делегатской, 3 национализировали и отдали под размещение государственных учреждений, назвав его III Домом Советов. Здесь трижды выступал вождь пролетариев В.И. Ленин, а в 1923 году обновленный Собор, низложивший патриарха Тихона.

В 1981 году бывший дом Остерманов-Толстого, после переезда из этих стен Дома Советов, передают под залы «

Здание
Дом графа Остермана

Здание в 2012 году
55°46′29″ с. ш. 37°36′34″ в. д. H G Я O L
Страна
Местоположение Москва , Делегатская улица , 3
Архитектурный стиль Классицизм
Статус Объект культурного наследия народов РФ регионального значения. Рег. № 771610656980005 (ЕГРОКН). Объект № 7735748000 (БД Викигида)
Состояние используется
Медиафайлы на Викискладе

История

Усадьба до Остермана

Согласно архивным документам, в начале XVII века владельцем участка числился окольничий Лукьян Стрешнев . Так называемый «Стрешнев двор» находился в начале проезда, ведущего к убогому дому , ликвидированному в 1771 году из-за вспыхнувшей чумы . До XIX века этот район Москвы носил название Божедомка .

С 1721 года территорией владела Марфа Стрешнева , жена тайного советника и политического деятеля Андрея Остермана . На тот момент имение не имело единого архитектурного стиля и представляло собой пригородное владение с каменными и деревянными строениями. К 1760-му на территории появился пруд, а к главному корпусу были пристроены перпендикулярно расположенные флигели .

Строительство

В 1772 году на месте усадьбы был возведён комплекс жилых и хозяйственных построек, а центральное здание стало полностью каменным. Изменения комплекса в XVIII веке соответствовали моде того времени: благодаря «Манифесту о вольности дворянства », выпущенному в 1762 году, множество знатных семей съезжалось в Москву и соревновалось в оформлении особняков . Современник событий историк Иван Снегирёв отмечал, что это был «огромный и великолепный дом, который почитался одним из первых в Москве» .

К 1782 году cформировался парадный двор усадебного комплекса. По бокам от главного входа располагались два искусственных пруда. В том же году владельцем стал Иван Остерман - сын Марфы Стрешневой и Андрея Остермана. В 1786-м новый хозяин усадьбы подал прошение о строительстве оранжереи. Согласно поданному плану, в главном корпусе усадьбы надстраивался третий этаж, а флигели соединялись полуциркульными одноэтажными галереями. Таким образом, к 1787 году на месте Стрешнего двора образовался дворцово-парковый ансамбль, включающий в себя главный дом с примыкающими флигелями и галереями, которые использовались как переходы между корпусами .

За неимением детей Иван Остерман передал имение в наследство внуку сестры Александру Толстому . Согласно составленному завещанию парк и московский дом должен был сохранить имя Дома Графа Остермана и оставаться только в семейном пользовании. В 1809 году усадьбу и парковую территорию посетил Александр I , а в 1812-м главное здание имения сильно пострадало из-за пожара .

Духовная семинария

Решив навсегда уехать за границу, в 1827 году Александр Толстой закладывает усадьбу в Опекунский совет , который не решается пойти против воли покойного Ивана Остермана и не даёт разрешение на сдачу имения. Однако спустя шесть лет государственные власти сами обращаются к Толстому с просьбой продать дворец для размещения там Московской духовной семинарии . В 1834 году была подписана крепостная купчая на сумму 100 тысяч рублей (около 55 миллионов рублей по современному курсу) .

Из-за степени повреждённости строений во время пожара 1812 года, находившаяся в здании духовная семинария рассматривала несколько проектов по переустройству помещений. Так, архитектор Михаил Быковский предлагал снести старые здания и возвести на их месте новые. Е. Еремеев говорил о необходимости снести хозяйственные постройки и сохранить дворец, добавив помещения с восточной и западной сторон. Однако руководство семинарии поддержало синодального архитектора Аполлона Щедрина, по проекту которого строения оставались нетронутыми, в то время как само здания дворца должно быть восстановлено и расширено в глубину участка .

В 1875 году по проекту архитектора Петра Баева была возведена пристройка к главному корпусу, где разместили рекреационную залу, примыкающаю к церковным помещениям. В 1885-м к восточной галерее было пристроено двухэтажное здание епархиального общежития .

После революции

После Великой Отечественной войны в здании располагались рабочие помещения

Дом графа Фёдора Остермана (Главный дом городской усадьбы Ф. А. Остермана - частный дом Мясницкой Полицейской части, сер. XVIII в. - 1-я четв. XIX в.). Ценный объект культурного наследия регионального значения. Главный дом городской усадьбы находится на исторической территории Белого города урочища Кулишки. Находится на территории 124 квартала, одного из пяти кварталов Достопримечательного места «Хитровка».

Остерманы-Тютчевы

Трёхэтажный каменный дом был построен во второй половине XVIII века в бывшем владении Голицыных. Усадебный дом разделил участок на две части - парадный двор и сад, как это было принято в то время. Торец здания был обращён к алтарям Трёхсвятительского храма. Наиболее вероятным владельцем дома называется Михаил Семёнович Похвиснев - сторонник Екатерины Второй, тайный советник, сенатор, первый опекун Московского Воспитательного Дома, ближайший друг и помощник И. И. Бецкого в первоначальном устройстве этого учреждения.

В 1777 году вдова М. С. Похвиснева продала усадьбу влиятельному екатерининскому вельможе, графу Фёдору Андреевичу Остерману.

Бездетные супруги Остерманы воспитали племянницу Анны Васильевны Екатерину.

(прим.: Анна Васильевна и Лев Васильевич - родные брат и сестра, дети Василия Борисовича Толстого и Дарьи Никитичны Змеевой. Лев Васильевич действительный статский советник был женат на Екатерине Михайловне Римской-Корсаковой. Она умерла молодой оставив сиротами двух девочек Надежду и Екатерину)

Первый биограф Ф.И. Тютчева, его зять Иван Аксаков, характеризует Екатерину Львовну как « женщину замечательного ума, сухощавого нервного сложения, с наклонностью к ипохондрии, с фантазией, развитой до болезненности. Отчасти по принятому тогда в светском кругу обыкновению, отчасти может быть благодаря воспитанию Екатерины Львовны, в этом, вполне русском, семействе Тютчевых господствовал французский язык, так что не только все разговоры, но и вся переписка родителей с детьми и детей между собой, как в ту пору, так и потом, в течение всей жизни, велась не иначе, как по-французски. Это господство французской речи не исключало, однако, у Екатерины Львовны приверженности к русским обычаям и удивительным образом уживалось рядом с церковнославянским чтением псалтырей, часословов, молитвенников у себя, в спальной, и вообще со всеми особенностями русского православного и дворянского быта.» и добавляет: поэт «чрезвычайно походил на свою мать».

Именно у Остерманов впервые познакомились молодой поручик Иван Николаевич Тютчев с Екатериной Львовной, именно у Остерманов просил он её руки.

В 1798 году молодые обвенчались и уехали в родовое имение Тютчевых Овстуг.

В 1804 году умирает граф Фёдор Андреевич, и молодое семейство вместе с сыновьями, Николаем и Фёдором, переезжает в Москву.

Екатерина Львовна Тютчева

Иван Николаевич Тютчев

Здесь прошли первые детские годы будущего поэта, родились его братья, сестра Дарья. В исповедальной книге Трёхсвятительской церкви сохранилась запись о «бытии у исповеди» и причащении всего семейства Тютчевых. Остермана Екатерина Львовна почитала как отца, есть даже предположение, что своего сына она назвала в честь Фёдора Андреевича.

«Лета тысяча восемьсот шестого, февраля в пятыйнадесять день <…> дарю по смерти моей отставного гвардии корнета Ивана Николаевича Тютчева жене ево, а моей родной племяннице Катерине Львовне и наследникам её в вечное и потомственное владение собственныя благоприобретенныя мною три дома с принадлежащими ко оным землями <…> состоящия Мяснитской части перваго квартала, первыя два под номером пятидесятым, а третей под номером пятьдесят четвёртым со всею имеющеюся во оных домашнею принадлежностию, мебелью, серебром, вещами, платьем, бельем, посудою всякого рода, екипажами, лошадьми и конскими уборами, словом сказать, что ни есть во оных домах <…>»

23 мая 1809 года скончалась Анна Васильевна и 27 мая Е. Л. Тютчева была введена во владение завещанной усадьбой в М. Трёхсвятительском переулке.

Исследователь жизни и творчества Тютчева Т. А. Илясова пишет:

Уголок детства Тютчева был необычайно красив: дом Остермана находился в одном из самых аристократических районов допожарной Москвы. Здесь, в переулках Покровки, с незапамятных времен селились именитые москвичи: кругом утопающие в садах усадьбы, почти над обрывом - церковь Трёх святителей, построенная в XVII веке, и овеянный легендами Ивановский монастырь, правее которого вдали блестели золотом на солнце купола кремлевских соборов, а над ними гордо возвышалась колокольня Ивана Великого. Впереди за усадьбами на гребне холма красовалась жемчужина московской архитектуры-церковь Успения Богородицы на Покровке. Позади дома раскинулся большой сад с прудом, за ним - сад соседа, а дальше, внизу за Воспитательным домом, виднелась и голубая лента Москвы-реки.
В архивах существует опись этой усадьбы, составленная в 1810 году архитектором Жуковым. Трёхэтажный каменный дом с большим парадным подъездом и балконом стоял в глубине двора. Два белокаменных крыльца «о шести ступенях» по бокам вели прямо на второй этаж. Во дворе три деревянных флигеля, каретный сарай, конюшня с сеновалом и пять деревянных корпусов «разных мер и посредственного виду» с погребами, сараями, амбарами.

В доме, вероятно, была великолепная библиотека, Ф. А. Остерман оставил о себе не только славу чудака, но и любителя наук и искусств. Известно, что он в совершенстве владел латынью. Не в этом ли доме будущий поэт впервые познакомился с классической поэзией, если в тринадцать лет он был уже признанным переводчиком Горация и Виргилия?

Ещё известный факт: Остерман был хорошо знаком с известным духовным деятелем и просветителем Московским митрополитом Платоном, под попечительством которого находилась Академия. Уже в преклонном возрасте Федор Андреевич брал у Платона уроки богословия и вел с ним переписку. К сожалению, сегодня остается невыясненным, какое место занимал Ф. А. Остерман в жизни митрополита. Исследователь И. М. Снегирев в 1856 году писал, что Платон действительно преподавал богословие Остерману. Это доказывают найденные после их смерти тетради, писанные собственною рукою Платона, и переписка его с канцлером И. А. Остерманом.

В январе 1810 года Е. Л. Тютчева продала дом Франсуа Жозеф д’Изарн Вилльфору, известному позже воспоминаниями о пребывании французов в 1812 году в Москве. Подробная опись владения также сообщает о существующем трёхэтажном кирпичном доме с белокаменным крыльцом и балконом в обширный сад, о пруде, оранжерее и каменных службах

Дом графа Остермана, относящийся к приходу церкви Трёхсвятителей принадлежал французу Ф.Ж. д’Изарну Вильфору с 1809 по 1812 год. Помимо хозяина в доме проживал его соотечественник А.К. Балтус, пруссак И.К. Шефер, баварец Ф. С. Тиглер. После войны с французами этот дом был продан шевалье , дворянке армянского происхождения. которая уступила её городским властям для устройства Мясницкой полицейской части.

План владения С. Г. Калустовой (б. Остермана). 1816

На плане Алексея Хотева, 1853 г.

Дом Остермана, перестроенный в Мясницкую полицейскую часть. Первое изображение Хитровской площади.

Мясницкий полицейский дом

Энциклопедия Брокгауза и Эфрона:

Москва в полицейском отношении разделена на 17 частей и 40 полицейских участков. <…> В частях состоят полицейские дома с арестными помещениями, приемные покои для больных, полицейские врачи, повивальные бабки, фельдшеры, служительские команды, равно пожарные команды под начальством брандмайора и брандмейстеров. В каждом участке состоят участковый пристав с помощниками и канцелярией, полицейская стража и служители. Полицейскую стражу образуют околоточные надзиратели и городовые.

Над домом Мясницкой части была выстроена деревянная пожарная каланча, которая станет доминантой, формирующей облик Хитровской площади .

Каждая пожарная часть обслуживала 10 квадратных верст территории Москвы. Наблюдение велось с 16 каланчей.

В. А. Гиляровский в «Москве и москвичах» рассказал, что Москва была видн а с каланчи как на ладони. На каланче под шарами ходил день и ночь часовой. Вдруг облачко дыма, и часовой уже поднимает два шара на коромысле каланчи - знак Тверской части. Городская - один шар, Пятницкая - четыре, Мясницкая - три шара, а остальные - где шар и крест, где два шара и крест - знаки, по которым обыватель узнавал, в какой части города пожар. А то вдруг к одиночному шару, означающему Городскую часть, привешивает с другой стороны коромысла красный флаг: сбор всех частей, пожар угрожающий. Ночью вывешивались вместо шаров фонари: шар - белый фонарь, крест - красный.


Пожарные лошади - воронежские и тамбовские битюги - были гордостью москвичей. Каждая часть получала лошадей одной масти, по ней узнавали, какая часть мчится на пожар. Тверская - все желто-пегие, Рогожская - вороно-пегие, Хамовническая - соловые с черными хвостами и огромными косматыми черными гривами, Сретенская - соловые с белыми хвостами и гривами, Пятницкая - вороные в белых чулках и с лысиной во весь лоб, Городская - белые без отметин, Якиманская - серые в яблоках…, Мясницкая - рыжие , - писал В. А. Гиляровский.

Первый пожарный автомобиль (Даймлер-Лист) появился в Москве в 1908 году.

Выводы по итогам эксплуатации этого автомобиля имели для Москвы воистину историческое значение, так как это редкий для России случай, когда московская Городская управа встала на защиту сторонников пожарных автомобилей. В кратчайшие сроки особой комиссией были разработаны «кондиции на поставку автомобильного обоза в составе двух автомобильных насосов и одной автомобильной механической лестницы». Рассмотрев представленные конкурентами проекты, определились с поставщиком – им стало «Общество моторов Даймлера». На приобретение была выделена значительная по тем временам сумма 60 тысяч рублей, которая будет потрачена чуть позднее. Не был обойден вниманием и брандмайор – для его выезда приобрели шестиместный «Мерседес». Тогда же случилось еще одно знаменательное событие – начато строительство «помещения для автомобильной части». Эпоха конюшен мало-помалу, но все же уходила в прошлое.

В 1908 году, в Москве появляются автонасосы «Мерседес-Даймлер» составившие серьезную конкуренцию продукции Густава Листа. Для того времени это была вполне современная и надежная пожарная техника. (В скобках. Эти машины служили очень долго, даже в советское время).

КУВШИННИКОВЫ.

Дмитрий Петрович Кувшинников

В.Г. Перов. Охотники на привале

Здесь же, под самой каланчой, находилась квартира доктора части Д. П. Кувшинникова . Дмитрия Петровича изобразил на своей знаменитой картине «Охотники на привале» художник В. Г. Перов.

В августе 1886 года братья Чеховы при вели сюда Левитана, который нашёл в супругах Кувшинниковых «горячих поклонников и ревностных друзей».

Михаил Павлович Чехов вспоминал:

Жил в Москве в то время полицейский врач Димитрий Павлович Кувшинников. Он был женат на Софье Петровне. Жили они в казенной квартире, под самой каланчой одной из московских пожарных команд. Димитрий Павлович с утра и до вечера исполнял свои служебные обязанности, а Софья Петровна в его отсутствие занималась живописью (одна из ее картин, между прочим, находится в Третьяковской галерее). Это была не особенно красивая, но интересная по своим дарованиям женщина. Она прекрасно одевалась, умея из кусочков сшить себе изящный туалет, и обладала счастливым даром придать красоту и уют даже самому унылому жилищу, похожему на сарай. Все у них в квартире казалось роскошным и изящным, а между тем вместо турецких диванов были поставлены ящики из-под мыла и на них положены матрацы под коврами. На окнах вместо занавесок были развешаны простые рыбацкие сети.

И. Левитан. Портрет С.П. Кувшинниковой

В доме Димитрия Павловича собиралось всегда много гостей: и врачи, и художники, и музыканты, и писатели. Были вхожи туда и мы, Чеховы, и, сказать правду, я любил там бывать. Как-то так случалось, что в течение целого вечера, несмотря на шумные разговоры, музыку и пение, мы ни разу не видели среди гостей самого хозяина. И только обыкновенно около полуночи растворялись двери, и в них появлялась крупная фигура доктора, с вилкой в одной руке и с ножом в другой, и торжественно возвещала:

— Пожалуйте, господа, покушать.

А.С. Степанов. Портрет И.И.Левитана. Рисунок с автографом Левитана, 1888

Все вваливались в столовую. На столе буквально не было пустого места от закусок. В восторге от своего мужа, Софья Петровна подскакивала к нему, хватала его обеими руками за голову и восклицала:

— Димитрий! Кувшинников! (Она называла его по фамилии.) Господа, смотрите, какое у него выразительное, великолепное лицо!

Были вхожи в эту семью два художника: Левитан и Степанов. Софья Петровна брала уроки живописи у Левитана.

Супруга Дмитрия Петровича, Софья Петровна Кувшинникова (урождённая Сафонова, 1847 - 1907), помогала Исааку Левитану. И была его ученицей. Их отношения были сложными, яркими и описаны во множестве мемуаров.

В гостях у Кувшинниковых, в салоне у Софьи Петровны, бывали выдающиеся деятели того времени:

В скромной казенной квартире, находящейся под самой каланчой одной из московских пожарных команд, она устроила литературный и художественный салон, довольно популярный в Москве в 1880-1890 годах. Сюда по вечерам съезжались очень интересные люди. Часто бывали А. П. Чехов и его брат Михаил Павлович, писатели Е. П. Гославский, С. С. Голоушев (С. Глаголь), Т. Л. Щепкина-Куперник, артисты М. Н. Ермолова, А. П. Ленский, Л. Н. Ленская, А. И. Сумбатов-Южин, Е. Д. Турчанинова, К. С. Лощинский (Шиловский), Л. Д. Донской, композитор Ю. С. Сахновский. Из художников - А. С. Степанов, Н. В. Досекин, Ф. И. Рерберг, А. Л. Ржевская, Д. А. Щербиновский, М. О. Микешин… Живописец А. А. Волков вспоминал, что «когда приезжал в Москву И. Е. Репин, то непременно посещал салон Кувшинниковой».

Исааку Ильичу, обожавшему музыку, особенно полюбились часы, когда Кувшинникова играла на фортепиано; иногда он писал картины при таком музыкальном сопровождении. А она… Несмотря на разницу в возрасте и положении (Левитану в то время было двадцать восемь), Софья Петровна открыто бросала вызов всему обществу, связывая себя с художником. Вместе с тем даже недоброжелатели отмечали, что смелость и резкость суждений уживались в этой женщине со старомодной изысканностью манер, простотой и естественностью в обращении с людьми, готовностью быть чем-нибудь полезной, о ком-то заботиться. Деятельная и энергичная, она окружила художника любовью и заботой. «В Кувшинниковой имелось много такого, что могло нравиться и увлекать, - считала О. Л. Книппер-Чехова. - Можно вполне понять, почему увлекся ею Левитан».

Софья Петровна была очень даровита. Из кусков и лоскутков дешевой материи она шила себе прекрасные костюмы. Она умела придать красоту любому жилью, самому захудалому и унылому, простой сарай преображая в кокетливый будуар. Четыре небольшие комнаты своей квартиры с необыкновенно высокими, как в нежилом помещении, потолками, Софья Петровна убрала по своему вкусу. Искусной женщине недоставало средств, но она не унывала и так ловко изворачивалась с самыми скромными деньгами, что украшенное ею гнездо Кувшинниковых казалось роскошно меблированным.

В комнате мужа ничего не было, кроме кровати, крохотного стола и стула да трех голубеньких кувшинчиков с бессмертниками на подоконниках. В столовой царил «русский стиль» - взамен стульев и кресел стояли деревянные лавки, буфетик был расписной, с фантастическими голубыми и розовыми цветочками на створках, на стенах висели полотенца, вышитые красными петухами. Для гостиной Софья Петровна отвела самую просторную комнату с турецкими диванами, а рыбацкие сети, заменявшие занавески, выкрасила в какой-то нестерпимо яркий золотистый цвет. И все это было оригинально, подходило к общему устройству квартиры художницы. Свои апартаменты хозяйка устроила с антресолями. В них вела витая лесенка. На антресолях была спальня и жил ручной журавль. Он признавал только одну хозяйку, по слову которой плясал, взмахивал крыльями, наскакивая на запоздавшего гостя, ложился на пол, притворяясь мертвым и долго оставаясь неподвижным. Журавль враждовал с двумя сестрами Дмитрия Павловича и с ним самим. Капризному баловню Софьи Петровны покорно во всем уступали собаки, как и сам доктор безмолвно подчинялся воле затейливой своей жены.

Внизу, под спальней, Софья Петровна раскинула причудливый персидский шатер. Сюда в тесный уют и тепло уединялись влюблённые, ревнивцы, усталые от многолюдного общества гостиной, желающие отдохнуть в одиночестве.

Софья Петровна была чудесно сложена. С фигурой Афродиты, темноглазая, смуглая мулатка, она привлекала общее внимание неповторимой своей оригинальностью. Цветы, написанные Кувшинниковой, покупал Третьяков, её игрой на фортепьяно заслушивались общепризнанные московские пианисты-виртуозы. Софья Петровна любила охоту не меньше, чем искусство, и, подолгу пропадая в подмосковных лесах, одна, одетая по-мужски, возвращалась с полным ягдташем. Софья Петровна говорила, повелевая, словно имела над своими собеседниками такую же неограниченную власть, как над мужем, избалованная его терпением, молчаливостью, большим сердцем и глубокой затаенной нежностью. Кувшииникова была горда и смела, презирая всякие сплетни о себе.

А.С. Степанов. И.И. Левитан и С.П. Кувшинникова на этюдах, 1887

Московскiя вѣсти писали 3 сентября 1907 года: Вчера похоронили художницу С. П. Кувшинникову. Покойная была чрезвычайно богато одаренная натура, и в течение долгого периода времени вокруг неё собиралось огромное общество, состоявшее из художников, артистов, литераторов, певцов, - вообще деятелей всякого рода художественного творчества. <…>
Покойная скончалась лет 50-ти. Смерть её явилась неожиданностью для окружающих: покойная гостила у своих знакомых в имении по моск.-каз. жел. д. и там заболел а дизентерией, отчего и умерла. Отпевание и погребение совершено в Скорбященском монастыре. На гроб возложено много венков.

Умерла Софья Петровна в 1907 году - ухаживала за одной одинокой женщиной, болевшей тифом, и заразилась.

«Она умерла совершенно неожиданно, летом, на этюдах, - пишет Щепкина-Куперник, - и, в сущности, умерла благодаря той самой старомодной скромности и «благовоспитанности», о которой я упоминала: ей нужно было принять сильнодействующее средство, а ее комната находилась рядом с комнатой мужчин, - и она предпочла не исполнить предписания доктора, чтобы не погрешить против своей конфузливости: результатом была смерть».

Где ее могила, неизвестно. Прошло несколько лет, и брат Левитана Адольф Ильич вместе со своими племянниками, детьми сестры художника Терезы, решили подзаработать на знаменитой фамилии.

Они открыли фирму и стали продавать его полотна. За истинных «левитанов» выдавались и картины, написанные Софьей Петровной. Это было нетрудно - она была хорошей ученицей и уловила стиль учителя. С тех пор у искусствоведов множество проблем с атрибуцией левитановских работ…

СИДЕЛЬЦЫ.

В 1908-1909 годах в Мясницком полицейском доме находились под стражей юные Владимир Маяковский , Илья Эренбург и позже оставили об этом свои воспоминания:

Маяковский о своих приключениях в 15-летнем возрасте:

ТРЕТИЙ АРЕСТ

Живущие у нас (Коридзе (нелегальн. Морчадзе), Герулайтис и др.) ведут подкоп под Таганку. Освобождать женщин-каторжан. Удалось устроить побег из Новинской тюрьмы. Меня забрали. Сидеть не хотел. Скандалил. Переводили из части в часть - Басманная, Мещанская, Мясницкая и т. д.- и наконец - Бутырки. Одиночка N% 103.

Сохранились и документальные свидетельства:

В Мясницком полицейском доме Маяковский встретил Вегера, который также был арестован по делу о побеге политкаторжанок. «Вскоре после того как Маяковский попал в тюрьму, его выбрали старостой тюрьмы, - рассказывал в своих воспоминаниях Вегер. (прим. Вегер Е.И . будущий советский государственный деятель) - О его кандидатуре сначала была договоренность среди немногих. В тюрьме сидели не только большевики. Большевики должны были поставить старостой своего надежного товарища. Кандидатура Маяковского была одобрена мной, как членом МК».

16 июля Маяковский подал в Московское охранное отделение следующее прошение: «В Московское охранное отделение Содержащегося при Мясницком полиц<ейском> доме Владимира Владимировича Маяковского Прошение Ввиду того, что мне необходимо продолжать начатые занятия, покорнейше прошу вас разрешить мне пропуск необходимых для рисования принадлежностей. Владимир Владимирович Маяковский 16 июля 1909 года» В конце документа справка Мясницкого полицейского дома: «Маяковский содержится по постановлению московского градоначальника от 1 июля 1909 г., № 432»

В ответ на это прошение 27 июля Охранное отделение сообщало: «Секретно. Смотрителю Мясницкого полицейского дома Вследствие прошения содержащегося во вверенном вам полицейском доме Владимира Владимирова Маяковского, Отделение уведомляет ваше высокоблагородие, что к пользованию Маяковским рисовальными принадлежностями препятствий со стороны отделения не встречается. За начальника отделения ротмистр Озеровский ».

«Он сумел добиться разрешения, - вспоминает Вегер, - заходить в мою камеру под тем предлогом, что он художник. Он рисовал карандашом, писал акварелью. Сохранился мой акварельный портрет, написанный тогда Маяковским в моей камере. Он и тогда уже неплохо владел рисунком. Когда Маяковский писал меня в моей камере, то ставился табурет, на этот табурет я садился на значительном расстоянии от стены, он отходил к двери; ему хотелось, чтобы за спиной натуры получался отчётливо фон решетки. Рисунок сделан итальянским карандашом и потом разделан акварелью».

26 июля выносится постановление о продлении срока ареста: «1909 года, июля 26 дня, я, отдельного корпуса жандармов ротмистр Озеровский, ввиду полученного уведомления директора Департамента полиции, изложенного в телеграмме от 25 сего июля за № 1842, на имя московского градоначальника, о том, что его высокопревосходительство министр внутренних дел, на основании примечания к ст<атье> Положения о государственной охране, разрешил продлить срок содержания под стражей находящемуся под арестом в Мясницком полицейском доме Владимиру Владимирову Маяковскому, впредь до разрешения вопроса о высылке его постановил: объявить об изложенном вышепоименованному Маяковскому под его собственноручную асписку на настоящем постановлении. Ротмистр Озеровский»’.

Илья Гиршевич (Эренбург) 1910

Эренбург о себе, 17-летнем:

За полгода я успел ознакомиться с различными тюрьмами: Мясницкой полицейской частью, Сущевской, Басманной, наконец, с Бутырками. Повсюду были свои нравы. <…>

Меня отвезли в Мясницкую часть. Режим там был сносный. В крохотных камерах стояло по две койки. Некоторые надзиратели были добродушными, позволяли походить по коридору, другие ругались. Помню одного - когда я просил выпустить меня в отхожее место, он неизменна отвечал: «Ничего, подождешь…» Смотритель был человеком малограмотным; когда заключённым приносили книги для передачи, он сердился - не мог отличить, какие из них крамольные.

В Государственном архиве я увидел его донесение, он сообщал в охранку, что отобрал принесенные мне книги - альманах «Земля» и сочиненияИбсена. Один раз он вышел из себя: «Черт знает что! Книгу для вас принесли про кнут. Не полагается! Не получите!» (Как я потом узнал, книга, его испугавшая, была романом Кнута Гамсуна.)

В Мясницкой части сидел большевик В. Радус-Зенькович; мне он казался ветераном - ему было тридцать лет; сидел он не впервые, побывал в эмиграции. Моим соседом был тоже «старик» - человек с проседью. Разговаривая с ним, я старался не выдать, что мне семнадцать лет. Однажды начальник принес мне литературный альманах; я его дал соседу, который час спустя сказал: «А здесь для вас письмо». Под некоторыми буквами стояли едва заметные точки: книгу передала Ася. Я покраснел от счастья и от позора; в течение нескольких дней я боялся поглядеть соседу в глаза - чувства мне казались недопустимой слабостью.

Гуляли мы в крохотном дворике, среди огромных сугробов. Потом неожиданно снег посерел, стал оседать - близилась весна.

Иногда нас водили в баню, это были чудесные дни. Вели нас по мостовой; прохожие глядели на преступников - кто с удивлением, кто с жалостью. Одна старушка перекрестилась и сунула мне пятачок: я шёл крайним. В бане мы долго мылись, парились и чувствовали себя как на воле.

Наружную охрану несли солдаты жандармского корпуса; они заговаривали с нами, говорили, что они нас уважают - мы ведь не воры, а «политики». Некоторые соглашались передавать письма на волю. Тридцатого марта я послал письмо Асе.<…>

Мое письмо было найдено у Аси при обыске и приобщено к делу.<…> После того как у Аси нашли это письмо, меня перевели из Мясницкой части в Сущевскую.

По свидетельству В. М. Молотова, в Мясницкой части отсидел и известный революционер Ломов, будущий первый Нарком юстиции.
В 1925 году пожарную каланчу предполагали оставить на доме «как памятник уходящего быта».

__________________________________________

Источники:

  1. Илясова Т. А. Минувшим нас повеет и обнимет… //Наука и жизнь. 1984, № 7. С. 122-127. Предисловие автора: Когда в 1980 году литературная секция Московского городского бюро экскурсий взялась за создание экскурсии “Ф. И. Тютчев в Москве”, то оказалось, что не так уж много известно московских адресов поэта. “Праздник молодости чудной” начинался в Москве. “Я, москвич…”,-признавался он в письме к чешскому писателю Вацлаву Ганке в 1843 году, а в письме к жене свидетельствовал: “Есть что-то в этом городе совершенно особым образом успокаивающее и умиротворяющее меня. Здесь есть целый круг впечатлений, верно ожидающих меня на своих определенных местах”. Вот эти-то “определенные места” требовали расшифровки. На помощь пришли архивы. Материалы Центрального государственного архива литературы и искусства (ЦГАЛИ), Центрального государственного архива г. Москвы ЦГАМ), Института русской литературы (ИРЛИ) помогли назвать новые адреса, связанные с именем Тютчева, и даже уточнить некоторые детали его биографии. Т. ИЛЯСОВА, экскурсовод Московского городского экскурсионного бюро. (к вопросу как работало советское московское экскурсионное бюро)
  2. 1803-1844 // Летопись жизни и творчества Ф. И. Тютчева. - М.: «Индрик»; Музей-усадьба «Мураново» им. Ф. И. Тютчева, 1999-2012. Кн. 1: 1803-1844 . - 1999. - С. 17-267.
  3. В. В. Мирошникова, Т. В. Иовлева, В. М. Скляренко, С. П. Евминова. 50 знаменитых чудаков. Фёдор Остерман.
  4. С. К. Романюк. Из истории московских переулков. М., 1988.
  5. Изарн Вилльфор Ф. Ж., де. Воспоминания московского жителя о пребывании французов в Москве в 1812 г. // Русский архив. 1869. № 9. // Автор воспоминаний - шевалье д’Изарн - эмигрировал из Франции во время революции. В Москве занимался торговлей и проч. . ,

    Владимир Гуляев,

    фото Константина Петрова, Ивана Хилько

    В старинной московской усадьбе

    В 1979 году в Москве на Краснопресненской набережной закончилось строительство нового высотного здания Совета Министров РСФСР. К началу 1981 года Правительство и Президиум Верховного Совета РСФСР должны были полностью выехать из "городка" на углу Делегатской улицы и Садового кольца, в котором прежде располагались. Здесь и было решено разместить новый музей - Всероссийский музей декоративно-прикладного и народного искусства.

    Этот большой архитектурный комплекс имеет свою долгую историю, - в XVII столетии здесь находилось имение тестя царя Михаила Романова - Л.С.Стрешнева, а уже при его потомке, В.И.Стрешневе, сформировался основной облик дворца и парадного двора. И далее, в 1782 году, владельцем усадьбы по завещанию становится граф Иван Андреевич Остерман, сын Марфы Стрешневой и А.И.Остермана, видного государственного деятеля времен Петра I и послепетровских лет. Именно при нем этот дворец приобретает законченность архитектурного решения.

    В 1918 году его национализировала советская власть, и он стал "Третьим Домом Советов". В его залах проходили общероссийские конференции. Был этот дворец и общежитием их делегатов (отсюда - Делегатская улица), а позже - Совмином РСФСР.

    Высшие государственные органы РСФСР разместились здесь после Великой Отечественной войны. В конце 1940-х годов по проекту архитектора В.Г.Гельфрейха (1885-1967) был построен трехэтажный корпус с кабинетами для руководителей Совета Министров. Старая часть комплекса давно уже имела статус памятника архитектуры XVIII-XIX веков. В 1995 году по ходатайству музея памятником ХХ века объявлен и корпус Гельфрейха.

    Передача крупного архитектурного памятника, правительственного здания, для размещения нового музея была в каком-то смысле принципиальным решением. И, возможно, именно поэтому были назначены очень сжатые сроки его открытия. Подготовка шла в ускоренном темпе. Здание, давно переоборудованное под административное, не в полной мере было приспособлено к размещению запасников и экспозиции, да и требовало хотя бы частичного ремонта. Кроме того, нужно было организовать прием и хранение экспонатов. Одновременно вырабатывалась система внутренней документации. Принимались на работу сотрудники. Да мало ли какие еще дела возникали ежечасно. Первым сотрудником - главным по хозяйству и ремонтным работам министерство пригласило Александра Николаевича Митрофанова, опытного военного строителя, которому было не привыкать к работе в экстремальных условиях. В мае был назначен и директор, Антонина Яковлевна Степанова - прекрасный художник по стеклу с большим опытом административной работы в системе Союза художников. Беспредельно энергичная, красивая женщина, что при решении сложных организационных вопросов становления музея действовало на окружающих сильнее любых аргументов.

    До момента открытия экспозиции в штате музея работала горстка сотрудников. Мы знаем своих первых героев: Т.А.Попеску пожертвовала местом директора известнейшего Загорского музея-заповедника, перейдя во Всероссийский музей заместителем директора по просветительской работе, на должность главного бухгалтера из научно-исследовательского института системы Госплана переведена З.А.Горынина, научные силы составляли З.А.Малаева, Л.Л.Пирогова, И.М.Денисова, О.М.Поляшова, С.С.Морозова, имевшие опыт работы в музейной и - шире - культурологической сфере, в ремонтную службу пришла Т.П.Родина. Вот, собственно, по началу и весь коллектив, которому предстояло создать и открыть музей.

    Дизайнером первой экспозиции был Г.Г.Курочкин. Молодой художник, известный тем, что оформил несколько ответственных в политическом плане выставок, он отличался ценнейшим качеством, крайне необходимым при работе с высоким начальством, - а ведь нашим музеем вплотную занималось Министерство культуры РФ. Какая бы суматоха не происходила вокруг, какие бы противоречивые и неожиданные "указания" не сыпались на его голову, он неизменно оставался совершенно спокойным и уверенным, что все в конце концов будет как надо. И это спокойствие передавалось всем вокруг.

    Найденные конструкции Курочкин установил непрерывной полосой вдоль стен, а где помещались - островками в центре залов. Выставили по началу главным образом работы современных художников, а им в параллель, как иллюстрация "связи времен", были показаны произведения старых мастеров. Картина получилась несколько пестрая, но яркая и нарядная. Ее завершал строгой своей белизной огромный фарфоровый сервиз Н.П.Славиной "Белый цветок". Всего первая экспозиция заняла 14 залов дворца и была по существу большой художественной выставкой.

    Торжественное открытие музея, фонды которого росли стремительно, состоялось 21 мая 1981 года. Уже в первые годы его открытия Союз художников РСФСР передал в несколько приемов более 1200 единиц хранения, затем небольшую, но весомую коллекцию - Союз художников СССР. Так в формирующееся собрание практически сразу же перешли работы многих ведущих современных художников России, ранее экспонировавшиеся на основных всесоюзных и всероссийских выставках.

    В 1982 году А.Я.Степанова сочла свою миссию в музее выполненной и полностью посвятила себя творческой работе в Союзе художников. Меня назначили директором ВМДПНИ.

    Одной из главных составляющих нашей собирательской и научной деятельности стало то явление в искусстве, которое условно наименовано "русским стилем". У нас постепенно образовалась добротная коллекция мебели и изделий из дерева, выполненных в абрамцевской, талашкинской и других мастерских конца XIX - начала XX века, в том числе по эскизам Е.Д.Поленовой, С.В.Малютина, В.М.Васнецова, прекрасная подборка массового и малотиражного металла, интересные образцы керамики, стекла, тканей. Особо примечательный случай - приобретение для музея Министерством культуры СССР в 1983 году в Чехословакии гобелена "Царь Салтан", выполненного по эскизу М.А.Врубеля Товариществом Спасо-Сетуньской мануфактуры ковровых изделий (1903).

    И уже в 1991 году в залах на Делегатской мы совместно с двадцатью тремя другими музеями страны провели крупнейшую выставку "Национальный стиль в русском искусстве XIX - начала ХХ веков".

    Активно формировалась коллекция лаковой миниатюры. В результате теперь мы имеем ранние образцы продукции знаменитых А.Аустена, И.Эка, Н.Нажевщикова, других российских предприятий, первоклассные вещи Лукутиных и Вишняковых, произведения классиков Федоскина, Палеха, Мстеры, Холуя. Казалось бы, все в этой сфере описано и разложено по полочкам. Но яркие творческие поиски новых поколений художников-миниатюристов дают богатейший материал для осмысления процессов, происходящих в наше время. Так, неизменно экспонируемая в музее шкатулка федоскинца С.И.Козлова "Чаепитие" (1978), с нашей точки зрения, этапная его работа - наглядный пример воздействия на художника народного промысла не только революционного по форме искусства 20-х годов, но и плеяды авангардистов, противопоставивших себя "эпохе застоя". Работа С.С.Рогатова (Федоскино) "Праздник пернатых" (1995), исполненная языческого мистицизма, - одно из проявлений духовных поисков вне общепринятых канонов. В условиях религиозной свободы нынешние миниатюристы бывших центров иконописания вновь обратились к созданию икон в традиционной стилистике, и в музее есть прекрасные образцы этих работ. Тесные связи с центрами лаковой миниатюры дали нам возможность организовать целый ряд оригинальных выставок этого популярного вида народного искусства, как в самом музее, так и за его пределами, в том числе во многих зарубежных странах.

    Для понимания процесса возникновения русских лаков большой интерес представляет выполненная в первой четверти XIX века на фабрике И.Эка табакерка с портетом знаменитого генерала М.И.Платова. Она изготовлена в элементарной технике: на круглую коробочку из папье-маше наклеено литографированное изображение, и все изделие покрыто прозрачным лаком. Миниатюрные портреты Петра I (масло) и генерала Н.Н.Раевского (масло, металлический порошок, фольга) на табакерках мастерской Н.Нажевщикова, выполненные в еще примитивной манере - результат поисков стиля, которые велись в первой половине XIX века. Широко представлены в нашей экспозиции работы Лукутиных и Вишняковых во всем их многообразии: портреты и живые бытовые сценки, тройки, чаепития, пейзажи, исторические картины. Впечатляют произведения выдающихся федоскинских миниатюристов А.А.Кругликова, В.И.Лаврова, И.И.Страхова, В.Д.Липицкого, М.С.Чижова, С.П.Рогатова, С.В.Монашева, Г.И.Ларишева, П.Н.Пучкова, Н.М.Солонинкина. Есть у нас и образцы таких характерных для Федоскина приемов декоративной обработки лаковых изделий, как "шотландка" - сетчатый узор по типу шотландских тканей, "скань" - узор из металлических элементов, нанесенный по сырому лаку, "цировка" - глубокая гравировка по лаковой поверхности до расположенного ниже тонкого металлического листа, роспись под узор черепахового панциря - "черепашка", красного дерева. В деле изучения истории русской лаковой миниатюры может сыграть свою роль коллекция "припорохов", то есть прорисей-образцов, много лет собиравшаяся М.С.Чижовым. Незадолго до смерти он передал ее в музей.

    В нашей коллекции - произведения классиков Палеха - создателей современной палехской миниатюрной живописи И.И.Голикова, И.М.Баканова, И.И.Зубкова, И.В.Маркичева, А.В. и В.В.Котухиных, Д.Н.Буторина, И.П.Вакурова, А.И.Ватагина, А.А.Дыдыкина, Н.М.Зиновьева, П.Д.Баженова и других замечательных палехских живописцев.

    Хорошее собрание сразу имелось в отделе металла: более восьмидесяти самоваров, бульотки, кофейники, чайники. Бесконечно разнообразные, часто неожиданные по форме, они экспонировались и в наших залах, и на выставках.

    А в 1988 году к сотрудникам отдела обратился, как теперь уже понятно, удивительный собиратель - Геннадий Андреевич Кубряков. В среде коллекционеров его фамилия никому ничего не говорила. Предположение его было заманчивым. Он принес большую (более 35 см высотой) серебряную вазу начала ХХ века фирмы Овчиникова, "в русском стиле", с эмалью, сканью и позолотой, сказав при этом: "Я хочу, чтобы ее видели люди. Если два года будете экспонировать - подарю". Мы выполнили условие. Проверил. Оформил в дар музею. Подарил еще работы, все хорошего экспозиционного уровня. А потом пригласил в "закрома", показал все, что имел и все безвозмездно передал: литые бронзовые иконы, поддужные колокольчики, каретные часы в отличном состоянии, а главное - обширное собрание самоваров. Самовары и прочие предметы прикладного искусства он начал коллекционировать, когда ему было уже под сорок, сначала для украшения кухни, а потом как настоящий исследователь.

    Коллекция Г.А.Кубрякова сделала это собрание отдела металла выдающимся.

    Творчество ювелиров, работающих с недрагоценными металлами и камнями, - одна из самых интересных страниц современного декоративно-прикладного искусства России. Наряду с традиционной стилистикой и использованием старинных техник здесь находят яркое выражение и абсолютно современные тенденции, близкие художественным поискам в области станковой пластики. Коллекцию этого направления мы формируем уже с 1986 года. Пополнение фондов происходит после выставок, организуемых по программе показа ювелирного искусства. В результате в музее представлены все ведущие центры России, многие ведущие центры бывших республик СССР и ряд зарубежных авторов: художники старшего и среднего поколений и молодые мастера. Сегодня собрание насчитывает около 500 произведений и уникально по полноте и значимости собранного материала.

    Особая часть истории нашего музея - поступление двух выдающихся коллекций агитационного фарфора, выпускавшегося в первые десятилетия советской власти, в первую очередь Государственным фарфоровым заводом, и другими предприятиями, с росписью, пропагандирующей идеи революции. Это, безусловно, одно из ярчайших художественных явлений первой трети ХХ века. Уникальные коллекции - Л.О.Утесова и М.В.Мироновой - А.С.Менакера были последовательно приобретены музеем и стали ударным звеном экспозиции.

    Как рассказывала нам сама М.В.Миронова, она стала собирать фарфор еще в тридцатые годы: "Утесовы покупали антиквариат. Не столько Леонид Осипович, сам он этим мало интересовался, сколько его жена Елена Осиповна, с которой прожил 50 лет. Мы дружили, и она увидела у меня агитационные тарелки. И стала покупать сама, сначала по секрету от меня, а потом я им давала советы... В то время в комиссионных магазинах можно было приобрести все это очень недорого..."

    Оставшись совершенно одиноким после смерти жены, зятя, дочери, Утесов за два месяца до своей смерти повел с музеем переговоры о приобретении коллекции. И вскоре, правда уже после кончины знаменитого артиста, Министерство культуры выделило специальные средства, в результате его собрание разместилось в наших экспозиционных залах.

    А собрание Мироновой-Менакера мы приобрели в 1988 году, но этому предшествовали драматические события. Как известно, эта коллекция объехала полмира, давно описана и опубликована. И мы неоднократно предлагали Марии Владимировне продать ее музею. Однако она уходила от ответа, хотя охотно предоставляла на наши выставки отдельные вещи. Но вот в 1997 году всех потрясла внезапная смерть ее сына, замечательного артиста Андрея Миронова. И ровно через год Мария Владимировна сообщила нам о своем решении продать музею коллекцию, поставив одно условие - разместить ее в отдельном зале. Мы дали такое обещание, и в 1988 году коллекция переехала на Делегатскую. Обещание же мы смогли выполнить только в 1994 году, когда выделили специальный зал после реставрации "Главного дома" - центральной части музейного комплекса. В присутствии Марии Владимировны мы торжественно открыли постоянную экспозицию ее коллекции.

    Теперь наш агитационный фарфор - один из лучших: А.В.Щекотихина-Потоцкая, С.В.Чехонин, Н.Я.Данько, Е.Я.Данько, З.В.Кобылецкая, Р.Ф.Вильде, В.П.Тиморев, М.М.Адамович...

    Как-то около 1991 года позвонил Савелий Ямщиков, известный знаток и пропагандист русского искусства: "Существует большая коллекция русских тканей, собранная в конце XIX века княгиней Шабельской. Во время революции она оказалась за границей. Прекрасные вещи. У Толстого-Милославского, он живет в Париже, оказалась ее значительная часть. Он хочет вернуть ее в Россию. Подарить. Музей заинтересован в том, чтобы ее получить? Выставку сделаете?" - "Конечно, сразу постоянно действующую выставку как часть экспозиции..." Вот так Павел Михайлович Толстой-Милославский передал на вечное хранение Всероссийскому музею бесценную коллекцию русского художественного шитья, золототкачества и кружев XVIII-XIX веков.

    Коллекция Натальи Леонидовны Шабельской (не княгини вовсе, как поначалу у нас писали, а жены крупного землевладельца, княгиней стала в замужестве одна из ее дочерей) получила известность с 90-х годов XIX века. О ней писал В.В.Стасов, она многократно выставлялась как в России, так и на крупнейших зарубежных выставках, включая Парижскую 1900 года. После смерти Натальи Леонидовны, последовавшей в Швейцарии в 1904 году, ее дочери частично продали, частично подарили значительное количество предметов в этнографический отдел Русского музея (ныне Российский этнографический музей). В дальнейшем части собрания оказались в других музеях России и более тысячи предметов перед Первой мировой войной было вывезено за рубеж, где они постепенно разошлись по частным собраниям и музеям. В 1958 году в Париже продавалась часть коллекции. В отделе рукописей и научной документации Всероссийского музея, в личном фонде искусствоведа Л.И.Свионтковской-Вороновой хранится копия ее письма Председателю Президиума Верховного Совета СССР К.Е.Ворошилову, в котором выражена твердая убежденность многих специалистов в необходимости этого приобретения для возвращения на родину. Однако тогда покупка не состоялась. Теперь, когда, пусть небольшая, но очень весомая часть огромной некогда коллекции (включающая, помимо произведений искусства, их старинные фотографии) перешла в ведение нашего музея, она стала доступной и широкой публике и специалистам.

    Русское искусство хорошо представлено в музее, особенно в период с начала XIX до конца ХХ века. Немало интересных произведений XVIII века и даже значительно более ранних. Труднее оказалось полно представить искусство национальных образований, входящих в состав Российской Федерации. И все-таки в музее - великолепная коллекция бурятского серебра, ювелирных изделий мастеров из Кубачей, а наше собрание современной тувинской резьбы по камню - лучшее в России. Хорошо представлена и якутская резьба по кости, вышивка народов Поволжья.

    Мы провели четырнадцать экспедиций в различные регионы страны, в том числе национальные, получив помимо научных материалов интересные экспонаты. Одна из самых плодотворных - в Татарию - была организована совместно с НИИ теории и истории изобразительных искусств Академии художеств. Но с некоторых пор власти многих регионов, взявшие суверенитета сколько смогли, стали применять самый примитивный способ сохранения художественных изделий - запретили их вывоз за пределы административной территории. И здесь большая проблема, которую нам еще предстоит решать.

    Нынешняя экспозиция музея состоит из четырех разделов.

    Первый - крестьянское искусство и художественные промыслы XVIII-ХХ веков. Сразу обращают на себя внимание работы народных мастеров резьбы и росписи по дереву. И это не случайно: дерево веками оставалось на Руси основным поделочным материалом. Предметы деревенского быта, нередко сплошь покрытые причудливой резьбой, с языческих времен сохранившей символические образы солнца, утицы, коня, русалки-берегини. Роспись - мезенская с ее архаическим лаконизмом, пышно орнаментированная северодвинская, каргопольская, украшенная свободной кистевой росписью, городецкая, отразившая провинциальные вкусы середины XIX века. Все это давно стало хрестоматийной классикой. Богатейшая коллекция прялок, только малая часть которой находится в постоянной экспозиции, особенно наглядно демонстрирует это бесконечное стилевое разнообразие. Интересны и многочисленные фрагменты декора, северного расписного и поволжского (знаменитая глухая домовая резьба). Конечно, представлены такие кусты своеобразной нижегородской росписи как хохлома (семинская и семеновская), Полховский майдан и соседний Крутец.

    Большое впечатление производят прекрасные образцы русского женского национального костюма. Их необыкновенное многообразие определяется различиями природной среды, жизненного уклада, местных обычаев, а также общественным статусом, материальным положением, наконец, возрастом владелицы. Существенно назначение костюма - будничного, праздничного, обрядового. Создатели костюма, опираясь на исторически сложившиеся принципы его построения - выбор материала, крой, орнаментику, каждый раз создавали неповторимый, но в основе традиционный художественный ансамбль. Вместе с тем, в костюме явственно отражалось появление новых техник, влияние иных социальных групп и соседствующих этносов. Многоцветье без пестроты - от ручной набойки до тщательно выделанной фабричной ткани, игра фактур - от льняного домотканого холста до золотой парчи, выразительность монументальных силуэтов, сияние мудрено сконструированных головных уборов, расшитых серебром, золотом, бисером, жемчугом, стразами - такими предстают перед нами наряды русских женщин.

    Древейший вид народного искусства - гончарство. Глиняная посуда только в ХХ веке потеряла былую роль в быту, вытесненная фаянсом и фарфором. Но, мало претендовавшая прежде на декоративность, стала цениться именно за это качество. Как правило, гончарство сопровождалось изготовлением глиняных игрушек. Впрочем, последнее нередко становилось господствующим промыслом, так как мелкая пластика в народных традициях всегда привлекала покупателей из всех социальных слоев: она неизменно воспринималась как один из основных символов национальной духовной культуры. Музей обладает значительной коллекцией гончарной посуды - чернолощеной и глазурованной. Но особенное впечатление производит собрание глиняной игрушки: монументальная абашевская с ее густым локальным цветом, каргопольская, как бы находящаяся в постоянном движении (каждый автор - У.И.Бабкина, С.Е.Дружинина, С.И.Рябов, семья Шевелевых - история), мерцающий поливой Скопин, жбанниковская (Нижегородская область) с характерными серебристыми пятнами на блестящем эмалевом фоне, плешковская из Орловской области, не скрывающая материала - глины, хлудневская из Калужской области, по цвету неяркая, будто пастельная, курская - эдакий глиняный примитив, архаически расписанная филимоновская из-под Тулы. Но самое яркое зрелище - знаменитая дымковская, поражающая нарядным многоцветием и богатством скульптурных форм.

    Изделия из металла, издавна бытовавшие в народной среде, будучи сугубо функциональными, неизменно интересны по форме, силуэту, фактуре. Светцы, сечки для рубки капусты, примитивные замки, дверные кольца - как изящные произведения графики. Дубовые сундуки - скрыни, подголовки, "теремки", густо обитые кованым железом с художественной просечкой - внушительно монументальны. Иное направление, оформившееся только в XVIII веке, а особенно укрепившееся в XIX - декоративная роспись по металлу. Первоначальное ее развитие напрямую связано со становлением уральского горнозаводского дела. Редкий и чрезвычайно интересный экспонат - свадебный сундук 1830-50-х годов, изготовленный в частной лакирной мастерской Нижнего Тагила. По железу он весь расписан галантными сценами. Некоторая примитивность живописи несомненно придает ему особую прелесть.

    Как известно, в дальнейшем роспись металлических изделий распространились с Урала, в первую очередь из Нижнего Тагила, в некоторые другие районы России, в частности, в Петербург и Подмосковье. В последнем случае их производство было тесно связано с лаковой росписью по папье-маше. У нас представлена как нижнетагильская (правда, поздняя) роспись, так и петербургская, и пдмосковные мастерские. Особенное впечатление обилием колеров, используемых фонах, красочностью роскошных букетов, часто с сияющими накладками из перламутра или потали(сусального золота), производят жостовские подносы. Мы привыкли, что современная жостовская роспись - исключительно цветочная. Но в XIX веке была широко распространена пейзажная, с изображением бытовых сцен, с натюрмортами. Теперь она вновь обрела права. Одним из первых предпринял попытку возродить это направление В.И.Дюжаев, выдающийся мастер жостовской росписи, человек весьма независимый в творчестве, да и в жизни вообще. Украшение нашей экспозиции - его оригинальная композиция "Золотой закат".

    Говоря об отделе народного искусства, нельзя пройти мимо произведений холмогорских косторезов. Выполненные из благородной мамонтовой "кости", они поражают изяществом объемной и сквозной резьбы, блеском разноцветных подкладок из фольги, просвечивающих сквозь узор, виртуозной гравировкой с подцветкой.

    В реальной истории искусства трудно, а скорее невозможно, провести четкую грань между искусством народным и тем, что условно называют "профессиональным декоративно-прикладным" (условно потому, что и в среде народных мастеров есть категории профессионально работающих художников, например, те же косторезы Холмогор). Здесь не место вдаваться в сложную, до сих пор не до конца решенную научную проблему о различиях этих двух ветвей художественного творчества, о том, что первично, где же проходит граница, и какие термины точнее отражают суть явлений. Исходя из названия нашего музея и характера сложившегося собрания, мы именуем второй большой раздел экспозиции "Русское декоративно-прикладное искусство конца XVIII - начала ХХ веков".

    На рубеже XVII и XVIII столетий петровские реформы с ориентацией на Европу открыли новые горизонты для развития прикладного художественного творчества. Формирование светской культуры, гражданских начал вызвало к жизни новых заказчиков. Стремительно росли отечественные кадры профессиональных художников, овладевших опытом мировой культуры. Обретали новую форму старинные виды ручного творческого труда, возникали принципиально новые производства. Стеклоделие - в числе быстро развивающихся. Фарфор, освоенный у нас в середине века - дело совершенно новое.

    В первом зале - акцент на штофы, кувшин зеленого стекла с росписью полихромными эмалями. Что-то наивное есть в их отнюдь не идеальной форме, но очень они типичны для многочисленных, но обычно небольших новых заводиков. В них ощутима та зыбкость границ "народного" и "профессионального", о котором мы только что говорили. А неподалеку строгие кубки, украшенные выгравированными царскими вензелями и портретами, стекла бесцветного, созданные мастерами Петербургского стекольного завода. Образец высочайшего профессионализма. В числе последних - дар музею А.С.Лазо, дочери знаменитого героя Гражданской войны.

    Достойно представлен в собрании музея фарфор конца XVIII - первой половины XIX веков. Наиболее заметной вехой в российской фарфоровой промышленности долгое время оставался Императорский завод. Прекрасные образцы его продукции - иллюстрация быстрого и в значительной мере самостоятельного творческого развития этого известного предприятия, сыгравшего существенную роль в истории русского декоративно-прикладного искусства. Самобытный гарднеровский фарфор также нашел свое место. Особо отметим предметы из знаменитых Орденских сервизов - Георгия Победоносца, Андрея Первозванного, святого Владимира. Наконец, заводы Попова, Сафронова, Батенина, Юсуповых и другие, каждый со своим лицом, но претерпевший за время существования значительные изменения стиля.

    В 1999 году Правительство Российской Федерации доверило нашему коллективу спасение знаменитого когда-то, а в последние годы пришедшего в упадок, Музея народного искусства, что в Леонтьевском переулке Москвы. Этот музей, открытый в 1885 году как Торгово-промышленный музей кустарных изделий Московского губернского земства, сыграл в начале ХХ века значительную роль в сохранении развитии традиционного искусства художников-кустарей. В начале 30-х годов на его базе был создан НИИ художественной промышленности (НИИХП), составной частью которого стал музей. Здесь не место рассматривать долгую и драматическую историю института и музея. Скажем только, что к середине 1990-х годов музей лишился большей части площадей,и вся работа сводилась к проведению немногочисленных выставок. В связи с реорганизацией НИИХП правительственным распоряжением на базе художественных, библиотечных и архивных фондов института создан Музей народного искусства имени Сергея Тимофеевича Морозова (мецената, вложившего в создание музея немало сил и финансовых средств). В этом качестве музей вошел на правах структурного подразделения в состав Всероссийского музея.

    Горько писать об этом, но мы застали ужасающую картину: запущенный и невразумительный учет музейных ценностей, скверная сохранность многих из них и неряшливое хранение. Каково было видеть хохломские миски, вставленные одна в другую так, что их невозможно разделить, или иконы, засунутые стопкой под стеллажи без всякой упаковки! Мы обнаружили помещение хранилища, в которое, судя по датам на опечатанных дверях, никто не заходил более пяти лет и кладовую с мешками изделий из шерсти, пришедших в полную негодность, в которой кишмя кишели пожирающие их жуки!

    Начали с первоочередного - приема коллекции по фактическому наличию и внесения данных в компъютерную память. Уникальной библиотеке НИИХП, размещавшейся в здании на Поварской ул., уже принадлежавшем другому ведомству, предоставили отдельный небольшой корпус на Делегатской, в котором только что закончилась реставрация. Здание музея в Леонтьевском переулке тщательно обследовали и убедились, что оно требует серьезной реставрации. На сегодня мы имеем уже основополагающую документацию для проведения в нем работ. Не могу не отметить, что в ходе обследования художники Межобластного реставрационного управления Министерства культуры выявили под несколькими слоями масляной краски на стенах экспозиционного зала живопись 30-х годов прошлого века. О том, что она когда-то существовала, мы знали только по упоминаниям в печатных источниках.

    Много сил отнимает у нас борьба с нередкими попытками выселить музей с Делегатской, передав здание другим организациям: всем нравится старинный особняк. Особенно скандальная ситуация сложилась вокруг настойчивых предложений Министерства имущественных отношений разместить в музейном здании аппарат союзного государства России и Беларуси во главе с хорошо известным П.П.Бородиным. Этот сюрприз был преподнесен музею в год его двадцатилетия и вызвал огромный резонанс в средствах массовой информации. Поддержка общественности, твердая позиция Министерства культуры, которое пытались, что называется, ломать через колено, а главное, личное вмешательство Президента России спасли музей. На этот раз. Но я не могу гарантировать, что такие попытки не будут продолжены.

    Тем не менее наш, единственный в своем роде музей живет, самим своим существованием, уникальными коллекциями и научной работой подтверждая величие и оригинальность русской народной культуры.

    На протяжении более чем двадцати лет нашего существования мы проводили и, конечно, дальше будем проводить выставки художников почти всех национальных территориальных образований России. А показать в постоянной экспозиции нашу, пусть далеко не полную, но очень интересную коллекцию произведений национальных мастеров пока не позволяет лишь нехватка площадей в здании на Делегатской. Впрочем, мы надеемся это сделать по завершении реставрации всего архитектурного комплекса Всероссийского музея декоративно-прикладного и народного искусства.




Top