Зиновий Марголин: Сергей Шнуров даже в опере хорош и «ядовит.

Взаимодействие режиссера и сценографа – проблема. Поэтому я, как тварь, пытающаяся выжить, ищу взаимопонимание. Ни о каком подчинении речи быть не может, но я политкорректен: последнее слово – за режиссером. Идеально, когда режиссер и художник – одно лицо. Я с завистью смотрю на таких людей.

Сценография – это штука, которой научить невозможно и не нужно. Я заканчивал обучение в Минской академии художеств в безысходное время, в 1981 году, когда было непонятно, что вообще можно делать.

Потом я попал на Таганку, увидел два-три спектакля и был в совершеннейшем потрясении. Мне показалось, что заниматься этим было бы очень правильно.

Оперный театр сейчас мне ближе, чем драматический. Он решает проблему кризиса слова. Да, никому не хочется слушать говорящих людей. Вот лет через десять все с удовольствием будут ходить на длинные литературные спектакли с получасовыми монологами.

«Шербурские зонтики» не самое сложное произведение. Оно симпатичное, замечательное, но ясное, там нет вторых-третьих смыслов, которые надо проявить. Главными для меня были чисто технологические задачи. Вводные – киномузыка для киносценария, сцены по сорок-пятьдесят секунд, монтажные склейки – нужно было адаптировать для театра.

Я пытаюсь жить некими иллюзиями, связанными с моей работой. Это хорошее болеутоляющее, наркотик. Есть люди, которые абсолютно благоденствуют, замыкаясь в своем деле. Я знаю врачей, старающихся не выходить из больницы и совершенно счастливых. У меня так не получается, я все-таки более социализированный человек.

Я себя не ощущаю ни москвичом, ни питерцем. Противостояние Петербурга и Москвы мне всегда казалось комичным. Просто в Питере хуже климат. Отсутствие солнца приводит к недостатку витаминов, поэтому многие находятся в депрессии. Вот и все.

У каждого человека есть предназначение, некий путь, который он должен пройти. Сделать это нужно очень честно. К сожалению, часто люди не выполняют возложенную на них миссию. А мера преданности конкретному делу – это для меня тоже мера таланта. Неряшливость для меня всегда связана с неталантом. Существует некий миф о неряшливости гения, однако я допускаю ее только как стиль или имитацию, а не как недосказанность. Человек может чего-то добиться лишь невероятной старательностью, стремлением к максимальному качеству. Удивительная вещь, но самые теплые чувства в театре я испытываю не к артистам, драматургам или оркестрантам, а к простым людям, которые строят декорации. Когда я вижу хорошего плотника или краснодеревщика, он вызывает у меня ощущение счастья. Я их очень люблю, обидно, что они находятся как бы в другом эшелоне. Людей, которые делают свое дело до конца, чрезвычайно мало, и к ним я испытываю глубокое чувство признательности.

Родился в Минске (Белоруссия). В 1982 году окончил Белорусскую академию художеств.

Работал главным художником Молодежного театра Белоруссии, оформлял спектакли московского театра Российской армии («Загнанная лошадь»), Большого драматического театра в Петербурге («Прихоти Марианны», «Калифорнийская сюита», «Костюмер», «Квартет», «Ночь перед рождеством»).

С 1998 по 2000 являлся главным художником театра «Санктъ-Петербургъ Опера» («Песнь о любви и смерти корнета Кристофа Рильке», «Пиковая дама» и «Чио-Чио-сан»). Также среди работ художника спектакли: «Борис Годунов» (Национальный академический театр оперы республики Беларусь, 2001), мюзикл «Норд-Ост»(Москва, 2002), «Бульвар преступлений» (театр им. Евгения Вахтангова, 2003), «Севильский цирюльник» и «Леди Макбет Мценского уезда» (Ростовский музыкальный театр; 2003, 2004), «Анна Каренина», «Чайка» (Санкт-Петербургский театр балета под управлением Бориса Эйфмана).

Автор сценографии спектаклей Мариинского театра: опер «Нос» Д. Шостаковича (2004), «Царская невеста» Н. Римского-Корсакова (2004), «Тристан и Изольда» Р. Вагнера (в содружестве с Д. Черняковым, 2005) и балета на музыку Д. Шостаковича «Золотой век» (2006).

Обладатель серебряной медали международной выставки сценографии «Пражская квадриеннале – 1995».

Лауреат высшей театральной премии Санкт-Петербурга «Золотой софит» в номинации «Лучшая сценография» за спектакль «Нос» (Мариинский театр, 2004).

Лауреат высшей театральной премии России «Золотая маска» в номинации «Лучшая работа художника в музыкальном театре», спектакль «Леди Макбет Мценского уезда» (Музыкальный театр, Ростов-на-Дону, 2005).

«Отличный сценограф Зиновий Марголин, много работающий в опере, вместе с художником по костюмам Марией Даниловой сочинили к этому произведению такое же сумасшедшее оформление, смешавшее все стили и иерархии».

Д. Годер, «Время новостей»

«…Поражаешься серьезности намерений и буйству остроумной фантазии, равно и в сценографии (Зиновий Марголин) - чего стоит одна упавшая с небосклона звезда или отправляющееся в полет бревно-самолет (под управлением пилота-Горбунка!)».

РЕЖИССЕРАМ МНОГОЕ ПРОЩАЮ

- Вы можете взять на себя смелость воплотить на сцене любой замысел?

Без иллюзий: всегда есть бюджет, и он очень жестко должен соблюдаться. Да, возможности у Большого или Мариинки немалые. Там работает огромное количество профессионалов, которые помогают воплощать замыслы. Люблю большие пространства, но... работаю не с пространствами, а с людьми.

- Что важнее - профессиональные или человеческие качества режиссера?

Обычно режиссер - это человек с невыносимым характером. Энергетический вампир, так как всю свою энергию он отдает артистам, и ее нужно пополнять. Режиссеры - люди сложные, иногда неадекватные, которые творят безобразные вещи. Поверьте, всякое видел. Театр - это всегда насилие. Режиссер навязывает свою волю коллективу. Он несет ответственность за неудачу, он крайний, все срывы происходят... от страха. Я им многое прощаю. У режиссеров с годами портится характер, потому что они все время в состоянии конфликта с миром и собой. Театральные цеха вечно хотят сделать проще и быстрее. А ведь даже у режиссера есть репетиции, он может что-то переделать. Но у художника их нет. Я до последнего сомневаюсь.

ПРО ОРДЕНА ЗАБУДЬТЕ СРАЗУ

Отелло - Мариининскй театр, Бархатов. Фото: Из личного архива Зиновия Марголина

- «Золотая маска», другие награды помогают ?

Регалии в театре никого не интересуют. Если сделал плохую работу, тебе могут простить это один раз, второй, но в третий раз уже не позовут. В творчестве, как в спорте: надо выдавать результат. А никакого органа, «механизма», который я могу настроить и приказать себе придумать крутой спектакль, нет. Все происходит в болтовне с режиссером и часто при странных обстоятельствах. Каждый раз, когда приступаю к проекту, нахожусь в состоянии легкой паники. Тут никакие «Золотые маски» не помогают. Про все «ордена» нужно забыть сразу. Это все приятно 45 секунд, когда тебе их вручают. Через час вспоминаешь, что еще три проекта на столе и что с ними делать?

Что такое премьера для художника? Это счастье, потому что работа сделана, и папку можно переместить в архив. Но на рабочем столе еще десять папок, и ты так тоскливо смотришь на них и понимаешь, что их нужно сдавать, а ты еще ничего не придумал...

- Вы тяготеете к костюмному театру?

Ни к чему не тяготею. Есть четыре-пять режиссеров, с которыми работаю. А они не очень-то воспринимают театр друг друга. Василий Бархатов, Евгений Писарев и Борис Эйфман - режиссеры очень разной эстетики, разного понимания сути театра. Кама Гинкас как-то сказал: «Не хожу на чужие спектакли, потому что если спектакль хороший, я расстраиваюсь, а если нехороший - еще больше расстраиваюсь».

ШНУР - ПОЭТ СВОЕГО ВРЕМЕНИ

- А расскажите про премьеру «Бенвенуто Челлини» с Сергеем Шнуровым в Мариинке. Зачем взяли Шнура в оперу на разговорную роль?

Мы выпускали этот спектакль в 2007 году, и сейчас возобновили. Сергей - человек очень образованный, с хорошим русским языком и блестящими мозгами. Образ на концертах это просто его роль. Он филолог, окончил университет, а до этого учился в духовной семинарии. Интереснейший собеседник. Невероятно тонкий. Его можно приглашать куда угодно, в любой роли будет хорош - умный артист. У каждого времени - свои поэты.

Такой необычное и «стиляжной» увидел мастер свадьбу Фигаро. Фото: Личный архив Зиновия Марголина.

- Шнуров - современная сатира?

Конечно. И «Ленинград» - это ощущение нынешнего времени. Сейчас в театре и литературе практически нет трагических героев. В 1970-е годы они были на сцене.

А современный герой? Закомплексованный персонаж с мучениями и внутренними сомнениями. Трудно представить главного героя с открытым темпераментом, который говорит какие-то правильные фразы. Молодые актеры не знают, как такое играть. Стесняются открыто выражать чувства. Сережа в этом отношении, как нынешнее время, очень «ядовитый». Вот такая сегодняшняя правда.

- Режиссеры не принимают творчество друг друга. А как насчет художников? Вы принимаете Александра Шишкина, Сергея Бархина?

Не просто принимаю - люблю. Художники вообще более консолидированное и лояльное сообщество. Чувствую себя успешным человеком, и у меня нет никаких проблем с успехом товарищей. Шишкин - это мое поколение. Бархину за 80… Есть и другие безумно талантливые. Маша Трегубова, например. Почему мне не радоваться за них? Нам всем хватает работы.

УЧИТЕЛЯ

Пиковая дама-пермский Театр-Театр,режиссер Н.Гриншпун. Фото: Личный архив Зиновия Марголина.

- Вы испытывали чье-то влияние на себе?

Если бы я не увидел когда-то театр на Таганке, наверное, вообще не пошел бы работать в театр. Давид Боровский для меня до сих пор самая крупная фигура не только как сценограф, но и как личность. Безупречный человек.

А профессии меня научил Борис Герлован. Я попал к нему после института в минский Купаловский театр. Ничего не знал и не умел, ведь учился не на сценографа, а черт знает на кого, окончил отделение визуальных коммуникаций и выставок и сбежал в театр. Мои однокурсники после распределения годами проектировали дверцу от холодильника. А по вечерам пили от безнадеги водку. Так что театр меня спас.

Пришел макетчиком к Герловану. В Беларуси Борис Федосеевич - центральная фигура, большой художник, никого крупнее там нет. Очень ему благодарен. Просидел возле него пять лет и до сих пор помню все, что он мне говорил о профессии. Интернета не было, показывал мне журналы с работами Бархина, Кочергина, Шейнциса...

Театр - это огромный и очень разнообразный мир. Я к нему подключен, как к капельнице. Мне когда-то Герлован сказал: «Запомни, театр - это мода». Я не сразу понял смысл. Ведь суть («про что?») не меняется. Меняется форма («как?»). Нужно чувствовать, что сейчас на пике моды.

Когда я работал в Белорусском государственном молодежном театре и у нас только-только началось общение с Западом, приехал ставить спектакль худрук молодежного театра из Мангейма: «Будет пьеса для молодежи о контрацептивах!» Мы хохочем: «Чего?» Он удивился: «Вы что, не понимаете? Это же мировая проблема! СПИД! Человечество погибает!» Смотрел на нас как на сумасшедших, а мы - на него. Театр же для другого! Мы так считали… А сейчас понимаю, что театр - для всего. Появились новые вызовы. Раньше было пять видов театра, а сейчас - пятьсот...

- А не уходит из-за социального крена из театра его магия?

В тот момент, когда на сцене «Театра.doc» идет вербатим, в Большом театре танцуют «Жизель». Каждый зритель ходит за своей правдой.

У Эйфмана я занимаюсь одним театром, у Писарева - другим, у Бархатова - третьим. Скоро будет проект в Гамбурге - на стыке жанров. Все это не мешает друг другу.

- Встречаете в бурном театральном море успешных земляков?

Севильский цирюльник-Большой театр Писарев. Фото: Личный архив Зиновия Марголина.

Очень много. Ведущая солистка балета Эйфмана Люба Андреева работала в белорусском балете. На ней сейчас там держится почти весь репертуар. В Мариинском работает Владислав Сулимский из Молодечно. До сих пор ездит на машине с белорусскими номерами.

Павел Янковский из Барановичей перешел из новосибирского театра в Мариинский. Я с ним выпускал «Хованщину» в Базеле. Спросил: «Павел, а почему ты не поешь хотя бы раз в году в Минске?» Отвечает: «А меня никто и не приглашает…» Хлопец из Барановичей поет в Мариинском! Пел Риголетто у Тимофея Кулябина в Вуппертале.

- Почему вы уехали из Минска?

Наверное, почувствовал профессиональный потолок. Думал, что можно жить в Минске и работать в Москве. Но это невозможно: чтобы тебя звали в московские проекты, ты должен быть здесь, иначе место обязательно займут.

ДОСЬЕ «СВ»

Зиновий Марголин родился в 1960 году в Минске. Окончил Белорусский театрально-художественный институт. В 1988 - 1998 годах был главным художником Государственного молодежного театра РБ.

После два года работал в театре «Санктъ-Петербургъ Опера». Сделал сценографию для премьер Мариинки («Отелло»), Большого театра («Свадьба Фигаро», «Севильский цирюльник»), Театра имени Пушкина («Апельсины и лимоны», «Женитьба Фигаро») и других. Лауреат многочисленных театральных премий.

На родине успех Марголина в Москве и вообще в России не удивил никого. Восхищающее публику оформление "Идиллии" в Купаловском - один "глобус Беларуси" чего стоит; изящный, стильный АRT; настоящий (!) поезд, двигающийся по сцене оперного театра в "Визите дамы"…

Его имя в афише давно уже гарантирует зрелище высокого уровня. Поэтому когда в телевизионных репортажах о премьере "Норд-Оста" показали самолет с размахом крыльев в 15 метров, заядлых белорусских театралов невольно посетили какие-то смутные догадки. Сам Марголин свое участие в том проекте в Минске не афишировал. А когда случилась трагедия и, к счастью, Зиновий оказался в те дни в Минске, кричать "знай наших!" было кощунством.

За "Норд-Ост" художника номинировали на самую престижную премию "Золотая Маска", получит он ее или нет, мы узнаем уже в понедельник. Сегодня он вновь в Москве. В Минск не приедет скорее всего до премьеры очередного мюзикла "12 стульев". Интервью "Комсомолке" Зиновий дал в день отъезда.
В Минске у меня работы почти нет

Зиновий, вы еще наш или уже нет?

Что значит "наш"? Вопрос какой-то некорректный.
- А разве, добившись успеха за пределами Беларуси, вы не стремитесь там закрепиться?

Это очень сложно. В Минске у меня почти работы нет. Из обязательств перед Беларусью у меня остался только "Славянский базар". Так получилось. Никто не виноват. Вообще, если бы в какой-то момент ситуация развилась иначе, я бы сейчас работал в театре Янки Купалы и занимался сугубо белорусским делами. Мне это было очень интересно, в начале 90-х был невероятный подъем. Это были лучшие времена. Но это, к сожалению, прошлая история.

Во всем мире художники мигрируют, и творческие люди работают в разных местах. Для нас работа есть только в России, как для поляков - в Германии. Да и Россия очень разная. С театром там хорошо в трех местах в пяти театрах. Сейчас, к примеру, я работаю в Ростовской опере, финансовое положение которой гораздо лучше, чем у Минской. Кстати, сейчас там выпускается спектакль, в котором режиссер - бывший режиссер нашей оперы Сусанна Цирюк, дирижер-постановщик Александр Анисимов, художник по костюмам Валентина Гончарова, которая только что уволилась из Минской оперы и балетмейстер - Дмитрий Лавринович из нашего оперного. Практически белорусская бригада. Даже ассистент режиссера из Беларуси. При этом там работает минский дирижер Галанов…
- А в Москве сложно было зацепиться?

Там не существует никаких авторитетов. Поэтому все успехи локальны. Я не гений, как Растропович или Гергиев, которых заменить невозможно. А театральных художников в Москве, очень классных, высокого уровня, уйма.
- А восторги Пугачевой на позапрошлогоднем "Славянском базаре" вам как-то помогли?

Все это чепуха. Ровно на три минуты. В нашем деле ты каждый день сдаешь экзамен. Просто технологией победить театр нельзя, даже мюзикл
- Так как же вы попали в "Норд-Ост"?

Меня пригласили в Москву пообщаться с Васильевым. До этого с ним восемь месяцев работал Борис Краснов. Опыта театрального у него почти нет. А нужно было придумать 24 (!) картины, выстроить декорации. Я подключился, когда у них все зашло в тупик.
- И вам позволили делать все?

Бюджет мюзикла порядка 4 миллиона долларов. А поскольку наши продюсеры очень неопытные люди (на Западе все заранее просчитывается до копейки), я работал без лимита.
- Головокружения не началось?

Абсолютно. Дайте писателю золотую бумагу, золотое перо и скажите: напиши лучше, чем Пастернак. И что он напишет? Мама мыла раму? Просто технологией победить театр нельзя, даже мюзикл. Театр всегда развивался в двух направлениях. Во-первых, в сфере духовной, которая для меня гораздо выше и ценнее. И тут России ничему учиться не нужно. Более того, она всегда импортировала это искусство во многие страны. Параллельно существует театр зрелищ. Американцы преуспели как раз в этом жанре - шоу. Это экспортируемое в Россию западное шоу. Но в чистом виде оно не приживается. Все попытки провалились - "42-я стрит" не просуществовала и трех месяцев, не такая уж блестящая судьба у "Чикаго", не завидное будущее у "Иствикских ведьм". Прижился только "Нотр-Дам" - европейский продукт опять же.

Поэтому возникло новое направление - русский мюзикл. Это попытка скрестить западную зрелищность с некоей долей психологизма. Сейчас буду делать новый проект - мюзикл "12 стульев".

Саша Цекало - человек с большими амбициями - нашел композитора, деньги, собрал компанию, и в ноябре-декабре будет премьера. Что выйдет, не знаю. Но то, что будет точнее, яснее, понятнее русскому зрителю, для меня очевидно. Ведь успех "Норд-Оста" не на высоком художественном уровне: музыку писали непрофессиональные композиторы, непрофессиональные режиссеры его поставили. Но тема и интонация важнее всего. Русская, но не квасная, патриотическая романтическая история.
- Вы достаточно трезво оцениваете мюзиклы...

Это не великое искусство. Но люди, которые им занимаются, считают, что делают революцию. Все это давно было. Это та же оперетта, только с высокой технологией, колоссальной дисциплиной, артистами, которые работают за приличные деньги "на смерть". И он никогда не отменит настоящий великий театр, который никогда не будет таким коммерческим.
В Минске можно сделать спектакль, на который будет ломиться публика

Вы готовы работать в таком театре, заранее зная, что не будет там ни денег, ни громкого успеха?

Конечно. С одной стороны, хочется себя реализовывать, когда есть бесконечные возможности технологии, когда под руками у тебя все. Но цену этому я прекрасно знаю. А драма - бедное, но великое искусство.
- А успех, признание важно? Ведь пока не случилась трагедия с "Норд-Остом", в Минске мало кто знал, что вы работали над проектом?

А зачем? Моя слава измеряется теми гонорарами, которые мне могут заплатить. Художники люди не общественные. И пиар мне не нужен. Ведь все равно на постановку меня будет звать конкретный режиссер, с которым я лично знаком. Моя жизнь теперешняя абсолютно бессмысленна: с точки зрения профессии, я вроде бы реализовываюсь. Но если посмотреть на моих коллег из Литвы, которые сидят в своих национальных театрах, занимаются своей национальной культурой, им ничто не мешает наезжать в Москву, - такое цельное существование. У меня судьба иммигранта. Я успешно интегрировался в Москве, и даже если буду там жить, буду чувствовать некую неловкость, потому что, кажется, я для другого предназначен.
- А чудесная акция, когда мы всей страной на Новый год разучивали гимн, зачем вам была нужна?

Меня позвали решить задачу - красиво, изящно. И таким, может быть, странным образом я выразил свое отношение к происходящему. Я стоял на крыше Дворца Республики, откуда открывается роскошная панорама, было собрано огромное количество людей, свет мы привезли из Москвы, бюджет был внушительный… На самом деле, чтобы понять, что мы сделали, надо посмотреть это лет через десять. Это будет гениальное зрелище. А через двадцать это будет самая уникальная запись. Между прочим, это не последняя акция. Будем еще собирать людей.
- Сколько всего спектаклей вы оформили?

Не считал. Хороших? Может, десять. А мусора - миллион.
- В Минске в последнее время вы работаете чаще в антрепризе?

В "Никола-театре" мы сделали с Пинигиным четыре спектакля.
- Такой коммерческий театр выставляет художнику условия - подешевле, попроще.

Моим единственным условием было, чтобы такие условия не выставлялись. Коммерческий театр, но не убогий. Антреприза возникла из желания заработать деньги и как реакция на полный развал в государственном театре. Поэтому если мне кто-то скажет, что в Русском театре искусства больше, чем в "Никола-театре", я посмею поспорить. Да, это коммерческий театр. Но расскажите мне, что играет Виктор Манаев в этом городе в другом театре? Этот театр в определенный момент стал спасением для Сергея Журавля. Отличный, замечательный артист так и погиб бы в Молодежном театре.
- Возвращаясь из Москвы в Беларусь, вы действительно видите, как утверждает новомодный Андрей Курейчик, что белорусский театр убог, консервативен, провинциален?

Обсуждать театр - это как обсуждать галактику. Я не знаю, что такое белорусский театр. Могу сказать, что в Минске сейчас можно сделать спектакль, который станет событием, и на который будет ломиться публика. Произойти это может в любой момент. Главное - темочку найти. В Минске есть два-три десятка замечательных артистов, которых нет ни у кого и нигде. Я могу составить список. Нужно просто собрать это все воедино.

Главное - помнить, что спектакль на экспорт - не задача. Литовцы не думают, чтобы делать спектакль для Москвы. Они делают его для себя. И только. От того, что поэта Янку Купалу не знают в Англии, ценность его для нас не уменьшается. Нужно делать свое и для себя.
Надежда БЕЛОХВОСТИК ,