Джек лондон капитан волк. Бог его отцов (сборник)
Джек Лондон
Морской Волк
Глава первая
Не знаю, право, с чего начать, хотя иногда, в шутку, я сваливаю всю вину на Чарли Фэрасета. У него была дача в Милл-Вэлли, под сенью горы Тамальпайс, но он жил там только зимой, когда ему хотелось отдохнуть и почитать на досуге Ницше или Шопенгауэра. С наступлением лета он предпочитал изнывать от жары и пыли в городе и работать не покладая рук. Не будь у меня привычки навещать его каждую субботу и оставаться до понедельника, мне не пришлось бы пересекать бухту Сан-Франциско в это памятное январское утро.
Нельзя сказать, чтобы «Мартинес», на котором я плыл, был ненадежным судном; этот новый пароход совершал уже свой четвертый или пятый рейс на переправе между Саусалито и Сан-Франциско. Опасность таилась в густом тумане, окутавшем бухту, но я, ничего не смысля в мореходстве, и не догадывался об этом. Хорошо помню, как спокойно и весело расположился я на носу парохода, на верхней палубе, под самой рулевой рубкой, и таинственность нависшей над морем туманной пелены мало-помалу завладела моим воображением. Дул свежий бриз, и некоторое время я был один среди сырой мглы – впрочем, и не совсем один, так как я смутно ощущал присутствие рулевого и еще кого-то, по-видимому, капитана, в застекленной рубке у меня над головой.
Помнится, я размышлял о том, как хорошо, что существует разделение труда и я не обязан изучать туманы, ветры, приливы и всю морскую науку, если хочу навестить друга, живущего по ту сторону залива. Хорошо, что существуют специалисты – рулевой и капитан, думал я, и их профессиональные знания служат тысячам людей, осведомленным о море и мореплавании не больше моего. Зато я не трачу своей энергии на изучение множества предметов, а могу сосредоточить ее на некоторых специальных вопросах, например – на роли Эдгара По в истории американской литературы, чему, кстати сказать, была посвящена моя статья, напечатанная в последнем номере «Атлантика». Поднявшись на пароход и заглянув в салон, я не без удовлетворения отметил, что номер «Атлантика» в руках у какого-то дородного джентльмена раскрыт как раз на моей статье. В этом опять сказывались выгоды разделения труда: специальные знания рулевого и капитана давали дородному джентльмену возможность – в то время как его благополучно переправляют на пароходе из Саусалито в Сан-Франциско – ознакомиться с плодами моих специальных знаний о По.
У меня за спиной хлопнула дверь салона, и какой-то краснолицый человек затопал по палубе, прервав мои размышления. А я только что успел мысленно наметить тему моей будущей статьи, которую решил назвать «Необходимость свободы. Слово в защиту художника». Краснолицый бросил взгляд на рулевую рубку, посмотрел на окружавший нас туман, проковылял взад и вперед по палубе – очевидно, у него были протезы – и остановился возле меня, широко расставив ноги; на лице его было написано блаженство. Я не ошибся, предположив, что он провел всю свою жизнь на море.
– От такой мерзкой погоды недолго и поседеть! – проворчал он, кивая в сторону рулевой рубки.
– Разве это создает какие-то особые трудности? – отозвался я. – Ведь задача проста, как дважды два – четыре. Компас указывает направление, расстояние и скорость также известны. Остается простой арифметический подсчет.
– Особые трудности! – фыркнул собеседник. – Просто, как дважды два – четыре! Арифметический подсчет.
Слегка откинувшись назад, он смерил меня взглядом.
– А что вы скажете об отливе, который рвется в Золотые Ворота? – спросил или, вернее, пролаял он. – Какова скорость течения? А как относит? А это что – прислушайтесь-ка! Колокол? Мы лезем прямо на буй с колоколом! Видите – меняем курс.
Из тумана доносился заунывный звон, и я увидел, как рулевой быстро завертел штурвал. Колокол звучал теперь не впереди, а сбоку. Слышен был хриплый гудок нашего парохода, и время от времени на него откликались другие гудки.
– Какой-то еще пароходишко! – заметил краснолицый, кивая вправо, откуда доносились гудки. – А это! Слышите? Просто гудят в рожок. Верно, какая-нибудь шаланда. Эй, вы, там, на шаланде, не зевайте! Ну, я так и знал. Сейчас кто-то хлебнет лиха!
Невидимый пароход давал гудок за гудком, и рожок вторил ему, казалось, в страшном смятении.
– Вот теперь они обменялись любезностями и стараются разойтись, – продолжал краснолицый, когда тревожные гудки стихли.
Он разъяснял мне, о чем кричат друг другу сирены и рожки, а щеки у него горели и глаза сверкали.
– Слева пароходная сирена, а вон там, слышите, какой хрипун, – это, должно быть, паровая шхуна; она ползет от входа в бухту навстречу отливу.
Пронзительный свисток неистовствовал как одержимый где-то совсем близко впереди. На «Мартинесе» ему ответили ударами гонга. Колеса нашего парохода остановились, их пульсирующие удары по воде замерли, а затем возобновились. Пронзительный свисток, напоминавший стрекотание сверчка среди рева диких зверей, долетал теперь из тумана, откуда-то сбоку, и звучал все слабее и слабее. Я вопросительно посмотрел на своего спутника.
– Какой-то отчаянный катерок, – пояснил он. – Прямо стоило бы потопить его! От них бывает много бед, а кому они нужны? Какой-нибудь осел заберется на этакую посудину и носится по морю, сам не зная зачем, да свистит как полоумный. А все должны сторониться, потому что, видите ли, он идет и сам-то уж никак посторониться не умеет! Прет вперед, а вы смотрите в оба! Обязанность уступать дорогу! Элементарная вежливость! Да они об этом никакого представления не имеют.
Этот необъяснимый гнев немало меня позабавил; пока мой собеседник возмущенно ковылял взад и вперед, я снова поддался романтическому обаянию тумана. Да, в этом тумане, несомненно, была своя романтика. Словно серый, исполненный таинственности призрак, навис он над крошечным земным шаром, кружащимся в мировом пространстве. А люди, эти искорки или пылинки, гонимые ненасытной жаждой деятельности, мчались на своих деревянных и стальных конях сквозь самое сердце тайны, ощупью прокладывая себе путь в Незримом, и шумели, и кричали самонадеянно, в то время как их души замирали от неуверенности и страха!
– Эге! Кто-то идет нам навстречу, – сказал краснолицый. – Слышите, слышите? Идет быстро и прямо на нас. Должно быть, он нас еще не слышит. Ветер относит.
Свежий бриз дул нам в лицо, и я отчетливо различил гудок сбоку и немного впереди.
– Тоже пассажирский? – спросил я.
Краснолицый кивнул.
– Да, иначе он не летел бы так, сломя голову. Наши там забеспокоились! – хмыкнул он.
Известный литературный критик попадает в кораблекрушение. Капитан шхуны «Призрак» подбирает Хэмфри Ван-Вейдена из воды и спасает его. Капитана прозвали Волком Ларсеном за его силу и жестокость. Грубый и деспотичный, Ларсен подавляет стремление Хэмфри к высадке его на сушу, и забирает с собой.
Ван Вейден от кока узнает о характере капитана, который является жестоким поработителем команды.
Хэмфри по воле капитана попадает в подчинение кока, лицемерного человека, который сразу начинает унижать помощника, не приспособленного к физическому труду.
Делая уборку в каюте капитана, юнга обнаруживает у Ларсена множество книг, включающих и научные труды, что дает ему судить о развитом уме тирана, и помогает найти с ним общий язык. Трусливый кок, постоянно третирует Хэмфри, но когда видит, что тот готов дать отпор, начинает точить нож. Он понимает, что если они схватятся в рукопашную, то он будет побежден. Хэмфри тоже боится подлости повара, и в отместку так же вооружается ножом, что заставляет кока угодничать перед ним и опасаться юношу.
Хэмфри приходится тяжело, все свои годы он жил, не соприкасаясь с физическим трудом и грубостью, а на шхуне ему приходиться мыть посуду, чистить картошку, и испытывать унижение своего достоинства, общаясь с командой необразованных людей. С той же легкостью, с которой матросы питаются за одним столом, спят в одной каюте, они доносят друг на друга, издеваются над слабыми людьми, дерутся между собой, даже пытаются избавиться от капитана.
Капитан Ларсен-недюжинной физической силы человек, отличается от команды познаниями в различных областях литературы и искусства, науки и техники. Он разбирается в математике и астрономии, что помогает ему усовершенствовать приборы навигации на шхуне.
Командой Ларсен управляет с помощью своей необузданной силы, за малейшее неповиновение любой будет наказан жестоко и без промедления. В нём есть один физический изъян: обладая атлетической фигурой, имея огромную силу и отменное здоровье, он страдает от приступов боли, время от времени поражающий его голову.
Человек умственного труда, Хэмфри, за время пребывания на шхуне, крепнет физически, также ожесточается его воля, он становится более решительным. Лояльно относящийся к нему капитан делает его своим помощником.
Много трудностей испытала команда «Призрака», пока они добрались до конечной цели своего путешествия. На них не раз обрушивались бури и штормы, но уверенность и целеустремленность Волка, с честью позволяло шхуне выходить из переделок. Однажды им пришлось поднять на борт терпящую бедствие шлюпку с людьми, среди которых находилась молодая женщина, оказавшейся известной поэтессой Мод Брустер.
Добравшись до места промысла, Ларсен нападает на шлюпки своего брата, Смерть Ларсена, и захватывает их вместе с охотниками.
Хэмфри начинает испытывать к Мод нежные чувства. Ларсен также испытывает чувства к девушке, и пытается взять ее силой. Его останавливает приступ головной боли, он теряет зрение. После этого Хэмфри и Мод покидают шхуну. Молодые люди запасаются провизией и пускаются в неизвестный путь. Через несколько недель скитаний они причаливают к острову, оказавшемуся необитаемым. На острове обнаруживают лежбище котиков, запасают мясо и шкуры животных, готовясь к зиме, строят хижину.
Хэмфри находит на берегу потерпевшую крушение шхуну, это «Призрак», на борту которого в одиночестве находится слепой капитан. Выясняется, что Смерть Ларсен взял судно брата на абордаж, и переманил к себе его команду. Подлый кок привел в негодность оснастку судна, чем обрек капитана на волю волн.
Мод и Ван Вейден начинают приводить судно в порядок. Им удается починить шхуну и выйти в открытое море. Этот выход в море является для Ларсена последним плаванием, полностью потеряв все чувства, гордый капитан умирает.
Молодые люди, похоронив капитана, открыто признаются друг другу в любви, и обнаруживают в море судно, которое доставит их в цивилизованный мир.
Благородство и решительность, целеустремленность и любовь помогли героям выжить.
Картинка или рисунок Морской волк
Другие пересказы для читательского дневника
- Краткое содержание Осеева Бабка
Бабка была уже совсем старая, широкая и грузная. Зять вечно был недоволен свекровью. Дочь и внук также считали её лишней в их семье.
- Краткое содержание Шолохов Нахаленок
Жизнь восьмилетнего Миньки проходит в обществе матери и деда. «Нахаленок» получил такое прозвище из-за неугомонного характера и за то, что мать родила его вне брака. В скором времени, с войны приходит отец Миньки – участник красной гвардии.
- Краткое содержание Повесть временных лет по главам
Написанная на древнерусском «Повесть временных лет», она же «Несторова летопись», она же – «Первоначальная летопись» принадлежит перу монаха Киево-Печерского монастыря Нестору, трудившегося над нею с 1110 по 1118 год.
- Краткое содержание Платонов В прекрасном и яростном мире
Героем рассказа Андрея Платонова является молодой и талантливый водитель пассажирского паровоза Мальцев. Этот молодой и амбициозный юноша, которому около тридцати лет, уже занимает должность машиниста высшего класса
- Краткое содержание Лермонтов Бородино
Баллада «Бородино» была написана в 1837 году в честь 25-летия Бородинской битвы. Автор в содержании стихотворения показывает рассказ мужчины, который участвовал в Отечественной войне 1812 года. Все повествования солдата наполнены гордостью
Увлекательный, напряженный приключенческий роман. Самое яркое из крупных произведений Джека Лондона, вошедшее в золотой фонд мировой беллетристики, не единожды экранизированное как на Западе, так и в нашей стране. Меняются времена, проходят десятилетия – но и сейчас, более века спустя после выхода романа, читателя не просто захватывает, а завораживает история смертельного противостояния чудом выжившего при кораблекрушении молодого писателя Хэмфри и его невольного спасителя и беспощадного врага – бесстрашного и жестокого капитана китобойного судна Волка Ларсена, полупирата, одержимого комплексом сверхчеловека…
Волк Ларсен так же внезапно прекратил свою брань, как и начал. Он снова зажег сигару и огляделся вокруг. Его глаза случайно остановились на поваре.
– Ну-с, повар? – начал он с мягкостью, которая была холодна как сталь.
– Есть, сэр, – преувеличенно живо ответил повар с успокаивающей и заискивающей услужливостью.
– Не кажется ли тебе, что ты не особенно удобно вытягиваешь шею? Это вредно для здоровья, я слышал. Штурман умер, и мне не хотелось бы потерять и тебя. Тебе нужно, дружок, очень-очень беречь свое здоровье. Понял?
Последнее слово в разящем контрасте с ровным тоном всей речи хлестнуло, как удар кнута. Повар съежился под ним.
– Есть, сэр, – кротко пролепетал он, и его шея, вызвавшая раздражение, исчезла вместе с головой в кухне.
После внезапной головомойки, полученной поваром, остальная команда перестала интересоваться происходившим и погрузилась в ту или другую работу. Однако несколько человек, которые расположились между кухней и люком и которые, казалось, не были матросами, продолжали между собой разговор в пониженном тоне. Как я потом узнал, это были охотники, считавшие себя несравненно выше простых матросов.
– Иогансен! – крикнул Волк Ларсен.
Один матрос послушно выступил вперед.
– Возьми иголку и зашей этого бродягу. Ты найдешь старую парусину в ящике для парусов. Приладь ее.
– А что привязать ему к ногам, сэр? – спросил матрос.
– Ну, там увидим, – ответил Волк Ларсен и возвысил голос: – Эй, повар!
Томас Магридж выскочил из кухни, как Петрушка из ящика.
– Спустись вниз и насыпь мешок угля. А что, товарищи, не найдется ли у кого-нибудь из вас Библии или молитвенника? – было следующим вопросом капитана, на этот раз обращенным к охотникам.
Они отрицательно мотнули головами, а один из них сделал какое-то насмешливое замечание, – я не расслышал его, – вызвавшее общий смех.
Волк Ларсен обратился с тем же вопросом к матросам. По-видимому, Библия и молитвенники были здесь редким явлением, хотя один из матросов вызвался спросить нижнюю вахту и вернулся через минуту с сообщением, что и там этих книг не оказалось.
Капитан пожал плечами.
– Тогда мы попросту перекинем его через борт без всякой болтовни, если только наш поповского вида тунеядец не знает наизусть похоронной службы на море.
И, повернувшись ко мне, он поглядел мне прямо в глаза.
– Вы пастор? Да? – спросил он.
Охотники, их было шестеро, все как один повернулись и стали на меня смотреть. Я мучительно сознавал, что был похож на пугало. Моя наружность вызвала хохот. Хохотали, нисколько не стесняясь присутствия мертвого тела, вытянувшегося перед нами на палубе с caркастической улыбкой. Хохот был резким, жестоким и откровенным, как и само море. Он исходил от натур с грубыми и притупленными чувствами, не знавших ни мягкости, ни учтивости.
Волк Ларсен не смеялся, хотя в его серых глазах и зажглась слабым огоньком усмешка. Я стоял как раз перед ним и получил первое общее впечатление от него самого, независимо от того потока кощунств, который я только что услышал. Квадратное лицо с крупными, но правильными чертами и строгими линиями, казалось на первый взгляд массивным; но так же, как и от его тела, впечатление массивности вскоре исчезло; рождалась уверенность, что за всем этим лежала в глубине его существа огромная и чрезвычайная духовная сила. Челюсть, подбородок и брови, густые и тяжело нависшие над глазами, – все это сильное и могучее само по себе, – казалось, изобличало в нем необыкновенную мощь духа, которая лежала по ту сторону его физической природы, скрытая от взоров наблюдателя. Нельзя было измерить этот дух, определить его границы или точно классифицировать его и положить на какую-нибудь полочку, рядом с другими, подобными ему типами.
Глаза – а мне судьба предназначила хорошо их изучить – были велики и красивы, они были широко расставлены, как у изваяния, и прикрывались тяжелыми веками под арками густых черных бровей. Цвет глаз был тот обманчивый серый, который никогда не бывает дважды одним и тем же, у которого столько теней и оттенков, как у муара на солнечном свете: он бывает то просто серым, то темным, то светлым и зеленовато-серым, а иногда с оттенком чистой лазури глубокого моря. Это были глаза, которые прятали его душу в тысячах переодеваний и которые только иногда, в редкие минуты, открывались и позволяли заглянуть внутрь, как в мир изумительных приключений. Это были глаза, которые могли скрывать безнадежную мрачность осеннего неба; метать искры и сверкать, как шпага в руках воина; быть холодными, как полярный пейзаж, и сейчас же вновь смягчаться и зажигаться горячим блеском или любовным огнем, который очаровывает и покоряет женщин, заставляя их сдаваться в блаженном упоении самопожертвования.
Но вернемся к рассказу. Я ему ответил, что я, как это ни печально для похоронного обряда, не был пастором, и он тогда резко спросил:
– Чем же вы живете?
Признаюсь, что мне никогда не задавали такого вопроса, и я никогда не размышлял над ним. Я был ошеломлен и, прежде чем успел прийти в себя, глупо пробормотал:
– Я… я – джентльмен.
Его губы покривились в быстрой усмешке.
– Я работал, я работаю! – закричал я запальчиво, как будто он был моим судьей и мне нужно было перед ним оправдываться; в то же время я сознавал, как глупо с моей стороны обсуждать этот вопрос в такой обстановке.
– Чем вы живете?
В нем было что-то настолько властное и повелительное, что я совсем растерялся, «нарвался на выговор», – как определил бы это состояние Фэрасет, – точно дрожащий ученик перед строгим учителем.
– Кто вас кормит? – был его следующий вопрос.
– У меня есть доходы, – ответил я надменно, и в то же мгновение готов был откусить себе язык. – Все эти вопросы, простите мне мое замечание, не имеют никакого отношения к тому, о чем я хотел бы с вами поговорить.
Но он не обратил внимания на мой протест.
– Кто заработал ваш доход? А? Не вы сами? Я так и думал. Ваш отец. Вы стоите на ногах мертвеца. Вы никогда не стояли на своих собственных ногах. Вы не сможете пробыть один от восхода до восхода солнца и добыть пищу для своего брюха, чтобы набить его три раза в день. Покажите-ка вашу руку!
Дремавшая страшная сила, видимо, шевельнулась в нем, и, раньше чем я успел сообразить, он шагнул вперед, взял мою правую руку и поднял ее, рассматривая. Я попробовал отнять ее, но его пальцы сжались без видимого усилия, и я почувствовал, что мои пальцы будут сейчас размозжены. Было трудно сохранить свое достоинство при таких обстоятельствах. Я не мог барахтаться или бороться, как школьник. Точно так же я не мог сделать нападение на существо, которому было достаточно тряхнуть мне руку, чтобы сломать ее. Пришлось стоять смирно и принять покорно обиду. Я все же успел заметить, что у мертвеца на палубе были обшарены карманы и что его вместе с его улыбкой обернули в парусину, которую матрос Иогансен зашивал толстой белой ниткой, протыкая иголку сквозь парусину с помощью кожаного приспособления, надетого на ладонь.
Волк Ларсен выпустил мою руку с презрительным жестом.
– Руки мертвецов сделали ее мягкой. Ни на что не годна, кроме посуды и работы на кухне.
– Я хочу, чтобы меня спустили на берег, – сказал я твердо, овладев собой. – Я вам заплачу, во что вы оцените задержку в пути и хлопоты.
Он с любопытством смотрел на меня. Насмешка светилась в его глазах.
– А у меня есть встречное предложение для вас, и это для вашей же пользы, – ответил он. – Мой помощник умер, и у нас будет много перемещений. Один из матросов займет место штурмана, каютный юнга займет место матроса, а вы займете место юнги. Вы подпишете условие на один рейс и будете получать двадцать долларов в месяц на всем готовом. Ну, что вы скажете? Заметьте – это для вашего блага. Это сделает из вас кое-что. Вы научитесь, может быть, стоять на собственных ногах и даже, пожалуй, немного ковылять на них.
Я молчал. Паруса корабля, который я увидел на юго-западе, делались виднее и отчетливее. Они принадлежали такой же шхуне, как и «Призрак», хотя корпус судна – я заметил – был немного меньше. Красивая шхуна, скользившая по волнам к нам навстречу, очевидно, должна была пройти около нас. Ветер внезапно усилился, и солнце, сердито блеснув два-три раза, исчезло. Море сделалось мрачным, свинцово-серым и стало бросать к небу зашумевшие пенящиеся гребни. Наша шхуна ускорила ход и сильно накренилась. Один раз набежал такой ветер, что борт погрузился в море, и палуба была мгновенно залита водой, так что два охотника, сидевшие на скамье, должны были быстро поднять ноги.
– Это судно скоро пройдет мимо нас, – сказал я после небольшой паузы. – Так как оно идет в противоположном нам направлении, то можно предполагать, что оно направляется в Сан-Франциско.
– Очень вероятно, – ответил Волк Ларсен и, отвернувшись, крикнул: – Повар!
Повар тотчас же высунулся из кухни.
– Где этот малый? Скажи ему, что он мне нужен.
– Есть, сэр! – И Томас Магридж быстро исчез у другого люка вблизи рулевого колеса.
Спустя минуту он выскочил обратно в сопровождении тяжеловатого юноши, лет восемнадцати-девятнадцати, с красным и злобным лицом.
– Вот и он, сэр, – доложил повар.
Но Волк Ларсен не обратил на него внимания и, повернувшись к каютному юнге, спросил:
– Как тебя зовут?
– Джордж Лич, сэр, – последовал угрюмый ответ, и по лицу юнги было видно, что он уже знал, почему его позвали.
– Не очень-то ирландское имя, – отрезал капитан. – О’Тул, или Мак-Карти лучше подошли бы к твоему рылу. Впрочем, вероятно, у твоей матери был какой-нибудь ирландец с левой стороны.
Я видел, как кулаки парня сжались при оскорблении и как побагровела его шея.
– Но пусть будет так, – продолжал Волк Ларсен. – У тебя могут быть основательные причины, чтобы желать забыть свое имя, и ты понравишься мне от этого не меньше, если только выдержишь свою марку. «Телеграфная Гора», этот жульнический притон, – конечно, порт твоего отправления. Это написано на всей твоей пакостной физиономии. Я знаю вашу упрямую породу. Ну-с, ты должен сообразить, что здесь ты свое упрямство должен бросить. Понял? Кстати, кто сдал тебя на службу на шхуну?
– Мак-Криди и Свенсон.
– Сэр! – прогремел Волк Ларсен.
– Мак-Криди и Свенсон, сэр, – поправился парень, и в глазах у него вспыхнул злой огонек.
– Кто получил задаток?
– Они, сэр.
– Ну разумеется! И ты, конечно, был чертовски рад, что дешево отделался. Ты позаботился поскорее удрать, потому что слышал от некоторых джентльменов, что тебя кто-то разыскивает.
В одно мгновение парень преобразился в дикаря. Его тело скорчилось как бы для прыжка, лицо исказилось яростью.
– Это… – закричал он.
– Что это? – спросил Волк Ларсен с особой мягкостью в голосе, как будто его чрезвычайно интересовало услышать невыговоренное слово.
Парень поколебался и овладел собой.
– Ничего, сэр, – ответил он. – Я беру свои слова назад.
– Ты доказал мне, что я был прав. – Это было сказано с удовлетворенной улыбкой. – Сколько тебе лет?
– Только что исполнилось шестнадцать, сэр.
– Ложь! Тебе никогда не увидеть снова восемнадцати лет. Такой громадный для своего возраста, и мускулы как у лошади. Сверни свои пожитки и отправляйся на бак. Ты теперь лодочный гребец. Повышение. Понял?
Не дожидаясь согласия юноши, капитан повернулся к матросу, который только что закончил свою жуткую работу – зашивание мертвеца.
– Иогансен, ты что-нибудь смыслишь в навигации?
– Нет, сэр.
– Ну, не беда, все равно ты назначаешься штурманом. Перенеси свои вещи на койку штурмана.
– Есть, сэр, – последовал веселый ответ, и Иогансен со всех ног бросился на нос.
Но каютный юнга не двигался с места.
– Чего же ты ждешь? – спросил Волк Ларсен.
– Я не подписывал контракта на лодочного гребца, сэр, – был ответ. – Я заключил договор на каютного юнгу и не хочу служить гребцом.
– Свертывайся и марш на бак.
На этот раз команда Волка Ларсена звучала властно и грозно. Парень ответил угрюмым, гневным взглядом и не двигался с места.
Тут снова Волк Ларсен показал свою страшную силу. Это было совершенно неожиданно и продолжалось не более двух секунд. Он сделал прыжок в шесть футов через палубу и ударил парня кулаком в живот. В то же мгновение я почувствовал болезненный толчок в области желудка, как будто ударили меня. Я упоминаю об этом, чтобы показать чувствительность моей нервной системы в то время и подчеркнуть, как непривычно было для меня проявление грубости. Юнга, а он весил не меньше ста шестидесяти пяти фунтов, скорчился. Его тело свернулось над кулаком капитана, как мокрая тряпка на палке. Затем он подскочил в воздух, описал короткую кривую и упал около трупа, ударившись головой и плечами о палубу. Он остался лежать там, корчась почти в агонии.
– Ну-с, – обратился ко мне Волк Ларсен. – Вы обдумали?
Я поглядывал на приближавшуюся шхуну: она теперь шла наперерез нам и была на расстоянии каких-нибудь двухсот ярдов. Это было чистенькое, изящное суденышко. Я заметил большой черный номер на одном из его парусов. Судно походило на виденные мною раньше изображения лоцманских судов.
– Что это за судно? – спросил я.
– Лоцманское судно «Леди Майн», – ответил Волк Ларсен. – Доставило своих лоцманов и возвращается в Сан-Франциско. С этим ветром оно будет там через пять или шесть часов.
– Пожалуйста, сигнализируйте, чтобы оно доставило меня на берег.
– Очень сожалею, но я уронил за борт сигнальную книгу, – ответил он, и в группе охотников раздался смех.
Секунду я колебался, глядя ему в глаза. Я видел ужасную расправу с юнгой и знал, что и я, вероятно, могу получить то же, если не хуже. Как я уже сказал, я колебался, но затем я сделал то, что считаю наиболее храбрым поступком во всей моей жизни. Я подбежал к борту, размахивая руками, и закричал:
– «Леди Майн»! A-о! Возьмите меня с собой на берег! Тысячу долларов, если доставите на берег!
Я ждал, глядя на двух людей, стоявших у рулевого колеса; один из них правил, другой в это время приставлял к губам мегафон. Я не оборачивался, хотя и ожидал каждую минуту смертельного удара со стороны человека-зверя, стоявшего позади меня. Наконец, после паузы, показавшейся мне вечностью, будучи не в силах выдерживать дольше напряжение, я оглянулся. Ларсен оставался на прежнем месте. Он стоял все в той же позе, слегка покачиваясь в такт судну и закуривая новую сигару.
– В чем дело? Какая-нибудь беда? – раздался крик с «Леди Майн».
– Да! – закричал я изо всех сил. – Жизнь или смерть! Тысячу долларов, если доставите меня на берег!
– Слишком много выпили во Фриско! – закричал вслед за мной Волк Ларсен. – Вот этому, – он показал на меня пальцем, – мерещатся морские звери и обезьяны!
Человек с «Леди Майн» расхохотался в мегафон. Лоцманское судно промчалось мимо.
– Пошлите его от моего имени к черту! – донесся последний крик, и оба матроса замахали руками на прощание.
В отчаянии я перегнулся через борт, глядя, как между хорошенькой шхуной и нами быстро увеличивалось темное пространство океана. И это судно будет в Сан-Франциско через пять или шесть часов. Моя голова, казалось, готова была лопнуть. Больно сжалось горло, точно к нему поднялось сердце. Пенящаяся волна ударилась о борт и обдала мои губы соленой влагой. Ветер рванул сильнее, и «Призрак», сильно накренившись, коснулся воды левым бортом. Я слышал шипение волн, захлестывавших палубу. Минуту спустя я обернулся и увидел, как юнга поднимался на ноги. Его лицо было страшно бледно и подергивалось от боли.
– Ну, Лич, идешь на бак? – спросил Волк Ларсен.
– Да, сэр, – послышался покорный ответ.
– Ну, а вы? – обратился он ко мне.
– Я предлагаю вам тысячу… – начал было я, но он меня перебил:
– Довольно! Намерены ли вы приняться за ваши обязанности каютного юнги? Или мне и вас придется вразумить?
Что мне оставалось делать? Быть жестоко избитым, может быть, даже убитым, – я не хотел погибать так нелепо. Я с твердостью посмотрел в жестокие серые глаза. Казалось, они были из гранита, так мало было в них света и тепла, свойственного человеческой душе. В большинстве человеческих глаз можно видеть отражение души, но его глаза были мрачны, холодны и серы, как само море.
– Да, – сказал я.
– Скажите: да, сэр!
– Да, сэр, – поправился я.
– Ваше имя?
– Ван-Вейден, сэр.
– Не фамилия, а имя.
– Хэмфри, сэр, Хэмфри Ван-Вейден.
– Возраст?
– Тридцать пять лет, сэр.
– Ладно. Идите к повару и учитесь у него своим обязанностям.
Так сделался я подневольным рабом Волка Ларсена. Он был сильнее меня, вот и все. Но это казалось мне удивительно нереальным. Даже и теперь, когда я оглядываюсь назад, все пережитое кажется мне совершенно фантастичным. И всегда будет представляться чудовищным, непонятным, ужасным кошмаром.
– Подождите! Не уходите пока!
Я послушно остановился, не дойдя до кухни.
– Иогансен, зови всех наверх. Теперь все уладилось, возьмемся за похороны, нужно очистить палубу от излишнего мусора.
Пока Иогансен созывал команду, два матроса, по указаниям капитана, положили зашитое в парусину тело на крышку люка. С обеих сторон палубы были вдоль бортов прикреплены вверх дном небольшие лодки. Несколько человек подняли крышку люка с ее ужасной ношей, перенесли ее на подветренную сторону и положили на лодки, ногами к морю. К ногам привязали мешок с углем, принесенный поваром. Я всегда представлял себе похороны на море как торжественное и внушающее благоговение зрелище, но эти похороны меня разочаровали. Один из охотников, маленький темноглазый человек, которого товарищи называли Смоком, рассказывал веселые историйки, щедро уснащенные проклятиями и непристойностями, и среди охотников поминутно раздавались взрывы смеха, звучавшие для меня как вой волков или лай адских псов. Матросы шумной толпой собрались на палубе, перебрасываясь грубыми замечаниями; многие из них спали перед тем и теперь протирали сонные глаза. На их лицах лежало мрачное и озабоченное выражение. Было ясно, что им мало улыбалось путешествие с таким капитаном, да еще при таких печальных предзнаменованиях. Время от времени они украдкой поглядывали на Волка Ларсена; нельзя было не заметить, что они побаиваются его.
Волк Ларсен подошел к покойнику, и все обнажили головы. Я бегло осмотрел матросов – их было двадцать, а включая рулевого и меня – двадцать два. Мое любопытство было понятно: судьба, по-видимому, связывала меня с ними в этом миниатюрном плавучем мирке на недели, а может быть, и на месяцы. Большинство матросов были англичане или скандинавы, и лица их казались угрюмыми и тупыми.
У охотников, наоборот, были более интересные и живые лица, с яркой печатью порочных страстей. Но странно – на физиономии Волка Ларсена не было отпечатка порока. Правда, черты его лица были резки, решительны и тверды, но выражение лица было открытое и искреннее, и это подчеркивалось еще тем, что он был гладко выбрит. Я с трудом поверил бы – если бы не недавний случай, – что это лицо того человека, который мог поступать так возмутительно, как он поступил с юнгой.
Лишь только он открыл рот и хотел заговорить, порывы ветра один за другим налетели на шхуну и накренили ее. Ветер запел в снастях свою дикую песнь. Некоторые из охотников тревожно поглядели наверх. Подветренный борт, где лежал покойник, накренился, и когда шхуна поднялась и выпрямилась, вода помчалась по палубе, заливая нам ноги выше сапог. Внезапно пошел проливной дождь, и каждая его капля била нас так, точно это был град. Когда дождь прекратился, Волк Ларсен стал говорить, а люди с обнаженными головами закачались в такт с подъемами и опусканиями палубы.
– Я помню только одну часть похоронного обряда, – сказал он, – а именно: «И тело должно быть сброшено в море». Итак, бросайте его.
Он смолк. Люди, державшие крышку от люка, казались смущенными, озадаченными краткостью обряда. Тогда он яростно заревел:
– Поднимайте же с этой стороны, будьте вы прокляты! Какой черт вас держит?!
Поспешно подняли испуганные матросы край крышки, и, как собака, перекинутая через борт, мертвец, ногами вперед, скользнул в море. Привязанный к его ногам уголь потянул его вниз. Он исчез.
– Иогансен! – резко крикнул Волк Ларсен своему новому штурману. – Задержи всех людей наверху, раз они уже здесь. Убрать марселя и сделать это как следует! Мы входим в зюйд-ост. Возьмите рифы на кливере и гроте и не зевайте, если принялись за работу!
В один миг вся палуба пришла в движение. Иогансен заревел, как бык, отдавая приказания, люди стали травить канаты, и все это, конечно, было ново и непонятно для меня, сухопутного жителя. Но всего больше поразила меня общая бессердечность. Мертвец был уже прошедшим эпизодом. Его сбросили, зашитого в парусину, а судно шло вперед, работа на нем не прекращалась, и никого это событие не затронуло. Охотники смеялись новому рассказу Смока, команда тянула снасти, и два матроса взбирались наверх; Волк Ларсен изучал сумрачное небо и направление ветра… А человек, так непристойно умерший и так недостойно погребенный, опускался в морскую глубину все ниже и ниже.
Таковы были жестокость моря, его безжалостность и неумолимость, обрушившиеся на меня. Жизнь стала дешевой и бессмысленной, скотской и бессвязной, бездушным погружением в грязь и тину. Я держался за перила и смотрел через пустыню пенящихся волн на стлавшийся туман, скрывавший от меня Сан-Франциско и калифорнийский берег. Дождевые шквалы налетали между мной и туманом, и я едва видел стену тумана. А это странное судно, со своей страшной командой, то взлетая на вершины волн, то проваливаясь в бездну, уходило все дальше на юго-запад, в пустынные и широкие просторы Тихого океана.
Образ капитана Волка Ларсена в романе Д. Лондона «Морской волк»
Джек Лондон и «Морской волк»
«Джек Лондон родился в городе Сан-Франциско, штат Калифорния, 12 января 1876 года, в семье разорившегося фермера. Он рано начал самостоятельную жизнь, полную лишений и труда. Школьником он продавал на улицах города утренние и вечерние газеты и весь свой заработок до единого цента приносил родителям» Федунов П., Д. Лондон. В книге: Джек Лондон. Сочинения в 7 томах. Т 1. М., 1954. С 6-7. «В 1893 году простым матросом отправился в первое морское путешествие (к берегам Японии). В 1896 году самостоятельно подготовился и успешно сдал экзамены в Калифорнийский университет. Он изучал художественную литературу, естественные науки, читал множество книг по истории и философии, стремясь расширить свой кругозор и глубже познать жизнь» Федунов П., Д. Лондон. В книге: Джек Лондон. Сочинения в 7 томах. Т 1. М., 1954. С 9.
К двадцати трём годам Лондон менял множество занятий, арестовывался за бродяжничество (это приключение стало темой для одного из его рассказов) и выступления на социалистических митингах, примерно год работал старателем на Аляске во время «золотой лихорадки».
Будучи социалистом, он решил, что при капитализме легче всего заработать деньги писательским трудом и, начав с коротких рассказов в «Трансконтинентальном ежемесячнике («За тех, кто в пути», «Белое безмолвие» и т.д.). Он быстро завоевал литературный рынок восточного побережья произведениями о приключениях на Аляске. Как и в наше время, работы этой темы пользовались большой популярностью. В 1900 году Лондон опубликовал свой первый сборник рассказов «Сын волка». В течение следующих семнадцати лет он выпускал по две и даже три книги в год: сборники рассказов, повести.
В 1904 вышел один из самых знаменитых романов Джека Лондона «Морской волк».
22 ноября 1916 года Лондон умер в Глен-Эллене, штат Калифорния, от смертельной дозы морфия, которую он принял или с целью умерить боль, вызванную уремией, или сознательно, желая покончить с жизнью (это так и остается тайной). В 1920 году посмертно был издан роман «Сердца трёх».
«Лондон является одним из предшественников современной прогрессивной американской литературы» Федунов П., Д. Лондон. В книге: Джек Лондон. Сочинения в 7 томах. Т 1. М., 1954. С 38. И по сей день, он остается одним из самых читаемых авторов мира.
Роман «Морской Волк»
Весной 1903 года Джек Лондон начал писать новый роман «Морской волк». С января по ноябрь 1904 года роман печатался в журнале «Century Magazine», а в ноябре уже вышел отдельной книгой.
Своим романом Лондон «выступает продолжателем традиций американских писателей: Фенимора Купера, Эдгара По, Ричарда Дана и Германа Мелвилла» www.djek-london.ru. Ведь «Морской Волк» был написан по всем канонам морского приключенческого романа. Действие его разворачивается в рамках морского путешествия, на фоне многочисленных приключений.
Кроме того, писатель вводит и некоторые новшества. В своей работе он обращается и к новой теме - теме ницшеанства. Тем самым он поставил перед собой задачу - осудить культ силы и преклонение перед ней, показать в настоящем свете людей, стоящих на позиции Ницше. Он сам писал, что его произведение является атакой на ницшеанскую философию.
«Уже начало романа вводит нас в атмосферу жестокости и страданий. Оно создает настроение напряженного ожидания, подготавливает к наступлению трагических событий. Драматизм действия все время нарастает» Богословский В. Н. Джек Лондон. М., 1964. С. 75-76.
Когда роман появился на прилавках магазинов, он в мгновение ока сделался самой модной из книжных новинок; повсюду только и говорили о нем: одни хвалили, другие ругали. Многие читатели были задеты, более того, оскорблены позицией автора. Другие отважно выступили в его защиту. Что касается критиков, то часть из них называла роман жестоким, грубым - словом, отвратительным. А другая - большая - в один голос утверждала, что это произведение - проявление «редкого и самобытного таланта… и поднимает на более высокую ступень качество современной художественной литературы».
«Через несколько недель после выхода в свет «Морской Волк» числился в списке «бестселлеров». Он был пятым после такой требухи в малиновом сиропе, как «Ряженные» К. Ч. Терстона, «Блудный сын» Х. Кейна, «Кто осмелится нарушить закон» Ф. Марион Крофорда и «Беверли из Граустарка» Дж. Б. Маккатчина. Спустя еще три недели он стоял уже первым, оставив других далеко позади. Двадцатый век наконец-то стряхнул с себя путы своего предшественника» Стоун И. Моряк в седле. Биография Джека Лондона. М., 1984. С. 231-233.
«Сам роман «Морской Волк» ознаменовал собой новую веху в американской литературе - и не только благодаря мощному реалистическому звучанию, обилию фигур и ситуаций, доселе ей незнакомых. Он задает новый тон современному роману, делает его более тонким, сложным, серьезным.
Сегодня это произведение такое же волнующее и глубокое событие в жизни читателя, как в ноябре 1904 года. Он почти не стареет со временем. Многие критики считают его самой сильной работой Лондона. Читатель, взявшийся его перечитывать, пленяется им снова и снова»Стоун И. Моряк в седле. Биография Джека Лондона. М., 1984. С. 233.
Очень кратко Охотничья шхуна во главе с умным жестоким капитаном подбирает тонущего после кораблекрушения литератора. Герой проходит череду испытаний, закалив при этом дух, но не растеряв по пути гуманность.
Литературный критик Гэмфри ван Вейден (роман написан от его лица) терпит кораблекрушение по пути в Сан-Франциско. Тонущего подбирает судно «Призрак», направляющееся в Японию для охоты на котиков.
На глазах Гэмфри умирает штурман: перед отплытием он сильно закутил, его так и не смогли привести в чувство. Капитан корабля, Вольф Ларсен, остаётся без помощника. Он приказывает выбросить тело умершего за борт. Слова из Библии, необходимые для погребения, он предпочитает заменить фразой: «И останки будут опущены в воду».
Лицо капитана производит впечатление «ужасной, сокрушающей умственной или духовной силы». Он предлагает ван Вейдену, изнеженному джентльмену, живущему за счёт состояния семьи, стать юнгой. Наблюдая за расправой капитана с молодым юнгой Джорджем Личем, который отказывался перейти в ранг матроса, Гэмфри, не привыкший к грубой силе, подчиняется Ларсену.
Ван Вейден получает прозвище Горб и работает на камбузе с коком Томасом Мэгриджем. Ранее заискивавший перед Гэмфри кок теперь груб и жесток. За свои промахи или неподчинение весь экипаж получает побои от Ларсена, достаётся и Гэмфри.
Вскоре ван Вейден раскрывает капитана с другой стороны: Ларсен читает книги - он занимается самообразованием. Между ними часто проходят беседы о праве, этике и бессмертии души, в которое верует Гэмфри, но которое отрицает Ларсен. Последний считает жизнь борьбой, «сильные пожирают слабых, чтобы сохранять свою силу».
За особое внимание Ларсена к Гэмфри кок злится ещё больше. Он постоянно точит на юнгу нож на камбузе, пытаясь запугать ван Вейдена. Тот признаётся Ларсену, что боится, на что капитан с насмешкой замечает: «Как же так, ...ведь вы будете жить вечно? Вы - бог, а бога нельзя убить». Тогда Гэмфри одалживает нож у матроса и тоже принимается демонстративно точить его. Мэгридж предлагает мировую и с тех пор ведёт себя с критиком ещё более подобострастно, чем с капитаном.
В присутствии ван Вейдена капитан и новый штурман избивают гордого матроса Джонсона за его прямолинейность и нежелание покоряться зверским прихотям Ларсена. Лич перевязывает раны Джонсона и при всех называет Вольфа убийцей и трусом. Экипаж испуган его смелостью, Гэмфри же восхищён Личем.
Вскоре ночью исчезает штурман. Гэмфри видит, как из-за борта на судно влезает Ларсен с окровавленным лицом. Он идёт на бак, где спят матросы, чтобы найти виновного. Вдруг они нападают на Ларсена. После многочисленных побоев ему удаётся уйти от матросов.
Капитан назначает штурманом Гэмфри. Теперь все должны звать его «мистер ван Вейден». Он успешно пользуется советами матросов.
Отношения между Личем и Ларсеном обостряются всё больше. Капитан считает Гэмфри трусом: его мораль на стороне благородных Джонсона и Лича, но вместо того, чтобы помочь им убить Ларсена, он остаётся в стороне.
Лодки с «Призрака» уходят в море. Погода резко меняется и разражается буря. Благодаря морскому мастерству Вольфа Ларсена удаётся спасти и вернуть на корабль почти все лодки.
Внезапно исчезают Лич и Джонсон. Ларсен хочет найти их, но вместо беглецов экипаж замечает лодку с пятью пассажирами. Среди них есть женщина.
Неожиданно в море замечают Джонсона и Лича. Поражённый ван Вейден обещает Ларсену убить его, если капитан вновь начнёт истязать матросов. Вольф Ларсен обещает не трогать их и пальцем. Погода ухудшается, капитан же играет с ними, пока Лич и Джонсон отчаянно борются со стихией. Наконец их переворачивает волной.
Спасённая женщина сама зарабатывает себе на жизнь, что восхищает Ларсена. Гэмфри узнаёт в ней писательницу Мод Брюстер, она же догадывается, что ван Вейден - критик, лестно рецензировавший её сочинения.
Новой жертвой Ларсена становится Мэгридж. Кока привязывают к верёвке и окунают в море. Акула откусывает ему стопу. Мод упрекает Гэмфри в бездействии: он даже не пытался помешать издевательству над коком. Но штурман поясняет, что в этом плавучем мирке нет права, чтобы выжить, не нужно спорить с чудовищем-капитаном.
Мод - «хрупкое, эфирное создание, стройное, с гибкими движениями». У неё правильный овал лица, каштановые волосы и выразительные карие глаза. Наблюдая за её беседой с капитаном, Гэмфри улавливает тёплый блеск в глазах Ларсена. Теперь Ван Вейден понимает, как мисс Брюстер дорога ему.
«Призрак» встречается в море с «Македонией» - судном брата Вольфа, Смерть-Ларсена. Брат проводит манёвр и оставляется охотников «Призрака» без добычи. Ларсен реализует хитрый план мести и забирает матросов брата на своё судно. «Македония» бросается в погоню, но «Призрак» скрывается в тумане.
Вечером Гэмфри видит бьющуюся в объятиях капитана Мод. Внезапно он отпускает её: у Ларсена приступ головной боли. Гэмфри хочет убить капитана, но мисс Брюстер останавливает его. Ночью вдвоём они покидают корабль.
Через несколько дней Гэмфри и Мод добираются до Острова Усилий. Людей там нет, только лежбище котиков. Беглецы стоят хижины на острове - придётся здесь зимовать, на лодке им не добраться до берега.
Однажды утром ван Вейден обнаруживает возле берега «Призрак». На нём только капитан. Гэмфри не решается убить Вольфа: мораль сильнее его. Весь его экипаж переманил к себе Смерть-Ларсен, предложив бо́льшую плату. Вскоре ван Вейден понимает, что Ларсен ослеп.
Гэмфри и Мод решают восстановить сломанные мачты, чтобы уплыть с острова. Но Ларсен против: он не позволит им хозяйничать на своём корабле. Мод и Гэмфри работают целый день, но за ночь Вольф всё уничтожает. Они продолжают восстановительные работы. Капитан делает попытку убить Гэмфри, но Мод спасает его, ударив Ларсена дубинкой. С ним случается припадок, сначала отнимается правая, а потом левая сторона.
«Призрак» отправляется в путь. Вольф Ларсен умирает. Ван Вейден отправляет его тело в море словами: «И останки будут опущены в воду».
Появляется американское таможенное судно: Мод и Гэмфри спасены. В этот момент они объясняются друг другу в любви.
