Фаулз коллекционер читать полностью. «Коллекционер»

Вывернуть наизнанку привычное, подойти к любому вопросу из глубины сознания — так работает постмодернизм, образцовым представителем которого выступает Джон Фаулз. "Коллекционер" (краткое содержание которого не способно передать всю глубину произведения) — это антироман, вошедший в историю.

Сжатый экскурс в любовное безумие

Выигрыш в лотерею ломает жизнь, и не одну. Клерк городской ратуши Фредрик Клегг тихонько собирает бабочек, но одна из них остается недоступной — Миранда Грей, привлекательная и образованная студентка. Одержимый ею, герой собирается пополнить коллекцию, мечтает о том, что между ними завяжется любовь. Хотя здесь могло быть место романтической истории, реальность оказывается совершенной иной.

Роман о помешательстве, похищении человека — все это собрал в одном произведении Джон Фаулз. "Коллекционер" пропитан постмодернизмом. И только он способен показать при помощи природы субъективной реальности.

Две стороны монеты: любовь и ненависть

Коллекционер двойственности. В своем романе он столкнул два мира, два восприятия, и при этом сделал героев заложниками реальности. Миранда похищена и отдалена от мира, а Клегг давно живет в собственном пространстве иллюзий. Используя эту двойственность, Фаулз манипулирует мнением читателя, предлагая два взгляда на одну ситуацию. Техника повествования ведет к столкновению точек зрения не только в отношении мотивов и целей, воспринимаемых в качестве определяющих факторов сюжета, но и в апелляции к читателя.

"Социальные противоречия и моральное противостояние" — такую тему для первого романа выбрал Джон Фаулз. "Коллекционер" открывает начало эксперимента с подачей материала. Чтобы показать разные нормы, к которым привыкли герои, автор создал индивидуальную манеру повествования для каждого из них. Миранда говорит с читателем "голосом" своего дневника, насыщенного и интеллектуальными высказываниями. Клегг подходит к пленению Миранды, словно к решению математической задачки. Он не находит ничего плохого в своих действиях и оправдывает себя. Читатель легко вовлекается в игру автора и сопереживает похитителю наравне с его жертвой, решающей эмоциональную дилемму лишения свободы.

Одновременно автор выступает психиатром, наблюдающим за поведением собственных творений. Где-то на дне подвала Клегг пытается создать Эдем, отдаленный от мирской суеты. Он тянется к Миранде, словно к аниме, поскольку с раннего детстве был лишен любви. Герой ищет ту заботу, которую не получил от матери. Ему не хватает сильного самосознания, которое бы помогло определиться с ролями людей, встреченных на жизненном пути. Клегг никогда не чувствовал себя любимым. Все важные отношения в его судьбе заканчивались трагедией, потому он попросту неспособен полюбить девушку и объясниться ей в этом.

Сказка о хрупкой бабочке — основа образности романа

Возможность выслушать две стороны одной истории и сделать вывод на основе опыта, который был прожит с персонажами, — цель, которую поставил Джон Фаулз. "Коллекционер" является уникальным примером постмодернистской литературы, которая использует различные приемы для воздействия на психику читателя при помощи образов. А стоит ли выбирать одну из сторон?

Одну из мощнейших интерпретаций фразы которую сейчас активно использует молодежь, подарил миру Джон Фаулз. "Коллекционер", отзывы о котором касаются насилия, открывает эту тему при помощи образов. Бабочки стали символом неразделенной любви, пережитой, словно болезнь. Через коллекционирование насекомых главный герой проявляет садистские наклонности — навсегда лишает их крыльев. Миранда, попадая в плен к Клеггу, остается свободной в своих снах, где может летать.

Бабочки выступают разделителем классовых отличий, что показано в эпизоде знакомства с коллекцией. Хотя Фред Клегг наделен многомерным характером, Миранда на его фоне кажется больше, чем человеком — сокровищем, которое он искал всю жизнь. И хотя герой сделал все возможное, на свой взгляд, для создания идиллии, но не сумел уберечь девушку от простуды и смерти. Клегг, как настоящий коллекционер, преследует другую женщину, на чем завершается роман, пронизанный сотнями чувств.

Когда она приезжала из частной школы домой на каникулы, я мог видеть ее чуть не каждый день: дом их стоял через дорогу, прямо против того крыла Ратуши, где я работал. Она то и дело мчалась куда-то, одна или вместе с сестренкой, а то и с какими-нибудь молодыми людьми. Вот это мне было вовсе не по вкусу. Иногда выдавалась минутка, я отрывался от своих гроссбухов и папок, подходил к окну и смотрел туда, на их дом, поверх матовых стекол, ну, бывало, и увижу ее. А вечером занесу это в дневник наблюдений. Сперва обозначал ее индексом "Х", а после, когда узнал, как ее звать, "M". Несколько раз встречал на улице, а как-то стоял прямо за ней в очереди в библиотеке на Кроссфилд-стрит. Она и не обернулась ни разу, а я долго смотрел на ее затылок, на волосы, заплетенные в длинную косу, очень светлые, шелковистые, словно кокон тутового шелкопряда. И собраны в одну косу, длинную, до пояса. То она ее на грудь перекидывала, то снова на спину. А то вокруг головы укладывала. И пока она не стала гостьей здесь, в моем доме, мне только раз посчастливилось увидеть эти волосы свободно рассыпавшимися по плечам. У меня прямо горло перехватило, так это было красиво. Ну точно русалка.

А в другой раз, в субботу, я поехал в Музей естественной истории, в Лондон, и мы возвращались в одном вагоне. Она сидела на третьей от меня скамейке, ко мне боком, и читала, а я целых полчаса на нее смотрел. Смотреть на нее было для меня ну все равно как за бабочкой охотиться, как редкий экземпляр ловить. Крадешься осторожненько, душа в пятки ушла, как говорится... Будто перламутровку ловишь. Я хочу сказать, я о ней думал всегда такими словами, как «неуловимая», «ускользающая», «редкостная»... В ней была какая-то утонченность, не то что в других, даже очень хорошеньких. Она была – для знатока. Для тех, кто понимает.

В тот год, когда она еще в школу уезжала, я не знал, кто она и что. Только фамилию отца – доктор Грей, да еще как-то слышал, говорили на встрече секции жесткокрылых, что вроде мать у нее попивает. И правда, раз встретил ее мамашу в магазине, слышал, как она с продавцом разговаривает – голосок жеманный, фу-ты ну-ты, тон барский, и видно сразу, из тех, кто не дурак выпить: штукатурка с лица чуть не валится и всякое такое.

Ну а потом в нашей городской газете напечатали, что она получила стипендию в Лондонском художественном училище и какая она умная и способная. И я узнал ее имя, красивое, как она сама, – Миранда. И узнал, что изучает искусство. После этой статьи все сразу пошло по-другому. Вроде мы как-то сблизились, хотя, конечно, не знали друг друга в том смысле, как это обычно бывает.

Не могу объяснить, отчего да почему... только как я ее впервые увидел, сразу понял: она – единственная. Конечно, я не окончательно свихнулся, понимал, что это всего лишь мечта, сновидение, и так оно и осталось бы, если бы не эти деньги. Я прямо грезил средь бела дня, придумывал всякие истории, вроде я ее встречаю, совершаю подвиги, она восхищается, мы женимся и всякое такое. Ничего дурного и в голове не держал. Потом только. Но это я еще объясню.

В грезах этих она рисовала картины, а я занимался своей коллекцией. Представлял себе, как она меня любит, как ей коллекция моя нравится, как она рисует и раскрашивает свои картины. Как мы с ней вместе работаем в красивом современном доме, в большущей комнате с таким огромным окном из цельного стекла, и вроде собрания секции жесткокрылых в этой комнате проходят. И я не молчу, как обычно, чтоб ненароком не сморозить чего, и мы с ней – хозяин и хозяйка, и все к нам с уважением. И она такая красивая – светлые волосы, серые глаза, – что от зависти все мужики зеленеют, прямо на глазах.

Ну конечно, эти все приятные мечты таяли, когда я видел ее с одним парнем, самоуверенным, наглым, из тех, кто позаканчивал частные школы и теперь раскатывают в спортивных автомобилях. Я раз на тотализаторе встретил его, он стоял у соседнего окошечка. Я вносил, а он получал. И говорит, дайте-ка мне полусотенными. А вся шутка в том и заключалась, что выигрыш у него был всего-то десять фунтов. Все они так. Ну, я видел иногда, как она в его машину садится, встречал их вместе или видел, как они в этой машине по городу катаются. Ну, тогда я очень бывал резок со всеми на работе и не вписывал "Х" в дневник энтомологических наблюдений. (Это все до того, как она в Лондон уехала. Тогда уж она его бросила.) В такие дни я позволял себе дурные мысли. Тут уж она рыдала и валялась у меня в ногах. Один раз даже я представил себе, как бью ее по щекам: как-то видел в одной пьесе по телеку, парень дал пощечину своей подружке. Может, тогда-то все и началось.

Мой отец погиб в автокатастрофе. Мне было два года. Случилось это в 1937-м. Он был пьян вдребезину. Но тетушка Энни утверждала, что запил он из-за матери. Я так и не узнал, что там было на самом деле, только вскоре после смерти отца мать уехала, оставила меня тетке, ей-то самой лишь бы жить полегче да повеселей. Мейбл, моя двоюродная сестрица, как-то раз сообщила мне в пылу ссоры (мы совсем еще были детишками), что мать моя – уличная и сбежала с иностранцем. У меня хватило глупости прямо отправиться к тетушке и задать ей этот вопрос. Ну, конечно, если уж она когда хотела от меня что утаить, это ей прекрасно удавалось. Теперь-то мне безразлично, и если даже мать жива, у меня видеть ее нет охоты. Даже из любопытства. А тетушка Энни всегда повторяет, мол, еще легко отделались. Думаю, она права.

Ну вот, значит, я рос у тетушки Энни и дядюшки Дика, вместе с их дочкой Мейбл. Тетушка – старшая сестра моего отца.

Дядя Дик умер, когда мне было пятнадцать лет, в 1950-м. Мы отправились на водохранилище рыбу ловить и, как всегда, разделились: я взял сачок и еще что там было нужно и ушел. А когда проголодался, вернулся к тому месту, где его оставил, там уже собралась целая толпа. Я подумал, ого, дядюшка, похоже, какую-то громадину на крючок подцепил. А оказалось – с ним случился удар. Его отвезли домой, только он уже не мог говорить и никого больше не узнавал.

Те дни, что мы провели с ним вместе – не так уж все время вместе, я ведь уходил бабочек ловить, а он сидел со своими удочками на берегу, но только ели мы всегда вместе и поездки к водохранилищу и домой тоже, – вот те дни с ним, пожалуй, самые счастливые в моей жизни (кроме, конечно, тех, о которых я потом расскажу). Тетушка и Мейбл насмехались надо мной из-за бабочек, во всяком случае, когда я был мальчишкой. А дядюшка – он всегда за меня стоял. И всегда восхищался, как я их умею накалывать, говорил, прекрасная аранжировка и всякое такое. И еще со мной радовался, когда удавалось вывести новый экземпляр имаго. Всегда сидел и смотрел, как из кокона выбирается бабочка, расправляет и сушит крылышки, как осторожно их пробует. Для банок с гусеницами он мне выделил местечко в своей кладовке, а когда на конкурсе «Мир твоих увлечений» я получил приз за коллекцию фритилларий, он мне подарил деньги, целую кучу – фунт стерлингов, только не велел тетке говорить. Да что там, он мне был как отец. Когда мне мои деньги вручали, чек этот, я его в пальцах зажал, а сам первым делом о дядюшке подумал, после Миранды, конечно. Я бы ему самые лучшие удочки купил... и снасть всякую... и все, чего бы он только ни захотел. Ну, это уж было невозможно.

На скачках я стал играть, как только мне стукнуло двадцать один. Каждую неделю ставил пять шиллингов. Старина Том и Крачли из нашего отдела и еще несколько девчонок скидывались и играли по крупной и вечно приставали, чтоб я к ним присоединился. Только я всегда отказывался, мол, я сам по себе, волк-одиночка. Да мне ни Том, ни Крачли никогда не были особенно по душе. Старина Том какой-то противный, скользкий, вечно распространяется про наш Городской совет, а сам лижет главного бухгалтера во все места. А Крачли – грязный тип, садист, никогда не упустит случая высмеять меня за бабочек, особенно при девчонках: «Что-то Фред усталым выглядит после воскресенья, видно, провел бурную ночку с какой-нибудь бабочкой...» Или: «Что это за нимфа была с тобой вчера? Может – нимфа Лида из Виргинии?» И старина Том ухмыльнется, а Джейн, подружка Крачли (она из отдела канализации, но вечно торчит у нас, в налоговом) – хихикнет. Вот уж кто на Миранду не похож. Ну небо и земля. Терпеть не могу вульгарных женщин, особенно молоденьких. Так что, повторяю, играл я всегда один.

МНЕНИЯ И ОТЗЫВЫ ЧИТАТЕЛЕЙ

ОСТАВЛЯТЬ СВОИ МНЕНИЯ, КОММЕНТАРИИ, ПРИНИМАТЬ УЧАСТИЕ В ОБСУЖДЕНИИ, ВЫ СМОЖЕТЕ ТОЛЬКО ПОСЛЕ ТОГО КАК СТАНЕТЕ ЗАРЕГИСТРИРОВАННЫМ ЧИТАТЕЛЕМ
ЗАПИСАТЬСЯ В БИБЛИОТЕКУ

ЕСЛИ ВЫ ЯВЛЯЕТЕСЬ ЗАРЕГИСТРИРОВАННЫМ ЧИТАТЕЛЕМ, ТО ВАМ НЕОБХОДИМО ВОЙТИ В СИСТЕМУ СО СВОИМИ УЧЕТНЫМИ ДАННЫМИ
ВХОД В БИБЛИОТЕКУ

08.04.2009 13:09

История загубленной человеческой жизни, мечтаний, чувств в затхлом подвале без света и свежего воздуха... На самом деле таких людей, как Фердинанд,больных душой и разумом очень много в сегодняшнем мире. И самое страшное, что в их душе нет раскаяния и нет ужаса за свои поступки...

Эта книга очень глубоко впивается в голову...

17.05.2008 15:25

не дочитала...

02.02.2008 15:32

ГЛУПОСТЬ - СИНОНИМ ЗЛА! Многое объясняет сегодняшнее "людоедское" время. ТОЛЬКО ДЛЯ СЕБЯ!
Не читала - перечитывала "Коллекционера" Написано просто и в то же время так точно! О невозможности понять друг друга... О природе ЗЛА. ПРеступрик никогда не сознается в своем преступлении, ибо "Не ведает, что творит".

16.11.2006 13:09

Я вот, например, сначала никак втянуться не могла, хотела бросить, не дочитав. Но потом... Многое очень реалистично написано: живем на самом деле в каком-то подвале!

11.09.2006 21:50

для меня это более или менее терпимое чтиво. парфюмера вообще не дочитала - не смогла, жестко для меня написано. коллекцинер может немножко и скучновато...но не противно. моментами разделяю мнение и чувства героини - главный герой начинает откровенно бесить что хочется его в самом деле убить!!!
мне больше понравилась книга - подруга фр. лейтенанта. советую, девочкам будет интересно...хотя мальчикам может тоже. про любоф!

09.09.2006 23:41

после прочтения, два дня была в трансе. и дело не в переживаниях героев. а в том, что по сюжету невежство победило жизнь, энергию, чистоту. а это не правильно! это книга - призыв бороться и побеждать!

17.01.2006 11:52

Мне книга не понравилась, заставляла себя дочитывать, хотя Парфюмера читала с удовольствием. Возможно, потому, что в Парфюмере больше действия, а в Коллекционере психология героев, на мой взгляд, предсказуема, поэтому как-то не интересно.

23.11.2005 19:53

Согласна с тем, что главные герои в "Коллекционере" и "Парфюмере" очень похожи... Наверное, своей холодной расчетливостью и отношением к жертве.

18.11.2005 19:33

Отличная книга, включающая два дневника - "маньяка" и его жертвы. Психологично и интересно.

Приведу анонс из книги:
"Весьма посредственный молодой человек, все мысли которого занимает лишь коллекция бабочек, влюбляется в девушку, превосходящую его во всех отношениях... Благодаря невероятному стечению обстоятельств ему удается похитить объект своей страсти. Но человек - не бабочка, его на булавку не наколешь. Начинается противостояние двух начал, светлого и темного. Двух личностей, каждая из которых пытается сломать другую..."

Произведений, которые позволяют перешагнуть через бумажные страницы и понастоящему сопереживать героям книги, когда их чувства становятся твоими и эмоции захлестывают девятым валом.Это дар всем ценителям настоящей литературы.

Роман Джона Фаулза «Коллекционер» можно назвать ужасающим. И дело здесь вовсе не в преступлениях, убийствах, крови и насилии – такого в книге нет. Гораздо больше потрясает ужас происходящего с жизнями и психикой людей, хотя далеко не всегда они сами этот ужас осознают. Писатель очень умело использует язык, точно отражая психологию и эмоции своих героев. В том, как они рассказывают о себе в дневниках, не чувствуется никакой наигранности. Эта реалистичность лишь усиливает впечатление от прочитанного.

Фредерик никогда не выделялся среди других, кроме своего пристрастия к бабочкам. Он с усердием составлял свою коллекцию. Вся же остальная жизнь была невзрачной и скучной. Фредерик Клегг работает простым клерком, он – глуповатый молодой человек, безвкусно одевающийся, ничем не привлекательный. Кажется, что с возрастом менялось только его тело, но не сознание – он похож на эгоистичного ребёнка.

Некоторое время Клегг наблюдает за симпатичной девушкой Мирандой. Она занимает его мысли и мечты, но он не решается к ней подойти. Девушка учится в художественном училище, считает себя особенной, идеальной. Внешне это очень оптимистичная и яркая девушка. Вызывает удивление то, что она привлекла внимание Фредерика, ведь они совершенно разные. По крайней мере, на первый взгляд. Когда Клегг избавляется от своих родных, то он решает, что Миранда станет прекрасным дополнением его коллекции. Возможно, однажды она сможет его полюбить, а пока он решает её похитить.

На нашем сайте вы можете скачать книгу "Коллекционер" Фаулз Джон Роберт бесплатно и без регистрации в формате fb2, rtf, epub, pdf, txt, читать книгу онлайн или купить книгу в интернет-магазине.

Джон Фаулз

КОЛЛЕКЦИОНЕР

Когда она приезжала из частной школы домой на каникулы, я мог видеть ее чуть не каждый день: дом их стоял через дорогу, прямо против того крыла Ратуши, где я работал. Она то и дело мчалась куда-то, одна или вместе с сестренкой, а то и с какими-нибудь молодыми людьми. Вот это мне было вовсе не по вкусу. Иногда выдавалась минутка, я отрывался от своих гроссбухов и папок, подходил к окну и смотрел туда, на их дом, поверх матовых стекол, ну, бывало, и увижу ее. А вечером занесу это в дневник наблюдений. Сперва обозначал ее индексом «Х», а после, когда узнал, как ее звать, «M». Несколько раз встречал на улице, а как-то стоял прямо за ней в очереди в библиотеке на Кроссфилд-стрит. Она и не обернулась ни разу, а я долго смотрел на ее затылок, на волосы, заплетенные в длинную косу, очень светлые, шелковистые, словно кокон тутового шелкопряда. И собраны в одну косу, длинную, до пояса. То она ее на грудь перекидывала, то снова на спину. А то вокруг головы укладывала. И пока она не стала гостьей здесь, в моем доме, мне только раз посчастливилось увидеть эти волосы свободно рассыпавшимися по плечам. У меня прямо горло перехватило, так это было красиво. Ну точно русалка.

А в другой раз, в субботу, я поехал в Музей естественной истории, в Лондон, и мы возвращались в одном вагоне. Она сидела на третьей от меня скамейке, ко мне боком, и читала, а я целых полчаса на нее смотрел. Смотреть на нее было для меня ну все равно как за бабочкой охотиться, как редкий экземпляр ловить. Крадешься осторожненько, душа в пятки ушла, как говорится… Будто перламутровку ловишь. Я хочу сказать, я о ней думал всегда такими словами, как «неуловимая», «ускользающая», «редкостная»… В ней была какая-то утонченность, не то что в других, даже очень хорошеньких. Она была - для знатока. Для тех, кто понимает.

В тот год, когда она еще в школу уезжала, я не знал, кто она и что. Только фамилию отца - доктор Грей, да еще как-то слышал, говорили на встрече секции жесткокрылых, что вроде мать у нее попивает. И правда, раз встретил ее мамашу в магазине, слышал, как она с продавцом разговаривает - голосок жеманный, фу-ты ну-ты, тон барский, и видно сразу, из тех, кто не дурак выпить: штукатурка с лица чуть не валится и всякое такое.

Ну а потом в нашей городской газете напечатали, что она получила стипендию в Лондонском художественном училище и какая она умная и способная. И я узнал ее имя, красивое, как она сама, - Миранда. И узнал, что изучает искусство. После этой статьи все сразу пошло по-другому. Вроде мы как-то сблизились, хотя, конечно, не знали друг друга в том смысле, как это обычно бывает.

Не могу объяснить, отчего да почему… только как я ее впервые увидел, сразу понял: она - единственная. Конечно, я не окончательно свихнулся, понимал, что это всего лишь мечта, сновидение, и так оно и осталось бы, если бы не эти деньги. Я прямо грезил средь бела дня, придумывал всякие истории, вроде я ее встречаю, совершаю подвиги, она восхищается, мы женимся и всякое такое. Ничего дурного и в голове не держал. Потом только. Но это я еще объясню.

В грезах этих она рисовала картины, а я занимался своей коллекцией. Представлял себе, как она меня любит, как ей коллекция моя нравится, как она рисует и раскрашивает свои картины. Как мы с ней вместе работаем в красивом современном доме, в большущей комнате с таким огромным окном из цельного стекла, и вроде собрания секции жесткокрылых в этой комнате проходят. И я не молчу, как обычно, чтоб ненароком не сморозить чего, и мы с ней - хозяин и хозяйка, и все к нам с уважением. И она такая красивая - светлые волосы, серые глаза, - что от зависти все мужики зеленеют, прямо на глазах.

Ну конечно, эти все приятные мечты таяли, когда я видел ее с одним парнем, самоуверенным, наглым, из тех, кто позаканчивал частные школы и теперь раскатывают в спортивных автомобилях. Я раз на тотализаторе встретил его, он стоял у соседнего окошечка. Я вносил, а он получал. И говорит, дайте-ка мне полусотенными. А вся шутка в том и заключалась, что выигрыш у него был всего-то десять фунтов. Все они так. Ну, я видел иногда, как она в его машину садится, встречал их вместе или видел, как они в этой машине по городу катаются. Ну, тогда я очень бывал резок со всеми на работе и не вписывал «Х» в дневник энтомологических наблюдений. (Это все до того, как она в Лондон уехала. Тогда уж она его бросила.) В такие дни я позволял себе дурные мысли. Тут уж она рыдала и валялась у меня в ногах. Один раз даже я представил себе, как бью ее по щекам: как-то видел в одной пьесе по телеку, парень дал пощечину своей подружке. Может, тогда-то все и началось.

Мой отец погиб в автокатастрофе. Мне было два года. Случилось это в 1937-м. Он был пьян вдребезину. Но тетушка Энни утверждала, что запил он из-за матери. Я так и не узнал, что там было на самом деле, только вскоре после смерти отца мать уехала, оставила меня тетке, ей-то самой лишь бы жить полегче да повеселей. Мейбл, моя двоюродная сестрица, как-то раз сообщила мне в пылу ссоры (мы совсем еще были детишками), что мать моя - уличная и сбежала с иностранцем. У меня хватило глупости прямо отправиться к тетушке и задать ей этот вопрос. Ну, конечно, если уж она когда хотела от меня что утаить, это ей прекрасно удавалось. Теперь-то мне безразлично, и если даже мать жива, у меня видеть ее нет охоты. Даже из любопытства. А тетушка Энни всегда повторяет, мол, еще легко отделались. Думаю, она права.

Ну вот, значит, я рос у тетушки Энни и дядюшки Дика, вместе с их дочкой Мейбл. Тетушка - старшая сестра моего отца.

Дядя Дик умер, когда мне было пятнадцать лет, в 1950-м. Мы отправились на водохранилище рыбу ловить и, как всегда, разделились: я взял сачок и еще что там было нужно и ушел. А когда проголодался, вернулся к тому месту, где его оставил, там уже собралась целая толпа. Я подумал, ого, дядюшка, похоже, какую-то громадину на крючок подцепил. А оказалось - с ним случился удар. Его отвезли домой, только он уже не мог говорить и никого больше не узнавал.

Те дни, что мы провели с ним вместе - не так уж все время вместе, я ведь уходил бабочек ловить, а он сидел со своими удочками на берегу, но только ели мы всегда вместе и поездки к водохранилищу и домой тоже, - вот те дни с ним, пожалуй, самые счастливые в моей жизни (кроме, конечно, тех, о которых я потом расскажу). Тетушка и Мейбл насмехались надо мной из-за бабочек, во всяком случае, когда я был мальчишкой. А дядюшка - он всегда за меня стоял. И всегда восхищался, как я их умею накалывать, говорил, прекрасная аранжировка и всякое такое. И еще со мной радовался, когда удавалось вывести новый экземпляр имаго. Всегда сидел и смотрел, как из кокона выбирается бабочка, расправляет и сушит крылышки, как осторожно их пробует. Для банок с гусеницами он мне выделил местечко в своей кладовке, а когда на конкурсе «Мир твоих увлечений» я получил приз за коллекцию фритилларий, он мне подарил деньги, целую кучу - фунт стерлингов, только не велел тетке говорить. Да что там, он мне был как отец. Когда мне мои деньги вручали, чек этот, я его в пальцах зажал, а сам первым делом о дядюшке подумал, после Миранды, конечно. Я бы ему самые лучшие удочки купил… и снасть всякую… и все, чего бы он только ни захотел. Ну, это уж было невозможно.

На скачках я стал играть, как только мне стукнуло двадцать один. Каждую неделю ставил пять шиллингов. Старина Том и Крачли из нашего отдела и еще несколько девчонок скидывались и играли по крупной и вечно приставали, чтоб я к ним присоединился. Только я всегда отказывался, мол, я сам по себе, волк-одиночка. Да мне ни Том, ни Крачли никогда не были особенно по душе. Старина Том какой-то противный, скользкий, вечно распространяется про наш Городской совет, а сам лижет главного бухгалтера во все места. А Крачли - грязный тип, садист, никогда не упустит случая высмеять меня за бабочек, особенно при девчонках: «Что-то Фред усталым выглядит после воскресенья, видно, провел бурную ночку с какой-нибудь бабочкой…» Или: «Что это за нимфа была с тобой вчера? Может - нимфа Лида из Виргинии?» И старина Том ухмыльнется, а Джейн, подружка Крачли (она из отдела канализации, но вечно торчит у нас, в налоговом) - хихикнет. Вот уж кто на Миранду не похож. Ну небо и земля. Терпеть не могу вульгарных женщин, особенно молоденьких. Так что, повторяю, играл я всегда один.

Чек был на 73 091 фунт и еще сколько-то шиллингов и пенсов. Я позвонил мистеру Уильямсу, как только эти люди с тотализатора подтвердили, что все в порядке. Ну и обозлился же он, что я так вот сразу увольняюсь, хоть и сказал, что очень даже за меня рад и что - он, мол, уверен - все за меня рады. Я-то знал, что это все вранье. Он даже предложил мне вложить эти деньги в пятипроцентные облигации Городского совета. О Господи. У нас в Ратуше некоторые совсем утратили чувство меры.