Кинг зеленая миля epub. Книга Стивена Кинга "Зеленая миля": отзывы благодарных читателей и мнения критиков
Рецензия на роман «Зелёная миля» Стивена Кинга, написанная в рамках конкурса «Моя любимая книга». Автор рецензии: Елена Фильченко. Другие работы Елены:
-
- - - - - — .
«Зелёная миля» — одно из лучших, если не самое лучшее, из произведений .
Фактически, в этом романе вы найдете не столько ужасов, сколько драмы. Драма бесконечно доброго человека, стремившегося помогать людям. Однако волею обстоятельств оказавшегося за решеткой и осужденным на страшную смерть. Он ожидает заветного часа с невероятным спокойствием и смирением. Он пытается сделать жизнь всех обитателей блока хотя бы немного лучше.
Небольшой налёт мистики (в данном романе он заключается только в необычном даре Джона Коффи) лишь придает роману дополнительную остроту и нисколько не затеняет всего реализма происходящего. Язык автора образен и ярок. Впрочем, как и всегда. Персонажи проходят перед глазами, словно живые.
Дорогого стоит произведение, которое заставляет замереть читателя с прижатой ко рту ладонью, с округленными от изумления глазами, с мыслью, что ты бессилен: ничего не можешь изменить, никак не можешь помочь герою.
Оторваться от этой вещи просто невозможно. Да и не стоит этого делать. «Зелёная миля» дает возможность ещё раз взглянуть на жизнь со всеми её жестокостями и несправедливостями, не зажмуриваясь.
«- Как вы думаете, мистер Эджкомб, — спросил он меня, — если человек искренне раскаивается в содеянном, может ли он вернуться в то время, когда чувствовал себя на вершине счастья, и жить в нем вечно? Может, это и есть Рай?»
Как вы думаете, нужна ли была человечеству смертная казнь? Нужна ли она сейчас? Заслужил ли человек, отнявший жизнь у другого, расставания с собственной? И могут ли приводить в действие смертный приговор обычные люди, если это их… работа?
Ответы на эти вопросы мы узнаем от Пола Эджкомба, который в 1932 году являлся старшим надзирателем тюремного блока Е. Это место, где коротают свои последние дни те, кого приговорили к смерти на электрическом стуле. Пройдя свою Зелёную милю, они уже не вернутся обратно. Обязанность Пола — проводить казни вместе с другими надзирателями. И мне показалось, что ужасен не сам процесс казни, страшнее её репетиция. Безнадёжно пугающим является тот факт, что даже смерть человека (без участия самого человека) нужно репетировать, чтобы всё произошло точно по времени, без опозданий и так, как нужно.
«Мертвец идет!»
Нельзя не упомянуть о Джоне Коффи, чья фамилия звучит совсем как напиток, только буквы другие. История этого здоровяка не может просто взять и выйти из головы. С самого начала вызывает удивление то, что он мог совершить хоть какое-либо преступление, а тем более убить и изнасиловать двух маленьких девочек. «Я ничего не смог с этим поделать. Пытался загнать это обратно, но было уже слишком поздно». А ведь великий дар мог бы помочь многим людям, однако, он стал лишь наказанием.
Вызывает сочувствие Эдуард Делакруа. Наблюдая за тем, как он дрессировал мышь — мистера Джинглеса, совсем вылетает из головы, что он в тюрьме оказался тоже не просто так, и убийства тянутся вслед за ним.
Пол Эджкомб присутствовал на 78 казнях. Мы же посетим несколько, но и этого будет достаточно. Что чувствовал человек, проходя свой последний путь к Старой Замыкалке? Страх, волнение, раскаяние, безразличие? А что чувствовали люди, которые вершили этот суд над жизнью, подписывая бумагу или нажимая на рычаг?
ISBN 5-15-000766-8
ISBN 5-17-005602-8
Сюжет
Бывший надзиратель в федеральной тюрьме штата Луизиана «Холодная гора» Пол Эджкомб рассказывает свою историю.
Сам Пол вместе со своей командой проводил казни. Одна из таких подробно описывается в первых главах романа, когда команда надзирателей Мили казнила Вождя - индейца по имени Арлен Биттербак, старейшину из племени Чероки , приговорённого к смерти за убийство в пьяной драке. Арлен прошёл по Зелёной миле и сел на «Старую Замыкалку» (англ. Old Sparky ) - так на Миле прозвали электрический стул.
И вот, в октябре 1932 года (как раз, когда Пол страдал воспалением мочевого пузыря) в блок попадает странный заключённый: здоровенный, абсолютно лысый негр , который производит впечатление человека не вполне нормального. В сопроводительных документах Пол узнаёт, что Джон Коффи (так звали его нового подопечного) признан виновным в изнасиловании и убийстве двух девочек-близняшек .
Где-то неделю спустя в блок «Е» прибывает Билл Уэртон - белый молодой человек отвратительного поведения, который творил бесчинства на территории штата, пока его не арестовали за грабёж и убийство шестерых человек, включая беременную женщину. Во время прибытия «Дикий Билл», как его прозвали на Миле, устраивает заварушку, чуть не убив одного из надзирателей, Дина.
После этого Джон Коффи чудесным образом излечивает Пола от недуга.
Вместе с Полом работает некий Перси Уэтмор, садист и негодяй. Перси всё время издевается над заключёнными и другими надзирателями тюрьмы, так как чувствует себя в полной безопасности: дядя Перси - губернатор штата. Особенно подвергается нападкам Перси заключённый Эдуард Делакруа́, француз, поступивший незадолго до Джона Коффи, приговорённый к смерти за то, что изнасиловал и убил женщину, и пытался сжечь её. Огонь перекинулся на здание общежития , где заживо сгорели ещё шесть человек.
У Делакруа есть прирученный мышонок, Мистер Джинглес, который сам пришел на Милю, очень умный для мыши зверек. Мистер Джинглес легко научился делать разные трюки, например катать по полу катушку из-под ниток.
Однажды Дикий Билл захватывает Перси и издевается над ним, его освобождают другие надзиратели, но после этого унизительного инцидента ненависть Перси к Делакруа, который смеялся над его положением, переходит границы. Мстя Делакруа, он давит мышонка сапогом. Однако, Джон Коффи возвращает Мистера Джинглеса к жизни.
Перси срывает казнь Делакруа, не намочив губку (один из контактов в электрическом стуле) в соляном растворе, из-за чего Делакруа сгорает заживо. Чувствуя свою вину, Пол (ведь именно он поставил Перси во главе казни Делакруа) решает искупить её, избавив жену начальника тюрьмы от неоперабельной злокачественной опухоли мозга , для чего с величайшими предосторожностями Джона Коффи нелегально привозят к дому начальника тюрьмы. Пол решился на это только потому, что понял, что Джон невиновен. Джон высасывает опухоль и чудесным образом сохраняет в себе ее злую энергию. И, когда его, едва живого, привозят назад, Джон ловит Перси и вдыхает в него болезнь. Перси, сойдя с ума, выхватывает револьвер и всаживает шесть пуль в «Дикого Билла». Именно Билл убил тех девочек, и его настигает заслуженная кара. Сам Перси так никогда и не приходит в себя, и много лет остается в кататонии .
Пол спрашивает Джона, не хочет ли он, чтобы Пол его выпустил. Но Джон говорит, что устал от людской злобы и боли, которой в мире слишком много, и которую он чувствует вместе с теми, кто ее испытывает. И что Джон сам хочет уйти. И Полу, скрепя сердце, приходится вести Джона по Зелёной миле.
Пол рассказывает все это своей подруге в доме престарелых и показывает ей все еще живого мышонка. Джон Коффи «заразил» их обоих жизнью, когда лечил. И если мышонок прожил так долго, то сколько же предстоит прожить ему?
Главные герои
- Пол Эджкомб - рассказчик истории, в настоящее время - обитатель дома престарелых «Джорджия Пайнз», ранее - тюремный надзиратель в тюрьме «Холодная Гора». Был женат на Джейнис Эджкомб , которую очень любил.
- Брут Хоуэлл по прозвищу Зверюга - один из надзирателей, крупный, но, вопреки прозвищу, добродушный человек, близкий друг Пола.
- Хол Мурс - начальник тюрьмы, друг Пола. Именно его жена, Мелинда Мурс , близкая подруга Джейнис, страдала от опухоли мозга и была исцелена Джоном Коффи.
- Перси Уэтмор - один из надзирателей, невысокий молодой человек (двадцать один год) с несколько женственной внешностью и омерзительным характером, трусливый, подлый и злобный. К большому сожалению его коллег, племянник жены губернатора штата.
- Эдуард Делакруа - заключённый блока «Е», француз, насильник и убийца, хотя по внешности и характеру это не скажешь. Невысокий серенький человек, подружившийся в тюрьме с невероятно умной мышью, Мистером Джинглесом .
- Джон Коффи - заключённый блока «Е», огромный негр , несколько аутичный, но очень добрый человек. Безвинно обвинен в убийстве. Обладает сверхъестественными способностями к целительству, телепатии, и некоторыми другими.
- Билл Уэртон , он же Крошка Билли , или Дикий Билл - заключённый блока «Е». Первое прозвище Уэртон обожает, второе ненавидит. Юноша девятнадцати лет, маньяк-убийца, очень сильный и хитрый, настоящий виновник гибели девочек, в которой обвинили Коффи. Хотя признан вменяемым, абсолютно неадекватен.
- Роман писался частями, и вначале издавался отдельными брошюрами.
- Инициалы Джона Коффи (J. C.), как писал сам Кинг, соответствуют инициалам Иисуса Христа (англ. Jesus Christ ).
- В первых изданиях оригинального романа присутствовал «ляп»: человек, одетый в смирительную рубашку с завязанными за спиной рукавами, тер губы рукой.
Абзац заменили в последних переизданиях. В переводе, изданном АСТ (1999), абзац также заменен.Percy yipped with pain and began rubbing his lips. He tried to speak, realized he couldn’t do it with a hand over his mouth, and lowered it. "Get me out of this nut-coat, you lagoon!" he spat.
См. также
Ссылки
| Произведения Стивена Кинга | |
|---|---|
| Романы и повести |
Безнадёга · Бессонница · Библиотечная полиция · Болельщик · Буря столетия · Воспламеняющая взглядом · Глаза дракона · Девочка, которая любила Тома Гордона · Дитя Колорадо · Долорес Клейборн · Дьюма-Ки · Жребий · Зелёная миля · Игра Джералда · История Лизи · Кладбище домашних животных · Кристина · Куджо · Кэрри · Лангольеры · Ловец снов · Мёртвая зона · Метод дыхания · Мешок с костями · Мизери · Мобильник · Нужные вещи · Оно · Почти как бьюик · Противостояние · Рита Хейуорт и спасение из Шоушенка · Роза Марена · Секретное окно, секретный сад · Сердца в Атлантиде · Сияние · Солнечный пёс · Способный ученик · Талисман · Тёмная половина · Томминокеры · Тело · Цикл оборотня · Чёрный дом |
| Серия Тёмная Башня | |
| Сборники | |
| Другие работы | |
| Изданные под псевдонимом Ричард Бахман |
|
Wikimedia Foundation . 2010 .
Ощущение, что все сговорились...Типа "Это же зеленая миля, как я могу сказать плохо о такой книге".Я не хочу сказать о ней плохо. Но это явно не шедевр. Ну не тянет..
Кинга начал читать недавно.Первая книга была "Страна Радости",понимал что это "не тот" Кинг, так как роман поздний, но книга мне очень понравилась, несмотря на то, что читал в электронном варианте, не ощущая обложку. Обложка у книги, как оказалось потом, красивая, а это для меня тоже немаловажно..,это смешно, но это так.
Вторая книга была "Кэрри", тоже понимал, что это скорее всего все еще не тот Кинг, ведь это начало его творческого пути..Роман меня поразил, читал не отрываясь..хотя второй раз перечитывать точно не буду.
После двух его романов, наконец перешел к третьей книге "Зеленая миля", столько положительных отзывов успел начитаться. Многие пишут, что это лучшее у этого автора.Купил себе книгу в красивой приятной обложке и положил на полку. У меня была командировка на неделю, в другом городе, вот с собой ее и взял..предвкушая чтение..Фильм Зеленая миля я видел лет 10-15 назад в детстве отрывками по телевизору..почти ничего не помнил..но что-то в нем мне нравилось, еще тогда, поэтому понимал, книга не разочарует...
Принялся читать..вначале понравились первые две или три главы...я в нее погружался..внимательно читал диалоги..В общем начал ощущать атмосферу..потом глава за главой..и я ощущаю что-то не то...продолжаю читать..читаю читаю..начинают закрадываться мысли, что наверное я много от нее ожидал..и тут конец, все..это все!
Прочитав книгу, понимаю, она очень затянута, нудная, скучная..очень длинная завязка..сухие диалоги..почти ничего в ней интересного увы нет..Не могу сказать что она прям плоха..Но я ожидал от нее большего..Это же знаменитый Стивен Кинг! Но оказалось это обычное такое одноразовое чтиво, которое никогда не станешь перечитывать, потому что знаешь уже о чем..Сам сюжет может и интересен, но как написано это- очень простенько..То есть ты читаешь, тебя держит сюжет, но ты не получаешь от книги удовольствия...Грубо приведу пример..это как сосед тебе рассказывает "Преступление и наказание" Достоевского, допустим..тебе вроде интересна история, но рассказчик хромает...Грубо, так я отношусь к Зеленой миле..
Еще сложил такое мнение, что у Книга тема сисек и писек часто встречается..думаю и в других романах почти во всех также.. ,могу ошибаться..но чувствую так и есть....Этим наверное он тоже цепляет своих постоянных читателей..напишет про грязь, и люди в этом увидят свое..что-то интересное..,никого не хочу обидеть......
Просто, когда слышишь как все говорят о Кинге, ощущается, что там что-то особенное..Но я не назвал бы его гением...Хотя бы исходя из этих трех романов...Хотя прочитал на сегодня пять.
Это просто одноразовое чтиво для массового потребителя. Его книги могут продаваться в ларьках в мягком переплете...Я не могу представить, что кто-то будет это перечитывать, зачем? И я не понимаю людей кто скупает все его книги, зачем они нужны? Один раз прочитаешь и выбросишь.. Берите тогда уж лучше в библиотеке, ну или дарите, так как читать можно, но на один раз. Наверное поэтому его книги экранизируют, берут главное, идею, они у него конечно есть..но вот мастерство как писателя, не знаю...
Далее хочу сказать о фильме. Я его пересмотрел недавно..и мне он очень понравился..даже больше чем книга..Вообще фильм сделан практически по книге..конечно что-то изменено, но в целом по книге...Фильм очень хороший. Если посмотрели его и думаете читать книгу, то я бы не советовал, тоже самое. Ничего там особо интересного уже не найдете. И время сэкономите, и удовольствие от фильма получите.
Спасибо за внимание. Субъективно, обидеть никого не хотел.
Это произошло в 1932-м, когда тюрьма штата еще находилась в Холодной Горе. И электрический стул был, конечно, там же.
Заключенные острили по поводу стула так, как обычно острят люди, говоря о том, что их страшит, но чего нельзя избежать. Они называли его Олд Спарки (Старик Разряд) или Биг Джуси («Сочный кусок»). Они отпускали шуточки насчет счетов за электроэнергию, насчет того, как Уорден Мурс этой осенью будет готовить обед ко Дню Благодарения, раз его жена Мелинда слишком больна, чтобы готовить.
У тех же, кому действительно предстояло сесть на этот стул, юмор улетучивался в момент. За время пребывания в Холодной Горе я руководил семидесятые восемью казнями (эту цифру я никогда не путаю, я буду помнить ее и на смертном одре) и думаю, что большинству этих людей становилось ясно, что с ними происходит, именно в тот момент, когда их лодыжки пристегивали к мощным дубовым ножкам Олд Спарки. Приходило понимание (было видно, как осознание поднимается из глубины глаз, похожее на холодный испуг), что их собственные ноги закончили свой путь. Кровь еще бежала по жилам, мускулы были еще сильны, но все было кончено, им уже не пройти ни километра по полям, не танцевать с девушками на сельских праздниках. Осознание приближающейся смерти приходит к клиентам Олд Спарки от лодыжек. Есть еще черный шелковый мешок, его надевают им на головы после бессвязных и нечленораздельных последних слов. Считается, что этот мешок для них, но я всегда думал, что на самом деле он для нас, чтобы мы не видели ужасного прилива страха в их глазах, когда они понимают, что сейчас умрут с согнутыми коленями.
В Холодной Горе не было этапа смертников, только блок "Г", стоящий отдельно от других, размером примерно в четыре раза меньше, чем остальные, кирпичный, а не деревянный, с плоской металлической крышей, которая сияла под летним солнцем, как безумный глаз. Внутри – шесть камер, по три с каждой стороны широкого центрального коридора, и каждая камера почти вдвое больше камер в четырех других блоках. Причем все одиночные. Отличные условия для тюрьмы (особенно в тридцатые годы), но обитатели этих камер многое бы отдали, чтобы попасть в любую другую. Честное слово, они бы дорого заплатили.
За все время моей службы в качестве надзирателя все шесть камер не заполнялись ни разу – и слава Богу. Максимум – четыре, там были белые и черные (в Холодной Горе среди ходячих мертвецов не существовало сегрегации по расовому признаку), и все равно это напоминало ад.
Однажды в камере появилась женщина – Беверли Макколл. Она была черная, как дама пик, и прекрасна, как грех, который у вас никогда не хватит пороха совершить. Она шесть лет мирилась с тем, что муж бил ее, но не могла стерпеть и дня его любовных похождений. Узнав, что муж ей изменяет, она на следующий вечер подкараулила беднягу Лестера Макколла, которого приятели (а может быть, и эта очень недолгая любовница) называли Резчик, наверху, на лестнице, ведущей в квартиру из его парикмахерской. Она дождалась, пока он расстегнет свой халат, а потом наклонится, чтобы неверными руками развязать шнурки. И воспользовалась одной из бритв Резчика. За два дня перед тем, как сесть на Олд Спарки, она позвала меня и сказала, что видела во сне своего африканского духовного отца. Он велел ей отказаться от ее рабской фамилии и умереть под свободной фамилией Матуоми. Ее просьба была такова зачитать ей смертный приговор под фамилией Беверли Матуоми. Почему-то ее духовный отец не дал ей имени, во всяком случае она его не назвала. Я ответил, что, конечно, тут нет проблем. Годы работы в тюрьме научили меня не отказывать приговоренным в просьбах, за исключением, конечно, того чего действительно нельзя. В случае с Беверли Матуоми это уже не имело значения. На следующий день, примерно около трех часов дня, позвонил губернатор и заменил ей смертный приговор пожизненным заключением в исправительном учреждении для женщин «Травянистая Долина»: сплошное заключение и никаких развлечений – была у нас такая присказка. Я был рад, уверяю вас, когда увидел, как круглая попка Бев качнулась влево, а не вправо, когда она подошла к столу дежурного.
Спустя лет тридцать пять, не меньше, я увидел это имя в газете на страничке некрологов под фотографией худощавой чернокожей дамы с облаком седых волос, в очках со стразами в уголках оправы. Это была Беверли. Последние десять лет жизни она провела на свободе, говорилось в некрологе, и она, можно сказать, спасла библиотеку небольшого городка Рейнз Фолз. Она также преподавала в воскресной школе, и ее любили в этой тихой гавани. Некролог был озаглавлен: «Библиотекарь умерла от сердечной недостаточности», а ниже мелкими буквами, словно запоздалое объяснение: «Провела более 20 лет в тюрьме за убийство». И только глаза, широко распахнутые и сияющие за очками с камешками по углам, оставались прежние. Глаза женщины, которая даже в семьдесят с чем-то, если заставит нужда, не раздумывая достанет бритву из стаканчика с дезинфицирующим средством. Убийц всегда узнаешь, даже если они кончают жизнь пожилыми библиотекарями в маленьких сонных городишках. И уж, конечно, узнаешь, если провел с убийцами столько лет, сколько я. Всего один раз я задумался о характере своей работы. Именно поэтому я и пишу эти строки.
Пол в широком коридоре по центру блока "Г" был застелен линолеумом цвета зеленых лимонов, и то, что в других тюрьмах называли Последней Милей, в Холодной Горе именовали Зеленой Милей. Ее длина была, полагаю, шестьдесят длинных шагов с юга на север, если считать снизу вверх. Внизу находилась смирительная комната. Наверху – Т-образный коридор. Поворот налево означал жизнь – если можно так назвать происходящее на залитом солнцем дворике для прогулок. А многие так и называли, многие так и жили годами без видимых плохих последствий. Воры, поджигатели и насильники со своими разговорами, прогулками и мелкими делишками.
Поворот направо – совсем другое дело. Сначала вы попадаете в мой кабинет (где ковер тоже зеленый, я его все собирался заменить, но так и не собрался) и проходите перед моим столом, за которым слева американский флаг, а справа флаг штата. В дальней стене две двери: одна ведет в маленький туалет, которым пользуюсь я и другие охранники блока "Г" (иногда даже Уорден Мурс), другая – в небольшое помещение типа кладовки. Тут и заканчивается путь, называемый Зеленой Милей.
Дверь маленькая, я вынужден пригибаться, а Джону Коффи пришлось даже сесть и так пролезать. Вы попадаете на небольшую площадку, потом спускаетесь по трем бетонным ступенькам на дощатый пол. Маленькая комната без отопления с металлической крышей, точно такая же, как и соседняя в этом же блоке. Зимой в ней холодно, и пар идет изо рта, а летом можно задохнуться от жары. Во время казни Элмера Мэнфреда – то ли в июле, то ли в августе тридцатого года – температура, по-моему, была около сорока по Цельсию.
Слева в кладовке опять-таки была жизнь. Инструменты (все закрытые решетками, перекрещенными цепями, словно это карабины, а не лопаты и кирки), тряпки, мешки с семенами для весенних посадок в тюремном садике, коробки с туалетной бумагой, поддоны загруженные бланками для тюремной типографии... даже мешок извести для разметки бейсбольного ромба и сетки на футбольном поле. Заключенные играли на так называемом пастбище, и поэтому в Холодной Горе многие очень ждали осенних вечеров.
Справа опять-таки смерть. Олд Спарки, собственной персоной, стоит на деревянной платформе в юго-восточном углу, мощные дубовые ножки, широкие дубовые под-локотники, вобравшие в себя холодный пот множества мужчин в последние минуты их жизни, и металлический шлем, обычно небрежно висящий на спинке стула, по-хожий на кепку малыша-робота из комиксов про Бака Роджерса. Из него выходит провод и уходит через отверстие с уплотнением в шлакоблочной стене за спинкой. Сбоку – оцинкованное ведро. Если заглянуть в него, то увидишь круг из губки точно по размеру металлического шлема. Перед казнью его смачивают в рассоле, чтобы лучше проводил заряд постоянного тока, идущий по проводу, через губку прямо в мозг приговоренного.
1.
Это произошло в 1932-м, когда тюрьма штата еще находилась в Холодной Горе. И электрический стул был, конечно, там же.
Заключенные острили по поводу стула так, как обычно острят люди, говоря о том, что их страшит, но чего нельзя избежать. Они называли его Олд Спарки (Старик Разряд) или Биг Джуси («Сочный кусок»). Они отпускали шуточки насчет счетов за электроэнергию, насчет того, как Уорден Мурс этой осенью будет готовить обед ко Дню Благодарения, раз его жена Мелинда слишком больна, чтобы готовить.
У тех же, кому действительно предстояло сесть на этот стул, юмор улетучивался в момент. За время пребывания в Холодной Горе я руководил семидесятые восемью казнями (эту цифру я никогда не путаю, я буду помнить ее и на смертном одре) и думаю, что большинству этих людей становилось ясно, что с ними происходит, именно в тот момент, когда их лодыжки пристегивали к мощным дубовым ножкам Олд Спарки. Приходило понимание (было видно, как осознание поднимается из глубины глаз, похожее на холодный испуг), что их собственные ноги закончили свой путь. Кровь еще бежала по жилам, мускулы были еще сильны, но все было кончено, им уже не пройти ни километра по полям, не танцевать с девушками на сельских праздниках. Осознание приближающейся смерти приходит к клиентам Олд Спарки от лодыжек. Есть еще черный шелковый мешок, его надевают им на головы после бессвязных и нечленораздельных последних слов. Считается, что этот мешок для них, но я всегда думал, что на самом деле он для нас, чтобы мы не видели ужасного прилива страха в их глазах, когда они понимают, что сейчас умрут с согнутыми коленями.
В Холодной Горе не было этапа смертников, только блок "Г", стоящий отдельно от других, размером примерно в четыре раза меньше, чем остальные, кирпичный, а не деревянный, с плоской металлической крышей, которая сияла под летним солнцем, как безумный глаз. Внутри – шесть камер, по три с каждой стороны широкого центрального коридора, и каждая камера почти вдвое больше камер в четырех других блоках. Причем все одиночные. Отличные условия для тюрьмы (особенно в тридцатые годы), но обитатели этих камер многое бы отдали, чтобы попасть в любую другую. Честное слово, они бы дорого заплатили.
За все время моей службы в качестве надзирателя все шесть камер не заполнялись ни разу – и слава Богу. Максимум – четыре, там были белые и черные (в Холодной Горе среди ходячих мертвецов не существовало сегрегации по расовому признаку), и все равно это напоминало ад.
Однажды в камере появилась женщина – Беверли Макколл. Она была черная, как дама пик, и прекрасна, как грех, который у вас никогда не хватит пороха совершить. Она шесть лет мирилась с тем, что муж бил ее, но не могла стерпеть и дня его любовных похождений. Узнав, что муж ей изменяет, она на следующий вечер подкараулила беднягу Лестера Макколла, которого приятели (а может быть, и эта очень недолгая любовница) называли Резчик, наверху, на лестнице, ведущей в квартиру из его парикмахерской. Она дождалась, пока он расстегнет свой халат, а потом наклонится, чтобы неверными руками развязать шнурки. И воспользовалась одной из бритв Резчика. За два дня перед тем, как сесть на Олд Спарки, она позвала меня и сказала, что видела во сне своего африканского духовного отца. Он велел ей отказаться от ее рабской фамилии и умереть под свободной фамилией Матуоми. Ее просьба была такова зачитать ей смертный приговор под фамилией Беверли Матуоми. Почему-то ее духовный отец не дал ей имени, во всяком случае она его не назвала. Я ответил, что, конечно, тут нет проблем. Годы работы в тюрьме научили меня не отказывать приговоренным в просьбах, за исключением, конечно, того чего действительно нельзя. В случае с Беверли Матуоми это уже не имело значения. На следующий день, примерно около трех часов дня, позвонил губернатор и заменил ей смертный приговор пожизненным заключением в исправительном учреждении для женщин «Травянистая Долина»: сплошное заключение и никаких развлечений – была у нас такая присказка. Я был рад, уверяю вас, когда увидел, как круглая попка Бев качнулась влево, а не вправо, когда она подошла к столу дежурного.
Спустя лет тридцать пять, не меньше, я увидел это имя в газете на страничке некрологов под фотографией худощавой чернокожей дамы с облаком седых волос, в очках со стразами в уголках оправы. Это была Беверли. Последние десять лет жизни она провела на свободе, говорилось в некрологе, и она, можно сказать, спасла библиотеку небольшого городка Рейнз Фолз. Она также преподавала в воскресной школе, и ее любили в этой тихой гавани. Некролог был озаглавлен: «Библиотекарь умерла от сердечной недостаточности», а ниже мелкими буквами, словно запоздалое объяснение: «Провела более 20 лет в тюрьме за убийство». И только глаза, широко распахнутые и сияющие за очками с камешками по углам, оставались прежние. Глаза женщины, которая даже в семьдесят с чем-то, если заставит нужда, не раздумывая достанет бритву из стаканчика с дезинфицирующим средством. Убийц всегда узнаешь, даже если они кончают жизнь пожилыми библиотекарями в маленьких сонных городишках. И уж, конечно, узнаешь, если провел с убийцами столько лет, сколько я. Всего один раз я задумался о характере своей работы. Именно поэтому я и пишу эти строки.
Пол в широком коридоре по центру блока "Г" был застелен линолеумом цвета зеленых лимонов, и то, что в других тюрьмах называли Последней Милей, в Холодной Горе именовали Зеленой Милей. Ее длина была, полагаю, шестьдесят длинных шагов с юга на север, если считать снизу вверх. Внизу находилась смирительная комната. Наверху – Т-образный коридор. Поворот налево означал жизнь – если можно так назвать происходящее на залитом солнцем дворике для прогулок. А многие так и называли, многие так и жили годами без видимых плохих последствий. Воры, поджигатели и насильники со своими разговорами, прогулками и мелкими делишками.
Поворот направо – совсем другое дело. Сначала вы попадаете в мой кабинет (где ковер тоже зеленый, я его все собирался заменить, но так и не собрался) и проходите перед моим столом, за которым слева американский флаг, а справа флаг штата. В дальней стене две двери: одна ведет в маленький туалет, которым пользуюсь я и другие охранники блока "Г" (иногда даже Уорден Мурс), другая – в небольшое помещение типа кладовки. Тут и заканчивается путь, называемый Зеленой Милей.
Дверь маленькая, я вынужден пригибаться, а Джону Коффи пришлось даже сесть и так пролезать. Вы попадаете на небольшую площадку, потом спускаетесь по трем бетонным ступенькам на дощатый пол. Маленькая комната без отопления с металлической крышей, точно такая же, как и соседняя в этом же блоке. Зимой в ней холодно, и пар идет изо рта, а летом можно задохнуться от жары. Во время казни Элмера Мэнфреда – то ли в июле, то ли в августе тридцатого года – температура, по-моему, была около сорока по Цельсию.
Слева в кладовке опять-таки была жизнь. Инструменты (все закрытые решетками, перекрещенными цепями, словно это карабины, а не лопаты и кирки), тряпки, мешки с семенами для весенних посадок в тюремном садике, коробки с туалетной бумагой, поддоны загруженные бланками для тюремной типографии... даже мешок извести для разметки бейсбольного ромба и сетки на футбольном поле. Заключенные играли на так называемом пастбище, и поэтому в Холодной Горе многие очень ждали осенних вечеров.
Справа опять-таки смерть. Олд Спарки, собственной персоной, стоит на деревянной платформе в юго-восточном углу, мощные дубовые ножки, широкие дубовые под-локотники, вобравшие в себя холодный пот множества мужчин в последние минуты их жизни, и металлический шлем, обычно небрежно висящий на спинке стула, по-хожий на кепку малыша-робота из комиксов про Бака Роджерса. Из него выходит провод и уходит через отверстие с уплотнением в шлакоблочной стене за спинкой. Сбоку – оцинкованное ведро. Если заглянуть в него, то увидишь круг из губки точно по размеру металлического шлема. Перед казнью его смачивают в рассоле, чтобы лучше проводил заряд постоянного тока, идущий по проводу, через губку прямо в мозг приговоренного.
