Почему роман назван "Евгений Онегин"? Почему «Евгений Онегин» назван А. С

Роман в стихах Пушкина «Евгений Онегин» прежде всего — самое известное и важное для понимания его творческой личности и литературного пути произведение. Поэт начал работу весной 1823 года в Кишиневе, завер-шил роман в Болдине удивительно плодотворной и счаст-ливой для Пушкина осенью 1830 года. В знаменательный «лицейский» день 19 октября сжег рукопись опасной де-сятой главы, но продолжал свой замысел.

Произведение «Евгений Онегин» называется «свобод-ным романом»: «свободным» от правил, по которым со-здавались художественные произведения того времени. До Пушкина, в классическом романе, и сюжет, и герои всегда подчинялись строго определенной схеме. Здесь же вдохновенный и откровенный разговор с читателем уди-вительно свободен, ничто не сковывает поэта. Автор ста-новится действующим лицом своего романа в стихах, его режиссером и дирижером. Он с легкостью переходит от судьбы героев к собственным рассуждениям и воспомина-ниям, иногда спокойно обрывает рассказ.

Повествователь выходит за рамки личного конфликта, и в роман входит русская жизнь во всех ее проявлениях. Это самая главная композиционная и сюжетная особен-ность романа.

Стихотворная речь — форма необычная и в известной мере условная, в обыденной жизни рифмой не говорят. Но стихи позволяют отклоняться от привычного, тради-ционного. Без сомнения, поэт ценит в избранной им жан-ровой форме исторического повествования именно свобо-ду, а ее дает вольное поэтическое слово. Для Пушкина «Евгений Онегин» прежде всего свободен по характеру повествования, по композиции, и эта свободная форма определила «русское лицо» романа нового поколения.

Роман А.С. Пушкина «Евгений Онегин» - первый русский реа­листический роман, причем написанный стихами. Он стал произведе­нием новаторским как по форме, так и по содержанию. Пушкин по­ставил задачу не только показать в нем «героя времени», Онегина, человека с «преждевременной старостью души», создать образ рус­ской женщины, Татьяны Лариной, но и нарисовать «энциклопедию русской жизни» той эпохи. Все это потребовало преодолеть не только тесные рамки классицизма, но и отказаться от романтического подхо­да. Пушкин стремился максимально приблизить свое произведение к жизни, которая не терпит схематичности и заранее заданных конст­рукций, а потому и форма романа становится «свободной».

И дело не только в том, что автор лишь в конце 7-й главы поме­щает «вступление», иронично замечая: «.. .Хоть поздно, а вступленье есть». И даже не в том, что роман открывает внутренний монолог Онегина, размышляющего о своей поездке в деревню к дяде за на­следством, который прерывается рассказом о детстве и юности героя, о годах, проведенных в вихре светской жизни. И даже не в том, что автор часто прерывает сюжетную часть, помещая то или иное лириче­ское отступление, в котором может говорить о чем угодно: о литера­туре, театре, своей жизни, о чувствах и мыслях, которые его волнуют, о дорогах или о женских ножках, - а может просто побеседовать с читателями: «Гм! гм! Читатель благородный, / Здорова ль ваша вся родня?»

Недаром Пушкин утверждал: «Роман требует болтовни». Он дейст­вительно как будто не создает художественное произведение, а просто рассказывает историю, случившуюся с его добрыми знакомыми. Вот почему в романе рядом с его героями Онегиным, Татьяной, Ленским, Ольгой появляются люди, которые жили во время Пушкина - Вязем­ский, Каверин, Нина Воронская и другие. Более того, сам Автор стано­вится героем своего же романа, оказываясь «добрым приятелем» Оне­гина. Автор хранит письма Онегина и Татьяны, стихи Ленского - и они тоже органично входят в роман, нисколько не нарушая его цель­ность, хотя написаны не «онегинской строфой».

Кажется, что в такое произведение - «свободный роман» - мо­жет войти что угодно, но при всей «свободе» его композиция стройна и продуманна. Главное же, почему создается это ощущение свободы, состоит в том, что роман Пушкина существует, как сама жизнь: не­предсказуемо и в то же время согласуясь с неким внутренним зако­ном. Иногда даже сам Пушкин удивлялся тому, что «вытворяли» его герои, например, когда его любимая героиня Татьяна «взяла и вышла замуж». Понятно, почему многие современники Пушкина пытались увидеть в героях романа черты своих друзей и знакомых - и находи­ли их!

В этом удивительном произведении жизнь пульсирует и вырыва­ется наружу, создавая и сейчас эффект «присутствия» читателя в мо­мент развития действия. А жизнь всегда свободна в своих многочис­ленных изгибах и поворотах. Таков и подлинно реалистический роман Пушкина, открывший дорогу новой русской литературе.

Почему Лермонтов называет свою любовь к родине «странной»? (по лирике М.Ю. Лермонтова)

Любовь к родине - особое чувство, оно присуще каждому чело­веку, но при этом очень индивидуально. Возможно ли считать его «странным»? Мне кажется, что здесь скорее речь идет о том, как поэт сказавший о «необычности» своей любви к родине, воспринимает «обычный» патриотизм, то есть стремление видеть достоинства, по­ложительные черты, свойственные его стране и народу.

В известной степени романтическое мировосприятие Лермонтова также предопределило его «странную любовь» к родине. Ведь романтик всегда противостоит окружающему миру, не находя в реальной действительности положительного идеала. Как приговор звучат слова Лермонтова, сказанные о родине в стихотворении «Прощай, немытая Россия...». Это «страна рабов, страна господ», страна «голубых мун­диров» и преданного им народа. Беспощаден и обобщенный портрет своего поколения, нарисованный в стихотворении «Дума». Судьба страны оказывается в руках тех, кто «промотал» то, что составляло славу России, а грядущему им предложить нечего. Может быть, сей­час нам эта оценка кажется слишком жесткой - ведь к этому поколе­нию принадлежал как сам Лермонтов, так и многие другие выдаю­щиеся русские люди. Но становится понятнее, почему человек, высказавший ее, назвал свою любовь к отчизне «странной».

Это также объясняет, почему Лермонтов, не находя идеала в со­временности, в поисках того, что действительно позволяет гордиться своей страной и ее народом, обращается к прошлому. Вот почему стихотворение «Бородино», рассказывающее о подвиге русских вои­нов, построено как диалог «прошлого» и «настоящего»: «Да, были люди в наше время, / Не то, что нынешнее племя: / Богатыри - не вы!». Национальный характер раскрывается здесь через монолог про­стого русского солдата, чья любовь к родине абсолютна и бескорыст­на. Показательно, что это стихотворение не относится к романтиче­ским, оно предельно реалистично.

Наиболее полно зрелый взгляд Лермонтова на природу патриоти­ческого чувства отражен в одном из последних стихотворений, мно­гозначительно названном «Родина». Поэт по-прежнему отрицает тра­диционное понимание того, за что человек может любить свою отчизну: «Ни слава, купленная кровью, / Ни полный гордого доверия покой, / Ни темной старины заветные преданья...». Вместо всего это­го он трижды повторит другую, самую важную для него идею - его любовь к родине «странная». Это слово становится ключевым:

Люблю отчизну я, но странною любовью!

Не победит ее рассудок мой...

Но я люблю - за что, не знаю сам...

Патриотизм нельзя объяснить рациональным путем, но можно выразить через те картины родной страны, которые особенно близки сердцу поэта. Перед его мысленным взором проносятся бескрайние просторы России, с ее проселочными дорогами и «печальными» деревнями. Эти картины лишены патетики, но они прекрасны в своей простоте, как и обычные приметы деревенской жизни, с которой поэт чувствует свою неразрывную внутреннюю связь: «С отрадой, многим незнакомой, / Я вижу полное гумно, / Избу, покрытую соломой, /С резными ставнями окно...».

Только такое полное погружение в народную жизнь дает возмож­ность понять истинное отношение автора к родине. Конечно, для по­эта-романтика, аристократа странно, что именно так он чувствует лю­бовь к отчизне. Но, может быть, дело не только в нем, но и в самой этой загадочной стране, о которой другой великий поэт, современник Лермонтова, потом скажет: «Умом Россию не понять...»? По-моему, с этим трудно спорить, как и с тем, что истинный патриотизм не требу­ет каких-то особых доказательств и часто вовсе не объясним.

Является ли Печорин фаталистом? (по роману М.Ю. Лермонтова «Герой нашего времени»)

Роман Лермонтова «Герой нашего времени» по праву называют не только социально-психологическим, но и нравственно-философским. Вопрос о свободе воли и предопределении, о роли судьбы в жизни человека так или иначе рассматривается во всех час­тях романа. Но развернутый ответ на него дается лишь в заключи­тельной части - философской повести «Фаталист», которая играет роль своеобразного эпилога.

Фаталист - человек, верящий в предопределенность всех собы­тий в жизни, в неотвратимость судьбы, рока, фатума. В духе своего времени, подвергающего пересмотру коренные вопросы человеческо­го существования, Печорин пытается решить, предопределено ли высшей волей назначение человека или он сам определяет законы жизни и следует им.

По мере развития действия повести Печорин получает троекрат­ное подтверждение существования предопределения, судьбы. Офицер
Вулич, с которым герой заключает рискованное пари, не смог застрелиться, хотя пистолет был заряжен. Затем Вулич все-таки погибает от руки пьяного казака, и в этом Печорин не видит ничего удивительно­го, поскольку еще во время спора заметил «печать смерти» на его ли­це. И наконец, сам Печорин испытывает судьбу, решаясь разоружить пьяного казака, убийцу Вулича. «...У меня в голове промелькнула странная мысль: подобно Вуличу, я вздумал испытать судьбу», - говорит Печорин.

Каков же ответ «героя времени», а вместе с ним и самого писате­ля, на этот сложнейший вопрос? Вывод Печорина звучит так: «Я люблю сомневаться во всем: это расположение ума не мешает реши­тельности характера; напротив, что до меня касается, то я всегда сме­лее иду вперед, когда не знаю, что меня ожидает». Как видим, несо­стоявшийся фаталист обернулся своей противоположностью. Если он и готов признать, что предопределение существует, то отнюдь не в ущерб активности поведения человека: быть просто игрушкой в руках судьбы, по мнению Печорина, унизительно.

Роман Пушкина «Евгений Онегин», едва появившись, получил заслуженное одобрение и даже восхищение публики и критики. Но необходимо заметить, что для русской литературы того времени это был настоящий прорыв – ничего подобного еще не создавали русские писатели. Да и до сих пор ни один писатель не дерзнул повторить опыт великого мастера слова и написать реалистический роман в стихах. Именно реалистический, потому что, будь это произведение написано в романтическом ключе, следуя традициям Жуковского, его можно было бы назвать разве что только поэмой, а отнюдь не романом.

«Евгения Онегина» можно назвать пафосом отрезвления. Он подан открыто и без каких бы то ни было прикрас – стилевых и прочих. Любая высокопарность была бы здесь неуместна, звучала бы пародией. И Пушкин, действительно, в конце седьмой главы пародирует ложноклассический эпос.

Так же непринужденно еще в начале он пародирует опошленную бездарными писаками романтическую элегию. Современники не могли читать без улыбки предсмертные стихи Ленского – настолько все эти «весны моей златые дни» напоминали им продукцию текущей журнальной периодики.

Пушкин ведет непрестанную борьбу в романе, по крайней мере, на два фронта: против уходящего классицизма и против еще любезной его сердцу романтики. Борьба нешуточная. Она глубоко пережита Пушкиным. Настолько пережита, что выходит за пределы внутрилитературной распри.

Это борьба за язык русского общества, за освобождение языка от наносных влияний и веяний, от запоздалых славянизмов, от новейшей иностранщины, от школьной и семинарской скованности. Всему этому животрепещущему материалу дан полный простор в строфах романа. И это одно из тех оснований, по которым можно назвать «Евгения Онегина» «свободным романом».

В конечном счете, борьба еще шире. Это вполне назревшая для Пушкина борьба за народность, за общую демократизацию русской культуры. Ведь к концу работы над романом уже написаны «Борис Годунов» и сказки. Поэт в разгаре творческого освоения народности, в расцвете сил. В романе он распорядился этим достоянием неслыханно смело. Он передоверил стихию народности своей героине.

Если бы не Татьяна, читатель так и не услышал бы толковой, истовой и неторопливой речи её няни, не услышал бы и другой крепостной крестьянки, онегинской ключницы Аксиньи. Не услышал бы и той «Песни девушек», которая всем своим лукавым, веселым, озорным содержанием дерзко контрастирует со смущением и смятением самой Татьяны. Вот и еще одно основание назвать «роман свободным».

К тому же Пушкин очень свободно повел себя и в отношении формы своего произведения. В то время в русской литературе не было примеров реалистического романа, и писателю пришлось самому изобретать стилистические приемы и сюжетные повороты. В этом отношении Пушкин был тоже очень свободен в своих творческих порывах.

Волшебное, колдовское искусство Пушкина празднует одну из самых поразительных своих побед. Двусложный, двухтактный ямб звучит в темпе вальса, когда идет описание сна Татьяны:

Однообразный и безумный,

Как вихорь жизни молодой,

Кружится вальса вихорь шумный;

Чета мелькает за четой…

Иногда строки наполняются звуками: треск, гром, дребезг… Но они к тому же и живописны. Читатель воочию видит «припрыжки, каблуки, усы»:

Мазурка раздалась. Бывало

Когда гремел мазурки гром,

В огромной зале все дрожало,

Паркет дрожал под каблуком,

Тряслися, дребезжали рамы…

Какой свободой дышат строки романа Пушкина, какое мастерское обращение с родным русским языком! Да, это свободный роман!

А образ автора! Разве какой-нибудь писатель до Пушкина, да и после него, мог позволить себе так свободно выносить свой образ в произведение, так откровенно говорить о своих потаенных мыслях, продиктованных не художественной необходимостью, а личным стремлением и желанием. Разве мог другой писатель, напрямую обращаясь к читателю, иронизировать над ним:

Читатель ждет уж рифмы розы;

На, вот возьми её скорей!

Да, «Евгений Онегин» действительно «свободный роман», в котором все принятые и устоявшиеся традиции низвергаются: от выбора имени героям до стилистических приемов в выборе формы романа.

Роман Пушкина «Евгений Онегин» - первый русский реалистический роман, причем написанный стихами. Он стал произведением новаторским как по форме, так и по содержанию. Пушкин поставил задачу не только показать в нем «героя времени», Онегина, человека с «преждевременной старостью души», создать образ русской женщины, Татьяны Лариной, но и нарисовать «энциклопедию русской жизни» той эпохи. Все это потребовало преодолеть не только тесные рамки классицизма, но и отказаться от романтического подхода. Пушкин стремится максимально приблизить свое произведение к жизни, которая не терпит схематичности и заранее заданных конструкций, а потому и форма романа становится «свободной».

И дело не только в том, что автор лишь в конце 7 главы помещает «вступление», иронично замечая: «…Хоть поздно, а вступленье есть». И даже не в том, что роман открывает внутренний монолог Онегина, размышляющего о своей поездке в деревню к дяде за наследством, который прерывается рассказом о детстве и юности героя, о годах, проведенных в вихре светской жизни. И даже не в том, что автор часто прерывает сюжетную часть, помещая то или иное лирическое отступление, в котором может говорить о чем угодно: о литературе, театре, своей жизни, о чувствах и мыслях, которые его волнуют, о дорогах или о женских ножках, - а может просто побеседовать с читателями: «Гм! гм! Читатель благородный, / Здорова ль ваша вся родня?». Недаром Пушкин утверждал: «Роман требует болтовни».

Он действительно как будто не создает художественное произведение, а просто рассказывает историю, случившуюся с его добрыми знакомыми. Вот почему в романе рядом с его героями Онегиным, Татьяной, Ленским, Ольгой появляются люди, которые жили во время Пушкина - Вяземский, Каверин, Нина Воронская и другие. Более того, сам Автор становится героем своего же романа, оказываясь «добрым приятелем» Онегина. Автор хранит письма Онегина и Татьяны, стихи Ленского - и они тоже органично входят в роман, нисколько не нарушая его цельность, хотя написаны не «онегинской строфой».

Кажется, что в такое произведение - «свободный роман» - может войти что угодно, но при всей «свободе» его композиция стройна и продуманна. Главное же, почему создается это ощущение свободы, состоит в том, что роман Пушкина существует, как сама жизнь: непредсказуемо и в то же время согласуясь с неким внутренним законом. Иногда даже сам Пушкин удивлялся тому, что «вытворяли» его герои, например, когда его любимая героиня Татьяна «взяла и вышла замуж». Понятно, почему многие современники Пушкина пытались увидеть в героях романа черты своих друзей и знакомых - и находили их! В этом удивительном произведении жизнь пульсирует и вырывается наружу, создавая и сейчас эффект «присутствия» читателя в момент развития действия. А жизнь всегда свободна в своих многочисленных изгибах и поворотах. Таков и подлинно реалистический роман Пушкина, открывший дорогу новой русской литературе.

Вопрос этот не решен окончательно, потому что о выборе фамилии Онегин сам Пушкин не оставил никаких записей. Самая распространенная версия говорит о том, что поэт мог сам образовать фамилию Онегин от географического названия, ему хорошо известного, Онега. Такое наименование носит река Онега, впадающая в Белое море, и город, стоящий в ее устье. Населенный пункт с названием Онега известен еще с XVI века. Конечно, нужно вспомнить и о другом, похожем географическом названии (но уже с окончанием о) Онего. Это древнерусское название Онежского озера, огромного и красивейшего водоема на северо-западе европейской части СССР.Исторические источники рассказали ученым, что существовала и реальная фамилия Онегин. Она была распространена на севере России и первоначально означала «житель с реки Онега». Большинство людей, носивших фамилию Онегин, были лесорубами или сплавщиками леса.Итак, Пушкин для героя своего романа в стихах мог взять или готовую фамилию, гдето им услышанную или прочитанную, либо создать ее по правилам русской речи. Используя такую «северную» фамилию, поэт, возможно, хотел подчеркнуть суровость Евгения, его холодное сердце, трезвый, слишком рассудочный ум. Представим себе на минуту, что у Евгения Онегина была бы другая фамилия... Кажется, ну и что же ничего особенного, ведь основное действие, идеи романа не изменились бы. Да, все осталось бы в основном на своих местах. Но русский читатель наверняка уже менее образно воспринимал бы те строки, которые говорят о холодности, суровости Онегина: «...рано чувства в нем остыли; Ему наскучил света шум»; «Ничто не трогало его, Не замечал он ничего» ; «Они сошлись, Волна и камень, Стихи и проза, лед и пламень Не столь различны меж собой» и другие отрывки.Есть кроме такого возможного внутреннего содержания «холода» у фамилии Онегин и еще однаособенность. Она необычно благозвучно сочетается с именем. Вслушайтесь: Евгений Онегин. В обоих этих словах совпадает количество слогов. В них одна и та же гласная буква е несет на себе ударение. Обратное повторение слогов ген нег обладает мелодичностью. К тому же в этом словосочетании Евгений Онегин трижды повторяются е и н. А ведь благозвучие, мелодичность имен и названий играли для Пушкина не последнюю роль. Вспомним, что об имени Татьяна, впервые упоминая о нем в романе «Евгений Онегин», поэт говорит, что оно «приятно, звучно». Этот же довод Пушкин почти дословно повторяет в поэме «Медный всадник», где герой носит имя Евгений: «Мы будем нашего героя звать этим именем. Оно звучит приятно; с ним давно Мое перо к тому же дружно»... Так что в художественной литературе, особенно в поэзии, для авторов имеет значение не только реальность имен, фамилий персонажей, но и их звучание, музыкальное и эстетическое впечатление от них.