Дэвид митчелл голодный дом тысяча осеней якоба.

Когда книга оставляет глубокий след в душе, трудно отпустить ее персонажей, идти дальше, знакомиться с новыми мирами и героями. Особенно, если знаешь, что продолжения не будет. Никогда. И даже, начав читать новый роман, ловишь себя на мысли, что в памяти возникают образы из прошлой истории. Хотя я прочитала много хороших произведений, лишь единицы вызывали у меня подобные эмоции. Одним из них и стал роман Митчелла.

Этот роман привлек меня своим прекрасным названием и тем, что действие происходило в Японии, «Земле, Богатой Тростниковыми Равнинами, Стране Молодых Рисовых Колосьев, Долгих Пяти Тысяч Осеней», в Японии, которую я так люблю. И практически с первых же страниц книга пленила меня своей красотой, изяществом и захватывающим сюжетом.

Печальная история о любви и разлуке, надеждах и разочарованиях, покалеченных жизнях и несбывшихся мечтаниях. В этой книге есть все: жестокость и любовь, честь и предательство, истина и ложь, несправедливость и награда за праведность, кровавые культы и медицина, религия и просвещение.

Хотя самый главный герой в книге все-таки Якоб де Зут, не менее (а иногда и более) интересными казались мне и судьбы других героев. Подающий надежды переводчик для иностранцев третьего ранга в Гильдии переводчиков Дэдзимы Огава Узаемон; талантливая акушерка Аибагава Орито, перенимающая знания у иноземных врачей. Все они стали для меня родными, за всех я переживала всем сердцем и надеялась на то, что каждый из них найдет свое счастье.

Перед нами предстает величественная Япония. Гордая, обособленная и независимая. Страна, в которой иностранцам запрещено поклоняться христианскому богу, учить японский язык и просто покидать пределы голландской фактории. Вот в каком месте оказался молодой клерк из Голландии. Но не только гайдзины сталкивались с проблемами: японцы, работающие с голландцами, должны были следить за речью и поступками, иначе их могли заподозрить в предательстве.

Сюжетная линия, касающаяся храма на горе Ширануи, добавляет истории своеобразной мистики. Загадочный храм, в котором женщины-монахини должны совершать регулярные подношения Даров. Священные догмы, часть которых доступна лишь некоторым членам Ордена. Страшные тайны храма, скрываемые настоятелем от монахинь. И дочь самурая, против воли оказавшаяся в заточении в этом зловещем месте.

Несмотря на то, что книга пропитана грустью и печалью, я полюбила ее всем сердцем. Мне было, действительно, жаль расставаться с героями романа. А после того, как я дочитала последнюю страницу, первый раз в жизни мне было трудно начать читать новое произведение. Мне хочется писать об этом романе еще и еще, но даже тысячи слов будет недостаточно, чтобы описать то, как сильно мне понравилась эта потрясающая. книга.

Дэвид Митчелл

К., Х. и Н. с любовью

THE THOUSAND AUTUMNS OF JACOB DE ZOET

Copyright © 2010 by David Mitchell

All rights reserved

This edition is published by arrangement with Curtis Brown UK and The Van Lear Agency

Перевод с английского Майи Лахути

Оформление обложки Вадима Пожидаева

Издание подготовлено при участии издательства «Азбука».

© М. Лахути, перевод, примечания, 2017

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2017 Издательство ИНОСТРАНКА ®

Митчелл Д.

Тысяча осеней Якоба де Зута: роман / Дэвид Митчелл; пер. с англ. М. Лахути. – М.: Иностранка, Азбука-Аттикус, 2017. – 640 с. – (Большой роман).

ISBN 978-5-389-11622-1

Я считаю Чехова своим святым покровителем. Конечно, так думают многие писатели, но я читаю Чехова каждый год. Он напоминает мне о том, что самое главное в литературе – это не идеи, а люди. Очень люблю Булгакова. Он достаточно популярен в англоязычном мире. Булгаков очень изобретателен, и у него большое «чеховское» сердце. Например, Набоков тоже изобретателен, но у него «платоновское» сердце. Его волнуют идеи, а не люди. Ну и конечно же, Толстой. Например, «Анна Каренина» – 700 страниц, но не скучно ни на секунду, Толстой умудряется оставаться увлекательным даже на такой большой дистанции.

Дэвид Митчелл

Сравнения Митчелла с Толстым неизбежны – и совершенно уместны.

Kirkus Reviews

Именно для таких романов, как «Тысяча осеней Якоба де Зута», придумали определение «шедевр».

Daily Telegraph Books of the Year

Идеальный мастер-класс искусства словесной магии.

Independent Books of the Year

Признанный новатор, открывший новые пути в литературе, выпустил очаровательно старомодный роман в классическом духе – о любви и самопожертвовании, о столкновении цивилизаций, о безжалостных врагах, которые не успокоятся, пока не уничтожат ваш род до седьмого колена.

The Washington Post

Митчелл – один из лучших писателей современности.

San Antonio Express-Newś

Гениальный рассказчик. Возможно, именно Дэвид Митчелл окажется наиболее выдающимся британским автором нашего времени.

Mail on Sunday

Откройте «Тысячу осеней Якоба де Зута» и затеряйтесь в мире невероятного размаха, оригинальности и творческого блеска.

Independent on Sunday

Дэвид Митчелл не столько нарушает все правила повествования, сколько доказывает, что они сковывают живость писательского ума.

Дин Кунц

Дэвиду Митчеллу подвластно все.

Адам Джонсон (лауреат Пулицеровской премии)

Дэвид Митчелл давно и по праву считается одним из лучших – если не самым лучшим современным писателем, который способен держать читателя в напряжении каждой строчкой и каждым словом…

Джо Хилл

Романтичная история запретной любви, исполненная сладости и боли, доподлинное пиршество для литературных гурманов. Роман идей, роман о невозможном вожделении, вновь подтверждающий статус Митчелла как одного из самых поразительных и бесстрашных авторов наших дней.

Дейв Эггерс (The New York Times Book Review)

Возможно, лучшая книга в творчестве Митчелла, да и во всей литературе последних лет.

The Boston Globe

Внушительный во всех смыслах роман.

The New Yorker

Если вы еще не читали ни «Облачного атласа», ни «Сна № 9», знакомство с Дэвидом Митчеллом можете начать и с «Тысячи осеней Якоба де Зута». Митчелл блистательно воссоздает вкус и аромат минувшей эпохи, выстраивая свою страшно увлекательную, а временами и увлекательно страшную историю.

The Plain Dealer

Околдовывает и пугает… истинное мастерство рассказчика заключается в том, что Митчелл пробуждает в читателе неподдельный интерес к судьбе каждого из героев.

Scotland on Sunday

Chicago Tribune

Романом «Тысяча осеней Якоба де Зута» Митчелл показал, что ему под силу не только виртуозная литературная пиротехника, но также искусство глубокого сопереживания и классический авантюрно-исторический нарратив.

The New York Times

Якоб де Зут – самый зрелый и тонко выписанный герой за всю звездную карьеру Митчелла, а «Тысяча осеней…» – самый увлекательный из его романов, буквально не дающий читателю передохнуть.

San Francisco Chronicle

Книга Митчелла – это замечательный исторический роман, и замечателен он именно своей историчностью.

Дэвид Митчелл – настоящий волшебник.

The Washington Post

Я прочел роман Дэвида Митчелла «Тысяча осеней Якоба де Зута» в 2011 году. И тогда мне казалось, что это самая лучшая книга из всех, что я когда-либо читал.

Майкл Фассбендер

Я хочу продолжать писать! Почему по-настоящему хорошие, многообещающие произведения пишут тридцатилетние писатели, которые в свои шестьдесят не всегда могут создать нечто столь же потрясающее и великолепное? Может, им мешает осознание собственного выхода на пенсию? Или они когда-либо сотворили безумно популярное произведение, а потом строчили все менее качественные дубликаты своего же успеха? А может, просто нужно быть жадным и всеядным в чтении, в размышлениях и в жизни, пока вы еще на это способны, и тогда каждый ваш роман будет лучше предыдущего. Я на это надеюсь.

Дэвид Митчелл

Митчелл аккуратно, практически невидимо для читателя крутит в руках экшн-мелодраму – почти как кубик Рубика, – пока все цвета внезапно не встают на места, обнажая не что иное, как анатомию героизма. Смотрите – вот его неблагодарность. А тут непредсказуемость. Вот его огромность, которой хватит на всех и должно хватить на всех, потому что одному человеку его не вынести. Здесь – его неправдоподобность и повседневность. Вот его уродство. А вот – никого не побеждающая, абсолютно по-японски прекрасная в своей мимолетности и хрупкости красота. Лови!

Мария Мельникова (Книжное обозрение)

В порту Батавия на острове Ява располагалась штаб-квартира Голландской Ост-Индской компании (по-голландски Vereenigde Oost-Indische Compagnie , сокращенно VOC, дословно «Объединенная Ост-Индская компания»). Отсюда отплывали и сюда возвращались корабли Компании, идущие в Нагасаки. Во время Второй мировой войны, когда Япония оккупировала Индонезийский архипелаг, Батавию переименовали в Джакарту.

На всем протяжении романа при упоминании японских дат используется лунный календарь – он может в разные годы «отставать» от грегорианского на три-семь недель. Так, «первый день Первого месяца» означает не первое января, а некую переменную дату между концом января и примерно серединой февраля. Годы указаны согласно японской традиции, с упоминанием эры.

В японских именах на первом месте стоит фамилия, на втором – имя.

I. Невеста, ради которой мы пляшем

Одиннадцатый год эры Кансэй. 1799 г.

I. Дом наложницы Кавасэми, на склоне горы близ Нагасаки

Девятая ночь Пятого месяца

– Барышня Кавасэми? – Орито стоит на коленях на липком вонючем футоне. – Вы меня слышите?

За садом, на рисовом поле, взрывается какофонией лягушачий хор.

Орито промокает влажной тряпкой пот со лба наложницы.

– Она почти все время молчит. – Служанка поднимает повыше светильник. – Много часов уже…

– Барышня Кавасэми, моя фамилия – Аибагава. Я акушерка. Я постараюсь вам помочь.

Ресницы Кавасэми вздрагивают. Она открывает глаза и еле слышно вздыхает. Глаза снова закрываются.

«Она так измучена, – думает Орито. – Даже не боится, что умрет сегодня».

Доктор Маэно шепчет из-за муслиновой занавески:

– Я хотел сам исследовать предлежание плода, но… – Старый ученый тщательно подбирает слова. – Как видно, это не дозволяется.

– Мне дан четкий приказ, – отвечает камергер. – Посторонний мужчина не может ее коснуться.

Орито откидывает промокшую от крови простыню. Как ей и говорили, вялая ручка младенца торчит наружу до самого плеча.

– Видели когда-нибудь такое предлежание? – спрашивает доктор Маэно.

– Видела, на гравюре в голландской книге, которую переводил отец.

– Мои молитвы услышаны! «Наблюдения» Вильяма Смелли?

– Да. Доктор Смелли назы...

Быстрая навигация назад: Ctrl+←, вперед Ctrl+→

По решению правообладателя книга «Тысяча осеней Якоба де Зута» представлена в виде фрагмента

1. Дэвид Митчелл Тысяча осеней Якоба де Зута
2. Примечание автора
3. I. Невеста, ради которой мы пляшем Одиннадцатый год эры Кансэй. 1799 г.
4. I. Дом наложницы Кавасэми, на склоне горы близ Нагасаки
5. II. Каюта капитана Лейси на корабле «Шенандоа», на якорной стоянке в гавани Нагасаки
6. III. На сампане, пришвартованном возле судна «Шенандоа» в гавани Нагасаки
7. IV. Возле нужника при Садовом доме на Дэдзиме Перед завтраком 29 июля 1799 г.
8. V. Пакгауз Дорн на Дэдзиме Послеобеденный час, 1 августа 1799 г.
9. VI. Комната Якоба в Высоком доме на Дэдзиме Раннее утро 10 августа 1799 г.
10. VII. Высокий дом на Дэдзиме Раннее утро, вторник, 27 августа 1799 г.
11. VIII. Парадный кабинет в доме управляющего факторией на Дэдзиме
12. IX. Комната писаря де Зута в Высоком доме Утро воскресенья, 15 сентября 1799 г.
13. X. Сад на Дэдзиме Под вечер 16 сентября 1799 г.
14. XI. Пакгауз Эйк Незадолго до тайфуна, 19 октября 1799 г.
15. XII. Парадный кабинет в доме управляющего на Дэдзиме Несколько минут назад пробило десять, 23 октября 1799 г.
16. XIII. Площадь Флага на Дэдзиме Утренний сбор, последний день октября 1799 г.
17. II. Горная крепость Десятый месяц Одиннадцатого года эры Кансэй
18. XIV. Выше деревни Куродзанэ в княжестве Кёга Вечер двадцать второго дня Десятого месяца
19. XV. Сестринский дом в монастыре на горе Сирануи Рассвет, двадцать третье утро Десятого месяца
20. XVI. Академия Сирандо в доме семьи Оцуки в Нагасаки Закат двадцать четвертого дня Десятого месяца
21. XVII. Алтарная в Сестринском доме, монастырь на горе Сирануи
22. XIX. Сестринский дом в монастыре на горе Сирануи Рассвет девятого дня Двенадцатого месяца
23. XX. Двести ступеней, ведущих к храму Рюгадзи в Нагасаки
24. XXI. Келья Орито в Сестринском доме Восьмая ночь Первого месяца Двенадцатого года эры Кансэй
25. XXII. Жилая комната в додзё Сюдзаи в Нагасаки Вторая половина тринадцатого дня Первого месяца
26. XXIII. Келья Яёи в Сестринском доме, в монастыре на горе Сирануи
27. XXIV. Комната Огавы Мимасаку в доме семьи Огава в Нагасаки
28. XXV. Покои господина настоятеля в монастыре на горе Сирануи
29. XXVI. Позади таверны «Харубаяси», к востоку от деревни Куродзанэ в княжестве Кёга
30. III Мастер игры в го Седьмой месяц Тринадцатого года эры Кансэй. Август 1800 г.
31. XXVII. Дэдзима Август 1800 г.
32. XXVIII. Каюта капитана Пенхалигона на Его Величества фрегате «Феб», Восточно-Китайское море
33. XXIX. Неведомо где Неведомо когда
34. XXX. Зал Последней хризантемы в городской управе Нагасаки
35. XXXI. На полубаке Его Величества фрегата «Феб» Ровно десять утра 18 октября 1800 г.
36. XXXII. Дозорная башня на Дэдзиме Четверть одиннадцатого утра, 18 октября 1800 г.
37. XXXIII. Зал шестидесяти циновок в городской управе После ухода исполняющего обязанности управляющего де Зута, второй день Девятого месяца
38. XXXIV. Каюта капитана Пенхалигона на корабле Его Величества «Феб»
39. XXXV. Морской зал в резиденции управляющего факторией на Дэдзиме
40. XXXVI. Зал Последней хризантемы в городской управе Час Быка, третий день Девятого месяца
41. XXXVII. Из каюты капитана Пенхалигона Около шести вечера, 19 октября 1800 г.
42. XXXVIII. Дозорная башня на Дэдзиме Полдень, 20 октября 1800 г.
43. XXXIX. На веранде зала Последней хризантемы в городской управе
44. IV Сезон дождей 1811 г.
45. XL. Храм на горе Инаса, с видом на залив Нагасаки Утро пятницы, 3 июля 1811 г.
46. V. Последние страницы Осень 1817 г.
47. XLI. На шканцах «Прорицательницы», залив Нагасаки Понедельник, 3 ноября 1817 г.
48. Благодарности
49. Примечания
50. Примечания

К., Х. и Н. с любовью

THE THOUSAND AUTUMNS OF JACOB DE ZOET

Copyright © 2010 by David Mitchell

All rights reserved

This edition is published by arrangement with Curtis Brown UK and The Van Lear Agency

Перевод с английского Майи Лахути

Оформление обложки Вадима Пожидаева

Издание подготовлено при участии издательства «Азбука».

© М. Лахути, перевод, примечания, 2017

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2017 Издательство ИНОСТРАНКА ®

Митчелл Д.

Тысяча осеней Якоба де Зута: роман / Дэвид Митчелл; пер. с англ. М. Лахути. – М.: Иностранка, Азбука-Аттикус, 2017. – 640 с. – (Большой роман).

ISBN 978-5-389-11622-1

Я считаю Чехова своим святым покровителем. Конечно, так думают многие писатели, но я читаю Чехова каждый год. Он напоминает мне о том, что самое главное в литературе – это не идеи, а люди. Очень люблю Булгакова. Он достаточно популярен в англоязычном мире. Булгаков очень изобретателен, и у него большое «чеховское» сердце. Например, Набоков тоже изобретателен, но у него «платоновское» сердце. Его волнуют идеи, а не люди. Ну и конечно же, Толстой. Например, «Анна Каренина» – 700 страниц, но не скучно ни на секунду, Толстой умудряется оставаться увлекательным даже на такой большой дистанции.

Дэвид Митчелл

Сравнения Митчелла с Толстым неизбежны – и совершенно уместны.

Kirkus Reviews

Именно для таких романов, как «Тысяча осеней Якоба де Зута», придумали определение «шедевр».

Daily Telegraph Books of the Year

Идеальный мастер-класс искусства словесной магии.

Independent Books of the Year

Признанный новатор, открывший новые пути в литературе, выпустил очаровательно старомодный роман в классическом духе – о любви и самопожертвовании, о столкновении цивилизаций, о безжалостных врагах, которые не успокоятся, пока не уничтожат ваш род до седьмого колена.

The Washington Post

Митчелл – один из лучших писателей современности.

San Antonio Express-Newś

Гениальный рассказчик. Возможно, именно Дэвид Митчелл окажется наиболее выдающимся британским автором нашего времени.

Mail on Sunday

Откройте «Тысячу осеней Якоба де Зута» и затеряйтесь в мире невероятного размаха, оригинальности и творческого блеска.

Independent on Sunday

Дэвид Митчелл не столько нарушает все правила повествования, сколько доказывает, что они сковывают живость писательского ума.

Дин Кунц

Дэвиду Митчеллу подвластно все.

Адам Джонсон (лауреат Пулицеровской премии)

Дэвид Митчелл давно и по праву считается одним из лучших – если не самым лучшим современным писателем, который способен держать читателя в напряжении каждой строчкой и каждым словом…

Джо Хилл

Романтичная история запретной любви, исполненная сладости и боли, доподлинное пиршество для литературных гурманов. Роман идей, роман о невозможном вожделении, вновь подтверждающий статус Митчелла как одного из самых поразительных и бесстрашных авторов наших дней.

Дейв Эггерс (The New York Times Book Review)

Возможно, лучшая книга в творчестве Митчелла, да и во всей литературе последних лет.

The Boston Globe

Внушительный во всех смыслах роман.

The New Yorker

Если вы еще не читали ни «Облачного атласа», ни «Сна № 9», знакомство с Дэвидом Митчеллом можете начать и с «Тысячи осеней Якоба де Зута». Митчелл блистательно воссоздает вкус и аромат минувшей эпохи, выстраивая свою страшно увлекательную, а временами и увлекательно страшную историю.

The Plain Dealer

Околдовывает и пугает… истинное мастерство рассказчика заключается в том, что Митчелл пробуждает в читателе неподдельный интерес к судьбе каждого из героев.

Scotland on Sunday

Chicago Tribune

Романом «Тысяча осеней Якоба де Зута» Митчелл показал, что ему под силу не только виртуозная литературная пиротехника, но также искусство глубокого сопереживания и классический авантюрно-исторический нарратив.

The New York Times

Якоб де Зут – самый зрелый и тонко выписанный герой за всю звездную карьеру Митчелла, а «Тысяча осеней…» – самый увлекательный из его романов, буквально не дающий читателю передохнуть.

San Francisco Chronicle

Книга Митчелла – это замечательный исторический роман, и замечателен он именно своей историчностью.

Урал

Дэвид Митчелл – настоящий волшебник.

The Washington Post

Я прочел роман Дэвида Митчелла «Тысяча осеней Якоба де Зута» в 2011 году. И тогда мне казалось, что это самая лучшая книга из всех, что я когда-либо читал.

Майкл Фассбендер

Я хочу продолжать писать! Почему по-настоящему хорошие, многообещающие произведения пишут тридцатилетние писатели, которые в свои шестьдесят не всегда могут создать нечто столь же потрясающее и великолепное? Может, им мешает осознание собственного выхода на пенсию? Или они когда-либо сотворили безумно популярное произведение, а потом строчили все менее качественные дубликаты своего же успеха? А может, просто нужно быть жадным и всеядным в чтении, в размышлениях и в жизни, пока вы еще на это способны, и тогда каждый ваш роман будет лучше предыдущего. Я на это надеюсь.

Дэвид Митчелл

Митчелл аккуратно, практически невидимо для читателя крутит в руках экшн-мелодраму – почти как кубик Рубика, – пока все цвета внезапно не встают на места, обнажая не что иное, как анатомию героизма. Смотрите – вот его неблагодарность. А тут непредсказуемость. Вот его огромность, которой хватит на всех и должно хватить на всех, потому что одному человеку его не вынести. Здесь – его неправдоподобность и повседневность. Вот его уродство. А вот – никого не побеждающая, абсолютно по-японски прекрасная в своей мимолетности и хрупкости красота. Лови!

Мария Мельникова (Книжное обозрение)

В порту Батавия на острове Ява располагалась штаб-квартира Голландской Ост-Индской компании (по-голландски Vereenigde Oost-Indische Compagnie , сокращенно VOC, дословно «Объединенная Ост-Индская компания»). Отсюда отплывали и сюда возвращались корабли Компании, идущие в Нагасаки. Во время Второй мировой войны, когда Япония оккупировала Индонезийский архипелаг, Батавию переименовали в Джакарту.

Дэвид Митчелл

Тысяча осеней Якоба де Зута

К., Х. и Н. с любовью

В порту Батавия на острове Ява располагалась штаб-квартира Голландской Ост-Индской компании (по-голландски Vereenigde Oost-Indische Compagnie , сокращенно VOC, дословно «Объединенная Ост-Индская компания»). Отсюда отплывали и сюда возвращались корабли Компании, идущие в Нагасаки. Во время Второй мировой войны, когда Япония оккупировала Индонезийский архипелаг, Батавию переименовали в Джакарту.

На всем протяжении романа при упоминании японских дат используется лунный календарь - он может в разные годы «отставать» от грегорианского на три-семь недель. Так, «первый день Первого месяца» означает не первое января, а некую переменную дату между концом января и примерно серединой февраля. Годы указаны согласно японской традиции, с упоминанием эры.

В японских именах на первом месте стоит фамилия, на втором - имя.

I. Невеста, ради которой мы пляшем

Одиннадцатый год эры Кансэй. 1799 г

I. Дом наложницы Кавасэми, на склоне горы близ Нагасаки

Девятая ночь Пятого месяца

Барышня Кавасэми? - Орито стоит на коленях на липком вонючем футоне. - Вы меня слышите?

За садом, на рисовом поле, взрывается какофонией лягушачий хор.

Орито промокает влажной тряпкой пот со лба наложницы.

Она почти все время молчит. - Служанка поднимает повыше светильник. - Много часов уже…

Барышня Кавасэми, моя фамилия - Аибагава. Я акушерка. Я постараюсь вам помочь.

Ресницы Кавасэми вздрагивают. Она открывает глаза и еле слышно вздыхает. Глаза снова закрываются.

«Она так измучена, - думает Орито. - Даже не боится, что умрет сегодня».

Доктор Маэно шепчет из-за муслиновой занавески:

Я хотел сам исследовать предлежание плода, но… - Старый ученый тщательно подбирает слова. - Как видно, это не дозволяется.

Мне дан четкий приказ, - отвечает камергер. - Посторонний мужчина не может ее коснуться.

Орито откидывает промокшую от крови простыню. Как ей и говорили, вялая ручка младенца торчит наружу до самого плеча.

Видели когда-нибудь такое предлежание? - спрашивает доктор Маэно.

Видела, на гравюре в голландской книге, которую переводил отец.

Мои молитвы услышаны! «Наблюдения» Вильяма Смелли?

Да. Доктор Смелли называет это… - Орито произносит голландский термин, - «пролабирование ручки плода».

Орито сжимает пальцами покрытое слизью крошечное запястье, ищет пульс.

Маэно спрашивает на голландском:

Ваше мнение?

Пульса нет.

Младенец мертв, - на том же языке отвечает Орито. - Скоро и мать умрет, если его не извлечь.

Акушерка дотрагивается до раздутого живота Кавасэми, кончиками пальцев ощупывает выпуклость вокруг пупка.

Это был мальчик. - Она опускается на колени между раздвинутыми ногами роженицы, отмечает узкий таз и обнюхивает выпяченные половые губы, чувствуя солодовый запах свернувшейся крови и экскрементов, но не вонь разложившегося плода. - Умер час-два назад. - Орито спрашивает служанку: - Давно отошли воды?

У служанки язык отнялся от изумления при звуках чужого языка.

Вчера утром, в час дракона, - с каменным лицом произносит домоправительница. - Вскоре после того у госпожи начались схватки.

А когда младенец в последний раз брыкался?

В последний - сегодня, около полудня.

Доктор Маэно, вы согласны с тем, что перед нами случай… - она употребляет голландский термин, - «поперечного предлежания»?

Возможно, - отвечает лекарь на том же непонятном для непосвященных языке. - Но без обследования…

Младенец переношен дней на двадцать, если не больше. Он должен был повернуться.

Малыш решил отдохнуть, - уверяет госпожу служанка. - Правда, доктор Маэно?

Возможно… - колеблется честный доктор, - вы и правы…

Отец сказал, - произносит Орито, - что за родами наблюдал доктор Урагами.

Наблюдал, - хмыкает Маэно, - из своего уютного кабинета. Когда младенец перестал брыкаться, Урагами объявил, что в силу неких причин, которые открыло ему, великому прорицателю, гаданье, душа ребенка не желает появляться на свет и потому исход родов зависит лишь от духовной силы матери.

Маэно нет нужды уточнять: «Прохиндей боится, как бы его репутация не пострадала, если под его наблюдением ребенок уважаемого человека родится мертвым».

После этого камергер Томинэ убедил градоправителя обратиться ко мне. Увидев ручку младенца, я сразу вспомнил вашего шотландского врача и потребовал, чтобы вас вызвали на помощь.

Для нас с отцом ваше доверие - великая честь, - отвечает Орито…

…А про себя думает: «Будь проклят Урагами, не хотел потерять лицо и сгубил человеческую жизнь».

Лягушачий хор вдруг замолкает - словно отдернули звуковой занавес, и стало слышно, как шумит Нагасаки, приветствуя благополучное прибытие голландского корабля.

Если ребенок мертв, - говорит Маэно по-голландски, - нужно его немедленно извлечь.

Согласна.

Орито просит домоправительницу принести горячей воды и чистой ткани, нарезанной на полосы. Подсовывает наложнице под нос флакончик нюхательных солей, чтобы хоть на несколько мгновений привести в сознание.

Барышня Кавасэми, сейчас мы поможем вашему ребенку появиться на свет. Вы позволите мне ощупать вас изнутри?

Тут снова наступают схватки. Ответить наложница не в силах.

Служанки приносят два медных таза с подогретой водой. Схватки ненадолго затихают.

Нужно честно сказать, что ребенок умер, - по-голландски предлагает доктор Маэно. - Ампутировать ручку и затем вытащить остальное.

Вначале я хочу определить на ощупь, в какую сторону изогнута спинка плода.

Если вы можете это сделать, не отрезав ручку, - Маэно имеет в виду ампутацию, - определяйте!

Орито, смазав правую руку рапсовым маслом, обращается к прислужнице:

Сложите полоску ткани в несколько раз… Да, вот так. Приготовьтесь, нужно будет втиснуть эту подушечку между зубов госпожи, иначе она может откусить себе язык. По бокам оставьте свободное место, чтобы она могла дышать. Доктор Маэно, я приступаю к осмотру.

Вы - мои глаза и уши, барышня Аибагава, - отвечает доктор.

Орито проталкивает пальцы между бицепсом ребенка и разорванными половыми губами матери, погружая руку до запястья во влагалище Кавасэми. Наложница дрожит и стонет.

Прошу меня простить, - произносит Орито. - Прошу простить…

Пальцы скользят между теплой слизистой, и кожей, и мышцами, еще влажными от околоплодной жидкости. Мысленно акушерка представляет себе гравюру из далекой, просвещенной и варварской Европы…

Если спинка выгнута в обратную сторону, так что голова просунута между лодыжками, словно у китайского акробата, необходимо ампутировать ручку ребенка, а туловище разделить на части зазубренными щипцами и вытащить наружу по кускам. Доктор Смелли предупреждает: если хоть один кусочек останется во чреве, он загниет и роженица может погибнуть. При согнутом же расположении, когда колени прижаты к груди, можно, отпилив ручку, повернуть плод, зацепить крючками за глазницы и вытащить целиком, головою вперед.

Указательный палец акушерки проходится по выступающим позвонкам, продвигается от нижнего ребра до тазовой косточки, нащупывает крохотное ушко, ноздрю, ротик, пуповину и член размером с креветку.

Согнутое положение, - докладывает Орито, - но пуповина обмоталась вокруг шеи.

Как вы считаете, пуповину можно высвободить? - Маэно забывает, что нужно говорить по-голландски.

Надо попробовать. Сейчас дайте ей прикусить ткань, - говорит Орито служанке. - Пожалуйста.

Дождавшись, когда матерчатый комок окажется меж зубов Кавасэми, Орито глубже проталкивает руку, прихватывает большим пальцем пуповину, четырьмя остальными подцепляет снизу подбородок зародыша, запрокидывает ему голову и стягивает пуповину через лобик и макушку. Кавасэми истошно кричит, по руке Орито стекает горячая струйка мочи, но цель достигнута с первой попытки: пуповина высвободилась. Орито вытаскивает руку и отчитывается:

Пуповина свободна. Уважаемый доктор захватил с собой… - для этого предмета нет японского названия, - щипцы?

Захватил. - Маэно похлопывает по шкатулке с врачебными инструментами. - На всякий случай.

Можно попытаться извлечь ребенка… - Орито переходит на голландский, - без ампутации. Чем меньше крови, тем лучше. Но мне нужна ваша помощь.

Доктор Маэно обращается к камергеру:

Для спасения жизни барышни я вынужден вопреки приказу господина градоправителя зайти за занавеску вместе с акушеркой.

Камергер Томинэ теряется перед трудным выбором.

Вы можете обвинить во всем меня, - предлагает Маэно. - Скажете, что я самовольно нарушил приказ.

Это мне решать, - говорит камергер. - Делайте, что считаете нужным, доктор.

Старик шустро подныривает под занавеску, держа в руках изогнутые щипцы.

При виде чужеземной штуковины служанка испуганно вскрикивает.

- «Форцепс», - коротко произносит доктор и больше ничего не объясняет.