Краткое содержание житие аввакума самим написанное. Житие протопопа аввакума
Перевод Натальи Владимировны Понырко
Издательство благодарит иерея Алексея Лопатина за любезно предоставленные фотографии
Протопоп Аввакум в культурной памяти русского народа
Весной 1670 г. в Пустозерске строили земляную тюрьму. Стрелецкий полуголова Иван Елагин прибыл сюда чинить казнь. Четверо узников шли в окружении команды стрельцов к месту, где уготована была плаха. Протопоп Аввакум, священник Лазарь, дьякон Феодор и инок Епифаний готовились к смерти. Палач ждал на своем месте. Когда полуголова вышел на средину и начал разворачивать свиток, чтобы прочесть царский указ, осужденные на казнь стали прощаться друг с другом. Аввакум благословил плаху. В это время Иван Елагин принялся вычитывать царскую грамоту: государь изволил приговорить Аввакума к заключению в земляной сруб, посадив на хлеб и воду, а остальным узникам – сечь руки и резать языки.
То, что происходило далее 14 апреля 1670 г. в заброшенном на край света Пустозерском остроге, было горько и страшно. Старец Епифаний просил, чтобы вместо руки и языка ему отсекли голову, так велико было отчаяние. Священник Лазарь сам расправлял язык под инструментом палача, чтобы сократить мучения.
Когда их развели с места казни по тюрьмам, узники «разметали» всё своё имение, раздали всё, «не оставив у себя и срачи цы». Это был жест последнего исступления и бессилия. Они звали смерть, отказавшись от пищи, а Епифаний обнажал рану на руке, чтобы вместе с кровью ушла и жизнь.
Пустозерская казнь была не просто очередным мучительством, но крушением последних надежд: ещё в феврале 1668 г., вскоре по прибытии в пустозерское заточение, священник Лазарь написал две челобитные – царю и патриарху Иоасафу, в которых просил у царя суда на архиепископов и давал последовательный и программный разбор всех пороков церковной реформы1
См.: Материалы для истории раскола за первое время его существования / Под ред. Н. Субботина. [М., 1878]. Т. 4. С. 179–284.
Содержание челобитных было известно товарищам Лазаря и одобрялось ими. О требованиях Лазаря дьякон Феодор за несколько месяцев до казни писал семье Аввакума: «Лазарь отец писал царю письма <…> а писал страшно и дерзновенно зело – суда на еретиков просил»2
Барское Я. Л.
Памятники первых лет русского старообрядчества. СПб., 1912. С. 68.
Узники всё ещё надеялись на царя, на его сочувствие и охоту рассудить их право и, главное, на силу своего слова. Ведь Лазарь не только просил, он и грозил: «И аще мы <…> мучимы есмы всяко и казнимы, в тесных темницах затворены <…> и о сем, царю, будут судиться с тобою прародители твои, и прежний цари и патриархи <…> к сим же и святии отцы»3
Материалы для истории раскола. Т. 4. С. 263.
Конечно, пишучи так, они должны были ожидать самого худшего. Они и ждали (оттого и «страшна» челобитная Феодору), но вместе с тем и надеялись. Двухлетняя волокита с отсылкой челобитных4
См.: Веселовский С. Б.
Документы о постройке пустозерской тюрьмы, о попе Лазаре, Иване Красулине и Григорие Яковлеве // ЛЗАК. СПб., 1914. Вып. 26. С. 13–22.
Объяснялась тем, что Лазарь никак не позволял воеводе Ивану Неелову «вычитать» их, прежде чем отсылать царю, как требовала того процедура. Он посылал челобитные за собственной печатью, лично и только царю, обращался к нему как человек к человеку и ждал, что тот как человек вонмёт ему. Настойчивое желание избежать посредников в общении с царём происходило от надежды на то, что это условие обеспечит успех. Челобитные Лазаря были написаны в феврале 1668 г., а посланы в Москву в феврале 1670 г.5
Материалы для истории раскола. Т. 4. С. ХХ?ІІ-ХХ?ІІІ, 223–284.
Надежды рухнули. Вместо Божьего праведного и торжественного суда (Лазарь просил у царя испытания «Божией судьбой»: вызывался «предо всем царством самовластно взыти на огнь во извещение истины»6
Там же. С. 236.
) – неправедный и унизительный в своей обыденности «градской» суд, трясущиеся руки палачей, не умеющих толком извлечь клещами усекаемые языки.
Но наступил день, когда из дальнего Пустозерска полетела к единомышленникам осужденных весть: «1678-го году, апреля в 14 день, на Фомины недели в четверток, в Пустозерском остроге, по указу цареву, полуголова Иван Елагин взял ис тюрем протопопа Аввакума, попа Лазаря, дьякона Феодора и старца Епифания. И шли они до уреченнаго места на посечение…»7
Записка очевидца о «казни» в Пустозерске 14 апреля 1670 г. с фрагментом текста Аввакума (Подгот. текста и коммент. Н.
С. Демковой)
// БЛДР. СПб., 2013. Т. 17. С. 121.
Кто писал записку о «казни», начинающуюся так по-летописному торжественно, в точности неизвестно. Имя, обозначенное криптограммой под сочинением, – Иван Неронов. В Пустозерске до 1679 г. проживал пинежанин Иван Неронов8
См.: Малышев В. И.
Старейший список «Книги толкований и нравоучений» протопопа Аввакума // От «Слова о полку Игореве» до «Тихого Дона». Л., 1969. С. 272 (Перепечатка: Малышев В. И.
Избранное: Статьи о протопопе Аввакуме. СПб., 2010. С. 214–221).
(примечательно: полный тёзка духовного отца Аввакума). Из заключительных слов записки ясно, что автор их был гонимый сторонник старой веры и, возможно, тоже пустозерский узник9
По обоснованному предположению А. Т. Шашкова, пинежанин Иван Неронов был всего лишь писцом этого текста, а его автором, скорее всего, является бывший патриарший подьяк Фёдор Трофимов, противник Никоновых реформ, также находившийся в это время под стражей в Пустозерске (См.: Шашков А. Т.
«Самовидцы» Пустозерской «казни» 14 апреля 1670 года // Общественная мысль и традиции русской духовной культуры в исторических и литературных памятниках XVI–XX вв. Новосибирск, 2005. С. 437–453 (Перепечатка: Шашков А. Т.
Избранные труды. Екатеринбург, 2013. С. 151–162)).
Важно, что строки эти, помимо документального свидетельства о кровавом событии, означают ещё и то, что узники вновь обрели силы для сопротивления. Возвещение об их страдании само по себе уже было актом борьбы и означало, что казнь не достигла цели.
Примечательно, что герой этого небольшого сочинения, если уместно выделять героев среди страдальцев, – священник Лазарь.
У плахи, сообщает свидетель казни, осужденные вели себя по-разному. Аввакум «вопил», бранился и рыдал, «что отлучен от братии», Епифаний кротко умолял о смертной казни, Лазарь – пророчествовал. Когда попу отсекли язык, было так много крови, что ею обагрилось два больших полотенца. Одно из них Лазарь бросил молчаливым зрителям, обступившим место расправы, со словами: «Возьмите дому своему на благословение». И еще один жест был рассчитан на зрителя: отрубленную руку Лазарь поднял и, поцеловав, положил себе за пазуху10
Записка очевидца… С. 122.
В казни, свершившейся в Пустозерске, существовала некая градация: отпущенная Лазарю мера была самой большой. Было приказано сечь ему руку по запястье. За ним шел Феодор – кисть отрублена до половины ладони. Последним оказался Епифаний отсечено четыре перста.
Возможно, Лазарь был наказан больше всех как автор челобитных; и особое его поведение во время казни тоже, очевидно, связано с осознанием первенства в данном случае.
Из-под пера Лазаря, в отличие от остальных соузников, после казни 1670 г. не вышло больше ни строчки. Немудрено: он полностью лишился правой руки. Может быть, были и другие, скрытые, причины. Тем не менее, в пустозерском писательском союзе роль Лазаря заметна, а кое в чём, быть может, и основополагающа. Тема избранности впервые прозвучала как раз в связи с именем попа Лазаря. Мы убедились в этом на примере сочинения очевидца, описавшего вторую казнь. Были и другие сочинения.
Еще в Москве у гонимых деятелей Раскола возникла мысль о необходимости описывать и предавать гласности события, связанные с их преследованием со стороны духовных и светских властей. Она пришла к ним вместе с осознанием исключительности их роли в общественной жизни современности; под её влиянием была написана автобиографическая записка Епифания и создано (на основе записки Аввакума) сочинение дьякона Феодора о московском мучении Аввакума, Лазаря и Епифания. Тема избранности, которая зазвучала в последнем сочинении, уже тогда соединилась с именем Лазаря: «И егда священнику Лазарю язык отрезаша, является священномученику Лазарю Божий пророк Илия и глаголет ему: “Дерзай, священниче, и о истине свидетельствуй, не бояся”. И тогда он, отъемъ руку свою от уст, и кровь вылил на землю, и начат глаголати к людем слово Бжие и рукою благословляти народ»11
Материалы для истории раскола за первое время его существования / Под ред. Н. Субботина. [М., 1881]. Т. 6. С. 47.
Её, эту тему, и продолжил очевидец второй казни в Пустозерске. А затем применительно к себе её развивал Аввакум в своём Житии и в посланиях, использовал и дьякон Феодор12
См. рассказ о явлении Феодору Богородицы в послании Феодора к сыну Максиму (Титова Л. В.
«Послание дьякона Федора сыну Максиму» – литературный и полемический памятник раннего старообрядчества. Новосибирск, 2003. С. 149). Мотив избранности присутствовал не только исключительно в поведении Лазаря (как можно было бы заключить из того, что оба знаменательных эпизода описаны третьим лицом), но и в собственноручных писаниях романово-борисоглебского попа. В челобитной 1668 г. Лазарь писал царю Алексею: «В прошлых летех сего страдания моего обложен был оковы <…>. И лежащу ми в размышлении и скорбящу, и сну малу на мя нашедшу. И явися мне святый пророк Илия Фезвитянин и рече ми: “Лазарь, аз есмь с тобою, не бойся”. И невидим бысть. Аз же обретохся радости исполнен, железа же обретох с себя спадша» (Материалы для истории раскола. Т. 4. С. 264). Параллелизм этой сцены с текстом из Апостольских Деяний очевиден. Как ангел, явившийся апостолу Петру в темнице, является Лазарю пророк Илия. И так же оковы спали с заточенного, как спали цепи с апостола (Деян
. 12:7).
В 1668 г. в Пустозерске соединились, чтобы прожить бок о бок пятнадцать лет, четыре человека, имена которых для одной половины русских XVII в. стали символом праведности и даже святости, для другой – раскола и упрямого бунтарства. Позади было полтора десятилетия неравной борьбы, начавшейся с того момента, как новопоставленный патриарх Никон объявил церковную реформу, разослав Великим постом 1653 года по соборным церквам государства предписание заменить двуперстное крестное знамение троеперстием и упразднить земные поклоны на службах Великого поста. За отменой двуперстия и земных поклонов последовал целый ряд других изменений в обрядности русской Церкви, мотивируемых необходимостью унификации церковных порядков в соответствии с современным греческим укладом; последовала широкомасштабная правка богослужебных книг по современным греческим текстам, в то время как переписывавшиеся из поколения в поколение русские книги объявлялись испорченными по причине «неграмотности» русских книжников. Те, кто тогда не согласился в одночасье отказаться от многовековой традиции своих предков, поняли, что для них пришла пора тяжких испытаний. Несогласных с никоновыми нововведениями тотчас подвергли суровым репрессиям: после ареста и допросов были отправлены в ссылку протопоп Казанского собора на Красной площади Иоанн Неронов, муромский протопоп Логгин, костромской протопоп Даниил. Одним из последних среди белого духовенства, в сентябре 1653 года, был арестован и сослан в Сибирь протопоп Аввакум. В 1654 году был извергнут из сана и сослан на заточение в новгородские пределы, где вскоре и погиб при невыясненных обстоятельствах, епископ Павел Коломенский, отказавшийся подписать протоколы Московского собора, утвердившего Никонову реформу.
После разрыва, случившегося между царём и Никоном в ноябре 1658 г., когда сам Никон оказался не у дел, перед поборниками «старой веры» блеснула надежда на отмену реформы, но не тут-то было: взятый Никоном курс на перестройку церковной жизни царь Алексей Михайлович продолжил самостоятельно. На созванном им в 1666–1667 гг. поместном соборе русской Церкви противники Никоновой реформы были преданы анафеме и провозглашены раскольниками.
Позади был Московский собор 1666–1667 гг. с расстрижениями, бесконечными допросами и уговорами покаяться. Позади была первая казнь: Лазарю, Епифанию и Феодору резали языки первый раз ещё в Москве. Царь и духовные власти, отправляя узников в общее заточение, не помышляли, что превращают тем самым северный Пустозерск в своеобразный духовный центр, в котором в течение полутора десятилетий будут сходиться все нити старообрядческой борьбы.
Известно, что вскоре по прибытии осуждённых в Пустозерск начался оживлённый обмен посланиями между острогом и старообрядческой Москвой. Сочинения пустозерцев направлялись также на Мезень, на Соловки; позже в сферу влияния войдут Сибирь, Керженские леса. Семья протопопа Аввакума, томящаяся неподалеку от Пустозерска в Мезенской ссылке, стала основной связующей с внешним миром силой. Дьякон Феодор в письме к сыну протопопа Ивану писал о переправляемых на Мезень сочинениях: «…в Соловки пошли и к Москве верным. И тут давай списывать верным человеком, иже довольны будут и иных научити»; о «грамотках к Москве», которые надлежало пересылать семейству Аввакума, писал и сам протопоп13
Барское Я. Л.
Памятники. С. 69; Письма и послания протопопа Аввакума семье ( // БЛДР. Т. 17. С. 208.
В это время (до последней трети 1669 г.14
Смирнов П. С.
Внутренние вопросы в расколе в XVII в. СПб., 1898. С. 2–3.
) в Пустозерске были написаны два сочинения, которые до некоторой степени можно считать плодом коллективного творчества узников: Послание некоему москвичу Иоанну (скорее всего, сыну протопопа Аввакума Ивану) и «Книга-ответ православных». И хоть первое подписано и протопопом Аввакумом, а о втором известно, что оно составлено по поручению всей «горькой братии», все же известно также и то, что писаны оба сочинения были дьяконом Феодором15
См.: Титова Л. В.
Послание дьякона Федора сыну Максиму. С. 3–9,246–305.
Дьякон слыл за знатока Писания. Инок Авраамий даже считал его «паче иных» в Божественном писании потрудившимся16
Материалы для истории раскола за первое время его существования / Под ред. Н. Субботина. [М., 1885]. Т. 7. С. 261.
Это, очевидно, и предопределило то, что программные сочинения, трактующие о пришествии в мир Антихриста и об отношении к никонианскому духовенству, было поручено написать дьякону Феодору.
Общаться заключенным было первое время сравнительно легко. Их привезли зимой. Земляная тюрьма готова не была, да и не было возможности её строить – из-за вечной мерзлоты, из-за неимения строевого леса, из-за отсутствия рабочих рук. Препирательства между воеводой и местными крестьянами, уклонявшимися от выполнения государевой повинности на постройке земляной тюрьмы, тянулись до 1670 г., покуда не пришёл указ о казнях и немедленном возведении тюрем17
Веселовский С. Б.
Документы о постройке пустозерской тюрьмы. С. 6–13.
А до тех пор для ссыльных были освобождены избы местных крестьян, каждому отдельная.
По ночам они выбирались из своих узилищ и встречались в домах преданных им людей или, быть может, в каком-то одном доме. Во всяком случае известно, что среди пустозерцев жил некий «брат Алексей», в чьём доме Аввакум и Феодор встречались ночами до казни18
См.: Барское Я. Л.
Памятники. С. 68; Шашков А. Т. «Самовидцы» Пустозерской казни… С. 437–453.
В этом доме, возможно, и приписал Аввакум к готовому уже Посланию Феодора Иоанну: «Сие Аввакум протопоп чел и сие разумел истинно»19
Материалы для истории раскола. Т. 6. С. 79.
Содержание обоих сочинений Феодора представляло последовательную характеристику переживаемого времени как «последнего отступления» перед пришествием Антихриста. Раньше, в Москве на соборе, они только грозили Антихристом, теперь уже без колебаний утверждали, что «последнее отступление», которому должно наступить перед явлением Антихриста, пришло в Россию вместе с Никоновой реформой.
Понятно, что для власти это было неприемлемо, и пустозерцы, рассудившие так, превращались в противников всего государственного устройства. Феодор писал: «Во время се – ни царя, ни святителя. Един бысть православный царь на земли остался, да и того, не внимающаго себе, западнии еретицы <…> угасили <…> и свели во тьму многия прелести»20
Там же. С. 72.
Кроме изобличения «последнего отступления», сочинения Феодора толковали об отношении к никонианскому духовенству. Чуждаться повелевали пустозерские узники священников никонианского рукоположения («то есть часть антихристова воинства»21
Там же. С. 64.
), а священников дониконовского поставления принимать только в том случае, если они отвращаются нововведений, в противном же случае – отвергаться их, как и первых.
Сочинение Феодора было последовательным обличением и откровенной программой, и хоть писалось оно по решению всех соузников, но рукою Феодора. Неспроста сам Феодор писал: «А послание, что к тебе писано, брате Иоанне, от меня, и ты того, в Соловки не посылай руку мою (т. е. автограф. – Н. П.)
, отступникам бы не попало – они руку мою знают»22
Барское Я. Л.
Памятники. С. 69.
Следует указать и ещё на одно сочинение, приведшее вторично дьякона Феодора на казнь. В 1669 г. была написана и отослана так называемая Пятая челобитная протопопа Аввакума царю Алексею. Однако автором первой половины этой челобитной был не Аввакум, а дьякон Феодор23
См.: Понырко Н. В.
Дьякон Феодор – соавтор протопопа Аввакума // ТОДРЛ. М.; Л., 1976. Т. 31. С. 362–365.
; именно эта часть челобитной представляла собой одно из самых дерзких и смелых сочинений среди писаний раннего старообрядчества. Именно здесь было сказано: «Господин убо есть над всеми царь, раб же со всеми есть Божий»; здесь ответственность за расправу над старообрядцами перелагалась с духовных властей на царя: «Все в тебе, царю, дело затворися и о тебе едином стоит»24
Послание протопопа Аввакума царю Алексею Михайловичу из Пустозерска («Пятая челобитная») (Подгот. текста и коммент. Н. С. Демковой
) // БЛДР. Т. 17. С. 167, 169.
Вторая, писаная самим протопопом Аввакумом, часть челобитной была значительно мягче по тону. Тут – хоть и обвинения, но вместе с ними ещё и выражение любви, и благословение. В первой же части – никакого намёка на частные отношения, полная непримиримость и страстное обличение царя как главного и даже единственного виновника нововведений и расправы над узниками.
Только дьякон Феодор решался в те поры называть царя «рогом антихристовым». Он так и написал в своем письме, адресованном семейству Аввакума. В этом письме дьякон писал в числе прочего и о том, что первая часть Пятой челобитной принадлежит его перу. Из письма также было видно, что дьякон меньше других надеялся на милость царя и способность его справедливо рассудить пустозерцев25
Барское Я. Л.
Памятники. С. 68–70.
И вот это-то письмо и попало в руки властей. Единственный известный сейчас список послания дьякона Феодора семье Аввакума обнаружен в делах Тайного приказа26
Там же. С. IX.
Тайному приказу и вместе с ним царю, стало быть, сделалось известно и авторство дьякона в отношении Пятой челобитной, и помещенное в этом письме рассуждение о «роге антихристовом» со ссылкой на пророчества некоего суздальского пустынника Михаила, который будто бы по смерти царя Михаила Федоровича, в пору воцарения Алексея Михайловича, предвидя будущее, учил: «Несть царь, братие, но рожок антихристов»27
Там же. С. 69.
Письмо Аввакумову семейству, первая часть Пятой челобитной царю, «Книга-ответ православных» и послание Иоанну стоили дьякону Феодору половины ладони и второго отсечения языка.
Иерархия казней соответствовала и священнической иерархии казнимых. За что был вторично приговорён к отсечению языка и четырёх перстов кроткий Епифаний, единственный из четверых инок, нам неизвестно.
В автобиографическом Житии, написанном уже после 1670 г., как и в более ранней автобиографической Записке, Епифаний предстаёт пустынным подвижником, погруженным в свой внутренний мир, – мир «умного делания». Давно, задолго до Пустозерска, в пустынной келье своей молился Епифаний, да «пожрет» его сердце Исусову молитву. Ему в те поры не давалось овладеть этой молитвой, о которой Иоанн Златоуст писал: «Аще кто сию молитву Исусову, требуя ея, глаголет, яко из ноздрей дыхание, – по первом лете вселится в него Христос, Сын Божий, по втором лете внидет в него Дух Святый, по третием лете приидет к нему Отец, и вшедше в него, и обитель в нем сотворит Святая Троица. И пожрет молитва сердце, и сердце пожрет молитву»28
Карманова О. Я.
Автобиографическая записка соловецкого инока Епифания (к проблеме мотивации текста) // Старообрядчество в России (Х?ІІ-ХХ вв.). М., 1999. С. 256.
Но Епифаний надеялся на заповедь «просящему дастся» и постоянно пребывал в стремлении постичь «умную» молитву. Молитва не давалась ему, и он отчаялся, молясь о ней со слезами в ночи. Так продолжалось долго. Однажды, в одну из ночей, утомленный «правилом» и совсем потерявший надежду инок прилёг на лежанке и забылся «тонким» сном. И тут он услышал, что ум его «молитву Исусову творит светло, и красно, и чудно». Он проснулся: «А ум мой, яко лебедь доброгласный, вопиет ко Господу»29
Там же.
С тех пор в душе Епифания пребывала Исусова молитва.
И одновременно это был человек, нашедший в себе решимость пойти из далёкой пустыни в столицу с обличением Никона и царя. Никто не знает содержания «книг» Епифания, направленных против нововведений, потому что книги эти до нас не дошли. Но то, что они существовали, известно. Именно за «книги» пошёл кроткий инок на казнь в Москве30
О книгах, созданных им для обличения Никоновой реформы, писал сам Епифаний в своей автобиографической Записке (см.: Карманова О. Я.
Автобиографическая записка. С. 260) и в своём автобиографическом Житии (см.: Житие инока Епифания // Понырко Н. В.
Три жития – три жизни. Протопоп Аввакум, инок Епифаний, боярыня Морозова. СПб., 2010. С. 126). Существует свидетельство выговского Жития Епифания о том, что принесенные в Москву «книги, написанные на Суне-реке», Епифаний «пред соборною церковию во время праздника при собрании множества народа сам нача чести всем людям вслух» (Понырко Н. В.
Кирилло-Епифаниевский житийный цикл и житийная традиция в выговской старообрядческой литературе // ТОДРЛ. Л., 1974. Т. 29. С. 155).
Может быть, в апреле 1670 г. ему их снова припомнили? Или в Пустозерске были написаны новые, до нас не дошедшие?
Казнь 1670 г. в Пустозерске была призвана уничтожить пустозерский союз как силу. Но это не удалось. Наоборот, казнь подняла пустозерских узников на мученическую ступень и дала им право непреоборимого нравственного превосходства над противниками. Писаний не убавилось. Их стало больше. Достаточно сказать, что оба автобиографических Жития, Аввакума и Епифания, были созданы после 1670 г., как и оба Пустозерских сборника – памятники совместной писательской деятельности узников.
А писать после 1670 г. стало значительно труднее, почти невозможно. Отстроенная наконец тюрьма представляла собой четыре сруба, осыпанных землёй. Каждый из них был обнесён тыном, и все вместе – общим острогом. От полу до потолка можно было достать рукой, и в самом верху находилось оконце, в которое подавалась пища и выбрасывались нечистоты. Весной тюрьмы до лежанок затопляло водой, зимой печной дым выедал глаза и удушал. Глаза Епифания так загноились, что он временно ослеп и долго не мог заниматься любимым рукоделием – вырезыванием деревянных крестов. Но именно здесь, в землянках, а не в первые два года в крестьянских избах, при постоянной нехватке бумаги, были написаны Жития Аввакума и Епифания, другие значительные произведения Аввакума, здесь писал свои сочинения дьякон Феодор. Все четверо были разные. И во многом равновеликие Аввакуму. Несоизмерим был дар слова.
В первенстве же Аввакума, которое всё же сразу бросается в глаза, большую роль играл первоначально его священнический сан. Не надо забывать, что Аввакум был старшим по сану, единственным протопопом среди узников. Лазарь – просто поп, Феодор занимал последнюю ступень в священнической иерархии – дьякон, Епифаний вовсе не был священнослужителем, а был просто иноком. Поэтому, когда московская и другая паства обращалась преимущественно к Аввакуму за разрешением разных вопросов, будь то нравственные проблемы, вопросы христианской догматики или поведенческой тактики (все они для старообрядца XVII в. с высшей точки зрения были вопросами веры), они обращались не только к его таланту и авторитету, но и, не в последнюю очередь, к его духовному сану, изначально предполагавшему этот авторитет.
Духовный сан Аввакума определял его отношения с людьми. Но в протопопе счастливо соединилось священническое предназначение с человеческим призванием и божеским даром. Как, например, в его духовном отцовстве.
Он был священник и потому учитель, «отец» («Се аз и дети, яже ми дал есть». – Евр.
2:13). Число духовных детей Аввакума, по его собственному счету, доходило до 60031
См. наст. изд. С. 48.
Можно сказать, что вся его жизнь была страстным и одновременно добросовестным исполнением долга духовного отцовства. Часто дети духовные превращались для Аввакума просто в детей. Талант и духовная мощь поднимали протопопа над людьми, заставляли смотреть на них как на малых детей. Его знаменитое «играю со человеки» – это игра строгого и пекущегося отца с детьми32
Здесь надо воспринимать глубинный план этого выражения у Аввакума, а именно евангельское «и сотворю вы ловца человеком» (Мф
. 4:19; МР. 1:17).
Разве не «играл» он со своей духовной дочерью Анной из Тобольска, когда та, раскаиваясь перед ним в грехе, плакала и рыдала? «Аз же пред человеки кричю на нея», смиряя её и в конце концов прощая33
См. наст. изд. С. 146.
Так же «играет» Аввакум, когда бранит старицу Меланию, духовную наставницу боярыни Морозовой. Сменяются гневные обличения одно яростнее другого, а в заключение: «А Меланью-ту твою ведь я знаю, что она доброй человек, да пускай не розвешивает ушей: стадо-то Христово крепко пасет, как побраню. Ведь я не сердит на нея – чаю, знаешь ты меня»34
^Послание протопопа Аввакума боярыне Ф. П. Морозовой, княгине Е. П. Урусовой и М. Г. Даниловой (Подгот. текста и коммент. Н. С. Демковой)
// БЛДР. Т. 17. С. 221.
"Житие протопопа Аввакума" относится к древнерусской литературе XVII века. Этот век для истории Руси был переломным, "бунташным". Одной из примет того времени стала церковная реформа патриарха Никона. Накануне реформы церковь переживала глубокий кризис. Никон мечтал о вселенской православной церкви под покровительством Руси. Но реализации этой идеи мешало различие между русскими и греческими обрядами. Патриарх настаивал на унификации обряда и требовал исправления церковных книг по греческим оригиналам.
Реформа Никона вызвала резкое противодействие защитников старых обрядов, ее следствием стал раскол православной Руси. Как полагают историки, значительная часть населения страны сохранила верность древним традициям. Таким образом возникло явление старообрядчества (старообрядцами стали называть тех, кто не принял реформы Никона). Старообрядчество - самое мощное религиозное движение за всю русскую историю. Влиятельнейшим вождем его был протопоп Аввакум.
Он стал писателем уже в зрелом возрасте, до сорока пяти лет за перо брался редко. Из разрозненных сочинений Аввакума едва ли десяток приходится на раннюю пору, все остальные, включая его знаменитое житие — первую в русской литературе развернутую автобиографию 1 , — он написал в маленьком городке Пустозерске, в устье Печоры. Сюда Аввакума привезли в заточение 12 декабря 1667 года, здесь он провел последние 15 лет своей жизни. Здесь же 14 апреля 1682 года его возвели на костер.
В Пустозерске с 1669 по 1675 год пишет Аввакум свое "Житие". Его открывает вступление, рассказ о юных годах Аввакума и о чудесах, которые должны свидетельствовать о божественном призвании автора. Не случайно поэтому в начале жития Аввакум рассказывает о своем чудесном сне-видении: по Волге плывут "стройно два корабля золотые". Это корабли Луки и Лаврентия. За ними плывет третий корабль — это корабль Аввакума. Это знамение явилось символом многотрудного "плавания Аввакума по волнам житейского моря" и предопределило его мученический путь.
Житие Аввакума напоминает монолог. Автор непринужденно и доверительно беседует с читателем-единомышленником. В искренности и страстности, с которой протопоп ведет свое повествование, рассказывая о перенесенных тяготах, о своих победах, о видениях и чудесах, выражается его позиция. Он то взволнованно, то эпически спокойно, то иронично делится воспоминаниями, ибо трагическое в его судьбе важно как пример мужества и стойкости, а победы Аввакума воспринимаются как убедительные свидетельства его искренности и правоты той идеи, за которую он боролся всю жизнь. Аввакум вызывает уважение своей убежденностью, откровенностью, мужеством. Он не терпит компромиссов и самым страшным судом судит себя за редкие проявления человеческих слабостей.
Главным делом своей жизни Аввакум считал борьбу с реформами Никона, и большая часть жития посвящена именно этому. Рассказывая о своей жизни, он стремился воодушевить единомышленников на борьбу "за дело Божие". Поэтому он выделяет разного рода знамения и чудеса, которые должны подтвердить божественное освящение его борьбы за истинную веру. Это и затмение солнца в 1654 году, когда патриарх Никон собрал церковный собор, утвердивший новые реформы, и затмение, произошедшее тогда, когда Аввакума расстригли и бросили в темницу. Протопоп терпит страшные испытания: его избивают, ссылают, на долгие месяцы и годы заточают в тюрьму.
Автор рассказывает о страшных своих мучениях необычайно просто в бытовой разговорной манере. Он пишет о своем первом заключении в Андрониевом монастыре. Он сидел на цепи в темной камере, что ушла в землю. "Никто ко мне не приходил, — вспоминает Аввакум, — только мыши, и тараканы, и сверчки кричат, и блох довольно".
Подробно и, казалось бы, бесстрастно описывает он перенесенные им побои и надругательства. Так, тобольский воевода Афанасий Пашков "рыкнул, яко дивий (дикий) зверь, и ударил меня по щоке, таже по другой, и паке в голову, и збил меня с ног и, чекан ухватя, лежачева по спине ударил трижды и, разболакши (раздев) по той же спине 72 удара кнутом" 2 .
В другой раз, закованного протопопа везли в лодке. "Сверху дождь и снег, а на мне на плеча накинуто кафтанишко просто; льет вода по брюху и по спине, — нужно (мучительно) было гораздо" 3 .
"Житие" — бытописание социальной и общественной жизни, освещение религиозных и этических конфликтов времени, выражение демократической идеологии и эстетики Аввакума, ориентированной на "природный русский язык", на нового читателя — крестьянина, посадского мужика, "природного русака", которого объединяет с автором общность национального русского чувства 4 .
Русский уклад, национальный быт и в целом проблема национальной самобытности Руси, не только как проблема государства, церкви, официальной идеологии, но и как факт внутренней, душевной жизни человека, области интимных чувств, личных переживаний, — все это широкий бытовой общественно-социальный фон "Жития". Но в то же время "Житие" и автобиография - это исповедь человеческой души, что сказывается на характере этнографизма и психологизма произведения. Форма литературного выражения, жанр и стиль определяют их специфику: бытовые реалии, в том числе и отчетливо нарисованные с натуры этнографические картины — описание сибирского края, рек, озер, гор, флоры и фауны, — не просто создают фон, а входят в структуру художественного произведения. Этнографические картины даны не сами по себе, они как бы усиливают, обостряют психологические состояния, влияют на характер психологических чувств и переживаний героев.
В "Житии" постоянно фиксируется география мест пребывания протопопа по пути его следования в ссылку. Приводятся названия рек, озер, городов, монастырей: Даура, Лена, Тунгуска, Шаманские и Долгие пороги, Байкалово море, Ирьгень-озеро, Тобольск. Называется точное место рождения Аввакума — Нижегороцкий предел за рекой Кумою, село Григорово.
Этнографические реалии в "Житии" выразительны и достоверны. Так, дано описание Долгого порога Большой Тунгуски: "Горы высокие, дебри непроходимыя, утес каменной, яко стена стоит... В горах тех обретаются змеи великие; в них же витают гуси и утицы — перие красное, вороны черные, а галки серые; в тех же горах орлы, и соколы, и кречаты, и курята инъдейские, и бабы и лебеди и иные дикие, — многое множество, — птицы разные. На тех же горах гуляют звери многие дикие: козы и олени, изубры, и лоси, и кабань, и волъки, бараны дикие..." 5 .
Подробно описывается и Байкалово море, где "русские люди рыбу промышляют". Протопоп замечает: "Егда к берегу пристали, восстала буря ветренная, и на берегу насилу место обрели от волн. Около ево горы высокие, утесы каменные и зело высокие. Наверху их полатки и поволуши (башни), врата и столпы, ограда каменная и дворы, — все богоделанно. Лук на них растет и чеснок. Там же растут и конопли богорасленныя, а во дворах трава красныя, и цветы и благовонный гораздо" 6 .
Реальные картины вызывают у Аввакума поток эмоциональных чувств, их лирическое выражение перекликается с публицистическими отступлениями, хвалой Богу и осуждением человеческих страстей: "А все то у Христа — тово света наделано для человеков, чтоб упокояся, хвалу Богу воздал. А Человек, суете которой уподобится, дние его, яро, сень (тень), переходят; скачет, яко козел; раздувается яко пузырь; гневается яко рысь; съесть хощет, яро змия; ржет, зря на чужую красоту, яко жребя, лукавует, яко бес… Бога не молит, отлагает покаяние на старость и потом исчезает и не всем, камо отходит: или во светли, или во тьму, — день судный коегождо (каждого) явит" 7 . Протопоп восклицает: "Простите мя, аз согрешил паче всех человек".
В процессе художественного воспроизведения житейских перипетий Аввакума бытовые реалии обрастают этнографическими деталями, подчеркивающими психологические состояния и ситуации. Окружающие обстоятельства, в круг которых входит и природа, вызывают эмоциональные состояния, глубокие переживания автора-повествователя. Так, после предметного описания местности следует: "На те горы выбивал меня Пашков, со зверями, и со змиями, и со птицами витать". На этнографическом фоне вырисовываются картины страданий и бедствий героя: "Егда поехали из Енисейска, как будем в Большой Тунгуске реке, в воду загрузило бурею дощеник мой совсем: налилъся среди реки полон воды, и парус изорвало, — одны палубы над водою, а то все в воду ушло. Жена моя на палубы из воды робят кое-как вытаскала" 8 . Житейскую обстановку плавания характеризует и пейзаж: "Осень была, дождь на меня шел, всю нощь под капелию лежал, сверху дождь и снег, а на мне на плеча накинуто кафтанишко; льет вода по брюху и по спине. Нужно (мучительно) было гораздо" 9 .
Средствами ассоциированных метафор обозначается реальная обстановка, в которой живет Аввакум с семьей, также рисуется и картина жизни в "зимовье": "Я лежу под берестом наг на печи, а протопопица в печи, а дети кое-где, в дождь прилучилось, одежды не стало" 10 .
Символы и аллегории вводятся в изображение быта: "видим яко зима хощет быти; сердце озябло; и ноги задрожали". Образ бредущих среди зимы путников, разбивающихся о лед, превращается в аллегорическую картину бренности, обреченности человеческого пути и все-таки надежды.
В изображение быта включается также библейская и народная символика: видения — два золотых корабля; чудеса — приход ангела, накормившего протопопа щами, черная курочка, несущая по два яичка в день. В "Житии" наблюдаются приемы народной поэзии трехкратного повторения, пословицы, поговорки, каламбуры и сказовый стиль. Реально-материальный быт, сливаясь с символикой, всегда характеризуется конкретным содержанием и связан с жизнью и превратностями судьбы протопопа. Образы Аввакума конкретны, но в то же время это художественные символы-обобщения. На специфику литературной манеры Аввакума обратил внимание Д.С. Лихачев. Он отметил, что факт в сочинениях Аввакума подчинен мысли, чувству, идее. Факт иллюстрирует идею чувств, а не идея объясняет факт. Но, по мысли ученого, Аввакум не просто бытописатель... За бытовыми мелочами он видит вечный непреходящий смысл событий, предсказанных предшествующими видениями - традиционными образами Средневековья. 11
Автор как в автобиографии-исповеди много пишет о своих переживаниях, он "тужит", "рыдает", "вздыхает", "горюет". В "Житии" автор и герой слиты в одном лице, что усиливает личностный характер повествования, придает ему эмоциональность, искренность, непосредственность, и в итоге — особый психологизм. Д.С. Лихачев отмечал, что нельзя не видеть связи "Жития" с тем новым для русской литературы психологизмом XVII века, который позволил Аввакуму не только подробно и ярко описывать собственные душевные переживания, но и найти живые краски для изображения окружающих его лиц.
Так, со страниц "Жития" встает образ несгибаемого борца, подвижника, пустозерского узника, искренне верящего в праведность своих идей, полемиста, обличителя, мученика и защитника истинной, в его понимании, веры. Личность и деятельность Аввакума - явление исключительное. "Его внимание привлекают, — как подчеркивает Д.С. Лихачев, — такие признаки национальности, которые оставались в тени до него, но которые станут широко распространенными в XIX и XX веках. Все русское для него прежде всего раскрывается в области интимных чувств, интимных переживаний и семейного быта. В XV-XVI веках проблема национальности была нерасторжимо связана с проблемами государства, церкви, официальной идеологии. Для Аввакума она также и факт внутренней душевной жизни. Он русский не только по своему происхождению и не только по своим патриотическим убеждениям, — все русское составляло для него тот воздух, которым он дышал, и пронизывало собою всю его внутреннюю жизнь, все чувство. А чувствовал он так глубоко, как немногие из его современников накануне эпохи реформ Петра I, хотя и не видел пути, по которому пойдет новая Россия" 12 .
ВОПРОСЫ И ЗАДАНИЯ
- Что вы знаете об исторической личности протопопа Аввакума? Расскажите об исторических событиях этого времени, о восприятии Аввакумом церковной реформы Никона.
- Как построено "Житие", какие чувства оно вызывает?
- Расскажите о жизненных перипетиях судьбы Аввакума — его мытарствах и скитаниях.
- Как создается в "Житии" жизненно-правдивый образ подвижника (приведите факты биографии Аввакума, что он пишет о себе, о своих близких, сподвижниках)?
- Как он описывает трудности жизни (сибирский край, издевательства властей)? Приведите примеры драматических ситуаций, переживания героя.
- Какова роль описаний природы?
- Как используется Аввакумом религиозная фантастика, образно-изобразительные средства агиографической литературы (образ корабля, описание чудес, происходящих в монастыре, появление ангела или человека, не выстрелившая пищаль)? Как связаны чудеса с реальной жизнью протопопа?
- Приведите примеры использования формы сказа.
- Почему "Житие" можно назвать автобиографией Аввакума?
- Оцените подвижническую жизнь и деятельность Аввакума и выскажите свое отношение к личности протопопа.
- В разделе "Дополнительные материалы" прочитайте отрывок из романа Д.Л. Мордовцева "Великий раскол" о последних часах жизни Аввакума, подтвердите стойкость убеждений протопопа.
содержимое:
По наставлению Епифания, который являлся духовным отцом Аввакуму, протопоп и написал это житие. Солнечное затмение принимали как знак Божьего неодобрения и гнева. Так, появившееся в России в 1654 году затмение считали причиной того, что Никон патриарх искажал веру. По прошествии 14 лет Аввакума со сторонниками остригли и бросили в темницу, тогда произошло следующее затмение. Сам протопоп родился в земле Нижегородской, отец его, Петр, был священником и любил выпить, а мать Мария соблюдала посты и пребывала в молитвах. Аввакум стал серьезно задумываться о своей душе и смерти, после того как увидел у своего соседа мертвого животного. С того времени он развил привычку молиться каждую ночь. Его отец вскоре умер, а мать женила его на Анастасии, бедной дочери кузнеца Марка, которая часто молилась о том, чтобы выйти замуж за Аввакума. Вскоре умерла и мать.
Когда ему исполнился 21 год, его назначили дьяконом, уже через 2 года попом, а через 8 протопопом. Везде где он был, учил Божьему слову и всего у него оказалось около 500 духовных детей. Однажды к нему пришла девушка, чтобы исповедаться в блудных делах, а пока он ее слушал, зажег 3 свечи, положил руку на пламя и сам ощутил «блудный огонь». Уже дома он стал плакать перед иконой и увидел видение, как 2 корабля из золота двух его духовных детей плыли по Волге, и среди них появился третий, разноцветный, который принадлежал ему. Один начальник забрал дочь у вдовы, а после того как Аввакум вступился за нее, начальник все же вернул ее матери, но после избил Аввакума прямо в церкви.
Еще один начальник был зол на протопопа и даже пытался его убить, но его ружье не произвело выстрела. После этого начальник просто выгнал его вместе с семьей из дома. Тогда он, взяв свою жену и новорожденного ребенка, пошел в Москву, по дороге окрестив младенца. Придя на место, ему дали грамоту чтобы он возвращался туда, откуда пришел. Вернувшись в разоренный дом, он встретил новые проблемы. Сначала он выгнал с места скоморохов и отнял у них медведей, а потом воевода Шереметьев взял Аввакума на свой корабль, но пытался скинуть его в воду, после того как протопоп отказался благословить его сына, который обрил бороду. И третий начальник ненавидел Аввакума и хотел взять его дом приступом, но уже той ночью Евфимею стало плохо и он позвал Аввакума, чтобы просить прощения. Протопоп простил его, помазал маслом и тот выздоровел, а потом вместе с женой они стали духовными его сыновьями. Протопопа стали снова гнать с его места и он снова направился в Москву.
Государь переправил его в Юрьевец-Поволский, где его встретили новые беды: на него нападали и били, пытались взять его дом приступом, тогда он опять пошел в Москву. Царь был недоволен тем, что он снова оставил свое место и оставил его жить в Москве при Казанской церкви, с протопопом Иваном Нероновым. Новый патриарх, Никон велел уменьшить число поклонов и креститься тремя перстами, что не понравилось Аввакуму, а Иван сказал, что наступило время страданий. Аввакум и Даниил решили обличить ересь Никона и написали обо всем царю, после чего Даниила и Ивана расстригли и выслали в Астрахань по приказу Никона. Аввакума же посадили на цепь в темнице, не кормили 3 дня, но потом дали тарелку щей и не смели расстричь.
Вместе с семьей его сослали в Сибирь, там его устроили служить в церкви и тут снова доносы. Дьяк Иван Струна чинил обиды и ему и дьяку Антону, а за мзду хотел покрыть грех кровосмешения. За это Аввакум проклял и стегнул его ремнем, за что родственники Струны решили убить его. По указу Аввакума повезли на реку Лену, а по дороге уже переназначили в Даурию. Там его отдали под начало жестокому человеку и воеводе Пашкову. На реке Тунгуске их корабль чуть не утонул, детей смогли вытащить из воды. К ним на встречу плыл корабль с двумя вдовами, которые плыли в монастырь, но Пашков велел вернуться и выйти замуж, после чего Аввакум выразил свою противоречивую точку зрения и его избили кнутом.
Бросили его в Братский острог, в тюрьму, а его семья жила за 20 верст от него у злой Ксеньи. На рождество его сын хотел увидеть его, что запретил делать Пашков. Весной они отправились дальше, а Аввакума заставили тянуть лямку и идти по берегу. Барку Аввакума оторвало и он чуть не утонул на Хилке. Потом начался голод, от которого многие умирали. В то время приходилось питаться «всякой... скверной», сосновую кашу и траву с корнями. Воевода Пашков прислал к протопопу 2 бесноватые женщины, которые выздоровели после того как он о них молился и остались жить у него. Но после того как Пашков забрал их, они снова стали беситься, но тайком убежали к Аввакуму, он их исцелил снова. По ночам они приходили к нему чтобы молиться, а потом стали монахинями.
Отряд возвращался, голодные люди брели и падали, а жена протопопа изнемогала, но была твердой. Жена воевода приводила своего сына к Аввакуму для благословения, но когда он заболел, она решила отвести его у шептуну, мальчик еще больше разболелся, а протопоп разозлился на нее. Она просила прощения и принесла ему ребенка, он помолился и малыш выздоровел. Пашков послал сына воевать в Мунгальское царство и спрашивал у шамана, будет ли этот поход удачным, на что тот отвечал, что успех непременно будет. Аввакум стал молиться, чтобы все произошло наоборот, но в то же время молил Бога о пощаде Еремея, ведь он защищал его от Пашкова. Воевод все-таки узнал об этом и решил пытать протопопа. Еремей уже вернулся и сказал что войско погибло.
Поехав в новое назначение, Пашков не взял Аввакума, тогда он поехал отдельно, а с собой взял старых, больных, которые не могли выжить в суровых условиях и двух негодяев. Дорого была и трудна и легка одновременно. Им встретились люди, которые дали им еды. Когда добрались до места, он встретил там никониан и думал, проповедовать им или нет. Жена его поддерживала, и он решился обличать их по дороге до самой Москвы. В Москве их хорошо приняли, поставили его в Кремле на соборе Монастыря и предоставили по желанию выбрать любую профессию, если только он будет верить так, как Никон, но он отказался. Тогда царь сказал ему, чтобы он молчал о том, что не хочет верить, так как Никон, протопоп согласился, а жил у своей духовной дочери. После того как прошло полгода, Аввакум снова пишет письмо царю о том чтобы ересь Никона прекратилась. Тогда их сослали на Мезень, через полтора года снова вернули в Москву, а жена и младшие дети остались на прежнем месте.
Аввакум проклял никониан, а его расстригли, держали на цепи в темнице и прокляли. Потом его вернули в монастырь Пафнутьев, Никодим сначала был рад такому узнику, но когда протопоп в день Пасхи просил открыть дверь темницы, но он отказал. Но вскоре Никодим заболел, а Аввакум помог ему выздороветь и тот извинялся перед ним. Потом Аввакума начали посещать его дети вместе с юродивым Феодором, который сбежал из Рязани. Потом протопопа привезли в Москву, в монастырь Чудов, где он спорил с патриархами о вере, после чего они желали его избить, но он снова обличил их словом Бога. Потом сам царь просил его, чтобы он хоть в чем-то согласился с ними, но он не собирался склоняться.
Позже сослали его в Пустозерск, откуда он писал всем православным и царю. Он знал, что на Мезени казнили некоторых из его духовных детей и хотели повесить его сыновей, но они покаялись и тогда их с матерью закрыли в земляную тюрьму. Потом и его самого хотели посадить в земляную тюрьму, из-за чего он думал уморить себя голодом. Власти схватили Лазаря священника, отсекли ему правую руку и язык, который через 2 года снова вырос. Также поступили и с Епифанием, дьяконом Феодором, а в Москве вообще сожгли противников Никона.
В темнице он жил с Кирилушком, который был бесноватым. После его смерти Аввакум причастил его и исповедал, потом он изгонял демонов из Филлипа. Было и такое, что 1 раз он разозлился на рассорившихся между собой Фетинью и жену, что избил их. После этого его преследовал бьес, до тех пор, пока он не попросил прощения у их обоих. Он молился о бесноватом Феодоре, потом тот исцелился и снова принес досаду Аввакуму. А после того как его приковали к стене, он сбежал и стал творить еще худшие дела. Протопоп продолжал молиться о том, чтобы он исцелился, а потом встретил его здорового. В Тобольске у него жила Анна, его духовная дочь, которая перестала слушаться Аввакума и желала выйти замуж, после чего на нее напал бес. Потом случилось так, что она заснула на 3 дня и 3 ночи, а проснувшись, рассказала свой сон о том как все-таки вышла замуж, а по возвращении Аввакума она обратилась в монахини и Аввакум простил ее. Аввакум и дальше исцелял младенцев, которые страдали от грыжи и избавлял от бесов.
Житие протопопа Аввакума
“Житие протопопа Аввакума им самим написанное лучшее творение Аввакума, созданное в 1672-1673 гг. Это первое в истории русской литературы произведение автобиографического жанра, в котором выразились тенденции к реализму. Эти тенденции нашли отражение в бытовых сценах “Жития”, в пейзажных описаниях, в диалогах героев, а также в языке произведения с его просторечиями и диалектизмами.
Центральная тема жития - тема личной жизни Аввакума, неотделимая от борьбы за “древлее благочестие” против Никоновых новшеств. Она тесно переплетается с темой изображения жестокости и произвола “начальников”- воевод, обличения “шиша антихристова” Никона и его приспешников, утверждавших новую веру “кнутом и виселицами”. На страницах жития во весь свой гигантский рост встает образ незаурядного русского человека, необычайно стойкого, мужественного и бескомпромиссного. Характер Аввакума раскрывается в житии как в семейно-бытовом плане, так и в плане его общественных связей. Аввакум проявляет себя и в отношениях к “робяткам” и верной спутнице жизни, преданной и стойкой Анастасии Марковне, и в отношении к патриарху, царю, и простому народу, к своим единомышленникам, соратникам по борьбе. Поражает необычайная искренность его взволнованной исповеди: горемыке-протопопу, обреченному на смерть, нечего лукавить, нечего скрывать. Он откровенно пишет о том, как прибегнул к обману, спасая жизнь одного “замотая” - гонимого человека, которому грозила смерть. Вспоминает о своих тяжких раздумьях и колебаниях, он готов был молить о пощаде и прекратить борьбу. В “Житии” поражает, прежде всего, личность героя, его необычная стойкость, мужество, убежденность, стремление к справедливости. Хотя Аввакум и назвал свое произведение “Житием”, с традиционным агиографическим жанром его связывает немногое. В нем преобладают новаторские черты в изображении человеческой души, ее страданий, стойкой непреклонности. Новаторские приемы проявляются в изображении семейно-бытовых отношений, в сатирическом обличении духовных и светских властей, в описании Сибири. Если Аввакум непримирим и безпощаден к своим противникам, то он чуток и заботлив по отношению к своей семье, к своим подвижникам.
Наиболее значителен в “Житии” образ спутницы жизни, его жены Анастасии Марковны. Она вместе с мужем безропотно идет в сибирскую ссылку и морально помогает мужу переносить все невзгоды, лишения. Безропотно идет она вместе с мужем в далекую сибирскую ссылку: рожает и хоронит по дороге детей, спасает их во время бури, за четыре мешка ржи во время голода отдает свое единственное сокровище-московскую однорядку, а затем копает коренья, толчет сосновую кору, подбирает недоеденные волками объедки, спасая детей от голодной смерти; С грустью говорит Аввакум о своих сыновьях Прокопии и Иване, которые, испугавшись смерти, приняли “никонианство” и теперь мучаются вместе с матерью, закопанные живыми в землю (т.е. заключенные в земляную темницу) . С любовью говорит протопоп и о дочери своей Аграфене, которая вынуждена была в Даурии ходить под окно к воеводской снохе и приносить от нее иногда щедрые подачки. Изображая себя в обстановке семейно-бытовых отношений, Аввакум стремится подчеркнуть неразрывную связь бытового уклада с церковью. Патриархальный уклад, охраняемый старым обрядом, и защищает он. Он стремится доказать, что старый обряд тесно связан с самой жизнью, ее национальными основами, а новый обряд ведет к утрате этих основ. Страстная защита “древлего благочестия” превращает житие в яркий публицистический документ эпохи. Не случайно свое житие протопоп начинает с изложения основных положений “старой веры”, подкрепляя их ссылками на авторитет “отцов церкви” и решительно заявляя: ”Сице аз, протопоп Аввакум, верую, сице исповедаю, с сим живу и умираю”. Собственная его жизнь служит лишь примером доказательства истинности положений той веры, борцом и пропагандистом которой он выступает.
Но главное своеобразие “Жития” Аввакума в его языке и стиле. Для стиля “Жития” характерно сочетание сказовой формы с проповедью, что привело к тесному переплетению разговорно-просторечных элементов языка с церковно-книжными. В столкновении церковно-книжных и разговорных форм рождалось новое стилистическое единство, которое сам он характеризует как “просторечье”. В стиле жития протопоп использует форму сказа - неторопливого рассказа от первого лица, обращенного к старцу Епифанию, но в то же время подразумевающего и более широкую аудиторию своих единомышленников. Но, как отметил В. В. Виноградов, в стиле жития сказовая форма сочетается с проповедью, и это обусловило тесное переплетение церковно-книжных элементов языка с разговорно-просторечными и даже диалектными. Для стиля Аввакума характерно отсутствие спокойного эпического повествования.
Его житие состоит из ряда искусно нарисованных правдивых драматических сцен, построенных всегда на острых конфликтах: социального, религиозного или этического порядка. Эти драматические сцены соединены между собой лирическими и публицистическими отступлениями. Аввакум либо скорбит, либо негодует, либо иронизирует над противниками и самим собой, либо горячо сочувствует единомышленникам и печалится об их судьбе. “Житие” проникнуто духом борьбы. Автор страстно отстаивает свои убеждения, обличает врагов. Деятельность Аввакума была направлена на защиту старообрядчества, раскола, носившего реакционный характер. Большой талант Аввакума, его литературное новаторство делают его творчество выдающимся явлением древнерусской литературы.
Кроме его знаменитого «Жития», им было написано много других сочинений: «слов», толкований, поучений, челобитных, писем, посланий, бесед. Все это обилие выраженных в разнообразных жанрах разных тем со всеми отразившимися в них жгучими запросами, волнениями, тревогами, объединено чувством надвигающегося конца. «Книга бесед», написанная в 1669-75, содержит 10 бесед о сути расхождений между старообрядцами и сторонниками церковной реформы. «Книга толкований» (1673-76) содержит толкования на различные библейские тексты. «Книга обличений, или Евангелие вечное» (1679) - результат догматического спора Аввакума с дьяконом Федором по ряду богословских вопросов. Перу Аввакума также принадлежат разнообразные послания и челобитные. Все эти произведение проникнуты одной главной идеей - защитой старой веры. Его считают родоначальником новой российской словесности, вольного образного слова, исповедальной прозы.
Личность и деятельность Аввакума - явление исключительное. В основе его религии, проповеди, всей его деятельности лежит человеческая личность. Он борется, гневается, исправляет нравы, проповедует как властный наставник, а не как святой - аскет прежних веков.
Протопоп Аввакум написал житие по благословению инока Епифания, своего духовного отца.Солнечное затмение - знак Божьего гнева. В России солнечное затмение было в 1654 г., потому что тогда патриарх Никон искажал веру. Через четырнадцать лет произошло новое затмение. В это время Аввакума и его сторонников остригли и бросили в темницу.Родился Аввакум в Нижегородской земле. Его отец был священником, его звали Петром, а мать - Марией, в иночестве - Марфой. Отец любил выпить, а мать была постница и молитвенница. Один раз Аввакум увидел у соседа мертвую скотину и потом ночью плакал о душе своей, думая о смерти. С той поры он привык молиться каждую ночь. Отец Аввакума умер. Мать женила сына на осиротевшей дочери кузнеца Марка, Анастасии. Девица жила в бедности, часто ходила в церковь и молилась о том, чтобы выйти замуж за Аввакума. Потом мать умерла в иночестве.В двадцать один год Аввакум был рукоположен в дьяконы, через два года в попы, а еще через восемь лет стал протопопом. Всего у Аввакума было около пятисот или шестисот духовных детей, потому что везде, где он показывался, он учил людей слову Божьему.
Однажды к молодому священнику пришла на исповедь девица и начала каяться в блудных грехах. Слушая ее, Аввакум сам ощутил «огонь блудный», зажег три свечи и, принимая исповедь, положил руку на пламя. Придя домой, он молился и плакал перед иконой. И тут ему было видение: два золотых корабля, плывущих по Волге. Кормщики сказали, что это корабли Луки и Лаврентия, духовных детей Аввакума. Третий же корабль был разноцветный - это был корабль самого Аввакума.
Некий начальник отнял дочь у вдовы. Аввакум вступился за сироту и был избит. Потом начальник все-таки отдал девицу матери, но после еще раз избил протопопа в церкви.
И другой начальник рассвирепел на Аввакума. Пытался убить его, но ружье не выстрелило. Тогда этот начальник выгнал протопопа с семьей из дому.
Аввакум с женой и новорожденным младенцем пошел в Москву. Младенца крестили по дороге. В Москве протопопу дали грамоту - возвращаться на старое место. Он так и сделал, вернулся в разоренный дом, а вскоре случились новые неурядицы: Аввакум изгнал из того места скоморохов и двух медведей у них отнял. А воевода Василий Петрович Шереметев, который плыл в Казань, взял Аввакума на корабль. Но протопоп не-благословил его сына Матфея, который брил бороду. Боярин чуть не бросил протопопа в воду.
Евфимей Стефанович, другой начальник, тоже возненавидел Аввакума и даже пытался взять его дом приступом. А ночью Евфимею стало худо, он звал Аввакума к себе и просил у него прощения. Протопоп простил его, исповедал, маслом священным помазал, и Евфимей выздоровел. Потом он с женой стали духовными детьми Аввакума.
Все же протопопа изгнали с этого места, он пошел в Москву снова, и государь велел поставить его в Юрьевец-Поволский. А там новые беды. Попы, мужики и бабы напали на Аввакума и били его. Эта толпа пыталась взять дом протопопа приступом, воевода же велел охранять его. Аввакум опять отправился в Москву, но царь уже был недоволен тем, что протопоп оставил свое место. Аввакум жил в Москве при Казанской церкви, у протопопа Ивана Неронова.
Новым патриархом стал Никон. Он повелел креститься тремя перстами и уменьшить число земных поклонов. Узнав об этом, Иван Неронов сказал, что пришло время страдать. Аввакум и костромской протопоп Даниил написали царю письмо о вере, где обличили ересь Никона. После этого Никон приказал схватить Даниила, его расстригли и сослали в Астрахань. Сослали и Ивана Неронова, а протопопа Аввакума посадили в темницу на цепь. Его не кормили три дня, но потом пришел некто - то ли человек, то ли ангел - и принес протопопу тарелку щей. Аввакума собирались расстричь, но по просьбе царя все же не сделали этого.
Протопопа с семьей сослали в Сибирь. В Тобольске архиепископ устроил его служить в церкви. За полтора года на Аввакума было пять доносов. Чинил ему обиды дьяк Иван Струна, занимавшийся делами епархии. В церкви он схватил за бороду дьяка Антона, которого преследовал. Аввакум, затворив церковные двери, постегал Струну ремнем. И за это было ему много бед: родные Ивана Струны хотели убить его. Тот же дьяк Струна за мзду согласился покрыть грех кровосмешения. За это Аввакум в церкви проклял дьяка. Иван Струна в то время был под началом у Петра Бекетова. Когда проклинали Струну, Бекетов бранил Аввакума, а идя из церкви, взбесился и умер.
Пришел указ везти Аввакума на реку Лену, в острог. По дороге его нагнал новый указ - ехать в Даурию. Протопопа отдали под начало енисейскому воеводе Афанасью Пашкову, который во главе отряда плыл осваивать земли. Пашков был очень жестоким человеком.
На реке Тунгуске корабль протопопа чуть не утонул. Протопопица вытащила детей из воды.
Навстречу плыл корабль, на котором были две пожилые вдовы, собиравшиеся в монастырь. Пашков велел вдовам возвращаться и идти замуж. Аввакум стал противоречить. Тогда воевода хотел высадить протопопа с корабля, чтобы он пешком шел по горам. Аввакум написал Пашкову обличительное письмо, а воевода избил его кнутом.
Аввакума бросили в Братский острог. Сидел он в холодной тюрьме, потом его перевели в теплую избу. Жена и дети протопопа жили за двадцать верст от него, у злой бабы Ксеньи. На Рождество сын Иван пришел повидать отца, но Пашков не позволил ему этого.
Весной поехали дальше. Пашков заставил Аввакума идти по берегу и тянуть лямку. Зимой волочили нарты, летом «в водах бродили». На реке Хилке барку Аввакума оторвало водою, и он чуть не утонул. Одежда погнила, добро водой размыло.
Зимою сам протопоп с малыми детьми тянул свою нарту. А потом начался голод. Пашков никого не отпускал промышлять, и многие умирали. Летом ели траву и корни, зимой - сосновую кашу. Ели даже мясо замерзших волков и лисиц - «всякую скверну». Правда, Аввакуму и его семье помогали жена и сноха Пашкова.
Воевода прислал к Аввакуму двух бесноватых женщин - своих сенных, вдов Марью и Софью. Протопоп молился о вдовах, причастил их, они выздоровели и стали жить у него. Пашков их отнял, и вдовы опять стали беситься. Потом они тайком прибежали к Аввакуму, он опять исцелил их, и они стали по ночам приходить молиться. После того они сделались монахинями.
Отряд возвращался с Нерчи-реки к Русе. Голодные и усталые люди брели за санями, падая на льду. Протопопица изнемогала, но духом была тверда. На нарте ненароком удавили чудесную курочку, которая несла по два яичка в день.
Жена Пашкова каждый день присылала своего маленького сына к Аввакуму на благословение. Но когда ребенок заболел, она послала за помощью к мужику-шептуну. Младенец разболелся еще больше. Аввакум разгневался на боярыню. Она просила у него прощения. Когда принесли больного ребенка, Аввакум помолился, помазал его маслом священным, и младенец выздоровел.
Пашков послал своего сына Еремея с отрядом казаков воевать с Мунгальское царство. Пашков заставил местного шамана колдовать и спрашивал, будет ли поход удачным. Шаман предвещал успех. Но Аввакум молился о неудаче, чтобы не сбылось дьявольское предсказание шамана. Потом он, правда, пожалел Еремея, который был человеком добрым, благочестивым, защищал протопопа от своего отца. Аввакум стал молиться, чтобы Бог пощадил Еремея. Пашков узнал, что Аввакум желал неудачного похода, и хотел пытать протопопа. Но в это время вернулся Еремей. Он рассказал, что войско погибло, а сам он спасся: во сне Еремею явился Аввакум и указал дорогу.
Пашкову пришла грамота, в которой велено было ехать на Русь. Воевода не взял Аввакума с собой. Тогда протопоп поехал отдельно. Он посадил к себе в лодку всех больных и старых, которые были непригодны к суровой жизни. Взял Аввакум с собой, спасая от смерти, и двух негодяев, которых хотели убить казаки. Дорога была трудна. К счастью, туземные племена не тронули Аввакума и его спутников. А еще им встретились русские люди, ехавшие на рыбный промысел, которые дали протопопу и его товарищам пищи.
Добравшись до русских городов, Аввакум увидел господство никониан и в печали думал: проповедовать слово Божие или скрыться? Но жена ободряла его. И протопоп по дороге в Москву всюду обличал Никона и его последователей.
В Москве и государь, и бояре хорошо приняли Аввакума. Его поставили на монастырском соборе в Кремле и предлагали любое место, если он соединится в вере с Никоном. Но протопоп не согласился. Ведь еще в Тобольске Аввакуму во сне было предостережение от Бога, а в Даурии через дочь протопопа, Огрофену, Господь возвестил, что если тот не будет держаться правой веры и творить молитвенного правила, то умрет.
Видя, что Аввакум не хочет соединиться с никонианами, царь попросил протопопа, чтобы тот по крайней мере молчал об этом. Аввакум послушался. Жил он в то время у боярыни Фе-досьи Морозовой, своей духовной дочери. Многие приходили к нему и приносили подарки. Прожив так полгода, Аввакум снова послал царю письмо, чтобы он защитил Церковь от ереси Никона. И после этого Аввакума с семьей было приказано сослать на Мезень. Через полтора года его со старшими сыновьями, Иваном и Прокопием, вернули в Москву, а протопопица и младшие дети остались на Мезени.
Аввакума десять недель держали на цепи в Пафнутьевом монастыре. Потом привезли в церковь, расстригли и прокляли. Аввакум же в свою очередь проклял никониан.
Потом его снова отвезли в Пафнутьев монастырь. Келарь Никодим сначала был добр к узнику. Но когда протопоп попросил открыть дверь темницы в день Пасхи, келарь отказал. Никодим вскоре разболелся, и некто в образе Аввакума явился и исцелил его. Тогда келарь покаялся перед Аввакумом.
Протопопа посещали его дети с юродивым Феодором. Феодор же был великий подвижник: о молитве радел, по тысяче поклонов бил, на морозе в одной рубашке ходил. Этот юродивый чудным образом убежал из Рязани, где его держали в узах. Но потом Феодора удавили на Мезени.
После того привезли Аввакума в Москву, в Чудов монастырь, и поставили перед собором вселенских патриархов. Протопоп спорил с ними о вере и обличал их. Патриархи хотели его избить, но Аввакум устыдил их словом Божиим.
Царь отправил к протопопу своих посланников. Он просил его хоть в чем-то согласиться с вселенскими патриархами, но Аввакум отказался.
Протопопа сослали в Пустозерск. Оттуда он писал и царю, и всем православным. На Мезени же казнили двух его духовных детей, Феодора юродивого и Луку Лаврентьевича. Хотели повесить и сыновей протопопа, Прокопия и Ивана, да отроки с испугу покаялись. Тогда их с матерью закопали в земляную тюрьму.
Пришел приказ и в Пустозерск о том, чтобы посадить Аввакума в земляную тюрьму. Он хотел уморить себя голодом, да собратья не велели.
Потом власти схватили священника Лазаря, отсекли ему язык и правую руку. Отсеченная рука сложила персты для крестного знамения. А язык через два года у Лазаря вырос. Соловецкому иноку Епифанию тоже отсекли язык, и тоже чудесным образом он вырос. Это же произошло и с дьяконом Феодором. А в Москве многих противников Никона сожгли.
В те времена когда Аввакум был еще не протопопом, а попом, царский духовник Стефан подарил ему книгу Ефрема Сирина. Аввакум обменял ее на лошадь. Родной брат Аввакума, Евфимий, заботился об этой лошади больше, чем о молитве. Бог наказал Аввакума с братом: в Евфимия вселился бес. Аввакум изгнал беса, но Евфимий не исцелился, пока Аввакум не забрал обратно книгу и не отдал за нее деньги.
В темнице протопоп жил вместе с бесноватым Кирилушком, московским стрельцом. Он терпел все выходки бесноватого. Кирилушко умер в темнице, Аввакум исповедал и причастил его перед смертью. А в Москве протопоп изгонял беса из Филиппа, который уж долгое время был к стене прикован, потому что сладу с ним не было. Один раз Аввакум, придя домой, рассердился на жену и домочадицу Фетинью, которые рассорились между собою. Протопоп побил обеих женщин. И после того он не мог совладать с бесом, пока не попросил прощения у жены, Фетиньи и всех домашних.
Бесноватого Феодора Аввакум два месяца держал у себя дома в Тобольске, молился о нем. Феодор исцелился, но потом в церкви снова досадил Аввакуму, и тот велел приковать его к стене. Взбесившись пуще прежнего, Феодор убежал и стал всюду творить разные безобразия.
Протопоп молился о его исцелении, а перед самой ссылкой Аввакума в Даурию на корабль к нему пришел здоровый Феодор и благодарил его: бесноватому явился некто в образе Аввакума и отогнал бесов. Нападал бес и на домочадицу протопопа Офимью, Аввакум исцелил и ее.
В Тобольске у протопопа Аввакума была духовная дочь Анна. Она хотела, вопреки воле духовного отца, выйти замуж за первого хозяина, Елизара. Анна стала не слушаться Аввакума, и на нее начал нападать бее. Однажды девица заснула на молитве, спала три дня и три ночи. Проснувшись, поведала свой сон: ангелы велели ей во всем слушаться протопопа. Но когда его сослали из Тобольска, Анна все-таки вышла замуж за Елизара. Через восемь лет Аввакум ехал обратно. В это время Анна постриглась в монахини. Она во всем покаялась перед духовным отцом. Аввакум сначала сердился на Анну, но потом простил и благословил. Она потом тоже страдала за веру.
Еще Аввакум исцелял младенцев, страдавших грыжей. А в первые годы его слудаения Аввакума часто пугал бес, но священник преодолевал страх и отгонял беса.
