Крысолов поэма марины цветаевой. Художественное своеобразие поэмы М
«Крысолов» — поэма М.И. Цветаевой. Жанр определен автором как «лирическая сатира». Писалась с марта по ноябрь 1925 г., начата в чешском селе Вшеноры, окончена в Париже. Печаталась по главам в журнале «Воля России» (Прага, 1925 г., №№4—8, 12; 1926 г., №1).
Сюжет поэмы «Крысолов» Цветаевой основан на средневековой немецкой легенде: летом 1284 г. в Гаммельн пришел бродячий музыкант, предложивший избавить город от наводнивших его крыс. Звуками флейты он выманил их из домов и амбаров, завел в реку Везер и утопил. Не получив за это обещанной платы, Крысолов во время воскресной обедни, когда взрослые были в церкви, при помощи той же флейты увел из города всех детей и отвел их на гору Коппенберг, которая разверзлась и поглотила их. Легенда стала основой сюжета нескольких народных песен и сказок (в том числе в собрании братьев Гримм), многократно использована в творчестве немецких авторов: Гете (баллада «Крысолов», упоминание в «Фаусте»), Г. Гейне («Бродячие крысы»), Ю. Вольфа («Крысолов»), К. Зимрока, английского поэта Роберта Броунинга («Пестрый флейтист из Гаммельна») и др.
Для творчества Цветаевой, как и для европейского литературного модернизма в целом, характерно систематическое обращение к мифам, легендам, «знаменитым сюжетам» разных культур (таковы поэмы-сказки Цветаевой «Молодец» и «Царь-Девица» на основе русского фольклора, драматическая дилогия о Тезее — «Ариадна» и «Федра»), цикл стихотворений «Гамлет» и др.
Трактовка сюжета легенды в предварительных набросках Цветаевой восходит к романтической традиции XIX века: «Толкование: Охотник — Дьявол-соблазнитель — Поэзия. Бургомистр — Быт. Дочка бургомистра — Душа... Крысы — земные заботы, от которых Охотник освобождает город. Быт не держит слово Поэзии, Поэзия мстит». Однако поэма стала социальной и остросовременной. Самодовольный буржуазный «рай-город» Гаммельн изображен сатирически и гротескно. Нашествию крыс придано сходство с большевистской революцией, а крысам — с большевиками (по предположению Е.Г. Эткинда, в этом Цветаева развивает идею стихотворения Гейне, где бродячие крысы страшны, однако правы: их радикализм, прожорливость, безбожие вызваны социальной несправедливостью). Крысы оседают в городе; их жалобы на «ожирение» пародируют споры в советской печати 20-х гг. о затухании «революционного пыла». Флейтист уводит из города и топит сначала крыс, а потом (не получив обещанного — женитьбы на дочери бургомистра) и детей города.
Музыка в поэме «Крысолов» Цветаевой оказывается властной и двусмысленной силой: она разрушает и бюргерский порядок, и новую («нэповскую») благоустроенность крыс. И она же уводит детей в небытие. Музыка Флейтиста — магическая, опасная сила. Если «Рай — сути, / Рай — смысла. / Рай — слуха, / Рай — звука» кажется (детям) достижимым здесь и сейчас, то завороженность этим «раем» приводит к смерти. Дочь бургомистра Грета («душа») также уходит из города вслед за Флейтистом; их домом будет дно озера (Цветаева в черновиках сравнила дно озера с исчезнувшим Китеж-градом). Образ музыки в поэме соответствует одной из центральных идей зрелой Цветаевой: об опасной, изгойской и властной природе искусства. Музыка, однако, оказывается единственной «безмерностью в мире мер» (из стихотворения Цветаевой), трагической возможностью уйти за пределы видимой реальности.
Огромное значение имеет ритмическое и интонационное разнообразие поэмы (по замечанию Льва Лосева, «интонация для Цветаевой не музыкальный, а смысловой компонент стиха»): мелодии флейты, марши крыс (воспроизводящие риторику революционной поэзии), речи горожан и др. Музыка становится основой и возможностью единого и масштабного взгляда на мир, в котором становятся видны условность и ограниченность любых социальных сценариев — и «буржуазных», и «революционных».
В 1961 г. сюжет легенды о Гаммельнском крысолове был вновь использован в русской литературе — в поэме И.А. Бродского «Шествие».
Марина Цветаева
Крысолов
Лирическая caтиpa
Город Гаммельн
(Глава первая)
Стар и давен город Гаммельн,
Словом скромен, делом строг,
Верен в малом, верен в главном:
Гаммельн – славный городок!
В ночь, как быть должно комете,
Спал без просыпу и сплошь.
Прочно строен, чисто метен,
До умильности похож
– Не подойду и на выстрел! -
На своего бургомистра.
В городе Гаммельне дешево шить:
Только один покрой в нем.
В городе Гаммельне дешево жить
И помирать спокойно.
Гривенник – туша, пятак – кувшин
Сливок, полушка – творог.
В городе Гаммельне, знай, один
Только товар и дорог:
(Спросим дедов:
Дорог: редок.)
Ни распоясавшихся невест,
Ни должников, – и кроме
Пива – ни жажды в сердцах. На вес
Золота или крови -
Грех. Полстолетия (пятьдесят
Лет) на одной постели
Вместе истлели”. Тюфяк, трава, -
Разница какова?
(Бог упаси меня даже пять
Лет на одной перине
Спать! Лучше моську наймусь купать!)
Души Господь их принял.
И озаренье: А вдруг у них
Не было таковых?
Руки – чтоб гривну взымать с гроша,
Ноги – должок не додан.
Но, вразумите, к чему – душа?
Не глубоко ль негодный
– Как жардиньерка – гамак – кларнет -
В нашем быту – предмет?
В городе Гаммельне – отпиши -
Ни одного кларнета.
В городе Гаммельне – ни души .
Но уж тела за это!
Плотные, прочные. Бык, коль дюж,
Дюжины стоит душ.
А приосанятся – георгин,
Ниц! преклонись, Георгий!
Города Гаммельна гражданин, -
Это выходит гордо.
Не забывай, школяры: “Узреть
Гаммельн – и умереть!”
Juri, и Ruhrei, и Ruhr uns nicht
Аn (в словаре: не тронь нас!) -
Смесь. А глаза почему у них
В землю? Во-первых – скромность,
И... бережливость: воззрился – ан
Пуговица к штанам!
Здесь остановка читатель. – Лжешь,
В сем Эльдорадо когда ж и кто ж
Пуговицы теряет?
– Нищие. Те, что от грязи сгнив,
В спальни заносят тиф, -
Пришлые. Скоропечатня бед,
Счастья бесплатный номер.
В Гаммельне собственных нищих нет.
Был, было, раз – да помер.
Тощее ж тело вдали от тел
Сытых зарыть велел
Пастор, – и правильно: не простак
Пастор, – не воем “осанна!”
Сытые тощему не простят
Ни лоскута, ни штанной
Пуговицы, чтобы знал-де всяк:
Пуговка – не пустяк!
(Маленькая диверсия в сторону пуговицы:)
Пуговицею весь склад и быт
Держатся. Трезв – застегнут.
Пуговица! Праадамов стыд!
Мод и свобод исподних -
Смерть. Обывателю ты – что чуб
Бульбе, и Будде – пуп.
С пуговицею – все право в прах,
В грязь. Не теряй, беспутный,
Пуговицы! Праадамов крах
Только тобой искуплен,
Фиговая! Ибо что же лист
Фиговый (“Mensch wo bist?”) -
Как не прообраз ее? (“Bin nackt,
Haг, – потому робею”) -
Как не зачаток, не первый шаг...
Пуговица – в идее!
Пуговицы же (внемли, живот
Голый!) – идея – вот:
Для отличения Шатуна-
Чад – от овец Господних:
Божье застегнуто чадо на
Все, – а козел расстегнут -
Весь! Коли с ангелами в родстве,
Муж, – застегнись на все!
Не привиденьями ли в ночи
– Целый Бедлам вакантный! -
Нищие, гении, рифмачи,
Шуманы, музыканты,
Каторжники...
Коли взять на вес:
Без головы, чем без
Пуговицы! – Санкюлот! Босяк!
От Пугача – к Сэн-Жюсту?!
Если уж пуговица – пустяк,
Что ж, господа, не пусто?
Для государства она – что грунт
Древу и чреву – фунт
Стерлингов. А оборвется – голь!
Бунт! Погреба разносят!
Возвеселися же, матерь, коль
Пуговицею – носик:
Знак добронравия. (Мой же росс
Муза! От истин куцых!
От революции не спасет -
Пуговица. Да рвутся ж -
Все! Коли с демонами в родстве -
Бард, – расстегнись на все!
(Здесь кончается ода пуговице и возобновляется повествование.)
Город грядок -
Гаммельн, нравов -
добрых, складов
полных, – Рай-
Божья радость -
Гаммельн, здравых -
город, правых -
Рай-город, пай-город, всяк-свой-пай-берет, -
Зай-город, загодя-закупай-город.
Без загадок -
город, – гладок:
Благость. Навык -
город. – Рай-
Божья заводь -
Гаммельн, гадок -
Бесу, сладок -
Рай-город, пай-город, Шмидтов-Майеров
Царь-город, старшему-уступай-город.
Без пожаров -
город, благость-
город, Авель-
город. – Рай-
Кто не хладен
и не жарок,
прямо в Гаммельн
жай-город, рай-город, горностай-город.
Бай-город, вовремя-засыпай-город.
Первый обход!
Первый обход!
С миром сношенья прерваны!
Спущен ли пес? Впущен ли кот?
Предупрежденье первое.
Су – дари, выпрягайте слуг!
Тру – бочку вытрясай, досуг!
Труд, покидай верстак:
“Morgen ist auch ein Tag”.
Без десяти!
Без десяти!
Уши законопатить
Ватой! Учебники отнести
В парту! Будильник – на пять.
Ла – вочник, оставляй мелок,
Бюр – герша, оставляй чулок
И оправляй тюфяк:
“Morgen ist auch ein Tag”.
Десять часов!
Десять часов!
Больше ни междометья!
Вложен ли ключ? Вдет ли засов?
Предупрежденье третье.
Би – блию закрывай, отец!
Бюр – герша, надевай чепец,
Муж, надевай колпак, -
“Morgen ist auch ein...”
Гаммельнцы...
(Глава вторая)
В других городах,
В моих (через – край-город)
Мужья видят дев
Морских, жены – Байронов,
Младенцы – чертей,
Служанки – наездников...
А ну-ка, Морфей,
Что – гаммельнцам грезится
Безгрешным, – а ну?
– Востры – да не дюже!
Муж видит жену,
Жена видит мужа,
Младенец – cocoк,
Краса толстощекая -
Отцовский носок,
Который заштопала.
Повар – пробует,
Обер – требует.
Всё как следует,
Эмилия Обухова
Флейтист и Грета
(о поэме М.Цветаевой “Крысолов” на фоне “Двенадцати” А.Блока)
Поэма Цветаевой “Крысолов” была написана 85 лет назад - в 1925 году, первая поэма в эмиграции, первая после России. И потому можно предположить с большой степенью вероятности, что эта поэма – отражение размышлений поэта о случившемся на родине, взгляд с эмиграционной дистанции. Марина Ивановна начала писать “Крысолова” в Чехии весной, а в
ноябре 1925-го в Париже закончила. Весь текст поэмы здесь привести трудно, но ее можно прочитать в Интернете. И стоит сейчас перечитать ее снова, ведь история перевернула с тех пор несколько страниц и, вот что удивительно: чем больше отдаляемся мы во времени от 25-го года, тем ясней становится мир, созданный Цветаевой в поэме, тем очевидней ее сбывшееся пророчество - с каждым новым десятилетием.“Крысолов” написан на сюжет известной средневековой легенды о музыканте, избавившем немецкий город Гаммельн от крыс с помощью своей чудесной дудочки. Общий сюжет для всех вариантов таков, что жители города отказались заплатить ему обещанное, и тогда Крысолов таким же образом увел их детей за собой навсегда. Что-то невероятно притягательное было в личности этого таинственного музыканта, так, что и сама легенда о Крысолове на протяжении нескольких столетий привлекала многих поэтов, писателей и художников. Среди них великие немецкие поэты Гёте и Гейне, английский поэт Броунинг, шведская писательница Сельма Лагерлёф. Александр Грин написал в 20-м году странный рассказ с тем же названием. А в Эрмитаже, например, есть “Крысолов” Рембрандта.
Марина Цветаева назвала жанр своей вещи “лирической сатирой”. Есть ли еще в русской поэзии примеры такого же жанра? Трудно сказать наверняка, но если читать “Двенадцать” Блока не так, как преподносили поэму школьные учителя и не так, как поняли ее писатели-современники поэта, те, кто из-за “Двенадцати” “руки не подал Блоку”, считая, что он написал революционно-пропагандистскую поэму, то можно увидеть, что “Двенадцать” - прежде всего глубокое сатирическое переживание поэта. “Революционная” поэма Блока в действительности оказалась первой лирической сатирой, предшествующей цветаевской. И потому попытка сопоставления возможно поможет переосмыслить обе вещи.
Вот, например, отрывок из их крысиного многоголосия: –Знали б – за версту обошли б!–Помнишь странную вещь: башлык?
Сшиб да стык,
Штык да шлык...
Без слуги не влезаю в обшлаг... У Цветаевой пропущено слово “большевики”, она как бы вовлекает читателя в детскую игру в рифмы, приглашает в единомышленники. Башлык и обшлаг – части военной одежды и упомянуты здесь, видно, для маркировки бурного боевого прошлого большевиков. Но крысы в “Крысолове”теперь уже не те романтические борцы за идею, от которых уезжала Цветаева, не те вдохновенные убийцы. Тогда они набрасывались на всех и на все, как голодные крысы, но теперь уже пресытились.Это большевики будущего, вернее, будущее большевиков. Они завладели всем, за что боролись, разжирели и обленились. И вот от пустоты и скуки пошли они за музыкой Флейтиста, зовущей их к новой борьбе:
- Есть такая дорога - большак...
- В той стране, где шаги широки,
Назывались мы...
- У меня отрастает живот:
До колен, как у царских крыс.
- У меня - так совсем отвис.
Без борьбы человек не жилец!
- У меня разминулся жилет
С животом: не разлад, а брешь.
- У меня объявилась плешь.
Житие - не жысть! Так что если обыватели Гаммельна “были воплощением пошлого, мещанского духа, самодовольства и ограниченности” (формулировка Дм.Быкова, кратко пересказавшего “Крысолова”, наверно, для новых русских, чтобы те сами не читали и время не тратили зря), то и их крысы со временем превратились в их подобия, в их тени – будто отражения в зеркальном полу. Цветаева это предвидела и оказалась права. Эти марширующие за флейтистом крысы сильно напоминают постаревший и сытый, но все тот же патрульный отряд пролетариев из “Двенадцати” Блока: следующая страница истории. Крысы так же идут единым строем и в нем только одна фигура, Старая крыса персонифицирована, отделена от общего “мы”. Она единственная понимает суть происходящего. У Блока тоже из патрульного строя выделен лишь один герой – Петруха. Он сильно отличается от своих несгибаемых товарищей: совершив нечаянное убийство, он страдает, обращается к Богу и, наконец, начинает произносить стихи, похожие то на марш, то на городской романс. Стихи эти жалкие и беспомощные – тут Блок чутко уловил зарождение новой пролетарской поэзии. Он и это напророчил: новое искусство, первобытно – пещерное. И в этом, в действительности, одна из гениальных особенностей поэмы. Блок писал “Двенадцать” в ту пору, когда еще не было пролетарской поэзии, он ее лишь предполагал такой: ритмы, строй, темы – все это есть в “Двенадцати”, а Цветаевой ко времени создания ее поэмы наверняка уже были известны многочисленные образцы пролетарской лирики, и она могла с удовольствием их пародировать. Оттого и ритм в “Крысолове” часто красноармейский, а в крысином марше звучит характерное большевистское “мы”.
- Разучился грызть!
- Не поход, а сласть!
- Разучился красть!
Выступать нагишом!
Чтоб сошелся кушак -
Выступать натощак!
Да здравствует полк!
Клыков перещелк.
Довольно с нас круп!
Курков перещуп.
Сала и масла гарного! В фундаментальной статье о “Крысолове” “Флейтист и крысы” Ефима Григорьевича Эткинда (в Интернете она доступна, из нее можно узнать историю появления многочисленных фольклорных и авторских “Крысоловов”, написанных до поэмы Цветаевой) присутствует термин “цитаты-перепевы” - использование поэтом популярного военного марша, строки или ритмы из известных поэтов, в данном случае – пролетарских.. У Блока в “Двенадцати” был перепев романса “Не слышно шума городского...”, а из Цветаевой Эткинд берет несколько примеров, в том числе и перепев старой песни ”По морям, по волнам, нынче здесь, завтра там...” Возможно, есть и другие подобные случаи, но у Блока и Цветаевой они скорей всего указывают на жанровую близость. Известно, что в поэме Блока важную роль играют звуки. Он сам писал, что в январе 18-го, во времена пролетарских патрульных проходов вместо музыки слышал гул - и таким же слышалось ему время – немузыкальным. Потому в “Двенадцати” бросается в глаза (в уши) какофония звуков. Это фон, это это, что вокруг. В “Крысолове” все также построено на звуках, сопровождающих шествия. Их два, в отличие от “Двенадцати”, крысиное и детское, и мелодии, влекущие за собой оба шествия, были одинаково сильны, и завораживающи, как пение сирен. Под звуки флейты Крысолова происходит, вообще, все. В поэме. Всё ими движется.. Пастернак в письме о “Крысолове” писал Цветаевой о связи ее мелодий с музыкой Вагнера. Цветаева отвечала: “Знаешь, я долго не понимала твоего письма о “Крысолове”, - дня два. Читаю - расплывается. (У нас разный словарь.) Когда перестала его читать, оно выяснилось, проступило, встало. Самое меткое, мне кажется, о разнообразии поэтической ткани, отвлекающей от фабулы. Очень верно о лейтмотиве. О вагнерианстве мне уже говорили музыканты. Да всё верно, ни о чём я не спорю. И о том, что я как-то докрикиваюсь, доскакиваюсь, докатываюсь до смысла,
который затем овладевает мною на целый ряд строк. Прыжок с разбегом. Об этом ты говорил?” Но говорил ли кто-нибудь о “вагнерианстве” блоковских ритмов? Черный ветер. Белый снег. На ногах не стоит человек. Известно, что марш и шествие были излюбленными ритмами Вагнера. Так марш в "Тангейзере" Вагнера, шествие в "Лоэнгрине". Кроме того, в обеих поэмах глубинно речь, в действительности, идет об искусстве – потребности в нем и его о функции. У Блока описан прецедент возникновение стихов, лишенных музыки: это песни Петрухи-убийцы, которого муки раскаяния заставили произнести пусть неумелые и немелодичные, но все же стихи.Такие песни в тюрьме сочиняют. А Крысолов – о, это искусный музыкант, у него есть множество мелодий - для всех и каждого разные и все обольстительные. Он гений притяжения, умелый манипулятор и холодный убийца. Куда там блоковскому Петрухе... Итак, обе поэмы построены как шествия. У Блока - движение ночного патруля, который переживает на своем пути ненависть, любовь, ревность, тут же и убивает, и грабит, подозревает и ищет врагов. А в конце – видит, вернее, не видит, но ищет и окликает невидимого Христа. В “Крысолове” сначала маршируют крысы, сытые и обрюзгшие бандиты, в которых музыкант разжег азарт новых убийств и грабежей. Знал, чем привлечь. Во втором – из города за дудочником уходят дети, невинные, в отличие от крыс, и таким же образом обманутые. Они идут иначе, медленней, мелодия то кажется колыбельной, то напоминает ритмы хороводов у рождественской елки. Но главное – это обещание свободы – освобождения... Весь мир - нараспев Рыбки в лужице! Птички в клетке! Рыбкам - озерце, птичкам - лето, - Рож - дественский стол Говорят, что он в зелёном! Он в жару меня баюкал. Я за красною фатой. Говорят, что рай - далёко. Что-то боязно мне втайне. Я - чтоб детство наверстать. За отчаявшимся кладом. Всё равно - домой нельзя уж! Потому что в школе бьют. Ночевать хотел бы в сене. Воевать хотел бы с львами. Потому что фатер - бьёт. Шум шагов, шум шагов, бой часов, снег летит, на карниз, на карниз. Если слы- шишь приглу- шенный зов, то спускай- стнице вниз. Город спит, город спит, спят дворцы, снег летит вдоль ночных город спит, город спит, спят отцы, обхватив В этот час, в это час, в этот миг над карни- зами кру- жится снег, в этот час дим от них, в этот час дим навек. За спи-ной полусвет, полумрак, только пят- нышки, пят- нышки глаз, кто б ты ни был - подлец иль дурак, все равно здесь не вспом- нят о нас! Так за флей- той настой- чивей мчись, снег следы за-метет, за-несет, от безумья забвеньем От забвенья Так спаси- Крысолов, на чужби- так спаси- бо за слав- ный улов, возвраще- ний назад. В поэме Цветаевой есть несколько и явных, и незаметных перекличек с “Двенадцатью”, например, красный флаг в обеих поэмах, но главный аргумент к сопоставлению поэм, – это тот, кто впереди... Двенадцать идут за Христом А у Цветаевой впереди вместо Христа – Крысолов, влекущий музыкой. И Христос красноармейцев звал за собой, тоже ведь манил как-то, если они в тревоге стали искать кого-то и двигаться за кем-то невидимым.А Он уводил отряд - из революционного дьявольского ада. Но куда? Может быть, спасти души этих убийц хотел и потому тоже, как Крысолов, вел их к физическому уничтожению? Но не уничтожил. А может быть поэма не дописана? Но Блок, окончив “ Двенадцать”, записал в Дневнике: “Сегодня я гений”. Значит у него было это ощущение завершенности. Невероятно, чтобы Блок создал Христа, хоть и сомнительного, и сделал его убийцей, каким был Крысолов. Пусть даже и убийцею разбойников. Хотя, можно вспомнить и другие стихи Блока о Христе, которые заканчиваются строками: Несут испуганной России Весть о сжигающем Христе. Сопоставление “Крысолова” с “Двенадцатью” позволяет поставить новые неожиданные вопросы к трактовкам обеих вещей. Но можно ли предположить, что таким образом в “Крысолове”, идейно и композиционно, изложено понимание Цветаевой загадочной финальной фразы поэмы Блока: Впереди Исус Христос? А идея “Крысолова”, по-детски простая и ясная, (такая, что в тексте можно в рифмы играть) возможна ли как ключ к “Двенадцати”? Насколько же близок был к Крысолову тот, принявший облик Христа в “Двенадцати”, был ли и он таким: Дело слов: Крысолов постоянно, лжет - он обещает крысам пальмы Индии, синеву небес, солнечный край непочатый: Индостан! Здесь на там История этого сюжета с древних времен представлена в уже упоминавшейся самой полной и, кажется, исчерпывающей статье о “Крысолове” Цветаевой – в статье Ефима Эткинда “Флейтист и крысы”. Странно, что автор так назвал свою статью, ведь на самом деле, он дал подробное описание истории сюжета “Крысолова”. Он рассказал, что эта история пришла из трагического предания о том, как красивый и пестро одетый молодой человек пришел в город и заиграл на дудочке. Мелодия заворожила детей, и он увел их и матери больше никогда их не видели. И никаких крыс не было первоначально, никакой хитрости горожан и социальной несправедливости по отношению к Флейтисту. А было страшное массовое убийство и историки Гаммельна утверждают, что случилось это в действительности. Но позднее, то ли память народная не потерпела окончательной победы зла, то ли наделенному мистической силой Флейтисту удалось влюбить в себя абсолютно всех детей, включая и будущих, и они, переписывая сюжет во времена нашествия чумных крыс, представили убийство детей не как преступление, а как месть Гаммельну за обман. Интересно, что Ефим Григорьевич Эткинд утверждал даже, что музыка и искусство вообще вне этики и - над этикой. Флейтист, по Эткинду, потому и имеет право на решение, кого топить, кого и как спасать, что он наделен необыкновенным талантом. Снова встает этот древний и уже много раз переосмысленный литературой и живой историей пушкинско-достоевско-наполеоновский вопрос: Тварь ли я дрожащая или право имею? Может ли гений считать себя отдельно и выше общего человеческого муравейника? А гений и злодейство – две вещи несовместные, не правда ль? Эткинд написал даже, что и сама Цветаева этически была на стороне музыканта и ощущала себя таким же гением, которому все дозволено. В статье Эткинда можно найти самую полную информацию не только об истории легенды, но и о переводах “Крысолова” других авторов на русский. Он писал: “В балладе Гете Крысолов (1802) герой скорее привлекательный, три строфы, построенные на фольклорных параллелизмах, содержат утверждение трех подвигов, на которые способен музыкант: он умеет изгонять крыс, обуздывать непокорных детей, покорять женщин и девушек. И дальше в той же статье, в сноске к тексту Гете на немецком приведен перевод Вл. Бугаевского: Певец, любимый повсеместно, Певец, хвалимый повсеместно, Певец, честимый повсеместно, Странно, почему же тогда Музыкант показался Ефиму Григорьевичу привлекательным... Погрязших во лжи крыс Флейтист сманивает будущей возможностью духовной чистоты и Индией, может быть потому, как пишет Дм.Быков, что у большевиков были планы коммунистической экспансии в Индию, а Цветаева и это тоже предсказала. Но может быть здесь и была и другая причина появления в поэме строк об Индии. В период создания поэмы после смерти Блока и гибели Гумилева в августе 1921- го прошло четыре года. Нужно ли говорить, что все эти годы Цветаева помнила об умерших поэтах и продолжала говорить с ними. Писала о них статьи, и в одной, в статье “О Гумилеве” она даже обратилась к Н.Гумилеву непосредственно: “Дорогой Гумилев, есть тот свет или нет, услышьте мою, от лица всей Поэзии, благодарность за двойной урок: поэтам - как писать стихи, историкам - как писать историю”. И в “Крысолове”, в первой поэме после России она продолжала эти диалоги - в разных частях поэмы, с каждым из поэтов. Цветаева высоко ценила “Заблудившийся трамвай” Гумилева и глубоко его понимала. Будто продолжая мысль Гумилева об Индии духа, она делает Индию одной из главных приманок Крысолова для крыс. Ведь у Гумилева Индия – место, где можно жить не живя, отрешиться от быта и найти настоящее бытие, не лживое. Там можно получить возможность духовного возрождения. Видишь вокзал, на котором можно в Индию духа купить билет. Ожиревшим крысам в музыке представляется Индия. Флейта зовет их в Нирвану. Что тело? Тени тень! Век тела - пены трель! Нир - вана, вот он, сок! Ствол пальмы? Флага шток. Первая строфа стихотворения Гумилева – это описание места, с которого начнется путь поэта в небытие: Шел я по улице незнакомой И вдруг услышал вороний грай... Словосочетание вороний грай – это один из атрибутов уже почти неземного ландшафта и больше нигде в поэзии в такой ситуации оно не встречается. Только еще у Цветаевой, когда начинает звучать флейта, зовущая за собой детей: След от ног наших. Спросят - в Китай. Из нескольких вариантов сюжета легенды Цветаева выбрала версию, по которой Крысолову за его труд обещали в жены прелестную девушку, дочь бургомистра Грету. Обещали и обманули. Не отдали, предлагали другую плату. И тут можно понять бургомистра – если детолов и женолов, так зачем же такой муж Грете. Интересно, что есть несколько произведений живописи на сюжет “Крысолова” и многие художники изобразили Крысолова с хитрой, коварной улыбкой на лице. Никакой одухотворенности гения – лицо человека, замыслившего обман. Даже у Рембрандта, где портрет Крысолова написан как бы в унизительной позе просящего платы и получающего отказ, все же видно, что это человек большой внутренней силы, сознающий себя в позиции над другими. В его лице то ли насмешка, то ли угроза. Одну из таких картин можно увидеть в Сан-Франциско, в баре центральной гостиницы В лице те же коварство и насмешка. А дети написаны милыми, наивными, со светлыми лицами – одухотворенными, даже у маленьких. Картина построена как бы на контрасте портретов. Среди детей несколько девушек. Лицо одной, идущей в самой конце, особенно запоминается – чистота линий и взгляд в невидимую вдаль, нездешний взгляд.Вероятно, это Грета, бургомистрова дочь, героиня, с имени которой Цветаева собственно и начала писать свой черновик “Крысолова”.
Да здравствует красная…
И ласка для всех.
Уничтожимьте все́ отметки!
Уничтожены все́ предметы!
В древнейшей из школ.
- Где ж он? - Я иду за звоном.
- Где ж он? - Я иду за звуком.
- Я за старшею сестрой.
- Я не выучил урока.
- Я - за дальним. Я - за крайним.
- Не остаться. - Не отстать.
- Я - за славой. Я - за стадом.
Я - так за́ море! Я - замуж.
- Потому что все́ идут.
- Я - за Францем. Я - за всеми.
- Я? не знаю. Ноги сами.
Потому что - всё идёт!
А Крысолов – хладнокровный убийца и не преступников, а детей. Вообще, легенда о крысолове - миф необычно жестокий в немецком фольклоре. Но многие авторы статей о поэме, не только Е.Эткинд, статья которого постоянно здесь упоминается, утверждали, что Флейтист “олицетворяет собой творческое, магически властное начало,
Только там хорошо, где ты нов:
Не заведом, не дознан, не вызван.
Крысо - люб: значит любит, коль ловит!
Грань из граней, страна из стран.
Синий чан -
Это ночь твоя, Индостан.
Променявший, и дай на дам,
Гамма гамм,
Восходящая прямо в храм…
Я крысолов весьма известный…
Я также детолов известный…
К тому же я женолов известный…
Враний грай,
Голоса и шаги заглушай.
- Дочка, дочка бургомистрова!
Вот отрывок из наброска Цветаевой к поэме из “Сводных тетрадей”:
NB! Первая строка Крысолова.) Два варианта: или описание озера: постепенность захождения, погружения. Вода смыкается над головой. Центр - бургомистрова дочка. (Почти, как на картине Перриша, хоть написал Грету не в центре, но взгляд сразу притягивается к ней).Толкование:
Охотник - Дьявол - Соблазнитель - Поэзия.
-
Бургомистр - быт.
Дочка бургомистра - Душа.
Несомненно, что в этом первоначальном плане у Цветаевой самое главное и есть дочка бургомистрова, как будто ради нее написан “Крысолов”. Она, душа, идет за душеловом, и гибнет вместе со всеми детьми. Если Крысолов губит или “спасает” (как пишут многие, в том числе и Дм.Быков) души крыс от окончательного растления, то второе шествие он устроил исключительно из мести. Правда, авторы статей о “Крысолове” считают, что дети повторили бы судьбу своих родителей и стали бы такими же приземленными, хитрыми обывателями. Но можно ли заранее знать? Вот и бургомистрова дочка от таких же гаммельнцев, а другая. Даже красота ее будто нетелесная,
Мыслью - вестью - страстью - выстрелом -
Мимо дома бургомистрова.
(Ведет музыкант крыс.)
А на балконе…
Ах! а с балкона…
Вроде ожога…
Вроде поклона…
Вроде Шираза
Щёчного - тссс…
Кажется - розу
Поднял флейтист?
Символичен здесь отказ от портрета, ни одной телесной черты. Появление Греты как дуновение ветра, волна аромата. И дальше в поэме:
(Дело вежливости!)
Не задерживаться!
Вышел радоваться, -
Не оглядываться!
Значит и влюблен-то Крысолов не был: “дело вежливости”. Так что все же прав был тот бургомистр – кому тут отдавать дочь? Только вот обещать не следовало. (“Сказка о золотом петушке” о том же, о невыполненном обещании и наказании за это – распространенная в легендах и мифах тема. Только у Пушкина невинных жертв не было).
Но красота бургомистровой дочки все же в другом месте поэмы описана, там есть только один штрих, но какой возникает образ, будто из “Песни Песней”:
Соломонова пшеница -
Косы, реки быстрые.
Что же мнится? что же снится
Дочке бургомистровой?
Цветаева этим определением - соломоновой пшеницей – сразу отсылает читателя к образу Суламифи, к ее библейскому описанию. Грета обречена, как и Суламифь. Цветаева кодирует, сжимает текст и дает возможность читателю самому дополнить портрет девушки за счет других известных текстов. Ближе всего повесть Куприна:
“И, оставшись один лицом к лицу с телом Суламифи, он долго глядел на ее прекрасные черты. Лицо ее было бело, и никогда оно не было так красиво при ее жизни. Полуоткрытые губы, которые всего час тому назад целовал Соломон, улыбались загадочно и блаженно, и зубы, еще влажные, чуть-чуть поблескивали из-под них”. И тут невольно возникает в памяти другой известный жертвенный образ. Через всю поэму Блока проходит тема Катьки, убитой из ревности шальной пулей. И Суламифь (по Куприну), тоже из ревности убитая, схожа с Катька по крайней мере одной деталью:
Запрокинулась лицом, Зубки блещут жемчугом.
Так Цветаева одним стихом отсылает читателя сразу к двум женским образам, Катьки и Суламифи. С одной стороны, это еще раз укрепляет основные фоновые параллели: крысы и пролетарии, Дудочник и Христос. С другой – это уже готовит тему убийства, невольного или задуманного преступления:как Суламифь погибает из-за Соломона, Катьку убил Петруха, а Грету... – и тут ряд замыкается – совершенно сознательно, запланированно и хладнокровно утопил музыкант вместе с другими детьми.
Но даже убийство детей, общее, повальное (ведь “человеческий муравейник”), страшное, не так потрясает, как гибель этой чистой духовной красоты. А ведь только что в жены брал! Можно ли согласиться (как у Эткинда), что Крысолов только спасает души детей, убивая их, потому, что и они бы погрязли в грехе так же, как их родители?
В городе Гаммельне дешево шить:
Только один покрой в нем.
В городе Гаммельне дешево жить
И помирать спокойно.
Гривенник – туша, пятак – кувшин
Сливок, полушка – творог.
В городе Гаммельне, знай, один
Только товар и дорог:
А Грета бургомистрова, как показывает Цветаева, была уже другой.
Может быть, поэма “Крысолов” была первоначально задумана иначе, и Флейтист действительно представлялся поэту служителем искусства, гением, Моцартом. Оттого она писала в первых набросках:
Быт не держит слова
Dichtung [поэзии (нем.)], Dichtung - мстит. Озеро - вроде Китеж-озера, на дне - Вечный Град, где дочка бургомистра будет вечно жить с Охотником.Так, вероятно, мыслился ей побег из гаммельнского быта двух светлых душ: если нельзя вместе на земле, тогда для них - “тот свет”.
Но видно, что в процессе работы отношение к происходящему изменилось. Как Марина Ивановна говорила:”Поэта далеко заводит речь...”. Речь вела, и поэт покорно следовал за новым видением. Флейтист все яснее представал коварным убийцей.
И стоило ли дальше писать, страдал ли потом Крысолов, как, например, мучился Раскольников, убив старуху-процентщицу “ради голодных детей”, но мимоходом случайно погубив и сестру старухи, блаженную Лизавету. Уязвленный обманом, Крысолов хладнокровно отомстил гаммельнцам, убив не только детей как их возможное продолжение, но уничтожив и возможность нового Гаммельна - росток красоты и света - юную Грету. А гаммельнские обыватели, не знающие, что такое честность, остались жить, как и прежде, только без крыс и без детей.
http:// thepalacehotel. org/ PH_ Photos/ PH_ Pied_ Piper. jpg
крысолов в Сан-Францискоhttp:// gallerix. ru/ album/ Hermitage-10/ pic/ glrx-734487915 крысолов Рембрандта
http://thebsreport.files.wordpress.com/2009/03/pied_piper_with_children.jpg
pictureГород Гаммельн
(Глава первая)
Стар и давен город Гаммельн,
Словом скромен, делом строг,
Верен в малом, верен в главном:
Гаммельн – славный городок!
В ночь, как быть должно комете,
Спал без просыпу и сплошь.
Прочно строен, чисто метен,
До умильности похож
– Не подойду и на выстрел! -
На своего бургомистра.
В городе Гаммельне дешево шить:
Только один покрой в нем.
В городе Гаммельне дешево жить
И помирать спокойно.
Гривенник – туша, пятак – кувшин
Сливок, полушка – творог.
В городе Гаммельне, знай, один
Только товар и дорог:
(Спросим дедов:
Дорог: редок.)
Ни распоясавшихся невест,
Ни должников, – и кроме
Пива – ни жажды в сердцах. На вес
Золота или крови -
Грех. Полстолетия (пятьдесят
Лет) на одной постели
Вместе истлели”. Тюфяк, трава, -
Разница какова?
(Бог упаси меня даже пять
Лет на одной перине
Спать! Лучше моську наймусь купать!)
Души Господь их принял.
И озаренье: А вдруг у них
Не было таковых?
Руки – чтоб гривну взымать с гроша,
Ноги – должок не додан.
Но, вразумите, к чему – душа?
Не глубоко ль негодный
– Как жардиньерка – гамак – кларнет -
В нашем быту – предмет?
В городе Гаммельне – отпиши -
Ни одного кларнета.
В городе Гаммельне – ни души .
Но уж тела за это!
Плотные, прочные. Бык, коль дюж,
Дюжины стоит душ.
А приосанятся – георгин,
Ниц! преклонись, Георгий!
Города Гаммельна гражданин, -
Это выходит гордо.
Не забывай, школяры: “Узреть
Гаммельн – и умереть!”
Haг, – потому робею”) -
Как не зачаток, не первый шаг…
Пуговица – в идее!
Пуговицы же (внемли, живот
Голый!) – идея – вот:
Для отличения Шатуна-
Чад – от овец Господних:
Божье застегнуто чадо на
Все, – а козел расстегнут -
Весь! Коли с ангелами в родстве,
Муж, – застегнись на все!
Не привиденьями ли в ночи
– Целый Бедлам вакантный! -
Нищие, гении, рифмачи,
Шуманы, музыканты,
Каторжники…
Коли взять на вес:
Пуговицы! – Санкюлот! Босяк!
От Пугача – к Сэн-Жюсту?!
Если уж пуговица – пустяк,
Что ж, господа, не пусто?
Для государства она – что грунт
Древу и чреву – фунт
Стерлингов. А оборвется – голь!
Бунт! Погреба разносят!
Возвеселися же, матерь, коль
Пуговицею – носик:
Знак добронравия. (Мой же росс
Явственно горбонос -
* * *
Муза! От истин куцых!
От революции не спасет -
Пуговица. Да рвутся ж -
Все! Коли с демонами в родстве -
Бард, – расстегнись на все!
(Здесь кончается ода пуговице и возобновляется повествование.)
Город грядок -
Гаммельн, нравов -
добрых, складов
полных, – Рай-
Божья радость -
Гаммельн, здравых -
город, правых -
Без десяти!
Без десяти!
Уши законопатить
Ватой! Учебники отнести
В парту! Будильник – на пять.
Ла – вочник, оставляй мелок,
Бюр – герша, оставляй чулок
И оправляй тюфяк:
“Morgen ist auch ein Tag”.
Десять часов!
Десять часов!
Больше ни междометья!
Вложен ли ключ? Вдет ли засов?
Предупрежденье третье.
Би – блию закрывай, отец!
Бюр – герша, надевай чепец,
Муж, надевай колпак, -
“Morgen ist auch ein…”
Гаммельнцы…
СНЫ
(Глава вторая)
В других городах,
В моих (через – край-город)
Мужья видят дев
Морских, жены – Байронов,
Младенцы – чертей,
Служанки – наездников…
А ну-ка, Морфей,
Что – гаммельнцам грезится
Безгрешным, – а ну?
– Востры – да не дюже!
Муж видит жену,
Жена видит мужа,
Младенец – cocoк,
Краса толстощекая -
Отцовский носок,
Который заштопала.
Повар – пробует,
Обер – требует.
Всё как следует,
Всё как следует.
Вдоль спицы петля -
Так всё у них плавно!
Павл видит Петра,
А Петр видит Павла,
Конечно – внучат
Дед (точку – прозаик),
Служанка – очаг
И добрых хозяев.
Каспар – заповедь,
Пастор – проповедь.
Не без проку ведь
Спать, – не плохо ведь?
Пуды колбасы
Колбасник (со шпэком),
Суд видит весы,
Весы же – аптекарь,
Наставнику – трость,
Плод дел его швейных -
Швецу. Псу же – кость?
Ошиблись: ошейник!
Стряпка – щипаное,
Прачка – плисовое.
Как по-писаному!
Как по-писаному!
– А сам бургомистр?
– Что въяве – то в дрёме.
Раз он бургомистр,
Так что ж ему кроме
Как бюргеров зреть,
Вассалов своих?
А сам бургомистр -
Дело слаженное,
Платье сложенное, -
По-положенному!
По-положенному!
(Лишь тон мой игрив:
Есть доброе – в старом!)
А впрочем, чтоб рифм
Не стаптывать даром -
Пройдем, пока спит,
В чертог его (строек
Царь!) прочно стоит
И нашего стоит
Внимания…
* * *
Замка не взломав,
Ковра не закапав -
В богатых домах,
Что первое? запах.
Предельный, как вкус,
Нещадный, как тора,
Бесстыдный, как флюс
На роже актера.
Вся плоть вещества, -
(Счета в переплете
Шагреневом!) вся
Вещественность плоти
В нем: гниль до хрящей.
С проказой не шутят!
Не сущность вещей, -
Вещественность сути:
Букет ее – всей!
Есть запахи – хлещут!
Не сущность вещей:
Существенность вещи.
Не сущность вещей,
– О! и не дневала! -
– Так пахнут подвалы -
Ему предпочту.
Дух сытости дивный!
Есть смрад чистоты.
Весь смрад чистоты в нем!
Не запах, а звук:
Мошны громогласной
Звук. Замшею рук
По бархату красных
Перил – а по мне
Смердит изобилье! -
Довольством – вполне.
А если и пылью -
Не нашей – с весной
Свезут, так уж што ж нам?
Не нищей: сквозной,
А бархатной – штофной -
Портьерной. Красот
Собранием, скопом
Красот и чистот,
А если и потом -
Добротным, с клеймом
Палаты пробирной,
Не нашим (козлом),
А банковским, жирным
Жилетным: не дам.
По самое небо
– О Ненависть! – храм
Стоглавый тебе бы -
За всех и за вся.
* * *
Засова не сняв,
Замка не затронув,
(Заметил? что в снах
Засовы не стонут,
Замки не гремят.
Врата без затвора -
Сон. Домы – без врат.
Все – тени, все – воры
Сто – невест тебе.
Все – с запястьями!
Без – ответственно.
Без – препятственно.
Се – час жениха!
За кражи! за взломы!
Пустить петуха
В семейные домы!
В двуспальных толстух,
В мужей без измены.
Тот красен петух -
Как стяги – как стены
В иных городах…
Замка не затронув,
Посмотрим, как здрав
В добротных хоромах
Своих – бургомистр.
* * *
Домовит, румянист -
Баю-бай, бургомистр.
Завершенная седьмица -
Бургомистрово чело.
Что же мнится? что же снится
Бургомистру? Ни – че – го.
Ничего (как с жир-горы
Пот-то!), то есть: бюргеры.
Спи, жирна, спи, верна,
Бургомистрша, жена
Бургомистрова: синица,
Переполнившая зоб.
Что же мнится? что же снится
Бургомистрше? (Хорошо б,
Из перин-то вырвавши…)
…Бюргеры, ей – бюргерши.
Той – пропавшей без вести,
Этой – Цезарь рядышком…
Женщине ж порядочной
Ничего не грезится.
Спи-усни, им не верь,
Бургомистрова дщерь.
Соломонова пшеница -
Косы, реки быстрые.
Что же мнится? что же снится
Дочке бургомистровой?
Запахи, шепоты…
Все – и еще что-то!
Juri – судья, Ruhrei – яичница-болтунья, национальное блюдо; Ruhr uns nicht an – не дотрагивайтесь до нас (нем.).
Мой сын Георгий (Мур), родившийся в полный разгар мечты о Крысолове и первой главы его – 1-го февраля 1925 г., в воскресенье, ровно в полдень, в безумную (последнюю!) вьюгу, в избе, в деревне Вшеноры, близ Праги. МЦ.
Марина Цветаева
КРЫСОЛОВ
Лирическая caтиpa
ГОРОД ГАММЕЛЬН
(Глава первая)
Стар и давен город Гаммельн,
Словом скромен, делом строг,
Верен в малом, верен в главном:
Гаммельн - славный городок!
В ночь, как быть должно комете,
Спал без прóсыпу и сплошь.
Прочно строен, чисто мéтен,
До умильности похож
Не подойду и на выстрел! -
На своего бургомистра.
В городе Гаммельне дешево шить:
Только один покрой в нем.
В городе Гаммельне дешево жить
И помирать спокойно.
Гривенник - туша, пятак - кувшин
Сливок, полушка - твóрог.
В городе Гаммельне, знай, один
Только товар и дорог:
(Спросим дедов:
Дорог: редок.)
Ни распоясавшихся невест,
Ни должников, - и кроме
Пива - ни жажды в сердцах. На вес
Золота или крови -
Грех. Полстолетия (пятьдесят
Лет) на одной постели
Вместе истлели». Тюфяк, трава, -
Разница какова?
(Бог упаси меня даже пять
Лет на одной перине
Спать! Лучше моську наймусь купать!)
Души Господь их принял.
И озаренье: А вдруг у них
Не было таковых?
Руки - чтоб гривну взымать с гроша,
Ноги - должок не додан.
Но, вразумите, к чему - душа?
Не глубоко ль негодный
Как жардиньерка - гамак - кларнет -
В нашем быту - предмет?
В городе Гаммельне - отпиши -
Ни одного кларнета.
В городе Гаммельне - ни души.
Но уж телá за это!
Плотные, прочные. Бык, коль дюж,
Дюжины стоит душ.
А приосанятся - георгин,
Ниц! преклонись, Георгий!
Города Гаммельна гражданин, -
Это выходит гордо.
Не забывай, школяры: «Узреть
Гаммельн - и умереть!»
Juri, и Rührei, и Rühr uns nicht
Аn (в словаре: не тронь нас!) -
Смесь. А глаза почему у них
В землю? Во-первых - скромность,
И… бережливость: воззрился - ан
Пуговица к штанам!
Здесь остановка читатель. - Лжешь,
В сем Эльдорадо когда ж и кто ж
Пуговицы теряет?
Нищие. Те, что от грязи сгнив,
В спальни заносят тиф, -
Пришлые. Скоропечатня бед,
Счастья бесплатный номер.
В Гаммельне собственных нищих нет.
Был, было, раз - да помер.
Тощее ж тело вдали от тел
Сытых зарыть велел
Пастор, - и правильно: не простак
Пастор, - не воем «осанна!»
Сытые тощему не простят
Ни лоскута, ни штанной
Пуговицы, чтобы знал-де всяк:
Пуговка - не пустяк!
(Маленькая диверсия в сторону пуговицы:)
Пуговицею весь склад и быт
Держатся. Трезв - застегнут.
Пуговица! Праадамов стыд!
Мод и свобод исподних -
Смерть. Обывателю ты - что чуб
Бульбе, и Будде - пуп.
С пуговицею - все право в прах,
В грязь. Не теряй, беспутный,
Пуговицы! Праадамов крах
Только тобой искуплен,
Фиговая! Ибо что же лист
Фиговый («Mensch wo bist?») -
Как не прообраз ее? («Bin nackt,
Haг, - потому робею») -
Как не зачаток, не первый шаг…
Пуговица - в идее!
Пуговицы же (внемли, живот
Голый!) - идея - вот:
Для отличения Шатуна-
Чад - от овец Господних:
Божье застегнуто чадо нá
Всé, - а козел расстегнут -
Весь! Коли с ангелами в родстве,
Муж, - застегнись на всé!
Не привиденьями ли в ночи
Целый Бедлам вакантный! -
Нищие, гении, рифмачи,
Шуманы, музыканты,
Каторжники…
Коли взять на вес:
Без головы, чем без
Пуговицы! - Санкюлот! Босяк!
От Пугача - к Сэн-Жюсту?!
Если уж пуговица - пустяк,
Что ж, господа, не пусто?
Для государства она - что грунт
Древу и чреву - фунт
Стерлингов. А оборвется - голь!
Бунт! Погреба разносят!
Возвеселися же, матерь, коль
Пуговицею - носик:
Знак добронравия. (Мой же росс
Муза! От истин куцых!
От революции не спасет -
Пуговица. Да рвутся ж -
Всé! Коли с демонами в родстве -
Бард, - расстегнись на всé!
(Здесь кончается ода пуговице и возобновляется повествование.)
Город грядок -
Гаммельн, нравов -
добрых, складов
полных, - Рай-
Божья радость -
Гаммельн, здравых -
город, правых -
Рай-город, пай-город, всяк-свой-пай-берет, -
Зай-город, загодя-закупай-город.
Без загадок -
город, - гладок:
Благость. Навык -
город. - Рай-
Божья заводь -
Гаммельн, гадок -
Бесу, сладок -
Рай-город, пай-город, Шмидтов-Майеров
Царь-город, старшему-уступай-город.
Без пожаров -
город, благость-
город, Авель-
город. - Рай-
Кто не хладен
и не жарок,
прямо в Гаммельн
жáй-город, рай-город, горностай-город.
Бай-город, вовремя-засыпай-город.
Первый обход!
Первый обход!
С миром сношенья прерваны!
Спущен ли пес? Впущен ли кот?
Предупрежденье первое.
Су - дари, выпрягайте слуг!
Тру - бочку вытрясай, досуг!
Труд, покидай верстак:
«Morgen ist auch ein Tag».
Без десяти!
Без десяти!
Уши законопатить
Ватой! Учебники отнести
В парту! Будильник - нá пять.
Ла - вочник, оставляй мелóк,
Бюр - герша, оставляй чулок
И оправляй тюфяк:
«Morgen ist auch ein Tag».
Десять часов!
Десять часов!
Больше ни междометья!
Вложен ли ключ? Вдéт ли засов?
Предупрежденье третье.
Би - блию закрывай, отец!
Бюр - герша, надевай чепец,
Муж, надевай колпак, -
«Morgen ist auch ein…»
Гаммельнцы…
(Глава вторая)
В других городах,
В моих (через - крáй-город)
Мужья видят дев
Морских, жены - Байронов,
Младенцы - чертей,
Служанки - наездников…
А ну-ка, Морфей,
Чтó - гаммельнцам грезится
Безгрешным, - а ну?
Востры - да не дюже!
Муж видит жену,
Жена видит мужа,
Младенец - cocoк,
Краса толстощекая -
Отцовский носок,
Который заштопала.
Повар - пробует,
Обер - требует.
Всё как следует,
Всё как следует.
Вдоль спицы петля -
Тáк всё у них плавно!
Павл видит Петра,
А Петр видит Павла,
Конечно - внучат
Дед (точку - прозаик),
Служанка - очаг
И добрых хозяев.
Каспар - заповедь,
Пастор - проповедь.
Не без проку ведь
Спать, - не плохо ведь?
Пуды колбасы
Колбасник (со шпэком),
Суд видит весы,
Весы же - аптекарь,
Наставнику - трость,
Плод дел его швейных -
Швецу. Псу же - кость?
Ошиблись: ошейник!
Стряпка - щипаное,
Прачка - плисовое.
Как по-писаному!
Как по-писаному!
А сам бургомистр?
Что въяве - то в дрёме.
Раз он бургомистр,
Так что ж ему кроме
Как бюргеров зреть,
Вассалов своих?
А сам бургомистр -
Своих крепостных.
Дело слаженное,
Платье сложенное, -
По-положенному!
По-положенному!
(Лишь тон мой игрив:
Есть доброе - в старом!)
А впрочем, чтоб рифм
Не стаптывать даром -
Пройдем, пока спит,
В чертог его (строек
Царь!) прочно стоит
И нашего стóит
Внимания…
* * *Замка не взломав,
Ковра не закапав -
В богатых домах,
Что первое? запах.
Предельный, как вкус,
Нещадный, как тора,
Бесстыдный, как флюс
На роже актера.
Вся плоть вещества, -
(Счета в переплете
