Кто такой д и писарев. Дмитрий иванович писарев биография

Писарев Дмитрий Иванович

Писарев Дмитрий Иванович (1840 – 1868), критик, публицист. Родился 2 октября (14 н. с.) в селе Знаменское Орловской губернии в небогатой дворянской семье. Детские годы прошли в родительском доме; его первоначальным образованием и воспитанием занималась мать. Дмитриевна. В четыре года свободно читал по-русски и по-французски, затем овладел немецким.

В 1952 – 56 учился в Петербургской гимназии, по окончании которой поступил на историко-филологический факультет Петербургского университета.

Начиная с 1859 Писарев регулярно выступает с рецензиями и статьями в журнале “Рассвет” (“Обломов”. Роман Гончарова”; “Дворянское гнездо”. Роман И. Тургенева”; “Три смерти”. Рассказ графа Л. Толстого”). Неудовлетворенный университетской программой, целенаправленно занимается самообразованием.

В 1860 в результате переутомления и личных переживаний на почве многолетней безответной любви к своей кузине Р. Кореневой Писарев душевно заболевает и четыре месяца проводит в психиатрической лечебнице. После выздоровления продолжает университетский курс и успешно заканчивает университет в 1861.

Активно сотрудничает с журналом “Русское слово” (до его закрытия в 1866), становится его ведущим критиком и практически соредактором. Его статьи привлекают внимание читателей остротой мысли, искренностью тона, полемическим духом.

В 1862 публикует статью “ ”, которая обострила споры вокруг так называемого “нигилизма” и “нигилистов”. Критик открыто симпатизирует Базарову, его сильному, честному и суровому характеру. Он считал, что понял этот новый для России человеческий тип “так верно, как не поймет ни один из наших молодых реалистов”.

В этом же году, возмущенный репрессиями против “нигилистов” и закрытием ряда демократических просветительских учреждений, Писарев пишет памфлет (по поводу брошюры Шедо-Ферроти, написанной по заказу правительства и обращенной против Герцена), содержащий призыв к свержению правительства и физической ликвидации царствующего дома.

2 июля 1862 был арестован и заключен в одиночную камеру Петропавловской крепости, где провел четыре года.

После года, проведенного в заключении, получил разрешение писать и печататься.

Годы заточения – расцвет деятельности Писарева и его влияния на русскую демократию. На это время приходится почти сорок его публикаций в “Русском слове” (статья “Мотивы русской драмы”, 1864; “Реалисты”; “ и ”, 1865; “Мыслящий пролетариат о романе Чернышевского “Что делать?” и др.).

Досрочно освобожденный 18 ноября 1866 по амнистии Писарев сначала работает со своим прежним соредактором, издававшим теперь журнал “Дело”, но в 1868 принимает приглашение Н. Некрасова сотрудничать в “Отечественных записках”, где публикует ряд статей и рецензий.

Творческий путь Писарева на 28 году жизни внезапно оборвался: во время отдыха под Ригой он утонул, купаясь в Балтийском море. Похоронен на Волковом кладбище в Петербурге.

ПИСАРЕВ Дмитрий Иванович родился в дворянской семье среднего до­статка - лите­ратурный критик и публицист.

Отец был отставным штабс-капитаном.

Мать, образованная и куль­турная женщина, целиком посвятила се­бя воспитанию сына, который с ранних лет поражал удивительной одаренностью.

В четыре года Дмитрий Иванович читал по-русски и по-французски, вскоре усвоил и немецкий язык.

Семилетним ребенком увлекся со­чинением романов. С детства отличался недюжинной начитанностью. О пытли­вости ума и духовных запросах, о слож­ности психологических переживаний под­ростка свидетельствуют дневники, кото­рые он вел.

Одиннадцати лет Писарев был отдан в одну из лучших столичных гимназий.

С 1856-1861 учится на историко-филологический факультете Петербургского университета. Университет дал ему глубокую подготовку в избранной им области знаний (Писарев одно время мечтал о научной карьере), однако, судя по напи­санной в 1863 статье «Наша университет­ская наука», он вскоре разочаровывается в своих учителях. Отрыв академической науки от потребностей реальной жизни, приверженность профессоров окостенелым догмам, уход в дебри абстрактной пре­мудрости - все это не могло удовлетво­рить Писарева, как и лучшую часть русского студенчества, испытавшего воздействие де­мократического движения в стране.

С 1859-1868 - занимался Дмитрий Иванович литературной деятельностью. Почти половину этого времени критик провел в заточении - одиночной камере «русской Бастилии», в Петропавловской крепости. Процесс его идейного формиро­вания отличался интенсивностью, был не­легким и сложным. Благонамеренный юно­ша, воспитанный в духе уважения к авто­ритетам, Писарев опубликовал в 1860 в студенческом сборнике работу о немецком фило­софе-идеалисте В. Гумбольдте. Выпускник университета, избравший темой диссерта­ции мистическое учение Аполлония Тианского, идеолога рабовладельческого об­щества в Римской империи эпохи ее раз­ложения, Писарев вскоре пережил серьезный духовный кризис. Об истоках этого кризиса, приведшего молодого критика к ре­шительному отказу от привитых ему сре­дой и воспитанием представлений о смысле и перспективах общественного бытия, мож­но отчасти уже судить по характеру и направлению первых его печатных лите­ратурно-критических выступлений.

С начала 1859, находясь еще на университетской скамье, Дмитрий Иванович стал регулярно сотрудничать с журналом «Рассвет», направление которого он сам впоследствии определил как «слад­кое, но приличное». Это было типичное для того времени, одно из многочисленных недолговечных педагогических изданий - «журнал наук, искусств и литературы для взрослых девиц». Однако в своих рецензиях и статьях, кратких обзорах и библио­графических аннотациях на страницах этого издания, рассчитанных на опреде­ленного читателя и ограниченных конкрет­ной целевой установкой, Писарев сумел выска­заться по ряду важных вопросов, эстетических, историко-литературных, педагоги­ческих. Отличное знание современной ли­тературы и умение подчинить анализ ху­дожественных произведений задачам идей­но-эстетического воспитания молодежи критик обнаруживает в статьях, посвящен­ных «Обломову», «Дворянскому гнезду», рассказу Л. Толстого «Три смерти».

О по­следовательном демократизме, материали­стических убеждениях юного Писарева говорить еще рано, однако разбор этих произведе­ний свидетельствовал о симпатиях кри­тика к литературе реалистической, про­никнутой народностью, утверждающей прогрессивные идеалы. Дмитрий Иванович дает тонкие характеристики художественной манеры Гончарова , Тургенева , Толстого, убедительно вскрывает своеобразие таланта каждого из трех больших мастеров. Он чут­ко улавливает связь типических образов с объективной русской действительностью. И хотя его позиции еще недостает поли­тической определенности, а самое пони­мание действительности подчас отличает­ся расплывчатостью, можно отметить, что он испытывал несомненное воздействие идей Белинского - это сказалось, прежде всего, в пристальном внимании к тради­циям гоголевского направления.

Работа в «Рассвете» сыграла положительную роль в выборе Писаревым своего жизненного пути, в определении интересов. «Один год жур­нальной работы, - писал он по этому поводу, - принес больше пользы моему умственному развитию, чем два года уси­ленных занятий в университете и в биб­лиотеке». Напряженные поиски руководя­щей идеи, тоска по целостному миросозер­цанию, острое неприятие рутинного мыш­ления, оправдывающего мерзости окружаю­щего мира, сознание необходимости само­определения в предгрозовой атмосфере начала 60-х гг. по одну из сторон не­зримых баррикад - все это, вместе взятое, обусловило напряженность духовного кризиса.

Весной 1861 наступает самый яркий и плодотворный этап в деятельности Писарева Д.И. Он становится ведущим сотрудником журнала «Русское слово». Благодаря Писареву это изда­ние выходит на передний край борьбы против сил реакции. При наличии оттен­ков во взглядах, отличавших «Русское слово» от «Современника» и подчас служивших поводом для полемики внутри революционно-демократического лагеря, главным образом по вопросам тактики, журнал, которому Писарев отдал пять лет жизни, занял в истории русской общественной мысли место на левом фланге. Не случайно крамольное «Русское слово» подвергалось цензурным гонениям.

В июне 1862 «Русское слово» вместе с «Современником» было приоста­новлено.

А в 1866, после покушения Д. Ка­ракозова на царя, вовсе закрыто по распо­ряжению правительства. Общественно - политическая репутация журнала, его направление и позиция, прежде всего, свя­заны «Русское слово» с именем Писарева, ставшего «властителем дум» молодых шестидесятников.

В июне 1862 Дмитрий Иванович был арестован и в те­чение почти четырех с половиной лет содержался в Петропавловской крепости. Непосредственной причиной ареста яви­лась его статья-прокламация против бро­шюры заграничного агента царского пра­вительства барона Фиркса. Продажный писака, действовавший под псевдонимом Шедо-Ферроти, пытался опорочить Герцена . Брошюра Шедо-Ферроти, инспирирован­ная реакционными кругами, содержала мерзкие инсинуации по отношению изда­теля «Колокола». Писарев не только защищал от мракобесов имя революционера. Его статья-прокламация содержала прямой призыв к немедленному низвержению самодержавия.

В эпоху революционного подъема 60-х гг. Писарев предсказывал: «Дина­стия Романовых и петербургская бюрокра­тия должны погибнуть... То, что мертво и гнило, должно само собою свалиться в могилу; нам останется только дать им последний толчок и забросать грязью их смердящие трупы». В крепости он содер­жался как опасный политический преступ­ник.

Только в июне 1863 ему было разре­шено заниматься литературным трудом.

Находясь в заточении, критик написал 24 статьи, которые в 1864-65 появлялись почти в каждой очередной книжке «Рус­ского слова». В этих статьях с наиболь­шей полнотой ему удалось вы­разить свое идейно-политическое кредо, обосновать свое эстетическое учение. Вы­ступления Писарева- критика и публициста - отличались боевым, наступательным ду­хом, острой полемичностью.

Большую роль в формировании воззре­ний Писарева на русскую действительность и перспективы общественного развития, на понимание роли искусства и литературы в жизни народа оказал Н. Г. Чернышев­ский. Правда, Дмитрий Иванович не все усвоил и не все принял в программе Чернышевского, оспаривал он и отдельные положения, вы­двинутые в трудах Белинского, Герцена, Добролюбова. Однако в решении основных вопросов философии и социологии, равно как и в своей эстетической теории, критик «Русского слова» выступал в ка­честве их ученика и соратника.

Поворот Писарева в сторону демократизма, «к последовательному реализму и к стро­жайшей утилитарности», как он сам писал об этом в статье «Промахи незрелой мыс­ли», утверждение критика на материали­стических позициях и в этой связи возросший интерес к успехам естествознания произошли уже в первый период его со­трудничества в «Русском слове» (весна 1861 - лето 1862). Так, одна из первых крупных работ Писарева в «Русском слове», статья «Идеализм Платона» , отнюдь не носила отвлеченного академического ха­рактера. Ею критик активно вмешивался в умственную жизнь своей эпохи, наносил удар по догматическому мышлению, рутинным представлениям, «болезненным галлюцинациям» доктринеров-идеалистов, вскрывал реакционный смысл проповеди аскетизма, оправдывавшей подавление личности.

В полемической статье «Схола­стика XIX века» (1861) он встает на за­щиту Чернышевского, его материалисти­ческих философских воззрений, подвергав­шихся нападкам со стороны откровенных реакционеров и их либеральных союзни­ков. «Ни одна философия в мире не при­вьется к русскому уму так прочно и так легко, как современный, здоровый и свежий материализм», - утверждает Писарев. В отличие от мертвящих, отуманивающих умы идеалистических теорий, боящихся соприкосновения с реальной действитель­ностью, материалистический взгляд основывается на фактах и доказательствах. Материализм для него - боевое оружие, острием своим направленное против уста­ревших форм жизни, против апологетов прогнившего старого порядка. Верная в своих исходных положениях (утвержде­ние идеи развития, закономерности борь­бы нового со старым, признание первич­ности объективной реальности), философ­ская проповедь Писарева, как и весь домарксовый материализм, отличалась и явно слабыми, ошибочными сторонами. Дмитрий Иванович испы­тал определенное воздействие вульгарных материалистов (Фохт, Бюхнер, Молешотт), допускал упрощенные формулировки, ме­ханически толковал иные явления при­роды и общества, недооценивал фактор объективности познания. Но рассматри­ваемые в широкой исторической перспек­тиве, выступления Писарева сыграли весьма положительную роль в низвержении лож­ных авторитетов, всякого рода «призра­ков», идейной «рухляди», в расчистке плацдарма для развития в России есте­ственнонаучных знаний и трезвого взгля­да на живые потребности общественного бытия. Блестящий расцвет точных наук, наук о природе в России, давшей человечеству таких гигантов, как Сеченов, Бут­леров, Мечников, Пирогов, Тимирязев, Менделеев, берет свое начало в 60-х гг. и, по признанию самих естествоиспыта­телей, непосредственно связан с матери­алистической традицией, которая идет от Чернышевского, Герцена и Писарева. Ста­тьи последнего содействовали проникновению глубокого интереса к естествозна­нию в широкие круги общества.

Как литературный критик Дмитрий Иванович Писарев видел не­пременное условие развития литературы в укреплении ее связей с жизнью народа, с его коренными интересами. Статьи

«Стоя­чая вода» ,

«Писемский, Тургенев и Гонча­ров» ,

«Женские типы в романах и повестях Писемского, Тургенева и Гончарова» (1861) логикой анализа художественных образов направлены против господствовавших в России социальных отношений, против уродств «темного царства». В них подвергаются резкому осуждению люди, не спо­собные к действию, герои фразы, прекрас­нодушные мечтатели. В названных стать­ях содержится недвусмысленный призыв к делу, к изменению условий жизни. Од­нако, в отличие от Чернышевского и Доб­ролюбова, Писарев недооценивал значение рево­люционной ситуации, не признавал доста­точно реальными перспективы крестьян­ской революции в России. Поэтому его положительная программа выдвигала в ка­честве первоочередной задачу просвещения, воспитания нового поколения демократической интеллигенции, которое во всеоружии знания призвано нести в народ разумные идеи преобразования общества, сознание несправедливости и нетерпимо­сти существующего миропорядка.

Незрелость Дмитрия Ивановича как революционного де­мократа обнаруживается в эти годы и в его конкретных оценках идейно-образ­ного содержания ряда значительных ли­тературных произведений. Добролюбов («Когда же придет настоящий день?»), говоря о романе Тургенева «Накануне», предсказывал скорое рождение в России русских Инсаровых. Писарев же, наоборот, не соглашался признать реально суще­ствующими условия для изображения по­ложительного героя-деятеля. По его мне­нию, Тургенев «соорудил ходульную фигуру». Инсаров «не представляет в себе ни­чего целостно-человеческого и решитель­но ничего симпатичного». «Кто в России сходил с дороги чистого отрицания, тот падал», - пишет критик по поводу по­пытки Тургенева создать положительный образ. При этом Дмитрий Иванович ссылается на печаль­ный опыт Гоголя, который «тоже затоско­вал по положительным деятелям, да и свернул на «Переписку с друзьями». Не менее симптоматичными были расхожде­ния Писарева с Добролюбовым в понимании природы и общественно-политического зна­чения образов «лишних людей» в русской литературе. Вместе с тем надо отметить, что эволюция Писарева, укрепление его револю­ционно-демократических воззрений в ус­ловиях обострявшейся классовой борьбы проходили исключительно интенсивно. Не­задолго до ареста он переходит в прямую атаку против реакционно-охранительной журналистики: в статье «Московские мыс­лители» он разоблачает программу катковского «Русского вестника», в статье «Русский Дон-Кихот» он зло высмеивает учение славянофилов, которое реакция пыталась гальванизировать в противовес революционно-демократической идеоло­гии.

В 1862 появляется статья «Базаров» - одно из самых значительных литератур­но-критических выступлений Писарева, своего рода гимн человеку дела.

Критик призывает передовую русскую молодежь до конца отрешиться от благодушия и иллюзий по поводу реформист­ских акций правительства. Ссылаясь на героя «Отцов и детей», Писарев говорит о не­обходимости целеустремленно готовиться взять в свои собственные руки дело реши­тельного преобразования мира. «Из Ба­заровых, при известных обстоятельствах, вырабатываются великие исторические де­ятели; такие люди долго остаются моло­дыми, сильными и годными на всякую работу; они не вдаются в односторонность, не привязываются к теории, не прира­стают к специальным занятиям; они всег­да готовы променять одну сферу деятель­ности на другую, более широкую и более занимательную; они всегда готовы выйти из ученого кабинета и лаборатории...».

В конце 1864, в статье «Реалисты» Писарев развернет и углу­бит многие положения, содержащиеся в статье о Базарове. В условиях спада революционной волны и общего кри­зиса идей утопического социализма, ос­мысляя причины неудачи народно-освободительного движения, он выдвигает но­вую тактическую линию. Не видя еще революционного класса, способного прак­тически, одним ударом решить задачу, он предлагает настойчивой, кропотливой про­пагандой демократических идей, «химическим путем», неуклонно готовить обще­ственное сознание к коренным переменам. В первую очередь Дмитрий Иванович рассчитывает на демократическую, разночинную молодежь. «Мыслящему пролетариату», близкому к на­роду, предстоит, овладев действительными знаниями, найти реальные пути для син­теза знания и труда. Писаревская теория реализма дала повод для обвинения кри­тика в отказе от революционно-демократи­ческих идеалов. О его переходе с позиций радикальных на позиции реформизма пи­сали и некоторые современные исследо­ватели. На деле же у Дмитрия Ивановича речь шла о поис­ках новой тактики для достижения тех же конечных целей, поисках, продикто­ванных искренним демократизмом, непод­дельной заботой о благе народа. Неве­рие в реальность «механического пути», то есть революционного переворота, объяс­няется конкретными русскими условиями середины 60-х гг. Писарев и ранее ставил под сомнение готовность крестьянских масс к немедленному революционному дейст­вию. Однако в принципе он никогда не от­казывался от мысли о решающей в конеч­ном итоге роли масс в историческом процессе. Это подтверждается многими его работами, написанными до и после «Реалистов». В частности, определяющему значению трудящихся масс в истории, созидательному труду как основе челове­ческой цивилизации посвящены «Очерки из истории труда» (1863). Ими фактически и начинался новый этап в деятельности критика «Русского слова» после годич­ного вынужденного перерыва.

В 1863-65, кроме

«Нашей университет­ской науки» ,

«Очерков истории труда» ,

«Реалистов» и других сочинений, ставивших вопрос о необходимости коренного преобразования общественной жизни, содер­жащих глубокий анализ явлений современного естествознания (в том числе изло­жение учения Дарвина о происхождении видов - статья «Прогресс в мире живот­ных и растений» ), Писарев создал серию собственно литературно-критических работ. Большое внимание он уделяет теоретическим проблемам искусствознания. В пя­той книге «Русского слова» за 1865 по­явилась статья «Разрушение эстетики» - наиболее полное изложение взглядов Писарев на значение искусства в жизни общества. Эстетическая его теория столь же сложна и противоречива, как его теория реализма в целом. Полемически заостренная против реакционной проповеди «искусства для искусства», она дает материалистический ответ на основной вопрос об отношении искусства к действительности.

Важней­шими критериями оценки произведений искусства для Дмитрия Ивановича является глубина и пол­нота отражения жизни общества, служение интересам народа, пропаганда просвети­тельских идей, борьба с косностью и за­стоем. Однако, утверждая общественную полезность подлинно реалистического ис­кусства и примат действительности над художественным творчеством, Писарев вместе с тем допускал вульгаризацию диалектико-материалистических представлений о природе эстетического освоения действи­тельности. С позиций «последовательного, строжайшего утилитаризма» он склонен был рассматривать искусство лишь как одну из форм популяризации полезных истин. Игнорируя сложную специфику ис­кусства, объективные его закономерности, Писарев как теоретик готов был признать художественную деятельность недопустимой тратой общественной энергии. Однако нельзя упрощать позиции Писарева, «разрушителя эстетики». Одностороннее толкование осно­вополагающих положений Чернышевского, изложенных последним в «Эстетиче­ских отношениях искусства к действи­тельности», неизбежно приводило Писарева к отрицанию эстетики как науки, а также объективно самостоятельного значения прекрасного. Но в конкретных суждениях критика, при всей их противоречивости и подчас непоследовательности, преодо­левалась односторонняя крайность теоре­тических установок. В особенности это относится к оценкам художественных про­изведений. С большим мастерством Дмитрий Иванович определял объективное общественное зна­чение отдельных произведений и творчества писателей в целом. Он постоянно подчеркивал ответственность литературы перед своей эпохой. Противник поверхно­стной тенденциозности, он требовал от художника глубокого знания потребнос­тей жизни и органического восприятия, усвоения передовых идей времени. Луч­шие его литературно-критические статьи надолго останутся образцами умелого со­четания анализа идей и образов произве­дения, художественной специфики с широкой публицистической постановкой фи­лософских, социальных и политических проблем. В работах «Реалисты» ,

«Роман кисейной девушки» ,

«Подрастающая гу­манность» ,

в статье «Мыслящий пролета­риат» и других, на материале «Что делать?» Чернышевского, повестей Помяловского и Слепцова, всей демократической литературы 60-х гг. Писарев ставил вопрос о поло­жительном герое, о новом человеке, бор­це за лучшее будущее народа. В выступ­лениях, посвященных творчеству Тур­генева, Толстого, Достоевского, он не только определяет направление таланта каждого из великих писателей-реалистов, но и поднимается до широких обобщений относительно перспектив историко-лите­ратурного развития.

В ожесточенной борьбе против реакцион­ной и либеральной критики, в полемической запальчивости Писарев подчас становился на позиции антиисторизма. Так, например, случилось в статьях, объединенных под общим названием «Пушкин и Белинский» (1865). Здесь с наибольшей очевидностью проявились слабые стороны методологии Писарева-критика.

В споре о пушкинском и гого­левском направлениях в русской литера­туре он не удержался на высоте, достигну­той революционно-демократической кри­тикой. Белинский , Чернышевский , Доб­ролюбов не противопоставляли Гоголя Пушкину и не отдавали Пушкина эстет­ской критике как представителя якобы «чистой поэзии». Писарев же, опираясь на па­радоксальную систему доказательств, отка­зывался от конкретно-исторического рас­смотрения наследия великого поэта. Озабо­ченный тем, что реакционеры именем Пуш­кина, его авторитетом пытались прикрыть антинародную сущность своей эстетиче­ской теории, Писарев Д.И. сводил значение осново­положника новой русской литературы, русского критического реализма, к чисто формальным, стилистическим достижени­ям.

Ошибочные взгляды критик «Русского слова» высказывал и в дискуссии с «Современником». В статье «Цветы невинного юмора» (1864), посвященной произведе­ниям Щедрина, недооценивалось общест­венное значение и художественное совер­шенство творений великого сатирика.

В статье «Мотивы русской драмы» он вы­сказывает несогласие с основными выводами добролюбовской статьи о «Грозе» Ост­ровского и выдвигает малоубедительную концепцию главного характера драмы.

Но место Писарева в истории русской обществен­ной мысли, публицистики и литературной критики определяется не его ошибками, противоречиями и слабостями. В основ­ном и главном он оставался верным и пре­данным революционно-демократическим идеалам. Его воззрения на задачи лите­ратуры, взятые в их логическом развитии, восходят к Белинскому. Следует пом­нить, что деятельность критика оборвалась в самый расцвет его творческого роста.

После выхода Писарева Дмитрия Ивановича из крепости над ним был установлен негласный надзор. За­крытие «Современника» и «Русского сло­ва», усилившиеся репрессии - все это сказалось на его литературной активности. Однако то, что им написано в последние годы, свидетельствовало о новых серьезных поисках. Критик думал над значением революционных поворотов в истории че­ловечества, над ролью народных масс.

В 1867 он написал известную работу «Генрих Гейне» . К тому же времени относится статья «Борьба за жизнь» , напеча­танная в журнале «Дело».

В статье дан содер­жательный разбор романа Достоевского «Преступление и наказание». Разрыв с бывшим редактором «Русского слова» Благосветловым, который с 1867 возглавил «Дело», поставил Писарева в трудное положение. Он фактически лишился трибуны. Руку помощи ему протянули Некрасов и Сал­тыков-Щедрин .

С 1868 Дмитрий Иванович стано­вится постоянным сотрудником «Отече­ственных записок». Здесь были опубли­кованы последние работы Писарева, в частности статья «Старое барство» , начало широко задуманного анализа «Войны и мира».

Трагическая смерть Дмитрия Ивановича Писарева болью отозвалась в сердце демократической России.

Герцен писал в «Колоколе»: «Блестящая и пода­вавшая большие надежды звезда исче­зает, унося с собой едва развившиеся таланты, покидая едва начатое литературное поприще. - Писарев, язвительный критик, порой склонный к преувеличениям, всегда исполненный остроумия, благо­родства и энергии, утонул во время купа­ния. Несмотря на свою молодость, он много страдал...» (Собр. соч., т. XX, кн. 1, с. 377).

Старейший участник революционного движения Вера Засулич ста­вила Писарева в один ряд с Добролюбовым: «Нам дороги образы этих двух юношей, едва мелькнувших на пороге истории. Рано сошли со сцены и их великие предшественники, но они все-таки успели встать перед нами во весь рост; эти оба еще росли; их нельзя даже представить себе остановившимися на том понимании, какого они достигли перед смертью. В них все еще было im Werden» (Сб. ста­тей, т. II, П., 1907, с. 301).

Писарев Д. И. вошел в ис­торию русской общественной мысли и ли­тературы не только как неутомимый борец, сражавшийся против разноликих врагов общественного прогресса, но и как вдох­новенный строитель, как один из тех, кто закладывал фундамент нового мира. Его наследие сохраняет свое непреходящее значение, входит неотъемлемой состав­ной частью в нашу социалистическую, подлинно народную культуру.

Умер - , курорт Дуббульне (ныне Дубулты) под Ригой.

, Российская империя

Род деятельности: Годы творчества: Язык произведений:

Дми́трий Ива́нович Пи́сарев (2 октября , село Знаменское , Орловская губерния - 4 июля , Дуббельн , Лифляндская губерния ) - русский публицист и литературный критик , революционный демократ . По праву считается «третьим», после Чернышевского и Добролюбова , великим русским критиком-шестидесятником . Плеханов называл его «одним из самых выдающихся представителей шестидесятых годов » .

Биография

В 1859 году вёл библиографический отдел в журнале «Рассвет» под редакцией В. А. Кремпина . В 1861-1866 был ведущим критиком и идейным руководителем журнала «Русское слово» . За нелегальную статью-прокламацию «О брошюре Шедо-Ферроти», содержавшую призыв к свержению самодержавия («Низвержение благополучно царствующей династии Романовых и изменение политического и общественного строя составляет единственную цель и надежду всех честных граждан России» ), с июля 1862 по ноябрь 1866 отбывал заключение в Петропавловской крепости . С августа 1863 года ему было разрешено продолжить литературные занятия.

Отрицал значение творчества Пушкина : Пушкин, Лермонтов и Гоголь были для Писарева пройденной ступенью .

Перевёл на русский язык 11-ю песнь «Мессиады» Ф. Г. Клопштока , поэму Генриха Гейне «Атта Тролль».

О влиянии статей Писарева, самого их задорного тона, щедро рассыпанных в них афоризмов, убийственных сравнений свидетельствовали в своих письмах и мемуарах многие писатели, журналисты, учёные; известно, по свидетельству Н. К. Крупской, что В. И. Ленин очень любил Писарева и взял с собой в ссылку в Шушенское его портрет .

Летом 1868 года Писарев с троюродной сестрой Марией Вилинской , новым объектом своей страсти, и её сыном отправился к Рижскому заливу на морские купания и 4 (16) июля 1868 года утонул в Дуббельне (Дубулты). Похоронен на Литераторских мостках Волковского кладбища в Санкт-Петербурге .

Адреса

В Санкт-Петербурге

• - доходный дом - Невский проспект , 98;
• - лето 1868 года - дом И. Ф. Лопатина - Невский проспект , 68.

в Москве

• - Доходный дом Торлецкого - Захарьина (улица Кузнецкий Мост , 20/6/9).

Собрания сочинений Д. И. Писарева (основные издания)

• Писарев Д. И . Собрание сочинений в 6-ти т. - Изд. Ф. Павленкова, 1897.
• Писарев Д. И . Избранные сочинения в 2-х т. - М.: Гос. изд-во худож. литературы, 1934.
• Писарев Д. И . Сочинения в 4-х т. - Гос. изд-во худож. литературы, 1955.
• Писарев Д. И . Литературная критика. В 3-х т. - М.: Художественная литература, 1981.
• Писарев Д. И . Полное собрание сочинений и писем в 12 т. - М.: Наука, 2000-2013.

Напишите отзыв о статье "Писарев, Дмитрий Иванович"

Примечания

Литература

• Д. И. Писарев в воспоминаниях и свидетельствах современников. - М.: ИМЛИ РАН, 2015. - 448 с.
• Демидова Н. В. Писарев. - М., 1969. - 223 с.
• Кирпотин В. Я. Радикальный разночинец Д. И. Писарев. - М.: Прибой, 1929. - 252 с.
• Коротков Ю. Писарев. - М.: Молодая гвардия, 1976. - 368 с. (серия Жизнь замечательных людей)
• Цыбенко В. А. Мировоззрение Д. И. Писарева. - М.: Изд-во Московского университета. 1969. - 352 с.

Ссылки

	Дмитрий Писарев в Викицитатнике

• Писарев Д. И. . - М. ; Пг.: Государственное изд-во «Типография "Печатный двор"», 1923.
• . // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). - СПб. , 1890-1907.
• Володин А. // Писарев Д. И. Исторические эскизы. - М.: Правда, 1989. - С. 3-10.
• Сухов А. Д. // Философия и общество. - 2005. - Вып. 1(38).

Отрывок, характеризующий Писарев, Дмитрий Иванович

– Oui, mon cher ami, voila les caprices de la fortune, – начал он. – Qui m"aurait dit que je serai soldat et capitaine de dragons au service de Bonaparte, comme nous l"appellions jadis. Et cependant me voila a Moscou avec lui. Il faut vous dire, mon cher, – продолжал он грустным я мерным голосом человека, который сбирается рассказывать длинную историю, – que notre nom est l"un des plus anciens de la France. [Да, мой друг, вот колесо фортуны. Кто сказал бы мне, что я буду солдатом и капитаном драгунов на службе у Бонапарта, как мы его, бывало, называли. Однако же вот я в Москве с ним. Надо вам сказать, мой милый… что имя наше одно из самых древних во Франции.]
И с легкой и наивной откровенностью француза капитан рассказал Пьеру историю своих предков, свое детство, отрочество и возмужалость, все свои родственныеимущественные, семейные отношения. «Ma pauvre mere [„Моя бедная мать“.] играла, разумеется, важную роль в этом рассказе.
– Mais tout ca ce n"est que la mise en scene de la vie, le fond c"est l"amour? L"amour! N"est ce pas, monsieur; Pierre? – сказал он, оживляясь. – Encore un verre. [Но все это есть только вступление в жизнь, сущность же ее – это любовь. Любовь! Не правда ли, мосье Пьер? Еще стаканчик.]
Пьер опять выпил и налил себе третий.
– Oh! les femmes, les femmes! [О! женщины, женщины!] – и капитан, замаслившимися глазами глядя на Пьера, начал говорить о любви и о своих любовных похождениях. Их было очень много, чему легко было поверить, глядя на самодовольное, красивое лицо офицера и на восторженное оживление, с которым он говорил о женщинах. Несмотря на то, что все любовные истории Рамбаля имели тот характер пакостности, в котором французы видят исключительную прелесть и поэзию любви, капитан рассказывал свои истории с таким искренним убеждением, что он один испытал и познал все прелести любви, и так заманчиво описывал женщин, что Пьер с любопытством слушал его.
Очевидно было, что l"amour, которую так любил француз, была ни та низшего и простого рода любовь, которую Пьер испытывал когда то к своей жене, ни та раздуваемая им самим романтическая любовь, которую он испытывал к Наташе (оба рода этой любви Рамбаль одинаково презирал – одна была l"amour des charretiers, другая l"amour des nigauds) [любовь извозчиков, другая – любовь дурней.]; l"amour, которой поклонялся француз, заключалась преимущественно в неестественности отношений к женщине и в комбинация уродливостей, которые придавали главную прелесть чувству.
Так капитан рассказал трогательную историю своей любви к одной обворожительной тридцатипятилетней маркизе и в одно и то же время к прелестному невинному, семнадцатилетнему ребенку, дочери обворожительной маркизы. Борьба великодушия между матерью и дочерью, окончившаяся тем, что мать, жертвуя собой, предложила свою дочь в жены своему любовнику, еще и теперь, хотя уж давно прошедшее воспоминание, волновала капитана. Потом он рассказал один эпизод, в котором муж играл роль любовника, а он (любовник) роль мужа, и несколько комических эпизодов из souvenirs d"Allemagne, где asile значит Unterkunft, где les maris mangent de la choux croute и где les jeunes filles sont trop blondes. [воспоминаний о Германии, где мужья едят капустный суп и где молодые девушки слишком белокуры.]
Наконец последний эпизод в Польше, еще свежий в памяти капитана, который он рассказывал с быстрыми жестами и разгоревшимся лицом, состоял в том, что он спас жизнь одному поляку (вообще в рассказах капитана эпизод спасения жизни встречался беспрестанно) и поляк этот вверил ему свою обворожительную жену (Parisienne de c?ur [парижанку сердцем]), в то время как сам поступил во французскую службу. Капитан был счастлив, обворожительная полька хотела бежать с ним; но, движимый великодушием, капитан возвратил мужу жену, при этом сказав ему: «Je vous ai sauve la vie et je sauve votre honneur!» [Я спас вашу жизнь и спасаю вашу честь!] Повторив эти слова, капитан протер глаза и встряхнулся, как бы отгоняя от себя охватившую его слабость при этом трогательном воспоминании.
Слушая рассказы капитана, как это часто бывает в позднюю вечернюю пору и под влиянием вина, Пьер следил за всем тем, что говорил капитан, понимал все и вместе с тем следил за рядом личных воспоминаний, вдруг почему то представших его воображению. Когда он слушал эти рассказы любви, его собственная любовь к Наташе неожиданно вдруг вспомнилась ему, и, перебирая в своем воображении картины этой любви, он мысленно сравнивал их с рассказами Рамбаля. Следя за рассказом о борьбе долга с любовью, Пьер видел пред собою все малейшие подробности своей последней встречи с предметом своей любви у Сухаревой башни. Тогда эта встреча не произвела на него влияния; он даже ни разу не вспомнил о ней. Но теперь ему казалось, что встреча эта имела что то очень значительное и поэтическое.
«Петр Кирилыч, идите сюда, я узнала», – слышал он теперь сказанные сю слова, видел пред собой ее глаза, улыбку, дорожный чепчик, выбившуюся прядь волос… и что то трогательное, умиляющее представлялось ему во всем этом.
Окончив свой рассказ об обворожительной польке, капитан обратился к Пьеру с вопросом, испытывал ли он подобное чувство самопожертвования для любви и зависти к законному мужу.
Вызванный этим вопросом, Пьер поднял голову и почувствовал необходимость высказать занимавшие его мысли; он стал объяснять, как он несколько иначе понимает любовь к женщине. Он сказал, что он во всю свою жизнь любил и любит только одну женщину и что эта женщина никогда не может принадлежать ему.
– Tiens! [Вишь ты!] – сказал капитан.
Потом Пьер объяснил, что он любил эту женщину с самых юных лет; но не смел думать о ней, потому что она была слишком молода, а он был незаконный сын без имени. Потом же, когда он получил имя и богатство, он не смел думать о ней, потому что слишком любил ее, слишком высоко ставил ее над всем миром и потому, тем более, над самим собою. Дойдя до этого места своего рассказа, Пьер обратился к капитану с вопросом: понимает ли он это?
Капитан сделал жест, выражающий то, что ежели бы он не понимал, то он все таки просит продолжать.
– L"amour platonique, les nuages… [Платоническая любовь, облака…] – пробормотал он. Выпитое ли вино, или потребность откровенности, или мысль, что этот человек не знает и не узнает никого из действующих лиц его истории, или все вместе развязало язык Пьеру. И он шамкающим ртом и маслеными глазами, глядя куда то вдаль, рассказал всю свою историю: и свою женитьбу, и историю любви Наташи к его лучшему другу, и ее измену, и все свои несложные отношения к ней. Вызываемый вопросами Рамбаля, он рассказал и то, что скрывал сначала, – свое положение в свете и даже открыл ему свое имя.
Более всего из рассказа Пьера поразило капитана то, что Пьер был очень богат, что он имел два дворца в Москве и что он бросил все и не уехал из Москвы, а остался в городе, скрывая свое имя и звание.
Уже поздно ночью они вместе вышли на улицу. Ночь была теплая и светлая. Налево от дома светлело зарево первого начавшегося в Москве, на Петровке, пожара. Направо стоял высоко молодой серп месяца, и в противоположной от месяца стороне висела та светлая комета, которая связывалась в душе Пьера с его любовью. У ворот стояли Герасим, кухарка и два француза. Слышны были их смех и разговор на непонятном друг для друга языке. Они смотрели на зарево, видневшееся в городе.

Д.И. Писарев

Дмитрий Иванович Писарев (1840 - 1868) считал себя прямым продолжателем «реальной» критики Н.Г. Чернышевского и Н.А. Добролюбова. И для этого у него были не только субъективные основания. После смерти в 1861 году Добролюбова и ареста год спустя Чернышевского Писарев, сам арестованный 2 июля 1862 года и заключенный в Петропавловскую крепость, но добившийся права публично выступать с литературно-критическими и публицистическими статьями, как бы принимает эстафету демократической критики. Вместе с тем правильно понять своеобразие литературно-критической позиции Писарева можно лишь с учетом ее значительных отличий не только от критики «эстетической», «органической» (Аполлон Григорьев) или «почвеннической» (Н. Страхов), но и позиций Белинского, Чернышевского и Добролюбова.

Это отличие проявилось в равнодушии Писарева к такой теоретической предпосылке критики его предшественников, как диалектика. Писарев отбрасывает ее вместе с немецкими «умозрительными системами» от Шеллинга до Фейербаха. «Наше время,-- заявляет он в статье «Схоластика XIX века»(1861),-- решительно не благоприятствует развитию теории <..> Ум наш требует фактов, доказательств... <...> На этом основании мне кажется, что ни одна философия в мире не привьется к русскому уму так прочно и так легко, как современный, здоровый и свежий материализм. Диалектика, фразерство, споры на / словах и из-за слав совершенно чужды этому простому учению».

Немецкой классической философии Писарев противопоставляет методологию и выводы новейшего естествознаний и современной исторической науки, «опирающейся на тщательную критику источников». Собственную практическую программу действий Писарев вырабатывает в значительной степени на основании положений противника «метафизики», основателя позитивизма О. Конта (ему посвящена статья 1865 года «Исторические идеи Огюста Конта»), а также естественно-научного материализма К. Фохта, Л. Бюхнера и Я. Молешотта. Вульгарно-материалистическое представление о единстве физиологии и психологии, разделяемое Писаревым, приведет его, в частности, к выводу о бесполезности эстетики, о том, что она должна раствориться в физиологии.

Наряду с «дешевым материализмом» (Ф. Энгельс) Фохта - Молешотта составной частью мировоззренческой позиции Писарева стал и антропологизм., в целом послуживший у Писарева (как и у Белинского, Чернышевского, Добролюбова) освободительным идеям и вере критика в конечную победу человеческой природы, проникнутой борьбой за самосохранение и чувством «общечеловеческой солидарности», над гнетущим и искажающим ее обществом.

Своеобразна и социально-политическая предпосылка писаревской критики. Писарев - революционный демократ в том смысле, что он отнюдь не исключает возможность я законность революционного преобразования русского общества в интересах всех «голодных и раздетых». Ему вполне ясен и факт эксплуатации народа господствующими сословиями; это отчетливо дано понять в памфлете «Пчелы» (1862), статьях «Очерки из истории труда» (1863), «Генрих Гейне» (1867), «Французский крестьянин в 1789 году» (1868) и др. Но Писарев иначе, чем крестьянские революционеры Чернышевский и Добролюбов, растет вопрос о движущих силах общественного прогресса и оголив нем в настоящий момент народных масс. «Русский крестьянин...-- пишет он, например, в статье «Схоластика XIX века»,-- еще не в состоянии возвыситься до понятия собственной личности, возвыситься до разумного эгоизма и до уважения к своему «я»...». Решающую роль в русском общественном движении Писарев отводит не массам, но мыслящим, личностям,-- демократической интеллигенции, всем, кого критик, начиная со статья «Базаров» (1862), назовет «реалистами».

Центральная в критике Писарева теория «реализма» («реалистов») как особого мировоззренческого и поведенческого комплекса заключала в себе, наконец, и ответ на вопрос об отношении литературы к обществу и социальной функции искусства. Программа «реализма» - подлинное средоточие писаревской критики в ее сильных и слабые сторонах. Но прежде чем приступить к ее рассмотрению, скажем коротко о начальном периоде; деятельности Писарева, продолжавшемся с 1859 по 1860 год,

Дебютировав в журнале «для взрослых девиц», «Рассвет», Писарев поместил здесь разборы гончаровского «Обломова», «Дворянского гнезда» Тургенева и рассказа Л. Толстого «Три смерти». «В эти ранние дни моей... ранней юности,-- вспоминал он позднее,-- я был помешан, с одной стороны, на красотах науки, о которой не имел никакого понятия, а с другой, на красотах поэзии, которой представителем я считал, между прочим, г. Фета».

В ту пору еще студент Петербургского университета Писарев разделяет подходы и критерии «эстетической» критики. «Истинный художник,-- декларирует он, например, в статье об «Обломове»,-- стоит выше житейских вопросов, но не уклоняется от их разрешения, встречаясь с ними на пути своего творчества. Такой поэт смотрит глубоко на жизнь и в каждом ее явлении видит общечеловеческую сторону, которая затронет за живое всякое сердце и будет понятна всякому времени». В таланте Гончарова критику дороги «полная объективность, спокойное, бесстрастное творчество, отсутствие узких временных целей, профанирующих искусство».

Нотки будущего Писарева пробиваются, пожалуй, лишь в статье о «Дворянском гнезде» - в упреках Лизе Калитиной за пассивность, отсутствие собственного взгляда на жизнь, в идее «умственной самостоятельности» женщины.

Принципы «Эстетической» критики владели Писаревым, однако недолго. «В 1860 году,- писал он,- в моем развитии произошел довольно крутой поворот. Гейне сделался моим любимым поэтом, а в сочинениях Гейне стали нравиться самые резкие ноты его смеха. От Гейне понятен переход к Молешотту и вообще к естествознанию, а далее идет уже прямая дорога к последовательному реализму и к строжайшей утилитарности» («Промахи незрелой мысли», 1864}.

Приглашенный в 1861 году в журнал «Русское слово» (редактировался Г.Е. Благосветловым), Писарев в том же году публикуете нем ряд статей («Идеализм Платона», «Схоластика XIX века», «Стоячая вода», «Писемский, Тургенев и Гончаров», «Женские типы в романах и повестях Писемского, Тургенева и Гончарова»), объединяемых двумя. взаимосвязанным и задачами. Это, во-первых, пропаганда «эмансипации человеческой личности» от семейных, сословно-кастовых, нравственно-идеологических оков, предрассудков господствующего общества, мешающих «чeлoвeку свободно дышать и развиваться». «...Что можно разбить,-- излагает критик ультиматум своего «лагеря»,- то и нужно разбивать; что выдержит удар, то годится, что разлетится вдребезги, то хлам». И, во-вторых, призыв к литературе максимально сблизиться с действительностью и практически послужить освобождению личности, анализируя в этом свете «вопросы частной нравственности и житейских отношений».

Реализацией последней задачи становится статья о повестях Писемского «Стоячая вода». В произведениях писателя критик отмечает моменты», изобличающие «грубость семейных отношений, неестественность нравственных воззрений, подавление личной самостоятельности гнетом общественного мнения...» «Мое дело,- объясняет Писарев свой нынешний подход к литературе,- обратить внимание читателя на те факты, которые всего более дают материалов для размышления».

Объемом подобного «материала» в произведениях того или иного художника оценивает теперь Писарев и его существенное значение. Отсюда полярно противоположное по сравнению с первой статьей об «Обломове» мнение критика о Гончарове и выдвижение на первое место даже не Тургенева, но Писемского - за густоту и яркость социальной бытописи и почтя «этнографический интерес» его романов, а также и критическое отношение к герою-фразеру.

Законченность, литературно-критическая позиция Писарева обретает в 1862 - 1864 годах, когда критик, по его словам, отстаивает то «совершенно самостоятельное направление мысли», которое находится в «самой неразрывной связи с действительными потребностями нашего общества» « Реалисты», 1864). Это и есть знаменитый писаревский «реализм».

Наступление с 1862 года общественной реакции в России не изменило революционной позиции Писарева. «Династия Романовых и петербургские бюрократы,- писал он в прокламации против царского агента барона Ф. Фиркса (псевдоним - Шедо-Ферроти),- должны погибнуть...» Вместе с тем народная революция представляется Писареву теперь еще менее возможной ввиду темноты и пассивности масс. Для достижения политической свободы и демократии нужны, считает он, иные - не ««механические», но «химические» средства. И соответствующие им деятели, нарождение которых в самой жизни для Писарева знаменовал тургеневский Базаров. Он-то и стал в глазах критика первым воплощением «реалиста». Мировоззренческий и поведенческий кодекс таких людей Писарев формулирует в статье 1864 года «Реалисты».

В основе теории реализма два принципа: 1 - прямой пользы и 2 - экономии умственных сил. Писарев рассуждает так: масса народа пребывает в порочней круге невежества и бедности и сама не в состоянии его разорвать. Помочь народу в этом могут только люди, обладающие знаниями и несущие их в массы,- мыслящая часть общества. Но она крайне малочисленна, и чтобы ее усилия по просвещению народа не пропадали даром, нужна строжайшая «экономия умственных сил», то есть их подчинение только тому, что действительно приносит пользу.

Самое полезное для общества сейчас, считает Писарев, это пропаганда естественно-научных материалистических знаний, так как только они научат людей правильно понимать потребности своей природы и, следовательно, действовать так, чтобы их личная польза (выгода) сочеталась с выгодой других людей, всего общества. (Отсюда, в частности, писаревский апофеоз науки, знаний.) Людей, обладающих этим пониманием, мало. Значит, надо прежде всего их умножить, создав поколение демократической интеллигенции, массовый тип «мыслящего работника», «интеллигентного пролетария"".

Поколение «реалистов» (а не нигилистов, как обозвали базаровых их идеологические и социальные антиподы) сделает ненужными прежних «лишних людей» - фразеров-идеалистов Рудиных и Бельтовых.

Отсюда и насущные - «реалистические» - задачи современной русской литературы. Она должна быть подчинена также требованиям прямой пользы и «экономии умственных сил». Она вносит в общество естественно-научные знания, способствуя правильному разумению человеком своей природы, а также формируя критическое: мышление. Она дает для последнего обильный материал из всех сфер общественной жизни. Наконец, она создает в своих произведениях образы «реалистов» с «реалистических» же авторских позиций. Потому что, утверждает Писарев, «кто не реалист, тот не поэт, а просто даровитый неуч или ловкий шарлатан.

В глазах Писарева «чистое искусство» не только бесполезно, но и вредно, так как отвлекает умственные силы общества от решения «настоятельных потребностей современной гражданской жизни». В статье «Цветы невинного юмора» (1864), вызванной упреком в неоправданной апологии естественных наук, Писарев причислил к авторам «чистого искусства» даже Салтыкова-Щедрина, сатира которого-де не ориентирована на существенную пользу.

В пропаганде «реализма» заключена, по Писареву, непосредственна цель и оправдание (польза) и современной литературной критики. « Разбирая роман или повесть,- говорит критик в статье « Роман кисейной девушки» (1865),- я постоянно имею в виду не литературное достоинство данного произведения, а ту пользу, которую из него можно извлечь «для миросозерцания моих читателей». Необходимо, чтобы в критическом отзыве «высказался взгляд-критика на явления жизни, отражающиеся в литературном произведении». Просвещению читателей в духе «реализма» может послужить и автор, «равнодушный к живым потребностям современности». В этом случае критика достигнет своей цели, вскрывая обычные, по мнению Писарева, причины этого равнодушия: «невежество данного субъекта, или одностороннее развитие, или слабоумие, или молчалинство».

В любом случае критика в понимании Писарева, не способ анализа художественных произведений, но агент насущных потребностей общества.

Упование Писарева не столько на народ, сколько на критически мыслящих личностей объясняет пересмотр им ряда оценок Добролюбова. Вопреки Добролюбову он называет (в статье «Женские типы в романах и повестях Писемского, Тургенева и Гончарова») произведением «чистого искусства» роман Гончарова «Обломов», а в характере главного героя видит не типическое лицо, но «клевету», (в смысле выдумки) на русскую жизнь. Он не согласен с мнением о тургеневском Инсарове как предвестнике русских «людей дела» на том основании, что герой «Накануне» - плод авторской фантазии, сверх того, в интеллектуальном отношении человек дюжинный. В статье «Мотивы русской драмы» (1864) была негативно оценена личность Катерины («Гроза» Островского), в которой Добролюбов увидел символ зреющего народного протеста. Не видя у Катерины примет «умной и развитой личности», Писарев считает ее всего лишь жертвой неосознанных страстей и фантазий, этаким «вечным дитем». Да и вообще, по мнению критика, русская жизнь лишена подлинно драматических коллизий, возникающих лишь при столкновении «реалиста» с косным обществом.

Антищедринская статья «Цветы невинного юмора», представлявшая сатирика любителем смеха для смеха, иронизирующим над якобы уже отжившим явлением (имелось в виду крепостное право и его последствия), породила длительную и жестокую полемику «Русского слова» с «Современником» (1864 - 1865 гг.), нанесшую значительный вред этим демократическим органам. С обеих сторон (от имени «Современника» выступали Щедрин и М. Антонович, от имени «Русского слова» - Писарев и В. Зайцев) было допущено множество передержек и колкостей - в частности, в связи с различным отношением к некоторым аспектам недавно опубликованного романа Чернышевского «Что делать?». На одном из эпизодов этой полемики надо остановиться.

Речь идет об отношении к Базарову и вообще базаровскому типу. Если Антонович усмотрел в нем клевету на молодое поколение (в статье «Асмодей нашего времени», 1862), то Писарев, напротив, «все наше молодое поколение с своими стремлениями и идеями» («Базаров», 1862). К Базарову Писарев возвращается в программных «Реалистах», «Мыслящем пролетариате» (первоначальное название - «Новый тип», 1865). Это излюбленный герой критика, затмить которого в его глазах смог, пожалуй, лишь Рахметов, в котором, однако, Писареву виделось развитие базаровского типа. Именно в Базарове критик усмотрел совокупность основных черт «реалиста»: он прошел школу труда и лишений, «сделался чистым эмпириком», в жизни руководствуется «расчетом» (понимает, что «быть честным очень выгодно»); это личность свободная от гнета преданий, авторитетов, самостоятельная. «Реалист» презирает все мечтательное, туманное, чуждое жизни и потребностям здорового организма (весь «романтизм», «эстетизм»), он материалист-естественник, распространяющий знания и идущий к цели прямо, честно и энергично. В отличие от печориных, имеющих «волю без знания», и рудиных, владеющих «знанием без воли», «реалисты» базаровы имеют знания, и волю», причем мысль и воля у них «сливаются в одно целое».

Вернемся к писаревской трактовке задач литературной критики.

В конкретном преломлении пропаганда критикой «реализма» у Писарева означала:

1) борьбу за базаровых-реалистов» и против их клеветников; 2) показ несостоятельности людей, далеких от «реалистов»; 3) разоблачение чуждых «реалисту» ценностей и теорий; 4) разоблачение мнимых «реалистов»; 5) анализ материалов, способствующих умственному формированию людей «нового типа».

В рамках первой задачи написана статья «Мыслящий пролетариат» - о героях романа Чернышевского «Что делать?», принадлежащих, как подчеркивает критик, «к базаровскому типу», но обрисованному «отчетливее... и гораздо подробнее».

Из содержательных аспектов произведения Писарев прежде всего пропагандирует мысль об освобождающей и восстанавливающей личность миссии свободного коллективного труда, а также этику «разумного эгоизма», позволившую «новым людям» приобрести гармоническое единство «долга и свободного влечения» (необходимости и свободы), разума и чувства, себялюбия и альтруизма. Он разделяет оптимизм автора, веру а способность обыкновенных людей очеловечить окружающие их обстоятельства и таким образом изменить к лучшему свою жизнь. С особым вниманием отнесся критик к фигуре Рахметова, которую называет «титанической» и (в отличие от, по его мнению, придуманного тургеневского Инсарова) вполне живой. Рахметов для Писарева - продолжение и уже практическое воплощение критической мысли Базарова. Это революционер, деятельность которого при соответствующем настроении масс признается критиком «необходимой и незаменимом».

Статья «Мыслящий пролетариат» была декларацией и программой действий для людей «нового типа», призванного сменить в русском общественно-освободительном движении всякого рода романтиков и скептиков, идеалистов-мечтателей. К «новым людям» отнесет Писарев в статье « Подрастающая гуманность» и демократа Рязанова из романа В. Слепцова «Трудное время».

Как ответ клеветникам этого типа людей можно рассматривать статью «Сердитое бессилие» (1865), где Писарев с уничтожающей иронией анализирует антинигилистический роман Клюшникова «Марево». Прибегнув на этот раз к собственно эстетическим критериям, критик показывает не только нравственную, но и литературную несостоятельность автора в обрисовке своих отрицательных («нигилисты» Инна и Николай Горобец, аристократ Броне к ни) и положительных (Русанов) героев.

В статье с выразительным названием « Промахи незрелой мысли» (1864) Писарев обращается к трилогии «Детство. Отрочество. Юность», рассказам «Утро помещика» и «Люцерн» Л. Толстого. Смысл выступления в анализе причин того, почему люди типа Нехлюдова и Иртеньева, «очень неглупые и совсем не подлые» оказываются, как полагает Писарев, бесполезными в жизни. Обстоятельно рассмотрев по обыкновению два-три эпизода названных произведений (избиение Нехлюдовым крепостного слуги Васьки в «Юности», крах барской филантропии в «Утре помещика»), критик объясняет беды толстовских героев - их оторванным от насущных жизненных проблем воспитанием, а главное, интеллектуальным «невежеством», то есть равнодушием к выводам современного естественнонаучного знания.

Своего рода воспитательной акцией в интересах людей «нового типа» можно рассматривать статью 1865 года « Роман кисейной девушки» - на материале повестей Н.Г. Помяловского «Мещанское счастье» и « Молотов». Писарев солидарен с Помяловским в отрицательном отношении к тезисам: «среда заела», «обстоятельства погубили». «Люди, которые на что-нибудь годятся,-- пишет он,-- борются с... обстоятельствами и по меньшей мере умеют отстоять против них свое собственное нравственное достоинство». Однако герой дилогии Молотов не удовлетворяет критика, хотя он «умный и развитый пролетарии «. Он был «барином» в отношениях к Леночке Илличевой. Не сумел «внести... свет и теплоту в существование окружающих». Почему? Потому что «плебей Молотов» не был «глубокой натурой» в роде Базарова и не обладал «сильной и горячей верой в человеческую природу». Словом, для успешного противостояния пошлым и рутинным обстоятельствам «реалисту» недостаточно умственного развития, необходимо сочетать его с развитыми же естественными (в антропологическом смысле) потребностями. Этот вывод, по мысли Писарева, и должен сделать читатель «простой истории Молотова».

Отмежевать людей «нового типа» от их мнимых единомышленников в жизни и в литературе - одна из задач Писарева в статье «Борьба за жизнь» (J867 - 1868), написанной в связи с романом Достоевского «Преступление и наказание». Писарев понимает, что противники базаровско-рахметовского типа не преминут в целях дискредитации отождествить его с убийцей Раскольниковым, также «пролетарием» и теоретиком. Все внимание критика поэтому сосредоточено на двух пунктах: 1) доказательстве того, что причиной преступления Раскольникова была не теория, а его «исключительное положение» (нищета, истощение физических и нравственных сил), 2) показе несостоятельности теории героя Достоевского, ее претензии на связь с передовыми (в частности, революционными) идеями.

Целый ряд писаревских публикаций, в особенности посвященных проблемам историческим и социальным («Пчелы», «Очерки истории труда». «Популяризаторы отрицательных доктрин» и др.), призван дать читателю обширный материал для формирования критического мышления и негативного отношения к существующему положению вещей. Сюда же следует отнести и статью «Погибшие и погибающие» (1866), где критик в связи с «Очерками бурсы» Помяловского и «Записками из мертвого дома» Достоевского остроумно сопоставляет и взаимообусловливает русскую школу (воспитание) и русский острог. Они связаны как причина и следствие.

Прямым противником «реалистическому» миросозерцанию и поведению для Писарева была вслед за чистым искусством эстетика. В рамки этого понятия критик включал не только идеалистические эстетические теории. Это был синоним миросозерцания, основанного на идеализме и отвлеченном мышлении и проникнутого, как считал критик, мечтательностью, разладом слова и дела - вследствие праздности, существования за чужой счет и неразумного эгоизма. «Эстетик и реализм,- заявлял Писарев в «Реалистах»,- ... находятся в непримиримой вражде между собою, и реализм должен радикально»« истребить эстетику, которая в настоящее время отравляет и обессмысливает все отрасли нашей научной деятельности».

В свете этого толкования эстетики следует понимать нашумевший поход Писарева против наследия Пушкина (а заодно и его интерпретациях у Белинского), предпринятый в статье «Пушкин и Белинский» (1865). По мнению критика, Пушкин и его поэзия стали; знамением и опорой неисправимых романтиков и литературных филистеров. Следовало, считал он, развенчав Пушкина, лишить противников этой опоры.

Надо отдать должное Писареву: его аргументация и сегодня в состоянии смутить неискушенного читателя. Критик не находит примет действительно передовых идей ни в Онегине, скучающем, по его мнению, не от отсутствия сферы для деятельности, но от развратившей его волю, притупившей разум и чувства праздности, ни в Татьяне, которой Писарев вменяет в вину даже ее возникшее с первого взгляда чувство. Заурядным, чувственно влюбленным молодым помещиком выглядит Ленский. «Онегин» - вовсе не энциклопедия и не исторически ценное произведение, так как в нем обойден главный вопрос времени - крепостное право (на этом основании роману противопоставлено грибоедовское «Горе от ума»).

Еще в меньшей степени выдерживает критику мысли, по Писареву, пушкинская лирика, таящая под мнимопоэтической завесой незначительное, а то и пошлое содержание. С особой яростью обрушивается критик на пушкинские стихи 30-х годов о поэте и поэзии, усматривая в них прямую проповедь асоциального «чистого искусства». В целом наследие Пушкина, рассмотренное с точки зрения насущной пользы, объявлялось отрицательным и вредным, сам поэт - только «стилистом» и «версификатором».

По-своему последовательная писаревская критика Пушкина на деле оказалась совершенно антиисторичной, а в трактовке художественного содержания и вульгарной.

Итоговым выступлением Писарева против эстетики и эстетиков стал трактат «Разрушение эстетики» (1865), в котором критик дал огрубленную трактовку ряда идей магистерской диссертации Чернышевского. Здесь же была высказана мысль о возможности либо успешной замены искусства (поскольку оно не больше как комментарий к действительности) социальными науками, либо вообще его упразднения. В первую очередь этому подлежат, по мнению Писарева, живопись, скульптура и музыка.

Из всей предшествующей литературы Писарев советовал отобрать лишь то, что «может содействовать нашему умственному развитию», то есть формированию и умножению «реалистов». Эта установка фактически лишала писаревскую критику историко-литературной заинтересованности, что объясняет и отсутствие в ней историко-литературной концепции.

Историю литературы Писарев подменяет сменой культурно-исторических типов: Онегин и Печорин уступили место Бельтову и Рудину, время которых, в свою очередь, миновало навсегда с момента появления Базарова, Лопухова и Рахметова.

После закрытия в 1866 году журнала «Русское слово» Писарев после недолгого сотрудничества в журнале Г. Благосветлова «Дело» переходит в 1867 году в «Отечественные записки», с 1868 года редактируемые Некрасовым и Салтыковым-Щедриным. Этот последний период в деятельности Писарева отмечен сдвигом в его представлениях о роли народных масс в истории, наметившиеся в статьях «Генрих Гейне» и особенно - «Французский крестьянин в 1789 году». Здесь критик анализирует с явной оглядкой на Россию факторы, позволившие забитому и невежественному французскому крестьянину XVIII столетия вырасти в сознательного участника революции. Трагическая смерть в 1868 году (Писарев утонул) оборвала дальнейшее идейное развитие критика.

Считая себя продолжателем «реальной» критики Чернышевского и Добролюбова, Писарев на деле интерпретировал ее в смысле откровенного утилитаризма и публицистичности. Утилитарен в своей основе и его взгляд на искусство. В отличие от Белинского, Чернышевского Писарев, требуя от литературы мыслей, идей, практически не отграничивает идею поэтическую от отвлечен1|О-логической. Он игнорирует категорию художественности, которую подменяет набором технических приемов и средств (вроде ясности и наглядности изложения и т.п.). И своих разборах - точнее, разговорах по поводу литературных произведений - Писарев, как правило, игнорирует авторскую позицию. «Приступая к разбору нового романа г. Достоевского,- говорит он в статье «Борьба за жизнь»,- я заранее объявляю читателю, что мне нет никакого дела ни до личных убеждений автора... ни до общего направления его деятельности... ни даже до тех мыслей, которые автор старался провести в своем произведении».

По существу, Писарев относится к художественному образу как к жизненному факту. Естествен вопрос: не следовало ли в этом случае непосредственно обратиться к жизни? Зачем было брать в посредники литературу?

Во-первых, затем, что художественный образ - уже (пусть критик и недооценивает это) обобщение. Разговор е его помощью о жизни приобретает не только конкретность, но и особый масштаб. Во-вторых, Писарев (и в этом он литератор, а не только публицист) великолепно умел доразвить жизнеподобную логику того или иного литературного образа, в особенности когда она объективно совпадала с направленностью его мысли. Примеры тому - анализ образа либерала Щетинина из "Трудного времени» Слепцова или системы воспитания в «Очерках бурсы» Помяловского.

Огромной популярности статей Писарева в 60-е годы содействовал его блестящий талант полемиста. Логический аппарат критика и сейчас производит чарующее впечатление. Как, впрочем, и стиль: точный, лаконичный и в то же время афористичный: экспрессивный. Он сочетает иронию и сарказм с патетикой призывов и негодования, всегда бесстрашных и предельно искренних.

Мы рассмотрели литературно-эстетические позиции трех крупнейших представителей «реальной» критики. Подведем итог.

Генетически связанная с наследием Белинского 40-х годов, «реальная» критика в своем развитии с середины 50-х по конец 60-х годов эволюционировала в направлении все большей публицистичности и утилитаризма. Став определяющими в статьях Писарева, эти тенденции придали «реальной» критике на этом ее этапе характер не столько противоядия, сколько прямой противоположности критики «эстетической.

Если «эстетическая» критика допускала отражение временных, преходящих сторон действительности в искусстве лишь в свете ценностей (устремлений, коллизий) вечных, общечеловеческих, то для Писарева литература ценна лишь постольку, поскольку служит интересам «ищущей минуты», содействует «общественному сознанию» современников. Апология художественности как основного условия нравственного и общественного значения литературы сменяется у Писарева пропагандой непосредственной пользы, тезис об объективности, беспристрастности и независимости художника - идеей откровенной тенденциозности (субъективности) и подчинения писателя насущным просветительским и воспитательным задачам времени.

Наконец, анализ художественного произведения с точки зрения его художественной состоятельности и непреходящего значения заменяется использованием его в качестве материала для критичеcкой оценки умственного и социально-политического сocтoяния современного общества. Отсюда выдвижение Писаревым на первый план не Тургенева, Гончарова или Л. Толстого, Достоевского, но сначала Писемского, а затем Помяловского и Чернышевского. Отсюда же негативное отношение в целом к поэзии («Стихотворцы отходят на второй план») и предпочтение ей романа - в значении «гражданского эпоса», приближающегося по своему характеру к «серьезному исследованию» («Реалисты»).

Если «эстетическая критика» исходила в своих представлениях о действительности и искусстве из превосходства общего над частным, вечного и «неизменного» над текущим и преходящим психологического над социальным, то «реальная» критика на стадии Писарева заняла здесь позицию полярно противоположную. Диалектическая взаимосвязь и взаимозависимость названных начал, свойственная критике зрелого Белинского и нашедшая свое воплощение в его учении о пафосе, не была унаследована ни «эстетической», ни «реальной» критикой.

Биография

ПИСАРЕВ, ДМИТРИЙ ИВАНОВИЧ (1840−1868), русский критик, публицист. Родился 2 (14) октября 1840 в с. Знаменское Елецкого уезда Орловской губ. Сын штабс-капитана Новороссийского драгунского полка и наследницы елецких помещиков; рос в атмосфере прочных культурных и творческих традиций семьи: двоюродный дед - известный в свое время военачальник, литератор, художественный критик и военный историк А. А. Писарев; дядя - драматург, переводчик и театральный деятель А. И. Писарев, автор популярных водевилей Средство выдавать дочерей замуж, 1828, и др.; троюродная сестра - М. А. Маркович (украинская и русская писательница Марко Вовчок), двоюродная сестра (и предмет юношеской любви Писарева) - Р. А. Коренева (писательница Р.А.Гарднер). Пестуемый любящей матерью, с детства проявлял исключительные способности; с 7 лет пытался писать романы, с 10 лет вел дневник на французском языке. В то же время сплав исполнительности, семейной «подотчетности» и мощной внутренней силы породил противоречия в характере Писарева, его обостренную склонность к самоанализу, мечтательность, ранимость, ощущение непонятости и одиночества. В 1851-1856 обучался в 3-й Петербургской гимназии (окончил с серебряной медалью), где в старших классах примкнул (до 1859) к «Обществу мыслящих людей», проповедовавшему отказ от радостей жизни, самоотречение, аскетизм и взаимную нравственную ответственность. В 1856-1861 учился на историко-филологическом факультете Петербургского университета (выбор которого объяснял ненавистью к математике). В автобиографических очерках Наша университетская наука (1863) и Школа и жизнь (1866) критиковал как бессистемность и оторванность от жизни полученного им образования, так и своих наставников, выведенных под условными именами, но легко узнаваемых (филолог и этнограф И. И. Срезневский, историки Н. И. Костомаров и М.М.Стасюлевич). «Ядовитое зерно скептицизма», вынесенное им из университета, предопределило нигилистическое отношение критика к традиционным культурным и эстетическим ценностям.

В студенческие годы Писарев занялся изучением наследия немецкого философа и филолога В. Гумбольдта (ст. Вильгельм Гумбольдт в студенческом сборнике, 1860), от которого воспринял положение о главенствующем значении свободной человеческой личности в истории цивилизации. Тогда же состоялся журналистский дебют Писарева в журнале «наук, искусств и литературы для взрослых девиц» «Рассвет»: вел библиографический отдел, занимаясь рецензированием и научной популяризацией, в т. ч. физики, химии, физиологии и т. п. ; опубликовал литературно-критические статьи «Обломов». Роман И. А. Гончарова, «Дворянское гнездо». Роман И. С. Тургенева, «Три смерти», Рассказ гр. Л.Н.Толстого… (все 1859), вслед за ранним В. Г. Белинским и А. А. Григорьевым акцентируя нравственно-воспитательное значение литературы.

Пережив летом и осенью 1859 мировоззренческий кризис, отягощенный безответной любовью к Кореневой и закончившийся психическим расстройством, Писарев пришел к утрате религиозных воззрений и веры в прежние идеалы, определяя главной позитивной ценностью своего (и человеческого вообще) существования «царство мысли», научно доказанных истин, открывающих неизменные законы природы (в связи с чем, полагал он, все, что естественно, то и нравственно). Оправившись от болезни, перевел 11-ю песнь Мессиады Ф. Г. Клопштока, поэму Г. Гейне Атта Тролль, написал критический этюд Мысли по поводу сочинений Марко Вовчка (опубл. в 1913) и удостоенную серебряной медали кандидатскую диссертацию Аполлоний Тианский и его время (с небольшими изменениями и подзаголовком Агония древнего римского общества, в его политическом., нравственном и религиозном состоянии опубликована в 1861 в журнале «Русское слово», отличавшемся радикализмом и признавшем правомерность социально-критической ассоциации Древнего Рима с современной Россией).

Настойчиво проводя в дальнейших публикациях идеи «Русского слова» и его редактора Г. Е. Благосветлова, Писарев проповедовал необходимость социально-исторического и культурного прогресса, обусловливаемого гражданскими свободами и общественно-практической направленностью науки, искусства и просвещения. Задатки острого полемиста особенно ярко проявились в рецензиях Писарева (первые циклы - Несоразмерные претензии и Народные книжки, оба полностью опубл. в 1868), а также в ст. Схоластика XIX века (1861), своеобразном манифесте левого радикализма с его непримиримостью и отвержением «золотой середины», с его принципом нигилистического «ультиматума» («бей направо и налево, от этого вреда не будет и не может быть»). Причисленный охранительной журналистикой, наряду с другими радикалами, к литературным хулиганам-«свистунам», Писарев вызвал отторжение и умеренных почвенников, и либералов-западников, и представителей академической науки - в то же время нанося удары и по «левому» (П.Л.Лавров, Н. Г. Чернышевский, Н. А. Добролюбов, М.Е.Салтыков-Щедрин, М.А.Антонович), и по «правому» лагерям (Московские мыслители - против М. Н. Каткова и публицистов «Русского вестника»; Русский Дон-Кихот - против И. В. Киреевского и славянофилов; Бедная русская мысль - против западников, славянофилов, петровских реформ и академической исторической науки в целом, все 1862).

В статьях о художественной литературе Писарев в рамках «реальной критики» Добролюбова трактовал художественные образы как объективно изображенные социальные типы в конкретных жизненных обстоятельствах, отдавая предпочтение А. Ф. Писемскому («черноземная сила)» перед Тургеневым и Гончаровым. Проницательным аналитизмом, при всей очевидной (и принципиально декларированной) эстетической глухоте, отмечена его статья Базаров (1862), в которой коллизия романа Отцы и дети Тургенева рассматривается прежде всего как конфликт поколений, свидетельствующий о глубоком «разладе», проникшем во все «клеточки» российского общества, а образ главного героя - как высшее и искомое звено эволюции отечественного «лишнего человека». Не без автобиографического пристрастия видит Писарев в тургеневском герое «богатыря, которому негде повернуться, нечем дышать, некуда девать исполинской силы…», ибо он - человек будущего. Актуальные публицистические цели высвечиваются и в цикле научно-популярных статей Писарева, в которых естествознание также служит делу разрушения архаического миросозерцания и «предрассудков» эстетического сознания.

Политическое иносказание в очерке Пчелы (1862, изложение труда немецкого ученого К. Фохта Государство пчел), где «водворение мрака» и неравенство трактуются как способ достижения неправедным государством «спокойствия и коллективного благоденствия», и статья-прокламация О брошюре Шедо-Ферроти (1862, опубл. в 1906, полностью в 1920), предназначенная для нелегального распространения и содержащая призыв к свержению правительства и физической ликвидации царствующего дома, послужили причиной заключения Писарева в Петропавловскую крепость, где он провел около 4-х с половиной лет. С августа 1863 ему было разрешено продолжить литературные занятия. В декабре 1865 под влиянием предупреждения, которое было сделано публикующему Писарева журналу «Русское слово» за статьи Новый тип (о Чернышевском, в 1867 изд. под назв. Мыслящий пролетариат) и Исторические идеи Огюста Конта (обе 1865), у критика на некоторое время были отобраны книги и бумага; после выстрела Д. В. Каракозова (4 апреля 1866) всякая литературная работа в крепости была запрещена.

Литературно-критические и публицистические работы Писарева в заключении отмечены возрастающим радикализмом. Борьба с эстетством и эстетикой, бывшей для Писарева синонимом фантазии - источника всех заблуждений, - главная тема критики Писарева (ст. Реалисты, 1864). «Эстетика есть самый прочный элемент умственного застоя и самый надежный враг разумного прогресса», - утверждает Писарев, развивая этот тезис в ст. Пушкин и Белинский, Разрушение эстетики и Посмотрим! (все 1865). При этом, высоко оценивая творчество Чернышевского с его прямолинейным рационализмом и теорией «разумного эгоизма», Писарев высмеивал убогость «мещанского счастья» его антагонистов (статьи Роман кисейной девушки о повестях Н. Г. Помяловского Мещанское счастье и Молотов и Прогулка по садам российской словесности, обе 1865).

В ноябре 1866 Писарев освобождается из крепости под поручительство матери и без права отлучаться из Петербурга. Новый период психического нездоровья приводит к разрыву по пустяковому поводу с Благосветловым; с этого же года приглашен Н. А. Некрасовым сотрудничать в журнале «Отечественные записки», где публикует статьи Старое барство о Войне и мире Л. Н. Толстого и Французский крестьянин в 1789 году о романе Эркмана-Шатриана История крестьянина 1789 г. (обе 1868). Обращаясь к истории западноевропейской общественной мысли и литературы (Популяризаторы отрицательных доктрин, 1866; Генрих Гейне, 1867), Писарев подчеркивал, что развитие «чистого искусства» связано с эпохами «политического застоя и отупения», приходя к неожиданному выводу: «положить конец неограниченному господству эстетики» могут те, кто сами стали «на всю жизнь эстетиками» (как, напр., Г. Э. Лессинг, Белинский, а также Г. Гейне - правда, в отличие от первых двух, страдающий политическим дилетантизмом), поскольку только с этой стороны общество оказывается «доступным для вразумлений». В ст. Борьба за жизнь (1867), разбирая роман Ф. М. Достоевского Преступление и наказание, Писарев заключает, что попытки даже сильной и одаренной личности бороться с целым обществом безнадежны и, следовательно, прогресс требует не кровопролития, а «спокойного научного анализа». Один из самых ярких и самобытных мыслителей и литературных критиков 19 в., Писарев, при всем своем эпатажном нигилизме, во многом выполнил для отечественной культуры ту работу по освобождению от фантомов предрассудков и ложных авторитетов, которую век назад во Франции выполнили вольнодумцы-просветители. Романтик и идеалист в своей неустанной вере в могущество человеческого разума и преобразующую силу знаний, блестящий стилист, эрудит, пародоксалист и логик, Писарев, явив собой высшую точку развития русского духовного радикализма середины 1 9 в., оказал огромное влияние на революционную мысль, науку и политическую борьбу не только России: влияние его идей прослеживается вплоть до европейских «новых левых» 1960−1970-х годов и «антиглобалистов» начала 21 в. Летом 1868 Писарев с Маркович (Марко Вовчок), новым объектом своей страсти, и ее сыном отправился к Рижскому заливу на морские купания и 4 (16) июля 1868 утонул в Дуббельне (Дубулты).

Писарев Дмитрий Иванович родился 2 октября 1840 года в родовом селе Знаменском в семье штабс-капитана и воспитанницы женского института. В четырехлетнем возрасте уже читал и говорил по-французски. С самого детства ему были запрещены разговоры с чернью. В семь лет Дмитрий пробует писать романы. С 1951 по 1956 год живет и находится на полном обеспечении у своего дяди, а также проходит обучение в Петербургской гимназии, и оканчивает ее с серебряной медалью. Во время обучения примыкает к «Обществу мыслящих людей», которые проповедуют аскетизм и самоотречение. Следующие пять лет писатель, из-за ненависти к точным наукам, посвящает обучению в Петербургском университете на историко-филологическом факультете.

Неразделенная любовь к двоюродной сестре выливается в глубокую душевную травму, и Дмитрий попадает в психиатрическую больницу, где пытается несколько раз покончить жизнь самоубийством. Свое обучение в университете Дмитрий Иванович позже раскритикует в своих очерках как бессистемное и оторванное от жизненных реалий. С 1959 года работает в библиографическом отделе женского журнала «Рассвет». В 1961 году становится критиком и руководителем журнала «Русское слово». За статью о низвержении царской семьи четыре года проводит в Петропавловской крепости, но продолжает писать. Официальное разрешение печатать свои произведения получает после года заточения. 1967 и 1968 год проходят в тесном сотрудничестве Писарева с журналами «Отечественные записки» и «Дело». В эти годы в свет выходят его критические статьи творчества Толстого, Достоевского, Гейне, в которых обосновывается необходимость революционных переворотов в обществе.

4 июля 1868 года во время купания утонул в Рижском заливе, захоронено тело в Петербурге на Волковом кладбище.