Портрет на фоне… или забытые эпизоды семейной драмы». документы, письма и дневники из архива семьи раевских

Величайшим поэтом Англии был лорд Джордж Гордон (1788-1824), который подобно блестящему метеору пролетел над горизонтом, затемняя все другие светила. Поклонники «трона и алтаря» с Саути и стражами англиканского Сиона во главе, с ужасом взирали на такие титанические натуры, как Байрон, Шелли, Китс, которые так смело раздвигали рамки традиционного мировоззрения старой Англии; этих поэтов называли членами «сатанинской школы», но они превосходили всех современных поэтов и высоким полётом фантазии, и величием замыслов, и плодовитостью творческой силы. В особенности Байрон возбуждал удивление как многосторонностью и творческою силою своего гения, так и полною разнообразных приключений жизнью, походившей на роман с героически-романтической развязкой. Кроме больших поэм – «Паломничество Чайльд Гарольда » и «Дон-Жуан», в которых он вставил в рамки новейшего эпоса свои собственный приключения и впечатления, чувства и идеи, Байрон написал романтические рассказы и баллады с увлекательным изложением и совершенством внешней формы, как: «Гяур », «Абидосская невеста», «Корсар», «Лара», «Мазепа », драмы «Манфред » (которая касается глубочайших тайн человеческого бытия и напоминает «Фауста »), «Марино Фальеро», «Двое Фоскари», «Сарданапал» и религиозно-философскую мистерию «Каин». Байрон восхищал как современников так и потомков очаровательной лирикой, которая захватывает за душу в особенности в его «Еврейских мелодиях».

Джордж Гордон Байрон

Джордж Ноэль Гордон, лорд Байрон родился в Лондоне 22 января 1788. Его отец, – капитан, разорившийся вследствие мотовства, – умер через три года после рождения сына; тогда его мать переехала в Банфф, в Шотландию. Там воздух горной Шотландии так укрепил слабое тело мальчика, что он, несмотря на свою хромоту, стал отличаться ловкостью во всех телесных упражнениях – в плаванья, верховой езде, фехтовании, стрельбе. Байрон надеялся этим способом избавиться от своего телесного недостатка, который заставлял его в течение всей его жизни горько жаловаться на судьбу, «толкнувшую его в этот мир таким полуготовым». Когда ему было десять лет, смерть его двоюродного деда доставила ему богатое наследство вместе со званиями лорда и пэра; тогда его мать возвратилась в Англию, чтоб дать сыну ученое образование. После пятилетнего пребывания в школе в Гарроу, где Джордж Байрон уже начал писать стихи и описал свою первую несчастную юношескую любовь к Мэри Чеворт в меланхолическом стихотворении «Сон», он поступил в кембриджский университет и отдался там шумной студенческой жизни. Первый сборник стихотворений Байрона, изданный в 1807 году под заглавием «Часы досуга» (Hours of idleness), вызвал очень неодобрительную оценку в «Эдинбургском обозрении»; за это оскорбление гениальный поэт отплатил беспощадно едкой сатирой English bards and Scotch reviewers («Английские барды и шотландские обозреватели», 1809), наполненной оскорбительными нападками даже на таких сотрудников журнала, как Мур, Скотт , лорд Голланд, с которыми впоследствии находился в дружеских отношениях.

С 1809 до 1811 года Джордж Гордон Байрон путешествовал, вместе с своим другом Гобгоузом, по Греции, Албании и Турции; во время этого путешествия он переплыл через Геллеспонт (Дарданеллы) между Сестом и Абидосом и посетил все лежавшие на пути места, прославленные историей и легендами. Из написанных им в то время стихотворений ясно видно, какое сильное впечатление производил на него этот новый для него мир. В 1812 году, вскоре после того, как Байрон произнес в верхней палате свою первую речь, появились в печати две первые песни его «Чайльд Гарольда», имевшие громадный успех; в следующем году он издал рассказ из турецкой жизни «Гяур», который был результатом его поездки на восток. «Паломничество Чайльд Гарольда » – это поэтический дневник путешественника, передающий превосходными стихами впечатления и воспоминания, вынесенные из Пиренейского полуострова и из Леванта, и доводящий описательную поэзию до высшего лиризма. Под маской странника нетрудно узнать характеристические черты самого Байрона, который сделался с тех пор героем дня.

Не меньшими достоинствами отличаются и изданные вслед за тем поэтические рассказы Джорджа Гордона Байрона «Абидосская невеста» (1813), «Корсар » (1814), мрачный и таинственный «Лара» (1814), служивший продолжением и окончанием «Корсара». В 1814 году вышли в свет «Еврейские мелодии», приноровленный к древним песням израильтян и излагающие в элегических описаниях некоторые события из еврейской истории или выражающие в необыкновенно задушевных звуках печаль несчастного народа о своем прошедшем и настоящем. В 1815 году, в начале которого, Байрон вступил в брак с Анной Изабеллой Милбенк, вышли в свет: «Осада Коринфа» и «Паризина». После того, как его жена, родившая ему дочь, покинула его и потом окончательно развелась с ним, Байрон продал свое наследственное поместье и покинул Англию, чтоб никогда более не возвращаться.

Остальную часть своей жизни Джордж Гордон Байрон провел за границей изгнанником и отверженником. Во время плавания по Рейну он начал третью песнь «Чайльд Гарольда», а на прелестных берегах Женевского озера, где он провел целое лето (1816) вместе с Шелли , он написал поэтический рассказ «Шильонский узник» и начал писать метафизическую драму «Манфред », в которой изобразил высокоодаренную натуру, которая угнетена сознанием страшной вины и предалась адским силам; здесь много превосходных описаний Альпийских гор и встречаются места, напоминающие «Фауста» Гёте и «Макбета» Шекспира. Осенью Байрон отправился в Венецию, которую выбрал своим постоянным местопребыванием; там он вполне предался наслаждениям, сладострастию и светским удовольствиям, но от этого нисколько не ослабела его поэтическая творческая сила. Там он довел до конца четвертую песнь «Чайльд Гарольда», это самое изящное и самое увлекательное из всех поэтических произведений, на какие когда-либо вдохновляла поэтов прелесть итальянской природы. Там же Джордж Гордон Байрон написал юмористический рассказ «Беппо», эпическую картину «Мазепа», пылающую страстною любовью к свободе, «Оду к Венеции» и начал самое гениальное из своих произведений – эпическое стихотворение «Дон-Жуан», написанное восьмистрочными стансами в шестнадцати песнях.

В этой чудно прекрасной поэме, которая никогда не была доведена до конца, даровитость поэта не знает никаких границ; он с иронией Ариосто описывает все страсти, чувства и настроения умов как самые благородные и возвышенные, так и самые низкие и нечестивые, переходя скачками от одних к другим. Байрон обнаруживает достойное удивления богатство фантазии, неистощимый запас остроумия и насмешливости, мастерское уменье владеть языком и стихотворным размером. В этой поэме господствует нечто всеобъемлющее, способное осваиваться со всеми тонами душевных настроений и чувствовать себя как дома во всякой пропасти и на всякой высоте. Здесь Байрон изобразил и высшее парение ума и высшую степень его истощения; он доказал, что познал всё, что есть великого и возвышенного в мире, и с этим познанием кинулся в пропасть гибели. Ирония мировой скорби, отчаяния, пресыщения жизнью, проглядывающая даже из самых увлекательных описаний, из самых возвышенных идей, возбуждает чувство страха, несмотря на наслаждение, доставляемое красотами поэмы.

В 1820 году Байрон поселился в Равенне, где провел самый счастливый год своей жизни вместе с прелестной, разведенной с мужем, графиней Терезой Гвиччиоли в обществе её родственников и её брата графа Гамба. Там он любил и был любим, а его влияние было во всех отношениях благотворным. Там Байрон написал, между прочим, трагедию «Марино Фальеро» (1820); изданная им в следующем (1821) году трагедия «Сарданапал» с превосходно обрисованной личностью ионянки Мирры была посвящена «знаменитому Гёте ». Вслед за этой трагедией Байроном были изданы: написанная на сюжет из венецианской истории, трагедия «Двое Фоскари» (1821) и глубокомысленная поэма «Каин» (1821), которую он назвал мистерией по примеру средневековых церковных драм. Каина, напоминающего Прометея , и сатанинскую личность Люцифера можно сравнить с героями поэм Гёте и Мильтона , хотя против этого и протестовали приверженцы английской высокой церкви. В ответ придворному поэту Саути, горячо напавшему на него и на его друзей в «Видении суда», Байрон отвечал (1821) едкой сатирой, носящей такое же заглавие.

Стремления к свободе, которые в то время придавали политической деятельности поэтический блеск на всем пространстве от Анд до Афона, производили самое сильное впечатление на Джорджа Гордона Байрона и внушили ему желание защищать интересы угнетенных народов не только пером, но и мечом. Только в одном поэтическом рассказе, написанном в то время, – в рассказе «Остров» заметно более спокойное, художническое настроение ума.

Так как Байрон был посвящен в замыслы карбонариев , то, после подавления итальянской революции , не счёл безопасным свое пребывание в Равенне; он переехал вместе со своей возлюбленной сначала в Пизу (1821), где лишился своего друга Шелли, а потом в Геную. Горячие выходки, которые он позволял себе в «Бронзовом веке» (1823) и в других полемических стихотворениях, свидетельствовали о его глубоком негодовании на отзывавшуюся ханжеством, политику конгрессов .

Летом 1823 года Джордж Гордон Байрон отправился в Грецию, чтоб своим состоянием и своею кровью помочь во время греческого восстания приобретению той свободы, которую воспевал в стихах. Он принял на себя начальство над организованной им бригадой 500 сулиотов, но, еще не успев предпринять задуманное нападение на Лепанто, занемог от лихорадочного возбуждения и от влияния климата и умер 19 апреля 1824 на тридцать шестом году от рождения. Так как английское духовенство не позволило похоронить Байрона в Вестминстерском аббатстве, он был похоронен в деревенской церкви неподалеку от Ньюстедтского аббатства, которое когда-то было его любимым местом жительства.

Байрон. Последний прижизненный портрет (1824). Художник Т. Филипс

Джордж Гордон Байрон обладал такой поэтической силой, которая все преодолевала, и таким всеобъемлющим умом, который умел проникать во все душевные движения, во все извилины человеческого сердца, во все страсти и тайные стремления, и умел выражать их словами. Так как он бесцельно странствовал по свету, то жизнь надоела ему, а это душевное настроение составляет мрачную подкладку большей части его поэтических произведений. Люди не умели ценить Байрона по достоинству и клеветали на него. Он также стал ненавидеть и презирать высшее общество, стал осыпать его презрительными насмешками; пресытившись чувственными наслаждениями, он с грустью вспоминал о прошлом счастье и выражал в меланхолических жалобах душевную тоску, сделавшуюся с тех пор основным тоном новейшей поэзии мировой скорби. Не сочувствуя ни интересам своего времени, ни интересам того общества, в среде которого родился, Байрон искал для своей больной души исцеления в среде тех народов, которые еще не были знакомы с культурой и у которых натура и страсти еще не подчинялись никакому внешнему гнету.

Но несмотря на душевную скорбь, отражавшуюся во всех произведениях Джорджа Гордона Байрона, его фантазия была достаточно богатой и творческой для того, чтоб воспринимать и облекать в поэтическую форму все возвышенное, благородное и идеальное. Отсутствие религиозных верований не мешало ему описывать самые нежные чувства благочестивого сердца и душевное спокойствие тех, кто живет верой и благочестием. Живя в несчастном браке и в избытке наслаждаясь временною, чувственною любовью, Байрон умел обрисовывать благородные женские характеры с увлекательным очарованием, умел изображать счастье чистой любви и неизменной верности во всем его величии и красоте. Фортуна в избытке осыпала его своими дарами – дала ему красоту, звание английского пэра, первоклассные поэтические дарования. Но как будто какая-то злая фея прибавила к этим дарам свое проклятие; неукротимые страсти, как червь, подтачивали блестящие дарования, не соединявшиеся с самообладанием. Байрон страдал и от хромоты, и от расстройства своего состояния, и от расстройства своих семейных отношений; он жил в разладе и с нравами и с законами и с верованиями. Мечтая об освобождении угнетенных народов, Джордж Гордон Байрон воспользовался греческим восстанием, чтоб выразить в прелестных песнях и рассказах свою ненависть к тирании и свою любовь к свободе, а что его слова вытекали прямо из его сердца, доказывает его личное участие в кровопролитной борьбе.

Именно в том и заключается сила байроновской поэзии, что мы постоянно находимся под впечатлением его собственного душевного состояния, что все его поэтические произведения выражают его собственные идеи, чувства и стремления, что в его произведениях сказывается все, что составляет сущность его характера. Джордж Гордон Байрон был до такой степени субъективным поэтом, что даже его художественное мастерство кажется врожденным поэтическим талантом. Оттого и его поэзия производила такое непреодолимо сильное впечатление и на его современников и на следующие поколения. Даже самые напыщенные из поэтических произведений Байрона, – говорит знаменитый немецкий литературовед XIX века Гервинус, – отличаются то мягкой гибкостью, то резкой смелостью выражений и оттого достигают такого технического совершенства формы, какого мы не находим в такой же мере ни у одного из английских поэтов. Личные чувства Байрона до такой степени преобладали во всем, что он писал, что он нередко нарушал основные законы эстетики и искусства; поэтому его поэтическое величие обнаруживается главным образом в лирике. Даже эпические и драматические произведения Байрона отзываются лиризмом.

Байрон (Byron) Джордж Ноэл Гордон (22 января 1788, Лондон - 19 апреля 1824, Миссолунги, Греция), английский поэт.

Байрон принадлежал к аристократической, но обедневшей семье, в десять лет после смерти деда (отец бежал от долгов во Францию вскоре после рождения будущего поэта) унаследовал титул лорда. Детство, проведенное в разваливающемся замке, где все напоминало о нищете, тяжелые столкновения с властолюбивой, ожесточившейся матерью, физический изъян, - небольшая хромота, которая провоцировала нередкие насмешки - все это способствовало рано пробудившемуся чувству одиночества и собственной чужеродности окружающему миру. Это чувство стало одной из доминант лирики Байрона.

Студентом Кембриджского университета он опубликовал сборник «Часы досуга» (1807), а славу ему принесла поэма «Паломничество Чайльд-Гарольда», печатавшаяся отдельными выпусками с 1812 по 1818. Поэзию Байрона воспринимали как манифест поколения, считавшего свою эпоху историческим безвременьем. Связывая, как многие сверстники, надежду на торжество справедливости и вольности с Великой французской революцией 1789, Байрон трагически пережил перерождение республики в диктатуру, а затем в империю, подчиненную наполеоновскому «деятельному деспотизму» (А. С. Пушкин). Подавленность, разочарование, горечь обманутой мечты, окрасившие поэзию Байрона, доносят отголоски духовной атмосферы тех лет.

Романтический мотив разлада между пошлой обыденностью и высокими, но неисполнимыми порывами души приобрел у Байрона особый драматизм. Его стихотворения и поэмы передают сложную, изменчивую гамму чувств: от безоглядного бунтарства до отчаяния, вызываемого всевластием «тьмы». Обостренная гордость, мятежный дух, болезненное ощущение своей невостребованности временем и, по пушкинской формулировке, «преждевременная старость души», соединившись в сознании лирического героя Байрона, создают уникальное умонастроение. Оно вызвало бесчисленные подражательные и полемические отклики, оставшись в истории культуры под именем байронизма.

Конфликт Байрона с конформистски настроенным английским обществом, завязавшийся уже после его поэтического дебюта, обострил крайне неудачный брак с Аннабелой Мильбэнк. В январе 1816 она покинула Байрона из-за его «ужасных привычек», под которыми подразумевала неприятие любой ортодоксии, включая и непререкаемые моральные запреты. Скандал подогревался небеспочвенными слухами о более чем родственных чувствах поэта к его сводной сестре Августе Ли. Она была адресатом нескольких его самых проникновенных стихотворений (ср. «Новые стансы к Августе» И. А. Бродского).

В мае 1816 Байрон был принужден покинуть родину - как оказалось, навсегда. Пережитое потрясение стало «вечным ядом», отравляющим его жизнь в оставшиеся годы. Оно наложило отпечаток на тональность цикла стихотворений «Еврейские мелодии» (1815), где отзываются метафоры Библии, на поэму « Шильонский узник» (1816), драматические мистерии «Манфред» (1817) и «Каин» (1821). Эти произведения, как и созданный в1813–14 триптих «восточных» поэм («Гяур», «Корсар», «Лара» с их ориентальным фоном, создающим ощущение красочности, эмоциональной насыщенности жизни), закрепили представление о байроническом герое как истинном выразителе социальной психологии своего века. «Тоски язвительная сила» побуждает этот персонаж к бунтарству, попыткам радикально изменить собственную духовную сущность, но чувство своей ненужности на земле остается непреодоленным. Поэмы Байрона, построенные как лирическая исповедь персонажа, сочетающего в себе черты незаурядной личности и типа, свидетельствующего о верованиях и болезнях эпохи, стали литературным событием. Сходство, а нередко спор с этими поэмами распознается в творчестве многих современников Байрона (в «Цыганах» А. С. Пушкина, в «Герое нашего времени» М. Ю. Лермонтова, у А. Мицкевича, А. де Виньи).

В Швейцарии, где прошли первые месяцы изгнания, а затем в Италии Байрон пережил творческий подъем, приступив с осени 1817 к поэтической хронике «Дон Жуан», в которой сочетаются лиризм, сатира и обозрение нравов, а трактовку «вечного» сюжета о севильском обольстителе определяет пафос свободного самоутверждения личности. Вопреки мнению Пушкина, находившего, что «гений Байрона бледнел с его молодостью», это неоконченное произведение говорит о новых чертах его художественного мышления, отчасти соприродного эстетике «Евгения Онегина».

Страстная влюбленность в графиню Терезу Гвичьоли, лишенную возможности соединить свою судьбу с Байроном, способствовала сближению поэта с карбонариями и активному участию - вместе с ее отцом и братьями - в итальянском освободительном движении. Поэт, снискавший во всем мире репутацию «Колумба новейших дней», как отозвался о нем П. А. Вяземский, мечтал о «поэзии политики», означающей прямую вовлеченность в революционные коллизии эпохи, и до конца сохранил ненависть к «тиранам», которым адресованы его страстные обличения. С началом греческого восстания против османского владычества (см. Греческая революция 1821-29) Байрон подчинил свою жизнь борьбе за освобождение Эллады, на собственные средства, собрав и вооружив отряд, с которым прибыл к месту событий. Его безвременную смерть, результат развившейся лихорадки, оплакивала вся передовая Европа.

КОЛЕСНИЦА БОГОВ.

КОЛЕСНИЦА БОГОВ...

ОНА БЫЛА У ТЕБЯ ВСЕГДА...

НО СТАРЕЙШИНЫ ЗАКРЫЛИ ЕЕ ОТ ТЕБЯ И ПРИНЯЛИ ОБЕД МОЛЧАНИЯ...

МЫ НЕ БУДЕМ БУДИТЬ СПЯЩИХ...

НО НАСТАНЕТ ВРЕМЯ, ТЫ ВСПОМНИШЬ КТО ТЫ...

И ЧТО У ТЕБЯ ЕСТЬ СВОЯ МЕРКАБА...

И ОНА ЖДЕТ...

КОГДА ТЫ ПРОСНЕШЬСЯ...

Москва, наши дни, весна.

Элитный физико-математический лицей в центре Москвы. В нем учились бесплатно одаренные дети и дети, родители которых могли себе позволить платить за обучение в этом муниципальном заведении очень круглую сумму ежемесячно. Классы были разные: в муниципальные классы был конкурс, и туда попадали будущие гении - "мозги", в платные классы - избалованные, ленивые "мажоры". Классовое разделение учеников в лицее было во всем: их учили разные педагоги, они учились на разных этажах, ели в разных столовых. И презирали друг друга.

Прозвенел звонок, ученики радостно покидали здание школы. Кто-то не спеша шел домой пешком, кого-то ждали шикарные авто. Скоро двор опустел, на скамейке, под старой липой, сидел Максим Крайнов. Он делал вид, что рассматривает что-то на экране своего айфона, но то и дело когда открывалась в очередной раз дверь, он поднимал голову и напряженно и пристально смотрел на нее. И вот в очередной раз дверь распахнулась, и он увидел знакомую россыпь янтарных волос. Очень красивая девушка быстро спускалась по ступенькам, и видно было, что она куда- то спешит. "Ну, наконец-то",- облегченно вздохнул про себя Макс.

Демидова!

Что тебе, Крайнов? Что ты орешь?

Хочешь, я тебя подвезу? У меня новый байк!

У тебя что, ко мне классовая ненависть?

Крайнов, я сегодня не домой, а на дачу.

О, у бедной золушки есть дача.

Слушай, принц недоделанный, катись куда катился.

Да ладно, я не обиделся. Где твоя дача находится? - тут Макс замолчал, ожидая ответа, бдительно наблюдая за моей реакцией.

Это что, всерьез? - Макс, с игривой улыбкой, лишь кивнул. - Николина гора.

Садись, я тебя мигом домчу. Держи шлем. А и еще запиши в мое досье, что я отзывчивый.

Отзывчивый, осторожнее, пожалуйста, я не люблю очень быстрой езды на мопеде.

Демидова, это байк, а не мопед! Еще одно язвительное слово и я обижусь, а ты пойдешь на электричку пешком!

Ладно, молчу, - шепнула Мира, усаживаясь на мотоцикл.

Держись крепче! - крикнул Максим. Мира обхватила его руками и крепко прижалась к его спине.

Макс Крайнов вырос в очень богатой и влиятельной семье. Его отец, Николай Крайнов вложил в мальчика всю свою душу. Мама Максима умерла при родах, и Николай проявил себя прекрасным отцом, он не спихнул мальчика на нянек и гувернанток, как это обычно бывает, а сам растил и воспитывал сына: кормил, менял памперсы, не спал ночами, и стал ему и мамой, и папой. Прадед Максима, всемирно известный ученый-исследователь, академик Крайнов тоже внес в воспитание и образование правнука свою немалую лепту. И вырастили весьма незаурядную личность, с мощным интеллектом, сильным характером и светлой душой. Он отлично учился, был победителем всех олимпиад, в школьной команде по футболу был главным голкипером. Его уважали и "мажоры" и "мозги" и учителя. Почти все девочки в школе были в него влюблены... Все, да не все. Мира Демидова его игнорировала. Это его бесило и цепляло.

Все равно я добьюсь, что она станет моей девушкой.

Крайнов, Демидовой ты не нравишься, дружба - это все, что может быть между вами, смирись, - говорил ему его друг.

Нет ничего невозможного. Сейчас дружба, позже любовь, - Макс привык добиваться всего, что он захочет.

До Николиной горы они доехали быстро. На удивление пробок не было. С автострады они свернули на лесную тропинку. Проехав вглубь соснового бора, Макс заглушил мотор и они после шумного города услышали звуки леса. В траве стрекотали кузнечики, где-то рядом закуковала кукушка. В воздухе пахло крепким сосновым духом, вперемежку с ароматом цветущей черемухи.

Какая же здесь благодать! Тут даже время течет по-другому.

Мира любила волшебное чувство, которое всегда приходило к ней, как только она подходила к этому родному дому.

Демидова, смотри фиолетовая поляна! Это что?

Это лесные фиалки. В это время их тут видимо-невидимо.

Домик был старенький, но толи от множества цветущих деревьев, толи от резных наличников на окнах, был необыкновенно нарядным, Максиму он напомнил теремок из русских сказок. Он не верил своим глазам, что в нескольких минутах езды от Москвы еще можно встретить чудесный уголок с почти нетронутой природой.

Золушка, а у вас здесь райское местечко. Мне нравится, а мне редко, что нравится. Чаем напоишь за проезд?

Напою. Заходи. Бабушка, ау! Ты где?

На крыльцо вышла худенькая седовласая женщина.

Ба, познакомься, Макс Крайнов, мой друг. Вера Петровна Демидова - моя бабуля.

А я вас знаю! Вы любимая актриса моего прадеда. Он ваш фанат! У него в кабинете на стене висит довоенное фото и на нем есть вы! Мира, я понял, кого ты мне напоминаешь, ты похожа на другую девушку на этом фото.

Мира очень похожа на Анну, мою сестру, которая пропала в африканской экспедиции в 1941 году. А фото было сделано здесь, на этой даче, в мае перед экспедицией. Мирочка, принеси мне очки и мой альбом.

Мира поняла, о какой фотографии идет речь. Вера, ее сестра Анна, полковник Лавров и профессор Крайнов с этого снимка улыбались своими белозубыми улыбками из 1941 года. Вера и Анна были на нем необыкновенно хороши собой, поэтому кто видел это фото, надолго задерживали на нем взгляд.

Так значит, вы правнук Николая Крайнова? - спросила Вера Петровна.- Замечательный был человек.

Почему был? Он жив, здоров. Вот он удивится, когда я ему сегодня расскажу, у кого я был в гостях. Мне нужен ваш автограф, Вера Петровна.

Он жив?! - Вера Петровна была потрясена новостью.

Вера напоила детей чаем, и когда Макс уехал, воспоминания нахлынули на нее.

Москва, май, 1941 год

В маленькой квартирке в самом центре Москвы жила семья Демидовых. Глава семьи - Петр Васильевич служил главным врачом в Кремлевской больнице. Благородный, сильный, добрый и справедливый. Его уважали коллеги врачи, пациенты, медсестры, санитарки, дворники. Его жена - Авдотья Карповна в нем души не чаяла. Их дочери - Анна и Вера, росли умными и веселыми. Анна училась на третьем курсе МГУ, Верочка закачивала школу.

Мама, мы с Верочкой приедем на дачу в воскресенье. В субботу у нас дела.

Какие дела?

Примерка платья, у Веры, а я в библиотеку.

Девушки весело попрощались с родителями, как всегда, расцеловав их на прощанье.

Вот и выросли наши девочки, - с грустью в голосе прошептала на ухо мужу Авдотья Карповна. Они стояли в гостиной у окна и смотрели в след дочерям.

Дуняша, ну что ты загрустила, душа моя, - с нежностью обнял жену Петр,- да наши красавицы выросли, но мы с тобой тоже еще молоды и впереди у нас много счастливых лет.

Да, Петруша, ты как всегда, прав, впереди у нас только счастливое будущее. По-другому и быть не может! Люблю тебя, свет очей моих. - Она еще сильнее прижалась к мужу.

Анна училась на историческом факультете и сейчас все время проводила в архивах, писала курсовую работу об индогерманской культуре. Профессор Крайнов был очень доволен своей ученицей и обещал Анне взять ее в экспедицию в Африку. Ведь это именно она раскопала в Архиве интересные путевые заметки профессора Матвеева о путешествии на воздушном шаре через Сахару в 1916 году. Речь в них шла о таинственном племени Зулу, которое помогло ему и его другу при крушении воздушного шара. Заметки были опубликованы в альманахе Географического Общества и заинтересовали царя Николая второго. Планировалась экспедиция, но революция 1917 года внесла свои коррективы. Профессор Матвеев погиб в январе 1918 года в армии Колчака. И вот почти через четверть века Анна находит записки, профессор Крайнов публикует статью о племени в журнале "Наука и жизнь", где высказывается о своем намерении совершить экспедицию в Сахару. И вот она удача! Намерение становится реальностью. Поговаривали, что сам Сталин проявил к этому интерес. Так или иначе, вопрос с финансированием экспедиции был решен на удивление быстро и легко.

Портрет на фоне....или забытые эпизоды семейной драмы.Елена Раевская.

Елена Николаевна Раевская. Художник А. Лагрене. 1821 г.

На южной стороне итальянского кладбища Тестаччио (Тестаччо) в сорока километрах от Рима, есть много могил со звучными и блистательными русскими именами. Самая знаменитая среди них, конечно же, могила «гения русской кисти» - живописца Карла Брюллова.

Могила Карла Брюллова на Римском некатолическом кладбище

Но есть там и еще два тихих места упокоения, которым, наверное, пожелает поклониться всякая русская душа, хоть чуточку знающая историю и «славные прадЕдов времена», осененные тенью Пушкина, Отечественной войны 1812 года и вьюжного декабрьского мятежа в конце «александровской эпохи».

Это могилы Софьи Алексеевны и Елены Николаевны Раевских. Мать и дочь похоронены вместе, как того желали сами они: и властная, непреклонная вдова генерала - героя - и ее тихая тень: любимая дочь Елена, воспетая летучею романтической строфой самого Пушкина.

Свой последний приют они нашли вдали от родины. И если Софии Алексеевне жалеть было почти не о чем - ибо канва ее жизни, пусть и жесткой и суровой, гонимой разными ветрами и бурями Судьбы и обстоятельств, - была полна и ярка, то Елена, тихо увядая на чужой земле, наполненной безжалостным светом солнца и яркими пряными ароматами цветов, могла, наверное, сожалеть о многом.. А, может быть, она ни о чем не сожалела.

Ведь волею судеб и времени горестно пережила почти всех, кто некогда столь нежно любил ее и лелеял: отца, старших братьев, Александра и Николая, мать - непреклонную и гордую внучку Ломоносова. Елена горько оплакала даже павшего безвременно пылкого романтика и друга семьи Пушкина, того самого, что когда-то в Гурзуфе, под теплым южным солнцем и всплесками моря, заранее оплакивал ее.

Пономарев В.В.Пушкин в Приазовье.2006 г.

Она схоронила заживо в сибирских метелях «милую черноглазку»- младшую сестренку Марию, которой вместе с другой сестрою, фрейлиною двора, «неугомонной гувернанткой семьи» - Софи - осмеливались писать иногда длинные письма, пряча их от строгого взора матери. Она пережила почти всех их, любимых… Так о чем же ей было сожалеть, стоя у могильной плиты с надгробным камнем из черного мрамора - последнего пристанища матери?.. Лишь о том, что мгновения жизни тянутся слишком медленно? И одной на земле слишком уж холодно и тягостно.. Наверное, так. Наверное..

О Елене Николаевне Раевской, увы, нам известно очень мало! Ее как бы полностью заслонила собою тень старшей сестры, Марии, «Машеньки черноокой», «смуглой девы Ганга», ставшей молниеносно национальной героиней России из далекой сибирской «хладной пелены - пустыни», куда занесла ее седая и жестокая «декабристская вьюга» тысяча восемьсот двадцать пятого года!

Мария Николаевна Раевская (Волконская) неизв. худ. нач. 1820-х

Елена была почти ровесницей кудрявой смуглянке Маше, так что росли и учились они вместе, постигая все шутя, резвясь и играя, и не всегда подчиняясь строгой опеке гувернанток и нянь, которые составляли в семье непререкаемые авторитеты, наравне с родителями. Училась Алиона (*Так, чуть простонародно, отбросив всякий светский лоск, всегда называл ее любящий и насмешливый отец. Это имя стало семейным. - автор.) легко, но более французского языка и истории искусств, в отличии от смешливой Машеньки, нравились Елене оды и элегии Байрона, которые со страстью и упорством переводила она по ночам на русский язык. Впрочем, переводов своих не ценила, тотчас безжалостно марала чернилами, рвала и бросала в корзину, хотя английский ее был - безупречен! Сестры часто в шутку рифмовали: «Алиона - дочь Альбиона» и, подбирая смятые ее листки, тщательно расправляли их и прятали в свои бюро и шкафы, чтобы прочесть на досуге..

Елена Николаевна Раевская Художник А. Лагрене. 1821 г.

Любила темнорусая «английская роза - Алиона» и музицировать, и петь по вечерам вместе с сестрами, дуэтом, хотя врачи и запрещали ей это: из - за слабого горла.

В семье из - за болезненности и хрупкости Елену вообще усиленно опекали и не делали лишних замечаний за пристрастие к серьезным книгам и задумчивости, непривычной для барышни той поры. Старались, как умели и могли, помочь ей противиться жесткому, безжалостному приговору врачей: медленно развивающемуся туберкулезу в обеих легких. Возили ее беспрестанно, каждую весну и лето то по побережью Кавказа, то в Крым, то в Одессу, на морские купания; опаивали до одури теплым молоком и закармливали медовыми сотами, гоголем - моголем и травяными отварами, которые была мастерица готовить строгая и немного нудная мисс Матен, гордившаяся свой скромной, тихой голубоглазой и стройной красавицей ученицею.

Владимир Романов, писатель - историк, исследователь жизни и характера княгини Марии Николаевны Волконской - а, значит, и ее сестры, ибо Елена была к ней очень близка! - пишет в своей известной работе - очерке « Я летаю на собственных крыльях»: «Главной средой формирования личностного облика<…. > оставалась всегда семья. Влияние родителей, старших братьев и сестер было огромно.

София Алексеевна Раевская росла в семье очень образованной, (*Разве могло быть иначе - с внучкою Ломоносова и дочерью библиотекаря Екатерины Великой? - автор.) любовь к всесторонним знаниям она прививала в полной мере и своим детям. Все Раевские хорошо знали литературу и философию, отечественную и зарубежную».

Императрица Екатерина II у М.В. Ломоносова,Иван Кузьмич Фёдоров

Портрет Алексея Алексеевича Константинова (1728-1808),личный библиотекарь императрицы Екатерины II, переводчик, педагог,

художник Влади́мир Луки́ч Боровико́вский

Отмечу - уже от себя -, что был прелестным дочерям генерала подвластен и русский язык, они могли, в отличии от многих барышень того времени, не только свободно говорить на нем, но и писать письма, хотя предпочитали, конечно, на бумаге и в девичьих альбомах живой и изысканный французский - на нем легче шутилось и острилось!

Чуть позднее, когда девочки повзрослели, вместе с уроками пения в семью прочно вошел мягкий, сочный и солнечный итальянский, на котором Мария и Елена, по выражению отца, «болтали словно две сороки».

В большой и дружной семье Раевских негласно царил культ Отца, которому мать, Софья Алексеевна, урожденная Константинова, еще смолоду посвятила всю себя - все мысли, желания и каждую минуту жизни своей. Оставив навсегда «веселие беспечного света и говор модных гостиных», куда, казалось, по праву могло бы призывать ее и положение семьи и воспитание, полученное ею, Софья Алексеевна неустанно и бесстрашно сопровождала своего любимого воина во всех бивуаках, сражениях, во всех его перемещениях и превратностях, житейских и служебных, до дна познав всю горечь и сладость доли жены русского солдата, ведь Николай Раевский - старший стал генералом отнюдь не сразу…

Н. Н. Раевский — командир Нижегородского драгунского полка. 1790-е гг.

Сейчас многие «психологи от литературы», историки, романисты - обыватели часто говорят и пишут о том, что по складу своего характера Софья Алексеевна Раевская была более жена, чем мать, если не сказать резче: более «любовница»..

А дети ее росли, предоставленными сами себе, своим прихотям и выдумкам, и именно это «внутреннее сиротство» в родной семье, желание «придумать себе любовь, нужность кому - то» и подвигли впоследствии Марию Раевскую на замужество с нелюбимым человеком, а позднее - и на неоцененный семьею подвиг «сиятельной каторжанки». Сложно это оспаривать, поскольку нет на руках весомых доказательств: документов писем, дневников.. Лишь цитаты, обрывки личных тайн и мыслей, перетолкованных сотнями душ и умов и перечитанных тысячами глаз!

На мой взгляд строго несомненно, неоспоримо и неоценимо во всех этих обрывках «тайников души»* (*Выражение историка Э. Радзинского. - автор.) лишь одно: если и была София Алексеевна «женщиною до кончиков ногтей», то сумела это качество натуры полностью передать своим дочерям: много есть свидетельств есть о том, как пленительно женственна, мягка, гармонична была Елена Николаевна, как быстро и живо могла согреть любого задушевной беседою и ненавязчивой заботою - истинно женской - старшая Катенька, по свидетельству Александра Пушкина - «женщина необыкновенная»; как внимательно умела всех слушать и угадывать настроение любого смуглая хохотушка Мария, и как старалась всем помочь и всех чему - то научить неугомонная хлопотунья София, тезка матери.

В четырех прелестных барышнях Раевских были щедро рассыпаны всюду, как искрящаяся бриллиантовая крошка, алмазная пыль, черты их матери: натуры пылкой, гордой, властной, глубокой и не подчинявшейся, в сущности, ничему и никому даже порывам собственного страдающего сердца!Она была ровней во всем своему герою - мужу и в благородстве ума и в твердости характера.. Она сама воспитала дочерей так: превыше всего Семья, долг перед мужем, а близкие должны быть немного в стороне.

Софья Алексеевна Раевская (1769-1844),Боровиковский Владимир Лукич

Уже из века в век пишут и говорят о том, что она не могла простить княгине - дочери ее отъезда в Сибирь, воспринимая это как блажь «последней дурочки»! Это не так. Если вчитаться в смысл ее письма к Марии Николаевне, то становится понятным, почему она не до конца простила дочери ее шага в сибирскую пропасть: по ее представлениям, истинная дочь, женщина клана Раевских должна была непременно остаться при маленьком сыне! Так думала не одна София Алексеевна.Думали так и все сестры и братья Марии. Кроме, пожалуй, Елены. Но об этом чуть позже. А пока - продолжим необходимые «семейные» разъяснения и размышления…

М. Н. Волконская с сыном Николаем. Акварель П. Ф. Соколова, 1826

«Малыш Николино», как его ласково называли в семье, был - в глазах гордых родных его и бабушки - продолжателем богатой и древней, страдающей от внезапно попранной собственным безрассудством чести, фамилии Волконских, и отчаянно нуждался в материнской любви и ласке. Он не должен был быть сиротою, по их общим твердым понятиям. Но случилось иное. Николино было всего три с небольшим года, когда исчезла почти навсегда в сибирской мгле его мать и пять неполных лет, когда он умер*. (*Н. С. Волконский родился 22 марта 1822 года. - автор.)

Именно смерти маленького внука, смерти в чужом доме - Николенька Волконский захворал и сгорел от лихорадки в считанные дни в семье деверя Марии, князя Н. Г.Репнина - не простила гордая мать ни своевольной героине - дочери, ни зятю - кандальнику, которого запальчиво обвиняла в не благородстве души!

Николенька Волконский

Значит, любящему сердцу пылкой и властной полугречанки важнее всего на свете была семья и тепло очага, веселый смех и топот ног здоровых детей и внуков по вечерам в гостиной, а не каприз изнеженного мужскою страстью нрава? Похоже что так. Она сама бывала с мужем везде и всюду, но он никогда не просил ее жертвовать детьми, семьею, чувствами близких..

Им обоим и в страшном сне этого бы не приснилось!

Если того требовали обстоятельства, к примеру, здоровье Елены, Екатерины или учение сыновей, иные семейные дела и тревоги, София Алексеевна выбирала всегда в пользу детей и дел, и одна мужественно колесила по курортам и лечебницам Кавказа и Крыма, подолгу жила в Москве и Северной столице, и Николай Николаевич не думал ей ставить этого в упрек никогда, исполняя бремя командующего батареей и сводным полком и постоянно беспокоясь о ней самой и детях в своих сдержанных и коротких письмах. Так, раз и навсегда принятыми на себя обязательствами, ролями, принципами, которые казались им нерушимы, создавали они собственное, истинно «раевское», человеческое понятие Семьи, Дома, Родовой чести.

Николай Николаевич Раевский

И вот, совсем неожиданно их любимица, певунья - шалунья, младшая Мария, воспитанная в этих, совершенно неоспоримых прежде, святых для них всех традициях, поняла долг свой несколько иначе и предпочла быть при страдающем бунтаре - муже.. Предпочла святое чувство материнства - чувству любви. Впервые в семье получалось все наоборот.

Выходило, что молодая княгиня Мария была более жена, нежели мать. Более подруга, нежели - воспитатель? Странно и чудно было такое «перевернутое» восприятие святынь для любящего всецело материнского сердца, но как ни тяжело было Софии Алексеевне, она - разумом не до конца прощая! - все же всячески душою старалась понять своевольную свою княгиню - дочь.

Княгиня Мари́я Никола́евна Волко́нская (урождённая Рае́вская)

И, кто знает, может быть, это и с ее деятельною помощью написаны Николаем Николаевичем Раевским строки прощального письма к дочери, столь неожиданные на фоне привычного уже (и ставшего с легкой руки историков -хрестоматийным!) конфликта в семье генерала - героя?! Ведь доподлинно узнать теперь уже ничего невозможно. Вот они, эти горькие строки, дышащие неподдельною болью, нежностью и страданием:

«Муж твой виноват перед тобой, пред нами, пред своими родными, но он тебе муж, отец твоего сына, и чувства полного раскаяния, и чувства его к тебе, все сие заставляет меня душевно сожалеть о нем, и не сохранять в моем сердце никакого негодования: я прощаю ему и писал ему прощение на сих днях...»

Соколов Петр Федорович. Портрет Волконского Сергея Григорьевича.

…Старшей дочери Екатерине Николаевне Орловой, тоже - опальной супруге опального генерала,(*пострадавшего от порывов декабристской вьюги и запертого пожизненно в своем отдаленном имении! - автор) измученный душевными терзаниями, но стойкий в несчастиях, истинный «воин Духа», думающий беспрестанно о любимой дочери и о невольной своей вине перед нею, Н. Н. Раевский удрученно говорил:

«Неужто ты думаешь, мой друг Катенька, что в нашей семье нужно непременно отчего то защищать Машеньку? Машеньку, которая, по моему мнению, поступила хотя неосновательно, потому что не по одному своему движению, а по постороннему влиянию действует, но не менее она в несчастии, какого в мире жесточе найти мудрено, мудрено и выдумать даже. Неужто ты думаешь, что могут сердца наши закрыться для нее? Нет, полно и говорить об этом..»

Екатерина Николаевна Орлова, ур. Раевская (1797-1885)

Портрет М.Ф. Орлова работы А.−Ф. Ризенера.

Думается, что все эти горькие восклицания в душе своей разделяла с супругом и София Алексеевна. Но в одном из писем к каторжанке - дочери сердито и запальчиво начертала: «Вы говорите в письмах к сестрам, что я как будто умерла для вас. А чья вина? Вашего обожаемого мужа. Немного добродетели нужно было, чтобы не жениться, когда человек принадлежал к этому проклятому заговору. Не отвечайте мне, я вам приказываю!»

Н. А. Бестужев. Портрет М. Н. Волконской (1837) Государственный исторический музей, Москва

Мария вздыхала, плакала и … и - не отвечала. Понимала и уважала гордость матери. Ведь и сама была просто - напросто ее зеркальным отражением, плодом ее духа, ее гордой натуры. Вся загадка их « обоюдного семейственного бунта» разрешалась так просто. Мария, несомненно, умела читать между строк. Умела писать. Она писала многостраничные письма - Софии, Екатерине, Елене..

Зная, что те непременно прочтут все матери. К примеру, вот эти строчки об умершем сыне, в очередную годовщину его смерти: «Моя добрая Елена - я так грустна сегодня. Мне кажется, что я чувствую потерю сына с каждым днем все сильнее..»

Да, милой, кроткой своей Елене она свободно могла сказать многое, не то, что непреклонной maman. Впрочем, Мария поступала так еще и потому, что трепетно щадила гордость последней, знала, что матери нелегко примириться со всеми ударами Судьбы, обрушившимися на семью ….

Генерал Раевский с сыновьями в 1812 году. Гравюра.

Отблеск военной доблести, подвигов и просто - гражданского мужества супруга падал, несомненно, и на вдову его и на детей, даже после его кончины, но пользовалась ли София Алексеевна этою «благословенной сенью» в полной мере? Увы! То, что я знаю из документов, говорит как раз - об обратном!

Николай Семёнович Самокиш, «Подвиг солдат генерала Н.Н. Раевского под Салтановкой 11 июля 1812 года» (1912 год)

Бородино. Атака на батарею Раевского. Ф. А. Рубо, 1913 г

После внезапной смерти мужа,16 сентября 1829 года, расстроенных имущественных дел семьи, не сложившейся карьеры сыновей - на всем этом тенью рока лежал порыв «декабрьской вьюги», унесшей от прославленной некогда семьи не только любимицу Марию, старшую дочь Екатерину Николаевну, их мужей, деверя В. Л. Давыдова, но и вообще - понятие «спокойствия и счастия семейного», - София Алексеевна Раевская осталась практически без средств к существованию.

Портрет Александра Николаевича Раевского, худ.неизв.

Портрет полковника Н. Н. Раевского-мл., худ.неизв.

Вдове сенатора, члена Государственного Совета Империи, героя Отечественной войны 1812 года, чей портрет висел в Военной галерее Зимнего дворца, не была назначена даже пенсия!

О, император Николай Павлович, «пылкий рыцарь всея Руси», умел наказывать своих подданных - исподволь, с самой любезною улыбкою на устах….

София Алексеевна вынуждена была обратиться за помощью и советом к друзьям семьи, и прежде всего она дерзнула направить свои просьбы и взор надежды к тому, кто казался ей воплощением чести и совести всей России в то время - к Александру Пушкину.Он принял самое горячее участие в устройстве ее вдовьей, полуопальной судьбы. Он ведь и сам почти всю жизнь был «полуопальным» и прекрасно все понимал.. И, как ни странно это звучит, умел быть благодарным.

«Генерал!

Весьма не вовремя приходится мне прибегнуть к благосклонности Вашего превосходительства, но меня обязывает к тому священный долг. Узами дружбы и благодарности связан я с семейством, которое ныне находится в очень несчастном положении: вдова генерала Раевского обратилась ко мне с просьбою замолвить за нее слово перед теми, кто может донести ее голос до царского престола. То, что ее выбор пал на меня, само по себе уже свидетельствует до какой степени она лишена друзей, всяких надежд и помощи. Половина семейства находится в изгнании, другая - накануне полного разорения. Доходов едва хватает на уплату процентов по громадному долгу. Госпожа Раевская ходатайствует о назначении ей пенсии в размере полного жалования покойного мужа, с тем, чтобы эта пенсия перешла дочерям в случае ее смерти. Этого будет достаточно, чтобы спасти ее от нищеты. Прибегая к Вашему превосходительству я надеюсь судьбой вдовы героя 1812 года - великого человека, жизнь которого была столь блестяща, а кончина так печальна, - заинтересовать скорее воина, чем министра, и доброго, отзывчивого человека скорее, чем государственного мужа …»

Егор Ботман (†1891), Копия с картины Ф. Крюгера. Портрет А.Х. Бенкендорфа в мундире Лейб Гвардсейского Жандармейского полуэскадрона,

Что же, надо сказать, что к чести их, что «государственные мужи» - царь и его преданный друг - Шеф жандармов третьего Отделения - снизошли до просьб глубоко страдающей, гордой женщины и Великого Поэта России. На письмо, составленное столь блестяще, в тоне самого высокого уважения и одновременно - огромного достоинства, невозможно, просто стыдно, было ответить отрицательно!

С. А. Раевской, вдове героя самой чтимой в истории России Войны, была назначена пенсия в размере двенадцати тысяч рублей в год золотом - по тем временам сумма, более, чем значительная.

Раевский Николай Николаевич (1771—1829) - Герои Отечественной войны 1812 года

Художник Ю.Иванов. 1990 г.

Пушкин умел особо ценить дружбу и быть признательным за те «счастливейшие минуты жизни своей, которые провел посреди семейства почтенного Раевского..» Но, посылая письмо графу - генералу Бенкендорфу, Пушкин, наверное, с трепетом вспоминал еще и другие строки, которые писал в юности, в далеком 1820 году, во времена первого своего кишиневского изгнания брату своему, Льву Сергеевичу.

Они не уходили из его памяти все эти годы: «свободная, беспечная жизнь в кругу милого семейства; жизнь, которую я так люблю и которой никогда не наслаждался - счастливое полуденное небо, прелестный край; природа, удовлетворяющая воображение - горы, сады, море; друг мой, любимая моя надежда - увидеть опять полуденный берег и семейство Раевского»..

К слову сказать, все это весьма почтенное и шумное семейство и само горячо полюбило поэта, потому что сумело, по словам историка и биографа П. И Бартенева, «открыть в нем высокий ум, нежное привязчивое сердце и благородную гордость души»…

В отличие от знатных сановников и генералов, Николай Николаевич Раевский, несмотря на все свое европейское воспитание был, по натуре истинно русский человек и прекрасно понимал всею душою, благордной и искреннею, что такое человек высокого ума, поэт, упорно пишущий по русски, и ищущий русские рифмы и созвучия в стране, где литературным и письменным языком больше считался французский. И этого, разумеется, Александр Пушкин тоже не мог не оценить сполна. Как и трепетного отношения к нему задумчивой, нежно

Именно там, в имении отца в Гурзуфе, Елена Николаевна впервые познакомилась с Пушкиным, как с другом своего старшего брата, тоже Александра.Оба они ненавязчиво опекали хрупкую шестнадцатилетнюю барышню во время прогулок, и все норовили увезти подальше от морского берега, где часто дул прохладный бриз, повыше, на террасу, в розарий: там воздух был теплым ароматным и не таким губительным для легких Елены.

Пушкин и Раевская в Гурзуфе,Айвазовский

Меж девушкой и ее старшим братом не умолкали литературные споры. «Не поэтический Александр» насмешливо бранил пушкинского «Кавказского пленника» , называя поэму романтическими бреднями и сердито брюззжал на другие элегические безделки друга, ибо «таковые опусы» всегда наводили на него хандру. По его мнению, Пушкин - друг занимался вовсе некчемным делом, лучше уж бы шел служить в гусары или оды писал!

Алекса́ндр Никола́евич Рае́вский (1795—1868)

Елена горячилась, волновалась, щеки ее заливал румянец, она всплескивала руками и неизменно бросалась на защиту «поэтического Александра», обвиняя брата в полном отсутствии поэтического вкуса!

Тот смеялся, отмахивался, однако к тонкостям замечаний Елены невольно прислушивался, ибо чуткий, живой ум невольно в них проскальзывал, хотя и прятался за девическим простодушием. Пушкин же во время споров часто молчал, поддерживая Елену только незаметным пожатием руки или несколько отрешенно, загадочно улыбался, подмигивая ей, как заговорщик посвященный в некую тайну. Девушка знала от брата Николая, что однажды, подобрав в корзине для бумаг листок с переводом элегии Байрона, написанной рукою Елены, Александр - поэт был поражен его верностью и не скрывал восхищения одаренностью юной, хрупкой девушки..

Николай Горлов. Пушкин в семье Раевских

Однажды он встретил ее ранним утром на террассе, с которой открывался прекрасный вид на гурзуфскую долину и протянул ей листок бумаги, на котором было летящим почерком написано:

Увы! Зачем она блистает

Минутной нежной красотой?

Она приметно увядает

Во цвете юности живой...

Увянет! Жизнью молодою

Не долго наслаждаться ей;

Не долго радовать собою

Счастливый круг семьи своей,.

Беспечной, милой остротою

Беседы наши оживлять

И тихой ясною душою

Страдальца душу услаждать....

Спешу в волненьи дум тяжелых,

Сокрыв уныние мое,

Наслушаться речей веселых

И наглядеться на нее;

Смотрю на все ее движенья,

Внимаю каждый звук речей -

И миг единый разлученья

Ужасен для души моей.

А. Пушкин. 1820 г.

Коровин. Пушкин и Муза.

Елена, прочтя сие, вспыхнула, закусила губу, хотела было что то сказать в благодарность, но из темно - голубых глаз ее неожиданно ручьем хлынули слезы, и захлебнувшись ими она торопливо убежала к себе, оставив поэта в глубоком смятении. В последующие встречи они не возобновляли разговора о своих чувствах, хотя каждый из них с тайным замиранием сердца мог думать и думал, что они живут душе, пусть и не пламенем а хотя бы - искрами. Не более, увы!

Поэт А.С. Пушкин и Раевская на южном берегу Крыма

По разумению серьезной не по годам девушки, Пушкин вполне мог знать из откровенных разговоров с ее отцом, что « милая Алиона» по нездоровью своему, положительно решила не мучить никого и в девках остаться», и, понимая все, уважал это трудное решение, (*подлинное выражение Н. Н. Раевского из его письма сыну Александру. Приводится Б. Л. Модзалевским в его трехтомном издании писем А. С. Пушкина. - автор) не давая эмоциональному порыву горячего, увлекающегося сердца вырваться за грани легкого красивого флирта или даже просто сердечных дружеских отношений.Трепетное, трогательно - восхищенное уважение, которое вольно или невольно Пушкин всячески выказывал не только самой Елене, но и ее чуткой, восприимчивой душе, ее израненному болезнью сердцу, остались, быть может, самым горячим самым пылким и самым романтическим эпизодом в ее тихой, размеренной жизни. Она понимала, что иного ей - не дано, а может быть и не хотела чего то иного? Тайна ее чувств навсегда осталась с нею. И любопытство праздного обывателя и кропотливого исследователя должно перед нею, светлой Тайной души, пусть и нехотя, но - смириться.

Пушкин и графиня Раевская у моря близ Гурзуфа и Партенита - Иван Айвазовский

Весной 1827 года года к Елене вдруг посватался тридцатилетний граф Густав Олизар, всю жизнь пылко и преданно любивший ее сестру Марию.Граф Густав даже делал Марии Раевской предложение, но она сама и ее отец ему твердо отказали.

Мария не хотела идти замуж за вдовца по разводу с двумя детьми, Николай Николаевич - отдавать дочь за поляка - католика, пусть и графа, пусть и любившего до самозабвения! Вскоре после отказа незадачливому поклоннику Мария вышла замуж за князя Сергея Волконского и почти тотчас испила чашу горьких страданий жены бунтовщика.

Н. А. Бестужев. "С. Г. Волконский с женой в камере, отведенной им в Петровской тюрьме" 1830г

Граф Олизар был смертельно огорчен неудачей сватовства, но семью Раевских продолжал боготворить, потому - изредка наезживал в гости: узнать новости о ссыльной княгине Марии, о житье - бытье дорогих ему людей.Был неизменно внимателен к Елене, и однажды во время разговора, неожиданно сделал ей несколько сбивчивое, путанное предложение, руки и очага. Но не сердца…

Елене тогда было уже двадцать четыре. По тогдашним понятиям, она - почти старая дева и, после пышного расцвета своей романтической красоты, удивительно быстро увядает, как некий редкостный цветок кактуса, поражающий взоры блеском и недолгой яркостью красок. Сватовство Олизара - было ее последним шансом, надо было соглашаться, но она графу тоже - отказала. Возможно, потому, что отлично чувствовала: она не заслонила в его глазах сестру, Машу, привлекла его лишь как тень, как блаженное воспоминание. Отец Елены горько признавался в письме к сыну Николаю: "…я б и не отказал ему, но рад, что сие не исполнилось, ибо таковой союз утвердил бы еще более в несправедливом отношении… которое ты угадать можешь".

Н.Н.Раевский

Николай Николаевич не хотел опять совершать одну и ту же ошибку. Одинокую, независимую жизнь для своей слабой здоровьем, но очень любимой и лелеемой дочери он считал теперь более подходящей, чем долю солидной замужней дамы, нелюбящей и нелюбимой.. Что же, он, несомненно, был прав! Ценою горького родительского опыта и страшной разлуки с младшей своей кровинкою.. Он не хотел дважды входить в одну и ту же реку. Но все это поняла, угадала, оценила лишь тихая, задумчивая Елена. И внешне покорно пошла навстречу желанию отца. Оно совпадала с ее желанием, а в тайны своего усталого сердца она давно никого не посвящала.

Портрет "Портрет девушки в кресле", Петр Федорович Соколов

После получения «Государева пенсиона» София Алексеевна смогла, наконец, уплатить долги по имению и вывезти беспрестанно хворающую дочь на лечение в Италию. Из теплых краев они более домой не вернулись. София Алексеевна привычно - властно опекала Елену, обрушив на нее весь пыл своей неуемной материнской, энергии, ввела ее в круг светского общества соотечественников, но, странно, о жизни «милой Алионы» в Риме мы совсем ничего не знаем, блистать на римских карнавалах и балах, ей, как видно, не доводилось. Да она и привыкла к тишине и не хотела, видно, менять ее на «блеск мишурный света».

Карнавал в Риме.

Опальная в России семья и за границей старалась жить, не привлекая к себе лишнего внимания..

Дамы Раевские оставались в «благословенной земле» еще и в гордом духовном одиночестве: в Риме не было даже провославной церкви, а в католический храм они ходить не решались. Только перед смертью Елена приняла католичество, чтобы иметь возможность причаститься и получить отпущение грехов!

Умницу Елену в ее отчаянном духовном вакууме в какой - то мере всегда утешала только ее переписка с любимыми изгнанницами - сестрами: Марией и Екатериною, в 1842 году уже потерявшей мужа и жившей с двумя детьми в Москве. Елена знала из писем - дневников сибирячки - сестры, что Мария, вообще тяжело перенося разлуку с близкими, едва пережила уход из жизни отца и раннюю смерть своего второго ребенка, родившегося уже в тюремной камере. Девочку назвали Софией, в честь ее гордой бабушки, но малютка умерла, прожив всего несколько часов. Мария тогда едва не помешалась от горя и только мысль, что она - единственная нравственная опора для мужа, удержала ее от пропасти безумия.

Декабрист Михаил Фёдорович Орлов (1788-1842) с сыном Николаем (1822-1886)

Орлова Екатерина, жена декабриста Орлова Михаила Федоровича. сестра Волконской Марии Николаевны; дочь генерала Раевского Н.Н.

Но утраты все продолжались и продолжались. Семья Раевских, казалось, навсегда и прочно забыла, что такое душевное спокойствие.

В 1839 году скоропостижно умерла старшая невестка, Екатерина Петровна, жена брата Александра. Их единственная дочь Александрина, венец позднего брака, осталась сиротою.

Екатерина Петровна Раевская, ур. Киндякова (1812-1839), жена А. Н. Раевского.

Ошеломленный внезапной потерей, самолюбивый эгоист и гордец, безмерно любивший дочь, Александр Николаевич посвятил ей все свои мысли, досуги, тепло разбитого жизнью сердца, остатки несбывшися надежд, лелеял и воспитывал ее, как редкостный цветок, и успокоился лишь выдав замуж…

Впрочем, «сибирячке» Марии о своих жизненных перепитиях никто из братьев не писал. Они не поддерживали отношений с сестрой с 1826 года, отказавшись простить ее и ее каторжанина - мужа, по их мнению, виновного в ранней смерти отца и горькой судьбе сестры, которой все они пророчили блестящую будущность! Непреклонности воли мужчин семьи Раевских предела не было, и здесь, перед упрямым молчанием и замкнутостью непрощения, отступала даже властная София Алексеевна… Ни на чем не настаивала. Сама хранила молчание. Как и всегда, обо всех частых горестях и редких улыбках в семье Марию исправно извещала только Елена.. Иногда, излишне мудрствуя, ей вторила Софи, средняя сестра, фрейлина Императорского Двора, (*с сентября 1826 года - автор) немного надменная, и сама втайне боящаяся этой своей надменности, как неуклюжего панциря..

Софья Николаевна Раевская (1806—1883)

В 1843 году клан Раевских потерял еще одного своего члена: Николая Раевского - младшего. Тот безвременно почил 24 июля 1843 года, оставив на руках молодой своей вдовы, Анны Михайловны Бороздиной, дочери известного сенатора, красавицы и певуньи, двоих малолетних детей.

Н. Н. Раевский. Художник Тропинин В. А., 1842 г

Портрет А.М.Раевской, ур.Бороздина

Хлопоты о сиротах, ежедневные думы об их хлебе насущном сократили земной срок самой Софии Алексеевны. Она скончалась через полтора года после смерти сына, 16 декабря 1844 года.

Да, все они уходили за горизонт, к Небесам, а Елена - еще жила, дышала.. Вопреки всем насмешкам и ударам судьбы, частым хворям, бессонницам, ледяному холоду внутреннего одиночества, стихотворным пророчествам и посвящениям, трепетно хранящимся на дне ее души. Сестра София, преданно опекавшая ее после кончины матушки, в 1851 году приняла смелое решение: отправилась из самой Италии в далекую Сибирь навестить сестру Марию, повидать племянников - Мишеньку (1832 г.) и красавицу Нелли (1834 г.)

Миша и Елена Волконские. Иркутск. 1845

За 25 лет разлуки обе сестры так изменились, что смогли узнать друг друга лишь по глазам!

София, вернувшись из дальнего странствия, подолгу и обстоятельно, с видимым волнением рассказывала уже смертельно больной Елене о том, как достойно устроила Мария свою жизнь в Иркутске, как красив и гостеприимен их с Сергеем Григорьевичем дом, чем-то неуловимо напоминающий теплый родительский кров времен их невозвратной юности. Мария изменилась, после перенесенных потерь и страданий, стала жестче, властнее, скрытнее и полностью одержима теперь идеей - фикс вернуть детям их утраченное место в обществе.

Портрет Марии Николаевны Волконской. Карл Мазер. 1848.

Мишеля, в 1849 году с отличием закончившего Иркутскую гимназию, удалось ей определить на службу к губернатору, потом - перевести в Петербург. Карьера Михаила складывалась весьма успешно. Он женился на внучке графа А. Бенкендорфа, стал сенатором, камергером, уважаемым в Империи человеком.

Елизавета Григорьевна и Михаил Сергеевич Волконские Фотография Дисдери Париж. 1860

Красавицу же свою и умницу Нелли своенравная княгиня Мария шестнадцати неполных лет - 17 сентября 1850 года - выдала замуж за Димитрия Васильевича Молчанова, мелкого чиновника с большими связями, дворянина.

Сергею Григорьевичу не нравился молодой человек с «бархатными», излишне льстивыми манерами и бегающими глазами, он был решительно против столь раннего брака Нелли, но сделать ничего не мог, ибо смотрел на жену как на некое неземное существо, и решения ее никогда не имел духа всерьез оспаривать.

Брак сей, конечно же, завершился плачевно: мужа красавицы Нелли в, конце, концов, отдали под суд за растрату казенных денег (подвело желание жить на широкую ногу!). От перенесенного позора Димитрий Васильевич тяжко заболел, был разбит параличом, лишился рассудка и умер, так и не дождавшись судебного приговора.Все это время он находился под домашним арестом и за ним ухаживала преданная молодая жена и друзья ее отца и матери, особенно Александр Викторович Поджио, которого злые болтуны по всей Сибири называли то отцом Елены Сергеевны, то ее тайным воздыхателем!

Поджио, Александр Викторович

Семья Волконских после с трудом пришла в себя от сих семейных потрясений, особенно мучилась гордая и замкнутая Мария Николаевна, виня себя во всех несчастиях «милой Нелли». Ей как-то удалось уговорить подавленную дочь уехать к родным отца в Петербург, где она еще долго потом оправлялась от пережитого, изредка появляясь в светском обществе: на концертах и балах.. На нее тотчас обратили внимание, но как то могла далее устроиться ее полуопальная судьба?

Лишенная воображения София Николаевна совсем не умела загадывать, а умирающей,теряющей последние силы Елене Николаевне уже не суждено было узнать, что племянница ее, Елена Сергеевна Молчанова, урожденная княжна Волконская, дочь ссыльного князя - декабриста, бунтаря и мятежника, выйдет замуж еще дважды, и что до самой смерти несчастия так не покинут ее. (*Елена Николаевна Раевская умерла ровно через год после возвращения из Сибирской пустыни сестры Софии - осенью 1852 года - автор.)

В 1863 году Елена Сергеевна Молчанова потеряет своего второго супруга, графа Н. В. Кочубея. Тот скоропостижно умрет от чахотки. Тоже в Италии.

Она вернется в Россию с двумя детьми сиротами. 10 августа того же года на руках Елены Сергеевны скончается ее обожаемая мать, а 28 ноября 1865 года - отец. У семейного рока Волконских рука по прежнему оставалась излишне твердой!

Мария Николаевна Волконская,ур. Раевская Сергей Григорьевич Волконский

Графиня Елена Сергеевна, теперь уже - дважды вдова, будет преданно ухаживать за могилами в семейной часовне, растить огромный вишневый сад, тщательно воспитывать детей, положа навсегда крест на личном счастье, но и сама не заметит, как просто и легко сумеет пленить сердце вдовца - управляющего своим киевским имением Вороньки, А. А.Рахманова, который, в конце концов, станет ее третьим венчанным супругом.

Увы, но и третья по счету семейная жизнь Елены Сергеевны, бывшей графини Кочубей, бывшей княжны Волконской не удастся, по большому счету. Она будет омрачена всесильной слепотою ее любви к Рахманову. Обольститель - управляющий, преданно заглядывающий в глаза и поминутно целующий руки, как-то сумеет уговорить страстно влюбленную в него Нелли (как и мать, она всегда отдавалась чувству любви до самозабвения!) передать ему и его сыну от первого брака в наследственное управление все имущество, лишив права голоса прямых наследников - детей графа Кочубея.

Елена Сергеевна Молчанова, ур. Волконская (1835 — 1916), во втором — Кочубей, в третьем — Рахманова. Дочь декабриста С.Г.Волкнского и М.Н.Раевской.

Елена Сергеевна осознает всю горечь содеянного ею слишком поздно. Безумный шаг любви приведет ее к длительному охлаждению отношений и с детьми и с родными... Бесконечные тяжбы в судах (она постарается потом юридически оспорить свое собственное решение.) надолго лишат бывшую графиню Кочубей здоровья и душевного спокойствия, но - не долголетия. Она умрет весьма почтенною старушкой на руках своего сына лишь 23 декабря 1916 года. В преддверии новой эпохи. После долгих, долгих лет разлуки она просто воссоединится со всеми своими любимыми и родными, терпеливо ожидающими ее за пределами земного круга. И ни о чем ни пожалеет. Как и все женщины гордого рода Раевских.

Церковь - усыпальница и кладбище рода Раевских

Перед смертью она передаст сыну потемневшую от времени резную шкатулку орехового дерева, в которой тот найдет пожелтевшие листки многочисленных писем, начертанных рукою знакомой ему лишь по прелестной акварели Лагрене Женщины - Легенды - далекой «италийской тетушки» Елены, когда - то согревавшей теплом своей горячей, верной и преданной Души ледяной сибирский плен другой знаменитой Женщины их рода, его родной бабушки, княгини Марии Николаевны Волконской.

http://www.peoples.ru/family/children/raevskaya/

http://dekabrist.mybb.ru/viewtopic.php?

http://historic.ru/books/item/f00/s00/z0000154/st001.shtml