Как рисуется утка. Как нарисовать утку карандашом поэтапно

Серым гусем называют его старинные русские песни, и называют верно. Дикий гусь точно сер и отличается от гусыни только тем, что спина его потемнее, грудь, или зоб, покрыта черноватыми пятнышками, и сам он несколько поменьше. Дворовые русские гуси, по большей части белые или пегие, бывают иногда совершенно похожи пером на диких, то есть на прежних самих себя. Вся разница состоит в том, что вообще у русских гусей нос и ноги красноваты, и сами они потолще, пообъемистее; дикие же гуси подбористее, складнее, щеголеватее, а нос и лапки их желтовато-зеленоватого цвета. Весною, пролетом, гуси показываются очень рано; еще везде, бывало, лежит снег, пруды не начинали таять, а стаи гусей вдоль по течению реки летят да летят в вышине, прямо на север. Стаи всегда пролетают очень высоко, но гуси парами или в одиночку летят гораздо ниже. Ежедневно шатаясь около пруда и бродя вдоль реки, которая у нас очень рано очищалась от льда, я всегда имел один ствол, заряженный гусиною дробью, и мне не один раз удавалось спустить на землю пролетного гостя. Когда же время сделается теплее, оттают поля, разольются полые воды, стаи гусей летят гораздо ниже и спускаются на привольных местах: отдохнуть, поесть и поплавать. Пища гусей преимущественно состоит из мелкой молодой травы, семян растений и хлебных зерен. Гуси очень жадны. Когда корм приволен, то они до того обжираются, что не могут ходить: зоб перетягивает все тело; даже с трудом могут летать. Весною гуси бывают очень сторожки и редко подпускают охотника с подъезда и еще реже с подхода. Надобно отыскивать благоприятную местность, из-за которой можно было бы подкрасться к ним поближе. Местность эта может быть: лес, кусты, пригорок, овраг, высокий берег реки, нескошенный камыш на прудах и озерах. Нечего и говорить, что стрелять надобно самою крупною дробью, безымянкой; даже не худо иметь в запасе несколько картечных зарядов, чтоб пустить в стаю гусей, к которой ни подойти, ни подъехать, ни подкрасться в меру нет возможности. Очень весело на дальнем расстоянии вырвать из станицы чистого пером, сытого телом прилетного гуся! Пошатавшись по хлебным полям, кое-где сохранившим насоренные еще осенью зерна, наплававшись по разливам рек, озер и прудов, гуси разбиваются на пары и начинают заботиться о гнездах, которые вьют всегда в самых крепких и глухих камышистых и болотистых уремах, состоящих из таловых кустов ольхи и березы, обыкновенно окружающих берега рек порядочной величины; я разумею реки, текущие по черноземной почве. Я не один раз нахаживал гусиные гнезда и всегда в таких непроходимых местах, что сам, бывало, удивишься, как попал туда. Гнездо обыкновенно кладется на сухом месте или на высокой кочке, просторное и круглое, свивается из сухой травы и устилается перышками и пухом, нащипанными гусыней из собственной хлупи. Охотники говорят, что яиц бывает до двенадцати, но я более девяти не нахаживал. Они совершенно похожи на яйца русских гусей, разве крошечку поменьше и не так белы, а светло-дикого, неопределенного цвета. Во время сиденья гусыни на яйцах гусь разделяет ее заботу: я сам спугивал гуся с гнезда и много раз нахаживал обоих стариков с выводками молодых. История высиживания яиц у диких гусей, как и у всякой птицы, выводящей детей один раз в год, оканчивается в исходе мая или в начале июня: все исключения бывают следствием какого-нибудь несчастного случая, погубившего первые яйца. В местах привольных, то есть по хорошим рекам с большими камышистыми озерами, можно и в это время года найти порядочные станицы гусей холостых: они обыкновенно на одном озере днюют, а на другом ночуют. Опытный охотник все это знает, или должен знать, и всегда может подкрасться к ним, плавающим на воде, щиплющим зеленую травку на лугу, усевшимся на ночлег вдоль берега, или подстеречь их на перелете с одного озера на другое в известные часы дня. Молодые гусята вылупляются из яиц, покрытые серо-желтоватым пухом; они скоро получают способность плавать, нырять, и потому старики немедленно переселяют свою выводку на какую-нибудь тихую воду, то есть на озеро, заводь или плесо реки, непременно обросшей высокой травою, кустами, камышом, чтобы было где спрятаться в случае надобности. Мне рассказывали многие, что гусыня перетаскивает на воду поочередно за шею каждого гусенка, если вода далеко от гнезда или местность так неудобопроходима, что гусенку и пролезть трудно. Я этого не оспариваю, но должен сказать, что и самые маленькие гусята очень бойки и вороваты и часто уходили у меня из глаз в таких местах, что поистине надобно иметь много силы, чтоб втискаться и даже бегать в густой чаще высокой травы и молодых кустов. Впрочем, надобно вспомнить, что это переселение бывает немедленно после вылупления гусят и они должны быть еще в то время очень слабы. Когда молодые подрастут в полгуся и больше и даже почти оперятся, только не могут еще летать, что бывает в исходе июня или начале июля, - охотники начинают охотиться за молодыми и старыми, линяющими в то время, гусями и называющимися подлинь. Но до этой охоты я никогда не был охотник, ибо ее можно производить и без ружья с приученными к такой ловле собаками. Охотнику приходится стрелять только тех молодых и старых гусей, которых собаки выгонят на реку или озеро, что бывает не часто: гусь подлинь и молодые гусята крепко и упорно держатся в траве, кустах и камышах, куда прячутся они при всяком шуме, при малейшем признаке опасности. Только совершенная крайность, то есть близко разинутый рот собаки, может заставить старого линючего гуся или совсем почти оперившегося гусенка, но у которого еще не подросли правильные перья в крыльях, выскочить на открытую поверхность воды. Боже мой, какой крик и шлепотню поднимают они своими отяжелевшими папоротками от налитых кровью толстых пеньков! Как неловки бывают в это время все их движения! Даже ныряют они так нелепо, что всегда виден не погрузившийся в воду зад! Разумеется, тут весьма удобно бить их из ружья и ненадобно употреблять крупной дроби: они тогда очень слабы, и всего пригоднее будет дробь 5-го нумера. Впрочем, привычные собаки, даже дворняжки, без помощи ружья наловят их довольно. Старые гуси во время этого болезненного состояния бывают худы, и мясо их становится сухо и невкусно, а мясо молодых, напротив, очень мягко, и хотя они еще не жирны, но многие находят их очень вкусными.

Наконец, подросли, выровнялись, поднялись гусята и стали молодыми гусями; перелиняли, окрепли старые, выводки соединились с выводками, составились станицы, и начались ночные, или, правильнее сказать, утренние и вечерние экспедиции для опустошения хлебных полей, на которых поспели не только ржаные, но и яровые хлеба. За час до заката солнца стаи молодых гусей поднимаются с воды и под предводительством старых летят в поля. Сначала облетят большое пространство, высматривая, где им будет удобнее расположиться подальше от проезжих дорог или работающих в поле людей, какой хлеб будет посытнее, и, наконец, опускаются на какую-нибудь десятину или загон. Гуси предпочтительно любят хлеб безосый, как-то: гречу, овес и горох, но если не из чего выбирать, то едят и всякий. Почти до темной ночи изволят они продолжать свой долгий ужин; но вот раздается громкое призывное гоготанье стариков; молодые, которые, жадно глотая сытный корм, разбрелись во все стороны по хлебам, торопливо собираются в кучу, переваливаясь передами от тяжести набитых не в меру зобов, перекликаются между собой, и вся стая с зычным криком тяжело поднимается, летит тихо и низко, всегда по одному направлению, к тому озеру, или берегу реки, или верховью уединенного пруда, на котором она обыкновенно ночует. Прилетев на место, гуси шумно опускаются на воду, распахнув ее грудью на обе стороны, жадно напиваются и сейчас садятся на ночлег, для чего выбирается берег плоский, ровный, не заросший ни кустами, ни камышом, чтоб ниоткуда не могла подкрасться к ним опасность. От нескольких ночевок большой стаи примнется, вытолочется трава на берегу, а от горячего их помета покраснеет и высохнет. Гуси завертывают голову под крыло, ложатся, или, лучше сказать, опускаются на хлупь и брюхо, и засыпают. Но старики составляют ночную стражу и не спят поочередно или так чутко дремлют, что ничто не ускользает от их внимательного слуха. При всяком шорохе сторожевой гусь тревожно загогочет, и все откликаются, встают, выправляются, вытягивают шеи и готовы лететь; но шум замолк, сторожевой гусь гогочет совсем другим голосом, тихо, успокоительно, и вся стая, отвечая ему такими же звуками, снова усаживается и засыпает. Так бывает не один раз в ночь, особенно уже в довольно длинные сентябрьские ночи. Если же тревога была не пустая, если точно человек или зверь приблизится к стае - быстро поднимаются старики, и стремглав бросаются за ними молодые, оглашая зыбучий берег и спящие в тумане воды и всю окрестность таким пронзительным, зычным криком, что можно услышать его за версту и более… И вся эта тревога бывает иногда от хорька и даже горностая, которые имеют наглость нападать на спящих гусей. Когда же ночь проходит благополучно, то сторожевой гусь, едва забелеет заря на востоке, разбудит звонким криком всю стаю, и она снова, вслед за стариками, полетит уже в знакомое поле и точно тем же порядком примется за ранний завтрак, какой наблюдала недавно за поздним ужином. Снова набиваются едва просиженные зобы, и снова по призывному крику стариков, при ярких лучах давно взошедшего солнца, собирается стая и летит уже на другое озеро, плесо реки или залив пруда, на котором проводит день.

Плохо хозяину, который поздно узнает о том, что гуси повадились летать на его хлеб; они съедят зерна, лоском положат высокую солому и сделают такую толоку, как будто тут паслось мелкое стадо. Если же хозяин узнает вовремя, то разными средствами может отпугать незваных гостей.

Я стреливал гусей во всякое время: дожидаясь их прилета в поле, притаясь в самом еще не вымятом хлебе, подстерегая их на перелете в поля или с полей, дожидаясь на ночлеге, где за наступившею уже темнотою гуси не увидят охотника, если он просто лежит на земле, и, наконец, подъезжая на лодке к спящим на берегу гусям, ибо по воде можно подплыть так тихо, что и сторожевой гусь не услышит приближающейся в ночном тумане лодки. Разумеется, во всех этих случаях нельзя убить гусей много, стрелять приходится почти всегда в лет, но при удачных выстрелах из обоих стволов штуки три-четыре вышибить из стаи можно. Можно также подъезжать к гусиным станицам или, смотря по местности, подкрадываться из-за чего-нибудь, когда они бродят по сжатым полям и скошенным лугам, когда и горох и гречу уже обмолотили и гусям приходится подбирать кое-где насоренные зерна и даже пощипывать озимь и молодую отаву. Можно также довольно удачно напасть на них в полдень, узнав предварительно место, где они его проводят. В полдень гуси также спят, сидя на берегу, и менее наблюдают осторожности; притом дневной шум, происходящий от всей живущей твари, мешает сторожевому гусю услышать шорох приближающегося охотника: всего лучше подъезжать на лодке, если это удобно. В продолжение всей осенней охоты за гусями надобно употреблять дробь самую крупную и даже безымянку; осенний гусь не то, что подлинь: он делается очень силен и крепок к ружью. Он жестоко дерется крыльями, и мне случалось видеть, что гусь с переломленным крылом давал такой удар собаке крылом здоровым, что она долго визжала и потом нескоро решалась брать живого гуся. К концу сентября, то есть ко времени своего отлета, гуси делаются очень жирны, особенно старые, но, по замечанию и выражению охотников, тогда только получают отличный вкус, когда хватят ледку, что, впрочем, в исходе сентября у нас не редкость, ибо от утренних морозов замерзают лужи и делаются закраины по мелководью около берегов на прудах и заливах. От ледку или от чего другого, только чем позднее осень, тем вкуснее становится гусь. Это истина несомненная, а надобно заметить, что сытного корма в это время становится уже мало.

Должно сказать правду, что стрельба диких гусей более дело добычливое, чем охотничье, и стрелок благородной болотной дичи не может ее уважать. К гусям надобно по большей части подкрадываться, иногда даже подползать или караулить их на перелете, - все это не нравится настоящему охотнику; тут не требуется искусства стрелять, а надо много терпенья и неутомимости. Я сам занимался этой охотой только смолоду, когда управляли моей стрельбой старики-охотники, для которых бекас был недоступен и, по малости своей, презрителен, которые на вес ценили дичь. Настоящие охотники собственно за гусями не ходят, а, разумеется, бьют их и даже с удовольствием, когда они попадутся нечаянно.

Я сказал, что гуси летают в хлеба и назад возвращаются всегда по одной и той же воздушной дороге, то есть через один и тот же перелесок, одним и тем же долочком и проч. На этом основании изобретены перевесы, посредством которых ловят их в большом количестве. Это не что иное, как огромная квадратная сеть из толстых крепких ниток, ячеи или петли которой так широки, что гуси вязнут в них, а пролезть не могут. Эта сеть развешивается между двумя длинными шестами на том самом месте, по которому обыкновенно гусиная стая поздно вечером, почти ночью, возвращается с полей на ночевку. К верхним концам шестов привинчены железные кольца; сквозь них продеты веревочки. Посредством этих веревочек, прикрепленных к двум верхним углам сети, поднимается она во всю вышину шестов, концы же веревочек проведены в шалаш или куст, в котором сидит охотник. Сеть не натягивается, а висит, и нижние концы ее на слаби привязаны к шестам. Когда попадут гуси и натянут сеть, охотник бросает веревочки, и вся стая запутавшихся гусей вместе с сетью падает на землю. Таким же способом ловят и уток. Замечательно, что гуси, не запутавшиеся в перевесе, а только в него ударившиеся, падают на землю и до того перепугаются, что кричат, хлопают крыльями, а с места не летят: без сомнения, темнота ночи способствует такому испугу. Иногда ставят два и три перевеса рядом, неподалеку друг от друга, чтобы случайное уклонение от обычного пути не помешало стае гусей ввалиться в сеть.

Есть особой породы гусь, называемый казарка; он гораздо меньше обыкновенного дикого гуся, носик у него маленький, по сторонам которого находятся два копьеобразные пятнышка, а перья почти черные. В некоторых южных уездах Оренбургской губернии охотники встречают их часто во время пролета и даже бьют; мне же не удалось и видеть. В большое недоумение приводило меня всегда их имя, совпадающее с именем козар.

Юлька подстреленной сорокой запрыгала с мостков, держа над головою дедов пиджак, приткнулась, вздрагивая всем телом, к Мишке, зашептала ему в лицо:

Ой, мамочки, страхи-то господни… токо я ведро зачерпнула, а в ведре-то вдруг светло стало. Я так и обмерла. Глядь, а луна-то по камышам крадется… Н-нет, не луна, а ее отражение, а сама луна… ой, мамочки… не стоит, как всегда, а плывет… нет, медленно так летит, будто кто тусклый фонарь на шесте несет по-над берегом и трясется от дождя.

Мишка тряхнул Юльку за плечи, остановил ее бредовый шепот:

Кто трясется? Какой лешак тебе тут фонарь таскать будет?

Откуда я знаю. Как светло стало, я пиджаком накрылась и ни гугу. До сих пор поджилки трясутся.

Дура ты, Юлька. Я ж битый час тут в пяти шагах фуражку искал. Еле нашел в темнотище-то, а ты фонарь придумала…

И осекся Мишка, вспомнив, что действительно, когда фуражку искал, стояла чернильная темнота, а когда они встретились с Антиповым и устроили мамаево побоище, было светло, ну не так чтобы очень, но он явно видел светлую воду, рябую от дождевых капель, глаза Антипова и кровь на его лице, даже багровый шрам Мишка явно различал, что пересек лоб, нос и скулу агента. Но никакой луны и никакого фонаря Мишка не заметил.

Юлька, а ты нас с Антиповым видела?

Да вот только што, прямо у мостков барахтались. Он же на лошади мимо тебя проехал. А я остановил его.

Будет врать-то. Луна ненормальная была, а больше тут никого не было.

Мишка в улыбке скривил разбитые губы, отстраненно глянул в лицо Юльке, зачем-то, как слепой, ощупал ее лоб, нос, щеки.

Ты чего? - еще больше испугалась Юлька и, вздрагивая, теснее прижалась к Мишке.

А… значит, ты только что объявилась… Ну, тогда я совсем ничего не понимаю.

Пошли, Михалко, домой. Ты же огнем горишь. Весь, как печка, жаром пышешь.

Но Мишка не слышал Юлькиных слов. Он тихо опустился у плетня, сел поудобнее и сладко заснул. Как ни тормошила его Юлька, не могла добудиться. Пришлось ей бежать домой и звать на помощь деда Якова.

Спал Мишка без малого двое суток. И многое заспал. Поэтому темная ночь с фонарями уже казалась ему длинным тяжелым сном.

Глава 10
Кукушкины слезы

Подле избушки Разгоновых, откликаясь на зов весеннего солнца, медленно просыпалась старая акация, выстреливая из нагретых почек мелкие резные листочки. На чисто прибранном дворе упругим ковром зазеленела мурава конотопка. Вдоль заборов тянулась темно-зелеными волнами еще не припыленная крапива - самая пора ее в постные щи.

Дни заметно прибавлялись. И у Мишки Разгонова дел прибавлялось. Он безвылазно пропадал в лесу: то участки под новые вырубки замерял в леспромхозе у Феди Ермакова, то просеку пытался расчищать, то подсаживал молодняк на вырубках. Заодно и себе заготавливал топлива на зиму.

В тот день Мишка рано вернулся из лесу. Он сгружал с ручной тележки сушняк и ставил его у пригона вершинкой к вершинке. Еще отец учил его не складывать сушняк на землю, а именно ставить, чтобы зимой не выкапывать из-под снега.

В проулке показался Жултайка Хватков. Он в тельняшке, штанины брюк закатаны до колен. На плече шест, с которого свисает посеребренная рыбными чешуйками сеть-трехперстка. В руке - ведро, полное желтобрюхих карасей.

С праздником тебя, Михалко. Кажись, Пасха сегодня.

Кому праздник, кому работа, - ответил Мишка. - Чего эт ты не в поле?

А… у нас трактор опять сломался. Беда прямо. День пашем, день шестерни в эмтээсе лечим. - Жултайка приставил к изгороди шест с мокрой сетью и почесал в кудлатой голове. - Новость-то слышал? Антипов с кем-то подрался. Вторую неделю из дому носа не показывает. Говорят, весь измордованный.

Поделом, значит… - хмыкнул Мишка, не удивляясь известию Жултая.

Да ладно темнить… Сговорились вы с Танькой Солдаткиной. Она тоже Кузю допрашивала. Кузя отбожился, но теперь гоголем ходит по деревне, прямо герой. А я вот рыбалил.

Ты б вместо рыбалки-то дровишек себе заготовил, пока трактор на ремонте. Опять зимой куковать будешь.

Не буду. Приволоку после смены пару сухих валежин, вот тебе и дрова на зиму. А на себе таскать что-то нет охоты. Как приезжая-то?

Мишка оглянулся на избушку и тихо ответил:

Молчит. Ты понимаешь, молчит все время. А ночью плачет. И не ест ничего. Чудная она какая-то… Помру, говорит.

Табак дело…

На солнце вот сегодня вывели. Может быть, солнышку обрадуется.

А я рыбы ей принес. Куда мне одному-то целое ведро. Слышь, а повидать ее можно?

Аленку, что ли?

Так заходи во двор. Вон, под акацией она и лежит.

А, чего там… - Жултайка не пошел к воротам, а махнул прямо через плетень к Мишке. - Пошли?

Иди, иди. Не бойся. А я пока тележку разгружу.

Возле пригретой солнцем стены избушки рядом с акацией стоял топчан. На нем, укрытая стеганым одеялом, лежала Аленка. В ногах у нее сидела Мишкина мать. Она перешивала мужнину рубаху из веселого ситчика в голубой горошек на кофточку Аленке и пела вполголоса:

Как по озеру большому
Серый гусь плывет.
И печальную он песню
Жалобно поет:
"У меня крыло больное,
Не могу лететь.
И на озере всю зиму
Должен я сидеть".
Лиса хитрая подкралась,
Скок на бережок,
Гуся серого схватила,
Понесла в лесок.
Гусик серенький заплакал,
Стал лису просить:
"Отпусти меня, лисичка,
Дай еще пожить".
А лисичка да сестричка
Добрая была.
Гуся серого пустила,
Сама в лес ушла.

Жултайка смущенно кашлянул в кулак и поставил у топчана ведро с рыбой.

О, да у нас гости, - приветливо улыбнулась Катерина.

Салам-здравствуй, теть Кать.

Раненько ты со смены сегодня.

А, чего там! Трактор совсем шаляй-валяй. "Фордзон" он и есть "Фордзон". Дезертир, а не трактор. Теперь меня пока на "Сталинец" посадили. Сегодня в ночь иду. А сейчас рыбачил маленько. Возьми рыбу, Пасха ведь. Пироги делай, если мука мало-мало есть.

Есть, Жултаюшка. Хотела пампушек напечь. Сейчас я мигом рыбников закручу.

Она взяла ведро и ушла в сени.

Жултайка осторожно присел на краешек топчана, откуда поднялась Катерина, и кивнул Аленке:

Здравствуй.

Она промолчала, но с интересом и удивлением уставилась на скуластого и загорелого крепыша.

Зачем молчишь? - заволновался Жултайка.

Здравствуй, - тихо ответила Аленка.

Ты взаправду из самого Ленинграда?

Она кивнула.

И войну видела?

Никогда б не поверил, чтобы девчонка и войну видела… А моряков военных видела?

И моряков видела.

Вот и мой отец моряк. Видишь, тельняшка у меня. Он прислал. А ты чего хворая-то?

Не знаю.

Ты ешь больше. И ходи. А лежать не годится. К лежачим все болезни пристают. Вон Михалко с утра до ночи по лесу шастает, потому и хвори не знает.


Крохали, селезень, пеганки, савки – это представители семейства утиных. Практически каждый в своей жизни видел эту птицу. Их существует огромное количество, поэтому все знают, как они выглядят, но не все знают, как нарисовать утку.

Тело и голова птицы маленькие, а шея короткая. Окраска утки может быть самой разнообразной: белой, серой, коричневой, черной и т. д. Некоторых представителей в период размножения можно различать по цвету перьев. Ведь самка будет разительно отличаться от своего мужа.

Нарисуем самую обыкновенную домашнюю утку. Начинаем работу с круга. Его нужно дополнить вытянутой половинкой эллипса. Это будет задняя часть птицы.

На месте головы рисуем небольшой круг. Его делим на 4 части двумя перпендикулярными отрезками.

Начиная с середины головы рисуем клюв.

У утки тонкая, но короткая шея. Соединяем голову и тело.

Лапы сделаем позже, а сейчас рисуем лишь имитацию, по которой будет легче создать полноценную конечность.

Пришла очередь глаза. Вначале нужно нарисовать точку – зрачок. Кругом него нарисовать глазницу, после чего легкими штрихами закрасить внутреннюю часть глаза.

По границе клюва нужно нарисовать более точную имитацию. Линии должны быть плавными. Клюв нужно разделить на 2 части. На верхней части делаем разрез для носа.

На щеке делаем пунктиром эллипс. Пришел черед лап, которые нужно нарисовать, ориентируясь на скелет конечности. На них обязательно рисуют перепонки, ведь птица любит плавать.

Легкими движениями рисуем крыло утки. Начинаем с верхнего левого угла большого круга и ведем до конца ее тела.

Сзади птицы должны быть небольшие, но загнутые кверху перышки. Кстати, многие хозяйки по наличию таковых определяют пол утки. Если есть загнутые перья, значит, это самец.

Для того чтобы правильно изобразить утку, следует начинать данный процесс простых художественных правил.

В самой центровой части листа внизу изображаем большое вытянутое туловище, которое по форме напоминает батон. Выше только уже с правой стороны производим окружность. Это будет будущей головой в нашем рисунке. От нее в сторону производим клюв. При помощи элементов овала соединяем голову и туловище.

Полученные, в конечном счете, фигуры обрисовываем одинарной плавной линией, которая постепенно перейдет в острый хвост. При этом спина будет достаточно выпуклой, шея изогнутой формы, а грудная клетка будет выдаваться вперед.

Далее проделаем поверхность земли и траву вокруг нашей уточки. Дальше мы переходим к процессу изображения крыла. Оно будет немного выходить из контура всей особенности фигуры птицы. Показываем клюв и глаз, а на переднем перед уткой основываем небольшие цветки.

Основные элементы изображения

Далее выполняем глаз темными и яркими тонами. Форма должна представлять миндалевидную особенность. На голове располагается пятнистая шапочка. По всему телу находятся пятнистые перья. Обращаем внимание на то, как изображены крылышки и хвостик. Добавляем еще поросли.

И вот нам осталась совсем малость , берем мягкий простой карандаш, обводим контур птицы и выделяем крыло. Немного приукрасим травку красивыми цветочками.

Простой способ изображения

Если у вас отсутствует стремление изображать сложным и длительным способом утку, то предлагаем вашему вниманию более простой метод ее изображения.
Утка имеет определенные важные детали , которые достаточно будет произвольным образом выполнить в качестве кругов или овалами, то есть у нас будет, таким образом, голова и тело птицы, а остальные детализации выполним обычной дорисовкой.

Не забываем также про важные элементы – это шея, лапы, крылья, хвостик и оригинальный клюв, а также особенности глаз.

Процесс оперения можно проделывать с помощью небольших скобок , которая идентична с рыбьей чешуей.

Разрисовывать следует уже после удаления всех ненужных деталей изображения. Вот и весь метод изображения уточки быстрым способом, все очень легко и понятно каждому начинающему или опытному художнику.

Утки как вы уже поняли, бывают различных размеров, они могут быть среднего и маленького размера с коротенькой шеей и цевкой, которая покрыта впереди поперечными щитками. Окраска оперения может быть разнообразна, все на ваше усмотрение, ну и безусловно нужно придерживаться определенных природных окрасок.

В том уроке я покажу, как нарисовать утку карандашом поэтапно для начинающих. Рисуем домашнюю белую утку, уточку. Утка относится к семейству гусеобразных. Больше об утках я ничего не могу сказать, потому что ничего не знаю о них, только что их употребляют в еде, сама я не ела.

Вот фото нашей уточки.

Давайте начнем с головы. Нарисуйте круг, чтоб было легче рисовать, кривой показала середину головы, потом нарисовала глаз, он находится по середине ближе к верху. Потом нам надо нарисовать клюв и голову, длина клюва чуть больше диагонали окружности, расположен под 45 градусов. Сотрите круг.

Теперь нам нужно набросать шею и тело . Чтоб более правильно у нас получилось, мы делаем набросок, шею как бы пунктиром, тело- вот такими прямыми, т.е. мы смотрим на форму и пытаемся понять, какие есть изгибы и как их мы можем просто изобразить.

Для удобства я нарисовала только одну лапу, вторую посмотрите на следующей картинке. Рисуем маленький хвостик, небольшими кривыми показываем крыло.

Рисуем вторую лапу. Чтоб было более реалистично стираем контур, где он был имитируем перья. Также имитируем перья по всему телу. Низ и середину шеи делаем немного темнее из-за тени, поможете посмотреть на фото уточки. Наносим тени на клюв, немножко на голову. Рисунок утки готов.




Top