Кортнев интервью. Алексей Кортнев: рок-н-ролл — это как частушки

Выступление Нюты Федермессер в формате TED-Talks на TEDxSadovoeRing - 18 минут абсолютной тишины в зале и честные размышления о том, как каждому из нас подготовиться к последним дням жизни.
Чтобы был не страх, а жизнь - на всю оставшуюся жизнь.

Страшно, да? Кошмар в хосписе работать. Все умирают, процесс умирания. Все журналисты приходят и первым делом спрашивают: а вы не могли бы нам, пожалуйста, рассказать, о чем люди думают перед смертью? Все боятся.

В хосписе проходил концерт, небольшой камерный концерт, когда в холл вывозят пациентов, и кто-то из музыкантов играет для них. Это не обязательно должны быть какие-то великие музыканты, лишь бы музыка была узнаваема, лишь бы было приятно лежать и слушать. Потому что, конечно, большинство знает – скорее всего это последняя музыка и последний концерт. На одном из таких концертов была семейная пара – уходил муж, очень преданная жена стояла рядом, держала его за руку. Такая, знаете, нежная, очень ухоженная женщина, тоненькая, в розовой блузке, просвечивалось белье, из таких женщин, которые совершенно не понимаешь, как они умудряются оставаться всегда такими женственными даже в ситуации, когда в хосписе уходит твой любимый человек. Она держала его за руку весь концерт, и когда концерт закончился, они вместе поехали в палату, а я почему-то попросила ее, заходите, говорю, потом в кабинет, просто пообщаться. И, наверное, часа через полтора после этого она зашла, и я по ее виду сразу поняла, что муж у нее ушел. Не то чтобы она плакала в этот момент, или как-то подавленной вошла, нет – расслабленной. Она говорит: Саша умер. Я говорю: Как умер? Вы же только что на концерте, как же так? Вы понимаете, мы заехали в палату, я села к нему на кровать, он протянул руку и хотел поднять ее, я взяла его за руку (у нас очень слабые пациенты, для них порой поднять руку это тоже целое дело). Я взяла его за руку, чтобы помочь, и он говорит: не надо, я сам. И положил руку сюда на блузку и стал расстегивать кофту, пуговицу. А потом рука так сползла вниз – он умер. Люди думают о тех, кого любят, о любимой женщине, или думают о тех, кого любили когда-то и к кому предстоит вернуться.

Такой важный персонаж в моей жизни – баба Маня. Бабушка из деревни Никитино, куда я приезжала всю жизнь, и приезжаю сейчас каждый год летом. Она умерла в 104 года. Умерла так как в книжках пишут, знаете, у себя дома, в своей избе, со своей уже очень пожилой дочерью, за ней ухаживавшей. До конца оставалась в своем уме, и незадолго до смерти пришла – она ходила от дома к дому в деревне, садилась на завалинке, просто чтобы отдохнуть. Иногда что-то говорила – особо, уже знаете, когда ей стало сильно за 90, никто уже в общем не прислушивался, что там она несет про колхоз, совхоз, войну, революцию. И вдруг я что-то затормаживаю у нее, потому что вот какое-то интересное что-то она говорит. Это Ярославская область, там говор такой специфический. И она говорит: «Нюта, милай мой, вот Алеша мой помер – мне 21 год был, я беременная осталась. Он на войну ушел и помер, я молодая была, у меня коса». А она сидит, знаете, валенки такие здоровущие, из них ноги тонкие торчат, такое платье потрепанное, ну какое-то… не знаю, стандартное, деревенское, колхозное. Платок, волосы тонкие, как паутина, белые выбиваются. «Коса была, и Алеша мой. У меня мужчин больше не было. Нюта, ты как думаешь, я к нему попаду молодухой, или с такой жопой обвисшей?» Так что думают люди о своих близких, думают о том, чтобы их помнили.

Совсем недавно в Москве, в Центр паллиативной помощи перевели молодого мальчишку шестнадцатилетнего из Центра Димы Рогачева, потому что случается, что нельзя вылечить, но можно помочь. Он довольно быстро понял, что условия не как в больнице, все можно, все понимают, что впереди, хотя откровенных разговоров с ним не было. Когда я ему сказала: «Дим, че хочешь?» Он говорит: «Ну че хочу, покурить и пива». Ну, покурить, пиво, это в общем мы легко организовали – но дальше все, конечно, не так весело. Мама рядом в палате, мама плачет. С кем-то из врачей сложились более доверительные отношения, и накануне выходных он сказал, что ему очень нужно сделать одно дело важное. Ну какое дело важное – надо купить цепочку и кулончик-сердечко. И вот, несколько человек из Центра паллиативной помощи, медики, они бегали по Москве в выходные дни – и принесли ему на выбор в понедельник много разных кулончиков: сердечко, знаете, такое, со стрелой, сердечко одинарное, сердечко двойное, сердечко расколотое. Он выбрал сердечко. Когда он «ушел», мама забрала это сердечко – и она отдаст его девочке, про которую он думал. А я думаю, что эта девочка, – которая, наверно, живя в такой глубокой глубинке, в бедности, в простоте, в таком городе, где среднестатистический мужик становится алкоголиком и умирает лет в 30-32, выйдет замуж, станет он у нее алкоголиком, умрет, она будет в таких лосинах леопердовых, в калошах, семечки лузгать, – у нее всю жизнь будет этот кулончик. Она всю жизнь будет вспоминать фантастическую романтическую историю, которой ни у одной бабы больше нету там. Она будет помнить этого Диму. А у нас все сотрудники будут помнить Диму, потому что если врач облегчает состояние больного, покупая кулончик с сердечком, то это какая-то невероятная медицинская помощь – паллиативная медицинская помощь называется, хосписная. Для того, чтобы у человека была возможность положить руку на грудь любимой женщины, купить кулон, для этого тоже нужны какие-то условия. Чтобы он был самим собой, ему должно быть не больно, не страшно, не одиноко.

Раньше все это было естественно, раньше люди готовились к уходу из жизни. Сейчас редко в каких семьях про это говорят, но иногда говорят. Мне повезло, у меня с обоими родителями было все проговорено, и мои оба родителя сумели остаться самими собой до конца. Мама, которая основала хоспис. Ее, вообще, главная черта – она всегда заботилась о ком-то, она всегда про себя говорила: я нянечка. И вот она уходя, я стандартно, мы уже обе работали в хосписе, я вполне стандартные для себя задавала вопросы: Мама, ты пить хочешь? – Не хочу пить. Это вот ее последние минуты жизни. Все было очевидно очень, она быстро умерла. Я говорю: А что, тебе холодно? – Не холодно. Больно? – Не больно. Я говорю: Ну а что? Ну должны же быть какие-то стандартные вещи, о чем люди думают перед смертью. Воды, кто подаст стакан воды – она пить не хочет. И она говорит: Валокордин папе накапай. Это фантастическое, вот, человек может остаться самим собой тогда, когда все уже сказано, тогда, когда все распоряжения уже даны. Я пошла на кухню, открыла дверь холодильника (у нас у многих наверное именно в холодильнике стоит валокордин). И мама, услышав вот этот специфический звон бутылочный от холодильника дверцы, последние слова, которые я от нее слышу – не там, у раковины.

Через несколько лет после этого умирал папа, папа человек очень скромный, с прекрасным чувством юмора, и очень любивший музыку. Я всю жизнь росла в этой музыке, в том числе в Шнитке, которого я ненавижу с тех пор. Я читала его завещание, в завещании была написана последняя фраза, написана мной в состоянии трезвого ума, и трезвой памяти под звуки классической музыки. И вот он умирал 4 дня, умирал в больнице, в конце он уже был практически без сознания, мы были все рядом, и очень моя любимая племянница, его внучка, желая, чтобы ему было хорошо, говорила: дедуль, музыку будем слушать? Он закрывал глаза – будем. А что? Сказать он уже не может. Она говорит: давай по алфавиту. Ч – Чайковский. Нет. П – Прокофьев, Р – Рахманинов, Ш – Шнитке. С соседней койки мужик за ширмой, а папа ничего сказать не может, мужик говорит на Ш – Шуфутинский. Тут папа мой открывает глаза, и из последних сил говорит: не Шуфутинский. И я вот понимаю, что Лизка, племянница, которая осталась, ее воспоминания о смерти деда будет вот таким светлым, как у вас сейчас, со смехом. Не Шуфутинский, не надо, лучше Шнитке.

Как правильно? Бывает правильно? О чем правильно думать? Правильно точно совершенно не бывает, но очень хорошо, когда те, кто уходят, подумали о тех, кто остается. Это же мы с вами остаемся с чувством вины, это мы с вами остаемся, и самое страшное – ссора, самое страшное, которая может произойти, ссора, которая происходит на похоронах или на кладбище. Ссора, которая происходит из-за того, что люди не сказали, как надо, что кому, что делать, кого звать, кого не звать.

Бабушка моя, из того поколения человек, 11 года рождения, всю жизнь, между Вильнюсом и Москвой она ездила с чемоданчиком и говорила – это чемоданчик с моим похоронным. Этот чемоданчик стоял у нас за шкафом в комнате. Когда она была в Москве, самое большое мое желание в детстве было – дождаться, когда бабушка уснет, так, чтобы я еще не спала, и залезть в этот чемоданчик, потому что.. что там? Сокровища Флинта. Наконец я открыла этот чемоданчик тайком, там была одежда, которую на нее надо надеть. Бабушка очень скромно одевалась, а там лежал потрясающий сарафан клетчатый, черно-белый, очень красивый. И мне так странно было, почему же она носит какую-то ерунду, а этот сарафан – нет. Еще почему-то этот сарафан был разрезан сзади, прямо ножницами разрезан полностью. Я когда в хосписе уже стала работать – вот эта степень заботы о своих близких… она очень тяжелую жизнь прожила, и она понимала, что одеть умершего довольно трудно – и разрезала свое лучшее платье для своих детей.

Конечно, для того, чтобы было правильно, для этого нужно время.

Для этого мы с вами не должны бояться задавать вопросы, не должны бояться давать ответы. Потому что если вас спрашивает кто-то, или кто-то вам говорит: слушай, там, будешь меня хоронить, или если я умру, то там. Ответ: да что ты, ты еще меня переживешь, простудишься на моих похоронах. Прекрасно, конечно, но все остались недовольны. Этот не сказал, чего хотел, вы не узнали, что нужно. Потом поссоритесь на похоронах, будете жалеть. И вот эта вот честная проговоренность, эта вот подготовка, то что вам дает возможность потом не испытывать чувство вины, на самом деле это же дает вам возможность оставаться самими собой, и это же дает вам возможность вдруг неожиданно честно говорить о своих желаниях. Здесь важно слово «честно». Вы только тогда можете правильно расставить приоритеты и определить, что важно, когда вы знаете дедлайн. Это ведь со всем так: если вы знаете, когда уезжаете, вы успеете сделать ровно то, что нужно, и не сделаете ерунду. Если вы знаете, когда экзамен, вы успеете хоть как-то подготовиться, а если не знаете, что будет жутко страшно, потому что вообще не понимаешь, чего сдавать. Если вы знаете свой диагноз, и если вы знаете, что у вас осталось 3 месяца, или 3 года, то скорее всего вы очень правильно расставите приоритеты. А в хосписе, там где медицина, наконец, соединяется с человеком, присоединяется к человеку. Там, где все сделано так, чтобы было не больно, не страшно, не одиноко, в хосписе открывается неожиданная возможность в этой сумасшедшей жизни быть честным с собой, со своими близкими, честно сказать, чего тебе хочется.

Чего люди хотят перед смертью – хотят селедки, хотят покурить, недавно парень один с рассеянным склерозом, он женщину захотел. Ну на самом деле нет ничего невозможного для руководителя учреждения, если пациент хочет. Ему можно и женщину обеспечить. Прекрасная женщина, ни раз еще к нам придет, я уверена. Скромные желания, и желания с другой стороны, бывают такие совершенно ну такие трогательные, замотанные в ненужных мелочах. Потому что желание, которое было написано на бумажке и опущено в ящик о одном из московских хосписов совсем недавно – прикоснуться к Цискаридзе. Ну че вы смеетесь, вы представляете, женщине молодой, умирающей, понимающей, ЧТО у нее, что она уже не хорошо выглядит, что она желтая, бледная, что у нее тут трубка, тут трубка, тут течет, тут плохо пахнет – она хочет прикоснуться к Цискаридзе. А через 2 дня он к ней приходит вот с таким букетом роз. Сидит у нее у кровати, они беседуют – она, на самом деле, довольно стабильная, ну недели две, на наш взгляд, у нее должно еще было быть впереди. Естественно, ее все фотографируют, естественно, она прихорашивается перед его приходом. Естественно она искупалась, а это трудно тяжело болеющему человеку – искупаться, это дело. Он ушел, а вечером она умерла. Неожиданно для всех, потому что человек сам чувствует, когда он прожил то, что он хотел прожить.

Очень долго в Первом московском хосписе жила женщина – и было совершенно не понятно, ну что это за фантастическое мучение, почему, КАК в ней держится жизнь, почему она не уходит. У нее сын жил в Грузии, какие-то проблемы с документами не позволяли ему приехать. Мы писали консулу туда, консулу сюда, привлекали каких-то там правозащитников, ну нет, и все. Документы не в порядке – нельзя. Наверное через несколько месяцев писем от волонтеров, сотрудников… ну у меня нет больше сил терпеть это – как вот пытка. Единственное, что она хочет– это повидать сына. И я обратилась к Софико Шеварнадзе. Та в свою очередь – в Министерство иностранных дел. Через несколько дней все-таки сделали визу, и к ней приехал сын. И все в хосписе думали, что наверное вот, наверное это ее последний день, она дождалась. Через день я пришла в расчете на то, что она ухудшилась, а мне говорят – хотите в палату зайти? Я захожу, она сидит с сыном, ест сулугуни и пьет вино. Ну, она дождалась. Он уехал в Грузию, и она ушла после этого. И это тоже показательно, что она ушла одна. Потому что когда мы очень любим своих близких, мы их держим, мы их не отпускаем, и они это контролируют как-то.

Очень многие думают, что надо дожить до Нового Года, и пик смертей приходится на вот этот период рождественский и новогодний. Очень многие хотят дождаться, когда внучка родит правнука, когда будет 50-летие со дня свадьбы. Мы контролировать можем значительно больше, чем кажется. И если все проговорено и честно, если все готовы, если все знают правду, то тогда оказывается, что мы можем контролировать свои простые желания, мы можем вдруг осмелеть. Осмелеть, ну это тоже смешно. Цискардзе, это же смелое желание, если бы она была здорова, ей бы в голову не пришло такое сказать, понимаете. Если не больно, не страшно, не одиноко, все то, что культурологически было с нами, было в этой стране, было в этой культуре. Если это получилось сделать, то тогда оказывается, что есть время – фантастическое, драгоценное время. Его, порой, не надо много, на это хватает минут, кому-то на это нужны дни. Но это не много времени, в которое нужно сказать 5 главных вещей друг другу: ты мне очень дорог, я тебя люблю, прости меня, я тебя прощаю, и я с тобой прощаюсь . Вот эти желания, и возможность их осуществить – это те самые 5 вещей. Они проговариваются вот так – налей папе валокордин, купите ей кулон, протянутой рукой к пуговице на груди любимой жены. Это те самые 5 вещей.

Если все понятно, и можно быть искренним, то можно, оказывается осмелеть в нашей дурацкой нелепой жизни, где мы переполнены условностями. До того, чтобы слепая, молодая уходящая женщина говорит: знаете, я всю жизнь мечтала и никогда не могла осмелиться – я хочу такой маникюр, чтобы каждый ноготь яркий и разноцветный. Можно? Она слепая. Ей сделали этот маникюр, она лежала, положив руки на одеяло, и каждого входящего в палату родственника или медсестру она просила назвать, какого цвета каждый ноготь, чтобы убедиться с каждым новым человеком, что у нее действительно каждый ноготь разного цвета.

Время, и открытость, и помощь убирают боль – то, чего мы больше всего боимся перед смертью. Боль, которая лишает нас возможности оставаться личностью, человеком. Убивает возможность думать, и не дает возможность долюбить близкого, доотдавать. Если мы это все убрали – то, пожалуйста, мы можем быть сами собой и мы можем захотеть чего угодно. Мы совершенно точно не думаем перед смертью о смерти, мы думаем о жизни. Хоспис – это возможность от ужасной жизни уйти. И если знать правду тогда, когда мы с вами здоровы, если подготовиться и перестать бояться того, что очевидно и наверняка произойдет с каждым, – гораздо очевиднее, чем рождение детей, замужество, институт, развод, не знаю, все что угодно. Тогда уже можно сейчас подумать, о чем вы хотите думать перед смертью. Тогда получится. Спасибо.

TEDxSadovoeRing проводит крупнейшие конференции в Москве по лицензии TED - глобальной площадки для обмена идеями и опытом в живом формате. ⠀

Что такое корпоративная социальная ответственность?

Корпоративная социальная ответственность, целью которой является развитие собственно бизнеса, – это не корпоративная социальная ответственность, а успешный маркетинг, успешный пиар, это не про социум.

В докладе Татьяны Задирако говорится, что на сегодняшней день корпоративная социальная ответственность приравнивается к благотворительности, и это не хорошо и не плохо, это существующая сегодня норма. Вопрос, почему это так.

Корпоративная социальная ответственность сегодня должна равняться благотворительности в том обществе (я, естественно, знаю лучше ту сферу, в которой работаю я, в которой работает благотворительный фонд помощи хосписам «Вера»), в котором умирающий человек не может получить обезболивание и вынужден публично застрелиться, чтобы привлечь внимание к этой проблеме, в котором нет ни одного детского хосписа, и умирающие дети вычеркнуты из системы медицины, в котором в Москве, в одном из самых богатых городов мира, в XXI веке на улице зимой от холода может замерзнуть и умереть бомж.

В нашей с вами сегодняшней многоконфессиональной, многонациональной стране, где в некоторых городах регулярно происходят убийства людей с иным цветом кожи, корпоративно социально ответственно было бы продвигать семейные ценности, независимо от конфессиональной принадлежности. Потому что я не знаю религии, которая не ценила бы семью, не ценила бы брак и не ценила бы детей.

Важно, чтобы постулат о том, что сегодня корпоративная ответственность – это благотворительность, был услышан не как недостаток, будто мы какие-то недоразвитые. Этот этап – нормальный биологический рост, который нам нужно пройти, для того, чтобы выйти на следующую ступень, без этого не получится.

На мой взгляд, социальная ответственность компаний состоит из трех компонентов: забота о своем собственном персонале, благотворительность (она должна быть осознанной и ориентироваться на то, что происходит в социуме) и волонтерство, которое сочетает в себе и то, и другое.

Фонд «Вера»

Фонд «Вера» существует с 2006 года, нас поддерживает много ярчайших людей, и большая часть из них – это люди, так или иначе связанные с культурой. И это знаково, потому что это люди тонкой душевной организации: писатели, поэты, актеры. Они хорошо понимают, что такое хосписы, достойное отношение к неизлечимо больным людям, к умирающим, независимо от их возраста. Именно люди творческие большей частью поддерживают наш фонд, но в последние несколько лет стали присоединяться люди бизнеса.

Корпоративная социальная ответственность – это ведь не только про бизнес, это про благотворительный фонд тоже. Благотворительный фонд может заниматься поиском денег и потом распределением собранных средств просто для того, чтобы разрешить конкретную проблему, восполнить имеющийся пробел. Так начинает практически любой фонд: инициативная группа людей оказывается прогружена в ту или иную проблему: бездомные собаки, бездомные люди, больные дети, нехватка препаратов в клиниках. И начинается «адресная помощь», решение каких-то конкретных вопросов. В случае с нашим фондом это были покупки расходных материалов.

Очень скоро становится понятно, что если хочешь что-то менять в своем направлении, нужно анализировать и не выкидывать деньги в черную дыру. Подарки в детский дом на Новый год – это выкидывание денег в черную дыру, это корпоративная безответственность, безответственная благотворительность. Единственное, что нужно ребенку в детском доме – это мама.

Есть замечательный фонд «Большие братья и большие сестры», он занимается тем, что ищет семейные пары, которые хотя бы на выходные будут брать детей в семьи и приучать их к социуму. Это будет ответственность, и этот фонд ждет организации, которые в качестве волонтеров будут приводить туда массово своих сотрудников.

Мы же стали думать дальше: умирающих людей очень много, хосписов мало, и они, мягко говоря, не очень хорошие, там работают люди за маленькую зарплату, там недостаточное количество обезболивающих средств, но всё-таки хоспис разово, единовременно может помочь сразу тремстам пациентам. Мы, инициативная группа, сразу тремстам никак помочь не можем.

Тогда мы стали выискивать те хосписы, которые лучше других откликаются на необходимость учиться, готовы куда-то двигаться, персонал которых еще не окончательно выгорел от этой непростой работы – каждый день находиться рядом с умирающими людьми.

О достойной смерти

Понятие достойной смерти существовало испокон веков, когда не было ни памперсов, ни правильных кроватей, ни подъемников, приделанных к потолку, но было понимание того, что такое достойно уйти из жизни, рядом с любимым человеком, без боли, без грязи и унижения.

Значит, здесь вопрос не в деньгах, не в культуре, а в том, насколько образован наш сегодняшний медик, насколько он понимает, что такое этика общения с пациентом. А для того чтобы пришедшие из медучилищ девочки научились обращаться к пациенту по имени-отчеству, стучаться в палату, для того чтобы главные врачи хосписов открыли свои двери и круглосуточно допускали родственников в палаты, нужно начинать учить даже не с медучилища. Для этого нужны корпоративно социально ответственные бизнесы, которые будет воспитывать персонал и общество.

Мы поняли, что нужно привносить изменения в законодательство, в том числе, силами нашего фонда. Для меня это большое счастье, что два года назад, в законе «Об охране здоровья граждан» появилось понятие паллиативной помощи, была зафиксирована соответствующая специальность.

Дальше от центра Москвы

На Первый московский хоспис мы в год тратим 35 миллионов рублей, деньги и организации, готовые помочь, ищем легко. Потому, что хоспис – в центре Москвы, приехал, показал. Другое дело – региональные хосписы, до которых ехать далековато. В регионах 30 хосписов, которым мы помогаем, и это всего 30 миллионов рублей в год, больше денег не можем собрать.

Есть хоспис в Липецке, есть там и липецкий металлургический комбинат. Детям в детских домах покупают подарки на Новый год, а липецкому хоспису не помогают.

Самара – небедный город, годовой бюджет самарского хосписа, который состоит из государственных денег – это 4 миллиона рублей в год. Бюджет первого московского хосписа, государственного – 110 миллионов рублей. Про некоторые другие города не буду говорить, и какой там бюджет, и что происходит в этих хосписах.

Я все время испытываю чувство неловкости, глядя на плакаты фонда на улицах Москвы: «Если человека нельзя вылечить – это не значит, что ему нельзя помочь». Если говорить от сердца, то это правда – от силы про 5–6 хосписов в стране, а остальные хосписы не могут помочь, нет у них ни персонала, ни средств.

Детского хосписа в Москве нет, мы его построим в ближайшее время: правительство нам выделило деньги, он будет в центре Москвы.

Польша не очень большая, в ней 139 хосписов взрослых и 27 детских. В России детских хосписов крайне мало, а в Москве нет вообще. Это не от того, что детей в Польше плохо лечат, и они умирают. Какая бы медицина не была, и дети, и взрослые будут умирать. На сегодняшний день у нас пока нет детского хосписа, но мы имеем огромную выездную службу и собираем средства на помощь детям через facebook.

Я была бы счастлива, если бы какой-нибудь большой холдинг сказал, что он готов быть социально ответственным, что умирать ребенок может в любой семье, и смертельно заболеть можно в любой момент, что мы будем социально ответственными и мы просто поможем хотя бы программе выездной службы, потому что это стыдно, что в России крайне мало детских хосписов.

Один партнер

Мы проанализировали пожертвования за 2013 год от физических и юридических лиц (в том числе от мероприятий и коммерческих проектов фонда), и я расстроилась, поняв, что у нас есть всего один партнер – юридическое лицо, это компания «Русгидро», которая приняла решение помогать, независимо от решения своего лидера, я даже не знаю, как там зовут руководителя компании. А все остальные юридические лица – это личная инициатива владельца компании, наша договоренность с тем или иным человеком.

Даже если это регулярные пожертвования, даже если это несколько компаний, это всё равно решение одного человека, которое не оспаривается, которое не обсуждается и которое не вызывает ни радости, ни понимания у совета директоров, ни у правления, ни у работников компании в целом. Может, они бы хотели игрушки в детский дом возить, и тогда им нужно объяснять, почему помогают хоспису, почему на это идут деньги, но вряд ли это происходит.

Мне абсолютно всё равно, откуда приходят деньги, от какой компании – от сигаретной, алкогольной, от кока-колы, потому что я прекрасно понимаю, что социальная ответственность – это про общество, а не про бизнес. Если это решение лидера компании, то это мне тоже всё равно, но просто это не так перспективно. Корпоративная социальная ответственность в компании начинается тогда, когда личная ответственность руководителя перерастает в стратегию.

Не пиар и маркетинг

Несколькими бизнесменами был проведен анализ рынка благотворительности, и они посчитали, какое количество денег благотворительность может привлечь. Самый большой потенциал, самые не привлеченные нами деньги – это деньги физических лиц, а не компаний. Но детский дом, детский хоспис, ребенок, бездомная собака – это то, на что мы с вами, граждане, прохожие, у которых нет времени на анализ, легко отреагируем, дадим на это деньги. А обучение, хоспис в Липецке, Таганроге, Волгограде, – это должна быть социальная ответственность компаний. Строительство школ, строительство или ремонт детского дома, а не подарки – это социальная ответственность компаний.

Для фонда важно иметь «якорных доноров», которые возьмут на себя ответственность в конкретном сегменте: например, содержание выездной службы детского хосписа или помощь одному из хосписов в регионах.

Когда я думала про социально ответственную корпоративную благотворительность, поняла, что это алгоритм, и если этот алгоритм выполняется, тогда она будет, эта ответственность, не выполняется, тогда этой ответственности не будет.

Давайте возьмем идеальную картину: компания хочет в сфере благотворительности быть социально ответственной, она должна выбрать сегмент благотворительного рынка. Рынок большой, сегментов много, нужно провести анализ рынка, нужно понять, что происходит, как работает законодательство в той или иной сфере, какие перспективы, когда это началось, изучить западный опыт.

Это не может сделать ни один нормальный руководитель компании, значит, для этого должен быть отдельный человек.

Сегодня в крупных компаниях благотворительность – это такой придаток, его кидают или в маркетинг, или в пиар. Пиар и маркетинг в любой коммерческой компании – это подразделение, нацеленное на получение прибыли компании, прибыль и корпоративная социальная ответственность – разные вещи. Это должен быть отдельный человек или отдельный департамент. Тогда он анализирует рынок, у него есть погружение в проблему, он может выбрать несколько вариантов и предоставить правлению возможность выбора из нескольких кого-то одного. Тогда будет осуществляться контроль за расходованием средств, тогда будет очевидная открытость и прозрачность.

Открытость очень важна, она должна быть готовой к критике. И, конечно, должны проводиться совместные акции. Корпоративная социальная ответственность – это про привлечение своих сотрудников, ведь они делают любой бизнес успешным, и здорово, если бизнес будет социально ответственно относиться к своему персоналу и в том числе грамотно развивать волонтерство в своей компании.

В качестве очень короткого примера: «Здравствуйте, такая-то компания, мы хотим приехать в хоспис, у нас 60 сотрудников, мы хотим субботник, социальное волонтерство». Мы говорим: «Приезжайте». В ответ они заявляют, что у них тема «экология», они будут сажать что-нибудь. Если сажать не надо, могут приехать, с детьми позаниматься. А наши дети умирающие, с ними нельзя позаниматься, потому это безответственность корпоративная. Если компания за это что-то получает, то это не корпоративная социальная ответственность. Получать что-то должно общество.

Дети в школах вместо цветов на первое сентября жертвовали со своими учителями деньги, которые потом шли в фонд. Это то, как мы понимаем социальную ответственность, ее рост, начиная с детей.

Осознанности без ответственности быть не может. Когда мы ходили на встречу с детьми первого сентября, я задавала вопрос семиклассникам, 13 лет: «А понимаете ли вы, зачем на благотворительность нужны деньги, почему нельзя просто прийти и помочь?» Никто не ответил, они клали деньги в ящик, а я им объясняла, почему для фонда нужны деньги. Я абсолютно уверена, что это знание у них останется надолго, они теперь знают, почему благотворительности нужны деньги.

Подготовила Оксана Головко

Фото и видео – Игорь Давыдов

Дорогой друг,

С самого начала роста цен на нефть, который примерно совпал с приходом Вольдемара на царствие, примерно до стремительно военно-грузинской кампании, у РФ был поразительно растянутый во времени шанс, почти восемь лет, начать и даже частично внедритть структурные реформы во всех основных отраслях промышленности и народного хозяйства - причем преимущественно за свой счет, не прибегая к значительным внешним заимствованиям. Такой растянутый во времени "момент удачи" выпадает не каждой стране за всю историю, и было не просто глупо, - преступно им не воспользоваться.

Как всего лишь небольшой пример - не хочу приводить весь скорбный список. Это ваши рабочие места (т.е. и пенсии тоже), ваша система образования и здравоохранения - оно вам очень пригодилось бы, когда вы состаритесь, но оно будет на примерно сегодняшнем уровне (т.е. весьма плачевном), а скорее всего будет еще хуже, т.е. современного лечения вам не получить, к сожалению. Я без всякого злорадства, - у меня есть друзья в РФ, и не все могут позволить платное лечение, и даже платное значительно отстает. Правительство уже приняло меры по созданию параллельной структуры медуслуг для привилегированных слоев (т.е. госслужащих), т.е. даже такой отстающей медицины на всех не хватит. Как будут обслуживаться все остальные? А как у Чехова в "Эскулапах": "Дайте ему чего-нибудь!".

На практике это означает примерно следующее:

Вы состарились, стали побаливать. За рубежом давно появились новые лекарства, новые процедуры, которые существенно облегчают жизнь, - вам об этом рассказывает врач, который начитался иностранных журналов (предположим вам сказочно повезло, и у вас продвинутый врач, который читает медицинскую литературу, а не стандартная унылая тетка, которая смотрит в месячный отчет, а не на больного)... В России их нет и при вашей жизни не появятся. Например, в 2014-2015 гг. в Канаде разработали методику извлечения тромба при помощи зонда, после которой инсультник практически сразу встает и идет своими ногами, а не лежит неделями на реабилитации. На дворе 2035 год, но в вашем районной поликлинике, о данной методике никто и не слышал.

Вы совсем потеряли здоровье, вам трудно выходить из квартиры (а нужно - к врачу, например), нужна колясочка или палка. Подъезд, естественно, не оборудован для этого. А если и выедете из дома, то дальше собственного двора не уедете, ибо нигде ничего не оборудовано. Кого в этом винить? Кто виноват, что все последние годы ничего не вкладывалось в развитие, в самую насущную инфраструктуру, что инвесторы бежали как черти от ладана, что жилье (даже "элитное") построено так, словно в нем будут жить только вечномолодые древнегреческие боги?

Конечно, если вы вечномолодой древнегреческий бог, то все это к вам не относится.

За час до выступления на сцене Екатеринбурга, после прогулки по «Ельцин-центру» лидер группы «Несчастный случай» рассказал Порталу сайт, почему не стоит бояться прослушки разговоров, что общего между британским Brexit и революцией 1917 года, и как Россия в случае чего будет подавлять сепаратистские настроения.

Вчера приняли «пакет Яровой», жесткие поправки в законодательстве, по которым будут уголовно наказывать за недоносительство, по которым операторов связи, мессенджеров и соцсетей обязали хранить всю информацию о содержании разговоров и переписки пользователей. Допустимо нарушать основы Конституции под предлогом защиты общества от терроризма?

Мне трудно дать однозначный ответ. Весь мир сейчас напуган тем, что происходит вокруг. Это же чудовищный разгар терроризма! Я активно жил в эпоху Бориса Николаевича и Михаила Сергеевича (Ельцина и Горбачева - прим. ред.). Тогда у нас была куча всяких вызовов: и чеченская война, и экономическая разруха, и все, что угодно. Но о подобном разгуле терроризма мы даже не слышали. Эти судорожные меры, которые идут вразрез с Конституцией, созвучны тому, что происходит во всем мире. И на страшные отступления от демократических свобод идут практически все страны. Это ужасно. Это очень противно. Но, к сожалению, это необходимо.

- То есть нам остается держаться?

Нам нужно держаться. Понимаете, почему я об этом так легко говорю? Мне особенно нечего скрывать от своего государства. Да, мне неприятно, что за мной будут наблюдать. Но я знаю, что за мной уже наблюдают. Вот держишь ты эту штуку в руке (показывает на телефон - прим. ред.) и ты уже находишься под пристальным изучением. И даже не наших спецслужб, а международных корпораций. Это известно.

Конечно, ты можешь от этого отказаться, отписаться. Лично мне отписываться не от чего. Я не запрещаю доступ к местоположению таким программам, как Яндекс, Гугл и так далее. Стало быть, про меня знают все и всё. Ну не всё может быть. Но уже почти. Поэтому сделать еще маленький шаг - разрешить КГБ наблюдать за мной - не считаю это чем-то трагическим.

- А вы же на днях играли концерт в Лондоне?

Да, позавчера вернулся.

- Какая в городе была атмосфера? Почему ?

Понятия не имею. Я был там накануне референдума. И мы общались с русской диаспорой, а это огромное количество людей, тысячи человек. Так вот, ни один человек не верил, что произойдет Brexit. Ни один человек. Весь Лондон был оклеен агитацией «I" m in», то есть «я остаюсь», «я внутри». Хотя то, что весь Лондон был так оклеен, уже многим говорило, что, скорее всего, происходит самое ужасное. Вообще, я должен сказать, что это чудовищно.

- Чудовищно?

Потому что ослабление Европы - это очень плохо для России. Потому что у нас есть внешнеполитические и геополитические враги, которые отнюдь не в Европе располагаются. И поэтому каждый удар по Европе - это и удар по будущему России. По экономике России, уж точно. Чем большее ярмо ляжет на плечи Германии, Франции и той же Великобритании, тем хуже придется нам. Ой, блин, это конечно все ужасно. И главное настолько неожиданно…

- Должны же быть какие-то причины. Как так получилось, что никто не ожидал и - бабах?

Это так же безумно спрашивать, как спрашивать, почему в 1917 году получилась революция. Ее сделали несколько сотен очень активных фанатиков. Которые сагитировали, убедили, обманули, подкупили уже сотню тысяч человек, которых было достаточно, чтобы обмануть сто миллионов и привести их к катастрофе. Я думаю, что в случае с Brexit, случилось то же самое. К этому привела некоторая группа из нескольких тысяч человек.

Вы три года назад говорили, что когда обвалятся цены на нефть, в России произойдет переоценка ценностей, что будут большие изменения. Обвалилась, и ничего.

За это время, слава богу, и страна, и экономика адаптировались. Катастрофа не наступила. Никаких голодных бунтов, забастовок и восстаний нет и не будет. К тому же за те годы, что прошли, мы наблюдали за Украиной.

Наша страна напугана на долгие десятилетия вперед. Ведь при помощи агитационной машины, частью которой вы, например, являетесь, народу было объяснено, что будет. Если вы будете вякать, будет кошмар, отъем частей страны, развал, гражданская война. И по сути это правда.

Потому что если бы что-то подобное произошло у нас, то жесткость и быстрота подавления была бы еще более высокой, чем на Украине. Если бы какая-нибудь Брянская или Белгородская область решила бы вдруг отсоединиться, то там бы была не такая война как на Донбассе, а гораздо хуже. Поэтому сейчас никто даже рта не откроет. И слава Богу.

— Начнем, пожалуй, все же не с женщин. Расскажите о ваших ощущениях перед празднованием юбилея…

Алексей Кортнев: Я чувствую себя спокойнее, чем когда бы то ни было, потому что все заботы по подготовке праздника свалил на других. Хотя это случилось не сразу. Сначала я напрягался, волновался, придумывал концепцию нашего шоу «Два по 50». А в августе, когда мы вместе с Камушком (так Алексей называет Камиля. - Прим. «ТН») отдыхали с детьми в Болгарии, вдруг подумал: «Какого хрена дергаться? Это наш праздник - пускай другие им занимаются». И мне стало так хорошо!

Камиль Ларин: Думаю, нам все равно придется вмешаться в процесс. На концерт в КЗ «Крокус Сити Холл», помимо зрителей, придут наши с Лешей друзья. Хочется, чтобы все прошло отлично.

- Веселье гарантируете?

К. Л.: Даже если мы захотим сделать грустно, все равно получится смешно. Помню, как в студенчестве мы пытались поставить «Гамлета» и на пятнадцатой минуте поняли, что выходит комедийное шоу. Грустить точно не будем. А какой смысл в печали? Все ведь хорошо! Но вот лет семь назад у меня было совсем другое настроение. Я даже решил посоветоваться с Лешей. Позвонил ему и говорю: «Что со мной происходит? Почему на душе так тягостно? Хотя есть работа, скоро Новый год и вообще все неплохо». - «О-о-о, Камиль, догнало тебя. Это кризис среднего возраста», - отвечает. Я спрашиваю: «Чего делать-то? Может, водки выпить?» Он говорит: «Все бесполезно: это химический процесс в организме - надо просто потерпеть».

А. К.: Всех накрывает по-разному: кого-то в 40 лет, кого-то в 50. Но миновать кризис среднего возраста никому не удается.

Не понимаю, отчего мужчины страдают. К ним-то интерес противоположного пола не угасает всю жизнь. Вот нам, женщинам, куда сложнее. Скажите, может быть, зря дамы по поводу возраста так убиваются?

А. К.: Мы с вами вторглись в сложную, хотя и интересную область. Я уверен, что от женских кризисов рецепт один: быть замужем за сильным взрослым мужиком старше лет на десять или пятнадцать. В этом случае женщина будет уверена в себе. Моей жене сейчас

40 лет. Когда ей исполнится 50, мне будет 60. С чего вдруг Мусе (так Алексей зовет супругу - Амину Зарипову. - Прим. «ТН») переживать из-за возраста, если я старше и создаю ей полное ощущение защищенности? Мы любим друг друга, у нас крепкая семья, дети, дом.

К. Л.: В свою очередь и женщина придает мужчине силу, которую он с годами боится потерять. Это известный факт. Почему вдруг взрослые мужики идут на фитнес и начинают заниматься своим здоровьем? Именно поэтому.

А. К.: Правильно. И если два полюса - инь и ян, плюс и минус, черное и белое, мужчина и женщина - находятся в гармонии, возникает ощущение покоя, уравновешенности, уюта.

К. Л.: Причем не того покоя, когда хорошо, лежу и ничего не хочу. А наоборот: «Мне комфортно рядом с этой женщиной, и я хочу еще что-то сделать для нее и нас обоих».

Камиль с женой Екатериной, Алексей с супругой Аминой и дочерью Аксинией. Фото: Арсен Меметов

То есть самое главное - подобрать правильного человека, и тогда ничего не страшно?

К. Л.: Желательно, но это нелегко.

А. К.: Мы, например, с Камой искали, искали… (У Алексея третий брак, у Камиля - второй. - Прим. «ТН».)

- Ваши пожелания к женщине корректируются с возрастом? Или мужчина в 20 лет стремится к тому же, к чему и в 50?

А. К.: В 20 лет юноши в первую очередь хотят секса, а уже потом много чего другого.

К. Л.: В 30 - разнообразного секса.

А. К.: В 40 - уж совсем разнообразного, потому что иначе не хочется. А сейчас хорошо бы в первую очередь, чтобы она борща наварила… Секса или борща? Да, наверное, борща, а потом… поговорим.

На что вы сразу обращаете внимание, познакомившись с женщиной? Что должно прои­зойти, чтобы вы захотели встретиться с ней не раз и не два?

А. К.: Чтобы у женщины были перспективы, она должна быть… нашей женой. Катей - в случае Камиля, и Аминой - в моем. Сейчас у сторонних девушек шансов стать для нас близким человеком маловато. По сравнению с тем, что было лет пятнадцать-двадцать назад, их практически нет.

К. Л.: Забегая вперед, предвидя ваши следующие вопросы, замечу, что женщина должна обязательно давать мужику свободу,

не вторгаться в его личное пространство, чтобы не было такого: «Куда идешь? Во сколько придешь? Снова тебя нет дома - дети отца не видят!» Как только мы получаем свободу, сами хотим поскорее приехать домой.

А. К.: И побыть с детьми.

К. Л.: Потому что нет запретного плода! Когда тебя не держат, не хочется убегать. Все, завелся. (Смеется.) Еще желательно, чтобы женщина была красивой, внимательной, чтобы участвовала в жизни своего мужчины. И на сообщение о том, что у меня сегодня был удачный спектакль, не отвечала: «А ты курицу купил? Или снова забыл?!»

Шутливое фото со свадьбы Камиля и Кати (2014). Фото: Из личного архива Камиля Ларина

Вы упомянули красоту. Для вас важно, чтобы девушка соответствовала модельным стандартам? Была бы длинноногой, с тонкой талией, пышной грудью…

А. К.: Внешность, безусловно, важна. Но размер груди, милые женщины, для нас, мужчин, не имеет принципиального значения. В каждой груди своя прелесть. Женщина может быть красивой с любыми габаритами, но обязательно должна быть ухоженной. Потому что это признак самоуважения. Женщина, высоко себя ценящая, всегда интересна мужчинам. Какими бы щедрыми или скупыми ни оказались природные данные, девушка может довести себя до прекрасного состояния. Или до ужасного.

Второй важный показатель - это женский IQ. Какой бы чудесной ни была девушка, первые две-три фразы по большому счету решают все.

К. Л.: А еще чувство юмора! И тут не столь важно, чтобы она сама могла удачно пошутить. Главное - чтобы откликалась и правильно реагировала на мои шутки.

Женщины часто жалуются на своих мужчин - ленивых, выпивающих или мало зарабатывающих. Но при этом они их терпят и годами пытаются перевоспитать. Как вам кажется, это реально?

А. К.: Я считаю, что перевоспитать мужика нереально. Если вас в муже что-то принципиально не устраивает, надо разводиться. Или терпеть и не жаловаться.

У меня ощущение, что люди рождаются с определенным набором личных качеств и ведут себя в соответствии с ним до самой смерти. Сколько человека ни воспитывай, основное заложено в нем с первой минуты жизни. Сужу по своим детям. Мы с Аминой с изумлением замечаем, что все трое получились совершенно разными - со своими запросами, характерами, интересами. При этом они родились в абсолютно одинаковых условиях и от общих родителей, которые не стали ни беднее, ни богаче, ни мягче, ни жестче, ни умнее, ни глупее за это время. Отвечу на ваш вопрос так: женщина может быть счастлива с любым мужчиной - и инфантильным, и слабым, и выпивающим… если ей такой нужен. Ведь существуют сильные, самодостаточные, целеустремленные тетки, которые с удовольствием работают над превращением своих избранников в принцев.

К. Л.: Верно! И никакой другой не нужен, даже если дама утверждает обратное! С мужчинами иного склада у нее просто не сложится пазл. Меня поражают женские жалобы. Казалось бы, если не нравятся низкие заработки мужа, его нежелание дарить цветы - найди себе другого. Но нет, пилит, упрекает, приводит в пример других мужчин, пытается переделать… Зачем?!

А. К.: Потому что интуитивно она понимает: не факт, что в объятиях другого ей будет лучше. Возможно, она даже пожалеет!

К. Л.: Мне кажется, каждый из нас имеет рядом того человека, которого заслуживает.

А. К.: Воспитывать мужа можно, но только очень медленно, постепенно внося корректировку. И то при условии, что он сам желает перевоспитаться. А если нет, то ничего не изменить. Приведу личный пример. Мусю раздражает, когда, после того как я приму ванну, на полу остается вода. Мне лично по фигу, я даже не замечаю. Протру слегка, а она заводится: «А-а-а! Капли остались!» Раз мне сказала, два, десять - и добилась своего. Теперь, прежде чем выйти из душа, я внимательно смотрю под ноги. И если вижу лужицу, просто бросаю халат.

К. Л.: Ее, естественно.

А. К.: Естественно! И по нему хожу. Но это максимум, на что я способен.

Алексей: сейчас у посторонних девушек маловато шансов заинтересовать меня или Каму. Не то что 15-20 лет назад… Фото: Арсен Меметов

Прочтут сейчас ваши слова, Алексей, одинокие женщины и скажут: «Пусть всю ванную мне зальют, лишь бы не быть одной!» Как вам кажется, почему в нашей стране невероятно много одиноких женщин? Причем часто красивых, умных, обеспеченных…

А. К.: Вы сказали обеспеченных? Ну вот и ответ на ваш вопрос. Это значит, что тетка хорошо и много работает. Сколько она тратит времени и сил на карьеру? Современные девочки в наше время с младых ногтей обеспокоены самореализацией, успехом. Эмансипация проехала трактором по всем сферам жизни - по семейной в первую очередь. Спросите у девушек, что они ждут от будущего. Думаю, только каждая сотая скажет: хочу выйти замуж. А 99 - о том, что мечтают быть успешными. Хорошо бы сочетать это стремление с желанием стать счастливой женой и матерью.

Алексей обращается к пятилетней дочери Аксинии:

Ась, ты хочешь замуж выйти?

Ася: Не-а.

А. К.: А кем ты хочешь быть?

Ася: Парикмахером!

А. К.: Вот, пожалуйста. Мне кажется, женщины заигрались в эмансипацию. Черт его знает, плохо это или хорошо. Ой, сейчас меня обвинят в сексизме! Но женская успешность в любом случае привлекает внимание. Для одних мужчин это в каком-то смысле афродизиак. Других отпугивает.

- А вас лично?

А. К.: Мне нравятся женщины, многого добившиеся. Инфантилизм не привлекает. Моя жена загружена больше меня, она состоялась в профессии, но при этом родила мне троих детей!

К. Л.: Человеку приятно смотреть на три вещи: на огонь, на воду и на то, как работает другой. Мне вообще нравятся люди, у которых все получается, у которых на любой вопрос есть ответ. Рядом с ними так хорошо, так уютно, здорово. А когда слышу от женщины: «Ой, я не умею…» Думаю: «Блин, тащить ее на себе, что ли?»

- То есть беспомощная женщина непривлекательна?

К. Л.: На мой взгляд, нет…

А. К.: Определенному типу мужчин нравится «женщина-ребенок», которую всю дорогу надо на ручки брать.

К. Л.: Здесь хочу пояснить. Не вижу ничего плохого в том, что женщина растворяется в мужчине: гладит ему сорочки, провожает на работу, встречает, детей рожает. Хорошо, если ей комфортно быть женой и мамой. Но если хочет чем-то заняться, пожалуйста! Я за. Главное, чтобы мозги мне не компостировала. Женщина, на мой взгляд, не должна работать ради того, чтобы принести деньги. В первую очередь ее предназначение - ­семья. Дома должно быть тепло и уютно, она должна быть помощницей своему мужчине, хорошей матерью детям. Что в этом плохого? Вот когда женщина уходит в профессию с головой, тогда хуже… Как правило, плата за это - одиночество.

Алексей: мужчины начинают ценить семью после 45 лет. Фото: Арсен Меметов

Мужчин на всех не хватает. Что вы думаете по поводу женской инициативы? Может быть, надо самой брать быка за рога - назначать свидания, признаваться в любви?

А. К.: Я обожаю женскую инициативу. Все мои прекраснейшие жены - гражданские или официальные - были активными и инициативными. Это свидетельствовало об их силе и уверенности. А когда женщины демонстрируют неприступность, мужчины теряются.

К. Л.: Нас скорее отпугивает, когда женщина закрывается, изображая королеву. Сидит такая в ожидании и думает: «Что же вы, сволочи, не подходите? Я же открыта!» Но мужчине кажется, что эту крепость не взять - не стоит и пытаться.

Давайте поговорим о других типичных женских ошибках. Бывает, что первая встреча с мужчиной оказывается последней. Он просто больше не звонит и не пишет. Откройте нам глаза: почему так происходит? Что женщина сделала не так?

А. К.: Что угодно! К примеру, постриженные ногти оставила в раковине, волосы - на расческе.

К. Л.: Значит, не тот человек рядом. Когда любишь, на мелочи не обращаешь внимания. Господи, волосы, ногти? Да я приберу за тобой. Ты же ценна для меня другим!

- А как женщине понять, что мужчина не имеет серьезных намерений?

К. Л.: Чтобы не тратить на него время? Если вы уже год встречаетесь, прошла весна, осень, зима, лето, и он молчит, ничего нового не предлагает, то задайте себе и ему вопрос: «А дальше что?» Если мужчина продолжает динамить, тогда разумнее с ним попрощаться.

Значит, можно открыто спросить: «Ты жениться на мне собираешься?»

К. Л.: Так или иначе этот вопрос возникнет, если женщина хочет замуж. Можно и скромно молчать, ждать. Но есть вероятность, что в итоге он женится на другой. Этим, как правило, все и заканчивается.

А. К.: Я вообще за то, чтобы разговаривать друг с другом без утаек. Я поклонник абсолютной открытости. Вот мы с Муськой, слава Богу, обсуждаем все. Понятное дело, за 15 лет брака были очень серьезные размолвки, но мы их преодолели, потому что сразу начинали говорить о проблеме. Ни она, ни я не способны носить в себе обиду и даже простое непонимание ситуации. Это ужасно, когда жена молчит, отворачивается. Никогда не впадал в идиотизм ответного молчания: «Ах, ты так?! Ну и я слова не скажу!» Не начинал холодной войны по принципу «кто первый расколется».

К. Л.: Можно даже поорать. Через эмоции выйдут слова.

А если случилась измена, вы за правду или за ложь?

А. К.: Обращаясь к мужчинам, которые находятся в том возрасте, когда они не то что способны на измену, а когда их это еще интересует, хочу сказать: «Молчите как рыба, ни единого слова до последнего! И даже после последнего!» И в идиотской ситуации, когда жена вернулась домой не вовремя, а в спальне чужая женщина, твердите: «Это не то, что ты думаешь!»

- А женщина что должна говорить, когда муж не вовремя вернулся домой?

К. Л.: А женщина просто не должна изменять.

- И верить в мужские бредни! С возрастом вы стали лучше понимать женщин?

К. Л.: Обычно я думаю, что о жизни знаю все и что это я управляю женщиной и дергаю за ниточки. Вроде и опыт есть, и книжки разные умные прочтены про то, что здесь лучше промолчать, тут не заметить, избежать конфликта. Но, бывает, вдруг замечаю, что марио­нетка - я сам! Мною играют! В итоге сидишь как дурак…

А. К.: …облапошенный! И думаешь: что это было?

Камиль: 50 лет - определенный рубеж. Но даже если мы захотим, чтобы наш юбилей прошел с легким налетом грусти, в итоге все равно получится смешно. Да и какой смысл в печали? Все ведь хорошо! Фото: Арсен Меметов

- А мужская верность в принципе существует? Особенно в браках, заключенных по молодости?

А. К.: Нет, конечно! Что происходит в организме молодого мужчины? До 45 лет мозг на подсознательном уровне твердит: «Возьми как можно больше! Ты завоеватель, ты Чингисхан - ты должен подмять под себя все вокруг!»

К. Л.: «Ты самец!»

А. К.: А после 45 лет (у кого-то чуть раньше, у кого-то немного позже) начинается химическое изменение организма. Мозжечок, гипофиз и гипоталамус посылают иные сигналы: «Вот твое царство, твоя княжна, княжата - удерживай, не отдавай никому». Мужчина начинает ценить свою семью, как никогда раньше. В общем, женщине надо лишь подождать, пока ее мужу не исполнится 45, - и все, она почувствует себя за каменной стеной, можно расслабиться.

А. К.: Я сожалею только об одном: когда был очень молод и глуп и разошелся со своей первой женой, Ирой Богушевской, которую обожаю по сию пору, сильно травмировал и ее, и нашего сына. Когда поженились, мне был 21 год, когда разошлись - 24. Чем моложе человек, тем он, как правило, эгоистичнее и жестче. Только в 20 лет можно сказать жене: «Прости, милая, неинтересно мне стало. Наверное, было ошибкой жениться так рано».

- Может быть, и правда ошибка?

А. К.: Но подать-то можно иначе! Так, чтобы не ранить. Говорят, что лучше рубить, чем резать по кусочкам. Но можно рубить ржавым топором на пеньке, а можно - скальпелем в операционной. Больше я ни о чем не сожалею.

К. Л.: А я фаталист: все, что происходит в жизни, должно случиться, иначе никак. Тем не менее я призываю молодых мужчин быть внимательнее к окружающим, прежде всего к родителям, которых мы по глупости не щадим.

А что скажете тем женам, которым удалось пройти со своими мужьями путь «от солдата до генерала», после чего стало сложно конкурировать с молодыми и задорными поклонницами супругов? Как уберечь семейный очаг?

А. К.: Главное, пережить кризисное для мужчин время. Встречать мужа в теплом доме, с пирогами и умными речами… Быть ему поддержкой, демонстрировать заинтересованность и включенность. Но без навязчивого внимания и, не дай бог, слежки. Тогда конкурентки не страшны. Кажется, мы изящно закольцевали наш разговор.