Крошечная клетушка шагов в шесть длиной. Роман «Преступление и наказание

Они вошли со двора и прошли в четвертый этаж. Лестница чем дальше, тем становилась темнее. Было уже почти одиннадцать часов, и хотя в эту пору в Петербурге нет настоящей ночи, но на верху лестницы было очень темно.

Маленькая закоптелая дверь в конце лестницы, на самом верху, была отворена. Огарок освещал беднейшую комнату шагов в десять длиной; всю ее было видно из сеней. Все было разбросано и в беспорядке, в особенности разное детское тряпье. Через задний угол была протянута дырявая простыня. За нею, вероятно, помещалась кровать. В самой же комнате было всего только два стула и клеенчатый очень ободранный диван, перед которым стоял старый кухонный сосновый стол, некрашеный и ничем не покрытый. На краю стола стоял догоравший сальный огарок в железном подсвечнике. Выходило, что Мармеладов помещался в особой комнате, а не в углу, но комната его была проходная. Дверь в дальнейшие помещения, или клетки, на которые разбивалась квартира Амалии Липпевехзель, была приотворена. Там было шумно и крикливо. Хохотали. Кажется, играли в карты и пили чай. Вылетали иногда слова самые нецеремонные.

Раскольников тотчас признал Катерину Ивановну. Это была ужасно похудевшая женщина, тонкая, довольно высокая и стройная, еще с прекрасными темно-русыми волосами и действительно с раскрасневшимися до пятен щеками. Оно ходила взад и вперед по своей небольшой комнате, сжав руки на груди, с запекшимися губами и неровно, прерывисто дышала. Глаза ее блестели как в лихорадке, но взгляд был резок и неподвижен, и болезненное впечатление производило это чахоточное и взволнованное лицо при последнем освещении догоравшего огарка, трепетавшем на лице ее. Раскольникову она показалась лет тридцати, и действительно была не пара Мармеладову… Входящих она не слыхала и не заметила; казалось, она была в каком-то забытьи, не слушала и не видела. В комнате было душно, но окна она не отворила; с лестницы несло вонью, но дверь на лестницу была не затворена; из внутренних помещений, сквозь непритворенную дверь, неслись волны табачного дыма, она кашляла, но дверь не притворяла. Самая маленькая девочка, лет шести, спала на полу, как-то сидя, скорчившись и уткнув голову в диван. Мальчик, годом старше ее, весь дрожал в углу и плакал. Его, вероятно, только что прибили. Старшая девочка, лет девяти, высокенькая и тоненькая, как спичка, в одной худенькой и разодранной всюду рубашке и в накинутом на голые плечи ветхом драдедамовом бурнусике, сшитом ей, вероятно, два года назад, потому что он не доходил теперь и до колен, стояла в углу подле маленького брата, обхватив его шею своею длинною, высохшею как спичка рукой. Она, кажется, унимала его, что-то шептала ему, всячески сдерживала, чтоб он как-нибудь опять не захныкал, и в то же время со страхом следила за матерью своими большими-большими темными глазами, которые казались еще больше на ее исхудавшем и испуганном личике. Мармеладов, не входя в комнату, стал в самых дверях на коленки, а Раскольникова протолкнул вперед. Женщина, увидев незнакомого, рассеянно остановилась перед ним, на мгновение очнувшись и как бы соображая: зачем это он вошел? Но, верно, ей тотчас же представилось, что он идет в другие комнаты, так как ихняя была проходная. Сообразив это и не обращая уже более на него внимания, она пошла к сенным дверям, чтобы притворить их, и вдруг вскрикнула, увидев на самом пороге стоящего на коленках мужа.

– А! – закричала она в исступлении, – воротился! Колодник! Изверг!.. А где деньги? Что у тебя в кармане, показывай! И платье не то! Где твое платье? где деньги? говори!..

И она бросилась его обыскивать. Мармеладов тотчас же послушно и покорно развел руки в обе стороны, чтобы тем облегчить карманный обыск. Денег не было ни копейки.

– Где же деньги? – кричала она. – О господи, неужели же он все пропил! Ведь двенадцать целковых в сундуке оставалось!.. – и вдруг, в бешенстве, она схватила его за волосы и потащила в комнату. Мармеладов сам облегчал ее усилия, смиренно ползя за нею на коленках.

– И это мне в наслаждение! И это мне не в боль, а в наслаж-дение, ми-ло-сти-вый го-су-дарь, – выкрикивал он, потрясаемый за волосы и даже раз стукнувшись лбом об пол. Спавший на полу ребенок проснулся и заплакал. Мальчик в углу не выдержал, задрожал, закричал и бросился к сестре в страшном испуге, почти в припадке. Старшая девочка дрожала со сна, как лист.

– Пропил! всё, всё пропил! – кричала в отчаянии бедная женщина, – и платье не то! Голодные, голодные! (и, ломая руки, она указывала на детей). О, треклятая жизнь! А вам, вам не стыдно, – вдруг набросилась она на Раскольникова, – из кабака! Ты с ним пил? Ты тоже с ним пил! Вон!

Молодой человек поспешил уйти, не говоря ни слова. К тому же внутренняя дверь отворилась настежь, и из нее выглянуло несколько любопытных. Протягивались наглые смеющиеся головы с папиросками и трубками, в ермолках. Виднелись фигуры в халатах и совершенно нараспашку, в летних до неприличия костюмах, иные с картами в руках. Особенно потешно смеялись они, когда Мармеладов, таскаемый за волосы, кричал, что это ему в наслаждение. Стали даже входить в комнату; послышался, наконец, зловещий визг: это продиралась вперед сама Амалия Липпевехзель, чтобы произвести распорядок по-свойски и в сотый раз испугать бедную женщину ругательским приказанием завтра же очистить квартиру. Уходя, Раскольников успел просунуть руку в карман, загреб сколько пришлось медных денег, доставшихся ему с разменянного в распивочной рубля, и неприметно положил на окошко. Потом уже на лестнице он одумался и хотел было воротиться.

«Ну что это за вздор такой я сделал, – подумал он, – тут у них Соня есть, а мне самому надо». Но, рассудив, что взять назад уже невозможно и что все-таки он и без того бы не взял, он махнул рукой и пошел на свою квартиру. «Соне помадки ведь тоже нужно, – продолжал он, шагая по улице, и язвительно усмехнулся, – денег стоит сия чистота… Гм! А ведь Сонечка-то, пожалуй, сегодня и сама обанкрутится, потому тот же риск, охота по красному зверю… золотопромышленность… вот они все, стало быть, и на бобах завтра без моих-то денег… Ай да Соня! Какой колодезь, однако ж, сумели выкопать! и пользуются! Вот ведь пользуются же! И привыкли. Поплакали, и привыкли. Ко всему-то подлец человек привыкает!»

Он задумался.

– Ну, а коли я соврал, – воскликнул он вдруг невольно, – коли действительно не подлец человек, весь вообще, весь род, то есть человеческий, то значит, что остальное все – предрассудки, одни только страхи напущенные, и нет никаких преград, и так тому и следует быть!..

III

Он проснулся на другой день уже поздно, после тревожного сна, но сон не подкрепил его. Проснулся он желчный, раздражительный, злой и с ненавистью посмотрел на свою каморку. Это была крошечная клетушка, шагов в шесть длиной, имевшая самый жалкий вид с своими желтенькими, пыльными и всюду отставшими от стены обоями, и до того низкая, что чуть-чуть высокому человеку становилось в ней жутко, и все казалось, что вот-вот стукнешься головой о потолок. Мебель соответствовала помещению: было три старых стула, не совсем исправных, крашеный стол в углу, на котором лежало несколько тетрадей и книг; уже по тому одному, как они были запылены, видно было, что до них давно уже не касалась ничья рука; и, наконец, неуклюжая большая софа, занимавшая чуть не всю стену и половину ширины всей комнаты, когда-то обитая ситцем, но теперь в лохмотьях, и служившая постелью Раскольникову. Часто он спал на ней так, как был, не раздеваясь, без простыни, покрываясь своим старым, ветхим студенческим пальто и с одною маленькою подушкой в головах, под которую подкладывал все, что имел белья, чистого и заношенного, чтобы было повыше изголовье. Перед софой стоял маленький столик.

Трудно было более опуститься и обнеряшиться; но Раскольникову это было даже приятно в его теперешнем состоянии духа. Он решительно ушел от всех, как черепаха в свою скорлупу, и даже лицо служанки, обязанной ему прислуживать и заглядывавшей иногда в его комнату, возбуждало в нем желчь и конвульсии. Так бывает у иных мономанов, слишком на чем-нибудь сосредоточившихся. Квартирная хозяйка его две недели как уже перестала ему отпускать кушанье, и он не подумал еще до сих пор сходить объясниться с нею, хотя и сидел без обеда. Настасья, кухарка и единственная служанка хозяйкина, отчасти была рада такому настроению жильца и совсем перестала у него убирать и мести, так только в неделю раз, нечаянно, бралась иногда за веник. Она же и разбудила его теперь.

– Вставай, чего спишь! – закричала она над ним, – десятый час. Я тебе чай принесла: хошь чайку-то? Поди отощал?

Жилец открыл глаза, вздрогнул и узнал Настасью.

– Чай-то от хозяйки, что ль? – спросил он, медленно и с болезненным видом приподнимаясь на софе.

– Како от хозяйки!

Она поставила перед ним свой собственный надтреснутый чайник, с спитым уже чаем, и положила два желтых кусочка сахару.

– Вот, Настасья, возьми, пожалуйста, – сказал он, пошарив в кармане (он так и спал одетый) и вытащив горсточку меди, – сходи и купи мне сайку. Да возьми в колбасной хоть колбасы немного, подешевле.

– Сайку я тебе сею минутою принесу, а не хошь ли вместо колбасы-то щей? Хорошие щи, вчерашние. Еще вчера тебе оставила, да ты пришел поздно. Хорошие щи.

Когда щи были принесены и он принялся за них, Настасья уселась подле него на софе и стала болтать. Она была из деревенских баб и очень болтливая баба.

– Прасковья-то Павловна в полицу на тебя хочет жалиться, – сказала она.

Он крепко поморщился.

– В полицию? Что ей надо?

– Денег не платишь и с фатеры не сходишь. Известно, что надо.

– Э, черта еще этого недоставало, – бормотал он, скрыпя зубами, – нет, это мне теперь… некстати… Дура она, – прибавил он громко. – Я сегодня к ней зайду, поговорю.

– Дура-то она дура, такая же, как и я, а ты что, умник, лежишь, как мешок, ничего от тебя не видать? Прежде, говоришь, детей учить ходил, а теперь пошто ничего не делаешь?

– Я делаю… – нехотя и сурово проговорил Раскольников.

– Что делаешь?

– Работу…

– Каку работу?

– Думаю, – серьезно отвечал он, помолчав.

Настасья так и покатилась со смеху. Она была из смешливых, и когда рассмешат, смеялась неслышно, колыхаясь и трясясь всем телом, до тех пор, что самой тошно уж становилось.

– Денег-то много, что ль, надумал? – смогла она наконец выговорить.

– Без сапог нельзя детей учить. Да и наплевать.

– А ты в колодезь не плюй.

– За детей медью платят. Что на копейки сделаешь! – продолжал он с неохотой, как бы отвечая собственным мыслям.

– А тебе бы сразу весь капитал?

Он странно посмотрел на нее.

– Да, весь капитал, – твердо отвечал он, помолчав.

– Ну, ты помаленьку, а то испужаешь; страшно уж очинна. За сайкой-то ходить али нет?

– Как хочешь.

– Да, забыла! к тебе ведь письмо вчера без тебя пришло.

– Письмо! ко мне! от кого?

– От кого, не знаю. Три копейки почтальону своих отдала. Отдашь, что ли?

Уходя, Раскольников успел просунуть руку в карман, загреб сколько пришлось медных денег, доставшихся ему с разменянного в распивочной рубля, и неприметно положил на окошко. Потом уже на лестнице он одумался и хотел было воротиться.

«Ну что это за вздор такой я сделал, - подумал он, - тут у них Соня есть, а мне самому надо». Но рассудив, что взять назад уже невозможно и что все-таки он и без того бы не взял, он махнул рукой и пошел на свою квартиру. «Соне помадки ведь тоже нужно, - продолжал он, шагая по улице, и язвительно усмехнулся, - денег стоит сия чистота… Гм! А ведь Сонечка-то, пожалуй, сегодня и сама обанкрутится, потому тот же риск, охота по красному зверю… золотопромышленность…20 вот они все, стало быть, и на бобах завтра без моих-то денег… Ай да Соня! Какой колодезь, однако ж, сумели выкопать! и пользуются! Вот ведь пользуются же! И привыкли. Поплакали, и привыкли. Ко всему-то подлец-человек привыкает!»

Он задумался.

Ну а коли я соврал, - воскликнул он вдруг невольно, - коли действительно не подлец человек, весь вообще, весь род то есть человеческий, то значит, что остальное всё - предрассудки, одни только страхи напущенные, и нет никаких преград, и так тому и следует быть!..

Он проснулся на другой день уже поздно, после тревожного сна, но сон не подкрепил его. Проснулся он желчный, раздражительный, злой и с ненавистью посмотрел на свою каморку. Это была крошечная клетушка, шагов в шесть длиной, имевшая самый жалкий вид с своими желтенькими, пыльными и всюду отставшими от стены обоями, и до того низкая, что чуть-чуть высокому человеку становилось в ней жутко, и всё казалось, что вот-вот стукнешься головой о потолок. Мебель соответствовала помещению: было три старых стула, не совсем исправных, крашеный стол в углу, на котором лежало несколько тетрадей и книг; уже по тому одному, как они были запылены, видно было, что до них давно уже не касалась ничья рука; и, наконец, неуклюжая большая софа, занимавшая чуть не всю стену и половину ширины всей комнаты, когда-то обитая ситцем, но теперь в лохмотьях и служившая постелью Раскольникову. Часто он спал на ней так, как был, не раздеваясь, без простыни, покрываясь своим старым, ветхим, студенческим пальто и с одною маленькою подушкой в гол
овах, под которую подкладывал всё что имел белья, чистого и заношенного, чтобы было повыше изголовье. Перед софой стоял маленький столик.

Трудно было более опуститься и обнеряшиться; но Раскольникову это было даже приятно в его теперешнем состоянии духа. Он решительно ушел от всех, как черепаха в свою скорлупу, и даже лицо служанки, обязанной ему прислуживать и заглядывавшей иногда в его комнату, возбуждало в нем желчь и конвульсии. Так бывает у иных мономанов, слишком на чем-нибудь сосредоточившихся. Квартирная хозяйка его две недели как уже перестала ему отпускать кушанье, и он не подумал еще до сих пор сходить объясниться с нею, хотя и сидел без обеда. Настасья, кухарка и единственная служанка

Текущая страница: 37 (всего у книги 52 страниц) [доступный отрывок для чтения: 34 страниц]

Описание в романе

В стремительных романах Достоевского, в тот момент, когда происходит действие, описывать уже поздно. К этому времени обстановка должна быть подготовлена, причем подготовлена таким образом, чтобы читатель не заметил подготовки. У него должно быть ощущение свободы восприятия, представление, что он видит вещи и рассматривает их так, как сам хочет.

Проследим несколько описаний у Достоевского в «Преступлении и наказании».

Книга начинается так: «В начале июля, в чрезвычайно жаркое время, под вечер, один молодой человек вышел из своей каморки, которую нанимал от жильцов в С-м переулке, на улицу, и медленно, как бы в нерешимости, отправился к К-ну мосту.

Он благополучно избегнул встречи с своей хозяйкой на лестнице. Каморка его приходилась под самою кровлей высокого пятиэтажного дома и походила более на шкаф, чем на квартиру».

В этом коротком описании дано время действия, указан возраст героя, местожительство героя и только упомянута его квартира. Все это для ремарки было бы слишком коротко. Описание нарочно не развернуто.

Только через двадцать страниц текста, в начале третьей главы первой части романа, комната описывается подробнее, причем она дается не сама по себе, а проводится через восприятие только что проснувшегося героя, который осматривает ее с ненавистью: «Это была крошечная клетушка, шагов в шесть длиной, имевшая самый жалкий вид с своими желтенькими, пыльными и всюду отставшими от стены обоями, и до того низкая, что чуть-чуть высокому человеку становилось в ней жутко, и все казалось, что вот-вот стукнешься головой о потолок. Мебель соответствовала помещению: было три старых стула, не совсем исправных, крашеный стол в углу, на котором лежало несколько тетрадей и книг; уже по тому одному, как они были запылены, видно было, что до них давно уже не касалась ничья рука; и наконец неуклюжая большая софа, занимавшая чуть не всю стену и половину ширины всей комнаты, когда-то обитая ситцем, но теперь в лохмотьях и служившая постелью Раскольникову».

В описании прибавилось: размер комнаты, характеристика обоев и мебель. Книги говорят о том, что Раскольников уже оставил университет.

Через сто страниц, в начале пятой главы второй части, комната описывается в третий раз, уже с точки зрения жениха Дуни – Лужина. Комната дается не сама по себе, а служит для характеристики человека, враждебного Раскольникову. Это окрашивающий фон.

«Это был господин немолодых уже лет, чопорный, осанистый, с осторожною и брюзгливою физиономией, который начал тем, что остановился в дверях, озираясь кругом с обидно-нескрываемым удивлением и как будто спрашивая взглядом: „куда ж это я попал?“ Недоверчиво и даже с аффектацией некоторого испуга, чуть ли даже не оскорбления, озирал он тесную и низкую „морскую каюту“ Раскольникова. С тем же удивлением перевел и уставил потом глаза на самого Раскольникова, раздетого, всклоченного, немытого, лежавшего на мизерном грязном своем диване, и тоже неподвижно его рассматривавшего».

Описание достигло уже такой зрелости, что на нем дастся столкновение героев.

Точно так же, при первом приходе Сони, девушка осматривает комнату. Родион спрашивает, обращаясь к ней: « – Что это вы мою комнату разглядываете? Вот маменька говорит тоже, что на гроб похожа.

– Вы нам все вчера отдали! – проговорила вдруг в ответ Сонечка, каким-то сильным и скорым шепотом…»

Квартира старухи процентщицы показана и художественно анализирована сперва при «пробе», когда Раскольников подготовляет преступление; описание окрашено предчувствием будущего преступления, все подробности выделены тем, что так же будет и «тогда».

Это не ремарка и не описание прямого видения, а видение, окрашенное еще не разгаданной эмоцией. «Тогда» – это будущее, в котором произойдет что-то нам неведомое. Описание является частью сюжетного анализа.

Для того, чтобы понять это, проследим смысловое значение одной детали: колокольчик в квартире старухи. Раскольников позвонил: «Звонок брякнул слабо, как будто был сделан из жести, а не из меди. В подобных мелких квартирах таких домов почти всё такие звонки. Он уже забыл звон этого колокольчика, и теперь этот особенный звон как будто вдруг ему что-то напомнил и ясно представил…»

При втором приходе Раскольников, уже решившийся на убийство, звонит. Он позвонил сильно и прибегает к хитрости: «Он нарочно пошевелился и что-то погромче пробормотал, чтоб и виду не подать, что прячется; потом позвонил в третий раз, но тихо, солидно и без всякого нетерпения. Вспоминая об этом после, ярко, ясно, эта минута отчеканилась в нем навеки; он понять не мог, откуда он взял столько хитрости, тем более что ум его как бы померкал мгновеньями, а тела своего он почти и не чувствовал на себе… Мгновение спустя послышалось, что снимают запор».

Убийство совершено, Раскольникова застают в квартире. Он едва успевает закрыть дверь на крюк.

«Гость схватился за колокольчик и крепко позвонил.

Как только звякнул жестяной звук колокольчика, ему вдруг как будто почудилось, что в комнате пошевелились».

Раскольникову кажется, что в комнате, где лежат убитые, кто-то ходит.

Начались розыски убийцы, началось наказание. Колокольчик стал как бы знаком преступления. Он напоминает нам о том, что преступление раздавило преступника.

Родион только что победил, сбив подозрения Заметова в трактире «Хрустальный дворец» , но вдруг у него появилась потребность посмотреть на квартиру. Квартира оклеивается, в ней работают маляры.

«Старший работник искоса приглядывался.

– Вам чего-с? – спросил он вдруг, обращаясь к нему. Вместо ответа Раскольников встал, вышел в сени, взялся за колокольчик и дернул. Тот же колокольчик, тот же жестяной звук! Он дернул второй, третий раз; он вслушивался и припоминал. Прежнее, мучительно-страшное, безобразное ощущение начинало все ярче и живее припоминаться ему, он вздрагивал с каждым ударом, и ему все приятнее и приятнее становилось.

– Да что те надо? Кто таков? – крикнул работник, выходя к нему. Раскольников вошел опять в дверь. – Квартиру хочу нанять, – сказал он, – осматриваю.

– Фатеру по ночам не нанимают, а к тому же вы должны с дворником прийти.

– Пол-то вымыли; красить будут? – продолжал Раскольников. – Крови-то нет?

– Какой крови?

– А старуху-то вот убили с сестрой. Тут целая лужа была».

Раскольников как бы набивался на арест. Он почти требует, чтобы его арестовали, называя свою фамилию. Его вызывают в полицейскую часть, и здесь для него готовятся новые испытания. Сыщик приготовил свидетелей ночного посещения места убийства и мучает Раскольникова, то угрожая тем, что все знает, то успокаивая.

Колокольчик становится уликой. Идет долгий допрос-анализ (16 страниц). Сыщик, допрашивая Раскольникова, по-разному осмысливает описание того, что делал подозреваемый.

« – Да то же, батюшка, Родион Романович, что я и не такие еще ваши подвиги знаю; обо всем известен-с! Ведь я знаю, как вы квартиру-то нанимать ходили, под самую ночь, когда смерклось, да в колокольчик стали звонить, да про кровь спрашивали, да работников и дворников с толку сбили. Ведь и понимаю настроение-то ваше душевное, тогдашнее-то… да ведь все-таки эдак вы себя просто с ума сведете, ей-богу-с! Закружитесь!»

То, что с повторами проходило в предыдущих книгах романа, создавая все время растущее напряжение, теперь становится уликами и в тексте речи Порфирия Петровича дается с подчеркиванием.

В художественных произведениях такое возвращение к изменяющейся теме обычно имеет целью глубже показать предмет, все время как бы освежая его восприятие.

«Возвращения» Раскольникова к воспоминаниям – один из самых эмоционально наполненных примеров повторного разглядывания.

Повторения воспринимаются в ореоле эмоциональной окраски прежних показов-описаний, увеличивая их мучительность.

Болезненный интерес Раскольникова к квартире старухи замечен сыщиком. Он анализирует свои наблюдения и, создавая все возрастающее напряжение, готовит удар: должен войти тот мещанин, который требовал ареста Раскольникова и называл его убийцей. Но вместо этого происходит неожиданное разрешение: врывается маляр Николай и становится на колени.

« – Чего ты? – крикнул Порфирий в изумлении.

– Виноват! Мой грех! Я убивец! – вдруг произнес Николай, как будто несколько задыхаясь, но довольно громким голосом».

Версия об убийце-маляре для читателя опровергнута тем, что он знает истинного убийцу – Раскольникова. Для действующих лиц романа эта версия опровергнута тщательным разбором обстоятельств обвинения, сделанным Разумихиным у постели больного Раскольникова. Но на минуту эта версия становится как бы реальной, дающей развязку, снимающей страх Раскольникова. Это «сюжетное» разрешение, конечно, временное.

Мы видим, что описания у Достоевского есть, но они носят сюжетный характер, они связаны с переживаниями и поступками героев, с их отношением к вещам.

Достоевский как бы дает свои описания под током; они заряжены как электрическая сеть.

Многократному возвращению одинаковых, но разно оцениваемых моментов, описанию как разгадкам соответствует многократность анализа психологии. Оба явления в одном романе подчинены тем же стилистическим смысловым законам.

Портрет героини

Черты портретов героев и их обстановка у Достоевского обнажают авторское понимание мира без введения условного, эпического объективизма.

Первое появление Сони дается в квартире Мармеладова в час смерти чиновника. Костюм дочери противопоставлен трагичности сцены: «…наряд ее был грошовый, по разукрашенный по-уличному, под вкус и правила, сложившиеся в своем особом мире, с ярко и позорно выдающеюся целью. Соня остановилась в сенях у самого порога, но не переходила за порог и глядела как потерянная, не сознавая, казалось, ничего, забыв и о своем, перекупленном из четвертых рук, шелковом, неприличном здесь, цветном платье с длиннейшим и смешным хвостом, и необъятном кринолине, загородившем всю дверь, и о светлых ботинках, и об омбрельке, ненужной ночью, но которую она взяла с собой, и о смешной соломенной круглой шляпке с ярким, огненного цвета пером. Из-под этой надетой мальчишески набекрень шляпки выглядывало худое, бледное и испуганное личико, с раскрытым ртом и с неподвижными от ужаса глазами».

В описании выделено перо на шляпке. В последующих сценах, когда Раскольников переживает мгновение своего возрождения, подробность используется совершенно новым способом; убийца рассказывает другу: «…я сейчас у мертвого был, один чиновник умер… я там все мои деньги отдал… и кроме того, меня целовало сейчас одно существо, которое, если б я и убил кого-нибудь, тоже бы… одним словом, я там видел еще другое одно существо… с огненным пером… а, впрочем, я завираюсь, я очень слаб, поддержи меня… сейчас ведь и лестница…»

Существо с огненным пером дается как нечто высокое. Перо на шляпке как бы обратилось в перо ангела.

Мы видим, что подробности у Достоевского разработаны сюжетно. Они имеют свое смысловое раскрытие, свою цель.

Этот милый романтический образ сменил первоначальный замысел, в котором Соня напоминала ту проститутку с Сенной площади, судьбой которой человек из подполья пугал Лизу.

Первоначальный набросок был так сильно изменен, вероятно, потому, что Соня оказалась в романе показанной не мимоходом; романист противопоставил ее самому Раскольникову. Прежняя забитость Сони в романе дана главным образом тем, что Мармеладова была подругой тихой и совершенно задавленной Лизаветы. Раскольников признается Соне: «…он смотрел на нее и вдруг, в ее лице, как бы увидел лицо Лизаветы».

Пойдя на преступление, Раскольников оказался врагом слабых; он убил Лизавету – подругу Сони. Путь к Наполеону делал Раскольникова как бы убийцей Сони, ее судьба в самой своей сущности определена тем, что с проституткой никто не считается и каждый мнит себя перед ней сверхчеловеком, стоящим над нравственностью.

Попытка Достоевского найти религиозный выход, религиозное оправдание столкновения видна в терминологии романа: в сцене чтения Евангелия Соня названа архаическим словом – блудница, которое должно напоминать о женщинах, приходящих к Иисусу.

Для этой задачи реалистический и мучительный показ «грязной пьяной с рыбой» был невозможен. В Соне Мармеладовой еще сильны черты литературной традиции, может быть идущей от романов Сю и Виктора Гюго.

Еще о мотивах преступления

В плане романа, предложенного Достоевским Каткову, деньги студенту нужны были для доброго дела: он хотел спасти мать и сестру.

Не так обстоит дело в самом романе. Подробность, «скользь брошенная в письме к Каткову, что убийства обычно не удаются, что человек всегда убивает по-глупому, с нелепыми ошибками, внезапно в романе получила развитие: оказалось, что Раскольников именно по этому поводу много теоретизировал. Он считал, что вообще люди во время преступления как бы безумны, но не все. Есть люди, которые могут совершать преступления, но их не много. Они нарушают обычные нравственные законы, не нарушая в то же время внутренней своей закономерности. Они стоят как бы над законом.

Эта тема у Достоевского развернута постепенно, но очень подробно. Развертывание дается как прояснение какого-то намека – тайны, намерения. Основная тайна лежит в романе не в преступлении, а в мотивах преступления. Наказание оказывается в том, что для Раскольникова, как и для других людей, несмотря на всю его гордыню, преступление – это преступление.

Каковы же мотивы преступления?

Разгадка мотивов преступления отодвинута и превращена в сюжетную тайну.

Пока внимание читателя все время направляется не на результат, который еще скрыт, а на самую тщательность подготовки.

Выясняется необходимость иметь незаметную наружность, дается намек на объект преступления, потом идет подготовка «петли», «заклада», добывание топора. Затем Раскольников после разговора с Мармеладовым как будто оставляет свое, еще нами не понятое намерение, но идет нагнетание необходимости преступления: выдвигается новая мотивировка.

Тут как бы происходит подстановка мотивировки; мотивировка плана-замысла на время была снята, но возникает мощная мотивировка необходимости – нужды.

Как мы уже говорили, всякий анализ художественного произведения или принимает характер подстрочника (и мы на это идем), или нарушает структуру произведения. Мы начинаем выбирать явления по принципу их смыслового сходства или стилистической направленности, но разноречивые элементы художественного произведения существуют в своей одновременности.

Выдвижение второй тайны, причины преступления начинается у Достоевского в работе над произведением рано. Раскольников интересовался следующим вопросом: «…болезнь ли порождает самое преступление, или само преступление, как-нибудь по особенной натуре своей, всегда сопровождается чем-то в роде болезни».

Здесь возникает новый вопрос, который становится для Раскольникова главным: это вопрос о том, всегда ли преступление «болезненно»: «Дойдя до таких выводов, он решил, что с ним лично, в его деле, не может быть подобных болезненных переворотов, что рассудок и воля останутся при нем, неотъемлемо, во все время исполнения задуманного, единственно по той причине, что задуманное им – „не преступление“… Опускаем весь тот процесс, посредством которого он дошел до последнего решения; мы и без того слишком забежали вперед… Прибавим только, что фактические, чисто материальные затруднения дела вообще играли в уме его самую второстепенную роль. „Стоит только сохранить над ними всю волю и весь рассудок, и они, в свое время, все будут побеждены, когда придется познакомиться до малейшей тонкости со всеми подробностями дела…“

Здесь любопытна фраза Достоевского: «Мы и без того слишком забежали вперед». Новая мотивировка преступления дана как бы в предварительной своей разработке. По мере развития романа вопрос испытания, проверки себя через преступление, оказывается решающим и в романе и в самом анализе героя. То, что автор «забегает вперед», но недоговаривает, усиливает загадку.

Раскольникова угнетает не столько страх перед разоблачением, сколько стыд перед собой за этот страх. Вопрос о своих человеческих качествах для него главный.

В черновиках упоминаются «стыдные сны»: Раскольников видит, что Порфирий ловит его как мальчишку.

В самом романе в момент преступления преступник анализирует свое поведение и видит с ужасом, что вытирает свои окровавленные руки о красный лоскут и думает, что красное на красном не будет видно; он ведет себя как сумасшедший и знает уже, что не выдержал «испытания».

Шаги пришедшей Лизаветы кажутся ему шагами воскресшей старухи. Тот факт, что он забыл закрыть дверь, является для него фактом не только увеличивающейся опасности, а тем, что он, пользуясь своим собственным анализом, видит, как «в момент преступления подвергается какому-то упадку воли и рассудка, сменяемых напротив того детским феноменальным легкомыслием, и именно в тот момент, когда наиболее необходимы рассудок и осторожность».

Случайности подстерегают Раскольникова, и они руководят им, а не он ими. Одни случайности как бы благоприятны: он случайно достал топор, случайно убежал с места преступления, пользуясь ремонтом в соседней квартире. Другие случайности губительны. Случайно по делу о взыскании вызывают Родиона в часть после того, как убийство совершено. Идет разговор об убийстве. Раскольников падает в обморок. Он наводит сам на свой след, и это прежде всего делает его морально беспомощным, потому что он не только допрашивается в участке, не только истязается наводящими вопросами полицейских, но и все время как бы самодопрашивается. Он себя чувствует как человек, сошедший с ума на мысли, что он совершил преступление.

Таким его считает Разумихин.

Но вопрос о причине убийства, несмотря на намеки в первой части, все еще не ясен. Достоевский сам колеблется в том, как мотивировать преступление. Он пишет в черновиках: «Письмо как громом… Надо было или бросить, или решиться, в самую решительную минуту Лизавета» .

Тут указывается и двойственность причины, и случайно подслушанный разговор.

В то же время рядом с разговором о том, что надо уничтожить неопределенность в «главной анатомии романа», идет запись: «Столкновение с действительностью и логический выход к закону природы и долгу» .

В самом романе то, что первоначально было нерешенным вопросом о причинах преступления Раскольникова, стало средством создания сюжетных перипетий.

Доведенный до нищеты и последнего унижения, Раскольников создает свою теорию и начинает «пробы».

Разговор с Мармеладовым, ночь в Петровском парке, сон о жалости уничтожают «идею»; Раскольников отказывается от преступления.

Письмо матери восстанавливает первую мотивировку убийства – нужду. Убийство совершено. Раскольников чувствует себя раздавленным, и тут восстанавливается идея права на преступление.

Раскольников не только не может хладнокровно убить, но даже не в состоянии посмотреть, что он взял из квартиры ростовщицы.

В первоначальном наброске «Преступления и наказания» следователя нет. Порфирий в какой-то мере создан ощущением той слабости, которую испытывает Раскольников. Теорию Родиона романист сперва подготовляет намеками, потом развертывает ее в форме статьи, написанной Раскольниковым, отправленной в редакцию и напечатанной.

Уже произошло страшное испытание: убийца раздавлен и разочарован в себе, но не в своей идее.

И вот в участке происходит разговор о совести сверхчеловека. Разговор начинается по инициативе сыщика: « – По поводу всех этих вопросов, преступлений, среды, девочек, мне вспомнилась теперь, – а впрочем и всегда интересовала меня, – одна ваша статейка. О преступлении… или как там у вас, забыл название, не помню. Два месяца назад имел удовольствие в Периодической Речи прочесть.

– Моя статья? В Периодической Речи? - с удивлением спросил Раскольников; – я действительно написал, полгода назад, когда из университета вышел, по поводу одной книги одну статью, но я снес ее тогда в газету Еженедельная Речь, а не в Периодическую…

- Это правда-с; но переставая существовать, Еженедельная Речь соединилась с Периодической Речью, а потому и статейка ваша, два месяца назад, явилась в Периодической Речи. А вы не знали?

Раскольников действительно ничего не знал».

Статья о психологическом состоянии преступника во время совершения преступления и о том, что есть люди, не переживающие такого состояния и тем самым как бы не состоящие в ряду преступников, была когда-то написана Раскольниковым и послана в журнал.

Журнал закрыли.

Оказывается, статья была напечатана в журнале, принявшем новое название; об этом сообщает Порфирий: «Помилуйте, да вы деньги можете с них спросить за статью! Какой, однако ж, у вас характер: живете так уединенно, что таких вещей, до вас прямо касающихся, не ведаете. Это ведь факт-с».

Раскольников говорит, что главное в статье – «психологическое состояние преступника в продолжение всего хода преступления».

Следователь дополняет изложение, говоря, что главное дается в конце статьи намеками: «Одним словом, если припомните, проводится некоторый намек на то, что существуют на свете будто бы некоторые такие лица, которые могут… то есть не то что могут, а полное право имеют совершать всякие бесчинства и преступления, и что для них будто бы и закон не писан.

Раскольников усмехнулся усиленному и умышленному искажению своей идеи».

Просто и скромно, получив новое спокойствие от возвращения старой мысли, от которой он, очевидно, еще не отказался, Раскольников пересказывает свою статью. Пересказ занимает две страницы, в нем есть скобки, кавычки, курсив и другие признаки письменной речи. Раскольников говорит о великих людях – о Ликургах, Солонах, Магометах, Наполеонах, утверждая, что они «все до единого были преступники, уже тем одним, что, давая новый закон, тем самым нарушали древний, свято чтимый обществом и от отцов перешедший…»

Статья излагается с точностью, с какой она не могла быть процитирована устно: «…люди, по закону природы, разделяются, вообще, на два разряда: на низший (обыкновенных), то есть, так сказать, на материал, служащий единственно для зарождения себе подобных, и собственно на людей, то есть имеющих дар или талант сказать в среде своей новое слово. Подразделения тут, разумеется, бесконечные, по отличительные черты обоих разрядов довольно резкие: первый разряд, то есть материал, говоря вообще, люди по натуре своей консервативные, чинные, живут в послушании и любят быть послушными. По-моему, они и обязаны быть послушными, потому что это их назначение, и тут решительно нет ничего для них унизительного. Второй разряд, все преступают закон, разрушители, или склонны к тому, судя по способностям. Преступления этих людей, разумеется, относительны и многоразличны; большей частию они требуют, в весьма разнообразных заявлениях, разрушения настоящего во имя лучшего. Но если ему надо, для своей идеи, перешагнуть хотя бы и через труп, через кровь, то он внутри себя, по совести, может, по-моему, дать себе разрешение перешагнуть через кровь, – смотря, впрочем, по идее и по размерам ее, – это заметьте. В этом только смысле я и говорю в моей статье об их праве на преступление».

Порфирий спрашивает – как же проверяют, кто необыкновенный и много ли их, иначе «…ведь, согласитесь, жутко-с, если уж очень-то много их будет, а?»

Раскольников грустно и печально говорит, что гениальных людей мало, их до странности мало и что общество «…ведь слишком обеспечено ссылками, тюрьмами, судебными следователями, каторгами – чего же беспокоиться? И ищите вора!..

– Ну, а коль сыщем?

– Туда ему и дорога».

Разговор идет довольно долго. Порфирий вводит в него еще одну деталь.

« – …позвольте еще вопросик один (очень уж я вас беспокою-с), одну только маленькую идейку хотел пропустить, единственно только, чтобы не забыть-с…

– Хорошо, скажите вашу идейку, – серьезный и бледный стоял перед ним в ожидании Раскольников.

– Ведь вот-с… право, не знаю, как бы удачнее выразиться… идейка-то уж слишком игривенькая… психологическая-с… Ведь вот-с, когда вы вашу статейку-то сочиняли, – ведь уж быть того не может, хе, хе! чтобы вы сами себя не считали, – ну хоть на капельку, – тоже человеком «необыкновенным» и говорящим новое слово, - в вашем то есть смысле-с… Ведь так-с?»

Помощник Порфирия Заметов из угла говорит: «Уж не Наполеон ли какой будущий и нашу Алену Ивановну на прошлой неделе топором укокошил?»

В последней части романа, в конце I главы, Порфирий Петрович неожиданно встречается с Раскольниковым в его квартире в сенях. В II главе происходит длинный разговор. Следователь говорит, что он наверно знает, что Раскольников убил старуху.

« – Это не я убил, – прошептал было Раскольников, точно испуганные маленькие дети, когда их захватывают на месте преступления.

– Нет, это вы-с, Родион Романыч, вы-с, и некому больше-с, – строго и убежденно прошептал Порфирий.

Оба они замолчали, и молчание длилось до странности долго, минут с десять».

В стремительном романе эти десять минут – пауза невозможная, условная, но показывающая как бы предконец. Раскольников уже почти сдался.

Следователь предлагает ему сбавку срока за то, что он сам признается.

Раскольников, кротко и грустно улыбаясь, говорит, как бы совсем не скрывая, что он совершил преступление: « – Не стоит! Не надо мне совсем вашей сбавки!»

Разговор теряет реальную обстановку.

Раскольников спрашивает Порфирия: « – Да вы-то! кто такой… вы-то что за пророк? С высоты какого это спокойствия величавого вы мне премудрствующие пророчества изрекаете?»

Язык Порфирия становится языком Достоевского: появляется перестановка слов и сложные словообразования. Порфирий отвечает: « – Кто я? Я поконченный человек, больше ничего. Человек, пожалуй, чувствующий, и сочувствующий, пожалуй, кой-что и знающий, но уж совершенно поконченный…»

Здесь дореформенный следователь начинает говорить не по-своему, а по-авторски: он уговаривает Раскольникова перейти в другой разряд людей: «Станьте солнцем, вас все и увидят. Солнцу прежде всего надо быть солнцем. Вы чего опять улыбаетесь: что я такой Шиллер?»

Люди говорят друг с другом на одном языке. Спор как будто происходит внутри человека.

Каковы же основы бунта Раскольникова? Почему он для Достоевского солнечен? Ведь не Порфирий же сам придумал три раза подряд повторить слово – солнце.

Бунт Раскольникова связан с судьбой слабых. Этот бунт – бунт, а для Достоевского – солнце. Но в то же время он хочет, чтобы солнцем оказалось смирение.

Мои старые друзья, западные и советские академики, иногда упрекают меня в социологизировании: зачем я в эпоху структурной поэтики, которая каким-то образом связана и с моими ранними работами, говорю не о фактах литературы, а о фактах жизни.

В литературе и в жизни надо быть откровенным, чтобы не заменять, как в плохих кинолентах, настоящие конфликты недоразумениями, происходящими из-за того, что кто-нибудь чего-нибудь не договорил.

Слова-сигналы и сигналы вообще, их взаимоотношения – это мир сознания, но они в литературе, именно в литературе, непрерывно проверяются. Литература их переставляет для того, чтобы получить, говоря современным языком, новые информации.

Литература в каждом произведении борется с сигналами, стараясь за ними увидеть явления.

Разрешите мне, старому писателю, сказать, что литература по происхождению своему противоформалистична; она сдвигает сигнал с места и говорит: это то, да не то.

Так делает Достоевский, выясняя обстоятельства жизни своего героя, исследуя множественность причин и противопоставляя их друг другу.

Раскольников живет не только в мире снов, но и в квартире, ходит по улицам, по которым ездят ломовики, заходит в кассы ссуд. Содержание произведения, основы всех конфликтов – борьба за деньги; это все время сигнализируется многократными противопоставлениями, Шитье рубашек, вязание рукавиц, давание уроков, проституция – все это деньги. Это заработные платы.

Поговорим о деньгах, которые были очень нужны Достоевскому. Разговор этот понятен и академикам, которые получают зарплату, и нам, литераторам, всем людям, которые занимаются каким бы то ни было трудом.

Достоевский в 1849 году переписывается с А. А. Краевским: Краевский ему платит 50 рублей в месяц в счет гонорара. Денег не хватает. Деньги нужны немедленно. Достоевскому нужны они так же, как нужны нищему литератору Буткову, автору «Петербургских вершин», который продал себя Краевскому за рекрутскую квитанцию, чтобы не пойти в солдаты, – он был мещанином.

Теперь процитируем несколько мест из писем. Федор Михайлович пишет письма, полные вычислений. На каждой странице цифры и цифры, и всё маленькие – двузначные, трехзначные. А вот письмо от 25–26 марта, там такие слова: «…обращаюсь к вам с покорнейшею просьбой не оставить меня без 10 р. сереб., которые требовались еще вчера для уплаты моей хозяйке… Эти десять рублей удовлетворят ее по крайней мере на минуту, и тем доставите мне необходимое спокойствие, свет и провизию, без которой нельзя написать ничего на свете» .

Вот письмо первой половины апреля того же года: «Я борюсь с моими мелкими кредиторами, как Лаокоон со змеями; теперь мне нужно 15, только 15. Эти 15 успокоят меня» .

Поговорим о деньгах в романах Достоевского и о деньгах, которые были нужны Достоевскому.

Деньги для него – недостижимое счастье, нечто неведомое.

Е. А. Штакеншнейдер писала о Достоевском 80-х годов: «…для изображения большого капитала огромной цифрой всегда будет для него шесть тысяч рублей» .

Штакеншнейдер ошибается: реальная сумма – три тысячи. Три тысячи спасают сестру Раскольников а: они получены в наследство от жены Свидригайлова.

В романе «Подросток» три тысячи получает, и не без труда, от Версилова его дворовый – Макар Иванович Долгорукий – и, удвоив процентами капитал, оставляет его своей бывшей жене.

Только полторы тысячи зашиты на груди Дмитрия Карамазова, растратил он три, но полторы тысячи – это половина позора.

Деньги недостижимы, как счастье, и в то же время в романах Достоевского их часто бросают и топчут, как будто уничтожают. В «Селе Степанчикове» помещик принес Фоме Опискину пятнадцать тысяч: «…Фома разбросал всю пачку денег по комнате. Замечательно, что он не разорвал и не оплевал ни одного билета, как похвалялся сделать; он только немного помял их, но и то довольно осторожно».

Комната Раскольникова

«Проснулся он желчный, раздражительный, злой и с ненавистью посмотрел на свою каморку. Это была крошечная клетушка, шагов в шесть длиной, имевшая самый жалкий вид с своими желтенькими, пыльными и всюду отставшими от стены обоями, и до того низкая, что чуть-чуть высокому человеку становилось в ней жутко, и всё казалось, что вот-вот стукнешься головой о потолок. Мебель соответствовала помещению: было три старых стула, не совсем исправных, крашеный стол в углу, на котором лежало несколько тетрадей и книг; уже по тому одному, как они были запылены, видно было, что до них давно уже не касалась ничья рука; и, наконец, неуклюжая большая софа, занимавшая чуть не всю стену и половину ширины всей комнаты, когда-то обитая ситцем, но теперь в лохмотьях и служившая постелью Раскольникову. Часто он спал на ней так, как был, не раздеваясь, без простыни, покрываясь своим старым, ветхим, студенческим пальто и с одною маленькою подушкой в головах, под которую подкладывал всё что имел белья, чистого и заношенного, чтобы было повыше изголовье. Перед софой стоял маленький столик.»

Квартира Мармеладовых

«Маленькая закоптелая дверь в конце лестницы, на самом верху, была отворена. Огарок освещал беднейшую комнату шагов в десять длиной; всю ее было видно из сеней. Все было разбросано и в беспорядке, в особенности разное детское тряпье. Через задний угол была протянута дырявая простыня. За нею, вероятно, помещалась кровать. В самой же комнате было всего только два стула и клеенчатый очень ободранный диван, перед которым стоял старый кухонный сосновый стол, некрашеный и ничем не покрытый. На краю стола стоял догоравший сальный огарок в железном подсвечнике. Выходило, что Мармеладов помещался в особой комнате, а не в углу, но комната его была проходная. Дверь в дальнейшие помещения или клетки, на которые разбивалась квартира Амалии Липпевехзель, была приотворена. Там было шумно и крикливо. Хохотали. Кажется, играли в карты и пили чай. Вылетали иногда слова самые нецеремонные.»

Комната Сони

«Это была большая комната, но чрезвычайно низкая, единственная отдававшаяся от Капернаумовых, запертая дверь к которым находилась в стене слева. На противоположной стороне, в стене справа, была еще другая дверь, всегда запертая наглухо. Там уже была другая, соседняя квартира, под другим нумером. Сонина комната походила как будто на сарай, имела вид весьма неправильного четырехугольника, и это придавало ей что-то уродливое. Стена с тремя окнами, выходившая на канаву, перерезывала комнату как-то вкось, отчего один угол, ужасно острый, убегал куда-то вглубь, так что его, при слабом освещении, даже и разглядеть нельзя было хорошенько; другой же угол был уже слишком безобразно тупой. Во всей этой большой комнате почти совсем не было мебели. В углу, направо, находилась кровать; подле нее, ближе к двери, стул. По той же стене, где была кровать, у самых дверей в чужую квартиру, стоял простой тесовый стол, покрытый синенькой скатертью; около стола два плетеных стула. Затем, у противоположной стены, поблизости от острого угла, стоял небольшой, простого дерева комод, как бы затерявшийся в пустоте. Вот всё, что было в комнате. Желтоватые, обшмыганные и истасканные обои почернели по всем углам; должно быть, здесь бывало сыро и угарно зимой. Бедность была видимая; даже у кровати не было занавесок.»

Комната Родиона-это крошечная клетушка, шагов в шесть длиной, имевшая самый жалкий вид с своими желтенькими, пыльными обоями, и до того низкая что чуть-чуть высокому человеку становилось в ней жутко, и все казалось, что вот-вот стукнешься головой о потолок. Отставшие, желтого цвета обои вызывают такое же расслоение и в душе, калеча и ломая ее навсегда. Как гроб видится нам кровать Раскольникова - неуклюжая большая софа, которую сплошь покрывают лохмотья.

Именно в таких комнатах, которые угнетают людей, давят на их психику, созревают самые ужасные и дьявольские планы. В своей клетушке Раскольников вынашивал и обдумывал свою пробу. Конечно, нельзя утверждать, что на Родиона действовала только его комната, были и другие причины преступления.

Комната Сони немного отличается от других, описанных в романе. Это была большая комната, но чрезвычайно низкая, имела вид весьма неправильного четырехугольника, и это придавало ей что-то уродливое. Как мы видим, несмотря на большие размеры комната не дает простора, а наоборот угнетает и душит. Соне, как и другим героям, пришлось пройти через физические страдания, но ее душа не заледенела. Она сумела пройти через унижения и при этом сохранить живую душу и ту необходимую связь с миром, которую порвал Раскольников, совершив самый страшный грех- убийство.

Действительно, замкнутость свойственна Раскольникову и она ещё в большей степени проявляется после преступления. Он забился в своей клетушке как паук, стал чуждаться людей, ни с кем не хотел разговаривать. После совершенного им греха, Раскольников хочет спрятаться от людей и поразмыслить над своей теорией, в которой он разочаровывается. Комната становится для него шкафом, местом, где можно скрыться и куда редко кто заглядывает.

Но вернемся к Соне. Почему она не пошла по пути Раскольникова? Почему устояла? Одна из причин - это вера в Бога. В ее комнате мы видим Новый Завет, который она читает Раскольникову. Соня верит, что за страдания ей воздастся. Она отказывается судить кого-либо и приемлет мир таким, какой он есть. Свою веру она передаст потом Раскольникову, и он сможет выйти из тупика.

Достоевский в своем произведении уделяет особое внимание цветовой гамме романа. В описании интерьера автор отдает предпочтение желтому цвету, также используются коричневый, красный, белый и зеленый. Комната Алены Ивановны была с желтыми обоями, с мебелью из желтого дерева, картинами в желтых рамках.

Дом, в котором жила Соня, был зеленого цвета. Раскольников оборотился к стене, где на грязных желтых обоях с белыми цветочками выбрал один неуклюжий белый цветок, с какими-то коричневыми черточками. Желтый цвет является хорошим дополнением к драматическим переживаниям героев.

Лев Николаевич Толстой

(1828-1910)

©2015-2019 сайт
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2016-04-15

К. В. МОЧУЛЬСКИЙ.

Из книги "Достоевский. Жизнь и творчество."

Черновые тетради раскрыли перед нами процесс создания романа. Но вот роман создан; это - целый мир, огромный и завершенный в себе: он управляется своими особыми законами, живет своей таинственной жизнью. Новая действительность, творимая гениальным художником, реальна, потому что вскрывает самую сущность бытия, но не реалистична, потому что нашей действительности не воспроизводит. Быть может, из всех мировых писателей Достоевский обладал самым необычным видением мира и самым могущественным даром воплощения. Неправдоподобна судьба его невероятных героев; необычна обстановка их жизни, загадочны их страсти и мысли. Наивное сознание пытается бороться с "достоевщиной"; это - "больной", "жестокий" талант, герои его - патологические типы, преступники, дегенераты, сумасшедшие. Но с Достоевским нельзя бороться: он овладевает сразу не только воображением читателя, но всем его существом, заражает своим исступлением, подчиняет ритму своего дыхания, изменяет физиологически. Влияние его имеет гипнотическую силу. Мир Достоевского вырастал медленно в течение двадцати лет - от "Бедных людей" до "Преступления и наказания". Только в этом романе он сложился окончательно, как особая духовная реальность. Это - первый из пяти романов-трагедий, или вернее, первый акт большой пятиактной трагедии.

Автор соблюдает единства классической трагедии: единства места, времени и действия. История Раскольникова разыгрывается в Петербурге. Самый фантастический на свете город порождает фантастического героя. В мире Достоевского место и обстановка мистически связаны с действующими лицами. Это - не нейтральное пространство, а духовные символы. Как Герман в "Пиковой даме" Пушкина, Раскольников - "петербургский тип". Только в таком угрюмом и таинственном городе могла зародиться "безобразная мечта" нищего студента. В "Подростке" Достоевский пишет: "В такое петербургское утро, гнилое, сырое и туманное, дикая мечта какого-нибудь пушкинского Германа из "Пиковой дамы" (колоссальное лицо, необычайный, совершенно петербургский тип - тип из петербургского периода) мне кажется, должна еще более укрепиться".

Раскольников - духовный брат Германа. Он тоже мечтает о Наполеоне, жаждет силы и убивает старуху. Его бунтом завершается "петербургский период русской истории". На протяжении романа - несколько кратких описаний города. Они напоминают театральные ремарки; но этих немногих острых черт достаточно, чтобы мы почувствовали "духовный пейзаж". Раскольников в ясный летний день стоит на Николаевском мосту и пристально вглядывается в "эту действительно великолепную панораму". "Необъяснимым холодом веяло на него всегда от этой великолепной панорамы, духом немым и глухим полна была для него эта пышная картина". Душа Петербурга - душа Раскольникова: в ней то же величие и тот же холод. Герой "дивится своему угрюмому и загадочному впечатлению и откладывает разгадку его". Роман посвящен разгадке тайны Раскольникова - Петербурга - России. Петербург так же двойствен, как и порожденное им человеческое сознание. С одной стороны - царственная Нева, в голубой воде которой отражается золотой купол Исаакиевского собора,- "великолепная панорама", "пышная картина"; с другой - Сенная площадь с улочками и закоулками, населенными беднотой; мерзость и безобразие.

Таков и Раскольников: "Он замечательно хорош собою, с прекрасными темными глазами, темнорус, ростом выше среднего, тонок и строен"; мечтатель, романтик, дух высокий и гордый, благородная и сильная личность. Но у этого "прекрасного человека" есть своя Сенная, свое грязное подполье: "мысль" об убийстве и грабеже. Преступление героя, отвратительное и низкое, имеет сообщниками трущобы, подвалы, кабаки и притоны столицы. Кажется, что ядовитые испарения большого города, зараженное и лихорадочное его дыхание проникли в мозг нищего студента и породили в нем мысль об убийстве. Пьянство, нищета, порок, ненависть, злоба, разврат - все темное дно Петербурга - ведут убийцу в дом жертвы. Обстановка преступления, квартал и дом, в котором живет процентщица, вызывают в герое не меньшее "омерзение", чем его "безобразная мечта". Вот он идет "делать пробу". "На улице жара стояла страшная, к тому же духота, толкотня, всюду известка, леса, кирпич, пыль и особенная летняя вонь. Нестерпимая же вонь из распивочных, которых в этой части города особенное множество, и пьяные, поминутно попадавшиеся, несмотря на буднее время, завершали отвратительный и грустный колорит картины.

Чувство глубочайшего Омерзения мелькнуло на миг в тонких чертах молодого человека...". Дом, в котором живет старуха, выходит одной стеной на канаву: "Он стоял весь в мелких квартирах и заселен был всякими промышленниками - портными, слесарями, кухарками, разными немцами, девицами, живущими от себя, мелким чиновничеством и проч. Входящие и выходящие так и шмыгали под обоими воротами" После "пробы" Раскольников восклицает: "О Боже! как все это отвратительно". Его охватывает "чувство бесконечного отвращения". Сенная площадь со своими девицами, пьяницами и "промышленниками" и идея преступления - два образа одного душевного состояния Другой пример воплощения духа и одухов ления материи - описание комнаты Раскольникова "Это была крошечная клетушка, шагов в шесть длиной, имевшая самый жал кий вид со своими желтенькими, пыльными и всюду отставшими от стен обоями, и до того низкая, что чуть-чуть высокому человеку становилось в ней жутко, и все казалось, что вот-вот стукнешься головой о потолок" Бывший студент спит на "неуклюжей большой софе, обитой ситцем, обыкновенно не раздеваясь, без простыни, покрываясь ветхим студенческим пальто" Автор сравнивает эту "желтую каморку" со шкафом, сундуком и гробом

Такова материальная оболочка "идеи" Раскольникова Его комната - келья монаха-аскета Он заперся в своем углу, в своем "подполье", улегся в "гроб" и думает Вся жизнь его ушла в мысль, внешний мир, люди, действительность - перестали существовать Он мечтает о богатстве, будучи совершенно беско рыстным, о практическом деле, будучи теоретиком Ему не нужно ни еды, ни платья, потому что он бесплотный дух, чистое самосознание. В нем продолжается тот процесс мышления, о котором нам рассказывал "человек из подполья" Только в такой тесной и низкой каморке могла родиться дикая идея о преступлении Мышление разъедает старую мораль, разлагает психо-физическое единство человека Раскольников должен пройти через аскезу, демате-риализироваться, чтоб почувствовать в себе демоническую силу и восстать на Бога. "Желтая каморка" - символ бесовского, завистливого отъединения Мир природный и вещный не имеет у Достоевского самостоятельного существования, он до конца очеловечен и одухотворен Обстановка всегда показана в преломлении сознания, как его функции. Комната, где живет человек, есть ландшафт его души

Так же "психологично" описание квартиры старухи-ростовщицы: темная и узкая лестница, четвертый этаж, слабо дребезжащий колокольчик, дверь, приотворяющаяся на крошечную щелочку, темная прихожая, разгороженная перегородкой, и, наконец, комната "с желтыми обоями, геранями и кисейными занавесками на окнах" "Мебель вся очень старая и из желтого дерева, состояла из дивана, с огромною выгнутою деревянною спинкой, круглого стола овальной формы перед диваном, туалета с зеркальцем в простенке, стульев по стенам, да двух-трех грошевых картинок в желтых рамках, изображавших немецких барышень с птицами в руках,- вот и вся мебель В углу, перед небольшим образом горела лампада Все было очень чисто - и мебель, и пол были оттерты под лоск все блестело" Герой сразу же переводит свое впечатление на язык психологии "Это у злых и старых вдовиц бывает такая чистота" Поразительна безличность этой обстановки, бездушность порядка, мещанская пошлость "немецких барышень" и ханжеское благочестие лампадки

Каморка Раскольникова - гроб, квартира старухи - опрятная сеть паука, комната Сони - уродливый сарай "Сонина комната походила как-будто на сарай, имела вид весьма неправильного четырехугольника, и это придавало ей что-то уродливое. Стена с тремя окнами, выходившая на канаву, перерезывала комнату как-то вкось, отчего один угол, ужасно острый, убегал куда-то вглубь, другой же угол был уж слишком безобразно тупой... Во всей этой большой комнате почти совсем не было мебели... желтоватые, обшмыганные и истасканные обои почернели по всем углам." Изуродованная Сонина судьба символизирована нежилой комнатой с уродливыми углами. У Раскольникова, отъединившегося от мира, тесный гроб, у Сони, обращенной к миру,- "большая комната с тремя окнами" Свидригайлов загадочно говорит Раскольникову: "Всем человекам надобно воздуху, воздуху, воздуху". Идейный убийца задыхается в своем гробу, в безвоздушном пространстве мысли Он приходит к Соне в ее просторный сарай с тремя окнами подышать воздухом земли.

В городской пейзаж Достоевского неизменно входят "распивочные" и трактиры Под крики пьяных посетителей, среди чада и гама, герои его ведут острые идеологические диспуты, исповедуются и решают "последние вопросы". Низменность обстановки доведена до того предела, за которым начинается странная пронзительная лирика. В отвратительном и безобразном раскрывается внезапно неведомая красота. Раскольников спускается с тротуара по лестнице вниз, в подвальный этаж. "Из дверей, как раз в эту минуту выходили двое пьяных и, друг друга поддерживая и ругая, взбирались на улицу... За ними вышла еще разом целая ватага, человек в пять, с одною девкой и гармонией. . Хозяин заведения был в поддевке и в страшно засаленном черном атласном жилете, без галстука, а все лицо его было как-будто смазано маслом, точно железный замок За стойкой находился мальчишка лет четырнадцати, и был другой мальчишка, моложе, который подавал, если что спрашивали. Стояли крошеные огурцы, черные сухари и резанная кусочками рыба, все это очень дурно пахло. Было душно, так что было даже нестерпимо сидеть, и все до того было пропитано винным запахом, что, кажется, от одного этого воздуха можно было в пять минут сделаться пьяным" Эта распивочная - мир пьяненького чиновника Мармеладова. В винном запахе, Под смех и ругань пьяниц, рассказывает он Раскольникову свою скорбную повесть. Ее перебивают звуки шарманки и "детский надтреснутый семилетний голосок", поющий "Хуторок". Шарманка усиливает пафос рассказа о Христе, принимающем пьяненьких в царствие свое. "И прострет к нам руци Свои, и мы припадем... и заплачем... и все поймем! Тогда все поймем!.. И все поймут и Катерина Ивановна... и она поймет Господи, да приидет Царствие Твое!"

По силе религиозного напряжения исповедь пьяницы в кабаке уступает только сцене чтения Евангелия блудницей и разбойником. Лиризм Достоевского всегда "de profundis" Угрюмый Петербург, темные улицы, переулки, каналы, канавы и мосты, многоэтажные дома, заселенные беднотой, трактиры, подвальные распивочные, полицейские участки, набережные, острова - таков ландшафт "Преступления и наказания". Никаких "художественных описаний" и "красот природы" Протокольная запись "места действия", деловые ремарки режиссера А между тем, весь роман пронизан воздухом Петербурга, освещен его светом. Душа города воплощается в Раскольникове, звучит в нем, как тоскливая песня уличной шарманки "Я люблю, говорит он, как поют под шарманку в холодный, темный и сырой осенний вечер, непременно в сырой, когда у всех прохожих бледно-зеленые и больные лица: или еще лучше, когда снег мокрый падает, совсем прямо, без ветру, знаете? а сквозь него фонари с газом блистают.." Мокрый снег, фонари, шарманка - весь Петербург в этих магических словах.

Герои Достоевского в своей духовности мало зависят от времен года и перемен погоды. В романах его очень редки метеорологические указания. Но когда они встречаются, в них всегда заключена транскрипция душевных состояний Явления природы, так же, как и пейзаж, существуют только в человеке и для человека Раскольников совершает преступление "в начале июля, в чрезвычайно жаркое время" Он бродит по городу. "Проходя через мост, он тихо и спокойно смотрел на Неву, на яркий закат яркого, красного солнца". Когда, после преступления, убийца идет в контору, его слепит солнце: "На улице опять жара стояла невыносимая, хоть бы капля дождя во все эти дни. Опять пыль, кирпич и известка, опять вонь из лавочек и распивочных, опять поминутно пьяные. Солнце ярко блеснуло ему в глаза, так что больно стало глядеть, и голова его совсем закружилась - обыкновенное ощущение лихорадочного, выходящего вдруг на улицу в яркий солнечный день". Раскольников - ночной человек; в его каморке почти всегда темно; он - гордый дух тьмы, и его мечта о господстве порождена мраком. Ему чужда земная жизнь, освещенная солнцем, он отрезан от "дневного сознания" Но вот "идея" толкает теоретика на действие: ему приходится из сумерек отвлеченной мысли выйти в жизнь, столкнуться с реальностью. Свет дня ослепляет его, как ночную птицу. Из холода абстракции он попадает в летний Петербург - жаркий, зловонный, душный Это усиливает его нервную раздражительность, развивает зародыш болезни. Солнце обличает его беспомощность и слабость "Он даже убить не умеет", совершает промах за промахом и, как муха на свечку, летит.прямо в сети Порфирия Петровича Солнце у Достоевского - символ "живой жизни", побеждающей мертворожденную теорию. Раскольников входит в комнату старухи, ярко освещенную заходящим солнцем В уме его мелькает страшная мысль. "И тогда, стало быть, так же будет солнце светить!" В ужасе преступника перед солнцем уже заключается предчувствие гибели.

День обличает Раскольникова, ночь поглощает в своем тем ном лоне его двойника Свидригайлова. Человек, надругавшийся над священной матерью-землей и разорвавший связь с человече ской семьей, убивает в себе личность и попадает во власть безликих космических сил. Последнюю ночь перед самоубийством Свидригайлов скитается по безлюдным улицам под грозой и проливным дождем Дух небытия, воплотившийся в нем, узнает в бун те стихий "наследье роковое" Хаос душевный сливается с хаосом природным Описание этой грозовой ночи - вершина "мистического реализма" Достоевского

До десяти часов вечера Свидригайлов посещает "разные трактиры и клоаки", слушает шарманку в каком-то увеселительном саду "Вечер был душный и мрачный К десяти часам вечера надвинулись со всех сторон страшные тучи - ударил гром, и дождь хлынул, как водопад Вода падала не каплями, а целыми струями хлестала на землю Молния сверкала поминутно, и можно было сосчитать до пяти раз в продолжение каждого зарева" В полночь он идет на Петербургскую сторону, снимает номер в грязной деревянной гостинице, но и эта крошечная клетушка не спасает его от разбушевавшихся стихий Они преследуют его "Это под окном, должно быть, какой-нибудь сад,- подумал он,- шумят деревья, как я не люблю шума деревьев, ночью, в бурю и в темноту, скверное ощущение!" Дождь, сырость, вода вызывают в нем нестерпимое отвращение "Никогда в жизнь мою не любил воды, даже в пейзажах", его мучит кошмар: оскорбленная им девочка - утопленница - лежит в гробу среди цветов Он распахивает окно "Ветер хлынул неистово в его тесную каморку и как бы морозным инеем облепил ему лицо Среди мрака и ночи раздался пушечный выстрел, за ним - другой А, сигнал" Вода прибывает, подумал он".

Образ утопленницы надвигается на него, как наводнение Вода мстит осквернителю Свидригайлов убивает себя во влажном тумане, на грязной улице, среди мокрых деревьев- "Молочный, густой туман лежал над городом Свидригайлов пошел по скользкой, грязной деревянной мостовой по направлению к Малой Неве Ему мерещились высоко поднявшаяся за ночь вода Малой Невы, Петровский остров, мокрые дорожки, мокрая трава, мокрые деревья и кусты" Он останавливается перед домом с каланчой и спускает курок "Единство времени" соблюдается в романе-трагедии столь же строго, как и "единство места" В мире Достоевского измерение времени не такое, как в нашей действительности Герои его живут не в математическом времени, а в "реальной длительности" ("duree reelle" Бргсона) Время то беспредельно растягивается, то сжимается, то почти исчезает В зависимости от духовного напряжения героев, отрезки времени вмещают большее или меньшее количество событий В экспозиции время разворачивается медленно, с восходящим движением действия ускоряется, а перед катастрофой превращается в вихрь Так же, как и пространство, оно до конца очеловечено и одуховлено: это - функция человеческого сознания. Набрасывая план "Преступления и наказания", писатель сообщал Каткову, что Раскольников "почти месяц проводит после того (преступления) до окончательной катастрофы" В печатной редакции этот срок еще сокращен. Трудно поверить, что все сложное и разнообразное действие романа вмещается в рамку двух недель. История Раскольникова начинается ex abrupto" "в начале июля, в чрезвычайно жаркое время, под вечер". Автор ведет точный счет дням В первый день герой делает "пробу" и знакомится с Мармеладовым. На второй - получает письмо от матери, бродит по городу и на Сенной случайно узнает, что старуха будет одна завтра в семь часов вечера На третий - совершает убийство. На этом кончается первая часть: она обнимает события трех дней - подготовку и совершение преступления Во второй части сознание времени потухает у Раскольникова; он заболевает и впадает в беспамятство "Иной раз казалось ему, что он уже с месяц лежит, в другой раз - что все тот же день идет" На четвертый день герой возвращается к действительности. Ритм времени резко ускоряется, события третьей и четвертой части занимают всего два дня Перед развязкой герой снова выпадает из временного порядка. "Для Раскольникова наступило странное время: точно туман упал вдруг перед ним и заключил его в безвыходное и тяжелое уединение Он был убежден положительно, что во многом тогда ошибался, например, в сроках и времени некоторых событий". Мир теряет свою реальность: временная и причинная связь тускнеет в сознании преступника Он выпадает из миропорядка. Его апатия, "похожая на болезненно-равнодушное состояние иных умирающих",- начало небытия. Контраст между точной фиксацией времени и провалами во вневременность - тонкий художественный прием Раскольников мыслитель-теоретик живет вне времени, Раскольников-дея-тель входит во время. Его преступление - точка пересечения идеи и действительности И оно обставлено точными временными определениями.

Третье единство классической трагедии, единство действия, определяет собой композицию романа-трагедии "Преступление и наказание" - история одной идеи, одного человека, одной судьбы Все лица и события располагаются вокруг Раскольникова Он - динамический центр- от него расходятся лучи, к нему возвращаются отражения Из 40 сцен романа, он участвует в 37-ми. Две второстепенные фабулы, история семейства Марме-ладовых и история сестры Раскольникова Дуни, не имеют самостоятельного значения Они - часть судьбы героя, воплощение его борющихся мыслей. Идея о бессилии добра и бессмысленности страдания реализуется в семье пьяницы-чиновника. Из лона ее возникает образ Сони. Она - добрый ангел героя Также и Дуня воплощает мысль брата о бесцельности жертвы; она тоже возникает из лона семьи (Раскольниковы - мать и дочь) и приводит за собой Свидригайлова, мистически связанного с героем,- его злого ангела. Борьба добра со злом в душе убийцы материали-зируется в противопоставлении двух личностей - Сони и Свидригайлова Сознание Раскольникова раскрывается в трех аспектах. Он стоит перед нами, как человек в средневековой мистерии между добрым и злым ангелами. Когда из семейства Мармеладовых выделяется Соня и вступает в личные отношения с героем, композиционная функция этой фабулы кончается. Она завершается раньше, чем история Раскольникова, и предваряет развязку своей двойной эффектной катастрофой (смерть Мармеладова в конце второй части и смерть Катерины Ивановны в конце пятой части). История Дуни тоже имеет двойную катастрофу (разрыв с Лужиным, поединок со Свидригайловым). Линии всех трех фабул соединяются один только раз: на поминках по Мармеладову, бывший жених Дуни, Лужин, оскорбляет Соню, и Раскольников ее защищает (конец пятой части) В шестой части второстепенные фабулы исчерпаны: супруги Мармеладовы умерли, Дуня выходит замуж за Разумихина; остается герой со своими двумя мистическими спутниками - Соней и Свидригайловым Принцип композиции - трехчастный: одна главная интрига и две побочных В главной - одно внешнее событие (убийство) и длинная цепь событий внутренних (переживание и осознание события) , в побочных - нагромождение внешних событий, бурных, эффектных, драматических: Мармеладова давят лошади, Катерина Ивановна, полубезумная, поет на улице и заливается кровью Лужин обвиняет Соню в воровстве, Дуня стреляет в Свидригайлова. Главная интрига - трагична, побочные - мелодраматичны. Главная заканчивается катастрофой, побочные - нередко разрешаются только пародией на катастрофу - скандалом: разрыв Дуни с Лужиным, поминки по Мармеладову

Раскольников не только композиционный, но и духовный центр романа. Трагедия происходит в его душе, и внешнее действие лишь обнаруживает его душевные конфликты. Он должен пройти через мучительное раздвоение, "перетащить на себе все pro И contra", чтоб достичь самосознания Он сам для себя загадка; не знает своей меры и своих пределов, заглянул в глубину своего "я", и перед бездонной пропастью у него закружилась голова Он испытывает себя, делает опыт, спрашивает кто я? Что я могу? На что имею правой Велика ли моя сила? Во всех романах Достоевского в центре стоит человек, решающий загадку своей личности (Раскольников, князь Мышкин, Ставрогин, Версилов, Иван Карамазов) В этом смысле, художественное творчество писателя составляет единый процесс самопознания. Поверхность его психологична, но под ней открывается онтология, образ Божий в человеке, бессмертие личности, свобода, грех Человек, разгадывающий самого себя, становится объектом исследования для окружающих. Действующие лица Достоевского - прирожденные психологи и ясновидцы С ненасытимой жадностью всматриваются они в героя, как Порфирий Петрович всматривается в Раскольникова. Он для них тоже загадка, и они неутомимо ее разгадывают. Каждый открывает неожиданное, освещает по-своему новую черту Процесс самопознания дополняется процессом познания. Раскольникова характеризуют мать, сестра, Разумихин, Порфирий, Соня, Свидригайлов, Заметов, почти все действующие лица Так же все персонажи "Бесов" разгадывают Ставрогина Герои Достоевского - спиритуальны. это чистые сознания, они трагически разъединены, но стремятся к общению; борются друг с другом, оставаясь взаимопроницаемыми В процессе самопознания раскрывается личность, могущественная в своем задании ("образ Божий") и бессильная в данности (в грехе). Богоподобие ее - в свободе, но от свободы и зло "Тут дьявол с Богом борется, а поле битвы - сердца людей",- говорит Митя Карамазов. Самопознание есть принятие борьбы, жизненное изживание добра и зла. Вот почему романы Достоевского - "романы-трагедии"