Н в гоголь биография. Николай гоголь

Пишет блогер danlux: Фотографии с поездки к самой известной в мире таежной отшельнице. Агафья единственная осталась в живых из большой семьи отшельников-староверов, найденных геологами в 1978 году в Западных Саянах. Семья Лыковых жила в изоляции с 1937 года.

(Всего 34 фото)

Спонсор поста: http://kuplyu-v-kaliningrade.ru/catalog/audio_i_video_83/all_0/ : Бесплатные объявления Калининградской областиИсточник: ЖЖурнал/danlux

1. Долгие годы отшельники старались уберечь семью от влияния внешней среды, особенно в отношении веры.

2. Первоочередной целью полета в хакасскую тайгу было традиционное противопаводковое мероприятие — обследование снежных запасов в верховьях реки Абакан. У Агафьи Лыковой остановились ненадолго.

3. Вместе со специалистами МЧС летели врач и сотрудники заповедника «Хакасский», которые давно знакомы с Агафьей и активно ей помогают. В этот раз Агафье привезли продукты, а спасатели помогли по хозяйству: натаскали дров, воды и т.д.

4. Город Абаза сверху.

5. Деревня Арбаты.

6. В Арбатах мы сделали короткую остановку, к нам подсел еще один сотрудник заповедника. У него для Агафьи была посылка из Томска. Как бы не ругали Почту России, но посылки и письма, как видите, доходят даже в такие отдаленные места. Достаточно написать на посылке абаканский адрес дирекции заповедника «Хакасский», а в графе «получатель» — Агафье Лыковой (отшельница живет на одном из участков заповедника).

8. Большую часть пути наш полет проходил в ущелье, по которому течет река Абакан. Летишь, а с двух сторон горы, покрытые густым лесом. Кстати, снега в верховьях Абакана в этом году оказалось сравнительно немного.

9. Прилетели. Шасси вертолета ушли в глубокий рыхлый снег, и машина встала на брюхо. Первыми вышли сотрудники заповедника. Их Агафья хорошо знает, поэтому и к остальным гостям она отнеслась с доверием. Спасатели выгрузили из вертолета привезенные припасы и помогли сотрудникам заповедника перенести груз с берега до избушки, расположенной на высоком берегу. Затем взялись за дрова. Заготовленное топливо необходимо было из леса перенести к дому – пожилой женщине это уже не по силам.

10. Сосед Агафьи — Ерофей Седов. Его маленькая избушка находится примерно в пятидесяти метрах от дома Лыковой. Ерофей почти всю жизнь прожил в Абазе, работал геологом. Знаком с семьей Лыковых с 1979 года. Рассказывал, что в 1988 году даже помогал хоронить главу семьи — Карпа Лыкова. Уже в преклонном возрасте Ерофей лишился правой ноги, после этого в 1997 году он перебрался в тайгу и с тех пор живет по соседству с Агафьей.

11. У Ерофея есть сын, который живет в Таштаголе. Пару раз в год сын прилетает проведать отца на вертолете со специалистами, которые исследуют этот район после запусков «Протона» (заимка находится на территории, куда падают ступени ракет, запускаемых с Байконура).

12. Избушка Агафьи Лыковой.

14. Записки на входной двери с предупреждением для непрошенных гостей. Пишет и говорит Агафья на старославянском языке.

16. Пока спасатели помогали с дровами, Агафью осмотрел врач скорой помощи. От подробного обследования в Абакане она отказывается, оставляемые таблетки принимает неохотно — чаще лечится лекарственными травами.

18. Иконы в доме Лыковой. Быт внутри довольно простой и незамысловатый.

19. Вокруг красота, тишина и чистейший воздух. Мир Агафьи Лыковой не более одного квадратного километра: с одной стороны бурная река Еринат, с другой — крутые горы и непроходимые леса, простирающиеся до самого горизонта. Лишь в северном направлении Агафья немного удаляется от своей избы и доходит до лугов, где она срезает траву и ветки для своих коз.

21. Я так и не понял, сколько на заимке собак. На цепи возле дома сидит Витюлька, но мне показалось, что чуть поодаль еще кто-то лает…

23. Кошки на заимке быстро плодятся и всем приезжающим обязательно предлагаются котята. В этот раз от «кошечки в заплаточках» мы отказались)

24. Сарай, в котором отшельница держит двух коз.

25. Агафья Карповна пожаловалась, что козы зимой не дают молока, а без молока ей плохо. Сотрудники заповедника тут же позвонили коллегам из Кемеровской области, которые тоже планируют посетить отшельницу в ближайшие дни, и попросили их наморозить цельного молока. Сухое молоко, сгущенку, и другие магазинные упакованные продукты таежница не принимает и не ест. Особенное ее пугает изображение штрих-кода.

26. Я ожидал увидеть на заимке много старинных и самодельных вещей, но меня ждало разочарование. Весь быт давным давно уже обустроен по-современному, утварь вся тоже цивилизованная — эмалированные ведра, кастрюли. У Агафьи в доме даже мясорубка есть, а на улице термометр весит. Единственное, что мне попалось на глаза из старых вещей (помимо икон) — берестяной туесок, лучковая пила и кованый топор.

Встреча с Агафьей Лыковой

Журналисты готовились к встрече с Лыковой несколько недель: купили старообрядческий календарь и получили благословение у священнослужителя староверческой церкви. На сотни километров от жилища Агафьи Лыковой нет ни живой души. Даже за полмесяца пешком не дойти до ближайшей деревни.

Агафья Лыкова к гостям уже давно привыкла, она сейчас самостоятельно, наверное, и не выживет. При первой встречи Лыковы у людей ничего не брали, только один раз попробовали соль и уже после не могли от неё отказаться. Потом Лыковы взяли у людей стекло, которое мнется - так отшельники называли полиэтилен. Потом в доме Лыковых появился термометр и карманные фонари.

В этот раз Агафья взяла у гостей только один календарь, а от другого наотрез отказалась. Зато взяла крупы, масло, муку и тут же завела тесто. Бабушка Агафья в русской печи выпекают потрясающий хлеб и добавляет в него морковь и картошку. Земледелием Агафья занимается довольно успешно и урожай у неё на зависть. Как-то раз Агафья посадила на огороде 40 ведер картошки, а по осени собрала уже 340 ведер корнеплодов. И это при том, что огород у неё на уровне восьмиэтажного дома.

Четверть века уже как живет Агафья одна. Здоровье её сильно пошатнулась - у отшельницы опухоль на правой груди и она медленно увеличивается в размерах. Агафья говорит, что терпимо, но только когда она молится и совершает поклоны, то опухоль неприятно давит на её ребро. Она не хочет ехать лечиться. В прошлом году Агафья даже причастилась и приготовилась уходить в мир иной. Но к зиме ей как-то полегчало и она тут же села писать письмо на большую землю большим чиновникам. Попросила козла, коз и нитки. Журналист спросил Агафью Лыкову, как она научилась писать. Агафья ответила что читать и писать её научила мама.

Агафья Лыкова давно молится, чтобы Бог посылал ей помощь, трудно ей самой в глухой тайге, будучи в пожилом возрасте. В этот раз Агафья составила список желаний, которые попросила выполнить. В этих желаниях самое основное, никаких излишеств, только то, что нужно Агафье для быта и поддержания своего здоровья.

Последняя проверка и помощь для Агафьи Лыковой

Помощь для Агафьи Лыковой не заставила долго ждать и уже второй раз за год к Агафье Лыковой отправились журналисты, врач и неравнодушные к Агафье люди.

До Агафьи добирались на вертолете. Продукты выгрузили, а дальше на санях, иначе до жилища Агафьи не добраться. Затем спасатели взялись помочь по хозяйству и стали колоть дрова. Вместе с ними прилетел также дежурный врач скорой помощи для обследования Агафьи Лыковой.

Агафья жалуется на свое здоровье:
- Лежу опять, а встаю с криками, с рёвом, не склониться.
- Двигаться больно, да?
- Да, вообще...

За 68 лет в качестве медикаментов в основном отвары, но последнее время Агафья Карповна всё-таки стала принимать лекарства - убедить удалось местному священнику. А специальным кремом она смазывает свою опухоль. Но говорит, что не помогает. Особых угрожающих симптомов у неё нет, но конечно Агафья имеет заболевания. Заболевания клинические, желательно в таком состоянии обследоваться, но на это она не соглашается. Агафьи Лыковой привезли крупы, фрукты, все продукты без маркировок и штрих-кодов - эти символы староверы считают греховными. Доставили также сено и капусту для коз. Затворница торопится накормить животных.

Об отшельнице заботятся сотрудники местного заповедника. Видимо для них надпись на двери: дом лыковой Агафья Карповны, без разрешения никому не входить. На полке старинные книги и иконы, молитвы звучат постоянно. Спасатели уже не раз пытались убедить отказаться от затворничества, но пока безуспешно.
Агафья обычно на это отвечает:
- Как мама говорила, лучше с голоду умереть, нежели благоверие предать.

Единственная просьба Агафьи Карповны - это подыскать ей помощника. Добровольца вроде бы нашли. Спасатели обещают доставить его в Урочище реки Еринат ближе к весне.

Беседа с Агафьей Лыковой о новостях мира, Путине и группе "Pussy Riot"

​Весь день Агафья Лыкова хлопочет по хозяйству. И только после того как стемнело, журналист показал Агафье новинку - планшет. Такого технического устройства она никогда не видала. Телевизор смотрела лет 30 назад, хоть и грех для неё это дело. Но она увлеклась тогда, увлеклась и сейчас: с жадностью стала смотреть как жил последние годы мир.

"Вот марсоход Curiosity высадился на Красной планете Марс" - показывает журналист на планшете Агафье Карповне.

А вы к Путину как относитесь?
- А он какой веры-то?
- Никонианской.
- Вот если бы он был старовером... то есть истиным христианином.

Затем на планшете журналисты показали видео, где идёт митинг:

На городские улицы вышло много людей - протестовали против фальсификации. Этих людей, которые выразили свой протест, их крутят и бьют. А в главном православном храме страны плясали девочки в разноцветных колготках и в балаклавах - это такие шапки с вырезом для глаз. Они вот там песни пели и их сейчас на 2 года посадили в тюрьму.
Здесь Агафья Лыкова возмутилась на то, что их посадили в тюрьму. Она сказала, что в тюрьму надо за воровство или убийство сажать. Данный поступок она осуждает, но говорит:
-Исполни девочки песни в старообрядческом монастыре в тюрьму бы их не посадили, а наложили бы епитимью и по ней пост с молитвой.
Но от дома отшельницы до Москвы больше 4000 км. Там наверняка про это и не услышат.

Агафья Лыкова: новости за последние несколько лет

Агафья Лыкова впервые за последние несколько лет оказалась в больнице. В глухой Сибирской тайге, где на сотни километров вокруг ни души, она всё делает в одиночку: сама лечится, сама очищает избушку от снега. По спутниковому телефону, который ей подарили, она позвонила родственникам и попросила о помощи врачей - у нее сильно заболели ноги. Отшельницу на вертолете доставили в Таштагольскую больницу. Медики уверяли в том, что жизни отшельницы ничего не угрожает, но всё же, чтобы быть полностью в этом уверенными, требовали сдать анализы и пройти обследование. Тем более в больнице есть всё необходимое оборудование.

Главрач рассказала по телефону:

-Она чувствует себя удовлетворительно, проходит обследование - рентгенологическое, биологическое, всякие разные сдает анализы. Предварительный диагноз - поясничный остеохондроз.

В больнице Агафье необходимо было провести как минимум неделю - столько требуется на обследование. А дальше, если понадобилось бы лечение, то пришлось бы остаться надольше. Но отшельница сразу сказала, что намерена вернуться к прежнему образу жизни: в тайгу, где прожила всю свою жизнь семья староверов Лыковых, которую обнаружили в семидесятых годах прошлого века геологи. Но вскоре отец, братья и сестра умерли, и Агафья осталась одна. С продовольствием отшельнице помогает губернатор. Пожилой женщине не раз предлагали перебраться поближе к цивилизации, но она остается верна затворническому образу жизни.

Агафья Лыкова: домой в тайгу

Через время Агафья Лыкова почувствовала себя намного лучше: если в первые дни она не могла даже наступать на ногу, то потом начала сама ходить, правда с тросточкой. Глава Таштагольского района, где лечилась Агафья, подарил ей икону, но Агафья отказалась от его подарка. Она говорит, что в её лесном доме только свой старинный иконостас. Дальние родственники в очередной раз настойчиво предложили Агафье переехать в посёлок, тяжело ведь одной в лесу Агафье жить.

Но 72-х летняя отшельница сказала, что хочет вернуться домой. В свое время отцу Карпу Осиповичу она дала клятву: всю жизнь прожить в далекой Сибирской тайге. Туда староверы Лыковы пришли ещё до рождения Агафьи в 1934 году. Лыковых случайно обнаружили геологи в 1978-ом году на границе Кузбасса и Хакасии. До этого большая семья жила совершенно обособленно, ничего не знала даже о второй мировой войне. Вот уже почти 30 лет Агафья живет одна. Ближайший населенный пункт от заимки Агафьи в двух неделях ходьбы.

В вертолёте Агафье вручили подарки от губернатора: тёплый жилет, шаль и даже бензопилу. Губернатор говорит:
- Я бы хотел, чтобы ты месяц ещё в городе пожила для нашего спокойствия.
Агафья говорит, что никак не может без тайги и своих коз.
- Ну смотри, как решила, так решила.

Агафья переживает, что без присмотра у нее остались козы, собаки, кошки и куры. Хватило ли им корма на неделю? Переживает Агафья, но тронул ли медведь ее животных. Агафья поведала, как медведь недавно спускался с горного склона и шастал по её двору в поисках съестного. Врач говорит, что у Агафьи прекрасное для её возраста здоровье, в том числе и потому, что вокруг чистый воздух и кристально белый снег. На берегу горной реки когда-то Карп Осипович, отец Агафьи, взял с неё обещание: "жить в тайге до конца своей жизни". Поэтому она хочет остаться здесь, на той земле, где родилась.


Агафье Лыковой вручили медаль за веру и добро

Два года назад самой знаменитой отшельницы России Агафьи Лыковой вручили медаль за веру и добро. Кемеровские власти наградили Агафью как-то неожиданно, не к юбилею Агафьи, а к юбилею своей области. Медаль доставили вертолетом, иначе к дому Лыковой и не добраться.

В этом доме всё как из детской книжки: чугунок с тыквой, русская печка и точно сошедшая со страниц сказки старушка в валенках и кафтане. Стоит только увидеть и сразу станет понятно - она жива, в прекрасной форме и кажется нисколько не изменилась. - отшельница, знаменитая среди тех, кому немного за сорок. Продвинутая молодежь назвала бы её сегодня дауншифтер, а она староверка, затерянная посреди Хакасской тайги.

У ней давно не было журналистов, но и в этот раз бабушка не просто подпустила к себе, но и поделилась семейным укладом. Вдали от мирской жизни, она каким-то чудным образом успевает следить за новостями. Агафья говорит: "Раньше-то был царь, а теперь президентом назвали". Главный информатор Агафьи жил по соседству - бывший геолог Ерофей Седов. Он поселился рядом с отшельницей 17 лет назад, когда ему ампутировали ногу, а врачи рекомендовали пить родниковую таежную воду и дышать чистым воздухом.

Вот и перебрался Ерофей Седов из шумного города на заимку к Лыковым. Лыковы тогда ему предоставили бывший курятник неподалеку у реки, куда он благополучно перебрался и жил до конца своих дней. В 2015 году единственный сосед Агафьи оставил этот бренный и полный страдания мир. Раньше Агафья заходила к Ерофею и приносила ему водицы из речки. Добродушный Ерофей брал радиоприемник, находил радиоканал с новостями и они вместе с Агафьей слушали последние новости с большой земли.

После теплой встречи Агафья повела журналистов к реке и учит правильно креститься. Без Креста на излучине реки Еринат не положено набирать воду. Журналист говорит, что он тремя перстами крестится. На что Агафья Карповна ответила: "Такая вода только для коз подойдет и мытья полов. А для приготовления пищи, умывания и утоления жажды нужно при наборе воды читать староверческую молитву, и при этом возлагать на себя крест двумя перстами".

Речь отшельницы трудно понять, даже проведя с ней достаточно времени. Но это не дефект речи, а скорее от монотонных молитв. Агафья до 1978 не видела других людей кроме матери, отца двух братьев и сестры.

Таежная отшельница всегда отличалась в семье крепкой памятью, но наизусть всех молитв не помнит. Агафья молится так как когда-то её научила мать и по тем книгам, что остались после раскола, православных никониан и старообрядцев. С тех пор уже больше 300 лет прошло, но традиции староверов не изменились. Она по-старинке разводит огонь в доме, где спит, здесь же занимается ткацким делом. Небольшую жилплощадь с ней разделяет девять кошек.

Для сна есть у Агафьи ещё один жилой объект, но в него она не советовала нам заходить. Дом стал нежилой для старовера Агафьи после того, как у неё поселился помощник Георгий. Он у бабушки взял без спроса ведро и вымыл всю комнату. Кто же тогда ему мог подсказать, что ведро оказалось отхожем. С тех пор Агафья даже не заходит в тот дом.

Агафья Лыкова: последние новости 2018 год (видео)

15803

Это рассказ о жизни семьи из пяти человек, прожившей около полувека в полной изоляции в тайге, в двухстах пятидесяти километрах от ближайшего поселения до того дня, когда их обнаружили геологи в 1978 году.

История семьи Лыковых в тайге и подробный рассказ о том, как отшельники появились в тех глухих местах, а также взаимоотношения данного семейства староверов с соседями и биографии отдельных ее представителей со слов Агафьи Лыковой повествует ее очевидец Сергей Усик . Повествование дополняют великолепные фотографии автора.


С.Усик. Заимка семейства Лыковых. Обитель Агафьи Карповны

Первые старообрядцы в верховьях Абакана (Лыковы)

Как появились первые старообрядцы в верховьях Абакана? Почему уходили от цивилизации в горы? Как смогли выжить в экстремальных условиях, устоять в вере и сохранить свою самобытность?

Ответом на эти вопросы является повествование последней представительницы угасающего рода, с которой я знаком более восьми лет, четыре из которых прожил в верховьях Абакана. Долгими зимними вечерами, при свете керосиновой лампы Агафья Карповна Лыкова рассказывала мне о прожитом и пережитом.

Исключительные, от Бога, память и дар рассказчицы, а также незамутнённое ненужной информацией сознание, позволили ей окунуться не только в те события прошлого, участницей которых она была, но и услышанное от предков. Во время нашего общения у меня не раз возникало ощущение нереальности происходящего. Казалось, что передо мной сидит человек из далёкого прошлого и старше нас всех лет на триста.

Так что же послужило толчком для молодых Иосифа и Раисы Лыковых сняться с насиженного места? То ли желание правителя Земли Русской узнать количество подданных и своим указом повелевшего переписать народ; то ли кровавая расправа, устроенная жандармами в уральском городке Ялуторовск, когда двух священников Древлеправославной Церкви, заколоченных в бочки с гвоздями спустили с горы? Бог весть: история отношений между старообрядцами всегда была сложна и трагична. Когда же становилось особенно тяжко - будоражила душу мысль о благодатной стране, где всё по-божески, и правит той страной и народом в ней живущим мудрый и справедливый государь. Земли там плодородные, дождик вовремя и солнышко не жарит, и пребывают все в добром здравии, душевном и телесном...

Мечты русского народа о справедливости, а значит и счастливой жизни, воплотились в Сказание о Беловодье. Есть за китайской землёй страна, в которой живут истинные христиане, никем не преследуемые, трудятся и молятся во славу Божию под покровом Пресвятыя Богородицы. И если кто-то любопытствующий, или, что хуже, со злым умыслом попытается проникнуть в Беловодье - ничего он не найдёт и не увидит, кроме сплошного и белого, как молоко, тумана. Разве только особо чуткий услышит где-то вдалеке не то шум прибоя, не то колокольный звон, собирающий прихожан к вечерне.

Путь в Беловодье пролегал через сибирские просторы, Алтай, а затем уже через китайские земли. Многие кержацкие семьи, не выдержав длительного перехода, оседали в укромных таёжных местах. Тем более что земли, через которые они проходили, особенно предгорья Алтая, были весьма привлекательными для проживания. Климат там довольно мягкий, хотя бывает, к Рожеству или Богоявлению так мороз завернёт, что деревья рвет. Но глубокие снега надёжно укрывают землю. За лето рожь да пшеница отменным колосом наливаются. А травы не то, что в пояс - всадника на коне скрыть могут. А главное - от «власти антихристовой» подальше. Глядя на это великолепие, крестьянская душа стояла на распутье: или дальше идти, или синица в руках. К тому же, большинство понимало, что для Беловодья они не готовы - лишь бы от гонителей скрыться. Историю одной такой группы из сорока семей я узнал от Агафьи.

На китайской границе тамошний чиновный люд устроил переселенцам досмотр. Вышел конфликт. И всех, за исключением одной семьи, завернули обратно. Большая часть вернулась на Алтай, а несколько человек, во главе с братьями Скороходовыми, решили поискать место для жилья в верховьях Абакана. Зима настигла их в тувинских гольцах. Коней, не приспособленных к местным условиям (не могли тебенить, т.е. добывать, корм из-под снега) пришлось забить, чтобы не мучились. А когда идти стало совсем убродно - сделали лыжи, обшив их конским камусом, и свалились с гольцов в районе слияния трёх горных речек: Сектыозека, Ерината и Большого Абакана. А дальше вниз по реке ещё километров сто, пока не нашли подходящее место, где Абакан, вырываясь из скальных щёк, смиряет свой бешеный нрав, отражая отлогие склоны в зеркальной поверхности воды. Тут и решили остановиться. Как пережили ту зиму - одному Богу известно. Когда грянула дружная весна, пробуждая к жизни застывшую тайгу, народ огляделся и посчитал потери. Кто-то ушёл ещё ниже по реке, а иным это место глянулось: есть, где огород разбить и покосы добрые, скотинку завести можно. Да и тайга живностью богата - с голоду не умрёшь, а значит, будем жить.



Шло время. Шли и люди, убегая от гонений и пробираясь через сибирские таёжные дебри, надеясь на оседлую жизнь в удобном месте. Кто-то оставался в поселении Скороходовых, кто-то двигался дальше. Всем, желающим присоединиться к общине, братья устраивали своеобразный богословский экзамен, боясь проникновения в их окружение ересей. Дробясь на толки и согласия, беспоповская среда вызывала к жизни множество течений, чьи проявления веры носили подчас откровенно еретический характер.

Среди новоприбывших выделялись дедушка Афанасий и бабушка Елена, как ласково именует их Агафья. Видимо, детские впечатления из воспоминаний её отца об этих светлых стариках передались и ей. Прибыли они доживать свой век вдали от мирской суеты, посвятив отпущенное им время молитве и добрым делам. У лыковской детворы вскоре тоже появились сверстники: Кирил, Ефим и маленькая Матрона приехали на заимку с родителями Софоном и Федорой Чепкасовыми. Вся община состояла из пяти семей.

Первым делом, конечно, занялись строительством. Избы рубили сообща. Что-что, а топоры кержаки держать умели - непьющие, некурящие, здоровьем необиженные, дело своё знающие. Брёвнышко к брёвнышку так подгоняли - иголку не просунешь. Нижние венцы клали из прочной и долговечной лиственницы, а остальные стены выгоняли из кедровых брёвен, приговаривая:

«От кедры самый чистый и тёплый дух исходит».

Семейные ставили избы-пятистенки. Просторные и светлые горницы с обязательным передним углом для икон и налоя, куть с русской печью, лавки вдоль стен, да стол из колотых и струганных плах, авторитетно расположившийся посреди горницы, составляли интерьер христианской, крестьянской избы.

Старикам жильё срубили поскромнее, много ли двоим надо, но зато потолок не плахами, а брусом закрыли. И получилась самая тёплая изба. Дедушка Афоня занимался перепиской служебных книг: канонов или чего-либо из Писания. Бабушка Елена всё больше по хозяйству, да за детворой приглядывала, когда родители в тайгу уходили. Коровку-кормилицу сразу завели. Поэтому ребятишки частенько на шанежки-оладушки забегали. Добрыми и мудрыми были эти старики.



С.Усик. Агафья Лыкова. Посадка картофеля

Однажды, кто-то из вновь прибывших стал обвинять соседей в том, что те картошку едят. Споры об этом уже поутихли, но в отдельных общинах особо ревностные «хранители старины» продолжали «завинять бесовское, многоплодное, блудное растение». Среди таёжников возникли разногласия. Тогда дед с бабой, зная, что без картошки им не прожить, собрали перед посадкой всех на сход и чтобы помирить спорщиков, сказали:

«Сажать картошку будем, но с заветом. Помолимся и попросим Господа: если это растение Ему неугодно, а нам неполезно, то пусть какая-нибудь напасть случится и урожая не будет».

На том и порешили. А осенью столько накопали, что все сомнения отпали навсегда.

Вот так, жизнь, вдали от мировых потрясений, потихоньку входила в знакомое с детства для христиан русло. Весной, после Юрьева дня начинали посадку. Летом покос, заготовка ягод, грибов и прочих таёжных даров. Если выдавался орешный год, то всей общиной выходили на сбор кедровой шишки, лущили, просеивали и сушили орех. Не каждый год родит это, воистину, чудесное дерево, поэтому заготавливали впрок. Орех, при правильном хранении, четыре года лежит, не портится. В октябре после Покрова мужики уходили в тайгу на промысел пушнины. Добывали соболя, колонка, лисицу, белку. Особая удача, если кто-нибудь на реке выдру славливал - алтайцы одну шкурку на коня меняли. Добытую пушнину, излишки мяса и рыбы меняли на соль, муку, крупы и железо. А когда февраль-бокогрей приходил, начинали готовить дрова. Стылые берёзовые и осиновые чурки звонко разлетались от ударов колуна. Обычно, хозяин колет, а детвора укладывает в поленницу, чтобы за лето дровам просохнуть.



Но, чтобы у читателя не сложилось слишком благостное представление о таёжном быте, не нужно забывать, что описанные события происходили среди дикой первозданной природы, а выражение «медвежий угол» как раз про эти места. Полным хозяином тут был и остаётся доныне медведь. Обилие ягод, ореха, множество копытных: маралов, лосей, косуль - отличная кормовая база для этого зверя. Люди вторглись в его владения, а значит, нежелательные встречи и столкновения были неизбежны. И они не заставили себя долго ждать, особенно после того, как на заимке появилась домашняя скотина. И как часто бывает в подобных ситуациях - трагичное мешается с комичным.

Пропала корова у Михаила Скороходова. С утра пораньше, вооружившись, мужики отправились на поиски. Сразу за поскотиной стало ясно - медведь скараулил. По следам определили что да как и куда потащил добычу. Вдруг, слышат, рядышком ботало - бряк-бряк.

Так это ж моя корова - молвил растерянно Михаил. - Неужто жива? Странно, столько кровищи, а она брякат. Мужики, а может это какая-нибудь из ваших, всё же...

Да нет. Мы как прослышали, что твоя пропала - своих из стайки не выпускаем.

Так, разговаривая, выходят на небольшую поляну, а там косолапый лежит на спине и подбрасывает коровью голову вместе с боталом, играет. Покидает-покидает и к уху приложит - слушает. Застрелили, конечно.

А вот ещё случай. Бабы с ребятишками пошли по ягоды и наткнулись на задранного медведя. Видимо косолапые между собой что-то не поделили, вот один другого и порвал. Сбегали за мужиками. Те осмотрели поверженного. Шкуру решили снять, а тушу спалить, чтобы не растравливать оставшегося. А вышло наоборот. Следующим вечером, когда семья Лыковых отмолившись села ужинать, до их слуха донеслись непонятные звуки: не то бормотанье, не то шлёпанье губами.

Осип, ты чё коней не закрыл, слышь, под дверьми фыркают, - спрашивает Раиса мужа.

Супруг встал из-за стола, открыл дверь - мать ты моя родная! - а он по двору разгуливает. Дверь тут же захлопнул - и на крючок.

Ты, старый, явно ополоумел, рановато, вроде, закрючиваться.

А тот стоит - спиной дверь подпирает и только: «Мед... мед...». Тут уж Раиса поняла - что-то неладно. А когда из мужика с выдохом вырвалось: «Медведь!», Раиса тут же схватила миску с недоеденной кашей и, разбросав содержимое окрест, начала колотить посудой. Малые, не поняв, что происходит и почему мама шалит, недолго думая, решили её поддержать - когда ещё за столом побаловаться доведётся. И давай: миской об миску, миской об стол. Такой грохот поднялся! Придя в себя и отдышавшись, глава семейства решил глянуть в окно - не убежал ли зверюга. Облокотившись о подоконник, поднёс бороду к стеклу. А из темноты, с любопытством, смотрит на него хозяин таёжный. Ну, тут уж началось! Прямо, концерт для него устроили. На шум прибежали соседи и выстрелами отогнали незваного гостя. У Иосифа Лыкова, на ту пору, ружья ещё не было, и дворы на заимке были не так как в деревнях - забор к забору, а поодаль, похуторски, не лепились друг к другу - места хватало...

Год по году молодым прибавляет, а старикам убавляет. Из вчерашней малышни получились славные подростки: Дарья и Степан Лыковы, Кирил и Ефим Чепкасовы, Ермила Золотаев. Все были приблизительно одного возраста. Выросшие на природе, с детства у старших в помощниках и по хозяйству, и на охоте, рано освоили науку выживания. К пятнадцати годам юноша мог и дом срубить, и зверя в тайге добыть. Степан вплотную подошёл к этому возрасту - уже на щеках стал пробиваться рыжеватый пушок. Характером, лицом, статью походил на тятеньку. По всему было видно, что растёт такой же кряжистый, рыжебородый молчун. Дарья в маманьку удалась - рослая, красивая, рано округлившаяся. И внутренний склад, скорее, от Раисы Агафоновны. Вот только к молению и учёбе, хоть и способна была, но не прилежна. Как: ни старались родители - не смогли заронить ей в сердце искры усердия, которые были в Степане и в младших. А обучение в христианской семье начиналось с младенчества. С грудничком на руках становилась мама на утренние и вечерние молитвы. Первым делом складывала в двуперстие маленькие пальчики и ограждала малютку крестным знамением - держа его ручку в своей руке, накладывала последовательно на лоб, живот, правое и левое плечи. Одновременно читала Исусову молитву. Когда малыш начинал говорить, учили Богородичную и молитву мытаря. На пятом-шестом году приступали к азбуке и грамматике. Затем начальные утренние молитвы, полунощница и большой начал. После этого наступала очередь Нового Завета и Псалтыри. Так закладывались в маленькую голову основы христианской веры. К шести-семи годам ребёнок уже мог читать и писать. Понятно, что не в каждой семье придерживались этого правила. Где-то к учёбе приступали позже или с меньшей нагрузкой, в зависимости от способностей обучаемого.



Хоть и не было в Дарье Лыковой тяги к учёбе, зато в работе огонь-девка была, нарадоваться на неё не могли - во всём помощница надёжная. И даже, когда новую баньку со Степаном в два топора рубили - в семье-то прибыло, да и старая обветшала, - не уступала брату и в этом, сугубо мужском, деле. Одна печаль была у родителей - как только солнышко за горизонт скроется, девка не к налою, а на вечёрки рвётся, где можно вволю с парнями побалагурить. А братья Чепкасовы и Ермила Золотаев глазами её уже до дыр протёрли. Молодость - она и в глухой тайге - молодость, и ничего с этим не поделаешь. А посему - пора девку к замужеству готовить, - решили Иосиф с Раисой. И Василий Золотаев вовремя пришёл. Посидели, повспоминали, как сами на вечёрки ходили, на одной из которых оболтус Васька чуть избу у сродной сестры не спалил - куделю лучиной поджёг, а Раиса шалуна за чуб оттаскала.

Потом, уже в дверях, как бы невзначай, Золотарёв-старший намекнул:

У Ермилы мол, только и разговоров, что про вашу Дашутку. Не породниться ли?

Переглянулись Лыковы, усадили обратно гостя, и давай вести обстоятельный разговор.

Дело хорошее. Мы тебя давненько знаем и ты нас, и родители наши в один собор ходили. Отчего же не породниться? Вот только Дарье шестнадцатый пошёл, а Ермиле - семнадцатый. Не рановато?

Да я не про завтра разговор веду. Дело несрочное. Давай, годок выждем.

Добре! Вот, после Рожества и засылай сватов.

На том и порешили.

Читатель уже, наверное, задался вопросом: что за вечёрки такие? Обычно, выбиралась самая просторная изба, где несколько семей, после управы по хозяйству, собирались зимними вечерами. Бабы и девки занимались прядением, вышиванием, пряли холстину. А где девки, там и парни. При тусклом свете лучины или свечи происходили первые притирки и приглядки между молодыми...

Керосиновые лампы у староверов были не в чести. Помнили они древнее предание: «Будет буйный, адский огонь. Если кто занесёт его в дом - святость из икон выйдет.

И если случится мертвец в доме том - изнести его, яко пса смердящего». Вот такие строгости. Но тот, кто бывал в других деревнях и видел, насколько ярче и удобней с лампой - начинал измышлять что-то подобное и для себя.

На Зайцевой заимке, что на Алтае, один умелец сколотил ящик с дверкой, без верхней и боковой стенок, и пристроил к окну с улицы. Так и освещался, снаружи. В Тишах на такое «святотатство» не пошли. Экспериментировали с лучиной: методом тыка пытались добиться более яркого горения. Оказалось, если сырое берёзовое полено положить на ночь в уже протопленную русскую печь, а затем наколоть лучинок и досушивать уже традиционным способом - такая, предварительно запаренная лучина, горит ярче.

Второе по значимости детское воспоминание Карпа Лыкова - похороны дедушки Афанасия. Этой же зимой провожали почтенного старца. Как жил, так и умер на восьмидесятом году - светло и спокойно, заранее приготовив себе кедровую домовину. И попросил Иосифа Лыкова, чтобы тот позаботился в дальнейшем о бабушке Елене.

Отношение к смерти у людей прошлого было диаметрально противоположным нынешнему пониманию этого венчающего земную жизнь события. Для христианина это был не конец существования, а переход в иное состояние, к другой форме жизни. Трагедия заключалась вовсе не в самом факте смерти как завершении плотского бытия, а в том, что человек мог преставиться без покаяния...

Вот ещё одна картинка из детства. Десять лет было Карпу, когда однажды, зимним вечером старший брат Степан спросил его:

Ну, что Карпа? Пойдёшь со мной на Бедуйское озеро за тайменями?

А тятя отпустит?

Отпущу, отпущу, - отозвался Лыков-старший. - Пора и тебе, Карпуша, узнать настоящей жизни таёжной.

Очень обрадовался Карп этому приглашению. Хоть и вырос среди леса, но так, чтобы на несколько дней, с ночёвками у костра, тем более зимой - такого ещё не было!

А когда пойдём? - с нетерпением спросил он.

После Богоявления будем собираться. Пусть день немного прибудет, - ответил Степан.

Через день после праздника, на лыжах с нартами, с утра пораньше, отмолившись, тронулись в путь.

Три дня ходьбы до тайменьего озера. Сначала вверх по Абакану километров пятнадцать. Затем по Бедую ещё километров двадцать пять. На этом притоке Абакана нет водопадов, как на большинстве горных речек. Поэтому рыба беспрепятственно поднимается вверх до самых истоков и зимует в высокогорном озере. Облюбовал этот водоём и таймень. Из местных рыб он считается самым вкусным. И заезжие купцы в Таштыпе и Абазе отдавали ему предпочтение. Вес отдельных особей иногда доходил до ста килограммов. Если кому-то удавалось изловить такого гиганта - вот где была удача так удача, - никакого мяса не надо. К тому же, из кожи этих великанов шили обувь... До озера добрались без приключений. Конечно, зашли на Горячий Ключ. Отогрелись в единственной на маршруте избушке и поплескались в целебных водах. Остальные ночёвки были у костра. Степан не раз уже ходил за тайменями, поэтому знал лучшие места для стоянок. Главное, чтобы рядом было побольше сухостойника. Сначала разгребали снег и разводили костёр на месте будущей «постели». Затем ужинали и готовили двухметровые сутунки для надьи. На это уходило два-три часа. В сумерках отгребали не прогоревшие угли в сторону, а прокалённую землю застилали пихтовыми и кедровыми вепсами. Натягивали холстину, которая служила одновременно и навесом и экраном, отражающим огонь и тем самым усиливающим теплоотдачу. После этого «заводили надью»: укладывали рядом два кедровых бревна, а сверху клали берёзовое сырое. От этого огонь не был таким буйным и горел дольше и ровным пламенем. Еловые и пихтовые дрова не брали - уж очень сильно «стреляют», можно пропалить одежду. В течение ночи Степан парту р>аз накатывал брёвна на огонь, а Карп млел на мягких, душистых пихтовых ветвях, укутавшись в тёплую лапотину. Прогретая земля до утра отдавала тепло через ароматную «перину».



На озере место для ночлега было оборудовано более основательно и со всей таёжной предусмотрительностью. На солнцепёчном южном склоне горы, под надёжной защитой мощного предгольцевого кедрача, был построен небольшой сруб. Четыре ряда брёвен возвышались над землёй - человеку по грудь. Эту конструкцию венчала крыша из колотых плах, поставленных шалашом. В центре сруба находилась железная печурка, труба которой, для экономии места и дров, коленом выходила на тыльную стену. А по бокам от печи располагались нары. Построили эту заежку Степан с отцом лет восемь назад на месте старого тувинского становища. С тех пор почти каждую зиму, на недельку, вырывались Лыковы ловить тайменей. Вот только на этот раз вместо себя Иосиф отправил меньшого - пусть привыкает, пора смену готовить.

Кому хоть раз довелось приобщиться к сидению зимой над лункой, тот на всю жизнь становится приверженцем этого вида рыбной ловли. Особенно, если это не праздная забава, а жизненная необходимость. Вот так же крепко, как первый аршинный таймешёнок, вытащенный Карпом на лёд, зацепился он за крючок, именуемый зимней рыбалкой.

Гигантов в этот раз поймать не посчастливилось, но одного пудового и парочку поменьше удалось выдернуть. Остальной посильный вес добрали мелочью, как говорится, «от двух до пяти». Обратный путь, хоть и с грузом, но по пробитой лыжне и вниз под горку, дался легче и быстрее.

Уже на Абакане, когда до Тишей оставалось меньше десяти километров, произошло непредвиденное. За время пребывания братьев в верховьях случилась оттепель, а потом снова всё замело. Это самое неприятное для путешествующих по реке. Сначала лёд снизу проедается, а затем переметается свежим снегом. Подобных ловушек на Абакане, особенно в конце зимы, предостаточно. В одну из таких промоин и влетел с ходу, шедший впереди Степан. Хорошо, что успел перехватить посох поперёк. Поэтому не ушёл под воду с головой, а повис на нём. Кинувшемуся на помощь Карпу заорал:

Назад! Я сам!

Благо, промоина была небольшая, а течение несильное и лёд не стал ломаться дальше. В противном случае лыжи затянули бы под него. Потихоньку, отжавшись на руках, Степан осторожно перевалил тело на ледяную поверхность. Настоящий страх испытал тогда Карп. Страх за Степана и собственную беспомощность. На берегу развели костёр. Пока Степан стягивал мокрую одежду, Карп быстро нарубил сучьев. Пока сушились - наступил вечер, и поэтому решили заночевать на месте. Идти в потёмках по такому льду, конечно же, не отважились.


На следующий день, к обеду, рыболовы прибыли домой.

А мы вас ещё вчера к вечеру ждали, - с порога заявила выбежавшая навстречу Анютка.

Да вот, задержались, - ответствовал Карп.

Что-то случилось? - уже после приветствия спросил глава семьи.

На прикорм налимам чуть не ушёл, - признался Степан. - В промоину влетел. Вот и пришлось сушиться и ночевать.

Ниже Бедуя.

Говорил я тебе не раз, что в районе бедуйских ям самые опасные места. То ли горячий ключ так влияет, то ли ещё что, но такого рыхлого льда нет нигде по Абакану. А Карп как?

Бог миловал, я один. Даже нарты на льду остались.

Ну, добре. Слава Богу, легко отделались. Впредь наука будет. Идите в баню, грейтесь. Мама ещё вчера топила - вас ждала. Анютка! Бегом, подбрось дровишек, поди совсем-то ещё не простыла.

Немногие прислушиваются к советам старших. Пока сами шишек не набьют - опыта не наберутся. Степан и Карп на всю жизнь запомнили коварство замёрзшей реки.

В мире уже отгремела Русско-японская война - предвестница грядущей беды. Весть о ней дошла и до заимки, став для староверов ещё одним свидетельством приближения конца света. А вышедший в 1905 году царский указ «Об укреплении начал веротерпимости» , открывавший перед старообрядчеством новые возможности, всё же не добавлял оптимизма наставникам, говорившим своей пастве:

«Это послаба ненадолго, грядут ещё лютейшие времена».

После кончины дедушки Афанасия наставником в Тишах, при всеобщем одобрении, стал Иосиф Ефимович Лыков, а поселение на Абакане стали называть Лыковской заимкой . В промежуток между войнами, японской и германской, в Тиши переехали ещё несколько семей: Самойловы, Ярославцевы, Русаковы и Гребенщиковы.

Иван Васильевич Самойлов был приёмным сыном Скороходова-старшего, и поэтому заселился в пустовавший всё это время дом Василия Степановича. А заселяться было кому. Семейство Самойловых состояло из двоих мужчин - самого Ивана Васильевича и его старшего сына, наследника Фёдора и женской его части - жены Марфы Власиевны и трёх малявок-красотулек: Пелагеи, Евдокии и Харетины. Супруга Ивана была из зырян. Взял он её за Пермской землёй. Как говаривал Карп Осипович: «Шибко красивая была, и девчонки в неё пошли». Фёдор был двумя годами младше Карпа Лыкова. Мальчишки сразу сдружились. Правда, это не помешало им сначала, как водится, пободаться за лидерство. Анютку же самойловские девчонки приняли в свою компанию.

Остальные вновь прибывшие выбирали участок, корчевали тайгу под огороды, ставили избы, чистили заросшие поляны под покосы. Короче, занимались привычным для староверов делом..

Много народа ушло в таёжную глушь за первую четверть двадцатого века. Не только в Тиши шли люди. На Малом Абакане тоже обосновалось несколько семей. О Зайцевой заимке я уже упоминал. А с заимкой Дайбовых познакомимся поближе. В будущем судьба Карпа Лыкова будет теснейшим образом связана с этим местом, вернее с девочкой Акулиной Дайбовой, но это произойдет только через пятнадцать лет... На левом берегу Бии, одной из двух главных рек Алтая, находится хуторок Дайбово . От основателей его осталось только название, да несколько уцелевших, почерневших от времени изб. Но, даже по прошествии стольких лет, эти безмолвные свидетели дают нам понять, как бережно относились люди к своему жилью и земле, которая их кормила. Через горы, напрямую, между заимками километров сто пятьдесят, но климат на Бие значительно мягче. От заимки Дайбовых остались пара изб да название, а от Тишей не осталось ничего...

1913 год. Империя празднует трёхсотлетие Дома Романовых под всеобщее ликование, за год до мировой мясорубки. На Абакане тоже свой праздник. Жизнь, благодаря Галактиону Саночкину, стала слаще в самом прямом смысле. Собрал Галактион от своих пчёлок первый взяток. Ещё по приезде задумал он устроить на заимке пасеку. В первую весну, когда сошёл снег и полезли первоцветы, Галактион всё ходил-высматривал медоносы. Оценил по достоинству это место. Всё тут было: и раннелетний взяток с жёлтой акации, и вербы, и основной - с кипрея (иван-чая). Понял мужик, что тут можно поставить с десяток-другой уликов. И после того, как обустроился на новом месте, стал думать, как доступить пчёл. Было несколько возможных вариантов. Первый - через перевал на конях, завезти с Алтая; второй - по реке с Таштыпа летом, на лодке, где бечевою, где на шестах, поднять. Или зимой, по санному пути. С Алтая ближе всего, но и тяжелее. Летом на лодке - слишком долго и тряско, пчёлы могут не перенести дороги. Остановился на зимнем варианте. Заранее договорился с таштыпским пасечником. Выбрал две сильные семьи. Сошлись в цене. И весной следующего года, с Божьей помощью, пчёлы начали облёт незнакомых мест.

За пять лет довёл количество семей до десяти. Мёда хватало не только своим, но и с соседями делился. Мёд - это, конечно, очень хорошо, вкусно и полезно, тем более, что староверы сахар не брали. Но, для верующего человека воск, производимый пчёлами не менее важен. Раньше его доставали из жилых мест с большим трудом. А тут свой. Конечно, в будни на освещение не держали. А вот все праздничные службы проходили в дальнейшем при восковых свечах. И ещё один, как бы вторичный продукт получался при варке вощины. В сладкую медовую воду добавляли пергу и через пару месяцев получали медовуху. Так что жизнь стала не только слаще, но и веселее. Кержаки в пьянстве особо не отмечены. А сорокоградусную и подобные ей напитки не употребляли вовсе. Но вино своего производства, а в данном случае - медовуху, в престольный праздник даже монастырский устав позволяет выпить. И повод, очень даже существенный, нашёлся. Решили земляки, два Ефимовича: Иосиф и Галактион, породниться.

У тебя девка, у меня парень в гляделки уже играть начали. Наверное, и нам пора внуков нянчить, - решили за молодых родители.

Степан не Дарья, перечить не стал. Зиновия тем более, даже рада-радёшенька. Глянулся ей Стёпка больше всех заимковских парней своей огненной бородой и покладистым характером. Не стали откладывать это дело надолго. После Покрова Пресвятой Госпожи Богородицы и отгуляли свадьбу. Зиму молодые прожили в родительском доме, а по весне Степан начал возводить собственный. Карп, входивший в подростковый возраст, вовсю помогал старшему брату.



Карп Осипович Лыков. 1978 год

Три последних спокойных года прожили таёжники без всяких потрясений. Первая мировая война мало затронула глухой угол империи. Василий Золотаев нашёл-таки своему Ермиле невесту на стороне, и чепкасовские Кирил и Ефим обзавелись семьями. Когда же Иван Новиков, живший на Лебяде, пришёл осенью на заимку с новостью о том, что в Петрограде произошёл переворот и к власти пришли какие-то большевики, то расслабленные двумя десятилетиями спокойной жизни кержаки не восприняли это известие всерьёз:

«Мы живём далеко от ихнего Питенбурга, в мирские дела не касаемся, а то, что они там из-за власти друг дружку за бороды таскают, так нам какое дело. Одного царя скинули - другого поставят, чай не впервой».

Но, когда началась гражданская война, и на заимку потянулся народ в надежде пересидеть в безопасности смутное время, до них наконец-то дошло, что это не просто дворцовый переворот, а нечто большее. Вспомнили пророчество Исайи о конце света, и что пойдёт брат на брата, а сын на отца..

Случай на Малом Абакане с Осипом-подголешником произошёл в конце тридцатых, в самом разгаре массовых репрессий, чинимых богопротивной властью.

Вот что говорит Агафья об этом:

«Власть от Ленина такая богопротивная вышла, какой ещё не было».

Не сразу докатилось кроваво-красное колесо до верховий Абакана. До середины двадцатых годов Тиши соответствовали своему названию. Среди бушующего океана страстей людских и событий, вздыбивших страну, на заимке, прикрытой с запада отрогами Абаканского хребта, сохранялось относительное спокойствие. Один лишь раз, летом 1918 г. отряд красноармейцев заявился в посёлок, поражая таёжников обилием оружия и новой формой. «Люди вроде русские, а знаки и одёжа жидовские», - вспоминал Карп Осипович, которому в ту пору пошёл семнадцатый год. Искали большевики сбежавших колчаковцев. Где-то вниз по реке, в районе Таштыпа был бой, и красные захватили в плен 60 человек противника. Разули, раздели, поставили над обрывом и расстреляли. Потом, когда пересчитали трупы - получилась недостача. Вот в поисках беглецов отряд и вышел на заимку. Естественно, устроили обыск. Узнав, что Осип Ефимович старший - начали с избы Лыковых. Найдя в доме колчаковские деньги, командир отряда поднял крик:

Ага, Колчака ждёте!

Никакого Колчака мы не ждём.

А деньги откуда?

Человек за мясо рассчитался.

Какой человек?

С прииска. Сказывал - щас такие в ходу. Я не хотел брать, да у него, кроме этих бумажек, ничего больше не было. А мясо шибко просил. Вот и пришлось уступить.

Где беглых укрываете? Сказывай дед, а не то худо будет!

Не знаем мы никаких беглых. У нас эти дни никого не было.

Ну, старик - смотри! - и для большей убедительности выхватил шашку из ножен. - Если кого найдём, или хоть след малый - всю заимку порубаем!

Не найдя никого и ничего подозрительного, напоследок, командир заставил Лыкова-старшего потоптать деньги с портретом адмирала и отряд завернул обратно.

И после этого случая Тиши лет на пять-семь выпали из поля зрения Советской власти. За это время посёлок разросся ещё на несколько дворов. Приехали искать убежища в надежде, что лихолетье вот-вот закончится и раскрученный маховик классовой борьбы их не зацепит, семьи Рогалёвых, Долгановых, Часовниковых и Берсенёвых, а также отец Ефросин, дедушка Назарий с сыном Исаем.

На Алтае и в предгорной части Хакасии события начала двадцатых годов развивались намного динамичнее и трагичнее. Мама Агафьи - Акулина Карповна Дайбова рассказывала детям, что творилось на Алтае в районе их заимки. После того, как были разбиты основные части адмирала Колчака, а затем и атамана Соловьёва, небольшие, мобильные, хорошо вооружённые отряды стали прочёсывать деревню за деревней, заимку за заимкой в поисках укрывающихся белогвардейцев. Один такой отряд из тридцати человек после карательного рейда, с награбленным добром, остановился в Дайбово на ночлег. Бахвалились подвыпившие выродки как порубали несколько дворов в деревне Кибезень за то, что селяне дали временный приют нескольким офицерам армии Колчака.

Когда красные ворвались в деревню, белогвардейцев на месте не оказалось. Эта небольшая группа, как и многие другие, пыталась пробиться через Монголию в Китай и остановилась в Кибезени запастись продовольствием. По договору с местными мужиками условились за провиант поработать пару деньков на лесосеке, заготовить дров на зиму. Уверены были колчаковцы, что далеко ушли от преследователей. Поэтому и приняли это предложение.

Выяснив, где белые, отряд двинулся на деляну. По дороге и захватили врасплох незадачливых вояк. Вернувшись в деревню, за банькой постреляли пленных. После чего стали выяснять: кто кормил, у кого ночевали, кому дрова готовили. Не знали деревенские, что их ожидает, и чтобы смягчить сердца палачей староста сказал:

Вдовой бабе помогали с дровами.

Тащи её сюда, ребята, - приказал командир отряда.

Тем временем отделили ещё нескольких человек, помогавших белогвардейцам. Когда привели несчастную женщину на скорый суд и стали глумиться над ещё нестарой вдовицей - кинулся старший сын защитить мать и рухнул, разваленный надвое комиссарской саблей к ногам матери.

Руби их, сук! - гаркнул командир. - Будут знать, как контре пособлять!

От Кибезени до Дайбово километров семьдесят. Простыли, видимо, вояки после мясорубки, пока ехали. На заимке никого не тронули, только запасы в подполье пострадали - всё варенье и соленья съели. Поутру, опохмелившись, отряд убрался восвояси.

Эти два инцидента были всего лишь отголосками тех событий, которые происходили на юге Западной Сибири. Широко ходил атаман Соловей со своим отрядом, состоявшим из местных мужиков и остатков колчаковской армии. Несколько лет соловьёвцы не давали новой власти утвердиться на местах. Только после того, как на повстанцев были брошены регулярные части Красной армии и проведены карательные рейды против местного населения, поддерживающего атамана, Соловьёв с отрядом в две тысячи сабель ушёл через Туву и Монголию в Китай.

Агафья отрицает причастность кого-либо из жителей Тишей к сотрудничеству с соловьёвцами. И это понятно. Тятенька об этом или не рассказывал, или строго-настрого наказал детям никому и никогда об этом не сказывать. Однако есть сведения, что Степан Лыков и Софон Чепкасов были проводниками у отряда «белобандитов» и вывели их через верховья Большого Абакана и речки Чульчи в Чулышманскую долину. Какое-то время отряд ещё потрепал нервы красным на Алтае, после чего ушёл за границу.

Отношение старообрядцев к Советской власти вначале, думаю, было, как и большинства народа, выжидательное. Сперва не поняли, что происходит. После надеялись - авось пронесёт. А потом уже стало поздно. Пока новая власть укоренялась в городах и крупных районах, до таёжных заимок у «советов» руки не доходили. И в этом временном затишье у кержаков возникло обманчивое чувство успокоенности, а круговорот повседневной жизни вернул глубинку к привычному укладу. Тем более, в Тишах забот прибавилось от пакостившего в округе медведя. Растравившись хуторской кобылой, зверь скараулил телёнка свата Галактиона и вокруг пасеки наследил. «Всё, пора прибирать разбойника, пока всю скотину не извёл», - решили мужики. Однако не так-то просто оказалось осуществить задуманное. На редкость хитрым и дерзким был зверюга. Не единожды мужики с собаками по горячему преследовали медведя, но всякий раз возвращались на заимку с пустыми руками.



С.Усик. Обход владений

Ну, что ж. И на этого хитреца приманка найдётся, - сказал Софон, - будем строить кулёму.

В том месте, где пакостник задрал первую жертву, построили из толстенных брёвен небольшой, три на два метра, сруб. Потолок тоже заложили охватными сутунками и завалили камнями. В стенах прорезали бойницы для стрельбы. Вся хитрость состояла в том, чтобы заманить зверя в эту «избушку». Дверь в ней открывалась не как обычно, а наподобие дверей в купейном вагоне, только не в сторону, а вверх. И вот, если хищник входил внутрь, привлечённый запахом падлы, находящейся в дальнем от входа углу и начинал ворочать приманку, то сбивал насторожку и дверь падала вниз, расклиниваясь в пазах, закрывая пленника наглухо в бревенчатом каземате. Построили, насторожили и стали ждать. Сначала проверяли каждый день, потом через день - медведя всё не было. Дней через десять стали посылать на проверку парней. При этом строго наказывали: если увидят, что дверь захлопнулась - бегом за мужиками. Уж больно велик был косолапый. Не стало медведя и в окрестностях. Если прежде, чуть не каждый?

день, обнаруживалось его присутствие, так что хозяйки детей и скотину боялись за ограду выпустить, то теперь только старые следы напоминали о прежних безобразиях.

И вот, однажды, пошли проверять ловушку братья Лыковы. Хоть и младше на пять лет Евдоким Карпа, но крупный получился парнишка. В свои пятнадцать был выше и плечистее брата, а ведь тот и сам к середнячкам не относился.

Увидев, что кулёма пуста, братья завернули обратно и вот тут на ребят выскочил медведь. В одно мгновение зверь подмял Карпа - тот даже винтовку не успел вскинуть. У Евдокима была старенькая шомполка. Стрельнул раз, да от неожиданности промазал. Перезаряжать - это целое дело, а Карп орёт, взывает о помощи: «Стреляй, братка, стреляй!» Тогда Евдоким, перехватив ружьё, как: дубину, ринулся на душегуба. Пару раз хорошо саданул по башке - зуб выбил. Конечно, михрянтий такого обращения с собой не потерпел и переключился на меньшого. Карп в это время дотянулся до винтовки, но не успел как: следует прицелиться, как хозяин тайги, почуяв, откуда исходит настоящая угроза, опять ринулся на поверженного. Пару пуль он всё же успел всадить прежде, чем медведь опять навалился на Карпа всей своей тушей. Евдоким, которому досталось меньше (только левое плечо изгрыз), вспомнил, наконец-то, про нож и сгоряча, не чуя ни боли, ни страха всадил тесак: в бочину зверю по самую рукоять. Тот взревел от боли и бешенства, одним разворотом отбросил Евдокима на несколько метров, ринулся опять на младшего брата, отвалившись от Карпа, но замер на секунду и заковылял, орошая свой след кровью, в тайгу. Что остановило медведя, почему не пошёл до конца? То ли не ожидал такого ожесточённого сопротивления? То ли молитва, творимая Карпом всё это время, помогла? Или раньше братьев слухом своим звериным услышал лай собак и крики людей спешащих на помощь? Так или иначе, но, хищник отступил.

Кинулся Евдоким к лежащему брату:

Карпа, живой?!

Живой, живой, - отозвался Карп.

Осмотрев израненные ногу и руку и не найдя переломов Евдоким сказал:

Надо как-то домой идти.

Помог старшему брату подняться на ноги - кое-как тот стоял на ногах и не мог ступить на истерзанную ногу. Тогда Евдоким взвалил брата на спину и попёр на заимку. На полпути встретили поселковых мужиков с собаками. На заимке услышали выстрелы и поспешили на выручку парням. Софон со Степаном, забрав собак, ушли добивать зверя. Отец, сват Галактион и Фёдор Самойлов остались оказать первую помощь раненным. Только после того, как Карпа перетащили домой, обработали и перевязали раны - вернулись Степан с Софоном и притащили медвежью шкуру. После того, как увидели жители Тишей, с каким великаном вступили в борьбу братья Лыковы - даже опытные охотники стали с уважением относиться к ребятам. Ведь надо же: смогли одолеть гиганта и не бросили друг друга в беде. Каково! Пятнадцатилетий парнишка, защищая брата, кинулся на пятисоткилограммового зверя! В дальнейшем выяснилось, почему медведь вёл себя так нагло. Разделывая тушу, нашли старую ружейную пулю. Подранок оказался. Вот и мстил людям.

Полтора месяца проболел Карп. Каждый день промывали раны травяными отварами: использовали и кровохлёбку, и зверобой с подорожником. Мазь готовили на основе сливочного масла, т.н. сварка. Отец Ефросин посоветовал лишайник пармелию («порезную траву»), которую использовали уральские казаки для быстрого заживления ран. Ухаживала за братом Дарья, приехавшая погостить к родным. Непросто сложилась её жизнь в Турочаке. Макар старался не давать жену в обиду, но многочисленные невестой и свекровь невзлюбили чужачку. Как ни старалась Дарья - никак не могла принять новый уклад. С самого детства следовала она старому житейскому строю. Резали ей слух изменённые молитвы и отличия от привычного бытового поведения. День за днём копилось недовольство в душе у Дарьи Осиповны. И начала она потихоньку переучивать Макара на старый обряд. Муж не стал противиться, тле. любил и уважал супругу. Но вот родня... Стали возникать сложности. За бездетность вся вина возлагалась, конечно, на Дарью. Оставался один выход - перебраться в собственный дом, который Макар начал рубить ещё в прошлом году. Вот с таким настроением приехала она к родным. Уход за братом немного отвлёк её от невесёлых дум.?


Видя, что дочь чем-то озабочена, родители принялись уговаривать Дарью остаться в Тишах. Не согласилась она на уговоры. Наоборот, стала младшую сестричку подбивать уехать с ней в Турочак. Анютке - главной радости родительской, исполнилось семнадцать: и послушная, и смышлёная и статью удалась. Росла девочка в других условиях, нежели Даша. Если у старшей, кроме Ермилы да Кирила с Ефимом, больше и сверстников-то не было, то Анютке было из кого выбирать среди многочисленной детворы. Десятка три дворов к тому времени было уже в Тишах. Как исполнилось Аннушке пятнадцать - отбоя от женихов не было. Многие к ней сватались. Но главным ухажёром и женихом считался Федька Самойлов, друг Карпа. Да и ей он нравился. Поэтому предложение сестры отвергла. А после Ильина дня за Дарьей приехал Макар и забрал её...

В начале двадцатых годов прошлого века через заимку прошло много народа. Были и колчаковцы, и соловьёвцы и просто «ребята-ёжики - в голенищах ножики». Приходили и останавливались в Тишах и единоверцы и люди других вероисповеданий. Жил одно время у Софона Марковича латыш. Каким ветром занесло его в такую глушь? Да, наверное, тем же, что и остальных. Недолго пожил, болезный оказался, вскоре помер. Веротерпимее стал народ, когда все поняли, с кем столкнулись. Конечно, в обрядах и быту не смешивались. Но такого резкого отторжения «других» на заимке у многих не стало. Советская власть одинаково плохо относилась ко всем, без различия вер. Любая религия была чужда и ненавистна большевикам. На заимке знали о генеральной линии партии, но большинство поселян надеялось, что до них не доберутся. И только после прихода Ивана Новикова летом 1924 г. принесшего очередную недобрую весть, зашумел народ. Собрались на сход, стали спрашивать Ивана - что да как. А дело было в следующем. Новая власть принялась переписывать и ставить на учёт всех староверов, объединяя их в артели. Всколыхнула эта новость таёжников. Заволновались:

Неужели и до нас доберутся?

Скорее всего, таки доберутся, - отвечал Новиков. - На Алтае уже многие заимки в артели согнали, а если кто противится, тех и вовсе забирают в тюрьму.


Услышав такое, вспомнили поселяне дедовское «бегати и таитись». Вспомнить-то вспомнили, но только по прошествии тридцати лет трудной, но вольной и спокойной жизни, а именно столько прожили Лыковы в Тишах. Ох, как тяжело расставаться с нажитым и оставлять место, где думали дожить до конца своих дней. Однако именно Лыковы были инициаторами уходить дальше. Степан, не раз бывавший в вершине Абакана говорил, что есть хорошее место верстах в восьмидесяти повыше Тишей, где в Абакан впадает речка Каирсу. Горы там, конечно, повыше и склоны покруче и нет таких покосов, как окрест заимки, но для нескольких семей места хватит. Решили снарядить мужиков и хорошенько обследовать ту местность, а по возвращении уже думать, как поступать дальше. Так как Степан уже не раз бывал в тех местах - решили послать его. В компаньоны он взял брата Карпа и Исая Назаровича. Об этом новом в повествовании персонаже хочется рассказать подробнее.

Когда в 1978 году геологи обнаружили в тайге семью Лыковых, то об этом, вскоре, благодаря публикациям в центральной прессе, узнали в Таштыпе и Абазе. Некоторые, не совсем сведущие в этой истории люди, взялись уверять местное руководство и спецкоров всевозможных изданий, что Карп Осипович Лыков - бывший офицер царской, а затем и колчаковской армий. И нечего, мол, о нём писать, а надо его, подлеца, погубившего не один десяток борцов за светлое будущее всего человечества и Таштыпского района в частности, предать суду и посадить в тюрьму, а лучше сразу расстрелять. Так вот, заверяю вас, мои читатели - не был Карп офицером. Офицером, точнее, прапорщиком был Исай Назарович. Он действительно воевал сначала в германскую, а затем и в гражданскую в рядах армии адмирала Колчака. Уроженец города Томска, коренной сибиряк, из челдонов. Закончил перед Первой мировой школу прапорщиков. После поражения Колчака успел забрать отца и скрыться в Саянских горах. Был схвачен отрядом красных, ранен, бежал. И уже после этого появился в Тишах. Конечно, об этом тогда никто не знал. Всё вскрылось значительно позже. В биографии этого человека были и сталинские лагеря, и штрафной батальон во время Великой Отечественной, немецкий плен и концлагерь, затем опять лагерь, но уже советский. Последние лет тридцать Исай Назарович жил в глухой тайге на Енисее. Эта заимка была скрыта от случайных людей и властей даже тогда, когда «Таёжным тупиком » зачитывалась вся страна. Четыре года не дожил до своего столетия этот, воистину, уникальный человек. Посчастливилось читать его дневники, в которых он описывал не столько свою жизнь, сколько пытался проникнуть в исторический смысл и трагедию раскола и излагал свои взгляды на современную историю. Обладавший энциклопедическими знаниями и совершенной памятью, он цитировал целые абзацы не только из древних церковных, но и светских книг по истории и философии.



А пока отряд из трёх человек и двух вьючных лошадей на четвёртые сутки добрался до устья речки Каирсу. Два дня ушло на поиски подходящего места для будущего посёлка. Из опасения быть вскоре обнаруженными в пойме Абакана смотреть не стали. Решили исследовать отлогий юго-западный склон горы. Преобладание в первой трети осинника указывало на плодородные земли. И темнеющий кедровый ложок, пересекающий узкой лентой склон, явно указывал на наличие в этом месте ручья. Вскоре нашли подходящую поляну и единогласно признали - лучшего места для заимки не найти: земли хорошие, вода рядом. Лес под пашни, конечно, придётся корчевать, а для скотины сено можно накосить в пойме. Уже перед сном Исай засомневался: не слишком ли близко от Тишей? Если там начнут организовывать артель, то могут и сюда добраться. И предложил поискать ещё где-нибудь выше по Абакану, на что Степан ответил:

По Абакану вряд ли найдём, а вот если перевалить Сельгинские гольцы и по Чульче - точно можно спрятаться. Вот только времени это займёт немало - туда неделя и обратно. Полмесяца получается.

А чо, в Тишах сейчас большой работы нет. Посадку сделали, а к покосу в самый раз управимся, - включился в разговор Карп.

С продуктами негусто, но, даст Бог, по дороге мяса добудем, - согласился Степан, - или рыбы на слиянии трёх речек наловим, подвялим, а за одним и посмотрим.

Когда с Софоном отряд проводили, я присмотрел там одно местечко.



На том и порешили. С первыми лучами солнца завьючили лошадей и двинулись дальше. Ближе к вечеру вышли на слияние Сектыозека, Ерината и Абакана. На следующий день Степан с Исаем занялись рыбалкой, а Карп пошёл осмотреть окрестности. Перед уходом старшой посоветовал:

Карпа, видишь на солнцепёчном склоне за Еринатом прилавочек? Сходи туда, глянь.

Сразу понравилась ему эта, хоть и небольшая, но уютная терраса. «Две семьи с хозяйством тут точно могли бы уместиться», - отметил про себя Карп. Поднялся на склон, поковырял посохом землю - чёрная. «Доброе местечко», - ещё раз убедился Карп. От холодных северных ветров надёжно закрывает вставший стеной Ярышкольский голец. И вода рядом. А с реки не сразу бросается в глаза несведущему человеку этот прилавок. Что-то подсказывало ему: ещё не раз вернётся гонимый на слияние трёх речек. И не знал, конечно, что именно здесь, много лет спустя, догорит лучина его жизни и предстанет на высший суд душа раба Божия Карпа.

А мужики, тем временем, наловили на ямках рыбы и, соорудив из таловых прутьев коптильню, развели дымный костёр. Когда вернулся Карп, разложенные на сетке харюза начали аппетитно румяниться. Рассказал за обедом Карп про полочку над Еринатом, и что места там только на две семьи с хозяйством.

Ну что ж, завтра, с утра пораньше, до жары, будем вывершивать вон ту гору, - сказал Степан и указал на полдень.

А за день управимся? - спросил Исай, глядя на крутяк.

Вылезем к обеду, даст Бог, - ответил знающий Степан.

Нет, там щёки и водопады. Может по малой воде в конце августа и можно, но шибко наломаешься и измокнешь, а с конями точно не пройти, - объяснил старший брат.

Утром следующего дня собрали явно потерявшую за ночь в весе подсушенную и подвяленную рыбу, упаковали в походные берестяные чуманы и завьючили коней. Подъём в горы и, правда, оказался легче, чем предполагал Исай. По самой гривке шла зверовая тропа, проложенная маралами и медведями не за один век, так что к обеду выбились в гольцы. Дальше путь пролегал строго на юг, через водораздельный и пограничный с Алтаем хребет Тудой, потом - верховья речки Кыги и далее оставалась последняя, и самая сложная преграда - Сельгинские пики. С перевала открывалась вся пойма реки Чульча на многие километры вплоть до впадения в Чулышман. За неделю мужики одолели этот непростой маршрут. Благо, всё это время стояла хорошая погода. Уже на спуске в Чульчу, на уровне альпийских лугов путники встретили троих конных алтайцев. Положили руки на карабины, но увидев дружелюбно улыбающегося старика, немного успокоились.

Кержак, однако, - не то спросил, не то подтвердил свою догадку улыбчивый житель «гор золотых».

Конечно, бороды и домотканая одежда за версту указывали кто перед тобой.

Едак, христиане мы, - подтвердил после взаимных приветствий Степан. - А вы, поди, из местных будете?

Чулышманские мы. Вот с сыновьями за мясом поехали, - объявил старший.

А мы с абаканских Тишей. Поди, про лыковскую заимку слыхали?

Добре, - обрадовался Степан, было о чём расспросить местного старика, - и мы, пожалуй, тут заночуем.

У ближайшего ключика развьючили коней, давая отдохнуть и попастись на сочных гольцевых травах. Развели два костра и ужинали отдельно. Алтайцы по этому поводу вопросов не задавали - знали обычаи староверов. После ужина и вечерней молитвы подтянулись мужики к костру чулышманцев для общения. Познакомились: отца звали Ена, а сыновей он представил на русский манер - Петряй и Санька. Парни по-русски говорили плохо, потому больше молчали и только в непонятных местах просили отца перевести. А разговорчивый дед был не прочь на сон грядущий язык почесать, да и новости с Абакана узнать, чтобы рассказать потом землякам.

Поведал Степан, по какой такой нужде перевалили через две гряды. И про артели рассказал, и про то, как: община послала их поискать подходящее место для скрытного житья. Вот и решили поискать оное в чулышманских покотях. Задумался Ена над Степановыми словами. Пристально посмотрел на рыжебородого и спросил:

Однако, у тебя что - горло крепкий?

Не поняли вопроса мужики, переглянулись. А старик, тем временем, продолжил:

Спать рано ещё, поэтому скажу вам, что было по Чулышману три зимы тому. Когда с Саян пришли белые большой силой, многие наши подумали, что за ними власть. Кормили их: лепёшки давали, и мясо с рыбой давали. Потом пришли красные и прогнали белых. А за то, что мы кормили их, красные не один аил по Чулышману вырезали. Как барашков резали: старенький или маленький - шибко не разбирали. Я своих в горы успел увезти, на верхнее стойбище, а после зимовки, как всё поутихло, спустились в Балыкчу. Опустела деревня. Те, кто остались, рассказали, что тут было. Так что, если узнает Политбюро, что вы тут, в Сильге спрятались, будет искать, а найдёт - худо будет, однако.

Озадачил и напугал старик своим рассказом староверов.

А кто такой этот Политбюро? - с трудом выговорил Карп.

Очень худой человек, самый худой из красных. Шатуна встретишь зимой в тайге, и тот ласковей будет этого Политбюро, - так Ена персонифицировал коллективный орган новой власти.?

О многом ещё переговорили путники. Долго горел в эту звёздную ночь, среди редкого кедрача, костёр. А когда чулышманский татарин, так алтайцев раньше называли кержаки, сказал, что «товарищи» стали пограну строить и патруль будет ходить по Чульче, аж до верховий Малого Абакана, поняли мужики - на Алтай дорога заказана. Когда укладывались спать, Степан подытожил события этого вечера:

Это Никола-угодник свёл нас тут, предостерёг, чтоб на Алтай не ходили.



Утром распрощались с новыми знакомыми и тронулись в обратный путь. Дорога домой была легче и быстрее по уже знакомой тропе, и всё больше под горку. За неделю дошли до Тишей. В пути все думали - куда переселяться? Кроме Каира на ум ничего не приходило. Исай, как: человек военный понял - окружают. А братья лесовики-охотники нашли своё подходящее слово - обложили. И сколько ещё продлится их затворничество незамеченным, вот вопрос вопросов.

Когда путешественники вернулись в Тиши, оказалось, что на заимке в их отсутствие уже побывали представители Советской власти с охраной. Агитировали вступать в артель. Говорили, что военный коммунизм сменился новой экономической политикой и теперь их никто не тронет, а будут жить, как и жили до этого: рыбу ловить и охотиться, но только под контролем властей и сдавать добытое государству. За это обещали платить и помогать с продуктами. Перспектива будущих взаимоотношений, при условии согласия общины организовать артель, вырисовывалась безоблачная. В случае же отказа - пеняйте на себя. Советская власть не потерпит на своей территории неучтённых и не вовлечённых в общее дело людей. Дали время подумать и уехали. Таёжникам предстоял выбор между кнутом и пряником. Вот тут и стали ломаться копья в жарких спорах о будущем заимки и её обитателей. Кто-то призывал уходить дальше, кто-то предлагал остаться и создать артель, помня об обещанной агитаторами продуктовой помощи. Для большинства это было едва ли не самым важным. Ведь после гражданской войны крупу и муку достать было очень сложно. Думали так:

«Рыбы в Абакане ловить, не переловить. Какая разница? - раньше купцам продавали, а теперь «товарищам». Вот, если в молении начнут ущемлять, тогда и подумаем».

Самыми активными противниками ухода были Золотаевы, Самойловы и Чепкасовы. Как-то в запале Осип Лыков высказал Софону:

Ну, куда тебе уходить от своих курочек? И перчик красный оставлять жалко - посохнет.

Это правда, только Софон Чепкасов держал на заимке кур, а в окошке его избы красовался горшочек с красным перцем. Но и намёк был в словах Осипа. Вся заимка знала, какая у Натальи Никитичны «головная боль» от мужа. Несмотря ни на возраст, ни на горб на спине не угомонился мужик - так и остался большим охотником до молодух. А те нередко отвечали ему взаимностью. И отец Ефросин напрасно цитировал из Писания, увещевая безобразника. Поняв тщетность своих попыток - махнул рукой, руководствуясь евангельским наставлением не бросать жемчуга перед свиньями.

Об отце Ефросине известно немного. До накрытия в Ашпанакском монастыре величался Епифанием Ефимовичем. Родом был, как и Лыковы, из Тобольского уезда. Семейная жизнь не задалась: первая жена Лукерья рано умерла, а вторая сбежала. После этого Епифаний принял монашеский чин от игуменьи Елизаветы, настоятельницы Ашпанакского женского монастыря, что на Алтае.

Итак, отринувших лукавые агитаторские посылы и готовых уходить дальше, оказалось всего три семьи: Лыковы, Саночкины и Русаковы, а также отец Ефросин и дедушка Назарий с сыном. Долго обдумывали главы семейств маршрут предстоящей экспедиции. То, что с переселкой тянуть нельзя - всем было ясно. И надо постараться уже в этом году, ещё до наступления холодов построить, хотя бы, пару изб и подготовить пашни под посадку. А на следующий год, как только сойдёт большая вода, можно заводить скотину на новое жильё. Поэтому молодёжь уходила строить и готовить место для переезда, а старшей пока оставались в Тишах. Недолго побыли Степан, Карп и Исай на заимке, опять приходилось идти на Каир. Степан взял с собой жену Зиновию. Успел истосковаться по супруге, а тут опять уходить. Да и готовить для работников нужно было кому-то. Группу ещё усилили двумя старшими, мастеровыми и крепкими мужиками. Сват Галактион и отец Ефросин возглавили отряд.

В середине июля отправились добровольные затворники осваивать устье реки Каирсу. На этот раз пришлось завьючивать пилы, топоры, тесла и прочий плотницкий инструмент. Когда прибыли на место и старшие одобрили выбор, сделанный первой экспедицией, сразу же, без раскачки приступили к строительству. Времени до белых мух оставалось всего полтора-два месяца, а успеть надо было много. Помимо строительства двух изб и корчёвки леса под пашни, предстояло ещё чистить поляны под покосы в пойме Абакана и наловить на зиму рыбы.

В Тишах тоже не бездельничали. Привычный объём работы - покос и уборка - остались, а рабочих рук убыло. Старики Лыковы остались с младшим Евдокимом. У Саночкиных - супруга Галактиона Анна с дочерью Анастасией. Русаковы на Каир не пошли, отложили до весны. Тем более, у Петра и Меланьи был всего один сын-подросток Устин. И старикам надо было помочь. В моральном плане оставшимся стало тоже непросто. Раскол, произошедший в общине после прихода агитаторов, ещё больше обозначился...

Вот так и получилось: вроде бы заимка ещё лыковская и сам дед Осип живёт в Тишах, не переехал пока на Каир, но его уже никто не слушает. Власть перешла в руки триумвирата Золотаевых, Самойловых и Чепкасовых. И ещё она проблема возникла в семье Лыковых - Евдоким без удержу стал наседать на родителей: «Поехали свататься к Казаниным в Ашпанак». Где он виделся с Аксиньей: то ли когда Казанины приезжали с дочерью в Тиши, или на Лебяде у Ивана Новикова пути молодых пересеклись - неизвестно. Одно заладил: «После Успеньего поста надо ехать на Алтай, пока другие не просватали». Пытались вразумить младшего родители - нельзя, мол, вперёд Карпа, не по правилам. На что Евдоким отвечал:

Он может до старости за Пелагеей сохнуть будет, мне что, совсем тогда не светит? А на Каир уйдём - ещё тяжельше будет. Давай, тятенька нынче это порешаем.

А здря не проездим, согласны ли будут родители и Аксинья? - начали сдаваться старики.

Не проездим, - заверил жених.

И в кого он такой упрямый уродился? - сетовала после Раиса Агафоновна.

А Дарья в кого? - возразил отец. - В тебя они такие упёртые. Станут на своём - ничем не вразумишь!

А Евдоким одним своим видом внушал непоколебимость в принятом им решении. К двадцати годам окреп и возмужал паря. Не было равных ему на заимке ни в силе, ни в решительности. Не робел Евдоким ни перед человеком, ни перед зверем.

Был такой случай, уже после гражданской, когда в тайге ещё прятались разрозненные отряды не то соловьёвцев, не то простых бандитов. На заимку пожаловали несколько истощённых, явно нездешних людей. В главарях у них был черкес. Заспорили пришлые с Осипом Лыковым. Слово за слово - бандит начал дерзить старику. Тот его пытался осадить, на что горячий кавказец разразился площадной бранью и выхватил кинжал. Тут встал скалой Евдоким на защиту отца. Защёлкали затворы. Но, увидев спешащих на выручку мужиков с винтовками наперевес, пришельцы быстро успокоились и запросили продуктов. Выпроводили непрошеных гостей, не стали грех на душу брать. После этого случая Осип Ефимович по-особому стал относиться к меньшому.

Ведь это ж надо, не забоялся! Их пятеро вооружённых, а он один с голыми руками встал и только твердит, набычась: «А ну, не тронь тятеньку!» - не уставал повторять соседям довольный своим чадом отец.

И вот теперь Евдоким запросил родителей о скорой свадьбе. Если Карп после истории с Пелагеей о девках и слышать не хочет, так хоть младший, может быть, внуками порадует. У Дарьи пусто, и вообще непонятно, что сейчас там происходит. Степан вот уже пять лет живёт с Зиновией и никого. Пообещали родители перед уборкой выкроить дней десять и съездить в Ашпанак. К этому времени сват Галактион с Карпом должны с Каира приехать за продуктами. Вот и побудет недельку на хозяйстве, если сам к супружеской жизни не стремится.

А на Каире строительные работы близились к завершению. К концу августа одна изба была полностью готова, а на вторую возводили стропила под кровлю. Договорённость о том, что к новолетию Галактион с Карпом вернутся в Тиши за продуктами, была изначально. А оставшиеся должны были заниматься подготовкой пашни и рыбалкой.

В Тишах их возвращения ждали с нетерпением, и когда в первых числах сентября они прибыли на заимку, Осип Ефимович, не дожидаясь утра, под вечер пошёл к Саночкиным. Галактион после баньки, за накрытым столом принял гостя.

Здорово живёте, сваты! Ангела за трапезой! - поприветствовал Лыков присутствующих, войдя в дом.

Здорово живёшь, Осип Ефимович! Милости просим отужинать с нами, - пригласила хозяйка.

После ужина разговорились о предстоящей переселке.

Ну, что скажешь? Как тебе место? - спросил Осип Галактиона.

Доброе место робяты выбрали. По всему видно, что посуше и потеплее будет, чем в Тишах. Я так думаю: рожь можно весной посеять, должна успеть вызреть.

А пшеница?

Можно и её немного, для пробы.

А молоть как?

В том-то и дело. Я как: увидел ключик - сразу смекнул, что под водопадом струя сильная, можно водяную мельницу тут построить. На следующий год, Бог даст, соорудим подобную той, что была у меня в Шадрино. Ты должон помнить.

Как не помнить, если сам к тебе не раз с зерном приезжал. Это хорошо, если своя мука будет. А про мои новости, небось, уже слыхал?

Конечно, наслышан. Настёнка первым делом сообщила, что Евдоким на Аксинью Казанину глаз положил. Ему что, местных мало? Любая за такого героя пойдёт!

Я ему то же самое говорил. И слушать не хочет! Аксинью ему подавай и всё тут! Тяжело сейчас её матери одной с семерыми. Добре, что старшие уже взрослые.

Благодаря красным овдовела Варвара.

Да, по-зверски обошлись антихристовы слуги с мужиком. Говорят, в прорубь головой сунули.

А за что? Так и неясно?

Сказывали ашпанакские, будто бы у Прокла документы спрашивали. Письма у него нашли, которые нёс на Лебядь к Новикову. Видимо, спьяну не поняли голодранцы-грабодиры - что за письма - посчитали за лазутчика. У них уже было несколько пойманных мужиков. Вот его с ними заодно связанных в прорубь живыми и затолкали, упокой Господь души их. Вот ещё что, Галактион. Завтра с утра мы едем в Ашпанак. Может, там будут спрашивать насчёт переселки. Если кто из них захочет на Каир перебраться - место там ещё есть?

Хватит. Семей десять с хозяйством найдут убежище. Но, ты смотри, шибко посторонним не болтай. Если только Варваре или кому из родных, но так, чтобы лишние не знали.

Да уж, слава Богу, грамотный. Понимаю с кем говорить, а с кем помолчать. Знайку к обрыву ведут, а незнайка на печке лежит. Вот ещё, что хотел спросить у тебя, сват. Есть ли резон всю зиму молодым на Каире жить? Что-то тревожно тут на заимке стало. Золотаевы с Самойловыми искоса поглядывают. Небрежение в молении стали проявлять. И речи богопротивные ведут. Видно, сильно на них повлияли эти агитаторы. Это сейчас так:, а что будет на заимке, когда артель антихристы организуют?! Скорей бы весна, да на Каир перебраться!

Верно мыслишь, Осип. Мне Анна кое-что успела рассказать, что тут деется. Давай так сделаем. Если, даст Бог, у вас в Ашпанаке всё устроится, тогда на Каир отправим Евдокима с Аксиньей в помощь, а я их проведу и вернусь обратно с отцом Ефросином. Всё-таки он ещё сможет одёрнуть отступников. А молодёжь пущай закончит со строительством. По всем приметам, осень нынче тёплая будет. И поохотиться мужики там хотели. А перед Рожеством на лыжах вернутся в Тиши. Поживут на заимке пару месяцев, а затем в марте по Чарыму зайдут обратно на Каир, на посадку.

Смысл зимовки на Каире был, как раз и связан с посадкой, которая приходилась на самую большую вешнюю воду. Поэтому с апреля, когда в тайге распута стоит и до конца июня, пока не сойдёт большая вода, на Каир попасть невозможно. Тем более что будущее обиталище находилось на противоположном берегу Абакана.

Едак добре, - поддержал Осип родственника. - Да и всем вертаться в марте, пожалуй, резона нет. Степана с Зиновией можно и тут оставить. Помогут скотину загнать, а то нам старикам со всем стадом не управиться. «Товарищи», поди, раньше июля не объявятся. А мы к этому времени, даст Бог, на Каире уже будем.

В Ашпанаке Лыковых уже ждали. Аксинья рассказала матери, что с Евдокимом условились на осень. Старика Осипа и бабку Раису на Алтае многие знали как «крепких христиан», а молва о Евдокимовых подвигах далеко разошлась по округе. Поэтому Варвара не возражала, что старшая замуж собралась. Ещё четыре девки и два парня оставались у неё на руках. Потому, когда Лыковы с сыном и подарками пожаловали к Казаниным, со свадьбой медлить не стали.

Ну, что ж, доченька. Значит и твоё время пришло. Я тоже за твоего тятеньку семнадцати лет вышла. Жаль, не дожил он до этого дня. А за Евдокимом, как за каменной стеной будешь, - благословила на браге Варвара.

Местный наставник дедушка Полиект провёл службу и обрачил молодых. Сыграв свадьбу и погостив несколько дней в Ашпанаке, Лыковы с молодой невесткой отправились в обратный путь. Разгуливать было некогда, пришло время уборки.

Осень 1926 года и правда выдалась тёплая и сухая. И как только выкопали картошку, стали собираться на Каир. Помимо продуктов нужно было завезти, пока тепло, и картошку для весенней посадки. Так что молодым предстояло свой медовый месяц провести на новом месте.

Удивил, конечно, Евдоким мужиков на Каире, когда привёл с собою молодую жену. Исай Назарович сказал, обращаясь к Карпу:

Ну, что? Утёр тебе нос меньшой! Видишь, какую красавицу отхватил.

Ничего, какие наши годы! Найдём и Карпу невесту, - вступился Степан за среднего брата.

За те две недели, пока Галактион Ефимович с Карпом ездили в Тиши, мужики закончили вторую избу и начали строить баню...

После того, как Галактион с отцом Ефросином отбыли обратно в Тиши, оставшийся народ заселился в построенные избы. В одном доме с молодыми жил Карп, а к Степану с Зиновией временно подселился Исай Назарович. До весны никаких ярких событий не произошло, разве что опять Карпа с Евдокимом медведь, вернее медведица, проверила на прочность. В середине октября, после Покрова ушли братья с разведкой в верховья Каирсу. Хорошая речка, плавно выходит в гольцы, богата зверем. Один минус - на протяжении тридцати километров до самых истоков не поймать ни одного харюзка. Чуть выше устья, километра на два от слияния с Абаканом, Каирсу зажимают с двух сторон каменные щёки. А на выходе из этого каньона образовалась ступенька, метров десять-пятнадцать - не больше, но рыбе этот водопад уже не преодолеть. Поэтому, кроме бычков с мизинец никакой другой рыбы нет. И вот, когда братья Лыковы по чернотропу дошли до предгольцевья, где кедры чуть выше человеческого роста чернели среди царства ракитника и карликовой берёзки, наткнулись на свежие следы медведицы с медвежонком. Такое близкое присутствие зверя совсем не обрадовало таёжников, да ещё ветер, как назло, встречный - относит запах в сторону, а горные ключики заглушают звук: шагов. Не успели мужики всё это осмыслить, как вдруг из зарослей, метрах в пятидесяти от них, на тропу выскочил медвежонок.

Ну, значит и мамка рядом, - сказал Карп и сдёрнул с плеча карабин.

Евдоким, конечно, последовал его примеру и, уйдя с линии огня, приложил свою трёхлинейку к плечу. А любопытный малой ещё и засеменил в сторону братьев.

Куда прёшь! Пошёл, дурак! - заорал на него Евдоким.

Медвежонок заверещал, испуганный незнакомыми звуками и тут же, рассекая плотную стену ракитника, прямо на них выскочила разъярённая медведица - только держись! Седьмая пуля сразила зверя.

Ох, дурачок, дурачок - сказал Карп в адрес убежавшего медвежонка и осматривая убитую медведицу. - Мамку твою через тебя погубили, а теперь и сам пропадёшь.

Вынуждены были братья убить хищницу, защищая свою жизнь. Не зря говорят, что лучше с тремя медведями встретиться, чем с одной медведицей, защищающей своё потомство. Бессмысленным было это убийство ещё и потому, что не едят староверы медвежатину. Религиозный запрет распространяется на всех зверей имеющих лапу, а не копыто. Это многовековое табу нашло в наше время и научное обоснование: косолапый является носителем множества болезней опасных для человека. Поэтому медведей кержаки били исключительно в целях самообороны, или уж сильно обнаглевших, нападавших на скотину.

Рыбу на зиму наловили в Абакане. Ради экономии времени и результативности поставили заездок. Мне не раз приходилось на Еринате, помогая Агафье, возводить это гидротехническое сооружение. Попробую описать принцип его действия. Трёхногими козлами, на мелководном плёсе перегораживается река. В зависимости от её ширины и силы течения, таковых готовится от десяти до тридцати штук. Затем, из толстых жердей и сплетённого из таловых прутьев частокола перегораживается Абакан. Вода сквозь прутья, естественно, проходит, а рыба нет. У самого берега делается проход, в который устанавливается, либо плетённая из того же тальника большая «морда», либо корзина из жердей, куда сваливается рыба. До семидесяти пудов ловили во время сезонного хода рыбы таким заездком. А забаву с удочкой оставляли мальчишкам.

Возвращение братьев Лыковых перед Рожеством в Тиши у многих на заимке язык укоротило. Особенно побаивались поселяне неукротимого Евдокима. Сразу поняли братья, кто был главным возмутителем спокойствия в общине: Ермила Золотаев всячески старался вбить клин между уходившими на Каирсу и остающимися в Тишах. Решили Лыковы поговорить с баламутом. Но, как ни старался Степан перевести разговор в мирное русло, не вняли ему ни Ермила, ни Карп с Евдокимом. Жёсткий разговор получился. В завершение Евдоким пригрозил:

Смотри, Ермила Васильевич. Если прознаем, что ты навёл на нас новую власть и сказал, куда мы ушли - не жди добра.

Об истинных причинах, побудивших Золотаева так сразу «полюбить» Советы сейчас можно только догадываться. Тут, конечно, и юношеская обида, и жажда лидерства. Возможны и другие мотивы, но людей, что-либо знающих об этом уже давно нет в живых.

Между тем, Карп Осипович Лыков пересмотрел своё отношение к браку. Почти три месяца, невольно проведённые в одной избе с молодыми Евдокимом и Аксиньей подвигли его серьёзно задуматься о супружеской жизни. Старший Степан, со своей стороны, тоже посодействовал переменам в сознании брата: есть, мол, девка из хорошей семьи, грамотная и самостоятельная, не чета заимским вертихвосткам. Не раз бывал Степан Осипович на Алтае у Дайбовых. Там ему сразу приглянулась старшая дочь Карпа Николаевича и Агафьи Фёдоровны Акикина. Скромная и покладистая, она соответствовала всем представлениям о роли и месте женщины в христианской семье.

Растревожили эти разговоры сердце двадцатишестилетнего Карпа, тем более что к иночеству у него призвания не было. Поэтому, однажды, сам заговорил он со старшим братом о том, как бы выкроить время и съездить на Бию. Степан в ответ на это предложил следующее:

Сейчас, Карпа, времени на поездку нет. Сам понимаешь, сначала переселку провести надо. И, даже если сейчас получишь согласие на брак, куда приведёшь молодую? А Дайбовы не Казанины - на поляну дочь не отдадут. Поэтому, сперва, этим летом срубим тебе избу, а в августе, если Бог даст жизни, обязательно съездим с тобой на Бию. Но, чтобы заручиться поддержкой родителей и показать свои намерения, пошлём какой-нибудь гостинец. Думаю, что Карп Николаевич возражать не будет. Я его давно знаю: уважаемый и значимый человек и о нашей семье не раз по-доброму отзывался.

А что послать и с кем? - спросил Карп, прислушиваясь к мудрым советам старшего брата.

Наши мужики наверняка на Алтай в марте поедут, рыбу и мясо на муку и крупу менять. Вот с ними и пошлём озёрных сигов в гостинец. У них там, на Бие такой рыбы не водится. Я с Зиновией остаюсь в Тишах и сам отберу покрупнее.

И в туесок, какой покрасивше, сложи.

Не беспокойся,- рассмеялся довольный Степан. - Всё сделаю как надо.

Успокоенный и обнадёженный ушёл Карп в начале марта на Каирсу. Гружённые под завязку, тяжело шли по оглубевшему за зиму снегу, поочерёдно топтали лыжню три мужика. Часто, чтобы избежать наледей и проталин, выбирались на берег и шли речными террасами, что ещё более усложняло путь. Но, что бы там ни было, через неделю четверо путников: Исай Назарович, Карп, Евдоким и Аксинья, добрались-таки до устья Каирсу.

В дороге и уже на месте, всё думал Карп: «Где сейчас туесок с сигами? Вышли мужики из Тишей, а может быть уже перевалили через Бийскую гриву, а там рукой подать до заимки Дайбовых». Сладко замирало сердце, разбуженное весной и думами о ещё незнакомой девушке.

По прибытии на будущую заимку воочию убедились кержаки, что устье Каирсу посуше будет. Если в районе Тишей к концу зимы снегу навалило шесть четвертей, т.е. около полутора метров, то на новом месте всего чуть более полуметра. Вот так в горах - и ста километров нет, а осадков в три раза меньше. Другими глазами смотрел Карп на всё вокруг. Первым делом стал подбирать место под будущую избу. А как только лес стал отходить на апрельском солнышке от зимней спячки, и пока не началось сокодвижение, принялись мужики валить и шкурить охватные кедры. Пилили на семиметровые сутунки, подваживали и укладывали на пролежни, чтобы брёвна к началу строительства успели немного просохнуть и полегчать. Таким образом, когда наступил май, и земля прогрелась для посадки, мужики уже наготовили брёвен не на одну избу.

Зная на собственном опыте, как Агафья относится к главной кормилице - барыне-картошке, как готовит под неё землю, можно судить и об отношении её предков к этому растению и столь же трепетному приготовлению к посадочному процессу сей незаменимой культуры. Картофель недели за две до посадки заносили в избу и рассыпали на расстилы, давая ему прорасти. Затем разрезали клубни на три-четыре части, по количеству ростков. После этого приступали к посадке. Вскопав целик мотыгами, давали земле сутки прогреться на солнышке. А на следующий день разбивали комья земли, рыхлили пласты и укладывали, некогда так нелюбимые староверами плоды, в землю.


Далеко за полночь уходили первые целинники с пашни. Кроме картошки посадили редьку, тыкву, репу и брюкву. По наказу Галактиона небольшую поляну для пробы засеяли пшеницей. На большее не хватило ни времени, ни сил.

10.08.2014 3 32537


В Хакасском заповеднике, на уникальной природной территории, взятой под охрану государства, есть участок под уютным названием - заимка Лыковых. Его присоединили к заповеднику в 2001 году, но знаменит он вовсе не редкими видами растений и животных, а потрясающим примером аскезы и силы духа.

В конце 1970-х годов, исследуя этот природный уголок, геологи неожиданно наткнулись на семью Лыковых. Пятеро старообрядцев прожили в тайге около сорока лет без связи с внешним миром. Они не читали современных книг, не знали ничего о политике и совсем не интересовались техническим прогрессом Советского Союза, но умудрились сохранить в своей семье то главное, что безжалостно уничтожала машина новой власти, -веру в человеческое достоинство, взаимопомощь и любовь к земле, которая отдает свои плоды в обмен на бережное использование.

Современному человеку, который даже на час не может остаться без телефона, социальных связей и каменных джунглей, сложно представить, что все необходимое для жизни есть в природе и в нем самом. А семья Лыковых доказала это на собственном примере.

ПУТЬ К ОДИНОЧЕСТВУ

История мытарств отшельников началась еще в 20-х годах прошлого века. Стремлением «слиться с народом» Лыковы никогда не отличались, а потому и в те времена жили в местечке Тиши у реки Большой Абакан одной усадьбой. Революции и смена власти волновали их в последнюю очередь: Лыковы вели хозяйство, ухаживали за огородом, читали религиозные книги и старались жить по-божески.

Именно потому коллективизация ударила по ним больнее, чем по тем, кто был в курсе событий и мог подготовиться к переменам хотя бы морально.

Первыми ласточками стали крестьяне, бежавшие от поборов. Поскольку Лыковы жили уединенно, многие верили, что в этот спрятанный на реке уголок советская власть доберется еще не скоро. Так вокруг дома Лыковых образовалось еще с десяток дворов, но мирное существование продолжалось лишь до 1929 года. Неожиданно в лыковской деревеньке появился представитель от партии с поручением создать из местных жителей артель рыболовов и охотников.

Сначала гостя приняли просто без особой радости, но вскоре между старообрядцами и представителями новой власти началась настоящая борьба. Лыковых, привыкших к самостоятельной жизни, в которой им никто ничего не должен, но и они не должны никому, стали из деревни просто выживать.

В попытке сохранить достоинство Лыковы снялись с насиженного места и расселились вдоль реки. Некогда большая семья начала дробиться: кто-то отставал, другие шли вдоль реки в поисках более плодородных земель и лучших условий. В те времена существование Лыковых отнюдь не было окутано тайной: они появлялись в ближайших населенных пунктах, чтобы покупать нити для вязания рыболовных сетей, кроме того, помогали жителям Тишей строить лечебницу у местного источника.

В 1932 году на этой природной территории был образован заповедник, что ухудшило их положение. Правительственный декрет запрещал охотиться, рыбачить и заниматься сельским хозяйством на охраняемой земле, то есть делать все то, чем кормились Лыковы. К этому моменту Карп Осипович, главный герой этой истории, обзавелся женой Акулиной; в 1930-м у молодых родился первый сын, Савин.

В таком составе они в конечном итоге поселились в самодельной избушке на берегу горного притока реки Еринат. Жители ближайших городков и деревень, конечно, знали, что где-то в тайге бродит семейство старообрядцев, но, поскольку от Лыковых не было никаких вестей, их считали погибшими. Тем не менее Лыковы справились со своими неурядицами, а весть о том, что они живы, в конце 1970-х разнеслась по всем советским газетам.

ТУНЕЯДЦЫ ИЛИ АСКЕТЫ?

Первыми в 1978 году отшельников обнаружили геологи, которые подбирали площадки для высадки исследовательских партий и случайно обнаружили «ручные» пашни Лыковых. Отшельников к тому времени было пятеро: отец семейства Карп Осипович, сыновья Савин и Дмитрий и дочери Наталья и Агафья. Жена Карпа Осиповича Акулина скончалась в 1961 году от голода.

В начале 1980-х к диковинному семейству отправились репортеры. Первыми заметки о быте жителей тайги опубликовали газеты «Социалистическая индустрия» и «Красноярский рабочий». В 1982 году цикл статей о Лыковых, написанных советским журналистом Василием Песковым, появился в «Комсомольской правде». Вскоре они вышли в виде отдельной книги, получившей название «Таежный тупик». Заметки о Лыковых Василий Песков писал почти до самой смерти в 2013 году, регулярно навещая заимку.

Василий Песков и Агафья Лыкова

Тогда, в начале 1980-х, мнение общественности по поводу быта Лыковых разделилось. Если Василий Песков отнесся к отшельникам хотя бы с человеческим сочувствием, то другие акулы пера оказались неистовы в своих оценках. Карпа Осиповича называли тунеядцем и дезертиром: мол, пока огромная страна вставала с колен после войн и революций, он тихо отсиживался в землянке.

Эти замечания отчасти верны, хотя и довольно комичны: Лыковы, конечно, ничего не дали Советскому Союзу в материальном плане, не поставили социалистических рекордов и не справились ни с одной пятилеткой за четыре года. С другой стороны, у этой власти они ровным счетом ничего не брали. Обвиняя отшельников в отсутствии любви к обширной Родине, репортеры как-то упустили из внимания, что любовь к своей земле, которую Лыковы возделывали руками, выражалась у них не на словах, а на деле.

ОБРАЗЦОВЫЙ БЫТ

Все эти годы Лыковы кормились охотой, не имея огнестрельного оружия. На тропах они рыли ловчие ямы, а заготавливая мясо на зиму, делили его на тонкие пластины и вялили на ветру. Живя на реке, отшельники приспособились ловить рыбу и готовить ее разными способами - запекать и сушить впрок. Никаких удочек у них не было, чтобы добыть рыбу, отшельники ставили в реке специальные загородки.

Дополняли рацион Лыковых грибы, ягоды и орехи, а огороду Лыковых позавидовал бы даже бывалый агроном: не имея современных орудий труда, ничего не зная о витаминах и удобрениях, они смогли создать образцовые посадки, которые кормили их на протяжении сорока лет.

Участок они разбили на склоне горы под углом 40-50 градусов. Он уходил вверх на 300 метров и был разделен на три уровня - нижний, средний и верхний. Дробление грядок по высоте позволяло лучше сохранить урожай, а сами культуры Лыковы высаживали с учетом их биологических особенностей.

Основной пищей отшельников был картофель. Его сажали на одном месте не более трех лет, и за полвека культура не выродилась. Более того, когда ученые провели исследования рациона Лыковых, выяснилось, что в их таежном картофеле существенно больше крахмала, чем у современных культивируемых сортов. Кроме того, овощи с лыковского огорода не болели никакими сельскохозяйственными болезнями.

Интересна процедура подготовки к посеву. За три недели до посадки Лыковы тонким слоем распределяли картофельные клубни на сваях, а под пол укладывали камни и разводили костер. Отдавая тепло, камни равномерно прогревали клубни. Сроки посева подбирали в соответствии с местным климатом и старались не выбиваться из графика.

Это может показаться неправдоподобным, но за долгие десятилетия Лыковы ни разу не ошиблись в календаре, а жена Карпа Осиповича выучила четырех детей читать и писать по Псалтыри. Книги в семье хранили очень бережно, так же относились к иконам. Более того, речь отшельников помогла филологам сделать ряд важных для этой научной области наблюдений.

Когда к Лыковым стали направлять экспедиции, в числе первых посетителей оказались сотрудники Казанского университета. Отшельники неохотно входили в контакт с приезжими, и, чтобы заручиться их доверием, ученые мужи из города сутками помогали Лыковым колоть дрова, вспахивать грядки и носить воду. Вскоре отшельники растаяли - больше от сочувствия к гуманитариям, чем от принесенной практической пользы. И наконец Агафья, младшая дочь Карпа Осиповича, порадовала исследователей своим чтением. «И вот однажды Агафья взяла тетрадку, в которой от руки было переписано «Слово о полку Игореве», - вспоминали участники экспедиции. -

Ученые заменили в ней только некоторые модернизированные буквы древними, более привычными для Лыковой. Она осторожно открыла текст, молча просмотрела страницы и стала напевно читать... Теперь мы знаем не только произношение, но и интонации великого текста... Так «Слово о полку Игореве» оказалось записанным для вечности, может быть, последним на земле «диктором», будто бы пришедшим из времен самого «Слова...».

Огромный научный интерес представляли и исследования иммунитета Лыковых, не знавших типичных для городских жителей инфекционных болезней. Впрочем, именно встреча с «большим миром» в итоге сгубила отшельников: согласно исследованиям, трое из пяти членов семьи скончались в короткие сроки, подхватив заразу от гостей, ведь их организм просто не знал, как бороться с инфекцией.

ЖЕЛЕЗНЫЕ ПТИЦЫ

Впрочем, еще до кончины Савина, Дмитрия и Натальи отшельников распекли в советских газетах на все лады, от дикарей до тунеядцев. Причину их мытарств объясняли просто: Лыковы верили в Бога, и темная вера завела их в лес. Немногие осмелились вслух восхититься людьми, которые нашли в себе силы противиться новому режиму, который был им непонятен и чужд.

«Житье и быт убоги до крайности, рассказ о нынешней жизни и о важнейших событиях в ней слушали, как марсиане... Младшие Лыковы не имели драгоценной для человека возможности общения с себе подобными, не знали любви, не могли продолжить свой род. Виной всему - фанатичная темная вера в силу, лежащую за пределами бытия, с названием Бог. Религия, несомненно, была опорой в этой страдальческой жизни. Но и причиной страшного тупика была тоже она... Убито было в этой убогой жизни и чувство красоты, природой данное человеку. Ни цветочка в хижине, никакого украшения в ней. Никакой попытки украсить одежду, вещи... Не знали Лыковы песен» - вот некоторые цитаты из сочинений тех времен.

Особенно угнетало критиков то, что отшельники не имели понятия, кто такие Ленин, Маркс и Энгельс. Когда над тайгой появились первые самолеты, Лыковы объяснили это предсказаниями из «старых книг»: «Будут летать по небу железные птицы». Заметили отшельники и появление спутников, правда, принимали их за звезды, которые почему-то стали очень быстро передвигаться по небу. По этому поводу Карп Осипович предположил: «Люди измыслили что-нибудь и пускают огни, на звезды вельми похожие».

Множество добровольцев тут же кинулись помогать Лыковым и просвещать их. В большинстве случаев это были просто любопытные, и далеко не все из них приходили с чистыми намерениями. Писатель Лев Черепанов, побывавший у староверов в начале 80-х, вспоминал: «Мы пришли к Лыковым не первые. С ними с 78-го года встречались многие, и когда Карп Иосифович по каким-то жестам определил, что я в группе «мирян» старший, он отозвал меня в сторону и спросил: «Не возьмешь ли своей, как там у вас говорят, жене мех на воротник?» Я, конечно, сразу воспротивился, что очень удивило Карпа Иосифовича, потому что он привык к тому, что приходящие брали у него меха».

Драгоценные шкурки ничего не стоили в глазах отшельников, а вот те, кто называл их отсталыми дикарями, запросто пользовались их добротой.

КРИК О ПОМОЩИ

Лев Черепанов не раз предлагал ограничить доступ в заимку Лыковых, опасаясь, что нашествие «гостей» причиняет отшельникам множество тревог. На том же настаивал заведующий кафедрой анестезиологии Красноярского института усовершенствования врачей Игорь Назаров, но попытки объяснить чиновникам, что иммунитет таежных жителей не выдержит встречи с неизвестными бактериями, не увенчались успехом. В 1981 году один за другим умерли Савин, Дмитрий и Наталья, отказавшись принимать лекарства, которые им оставили медики.

Младшая сестра, Агафья, все же переступила через себя и вылечилась таблетками. Так они остались в избушке вдвоем с отцом, однако Карп Осипович был уже пожилым человеком и скончался в 1988 году. Несмотря на то, что после публикаций Василия Пескова у Агафьи нашлось множество родственников, проживающих в куда более цивилизованных местах, чем заимка, отшельница наотрез отказалась переезжать к людям, объяснив, что ей нужен простор.

Сейчас Агафье 69 лет, она по-прежнему обитает на Еринате, а компанию ей составляют бывший геолог Ерофей Седов и часто меняющиеся волонтеры. Однако первый ничем не может помочь по хозяйству - много лет назад он потерял ногу и передвигается на костылях, а вторые с трудом уживаются со своенравной Агафьей.

Осознав, что ей тяжело в одиночку вести хозяйство в тайге, она стала обращаться за помощью к краевой администрации или к старому знакомому - Владимиру Павловскому, редактору газеты «Красноярский рабочий». Письма с обратным адресом: «Река Еринат, обитель во имя Пресвятой Богородицы Троеручицы» - Агафья Лыкова передает с оказией - у нее по-прежнему часто бывают гости. Ее послания написаны с использованием старорусского алфавита, разобрать текст непросто, но можно. Больше всего она нуждается в сене и дровах на зиму, которые тяжело заготовить самой. А еще - в помощнике, который взял бы на себя мелкие бытовые поручения.

Общины староверов не раз направляли к ней добровольцев, но мало кто способен долго жить в такой глуши. В заимке нет ни бани, ни элементарных удобств, мыться можно, только окатывая себя ледяной водой или растирая снегом. Заимка Лыковых находится в 120 километрах от ближайшего поселка, и прилететь к отшельнице на вертолете намного проще, чем пробраться через глухую тайгу.

Сотрудники Хакасского заповедника регулярно бывают у нее, правда в основном совмещая визиты с работой, когда вертолет облетает территории во время паводка или лесных пожаров. Летать на заимку просто так - удовольствие не из дешевых. Один рейс туда-обратно обходится почти в полмиллиона рублей.

Одно время в избушке у Агафьи стояла тревожная кнопка. Получая сигнал из заимки, сотрудники МЧС вылетали спасать старушку, но на месте выяснялось, что у Агафьи просто закончилось сено или дрова. По словам Владимира Павловского, относиться к Лыковой стоит снисходительно, как к ребенку. Она не знает ни цены деньгам, ни нравов в обществе, а потому и отказывать, и помогать ей надо деликатно.

«Сколько я ее знаю - она всегда жалуется на свою жизнь, - говорит Владимир Павловский. - Может быть, это ей в какой-то мере помогает: разжалобит немножко - и помощи больше. И надо к этому относиться нормально. Она - дитя. И ни в коем случае не стоит стремиться сделать ей зло, ей нужно только помогать. Меня тронули в ее письме подробности, что она уже и печку не топит, и еды у нее - чуть ли ни впроголодь живет. Хотя крупы, соли, сахара у нее в достатке. Ну а сейчас действительно уже, видимо, припекло. Думаю, нужно все-таки искать помощника. Пока она на ногах, строит краткосрочные планы - помочь ей прожить там зиму и подготовиться к следующей зимовке: заготовить дров, накосить сена, посадить огород, потом помочь выкопать картошку. Правда, кто это потянет? Мне звонил один журналист, просил отправить его туда на год. Я знаю его, он хороший человек, но я не уверен, что он продержится там и полмесяца. Я протянул бы там максимум месяц, и это еще учитывая хорошие отношения с Агафьей Карловной».

Последний помощник покинул Лыкову в апреле - молодой человек, член томской старообрядческой общины, провел в заимке два месяца, но получил повестку в армию. Нового компаньона отшельнице пока не подобрали, хотя от желающих не было отбоя. Однако администрация заповедника и краевые власти очень тщательно выбирают для Лыковой помощника, стараясь исключить риск, что доброволец через неделю попросится обратно.

Сейчас рассматривают шестерых кандидатов, все эти люди - выходцы из староверческих семей, осознающие, куда и для чего они едут. А пока суть да дело, Агафья отметила день рождения. На 69-летие отшельнице прислали ящик фруктов, в том числе вдоволь бананов, к которым Агафья питает особенную слабость.

Отшельница не жалуется на здоровье и улыбается гостям. У нее пополнение в хозяйстве: козы принесли козлят, а кошки расплодились так, что отшельница даже не может их посчитать. В очередной избе, построенной для нее добровольцами, конечно, уже не найти тех старинных орудий труда, которые Лыковы мастерили своими руками. Большинство вещей отправились в музеи или просто отслужили свой век.

Теперь у Агафьи есть резиновые сапоги, свечи, ведра, кастрюли, одежда, бочки, часы, мотки проволоки, инструменты. Разве что иконы остались на своих местах. Некоторые из них настолько почернели от времени, что невозможно догадаться, что на них изображено. Однако они, равно как и бескрайняя тайга, остались свидетелями огромного подвига, совершенного во имя свободы и веры.

Евгения НАЗАРОВА, журналист (Москва)

Знаменитая отшельница Агафья Карповна Лыкова, проживающая на заимке в верховьях реки Еринат в Западной Сибири за 300 км от цивилизации, родилась в 1945 году. 16 апреля она празднует свои именины (день рождения ее не известен). Агафья – единственная оставшаяся в живых представительница семьи отшельников‑староверов Лыковых. Семья была обнаружена геологами 15 июня 1978 года в верховьях реки Абакан (Хакасия).

Семья старообрядцев Лыковых жила в изоляции с 1937 года. В семье было шесть человек: Карп Осипович (р.ок.1899) с женой Акулиной Карповной и их дети: Савин (р.ок.1926), Наталия (р.ок.1936), Димитрий (р.ок.1940) и Агафья (р.1945).

В 1923 году поселение староверов было разгромлено и несколько семей перебрались подальше в горы. Примерно в 1937 году Лыков с женой и двумя детьми ушли из общины, поселились отдельно в глухом месте, но жили не таясь. Осенью 1945 года к их жилью вышел патруль, искавший дезертиров, который насторожил Лыковых. Семья перебрались в другое место, живя с этого момента тайно, в полной изоляции от мира.


Лыковы занимались земледелием, рыболовством и охотой. Рыбу солили, заготавливали на зиму, в домашних условиях добывали рыбий жир. Не имея контактов с внешним миром, семья жила по законам старообрядчества, отшельники старались уберечь семью от влияния внешней среды, особенно в отношении веры. Дети Лыковых благодаря матери были грамотны. Несмотря на столь длительную изоляцию, Лыковы не потеряли счет времени, совершали домашнее богослужение.
К моменту обнаружения геологами таежных жителей было пятеро – глава семейства Карп Осипович, сыновья Саввин, Димитрий и дочери Наталья и Агафья (Акулина Карповна умерла в 1961 году). В настоящее время из той большой семьи осталась только самая младшая, Агафья. В 1981 году один за другим умерли Саввин, Димитрий и Наталья, а в 1988 году ушел из жизни Карп Осипович.
Публикации в центральных газетах сделали семью Лыковых широко известной. У них в кузбасском поселке Килинске объявились родственники, приглашавшие Лыковых переехать к ним, но они отказались.
С 1988 года Агафья Лыкова живет одна в саянской тайге, на Еринате. Семейная жизнь у нее не сложилась. Не получился у нее и уход в монастырь ‑ обнаружились расхождения в вероучении с инокинями. Несколько лет назад бывший геолог Ерофей Седов перебрался в эти места и теперь по-соседски помогает отшельнице с рыбалкой и охотой. Хозяйство у Лыковой небольшое: козы, собака, кошки и курицы. Также Агафья Карповна держит огород, в котором выращивает картошку, капусту.
Родня, живущая в Килинске, уже много лет зовет Агафью переехать к ним. Но Агафья, хоть и начала мучиться от одиночества и силы ее из-за возраста и болезней начали покидать, оставлять заимку не хочет.

Несколько лет назад Лыкову возили на вертолёте полечиться на водах источника Горячий Ключ, она дважды ездила по железной дороге повидать дальних родственников, даже лечилась в городской больнице. Она смело пользуется доселе неизвестными ей измерительными приборами (термометр, часы).


Каждый новый день Агафья встречает молитвой и каждый день с ней отходит ко сну.

Семье Лыковых посвятил свою книгу «Таежный тупик» Василий Песков – журналист и писатель

Как удалось Лыковым в течении почти 40 лет прожить в полной изоляции?

Убежище Лыковых - каньон верховий реки Абакан в Саянах, по соседству с Тувою. Место труднодоступное, дикое - крутые горы, покрытые лесом, и между ними река. Они занимались охотой, рыболовством, собирали в тайге грибы, ягоды и орехи. Развели огород на котором выращивали ячмень, пшеницу и овощи. Занимались прядением конопли и ткачеством, обеспечивая себя одеждой. Огород Лыковых мог бы стать образцом для подражания иному современному хозяйству. Располагаясь на склоне горы под углом 40-50 градусов, он уходил вверх на 300 метров. Разделив участок на нижний, средний и верхний, Лыковы разместили культуры с учетом их биологических особенностей. Дробность посева позволяла им лучше сохранить урожай. Болезней сельскохозяйственных культур совершенно не было. Чтобы сохранить высокий урожай, картошку на одном месте выращивали не более трех лет. Установили Лыковы и чередование культур. Особо тщательно готовили семена. За три недели до посадки клубни картошки укладывали тонким слоем в помещении на сваях. Под полом разводили костер, раскаляя валуны. И камни, отдавая тепло, равномерно и долго обогревали семенной материал. Семена обязательно проверяли на всхожесть. Размножали их на специальном участке. К срокам посева подходили строго, с учетом биологических особенностей разных культур. Сроки подбирали оптимальные для местного климата. Несмотря на то, что в течение пятидесяти лет Лыковы сажали один и тот же сорт картофеля, он у них не выродился. Содержание крахмала и сухого вещества было в нем значительно больше, чем у большинства современных сортов. Ни клубни, ни растения абсолютно не содержали ни вирусной, ни какой-либо другой инфекции. Ничего не зная об азоте, фосфоре и калии, Лыковы тем не менее применяли удобрения по передовой агрономической науке: "всякий хлам" из шишек, травы и листьев, то есть компосты, богатые азотом, шли под коноплю и все яровые. Под репу, свеклу, картошку вносили золу - источник калия, необходимого для корнеплодов. Трудолюбие, здравый ум, знание тайги, позволили семье обеспечить себя всем необходимым. Причем это была богатая не только белками, но и витаминами пища.


Жестокая ирония заключается в том, что губительными для Лыковых оказались не трудности таежной жизни, суровый климат а именно контакт с цивилизацией. Все они, кроме Агафьи Лыковой, вскоре после первого контакта с нашедшими их геологами умерли, заразившись от пришельцев, неведомыми им доселе, инфекционными болезнями. Крепкая и последовательная в своих убеждениях Агафья, не желая "мирщится", до сих пор живет одна в своей избушке на берегу горного притока реки Еринат. Агафья рада подаркам и продуктам, которые изредка привозят ей охотники и геологи, но категорически отказывается принимать продукты имеющие на себе "печать Антихриста" - компьютерный штрих-код. Несколько лет назад Агафья приняла иноческий постриг и стала монахиней.

Надо отметить, что случай Лыковых совсем не уникален. Эта семья стала стала широко известной внешнему миру только потому, что сама пошла на контакт с людьми, и, волей случая попала в поле зрения журналистов центральных советских газет. В Сибирской тайге существуют тайные монастыри, скиты и скрытни, где живут люди, по своим религиозным убеждениям, сознательно прервавшие всякие контакты с внешним миром. Так же велико количество удаленных деревень и хуторов, жители которых сводят такие контакты к минимуму. Крах индустриальной цивилизации не будет для этих людей концом света.


Надо отметить, что Лыковы принадлежали к довольно умеренному старообрядческому толку "часовенных" и не являлись религиозными радикалами, подобными толку бегунов-странников, сделавшими полный уход от мира частью своей религиозной доктрины. Просто основательные сибирские мужики еще на заре индустриализации в России поняли к чему все клонится и решили не отдаваться на заклание во имя не известно чьих интересов. Вспомним, что в тот период, пока Лыковы худо-бедно перебивались с репки на кедровые шишки, в России прошли кровавыми волнами коллективизация, массовые репрессии 30х годов, мобилизация, война, оккупация части территории, восстановление "народного" хозяйства, репрессии 50х годов, так называемое укрупнение колхозов (читай - уничтожение мелких удаленных деревень - как же! ведь все должны жить под присмотром начальства). По некоторым оценкам в этот период население России сократилось на 35 - 40%! Лыковы тоже не обошлись без потерь, но они жили свободно, с достоинством, хозяевами самим себе, на участке тайги размером в 15 квадратных километров. Это был их Мир, их Земля, дававшая им все необходимое.

Последние годы мы много рассуждаем о возможной встрече с жителями иных миров - представителями инопланетных цивилизаций, которые тянутся к нам из Космоса.

О чем только не идет речь. Как договориться с ними? Сработает ли наш иммунитет против неизвестных болезней? Сойдутся или столкнутся разнохарактерные культуры?

А совсем рядом - буквально у нас перед глазами - живой пример подобной встречи.

Речь идет о драматической судьбе семьи Лыковых, прожившей почти 40 лет в Алтайской тайге в полной изоляции - в своем собственном мире. Наша цивилизация XX века обрушилась на примитивную действительность таежных отшельников. И что же? Мы не приняли их духовного мира. Мы не защитили их от наших болезней. Мы не сумели понять их жизненных основ. И мы разрушили их уже сложившуюся цивилизацию, которую мы не поняли и не приняли.

Первые сообщения об открытии в малодоступном районе Западных Саян семьи, прожившей без всякой связи с внешним миром более сорока лет, появились в печати в 1980 году сначала в I газете «Социалистическая индустрия», потом в «Красноярском рабочем». А затем уже в 1982 году цикл статей об этой семье опубликовала «Комсомольская правда». Писали, что семья состояла из пяти человек: отец - Карп Иосифович, два его сына - Дмитрий и Саввин и две дочери - Наталья и Агафья. Фамилия их - Лыковы.

Писали, что в тридцатых годах они добровольно ушли из мира, на почве религиозного фанатизма. Писали о них много, но с точно отмеренной порцией сочувствия. «Отмеренной» потому, что уже тогда тех, кто принял к сердцу эту историю, поразило высокомерное цивилизованно-снисходительное отношение советской журналистики, которая окрестила удивительную жизнь русской семьи в лесном уединении «таежным тупиком». Высказывая одобрение Лыковым в частностях, советские журналисты оценивали всю жизнь семьи категорично и однозначно:

- «житье и быт убоги до крайности, рассказ о нынешней жизни и о важнейших событиях в ней слушали, как марсиане»;

- «убито было в этой убогой жизни и чувство красоты, природой данное человеку. Ни цветочка в хижине, никакого украшения в ней. Никакой попытки украсить одежду, вещи... Не знали Лыковы песен»;

- «младшие Лыковы не имели драгоценной для человека возможности общения с себе подобными, не знали любви, не могли продолжить свой род. Виной всему - фанатичная темная вера в силу, лежащую за пределами бытия, с названием бог. Религия, несомненно, была опорой в этой страдальческой жизни. Но и причиной страшного тупика была тоже она».

Несмотря не заявленное в этих публикациях желание «вызвать сочувствие», советская печать, оценивая жизнь Лыковых в целом, назвала ее «сплошной ошибкой», «почти ископаемым случаем в человеческом бытии». Будто забывая о том, что речь все же идет о людях, советские журналисты объявили обнаружение семьи Лыковых «находкой живого мамонта», как бы намекая на то, что Лыковы за годы лесной жизни настолько отстали от нашей правильной и передовой жизни, что их нельзя относить к цивилизации вообще.

Правда, уже тогда внимательный читатель замечал несоответствие обличительных оценок тем фактам, которые приводили те же самые журналисты. Они писали о «темноте» жизни Лыковых, а те, ведя счет дням, за все время своей отшельнической жизни ни разу не ошиблись в календаре; жена Карпа Иосифовича выучила всех детей читать и писать по Псалтири, которая, как и другие религиозные книги, бережно сохранялась в семье; Саввин же знал даже Священное писание наизусть; а после запуска первого спутника Земли в 1957 году Карп Иосифович заметил: «Звезды стали скоро по небу ходить».

Журналисты писали о Лыковых как о фанатиках веры - а у Лыковых не только не принято было поучать других, но даже и говорить о них плохо. (Заметим в скобках, что некоторые слова Агафьи, для придания вящей убедительности некоторым журналистским рассуждениям, были самими же журналистами и придуманы.)

Справедливости ради надо сказать: не все разделяли эту заданную точку зрения партийной прессы. Нашлись и те, кто писал о Лыковых иначе - с уважением к их духовной силе, к их жизненному подвигу. Они писали, но очень мало, потому что газеты не давали возможности защитить имя и честь русской семьи Лыковых от обвинений в темноте, невежестве, фанатичности.

Одним из таких людей был писатель Лев Степанович Черепанов, побывавший у Лыковых уже через месяц после первого сообщения о них. С ним вместе были доктор медицинских наук, заведующий кафедрой анастезиологии Красноярского института усовершенствования врачей, профессор И. П. Назаров и главврач 20-й больницы Красноярска В. Головин. Уже тогда, в октябре 80-го, Черепанов просил руководство области ввести полный запрет на посещение Лыковых случайными людьми, предполагая на основе знакомства с медицинской литературой, что такие посещения могут угрожать жизни Лыковых. И Лыковы предстали перед Львом Черепановым совершенно другими людьми, чем со страниц партийной прессы.

Люди, которые с 1978 года встречались с Лыковыми,- говорит Черепанов,- судили о них по одежде. Когда они увидели, что у Лыковых все домотканое, что у них шапки сшиты из меха кабарги, а средства борьбы за существование - примитивные, то поспешно заключили, что отшельники намного отстали от нас. То есть начали судить о Лыковых свысока, как о людях низшего по сравнению с собой сорта. Но потом выяснилось, какими «от-лись, если они смотрят на нас, как на немощных людей, которых надо опекать. Ведь «поберечь» - это буквально означает «помочь». Я тогда спросил профессора Назарова: «Игорь Павлович, может, ты счастливее меня и видел такое в нашей жизни? Когда б ты приходил к начальнику, а он, выходя из-за стола и пожимая тебе руку, спрашивал, чем могу быть тебе полезен?»

Он засмеялся и сказал, что у нас такой вопрос был бы истолкован превратно, то есть возникло подозрение, что желают в чем-то пойти навстречу из какой-то корысти, а наше поведение было бы воспринято как заискивающее.

С этого момента стало ясно, что мы оказались людьми, которые мыслят иначе, чем Лыковы. Естественно, стоило заинтересоваться, кого еще они встречают так - с дружеским расположением? Выяснилось - всех! Вот Р. Рождественский написал песню «С чего начинается Родина». С того, другого, третьего...- помните слова ее. А у Лыковых Родина начинается с ближнего. Пришел человек - и вот с него и начинается Родина. Не с букваря, не с улицы, не с дома - а с того, кто пришел. Раз пришел - значит, и оказался ближним. И как тут не оказать ему посильную услугу.

Вот то, что сразу же разделило нас. И мы поняли: да, действительно, у Лыковых полунатуральное или даже натуральное хозяйство, но нравственный потенциал оказался, вернее остался, очень высоким. Мы же его утратили. По Лыковым можно воочию увидеть, какие нами приобретены побочные результаты в борьбе за технические достижения после 17-го года. Ведь для нас самое главное - наивысшая производительность труда. Вот мы и гнали производительность. А надо было бы, заботясь о теле, не забывать и о духе, потому что дух и тело, несмотря на свою противоположность, должны существовать в единстве. А когда равновесие между ними нарушается, то и появляется неполноценный человек.

Да, мы были экипированы лучше, у нас были ботинки на толстой подошве, спальные мешки, рубахи, которых сучья не рвали, штаны не хуже этих рубах, тушенка, сгущенка, сало - все что угодно. А выяснилось, что Лыковы превосходили нас нравственно, и это сразу же предопределило все отношение с Лыковыми. Этот водораздел так и прошел, независимо от того, хотели мы с этим считаться или нет.

Мы пришли к Лыковым не первые. С ними с 78-го года встречались многие, и когда Карп Иосифович по каким-то жестам определил, что я в группе «мирян» - старший, он отозвал меня в сторону и спросил: «Не возьмешь ли своей, как там у вас говорят, жене, мех на воротник?» Я, конечно, сразу воспротивился, что очень удивило Карпа Иосифовича, потому что он привык к тому, что приходящие брали у него меха. Я рассказал об этом случае профессору Назарову. Тот, естественно, ответил, что, мол, такого в наших отношениях быть не должно. С этого момента мы начали отделяться от других посетителей. Если мы приходили и что-то делали, то только «за так». Мы ничего с Лыковых не брали, и Лыковы не знали, как к нам относиться. Кто мы такие?

Цивилизация уже успела показать себя им по-другому?

Да, и вроде бы мы из этой же цивилизации, но не курим, не пьем. И вдобавок - соболей не берем. А потом мы работали в поте лица, помогая Лыковым по хозяйству: опиливали пеньки до земли, кололи дрова, перекрыли крышу домика, где жили Саввин и Дмитрий. И мы считали, что очень хорошо работаем. Но все равно Агафья через какое-то время, в другой наш приезд, не видя, что я прохожу рядом, сказала отцу: «А братки-то лучше работали». Мои подруги удивились: «Как же так, да мы же потом обливались». А потом поняли: мы и работать разучились. После того, как Лыковы пришли к этому заключению, они уже относились к нам снисходительно.

У Лыковых мы увидели воочию, что семья - это наковальня, а труд - не просто работа «от» и «до». Труд у них - забота. О ком? О ближнем. Ближний у брата - брат, сестры. И так далее.

Потом, у Лыковых был клочок земли, отсюда - их независимость. Встретили они нас, не заискивая и не задирая нос - на равных. Потому что им не надо было снискивать чьего-то расположения, признания или похвалы. Все, что им было нужно, они могли взять со своего клочка земли, или из тайги, или из речки. Многие орудия сделаны были ими самими. Пусть они не отвечали каким-то современным эстетическим требованиям, но они вполне годились для той или иной работы.

Вот с чего стало проявляться различие между Лыковыми и нами. Лыковых можно представить людьми из 1917 года, то есть из дореволюционной поры. Таких уже не встретишь - все мы нивелировались. А разница между нами, представителями цивилизации современной и дореволюционной, лыковской, так или иначе должна была выйти наружу, так или иначе характеризуя как Лыковых, так и нас. Я не корю журналистов - Юрия Свентицкого, Николая Журавлева, Василия Пескова за то, что они, видите ли, не постарались правдиво и без предвзятостей рассказать о Лыковых. Так как они считали Лыковых жертвами самих себя, жертвами веры, то и самих этих журналистов следует признать жертвами наших 70 лет. Такая у нас была мораль: все, что идет на пользу революции, правильно. Об отдельном человеке мы и не думали, всех привыкли судить с классовых позиций. И Лыковых с ходу «раскусил» Юрий Свентицкий. Он назвал Карпа Иосифовича дезертиром, назвал его тунеядцем, а доказательств никаких. Ну, по поводу дезертирства читатель ничего не знал, а насчет «тунеядства»? Как же могли Лыковы тунеядствовать вдалеке от людей, как могли поживиться на чужой счет?

Для них это было просто невозможно. Тем не менее никто ведь не опротестовал выступление Ю. Свентицкого в «Социалистической индустрии» и выступление Н. Журавлева в «Красноярском рабочем». На мои редкие статьи откликались в основном пенсионеры - высказывали сочувствие и не рассуждали вовсе. Я замечаю, что читатель вообще разучился или не хочет сам рассуждать и думать - он любит только все готовое.

Лев Степанович, так что же нам сейчас доподлинно известно о Лыковых? Ведь публикации о них грешили не только неточностями, но и искажениями.

Возьмем кусок их жизни в Тишах, что на реке Большой Абакан, до коллективизации. В 20-х годах это было поселение «в одну усадьбу», где жила семья Лыковых. Когда появились отряды ЧОН, для крестьян началось беспокойство, и они стали переселяться к Лыковым. Из лыковского починка выросла маленькая деревенька в 10-12 дворов. Подселявшиеся к Лыковым, естественно, рассказывали, что происходит в мире, все они искали спасения от новой власти. В 1929 году в лыковской деревеньке появился некто Константин Кукольников с поручением создать артель, которая должна была заниматься рыболовством и охотой.

В этом же году Лыковы, не пожелав, чтобы их записывали в артель, поскольку привыкли к независимой жизни и наслышались о том, что им уготовано, собрались и ушли все вместе: три брата - Степан, Карп Иосифович и Евдоким, их отец, мать и тот, кто справлял у них службу, а также близкие родственники. Карпу Иосифовичу было тогда 28 лет, он не был женат. Кстати, он никогда не руководил общиной, как об этом писали, и никогда Лыковы не принадлежали к секте «бегунов». Все Лыковы откочевали по реке Большой Абакан и нашли там себе кров. Жили не тайно, а появлялись в Тишах, чтобы покупать нитки для вязания сетей; вместе с тишинцами поставили лечебницу на Горячем ключе. И только через год Карп Иосифович сходил на Алтай и привез себе жену Акулину Карповну. И там, в тайге, можно сказать, в лыковском верховье Большого Абакана, родились у них дети.

В 1932 году образовался Алтайский заповедник, граница которого охватывала не только Алтай, но и часть Красноярского края. В эту часть и попали поселившиеся там Лыковы. Им предъявили требования: нельзя стрелять, рыбачить и распахивать земли. Они должны были оттуда убраться. В 1935 году Лыковы ушли на Алтай к родне и жили сначала на «фатере» у Тропиных, а потом в землянке. Карп Иосифович наведывался на Прилавок, что возле устья Соксу. Там, на своем огороде, при Карпе Иосифовиче егерями был застрелен Евдоким. Затем Лыковы подались на Ери-нат. И с этого времени началось для них хождение по мукам. Их спугнули пограничники, и они спустились по Большому Абакану до Щек, срубили там избу, вскоре еще одну (на Соксу), более удаленную от берега, и жили на подножном корму...

Вокруг них, в частности в Абазе, ближайшем к Лыковым городе горняков, знали, что где-то должны быть Лыковы. Не было только слышно, что они выжили. Что Лыковы живы, стало известно в 1978 году, когда появились там геологи. Они подбирали площадки для высадки исследовательских партий и натолкнулись на «ручные» пашни Лыковых.

Сказанное вами, Лев Степанович, о высокой культуре отношений и всей жизни Лыковых подтверждается и выводами тех научных экспедиций, которые побывали у Лыковых в конце 80-х годов. Ученые были поражены не только поистине богатырской волей и трудолюбием Лыковых, но и их недюжинным умом. В 1988 году побывавших у них канд. с-х наук В. Шадурского, доцента Ишимского пединститута и канд. с-х наук научного сотрудника НИИ картофельного хозяйства О. Полетаеву удивило у них многое. Стоит привести некоторые факты, на которые ученые обратили внимание.

Огород Лыковых мог бы стать образцом для подражания иному современному хозяйству. Располагаясь на склоне горы под углом 40-50 градусов, он уходил вверх на 300 метров. Разделив участок на нижний, средний и верхний, Лыковы разместили культуры с учетом их биологических особенностей. Дробность посева позволяла им лучше сохранить урожай. Болезней сельскохозяйственных культур совершенно не было.

Особо тщательно готовили семена. За три недели до посадки клубни картошки укладывали тонким слоем в помещении на сваях. Под полом разводили костер, раскаляя валуны. И камни, отдавая тепло, равномерно и долго обогревали семенной материал.

Семена обязательно проверяли на всхожесть. Размножали их на специальном участке.

К срокам посева подходили строго, с учетом биологических особенностей разных культур. Сроки подбирали оптимальные для местного климата.

Несмотря на то, что в течение пятидесяти лет Лыковы сажали один и тот же сорт картофеля, он у них не выродился. Содержание крахмала и сухого вещества было в нем значительно больше, чем у большинства современных сортов. Ни клубни, ни растения абсолютно не содержали ни вирусной, ни какой-либо другой инфекции.

Ничего не зная об азоте, фосфоре и калии, Лыковы тем не менее применяли удобрения по передовой агрономической науке: «всякий хлам» из шишек, травы и листьев, то есть компосты, богатые азотом, шли под коноплю и все яровые. Под репу, свеклу, картошку вносили золу - источник калия, необходимого для корнеплодов.

«Трудолюбие, сметливость, знание законов тайги,- обобщали ученые,- позволили семье обеспечить себя всем необходимым. Причем это была богатая не только белками, но и витаминами пища».

Побывали у Лыковых несколько экспедиций филологов из Казанского университета, изучавших фонетику на изолированном «пятачке». Г. Слесаре-ва и В. Маркелов, зная, что в контакт с «пришельцами» Лыковы вступают неохотно, чтобы войти в доверие и услышать чтение, спозаранку работали с Лыковыми бок о бок. «И вот однажды Агафья взяла тетрадку, в которой от руки было переписано «Слово о полку Игореве». Ученые заменили в ней только некоторые модернизированные буквы древними, более привычными для Лыковой. Она осторожно открыла текст, молча просмотрела страницы и стала напевно читать... Теперь мы знаем не только произношение, но и интонации великого текста... Так «Слово о полку Игореве» оказалось записанным для вечности, может быть, последним на земле «диктором», будто бы пришедшим из времен самого «Слова...».

Следующая экспедиция казанцев подметила языковой феномен у Лыковых - соседство в одной семье двух говоров: северо-великорусского оканья у Карпа Иосифовича и южно-великорусского наречия (аканья), присущего Агафье. Агафья помнила также стихи о разорении Олоневского скита - бывшего самым большим в Нижегородском крае. «Цены нет подлинному свидетельству о разорении большого старообрядческого гнезда»,- говорил А. С. Лебедев, представитель русской старообрадческой церкви, побывавший в 1989 году у Лыковых. «Таежный рассвет» - назвал он свои очерки о поездке к Агафье, подчеркивая полное свое несогласие с выводами В. Пескова.

Казанские ученые-филологи на факте лыковской разговорной речи объяснили так называемую «гнусавость» в церковных службах. Оказывается, она идет от византийских традиций.

Лев Степанович, получается, что именно с момента прихода людей к Лыковым началось активное вторжение нашей цивилизации в их среду обитания, которое просто не могло не нанести вред. Ведь у нас - разные подходы к жизни, разные типы поведения, разное отношение ко всему. Не говоря уж о том, что Лыковы никогда не болели нашими болезнями и, естественно, были перед ними совершенно беззащитны.

После скоропостижной смерти троих детей Карпа Иосифовича профессор И. Назаров высказал предположение, что причина их гибели в слабом иммунитете. Последующие исследования крови, которые проводил профессор Назаров, показали, что у них есть иммунитет только к энцефалиту. Противостоять же нашим даже обычным заболеваниям они не могли. Я знаю, что В. Песков говорит о других причинах. Но вот мнение доктора медицинских наук, профессора Игоря Павловича Назарова.

Он говорит, что четко прослеживается связь между заболеваниями Лыковых так называемой «простудой» и их контактами с другими людьми. Он объясняет это тем, что дети Лыковых родились и жили, не встречаясь ни с кем со стороны, и не нажили специфический иммунитет против различных болезней и вирусов.

Как только Лыковы стали ходить к геологам, болезни их приняли серьезные формы. «Как схожу в поселок, так и болею»,- сделала вывод Агафья еще в 1985 году. Об опасности, которая поджидает Агафью в связи с ослабленным иммунитетом, свидетельствует смерть в 1981 году ее братьев и сестер.

«Судить о том, от чего умерли они, мы можем,- говорит Назаров,- лишь по рассказам Карпа Иосифовича и Агафьи. В. Песков из этих рассказов делает вывод, что причина была в переохлаждении. Дмитрий, заболевший первым, помогал Саввину ставить заездку (загородку) в ледяной воде, вместе копали картошку из-под снега... Наталья стирала в ручье со льдом...

Все это верно. Но такой ли уж экстремальной для Лыковых была ситуация, когда им приходилось работать в снегу или в холодной воде? При нас они подолгу и запросто ходили по снегу босиком без всяких последствий для здоровья. Нет, не в привычном охлаждении организма главная причина их смерти, а в том... что незадолго до болезни семья вновь побывала в поселке у геологов. Вернувшись, они все заболели: кашель, насморк, першение в горле, озноб. Но надо было копать картошку. И в общем-то обычное для них дело обернулось для троих смертельной болезнью, потому что переохлаждению подверглись уже больные люди».

И Карп Иосифович, считает профессор Назаров, вопреки утверждениям В. Пескова, умер не от старческой дряхлости, хотя и впрямь ему было уже 87 лет. «Подозревая, что врач с 30-летним стажем мог упустить из виду возраст пациента, Василий Михайлович оставляет за скобками своих рассуждений то, что первой после очередного посещения поселка заболела тогда Агафья. Вернувшись, она слегла. На следующий день заболел Карп Иосифович. А неделю спустя умер. Агафья болела еще месяц. Но перед своим отъездом я оставил ей таблетки и объяснил, как их принимать. К счастью, она точно определилась в этой ситуации. Карп Иосифович остался верным себе и от таблеток отказался.

Теперь о его дряхлости. Всего двумя годами раньше он сломал ногу. Я прилетел, когда он уже долгое время не двигался и пал духом. Мы с красноярским врачом-травматологом В. Тимошковым применили консервативное лечение, наложили гипс. Но, честно говоря, я не надеялся, что он выкарабкается. А месяц спустя на мой вопрос о самочувствии Карп Иосифович взял палочку и вышел из избы. Более того, стал работать по хозяйству. Это было настоящее чудо. У человека в 85 лет сросся мениск, в то время, когда даже у молодых людей это случается крайне редко, приходится делать операцию. Словом, у старика оставался огромный запас жизненных сил...»

В. Песков утверждал также, что Лыковых мог сгубить «длительный стресс», который они переживали в связи с тем, что встреча с людьми породила якобы в семье много мучительных вопросов, споры и распри. «Говоря об этом,- считает профессор Назаров,- Василий Михайлович повторяет общеизвестную истину о том, что стресс способен угнетать иммунитет... Но он забывает, что стресс не может быть длительным, а к тому времени, когда умерли трое Лыковых, их знакомство с геологами длилось уже три года. Нет фактов, свидетельствующих о том, что знакомство это произвело переворот в сознании членов семьи. Зато есть неопровержимые данные анализа крови Агафьи, подтверждающие, что никакого иммунитета не было, так что стрессу нечего было и угнетать».

Заметим, кстати, что И. П. Назаров, учитывая специфику своих пациентов, к первому анализу крови готовил Агафью и ее отца в течение пяти лет (!), а когда взял его, то оставался с Лыковыми еще двое суток, чтобы проследить за их состоянием.

Трудно понять современному человеку мотивы сосредоточенной страдальческой жизни, жизни в вере. Обо всем-то мы судим поспешно, с ярлыками, как судьи всем и каждому. Кто-то из журналистов даже подсчитал, сколь мало Лыковы увидели в жизни, обжив в тайге пятачок всего в 15x15 километров; что они даже не знали, что есть Антарктида, что Земля - шар. Кстати, Христос тоже не знал, что Земля круглая и что есть Антарктида, но никто его в этом не упрекает, понимая, что это не то знание, которое жизненно необходимо человеку. А вот то, что нужно в жизни обязательно, Лыковы знали лучше нас. Достоевский говорил, что человека может научить чему-нибудь только страдание - в этом главный закон жизни на Земле. Жизнь Лыковых сложилась так, что они испили эту чашу сполна, приняв роковой закон как личную судьбу.

Именитый журналист упрекнул Лыковых в том, что они вот даже не знали, что «кроме Никона и Петра I, жили на земле, оказывается, великие люди Галилей, Колумб, Ленин...» Он позволил себе даже утверждать, что из-за того, что «они этого не знали, чувство Родины у Лыковых было с крупинку».

Но ведь Лыковым-то не надо было любить Родину по-книжному, на словах, как это делаем мы, потому что они были частью самой Родины и никогда не отделяли ее, как и веру, от себя. Родина была внутри Лыковых, а значит, всегда с ними и ими.

Василий Михайлович Песков пишет о каком-то «тупике» в судьбе таежных отшельников Лыковых. Хотя как может личность быть в тупике, если она живет и все делает по совести? И никогда человек не встретит тупик, если он живет по совести, без оглядки на кого бы то ни было, не стремясь подладиться, угодить... Наоборот - его личность раскрывается, расцветает. Посмотрите на лицо Агафьи - это лицо счастливого уравновешенного одухотворенного человека, который в ладу с устоями своей уединенной таежной жизни.

О. Мандельштам сделал заключение, что «двойное бытие - абсолютный факт нашей жизни». Услышав рассказ о Лыковых, читатель вправе и усомниться: да, факт весьма распространенный, но не абсолютный. И история Лыковых нам это доказывает. Мандельштам узнал это и смирился, мы с нашей цивилизацией знаем это и смиряемся, а Лыковы узнали и не смирились. Не захотели жить против своей совести, не захотели жить двойной жизнью. А ведь приверженность правде, совести - это и есть подлинная духовность, о которой мы все вроде вслух печемся. «Уходили Лыковы жить на своем отчете, уходили на подвиг благочестья»,- говорит Лев Черепанов, и трудно с ним не согласиться.

Мы видим в Лыковых черты и подлинной русскости, того, что русских всегда делало русскими и чего сейчас нам всем не хватает: стремление к правде, стремление к свободе, к свободному волеизъявлению своего духа. Когда Агафью приглашали жить к родственникам в горной Шории, она сказала: «В Киленске нет пустыни, не может быть там жизни пространной». И еще: «Негодно с доброго дела воротиться».

Каков же реальный вывод мы можем сделать из всего случившегося? Непродуманно вторгшись в непонятую нами действительность, мы разрушили ее. Нормального контакта с «инопланетянами тайги» не состоялось - плачевные результаты налицо.

Да послужит это всем нам жестоким уроком на будущие встречи.

Может быть, с подлинными инопланетянами...Изба Лыковых. В ней они жили тридцать два года.




Top