Главная › Интеллектуальное › Николай Гаврилович Чернышевский. Тургенева "Ася"

Николай Гаврилович Чернышевский. Тургенева "Ася"

Герой на рандеву с единственной настоящей любовью в его жизни (Федор Малышев и Серафима Огарева)
Фото Владимира Луповского

Анна Гордеева. . В «Мастерской Петра Фоменко» представили первую премьеру сезона (МН, 27.10.2011 ).

Мария Седых. . Почему сразу два московских театра обратились к старомодному Тургеневу (Итоги, 14.11.2011 ).

Елена Дьякова. . «Фоменки» и «Сатирикон»: две премьеры как два умонастроения (Новая газета, 26.10.2011 ).

Ольга Егошина. . Столичные театры обратились к тоскующим героям Тургенева (Новые известия, 7.11.2011 ).

Ольга Фукс. . Новые лица в «Мастерской Петра Фоменко» (Ведомости, 30.11.2011 ).

Григорий Заславский. . "Русский человек на rendez-vous" в Мастерской Петра Фоменко (НГ, 12.12.2011 ).

Роман Должанский. . Спектакль по повести "Вешние воды" в "Мастерской Петра Фоменко" (Коммерсант, 15.12.2011 ).

Русский человек на rendez-vous. Мастерская Петра Фоменко. Пресса о спектакле

МН , 27 октября 2011 года

Анна Гордеева

Рандеву с Тургеневым

В «Мастерской Петра Фоменко» представили первую премьеру сезона

«Русский человек на рандеву» - это тургеневские «Вешние воды», пересказанные бодрым языком студенческих этюдов. Название, понятно, одолжено у Чернышевского (и то, что так называлась его статья о другой повести Тургенева, авторам представляется непринципиальным). Год назад Петр Наумович Фоменко предложил стажерам театра заняться «Вешними водами» - и из серии локальных актерских работ вырос этот спектакль, объединенный в целое режиссером Юрием Буториным (художественным руководителем постановки стал Евгений Каменькович).

Печальная история о том, как 22-летний небогатый русский дворянин влюбился в дочку владелицы кондитерской в Германии и быстренько предал ее, когда его взяла штурмом замужняя соотечественница, рассказана на сцене без той «вспоминательной» интонации, что характерна для тургеневской повести. Да, спектакль начинается с того, что 52-летний человек находит в столе крестик, подаренный ему 30 лет назад, и заканчивается возвращением в год 1870-й, когда Санин едет в Германию, чтобы снова найти Джемму. Но посередине - почти три часа подряд - происходит год 1840-й, и в нем все (герой, его возлюбленная, официальный жених девушки, которого она бросает ради героя, русская соблазнительница и ее покорный муж) молоды. И вот это ощущение юности, яркости жизни транслируется в череде сценок, каждая из которых снабжена каким-то милым гэгом.

Если владелица кондитерской рассказывает герою о своем покойном муже, то вот он, муж - усатая физиономия вылезает над дверью и торчит там неподвижно (вроде как портрет). Если Санин во Франкфурте осматривает сотворенную Иоганном Даннекером скульптуру Ариадны, то, услышав, что она «понравилась ему мало», скульптура разворачивается и дает туристу пощечину. Артисты, что сами молоды и относятся к своей профессии с отличным энтузиазмом, осваивают пространство театра - не только передвигаясь по площадке, но и проходя над головами публики по металлической конструкции (путешествие в горы) и взлетая над сценой на канатах (отличный эпизод конной прогулки Санина и «взявшей его в работу» госпожи Полозовой - актеры раскачиваются над землей, передана и неустойчивость подобного путешествия, и шаткость влюбленности героя, что сейчас подвергается испытанию). Еще один важный «учебный» и ярко-театральный момент спектакля - обосновавшиеся в Германии итальянцы разговаривают с классической южной экспрессией, периодически переходя на родной язык, немцы сохраняют свои интонации и возвращаясь на русский. В целом шлифовка профессионального мастерства и источник замечательного комизма.

Каждый из артистов (кроме Федора Малышева, которому отдана роль Санина) исполняет по нескольку ролей. Екатерина Смирнова становится и матерью Джеммы, и госпожой Полозовой, Серафима Огарева - и Джеммой, и той самой Ариадной, что возмутилась неоценившим ее зрителем, Амбарцум Кабанян - и самодовольным женихом героини, и портретом ее папаши. Превращения совершаются мгновенно, и можно только представить себе, какой кайф испытывали актеры в момент, когда все это придумывалось на репетициях, когда идеи летели фейерверком - как сейчас летит энергия в зал, которую артисты еще не научились беречь. Не научились захотеть беречь - так точнее.

А финал повести - когда уже 52-летний герой начинает разыскивать юношескую любовь и узнает, что она давно замужем в Америке, вполне счастлива с мужем и пятью детьми, - сделан просто и очень точно. Джемма «пишет» об этом письмо Санину (актриса стоит и произносит текст вслух), но ее все время прерывают: в круг света вываливается елка, падают гирлянды, и мужской бас «за кадром» обращается к ней по-английски: «Мама, где» (дальше не разобрать). Элементарный образ счастливого дома, состоявшейся жизни - того, что было потеряно Саниным. Тихая лирическая нота в конце полного хохм спектакля. Сезон в «Мастерской» начался очень славно.

Итоги , 14 ноября 2011 года

Мария Седых

Игра в классика

Почему сразу два московских театра обратились к старомодному Тургеневу

Иван Сергеевич Тургенев, несмотря на весьма богатое драматургическое и прозаическое наследие, никогда не был репертуарным автором. Еще в прошлом веке он казался автором устаревшим и патриархальным. А уж век нынешний, казалось бы, навсегда сбросил его с корабля современности. Ну точно как в грустном старом анекдоте про пьяного, который сетует, что «Муму» Тургенев написал, а памятник Пушкину поставили. Великие режиссеры им пренебрегали. И действительно, Чехов, числящийся в наследниках, оказался ближе своей жесткостью. Достоевский, посвятивший немало страниц бедным людям, - глубже и трагичнее. Бытописательство Островского - живописнее.

Справедливости ради заметим, что Тургенев сам себя еще при жизни считал устаревшим и без надрыва и стенаний мирился с невостребованностью, более того, даже искренне удивлялся, когда спектакли по его пьесам вызывали восторг публики. Как правило, успех приносили не постановки, а блистательные бенефицианты. А в этом сезоне сразу два театра обратились к наследию Тургенева. Театр Маяковского открыл свой, во всех отношениях новый сезон «Месяцем в деревне», «Мастерская П. Фоменко» - инсценировкой «Вешних вод». Заметим в скобках, что интерес к премьере «Месяца...» был подогрет очередным скандалом: худрук «Маяковки» Миндаугас Карбаускис отказал в доверии директору. Фоменковцы окрестили спектакль «Русский человек на rendez-vous», позаимствовав заголовок у Чернышевского, посвятившего знаменитую статью тургеневской повести «Ася». Отсылку к весьма не модному социал-демократическому критику могут себе позволить разве что фоменковцы, не без основания уверенные в верности своего зрителя, которого ничем не отпугнешь. Но, честно говоря, название несколько дезориентирует публику претензией на обобщения и социальную остроту. Стоит только после спектакля открыть давно никем не перечитываемую статью, и легко убедишься, что первые ее строки имеют к постановке куда как большее отношение, чем все глубокомысленные рассуждения о ментальности русского человека: «Рассказы в деловом, изобличительном роде оставляют в читателе очень тяжелое впечатление; потому я, признавая их пользу и благородство, не совсем доволен, что наша литература приняла исключительно такое мрачное направление». Спектакли «Мастерской П. Фоменко» тем и сильны неизменно, что и в сегодняшней нашей жизни противостоят мрачному направлению.

Однако на нашей зрительской памяти все-таки была одна постановка по Тургеневу, ставшая если не классикой, то эталоном. Это «Месяц в деревне» Анатолия Эфроса. Тогда, в 1977 году, многим тоже казалось странным, почему мастер пронзительно современных спектаклей вдруг обратился к пасторали. К чему нам, изнывающим под грузом проблем, подарочный джентльменский набор, всегда полагающийся в нагрузку к этому автору: психологические кружева, тургеневские девушки, лишние люди... Ответ находим в записках режиссера «Репетиция - любовь моя». Тургенев начинает «звучать» тогда, когда люди театра устают от «бури и натиска», от бесконечного раздражения и громких ниспровержений, когда в нервозности недавнего театрального прошлого уже различают «обостренную восприимчивость бедной натуры», когда приходит зрелость духа, возникает потребность стабильности, объективности, несуетности. Похоже, умонастроения застойного 77-го года прошлого века и 11-го года нынешнего в чем-то схожи. Во всяком случае чувством усталости. И тогда вспоминается высказывание еще одного классика режиссуры - Немировича-Данченко, считавшего «Месяц в деревне» прекрасным материалом для упражнения в артистической тонкости.

Обе московские премьеры и есть упражнения в театральности, в каждом случае на свой лад. С той только разницей, что маяковцы смеясь расстаются со своим прошлым, а фоменковцы улыбаясь присягают на верность самим себе. А если что и объединяет оба спектакля, то открытое в Тургеневе очаровательное, истинно французское чувство юмора, почти не замеченное ни нашим театром, ни нашим кинематографом. В обоих театрах проигнорировали социальное положение персонажей. И постановщикам, и артистам абсолютно все равно, кто они - помещики, мелкие буржуа, мещане или слуги. Интересен только их чувственный мир, способность или неспособность любить. И там и там речь идет о свойствах страсти, которой посвящены не восемь строк, а по два полноценных акта.

Художники спектаклей нисколько не озабочены приметами времени, они превращают и большую сцену Театра Маяковского (Татьяна Виданова), и маленькую в старом зале «Мастерской» (Владимир Максимов) в пространство для игры. Зато оба театра не забыли, что великий русский писатель большую часть жизни любил родину издалека и был европейцем, потому с иностранными языками играют весело и непринужденно.

Но главная игра, конечно, вокруг страстей, и здесь сколько людей, столько и оттенков чувств. В «Месяце в деревне» все вращается вокруг Натальи Петровны, которую упоительно играет Евгения Симонова. Даже не знаю, чего больше в ее исполнении - женского опыта или актерской неутоленности. Как разнообразны ее отношения с мужем, старым другом, молодым возлюбленным и юной соперницей-воспитанницей, так и азартны и изящны ее эстрадно-цирковые па. Спектакль, поставленный Александром Огаревым, мне кажется очистительным для этого театра, погрязшего в театральной рутине. В нем есть то самое, о чем говорит Наталья Петровна: «Кружево - прекрасная вещь, но глоток свежей воды в жаркий день гораздо лучше». Очистительным и современным. И вовсе не потому, что герои летают на лонжах, появляются из огромного чемодана, занимаются синхронным плаванием, выходя сухими из воды, и «пляшут» под дудку слуг-клоунов, а потому, что психологические реакции, манера себя вести у всех без исключения персонажей современные. Притом что они не колются, не нюхают кокаин, не замечены в нетрадиционной ориентации и даже не ругаются матом. Потому и дебютантка Полина Лазарева (Верочка) - не кисейная тургеневская барышня, а девушка под стать своей воспитательнице. Палитра красок, которую использует режиссер Юрий Буторин (руководитель постановки Евгений Каменькович), нежнее и, наверное, ближе Тургеневу. «Вешние воды» разыгрывают не постоянные актеры труппы, а стажеры, не обманувшие ожиданий почитателей «Мастерской», воспитанных на толстовских спектаклях театра. И хотя яснополянский отшельник над лутовиновским французом посмеивался: «Он играет жизнью», - на этой сцене они авторы из одного заповедника. Пусть в этом маленьком зале нестерпимо душно, но со сцены, как всегда, веет свежим воздухом. Этим «как всегда» фоменковцев даже начали попрекать. Слава богу, они на эти упреки внимания не обращают, а продолжают открывать своим ключом и авторов, и актеров. На этот раз Екатерину Смирнову, исполнившую в спектакле несколько ролей, но главную - мадам Полозову. Скорее всего эти тургеневские спектакли не станут главными хитами сезона, но, безусловно, обогатят чувственный (не чувствительный) опыт зрителей.

Новая газета, 26 октябр я2011 года

Елена Дьякова

Вешние воды во время чумы

«Фоменки» и «Сатирикон»: две премьеры как два умонастроения

В «Мастерской Петра Фоменко» Евгений Каменькович поставил подзабытые героической современностью «Вешние воды» Тургенева. Спектакль назван по статье Чернышевского «Русский человек на rendez-vous». В «Сатириконе» Виктор Рыжаков поставил «Маленькие трагедии Пушкина». Играет Константин Райкин в окружении молодых актеров. Спектакль имеет эпиграф из нобелевской речи Бродского: «В настоящей трагедии гибнет не герой, гибнет хор».

Премьеры совпали во времени случайно. Но в них видны две стратегии. Два способа русского человека держаться на рандеву с жизнью.

У Рыжакова в «Сатириконе» мальчики-девочки в сером-оборванном сменяют друг друга у микрофона. Бесконечно повторяют, точно сдают зачет по сценречи: «О, бедность, бедность! Как унижает сердце нам она!» Или, например: «Но знаешь, эта черная телега имеет право всюду разъезжать». И все мимо смысла. Включая самые алмазные строфы.

Состоялось одно. «Моцарт и Сальери» сыграны Константином Райкиным и Одином Байроном, уроженцем штата Миннесота, выпускником Школы-студии МХТ 2009 года.

Читателю «Маленьких трагедий» обычно кажется: Моцарт молод, Сальери стар. В «Сатириконе» Моцарт грозно, неряшливо, безнадежно сед, а лощеный Сальери очень молод. На жертве - обтерханный твидовый пиджак с пятнами ткемали. Убийца блюдет офисный дресс-код. Его «Что пользы, если Моцарт будет жив» с легким английским акцентом так рассудительно, словно речь о корпоративном поглощении с закрытием пары-тройки фабрик. Да и весь текст Сальери сидит на юном яппи, словно влитой.

И в таком распределении ролей на сегодня много психологической правды.

Моцарт у Рыжакова устал жить. Он знает цену себе и знает: его время кончено. Неудобный, громогласный, совершенно неуместный «в мире мер» - в финале Моцарт - Райкин похож на строку Давида Самойлова: «Арап Ганнибал - негатив постаревшего Пушкина». В блеске темных зеркал, в лучшем наряде - красный камзол, башмаки золотые, рукава в кружевах - он корчит рожи залу, отлично понимая Сальери. С грозным сарказмом гения манипулирует «молодым волком». Сам ведет к «чаше дружбы».

Прочий шум на сцене объясним только через гипотезу: достойнейший режиссер Рыжаков в достойнейшем театре «Сатирикон» ставил не Пушкина, а именно выбранный им эпиграф. Иллюстрировал убеждение - по-человечески понятное, многим сегодня свойственное: тот хор, для которого А.С.П. был главным героем, давно погиб. Как этот хор ни назови (хоть русской интеллигенцией), чума скосила его, модная болезнь добила.

Поэтому никто не может прочесть путем ни «Песнь Мери», ни «Песнь Вальсингама». Поэтому одинаковым фанатским воем встречают Моцарта и Сальери: ведь оба - звезды.

Черно-белая компьютерная графика пляшет по заднику: какой-то Урюпинск-Сити всеми небоскребами рушится в никуда, потом всплывает золоченая рама, в державных завитушках гипсовых лавров. В ней пустота. Моцарт, выпей йаду…

М-да… А тремя днями позже новое поколение «фоменок» сыграло Тургенева.

…Сначала зритель бдителен: ну классические «фоменки», Большой стиль «Мастерской», уже чуть окостеневший в своей прелести. Но через полчаса точность и нежность спектакля побеждают.

Есть ли тут какие сверхсмыслы? Не знаю… Но история тульского помещика 22 лет, страстно полюбившего во Франкфурте итальянку Джемму, готового стреляться из-за нее на дуэли, готового продать имение и встать за стойку кондитерской, история великой любви, нелепо рухнувшей через неделю, когда Санина соблазнила скучающая на водах, не знающая удержу барыня-миллионерша Марь Николавна… история любви, которую Санин не мог забыть всю жизнь, - сыграна с точностью ювелирной.

Все ожило: сафьяновые переплеты и серебряные шандалы, лепет о Гете и о Гарибальди, раннее утро в городском саду, серая мантилья и гранатовый крестик, наотмашь отданный католичкой православному жениху: «Если я твоя, так и вера твоя - моя вера!» Даже Пушкин ожил! Как Санину идти на дуэль без пары строф «Онегина»?! И как же Федор Малышев, выпускник РАТИ 2011 года, читает эти строфы…

В «Мастерской Фоменко», как всегда, кажется: сначала здесь воспитывают людей - а уж потом актеров. Невозможно было б сыграть этот старинный пыл, не понимая его.

Они все хороши: нежная Джемма (Серафима Огарева) и жадная до жизни Марь Николавна (Екатерина Смирнова), способная таким львиным зыком затянуть на променаде «На гряной неде-еле руса-алки сидели…», что чинная публика Висбадена чуть не падает с кручи в Майн. И лощеный жених-коммерсант Клюбер (Амбарцум Кабанян). И здравомысленный до цинизма супруг Марь Николавны (Дмитрий Захаров) - он же (в других сценах) возвышенный старик-актер Панталеоне.

И все эти лица новы для зрителя. Все актеры «Вешних вод» в «Мастерской Петра Фоменко» - выпускники РАТИ 2010 года (мастерская Олега Кудряшова). Или - выпускники РАТИ 2011-го (мастерская Евгения Каменьковича и Дмитрия Крымова).

…Пока один театр упивается мыслью о полной гибели всерьез того хора, который два с лишним века озвучивал лучшее в жизни России, - другой театр предъявляет еще полдюжины новых, тонко выточенных лиц. Полдюжины новых, вполне поставленных голосов из этого самого, отплаканного-отпетого, хора.

Свято место опустело, школа глухо заперта? Гипотеза, как говорил Воланд, солидная и остроумная. Но те, кто придерживается противоположной, не менее солидной и остроумной гипотезы, - школят своих тургеневских девушек и дуэлянтов-пушкиньянцев. Добывая их из мальчиков-девочек 1980-х годов рождения. Откуда ж еще?

Новые известия, 7 ноябр я 2011 года

Ольга Егошина

Лишние люди

Столичные театры обратились к тоскующим героям Тургенева

Давно замечено, что спрос на тех или иных авторов прямо пропорционален их созвучию переживаемому моменту. Так перестройка вернула в афиши комедии Островского, придав актуальность его бедным невестам, бешеным деньгам, долгам чести, внезапно разбогатевшим нуворишам. Но верно и обратное. Часто театры выбирают авторов вопреки духу дня сегодняшнего. Тургеневские герои с их чувствами, нежными, как цветы, с их маниакальной сосредоточенностью на малейших изменениях душевной жизни настолько несвоевременны, что понятна тяга театров показать эти выпавшие из жизни типы. Практически одновременно в Маяковке показали «Месяц в деревне», а в «Мастерской П.Фоменко» обратились к «Вешним водам».

Название спектаклю фоменок «Русский человек на rendez-vous» дала статья Чернышевского, посвященная нескольким рассказам и романам Тургенева, прежде всего «Асе» («Вешние воды» в разбор не входили, поскольку были написаны много лет спустя). К счастью, в своей постановке новые стажеры «Мастерской» (недавние выпускники курса Дмитрия Крымова – Евгения Каменьковича) не приняли за основу точку зрения знаменитого критика, считавшего героев Тургенева воплощением душевной дряблости. «Ну, Николай Гаврилович, вы, конечно, змея, да, слава Богу, змея простая, а вот Добролюбов – змея очковая», – грустно шутил Тургенев, пока две «змеи», объединившись, успешно выживали его из «Современника».

В спектакле «Мастерской» и мятущийся герой Тургенева, и роковое для него лето 1840 года увидены глазами сочувственными и понимающими. Любовная интонация рассказа, чуть окрашенная иронией, точно найденная дистанция с автором и зрительным залом – все эти фирменные «умения» актеров-фоменок предъявлены в спектакле. Как предъявлены умения музыкальные (герои то и дело выпевают душу в песне) и лингвистические (герои легко уснащают речь немецким, итальянским, украинской мовой). Правы те, кто констатирует – «это просто старые фоменки», и неправы те, кто разочарованно пожимает плечами. Умение плести сценические кружева– умение редкое (чтобы не сказать, уникальное), и прекрасно, что оно передается от старших к младшим. Как передается умение быть на сцене легким, заразительным, сохранять между собой и ролью легкое отстояние, ничейную территорию. Сохранять по отношению к своему герою самочувствие 3-го лица: «В шестом часу вечера, усталый, с запыленными ногами, Санин очутился в одной из самых незначительных улиц Франкфурта. Эту улицу он долго потом забыть не мог». Федор Малышев (Санин) выпевают фразы вступления легкой скороговоркой, чуть поднимая плечи, точно приглашая изумиться такой впечатлительности своего героя.

Актеры играют почти своих ровесников. Санину – 22 года, Джемме – 17, Марье Николаевне Полозовой – 26. Но исполнители ищут не то, что сближает их с героями Тургенева, но то, что разделяет. Кажется, камертоном постановки стали слова Полозовой о Санине: «Да ведь это прелесть! Это чудо! Я уже полагала, что таких молодых людей, как вы, на свете больше не встречается». Молодых людей, способных жить одной любовью, ради нее мгновенно отказываться от всех других планов и целей, и во времена Тургенева считали редкостью, а нынче они и совсем повывелись.

Может, поэтому так увлеченно молодые актеры воссоздают все нюансы давней истории. Как вспыхнуло сердце Санина при взгляде на Джемму (Серафима Огарева), и как вдруг захотелось болтать и петь. И не успел оглянуться –в два дня уже жених и готов продать свое единственное имение и навеки поселиться рядом с кондитерской во Франкфурте. И как так же стремительно, в два дня, падает жертвой искусного кокетства, – и не только расстается с обожаемой невестой, но всю жизнь кидает к ногам женщины с удивительным телом, пылким характером и певучей московской речью.

Екатерина Смирнова играет Марью Полозову с таким брио, что жар от чувственных проделок дочери откупщика доходит до самого последнего ряда зрительного зала. Смена интонаций, быстрые движения, огонь в каждой жилочке, как у застоявшейся лошади, – все это передано легко, смело и грациозно. А неожиданные низкие ноты голоса, пропетая музыкальная фраза вдруг напомнят о роковой любви самого автора – обольстительной Полине Виардо («Я чувствую на голове добрую тяжесть Вашей любимой руки и так счастлив сознанием, что Вам принадлежу, что мог бы уничтожиться в непрестанном поклонении», – строки из письма Тургенева главной женщине его жизни).

Впрочем, фактом автобиографичности «Вешних вод» театр вовсе не увлекается. Спектакль вообще свободен от любых концептуальных перегрузок. Однако стремительный и радостный этот спектакль заставляет размышлять о вещах совсем не радостных: об оскудении жизни, из которой ушли вот такие Дмитрии Санины и Марьи Полозковы. О том, что «лишние люди» (определение, данное самим автором) оказались такими незаменимыми. О том, что оказывается «тургеневские юноши» понятие столь же реальное, как и тургеневские девушки. Ну, наконец, и о том, что выдержать экзамен на «rendez-vous» куда сложнее, чем на любом поединке или дебатах.

Ведомости , 30 ноябр я 2011 года

Ольга Фукс

Что русскому здорово

Новые лица в «Мастерской Петра Фоменко»

В Мастерской Петра Фоменко вышел спектакль «Русский человек на rendez-vous» (постановка Юрия Буторина под руководством Евгения Каменьковича). Лица в нем новые, а приемы давно знакомые.

Заголовок «Русский человек на rendez-vous» Чернышевский поставил над «Размышлениями по прочтении повести г. Тургенева «Ася». Стажеры «Мастерской Петра Фоменко» позаимствовали это название для инсценировки «Вешних вод», написанных позднее «Аси»: наверное, просто им так больше нравится.

Лица все новые (и пришли от разных мастеров: одни с курса Олега Кудряшова, другие - Евгения Каменьковича и Дмитрия Крымова), а родовые признаки «Мастерской» тут как тут. Шепот, легкое дыханье, трели соловья (точнее, зяблика в исполнении Дмитрия Захарова), перебор гитарных струн, свежий ветерок фортепьянного пассажа, скрупулезная работа с интонациями и акцентами почти всей Европы (особенно преуспела в этом Серафима Огарева: она по-русски имитирует итальянку, говорящую по-немецки, но срывающуюся в порыве эмоций на родной итальянский). Несколько цирковых трюков и, конечно же, знаменитые психологические кружева: «фоменки» любого созыва умеют искусно плести их, но никогда в них сами не запутаются, точно обозначат дистанцию между собой и сценическим «рукоделием». Не пытаются привнести в роль собственный опыт (хотя играют ровесников), а деликатно подчеркивают: мы, ничего не поделаешь, другие.

Эта ручная выделка видна и в сценографии. В подчеркнутом отказе от технических новшеств, супердорогой машинерии. Порталы и колонны двигают вручную. Под горные кручи, например, приспособлены перекладины над головами зрителей.

Прозаический текст разбит по ролям и организован вокруг главного героя - молодого русского дворянина Дмитрия Санина: Федор Малышев в этой роли легок и обаятелен. Остальным актерам достается по несколько противоположных характеров - прием столь же театральный, сколь и педагогический: он требует точности перевоплощения, актерской гибкости и уже не раз был опробован в стенах «Мастерской».

В этом театре не любят дидактики, но предпочитают обыденности романтический идеал: в отличие от сегодняшнего туриста, русский за границей образца XIX в. - камертон благородства и достоинства, а его главный грех - гипертрофированная чувственность. Кажется, за напоминанием об этой почти утраченной человеческой и актерской породе публика и приходит в «Мастерскую Фоменко».

НГ , 12 дека бря 2011 года

Григорий Заславский

Не как в сказке

"Русский человек на rendez-vous" в Мастерской Петра Фоменко

В декабрьской афише Мастерской Петра Фоменко недавнюю премьеру по Тургеневу сыграют еще четыре раза, в январе – еще пять спектаклей. Вот оно, вероятно, дополнительное достоинство стажеров, еще не разобранных по сериалам и кино: они с удовольствием отдаются радости театральной игры, игры в «фоменок». И сами получают удовольствие, и публике – радость.

В «Русском человеке на rendez-vous» – все новые лица, тут нет ни первого, ни второго поколения «фоменок», а сам спектакль по «Вешним водам» Тургенева вырос из этюдов нового – второго по счету – набора стажерской группы при театре. Однако и всерьез, и надолго, на прочном картоне напечатанная программка и первые же минуты спектакля развеивают возможные сомнения: это «тот самый театр», это – «фоменки». Их узнаваемый стиль, манера, дух игры, рождающейся из духа музыки. «Веселые годы, счастливые дни – как вешние воды промчались они…» – эпиграф тургеневской повести. Музыки, самой разной, в спектакле много, и она, против того, как часто случается в других театрах (но только не здесь!), – вся очень кстати, сама – одна среди других героев спектакля, такая же легкомысленная, то вдруг – печальная, то вновь – вдохновленная и готовая унести на крыльях любви. Алябьев, отрывок из «Любовного напитка» Доницетти, из «Вольного стрелка» Вебера, из «Дидоны и Энея» Перселла, «Я помню чудное мгновенье» – романс Глинки на стихи Пушкина, итальянские народные песенки… Что-то – немецкое, «их». Без Пушкина обойтись было никак нельзя: с Пушкиным ведет диалог и Тургенев, к Пушкину то и дело возвращается, апеллирует к нему: «На свете счастья нет…», со знанием дела утверждал еще Пушкин. Что-то должно произойти». Романс Глинки – поется и в «Вешних водах».

У Тургенева сюжет печальный. Герой, разбирая какие-то старые бумаги, вдруг натыкается на гранатовый крестик, и он, как в другом случае, по времени более близком к нашему, – голубая чашка, тянет за собой длинную историю. Несколько десятилетий тому назад, не боявшись дуэли и самой смерти, он, Дмитрий Павлович Санин, предал это внезапное сильное чувство, да еще и как-то глупо, бессмысленно предал, если только можно предательство представить разумным и имеющим глубокий смысл.

Вся эта история, которая у Тургенева завязывается в Германии, во Франкфурте, из которого через несколько часов Санин должен уже выехать в Берлин, разыгрывается у «фоменок» на старой их сцене, с тою легкостью, одновременно – с изяществом, изобретательностью и простотой, которые в памяти многих, конечно, вызывают спектакли самого первого поколения «фоменок». Ах, не всегда, как в тех стишках, вешние воды пролетают безвозвратно. И здесь – не механическое повторение, не попытка теми же ключами отомкнуть новые замки и другую прозу – нет, все живые, и радость от их игры – настоящая. И когда смотришь на часы в финале и видишь, что уже половина одиннадцатого, остается недоумевать: в наше время, чтобы так долго, провести в театре три с лишним часа и без того чтобы соскучиться и ждать уже, когда же случится развязка!..

Евгений Каменькович называется руководителем постановки, идея и музыкальное оформление принадлежат группе стажеров, которые сами теперь и играют, то есть старались для себя. Не зря. Проза легко переплавляется в прямую речь, а рассказ «от автора», «ремарки» не мешают глубокому и подробному проживанию происходящего, игра «в одно касание» не мешает вдруг «нырнуть» в самое пекло происходящего и описываемых событий, чтобы в следующее мгновение – вынырнуть и некоторое время – скользить по поверхности европейского приключения русского героя-путешественника.

Ловишь себя на мысли: «фоменки» умеют так сыграть, что ты увлекаешься историей, как ребенок, который страдает, узнавая, что сказка, против его ожиданий, заканчивается не счастливой развязкой. Так и с «Вешними водами»: как же так? Почему он бросает эту прекрасную, поверившую ему итальяночку, готов был имение свое продать, и так искренне – так искренне играет его Федор Малышев (Санин), ему невозможно не верить. Он же на дуэль пошел, не испугался. Хоть и недоумевал: «Заснул он лишь под утро. Мгновенно, как тот вихрь, налетела на него любовь». А впереди глупая дуэль! «И вдруг его убьют или изувечат?» Однако же идет! И вдруг – смятен, уничтожен другою страстью к жене своего школьного товарища Полозова (Екатерина Смирнова). Тут – короткое отступление от сюжета. Глядя на молодых актеров, видишь, что роли в нескольких случаях даны не то что на вырост, но с предвосхищением еще не открывшихся второго и третьего дыханья, сил, еще, вероятно, дремлющих, в молодых талантах. Так видно, что в Смирновой вот эти возможности роковой героини скорее всего есть. А рефлексирующий Санин – уже такой, какой нужен тургеневскому рассказу. Многим приходится, как принято в таких прозаических переложениях, играть по две и по многу ролей. Амбарцум Кабанян только что – господин Клюбер, а на дуэли трудно его не признать под капюшоном и с пейсами местного доктора, привыкшего зарабатывать свою денежку на дуэлях и прочих полулегальных «операциях». Как в итальянской комедии масок, молодые актеры с легкостью меняют роли, забежав за ширму-двери на мгновение, с другой стороны выходят уже в новом обличье, сменив и имя, и пластику. Дмитрий Захаров – вот только что Панталеоне, слуга в итальянской кондитерской, а вот уже – начальник вокзала и, на секундочку, – Гёте… А Смирнова, прежде чем выйти в своей главной партии – Полозовой, успевает сыграть мать Джеммы, искренней, простодушной, порывистой и, конечно, красавицы (Серафима Огарева). Так вот – о сказке. Вдруг ловишь себя на спектакле «фоменок» на самом что ни на есть детском чувстве: ну как же так, ну почему?

Но в жизни и у Тургенева происходит все иначе, чем в сказке с хорошим концом, хотя, отпуская Санина под занавес в новое далекое путешествие, Тургенев дарит ему прощение: Джемма, которая доживает свой счастливый век в Нью-Йорке, находит за что сказать спасибо своему русскому другу. Впрочем, и у Тургенева ясности нет: в финале жизни, а совершенно ясно, что эти 52 года его – уже финал, в нем нет ни сил, ни чувств, он сидит и «уже наученный опытом, через столько лет – все не в силах был понять, как мог он покинуть Джемму, столь нежно и страстно им любимую, для женщины, которую он и не любил вовсе?..» Я бы не покинул.

Коммерсант , 15 декабря 2011 года

Русский человек на deja vu

Спектакль по повести "Вешние воды" в "Мастерской Петра Фоменко"

Театр "Мастерская Петра Фоменко" сыграл премьеру спектакля "Русский человек на rendez-vous" по "Вешним водам" Тургенева. Под руководством Евгения Каменьковича постановку осуществил молодой режиссер Юрий Буторин, и играют спектакль тоже совсем молодые артисты - стажеры мастерской. Рассказывает РОМАН ДОЛЖАНСКИЙ.

Когда ставят классику, возраст героев редко совпадает с возрастом исполнителей: опытным артистам часто приходится молодиться, начинающим - имитировать жизненный опыт. О своих годах - двадцать два - главные герои спектакля, поставленного по повести Тургенева "Вешние воды", говорят вроде бы без деланого нажима, но звучат цифры особенно звонко, потому что сами студийцы вряд ли старше. Спектакль буквально настоян на той самой витальной энергии, которой так не хватает в академических театрах. На спектакле "Русский человек на rendez-vous" охотно воображаешь себе, как весело репетировали спектакль, как много шутили, как радостно придумывали те или иные трюки - их наверняка было больше, слишком много, и только рука мастера, режиссера и педагога Евгения Каменьковича навела в спектакле требуемый порядок.

В качестве названия спектакля студийцы взяли заголовок известной статьи Чернышевского, родившейся у яростного публициста, правда, после прочтения совсем другой повести Тургенева. Впрочем, до социального пафоса Чернышевского молодым актерам нет никакого дела. Как нет им большого дела и до того важного обстоятельства, что все "Вешние воды" - мемуары немолодого человека, вспоминающего, как тридцать лет назад, путешествуя по Европе, влюбился в девушку, дочь итальянки-кондитерши, но потом, пытаясь достать денег на свадьбу, увлекся другой, женой своего приятеля, а вспомнил про ту любовь только теперь, поняв, что сам оказался у разбитого корыта. В повести Тургенева грусть увядания смешивается с напряжением забытых чувств - с теми самыми "вешними водами". В спектакле "Мастерской Фоменко" нет ни вешних вод, ни грусти, но есть радость сценической игры.

Превращение стареющего героя в молодого становится лишь первым из симпатичных игровых метаморфоз. Молодежь старается не пропустить ничего, каждое лыко в строку, вернее, каждая вторая строка Тургенева трансформируется в какое-нибудь сценическое "лыко". Оживают и статуя, которую видит Санин, и Гете, в дом которого он заходит. А уж итальянское семейство, в которое он попадает, превращается в неисчерпаемый кладезь для гэгов - говорят хором, вкусно ссорятся, хлопают дверями, наслаждаются итальянским языком. Другие персонажи "наслаждаются" уже немецким языком. Да даже сценой дуэли наслаждаются, что уж говорить об эпизоде, когда Санин и его новое увлечение Мария Полозова идут в театр. Все, кроме Федора Малышева (Санин), играют по несколько ролей, с удовольствием меняя внешний вид, впрочем, не настолько, чтобы оставаться неузнанными.

Кажется, маленькой сцены (спектакль играют в старом помещении "Мастерской", но неудобное пространство благодаря художнику Владимиру Максимову весьма ловко складывается и раскладывается в разные места действия) не хватает для всей придуманной игры. С первой любовью Санин повисает в воздухе, в дверном проеме, со второй - летает на канатах и жмется на узеньком мостике, висящем прямо над головами зрителей. Кажется, что актеров просто распирает от шалостей и что сам спектакль все время хочет взлететь, будто воздушный шарик. Не стоит долго говорить о том, что в "Мастерской Фоменко" есть свой, особый стиль - миловидный и очаровательный, напоминающий о романтической прогулке по осеннему лесу с шуршащими под ногами листьями. Кому-то из зрителей стиль этот уже изрядно приелся и кажется исчерпавшим себя, другие за него отдадут все прочие театральные радости на свете - они приходят в "Мастерскую" отдохнуть от опасностей и неожиданностей. Важно, что очередное "рандеву" не обманет их ожиданий.

Н. Г. Чернышевский

Русский человек на rendez-vous . Размышления по прочтении повести г. Тургенева «Ася»

«Рассказы в деловом, изобличительном роде оставляют в читателе очень тяжелое впечатление, потому я, признавая их пользу и благородство, не совсем доволен, что наша литература приняла исключительно такое мрачное направление».

Так говорят довольно многие из людей, по-видимому, неглупых, или, лучше сказать, говорили до той поры, пока крестьянский вопрос не сделался действительным предметом всех мыслей, всех разговоров. Справедливы или несправедливы их слова, не знаю; но мне случилось быть под влиянием таких мыслей, когда начал я читать едва ли не единственную хорошую новую повесть, от которой по первым страницам можно уже было ожидать совершенно иного содержания, иного пафоса, нежели от деловых рассказов. Тут нет ни крючкотворства с насилием и взяточничеством, ни грязных плутов, ни официальных злодеев, объясняющих изящным языком, что они – благодетели общества, ни мещан, мужиков и маленьких чиновников, мучимых всеми этими ужасными и гадкими людьми. Действие – заграницей, вдали от всей дурной обстановки нашего домашнего быта. Все лица повести – люди из лучших между нами, очень образованные, чрезвычайно гуманные, проникнутые благороднейшим образом мыслей. Повесть имеет направление чисто поэтическое, идеальное, не касающееся ни одной из так называемых черных стоpон жизни. Вот, думал я, отдохнет и освежится душа. И действительно, освежилась она этими поэтическими идеалами, пока дошел рассказ до решительной минуты. Но последние страницы рассказа непохожи на первые, и по прочтении повести остается от нее впечатление еще более безотрадное, нежели от рассказов о гадких взяточниках с их циническим грабежом. Они делают дурно, но они каждым из нас признаются за дурных людей; не от них ждем мы улучшения нашей жизни. Есть, думаем мы, в обществе силы, которые положат преграду их вредному влиянию, которые изменят своим благородством характер нашей жизни. Эта иллюзия самым горьким образом отвергается в повести, которая пробуждает своей первой половиной самые светлые ожидания.

Вот человек, сердце которого открыто всем высоким чувствам, честность которого непоколебима, мысль которого приняла в себя все, за что наш век называется веком благородных стремлений. И что же делает этот человек? Он делает сцену, какой устыдился бы последний взяточник. Он чувствует самую сильную и чистую симпатию к девушке, которая любит его; он часа не может прожить, не видя этой девушки; его мысль весь день, всю ночь рисует ему ее прекрасный образ, настало для него, думаете вы, то время любви, когда сердце утопает в блаженстве. Мы видим Ромео, мы видим Джульетту, счастью которых ничто не мешает, и приближается минута, когда навеки решится их судьба, – для этого Ромео должен только сказать: «Я люблю тебя, любишь ли ты меня?» – и Джульетта прошепчет: «Да…» И что же делает наш Ромео (так мы будем называть героя повести, фамилия которого не сообщена нам автором рассказа), явившись на свидание с Джульеттой? С трепетом любви ожидает Джульетта своего Ромео; она должна узнать от него, что он любит ее, – это слово не было произнесено между ними, оно теперь будет произнесено им, навеки соединятся они; блаженство ждет их, такое высокое и чистое блаженство, энтузиазм которого делает едва выносимой для земного организма торжественную минуту решения. От меньшей радости умирали люди. Она сидит, как испуганная птичка, закрыв лицо от сияния являющегося перед ней солнца любви; быстро дышит она, вся дрожит; она еще трепетнее потупляет глаза, когда входит он, называет ее имя; она хочет взглянуть на него и не может; он берет ее руку, – эта рука холодна, лежит как мертвая в его руке; она хочет улыбнуться; но бледные губы ее не могут улыбнуться. Она хочет заговорить с ним, и голос ее прерывается. Долго молчат они оба, – и в нем, как сам он говорит, растаяло сердце, и вот Ромео говорит своей Джульетте… и что же он говорит ей? «Вы предо мною виноваты, – говорит он ей: – вы меня запутали в неприятности, я вами недоволен, вы компрометируете меня, и я должен прекратить мои отношения к вам; для меня очень неприятно с вами расставаться, но вы извольте отправляться отсюда подальше». Что это такое? Чем она виновата? Разве тем, что считала его порядочным человеком? компрометировала его репутацию тем, что пришла на свидание с ним? Это изумительно! Каждая черта в ее бледном лице говорит, что она ждет решения своей судьбы от его слова, что она всю свою душу безвозвратно отдала ему и ожидает теперь только того, чтоб он сказал, что принимает ее душу, ее жизнь, и он ей делает выговоры за то, что она его компрометирует! Что это за нелепая жестокость? что это за низкая грубость? И этот человек, поступающий так подло, выставлялся благородным до сих пор! Он обманул нас, обманул автора. Да, поэт сделал слишком грубую ошибку, вообразив, что рассказывает нам о человеке порядочном. Этот человек дряннее отъявленного негодяя.

Таково было впечатление, произведенное на многих совершенно неожиданным оборотом отношений нашего Ромео к Джульетте. От многих мы слышали, что повесть вся испорчена этою возмутительною сценой, что характер главного лица не выдержан, что если этот человек таков, каким представляется в первой половине повести, то не мог поступить он с такою пошлой грубостью, а если мог так поступить, то он с самого начала должен был представиться нам совершенно дрянным человеком.

Очень утешительно было бы думать, что автор в самом деле ошибся; но в том и состоит грустное достоинство его повести, что характер героя верен нашему обществу. Быть может, если бы характер этот был таков, каким желали бы видеть его люди, недовольные грубостью его на свидании, если бы он не побоялся отдать себя любви, им овладевавшей, повесть выиграла бы в идеально-поэтическом смысле. За энтузиазмом сцены первого свидания последовало бы несколько других высокопоэтических минут, тихая прелесть первой половины повести возвысилась бы до патетической очаровательности во второй половине, и вместо первого акта из «Ромео и Джульетты» с окончанием во вкусе Печорина мы имели бы нечто действительно похожее на Ромео и Джульетту или по крайней мере на один из романов Жоржа Занда. Кто ищет в повести поэтически-цельного впечатления, действительно должен осудить автора, который, заманив его возвышенно-сладкими ожиданиями, вдруг показал ему какую-то пошло-нелепую суетность мелочно-робкого эгоизма в человеке, начавшем вроде Макса Пикколомини и кончившем вроде какого-нибудь Захара Сидорыча, играющего в копеечный преферанс.

В «Мастерской Петра Фоменко» — блестящий пример того, как надо играть сентиментальную классику, чтобы зритель не уснул на пятой минуте.

Стажеры лучшего московского театра с очевидной легкостью переигрывают законодателей театральных мод. Два с половиной часа они упражняются в сценическом остроумии, а «заодно» блестяще поют, разговаривают на 5 языках, делают сальто и откровенно дурачатся. Лучшего Тургенева трудно себе представить.

Сюжет «Вешних вод» многие помнят со школьной скамьи, жил-был дворянин Дмитрий Санин, поехал пожить за границей, развеяться, влюбился в итальянку черноокую Джемму, расстроил ее свадьбу с богатым женихом, а потом возьми да и влюбись в русскую барыню и укати с ней в Париж. Финал с претензией на человеческую трагедию — ни семьи, ни друзей, ни дома.

Сыграть сентиментальную мелодраму нескучно, это надо было постараться. Однако, судя по всему, потенциальным «новым фоменкам» стараться не пришлось. Хотя до исполнительского совершенства старших коллег им далеко, они очевидно талантливы. С помощью такой команды Евгений Каменькович и поставил этот легкий и при этом обязательный к просмотру спектакль. «В процессе» зритель понимающе подхихикивает или гогочет в голос, но выходит из зала озадаченный. «Любовь любовью, а способен ли русский человек на поступок. И если да, то какой»? Хрестоматийный текст в таком «прочтении» есть остроумный ответ на актуальный вопрос о русской самоидентификации. Кстати, несмотря на то, что на сцене царит Тургенев, проблематика спектакля явно позаимствована из статьи Чернышевского («Русский человек на rendez-vous»), в которой он разоблачает русского человека, априори слабого и инертного.

«Русский человек. Источник: «Русский человек.

Поспорить с классиками зритель волен сам — актеры дают ему пищу для размышлений. Они с радостным азартом игнорируют все шаблоны — никаких вам тургеневских девушек и преблагородных господ, все лихо меняют «маски», интонации, мимику и жесты. Актеры чувствуют неидеальность своих героев, раскрывают трогательную правду характеров, при этом лишают их старомодности. В совершенно невинном на первый взгляд спектакле очевидны вибрации жизнерадостного эротизма. Но самое главное — это то, что и Санин, и Джемма, и ее мать, и Панталеоне, и немецкие военные, и чета Полозовых — все сыграны с любовью. Если вы не привыкли верить дифирамбам, на спектакль стоит прийти хотя бы ради того, чтобы услышать как фоменковская молодежь поет оперные арии и русские романсы, играет на фортепиано, прелестно разговаривает на итальянском и еще уморительнее на немецком.

Свою статью «Русский человек на rendez vous» Н. Г. Чернышевский начинает с описания впечатления, произведенного на него повестью И. С. Тургенева «Ася». Он говорит, что на фоне преобладающих в то время рассказов делового, изобличительного рода, оставляющих в читателе тяжелое впечатление, эта повесть – единственно хорошая вещь. «Действие – за границей, вдали от всей дурной обстановке нашего домашнего быта. Все лица повести – люди из лучших между нами, очень образованные, чрезвычайно гуманные, проникнутые благороднейшими образом мысли. Повесть имеет направление чисто поэтическое, идеальное… Но последние страницы рассказа не похожи на первые, и по прочтении повести остается от нее впечатление еще более безотрадное, нежели от рассказов о гадких взяточниках с их циническим грабежом». Все дело, замечает Н. Г. Чернышевский, в характере главного героя (он дает имя Ромео), являющегося чистым и благородным человеком, но совершающего постыдный поступок в решительную минуту объяснения с героиней. Критик спорит с мнением некоторых читателей, утверждающих, что вся повесть испорчена «этою возмутительною сценой», что характер главного лица не выдержал. Но автор статьи приводит даже примеры из других произведений И. С. Тургенева, а также Н. А. Некрасова, чтобы показать, что ситуация в повести «Ася» оказывается типичной для русской жизни, когда герой много и красиво говорит о высоких стремлениях, увлекая восторженных девушек, способных на глубокие чувства и решительные поступки, но, как только «подходит дело к тому, чтобы прямо и точно выразить свои чувства и желания, большая часть героев начинает уже колебаться и чувствовать неповоротливость в языке».

«Таковы‑то наши „лучшие люди“ – все они похожи на нашего Ромео», – делает вывод Н. Г. Чернышевский. Но далее он берет под защиту героя повести, говоря, что такое поведение – не вина этих людей, а беда. Такими воспитало их общество: «слишком мелка у бездушна была их жизнь, мелки и бездушны были все отношения и дела, к которым он привык», «жизнь приучила их только к бледной мелочности во всем». Тем самым Н. Г. Чернышевский переносит акцент с вины героя на вину общества, отлучившего таких благородных людей от гражданских интересов.

Тургеневские девушки – героини, у которых ум, богато одаренные натуры не испорчены светом, они сохранили чистоту чувств, простоту и сердечную искренность; это мечтательные, непосредственные натуры без какой‑либо фальши, лицемерия, сильные духом и способные к трудным свершениям. Т. Виныникова Свою повесть И. С. Тургенев называет по имени героини. Однако настоящее имя девушки – Анна. Вдумаемся в значения имен: Анна – «грация, миловидность», а Анастасия (Ася) – «рожденная заново». Почему же автор […]
Повесть И. С. Тургенева «Ася» иногда называют элегией несбывшегося, упущенного, но такого близкого счастья. Сюжет произведения прост, потому что автору важны не внешние события, а душевный мир героев, в каждом из которых есть своя тайна. В раскрытии глубин духовного состояний любящего человека автору помогает и пейзаж, который в повести становится «пейзажем души». Вот перед нами первая картина природы, знакомящая нас с местом действия, немецким городком на берегу Рейна, данная через восприятие главного героя. […]
Повесть И. С. Тургенева «Ася» рассказывает о том, как знакомство главного героя господина Н. Н. с Гагиными перерастает в историю любви, которая оказалась для героя источником как сладостных романтических томлений, так и горьких терзаний, потом, с годами, утративших свою остроту, но обрекших героя на судьбу бобыля. Интересным является тот факт, что автор отказал герою в имени, нет и его портрета. Объяснения этому можно дать разные, но одно несомненно: акцент с внешнего И. С. Тургенев переносит на внутреннее, […]
В романе И.С.Тургенева «Отцы и дети» главным героем выступает Евгений Базаров. Он с гордостью говорит о том, что он – нигилист. Понятие нигилизм означает такой вид убеждений, в основе которого – отрицание всего накопленного на протяжении долгих веков культурного и научного опыта, всех традиций и представлений о социальных нормах. История этого общественного движения в России связана с 60 -70 –ми гг. XIX века, когда в обществе наметился перелом в традиционных общественных взглядах и научных […]
Возможны два взаимоисключающих утверждения: “Несмотря на внешнюю чёрствость и даже грубость Базарова в обращении с родителями, он нежно любит их” (Г.Бялый) и “Разве не проявляется в отношении Базарова к родителям та душевная чёрствость, которая не может быть оправдана”. Однако в диалоге Базарова и Аркадия точки над i расставлены: “- Так видишь, какие у меня родители. Народ не строгий. - Ты их любишь, Евгений? - Люблю, Аркадий!” Здесь стоит вспомнить и сцену смерти Базарова, и его последний разговор с […]
Внутренний мир Базарова и его внешние проявления. Тургенев рисует развернутый портрет героя при первом появлении. Но странное дело! Читатель почти сразу забывает отдельные черты лица и вряд ли готов их описать через две страницы. В памяти остается общий абрис – автор представляет лицо героя отталкивающе-некрасивым, бесцветным по краскам и вызывающе-неправильным по скульптурной лепке. Но тут же отделяет черты лица от их подкупающего выражения («Оживлялось спокойной улыбкой и выражало самоуверенность и […]
В февральской книжке «Русского вестника» появляется роман Tургенева «Отцы и дети». Роман этот, очевидно, составляет вопрос... обращается к молодому поколению и громко задает ему вопрос: «Что вы за люди?» Таков настоящий смысл романа. Д. И. Писарев, Реалисты Евгений Базаров, по свидетельствам писем И. С. Тургенева к друзьям, «самая симпатичная из моих фигур», «это мое любимое детище... на которого я потратил все находящиеся в моем расположении краски». «Этот умница, этот герой» предстает перед читателем натурой […]
Испытание дуэлью. Базаров и его друг снова проезжает по тому же кругу: Марьино – Никольское – родительский дом. Ситуация внешне почти буквально воспроизводит ту, что в первый приезд. Аркадий наслаждается летним отдыхом и, едва найдя предлог, возвращается в Никольское, к Кате. Базаров продолжает естественнонаучные опыты. Правда, на этот раз автор выражается по-другому: «на него нашла лихорадка работы». Новый Базаров отказался от напряженных идеологических споров с Павлом Петровичем. Лишь изредка бросает достаточно […]
Аркадий и Базаров очень непохожие люди, и дружба, возникшая между ними, тем удивительней. Несмотря на принадлежность молодых людей к одной эпохе, они очень разные. Необходимо учесть, что они изначально принадлежат к разным кругам общества. Аркадий – сын дворянина, он с раннего детства впитал то, что Базаров презирает и отрицает в своем нигилизме. Отец и дядя Кирсановы интеллигентные люди, ценящие эстетику, красоту и поэзию. С точки зрения Базарова, Аркадий – мягкосердечный «барич», размазня. Базаров не хочет […]
Иван Сергеевич Тургений – известный русский писатель, подаривший русской литературе произведения, которые стали классикой. Повесть «Вешние воды» относится к позднему периоду творчества автора. Мастерство писателя проявляется главным образом в раскрытии психологических переживаний героев, их сомнений и поисков. В основу сюжеты положены отношения русского интеллигента, Дмитрия Санина, и юной красавицы-итальянки, Джеммы Розелли. Раскрывая на протяжении повествования характеры своих героев, Тургенев подводит […]
Толстой в своем романе «Война и мир» представляет нам много разных героев. Он рассказывает нам об их жизни, об отношениях между ними. Уже почти с первых страниц романа можно понять, что из всех героев и героинь Наташа Ростова является любимой героиней писателя. Кто такая Наташа Ростова, когда Марья Болконская попросила Пьера Безухова рассказать о Наташе, он ответил: «Я не знаю, как отвечать на ваш вопрос. Я решительно не знаю, что это за девушка; я никак не могу анализировать ее. Она обворожительна. А отчего, […]
Споры Базарова и Павла Петровича представляют социальную сторону конфликта в романе Тургенева «Отцы и дети». Здесь сталкиваются не просто разные взгляды представителей двух поколений, но и две принципиально разные политические точки зрения. Базаров и Павел Петрович оказываются по разные стороны баррикад в соответствии со всеми параметрами. Базаров – разночинец, выходец из бедной семьи, вынужденный самостоятельно пробивать себе дорогу в жизни. Павел Петрович – потомственный дворянин, хранитель семейных уз и […]
Образ Базарова противоречив и сложен, его раздирают сомнения, он переживает душевные травмы, в первую очередь из‑за того, что отвергает естественное начало. Теория жизни Базарова, этого крайне практичного человека, медика и нигилиста, была очень проста. В жизни нет любви – это физиологическая потребность, нет красоты – это всего лишь сочетание свойств организма, нет поэзии – она не нужна. Для Базарова не существовало авторитетов, он и веско доказывал свою точку зрения до тех пор, пока жизнь не переубедила его. […]
Самыми выдающимися женскими фигурами в романе Тургенева «Отцы и дети» являются Одинцова Анна Сергеевна, Фенечка и Кукшина. Эти три образа до крайности непохожи друг на друга, но тем не менее мы попытаемся их сравнить. Тургенев очень уважительно относился к женщинам, возможно, поэтому их образы подробно и ярко описаны в романе. Этих дам объединяет знакомство с Базаровым. Каждая из их внесла свою лепту в изменение его мировоззрения. Самую значительную роль сыграла Анна Сергеевна Одинцова. Именно ей было суждено […]
Роман «Отцы и дети» был создан в крайне сложный и конфликтный период. На шестидесятые годы девятнадцатого века пришлось сразу несколько революций: распространение материалистических взглядов, демократизация общества. Невозможность вернуться к прошлому и неопределённость будущего стали причиной и идейного, ценностного кризиса. Позиционирование этого романа как на «остросоциального», свойственное советскому литературоведению, влияет и на сегодняшних читателей. Разумеется, этот аспект необходимо […]
И. С. Тургенев – проницательный и прозорливый художник, чуткий ко всему, умеющий подмечать и описывать самые незначительные, мелкие детали. Тургенев в совершенстве владел мастерством описания. Все его картины живы, ясно предоставлены, наполнены звуками. Тургеневский пейзаж психологичен, связан с переживаниями и обликом персонажей рассказа, с их бытом. Несомненно, пейзаж в рассказе «Бежин луг» играет важную роль. Можно сказать, что весь рассказ пронизан художественными зарисовками, которые определяют состояние […]
В 1852 году И.С.Тургенев написал повесть «Муму». Главный персонаж повести - Герасим. Он предстает перед нами человеком с доброй отзывчивой душой – простой и понятной. Такие персонажи встречаются в русских народных сказках и отличаются своей силой, рассудительностью и душевностью. Для меня Герасим - это яркий и точный образ русского народа. С первых строк повести я отношусь к этому персонажу с уважением и состраданием, а значит, я с уважением и состраданием отношусь ко всему русскому народу той эпохи. Всматриваясь […]
«Записки охотника» – это книга о русском народе, крепостном крестьянстве. Однако рассказы и очерки Тургенева описывают и многие другие стороны русской жизни того времени. С первых очерков своего «охотничьего» цикла Тургенев прославился как художник, обладающий удивительным даром видеть и рисовать картины природы. Тургеневский пейзаж психологичен, он связан с переживаниями и обликом персонажей рассказа, с их бытом. Свои мимолетные, случайные «охотничьи» встречи и наблюдения писатель сумел воплотить в типические […]
Кирсанов Н. П. Кирсанов П. П. Внешний вид Невысокий мужчина чуть за сорок. После давнего перелома ноги прихрамывает. Черты лица приятные, выражение грустное. Красивый ухоженный мужчина средних лет. Одевается щеголевато, на английский манер. Легкость в движениях выдает человека спортивного. Семейное положение Вдовец более 10 лет, был очень счастлив в браке. Есть молодая любовница Фенечка. Двое сыновей: Аркадий и шестимесячный Митя. Холостяк. В прошлом пользовался успехом у женщин. После […]
Иван Сергеевич Тургенев – замечательный русский писатель XIX в., снискавший уже при жизни читательское призвание и мировую известность. Его творчество служило делу отмены крепостного права, вдохновляло на борьбу с самодержавием. В произведениях Тургенева поэтически запечатлены картины русской природы, красота подлинных человеческих чувств. Автор умел глубоко и тонко постигать современную жизнь, правдиво и поэтично воспроизводя ее в своих произведениях. Подлинный интерес жизни он видел не в остроте ее внешних […]