Переэкзаменовка по литературе рассказ читать. Лёшкина переэкзаменовка - Заколдованная буква
«Слово о полку Игореве»
Из литературы XVIII в.
Д.И. Фонвизин комедия «Недоросль»
Г.Р. Державин Стихотворение «Памятник»
Литература первой половины XIX века
А.С. Грибоедов комедия «Горе от ума»
В.А. Жуковский стихотворение «Море», баллада «Светлана»
А.С. Пушкин романы: «Капитанская дочка», «Евгений Онегин», поэма «Медный всадник», стихотворения: «Деревня», «Узник», «Во глубине сибирских руд...», «Поэт», «К Чаадаеву», «Песнь о вещем Олеге», «К морю», «Няне», «К***» («Я помню чудное мгновенье...»), «19 октября» («Роняет лес багряный свой убор...»), «Пророк», «Зимняя дорога», «Анчар», «На холмах Грузии лежит ночная мгла...», «Я вас любил: любовь еще, быть может...», «Зимнее утро», «Бесы», «Hазговор книгопродавца с поэтом», «Туча», «Я памятник себе воздвиг нерукотворный...», «Погасло дневное светило...», «Свободы сеятель пустынный...», «Подражания Корану» (IX. «И путник усталый на Бога роптал...»), «Элегия», («Безумных лет угасшее веселье...»), «...Вновь я посетил...»
М.Ю. Лермонтов поэма «Мцыри», роман «Герой нашего времени», «Песня про... купца Калашникова», стихотворения: «Нет, я не Байрон, я другой...», «Тучи», «Нищий», «Из-под таинственной, холодной полумаски...», «Парус», «Смерть поэта», «Бородино», «Когда волнуется желтеющая нива...», «Дума», «Поэт» («Отделкой золотой блистает мой кинжал...»), «Три пальмы», «Молитва» («В минуту жизни трудную...»), «И скучно и грустно», «Нет, не тебя так пылко я люблю...», «Родина», «Сон» («В полдневный жар в долине Дагестана...»), «Пророк», «Как часто, пёстрою толпою окружен...», «Валерик», «Выхожу один я на дорогу...»
Н.В. Гоголь пьеса «Ревизор», поэма «Мертвые души», повесть «Шинель».
Литература второй половины XIX века
А.А. Фет стихотворения: «Заря прощается с землею...», «Одним толчком согнать ладью живую…», «Вечер», «Учись у них – у дуба, у березы…»,«Это утро, радость эта…», «Шепот, робкое дыханье…», «Сияла ночь. Луной был полон сад. Лежали…», «Еще майская ночь»
Н.А. Некрасов поэма «Кому на Руси жить хорошо», стихотворения: «Тройка», «Я не люблю иронии твоей...»,«Железная дорога», «В дороге», «Вчерашний день, часу в шестом…», «Мы с тобой бестолковые люди...», «Поэт и Гражданин», «Элегия» («Пускай нам говорит изменчивая мода...»), «О Муза! я у двери гроба…»
И.С. Тургенев роман «Отцы и дети»
М.Е. Салтыков-Щедрин сатирические сказки: («Повесть о том, как один мужик двух генералов прокормил», «Премудрый пескарь», «Дикий помещик», роман «История одного города» (обзорное изучение)
Л.Н. Толстой роман-эпопея «Война и мир»
Ф.М. Достоевский роман «Преступление и наказание»
И.А. Гончаров роман «Обломов»
Н.С. Лесков одно произведение (по выбору экзаменуемого).
А.Н. Островский драма «Гроза»
Ф.И. Тютчев стихотворения: «Полдень», «Певучесть есть в морских волнах…», «С поляны коршун поднялся…», «Есть в осени первоначальной…», «Silentium!», «Не то, что мните вы, природа...»,«Умом Россию не понять…», «О, как убийственно мы любим...», «Нам не дано предугадать…», «К. Б.» («Я встретил вас – и все былое...»),«Природа – сфинкс. И тем она верней...»
Литература конца XIX - начала XX века
А.П. Чехов комедия «Вишневый сад», рассказы: «Студент», «Ионыч», «Человек в футляре», «Дама с собачкой», «Смерть чиновника», «Хамелеон»
Из литературы первой половины XX века
И.А. Бунин рассказы: «Господин из Сан-Франциско», «Чистый понедельник»
А.А. Ахматова поэма «Реквием», стихотворения: «Песня последней встречи», «Сжала руки под темной вуалью…», «Мне ни к чему одические рати…», «Мне голос был. Он звал утешно…», «Родная земля», «Заплаканная осень, как вдова...», «Приморский сонет», «Перед весной бывают дни такие...», «Нес теми я, кто бросил землю...», «Стихи о Петербурге», «Мужество»
М. Цветаева стихотворения: «Моим стихам, написанным так рано…», «Стихи к Блоку» («Имя твое – птица в руке…»), «Кто создан из камня, кто создан из глины…», «Тоска по родине! Давно…», «Книги в красном переплете», «Бабушке», «Семь холмов – как семь колоколов!..» (из цикла «Стихи о Москве»)
М. Горький драма «На дне», рассказ «Старуха Изергиль»
С.А. Есенин стихотворения: «Гой ты, Русь, моя родная!..», «Не бродить, не мять в кустах багряных…», «Мы теперь уходим понемногу…»,«Письмо матери», «Спит ковыль. Равнина дорогая…», «Шаганэ ты моя, Шаганэ…», «Не жалею, не зову, не плачу…», «Русь Советская», «О красном вечере задумалась дорога…», «Запели тесаные дроги…», «Русь», «Пушкину», «Я иду долиной. На затылке кепи...», «Низкий дом с голубыми ставнями...»
Б.Л. Пастернак роман «Доктор Живаго» (обзорное изучение с анализом фрагментов), стихотворения: «Февраль. Достать чернил и плакать!..», «Определение поэзии», «Во всем мне хочется дойти…», «Гамлет», «Зимняя ночь», «Никого не будет в доме...», «Снег идет», «Про эти стихи», «Любить иных – тяжелый крест...», «Сосны», «Иней», «Июль»
О.Э. Мандельштам «Notre Dame», «Бессонница. Гомер. Тугие паруса…», «За гремучую доблесть грядущих веков…», «Я вернулся в мой город, знакомый до слез…»
В.В. Маяковский поэма «Облако в штанах», стихотворения: «А вы могли бы?», «Послушайте!», «Скрипка и немножко нервно», «Лиличка!», «Юбилейное», «Прозаседавшиеся», «Нате!», «Хорошее отношение к лошадям», «Необычайное приключение, бывшее с Владимиром Маяковским летом на даче», «Дешевая распродажа», «Письмо Татьяне Яковлевой»
А.А. Блок поэма «Двенадцать», стихотворения: «Незнакомка», «Россия», «Ночь, улица,фонарь, аптека…», «В ресторане», «Река раскинулась. Течет, грустит лениво…» (из цикла «На поле Куликовом»), «На железной дороге»,«Вхожу я в темные храмы...», «Фабрика», «Русь», «О доблестях, о подвигах, о славе...», «О, я хочу безумно жить…»
М.А. Шолохов роман-эпопея «Тихий дон», рассказ «Судьба человека»
М.А. Булгаков романы: «Мастер и Маргарита», «Белая гвардия» (допускается выбор)
А.Т. Твардовский поэма «Василий Теркин» (главы «Переправа», «Два солдата», «Поединок», «Смерть и воин»)
А.И. Солженицын рассказ «Матрёнин двор», повесть «Один день Ивана Денисовича»
А.П. Платонов одно произведение (по выбору экзаменуемого)
Из литературы второй половины XX века
Проза второй половины XX века : Ф.А. Абрамов, Ч.Т. Айтматов, В.П. Астафьев, В.И. Белов, А.Г. Битов, В.В. Быков, В.С. Гроссман, С.Д. Довлатов, В.Л. Кондратьев, В.П. Некрасов, Е.И. Носов, В.Г. Распутин, В.Ф. Тендряков, Ю.В. Трифонов, В.М. Шукшин (произведения не менее трех авторов по выбору)
Поэзия второй половины XX века : Б.А. Ахмадулина, И.А. Бродский, А.А. Вознесенский, В.С. Высоцкий, Е.А. Евтушенко, Н.А. Заболоцкий, Ю.П. Кузнецов, Л.Н. Мартынов, Б.Ш. Окуджава, Н.М. Рубцов, Д.С. Самойлов, Б.А. Слуцкий, В.Н. Соколов, В.А. Солоухин, А.А. Тарковский (стихотворения не менее трех авторов по выбору)
Драматургия второй половины ХХ века : А.Н. Арбузов, А.В. Вампилов, А.М. Володин, В.С. Розов, М.М. Рощин (произведение одного автора по выбору)
Еще многие просят названия произведений второй половины XX века, тех авторов, что просто перечислены. Составил для вас список:
Проза второй половины XX века:
Ф.А. Абрамов ("Деревянные кони"), Ч.Т. Айтматов ("Плаха"), В.П. Астафьев ("Царь-рыба"), В.В. Быков ("Сотников", "Обелиск"), В.С. Гроссман ("Жизнь и судьба"), С.Д. Довлатов ("Заповедник", "Компромисс"), В.Л. Кондратьев ("Сашка"), В.П. Некрасов ("В окопах Сталинграда"), Е.И. Носов (Рассказы, 1959), В.Г. Распутин ("Прощание с Матерой"), В.Ф. Тендряков ("Расплата"), Ю.В. Трифонов ("Дом на набережной"), В.М. Шукшин (Рассказы) (произведения не менее трех авторов по выбору)
Поэзия второй половины XX века:
Б.А. Ахмадулина ("Осень", "Ночь", "Мы расстаемся"),
И.А. Бродский ("Не выходи из комнаты", "Элегия", "Стансы"),
А.А. Вознесенский ("Сага", "Заповедь", "Песня Офелии"),
В.С. Высоцкий ("Песня о друге", "Я не люблю", "Грусть моя, тоска моя"),
Е.А. Евтушенко ("Мой пёс", "Женщинам", "Цензура равнодушием"),
Н.А. Заболоцкий ("Не позволяй душе лениться", "В новогоднюю ночь", "Старая актриса"),
Ю.П. Кузнецов ("Цветы", "Стихия", "Русский лубок"),
Б.Ш. Окуджава ("Грузинская песня", "У поэта соперников нету"),
Н.М. Рубцов ("Поэт", "Березы", "В горнице"),
В.А. Солоухин ("Не прячьтесь от дождя"),
А.А. Тарковский ("Малиновка", "Стань самим собой"). (стихотворения не менее трех авторов по выбору)
Драматургия второй половины ХХ века: А.Н. Арбузов ("Таня"), А.В. Вампилов ("Утиная охота"), А.М. Володин ("С любимыми не расставайтесь"), В.С. Розов ("В добрый час"), М.М. Рощин ("Анна Каренина") (произведение одного автора по выбору).
Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)
Лёшкина переэкзаменовка
I
В тот вечер, когда началась эта история, мы трое – Владик, его сестра Вера и я – сидели на новом, очень широком диване у Владика дома. Кроме нас троих, в квартире никого не было. Часы пробили восемь, когда Владик встал и решительно сказал:
– Так что же мы будем делать, ребята?
Этого мы не знали. Мы давно не виделись, потому что только на днях вернулись из пионерских лагерей, где отдыхали весь июль. Все мы были в разных лагерях и поэтому часа два рассказывали друг другу про то, как провели месяц. А Вера, которая радовалась, что Владик её не гонит (обычно, как только я переступал порог, Владик говорил ей: «Мала ещё», и она сразу уходила), старалась рассказать что-нибудь интересное.
– А одна девочка из нашего класса знаете кого видела?
– Ну?.. – спросил Владик лениво.
– Анну Аркадьевну, учительницу вашу, вот кого!
– А-а… – сказал Владик равнодушно.
– Она сейчас знаете где? В Кисловодске, на Кавказе, вот! – И рыжая толстая Вера залилась краской от огорчения, что на неё не обращают внимания.
– Так что же мы будем делать? – повторил Владик. – Мне ещё надо к Лёшке…
В это мгновение на столе зазвонил телефон.
– Включили! – закричали Владик с Верой, одновременно схватившись за трубку.
И правда, это звонили с телефонной станции, чтобы сказать, что аппарат, который вчера установили, включён в сеть.
– Что бы теперь такое… а, ребята?.. – начал Владик.
– Придумала! Ну и будет сейчас… – От нетерпения Вера даже не договорила и принялась набирать номер телефона.
– Что ты придумала? – спросил я.
– То, что ты сейчас разыграешь Лёшку!
Я не успел даже возразить, как Вера, изменив голос на писклявый, выпалила в трубку:
– Лёшу Лодкина!.. Вы Лодкин? Кисловодск вас вызывает. Абонент, не отходите от аппарата! Соединяю! – И Вера притиснула трубку к моему уху.
Я понял, что задумала Вера. Она хотела, чтобы я поговорил с Лодкиным голосом Анны Аркадьевны, нашей преподавательницы русского языка и классной руководительницы. Но я не подготовился к розыгрышу и не знал, что скажу Лодкину. Я помнил только, что ему предстоит переэкзаменовка по русскому и, значит, надо Лёшу спросить, как у него дела с грамматикой. О чём бы ещё могла спросить его Анна Аркадьевна, я не представлял.
– Здравствуй, Лодкин, – сказал я неторопливым, слегка певучим голосом Анны Аркадьевны.
– Здравствуйте, Анна Аркадьевна! – закричал Лодкин не то обрадованно, не то испуганно. – Мне вас очень хорошо слышно!
– Ну, как у тебя дела с грамматикой? – спросил я.
И это у меня получилось так похоже на Анну Аркадьевну, что Вера в восторге запрыгала по комнате, а Владик выскочил хохотать в коридор.
Лодкин ответил, что вчера был в школе и писал тренировочный диктант.
– А как ты думаешь, ты сделал в нём ошибки? – спросил я.
Такой вопрос вполне могла задать Анна Аркадьевна.
– Наверно, сделал, – ответил Лодкин печально. – Боюсь, что сделал, Анна Аркадьевна.
– А скажи мне, Лодкин, как ты думаешь: каких ошибок в диктанте ты совершил больше – грубых или негрубых?
Должно быть, моя дурацкая фраза озадачила Лёшку, потому что он некоторое время тяжело дышал в трубку. Наконец он ответил:
– По-моему, у меня больше негрубых ошибок… Мне кажется…
Мне стало жаль Лёшку, захотелось подбодрить его, и я сказал:
– Я уверена, что ты выдержишь переэкзаменовку как следует. Совершенно не сомневаюсь. Уделяй только побольше внимания правилам. Заглядывай почаще в орфографический словарь. И всё будет хорошо, вот увидишь. Ты вполне можешь написать на четвёрку, Лодкин. Я желаю тебе успеха, и я в тебе уверена!
Не знаю, была ли в эту минуту уверена в Лёшке Анна Аркадьевна там, в Кисловодске, но, по-моему, и она, если бы услышала, до чего Лёшка печальный, решила бы его подбодрить.
– Спасибо, Анна Аркадьевна, – сказал Лёшка. (Я никогда ещё не замечал, чтобы у него был такой взволнованный голос.) – Теперь я… Мне ребята тоже говорили, что я могу выдержать, только я… А раз вы говорите, то, значит… я, может, правда выдержу! Большое вам спасибо, Анна Аркадьевна! Вообще…
– За что же, Лёша? – спросил я, едва не забыв, что изображаю Анну Аркадьевну.
– За то, Анна Аркадьевна, что позвонили… Времени не пожалели. Я очень… Анна Аркадьевна! Вот что я спросить хочу, – вдруг вспомнил он: – вводные слова в предложении всегда запятыми выделяются? Я в диктанте выделил.
Этот совсем неожиданный вопрос меня затруднил. Дело в том, что за лето я позабыл некоторые синтаксические правила. Я никак не думал, что сейчас, в каникулы, они мне зачем-нибудь понадобятся.
– Видишь ли, Лодкин, – промямлил я с таким сомнением, какого у педагога быть не должно, – всё зависит от случая, понимаешь ли… Правила без исключений бывают редко, так что…
Тут, к счастью, Вера заметила, какой у меня стал нерешительный тон, и затараторила в трубку:
– Ваше время истекло! Заканчивайте разговор! Истекло ваше время! Разъединяю вас!
Когда я положил руку на рычаг телефона, Вера и Владик захлопали в ладоши. Но я был не особенно доволен собой. Мне и раньше приходилось подражать голосам других людей – например, в школе во время перемены я «показывал» иногда ребятам нашего учителя физкультуры или чертёжника. По тогда это была просто шутка, и мне нравилось видеть, как все ребята смеются. А сейчас получилась путаница.
– Надо объяснить Лёшке, что я его разыграл, – сказал я, – а то он… – И я потянулся к телефону.
Но Вера отвела мою руку:
– Хорошо, скажешь ему, скажешь, но только не сейчас. Завтра скажешь, ладно? Или, ещё лучше, мы с Владиком ему скажем. Вот он удивится, представляешь?
Владик тоже стал меня уговаривать подождать до завтра. Он сказал, что завтра всё равно зайдёт к Лодкину, потому что следит за его занятиями, и заодно уж ему всё объяснит. В конце концов я согласился.
II
Наутро я проснулся оттого, что кто-то орал мне прямо в ухо:
– Над кроватью, Володя, – суффиксы прилагательных, над столом приставки висят, а в простенках – причастия снизу доверху!.. Доброе утро!
– Какие причастия? Доброе утро! Почему в простенках? – крикнул я, спросонья немного перепугавшись.
– Как – какие? Слева – действительные, а справа – страдательные. Столбиками.
Я открыл глаза и увидел Владика.
– Да проснись же, Володька! – снова закричал он. – Лёшка взялся за ум, понял?
– А, так ты был у Лодкина? – догадался я.
– Дошло всё-таки. А где же ещё!
– Удивился, наверно, Лёшка, когда узнал, что это я его вчера разыграл? – спросил я.
– Он-то, наверно, так бы удивился, что и представить нельзя, – сказал Владик, – только я ему, конечно, ничего не сказал. Сам понимаешь…
– Ничего не понимаю! – перебил я его. – Как же, когда…
Но тут Владик тоже меня перебил:
– Слушай, это даже спящий поймёт! Со вчерашнего вечера Лёшка стал заниматься на совесть. После твоего звонка он решил обязательно выдержать переэкзаменовку. Хочешь, чтобы ученик нашего класса остался на второй год?
– Если хочешь, тогда иди к нему и расскажи, что вчера разыграл, – добавила Вера, появляясь на пороге.
Я вскочил с постели и сказал, что мне нужно подумать.
– Думай, – согласился Владик, – а мы пойдём отнесём Лёшке орфографический словарь. Думай…
Я остался один.
Лёшу Лодкина я знал давно.
Он был известен не только в нашем классе, но и в параллельных. О нём говорили на сборах звена и отряда, на родительских собраниях и на педсовете. Я думаю, что о нём слышали и в роно.
Лёша Лодкин делал огромное количество ошибок в диктантах. Его диктанты хранились в методических кабинетах. Ему удавалось иногда сделать несколько ошибок в одном слове. Из-под его пера выходили часто слова совсем без гласных. Учителя говорили, что было бы лучше, если бы он делал ошибки на какие-нибудь определённые правила. Тогда с ними было бы легче бороться. Но, к сожалению, Лодкин совершал ошибки не на правила. Главное – Лёшка даже не верил, что сможет запомнить всё то, что нужно, чтобы стать грамотным. Лёша считал, что только случайно может написать диктант сносно. Поэтому запятые, например, он ставил без всякого разбора. Я видел однажды, как Лодкин расставлял их в уже написанном диктанте. Он обмакнул перо и, прошептав: «Была не была!» – принялся за дело.
То, что Лёшка решил во что бы то ни стало сдать переэкзаменовку, было, конечно, очень хорошо. Я отправился к Лёшке.
Мать Лодкина – она открыла мне дверь – сказала торжественно:
– Лёша занимается! – У неё был праздничный вид.
– Володя, ты уж… – Лёшка посмотрел на меня виновато и дружески. – Я сейчас с тобой разговаривать не буду и на улицу не пойду. Не обижайся, ладно? Дело, Володя, в том…
И он заговорил о том, что должен теперь заниматься так много, как только может, потому что Анна Аркадьевна даже на отдыхе о нём не забывает и вчера звонила из Кисловодска.
– Может быть, она ещё позвонит. Я её тогда обязательно хочу порадовать, – сказал Лёшка. – Ведь она же может ещё позвонить?
– Может, – ответил я, глядя не на Лёшку, а на стену, увешанную суффиксами и приставками.
– Слушай, она сказала, что во мне уверена… – Лёшка помолчал. – Я не могу провалить переэкзаменовку! Раньше бы мог, а теперь… – Лёшка сжал кулаки. У него сильно заблестели глаза.
Я продиктовал Лёшке страничку из хрестоматии, поправил ошибки и ушёл, не сказав, что вчера разыграл его.
III
Через несколько дней ко мне пришли Владик и Вера, чтобы вместе ехать в Парк культуры и отдыха.
– Вы зайдёте или сразу поедем? – спросил я с порога.
– Зайдём, – сказал Владик.
Они оба сели, но Владик сейчас же встал.
– Я должен сообщить тебе… – начал он.
– Сообщай, – сказал я.
– Ты не возражаешь, что я при Вере?
– Если она тебя смущает, я её в два счёта могу выставить.
– Не надо.
– Как знаешь, – проговорил он немного разочарованно и наморщил лоб. – Одним словом, Володя, дело в том…
– Ну? – сказал я.
– …что Лодкин приуныл.
– Лёшка?.. – Я почему-то не ожидал, что Владик о нём заговорит.
– Его нельзя оставлять без присмотра! – вздохнула Вера так, словно приходилась Лодкину бабушкой и он давно уже отравлял ей спокойную старость.
– Молчи… – сказал Владик. – Понимаешь, Володя, Лёшка опять стал меньше заниматься. Говорит, не осилить ему всей премудрости. Прямо старая песня… Его всё время вдохновлять надо.
– Кто же его будет вдохновлять? – спросил я.
– Ты, – ответил Владик сразу.
– Как это?
– Так. Позвонишь, как в тот раз.
– За Анну Аркадьевну? Ну нет!
– Позвонишь! – сказал Владик внушительно. – Это будет иметь огромное воспитательное значение!
Я призадумался. В своей жизни я ещё не совершал поступков, которые имели бы огромное воспитательное значение. Пожалуй, что и поступков, которые имели бы просто воспитательное значение, пусть даже не огромное, мне тоже совершать как-то не приходилось…
Пока я припоминал свои наиболее важные поступки, Владик говорил Вере:
– Тебе необходимо держать язык за зубами. Если ты хоть кому-нибудь расскажешь то, что знаешь, это может дойти до Лодкина и…
– Для чего ты мне втолковываешь? – запричитала Вера громко, но не очень обиженно. – Что я, трепаться собираюсь, да?
– Да, – ответил Владик. – Когда у тебя чешется язык, я это замечаю по твоим глазам. Но знай: если Лёшка узнает, он провалит переэкзаменовку и останется на второй год. И тогда, – Владик произнёс это с расстановкой, – весь наш класс… вся школа… весь район…
Верины глаза широко раскрылись. Она со страхом ждала, что же произойдёт с классом, школой и районом. Но Владик только грозно спросил:
– Понятно?
– Я не проболтаюсь, – быстро сказала Вера.
Владик кивнул.
– Ты поговоришь с Лёшкой вечером, от нас, – сказал он мне. – И не забудь, что он может задать тебе какой-нибудь вопрос, как тогда… – Владик озабоченно покачал головой.
Кончилось тем, что они с Верой отправились в Парк культуры и отдыха, а я, чтобы вечером не оплошать, решил взяться за грамматику и синтаксис.
Я принялся искать эти учебники, но, как назло, мне никак не удавалось их найти. Я знал, что они никуда не могли деваться, но всё-таки их нигде не было. Я заглянул даже в сундук, где лежали пересыпанные нафталином зимние вещи, однако и там никаких книг не оказалось. Второй раз обшаривать квартиру я не стал, а, чтобы не терять времени, отправился в районную детскую библиотеку. В библиотеке мне выдали «Грамматику» и «Синтаксис», но почему-то решили, что у меня самого переэкзаменовка, и это мне было очень неприятно. Кроме того, наверно от нафталина, мне всё время хотелось чихнуть, но из этого ничего не выходило, и я то и дело гримасничал, так что женщина, которая наблюдала за порядком в зале, сделала мне замечание.
Так как я не знал, по какому разделу Лёшка меня о чём-нибудь спросит, то занимался весь день. Когда, перелистав оба учебника, я поднялся из-за стола, уже стемнело. Набитый правилами, я побежал к Владику.
IV
Вера, как и в первый раз, соединила меня с Лодкиным, и я услышал громкий, очень довольный Лёшкин голос:
– Анна Аркадьевна, это вы, да?
– Я, – ответил я.
– У меня дела лучше, Анна Аркадьевна! – крикнул Лодкин.
– Очень рада, – сказал я. – Надеюсь, Лёша, ты занимаешься всё время?
– Всё время… то есть последнее время я… а так всё время, Анна Аркадьевна.
– Прекрасно, – сказал я. – Может быть, у тебя есть ко мне какие-нибудь вопросы? Я готова ответить.
Мне очень хотелось показать свои знания. Ведь я не только повторил всё, что мы прошли за год по синтаксису и грамматике, но и прочитал брошюру (её где-то достал Владик) «Преподавание синтаксиса», изданную «в помощь учителю». Было бы просто обидно, если бы теперь Лёшка не задал мне какого-нибудь подходящего вопроса.
– Анна Аркадьевна, я правда хочу спросить… – начал Лёшка.
– Пожалуйста, Лёша, – откликнулся я, на всякий случай раскрывая учебник русского языка на оглавлении.
– Вам Казбек оттуда виден? – спросил Лёшка с любопытством.
– Казбек? – переспросил я.
Владик и Вера смотрели на меня непонимающими глазами и ничего не подсказывали. Не могли сообразить, в чём дело!
– Нет, не виден, – ответил я наугад, чувствуя, что помощи не дождёшься. – Горная вершина Казбек, Лодкин, отсюда не видна.
– А у Лермонтова написано, Анна Аркадьевна, – сказал Лёшка смущённо, – что Печорин из Кисловодска Казбек видел. Я подумал, раз Печорин…
– А, Печорин, один из тех, кого Белинский называл «лишними людьми»?.. – пробормотал я, решительно не зная, как выбраться из положения.
– Ага, «лишний человек», – подтвердил Лёшка.
Разговор становился дурацким. Нужно было что-то немедленно ответить.
– Надо учесть, Лодкин, – произнёс я размеренным голосом, – что Печорин видел из Кисловодска Казбек в первой половине девятнадцатого века, не так ли? А сейчас у нас…
– Вторая половина двадцатого, – поспешно подсказала Вера ни к селу ни к городу.
– Вторая половина двадцатого века, Лодкин, – сказал я в трубку.
– Ах, вот что, Анна Аркадьевна… – Лёшка, видимо, ничего не понимал, но старался не показать этого.
– Я желаю тебе успеха, – торопился я закончить разговор. – Ты, конечно, выдержишь переэкзаменовку. Будь только внимателен, когда сядешь писать диктант. Не спеши, как это с тобой бывает. До свиданья!
– Спасибо, до свиданья! – крикнул Лёшка. – Вам ещё что-то мама моя сказать хочет.
Не успел я возразить, как мать Лодкина в самом деле взяла трубку и, называя меня «голубушкой», «милой девушкой» и «светлой головушкой», принялась благодарить за внимание к Лёшке. Когда я положил наконец трубку, мне стало очень не по себе. Но Владик начал убеждать меня, что ничего дурного не произошло. По его словам, расстраиваться мы могли бы, если бы после моего звонка Лодкин с матерью подумали об Анне Аркадьевне плохо. А раз они, наоборот, думают о ней лучше прежнего, то всё в порядке.
– А с Казбеком как же? – спросил я удручённо.
– С Казбеком – пустяки, – ответил Владик. – Может быть, Анна Аркадьевна близорукая – откуда Лёшке знать?
Я немного успокоился.
– Хотя, – заметил Владик, подумав, – с девятнадцатым веком у тебя получилось неудачно и даже, знаешь ли, странно. Да-а… Когда в следующий раз будешь говорить с Лёшкой, знай о Кавказе побольше, а не то…
– Не будет следующего раза! – заорал я возмущённо. – Этого не хватало – «в следующий раз»!..
– Ну чего ты раскричался? – миролюбиво спросил Владик. – Это и понадобиться может только раз: накануне переэкзаменовки. Если я увижу, что у Лёшки душа в пятки ушла, пожелаешь ему успеха, несколько слов, таких уверенных… Да что тебя учить!
Я отказался наотрез, но на следующий день Владик притащил мне всё-таки справочник «Курорты Кавказа», какую-то старинную брошюру «Целебные источники Минеральных Вод» и открытку, на которой был изображён Казбек.
– Изучай, – сказал он.
Я послал его к чертям. Он ушёл, однако оставил мне всё, что принёс. Само собой получилось, что я прочитал обе книжицы. И так как у меня хорошая память, то я запомнил и туристские маршруты, которые в них рекомендовались, и названия санаториев, и даже почти все болезни, какие лечат минеральной водой. Теперь уж Лёшке ни за что не удалось бы поставить меня в тупик!..
Но больше я с Лодкиным по телефону не разговаривал. Видно, Владик в канун переэкзаменовки решил, что обойдётся и без меня. И действительно, Лёшка написал диктант на четвёрку. То есть он получил бы даже пятёрку, если бы не одна ошибка, которую, правда, я уверен, кроме него, никто не догадался бы сделать: он само слово «диктант» через «е» написал.
Несмотря на эту нелепую ошибку, Лёшка, конечно, был счастлив. Его перевели в седьмой класс, и он, едва об этом узнал, бросился покупать всё необходимое для нового учебного года. Мы долго ходили с ним по магазинам школьных и канцелярских товаров, по книжным магазинам, не спеша запасались карандашами, тетрадями, перьями и вместе радовались, что скоро в школу.
В тот день мне как-то не пришло на ум сказать Лёшке, что по телефону ему звонил я, а не Анна Аркадьевна. Уже расставшись с ним, я решил, что непременно сделаю это до первого сентября.
И как-то Владик, Вера и я отправились к Лодкину, чтобы позвать его в кино на новую картину, а по дороге в кино рассказать ему всё и посмотреть, как он будет изумляться.
V
Мы столкнулись с Лёшкой и его матерью в дверях: они уходили. Лёшка был принаряжен и осторожно держал обеими руками, как спелёнатого младенца, огромный букет, завёрнутый в бумагу.
– Анну Аркадьевну встречать едем! – пояснила Лёшкина мать. – Как раз поспеем!
Тут мы трое переглянулись и подумали все об одном: о том, что Лёшка прямо на вокзале заговорит с Анной Аркадьевной про её звонки из Кисловодска и случится что-то жуткое. Надо было спасать положение, но у меня прилип язык к гортани, так что я, даже если бы и придумал что-нибудь, всё рано не смог бы ничего сказать. Между прочим, это у меня впервые так язык приклеился. Я раньше считал, что «прилип язык к гортани» – это метафора, и даже, по-моему, на экзамене по литературе привёл это выражение как пример метафоры. Но, видно, оно – не всегда метафора.
Владик тоже стоял и молчал, загораживая выход на лестницу. И в эту минуту Вера сказала:
– Это вы какую Анну Аркадьевну встречаете: которая их учительница?
– Её, – ответила Лёшкина мать. – Так что вы, ребятки…
– Так её же поезд на четыре с половиной часа опаздывает! – сказала Вера.
– На четыре с половиной?.. – И Лёшка с матерью даже отошли немного от двери в глубь коридора: – А что случилось?
– Рельсы немножко… – начала было Вера.
Но тут вмешался Владик.
– Их продержали у разъезда около Лозовой, – объяснил он уверенно. – Я только что звонил на вокзал.
– Ага… такой же случай был с моим отцом, – подтвердил я, отклеив наконец свой язык. С моим отцом и правда был такой случай.
– А вы тоже хотели Анну Аркадьевну встретить? – спросил Лёшка.
– Хотели. Да только теперь… – Владик развёл руками.
– Вечером её родные все встречать будут, – добавила Вера, – нам как-то… – Она замялась.
– Да, – сказала Лёшкина мать. – Я всё-таки на вокзал позвоню, справлюсь.
– А мы, пожалуй, пойдём. Верно, ребята? – сказал Владик бледнея.
– Пойдём! – откликнулись мы с Верой очень дружно.
– Постойте! – остановила нас Лёшкина мать, не отнимая трубки от уха. – Куда же вы? Вы ведь, должно быть, пришли зачем-нибудь? Садитесь!
– Ты не помнишь, зачем мы пришли? – спросил меня Владик, садясь на букет.
– Я не помню что-то… – сказал я, не отрывая взгляда от Лёшкиной матери. (Она вновь и вновь набирала один и тот же номер, но, к счастью, он пока был занят.) – По-моему… нет, не помню… Хотя вспомнил: мы пришли просто так. Совершенно верно… Конечно… Теперь я припоминаю.
– У вас с Лёшей секреты, вероятно, – проговорила Лёшкина мать, поняв по-своему моё бормотанье. – Пожалуйста, я не допытываюсь. Эх, – добавила она, с сердцем бросив трубку на рычаг, – на этот Курский вокзал, наверно, за сутки не дозвонишься!
– Да, досадно. Туда действительно невозможно дозвониться, – заметил Владик повеселев, – на редкость трудно. Очень досадно!
– Ну, мы пойдём всё-таки, – сказал я.
Лёшка вышел нас проводить. На лестнице Владик шепнул Вере:
– Ты иди с ним в кино, а мы с Володей – на вокзал.
– Пойдём сейчас в кино, Лёша, – предложила Вера.
– Так вы за этим и пришли? – обрадовался Лёшка.
– И билеты есть?
– Ага, – сказала Вера.
– А чего же вы при маме не сказали?
– Боялись – она тебя не отпустит, – не задумываясь, ответил Владик.
– Почему? Она меня днём отпускает, – возразил Лёшка.
– Видишь ли, картина очень взрослая, – сказал Владик.
– Там арии… арии такие, понимаешь, что только после шестнадцати лет, вот в чём дело, – поспешно поддержал я.
Только бы Лёшку отправить в кино, а нам попасть на вокзал вовремя! Только бы всё объяснить Анне Аркадьевне раньше, чем Лёшка с матерью явятся её благодарить! Но Лёшка не отпускал нас – он не торопился.
– Это что за картина, «Алеко»? – спросил он.
– «Алеко».
– Интересно, тут «Алеко», а у Пушкина «Цыганы» называется, да?
– А у Пушкина «Цыганы», – повторили мы, переминаясь с ноги на ногу.
– Может, ещё не пустят из-за арий этих? – усомнился Лёшка.
– Пустят, – сказал я. – Эти арии только вечером… а так, днём, и тебе и Вере можно… Вот мы с Владиком уже были – пустили.
– Так, значит, мне одному с Верой идти? – Видно было, что Лёшка заколебался. – Я думал, всем вместе…
– Билеты хорошие, самая середина, – сказала Вера жалобно. – Пора уж идти, а то пропадут…
Наконец Вера с Лёшкой ушли в одну сторону, а мы с Владиком помчались в другую – к метро. Сбежав вниз по эскалатору, вскочили в поезд и выбрались из-под земли у Курского вокзала, когда до прибытия кисловодского поезда оставалось пять минут.
– Живо брать перронные билеты! Успеем! – сказал Владик. – Плохо, что номера вагона не знаем. Но на платформе так сделаем: ты станешь у входа в туннель, а я пойду вдоль вагонов. Анну Аркадьевну не пропустим.
Мне это понравилось. Я просто мечтал, чтобы Анне Аркадьевне попался на глаза первым Владик, а не я. Он найдёт что сказать. Что касается меня, то мне и представить себе было трудно, как я начну что-нибудь объяснять.
– У тебя есть деньги? – спросил Владик, когда несколько человек, стоявших впереди нас в короткой очереди, получили билеты.
В кармане у меня оказался один рубль.
У Владика нашлось пятьдесят копеек. Перронный билет стоил рубль.
– Так, – сказал Владик, – на два билета не хватает. Купим один, ты пойдёшь на платформу, а мне придётся подождать здесь.
– Почему я пойду на платформу? – спросил я.
– Рубль – твой, – ответил он.
– Я дам тебе пятьдесят копеек, – сказал я.
– Не в этом дело, – ответил он, подумав мгновение: – ведь говорил с Лёшкой за Анну Аркадьевну всё-таки ты!
Я ничего не ответил, только посмотрел на Владика. Он быстро сказал:
– Ладно, попробуем пройти вместе.
Мы скорым шагом спустились в туннель. Рядом с нами шло много встречающих с букетами. Были и люди без цветов, но с чемоданами – эти уезжали сами. Мимо контролёрш все проходили, не останавливаясь, не замедляя шага. Некоторые на ходу показывали свои билеты, другие проходили просто так.
– Надо только иметь уверенный вид, – прошептал Владик, когда мы приблизились к контролёршам, – и ничего не спросят даже…
У него был и на самом деле уверенный вид. В толпе мы оба прошли мимо контроля без всякой задержки. На мой билет ни одна из железнодорожниц даже не взглянула.
– В порядке… – произнёс Владик облегчённо.
И сразу мы услышали за спиной окрик:
– Мальчик, вернись!
– Мне вернуться? – спросил я с надеждой и остановился.
– Нет, ему. Он вот без билета. – Контролёрша указала на Владика.
Владик пошёл назад. Не знаю, почему его не пропустили. У него был очень спокойный вид, а у меня, по-моему, наоборот, подозрительный. Как догадались, что именно у него нет перронного билета, я не представляю. Так или иначе, Владик остался где-то на площади, а я вышел на платформу, к которой уже подкатывал не спеша поезд Кисловодск – Москва.
Поезд остановился, и сразу стало на платформе шумно, суматошно: вокруг меня обнимались, целовались, искали и находили друг друга приехавшие и встречающие, только я стоял на одном месте, у входа в туннель, искал глазами Анну Аркадьевну и боялся, что сейчас увижу её. Но мимо меня прошло уже много людей, на перроне стало просторно, однако Анны Аркадьевны всё не было. У меня мелькнула мысль, что, может быть, я нечаянно пропустил Анну Аркадьевну, а Владик на другом конце туннеля, при выходе на площадь, её встретил и сейчас уже обо всём ей рассказывает. Как бы это было здорово!
Мечтая, я, наверно, не очень внимательно глядел по сторонам. Когда мечтаешь, то видишь уже только то, что тебе хочется, а не то, что делается вокруг. Так что я прямо вздрогнул, когда передо мной в нескольких шагах очутилась вдруг Анна Аркадьевна. Она была загоревшая, в широкополой соломенной шляпе, светло-зелёном платье и босоножках. Рядом с ней шёл бледный, сразу видно, что не с юга, парень в чёрном костюме и нёс, слегка клонясь в одну сторону, большой чемодан. Он называл Анну Аркадьевну Анечкой и на весь перрон говорил о том, что её телеграмма пришла только утром, и поэтому её родители, которым он звонил, не сумели выбраться на вокзал.
– Так и получилось, что я один тебя встретил, – сказал он потише и взял Анну Аркадьевну под руку.
Они поравнялись со мной.
– Шатилов? – изумилась Анна Аркадьевна. – Здравствуй! Что ты здесь делаешь? Встречаешь кого-нибудь?
– Меня? – Анна Аркадьевна была, как говорится, поражена. – Меньше всего ожидала сейчас увидеть тебя, Шатилов…
– На площади ещё Горяев ждёт, – предупредил я, – Владик.
– Что-нибудь случилось? – спросила Анна Аркадьевна.
– Случилось, – сказал я.
– Так что ж ты? Ну?.. – Анна Аркадьевна испуганно смотрела на меня, остановившись как вкопанная посреди перрона.
– Случилось, но не очень страшное, – сказал я, чтобы её успокоить.
– Так что же?
– Я потом, – сказал я и покосился на парня с чемоданом. – Можно потом?..
– А-а, – сказала Анна Аркадьевна с облегчением, – так, может, мы потолкуем с тобой завтра? Раз ничего страшного…
– Ничего очень страшного, – сказал я спокойно, – но через два часа будет уже поздно.
После этого Анна Аркадьевна почему-то опять сильно встревожилась.
– Что же, – заторопилась она, – тогда скорее поедем ко мне. Где же Владик?
На площади Владика не было. Анна Аркадьевна и её знакомый немного постояли, а я побегал взад-вперёд по тротуару от вокзала до метро, но Владика не нашёл.
– Придётся ехать без него, – решил я.
Мы сели в троллейбус и поехали. Конечно, вдвоём с Владиком мне теперь было бы легче. Но об этом не стоило думать. В троллейбусе мы сначала не разговаривали. Нарушил молчание Виктор – так звали парня, который нёс чемодан.
– Как ты всё-таки отдыхала, Анечка? – спросил он.
– Отдыхала?.. – переспросила Анна Аркадьевна, словно очнувшись. – Чудесно! Там были замечательные прогулки – например, от Храма воздуха к Красному Солнышку…
– …откуда открывается вид на вершину Эльбруса, а также на живописно раскинувшийся внизу Кисловодск, – вступил я в разговор, вдруг вспомнив Владикину брошюру.
Анна Аркадьевна и Виктор внимательно на меня посмотрели.
– И само восхождение удивительное! – продолжала Анна Аркадьевна. – Воздух всё время такой, что совершенно не чувствуешь крутизны…
– Незабываемая прогулка, которая, однако, не рекомендуется при пороке сердца, – быстро добавил я, очень довольный, что мои знания пригодились.
– Ты побывал в Кисловодске? Да, Шатилов? – спросила Анна Аркадьевна.
– Нет, что вы, я никогда там не был!
Мне показалось, что этот мой ответ Анне Аркадьевне чем-то очень не понравился, и я не вымолвил больше ни слова, пока мы не пришли к Анне Аркадьевне домой.
Анна Аркадьевна усадила меня в кресло, а сама села напротив на ручку другого кресла. Потом она взглянула на Виктора и сказала:
– У нас с Володей дела.
Виктор с огорчённым лицом отправился в другую комнату. В дверях он остановился и спросил:
– Разговор будет большой?
Я подумал и ответил:
– Длинный.
Тогда Виктор огорчился ещё сильнее и закрыл за собой дверь. А я без всякой утайки рассказал всё с самого начала: как позвонил Лёшке в первый, а потом во второй раз, как сегодня мы пошли к Лёшке, чтобы всё ему растолковать, а вместо этого его обманули.
Анна Аркадьевна слушала меня очень внимательно. Сначала у неё было такое лицо, как будто я ей отвечаю у доски и она не хочет, чтобы я знал, правильно отвечаю или нет. Но скоро лицо у неё стало такое, какое было на вокзале, когда я с ней поздоровался и сказал, что Владик ждёт на площади.
Не знаю почему, но больше всего удивилась Анна Аркадьевна, когда узнала, что Лёшка сдал на четвёрку. Она даже вскрикнула и переспросила:
– На четвёрку? Не может быть! Но это точно, что он сдал, ты не путаешь?
Я сказал, что знаю наверняка.
– Непонятно! – Анна Аркадьевна перестала вдруг говорить голосом, который был взрослее её, а начала говорить со мной так, как с Виктором. – Представляешь, я совершенно… ну, ни капельки не верила, что Лодкин может выдержать! Как это произошло – трудно представить!..
– Очень просто, – попытался я объяснить: – ваши звонки имели огромное воспитательное значение! То есть… я говорю, что когда я звонил, то… то помогало всё-таки, – спохватился я.
Анна Аркадьевна нахмурилась.
– Так, – сказала она. – А чего же ты теперь хотел бы?
– Почему опоздали? – строго спросил профессор.
– Знаете… извините, пожалуйста… прямо с работы… срочный заказ был… – Студент – рослый парняга с простым хорошим лицом – стоял в дверях аудитории, не решаясь пройти дальше. Глаза у парня правдивые и неглупые.
– Берите билет. Номер?
– Семнадцать.
– Правильно! Князь Игорь попал в плен. Ах, черт возьми! – Профессор скрестил на груди руки и изобразил на лице великую досаду и оттого, что князь Игорь попал в плен, и оттого главным образом, что разговор об этом получился очень уж глупым. Издевательского тона у него не получилось – он действительно злился и досадовал, что вовлек себя и парня в эту школьную игру. Странное дело, но он сочувствовал парню и потому злился на него еще больше.
– Ах, досада какая! Как же это он попал в плен?!
– Ставьте мне, что положено, и не мучайтесь, – студент сказал это резким, решительным тоном. И встал.
На профессора тон этот подействовал успокаивающе. Он сел. Парень ему нравился.
– Давайте говорить о князе Игоре. Как он там себя чувствовал? Сядьте, во-первых.
Студент остался стоять.
– Ставьте мне двойку.
– Как чувствовал себя в плену князь Игорь?! – почти закричал профессор, опять испытывая прилив злости. – Как чувствует себя человек в плену? Неужели даже этого не понимаете?!
Студент, стоя некоторое время, непонятно смотрел на старика ясными серыми глазами.
– Понимаю, – сказал он.
– Так. Что понимаете?
– Я сам в плену был.
– Так… То есть как в плену были? Где?
– У немцев.
– Вы воевали?
Профессор внимательно посмотрел на студента, и опять ему почему-то подумалось, что автор «Слова» был юноша с голубыми глазами. Злой и твердый.
– Три месяца.
– Ну и что?
Студент смотрел на профессора, профессор – на студента. Оба были сердиты.
– Садитесь, чего вы стоите, – сказал профессор. – Бежали из плена?
– Да. – Студент сел. Опять взял билет и стал смотреть в него. Ему хотелось скорей уйти.
– Как бежали? Расскажите.
– Ночью. С этапа.
– Подробней, – приказал профессор. – Учитесь говорить, молодой человек! Ведь это тоже надо. Как бежали? Собственно, мне не техника этого дела интересна, а… психологический момент, что ли. Как чувствовали себя? Это ведь горько – попасть в плен? – Профессор даже поморщился… – Вы как попали-то? Ранены были?
Помолчали. Немножко дольше, чем требуется для беседы на такую тему.
– А как же?
– Попали в окружение. Это долго рассказывать, профессор.
– Скажите, пожалуйста, какой он занятой!
– Да не занятой, а…
– Страшно было?
– Страшно.
– Да, да. – Профессору почему-то этот ответ очень понравился. Он закурил. – Закуривайте тоже. В аудитории, правда, не разрешается, но… ничего…
– Я не хочу. – Студент улыбнулся, но тут же посерьезнел.
– Деревня своя вспоминалась, конечно, мать?.. Вам сколько лет было?
– Восемнадцать.
– Вспоминалась деревня?
– Я из города.
– Ну? Я почему-то подумал – из деревни. Да…
Замолчали. Студент все глядел в злополучный билет; профессор поигрывал янтарным мундштуком, рассматривал студента.
– О чем вы там говорили между собой?
– Где? – Студент поднял голову. Ему этот разговор явно становился в тягость.
– В плену
– Ни о чем. О чем говорить?
– Черт возьми! Это верно! – профессор заволновался. Встал. Переложил мундштук из одной руки в другую. Прошелся около кафедры. – Это верно. Как вас зовут?
– Николай.
– Это верно, понимаете?
– Что верно? – студент вежливо улыбнулся. Положил билет. Разговор принимал совсем странный характер – он не знал, как держать себя.
– Верно, что молчали. О чем же говорить! У врага молчат. Это самое мудрое. Вам в Киеве приходилось бывать?
– Там есть район – Подол называется, – можно стоять и смотреть с большой высоты. Удивительная даль открывается. Всякий раз, когда я стою и смотрю, мне кажется, что я уже бывал там когда-то. Не в своей жизни даже, а давным-давно. Понимаете? – у профессора на лице отразилось сложное чувство – он как будто нечаянно проговорился о чем-то весьма сокровенном и теперь, во-первых, опасался, что его не поймут, во-вторых, был недоволен, что проговорился. Он смотрел на студента с тревогой, требовательно и заискивающе.
Студент пожал плечами, признался:
– Как-то сложно, знаете.
– Ну, как же! Что тут сложного? – Профессор опять стал быстро ходить по аудитории. Он сердился на себя, но замолчать уже не мог. Заговорил отчетливо и громко: – Мне кажется, что я там ходил когда-то. Давно. Во времена Игоря. Если бы мне это казалось только теперь, в последние годы, я бы подумал, что это старческое. Но я и молодым так же чувствовал. Ну?
Повисла неловкая пауза. Два человека смотрели друг на друга и не понимали, что им, собственно, требуется сейчас выяснить.
– Я немного не понимаю, – осторожно заговорил студент, – при чем тут Подол?
– При том, что мне показалось очень точным ваше замечание насчет того, что – молчали. Я в плену не был, даже не воевал никогда, но там, над Подолом, я каким-то образом постигал все, что относится к войне. Я додумался, что в плену – молчат. Не на допросах – я мог об этом много читать, – а между собой. Я многое там узнал и понял. Я, например, много думал над вопросом: как бесшумно снимать часовых? Мне думается, их надо пугать.
Студент удивленно посмотрел на профессора.
– Да. Подползти незаметно и что-нибудь очень тихо спросить. Например: «Сколько сейчас времени, скажите, пожалуйста?» Он в первую секунду ошалеет, и тут бросайся на него.
Студент засмеялся, опустив голову.
– Глупости говорю? – Профессор заглянул ему в глаза.
Студент поторопился сказать:
– Нет, почему… Мне кажется, я понимаю вас.
«Врет. Не хочет обидеть», – понял профессор. И скис. Но счел необходимым добавить еще:
– Это вот почему: наша страна много воюет. Трудно воюет. Это почти всегда народная война и народное горе. И даже тот, кто не принимает непосредственного участия в войне, все равно живет теми же чувствами и заботами, какими живет народ. Я это не из книжек вычитал, сами понимаете. Я это чувствую и верю этому.
Долго после этого молчали – отходили. Надо было вернуться к исходному положению: к «Слову о полку Игореве», к тому, что это великое произведение постыдно не прочитано студентом. Однако профессор не удержался и задал еще два последних вопроса:
– Один бежал?
– Нет, нас семь человек было.
– Наверно, думаете: вот привязался старый чудак! Так?
– Да что вы! Я совсем так не думаю, – студент покраснел так, как если бы он именно так и подумал. – Правда, профессор. Мне очень интересно.
Сердце старого профессора дрогнуло.
– Это хорошо, солдат. Это хорошо, что вы меня понимаете. «Слово» надо, конечно, прочитать. И не раз. Я вам подарю книжку… у меня как раз есть с собой… – Профессор достал из портфеля экземпляр «Слова о полку Игореве», подумал. Посмотрел на студента, улыбнулся. Что-то быстро написал на обложке книги, подал студенту. – Не читайте сейчас. Дома прочитаете. Вы заметили: я суетился сейчас, как неловкий жених. – Голос у профессора и выражение лица были грустными. – После этого бывает тяжело.
Студент не нашелся, что на это сказать. Неопределенно пожал плечами.
– Вы все семеро дошли живыми?
– Пишете сейчас друг другу?
– Нет, как-то, знаете…
– Ну, конечно, знаю. Конечно. Это все, дорогой мой, очень русские штучки. А вы еще «Слово» не хотите читать. Да ведь это самая русская, самая изумительная русская песня. «Комони ржуть за Сулою; звонить слава въ Кыеве; трубы трубять въ Новеграде; стоять стязи въ Путивле!» А? – Профессор поднял кверху палец, как бы вслушиваясь в последний растаявший звук чудной песни. – Давайте зачетку. – Он проставил оценку, закрыл зачетку, вернул ее студенту. Сухо сказал: – До свидания.
Студент вышел из аудитории. Вытер вспотевший лоб. Некоторое время стоял, глядя в пустой коридор. Зачетку держал в руке – боялся посмотреть в нее, боялся, что там стоит «хорошо» или, что еще тяжелее – «отлично». Ему было стыдно.
«Хоть бы «удовлетворительно», и то хватит», – думал он.
Оглянулся на дверь аудитории, быстро раскрыл зачетку… некоторое время тупо смотрел в нее. Потом еще раз оглянулся на дверь аудитории, тихо засмеялся и пошел.
В зачетке стояло: «плохо».
На улице он вспомнил про книгу. Раскрыл, прочитал:
«Учись, солдат. Это тоже нелегкое дело. Проф. Григорьев».
Студент оглянулся на окна института, и ему показалось, что в одном он увидел профессора.
…Профессор действительно стоял у окна. Смотрел на улицу и щелкал ногтями по стеклу. Думал.
Н. А. Тэффи
Тэффи Н. А. Собрание сочинений. Том 1: "И стало так..." М., "Лаком", 1997. На подготовку к экзамену по географии дали три дня. Два из них Маничка потратила на примерку нового корсета с настоящей планшеткой. На третий день вечером села заниматься. Открыла книгу, развернула карту и -- сразу поняла, что не знает ровно ничего. Ни рек, ни гор, ни городов, ни морей, ни заливов, ни бухт, ни губ, ни перешейков -- ровно ничего. А их было много, и каждая штука чем-нибудь славилась. Индийское море славилось тайфуном, Вязьма -- пряниками, Пампасы -- лесами, Льяносы -- степями, Венеция -- каналами, Китай -- уважением к предкам. Все славилось! Хорошая славушка дома сидит, а худая по свету бежит -- и даже Пинские болота славились лихорадками. Подзубрить названия Маничка еще, может быть, и успела бы, но уж со славой ни за что не справиться. -- Господи, дай выдержать экзамен по географии рабе твоей Марии! И написала на полях карты: "Господи, дай! Господи, дай! Господи, дай!" Три раза. Потом загадала: напишу двенадцать раз "Господи, дай", тогда выдержу экзамен. Написала двенадцать раз, но, уже дописывая последнее слово, сама себя уличила: -- Ага! рада, что до конца написала. Нет, матушка! Хочешь выдержать экзамен, так напиши еще двенадцать раз, а лучше и все двадцать. Достала тетрадку, так как на полях карты было места мало, и села писать. Писала и приговаривала: -- Воображаешь, что двадцать раз напишешь, так и экзамен выдержишь? Нет, милая моя, напиши-ка пятьдесят раз! Может быть, тогда что-нибудь и выйдет. Пятьдесят? Обрадовалась, что скоро отделаешься! А? Сто раз, и ни слова меньше... Перо трещит и кляксит. Маничка отказывается от ужина и чая. Ей некогда. Щеки у нее горят, ее всю трясет от спешной, лихорадочной работы. В три часа ночи, исписав две тетради и кляпспапир, она уснула над столом. Тупая и сонная, она вошла в класс. Все уже были в сборе и делились друг с другом своим волнением. -- У меня каждую минуту сердце останавливается на полчаса! -- говорила первая ученица, закатывая глаза. На столе уже лежали билеты. Самый неопытный глаз мог мгновенно разделить их на четыре сорта: билеты, согнутые трубочкой, лодочкой, уголками кверху и уголками вниз. Но темные личности с последних скамеек, состряпавшие эту хитрую штуку, находили, что все еще мало, и вертелись около стола, поправляя билеты, чтобы было повиднее. -- Маня Куксина! -- закричали они. -- Ты какие билеты вызубрила? -- А? Вот замечай как следует: лодочкой -- это пять первых номеров, а трубочкой пять следующих, а с уголками... Но Маничка не дослушала. С тоской подумала она, что вся эта ученая техника создана не для нее, не вызубрившей ни одного билета -- и сказала гордо: -- Стыдно так мошенничать! Нужно учиться для себя, а не для отметок. Вошел учитель, сел, равнодушно собрал все билеты и, аккуратно расправив, перетасовал их. Тихий стон прошел по классу. Заволновались и заколыхались, как рожь под ветром. -- Госпожа Куксина! Пожалуйте сюда. Маничка взяла билет и прючла. "Климат Германии. Природа Америки. Города Северной Америки"... -- Пожалуйста, госпожа Куксина. Что вы знаете о климате Германии? Маничка посмотрела на него таким взглядом, точно хотела сказать: "За что мучаешь животных?" -- и, задыхаясь, пролепетала: -- Климат Германии славится тем, что в нем нет большой разницы между климатом севера и климатом юга, потому что Германия, чем южнее, тем севернее... Учитель приподнял бровь и внимательно посмотрел на Маничкин рот. -- Так-с! Подумал и прибавил: -- Вы ничего не знаете о климате Германии, госпожа Куксина. Расскажите, что вы знаете о природе Америки? Маничка, точно подавленная несправедливым отношением учителя к ее познаниям, опустила голову и кротко ответила: -- Америка славится Пампасами. Учитель молчал, и Маничка, выждав минуту, прибавила чуть слышно: -- А Пампасы Льяносами. Учитель вздохнул шумно, точно проснулся, и сказал с чувством: -- Садитесь, госпожа Куксина. Следующий экзамен был по истории. Классная дама предупредила строго: -- Смотрите, Куксина! Двух переэкзаменовок вам не дадут. Готовьтесь как следует по истории, а то останетесь на второй год! Срам какой! Весь следующий день Маничка была подавлена. Хотела развлечься и купила у мороженщика десять порций фисташкового, а вечером уже не по своей воле приняла касторку. Зато на другой день -- последний перед экзаменами -- пролежала на диване, читая "Вторую жену" Марлитта, чтобы дать отдохнуть голове, переутомленной географией. Вечером села за Иловайского и робко написала десять раз подряд: "Господи, дай..." Усмехнулась горько и сказала: -- Десять раз! Очень Богу нужно десять раз! Вот написать бы раз полтораста, другое дело было бы! В шесть часов утра тетка из соседней комнаты услышала, как Маничка говорила сама с собой на два тона. Один тон стонал: -- Не могу больше! Ух, не могу! Другой ехидничал: -- Ага! Не можешь! Тысячу шестьсот раз не можешь написать "Господи, дай", а экзамен выдерживать, так это ты хочешь! Так это тебе подавай! За это пиши двести тысяч раз! Нечего! Нечего! Испуганная тетка прогнала Маничку спать. -- Нельзя так. Зубрить тоже в меру нужно. Переутомишься -- ничего завтра ответить не сообразишь. В классе старая картина. Испуганный шепот и волнение, и сердце первой ученицы, останавливающееся каждую минуту на три часа, и билеты, гуляющие по столу на четырех ножках, и равнодушно перетасовывающий их учитель. Маничка сидит и, ожидая своей участи, пишет на обложке старой тетради: "Господи, дай". Успеть бы только исписать ровно шестьсот раз, и она блестяще выдержит! -- Госпожа Куксина Мария! Нет, не успела! -- Учитель злится, ехидничает, спрашивает всех не по билетам, а вразбивку. -- Что вы знаете о войнах Анны Иоанновны, госпожа Куксина, и об их последствиях? Что-то забрезжило в усталой Маничкой голове: -- Жизнь Анны Иоанновны была чревата... Анна Иоанновны чревата... Войны Анны Иоанновны были чреваты... Она приостановилась, задохнувшись, и сказала еще, точно вспомнив наконец то, что нужно: -- Последствия у Анны Иоанновны были чреватые... И замолчала. Учитель забрал бороду в ладонь и прижал к носу. Маничка всей душой следила за этой операцией, и глаза ее говорила: "За что мучаешь животных?" -- Не расскажите ли теперь, госпожа Куксина, -- вкрадчиво спросил учитель, -- почему Орлеанская дева была прозвана Орлеанской? Маничка чувствовала, что это последний вопрос, влекущий огромные, самые "чреватые последствия". Правильный ответ нес с собой: велосипед обещанный теткой за переход в следующий класс, и вечную дружбу с Лизой Бекиной, с которой, провалившись, придется разлучиться. Лиза уже выдержала и перейдет благополучно. -- Ну-с? -- торопил учитель, сгоравший, по-видимому, от любопытства услышать Маничкин ответ. -- Почему же ее прозвали Орлеанской? Маничка мысленно дала обет никогда не есть сладкого и не грубиянить. Посмотрела на икону, откашлялась и ответила твердо, глядя учителю прямо в глаза: -- Потому что была девица.
Экспресс-подготовка к ЕГЭ по литературе за 3 месяца для самых ленивых
Скоро состоятся первые экзамены: география и.. то, ради чего вы все здесь собрались,
– литература! Сейчас я поделюсь с вами всеми мыслями и материалами, которые
помогут вам подготовиться за оставшееся время. Кто еще сомневается, что не
сможет сдать на хорошие баллы? Подняли свои клювы и приоткрыли их, чтобы
внимательно начать поглощать представленную ниже информацию.
0. Вступление
Вспомню и перескажу для начала вам свою историю . Так вот, в 2011 году мне предстояло сдавать экзамены. Я жутко ленился, впрочем, как и многие из вас, никаких репетиторов у меня не было и сайта 5литра.ру , разумеется, тоже не было.
Время от времени заглядывал в книжечки, с тоской пролистывал их. Но тут, примерно в марте, когда уже за окном действительно можно было наблюдать весеннюю погоду, с нами провела вразумительную беседу директор школы. Сказать, что она нас сильно разозлила, заразила трудом – это, значит, не сказать ничего. Речь, которая прозвучала из ее уст, не была какой-то особенной или слишком строгой – нет, она просто дала понять нам со всей серьезностью, что наше привычное «авось» в данном случае с вероятностью близкой к 100% здесь не прокатит. Разумеется, почти в каждом из нас появился тот самый страх – страх, который движет нами, тот подсознательный процесс, заставляющий выводить из режима сна наши ресурсы. И мы взялись за работу.
Я бы с большой радостью попробовал выступить перед вами с подобными словами, потому что устная речь все же имеет значительно больший эффект, но я постараюсь компенсировать недостатки письменной речи тем, что дам вам рецепт, который внесет в ваш небольшой хаос, немного светлых и свободных зон.
1. Расставляем приоритеты и все точки над i
Итак, осталось 3 месяца на подготовку. Если у вас действительно всё плохо с литературой или вы считаете, что знаний не хватит, чтобы справиться с экзаменом хотя бы на 60 баллов, то в первую очередь настоятельно рекомендую переосмыслить вашу текущую подготовку. Определитесь четко с набором экзаменов. Готовьтесь по тем трём ключевым, которые вам необходимы. Если вы рассматриваете какие-то иные варианты поступления, где нужны другие экзамены, то вам надо сбавить обороты по всем фронтам, кроме ключевого. Если вы рассматриваете литературу как ключевой экзамен, то и уделите ей большую часть своего оставшегося времени. Я в своё время сдавал 5 экзаменов, кроме математики и русского языка у меня была литература, английский и информатика. Примерно перед Новым годом я определился с тем, куда буду поступать, поэтому сосредоточился на работе с русским языком и литературой. По остальным экзаменам были лишь точечные занятия, не более.
Избавьтесь от всего ненужного, сосредоточьте своё внимание на чем-то одном и действуйте.
2. Распределяем время. Контролируем себя
В последнее время через мои руки прошло немало книг по тайм-менеджменту, саморазвитию и мотивации. Чтобы начать успевать делать большее за это же время, вам в первую очередь необходимо начать с контроля времени.
Заведите 2 блокнота:
1. Четко фиксируйте своё время в течение дня.
2. Составляйте списки дел.
В рамках короткой статьи все эти процессы и советы описывать придётся долго, поэтому обратитесь к хорошим первоисточникам: Яна Франк « » (тайм-менеджмент), Брайан Трейси «Выйди из зоны комфорта. Измени свою жизнь. 21 метод повышения личной эффективности ».
Нам свойственно откладывать всё на последний день, а потом в ужасе и панике пытаться в аврале освоить какой-то материал, написать или сделать что-либо. Не загоняйте себя в угол. Хотя бы кратко ознакомьтесь с предложенными книгами (дурного я вам не посоветую).
3. Упрощаем и сокращаем = оптимизируем
Не так давно я публиковал список произведений, которые должны быть прочитаны в первую очередь. С учетом всех ужимок и сокращений я постарался составить такой список текстов, который в первую очередь должен вам будет помочь в написании части С (чтоб была база тем для сопоставления). Большая часть произведений, которые не попали в список, были написаны в XX веке. В экзамене по литературе ХХ век представлен не так сильно. В частности, литература этого периода в С5 представлена сочинением по выбору – С5.3.
Если у вас существуют проблемы с пониманием лирического произведения, воспользуйтесь методикой построчного пересказа .
Надо ли учить стихи?
Тут всё зависит, разумеется, от того, на какие баллы вы в итоге рассчитываете. Если ориентируетесь на 50-60 баллов – можно сильно не усердствовать. Хотя бы помнить по несколько строк из стихотворения. Если нацелены на результат от 70 и выше баллов, то следует учить. Почему? Потому что ничто так не помогает в анализе лирического произведения, как познание его содержания. Прочитав один раз стихотворение, вы с большой вероятностью его не поймете. А задания С3, С4 призваны проверить, насколько вы понимаете затронутые темы, идеи, ключевые образы. Ничто так ярко не подтверждает ваше суждение, как короткая, ёмкая цитата.
На экзамене вы будете ограничены временем. Долго думать у вас не получится.
Всё-таки главное не выучить стихотворение, а понять его. Зри в корень.
6. Часть С – С5
Уже столько материалов написано на тему, как писать сочинение, но стоны всё равно продолжаются.
В одном из своих последних материалов я достаточно подробно разобрал технологию написания части С5: «Простой рецепт: как укладываться в необходимый объем (200 слов) ».
Но существует еще одна проблема, которой ранее я не касался: «Цитаты в сочинении. Как их запомнить?»
Для начала обратимся к критериям . Внимательно перечитаем тот пункт, по которому проверяется привлечение текста произведения:
|
3. Обоснованность привлечения текста произведения |
Баллы |
|
а) текст рассматриваемого произведения привлекается обоснованно и достаточно разносторонне (цитаты с комментариями к ним, краткий пересказ содержания, необходимый для доказательства суждений, обращение к микротемам текста и их интерпретация, разного рода ссылки на изображенное в произведении и т.п.) |
|
|
б) текст привлекается разносторонне, но не всегда обоснованно, и / или имеются отдельные случаи привлечения текста вне прямой связи с выдвинутым тезисом |
|
|
в) текст привлекается только как пересказ изображенного |
|
|
г) текст не привлекается, суждения текстом не обосновываются |
Тут есть 2 пути:
1. Мы заходим, например, на или на сайт «Эпиграфы.ру ». Покупаем картон (плотная бумага). Режем квадратики размером 5х5 или 6х6 (зависит от вашего почерка). Затем пишем на квадратике цитату, автора, название произведения, если цитата принадлежит литературному герою – укажите его имя. Создайте не менее 10 карточек к произведению. Цитаты должны быть яркие, короткие. Признак хорошей цитаты: прочитав ее, сразу вспоминаешь откуда она и кто ее автор. Каждый день, отправляясь куда-либо, берите часть карточек с собой: сегодня карточки по одному произведению, завтра следующие и т.д. Повторяйте содержимое карточек в любую свободную минуту.
2. Но есть и второй путь. Он для тех, кто не привык ставить перед собой большие задачи: ничего не делать. Да, вы не ослышались. Если держать в уме, что вы всё-таки помните сюжет произведений, то вы сможете хотя бы немного привлечь текст с помощью пересказа. Но всё должно быть в разумных пределах. Правда, по критерию «Обоснованность привлечения текста произведения» вы можете рассчитывать максимум на 1 балл.
ВАЖНО:
Выдержка из Спецификации (официальная документация к ЕГЭ по литературе): «Выпускнику предлагается 3 вопроса (С5.1-С5.3), охватывающие важнейшие вехи отечественного историко-литературного процесса: 1 – по произведениям древнерусской литературы, классики XVIII в. и первой половины XIX в.; 2 – по произведениям второй половины XIX в.; 3 – по произведениям ХХ в. Выпускник выбирает только один из вопросов и дает на него ответ в форме сочинения, обосновывая свои суждения обращением к произведению ».
То есть, вам следует отрабатывать произведения какого-то одного временного промежутка. И делать карточки с цитатами по тем произведениям, которые туда попадают. Логично? Думаю, да.
Хорошо, но с чего мне начать?
Итак, впереди почти 90 дней – этого времени вполне достаточно для того, чтобы успешно подготовиться и сдать минимум на 60-70 баллов.
1. Скачайте и распечатайте в 2 экземплярах
