Политическая и литературная программа западников и почвенников. Почвенники - это кто такие? Представители, взгляды и основные идеи

«Латинская Америка в 19 веке» - Домашнее задание. Медленное развитие экономики. Выберите правильный ответ. Итоги и значение освободительных войн. Две Америки. Симон Боливар. План урока. Каудильо. Латинская Америка в XIX веке. Латиноамериканский «плавильный котел».

«Гражданская война в Америке» - Сражение при Энтитеме. Статистика Гражданское войны в США. Конфедераты потеряли, соответственно, 258 тыс. и около 137 тыс. человек. Причины, события, результат. Только военные расходы правительства США достигли 3 млрд долларов. Геттисбергская кампания. Конфедеральные штаты Америки (КША), Соединенные штаты Америки (США).

«США 19 век» - Объединяла трэд-юнионы квалифицированных рабочих США и частично Канады. «Грейндж». Железные дороги в США. 1870. Политическая система. Особенно выделялись фигуры предпринимателей Рокфеллера и Моргана… Индейская проблема. Демократическая партия защищает низкие ввозные пошлины. Расстрел рабочей демонстрации в Чикаго.

«Отто фон Бисмарк» - Политическая карьера. Война с Австрией сильно вымотала канцлера. Линкор «Бисмарк», 1940 год. Памятник Бисмарку в Гамбурге. Последние годы жизни. Подобное усиление Пруссии сильно взволновало правителей Франции и России. Король был вынужден принять требования. После первой же своей речи Бисмарк приобрёл скандальную известность.

«Китай в XIX веке» - Курс на самоусиление. Создание школ и высших учебных заведений. Началась активная колонизация Китая европейскими государствами. Новая политика цыси. Создание проекта конституции. «100 дней» реформ. Курс на самоусиление не дал желаемого результата. Наркотики в страну хлынули рекой. Причины открытия китая.

«История второй половины 19 века» - Кто эти люди. Страны Азии. Мир во второй половине XIX века. Каковы причины революций во Франции. США. Англия. Италия. Англия. Китай. Германия. Период Второй империи во Франции.

Всего в теме 41 презентация

1. История вопроса.

История России насчитывает больше тысячи лет строительства и совершенствования русской общественной жизни в реальных условиях давления на неё большого числа агрессивных сил самой разной природы (геофизических факторов, кочевых орд, западных агрессоров, эпидемий, голодоморов, санкций, а также психопатов, предателей, праздных мечтателей и других неуравновешенных).

В начале становления русской общественной жизни мы больше себя чувствовали, чем осознавали членами русского общества. В русской истории никогда не было недостатка в чувствительных, эмоциональных, подвижных натурах, но также - и в евроозабоченных подражателях.

Со временем, освящённые духом и светом православия, русские люди набиралиcь всё больше опыта общественной жизни, собирая его в памятниках своей духовной, материальной и письменной культуры. Постепенно на русской политической и общественной арене стали появляться выдающиеся личности уровня Владимира Святославича Великого, Александра Ярославича Невского, святителя Алексия Московского, Ивана 3-го Васильевича, Ивана 4-го Васильевича, святителя Геннадия Новгородского, схииеромонаха Авеля Васильева, Михайло Ломоносова, Николая 1-го Павловича, Серафима Саровского, Николая Данилевского, Алексея Хомякова, Константина Леонтьева, Александра 3-го Александровича, Иоанна Кронштадтского, Фёдора Достоевского, Дмитрия Менделеева, Михаила Каткова и многих других.

Начиная со времён равноапостольного великого князя Новгородского и Киевского Владимира Святославича, постепенно складывалась русская идея, русская идеология; сам русский народ, включивший в себя великорусов, белорусов и малорусов; также - и русская политика и основные общественно-политические силы, действующие на Руси и в России. Русский народ не был создан чьим-то указом, чьими-то мечтаниями и «фэнтэзями», чьими-то теориями, или по подсказке и указке извне. Русский народ был создан естественным течением русской истории, естественным течением этногенеза на Русской равнине, совместным духовным творчеством народов, образовавших Славяно-православный домен .

Истоки Русской идеи можно найти в трудах и высказываниях Нестора-летописца, Авраамия Смоленского, Владимира Мономаха, Александра Невского, Геннадия Новгородского и Иосифа Волоцкого, старца Филофея, графа С.Уварова и Д.И. Менделеева. Работа живого русского самосознания продолжалась и дальше. Продолжается она и сегодня.

Важной вехой в становлении русского самосознания и русской идеи было время деятельности так называемых славянофилов или панславистов. Эти условные слова не были их самоназванием. Так их обозначили в русской истории либералы-западники. А.И. Аксаков по этому поводу замечает: «Панславизм мы считаем невозможным, потому что славяне уже не единоверцы, большая часть славянских племён уже разложена влиянием пустого западного либерализма. Меня гораздо больше занимает Русь». Славянофилов правильнее называть «русскими идеологами, вырабатывающими русский путь развития». Они всегда хотели, чтобы Россия жила своим умом, чтобы она была самобытна не только как сильное государство, но и как своеобразная государственная культура. Теперь надо не просто продолжать дело первых славянофилов, надо развивать их идеи, приводить их в большее соответствие, оставляя главное - любовь к Руси и России: остерегаться зависимости и копирования Запада, достигать умственной и бытовой самобытности, возможно большей независимости,

национальной и государственной крепости.

Русский путь развития исторически вырабатывался в противоборстве внешних и внутренних сил, действующих в Славяно-православном домене . Первое серьёзное столкновение этих сил произошло уже в среде межсыновьих отношений равноапостольного князя Владимира Святославича. С одной стороны, - его сыном Ярославом Мудрым и внуком Владимиром Ярославичем Новгородским, а, с другой стороны, - Святополком-Окаянным и его сатрапами, убившими его младших братьев Бориса и Глеба. Окаянный с сатрапами после названного «мокрого» дела перешёл на сторону польского короля. Эти «мокрушники» и стали первыми западниками и либералами в русской истории. Либералами - в том смысле, что сделали себя свободными от братских уз и братского долга, от православия и от памяти и уважения предков и своего Отечества.

Справедливости ради надо сказать, что в первые века русской истории на Руси действовала и третья политическая сила, которую можно назвать «грекофилы». К ней принадлежал, прежде всего, сын великого князя Владимира - Мстислав. Но эта сила в скором времени перестала оказывать самостоятельное заметное влияние на ход русской истории, часто выступая вместе с русскими почвенниками.

Второе серьёзное противостояние западников и почвенников в русской истории случилось при Александре Невском, когда великому благоверному князю Александру с дружиной пришлось практически одновременно противостоять шведам и немцам (в сущности западникам) на северо-западе Руси; ордам татаро-монголов и хазарам с примесью генуэзцев на востоке и юге; галичанам, мадьярам и полякам (подголоскам запада) во главе с галицким князем Даниилом (западником) - на юго-западе.

Следующие серьёзные столкновения западников и русских почвенников с немалыми кровопролитиями были при Иоанне 4-ом Васильевиче, в которых интересы западников представлял и защищал князь Андрей Курбский «со товарищи» при активной помощи опять же польской шляхты и других западных наёмников.

В Смутное время западники тоже проявили себя весьма неприглядно во многих ипостасях: Семибоярщины, трёх Лжедмитриев, польского языка, польской шляхты и польских оккупантов, захвативших Москву при значительных жертвах со стороны русского люда.

Затем наступила «петербуржская оккупация» России западниками. В течение примерно 150 лет мы были подвержены постоянным сквознякам из «прорубленного окна» и неоднократно затопляемы западно-масонскими «наводнениями», совместно с либералами, декабристами, террористами, революционерами и, как сейчас говорят в причерноморско-печенежских степях, прочими «це-европцами».

Иллюстрировать красноречиво противостояния западников и почвенников можно также конкретными событиями конца 19-го века. Как и событиями в начале, середине, и в конце 20 века. Также - событиями начала 21-го века. Так что, жучки-западники - это давний и постоянно действующий фактор нашей истории, нарушающий естественное движение русской общественной жизни. Насколько это явление неестественно, нелепо и разрушительно для жизни Руси, хорошо видно на примере сегодняшней Киевской Руси и Закарпатской Руси.

Восточный славянин должен естественно протестовать против европеизма и либерализма, прежде всего, во имя своей культуры и будущего своих детей и внуков. Именно ради них он должен отстаивать себя и побеждать «це-европство». Европеизм, который постоянно со временем понижается духовно, одновременно опошляется, дряхлеет, теряет то, чем заслужил ранее уважение. Он по-прежнему, отступая от христианства всё больше, сохраняет в себе страшную разрушительную силу накапливающейся в нём всё большей бездуховности, всё больше органически связывающей с сетевым нет-однообразием и нет-одержимостью. Первое сильное наводнение нет-однообразия и нет-одержимости случилось в России во второй половине 18-го и в начале 19-го века. Это было наводнение масонских лож и тайных обществ, примером чего могут быть тайные общества декабристов.

2.Особенности непересекающихся мировоззрений западничества и почвенничества.

Далее остановимся на двух, наиболее характерных представителях российских общественно-политических течений - западничества и русского почвенничества 19-го века. С одной стороны, обратим внимание на общественное поведение и политологию типичного российского либерала-западника, квинтэссенции российского «свободомыслия» - Петра Чаадаева. С другой стороны, - на политологию известного русского мыслителя и идеолога почвенничества Константина Николаевича Леонтьева.

Патентованный либерал Чаадаев (1794 - 1856) вступил в тайное общество в 1821 году. До декабристского восстания он пребывал за границей. Возвращение в Россию отметил изданием своих «Философических писем» . Обратите внимание, не философских, а именно философических писем. Эти письма философскими действительно трудно назвать. Реакция современников на появление первого его «Философического письма» была обескураживающей, далеко не восторженной и весьма критичной. Не только правительство, по повелению царя, официально объявило его сумасшедшим, но и многие знакомые его и читатели усомнились в его умственных способностях. Они считали его однобоким западником, апологетом католицизма и европеизма без всяких «тормозов». В Москве его называли «басманный философ». Он, как и многие декабристы, страстно желал «пересадить Францию в Россию». И тогда и теперь трудно придумать что-либо более наивное и глупое. Да и в целом его «философический багаж» был не более, чем «басманнософическим» или «басурманософическим», весь пафос которого сводился к ненасытной жажде бичевать, унижать Россию и её народ, заклеймить её в отсталости и навязать ей «вестернизацию» и «либера-лизацию».

В своих «Отрывках и афоризмах» он открыто утверждал «Я предпочитаю бичевать свою родину, предпочитаю её огорчать, предпочитаю унижать её, только бы её не обманывать». Другими словами, он посвятил себя тому, чтобы свою родину и народ комплексовать и закомплексовывать.

Ни один народ не обладает одними только дурными или плохими свойствами, в любом народе есть и хорошие свойства, за которые нет основания его комплексовать, бичевать и унижать. Комплексованием нас, бичеванием и унижением нас многократно занимались и занимаются и другие скрытые и явные враги России и русского народа. Мы знаем, как это делается и теперь по санкциям США и Евросоюза, и по информационной политике в Прибалтике и Киевской Укрии. Отсюда следует, что комплексовать, бичевать и унижать - значит пренебрегать народом и не говорить ему всей правды, а значит, таким образом, и обманывать. Так мы видим, что бичевание, унижение и огорчение своего народа приводит в итоге к обману народа.

В этом весь П. Чаадаев, рядясь в одежды правдолюбца, он обманывает русский народ и сознательно примыкает к стану его врагов. Кстати, это весьма распространённая особенность многих либералов-западников.

Эта сознательная сцепка Чаадаева с явными и скрытыми врагами России, его потребность чадить (точнее, чаадить) в сторону России и на Россию и русского народа однозначно определяет его национально-нравственную ориентацию в целом и характерную особенность его басманной философии как «басурманософическую».

В философско-исторических воззрениях Чаадаева триада «Запад-Россия-Восток» занимает важное место. Но познания П. Чаадаева едва ли можно назвать основательными и системными, как и не системны его умозаключения и в приведённом выше его высказывании. Его умозаключения были большей частью обрывочны, почерпнуты из разнородных европейских изданий и компилятивны.

Приведём на этот счёт такие его слова: «Стоя между двумя главными частями мира, Востоком и Западом, упираясь одним локтём в Китай, другим в Германию, мы должны были бы соединить в себе оба великих начала духовной природы и... соединять в своей цивилизации историю всего земного шара». Это высказывание явно отдаёт либеральным глобализмом. Для Чаадаева, как видим, прежде всего, важно не интуитивно трезвое и аналитически взвешенное предвидение собственного общественного развития, а трескучий либеральный замах: одним локтём туда, другим локтём ещё куда-то и разом соединить в своей истории историю всего мира.

Пафосный либерал, воззря на Восток и Запад, заметил только наши локти, но не заметил наших ног, одну из которых давно уже подталкивает Турция, а другую - Арабский мир, причём не безобидно.

П. Чаадаеву свойственна тяга к упрощенческой оценке Востока и России и к преувеличенно восторженной оценке достижений Запада.

В своих «философических письмах» он в частности пишет: «В Греции, как и в Индостане, в Риме, как и в Японии, вся умственная работа, какой бы силы она ни достигала в прошлом и в настоящем..., всегда преследует там только удовлетворение физического существования... Беспорядочный разгул мысли, который мы там встречаем, объясняется не чем иным, как иллюзиями и самообольщениями материального существа в человеке».

Показательно, что он не замечает иллюзий и самообольщения материального существа в европейце в его стремлении ко всё большему комфорту.

Чаадаев всегда охотно и быстро переходит к своему любимому занятию, именно, к посыпанию главы России пеплом: «Одинокие в мире, мы ничего не дали миру... ничем не содействовали прогрессу человеческого разума, и всё, что нам досталось от этого прогресса, мы исказили...мы перенимали только обманчивую внешность и бесполезную роскошь (1 Философическое письмо)».

Эти умозаключения настолько «философские», что в этом уже - не просто Петр Чаадаев, а - сущий левый майдан и правый сектор.

А какую не обманчивую внешность мы должны перенять у Востока и Запада? Какой пример нам в этом плане показал наш критик? Подобно ему мы должны перенять внешне католицизм и целиком бритый череп, которым он щеголял в салонах Москвы и Питера?

Или ту внешность, которую один западный шустряк проявил в Москве в 1812 году, а другой - в Японии, сбросив на неё атомные бомбы, во Вьетнаме, отравив его жителей ядохимикатами в 1960-х годах, или в...на Украине? Или, может быть, ту коллективную западную физиономию, показанную миру недавно в серии событий в Сербии, Ливии, Ираке и Афгане?

Может быть, подобных Чадо-Петь манит не обманчивая внешность Востока в образе татаро-монгольского нашествия, войны Японии в Китае, геноцида армян в Турции, современных этно-религиозных войн на ближнем Востоке и арабском мире, Ливане, Морокко и Сирии? И всё это надо не обманчиво соединить с католицизмом и целиком бритым черепом?

Этот неувядающий в либеральных душах и вечно зелёный в интеллектуальном смысле либерал в некоторых своих работах утверждал, что «отторгнутая от западного христианства в результате разделения церквей Россия оказалась лишённой живительного источника развития». Рафинированный либерал не дал себе труда задуматься: когда же живительность этого источника проявилась особенно? в Варфоломеевскую ночь, во времена инквизиции и конквистадоров? или во время нашествия Наполеона и колониальных западных захватов?

И что бы уважаемый Петя сказал о «живительности» этого источника развития во время Первой и Второй Мировых воин, когда западная Европа занималась самоуничтожением, отравлением друг друга химическими веществами и газами, строительством лагерей смерти? Запад для него всегда «одушевлён духовными интересами» и «всегда идёт вперёд». И, как следствие его одержимости, Запад то и дело вляпывается в кондовый европеизм: в инквизицию, фашизм, бездумный либерализм, в Столетнюю войну, всякого рода революции, майданы и Варфоломеевские ночи, в Калигулу, Карла Великого, Кромвеля, Наполеона и санкции.

Про «живительность» европейского источника развития Чаадаева хорошо ответил в своём письме известный общественный деятель А.И. Тургенев: «Мы призваны обучать Европу бесконечному множеству вещей, которых ей не понять без этого. Не смейтесь: вы знаете, что это моё глубокое убеждение. Придёт день, когда мы станем умственным средоточием Европы, как мы уже сейчас являемся её политическим средоточием, и наше грядущее могущество, основанное на разуме, превысит наше теперешнее могущество, опирающееся на материальную силу». История 20-го века показала, что А.И. Тургенев прозревал ход общественных событий России и Европы гораздо глубже, чем пылкий либерал П. Чаадаев.

Вообще, вера в будущее своего народа есть одно из условий содействия этому будущему. Тургенев своей публицистикой и литературным трудом содействовал и содействует будущему России. Но Чаадаев, посвятив себя бичеванию русских как бесперспективных, старательно пытался лишить Россию и русских будущего.

В вопросах морали и веры П. Чаадаев очевидно не сведущ и компилятивен, и поэтому, очевидно, несостоятелен. Он, например, также упрямо утверждал, что «церковь в России была и духовно, и социально-политически несравненно пассивнее, чем в Европе». Ему невдомёк, что оценивать степень развития кого-либо корректно не с позиций его претензий, а только с позиций тех целей, которые сам объект рассмотрения ставит перед собой.

Чем и как Чаадаев оценивал духовную пассивность Церкви в России? Числом святых в Церкви и числом монастырей, или же числом «святых отцов» нетрадиционной ориентации, числом заключенных в церкви однополых «браков»? На этот счёт он не счёл нужным распространяться.

Согласно его «философичности», Европа в своём историческом движении всегда следовала евангельскому завету: «Ищите же, прежде всего, царствия Божия и правды Его, и всё остальное приложится вам» (6-е философическое письмо). Проглядел и проморгал философ, когда Европа перестала следовать указанному им евангельскому завету. Теперь Европа уже стесняется даже простого упоминания своей связи в прошлом с христианством, а кое-где додумались даже до запрета носить нательные крестики.

Будучи современником преподобного Серафима Саровского, святителя Филарета (Дроздова), русского философа И.В. Киреевского, основоположника философии «Целостного духа», русского мыслителя К.Н.Леонтьева, и свидетелем возрождения старчества в Оптиной пустыни, П. Чаадаев, чадя якобы духовной пассивностью Русской Православной Церкви, не счёл нужным обмолвиться ни единым словом о названных живых духовных родниках русской веры, Русского Православия. Он не мог не знать святителя Филарета (Дроздова), т.к. святитель переписывался с А.С. Пушкиным, с которым в свою очередь переписывался и сам Чаадаев. Он не мог не знать того факта, что десятки тысяч русских людей совершают непрекращающиеся паломничества на Афон и Валаам, в обитель Серафима Саровского и к старцам в Оптину пустынь. Надо быть циником, чтобы считать тысячи паломников духовно пассивными. И что? Чем они из более дальних мест прибывали в места паломничества, чем они больше молятся, тем они - более духовно пассивны? О духовной пассивности православных в России в первой половине 19 века может говорить только недобросовестный или невежественный в христианстве человек, не понимающий смысла молитвы.

Заведённому «на всю катушку» европейским либерализмом, Чаадаеву уже трудно остановиться: «Отсюда - культурная бедность российской цивилизации, укоренившееся «рабство», пассивность и безгласность населения», - утверждает он. И далее, не переводя дух, вещает: «Христианская духовность затронула российское общество лишь поверхностно, в своей основе оно осталось языческим, не идущим дальше материальных целей». Конечно же, Оптины старцы и монахи-затворники на Валааме и Коневце, в Псковских и Киевских пещерах и других монастырях России, молились, прежде всего, о «материальных» потребностях и целях! Поэтому они постились, носили вериги и придерживались принципа нестяжания?

Спасибо, что он не проиллюстрировал «поверхностность» христианства россиян примером иеромонаха Авеля (Васильева), Алексия Московского, Иосифа Волоцкого, Нила Сорского, Серафима Саровского, Сергия Радонежского, Филарета Московского и Оптинских старцев.

По Чаадаеву, судьба, историческое будущее России столь же бесперспективны, как и судьба Востока. Нет оснований считать, что он представляет язычество лучше, чем православие в России и христианство в мире, а потому ему было бы честнее сказать, что христианская духовность затронула его душу лишь поверхностно. Но на это у него не хватило аналитических способностей. Чаадаев - это очевидный пример либерала, захлёбнувшегося в собственных эмоциях, которые очень часто полностью парализуют его ум.

Можно было бы про него и не говорить, если бы его поверхностность суждения о России и её месте между Востоком и Западом не была типична для большинства либералов вчерашних и сегодняшних. Сопоставьте поведение и декларации Петра Чаадаева с поведением и репликами патентованных российских либералов, постоянно занятых сегодня раздуванием последствий либера-лизации, покидающих Россию и отказывающихся от её гражданства.

Сегодня мы уже точно можем сказать, что из Чаадаева ни пророка, ни серьёзного аналитика не получилось, потому что он в своих суждениях опирается не на факты, анализ и проникновение в дух явлений, а исключительно на эмоции либера-лизации, которые заменяли ему и совесть, и сыновние чувства, и способность мыслить и анализировать.

Судьбу Востока, как и России, он приговорил к бесперспективности. Уровень его интуиции и интеллекта можно легко сегодня проверить на фактах новой и новейшей истории Японии, Китая и Индии.

Посмотрим, как бесперспективность разворачивается на Востоке. Чаадаевская «бесперспективность» в Китае обернулась для Китая экономической мощью, Китай стал второй экономикой мира. Чаадаев призывал отсталую и бесперспективную Россию учиться у Востока, в частности, и у Китая. Но чуть более полувека тому назад именно советская Россия помогла сделать начальный экономический рывок Китаю, построив там много заводов и перевооружив его армию. Аналогично Россия способствовала экономическому пробуждению Индии. Уже этих примеров достаточно, чтобы понять, что чаадящие политологические способности очень сильно чадили неадекватностью и «отстало» воспринимали общественные явления 19-го века. В результате чего его чаадящие оценки цивилизаций и государств Евроазии в исторической перспективе оказались совершенно неадекватными и «бесперспективными ».

Его проницательности также не хватило, чтобы обратить внимание на азиатских кочевников, арабов и тюрок, и на важность их отношений с Россией, и в отношения ислама с православием. Большую активность и агрессию сейчас проявляют пост-кочевники. Сохраняя большинство характеристик кочевой культуры, они превратились в серьёзную геополитическую силу, перспектива которой весьма прозрачна, и недооценивать её никак нельзя. Характерной особенностью пост-кочевых народов является кочевой азарт и масштабность их действий, небрежность к международному праву и безосновательность претензий, готовность вести перманентные войны. Духовной основой их в основном является ислам самых разных, в том числе и экстремистских, оттенков. Чаадаевские исторические прогнозы для Востока надо признать «двоечными».

Теперь обратимся к его европейским прогнозам. Он в европейской колониалистской политике также увидел расцвет христианства и источник развития. Его интеллектуальная и политическая близорукость не позволили ему разглядеть духовное загнивание Европы и перерождение её духовной основы в анти-христианство, в идеологию рынка, распущенности и нетократии.

Сегодняшние либера-лизаторы в большинстве своём не заметили, как идеи братства превратились в идеи глобализма, глобальной геополитики; как идеи революции и равенства превратились в безосновательность претензий, разгул страстей, перманентные войны и лихорадочные агрессии, плавно перешедшие в информационные войны, информо-эпидемии, кибер-преступность, кибер-провокации, распространяющиеся кибер-путём безнравственные игры, провокации и войны. Они не заметили, как либеральные права объединились и сконцентрировались в праве убивать, знамя которого сейчас победно реет над миром чёрным полотнищем, перемежаясь с полосатыми и жовтне-блакытными флагами.

Не будем впадать в чаадаевскую тягу только бичевать, и справедливости ради отметим и сегодня значимые его умозаключения. В тех же своих «Отрывках и афоризмах» он однажды поднялся не только до высот самокритики, но и до принципиальной критики всех россияно-русских либералов. Вот что родил там признанный и законченный либерал: «Русский либерал - бессмысленная мошка, толкущаяся в солнечном луче; и солнце это - солнце запада». (Аплодисменты).

Тема «Запад - Россия - Восток» интересовала и русского мыслителя К. Н. Леонтьева. В результате своих размышлений он пришёл к совершенно иным выводам, нежели чадящий историческим ворчанием Чаадаев.

Леонтьев Константин Николаевич (1831 - 91 г.г.) - публицист, мыслитель, социолог, православный писатель, оригинальный и талантливый проповедник почвеннических взглядов в области историософии, обществоведения и политологии России. Окончил медицинский факультет Московского университета. С 1863 по 1873 гг. - на дипломатической службе. Серьёзно изучал Православие, по нескольку месяцев жил в монастырях - на Афоне, в Николо-Угрешской обители, в Георгиевском монастыре, в Оптиной пустыне и в Сергиевом Посаде. Принял тайный постриг. Имел широкое общение со славянофилами, Н.Я. Данилевским, В.С. Соловьёвым, М.Катковым, Л.Тихомировым и Ап. Григорьевым. Основные его работы изложены в .

Относительно «Запада - России - Востока» Леонтьев пишет: Мы «стоим теперь между этими двумя пробуждёнными азиатскими мирами, между свирепо-государственным исполином Китая и глубоко-мистическим чудовищем Индии с одной стороны, а с другой - около всё разрастающейся гидры коммунистического мятежа на Западе, несомненно уже теперь «гниющем»...Соединим ли мы эту китайскую государственность с индийской религиозностью и, подчиняя им европейский социализм, сумеем ли мы постепенно образовать новые общественные прочные группы и расслоить общество на новые горизонтальные слои - или нет? Вот в чём вопрос!

Окончить историю, погубив человечество; разлитием всемирного равенства и распространением всемирной свободы сделать жизнь человеческую на земном шаре уже совсем невозможной...»?

И другое его высказывание там же: «Если же анархисты и либеральные коммунисты, стремясь к собственному идеалу крайнего равенства (который невозможен) своими собственными методами необузданной свободы личных посягательств, должны рядом антитез привести общества, имеющие ещё (желание) жить и развиваться, к большей неподвижности и весьма значительной неравноправности, то можно себе сказать вообще, что социализм, понятый как следует, есть не что иное, как новый феодализм, уже вовсе недалёкого будущего...». Комментарии, как говорится, излишни.

Ещё живы поколения россиян, которые были и являются живыми свидетелями соединения китайской государственности с социализмом и приведения идей крайнего равенства к практическому крайнему неравенству и часто к нищете.

Заслуживают пристального внимания и такие слова К. Леонтьева: «Стремление к среднему типу есть, с одной стороны, стремление к позе, с другой - к расстройству общественному... романо-германские государства могут слиться со временем в одну рабочую федеративную республику... Я в этой статье говорил о том, что мы, русские, должны опасаться этого, должны страшиться, чтобы и нас история не увлекла на этот антикультурный и отвратительный путь, говорил, что мы поэтому должны всячески стараться укреплять у себя внутреннюю дисциплину, если не хотим, чтобы события застали нас врасплох; что мы не обязаны, наконец, идти во всём за романно-германцами ... Всеобщая равномерная правда, всеобщее равенство, всеобщая любовь, всеобщая справедливость, всеобщее благоденствие - эти всеобщие блага не имеют даже и нравственного, морального правдоподобия ; ибо высшая нравственность познаётся только в лишениях, борьбе и опасностях... Лишая человека возможности высокой личной нравственной борьбы, вы лишаете всё человечество морали, лишаете его нравственного элемента жизни ».

То, что сегодня творится в Евросоюзе романно-германских государств: межэтнические драки, экономические санкции, политическое лукавство, нравственная распущенность молодёжи, всеобщее «благоденствие и равенство», царящие в лагерях беженцев, - всё это красноречиво говорит о том, насколько глубже К. Леонтьев прозревал европейские общественные явления, нежели патентованный либера-лизатор П. Чаадаев.

Нам не нужна идеология бичевания и бесперспективности, она нужна нашим врагам. А нам нужна идеология созидания, освобождающая русскую мысль из духовного рабства Запада и призывающая русский народ стать самостоятельной силой в просвещении себя и человечества, способной к самостоятельной аналитической и созидательной работе. Раз возбуждённое народное самосознание уже не может ни исчезнуть, ни прервать начатой работы и созидательной деятельности. «Таким образом, русские нашего времени, имея перед собой ещё неоконченный восточный вопрос, имея возможность стать во главе некоего нового политического здания, имеет, так сказать, умственное право мечтать об оригинальной культуре; оригинальные культуры были, и даже вся история, как прекрасно развивает г. Данилевский в своей книге «Россия и Европа», состоит лишь из смены культурных типов; из них каждый имеет своё назначение и оставил по себе особые неизгладимые следы...» .

Большинство современников согласится, что многое из предсказанного К. Леонтьевым уже состоялось (и федеративный романо-геманский Евросоюз, и всё большее лишение человечества морали и нравственного элемента жизни). Полагаю, что состоится и это его предсказание: «Конец петровской Руси близок... И слава Богу. Ей надо воздвигнуть рукотворный памятник, и ещё скорее отойти от него, отрясая романно-германский прах с наших азиатских подошв! Надо, чтобы памятник «нерукотворный» в сердцах наших, т.е. идеалы петербуржского периода, поскорее в нас вымерли . О, бедные, бедные соотчичи мои - европейцы... Как бы можно было презирать вас, если бы позволяло сердце забыть, что и вы носите русские имена, и что и вы, даже и вы, защитники равенства и свободы, исправимы при помощи Божией!»

Там же: «Итак, не только мои собственные доводы в статье «Византия и славянство», но и все приведённые мною здесь европейские публицисты, историки и социологи почти с математической точностью доказывают следующее: во-1-х, что в социальных организмах романо-германского мира уже открылся с прошлого столетия процесс вторичного смешения, ведущего к однообразию; во-2-х, что однообразие лиц, учреждений, мод, городов и вообще культурных идеалов и форм распространяется всё более и более, сводя всех и всё к одному весьма простому, среднему, в-3-х, что смешение более против прежнего однообразных составных частей вместо большей солидарности ведёт к разрушению и смерти (государств и культуры)».

Отмеченное К. Леонтьевым в 1-м, 2-м и 3-м пунктах уже вполне явственно проступило в сетевых структурах западного мира.

«Россия глава мира возникающего»; «Россия не просто европейское государство; она целый особый мир...» Да, это всё так, и только не понимающий истории человек может не согласиться с этим. «Признаки благие, обещающие созидание, есть как будто у нас и теперь, ещё прежде подобного торжества; но они слабы, неясны, ещё нерешительны, и я здесь не буду говорить о них» .

Важно и другое. «Готов ли (русский колосс) дать миру действительно своеобразную культуру? Культуру положительную, созидающую, в высшей степени новоединую и новосложную, простирающуюся от Великого океана до Средиземного моря и до западных окраин Азии, до этих ничтожных тогда окраин Азии, которые зовутся теперь так торжественно материком Европы, атлантическим берегом великого азиатского материка... » .

За последнее время материк Европа становится всё более и более атлантическим берегом азиатского материка, где всё в большем числе расселяются азиаты из арабских, тюркоязычных и восточно-азиатских стран. Мысли К.Н. Леонтьева о Европе, как атлантическом береге великого азиатского материка, звучат сейчас особо внятно и пророчески.

Если человек не относится к современному либерально среднему типу, то ему не составит труда определить, чьи настроения и мысли из 19-го века более соответствуют существу современных мировых течений и тенденций, П. Чаадаева или К. Леонтьева?

Но завершить сей раздел моего повествования мне хочется, всё же, словами П. Чаадаева: «Русский либерал - бессмысленная мошка, толкущаяся в солнечном луче; и солнце это - солнце запада», с той поправкой, что они в равной степени касаются и большинства российских, и укрских, и прибалтийских, и польских, и многих других «це-европцев». Либералы и «це-европцы» с усердием, достойным лучшего применения, домогаются свободы, так до сих пор и не поняв, зачем им она, какая свобода им нужна и куда она их приведёт.

1. 1.Г.Д. Колдасов, Н.И. Поздняков Домены и граничные зоны Европы. . 2015 г.

2. П.Я. Чаадаев Статьи и письма. М. Современник. 1989 г.

3. К.Н. Леонтьев Средний европеец как идеал и орудие всемирного разрушения. Русь многоликая. Наш современник. Спб. 1993 г.

Почвенничество - одно из первых направлений русской консервативной мысли, сделавшее выбор в пользу прагматизма. Его основали объединившиеся вокруг журнала «Время» А.А. Григорьев, Ф.М. Достоевский, Н.Н. Страхов. Только заявив о себе, буквально с выхода в свет первого номера журнала, они были вынуждены вступить в жесткое полемическое противоборство и с «Современником» Н.Г. Чернышевского, и с «Русским вестником» М.Н. Каткова, и с «Днем» И.С. Аксакова.

Противоборство было неизбежно, потому что почвенничество складывалось, строя свою идеологию на объединении аргументов западников и славянофилов и их критики. Сами авторы идеологии не отрицали своей связи с предшествующей идейной эпохой. И хотя Григорьев сам писал славянофилу А.И. Кошелеву: «В учении о самостоятельности развития, о непреложности православия мы охотно признаем вас старшими, а себя учениками», почвенники критиковали славянофилов за их нежелание признать, что Русь решительно и бесповоротно «переменилась» после Петра Великого. «Славянофильство, как и западничество, не брало народ, каким он являлся в жизни, а искало в нем всегда идеального народа, обрезывало по условной мерке побеги этой громадной растительной жизни».

В западниках же почвенники не могли принять того, что те молятся «абстрактному чудовищу человечества» и приносят жертвы универсальной теории прогресса. Кроме того, во все времена западники не любили, плохо понимали и презирали русскую историю, стихийную народную жизнь, считая ее безграмотной, по-европейски не упорядоченной и «не доросшей» до цивилизации.

А.А. Григорьев был убежден, что и те, и другие не желают видеть реальность, ограничиваясь рационалистическими конструкциями.

Создавая же собственную идеологию, эти российские консерваторы взяли за основу идею «почвы» как уникального единства природно-географической и культурной реальности.

Принципы политического преобразования в России, которых придерживались почвенники, прямо вытекают из их «органической теории» и тесно связаны с особенностями национального характера русского народа. Политика для почвенников - это концентрированное выражение духовной традиции народа. Эта традиция предопределила изначальную стертость границ между классами и сословиями русского общества. Относительный социальный мир в России и должен был обеспечить эффективность и органичность только тех преобразований, которые будут носить мирный и постепенный характер. Путь вооруженных переворотов и революций, которым пошли некоторые страны Европы, был заранее отвергнут.

Почвенники не принимали теорию прогресса, социализма и политического радикализма. Они выступали от лица отличного от Запада культурного мира, так как в основу всей европейской культуры, начиная с Нового времени, была положена мифология свободного Разума. А разуму, не ограниченному никакой религиозной дисциплиной, как раз и свойственно вечное сомнение, метания, вечный прогресс, достигающий относительных истин и никогда не могущий постичь истину абсолютную.

Европа строила свою политическую философию в условиях почти полной независимости от религии. Все формы социального утопизма, теории общественного договора, принципы «социальной физики» - яркая демонстрация стремления к автономной политической рациональности. Почвенников тревожило, что путь политических и общественных изменений, предложенный Западом, был отмечен тотальной дифференциацией не только сословий и классов, но и всех сфер общественной жизни и общественной мысли. А.А. Григорьеву, например, казалось странным, как вообще можно размышлять о власти, социализме, прогрессе вне контекста не только христианской, но вообще нравственной аксиологии.

С другой стороны, «внутренний европеизм» России и непрерывное духовное влияние Европы определили сложное переплетение общеевропейских и национальных элементов в отечественной политической мысли. Хотя нужно подчеркнуть, что сами почвенники считали теории «естественного права», «общественного договора», аксиологию личности, концепцию социализма, прогресса и т.п. по большому счету не имеющими глубокой почвы в России. Даже разорванное реформами Петра I русское культурное пространство способно было на отторжение всего того относительного и переменчивого, что агрессивно насаждается в нем новоевропейским разумом, считали почвенники.

Они отрицали не только революционные, но и любые формы политического радикализма, особенно в России, где, по их мнению, для него не существовало никаких предпосылок и оснований. Радикальные настроения определенной части отечественной интеллигенции, группировавшейся в шестидесятых годах вокруг журналов «Современник» и «Русское слово», почвенники оценивали как следствие некритического восприятия чужеродных европейских идей, наложившихся на традиционный русский максимализм и «жажду могучей деятельности».

ЗАПАДНИКИ, СЛАВЯНОФИЛЫ И ПОЧВЕННИКИ

Я западник и потому - националист. Я западник и потому - государственник.
Петр Струве
Чужой западноевропейский ум призван был нами, чтобы научить нас жить своим умом, но мы попытались заменить им свой ум.
Василий Ключевский
Славянофильство - история двух-трех гостиных в Москве и двух-трех дел в московской полиции.
Василий Ключевский
Даже искренне верующий славянофил все-таки остается внутренне чужд и непричастен народной вере. Он верит в народ и в его веру; но ведь народ верит не в самого себя и не в свою веру.
Владимир Соловьев
Славянофилы поклонялись русскому народу не потому, чтоб он действительно был воплощением христианского идеала, а напротив, они старались представить его себе и другим в таком идеальном свете потому, что уже поклонялись ему, каков бы он ни оказался: он был для них не по хорошему мил, а по милу хорош.
Владимир Соловьев
Говорят про Россию, что она не принадлежит ни к Европе, ни к Азии, что это особый мир. Пусть будет так. Но надо еще доказать, что человечество, помимо двух своих сторон, определяемых словами - Запад и Восток, обладает еще третьей стороной.
Петр Чаадаев
Русские уже благодаря размерам своей страны космополиты или, по крайней мере, на одну шестую космополиты, поскольку Россия занимает почти шестую часть всего населенного мира.
Генрих Гейне
Запад находится от России на расстоянии протянутой руки.
Акрам Муртазаев
Народники так умно рассуждают об основах своей жизни, что кажется, то, на чем они сидят, умнее того, чем они рассуждают о том.
Василий Ключевский
Сравнивают народ с растением, говорят о крепости корней, о глубине почвы. Забывают, что и растение, для того чтобы приносить цветы и плоды, должно не только держаться корнями в почве, но и подниматься над почвой, должно быть открыто для внешних чужих влияний, для росы и дождя, для свободного ветра и солнечных лучей.
Владимир Соловьев
Дубина: «А если бы вы знали, какие у меня корни!»
Карел Чапек
(см. ПАТРИОТИЗМ), (см. РОССИЯ И РУССКИЕ)

(Источник: «Большая книга афоризмов.» Душенко К. В. Изд. 5-е, исправленное. - М.: Изд-во ЭКСМО-Пресс, 2001.)

• - Последователи западничества - направления русской философской и общественной мысли, сложившегося в 40–60-е гг. XIX в. Выступали за развитие России по западноевропейскому пути. Западничество, как и противостоящее...
• - Сторонники и последователи славянофильства - направления в русской философской и общественной мысли 40-х–60-х гг. ХIХ в. Выступали за признание принципиально отличного от западноевропейского пути развития России,...

  Россия. Лингвострановедческий словарь

• - за́падники представители одного из направлений русской общественной мысли 40—...

  Москва (энциклопедия)

• - славянофи́лы представители одного из направлений русской общественной мысли, обосновывавшие особый путь исторического развития России, отличный от Западной Европы...

  Москва (энциклопедия)

• - см. Вестерлиз, Преобладающие западные ветры...

  Словарь ветров

• - представители одного из направлений рус. обществ. мысли сер. 19 в. - славянофильства, выступившего впервые в виде целостной системы взглядов в 1839...

  Советская историческая энциклопедия

• - СЛАВЯНОФ́́ИЛЫ и Лермонтов. С. как представители самобытной общественно-филос. и лит.-критич. рус. мысли заявили о себе в кон. 30-х гг., но сформировавшимся общественно-идеологич...

  Лермонтовская энциклопедия

• - представители одного из направлений русской общественной мысли середины ХIХ в.; выступали за принципиально отличный от западно-европейского путь развития России на основе ее самобытности...

  Энциклопедия культурологии

• - "ЗА́ПАДНИКИ" см. "Западничество"...

  Философская энциклопедия

• Политология. Словарь.

• - направление рус. общественной мысли и философии 1840-1850-х гг., представители которого протестовали против односторонней подражательности Западу и поставили своей задачей отыскать...

  Философская энциклопедия

• - представители одного из направлений русской общественой и философской мысли 40-50-х гг. 19 в. - славянофильства, выступившие с обоснованием самобытного пути исторического развития России, по их мнению,...

  Большая Советская энциклопедия

• - представители течения русской общественной мысли 1860-х гг., родственного славянофилам. В журналах "Время", "Эпоха" проповедовали сближение образованного общества с народом на религиозно-этической основе...

  Современная энциклопедия

• - представители одного из направлений русской общественной мысли 40-50-х гг. 19 в....

  Большой энциклопедический словарь

• - представители национальной самобытности в России, особого мировоззрения, развившегося в 30-х годах на почве исторических условий и общеевропейских философских теорий...

  Словарь иностранных слов русского языка

"ЗАПАДНИКИ, СЛАВЯНОФИЛЫ И ПОЧВЕННИКИ" в книгах

Западники - славянофилы

Из книги Козьма Прутков автора Смирнов Алексей Евгеньевич

Западники - славянофилы Географически срединное положение России как евро-азиатской страны, ее евразийский статус определили и продолжают определять поныне ее менталитет, характер государственных и личных пристрастий. Традиционное тяготение к Азии со времен Петра I

Славянофилы и западники

Из книги Разум на пути к Истине автора Киреевский Иван Васильевич

Славянофилы и западники С юности мечтал Иван Васильевич послужить просвещению народа, предполагая, вероятно, литературную деятельность или университетскую карьеру. Однако оказалось необходимым все же несколько лет пожить бок о бок с тем народом, который философ

21. ЗАПАДНИКИ И СЛАВЯНОФИЛЫ

Из книги Нации и идеологии. Позиция русского социалиста автора Борцов Андрей Геннадьевич

21. ЗАПАДНИКИ И СЛАВЯНОФИЛЫ Западники и славянофилы - это две группы интеллигентов XIX века. Если вкратце, то западники считали, что Запад - это образец во всем, что Россия должна перенять западный экономический уклад, западные республиканские формы государственного

Западники и славянофилы

Из книги Философия: Конспект лекций автора Ольшевская Наталья

Западники и славянофилы XIX век – новый, значительный этап развития русской философии. Высшей точкой развития русской общественной мысли в первой четверти XIX века были политические программы, философия и социология декабристов.Развитие философии в последекабристский

84. Западники и славянофилы

Из книги Философия. Шпаргалки автора Малышкина Мария Викторовна

84. Западники и славянофилы XIX век – новый, значительный этап развития русской философии. Высшей точкой развития русской общественной мысли в первой четверти XIX века были политические программы, философия и социология декабристов.Развитие философии в последекабристский

4. Славянофилы и западники

Из книги Философия: конспект лекций автора Шевчук Денис Александрович

4. Славянофилы и западники В XIX столетие Россия вошла с твердым намерением продолжить социальные, политические и культурные преобразования. Философские течения, наметившиеся в предшествующем веке, получают развитие и облекаются в более зрелые и отчетливые формы.

[Славянофилы и западники]

Из книги Том 2. «Проблемы творчества Достоевского», 1929. Статьи о Л.Толстом, 1929. Записи курса лекций по истории русской литературы, 1922–1927 автора Бахтин Михаил Михайлович

[Славянофилы и западники] <…> Славянофильская идея самодержавия наиболее яркое обоснование получила у Самарина.Идею православия в русской культуре развил Хомяков. В противоположность Чаадаеву, который говорил, что Россия отстала от вселенской церкви и должна

§ 154. Славянофилы и западники при Николае I

Из книги Учебник русской истории автора Платонов Сергей Федорович

§ 154. Славянофилы и западники при Николае I Мы видели (§ 148), что под влиянием освободительных войн Александровской эпохи в русском обществе образовалось два умственных течения. Одно - политическое - привело к декабрьскому восстанию 1825 г. и к тяжелой ответственности его

Славянофилы и западники

Из книги Александр II. Весна России автора Каррер д’Анкосс Элен

Славянофилы и западники В начале XIX в. парадигма мышления элит формировалась масонством; оно играло очевидную воспитательную роль, и его продуктом были герои 1825 г. После их поражения и установившейся вслед за этим реакции, образованные русские до бесконечности

Глава 6 ЗАПАДНИКИ И СЛАВЯНОФИЛЫ

Из книги Жизнь графа Дмитрия Милютина автора Петелин Виктор Васильевич

Глава 6 ЗАПАДНИКИ И СЛАВЯНОФИЛЫ Дмитрий Милютин все глубже погружался в жизнь Петербурга. При этом военные дела шли своим чередом, он обновил курс лекций, следил за новинками в области вооружений в западных странах, особенно во Франции, Пруссии и Великобритании, читал

Западники, славянофилы и почвенники

Из книги Большая книга афоризмов автора

Западники, славянофилы и почвенники См. также «Патриотизм», «Россия и русские» Я западник и потому - националист. Я западник и потому - государственник. Петр Струве Чужой западноевропейский ум призван был нами, чтобы научить нас жить своим умом, но мы попытались

ЗАПАДНИКИ, СЛАВЯНОФИЛЫ И ПОЧВЕННИКИ

Из книги Все по науке. Афоризмы автора Душенко Константин Васильевич

ЗАПАДНИКИ, СЛАВЯНОФИЛЫ И ПОЧВЕННИКИ Я западник и потому – националист. Я западник и потому – государственник. Петр Струве Наши западники все еще заучивают западные учебники слово в слово и не умеют передавать их своими словами. Для них западная культура все еще работа

автора Душенко Константин Васильевич

Западники, славянофилы и почвенники См. также «Патриотизм», «Россия и русские» Я западник и потому – националист. Я западник и потому – государственник. Петр Струве Чужой западноевропейский ум призван был нами, чтобы научить нас жить своим умом, но мы попытались

Из книги Большая книга мудрости автора Душенко Константин Васильевич

Россия и русские См. также «Западники, славянофилы и почвенники», «Русская история», «Эмиграция» Россия – страна фасадов. Астольф де Кюстин Россия: сотни миль полей и по вечерам балет. Алан Хакни* Россия – это историческая родина инородцев. Акрам Муртазаев Земля наша

5. Славянофилы и западники

Из книги История политических и правовых учений: Учебник для вузов автора Коллектив авторов

5. Славянофилы и западники Ближайшими единомышленниками Чаадаева стали представители двух идейных традиций в обсуждении исторического опыта Запада и России в свете всемирной истории, которые известны под условными названиями западников и славянофилов. Эти два течения

Не лишено справедливости замечание, что западники противопоставляли реальной России идеализированную Европу, славянофилы же реальной Европе - свой идеал России. При кажущемся равенстве этих формул в идеале славянофильства-почвенничества содержится все же нечто большее: в нем есть духовное усилие к преображению, к преодолению греховности человека - русская идея. Это импульс к самосовершенствованию не только на индивидуальном, но и на общенациональном уровне, задаваемый христианством*. Капиталистический же Запад - плод рационалистического снижения христианского идеала; он приспособился под греховность человеческой природы, отказавшись от попыток восхождения вверх.

* «Наши противники говорят, мол, все это - утопизм; человек - существо несовершенное, греховное, поэтому утопична и русская идея. Если уж использовать это неточное слово, то это «утопизм» особого рода. Русская идея «утопична» ровно настолько, насколько «утопично» само христианство, которое ставит перед человеком бесконечно высокую цель подражания Христу. Мы не считаем, что в этом мире, испорченном грехопадением, нам по силам создать «рай на земле»... Мы утверждаем другое: человеку, созданному по образу и подобию Божию, дана возможность неограниченного самосовершенствования, раскрытия и очищения в себе этого образа и подобия. Близко к истине кто-то выразил это и на светском языке: «Идеалы - как звезды: они недостижимы, но по ним мы определяем свой путь». Так вот: наша звезда - Вифлеемская, а наш идеал - Святая Русь...

Русская идея - это замысел Божий о России, то, для чего Россия предназначена в мире... Он познается нами лишь в истории - религиозной интуицией, ответно, постепенно, как наш национальный идеал» Причем «замысел Божий - не есть автоматическое предрешение будущего, для которого ничего не надо делать, мол, все само осуществится. Так как человеку дана свобода воли, этот Замысел может проявляться в судьбе народа как закон с двоякой неизбежностью, о чем писал В. Соловьев: если народ познаёт Божий замысел о себе и следует ему - этот замысел действует в его истории как закон жизни; если народ не прилагает усилий познать этот Замысел и не следует ему - тот же закон становится для народа законом смерти: народ увядает, не выполнив своего призвания, как растение, не выпустившее генетически заложенного в нем цветка» («Русская идея и современность»). [Прим, 1998 г.]

Поэтому русская идея приобретает сегодня особенное значение как единственная защита российского корабля в открывающемся бурном мировом океане. Тогда как реализацию западнической утопии можно сравнить с открытием кингстонов: для надежд на эту «панацею» сегодня еще меньше шансов, чем их было в начале века.

И дело не только в отсутствии у России так называемых демократических традиций (они есть: вече, земские соборы, крестьянский сход, земское самоуправление, - но предусматривают единые духовные ценности, а не этический плюрализм; именно поэтому был неудачен опыт Думы, которая оказалась не на высоте стоявших перед Россией задач). Дело, видимо, и в другой структуре русского самосознания, которое делает невозможным копирование западных плюралистических моделей. Бердяев правильно писал, что «от прикосновения Запада в русской душе произошел настоящий переворот и переворот в совершенно ином направлении, чем путь западной цивилизации. Влияние Запада на Россию было совершенно парадоксально, оно не привило русской душе западные нормы» Наоборот, это влияние раскрыло в ней разрушительные силы: в отличие от Запада «в России просвещение и культура низвергали нормы, уничтожали перегородки, вскрывали революционную динамику» («Истоки и смысл русского коммунизма»).

Это происходило вследствие более цельного и максималистского русского мироощущения*, к которому плюрализм не мог привиться как релятивизация истины. Эта особенность России проявилась уже в максималистском восприятии христианства: «в самой полноте и чистоте того выражения, которое Христианское учение получило в ней во всем объеме ее общественного и частного быта» (И. Киреевский). Так и атеистическое учение было воспринято «орденом интеллигенции» как всепоглощающая вера, устоять против которой цельный российский корабль не смог, в отличие от западного корабля с его плюралистическими переборками, не дававшими ему потонуть при пробоине в том или ином отсеке.

* «Эта русская особенность коренится уже в самом способе познания мира. Разумеется, у всех людей одинаковы инструменты познания: чувства, разум (обрабатывающий сигналы от органов чувств), интуиция (непосредственное проникновение в смысл). Но, кажется, русским более свойственно познание мира религиозной интуицией как органического целого в отличие от Запада, где философы проникали в тайны мира, расчленяя его рассудком на составные части для анализа под философским «микроскопом» (лучший пример этому - Кант). То есть, русские философы интересовались в первую очередь смыслом мира, а западные - его устройством. Соответственно русская философия более религиозна, персоналистична и историософична, то есть направлена на познание Бога, человека и смысла истории, а западная - более гносеологична, то есть занята разработкой философских систем и методов познания.

Это отличие хорошо видно на примере такой триады духовных ценностей, как Истина, Добро и Красота - все они в русском представлении нераздельны и обретают конечный смысл лишь в связи друг с другом; тогда как в западном мышлении они более автономны, независимы друг от друга Всем известный пример: в русском языке слово «правда имеет значения и истины, и справедливости (добра). А русское ощущение Красоты в ее неразрывной связи с Истиной и Добром отражено в иконе, которая есть «умозрение в красках» (кн. Е.Н. Трубецкой).

Легко заметить, что в русском православном богослужении и церковном искусстве изначально присутствует более строгое, аскетически-духовное понимание красоты - в сравнении с западным. Этим объясняется и отсутствие скульптуры в наших храмах: она воспринималась бы как огрубление священного содержания, как чрезмерное смешение его с материей, с плотью. И лишь по мере обмирщения, после внедрения Петром I западных новшеств, в русской иконописи и церковной архитектуре появляется типичная для западного церковного искусства чувственность, некоторый натурализм, украшательство.

Или взять область права: в русском ощущении правовые нормы имеют лишь оградительно-упорядочивающий, структурный смысл; они не самодостаточны, ибо структура - это еще не самостоятельное положительное содержание. Западная же общественная мысль в своем рационализме полагается на самодостаточность механическо-правовых норм, порою абсолютизируя их. Поэтому, как отмечали славянофилы, на Западе право все чаще диктует этику поведения, в русском же восприятии наоборот - этика как высшая ценность должна определять право - ценность хоть и необходимую, но служебную.

Рационалистический уклон заметен и в западном богословии: стремление рационально обосновать и авторитет Церкви (догмат о «непогрешимости папы»), и саму благодать (она понимается как Божественная «амнистия» человеку, которую он оплачивает добрыми делами); и даже эти добрые дела имеют количественную меру, а их излишки могут передаваться другим в виде «индульгенции» («Русская идея и современность»). [Прим. 1998 г.]

Воздействие «единственно верного учения» на сознание нашей интеллигенции Достоевский предвидел как нашествие духовных вирусов - «трихинов»: «страшную, неслыханную, невиданную моровую язву», которой «мир осужден в жертву» и от которой многие должны погибнуть, а прочие зараженные - будут считать себя как никогда «умными и непоколебимыми в истине». «Все были в тревоге и не понимали друг друга... не могли согласиться, что считать злом, что добром... Люди убивали друг друга в какой-то бессмысленной злобе...» (описание бреда Раскольникова).

Лишь в этом смысле верно, что революция в России объясняется «национальными особенностями русского народа»: в том, что его организм оказался наиболее беззащитен против вирусов. Но это не дает оснований ни Бердяеву объяснять ее «детерминированностью русской историей» (смешивая «цельность» и «тоталитарность» русского характера), ни кому-то выхватывать из очень небрежных формулировок бердяевской книги (цитированной выше и ныне популярной в России) доказательства того, что ответствен за катастрофу русский народ, очень хотевший ее и поэтому пошедший за большевиками (Б. Сарнов. «Литературная газета», 29.3.1989). В столь радостном подхватывании этого соблазна Бердяева как национал-большевиками, так и космополитами-русофобами происходит взаимная аннигиляция их расхожих мифов. Во времена Бердяева не было коммунистических Китая, Кубы, Албании, Камбоджи, но те, кто его цитирует сегодня, должны все же задуматься, какая «национальная идея» детерминировала такие же режимы там..

Если что Бердяев в своей книге и доказывает, так это не «национальные корни русского коммунизма», а непригодность русского народа для западной модели сегодняшнего уже не только политического, но и этического плюрализма. Поэтому почвенничество, способное наполнить русскую цельность этически цельным содержанием, является единственной жизнеспособной альтернативой для будущего*.

* «Для проведения оздоровительных реформ и в сегодняшнем «советском человеке» необходимо вычленить неизменную цельность русской души. Необходимо увидеть в национал-большевизме - патриотизм, в покорности угнетению терпеливость и жертвенность, в ханжестве - целомудрие и нравственный консерватизм, в коллективизме - соборность, и даже в просоциалистических симпатиях - стремление к справедливости и антибуржуазность как отказ от преобладания материалистических целей в жизни. Надо отделить тени от национальных достоинств, очистить их и строить будущее на реальностях, а не на фикциях» («Русская идея и современность»). [Прим. 1998 г.]

Мне кажется, что эта душевная цельность, пусть в искаженном виде, сохранилась в русском народе несмотря на весь «генетический урон», о котором пишет В. Солоухин в работе «Читая Ленина». Духовное поле народа определяется не «генами» какой-то его части, а национальной традицией, которая может быть уничтожена лишь вместе со всем народом. Поэтому и сегодняшнее его состояние - ожесточенность, рост преступности, нравственный упадок в широких слоях - не основание для окончательного пессимизма. Вспомним еще раз Достоевского:

«Чтоб судить о нравственной силе народа и о том, к чему он способен в будущем, надо брать в соображение не ту степень безобразия, до которого он временно и даже хотя бы и в большинстве своем может унизиться, а надо брать в соображение лишь ту высоту духа, на которую он может подняться, когда придет тому срок. Ибо безобразие есть несчастье временное, всегда почти зависящее от обстоятельств, предшествовавших и преходящих, от рабства, от векового гнета, от загрубелости, а дар великодушия есть дар вечный, стихийный дар, родившийся вместе с народом и тем более чтимый, если и в продолжение веков рабства, тяготы и нищеты он все-таки уцелеет неповрежденный, в сердце этого народа» («Дневник писателя», январь 1877 г.).