Повесть собачье сердце читать. Собачье сердце

У-у-у-у-у-гу-гугу-уу! О, гляньте, гляньте на меня, я погибаю! Вьюга в подворотне ревет мне отходную, и я вою с нею. Пропал я, пропал! Негодяй в грязном колпаке - повар столовой нормального питания служащих Центрального Совета Народного Хозяйства - плеснул в меня кипятком и обварил мне левый бок. Какая гадина, а еще пролетарий! Господи, боже мой, как больно! До костей проело кипяточком. Я теперь вою, вою, вою, да разве воем поможешь?

Чем я ему помешал? Чем? Неужели я обожру Совет Народного Хозяйства, если в помойке пороюсь? Жадная тварь. Вы гляньте когда-нибудь на его рожу: ведь он поперек себя шире. Вор с медной мордой. Ах, люди, люди!

В полдень угостил меня колпак кипятком, а сейчас стемнело, часа четыре приблизительно пополудни, судя по тому, как луком пахнет из пожарной Пречистенской команды. Пожарные ужинают кашей, как вам известно. Но это последнее дело, вроде грибов. 3накомые псы с Пречистенки, впрочем, рассказывали, будто бы на Неглинной в ресторане "Бар" едят дежурное блюдо - грибы, соус пикан, по три рубля семьдесят пять копеек порция. Это дело на любителя - все равно, что калошу лизать... У-у-у-у-у!..

Бок болит нестерпимо, и даль моей карьеры видна мне совершенно отчетливо: завтра появятся язвы, и, спрашивается, чем я их буду лечить? Летом можно смотаться в Сокольники, там есть особенная, очень хорошая трава, и кроме того, наешься бесплатно колбасных головок, бумаги жирной набросают граждане, налижешься. А теперь, зимой, куда же пойдешь? Не били Вас сапогом? Били. Кирпичом по ребрам получали? Кушано достаточно. Все испытал, с судьбою своею мирюсь и плачу сейчас не только от физической боли и холода, а потому что и дух мой уже угасает. Угасает собачий дух!

Вот тело мое, изломанное, битое! Надругались над ним люди достаточно. Ведь главное что - как врезал он кипяточком, под шерсть проело, и защиты, стало быть, для левого бока нет никакой. Я весьма легко могу получить воспаление легких, а получивши его, я, граждане, подохну с голоду. С воспалением легких полагается лежать на парадном ходе под лестницей, а кто же вместо меня, лежащего холостого пса, будет бегать по сорным ящикам в поисках питания? Прохватит легкое, и поползу я на животе, ослабею, и любой спец пришибет меня палкой насмерть. И дворники с бляхами ухватят меня за ноги и выкинут на телегу...

Дворники из всех пролетариев - наигнуснейшая мразь. Человечьи очистки, низшая категория. Повар и тот попадается разный. Например, покойный Влас с Пречистенки. Скольким он жизнь спас! Потому что самое главное во время болезни перехватить кус. И вот, бывало, говорили псы-старожилы, махнет Влас кость, а на ней с осьмушку мяса. Царство ему небесное за то, что был настоящая личность, барский повар графов Толстых, а не из Совета нормального питания. Что они там вытворяют в нормальном питании, ведь уму собачьему непостижимо! Они же, мерзавцы, из вонючей солонины щи варят, а те, бедняги, ничего и не знают. Берут, жрут, лакают.

Иная машинисточка получает по девятому разряду четыре с половиной червонца, ну, правда, любовник ей фильдеперсовые чулочки подарит. Да ведь сколько за этот фильдеперс ей издевательств надо вынести! Прибежит машинисточка, ведь за четыре с половиной червонца в "Бар" не пойдешь. Ей и на кинематограф не хватает, а кинематограф у женщин единственное утешение в жизни.

Дрожит, морщится, а лопает. Подумать только: сорок копеек из двух блюд, а они оба эти блюда, и пятиалтынного не стоят, потому что остальные двадцать пять копеек заведующий хозяйством уворовал. А ей разве такой стол нужен? У нее и верхушка правого легкого не в порядке, и женская болезнь на французской почве, на службе с нее вычли, тухлятинкой в столовой накормили, вон она, вон она!! Бежит в подворотню в любовниковых чулках. Ноги холодные, в живот дует, потому что шерсть на ней нет, а штаны она носит холодные, так, кружевная видимость. Рвань для любовника. Надень-ка она фланелевые, попробуй. Он и заорет: "До чего ты не изящна! Надоела мне моя Матрена, намучился я с фланелевыми штанами, теперь пришло мое времечко. Я теперь председатель, и сколько ни накраду - все, все на женское тело, на раковые шейки, на Абрау-Дюрсо. Потому что наголодался в молодости достаточно, будет с меня, а загробной жизни не существует".

Жаль мне ее, жаль! Но самого себя мне еще больше жаль. Не из эгоизма говорю, о нет, а потому что действительно мы в неравных условиях. Ей-то хоть дома тепло, ну а мне, а мне? Куда пойду? Битый, обваренный, оплеванный, куда же я пойду? У-у-у-у...

Куть, куть, куть! Шарик, а Шарик? Чего ты скулишь бедняжка? А? Кто тебя обидел?.. Ух...

Ведьма сухая метель загремела воротами и помелом съездила по уху барышню. Юбчонку взбила до колен, обнажила кремовые чулочки и узкую полосочку плохо стиранного кружевного бельишка, задушила слова и замела пса.

Боже мой!.. Какая погода... Ух... И живот болит. Это солонина, это солонина! И когда все это кончится?

Наклонив голову, бросилась барышня в атаку, прорвалась в ворота, и на улице начало ее вертеть, рвать, раскидывать, потом завинтило снежным винтом, и она пропала.

А пес остался в подворотне и, страдая от изуродованного бока, прижался к холодной массивной стене, задохся и твердо решил, что больше отсюда никуда не пойдет, тут и сдохнет в подворотне. Отчаяние повалило его. На душе у него было до того больно и горько, до того одиноко и страшно, что мелкие собачьи слезы, как пупырышки, вылезали из глаз и тут же засыхали. Испорченный бок торчал свалявшимися промерзшими комьями, а между ними глядели красные зловещие пятна от вара. До чего бессмысленны, тупы и жестоки повара. "Шарик" - она назвала его! Какой он к черту Шарик! Шарик - это значит круглый, упитанный, глупый, овсянку жрет, сын счастливых родителей, а он лохматый, долговязый и рваный, шляйка поджарая, бездомный пес... Впрочем, спасибо ей на добром слове...

Дверь через улицу в ярко освещенном магазине хлопнула, и из нее показался гражданин. Именно гражданин, а не товарищ, и даже вернее всего - господин. Ближе - яснее - господин. Вы думаете, я сужу по пальто? Вздор. Пальто теперь очень многие и из пролетариев носят. Правда, воротники не такие, об этом и говорить нечего, но все же издали можно спутать. А вот по глазам - тут уж и вблизи и издали не спутаешь. О, глаза - значительная вещь. Вроде барометра. Все видно - у кого великая сушь в душе, кто ни за что ни про что может ткнуть носком сапога в ребра, а кто сам всякого боится. Вот последнего холуя именно и приятно бывает тяпнуть за лодыжку. Боишься - получай. Раз боишься - значит стоишь... Р-р-р... гау-гау...

Господин уверенно пересек в столбе метели улицу и двинулся в подворотню. Да, да, у этого все видно. Этот тухлой солонины лопать не станет, а если где-нибудь ему ее и подадут, поднимет такой скандал, в газеты напишет: Меня, Филиппа Филипповича, обкормили!

Вот он, все ближе, ближе. Этот ест обильно и не ворует: этот не станет пинать ногой, но и сам никого не боится, а не боится потому, что вечно сыт. Он умственного труда господин, с культурной остроконечной бородкой и усами седыми, пушистыми и лихими, как у французских рыцарей, но запах по метели от него летит скверный, больницей. И сигарой.

Какого же лешего, спрашивается, носило его в кооператив Центрохоза? Вот он рядом... Чего ищет?.. У-у-у-у... Что он мог покупать в дрянном магазинишке, разве ему мало Охотного ряда? Что такое?! Кол-ба-су. Господин, если бы вы видели, из чего эту колбасу делают, вы бы близко не подошли к магазину. Отдайте ее мне!

Пес собрал остаток сил и в безумии пополз из подворотни на тротуар. Вьюга захлопала из ружья над головой, взметнула громадные буквы полотняного плаката "Возможно ли омоложение?".

Натурально возможно! 3апах омолодил меня, поднял с брюха, жгучими волнами стеснил двое суток пустующий желудок, запах, победивший больницу, райский запах рубленой лошади с чесноком и перцем. Чувствую, знаю, в правом кармане шубы у него колбаса. Он надо мной. О, мой властитель! Глянь на меня, я умираю! Рабская наша душа, подлая доля!

Пес пополз, как змея на брюхе, обливаясь слезами.

Обратите внимание на поварскую работу. Но ведь вы ни за что не дадите. Ох, знаю я очень хорошо богатых людей! А в сущности, зачем она вам? Для чего вам гнилая лошадь? Нигде кроме такой отравы не получите, как в Моссельпроме. А вы сегодня завтракали, вы величина мирового значения, благодаря мужским половым железам. У-у-у-у.

Что ж это делается на белом свете? Видно помирать-то еще рано, а отчаяние - и подлинно грех. Руки ему лизать - больше ничего не остается.

3агадочный господин наклонился ко псу, сверкнул золотыми ободками глаз и вытащил из правого кармана белый продолговатый сверток. Не снимая коричневых перчаток, размотал бумагу, которой тотчас овладела метель, и отломил кусок колбасы, называемой "Особенная краковская". И псу этот кусок! О, бескорыстная личность. У-у-у!

Опять Шарик. Окрестили! Да называйте, как хотите. 3а такой исключительный ваш поступок...

Пес мгновенно оборвал кожуру, с всхлипыванием вгрызся в краковскую и сожрал ее в два счета. При этом подавился колбасой и снегом до слез, потому что от жадности едва не заглотал веревочку. Еще, еще! Лижу вам руку. Целую штаны, мой благодетель!

Будет пока что... - Господин говорил отрывисто, точно командовал. Он наклонился к Шарику, пытливо глянул ему в глаза и неожиданно провел рукой в перчатке интимно и ласково по шарикову животу.

А-га, самец, - многозначительно молвил он, - ошейника нету, ну, вот и прекрасно, тебя-то мне и надо. Ступай за мной. - Он пощелкал пальцами. - Фить-фить!

3а вами идти? Да на край света. Пинайте меня вашими фетровыми ботинками в рыло, я слова не вымолвлю!

По всей Пречистенке сияли фонари. Бок болел нестерпимо, но Шарик временами забывал о нем, поглощенный одной мыслью, как бы не утратить в сутолоке чудесного видения в шубе и чем-нибудь выразить ему любовь и преданность. И раз семь на протяжении Пречистенки до Обухова переулка он ее выразил. Поцеловал в ботинок у Мертвого переулка, расчищая дорогу, диким воем так напугал какую-то даму, что она села на тумбу, раза два подвыл, чтобы поддержать жалость к себе.

Какой-то сволочной, под сибирского деланный кот-бродяга вынырнул из-за водосточной трубы и, несмотря на вьюгу, учуял краковскую. Шарик света не взвидел при мысли, что богатый чудак, подбирающий раненых псов в подворотне, чего доброго и этого вора прихватит с собой, и придется делиться моссельпромовским изделием. Поэтому на кота он так лязгнул зубами, что тот с шипением, похожим на шипение дырявого шланга, взодрался по трубе до второго этажа. Ф-р-р... гау... вон! Не напасешься Моссельпрома на всякую рвань, шляющуюся по Пречистенке!

Господин оценил преданность и у самой пожарной команды, у окошка, из которого слышалось приятное ворчание волторны, наградил пса вторым куском, поменьше, золотников на пять.

Эх, чудак. Это он меня подманивает. Не беспокойтесь, я и сам никуда не уйду. 3а вами буду двигаться, куда ни прикажете.

Фить-фить-фить! Сюда!

В Обухов? Сделайте одолжение. Очень хорошо известен нам этот переулок.

Фить-фить!

Сюда? С удово... Э, нет! Позвольте. Нет. Тут швейцар. А уж хуже этого ничего нет на свете. Во много раз опаснее дворника. Совершенно ненавистная порода. Гаже котов. Живодер в позументе.

Да не бойся ты, иди.

3дравия желаю, Филипп Филиппович.

3дравствуйте, Федор.

Вот это личность! Боже мой, на кого же ты нанесла меня, собачья моя доля! Что это такое за лицо, которое может псов с улицы мимо швейцара вводить в дом жилищного товарищества? Посмотрите, этот подлец - ни звука, ни движения. Правда, в глазах у него пасмурно, но в общем он равнодушен под околышком с золотыми галунами. Словно так и полагается. Уважает, господи, до чего же уважает! Ну-с, а я с ним и за ним. Что, тронул? Выкуси. Вот бы тяпнуть за пролетарскую мозолистую ногу. 3а все издевательства вашего брата. Щеткой сколько раз морду уродовал мне, а?

Иди, иди.

Понимаем, понимаем, не извольте беспокоится. Куда вы, туда и мы. Вы только дорожку указывайте, а я уж не отстану, несмотря на отчаянный мой бок.

С лестницы вниз:

Писем мне, Федор, не было?

Снизу на лестницу, почтительно:

Никак нет, Филипп Филиппович. - Интимно вполголоса вдогонку: - А в третью квартиру жилтоварищей вселили.

Важный песий благотворитель круто обернулся на ступеньке и, перегнувшись через перила, в ужасе спросил:

Глаза его округлились, и усы встали дыбом.

Швейцар снизу задрал голову, приладил ладошку к губам и подтвердил:

Точно так. Целых четыре штуки.

Бо-же мой! Воображаю, что теперь будет в квартире. Ну и что ж они?

Да ничего-с!

А Федор Павлович?

3а ширмами поехали и за кирпичом. Перегородки будут ставить.

Черт знает, что такое!

Во все квартиры, Филипп Филиппович, будут вселять, кроме вашей. Сейчас собрание было, постановление вынесли, новое товарищество. А прежних в шею.

Что делается. Ай-яй-яй. Фить-фить...

Иду-с, поспешаю. Бок, изволите ли видеть, дает себя знать. Разрешите лизнуть сапожок.

Галун швейцара скрылся внизу. На мраморной площадке повеяло теплом от труб, еще раз повернули, и вот бельэтаж.

Творчество Михаила Афанасьевича Булгакова - это невероятное явление в художественной культуре XX века.

Трагическая судьба мастера, у которого не было возможности быть напечатанным и по достоинству оцененным, известна многим. В течение тринадцати лет Булгакову не удавалось пробиться к издателям и увидеть в прессе хоть одно свое произведение.

Идейная основа повести

Имя этого широко известного на сегодняшний появилось в литературе впервые во времена советской власти. Ему пришлось на себе ощутить все сложности и особенности советской действительности тридцатых годов. Ранее детство и юность писателя прошли в Киеве, а более зрелые годы - уже в Москве. Именно во время его пребывания в Москве была написана повесть «Собачье сердце». В ней с изящнейшим мастерством и талантом раскрыта тема абсурдной дисгармонии, которая имела место исключительно из-за вмешательства человека в вечные законы природы.

«Собачье сердце» являет собой филигранный образчик сатирической фантастики. Если сатирические произведения просто то цель сатирической фантастики - это предупреждение о потенциальных последствиях человеческой деятельности. Об этом и говорит в своей повести Михаил Булгаков. «Собачье сердце» - это произведение, в котором именитый мастер отобразил свои идеи, касающиеся необходимости невмешательства в нормальный ход эволюции. Он считает, что здесь не могут иметь место насильственные, агрессивные нововведения, что все должно идти

своим чередом. Эта тема была и остается вечной как во времена Булгакова, так и в XXI веке.

Анализ повести «Собачье сердце» Булгакова лишь помогает понять, что революция, имевшая место в России, была не результатом рационального и постепенного духовного развития всего социума и каждого человека в отдельности, а всего лишь бессмысленным преждевременным экспериментом. Но, по мнению автора, чтобы избежать всех ужасных последствий, ожидающих общество, достаточно создать в стране то положение, которое существовало до революции.

Профессор Преображенский

Герои «Собачьего сердца» Булгакова - это самые типичные московские обитатели времен тридцатых годов прошлого века. Один из основных действующих персонажей - профессор Преображенский. Это человек демократичный как по своему происхождению, так и по убеждениям. Он великий деятель науки, и его стремление состоит в помощи людям без нанесения им вреда. Являясь известным и образованным представителем медицины, процессор Преображенский занимается операциями, нацеленными на омоложение стареющих дам. Он решается на операцию, во время которой собаке будет пересажена часть человеческого мозга. «Пациентом» профессора стал обычный пес по кличке Шарик.

Полиграф Полиграфович Шариков

Результаты эксперимента были удивительны. На свет появился «новый человек» - Шариков, который по задумке писателя являет собой образ советского человека. В романе «Собачье сердце», анализ которого достаточно затруднителен по многим причинам, Михаил Булгаков показал среднестатистического представителя советских времен: алкоголика с тремя судимостями. Именно из таких людей, по мнению автора, планируется построить новое общество.

«Новому человеку» даже было нужно полное имя - Полиграф Полиграфович Шариков. Как и любой другой обыватель, он страстно желает выбиться в люди, но совершенно не понимает, каким образом можно этого достичь. Характер героя оставляет желать лучшего, он агрессивный и наглый, у профессора Преображенского постоянно возникают с ним конфликты.

Наглость, лицемерие и лживость - вот какие качества в советском человеке хотел изобличить Булгаков. «Собачье сердце» (анализ произведения это подтверждает) показывает, насколько несносным и бесперспективным становится состояние общества. Шариков не стремится ничему научиться, он остается невежественным разгильдяем. Профессор Преображенский ужасно недоволен своим подопечным, на что тот отвечает, что в такое время каждый имеет свои права.

Швондер

В своем нежелании стать полезным членом общества Полиграф Полиграфович не одинок, он находит своего «единомышленника» - Швондера, который работает председателем домкома. Швондер становится идеальным наставником Шарикова и начинает учить его советской жизни. Он предоставляет новоявленному «человеку» литературу для изучения, из которой тот делает только один вывод - все надо делить. Вот в этот момент Шариков и стал «настоящим» человеком, понял, что основными стремлениями сильных мира сего является грабеж и воровство. Это автор показал в своей повести «Собачье сердце». Анализ поведения основных героев доказывает, что главный принцип социальной идеологии, то есть так называемое равенство, может привести исключительно к отрицательным последствиям.

Работа Шарикова

Знаменательным в понимании образов повести является работа, на которую поступает Полиграф Полиграфович. Он на некоторое время исчезает из квартиры профессора Преображенского, которому он уже изрядно надоел, а затем появляется снова, но очень дурно

пахнущий. Шариков объясняет своему творцу, что он нашел работу и теперь занимается отловом в городе.

Этот эпизод показывает, насколько близок главный герой к полному перевоплощению, ведь он уже начал «охотиться» на животных, забыв, что у него внутри собачье сердце. Анализ героя точно демонстрирует все качества, которые пропагандируются в человеческом обществе. Последним предательством в жизни Шарикова стал донос на самого профессора, после которого Преображенский решил повернуть все вспять и превратил Полиграфа Полиграфовича обратно в Шарика.

Вывод

К сожалению, подобные перемены обычно происходят намного сложнее и длительнее, чем в повести «Собачье сердце». Анализ ее доказывает, что автор показал возможность изменений, но стоит осуществлять их или нет, становиться ли праведным и честным человеком, каждый решает самостоятельно.

Великий русский писатель широко известен своими гениальными и, в то же время, полными юмора произведениями. Его книги давно разобрали на цитаты, остроумные и меткие. И даже если не все знают, кто написал «Собачье сердце», то многие видели великолепный кинофильм по мотивам данной повести.

Вконтакте

Краткое изложение сюжета

Сколько глав в «Собачьем сердце» — вместе с эпилогом 10. Действие произведения происходит в Москве в начале зимы 1924 года.

  1. Сначала описывается монолог собаки, в котором пес предстает умным, наблюдательным, одиноким и благодарным тому, кто накормил.
  2. Собака чувствует, как болит ее избитое тело, вспоминает как ее били и поливали кипятком дворники. Собаке жаль всех этих бедных людей, но себя больше. Как подкармливали жалостливые женщины и прохожие.
  3. Мимо проходящий господин (профессор Преображенский) угощает ее краковской – хорошей вареной колбасой и зовет за собой. Пес идет покорно.
  4. Далее рассказывается о том, как пес Шарик приобрел свои способности. А знает собака очень много – цвета, некоторые буквы. В квартире Преображенский вызывает помощника доктора Борменталя, и пес чувствует, что снова попал в ловушку.
  5. Все попытки отбиться не дают результата и наступает помрачение. Все же животное очнулось, хоть и перебинтованное. Шарик слышит, как профессор учит относиться к нему ласково и заботливо, хорошо кормить.

Собака очнулась

Сытого и подобревшего пса Преображенский забирает с собой на прием. Тут Шарик видит пациентов: старичок с зелеными волосами, чувствующий себя снова молодым мужчиной, старуха, влюбленная в шулера и просящая пересадить ей яичники обезьяны и много-много кого. Неожиданно пришли четверо посетителей из управления дома, все в кожанках, сапогах и недовольные тем, сколько комнат было в квартире профессора. После звонка и разговора с неизвестным они смущенно уходят.

Дальнейшие события:

  1. Описывается обед профессора Преображенского и доктора. За едой ученый рассуждает о том, что принесла лишь разрушения и лишения. Калоши крадут, в квартирах не топят, комнаты отбирают. Пес же счастлив, потому что сыт, в тепле, у него ничего не болит. Неожиданно утром после звонка пса снова повели в смотровую и усыпили.
  2. Описывается операция по пересадке Шарику семенных желез и гипофиза от уголовника и буяна, убитого при задержании.
  3. Приводятся выдержки из дневника, который ведет Иван Арнольдович Борменталь. Доктор описывает, как собака постепенно становится человеком: встает на задние лапы, потом ноги, начинает читать и говорить.
  4. Обстановка в квартире меняется. Люди ходят угнетенные, везде следы беспорядка. Играет балайка. В квартире поселился бывший шарик – низкий, грубый, агрессивный человечек, который требует паспорт и придумывает себе имя — Полиграф Полиграфович Шариков. Его не смущает прошлое и плевать на всех. Больше всего Полиграф ненавидит котов.
  5. Снова описывается обед. Шариков изменил все – профессор ругается и отказывается принимать пациентов. Полиграфа быстро взяли в оборот коммунисты и обучили своим идеалам, которые оказались ему близки.
  6. Шариков требует признать его наследником, выделить часть в квартире профессора Преображенского и оформить прописку. Затем пытается изнасиловать кухарку профессора.
  7. Шариков устраивается на работу по отлову бродячих животных. По его словам, из котов будут делать «польты». Шантажом принуждает машинистку жить с ним, но ее спасает доктор. Профессор хочет выгнать Шарикова, но тот угрожаем пистолетом. Его скручивают и наступает тишина.
  8. Комиссия, пришедшая вызволять Шарикова, находит полусобаку- получеловека. Вскоре Шарик снова спит у стола профессора и радуется своей удаче.

Главные герои

Символом науки в этой повести становится светило медицины – профессор, имя Преображенского из повести «Собачье сердце» Филипп Филиппович. Ученый ищет способы омоложения организма, и находит – это пересаживание семенных желез животных. Старики становятся мужчинами, женщины надеются скинуть десяток лет. Пересадка гипофиза и семенников, а сердце, что пересадили собаке в «Собачьем сердце» от убитого уголовника – лишь очередной эксперимент знаменитого ученого.

Его помощник – доктор Борменталь, молодой представитель чудом сохранившихся дворянских норм и приличий, был лучшим учеником и остался верным последователем.

Бывший пес – Полиграф Полиграфович Шариков – жертва эксперимента. Тем, кто только смотрел кинофильм, особенно запомнилось то, на чем играл герой из «Собачьего сердца». Непристойные куплеты и скачки на табуретке стали авторской находкой сценаристов. В повести Шариков просто бренчал без перерывов, чем ужасно надоедал профессору Преображенскому, ценившему классическую музыку.

Итак, ради этого образа ведомого, глупого, грубого и неблагодарного мужика и была написана повесть. Шариков хочет только жить красиво и вкусно есть, не понимает красоты, норм отношений между людьми, живет инстинктами. Но профессор Преображенский считает, что для него бывший пес не опасен, гораздо больший вред Шариков принесет Швондеру и прочим коммунистам, которые опекают и учат его. Ведь этот созданный человек несет в себе все низшее и худшее, что присуще человеку, не имеет никаких морально-нравственных ориентиров.

Уголовник и донор органов Клим Чугункин в «Собачьем сердце» вроде только упоминается, но именно его негативные качества перешли к доброй и умной собаке.

Теория происхождения образов

Уже в последние годы существования СССР стали говорить о том, что прототип профессора Преображенского – Ленин, а Шарикова – Сталин. Их исторические отношения похожи на историю с собакой.

Ленин приблизил дикого уголовника Джугашвили, веря в его идейную начинку. Этот человек был полезным и отчаянным коммунистом, молился на их идеалы и не жалел жизни и здоровья.

Правда, в последние годы, как считали некоторые приближенные, вождь пролетариата осознал истинную сущность Иосифа Джугашвили и даже хотел удалить из своего окружения. Но животная хитрость и ярость помогли Сталину не только удержаться, но и занять лидерскую позицию. И косвенно это подтверждается тем, что, не смотря на год написания «Собачьего сердца» — 1925, напечатана повесть была в 80- е.

Важно! Эту идею подтверждают некоторые аллюзии. Например, Преображенский любит оперу «Аида», а любовница Ленина Инесса Арманд. Машинисточка Васнецова, неоднократно мелькающая в близкой связи с героями, тоже имеет прототип – машинистка Бокшанская, тоже связанная с двумя историческими личностями. Бокшанская же стала другом Булгакова.

Поставленные автором проблемы

Булгаков, подтверждая статус великого русского писателя, в сравнительно небольшой повести смог поставить ряд чрезвычайно острых проблем, актуальных до сих пор.

Первая

Проблема последствий научных экспериментов и морального права ученых вмешиваться в естественный ход развития . Преображенский сначала хочет замедлить ход времени, омолаживая стариков за деньги и мечтая найти способ вернуть молодость всем.

Ученый не боится применять рискованные способы, пересаживая яичники животных. Но когда в результате получается человек, профессор сначала пытается его воспитать, а потом вообще возвращает ему вид собаки. И с момента осознания Шариком себя человеком начинается та самая научная дилемма: кого считать человеком, и будет ли действие ученого считаться убийством.

Вторая

Проблема отношений, точнее — противостояния восставшего пролетариата и уцелевшего дворянства, имела болезненный и кровавый характер. Наглость и агрессивность Швондера и пришедших с ними – не преувеличение, а скорее пугающая реальность тех лет.

Матросы, солдаты, рабочие и люди дна заполоняли города и поместья быстро и жестоко. Страну заливала кровь, бывшие богатые люди голодали, отдавали последнее за булку хлеба и спешно уезжали за границу. Единицы смогли не только уцелеть, но и сохранить свой уровень жизни. Таких все равно ненавидели, хотя и боялись.

Третья

Проблема всеобщей разрухи и ошибочности выбранного пути уже не раз вставала в произведениях Булгакова. Писатель оплакивал прежний порядок, культуру и умнейших людей, гибнущих под натиском толпы.

Булгаков – пророк

И все-таки, о чем хотел сказать автор в «Собачьем сердце». Многие читатели и поклонники его творчества почувствуй такой пророческий мотив. Булгаков словно показывал коммунистам, какого человека будущего, гомункула они растят в своих красных пробирках.

Рожденный в результате эксперимента ученого, работающего на потребу народу и защищенного верховной проекцией, Шариков угрожает не только стареющему Преображенскому, это существо ненавидит абсолютно всех.

Ожидаемое открытие, прорыв в науке, новое слово в общественном устройстве оборачиваются всего лишь тупым, жестоким, уголовником, тренькающем на балайке, душащем несчастных животных, тех, из числа которых он сам вышел. Цель Шарикова – отобрать комнату и украсть деньги у «папаши».

«Собачье сердце» М. А. Булгаков — Краткое содержание

Собачье СЕРДЦЕ. Михаил Булгаков

Вывод

Единственный выход для профессора Преображенского из «Собачьего сердца» – взять себя в руки и признать провальность эксперимента. Ученый находит в себе силы признать собственную ошибку и исправить ее. А смогут ли это сделать остальные…

Действие гениальной фантасмагории М.Булгакова происходит в 20-е годы в советской России, в самый разгар строительства социализма. Известный московский профессор Филипп Филиппович Преображенский решается на эксперимент по пересадке семенных желез и гипофиза умершего бомжа, пьяницы и хулигана Клима Чугункина милому псу Шарику, найденному на улице. Очеловечивание произошло, но эксперимент, увы, не удался. Вместо доброй собаки на свет появляется безобразный, тупой и агрессивный Полиграф Полиграфович Шариков, который унаследовал от своего «донора» лишь дурные черты. Но это не помешало ему прекрасно адаптироваться в социалистической действительности и даже стать начальником подотдела очистки Москвы от бродячих животных. Шариков превращает жизнь профессора Преображенского и обитателей его квартиры в настоящий ад. Подстрекаемый председателем домкома Швондером, он пишет доносы на своего «создателя», требует выделить ему жилплощадь и даже угрожает револьвером. Профессору ничего не остается, как признать эксперимент неудавшимся и вернуть Шарикова в его первоначальное состояние.

Михаил Булгаков

Собачье сердце

1

У-у-у-у-у-у-гу-гу-гугу-уу! О, гляньте на меня, я погибаю! Вьюга в подворотне ревет мне отходную, и я вою с нею. Пропал я, пропал! Негодяй в грязном колпаке, повар в столовой нормального питания служащих Центрального совета народного хозяйства, плеснул кипятком и обварил мне левый бок. Какая гадина, а еще пролетарий! Господи Боже мой, как больно! До костей проело кипяточком. Я теперь вою, вою, вою, да разве воем поможешь?

Чем я ему помешал? Чем? Неужли же я обожру Совет народного хозяйства, если в помойке пороюсь? Жадная тварь. Вы гляньте когда-нибудь на его рожу: ведь он поперек себя шире! Вор с медной мордой. Ах, люди, люди! В полдень угостил меня колпак кипятком, а сейчас стемнело, часа четыре приблизительно пополудни, судя по тому, как луком пахнет из пожарной Пречистенской команды. Пожарные ужинают кашей, как вам известно. Но это последнее дело, вроде грибов. Знакомые псы с Пречистенки, впрочем, рассказывали, будто бы на Неглинном в ресторане «Бар» жрут дежурное блюдо - грибы соус пикан по три рубля семьдесят пять копеек порция. Это дело на любителя - все равно что калошу лизать... У-у-у-у...

Бок болит нестерпимо, и даль моей карьеры видна мне совершенно отчетливо: завтра появятся язвы, и, спрашивается, чем я их буду лечить? Летом можно смотаться в Сокольники, там есть особенная очень хорошая трава, и, кроме того, нажрешься бесплатно колбасных головок, бумаги жирной набросают граждане, налижешься. И если бы не грымза какая-то, что поет на кругу при луне - «милая Аида», - так что сердце падает, было бы отлично. А теперь куда же пойдешь? Не били вас сапогом? Били. Кирпичом по ребрам получали? Кушано достаточно. Все испытал, с судьбою своею мирюсь и если плачу сейчас, то только от физической боли и от голода, потому что дух мой еще не угас... Живуч собачий дух.

Но вот тело мое - изломанное, битое, надругались над ним люди достаточно. Ведь главное что: как врезал он кипяточком, под шерсть проело, и защиты, стало быть, для левого бока нет никакой. Я очень легко могу получить воспаление легких, а получив его, я, граждане, подохну с голоду. С воспалением легких полагается лежать на парадном ходе под лестницей, а кто же вместо меня, лежащего холостого пса, будет бегать по сорным ящикам в поисках питания? Прохватит легкое, поползу я на животе, ослабею, и любой спец пришибет меня палкой насмерть. И дворники с бляхами ухватят меня за ноги и выкинут на телегу...

Дворники из всех пролетариев самая гнусная мразь. Человечьи очистки - самая низшая категория. Повар попадается разный. Например, покойный Влас с Пречистенки. Скольким он жизнь спас! Потому что самое главное во время болезни перехватить кус. И вот, бывало, говорят старые псы, махнет Влас кость, а на ней с осьмушку мяса. Царство ему небесное за то, что был настоящая личность, барский повар графов Толстых, а не из Совета нормального питания. Что они там вытворяют в нормальном питании, уму собачьему непостижимо! Ведь они же, мерзавцы, из вонючей солонины щи варят, а те, бедняги, ничего и не знают! Бегут, жрут, лакают!

Иная машинисточка получает по девятому разряду четыре с половиной червонца, ну, правда, любовник ей фильдеперсовые чулочки подарит. Да ведь сколько за этот фильдеперс ей издевательств надо вынести! Прибежит машинисточка, ведь за четыре с половиной червонца в «Бар» не пойдешь! Ей и на кинематограф не хватает, а кинематограф у женщин единственное утешение в жизни. Дрожит, морщится, а лопает. Подумать только - сорок копеек из двух блюд, а они, оба эти блюда, и пятиалтынного не стоят, потому что остальные двадцать пять копеек заведующий хозяйством уворовал. А ей разве такой стол нужен? У нее и верхушка правого легкого не в порядке, и женская болезнь, на службе с нее вычли, тухлятиной в столовке накормили, вон она, вон она!! Бежит в подворотню в любовниковых чулках. Ноги холодные, в живот дует, потому что шерсть на ней вроде моей, а штаны она носит холодные, так, кружевная видимость. Рвань для любовника. Надень-ка она фланелевые, попробуй. Он и заорет:

До чего ты неизящна! Надоела мне моя Матрена, намучился я с фланелевыми штанами, теперь пришло мое времечко. Я теперь председатель, и сколько ни накраду - все, все на женское тело, на раковые шейки, на «Абрау-Дюрсо»! Потому что наголодался в молодости достаточно, будет с меня, а загробной жизни не существует.

Жаль мне ее, жаль. Но самого себя мне еще больше жаль. Не из эгоизма говорю, о нет, а потому, что действительно мы в неравных условиях. Ей-то хоть дома тепло, ну, а мне, а мне! Куда пойду? Битый, обваренный, оплеванный, куда же я пойду? У-у-у-у!..

Куть, куть, куть! Шарик, а Шарик! Чего ты скулишь, бедняжка? А? Кто тебя обидел?.. Ух...

Ведьма - сухая метель загремела воротами и помелом съездила по уху барышню. Юбчонку взбила до колен, обнажила кремовые чулочки и узкую полосочку плохо стиранного кружевного бельишка, задушила слова и замела пса.

Боже мой... какая погода... ух... и живот болит. Это солонина, это солонина! И когда же это все кончится?

Наклонив голову, бросилась барышня в атаку, прорвалась за ворота, и на улице ее начало вертеть, рвать, раскидывать, потом завинтило снежным винтом, и она пропала.

А пес остался в подворотне и, страдая от изуродованного бока, прижался к холодной массивной стене, задохся и твердо решил, что больше отсюда никуда не пойдет, тут и издохнет, в подворотне. Отчаяние повалило его. На душе у него было до того горько и больно, до того одиноко и страшно, что мелкие собачьи слезы, как пупырыши, вылезли из глаз и тут же засохли. Испорченный бок торчал свалявшимися промерзшими комьями, а между ними глядели красные зловещие пятна от вара. До чего бессмысленны, тупы, жестоки повара! «Шарик» она назвала его! Какой он, к черту, Шарик? Шарик - это значит круглый, упитанный, глупый, овсянку жрет, сын знатных родителей, а он лохматый, долговязый и рваный, шляйка поджарая, бездомный пес. Впрочем, спасибо ей на добром слове.

Дверь через улицу в ярко освещенном магазине хлопнула, и из нее показался гражданин. Именно гражданин, а не товарищ, и даже вернее всего - господин. Ближе - яснее - господин. Вы думаете, я сужу по пальто? Вздор. Пальто теперь очень многие и из пролетариев носят. Правда, воротники не такие, об этом и говорить нечего, но все же издали можно спутать. А вот по глазам - тут уж ни вблизи, ни издали не спутаешь! О, глаза - значительная вещь! Вроде барометра. Все видно - у кого великая сушь в душе, кто ни за что ни про что может ткнуть носком сапога в ребра, а кто сам всякого боится. Вот последнего холуя именно и приятно бывает тяпнуть за лодыжку. Боишься - получай! Раз боишься, значит, стоишь... Р-р-р... гау-гау.

Господин уверенно пересек в столбе метели улицу и двинулся в подворотню. Да, да, у этого все видно. Этот тухлой солонины лопать не станет, а если где-нибудь ему ее и подадут, поднимет та-акой скандал, в газеты напишет - меня, Филиппа Филипповича, обкормили!

Вот он все ближе, ближе. Этот ест обильно и не ворует. Этот не станет пинать ногой, но и сам никого не боится, а не боится потому, что вечно сыт. Он умственного труда господин, с культурной остроконечной бородкой и усами седыми, пушистыми и лихими, как у французских рыцарей, но запах по метели от него летит скверный, - больницей и сигарой.

Какого же лешего, спрашивается, носило его в кооператив центрохоза? Вот он рядом... Чего ищет? У-у-у-у... Что он мог покупать в дрянном магазинишке, разве ему мало Охотного ряда? Что такое?! Кол-ба-су. Господин, если бы вы видели, из чего эту колбасу делают, вы бы близко не подошли к магазину. Отдайте ее мне!

Пес собрал остаток сил и в безумии пополз из подворотни на тротуар. Вьюга захлопала из ружья над головой, взметнула громадные буквы полотняного плаката «Возможно ли омоложение?».

Натурально, возможно. Запах омолодил меня, поднял с брюха, жгучими волнами стеснил двое суток пустующий желудок, запах, победивший больницу, райский запах рубленой кобылы с чесноком и перцем. Чувствую, знаю, в правом кармане шубы у него колбаса. Он надо мной. О, мой властитель! Глянь на меня. Я умираю. Рабская наша душа, подлая доля!

Пес полз, как змея, на брюхе, обливаясь слезами. Обратите внимание на поварскую работу. Но ведь вы ни за что не дадите. Ох, знаю я очень хорошо богатых людей. А в сущности, зачем она вам? Для чего вам гнилая лошадь? Нигде кроме такой отравы не получите, как в Моссельпроме. А вы сегодня завтракали, вы - величина мирового значения, благодаря мужским половым железам... У-у-у-у... Что ж это делается на белом свете? Видно, помирать-то еще рано, а отчаяние, и подлинно, грех? Руки ему лизать, больше ничего не остается.

Загадочный господин наклонился ко псу, сверкнул золотыми ободками глаз и вытащил из правого кармана белый продолговатый сверток. Не снимая коричневых перчаток, размотал бумагу, которой тотчас овладела метель, и отломил кусок колбасы, называемой «Особенная краковская». И псу этот кусок! О, бескорыстная личность. У-у-у-у!

Фить-фить, - посвистал господин и добавил строжайшим голосом: - бери! Шарик, Шарик!

Опять «Шарик»! Окрестили! Да называйте как хотите. За такой исключительный ваш поступок...

Пес мгновенно оборвал кожуру, с всхлипыванием вгрызся в краковскую и сожрал ее в два счета. При этом подавился колбасой и снегом до слез, потому что от жадности едва не заглотал веревочку. Еще, еще лижу вам руку. Целую штаны, мой благодетель!

Будет пока что, - господин говорил так отрывисто, точно командовал. Он наклонился к Шарику, пытливо глянул ему в глаза и неожиданно провел рукой в перчатке интимно и ласково по Шарикову животу.

Ага, - многозначительно молвил он, - ошейника нету, ну, вот и прекрасно, тебя-то мне и надо. Ступай за мной, - он пощелкал пальцами, - фить-фить!

За вами идти? Да на край света, пинайте меня вашими фетровыми ботиками в рыло, я слова не вымолвлю.

По всей Пречистенке сияли фонари. Бок болел нестерпимо, но Шарик временами забывал о нем, поглощенный одною мыслью, как бы не утратить в сутолоке чудесного видения в шубе и чем-нибудь выразить ему любовь и преданность. И раз семь на протяжении Пречистенки до Обухова переулка он ее выразил. Поцеловал в ботик, у Мертвого переулка, расчищая дорогу, диким воем так напугал какую-то даму, что она села на тумбу, раза два подвыл, чтобы поддержать жалость к себе.

Какой-то сволочной, под сибирского деланный, кот-бродяга вынырнул из-за водосточной трубы и, несмотря на вьюгу, учуял краковскую. Пес Шарик свету невзвидел при мысли, что богатый чудак, подбирающий раненых псов в подворотне, чего доброго, и этого вора прихватит с собой, и придется делиться моссельпромовским изделием. Поэтому на кота он так лязгнул зубами, что тот с шипением, похожим на шипение дырявого шланга, взодрался по трубе до второго этажа.

Фр-р-р... гау... вон! Не напасешься Моссельпрома на всякую рвань, шляющуюся по Пречистенке!

Господин оценил преданность и у самой пожарной команды, у окошка, из которого слышалось приятное ворчание валторны, наградил пса вторым куском, поменьше, золотников на пять. Эх, чудак. Это он меня подманивает. Не беспокойтесь, я и сам никуда не уйду. За вами буду двигаться, куда ни прикажете.

Фить-фить-фить, сюда!

В Обухов? Сделайте одолжение. Очень хорошо известен нам этот переулок.

Фить-фить!

Сюда? С удово... Э, нет! Позвольте. Нет! Тут швейцар. А уж хуже этого ничего нет на свете. Во много раз опаснее дворника. Совершенно ненавистная порода. Гаже котов. Живодер в позументе!

Да не бойся ты, иди!


1

У-у-у-у-у-гу-гуг-гуу! О, гляньте на меня, я погибаю. Вьюга в подворотне ревет мне отходную, и я вою с ней. Пропал я, пропал. Негодяй в грязном колпаке - повар столовой нормального питания служащих центрального совета народного хозяйства - плеснул кипятком и обварил мне левый бок. Какая гадина, а еще пролетарий. Господи, боже мой - как больно! До костей проело кипяточком. Я теперь вою, вою, да разве воем поможешь. Чем я ему помешал? Неужели я обожру совет народного хозяйства, если в помойке пороюсь? Жадная тварь! Вы гляньте когда-нибудь на его рожу: ведь он поперек себя шире. Вор с медной мордой. Ах, люди, люди. В полдень угостил меня колпак кипятком, а сейчас стемнело, часа четыре приблизительно пополудня, судя по тому, как луком пахнет из пожарной пречистенской команды. Пожарные ужинают кашей, как вам известно. Но это - Последнее дело, вроде грибов. Знакомые псы с Пречистенки, впрочем, рассказывали, будто бы на Неглинном в ресторане "бар" жрут дежурное блюдо - грибы, соус пикан по 3 р. 75 к. порция. Это дело на любителя все равно, что калошу лизать... У-у-у-у-у... Бок болит нестерпимо, и даль моей карьеры видна мне совершенно отчетливо: завтра появятся язвы и, спрашивается, чем я их буду лечить? Летом можно смотаться в сокольники, там есть особенная, очень хорошая трава, а кроме того, нажрешься бесплатно колбасных головок, бумаги жирной набросают граждане, налижешься. И если бы не грымза какая-то, что поет на лугу при луне - "милая аида" - так, что сердце падает, было бы отлично. А теперь куда пойдешь? Не били вас сапогом? Били. Кирпичом по ребрам получали? Кушано достаточно. Все испытал, с судьбой своей мирюсь и, если плачу сейчас, то только от физической боли и холода, потому что дух мой еще не угас... Живуч собачий дух. Но вот тело мое изломанное, битое, надругались над ним люди достаточно. Ведь главное что - как врезал он кипяточком, под шерсть проело, и защиты, стало быть, для левого бока нет никакой. Я очень легко могу получить воспаление легких, а, получив его, я, граждане, подохну с голоду. С воспалением легких полагается лежать на парадном ходе под лестницей, а кто же вместо меня, лежащего холостого пса, будет бегать по сорным ящикам в поисках питания? Прохватит легкое, поползу я на животе, ослабею, и любой спец пришибет меня палкой насмерть. И дворники с бляхами ухватят меня за ноги и выкинут на телегу... Дворники из всех пролетариев - самая гнусная мразь. Человечьи очистки самая низшая категория. Повар попадается разный. Например - покойный Влас с Пречистенки. Скольким он жизнь спас. Потому что самое главное во время болезни перехватить кус. И вот, бывало, говорят старые псы, махнет Влас кость, а на ней с осьмушку мяса. Царство ему небесное за то, что был настоящая личность, барский повар графов Толстых, а не из совета нормального питания. Что они там вытворяют в нормальном питании - уму собачьему непостижимо. Ведь они же, мерзавцы, из вонючей солонины щи варят, а те, бедняги, ничего и не знают. Бегут, жрут, лакают. Иная машинисточка получает по Их разряду четыре с половиной червонца, ну, правда, любовник ей фильдеперсовые чулочки подарит. Да ведь сколько за этот фильдеперс ей издевательств надо вынести. Ведь он ее не каким-нибудь обыкновенным способом, а подвергает французской любви. С... эти французы, между нами говоря. Хоть и лопают богато, и все с красным вином. Да... Прибежит машинисточка, ведь за 4,5 червонца в бар не пойдешь. Ей и на кинематограф не хватает, а кинематограф у женщины единственное утешение в жизни. Дрожит, морщится, а лопает... Подумать только: 40 копеек из двух блюд, а они оба эти блюда и пяти алтынного не стоят, потому что остальные 25 копеек завхоз уворовал. А ей разве такой стол нужен? У нее и верхушка правого легкого не в порядке и женская болезнь на французской почве, на службе с нее вычли, тухлятиной в столовой накормили, вот она, вот она... Бежит в подворотню в любовниковых чулках. Ноги холодные, в живот дует, потому что шерсть на ней вроде моей, а штаны она носит холодные, одна кружевная видимость. Рвань для любовника. Надень-ка она фланелевые, попробуй, он и заорет: до чего ты неизящна! Надоела мне моя матрена, намучился я с фланелевыми штанами, теперь пришло мое времечко. Я теперь председатель, и сколько ни накраду - все на женское тело, на раковые шейки, на абрау-дюрсо. Потому что наголодался я в молодости достаточно, будет с меня, а загробной жизни не существует. Жаль мне ее, жаль! Но самого себя мне еще больше жаль. Не из эгоизма говорю, о нет, а потому что мы действительно не в равных условиях. Ей-то хоть дома тепло, ну а мне, а мне... Куда пойду? У-у-у-у-у!.. - Куть, куть, куть! Шарик, а Шарик... Чего ты скулишь, бедняжка? Кто тебя обидел? Ух... Ведьма сухая метель загремела воротами и помелом с"ездила по уху барышню. Юбчонку взбила до колен, обнажила кремовые чулочки и узкую полосочку плохо стиранного кружевного бельишка, задушила слова и замела пса. Боже мой... Какая погода... Ух... И живот болит. Это солонина! И когда же это все кончится? Наклонив голову, бросилась барышня в атаку, прорвалась в ворота, и на улице начало ее вертеть, вертеть, раскидывать, потом завинтило снежным винтом, и она пропала. А пес остался в подворотне и, страдая от изуродованного бока, прижался к холодной стене, задохся и твердо решил, что больше отсюда никуда не пойдет, тут и сдохнет в подворотне. Отчаяние повалило его. На душе у него было до того больно и горько, до того одиноко и страшно, что мелкие собачьи слезы, как пупырыши, вылезали из глаз и тут же засыхали. Испорченный бок торчал свалявшимися промерзшими комьями, а между ними глядели красные зловещие пятна обвара. До чего бессмысленны, тупы, жестоки повара. - "Шарик" она назвала его... Какой он к черту "Шарик"? Шарик - это значит круглый, упитанный, глупый, овсянку жрет, сын знатных родителей, а он лохматый, долговязый и рваный, шляйка поджарая, бездомный пес. Впрочем, спасибо на добром слове. Дверь через улицу в ярко освещенном магазине хлопнула и из нее показался гражданин. Именно гражданин, а не товарищ, и даже - вернее всего, - господин. Ближе - яснее - господин. А вы думаете, я сужу по пальто? Вздор. Пальто теперь очень многие и из пролетариев носят. Правда, воротники не такие, об этом и говорить нечего, но все же издали можно спутать. А вот по глазам - тут уж и вблизи и издали не спутаешь. О, глаза значительная вещь. Вроде барометра. Все видно у кого великая сушь в душе, кто ни за что, ни про что может ткнуть носком сапога в ребра, а кто сам всякого боится. Вот последнего холуя именно и приятно бывает тяпнуть за лодыжку. Боишься - получай. Раз боишься - значит стоишь... Р-р-р... Гау-гау... Господин уверенно пересек в столбе метели улицу и двинулся в подворотню. Да, да, у этого все видно. Этот тухлой солонины лопать не станет, а если где-нибудь ему ее и подадут, поднимет такой скандал, в газеты напишет: меня, Филиппа Филипповича, обкормили. Вот он все ближе и ближе. Этот ест обильно и не ворует, этот не станет пинать ногой, но и сам никого не боится, а не боится потому, что вечно сыт. Он умственного труда господин, с французской остроконечной бородкой и усами седыми, пушистыми и лихими, как у французских рыцарей, но запах по метели от него летит скверный, больницей. И сигарой. Какого же лешего, спрашивается, носило его в кооператив Центрохоза? Вот он рядом... Чего ждет? У-у-у-у... Что он мог покупать в дрянном магазинишке, разве ему мало охотного ряда? Что такое? Колбасу. Господин, если бы вы видели, из чего эту колбасу делают, вы бы близко не подошли к магазину. Отдайте ее мне. Пес собрал остаток сил и в безумии пополз из подворотни на тротуар. Вьюга захлопала из ружья над головой, взметнула громадные буквы полотняного плаката "возможно ли омоложение?". Натурально, возможно. Запах омолодил меня, поднял с брюха, жгучими волнами стеснил двое суток пустующий желудок, запах, победивший больницу, райский запах рубленой кобылы с чесноком и перцем. Чувствую, знаю - в правом кармане шубы у него колбаса. Он надо мной. О, мой властитель! Глянь на меня. Я умираю. Рабская наша душа, подлая доля! Пес пополз, как змея, на брюхе, обливаясь слезами. Обратите внимание на поварскую работу. Но ведь вы ни за что не дадите. Ох, знаю я очень хорошо богатых людей! А в сущности - зачем она вам? Для чего вам гнилая лошадь? Нигде, кроме такой отравы не получите, как в моссельпроме. А вы сегодня завтракали, вы, величина мирового значения, благодаря мужским половым железам. У-у-у-у... Что же это делается на белом свете? Видно, помирать-то еще рано, а отчаяние - и подлинно грех. Руки ему лизать, больше ничего не остается. Загадочный господин наклонился к псу, сверкнул золотыми ободками глаз и вытащил из правого кармана белый продолговатый сверток. Не снимая коричневых перчаток, размотал бумагу, которой тотчас же овладела метель, и отломил кусок колбасы, называемой "особая краковская". И псу этот кусок. О, бескорыстная личность! У-у-у! - Фить-фить, - посвистал господин и добавил строгим голосом: - бери! Шарик, Шарик! Опять Шарик. Окрестили. Да называйте как хотите. За такой исключительный ваш поступок. Пес мгновенно оборвал кожуру, с всхлипыванием вгрызся в краковскую и сожрал ее в два счета. При этом подавился колбасой и снегом до слез, потому что от жадности едва не заглотал веревочку. Еще, еще лижу вам руку. Целую штаны, мой благодетель! - Будет пока что... - Господин говорил так отрывисто, точно командовал. Он наклонился к Шарику, пытливо глянул ему в глаза и неожиданно провел рукой в перчатке интимно и ласково по Шарикову животу. - А-га, - многозначительно молвил он, - ошейника нету, вот и прекрасно, тебя-то мне и надо. Ступай за мной. - Он пощелкал пальцами. - Фить-фить! За вами идти? Да на край света. Пинайте меня вашими фетровыми ботиками, я слова не вымолвлю. По всей пречистенке сияли фонари. Бок болел нестерпимо, но Шарик временами забывал о нем, поглощенный одной мыслью - как бы не утерять в сутолоке чудесного видения в шубе и чем-нибудь выразить ему любовь и преданность. И раз семь на протяжении пречистенки до обухова переулка он ее выразил. Поцеловал в ботик у мертвого переулка, расчищая дорогу, диким воем так напугал какую-то даму, что она села на тумбу, раза два подвыл, чтобы поддержать жалость к себе. Какой-то сволочной, под сибирского деланный кот-бродяга вынырнул из-за водосточной трубы и, несмотря на вьюгу, учуял краковскую. Шарик света не взвидел при мысли, что богатый чудак, подбирающий раненых псов в подворотне, чего доброго и этого вора прихватит с собой, и придется делиться моссельпромовским изделием. Поэтому на кота он так лязгнул зубами, что тот с шипением, похожим на шипение дырявого шланга, забрался по трубе до второго этажа. - Ф-р-р-р... Га..У! Вон! Не напасешься моссельпрома на всякую рвань, шляющуюся по пречистенке. Господин оценил преданность и у самой пожарной команды, у окна, из которого слышалось приятное ворчание волторны, наградил пса вторым куском поменьше, золотников на пять. Эх, чудак. Подманивает меня. Не беспокойтесь! Я и сам никуда не уйду. За вами буду двигаться куда ни прикажете. - Фить-фить-фить! Сюда! В обухов? Сделайте одолжение. Очень хорошо известен нам этот переулок. Фить-фить! Сюда? С удово... Э, нет, позвольте. Нет. Тут швейцар. А уж хуже этого ничего на свете нет. Во много раз опаснее дворника. Совершенно ненавистная порода. Гаже котов. Живодер в позументе. - Да не бойся ты, иди. - Здравия желаю, Филипп Филиппович. - Здравствуй, Федор. Вот это - личность. Боже мой, на кого же ты нанесла меня, собачья моя доля! Что это за такое лицо, которое может псов с улицы мимо швейцаров вводить в дом жилищного товарищества? Посмотрите, этот подлец - ни звука, ни движения! Правда, в глазах у него пасмурно, но, в общем, он равнодушен под околышем с золотыми галунами. Словно так и полагается. Уважает, господа, до чего уважает! Ну-с, а я с ним и за ним. Что, тронул? Выкуси. Вот бы тяпнуть за пролетарскую мозолистую ногу. За все издевательства вашего брата. Щеткой сколько раз морду уродовал мне, а? - Иди, иди. Понимаем, понимаем, не извольте беспокоится. Куда вы, туда и мы. Вы только дорожку указывайте, а я уж не отстану, несмотря на отчаянный мой бок. С лестницы вниз: - Писем мне, Федор, не было? Снизу на лестницу почтительно: - Никак нет, Филипп Филиппович (интимно вполголоса вдогонку), - а в третью квартиру жилтоварищей вселили. Важный песий благотворитель круто обернулся на ступеньке и, перегнувшись через перила, в ужасе спросил: - Ну-у? Глаза его округлились и усы встали дыбом. Швейцар снизу задрал голову, приладил ладошку к губам и подтвердил: - Точно так, целых четыре штуки. - Боже мой! Воображаю, что теперь будет в квартире. Ну и что ж они? - Да ничего-с. - А Федор Павлович? - За ширмами поехали и за кирпичом. Перегородки будут ставить. - Черт знает, что такое! - Во все квартиры, Филипп Филиппович, будут вселять, кроме вашей. Сейчас собрание было, выбрали новое товарищество, а прежних - в шею. - Что делается. Ай-яй-яй... Фить-фить. Иду-с, поспеваю. Бок, изволите ли видеть, дает себя знать. Разрешите лизнуть сапожок. Галун швейцара скрылся внизу. На мраморной площадке повеяло теплом от труб, еще раз повернули и вот - бельэтаж.


Top