Степняк кравчинский русская грозовая туча. Сергей степняк-кравчинский

Видный деятель отечественной судебной медицины, известный своими работами в области патологической анатомии, гигиены и судебной медицины. Один из основоположников московской школы судебных медиков.

Родился в 1818 г. в Рязанской губернии в семье горного инженера Истьинского чугунолитейного завода. В 1834 г. окончил курс московской практической академии. В 1839 г. окончил с золотой медалью медико-хирургическую академию. По окончании Академии Мин в течение 16 лет работал ординатором Екатерининской больницы.

Первый период деятельности Д.Е. Мина связан с изучением патологической анатомии. Работая в больнице ординатором, проявил глубокий интерес к патологической анатомии, которая в то время начала оформляться в самостоятельную медицинскую дисциплину. Этот интерес к патологической анатомии Д.Е. Мин сохранил во всей своей последующей научной и практической деятельности. Д.Е. Мин перевёл на русский язык руководство по патологической анатомии Рокитанского.

В 1851 г. он защитил докторскую диссертацию на тему «О тифозном истощении» («De dyscrarsia typho propria»). В 1858 году Д. Е, Мин избирается адъюнкт-профессором кафедры судебной медицины и ведёт курс гигиены с эпизоотологией. Эти две дисциплины хотя и числились на одной кафедре по Уставу 1835 года, но читались разными профессорами, так как одному профессору было уже не по силам углублённое и всестороннее изучение и преподавание этих в объединённом курсе. В 1862 г. его избирают экстраординарным профессором кафедры государственного врачебноведения Московского университета и с этих пор читал курс судебной медицины. Новый университетский устав 1863 г. внес существенные изменения в название кафедры и содержание ее деятельности. Новое название кафедры звучало так: «Кафедра судебной медицины с токсикологией, гигиены и медицинской полиции». В 1863 году был избран на должность заведующего кафедрой, в связи с уходом в отставку профессора А.О. Армфельда . С 1863 г. по 1878 г. - профессор судебной медицины, после чего покинул Москву и поселился в Санкт-Питербурге.

Мин принимал деятельное участие в „Московском врачебном журнале“, который издавался с 1851 года профессором Московского университета А.И. Полуниным. В течение нескольких лет он был вторым редактором этого журнала. Проф. Д.Е. Мин был глубоко всесторонне образованным учёным, он прекрасно знал древние и новые языки и известен в русской литературе, как переводчик крупных художественных произведений („Ад“ из „Божественной комедии“ Данте, „Освобождённый Иерусалим“-Торквато Тассо, „Король Иоанн“ - Шекспира, „Осада Коринфа“, „Дон Жуан“-Байрона и ряда других классических произведений).

Когда в 1864 году в Москве вспыхнула холера, во главе санитарной комиссии по борьбе с эпидемией был поставлен Д.Е. Мин. В течение нескольких дней он наладил быструю и чёткую работу комиссии. Им были организованы персонал санитарных участковых попечителей и приёмные покои с постоянным дежурством врачей; он составил инструкции по проведению санитарных мероприятий и оказанию врачебной помощи населению. Благодаря проведению срочных плановых мероприятий эпидемия не приняла широких размеров и скоро была ликвидирована. По вопросам гигиены Д.Е. Мином написано несколько работ: „Правила дезинфекции отхожих мест при помощи железного купороса и способ его употребления“, „Медикополицейское исследование фабрики Ганешиных“ и др.

После отмены крепостного права и реформы суда в 1864 г. было введено гласное судопроизводство. Возник институт судебных следователей, учреждены прокуратура и адвокатура. Кафедры судебной медицины университетов стали инстанцией, в которую представители суда и следственные работники обращались для разрешения сложных вопросов по уголовным делам. После введения гласного судопроизводства изменилось преподавание судебной медицины. Д.Е. Мин много сделал для его улучшения. При кафедре он организовал судебно-медицинское отделение для исследования трупов. Впервые включил в курс занятия по исследованию вещественных доказательств (пятен крови и спермы обнаружению в жидкостях ядов (мышьяка, сулемы), а 1864 г. он организовал на кафедре музей. В 1872 г. было издано составленное им руководство «Судебная медицина». На кафедре ежегодно готовили 15-20 уездных врачей, инспекторов врачебных управ и диссертантов по гигиене и судебной медицине. Одним из учеников Д.Е. Мина был Иван Михайлович Гвоздев, избранный в 1871 г. профессором кафедры судебной медицины Казанского университета . Важным научным вкладом в судебную медицину явились докторские диссертации, выполненные под руководством проф. Д.Е. Мина - «Смерть от опьянения» (П.П. Сущинский, 1867), «Паралич вследствие отравления мышьяком (Д.А. Сколозубов, 1876), «О плодоизгнании в судебно-медицинском отношении» (В.И. Коробкин, 1876).

Учениками Д.Е. Мина были также И.И. Нейдинг , П.И. Медведев, Н.Д. Никитин, М.А. Белин. Его лекции вызывали у слушателей большой интерес, содержали примеры из практики. Заведующего и преподавателей кафедры часто привлекали для проведения судебно-медицинской экспертизы, а также в качестве экспертов в судах Москвы и других городов. Д.Е. Мин был первым экспертом гласного суда.

На протяжении многих лет он был соредактором «Московского врачебного журнала», который в 1851 г. начал издавать А.И. Полунин. Являясь проректором и затем ректором Московского университета, Д.Е. Мин многое сделал для улучшения научно-методической работы.

Ряд его исследований был посвящен изучению нервной системы, отдельным вопросам судебной психиатрии. В 1868 г. он выступил с актовой речью «О некоторых сомнительных состояниях психического здоровья в судебно-медицинском отношении». Д.Е. Мин обладал большим организаторским талантом. В 1864 г. он возглавил в Москве комиссию по борьбе с холерой. Были открыты приемные пункты с дежурствами врачей, издана инструкция по проведению мероприятий по борьбе с холерой, организована работа участковых санитарных попечительств. Эти энергичные меры привели к быстрой ликвидации эпидемии. Проф. Д.Е. Мин был всесторонне образованным человеком, блестяще владел древними и новыми иностранными языками, получил известность как переводчик Байрона, Шекспира, Шиллера, Данте. По меткому выражению Т.Г. Шевченко, Д.Е. Мин вошел в историю как «поэт и медик». В 1878 г. по состоянию здоровья он оставил службу в университете. Его преемником стал Иван Иванович Нейдинг, защитивший в 1868 г. докторскую диссертацию на тему «О диагностическом значении бороздки на шее при повешении и удавлении», которая считается большим вкладом в мировую судебно-медицинскую науку.

последнее обновление информации: 26.01.2019 11:43

Карьера в судебной медицине

1863-1878 — зав. кафедрой. Кафедра судебной медицины . ГБОУ ВПО Первый МГМУ им. И.М. Сеченова Минздравсоцразвития России

Информацию об остальных судебных медиках Вы можете поискать, используя приведенный ниже каталог

Если Вы заметили ошибку, либо хотите добавить информацию о персоне, обращайтесь на наш форум Forens Ru Еще раз благодарим всех участников нашего форума, принявших посильное участие в создании данного раздела и пополнении его свежей информацией.

После чего был вынужден скрываться за границей. Находясь в эмиграции, продолжил активную организаторскую, агитационную, пропагандистскую деятельность против царского самодержавия и в поддержку революционных преобразований в России. Занимался публицистической и журналистской деятельностью, писатель и переводчик.

Биография

Ранние годы

Родился в семье военного врача. Детство прошло в украинских городах: Александрия , Елисаветград , Умань . Окончил Орловский кадетский корпус , после чего поступил в московское Александровское военное училище , откуда перевёлся в петербургское Михайловское артиллерийское училище . В 1870 году получил звание подпоручика ; отслужив год, ушёл в отставку. Учился в (1871-1873).

Участие в революционном движении

Вскоре был арестован, бежал и, прожив недолгое время в Москве на нелегальном положении, эмигрировал в Швейцарию в конце 1874 года . Летом 1875 года участвовал в Герцеговинском восстании , сотрудничал в газете «Работник» (Женева) бакунистского направления. За годы пребывания за границей Степняк-Кравчинский неоднократно встречался с русскими политэмигрантами Г. А. Лопатиным , П. Н. Ткачёвым , П. Л. Лавровым , М. А. Бакуниным и др. В результате он отказывается от программ и бакунистов, и лавристов, считая, что в России невозможны ни немедленная революция, ни планомерная социалистическая пропаганда. Степняк-Кравчинский выдвигает идею «пропаганды действием » - организации «показательного бунта», который будет подавлен, но подаст пример самопожертвования. В пропагандистских сказках - «Сказка о копейке» (1874), «Мудрица Наумовна» (1875), «Из огня да в полымя!…» (1876) и др. Кравчинский популяризовал идеи социализма, рассказывал о Карле Марксе , призывал к бунту. После подавления Герцеговинского восстания вернулся в Москву, где участвовал в организации и исполнении нескольких дерзких побегов из тюрем своих друзей. Но, испытав разочарование от неудачной деятельности народнического движения и расстроенный отсутствием перспектив развития и арестами своих друзей, вновь выехал за границу.

Взгляды на революционную борьбу Кравчинского кардинально изменяются, он окончательно отказывается от тактики «хождения в народ» и приходит к выводу, что единственный действенный метод борьбы в России - террор .

Убийство шефа жандармов

В эмиграции Кравчинский женился на Фанни Марковне Личкус, дочери купца. С ними же жила Анна Марковна Личкус, сестра Фанни.

Одной из подруг и сотрудниц Кравчинского была писательница Этель Лилиан Войнич , которую он обучил русскому языку. Её революционный роман «Овод » (1897) распространялся в России подпольщиками, а после победы Октябрьской революции издавался в СССР многомиллионными тиражами и был в каждой школьной библиотеке.

Политические взгляды

Мы - социалисты. Цель наша - разрушение существующего экономического строя, уничтожение экономического неравенства, составляющего, по нашему убеждению, корень всех страданий человечества. […] Мы считаем, что не политическое рабство порождает экономическое, а наоборот.

Борьбу с царской администрацией Кравчинский считал необходимой лишь постольку, поскольку последняя мешала расправе над имущими классами («буржуазией»):

[…] Наши настоящие враги - буржуазия , которая теперь прячется за вашей спиной [то есть за спиной правительства (прим. Википедия )]. Так посторонитесь же! Не мешайте нам бороться с нашими настоящими врагами, и мы оставим вас в покое.

Вот чего мы требуем от вас, господа правительствующие. Большего от вас мы не требуем, потому что большего вы дать не в силах. Это большее в руках буржуазии, у которой мы и вырвем его вместе с жизнью.

Вопросы политического устройства России Кравчинский считал второстепенными:

До вопроса о разделении власти между вами и буржуазией нам нет решительно никакого дела. Давайте или не давайте конституцию, призывайте выборных или не призывайте, назначайте их из землевладельцев, попов или жандармов - это нам совершенно безразлично.

Образ в литературе

• Личность Кравчинского отражена во многих мемуарах (Н. А. Морозова , П. А. Кропоткина , В. И. Засулич , Б. Шоу , Г. Брандеса), а также в «Возмездии» А. А. Блока .
• Он стал прототипом героев Э. Золя «Жерминаль » и Э. Войнич «Овод ».

Наследие

• Нежелание Кравчинского присоединяться к какой-либо партии или группировке были скорее исключением, чем правилом в среде русской революционной эмиграции. Его ближайшие соратники - Ф. В. Волховский , Е. Е. Лазарев , Л. Э. Шишко в начале XX века вступили в партию эсеров . На базе Фонда вольной русской прессы была создана Аграрно-социалистическая лига , которая в 1902 году также стала эсеровской организацией.
• Почти на 20 лет пережили Степняка-Кравчинского два его детища - английское «Общество друзей русской свободы» и его печатный орган журнал «Free Russia». После смерти революционера издавать журнал продолжал Ф. В. Волховский вместе с английскими единомышленниками Кравчинского (Р. Уотсон , Ф. Грин, Дж. Перрис).
• В 1930-е гг. вдова Степняка-Кравчинского Ф. М. Степняк-Кравчинская через полпреда в Лондоне И. М. Майского передала бумаги своего мужа на хранение в СССР .
• В советское время книги Степняка-Кравчинского многократно переиздавались, а его жизнь и деятельность стали объектом научных исследований. Особенно весомый вклад в эту работу внесла советская исследовательница Е. А. Таратута. Среди её многочисленных статей и книг, посвящённых революционеру, выделяется капитальная биография Степняка-Кравчинского , в которой она подробно восстановила жизнь революционера. При этом, как отмечает в своей диссертации Д. М. Нечипорук, «свободная форма повествования позволила <автору> удачно обойти все моменты и эпизоды, не вписывающиеся в представление о Степняке-Кравчинском как о пламенном революционере и непримиримом борце с самодержавием, прямой предтече революционной деятельности Ленина» . Е. А. Таратута недостаточно глубоко исследовала эволюцию политических взглядов русского революционера, которую они претерпели за годы лондонской эмиграции.

Сочинения

• Степняк-Кравчинский С. М. Собрание сочинений / С написанными для настоящ. издания воспоминаниями П. А. Кропоткина и фототипич. портр. Степняка. Ч. 1: Штундист Павел Руденко. - СПб. : б. и., 1907. - 224 с.: портр.
• Степняк-Кравчинский С. М. Собрание сочинений. Ч. 3: 1. Домик на Волге.2. Новообращенный.3. Сказка о копейке / Степняк-Кравчинский С. М. - СПб. : б. и., 1907. - 241 с.: портр.
• Степняк-Кравчинский С. М. Собрание сочинений. ч. 4: Андрей Кожухов / Степняк-Кравчинский С. М. - СПб. : б. и., 1907. - 306 с.: портр.
• Степняк-Кравчинский С. М. Собрание сочинений. Ч. 5: Эскизы и силуэты. Ольга Любатович . N 39. Жизнь в городишке. Степан Халтурин . Волшебнику. Гарибальди / Степняк-Кравчинский С. М. - СПб. : б. и., 1907
• Степняк-Кравчинский С. М. Андрей Кожухов: Роман из эпохи семидесятых годов / Послеслов. Д. Юферева. - М .: Гослитиздат, 1950. - 342 с.
• Степняк-Кравчинский С. М. Россия под властью царей: пер. с англ. / Вступит. статья Е. Таратуты. - М .: Мысль, 1964. - 407 с.: портр.
• В лондонской эмиграции. - М .: Наука, 1968.
• Степняк-Кравчинский С. М. Избранное / Предисл. А. И. Володина. Худож. А. Виноградов. - М .: Худож. лит., 1972. - 584 с.: ил., портр.
• Степняк-Кравчинский С. Сочинения. В 2-х т. Составление и комментарии Н. М. Пирумовой и М. И. Перпер . М.: Художественная литература, 1987. - 575 с. и 461 с.
• Штундист Павел Руденко: роман. - СПб. : Христианское общество «Библия для всех», 1997. - 216 с. ISBN 5-7454-0161-3
• Грозовая туча России. - М .: Новый Ключ, 2001. ISBN 5-7082-0113-4
• The Russian Peasantry (Русское крестьянство, 2 тт., 1888).
• «О правде и кривде» (Женева, 1875)
• «Из огня да в полымя! или Вот тебе бабушка и Юрьев день!» (Лондон, 1876)
• «Русская грозовая туча» (1886),
• «King Stork and King Log» (Царь-чурбан и царь-цапля).
• «Сказка о копейке» (1874 - Швейцария)
• «Мудрица Наумовна» (рус. 1875 - Англия, без указания имени автора), где Степняк-Кравчинский задался целью изложить в доступной народу форме суть 1-го т. «Капитала» К. Маркса (см. Социализм, Экономика); третья часть сказки называется «Будущее царство» - это второе в рус. лит-ре после «Четвертого сна Веры Павловны» Н. Г. Чернышевского прямое изображение коммунистического общества , которое автор называет «работницким».
• «Новообращенный».

Напишите отзыв о статье "Степняк-Кравчинский, Сергей Михайлович"

Примечания

Литература

• Иванов Ю. Н. Публицистика С. М. Степняка-Кравчинского в оценке английской прессы 80-х годов XIX в. // Из истории нового и новейшего времени. - Вып. II. - Воронеж: Издательство Воронежского университета, 1969.
• Дальцева М. 3. Счастливый Кит: Повесть о Сергее Степняке-Кравчинском. - М .: Политиздат , 1979. - (Пламенные революционеры). - 335 с., ил.
• Брандес Г. Русские впечатления. - М .: ОГИ, 2002. ISBN 5-94282-183-6
• Могильнер М. Мифология «подпольного человека». // Культурология: Дайджест. - 2003. - N 4 (27). - С. 48-60.
• Маевская П. Слово и подвиг. Жизнь и творчество С. М. Степняка-Кравчинского. - 1968.
• Русский друг Энгельса. Рассказ об интернациональных связях русского революционера-народника С. М. Степняка-Кравчинского. - М ., 1970.
• . - М ., 1973.
• Шишко Л. Э. // Грозовая туча России / Сост., предисловие и примеч. Б. Романова. - М ., 2001. - С. 285-334.

Ссылки

• Степняк-Кравчинский С. М.
• Степняк-Кравчинский С. М. (недоступная ссылка)
• Памфлет Сергея Степняка-Кравчинского , написанный им после убийства шефа жандармов Мезенцова
• Степняк-Кравчинский С. М.
• Степняк-Кравчинский С. М.
• Степняк-Кравчинский С. М.

Отрывок, характеризующий Степняк-Кравчинский, Сергей Михайлович

Княгиня говорила без умолку. Короткая верхняя губка с усиками то и дело на мгновение слетала вниз, притрогивалась, где нужно было, к румяной нижней губке, и вновь открывалась блестевшая зубами и глазами улыбка. Княгиня рассказывала случай, который был с ними на Спасской горе, грозивший ей опасностию в ее положении, и сейчас же после этого сообщила, что она все платья свои оставила в Петербурге и здесь будет ходить Бог знает в чем, и что Андрей совсем переменился, и что Китти Одынцова вышла замуж за старика, и что есть жених для княжны Марьи pour tout de bon, [вполне серьезный,] но что об этом поговорим после. Княжна Марья все еще молча смотрела на брата, и в прекрасных глазах ее была и любовь и грусть. Видно было, что в ней установился теперь свой ход мысли, независимый от речей невестки. Она в середине ее рассказа о последнем празднике в Петербурге обратилась к брату:
– И ты решительно едешь на войну, Andre? – сказала oia, вздохнув.
Lise вздрогнула тоже.
– Даже завтра, – отвечал брат.
– II m"abandonne ici,et Du sait pourquoi, quand il aur pu avoir de l"avancement… [Он покидает меня здесь, и Бог знает зачем, тогда как он мог бы получить повышение…]
Княжна Марья не дослушала и, продолжая нить своих мыслей, обратилась к невестке, ласковыми глазами указывая на ее живот:
– Наверное? – сказала она.
Лицо княгини изменилось. Она вздохнула.
– Да, наверное, – сказала она. – Ах! Это очень страшно…
Губка Лизы опустилась. Она приблизила свое лицо к лицу золовки и опять неожиданно заплакала.
– Ей надо отдохнуть, – сказал князь Андрей, морщась. – Не правда ли, Лиза? Сведи ее к себе, а я пойду к батюшке. Что он, всё то же?
– То же, то же самое; не знаю, как на твои глаза, – отвечала радостно княжна.
– И те же часы, и по аллеям прогулки? Станок? – спрашивал князь Андрей с чуть заметною улыбкой, показывавшею, что несмотря на всю свою любовь и уважение к отцу, он понимал его слабости.
– Те же часы и станок, еще математика и мои уроки геометрии, – радостно отвечала княжна Марья, как будто ее уроки из геометрии были одним из самых радостных впечатлений ее жизни.
Когда прошли те двадцать минут, которые нужны были для срока вставанья старого князя, Тихон пришел звать молодого князя к отцу. Старик сделал исключение в своем образе жизни в честь приезда сына: он велел впустить его в свою половину во время одевания перед обедом. Князь ходил по старинному, в кафтане и пудре. И в то время как князь Андрей (не с тем брюзгливым выражением лица и манерами, которые он напускал на себя в гостиных, а с тем оживленным лицом, которое у него было, когда он разговаривал с Пьером) входил к отцу, старик сидел в уборной на широком, сафьяном обитом, кресле, в пудроманте, предоставляя свою голову рукам Тихона.
– А! Воин! Бонапарта завоевать хочешь? – сказал старик и тряхнул напудренною головой, сколько позволяла это заплетаемая коса, находившаяся в руках Тихона. – Примись хоть ты за него хорошенько, а то он эдак скоро и нас своими подданными запишет. – Здорово! – И он выставил свою щеку.
Старик находился в хорошем расположении духа после дообеденного сна. (Он говорил, что после обеда серебряный сон, а до обеда золотой.) Он радостно из под своих густых нависших бровей косился на сына. Князь Андрей подошел и поцеловал отца в указанное им место. Он не отвечал на любимую тему разговора отца – подтруниванье над теперешними военными людьми, а особенно над Бонапартом.
– Да, приехал к вам, батюшка, и с беременною женой, – сказал князь Андрей, следя оживленными и почтительными глазами за движением каждой черты отцовского лица. – Как здоровье ваше?
– Нездоровы, брат, бывают только дураки да развратники, а ты меня знаешь: с утра до вечера занят, воздержен, ну и здоров.
– Слава Богу, – сказал сын, улыбаясь.
– Бог тут не при чем. Ну, рассказывай, – продолжал он, возвращаясь к своему любимому коньку, – как вас немцы с Бонапартом сражаться по вашей новой науке, стратегией называемой, научили.
Князь Андрей улыбнулся.
– Дайте опомниться, батюшка, – сказал он с улыбкою, показывавшею, что слабости отца не мешают ему уважать и любить его. – Ведь я еще и не разместился.
– Врешь, врешь, – закричал старик, встряхивая косичкою, чтобы попробовать, крепко ли она была заплетена, и хватая сына за руку. – Дом для твоей жены готов. Княжна Марья сведет ее и покажет и с три короба наболтает. Это их бабье дело. Я ей рад. Сиди, рассказывай. Михельсона армию я понимаю, Толстого тоже… высадка единовременная… Южная армия что будет делать? Пруссия, нейтралитет… это я знаю. Австрия что? – говорил он, встав с кресла и ходя по комнате с бегавшим и подававшим части одежды Тихоном. – Швеция что? Как Померанию перейдут?
Князь Андрей, видя настоятельность требования отца, сначала неохотно, но потом все более и более оживляясь и невольно, посреди рассказа, по привычке, перейдя с русского на французский язык, начал излагать операционный план предполагаемой кампании. Он рассказал, как девяностотысячная армия должна была угрожать Пруссии, чтобы вывести ее из нейтралитета и втянуть в войну, как часть этих войск должна была в Штральзунде соединиться с шведскими войсками, как двести двадцать тысяч австрийцев, в соединении со ста тысячами русских, должны были действовать в Италии и на Рейне, и как пятьдесят тысяч русских и пятьдесят тысяч англичан высадятся в Неаполе, и как в итоге пятисоттысячная армия должна была с разных сторон сделать нападение на французов. Старый князь не выказал ни малейшего интереса при рассказе, как будто не слушал, и, продолжая на ходу одеваться, три раза неожиданно перервал его. Один раз он остановил его и закричал:
– Белый! белый!
Это значило, что Тихон подавал ему не тот жилет, который он хотел. Другой раз он остановился, спросил:
– И скоро она родит? – и, с упреком покачав головой, сказал: – Нехорошо! Продолжай, продолжай.
В третий раз, когда князь Андрей оканчивал описание, старик запел фальшивым и старческим голосом: «Malbroug s"en va t en guerre. Dieu sait guand reviendra». [Мальбрук в поход собрался. Бог знает вернется когда.]
Сын только улыбнулся.
– Я не говорю, чтоб это был план, который я одобряю, – сказал сын, – я вам только рассказал, что есть. Наполеон уже составил свой план не хуже этого.
– Ну, новенького ты мне ничего не сказал. – И старик задумчиво проговорил про себя скороговоркой: – Dieu sait quand reviendra. – Иди в cтоловую.

В назначенный час, напудренный и выбритый, князь вышел в столовую, где ожидала его невестка, княжна Марья, m lle Бурьен и архитектор князя, по странной прихоти его допускаемый к столу, хотя по своему положению незначительный человек этот никак не мог рассчитывать на такую честь. Князь, твердо державшийся в жизни различия состояний и редко допускавший к столу даже важных губернских чиновников, вдруг на архитекторе Михайле Ивановиче, сморкавшемся в углу в клетчатый платок, доказывал, что все люди равны, и не раз внушал своей дочери, что Михайла Иванович ничем не хуже нас с тобой. За столом князь чаще всего обращался к бессловесному Михайле Ивановичу.
В столовой, громадно высокой, как и все комнаты в доме, ожидали выхода князя домашние и официанты, стоявшие за каждым стулом; дворецкий, с салфеткой на руке, оглядывал сервировку, мигая лакеям и постоянно перебегая беспокойным взглядом от стенных часов к двери, из которой должен был появиться князь. Князь Андрей глядел на огромную, новую для него, золотую раму с изображением генеалогического дерева князей Болконских, висевшую напротив такой же громадной рамы с дурно сделанным (видимо, рукою домашнего живописца) изображением владетельного князя в короне, который должен был происходить от Рюрика и быть родоначальником рода Болконских. Князь Андрей смотрел на это генеалогическое дерево, покачивая головой, и посмеивался с тем видом, с каким смотрят на похожий до смешного портрет.
– Как я узнаю его всего тут! – сказал он княжне Марье, подошедшей к нему.
Княжна Марья с удивлением посмотрела на брата. Она не понимала, чему он улыбался. Всё сделанное ее отцом возбуждало в ней благоговение, которое не подлежало обсуждению.
– У каждого своя Ахиллесова пятка, – продолжал князь Андрей. – С его огромным умом donner dans ce ridicule! [поддаваться этой мелочности!]
Княжна Марья не могла понять смелости суждений своего брата и готовилась возражать ему, как послышались из кабинета ожидаемые шаги: князь входил быстро, весело, как он и всегда ходил, как будто умышленно своими торопливыми манерами представляя противоположность строгому порядку дома.
В то же мгновение большие часы пробили два, и тонким голоском отозвались в гостиной другие. Князь остановился; из под висячих густых бровей оживленные, блестящие, строгие глаза оглядели всех и остановились на молодой княгине. Молодая княгиня испытывала в то время то чувство, какое испытывают придворные на царском выходе, то чувство страха и почтения, которое возбуждал этот старик во всех приближенных. Он погладил княгиню по голове и потом неловким движением потрепал ее по затылку.
– Я рад, я рад, – проговорил он и, пристально еще взглянув ей в глаза, быстро отошел и сел на свое место. – Садитесь, садитесь! Михаил Иванович, садитесь.
Он указал невестке место подле себя. Официант отодвинул для нее стул.
– Го, го! – сказал старик, оглядывая ее округленную талию. – Поторопилась, нехорошо!
Он засмеялся сухо, холодно, неприятно, как он всегда смеялся, одним ртом, а не глазами.
– Ходить надо, ходить, как можно больше, как можно больше, – сказал он.
Маленькая княгиня не слыхала или не хотела слышать его слов. Она молчала и казалась смущенною. Князь спросил ее об отце, и княгиня заговорила и улыбнулась. Он спросил ее об общих знакомых: княгиня еще более оживилась и стала рассказывать, передавая князю поклоны и городские сплетни.
– La comtesse Apraksine, la pauvre, a perdu son Mariei, et elle a pleure les larmes de ses yeux, [Княгиня Апраксина, бедняжка, потеряла своего мужа и выплакала все глаза свои,] – говорила она, всё более и более оживляясь.
По мере того как она оживлялась, князь всё строже и строже смотрел на нее и вдруг, как будто достаточно изучив ее и составив себе ясное о ней понятие, отвернулся от нее и обратился к Михайлу Ивановичу.
– Ну, что, Михайла Иванович, Буонапарте то нашему плохо приходится. Как мне князь Андрей (он всегда так называл сына в третьем лице) порассказал, какие на него силы собираются! А мы с вами всё его пустым человеком считали.
Михаил Иванович, решительно не знавший, когда это мы с вами говорили такие слова о Бонапарте, но понимавший, что он был нужен для вступления в любимый разговор, удивленно взглянул на молодого князя, сам не зная, что из этого выйдет.
– Он у меня тактик великий! – сказал князь сыну, указывая на архитектора.
И разговор зашел опять о войне, о Бонапарте и нынешних генералах и государственных людях. Старый князь, казалось, был убежден не только в том, что все теперешние деятели были мальчишки, не смыслившие и азбуки военного и государственного дела, и что Бонапарте был ничтожный французишка, имевший успех только потому, что уже не было Потемкиных и Суворовых противопоставить ему; но он был убежден даже, что никаких политических затруднений не было в Европе, не было и войны, а была какая то кукольная комедия, в которую играли нынешние люди, притворяясь, что делают дело. Князь Андрей весело выдерживал насмешки отца над новыми людьми и с видимою радостью вызывал отца на разговор и слушал его.
– Всё кажется хорошим, что было прежде, – сказал он, – а разве тот же Суворов не попался в ловушку, которую ему поставил Моро, и не умел из нее выпутаться?
– Это кто тебе сказал? Кто сказал? – крикнул князь. – Суворов! – И он отбросил тарелку, которую живо подхватил Тихон. – Суворов!… Подумавши, князь Андрей. Два: Фридрих и Суворов… Моро! Моро был бы в плену, коли бы у Суворова руки свободны были; а у него на руках сидели хофс кригс вурст шнапс рат. Ему чорт не рад. Вот пойдете, эти хофс кригс вурст раты узнаете! Суворов с ними не сладил, так уж где ж Михайле Кутузову сладить? Нет, дружок, – продолжал он, – вам с своими генералами против Бонапарте не обойтись; надо французов взять, чтобы своя своих не познаша и своя своих побиваша. Немца Палена в Новый Йорк, в Америку, за французом Моро послали, – сказал он, намекая на приглашение, которое в этом году было сделано Моро вступить в русскую службу. – Чудеса!… Что Потемкины, Суворовы, Орловы разве немцы были? Нет, брат, либо там вы все с ума сошли, либо я из ума выжил. Дай вам Бог, а мы посмотрим. Бонапарте у них стал полководец великий! Гм!…
– Я ничего не говорю, чтобы все распоряжения были хороши, – сказал князь Андрей, – только я не могу понять, как вы можете так судить о Бонапарте. Смейтесь, как хотите, а Бонапарте всё таки великий полководец!
– Михайла Иванович! – закричал старый князь архитектору, который, занявшись жарким, надеялся, что про него забыли. – Я вам говорил, что Бонапарте великий тактик? Вон и он говорит.
– Как же, ваше сиятельство, – отвечал архитектор.
Князь опять засмеялся своим холодным смехом.
– Бонапарте в рубашке родился. Солдаты у него прекрасные. Да и на первых он на немцев напал. А немцев только ленивый не бил. С тех пор как мир стоит, немцев все били. А они никого. Только друг друга. Он на них свою славу сделал.
И князь начал разбирать все ошибки, которые, по его понятиям, делал Бонапарте во всех своих войнах и даже в государственных делах. Сын не возражал, но видно было, что какие бы доводы ему ни представляли, он так же мало способен был изменить свое мнение, как и старый князь. Князь Андрей слушал, удерживаясь от возражений и невольно удивляясь, как мог этот старый человек, сидя столько лет один безвыездно в деревне, в таких подробностях и с такою тонкостью знать и обсуживать все военные и политические обстоятельства Европы последних годов.
– Ты думаешь, я, старик, не понимаю настоящего положения дел? – заключил он. – А мне оно вот где! Я ночи не сплю. Ну, где же этот великий полководец твой то, где он показал себя?
– Это длинно было бы, – отвечал сын.
– Ступай же ты к Буонапарте своему. M lle Bourienne, voila encore un admirateur de votre goujat d"empereur! [вот еще поклонник вашего холопского императора…] – закричал он отличным французским языком.
– Vous savez, que je ne suis pas bonapartiste, mon prince. [Вы знаете, князь, что я не бонапартистка.]
– «Dieu sait quand reviendra»… [Бог знает, вернется когда!] – пропел князь фальшиво, еще фальшивее засмеялся и вышел из за стола.
Маленькая княгиня во всё время спора и остального обеда молчала и испуганно поглядывала то на княжну Марью, то на свекра. Когда они вышли из за стола, она взяла за руку золовку и отозвала ее в другую комнату.
– Сomme c"est un homme d"esprit votre pere, – сказала она, – c"est a cause de cela peut etre qu"il me fait peur. [Какой умный человек ваш батюшка. Может быть, от этого то я и боюсь его.]
– Ax, он так добр! – сказала княжна.

Князь Андрей уезжал на другой день вечером. Старый князь, не отступая от своего порядка, после обеда ушел к себе. Маленькая княгиня была у золовки. Князь Андрей, одевшись в дорожный сюртук без эполет, в отведенных ему покоях укладывался с своим камердинером. Сам осмотрев коляску и укладку чемоданов, он велел закладывать. В комнате оставались только те вещи, которые князь Андрей всегда брал с собой: шкатулка, большой серебряный погребец, два турецких пистолета и шашка, подарок отца, привезенный из под Очакова. Все эти дорожные принадлежности были в большом порядке у князя Андрея: всё было ново, чисто, в суконных чехлах, старательно завязано тесемочками.
В минуты отъезда и перемены жизни на людей, способных обдумывать свои поступки, обыкновенно находит серьезное настроение мыслей. В эти минуты обыкновенно поверяется прошедшее и делаются планы будущего. Лицо князя Андрея было очень задумчиво и нежно. Он, заложив руки назад, быстро ходил по комнате из угла в угол, глядя вперед себя, и задумчиво покачивал головой. Страшно ли ему было итти на войну, грустно ли бросить жену, – может быть, и то и другое, только, видимо, не желая, чтоб его видели в таком положении, услыхав шаги в сенях, он торопливо высвободил руки, остановился у стола, как будто увязывал чехол шкатулки, и принял свое всегдашнее, спокойное и непроницаемое выражение. Это были тяжелые шаги княжны Марьи.
– Мне сказали, что ты велел закладывать, – сказала она, запыхавшись (она, видно, бежала), – а мне так хотелось еще поговорить с тобой наедине. Бог знает, на сколько времени опять расстаемся. Ты не сердишься, что я пришла? Ты очень переменился, Андрюша, – прибавила она как бы в объяснение такого вопроса.
Она улыбнулась, произнося слово «Андрюша». Видно, ей самой было странно подумать, что этот строгий, красивый мужчина был тот самый Андрюша, худой, шаловливый мальчик, товарищ детства.
– А где Lise? – спросил он, только улыбкой отвечая на ее вопрос.
– Она так устала, что заснула у меня в комнате на диване. Ax, Andre! Que! tresor de femme vous avez, – сказала она, усаживаясь на диван против брата. – Она совершенный ребенок, такой милый, веселый ребенок. Я так ее полюбила.
Князь Андрей молчал, но княжна заметила ироническое и презрительное выражение, появившееся на его лице.
– Но надо быть снисходительным к маленьким слабостям; у кого их нет, Аndre! Ты не забудь, что она воспитана и выросла в свете. И потом ее положение теперь не розовое. Надобно входить в положение каждого. Tout comprendre, c"est tout pardonner. [Кто всё поймет, тот всё и простит.] Ты подумай, каково ей, бедняжке, после жизни, к которой она привыкла, расстаться с мужем и остаться одной в деревне и в ее положении? Это очень тяжело.
Князь Андрей улыбался, глядя на сестру, как мы улыбаемся, слушая людей, которых, нам кажется, что мы насквозь видим.
– Ты живешь в деревне и не находишь эту жизнь ужасною, – сказал он.
– Я другое дело. Что обо мне говорить! Я не желаю другой жизни, да и не могу желать, потому что не знаю никакой другой жизни. А ты подумай, Andre, для молодой и светской женщины похорониться в лучшие годы жизни в деревне, одной, потому что папенька всегда занят, а я… ты меня знаешь… как я бедна en ressources, [интересами.] для женщины, привыкшей к лучшему обществу. M lle Bourienne одна…
– Она мне очень не нравится, ваша Bourienne, – сказал князь Андрей.
– О, нет! Она очень милая и добрая,а главное – жалкая девушка.У нее никого,никого нет. По правде сказать, мне она не только не нужна, но стеснительна. Я,ты знаешь,и всегда была дикарка, а теперь еще больше. Я люблю быть одна… Mon pere [Отец] ее очень любит. Она и Михаил Иваныч – два лица, к которым он всегда ласков и добр, потому что они оба облагодетельствованы им; как говорит Стерн: «мы не столько любим людей за то добро, которое они нам сделали, сколько за то добро, которое мы им сделали». Mon pеre взял ее сиротой sur le pavе, [на мостовой,] и она очень добрая. И mon pere любит ее манеру чтения. Она по вечерам читает ему вслух. Она прекрасно читает.
– Ну, а по правде, Marie, тебе, я думаю, тяжело иногда бывает от характера отца? – вдруг спросил князь Андрей.
Княжна Марья сначала удивилась, потом испугалась этого вопроса.
– МНЕ?… Мне?!… Мне тяжело?! – сказала она.
– Он и всегда был крут; а теперь тяжел становится, я думаю, – сказал князь Андрей, видимо, нарочно, чтоб озадачить или испытать сестру, так легко отзываясь об отце.
– Ты всем хорош, Andre, но у тебя есть какая то гордость мысли, – сказала княжна, больше следуя за своим ходом мыслей, чем за ходом разговора, – и это большой грех. Разве возможно судить об отце? Да ежели бы и возможно было, какое другое чувство, кроме veneration, [глубокого уважения,] может возбудить такой человек, как mon pere? И я так довольна и счастлива с ним. Я только желала бы, чтобы вы все были счастливы, как я.

Революционер-народник, анархист, писатель; убил шефа жандармов Н. В. Мезенцова.

Родился в семье военного врача. Окончил орловскую военную гимназию, после поступил в московское военное Александровское училище. Перевелся в петербургское Михайловское артиллерийское училище. В 1870 получил звание подпоручика, отслужив год досрочно ушёл в отставку. В 1871 поступил в Петербургский лесной институт на агрономический факультет, где увлекся революционными идеями. В 1872 примкнул к кружку «чайковцев». Не завершив образования один из первых предпринял попытку «хождения в народ» осенью 1873 г.. Агитировал крестьян Тульской и Тверской губерний используя при этом тексты из Евангелия и делая из них социалистические выводы.

Вскоре был арестован, бежал и прожив недолгое время в Москве на нелегальном положении эмигрировал в Швейцарию в конце 1874 году. В эмиграции Кравчинский пишет ряд пропагандистских сказок, в которых популяризирует идеи социализма (Сказка о Копейке, Мудрица Наумовна). Кроме сказок пишет и публикует свои статьи о российских революционерах, переводит множество романов зарубежных писателей на русский язык.

В 1875 году принял участие в восстании южных славян в Герцеговине. После подавления восстания вернулся в Москву, где помогает в организации и исполнении нескольких дерзких побегов из тюрем своих друзей. Но испытав разочарование от неудачной деятельности народовольческого движения и расстроенный отсутствием перспектив развития и арестами своих друзей вновь выехал за границу.

В 1877 году участвовал в вооруженном восстании бакунистов в итальянской провинции Беневенто. Был арестован и приговорён к смертной казни, но в январе 1878 года амнистирован. Уже в феврале 78 года, в Женеве, Кравчинский вместе с П. Б. Аксельродом и Л. Г. Дейчем организовывают анархистский печатный орган - журнал «Община». Основной задачей журнала было освещение, анализ народовольческого опыта и попытка объединения разрозненных народнических течений.

В мае 1878 года нелегально возвращается в Россию, где примыкает к «Земле и Воле» и становиться главным редактором первых четырёх номеров газеты «Земля и воля. Социально-революционное обозрение». В нём публикуются работы многих народников, в том числе Г. В. Плеханова.

Взгляды на революционную борьбу Кравчинского координально изменяются, он окончательно отказывается от тактики «хождения в народ» и приходит к выводу, что единственный действенный метод борьбы с Россией - террор. 4 августа 1878 года в центре Петербурга среди бела дня он заколол насмерть ножом шефа жандармов Н. В. Мезенцева.

Товарищи предложили ему убить шефа жандармов Мезенцева. Кравчинский сначала мечтал отрубить ему голову и даже заказал для этого особую саблю по своему вкусу, очень короткую и толстую. При его громадной силе он, пожалуй, и мог отрубить голову, но в конце концов товарищи признали это оружие непрактичным и вооружили Кравчинского простым кинжалом. Свое дело он обделал с величайшим хладнокровием. Когда ничего не подозревавший Мезенцев вышел на прогулку, Кравчинский пошел ему навстречу с кинжалом, завернутым в большой лист бумаги. Поравнявшись со своей жертвой, он чуть не до рукоятки воткнул кинжал и имел предусмотрительность даже повернуть eго во внутренностях убитого. Затем он вскочил в пролетку, ожидавшую его, и ускакал. Пролетка, лошадь и кучер были, конечно, свои.

Л.А. Тихомиров

Совершенное им убийство Кравчинский оправдывал как ответ на множественные аресты народников-пропагандистов и смертный приговор вынесенный террористу Ковальскому. После покушения бежал в Швейцарию, где опубликовал брошюру «Смерть за смерть», в которой объяснял мотивы покушения. Больше вернуться в Россию ему не удалось. До 1881 года жил в Швейцарии под псевдонимом и занимался переводами. После убийства Александра II и последовавшей за этим реакцией, русское правительство потребовало экстрадиции Кравчинского и он нелегально перебрался в Италию.

В Италии, в миланской газете «Pungolo» («Жало») он публикует серию очерков о российском революционном движении, которые легли в основу книги «Подпольная Россия». Книга была впервые издана в Италии под названием La Russia sotteranea, но вскоре была переведена на множество языков мира и вызвала сочувственные отклики Э. Золя, А. Доде, М. Твена, Элизе Реклю, И. С. Тургенева, Л. Н. Толстого. Русское правительство вновь потребовало экстрадиции и с 1884 года Кравчинский жил в Англии вместе с сёстрами Личкус. Здесь у него появилось много друзей и знакомых: среди них Энгельс, парламентарий-лейборист Дж. Браун, профсоюзный деятель Э.Пиз, Уильям Моррис , Малатеста, Эдуард Бернштейн и др.

Проживая в Лондоне, он уделяет много времени творчеству. В 1885 году выходит его книга Russia under the Tsars («Россия под властью царей»), в том же году она переиздаётся в Швеции, Франции, США. Через год издается следующая книга «Русская грозовая туча», а в 1888 году монография «Русское крестьянство, его экономическое положение, общественная жизнь и религия». Так в четёрех книгах, обличая царскую реакцию 1881-1887 гг.., анализируя положение крестьян, рассматривая национальную политику в армии. Книги Кравчинского прославляли героическую борьбу революционеров.

Одной из подруг и сотрудниц кравчинского была писательница Этель Лилиан Войнич , которую он обучил русскому языку. Её слабый с художественной точки зрения (выдержал только одно издание в Англии), но зато революционный роман «Овод» (1897) распространялся в России видными большевиками-подпольщиками, а после победы революции издавался в СССР многомиллионными тиражами и был в каждой школьной библиотеке.

В 1888 году выходит роман Кравчинского The Career of a Nihilist (Жизнь нигилиста). Главный герой романа Андрей Кожухов является собирательным образом из судеб и характеров многих героев революционного движения, основной задачей романа, как писал сам автор, было показать «душевную сущность этих восторженных друзей человечества». На русском языке роман увидел свет уже после смерти писателя под названием: «Андрей Кожухов».

Кроме творческой работы Кравчинский активно участвует в общественной жизни, посещает различные митинги, выступает с лекциями. В 1889 году с его инициативы создается «Общество друзей русской свободы», которое занималось антирусской пропагандой, вскоре оно стало издавать на английском журнал «Свободная Россия». Его редактором стал Кравчинский. В 1891 организует «Фонд вольной русской прессы». Фонд издавал и переправлял в Россию агитационные книги. Именно темах поднятых изданиями Фонда основывалась большая часть советской пропаганды против «царской» России. В эти годы Кравчинский пишет повесть «Домик на Волге» и два эссе: «Заграничная агитация» и «Чего нам нужно и начало конца».

В 1893 году писатель сам переводит «Подпольную Россию» на русский язык и издает её тиражом 5000 экземпляров. Для части малообразованной революционно настроенной молодёжи книга становиться настольной. В 1895 году вышла в свет его последняя книга King Stork and King Log («Царь-чурбан и царь-цапля»), в ней были описаны конец правления Александра III и первые дни правления Николая II.

Степняк вышел из своего дома и пошел к Волховскому через пустырь. Когда, по обыкновению задумавшись, он переходил через полотно железной дороги, на него наскочил поезд, и он был убит на месте

Один из революционных народников 70-х гг., публицист и беллетрист. Сын военного врача, учился в орловской военной гимназии и в военном училище в Москве. Был офицером. В 1872 был принят в центральную группу кружка чайковцев, осенью 1873 одним из первых пошел "в народ". Был арестован, но ему удалось бежать. Затем жил в Москве и в 1874 поехал за границу. С этого же времени выступил как автор пропагандистских сказок ("Мудрица Наумовна", "Сказка о копейке"). В 1875 отправился на Балканский полуостров, где принял активное участие в Герцеговинском восстании сербов против турок. В 1877 участвовал в вооруженном восстании, организованном бакунистами в Италии в провинции Беневента. В 1878 был вызван организацией "Земля и Воля" в Петербург, где убил шефа жандармов Мезенцева и затем скрылся. Тотчас после этого террористического акта напечатал брошюру "Смерть за смерть". В том же году снова выехал за границу и больше в Россию не возвращался. Кроме нескольких статей в журнале "Дело" (псевдонимы: С. Штейн, С. Горский, Н. Бельдинский), С.-К. издал в этот период ряд книг: "La Russia sotteranea" (Подпольная Россия, на итальян. яз.) и "Russia under the Tsars" (Россия под властью царей, 1886), "The Russian Peasantry" (Русское крестьянство, 2 тт., 1888), "King Stork and King Log" (Царь-чурбан и царь-цапля) и наконец "The Career of a Nihilist" (Жизнь нигилиста, 1889), изданная затем по-русски под названием "Андрей Кожухов". Последними работами С.-К. были повести "Штундист Павел Руденко" (изд. 1908) и "Домик на Волге", а также драма "Новообращенный".

В своих политических взглядах С.-К. с середины 70-х гг. примыкал к бакунистам, а с 1879 сочувствовал "Народной воле". В это время С.-К. разделял глубоко порочные позиции индивидуального террора. В 90-х гг. в послесловии к новому изданию "Подпольной России" С.-К. дал критику тактики "Народной воли" и признал ее методы устаревшими. В последние годы он пришел в лагерь либерализма.

Беллетристические и полубеллетристические произведения С.-К. первоначально в большинстве писались для иностранцев, на иностранных языках, и это наложило на них своеобразную печать. С.-К. ставил своей задачей не только знакомить европейское либеральное общественное мнение с положением в России и с русским революционным движением, но и вызывать сочувствие этому движению. Этой же цели служили и многочисленные лекции и доклады, которые С.-К. читал в Англии и Америке. Этим отчасти объясняется несколько приподнятый и местами даже восторженный стиль таких наиболее широко известных произведений С.-К., как "Подпольная Россия" (ряд портретов революционеров и очерков их жизни) и "Андрей Кожухов". Основная причина этой легко ощутимой особенности беллетристики С.-К. - в наивно-восторженном характере его мировоззрения. Отсюда же и авантюрность "Андрея Кожухова". Но вместе с тем оба эти произведения дают реалистические детали из жизни народников.

Другие художественные произведения С.-К. - повесть "Домик на Волге" и драма "Новообращенный", написанные по-русски, сталкивают революционеров с обывательской и даже им враждебной средой. От всех этих произведений резко отличаются и по содержанию и по форме повести "Штундист Павел Руденко" и сказки С.-К., действие которых происходит в гуще крестьянской массы. Повесть "Штундист Павел Руденко" описывает пропаганду штундистов в русской деревне и их преследования со стороны церковной власти и администрации, дает ряд реалистически написанных картин русской деревни тех лет. Здесь С.-К. свободен от наивно-восторженного тона своих главных произведений. Во время пропагандистских скитаний и в разговорах с крестьянами С.-К. оперировал евангелием, которое он знал превосходно и из которого делал "социалистические" выводы. В повестях С.-К. мы находим отражение этих приемов народнической пропаганды С.-К.

В пропагандистских сказках С.-К. чувствуется известное знание крестьянской среды и ее психологии. Это сказывается и в таких произведениях 70-х гг., как "Слово на Великой пяток", где под видом проповеди дается критика эксплуатации крестьян. В "Сказке о копейке" изображается судьба мужицкой копейки, которую последовательно отнимают у крестьянина барин, поп и купец. Сказка пересыпана множеством вставочных притч и эпизодов и кончается пропагандой артельной организации и призывом к объединению крестьян для борьбы с их врагами. В сказке "Мудрица Наумовна" рассказывается между прочим о Первом Интернационале.

Как сказки С.-К., так и его роман "Андрей Кожухов" и очерки "Подпольная Россия" пользовались успехом прежде всего среди народнической молодежи. С ростом и укреплением подлинно-революционного, марксистского мировоззрения произведения С.-К. утеряли свое значение.

Библиография: I. Собрание сочинений. Под ред. С. А. Венгерова. Со статьями П. Кропоткина, Г. Бран-деса, В. Водовозова, тт. I - VI, изд. "Светоч", СПб, 1907-1908 [т. І - Штундист Павел Руденко; т. II - Подпольная Россия; т. III - Домик на Волге. Новообращенный. Сказка о копейке; т. IV - Андрей Кожухов; т. V - Эскизы и силуэты, т. VI - Публицистика и критика]; Собр. соч., 7 тт., СПб, 1918-1919 [в это изд. вошли некоторые новые, ранее не напечатанные произведения; нет прежних цензурных пропусков]; Смерть за смерть (Убийство Мезенцева), Гиз, Пб., 1920 [в Собр. соч. не вошло]; Штундист Павел Руденко (Дополнено по рукописи, с написанными для настоящего изд. воспоминаниями П. Кропоткина), Гиз, М. - П., 1923; Андрей Кожухов (пер. с англ. Ф. М. Степняк, под ред. и с предисл. П. Кропоткина. Полное посмертное изд. без пропусков), изд. "Пролетарий", Харьков ; Подпольная Россия, изд. "Пролетарий", 1926; и др. изд.

{Лит. энц.}

Степняк-Кравчинский, Сергей Михайлович

Революционер-народник, писатель, публицист. Род. в с. Новый Стародуб Херсонской губ. Учился в Орловской военной гимназии, в военных училищах в Москве и Петербурге, после окончания к-рых (1870) год отслужил в Харькове и в 1871 вышел в отставку. Поступил в Лесной ин-т на агрономическое отделение, откуда в 1873 ушел по собственному желанию. Революц. деятельность начал в 1870, в 1872 присоединился к кружку "чайковцев", в 1873 участвовал в "хождении в народ", был арестован, бежал и перешел на нелегальное положение. В 1874 эмигрировал в Швейцарию. В этот период С.-К. подготовил свою первую агитационную брошюру - перевод и переработку кн. Ф.Ламенне "Слова верующего" (литографирована в 1973 в Петербурге под названием "Слово верующего к народу"), а также ряд пропаганд, работ в жанре лубочных нар. сказок, в предельно доступной форме излагавших маркс. экон. идеи и критиковавших крестьянскую реформу. За годы пребывания за границей С.-К. неоднократно встречался с рус. политэмигрантами Г.А.Лопатиным, П.Н.Ткачевым, П.Л.Лавровым, М.А.Бакуниным и др. В результате он отказывается от программ и бакунистов, и лавристов, считая, что в России невозможны ни немедленная революция, ни планомерная социалист. пропаганда. С.-К. выдвигает идею "пропаганды действием" - организации "показательного бунта", к-рый будет подавлен, но подаст пример самопожертвования. Осуществить свою идею С.-К. попытался в итал. провинции Беневенто во время восстания, поднятого в апреле 1877 анархистами и гарибальдийцами, но был арестован и до конца 1878 провел в тюрьме. После амнистии нек-рое время в Женеве сотрудничал в бакунистском ж. "Община". В мае 1878 вернулся в Россию, принял участие в деятельности тайного народнического об-ва "Земля и Воля". В 1878, после разгрома "Земли и Воли" С.-К. выехал за границу и больше в Россию не возвращался. Находился в эмиграции (в Швейцарии, Италии, а с 1884 в Лондоне). В ев-роп. периодике С.-К. публиковал статьи и очерки о рус. революц. движении. Издал кн. о народническом движении, впервые познакомив западноевропейских читателей с "рус. нигилистами". В 1884-1895 С.-К. устанавливает тесные связи с Ф.Энгельсом, Э.Маркс-Эвелинг, Б.Шоу, Э.Бернштейном и многими др. обществ. деятелями и литераторами; выступает с докладами и лекциями о России в Европе и Америке; издает на англ. яз. публицистические кн. "для иностранцев" - об ужасах репрессивной системы ("Россия под властью царей", 1885), о рус. офицерстве, армии и угрозе военной экспансии царизма в Европе ("Русская грозовая туча", 1886), об истории и быте крестьянства ("Русское крестьянство", 1888), о правлении Александра III и перспективах царствования Николая П. В 1890 С.-К. организовал англ. "Об-во друзей русской свободы", редактировал его орган "Свободная Россия" (на англ. яз.). В 1891 основал "Фонд вольной русской прессы", издал ряд произведений, запрещенных в России (В.Г.Короленко, В.В.Берви-Флеровского и др.), а также свои труды, в к-рых отрицал террор как метод полит. борьбы и высказывался за необходимость достижения полит. свободы, гражд. прав и формирования демократических представительных учреждений, создание широкого федерализма ("законодательной и административной независимости провинций, обл. и народов ее составляющих") в России как предпосылки социалистического развития. В этот период С.-К. выступает, прежде всего, как агитатор. Большинство его работ, проникнутые революц. пафосом, написаны на иностр. языках и для иностр. читателей гл. обр. для того, чтобы привлечь обществ. мнение Европы и Америки на сторону рус. революции. Кн. С.-К., переведенные на европ. языки, имели необычайный успех, а сам С.-К. стал прототипом героев Э.Золя "Жерминаль" и Э.Войнич "Овод". Умер С.-К. в Лондоне.

Соч.: Собрание сочинений. В 6 ч. СПб. , 1907-1908 ; Собрание сочинений. В 7 ч. Пг. , 1917-1919 ; Собрание сочинений. В 3 т. Харьков , 1927 ; Собрание сочинений. В 2 т. Л. , 1929 ; Подпольная Россия. М. , 1930 ; Сочинения. В 2 т. М. , 1958 ; Россия под властью царей. М. , 1965 ; В лондонской эмиграции (Публицистика , переписка ). М. , 1968 ; Избр. М. ,

1972.

А.В.Пролубников, А.А.Ширинянц

Степняк-Кравчинский, Сергей Михайлович

(псевд. Сергея Михайловича Кравчинского) (1851-1895).

Рус. прозаик и общественный деятель. Професс. революционер, С. был одной из самых заметных (и опасных, с точки зрения пр-ва) фигур в движении народников: романтически-экзальтированный, он лично агитировал крестьян, участвовал в террористических актах (лично убил шефа жандармов). Погиб в Лондоне, попав под поезд.

Произв. С. писались гл. обр. за границей (часто - на иностр. яз.); в целях пропаганды социалистических и анархических идей С. сочинял сказки в манере нар. лубка. В "Сказке о копейке" (1874 - Швейцария) нарисована утопическая картина рус. деревни, живущей на общинных началах (см. Пастораль, Утопия ); в огромной поэме в прозе "Мудриса Наумовна" (рус. 1875 - Англия, без указания имени автора) С. задался целью изложить в доступной народу форме суть 1-го т. "Капитала" К.Маркса (см. Социализм, Экономика ); третья часть сказки называется "Будущее царство" - это второе в рус. лит-ре после "Четвертого сна Веры Павловны" Н.Чернышевского прямое изображение коммунистического об-ва (см. Коммунизм ), к-рое автор называет "работницким".

Лит.:

Т.П.Маевская "Слово и подвиг. Жизнь и творчество С.М.Степняка-Кравчинского" (1968),

М.З.Дальцева "Счастливый Кит. Повесть о Сергее Степняке-Кравчинском" (1979).

Большая биографическая энциклопедия . 2009 .

Смотреть что такое "Степняк-Кравчинский, Сергей Михайлович" в других словарях:

Сергей Михайлович Степняк Кравчинский Сергей Михайлович Кравчинский Псевдонимы: С. Степняк … Википедия

- (настоящая фамилия Кравчинский) (1851 1895), русский писатель, народник. Член кружка «чайковцев», участник «хождения в народ», в 1878 примкнул к «Земле и воле»; убил шефа жандармов Н. В. Мезенцова. В эмиграции основал «Фонд вольной русской… … Энциклопедический словарь

СТЕПНЯК КРАВЧИНСКИЙ (наст. фам. Кравчинский) Сергей Михайлович (1851 95) народник, писатель. Член кружка чайковцев, участник хождения в народ, в 1878 примкнул к Земле и воле; убил шефа жандармов Н. В. Мезенцова. В эмиграции основал Фонд… … Большой Энциклопедический словарь

СТЕПНЯК-КРАВЧИНСКИЙ Сергей Михайлович - СТЕПНЯК КРАВЧИНСКИЙ (наст. фам. Кравчинский, псевд. Степняк) Сергей Михайлович (1851—95), русский революционер, писатель. Ром. «Андрей Кожухов» («Путь нигилиста», Лондон, 1889; рус. пер. Женева, 1898), «Штундист Павел Руденко» (1894,… … Литературный энциклопедический словарь

- (наст. фам. Кравчинский; 1851–1895) – рус. писатель, революц. деятель. Род. в семье воен. врача. Чл. кружка «чайковцев», участник «хождения в народ», в 1878 примкнул к «Земле и воле»; убил шефа жандармов Н.В. Мезенцева. В эмиграции основал «Фонд… … Энциклопедический словарь псевдонимов

Сергей Михайлович Степняк-Кравчинский (настоящая фамилия Кравчинский , псевдоним С. Степняк ; 1 (13) июля 1851, село Новый Стародуб Херсонской губернии - 11 (23) декабря 1895, Лондон) - выходец из дворян, российский революционер-народник.
Родился в семье военного врача. Окончил Орловский кадетский корпус, после чего поступил в московское Александровское военное училище, откуда перевёлся в петербургское Михайловское артиллерийское училище. В 1870 году получил звание подпоручика; отслужив год, ушёл в отставку.
В 1871 году поступил в Санкт-Петербургский лесной институт на агрономический факультет, где увлёкся революционными идеями. В 1872 году примкнул к кружку «чайковцев». Не завершив образования, одним из первых предпринял попытку «хождения в народ» осенью 1873 года. Агитировал крестьян Тульской и Тверской губерний, используя при этом тексты из Евангелия и делая из них социалистические выводы.
Вскоре был арестован, бежал и, прожив недолгое время в Москве на нелегальном положении, эмигрировал в Швейцарию в конце 1874 года. Летом 1875 года участвовал в Герцеговинском восстании, сотрудничал в газете «Работник» (Женева) бакунистского направления. За годы пребывания за границей Степняк-Кравчинский неоднократно встречался с русскими политэмигрантами Г. А. Лопатиным, П. Н. Ткачёвым, П. Л. Лавровым, М. А. Бакуниным и др. В результате он отказывается от программ и бакунистов, и лавристов, считая, что в России невозможны ни немедленная революция, ни планомерная социалистическая пропаганда. Степняк-Кравчинский выдвигает идею «пропаганды действием» - организации «показательного бунта», который будет подавлен, но подаст пример самопожертвования. В пропагандистских сказках - «Сказка о копейке» (1874), «Мудрица Наумовна» (1875), «Из огня да в полымя!…» (1876) и др. Кравчинский популяризовал идеи социализма, рассказывал о Карле Марксе, призывал к бунту. После подавления Герцеговинского восстания вернулся в Москву, где участвовал в организации и исполнении нескольких дерзких побегов из тюрем своих друзей. Но, испытав разочарование от неудачной деятельности народнического движения и расстроенный отсутствием перспектив развития и арестами своих друзей, вновь выехал за границу.
В 1877 году участвовал в вооруженном восстании бакунистов в итальянской провинции Беневенто. Был арестован и приговорён к смертной казни, но в январе 1878 года амнистирован. Уже в феврале того же года, в Женеве, Кравчинский вместе с П. Б. Аксельродом и Л. Г. Дейчем организовывают анархистский печатный орган - журнал «Община». Основными задачами журнала были освещение, анализ народовольческого опыта и попытка объединения разрозненных народнических течений.
В мае 1878 года нелегально возвращается в Россию, где примыкает к «Земле и Воле» и становится главным редактором первых четырёх номеров газеты «Земля и воля. Социально-революционное обозрение». В нём публикуются работы многих народников, в том числе Г. В. Плеханова.
Взгляды на революционную борьбу Кравчинского кардинально изменяются, он окончательно отказывается от тактики «хождения в народ» и приходит к выводу, что единственный действенный метод борьбы в России - террор.
4 августа 1878 года в центре Петербурга среди бела дня Сергей Кравчинский заколол насмерть кинжалом-стилетом шефа жандармов Н. В. Мезенцова. Совершённое им убийство Кравчинский оправдывал как ответ на множественные аресты народников-пропагандистов и смертный приговор, вынесенный террористу Ковальскому. После покушения бежал в Швейцарию, где опубликовал брошюру «Смерть за смерть», в которой объяснял мотивы покушения. Вернуться назад в Россию ему уже не удалось.
До 1881 года жил в Швейцарии под псевдонимом и занимался переводами. После убийства Александра II и последовавшей за этим реакции русское правительство потребовало экстрадиции Кравчинского, и он нелегально перебрался в Италию.
Здесь в миланской газете «Pungolo» («Жало») он публикует серию очерков о российском революционном движении, которые легли в основу книги «Подпольная Россия».
Проживая в Лондоне, он уделяет много времени творчеству. В 1885 году выходит его книга «Russia under the Tsars» (Россия под властью царей), в том же году она переиздаётся в Швеции, Франции, США. Через год издаётся следующая книга «Русская грозовая туча», а в 1888 году монография «Русское крестьянство, его экономическое положение, общественная жизнь и религия». В четырёх книгах, обличая царскую реакцию 1881-1887 годов, анализируя положение крестьян, рассматривая национальную политику в армии, Кравчинский прославлял героическую борьбу революционеров.
В 1888 году, под редакцией Элеоноры и Эдуарда Эвелингов, выходит роман Кравчинского «The Career of a Nihilist» (Жизнь нигилиста).
Кроме творческой работы Кравчинский активно участвует в общественной жизни, посещает различные митинги, выступает с лекциями. В 1890 году в Англии по его инициативе возникло «Общество друзей русской свободы», которое занималось пропагандой против российского самодержавия и поддержкой российских революционеров, выпускало англоязычный ежемесячник «Свободная Россия» (Free Russia). Редактором журнала до 1893 года был сам Кравчинский, затем его сменил Ф. В. Волховский. В 1891 году после поездки Кравчинского в США здесь возникло американское отделение «Общества друзей российской свободы».
В тот же период Кравчинский организует «Фонд вольной русской прессы», который занимался изданием и переправкой в Россию агитационной литературы. Во многом именно на темах, поднятых изданиями Фонда, основывалась большая часть социалистической пропаганды против царской России. В эти годы Кравчинский пишет повесть «Домик на Волге» и два эссе: «Заграничная агитация» и «Чего нам нужно и начало конца».
В 1891 году писатель, познакомившись с Хесбой Стреттон, собирает материал для книги о сектантах-штундистах в России. Итогом этой деятельности стали два варианта книги - роман «Штундист Павел Руденко» и изданный в 1895 году на английском языке «Великий путь Скорби» (Highway of Sorrow at the close of the 19-th Centure). Несмотря на столь тесное соавторство, по просьбе Степняка его имя не было упомянуто, и на обложке вместо него были указаны шесть звёздочек.
В 1893 году писатель сам переводит «Подпольную Россию» на русский язык и издает её тиражом 5000 экземпляров. Для революционно настроенной молодёжи книга становится настольной. В 1895 году вышла в свет его последняя книга «King Stork and King Log» («Царь-чурбан и царь-цапля»), в ней были описаны конец правления Александра III и первые дни правления Николая II. Незадолго до смерти Степняк-Кравчинский начал активно обсуждать возможность общеоппозиционного печатного издания на русском языке «Земский Собор», который должен был нелегально распространяться в России. Из России деятельную помощь должен был оказать известный адвокат Л. А. Куперник, который в августе 1895 года встречался в Лондоне с Кравчинским.
23 декабря 1895 года Степняк-Кравчинский погиб, случайно попав под поезд.