Записки покойника краткое содержание. Булгаков Михаил Театральный роман (Записки покойника)

М.М. Пришвин

Краткое содержание повести.

После окончания русско-японской войны я выбрал трехлинейку получше и отправился из Маньчжурии в Россию. Довольно скоро перешел русскую границу, перевалил какой-то хребет и на берету океана встретился с китайцем, искателем жень-шеня. Лувен приютил меня в своей фанзе, укрытой от тайфунов в распадке Зусу-хэ, сплошь покрытом ирисами, орхидеями и лилиями, окруженном деревьями невиданных реликтовых пород, густо обвитыми лианами.

Из укромного места в зарослях маньчжурского ореха и дикого винограда довелось мне увидать чудо приморской тайги — самку пятнистого оленя Хуа-лу (Цветок-олень), как называют ее китайцы. Ее тонкие ноги с миниатюрными крепкими копытцами оказались так близко, что можно было схватить животное и связать. Но голос человека, ценящего красоту, понимающего ее хрупкость, заглушил голос охотника. Ведь прекрасное мгновение можно сохранить, если только не прикасаться к нему руками. Это понял родившийся во мне едва ли не в эти мгновения новый человек. Почти сразу же, будто в награду за победу над охотником в себе, я увидел на морском берегу женщину с привезшего переселенцев парохода.

Глаза ее были точь-в-точь как у Хуа-лу, и вся она как бы утверждала собой нераздельность правды и красоты. Ей сразу же открылся во мне этот новый, робко-восторженный человек. УВЫ, проснувшийся во мне охотник чуть было не разрушил почти состоявшийся союз. Снова заняв покоряющую все высоту, я рассказал ей о встрече с Хуа-лу и как преодолел искушение схватить ее, а олень-цветок как бы в награду обернулся царевной, прибывшей стоящим в бухте пароходом. Ответом на это признание был огонь в глазах, пламенный румянец и полузакрытые глаза. Раздался гудок парохода, но незнакомка будто не слышала его, а я, как это было с Хуа-лу, замер и продолжал сидеть неподвижно. Со вторым гудком она встала и, не глядя на меня, вышла.

Лувен хорошо знал, кого от меня увез пароход. На мое счастье, это был внимательный и культурный отец, ведь суть культуры — в творчестве понимания и связи между людьми: "Твой жень-шень еще растет, я скоро покажу его тебе".

Он сдержал слово и отвел в тайгу, где двадцать лет назад был найден "мой" корень и оставлен еще на десять лет. Но изюбр, проходя, наступил на голову жень-шеня, и он замер, а недавно вновь начал расти и лет через пятнадцать будет готов: "Тогда ты и твоя невеста — вы оба снова станете молодыми".

Занявшись с Луваном очень прибыльной добычей пантов, я время от времени встречал Хуа-лу вместе с ее годовалым олененком. Как-то сама собой пришла мысль одомашнить пятнистых оленей с помощью Хуа-лу. Постепенно мы приучили ее не бояться нас.

Когда начался гон, за Хуа-лу пришли и самые мощные красавцы рогачи. Драгоценные панты добывались теперь не с такими, как прежде, трудами и не с такими травмами для реликтовых животных. Само это дело, творимое в приморских субтропиках, среди несказанной красоты, становилось для меня лекарством, моим жень-шенем.

В своих мечтах я хотел, кроме приручения новых животных, "оевропеить" работавших со мной китайцев, чтобы они не зависели от таких, как я, и могли постоять за себя сами.

Однако есть сроки жизни, не зависящие от личного желания: пока не пришел срок, не создались условия — мечта так и останется утопией. И все же я знал, что мой корень жень-шень растет и я своего срока дождусь. Не надо поддаваться отчаянию при неудачах. Одной из таких неудач было бегство оленей в сопки. Хуа-лу как-то наступила на хвост бурундуку, лакомившемуся упавшими из ее кормушки бобами. Зверек вцепился зубами ей в ногу, и олениха, обезумев от боли, ринулась в сторону, а за ней все стадо, обрушившее ограждения. На развалинах питомника как не думать, что Хуа-лу — ведьма, поманившая своей красотой и превратившаяся в прекрасную женщину, которая, как только я ее полюбил, исчезла, повергнув в тоску. Едва же я начал справляться с ней, творческой силой разрывая заколдованный круг, как Хуа-лу порушила все это. Но все эти мудрствования всегда разбивает сама жизнь. Вдруг вернулась со своим олененком Хуа-лу, а когда начался гон, пришли за ней и самцы.

Минуло десять лет. Уже умер Лувен, а я все еще был одинок. Питомник рос, богател. Всему свои сроки: в моей жизни вновь появилась женщина. Это была не та женщина, которая когда-то появилась, как обернувшаяся царевной Хуа-лу, Цветок-олень. Но я нашел в ней собственное мое существо и полюбил. В этом и есть творческая сила корня жизни: преодолеть границы самого себя и самому раскрыться в другом. Теперь у меня есть все; созданное мной дело, любимая жена и дети. Я один из самых счастливых людей на земле. Однако временами беспокоит одна мелочь, ни на что не влияющая, но о которой надо сказать. Каждый год, когда олени сбрасывают старые рога, какая-то боль и тоска гонит меня из лаборатории, из библиотеки, из семьи. Я иду на скалу, из трещин которой вытекает влага, будто скала эта вечно плачет. Там в памяти воскресает прошлое: мне видится виноградный шатер, в который Хуа-лу просунула копытце, и боль оборачивается вопросом к каменному другу-скале или упреком себе: "Охотник, зачем ты тогда не схватил ее за копытца!"

После окончания русско-японской войны я выбрал трёхлинейку получше и отправился из Маньчжурии в Россию. Довольно скоро перешёл русскую границу, перевалил какой-то хребет и на берегу океана встретился с китайцем, искателем жень-шеня. Лувен приютил меня в своей фанзе, укрытой от тайфунов в распадке Зусу-хэ, сплошь покрытом ирисами, орхидеями и лилиями, окружённом деревьями невиданных реликтовых пород, густо обвитыми лианами. Из укромного места в зарослях маньчжурского ореха и дикого винограда довелось мне увидать чудо приморской тайги - самку пятнистого оленя Хуа-лу (Цветок-олень), как называют её китайцы. Ее тонкие ноги с миниатюрными крепкими копытцами оказались так близко, что можно было схватить животное и связать. Но голос человека, ценящего красоту, понимающего её хрупкость, заглушил голос охотника. Ведь прекрасное мгновение можно сохранить, если только не прикасаться к нему руками. Это понял родившийся во мне едва ли не в эти мгновения новый человек. Почти сразу же, будто в награду за победу над охотником в себе, я увидел на морском берегу женщину с привёзшего переселенцев парохода.

Глаза её были точь-в-точь как у Хуа-лу, и вся она как бы утверждала собой нераздельность правды и красоты. Ей сразу же открылся во мне этот новый, робко-восторженный человек. Увы, проснувшийся во мне охотник чуть было не разрушил почти состоявшийся союз. Снова заняв покоряющую все высоту, я рассказал ей о встрече с Хуа-лу и как преодолел искушение схватить её, а олень-цветок как бы в награду обернулся царевной, прибывшей стоящим в бухте пароходом. Ответом на это признание был огонь в глазах, пламенный румянец и полузакрытые глаза. Раздался гудок парохода, но незнакомка будто не слышала его, а я, как это было с Хуа-лу, замер и продолжал сидеть неподвижно. Со вторым гудком она встала и, не глядя на меня, вышла.

Лувен хорошо знал, кого от меня увёз пароход. На моё счастье, это был внимательный и культурный отец, ведь суть культуры - в творчестве понимания и связи между людьми: «Твой жень-шень ещё растёт, я скоро покажу его тебе».

Он сдержал слово и отвёл в тайгу, где двадцать лет назад был найден «мой» корень и оставлен ещё на десять лет. Но изюбр, проходя, наступил на голову жень-шеня, и он замер, а недавно вновь начал расти и лет через пятнадцать будет готов: «Тогда ты и твоя невеста - вы оба снова станете молодыми».

Занявшись с Луваном очень прибыльной добычей пантов, я время от времени встречал Хуа-лу вместе с её годовалым оленёнком. Как-то сама собой пришла мысль одомашнить пятнистых оленей с помощью Хуа-лу. Постепенно мы приучили её не бояться нас.

Когда начался гон, за Хуа-лу пришли и самые мощные красавцы рогачи. Драгоценные панты добывались теперь не с такими, как прежде, трудами и не с такими травмами для реликтовых животных. Само это дело, творимое в приморских субтропиках, среди несказанной красоты, становилось для меня лекарством, моим жень-шенем. В своих мечтах я хотел, кроме приручения новых животных, «оевропеить» работавших со мной китайцев, чтобы они не зависели от таких, как я, и могли постоять за себя сами.

Однако есть сроки жизни, не зависящие от личного желания: пока не пришёл срок, не создались условия - мечта так и останется утопией. И все же я знал, что мой корень жень-шень растёт и я своего срока дождусь. Не надо поддаваться отчаянию при неудачах. Одной из таких неудач было бегство оленей в сопки. Хуа-лу как-то наступила на хвост бурундуку, лакомившемуся упавшими из её кормушки бобами. Зверёк вцепился зубами ей в ногу, и олениха, обезумев от боли, ринулась в сторону, а за ней все стадо, обрушившее ограждения. На развалинах питомника как не думать, что Хуа-лу - ведьма, поманившая своей красотой и превратившаяся в прекрасную женщину, которая, как только я её полюбил, исчезла, повергнув в тоску. Едва же я начал справляться с ней, творческой силой разрывая заколдованный круг, как Хуа-лу порушила все это.

Но все эти мудрствования всегда разбивает сама жизнь. Вдруг вернулась со своим оленёнком Хуа-лу, а когда начался гон, пришли за ней и самцы.

Минуло десять лет. Уже умер Лувен, а я все ещё был одинок. Питомник рос, богател. Всему свои сроки: в моей жизни вновь появилась женщина. Это была не та женщина, которая когда-то появилась, как обернувшаяся царевной Хуа-лу, Цветок-олень. Но я нашёл в ней собственное моё существо и полюбил. В этом и есть творческая сила корня жизни: преодолеть границы самого себя и самому раскрыться в другом. Теперь у меня есть все; созданное мной дело, любимая жена и дети. Я один из самых счастливых людей на земле. Однако временами беспокоит одна мелочь, ни на что не влияющая, но о которой надо сказать. Каждый год, когда олени сбрасывают старые рога, какая-то боль и тоска гонит меня из лаборатории, из библиотеки, из семьи. Я иду на скалу, из трещин которой вытекает влага, будто скала эта вечно плачет. Там в памяти воскресает прошлое: мне видится виноградный шатёр, в который Хуа-лу просунула копытце, и боль оборачивается вопросом к каменному другу-скале или упрёком себе: «Охотник, зачем ты тогда не схватил её за копытца!»

Михаил Михайлович Пришвин происходит из старинного русского города Ельца. Биография Пришвина резко делится надвое. Начало жизни шло по проторенной дороге - купеческая семья, крепкий быт, гимназия, служба агрономом в Клину и Луге, первая агрономическая книга “Картофель в полевой и огородной культуре”.

И вдруг - резкий перелом. Пришвин бросает службу и уходит пешком на север, в Карелию, с котомкой, охотничьим ружьем и записной книжкой.

Жизнь поставлена на карту. Что будет с ним дальше, Пришвин не знает.

По существу, жизнь Пришвина так резко изменилась из-за его любви к русскому языку. После Севера Пришвин написал первую свою книгу “В краю непуганных птиц”, с тех пор он стал писателем. Отложив прочитанную пришвинскую книгу, люди говорят: “Это - настоящее колдовство”. Слова “колдовство”, “волшебство” относятся обыкновенно к сказкам. Но ведь Пришвин не сказочник. Он человек земли, участник и свидетель всего, что свершается вокруг него в мире. Секрет пришвинского обаяния, секрет его колдовства - в его зоркости.

Пришвин - один из своеобразнейших писателей. Он ни на кого не похож - ни у нас, ни в мировой литературе. Может быть, поэтому существует мнение, что у Пришвина нет учителей. Учитель у Пришвина есть: тот единственный учитель, которому обязана своей силой и задушевностью русская литература. Этот учитель - русский народ.

Жизнь Пришвина была жизнью человеа пытливого, деятельного и простого. Недаром он сказал, что “величайшее счастье - не считать себя особенным, а быть, как все эти люди”. Его обширные знания в области ботаники, зоологии, истории, фольклора, географии, краеведения и других наук вошли в книги. А. М. Горький призывал писателей учиться у Пришвина русскому языку. Язык Пришвина точен, прост и вместе с тем очень живописен в своей разговорности.

Великая любовь Пришвина к природе родилась из его любви к человеку. Все его книги полны родственным влечением к человеку и к той земле, где живет и трудится этот человек. Поэтому и культуру Пришвин определяет как родственную связь между людьми.

Паустовский сказал о Пришвине:

“Мы глубоко благодарны Пришвину. Благодарны за радость каждого нового дня, что синеет рассветом и заставляет молодо биться сердце. Мы верим Михаилу Михайловичу и вместе с ним знаем, что впереди еще много встреч, и дум, и великолепного труда. В своем писательском деле Пришвин был победителем”.

Из истории создания повести. Повесть «Женьшень» (1933) появилась в результате двух путешествий писателя, совершенных им в 1931 году. Первое - в Свердловск, на строительство Уралмаша, второе - на Дальний Восток. В Дневнике 1931 года Пришвин пишет о происходящем в стране: «Да, страдание огромно (аресты без конца), но <...> строится невидимый град и растет». «Жень-шень», как и большинство произведений писателя советского периода, - результат его участия в деле строительства «Града Невидимого Отечества», невидимого града русской души, не уничтожимой никаким насилием. Повесть написана как философская сказка о пути человека, сознательно выходящего из войны, немирного состояния бытия и обращающегося к творчеству «новой, лучшей жизни людей на земле».

Композиция и основные мотивы. В первой главе повести (всего в ней 16 глав) обозначены время и место действия, здесь появляются основные герои (Лувен, Хуа-лу, Серый Глаз, Черноспинник), детально раскрывается предыстория главного героя, у которого, как это нередко бывает у Пришвина, нет имени и который в произведении выступает рассказчиком. Такой способ изображения главного героя (героиня также существует в тексте как «она», хотя все другие герои, даже звери, имеют свои имена) исполнен глубокого художественного смысла. Он создает эффект исповедальности и достоверности свершающейся на наших глазах истории человеческого «я».

Своеобразие пришвинского героя-рассказчика определяется, во-первых, его автобиографичностью (сюжет связан с духовно-нравственными исканиями писателя, с событиями его внутренней жизни, в частности с историей его давней любви к В. П. Измалковой); во-вторых, родством пришвинской художественной прозы с его дневниковой прозой, где герой - творец и летописец (рассказчик) собственной жизни.

В повести четко обозначено время действия - 1904 год, однако контуры исторических событий (а это время русско-японской войны) предельно размыты. Для автора важнее другое: символическая ситуация выхода героя-рассказчика из войны. Герой, сапер-химик, «долго терпел», участвуя в боевых действиях, «и когда воевать стало бессмысленно, взял и ушел». Смысл мотива ухода, важнейшего в жизни и творчестве Пришвина («Кащеева цепь», «Повесть нашего времени»), - в возвращении человека к самому себе и к истинной жизни мира, в духовном прорыве человека к безусловному. «Уход» героя-рассказчика связан с мотивом смерти-воскресения. Герой переживает смерть («Как гудел роковой снаряд, подлетая к нашему окопу, я слышал и отчетливо помню и посейчас, а после - ничего. Так вот люди иногда умирают: ничего! За неизвестный мне срок все переменилось вокруг: живых не было...»), следствием чего и становится его духовное возрождение к новой жизни - вне войны.

Герой-рассказчик, которого «с малолетства манила неведанная природа», уходит, «сам не зная куда», но оказывается - почти по законам сказочного превращения - в удивительном краю. Сначала это Маньчжурия, где «долины с такой травой, что всадник в ней совершенно скрывается, красные большие цветы - как костры, бабочки - как птицы, реки в цветах». Из этого сказочного, но чужого края начинается путь героя в Россию, на родину, которую он находит в распадке, захваченном китайскими охотниками. Здесь он встречает Лувена, становящегося его «духовным отцом». Место действия в повести, таким образом, поистине необычная земля: она на границе войны и мира, «рая» и реальной России, Востока (китайской культуры) и России.

Истории создания героем своей новой родины («Арсеи») посвящены II-XV главы повести, в которых показана каждодневная жизнь людей и зверей от лета (начало действия) до лета, когда вновь приходит осень (время действия в XV главе). Мотив родины в повести двусоставен. Его первая смысловая грань связана с образом реликтового корня жень-шеня и с темой зверей третичной эпохи, оленей, которые «не изменили своей родине», когда она оледенела, и в период климатической катастрофы приспособились к новым условиям. Вторая грань - тема «общей родины» людей.

Так, в предыстории героя-рассказчика соединяются мотивы катастрофы, изменяющей облик земли («оледенение»), войны, смерти, ухода и духовного возрождения человека, «рая», края «неведанной природы», неродной (чужой) земли, родины.

Писатель заставляет услышать гул и «шелест жизни» этого края и его «необыкновенную, живую, творческую тишину», «музыку тишины», которую «устраивает» «бесчисленное множество, неслыханное, невообразимое число кузнечиков, сверчков, цикад и других музыкантов». Великое многообразие жизни природы в пространстве с бесконечной вертикалью и горизонталью писатель показывает при помощи большого количества цветовых, световых, звуковых деталей и образов, нередко метафорических; он соединяет панорамное изображение жизни и крупный план, когда каждое открывается как единственное.

Ощущение бесконечного многообразия и полноты жизни возникает в «Жень-шене» и потому, что писатель изображает «великий круговорот» времен года.

Раскрывая перед читателем красоту и великолепие природы, Пришвин вместе с тем говорит о ее разрушительных, смертоносных силах, ее глубинном трагизме, который постигает герой-рассказчик во всей полноте, непостижимости и неподвластности человеку в сцене гибели «прекрасных оленей» Серого Глаза и Черноспинника (гл. XV). Разрушительное начало герой-рассказчик открывает не только в природе, но и в собственной душе. Оно определит его отношение к героине (к «ней»), сыграет важную роль в судьбе Лувена; оно, как это ни парадоксально, роднит и сближает мир природы и человека, свидетельствует о единстве их судьбы. Тема страдальческой и трагической судьбы живого раскрывается, в частности, в словах героя-рассказчика: «Так отчего же, если кругом так прекрасно, является эта как будто смертельная боль?» Таким образом, в «Жень-шене» Пришвин предстает художником трагического мироощущения.

В центральных главах повести (II-XV) с их «мерным ходом большого времени» писатель показывает новый этап духовного становления героя-рассказчика. «Самым большим событием» его жизни в краю «неведанной природы» становится встреча с «ней», похожая на сказку о царевне-лебеди. Только здесь, в долине цветов Зусухэ, в женщину превращается олень-цветок Хуа-лу.

История отношений героя-рассказчика и женщины, приехавшей на пароходе с переселенцами, предстает в повести как драма любви, непонимания, утраты, не поддающаяся логическому объяснению. Герой будет разгадывать ее загадку всю жизнь. Понять ее помогают три ассоциативно связанных друг с другом эпизода. Первый - встреча героя-рассказчика с Хуа-лу (гл. II), когда в нем боролись два человека: зверя-охотника, привыкшего присваивать себе, а значит, уничтожать «прекрасное мгновенье», и человека, который сохраняет это мгновение нетронутым и так «закрепляет в себе навсегда». Второй эпизод - встреча героя-рассказчика с «ней» (гл. III), когда он ведет себя по отношению к женщине так же, как и по отношению к Хуа-лу - «не хватает за копытца». Третий эпизод - это история превращения Лувена из человека, «губящего жизнь диким звероловством», в «глубокого и тихого» искателя корня жизни с родственным вниманием ко всему и каждому (гл. VIII).

Лувен был глубоко обижен при семейном разделе и ушел в тайгу смертельным врагом родного брата. Первые десять лет его звероловства были для него «жизнью для доказательства» того, что он не хуже, а, может быть, и лучше своего брата. Когда он вернулся домой, оказалось, что доказывать было некому: после страшного мора в живых осталась только жена брата с кучей ребятишек. Это и привело к «глубокому перелому» в сознании Лувена. История эта свидетельствует о бессмысленности жизни человека «для доказательства», ради идеи. Самое важное в этом эпизоде то, что история Лувена рассказана не им самим, а сочинена героем-рассказчиком и становится для него не столько обнаружением тайны «превращения» Лувена, сколько путем к самопознанию, открытию в себе человека, «зашитого схемами», увидевшего в любимой женщине обыкновенную сказочную царевну и не сумевшего разглядеть ее неповторимого лица.

Горе утраты любимой так велико, что герой переживает его как «расстрел»: «будто огромные белые стрелки... расстреливают меня... чтобы я, расстрелянный, уничтоженный, сам в себе жил, мучился и через эту необходимую муку все понял» (гл. IV).

Центральный символ повести. Словно в сказке, когда попавшего в беду героя спасают чудесные вещи, на помощь герою-рассказчику приходит жень-шень - «драгоценный реликт», растение, сумевшее, как и олени, звери третичной эпохи с их целебными пантами, пережить много эпох в истории Земли за десятки тысяч лет и остаться самим собой. Для Пришвина жень-шень - символический образ творческих сил жизни в природе и человеческой душе, тех созидательных сил, которые соединяют миллионы людей в их многовековой истории и благодаря которым жизнь сохраняется и изменяется к лучшему. Герой-рассказчик, видящий склонившихся над жень-шенем и благоговейно созерцающих его маньчжуров (гл. V), воспринимает цветок как свидетельство великой тайны жизни.

«Творческая сила корня жизни», с точки зрения писателя, в том, «чтобы выйти из себя и себе самому раскрыться в другом». Герой-рассказчик, постигая свой корень жизни, «выходит из себя», из своего горя и себе самому раскрывается в Лувене, в «неведанной природе», в деле своей жизни - древнем и вместе с тем «самом новом деле» охраны и разведения прекрасных исчезающих зверей, наконец, в женщине, которую он полюбил. Жень-шень помогает герою-рассказчику понять, «какая неистощимая сила творчества заложена в человеке», он становится в повести символом духовного становления человеческой личности, связанного с самопознанием, внутренними исканиями, творчеством собственной жизни и, что очень важно для Пришвина, с выходом из горя и страдания к радости (см. IV гл.). Все это особенно очевидно раскрывается в отношении героя-рассказчика к природе.

Смысловые итоги повести. Попав в край «неведанной природы», герой осознает ограниченность выученного «в книгах о жизни природы, что все отдельно, люди - это люди, животные - только животные» и по-новому видит окружающее: «все на свете» стало ему «как свое», «как люди» (гл. IV). Однако со временем он начинает чувствовать необходимость выйти за пределы того миропонимания, которое открылось ему через Лувена, родственным вниманием соединяющего в единое целое все окружающее. В сюжете это связано с эпизодом, когда герой-рассказчик, ставший для своего «духовного отца» «капитаном» (гл. VII), обнаруживает, что «Лувен похож на рогача с несменными костяными рогами» (гл. XII), то есть, по сути, остановился в своем духовном развитии.Мысль писателя, однако, не в том, чтобы отказаться от многовекового, передающегося из поколения в поколение опыта жизни человека в природе, которым владел Лувен, а в том, чтобы соединить этот древний опыт с «методами современного знания», с потребностями изменяющейся жизни.

Содружество героя-рассказчика и Лувена в деле создания оленьего питомника, а потом и заповедника для охраны и разведения жестоко истребляемых зверей раскрывает мысль писателя о том, что творчество жизни возможно лишь благодаря соединению опыта отцов и детей, древнего и современного знания, опыта Востока и европейской культуры, внутреннего устроения души и внешнего преобразования жизни, наконец, соединению «творческих сил» культуры и природы.

Глубинную духовную связь, единую судьбу, сотворчество человека и природы раскрывает в повести символический образ «предрассветного часа», времени «строительства утренней радости», когда человек, «соединенный со всеми силами природы в единое целое», участвует в незаметной и бескорыстной работе «всех соединенных сил мира», из которой рождается новый день и благодаря которой продолжается жизнь. Очевидно: пришвинское понимание отношений человека и природы, воссозданное в «Жень-шене», противостоит представлениям современников писателя о том, что природу человека, земли, мира можно легко изменить «в лучшую сторону», противостоит разрушительной идее преобразования природы.В заключительной главе повести, своеобразном эпилоге, завершаются сюжетные линии Лувена, Хуа-лу, героя-рассказчика, это финал сказки о крае «неведанной природы», чудесной «Apcee», родине, которую создают себе герои. Точное время действия («Прошло десять лет... и еще год прошел... и еще год...» Если бы не последнее многоточие, то с уверенностью можно было бы утверждать, что действие происходит в 1917 году) особенно явно подчеркивает «сказочный» характер происходящего в повести, безусловной реальностью которого остается трагизм жизни и бесконечное становление человеческой личности, обращенной к творчеству «новой, лучшей жизни людей на земле».

Билет 39

«Слово о полку Игореве». Споры о «Слове...» в дореволюционной и современной науках.

полное название «Слово о походе Игоревом, Игоря, сына Святославова, внука Олегова»."Слово о полку Игореве" - шедевр древней литературы, произведение, проникнутое нежной и сильной любовью к родине, было открыто в начале 90-х годов XVIII века. Рукописный список "Слова" был найден известным любителем и собирателем русских древностей графом А.И. Мусиным-Пушкиным в сборнике, поступившем из Ярославля, из Спасо-Ярославского монастыря. Граф заинтересовался находкой и принялся изучать текст. Он показал рукопись своим друзьям - директору Московского архива Коллегии иностранных дел, историку Н.Н.Бантыш-Каменскому и его помощнику А.Ф.Малиновскому. В качестве консультанта был привлечен известный историк и писатель Н.М. Карамзин. По совету Карамзина и Малиновского Мусин-Пушкин решил опубликовать текст. В 1800 году "Слово" было издано. Это стало большим событием в литературной и культурной жизни русского общества начала XIX века. Сразу же началось интенсивное изучение и освоение памятника. Рукопись "Слова" вскоре погибла во время московского пожара 1812 года вместе со всем собранием рукописей Мусина-Пушкина и его библиотекой. Особенность Слова –анонинмность.

Две основные темы: - княжеские междоусобицы, -набеги половцев на рус землю.

Сравнение 11 и 12 в, в центре истор правление 2х княжеств: Владимировичи и Ольговичи. (враждуют)

Игорь Святославович.

"Слово о полку Игореве" посвящено походу князя Игоря Святославича Новгород-Северского, предпринятому им в 1185 году против половцев. Причины похода: В 1184 году к юго-восточной границе Русской земли подступила большая орда половцев. Навстречу им вышел великий князь киевский Святослав Всеволодович. На реке Ореле, левом притоке Днепра, Святослав неожиданно напал на половцев, нанес им тяжелое поражение и взял в плен половецкого хана Кобяка с сыновьями. Игорь же не смог в это время присоединиться к Святославу. Он тяжело переживал свою неудачу: ему не удалось участвовать в победе, не удалось доказать своей преданности союзу русских князей. Вот почему в следующем, 1185, году он, "не сдержав юности", двинулся в поход против половцев. Окрыленный победой Святослава, он ставит себе безумно смелую задачу - собственными силами "поискать" старую Тмутаракань, когда-то подвластную его деду Олегу "Гореславичу". Он решается дойти до берегов Черного моря, уже почти сто лет закрытого для Руси половцами. Высокое чувство воинской чести, раскаяние в своей прежней политике, преданность новой - общерусской - все это двигало им в походе. В этом черты особого трагизма похода Игоря. Подробности похода Игоря освещены в древнерусских летописях. Из ЛЕКЦИЙ. Игорь хочет превосхитить славу мономаха. Но природа удерживает его (1 мая затмение) За 100 лет произошло 12 затмений, в эти замен гибли кто-то из рода Святославичей. Наступиало 13 затмение – предпреждает Игоря, но он одержим гордыней.

Игорь 1ый из рус князей попал в плен. Игорь между тем томился в плену и каялся, считая, что не вражеская, а божья сила за грехи "обломила" его дружину.Он бежит из плена.

Скорбление о разрозненностях, призывает всех сплотить.

ИНТЕРНЕТ.

Скорбь о постигшей родину беде, горькое раздумье о судьбах русской земли, терзаемой степными кочевниками, желание найти выход из создавшегося положения - такова основная тема "Слова". Автор пытается дать политическую и художественную оценку событий, он считает поражение Игоря одним из следствий отсутствия единения между князьями.

Основная идея "Слова" - страстный призыв русских князей к единению. Эта идея получает воплощение во всей художественной структуре произведения, в его сюжете и композиции.

"Слово" открывается небольшим вступлением. Выступление русских войск в поход составляет завязку сюжета, поражение - его кульминацию. Действие переносится в Киев, столицу Русской земли. Автор вводит символический сон Святослава, который заканчивается публицистическим призывом, обращенным к князьям, "постоять за землю русскую", отомстить за "раны Игоревы". Затем следует лирический плач Ярославны, жены Игоря. Он предваряет развязку - бегство Игоря из плена и его возвращение.

Автор использует самые значительные эпизоды из летописи, способные донести основную идею произведения. Патриотическая мысль соединяет все части в единое художественное целое. Лирическая взволнованность, публицистичность, политическая направленность и яркая художественность делают "Слово", по мысли В.Г. Белинского, "прекрасным благоухающим цветком славянской народной поэзии, достойным внимания, памяти и уважения"1.

Во вступлении "Слова" автор обращается к образу вещего Бояна, говорит о его исполнительском искусстве, умении "растекаться мыслию по древу, серым волком по земле, сизым орлом под облаками", размышляет, как ему начать печальную повесть о походе: старинным ли складом или выбрать свою манеру повествования. Его произведение - не слава, не хвала князьям, а реальное описание.

В "Слове" нет точных этнографических описаний, хотя отдельные детали, отражающие особенности быта и культуры можно обнаружить. Этнографические понятия сосредоточиваются в сознании автора "Слова" вокруг общенациональной идеи - борьбы за объединение Русской земли - и представлены как два враждебных мира, два противоположных полюса - "земля Русская" и "земля Половецкая". Место действия - вся Русская земля.

Русская земля в "Слове" - это и русский народ, русские ратаи (пахари), русские женщины и те "русичи"-воины, которые храбро сражаются с половцами и переживают разлуку с Русской землей. Не случайно горько и взволнованно звучит в "Слове" рефрен: "О Русская Земля, ты уже за холмом". Образы земледельческого труда, по замыслу автора, являются антитезой2 войне, созидание противопоставляется разрушению, мир - войне. Уже редко "покрикивают" за сохою пахари, только голодные вороны каркают в поле, "трупы между собой деля, а галки свою речь говорили, собираясь лететь на поживу". Автор хочет видеть Русскую землю единой, могучей, и необходимым условием для него является мир, прекращение усобиц, во время которых князья "сами на себя измену ковали. И сказал брат брату: это мое и то мое же"3.

Автор подчеркивает, что сама природа реагирует на княжеские междоусобицы. (символ)Природа сочувствует русским воинам, оплакивает их поражение, солнечное затмение предупреждает о неудаче похода, его сопровождают кровавые зори, вой волков, лай лисиц, клекот орлов. Свет солнца померк, ночь стонет грозой, тучи ползут к синему морю, никнут деревья от жалости, земля гудит, реки мутно текут.

В образе Святослава автор воплощает идеал мудрого, могучего правителя. В "золотом слове" князь скорбит о Русской земле, порицает храбрых, но безрассудных князей за единоличное выступление в поход против половцев. Вещий сон Святослава предрекает поражение русских. Патриотические чувства народа, любовь к родине выражены и в описании автором его горя после поражения Игоря ("О! Рыдать Русской земле") и его радости после возвращения князя из плена ("Солнце светит на небе, князь Игорь - в Русской земле... Слава Игорю Святославичу, Буй-Тур Всеволоду, Владимиру Игоревичу! Да будут здравы князья и дружина, сражающиеся за христиан с полками поганых! Князьям слава и дружине! Аминь")

Героический характер русской женщины. Вводит плач Ярославны. Тема – проль женцы в жизни мужа. Автором воссоздаются и героические характеры русских женщин, оплакивающих своих мужей, павших в битве за Русь. Они выражают идею мира, идею дома, подчеркивают созидательное, народное, нравственное начало, противопоставляя мир войне. С особой душевной нежностью и глубокой грустью говорит о них автор. Их плачи соотносятся с описанием печали русской земли. Ярославна скорбит не только об Игоре, но и о всех павших русских воинах. Ее образ воплощает лучшие черты древнерусских женщин, горячо любящих, плач овеян нежностью и состраданием. Сила ее любви помогает Игорю бежать из плена. Она готова полететь кукушкою по Дунаю, омочить шелковый рукав в Каяле и обтереть князю кровавые раны на могучем его теле. Ярославна заклинает ветер не метать стрелы на воинов мужа, Днепр "прилелеять" Игоря. "(плачет в Путивле)

Слово" насыщено народной поэзией, ее художественными образами. Деревья, трава, сказочные образы горностаев, борзого коня, сокола под тучами, гусей-лебедей присутствуют в произведении. Д.С. Лихачев отмечает: "Автор “Слова” творит в формах народной поэзии потому, что сам он близок к народу, стоит на народной точке зрения. Народные образы “Слова” тесно связаны с его народными идеями" Анализа человеческих чувств, психологических состояний, "душевного развития", безусловно, не найти в "Слове", поскольку это явление стилей эпического и монументального историзма. Однако психологизм "Слова" очевиден. События, образы, природа передают оттенки различных психологических состояний и ощущений. Это и тяжелые предчувствия обреченности, вызванные зловещим предзнаменованием: встревожены звери, птицы, тревога распространяется к Волге, Приморью, доходит до Тмутаракани. Туга наполняет ум, печаль течет, тоска разливается. Природа в "Слове" скорбит и тревожится; вой волков, лай лисиц, клекот орлов сменяется картинами долго меркнущей ночи, погасшей зари, замолкнувшего щекота соловья. И снова в предчувствии поражения русских воинов появляются кровавые зори и черные тучи, идущие от моря, мутно текущие реки и подземные стуки, символизирующие движение несметных сил половцев. Эти чувства сменяются патетическим призывом автора к объединению, затем лирическим умиротворением и, наконец, радостным и торжественным финалом.

Большое место в "Слове" отводится изображению исторических лиц. Игорь, Всеволод, все "Ольгово храброе гнездо" пользуются у автора нескрываемой симпатией. Все они показаны как лучшие представители современного поколения князей, как храбрые воины, посвятившие себя борьбе с "погаными" и защите родины.

Игорь в изображении автора наделен всеми возможными качествами доблестного воина, готового на любые жертвы для блага земли Русской. Перед выступлением в поход он воодушевляет дружину словами, полными мужества и беззаветной храбрости. Смерть он предпочитает плену. Во время битвы Игорь обнаруживает благородство: в разгар боя он "заворачивает" полки, чтобы поспешить на помощь брату Всеволоду. По выражению автора, он "сокол", "солнце красное".

ЖАНР.В каком жанре написано "Слово"? Мнения исследователей расходятся. Одни утверждают, что "Слово" - "песнь", поэма (лирическая или героическая), памятник древнерусского героического эпоса. Другие отрицают стихотворную природу памятника. По их мнению, "Слово" не песнь и не поэма, а воинская повесть, памятник древнерусской исторической повествовательной прозы. Д.С. Лихачев в своих работах показал, что в "Слове" соединены два фольклорных жанра - слово и плач. Оно близко к народной поэзии по идейной сущности и по стилю.

СПОРЫ О СЛОВЕ

1)подлинник или шедевр. Это шедевр

2)когда было написано

Ещё до издания «Слова» (первые сведения о нём были опубликованы в 1792 г.) многие знатоки русской старины, историки и филологи, высказывали сомнения в древности и подлинности памятника, относя его создание к ХV или ХVI в. , а то и считая позднейшей подделкой.

Сомнения усилились после загадочного исчезновения рукописи «Слова» после Отечественной войны 1812 г. Распространено мнение, будто она сгорела в небезызвестном московском пожаре (1). Однако сам Мусин-Пушкин вообще уклонялся от разговора об обстоятельствах приобретения рукописи, лишь молодому и настойчивому исследователю «Слова» К. Ф. Калайдовичу мельком сказал, что она была куплена его комиссионером у Быковского. Существует также версия (не подтверждённая Мусиным-Пушкиным) , будто граф дал её на время историку Н. М. Карамзину, у которого она и затерялась. Среди так называемых скептиков были известнейшие учёные конца ХVII - ХIХ вв. - митрополит Киевский Евгений (Болховитинов) , О. М. Бодянский, М. Т. Каченовский, С. П. Румянцев, К. С. Аксаков, О. И. Сенковский. Они дружно подвергали сомнению исторические реалии «Слова» , его образность, даже сам язык, в котором находили слова и выражения из современных им украинского и польского языков. Да и непонятно было, о каких «старых Словесах» (2) мог писать автор ХII в. , когда русская словесность только начинала формироваться.

Все эти, а также и другие соображения не рассеялись и в ХХ в. В 1920-е гг. подверг сомнениям подлинность «Слова» М. И. Успенский, а в конце 1930-х знаменитый французский славист Андре Мазон. Но затем в СССР вопрос о времени создания «Слова о полку Игореве» и его подлинности был снят с повестки дня. Оно было официально признано выдающимся памятником древнерусской литературы конца ХII в. , и скептицизм по поводу его древности был возведён в степень опасного инакомыслия, жёстко пресекаясь административными и иными методами. Единственным «законодателем моды» в области «слововедения» утвердили Отдел древнерусской литературы Института русской литературы АН СССР (Пушкинского дома) . И действительно, в Отделе работали выдающиеся литературоведы и историки. Достаточно назвать имена В. П. Адриановой-Перетц и Д. С. Лихачёва.

Повесть «Жень-шень», написанная в 1933 году. Она является одной из жемчужин всей русской литературы. Это поэма в прозе. В повести корень Женьшень был поврежден оленем, но он остался цел и только на время замер, но затем нашёл в себе силы и дал новый цвет на стебле.
Поиски смысла жизни – извечная проблема. Многие писатели пытались найти решение этой проблемы (Ф. М. Достоевский, Л.Н. Толстой, А.П. Чехов, М.А. Булгаков и др.) Именно книги этих писателей помогают открывать нам всё новые грани красоты и души человеческой. Герои стремятся найти смысл жизни, понять себя. Своё «Я». И поступки героев, как бы соотносятся со словами Гёте: «Как познать себя? Не путем созерцания, а только путем деятельности. Попробуй выполнить свой долг, и ты узнаешь, что в тебе есть».
А в чём смысл жизни видит герой? В чём корень жизни? Он находит его не сразу. Для этого ему понадобилось время, умение заглянуть в себя и найти себя. А что нужно для успеха в поиске корня жизни? (Чистую совесть и никогда не оглядываться назад, в ту сторону, где все уже измято и растоптано. «А если чистая совесть есть, то никакой завал не испортит пути») . Корень – понятие многозначное (предки, оседлость, стержень души, источник жизни).

(долг; обман-смерть, унижение, совесть-гордость, гармония-любовь, свобода – главное дело жизни, умение преодолевать трудности!)Все это корень нашей жизни! Все эти нравственные критерии вы должны усвоить. Вы уходите в жизнь, где много-много дорог!У каждого человека свой путь. За время существования земли не повторилась ничья судьба. Повторение невозможно. У одного дорога длинна, извилиста, крута, многообразна. У другого – от порога дома в поле и назад. Каждому свое. Как нельзя дважды войти в одну реку, так нельзя повторить чужой путь. Но мы все идем путем земли: мы люди – дети своей планеты и живем по её законам. Не так-то просто, идя путем земли разбираться в поворотах дорог, троп, тропинок. Все люди разные и все выбирают свой путь, свою дорогу жизни. Разные люди по-разному могут смотреть на один и тот же факт жизни. А сколько противоречий порой у одного человека. Найти гармонию – вот предел мечтаний, но это не так -то прост сделать. Каждый приходит в эту жизнь, чтобы выполнить свою миссию, проделать свой путь. И бывает, что этот путь далеко нелегкий. Тема произведения-найти свой путь, вечные поиски смысла жизни, что хорошо, что плохо, в чем суть нашей жизни, как правильно жить, не причиняя вред другим и природе.
1.Кого увидеть можно было из укромного места в зарослях маньчжурского ореха и дикого винограда? (самку пятнистого оленя Хуа-лу (Цветок-олень)).
2. Куда отвел меня Лувен после гудка парохода? (Он сдержал слово и отвел в тайгу, где двадцать лет назад был найден "мой" корень и оставлен еще на десять лет.)
3. О чем мечтал главный герой? (В своих мечтах я хотел, кроме приручения новых животных, "оевропеить" работавших со мной китайцев, чтобы они не зависели от таких, как я, и могли постоять за себя сами.)
4.Куда идет герой, когда уже умер Лувен, и тоска завладевает его сердцем?(Однако временами беспокоит одна мелочь, ни на что не влияющая, но о которой надо сказать. Каждый год, когда олени сбрасывают старые рога, какая-то боль и тоска гонит меня из лаборатории, из библиотеки, из семьи. Я иду на скалу, из трещин которой вытекает влага, будто скала эта вечно плачет. Там в памяти воскресает прошлое)
5. Какое дело создал главный герой? (Питомник рос, богател. Всему свои сроки: в моей жизни вновь появилась женщина. Это была не та женщина, которая когда-то появилась, как обернувшаяся царевной Хуа-лу, Цветок-олень. Но я нашел в ней собственное мое существо и полюбил. В этом и есть творческая сила корня жизни: преодолеть границы самого себя и самому раскрыться в другом. Теперь у меня есть все; созданное мной дело, любимая жена и дети.)

Annotation

Полный интриг, загадок и тайн, живущий по своим законам театральный мир еще никогда не был показан так иронично и откровенно, как в романе Михаила Булгакова "Записки покойника"! Автор открывает двери в святая святых театра – закулисье, где кипят нешуточные страсти, где разворачиваются комедии и драмы, порой, более увлекательные, чем на сцене. В этом романе много личного опыта самого Булгакова, в молодости мечтавшего о славе драматурга и достигшего ее после множества тяжелых испытаний.

Для всех, кому интересно, как жил театр в начале ХХ века, и кому хочется побольше узнать о самом Михаиле Булгакове!

Михаил Булгаков

ПРЕДИСЛОВИЕ ДЛЯ СЛУШАТЕЛЕЙ

ПРЕДИСЛОВИЕ ДЛЯ ЧИТАТЕЛЕЙ

[Часть первая]

Часть вторая

Комментарии. В. И. Лосев

Сноски внутри текста

Записки покойника (театральный роман)

Михаил Булгаков

ЗАПИСКИ ПОКОЙНИКА

Театральный роман

ПРЕДИСЛОВИЕ ДЛЯ СЛУШАТЕЛЕЙ

По городу Москве распространился слух, что будто бы мною сочинен сатирический роман, в котором изображается один очень известный московский театр.

Долгом считаю сообщить слушателям, что слух этот ни на чем не основан.

В том, что сегодня я буду иметь удовольствие читать, во-первых, нет ничего сатирического.

Во-вторых, это не роман.

И, наконец, и сочинено это не мною.

Слух же, по-видимому, родился при следующих обстоятельствах. Как-то, находясь в дурном расположении духа и желая развлечь себя, я прочитал отрывки из этих тетрадей одному из своих знакомых актеров.

Выслушав предложенное, гость мой сказал:

Угу. Ну, понятно, какой театр здесь изображен.

И при этом засмеялся тем смехом, который принято называть сатанинским.

На мой тревожный вопрос о том, что ему, собственно, сделалось понятно, он ничего не ответил и удалился, так как спешил на трамвай.

Во втором случае было так. Среди моих слушателей был десятилетний мальчик. Придя как-то в выходной день в гости к своей тетушке, служащей в одном из видных московских театров, мальчик сказал ей, улыбаясь чарующей детской улыбкой и картавя:

Слыхали, слыхали, как тебя в романе изобразили!

Что возьмешь с малолетнего?

Крепко надеюсь на то, что высококвалифицированные слушатели мои сегодняшние с первых же страниц разберутся в произведении и сразу поймут, что в нем и тени намека на какой-нибудь определенный московский театр нет и быть не может, ибо дело в том, что...

ПРЕДИСЛОВИЕ ДЛЯ ЧИТАТЕЛЕЙ

Предупреждаю читателя, что к сочинению этих записок я не имею никакого отношения и достались они мне при весьма странных и печальных обстоятельствах.

Как раз в день самоубийства Сергея Леонтьевича Максудова , которое произошло в Киеве весною прошлого года, я получил посланную самоубийцей заблаговременно толстейшую бандероль и письмо.

В бандероли оказались эти записки, а письмо было удивительного содержания:

Сергей Леонтьевич заявлял, что, уходя из жизни, он дарит мне свои записки с тем, чтобы я, единственный его друг, выправил их, подписал своим именем и выпустил в свет.

Странная, но предсмертная воля!

В течение года я наводил справки о родных или близких Сергея Леонтьевича. Тщетно! Он не солгал в предсмертном письме - никого у него не осталось на этом свете.

И я принимаю подарок.

Теперь второе: сообщаю читателю, что самоубийца никакого отношения ни к драматургии, ни к театрам никогда в жизни не имел, оставаясь тем, чем он и был, маленьким сотрудником газеты «Вестник пароходства», единственный раз выступившим в качестве беллетриста, и то неудачно - роман Сергея Леонтьевича не был напечатан.

Таким образом, записки Максудова представляют собою плод его фантазии, и фантазии, увы, больной. Сергей Леонтьевич страдал болезнью, носящей весьма неприятное название - меланхолия.

Я, хорошо знающий театральную жизнь Москвы, принимаю на себя ручательство в том, что ни таких театров, ни таких людей, какие выведены в произведении покойного, нигде нет и не было.

И наконец, третье и последнее: моя работа над записками выразилась в том, что я озаглавил их, затем уничтожил эпиграф, показавшийся мне претенциозным, ненужным и неприятным...

Этот эпиграф был:

«Коемуждо по делом его...» И кроме того, расставил знаки препинания там, где их не хватало.

Стиль Сергея Леонтьевича я не трогал, хотя он явно неряшлив. Впрочем, что же требовать с человека, который через два дня после того, как поставил точку в конце записок, кинулся с Цепного моста вниз головой.

[Часть первая]

Глава I

НАЧАЛО ПРИКЛЮЧЕНИЙ

Гроза омыла Москву 29-го апреля, и стал сладостен воздух, и душа как-то смягчилась, и жить захотелось.

В сером новом моем костюме и довольно приличном пальто я шел по одной из центральных улиц столицы, направляясь к месту, в котором никогда еще не был. Причиной моего движения было лежащее у меня в кармане внезапно полученное письмо. Вот оно:

«Глубокопочитаемый

Сергей Леонтьевич

До крайности хотел бы познакомиться с Вами, а равно также переговорить по одному таинственному делу, которое может быть очень и очень небезынтересно для Вас.

Если Вы свободны, я был бы счастлив, чтобы Вы пришли в здание Учебной сцены Независимого Театра в среду в 4 часа.

С приветом К. Ильчин».