Бабочка названные в честь героев набокова. Офисная мебель и всё вокруг неё
Поздравляем сегодня мы Пашу
Этот день будет только твоим!
Ты прими пожелания наши,
Всеми нами ты очень любим!
Мы желаем тебе, Павел, счастья,
Много радости, море любви!
Да обходят тебя все ненастья,
Не напрасными будут мечты!
Будь здоров и будь весел по жизни,
Пусть мороз прочь обходит твой дом!
На чело не падут горя мысли,
И тепло будет в сердце твоем!
Дорогой Павел, поздравляю тебя и желаю большой удачи и верных успехов, блестящей карьеры и высокого достатка, огромных перспектив развития и уважения, искренней любви и несомненного счастья.
Пусть денежки в кармане шелестят,
Пусть любят, ценят, уважают на работе,
Начальство пусть заметит, наградят,
Отправят раньше в отпуск - ты в почете.
А дома, чтоб обласкан был женой,
Не меньше трех детишек, дом, как чаша.
Ты, Павел, будь всегда самим собой -
Мы рады, что с твоей судьбой сплелась и наша.
Павел, желаю в день рожденья
Чтоб было все у вас сполна:
Здоровья, счастья, вдохновенья,
Всегда довольная жена
Пусть дома ждет вас, улыбаясь,
Пусть дети радуют собой,
В душе пусть воцарится радость,
А в сердце – счастье и покой!
«Пашу хочу с днем рожденья поздравить»
Пашу хочу с днем рожденья поздравить,
И пожелать только радостных дней!
Что к поздравлениям общим добавить?
Чтоб становился сильней и смелей,
Чтобы готов был встречать перемены,
К лучшему только бывают они!
Чтоб не забыл ты родимые стены,
Счастья, здоровья, удачи, любви!
Павел, Паша, Павлик –
Сегодня праздник твой,
Счастия журавлик
Летает над тобой,
Радуга котенком
Ласкается к рукам,
Птица с песней звонкой
Спешит сегодня к нам.
Я эти поздравления
Придумала, любя,
Чтобы хоть на мгновение
Порадовать тебя.
С Днем рожденья Павел тебя!
Пусть поселится в доме удача,
Чтоб любовь отыскалась твоя,
Чтобы стал ты сильней и богаче,
Чтоб улыбка всегда на устах,
Словно яркое солнце, играла,
Чтобы все удавалось в делах,
Чтобы побед было в жизни немало!
Твой день рождения – исключение из правил,
Хочу поздравить, Паша, с тем, что он настал,
И пусть сегодня каждый, кто поздравил,
Поможет сделать все, что пожелал.
Пусть домочадцы ждут с работы, улыбаясь,
И в доме было чтоб всего сполна,
Пусть к тебе счастье семимильными шагает,
Пускай в душе всегда цветет весна.
В разгаре нынче личный праздник твой,
Я тебя, Паша, с днем рождения поздравляю,
Тепла желаю тебе летом и зимой,
Пускай любовь, как печка, согревает.
Пусть, непременно, все исполнятся мечты,
Пусть будет больше радостей в судьбе,
Достичь в карьере самой крайней высоты
Желаю, Паша, в день рождения тебе.
Паша, День рождения - праздник из детства,
Когда была вера испытанным средством
Исполнить мечту. Но с любовью, надеждой,
С удачей ты станешь счастливей, чем прежде!
Ты – главная надежда наша,
Прими же поздравленья, Паша!
Будь сильным, смелым и надежным,
Решительным, но осторожным,
Удачливым в любви и дружбе,
Успешным в деле и на службе,
Стремись всегда к крутым вершинам –
Так, как положено мужчинам!
Желаю, чтоб семью прославил
Наш именинник, милый Павел!
Будь сильным, безупречным, гордым,
В решеньях неизменно твердым,
Прекрасным и душой, и телом,
Чтоб слово сочеталось с делом,
Чтобы избранница любила
И нежно каждый взгляд ловила!
Пусть покоряются вершины,
И лоб не бороздят морщины,
Зовет судьба тебя к свершеньям,
Наш славный Павел, с днем рожденья!
Павел, хочу я в день рожденья
Тебе с любовью пожелать,
Всю грусть твою предать забвенью
И в жизни горестей не знать!
Всего хорошего желаю,
Что может в жизни только быть,
В карьере – только процветанья,
И главное – меня любить!
Отличный друг, прекрасный парень,
Сейчас тебя я буду поздравлять!
Сегодня празднуешь ты День рожденья,
И вот что я хочу сказать:
Что пожелать тебе, не знаю,
Так трудно подобрать слова.
Желать любви - нет, не желаю,
Она придет к тебе сама.
Желать же счастья неудобно,
Ведь счастье нужно заслужить.
От всей души, Пашок, желаю
Хорошим человеком быть!
Всех девчонок ты приводишь в восхищенье!
Но одной из них особенно ты мил,
Пашенька, любимый, с днём рожденья!
Успехов и удачи в жизни - ты всё это заслужил!
Здоровья крепкого тебе желаю,
Чтоб на руках хватало сил меня носить;
Еще раз, милый, поздравляю,
Я счастлива с тобою рядом быть!
C днем рожденья, милый Павел!
Ты такой чудесный парень!
Оставайся же таким,
Всеми будь всегда любим!
Будь здоров и не болей!
Всем с тобою веселей!
С днем рожденья поздравляем,
Счастья, радости желаем!
Паша, Павел, дорогой!
Пусть здоровье льет рекой!
Исполняются мечты,
Окружает свет звезды,
Той, что радость лишь несет!
Чудо пусть произойдет,
И исполнит все желанья
И любые начинанья!
Поздравляю с днем рождения;
И желаю я всех благ;
Чтобы с новым годом жизни;
Постареть не смог никак.
И ненастья пусть покинут,
И беда пусть пропадет,
Павел, знай, тебя мы любим,
Не меняйся никогда!
С днем Рождения поздравляю,
Смеха, радости желаю,
Павел будь всегда такой же,
Добрый, умный и смешной,
И в любой беде нежданной
Выход находи простой,
И тогда всё в мире счастье,
Ты почувствуешь в руках,
И друзья тебе помогут,
Станешь счастлив на глазах!
Павел, в этот светлый праздник,
В этот солнечный денек,
Поздравляю с днем рождения,
Помни ты не одинок,
А ведь может так случится,
Станет грустно вдруг тебе,
То друзья всегда помогут,
Где бы ни был ты в беде!
Павел, с Днем Рожденья поздравляю!
Ты возмужал еще на один год,
Сегодня я тебе всего желаю,
Чтоб никогда не встретил ты невзгод!
Друзья тебя сегодня не забудут,
Пусть поздравления тоннами идут,
Желаю чтоб мечты осуществились,
Пускай их будет целый пруд!
Павел, поздравляем мы тебя!
Желаем, чтоб вокруг были друзья!
В этот праздник – в день рожденья твой -
Близкие пускай будут с тобой!
И пусть побыстрей исполнишь ты
Самые свои заветные мечты!
Прошлое Набокова – это неодушевленные развалины, по которым неприкаянно бродят историки-экскурсоводы, давно потерявшие своих туристов.
Верить Набокову нельзя. Не верить ему невозможно. В автобиографическом романе «Другие берега» много сказано о цвете неба, о расплывчатых огнях Невского, о тонкой сущности Биаррица, где ещё только строится «Карлтон» и по променаду прогуливаются дамы в бланжезных легких манто и широкополых шляпах с густыми белыми вуалями. Поди пойми сегодня, что значит «бланжезный», поди прогуляйся вдоль пляжа в шляпе с вуалью. Но о реальных событиях набоковской жизни читатель узнает ровно столько, сколько позволит насмешливый автор. Прошлое Набокова – это неодушевленные развалины, по которым неприкаянно бродят историки-экскурсоводы, давно потерявшие своих туристов.
Когда Эндрю Филд взялся за биографию Набокова, знаменитого писателя и скучного пожилого человека, которого тщетно подозревали во всевозможных грехах (прежде всего в педофилии), Набоков поставил условие: из текста будет выкинуто все, что ему не понравится. Хотя вряд ли там было что выкидывать: когда читаешь набоковские биографии, кажется, что этот господин всегда был пожилым.
В его дивном сонном написанном мире осталась покинутая Россия, потом туда провалилась довоенная Европа – Берлин, безденежье, любовь, коллекция бабочек, оставленная в каком-то подвале в Париже во время побега из Европы в США. Постепенно этим туманом затягивается и Америка. Остаются только фотографии, уцелевшие коллекции бабочек, шахматные задачи. И слова, образы, пришпиленные к страницам. Любовь? Ностальгия? Разочарования? Писательская зависть? Да все здесь, в книгах, в синем сонном мире, где все так, как хотел автор.
Июльская бабочка
Первую любовь, которую в разных своих книгах Набоков называл Тамарой, Машенькой или Люсет, на самом деле звали Валей, Валей Шульгиной. Все те девочки на пляже в Биаррице – прелестные, нежные, которых Набоков позже опишет в «Лолите» с такой яркостью, что действительно впору будет обвинять в педофилии его, а не Гумберта, – все они были лишь ее предшественницами.
Шульгины снимали дачу в Рождествене – там было имение, принадлежавшее дяде будущего писателя. Они встречались в старом парке – шестнадцатилетний Владимир, живший неподалеку, и пятнадцатилетняя Валя. Впервые он увидел ее в июльский день, когда кругом сияло и зыбилось лето, а где-то далеко и неощутимо уже второй год тянулась война. «Она была небольшого роста, с легкой склонностью к полноте, что, благодаря гибкости стана да тонким щиколоткам, не только не нарушало, но, напротив, подчеркивало ее живость и грацию...» Ее чертами он наделял потом почти всех своих героинь. Очень скоро жизнь без Вали стала казаться Набокову физической невозможностью. Он говорил, что женится на ней, как только закончит учебу, она смеялась: «Ты нарочно говоришь глупости». В «Других берегах» он напишет о гувернере, пытавшемся подсмотреть за их объятиями в подзорную трубу, о том, как после переезда в Петербург эта любовь «дала длинную тонкую трещину» и как трещина эта стала почти незаметной на следующее лето. А потом – разрыв. Набоков утверждал, что не помнит, как, почему это случилось.
С попытки воссоздать эту любовь на бумаге в романе «Другие берега» начнется литературная биография Набокова. Темный румянец Вали, ее татарские горящие глаза живут во всех его текстах.
В 1917 году Набоковы переехали в Ялту, но еще до этого роман с Валей умер, высох. Было еще какое-то письмо от нее, одна мимолетная встреча, но из этой куколки никогда не вылупится бабочка. «Когда я думаю о моей любви к кому-либо, у меня привычка проводить радиусы от этой любви, от нежного ядра личного чувства к чудовищно ускользающим точкам Вселенной», – признавался Набоков. В тот момент самой ускользающей точкой Вселенной была Россия, страна, одарившая его восприимчивостью, чувством языка и ощущением отчаяния. Валя, ее смех, ее говорок, блеск ее глаз навсегда будут связаны для Набокова с Россией. «Потеря родины оставалась для меня равнозначной потере возлюбленной», – скажет он, описывая, как в Ялте ощутил горечь и вдохновение изгнания, держа в руках Валино последнее письмо.
Одна тень на двоих
Потом будет учеба в Кембридже. Потом отец писателя Владимир Дмитриевич погибнет от рук убийц.
В начале двадцатых Набоков окажется в Берлине. Он заводит разнообразные интрижки, даже собирается жениться – сначала на Романе Клячкиной. Но она отказывает Набокову: у нее роман с поэтом-турком, зачем ей еще один поэт? Потом на Светлане Зиверт – с ней Набоков даже был помолвлен. Родители Светланы поставили условие – сочинитель стишков должен найти работу. Карьера банковского служащего Набокова длилась всего три дня. Неудивительно, что родители Светланы решают расторгнуть помолвку. Но Набоков не приходит в отчаяние, он пишет стихи о любви и переводит.
Это было смутное, нищее время. Набоков снимался в массовке в кино, зарабатывая на кусок хлеба, собирался отправиться летом на юг Франции сезонным рабочим, а пока вел светскую жизнь.
И вот в мае 1923 года, через три месяца после расставания со Светланой, на одном из благотворительных балов он впервые увидел Веру Слоним, свою будущую жену. Потом он скажет в «Даре»: мало того, что она «была остроумно и изящно создана ему по мерке очень постаравшейся судьбой, но оба они, образуя одну тень, были созданы по мерке чего-то не совсем понятного, но дивного и благожелательного, бессменно окружавшего их».
Судьба и вправду очень старалась, плетя узоры, заманивая Набокова и Веру в свои сети. Вера была знакома с мальчиками из Тенишевского училища, где учился Набоков, но его не знала; она работала в издательстве, куда он приходил, но ее как раз не было на месте; наконец, она знала его стихи. Теперь он писал только для нее, она перепечатывала рассказы на машинке. Через два года такой идиллической жизни они поженились.
Он стал зарабатывать репетиторством – давал уроки тенниса, бокса, английского и французского языка. Получал небольшие гонорары за свои шахматные задачи. «Меня лично пленяли в задачах миражи и обманы, доведенные до дьявольской тонкости...» – признается он в «Других берегах».
Шахматы гипнотизировали Набокова своей силой, красотой, точностью всю жизнь. Говорят, он даже однажды проиграл будущему чемпиону мира Алехину. Роман «Защита Лужина», герой которого так похож на Алехина, Набоков напишет в 1929 году в Ле Булу – курорте на испанской границе. Кстати, оттуда Набоков и Вера привезли превосходную коллекцию бабочек.
Адюльтер по-французски
Кто-то из знакомых Набокова писал, что «жене своей он, вероятно, ни разу не изменил... знал только одно свое мастерство». Но была одна любовь в его жизни, которая чуть было не разрушила семью.
Семья – жена и маленький сын Дмитрий были вынуждены уехать из Германии в Прагу: Вера была еврейкой, а фашистский режим уже заявлял о себе. Набоков жил в Париже, где и познакомился с Ириной Гваданини.
Она славилась «неряшливыми связями» и писала стихи. А он тайно встречался с ней в Париже – и возвращался оттуда в Прагу. Целовал жену и ребенка, гулял с ними по паркам – и писал Ирине письма, в которых жаловался на «неизбежную вульгарность обмана». Вера долгое время ничего не знала или не хотела знать. Но неизбежное объяснение все же состоялось. Вера сказала, что, раз Набоков влюблен, он должен немедленно вернуться в Париж.
Биограф Эндрю Филд утверждает, что в письмах Набоков признался Ирине во всех прегрешениях и благодарил ее за наслаждение, которого не испытал с другими. Но на разрыв с женой он пойти не смог, связь с Ириной была прекращена.
Финал этого романа был не по-набоковски пошлым. Семья писателя жила тогда в Канне, семейная жизнь вроде бы налаживалась. И вдруг приезжает Ирина, без предупреждения появляется на каннском пляже – в тот момент, когда Набоков пришел с трехлетним Митей для утреннего купания. Она пытается объясниться, он просит ее немедленно уехать. Потом появляется Вера, семья уходит завтракать, а Ирина остается одна на пляже. Сразу после этой сцены Набоков отсылает Ирине ее письма и требует, чтобы она вернула все, что он ей писал.
Через много лет, направляясь в Швейцарию, разбогатевший, но очень прижимистый Набоков пошлет умирающей от нищеты Ирине Гваданини чек на скромную сумму. С той каннской встречи они не виделись никогда. Он выбрал семью, покой и успех.
Американская энтомология
В 1940 году немцы вошли во Францию. Больше медлить было нельзя – Набоков на последние деньги покупает билеты в Америку. Через много лет, вернувшись в Европу, он никогда не пересечет границу Германии: «Боюсь пожать руку убийце».
Америка приняла писателя легко. В 1945 году Набоковы получили американское гражданство. Он читает лекции по русской литературе, работает в энтомологическом отделе Нью-Йоркского музея естественной истории. В одном письме напишет: «Четыре дня в неделю провожу за микроскопом в моей изумительной энтомологической лаборатории, исследуя трогательнейшие органы. Я описал несколько видов бабочек, один из которых поймал сам, в совершенно баснословном ущелье, в горах Аризоны. Семейная жизнь моя совершенно безоблачна... Работа моя упоительная... Погружаться в дивный хрустальный мир микроскопа, где царствует тишина, ограниченная собственным горизонтом, ослепительно белая арена – все это так завлекательно, что и сказать не могу».
До бедной девочки, до Лолиточки, чье появление изменило и американскую литературу, и всю жизнь Набоковых, оставалось совсем немного времени. Она уже жила, отзывалась в Набокове дребезжащим восходящим ритмом. Она появилась на свет летом 1954 года.
Печатать «эту порнографию» Америка не рискнула. Издатель нашелся только в Париже. Критики поначалу вообще не заметили «Лолиту». Но после того как Грэм Грин назвал ее одной из лучших книг года, а во Франции она была запрещена министерством внутренних дел, начал разгораться скандал в Европе. В письме Набокову Грин писал, что в Англии за роман можно сесть в тюрьму, «но лучшего повода для этого не придумаешь».
В результате европейских скандалов «Лолита» стала бестселлером и в Америке. Стенли Кубрик, собиравшийся снимать кино, предложил автору приделать роману какой-нибудь хэппи-энд. «И я ли развратитель и злодей?» – говорил Набоков.
Бедная маленькая нимфетка затмила своим появлением все, что довелось написать ее создателю.
Настоящая любовь
Когда его спрашивали, испытывал ли он когда-нибудь ощущение, что его герои диктуют ему развитие сюжета, он возмущенно смотрел на дурака-интервьюера: «Вот уж нелепость! Писатели, с которыми происходит такое, – это или писатели очень второстепенные, или вообще душевнобольные».
Он так привык к этому вопросу, что научился отвечать на него легко, не задумываясь, даже не отгоняя мысль о Лолите. Эта своевольная девчонка, капризная угловатая нимфетка, не только продиктовала ему свою жизнь, но и написала сценарий набоковской жизни.
Лолита. Его последняя, а может быть, и главная любовь. Воспоминание о мимолетных соленых поцелуях десятилетней Колетт, о шелке и меде Валиной шеи, о смехе Светочки Зиверт, о сияющих глазах Романы, о давних прогулках с Верой – все это жило в нем. Все это было издевкой над его скучной и размеренной жизнью – преподавание, литература, семья, бабочки, шахматы. Наслаждения пожилого человека.
А когда появилась Лолита... Можно предполагать все что угодно: что сам Набоков заглядывался на нимфеток (не заглядывался). Что его просто не устраивало качество имеющейся порнолитературы и он решил написать нечто, от чего сам сможет возбудиться (порнолитературу не читал). Что он захотел что-то доказать ханжеской Америке и «весь мир заставить плакать о бедной девочке моей». Но гораздо проще предположить, что это сама Лолиточка, лукавая бестия, нашептала ему свои стыдные тайны.
«Мы, видите ли, не половые изверги, – писал стареющий Набоков, признаваясь всему миру в своей последней, единственной, волшебной любви. Любви, которой не было в реальной жизни, которая вся, от первого взгляда до последнего вздоха, была из того «сонного мира», в который он все чаще уходил. – Мы несчастные, смирные, хорошо воспитанные люди с собачьими глазами, которые достаточно приспособились, чтобы сдерживать свои порывы в присутствии взрослых, но готовы отдать много, много лет жизни за одну возможность прикоснуться к нимфетке. Подчеркиваю – мы ни в каком смысле не человекоубийцы. Поэты не убивают».
Поэты не убивают, господа присяжные заседатели. Поэты влюбляются, сходят с ума, на протяжении сотен страниц признаются в этом, потом методично переводят свое безумие с английского на русский. А нимфетки говорят им в ответ: «Гудбай-ай!» – и уходят к молодым и сильным. Поэты стареют, а нимфетки смеются над ними, бесстыдно улыбаются вишневыми губами, дразнят голыми коленками. Такой была и Лолита – «моя американская, милая, бессмертная, мертвая любовь; ибо она мертва и бессмертна».
Сон у озера
«Исповедь светлокожего вдовца» принесла около четверти миллиона долларов, еще 200 тысяч писатель получил за работу над экранизацией. Благодаря Ло Набоков смог позволить себе то, о чем давно мечтал: например, жить в отеле у озера.
Сюда, в Швейцарию, в Монтре, Набоков с Верой приехал после двадцати лет жизни в Америке. На вопрос, почему он все-таки уехал из Штатов, Набоков отвечал неискренне: «Здесь, в Монтре, я испытываю ту же ностальгию по Америке, какую испытывал в Европе по России». Последние семнадцать лет, с 1960-го по 1977-й, Набоков провел в отеле «Палас», что стоит прямо на берегу Женевского озера.
В его жизни ничего не происходило. Он дает интервью, в которых его чаще всего спрашивают, почему он так любит ловить бабочек. «Невозможно объяснить эту страсть человеку, который никогда этим не занимался», – отделывается Набоков. Впрочем, иногда признается, что страсть эта сродни счастью, которое испытываешь, занимаясь литературным творчеством.
В начале своего швейцарского затворничества он еще ездил по Европе (сын Набоковых Дмитрий учился в Милане оперному искусству), приезжал и в Америку. Но его манили европейские бабочки, а Женевское озеро на закате было чудо как хорошо. Набоков собирался (так и не собрался) издать несколько энтомологических трудов: научный труд о европейских бабочках и альбом произведений живописи, где будет представлена эволюция изображения бабочек в картинах художников мира.
Тот призрачный мир, о котором Набоков писал в каждом романе, постепенно обступал его. Ему снились тихие уютные кошмары, отец, давно погибший, мать, умершая в нищете в Праге, брат, с которым никогда не было общего языка, Россия, от чьего языка он отказался. «Когда мне снятся умершие, они всегда молчаливы, озабочены, смутно подавлены чем-то, хотя в жизни именно улыбка была сутью их дорогих черт».
Когда-то, еще в Америке, одна из студенток встретила своего преподавателя, мистера Набокова, спешившего с сачком охотиться на бабочек. Она сказала, что очень волнуется, потому что не все успела прочесть к экзамену. Он беспечно ответил: «Жизнь прекрасна. Жизнь печальна. Вот и все, что вам нужно знать». Через три десятка лет, в июле 1977 года, когда в России книги Набокова будут под запретом, а в Америке он уже будет считаться «великим американским писателем», когда фильм Кубрика провалится, а героиня следующей экранизации «Лолиты» еще не родится, – Набоков умрет.
Жизнь оказалась прекрасной и печальной, скоро эта декорация совсем рухнет, все расползется, упадет. Винтовой вихрь закрутит пыль, тряпки, раскрашенные щепки, мелкие обломки позлащенного гипса, Россию, Европу, Америку, английские и русские романы, стихи, надгробный камень с надписью «Набоков, писатель». А бабочка-Лолита бесстыдно распрямит сбитые в кровь острые коленки, уже собираясь взлетать.
Издательство Йельского университета на этой неделе сделало захватывающий подарок всем поклонникам Владимира Набокова, выпустив книгу его научных зарисовок бабочек. «Чистые линии» включают 148 рисунков, 62 из которых выполнены в цвете - ранее недоступные публике чертежи-исследования дополнены научными очерками об открытиях писателя и энтомолога.
Книга вышла под редакцией Стивена Блэкуэлла, профессора русского языка Университета Теннеси, автора монографии «Перо и скальпель: Искусство Набокова и мир науки», а также Курта Джонсона, автора более двухсот журнальных статей о бабочках и соавтора книги «Блюз Набокова: Научная одиссея литературного гения».
Свои первые рисунки бабочек Набоков сделал еще в детстве, разрисовав изразцовую печь в петербургском доме. Свою первую бабочку он поймал в шесть лет.
«Началось всё это, когда мне шёл седьмой год, и началось с довольно банального случая. На персидской сирени у веранды флигеля я увидел первого своего махаона - до сих пор аоническое обаяние этих голых гласных наполняет меня каким-то восторженным гулом! Великолепное, бледно-жёлтое животное в чёрных и синих ступенчатых пятнах, с попугаячьим глазком на каждой из парных чёрно-палевых шпор, свешивалось с наклонённой малиново-лиловой грозди и, упиваясь ею, всё время судорожно хлопало своими громадными крыльями. Я стонал от желанья», - расскажет Набоков в «Других Берегах».
С тех пор с безумной страстью он охотился за бабочками в разные годы жизни, на разных континентах, на страницах своих гениальных романов.
Наследие Набокова как ученого только предстоит оценить - в поисках эволюционного разнообразия маленькой бабочки под названием Blues (голубянка), он создал более тысячи подробнейших иллюстраций анатомического строения чешуекрылых. Только сейчас гипотезы Набокова-ученого находят подтверждение в исследованиях ученых. После эмиграции в Америку Набоков проводил исследования Lepidóptera, работая в Американском музее естественной истории и затем в Гарварде. Летом со своей женой Верой отправлялся охотиться за новыми видами, особенно плодотворными были путешествия по каменистым склонам штата Колорадо. Именно эти дороги вдохновили писателя на его бессмертный роман «Лолита».
В 1945 году, сделав сравнительный анализ гениталий самцов бабочек-голубянок, Набоков разработал отличную от общепринятой классификацию рода Polyommatus. Спустя более полувека теория была доказана при помощи современного анализа ДНК. И только недавно была подтверждена смелая гипотеза Набокова, утверждающая, что голубянки пересекли Берингов пролив, мигрировав в Новый свет из Азии. Книгу «Fine Lines» уже назвали тем же Беринговым проливом, соединяющим два невероятных крыла личности Набокова - писателя и ученого.
Писатель, прославившийся книгами на русском, а затем и на английском языке, был ученым – энтомологом и описал десятки новых видов насекомых. «На Невском проспекте, в последних числах марта, когда разлив торцов синел от сырости и солнца, высоко пролетала <...> первая желтая бабочка». Лимонница, порхающая по страницам романа «Дар», – в творчестве Владимира Набокова гостья не случайная.
Впрочем, Набоков не мог знать того, что желтая лимонница – не совсем желтая. «Если взглянуть на ее крыло в ультрафиолете, на нем появится крупное контрастное пятно, напоминающее крылья павлиньего глаза», – говорит энтомолог , преподаватель Лаборатории биологии Политехнического музея.
Действительно, миллионами лет естественный отбор трудился над окраской лимонницы, предназначенной вовсе не для нашего зрения, а для глаз других насекомых, видимый спектр у них смещен в ультрафиолетовую область. С бабочками мы вообще существуем как бы параллельно. Если не считать шелкопрядов, хозяйственной пользы от них мало, но и серьезного вреда они не приносят. Мы могли бы вовсе не замечать бабочек – когда б не одно «но»: они удивительно красивы.
Недаром Набоков, поймавший первую бабочку в шесть лет, в девять уже штудировал монументальный труд «Бабочки Британии», а будучи взрослым и эмигрировав, работал смотрителем коллекции чешуекрылых в гарвардском Музее сравнительной зоологии. Поэтому для энтомологов Набоков – классик не только литературы, но и науки.
Прогресс для насекомых
«Бабочки дают нам удивительную возможность для изучения эволюции и эволюционных механизмов, – добавляет Анатолий Крупицкий. – Исторически они примерно ровесники динозавров, появились одновременно с цветковыми растениями и стали их опылителями».
Считается, что ближайшие современные родственники чешуекрылых – ручейники, обитатели водоемов. До сих пор личинки некоторых бабочек ведут водный образ жизни, возможно, сохраняя древние привычки далеких предков. «Кроме того, у ручейников тоже имеются покрытые волосками крылья, – поясняет Анатолий Крупицкий. – Собственно говоря, чешуйки на крыльях бабочек – производные таких волосков».
И ручейники, и бабочки, и скорпионницы считаются «эволюционно продвинутыми» отрядами, которые довели до совершенства сложные механизмы полного метаморфоза – из личинки (гусеницы) в куколку и лишь затем – во взрослую особь-имаго. «Сверчки, например, проходят только неполное превращение: они вылупляются из яиц, уже имея примерно “взрослое” строение, не считая крыльев и репродуктивной системы, – добавляет Анатолий Крупицкий, – и в течение жизни просто растут, периодически линяя, сбрасывая внешний экзоскелет и выращивая новый».
Неспособные к полному превращению сверчки – отличные и отважные бойцы. Оценить их спортивные качества можно на занятиях «Эксперимент со сверчками: гладиаторские бои», которые Анатолий Крупицкий проводит в .
«Бабочки – одни из самых прогрессивных насекомых, – продолжает Анатолий. – Даже полет у бабочек чрезвычайно развит: некоторые бражники легко зависают над цветком, развивают скорость под 100 км/ч и могут мигрировать, перелетая через океан… Например, бабочки-монархи преодолевают тысячи километров».
Набоков-эволюционист
Главным предметом научного интереса Набокова было семейство бабочек-голубянок (Lycaenidae ) – ими же занимается и Анатолий Крупицкий. «Даже среди прогрессивного отряда чешуекрылых это одна из самых многочисленных и высокоразвитых групп, – поясняет он. – Они относятся к булавоусым бабочкам, которые ведут дневной образ жизни».
К сожалению, мягкие ткани чешуекрылых чрезвычайно плохо сохраняются в осадочных породах. Поэтому до сих пор палеонтологи обнаружили несколько десятков останков булавоусых бабочек – за всю многомиллионную геологическую историю этого отряда насекомых. Однако сегодня в арсенале ученых имеются и другие методы исследований, включая генетические. «Род голубянок, которым занимаюсь я, совсем молодой, он практически ровесник нашего рода Homo . По современным оценкам, ему около 2 млн лет, – добавляет Анатолий Крупицкий. – Но вообще историю голубянок можно проследить более чем на 10 млн лет в прошлое».
За это время голубянки успели расселиться почти по всему земному шару, и энтомологи продолжают описывать новые виды. Несколько ранее неизвестных видов голубянок Анатолий Крупицкий открыл в горах Передней и Центральной Азии, но водятся они даже в Подмосковье. «Сверху коричневые, снизу зеленые – узнать их легко, – рассказывает ученый. – Всего же их известно больше 5 тысяч видов, и ключевое отличие самых близких видов – в строении гениталий».
Быстрое изменение копуляционных органов можно назвать одним из основных движущих факторов в развитии репродуктивной изоляции разных групп голубянок друг от друга и превращении их в новые виды. Некоторые появились уже на памяти человечества – 200–300 тысяч лет назад. «Именно эволюции голубянок была посвящена основная работа Набокова, – говорит Анатолий Крупицкий. – К сожалению, главная его гипотеза не нашла признания при его жизни и была подтверждена лишь совсем недавно».
Начиная с 1941 года и до 1970-х Набоков описал и назвал более 20 видов чешуекрылых. Эту традицию продолжили и другие энтомологи: в память о классике назван род голубянок Nabokovia, а несколько десятков бабочек получили имена в честь его литературных героев.
Главный труд писателя
«Известны голубянки Polyommatus с действительно голубой верхней поверхностью крыльев, – рассказывает Анатолий, – они распространены повсеместно, по обе стороны Атлантики. И Набоков, изучив их морфологию – окраску, внешний вид и, конечно, анатомию органов копуляции, – высказал идею о том, что за последние 11 млн лет они несколько раз пересекали Берингов пролив и каждый раз “заново” осваивали Америку».
Несколько лет назад была опубликована работа , в которой эта набоковская идея была проверена и подтверждена уже современными методами, с использованием результатов секвенирования ДНК голубянок.
Ученым удалось построить эволюционное древо секции Polyommatus , указав на нем несколько «узлов», моментов, в которые происходила дивергенция видов, населяющих разные континенты. Первую из таких развилок действительно можно отнести к 10 млн лет назад. Раз за разом волна голубянок Polyommatus накатывалась на Америку, двигаясь с севера и добираясь до самого юга, оставляя популяции, постепенно превращавшиеся в новые виды.
«При этом трудно предсказать, как такую работу воспринял бы сам Набоков, – добавляет Анатолий Крупицкий. – Эволюцию он, конечно, никак не отрицал, однако к генетике и роли ДНК относился с большим скепсисом. Впрочем, в то время эти вопросы еще не были строго выясненными, и такое отношение Набокова для тех лет вполне понятно».
