Черты характера в литературе. Литературные героини, которые нас вдохновляют

Отправить свою хорошую работу в базу знаний просто. Используйте форму, расположенную ниже

хорошую работу на сайт">

Студенты, аспиранты, молодые ученые, использующие базу знаний в своей учебе и работе, будут вам очень благодарны.

Размещено на http://www.allbest.ru/

Введение

1. Отражение черт русского менталитета в художественной литературе 19 века

2. Русская художественная культура второй половины 19 века

Заключение

Список литературы

Введение

Художественная литература активно участвует в современной жизни, влияя на души людей, их культуру и идеологию. И одновременно же она является зеркалом: на её страницах, в созданных ею образах и картинах запечатлелось духовное развитие общества на протяжении многих десятков лет, выражены чувства, стремления и чаяния народных масс разных этапов исторического прошлого страны, воплощён менталитет русского народа.

Так как задача нашего исследования - проследить, каким образом в русской литературе отображены особенности характера и культуры русского народа, то попробуем найти в произведениях художественной литературы проявления вышеперечисленных черт.

Однако этому вопросу посвящено мало научной литературы, лишь немногие учёные серьёзно работали над данной темой, хотя, проанализировав же наше прошлое и настоящее и выявив направленность нашего характера и культуры, можно определить правильный путь, по которому должна двигаться Россия в будущем.

Объектом нашего исследования является культура и характер русского народа, его особенности и отличительные черты.

При написании данной работы были использованы три основных метода: анализ и синтез философской литературы по данному вопросу, анализ и синтез художественной литературы XIX века и анализ исторических событий России.

Целью данной работы является исследование особенностей и отличительных черт характера и культуры русского народа через произведения философской и художественной литературы и исторические события.

Задача данного исследования - проследить, каким образом в русской литературе отображены особенности русского характера и культуры.

1. Отражение черт русского менталитета в художественной литературе 19 века

Если обратиться к Н.В. Гоголю, то в его поэме "Мёртвые души" можно наблюдать проявление всего того размаха и незнания меры, которые так свойственны русскому народу. Композиция произведения построена на странствии главного героя Чичикова по бескрайним русским просторам. Бричка Чичикова, русская тройка, "снаряжённая" "ярославским расторопным мужиком", превращаются в символический образ стремительного, "чудесного движения Руси в неведомую даль".

Писатель не знал, куда несётся Русь-тройка, потому что Русь широка и необъятна. В V и IX главах мы наблюдаем пейзажи бескрайних полей и лесов: "…И грозно объемлет меня могучее пространство, страшною силою отражаясь во глубине моей; неестественной властью осветились мои очи: у! какая сверкающая, чудная, незнакомая земле даль! Русь!.." Но и в образах, созданных Гоголем мы наблюдаем размах, широту, удаль. Манилов до крайности сентиментален и мечтателен, что мешает ему с толком управлять землёй.

У Ноздрева ярко выражена неуёмная энергия в жизни действительной, удальство и пагубная склонность к участию во всевозможных "историях", драках, попойках: "Ноздрев был в некотором отношении исторический человек. Ни на одном собрании, где он был, не обходилось без истории. Какая-нибудь история непременно происходила: или выведут его под руки из зала жандармы, или принуждены бывают вытолкать свои же приятели. Если же этого не случится, то всё-таки что-нибудь да будет такое, чего с другим никак не будет: или нарежется в буфете таким образом, что только смеётся, или прорвётся самым жестоким образом…" О Плюшкине же Гоголь говорит, как о явлении для России необычном: "Должно сказать, что подобное явление редко попадается на Руси, где всё любит скорее развернуться, нежели съёжиться". Плюшкин отличается жадностью, невероятной скупостью, скупостью до крайности, поэтому он как бы "съёживается". Ноздрев же, "кутящий во всю ширину русской удали барства, прожигающий, как говорится, насквозь жизнь", - "любит развернуться". Стремление перейти границы приличий, правил игры, любых норм поведения - основа характера Ноздрева. Он говорит такие слова, когда идёт показывать Чичикову границы своего имения: "Вот граница! Всё, что ни видишь по эту сторону, всё это моё, и даже по эту сторону, весь этот лес, который вон синеет, и всё, что за лесом, всё это моё". Создаётся довольно размытое представление о том, что здесь ноздревое, а что нет. Для него ни в чём границ нет - ярчайший пример такой черты русского менталитета, как стремление к размаху. У него даже щедрость переходит все границы: он готов подарить Чичикову все мёртвые души, которые есть, только бы узнать, зачем они ему.

Плюшкин же вдаётся в другую крайность: ликёрчик, тщательно очищенный от пыли и козявок, и кулич, привезённый дочерью, несколько поиспортившийся и превратившийся в сухарь, предлагает он Чичикову. И если говорить о помещиках в общем, то бесчеловечность их не знает границ, как не знает границ Ноздрев в своём кутеже. Широта, выход за рамки, размах прослеживаются во всём; поэма буквально пропитана всем этим.

Ведомость русского народа нашла своё наиболее чёткое отражение у Салтыкова-Щедрина в "Истории одного города". Племя головотяпов с целью добиться какого-нибудь порядка решило собрать все остальные племена, живущие по окрестностям, и "началось с того, что волгу толокном замесили, потом телёнка на баню тащили, потом в кошеле кашу варили"… Но ничего не вышло. К порядку варение каши в кошеле не привело, тяпание головами тоже не дало результатов. Поэтому головотяпы решили искать себе князя. Налицо явление поиска защитника, заступника, управителя, столь свойственное русскому народу. Головотяпы не могут решить свои проблемы самостоятельно, лишь закидывать Кособрюхов шапками. Стремление к разгулу одержало верх и привело к полному беспорядку в племени. Им необходим тот лидер, который всё за всех сделает. Мудрейшие в племени говорят так: "Он нам всё мигом предоставит, он и Солдатов у нас наделает, и острог, какой следовает, выстроит" (широта пространств всё же давит на жителей Глупова, и они хотят как-то отгородиться, о чём свидетельствует такая деталь, как острог). Глуповцы, которые являются олицетворением русского народа, при наличии градоначальника Брудастого расслабились, а после, "едва узнали глуповцы, что остались совсем без градоначальника, как движимые силою начальстволюбия, немедленно впали в анархию", которая проявлялась в битье витрин в модном заведении одной француженки, в сбрасывании с раската Ивашек и утоплении ни в чём не повинных Порфишек. художественный литература гоголь менталитет

Однако усиление административной деятельности в Глупове привело к тому, что жители "обросли шерстью и сосали лапы". И они даже как-то привыкли! Это уже за счастье: "Так и живём, что настоящей жизни не имеем". Женщина города Глупова является той силой, которая вносит движение в жизнь города. Стрельчиха Домашка - "она представляла собой тип бабы-халды, походя ругающейся", "смелости она была необыкновенной", "с утра до вечера звенел по слободе её голос". Градоначальник Фердыщенко даже забыл, зачем приехал в поле, что хотел сообщить глуповцам, увидев Домашку, "действовавшую в одной рубахе, впереди всех, с вилами в руках".

Если обратить внимание на претендент на место градоначальницы, то видим из описания, что каждая из них имеет мужскую черту: Ираидка, "непреклонного характера, мужественного сложения", Клемантинка "имела высокий рост, любила пить водку и ездила верхом по-мужски" и Амалия, крепкая, бойкая немка. Необходимо также отметить, что в сказании о шести градоначальниках некоторое время правление было в руках Клемантинки де Бурбон, по какому-то семейному родству связанной с Францией; у немки Амалии Карловны Штокфиш, у полячки Анели Алоизиевны Лядоховской. В романе "Обломов" И.А. Гончарова также находим проявление черт русского менталитета. Ярчайший пример человека пассивного - Ильи Ильич Обломов. И дело не в том, просто ли он бездельник и лентяй, не имеющий ничего святого, просто просиживающий своё место, или он человек высоко развитой культуры, мудрый и богатый духовно, он, тем не менее, не проявляет активности. На протяжении почти всего романа мы наблюдаем его лежащим на диване. Он даже сапоги и рубашку надеть сам не может, так как привык полагаться на своего слугу Захара. Из состояния "неподвижности и скуки" Обломова выводил его друг Андрей Штольц (опять же немец). Пассивность русского народа, называемая Бердяевым "вечно бабьим" находит выход у Гончарова при описании Ильи Ильича: "вообще же тело его, судя по матовому, чересчур белому цвету шеи, маленьких пухлых рук, мягких плеч, казалось слишком изнеженным для мужчины". Его лежание на диване изредка разбавляло появление приятелей-кутил, к примеру ярого гуляки и разбойника Тарантьева, в котором можно услышать перекличку с гоголевским Ноздрёвым. Погружение в глубину мысли и духовной жизни, отвлекающее Обломова от жизни внешней, предполагает ведущего, который всё время будет направлять героя, которым становится Штольц. Пассивность Обломова проявляется и в любви к Ольге Ильинской.

Письмо, которое было написано к ей, начиналось с того, что очень странно такое явление письма, так как Ольга и Илья Ильич много видятся и давно могло бы совершиться объяснение. Это указывает на некоторую несмелость, пассивность даже в таком деле как любовь!.. Именно от Ильинской исходит инициатива. Это Ольга всегда выводит Обломова на разговоры, она является каким-то двигателем этих отношений (как настоящая русская женщина, смелая, сильная и настойчивая), предлагая какие-то встречи, прогулки, вечера, и в этом мы видим иллюстрацию той черты менталитета русского народа, которая характеризует положение женщины и мужчины.

Ещё одна черта русского менталитета - русская любовь - прослеживается в этом произведении. Обломов, понимая, что "этаких не любят", не требовал от Ольги взаимного чувства на его любовь, даже пытается предостеречь её от ошибочного выбора жениха в его лице: "Вы в заблуждении, оглянитесь!" Вот она жертвенность русской любви. Также можно отметить другую черту русского менталитета - двойственность, так как Обломов не хочет признавать столь неприятное для него - ошибочную, ложную любовь Ольги Ильинской - и может женить её на себе, пока она думает, что любит, но сразу же сталкиваемся со свойственной русскому народу противоречивостью: он боится причинить боль Ольге тем, что браком свяжет её с собой навсегда, и одновременно причиняет боль себе, потому что любит героиню и разрывает с ней отношения. Образ Агафьи Пшенициной также иллюстрирует пассивность и жертвенность русской любви: она не хочет тревожить Обломова своим чувством: "Никаких понуканий, никаких требований не предъявляет Агафья Матвеевна". Таким образом на примере романа Гончарова "Обломов" мы проследили, как проявляются в литература такие черты: жертвенность и жестокость в любви, ведомость и пассивность, боязнь страдания и противоречивость. Рассказы Николая Семеновича Лескова "Чертогон" и "Очарованный странник" очень ярко иллюстрируют вышеперечисленные черты менталитета русского народа.

В первом рассказе "Чертогон" мы можем наблюдать обряд, "который можно видеть только в одной Москве". В течение одних суток с героем рассказа Ильёй Федосеевичем случается ряд событий, о которых читателю повествует его племянник, впервые увидевший своего дядю и пробывший во время всего этого времени с ним. В образе Ильи Федосеевича представлена та русская удаль, тот русский размах, который выражается пословицей гулять так гулять. Он едет к ресторану (где является всегда постоянным желанным гостем), и по его велению из ресторана выгоняют всех посетителей и начинают готовить все до единого блюда, указанные в меню, на сто особ, заказывают два оркестра и приглашают всех самых именитых особ Москвы.

О том, что Илья Федосеевич иногда забывает о мере и может погрузиться в кутеж, автор даёт знать читателю, приставив своему герою "полуседого массивного великана" Рябыку, который "находился при особой должности" - для охраны дяди, для того, чтобы было кому расплатиться. Гуляние весь вечер шло полным ходом. Была здесь и рубка лесов: дядя рубил экзотические деревья, выставленные в ресторане, так как за ними прятались цыганки из хора; "брали в плен": летела посуда, слушался грохот и треск деревьев. "Наконец твердыня была взята: цыганки схвачены, обняты, расцелованы, каждый - каждой сунул по сторублёвой за "корсаж", и дело кончено…" Прослеживается тема поклонения красоте, так как дядя был очарован цыганской прелестью. Илья Федосеевич и все гости не скупились на деньги, так как бросались друг в друга дорогой посудой и приплачивали по сторублёвой то там, то тут. По окончании вечера Рябыка расплатиться за весь этот кутёж вместо дяди огромным количеством денег - целыми семнадцатью тысячами, а дядя лишь без всякого беспокойства, "с успокоившейся и нагулявшейся душой" сказал платить. Налицо вся широта русской души, готовой прожигать жизнь насквозь и ни в чём не ограничиваться: к примеру, требование смазывать колёса мёдом, который "в рот любопытнее".

Но также в этом рассказе присутствует "сочетание трудно сочетаемого" и той особенной русской святости, требующей одного лишь смирения, пусть и во грехе: после такого кутежа дядя приводит себя в порядок в парикмахерской и посещает бани. Такое сообщение, как смерть соседа, с которым сорок лет подряд Илья Федосеевич пил чай, не удивило. Дядя ответил, что "все умрём", что и подтвердило только то, что гулял он так, как последний раз, ни в чём не отказывая и ни в чём себя не ограничивая. И потом он послал взять коляску ко Всепетой(!) - захотел "пасть перед Всепетой и о грехах поплакать".

И в своём покаянии русский не знает меры - молится так, что его будто бы за вихор рука божья поднимает. Илья Федосеевич одновременно и от бога, и от беса: "он духом к небу горит, а ножками-то ещё в аду перебирает". В рассказе Лескова "Очарованный странник" мы видим героя, который на протяжении всего рассказа являет собой сочетание взаимоисключающих свойств. Иван Флягин преодолевает сложный путь, представляющий собой круг, на котором мы можем пронаблюдать все вышеперечисленные черты русского менталитета, определяющим из которых является двойственность. Всё произведение построено на сплошной антитезе и связующим звеном противопоставляемых элементов является сам Флягин. Обратимся к сюжету. Он, моленный сын, оберегаемый Господом (что уже само по себе противоречит совершению какого-то греха), спасает графа и графиню, испытывает сострадание к убитым миссионерам, но на его совести смерть монаха и татарина; какой бы ни была причина, но им была убита Груша. Также противоречивость образа состоит в том, что он любит цыганку, с которой еле знаком, Грушеньку, а своих татарских жён не признаёт, хотя прожил с ними одиннадцать лет; он ухаживает за чужим ребёнком, но не любит своих собственных законных детей из-за того, что они не окрещены. Когда Флягин жил в графском доме, он держал голубей, а графская кошка же съедала снесенные голубкой яйца, поэтому герой решил отомстить ей и отрубил топором хвост.

Это говорит о противоречивости его характера - любовь к птице (или к лошади, так как работа Флягина была с ними связана) уживается с такой жестокостью к кошке. Флягин не может удержаться от того, чтобы сделать "выход", подразумевающий, что его не будет некоторое количество времени, так как любой такой выход не обходится без посещения трактира, если это вообще не является основной причиной… Вот пример русского незнания меры: Флягин идёт с пятью тысячами рублей своего барина в трактир, где под действием какого-то магнитезёра (между прочим говорящего французскими словами, что делает акцент на ведомость русского человека под действием чужеземного влияния) лечится от пьянства водкой(!), в результате чего напивается до чёртиков в прямом смысле этого слова и забредает в кабак (опять же в рассказе присутствуют цыгане, являющиеся в русской художественной литературе символом удали, размаха, кутежа, пьяного веселья и разгула), где поют цыгане.

Он от всей своей широкой русской души начинает бросать под ноги цыганке барских "лебедей", как и остальные гости (в рассказах не случайно используются "другие гости" - Илья Федосеевич рубил деревья с опоздавшим генералом, а Флягин всё время пытался переплюнуть гусара -, так как эти герои не единичные явления, они и составляют целый русский народ), заразившись этим пленительным беспечным весельем цыганского кабака, сначала по одному, а потом и целым веером: "Что же мне так себя всуе мучить! Пущу и свою душу погулять вволю". Интересно, что по дороге в трактир Флягин заходит в церковь помолиться, чтобы не пропали барские деньги, будто предчувствуя над собой потерю контроля, и, между прочим, умудряется в храме показывать бесу кукиш. Здесь также проявляются ещё и такие черты русского менталитета, как ведомость и поклонение красоте: Флягин уже не контролирует, власть над ним принадлежит раскрасавице цыганке Грушеньке, которая пленила героя своей небывалой красотой. Об этом Флягин говорит такие слова: " Я ей даже и отвечать не могу: такое она со мной сразу сделала! Сразу, то есть, как она передо мной над подносом нагнулась и я увидал, как это у неё промеж чёрных волос на голове, будто серебро, пробор вьётся и за спину падает, так я и осатанел, и весь ум у меня отняло… "Вот она, - думаю, - где настоящая-то красота, что природы совершенство называется…" Присутствует в этом рассказе и русская любовь, которая проявилась в убийстве Груши, которая бы вечно мучилась чувствами к князю и его изменой: "Я весь задрожал, и велел ей молиться, и колоть её не стал, а взял да так с крутизны в реку спихнул…" Несмотря на все те грехи, которые герой свершил за свою жизнь, во время повествования этой истории он стал церковным служителем. Флягин идёт дорогой греха, но молится и кается в своих грехах, за что становится праведником. На примере этого образа мы видим, что в русской человеке может уживаться ангельское и демоническое, насколько велика амплитуда колебания - от совершения убийства до становления божьим слугой.

В поэме Н.А. Некрасова можно проследить черты русского менталитета. Здесь ярко представлен размах русской души: "В деревне Босове Яким Нагой живёт, он до смерти работает, до полусмерти пьёт!.." Привыкший во всём развернуться, русский человек и здесь забывает приостановиться. Мы можем наблюдать в поэме проявление такой черты русского менталитета, как преклонение красоте. Яким Нагой во время пожара побежал в первую очередь спасать картинки с красивыми изображениями, купленные для сына. Также отметим, что народ видит своё счастье в страдании! Хотя это и противоречит другой черте менталитета - боязни всякого страдания вообще. Возможно, народ хотел бы избежать каких-то "единичных" огорчений, но когда вся жизнь состоит из одних только горестных вещей, он учится с этим жить и даже находить в этом какое-то понятное, наверное, только русскому народу счастье…в страданье, в мучении! В поэме об этом пишется так: "Эй, счастие мужицкое! Дырявое с заплатами, горбатое с мозолями…" в поэме очень много песен, которые отражают настроение народа, в которых выражается вышеназванная черта русского менталитета: " - Кушай тюрю, Яша! Молочка-то нет! "Где ж коровка наша?" - Увели мой свет! Барин для приплоду взял её домой. Славно жить народу на Руси святой!" Такая песня называется весёлой. В главе о Савелии, Богатыре Святорусском, мы знакомимся с крестьянином, который за неуплату дани ежегодно терпел истязания, но был даже горд этим, ведь он богатырь и защищал своею грудью других: "Цепями руки кручены, железом ноги кованы, спина…леса дремучие прошли по ней - сломалися. А грудь? Илья-пророк по ней гремит-катается на колеснице огненной… Всё терпит богатырь!" Налицо русская женщина, сильная, выносливая, смелая - Матрёна Тимофеевна: "Матрёна Тимофеевна, осанистая женщина, широкая и плотная, лет тридцати осьми. Красива; волос с проседью, глаза большие, строгие, ресницы богатейшие, сурова и смугла. На ней рубаха белая, да сарафан коротенький, да серп через плечо". Она выносит все тяготы жизни, жестокости со стороны свёкра и свекровки, со стороны золовки. Матрена Тимофеевна жертвует собой ради любимого мужа и терпит его семью: "Семья была большущая, сварливая… Попала я с девичьей холи в ад!.. На старшую золовушку, на Марфу богомольную работай, как раба; за свёкором приглядывай, сплошаешь - у кабатчика пропажу выкупай". Да и муж её Филипп, заступник (ведущий русского ведомого человека; в роли ведущего, в роли заступника выступает в поэме губернатор и губернаторша, к которым Матрена Тимофеевна пошла разрешить свою беду),в хоть и только раз, да ударил её: "Филипп Ильич прогневался, пождал, пока поставила корчагу на шесток, да хлоп меня в висок!.. Ещё подбавил Филюшка… И всё тут!" Вера в приметы и суеверность, в судьбу в этой поэме отражена в том, что свекровь Матрены Тимофеевны всё время обижалась, если кто-то действовал, забывая о приметах; даже голод в деревне случился потому, что Матрена под Рождество надела чистую рубаху. Савелий же говорил такие слова: "как вы ни бейтесь, глупые, что на роду написано, того не миновать! Мужчинам три дороженьки: кабак, острог да каторга, а бабам на Руси три петли: шёлку белого, вторая - шёлку красного, а третья - шёлку чёрного, любую выбирай!.." Другая черта русского менталитета - святость отображена в следующих эпизодах поэмы. Дед Савелий уходит в монастырь после того, как недоглядел за Дёмушкой, в поиске опущения грехов. В повести о двух великих грешниках мы опять же видим русскую святость. У Кудеяра, разбойничьего атамана, "совесть господь пробудил". За покаяние в грехах "сжалился бог". Убийство грешного пана Глуховского - проявление полного осознания грехов, совершённых когда-то Кудеяром, убийство грешника искупляет грехи, поэтому дерево, которое необходимо было срезать ножом Кудеяру, само повалилось в знак прощения: "Только что пан окровавленный пал головой на седло, рухнуло дерево громадное, эхо весь лес потрясло". Не случайно мы отметили именно внешние проявления русского менталитета. Чем же объясняется такое поведение героев вышеназванных произведений можем найти в лирике Тютчева и при рассмотрении связи героя романа Достоевского Мити Карамазова и Аполлона Григорьева.

В лирике Тютчева можно пронаблюдать, как проявляются черты менталитета русского народа. Во многих стихотворениях поэт говорит о противоречивостях, об абсолютно противоположных вещах, уживающихся одновременно в русской душе.

Например, в стихотворении "О вещая душа моя!" иллюстрирована двойственность души русского человека: "Пускай страдальческую грудь волнуют страсти роковые - душа готова, как Мария, к ногам Христа навек прильнуть". То есть опять же душа является "жилицей двух миров" - мира грешного и мира святого. Мы опять видим противоречие в словах лирического героя: "О, как ты бьёшься на пороге как бы двойного бытия!.." в стихотворении "Наш век" отмечаем сочетание неверия и веры в одном человеке: "Впусти меня! - Я верю, Боже мой! Приди на помощь моему неверью!.." Герой обращается к Богу, потому, в нём одновременно уживается желание верить и желание всё отрицать, его душа всё время колеблется между этими двумя противоположными сторонами. В стихотворении "День и ночь" мы видим подтверждение тому, что в основе русской души всегда стоит что-то тёмно-стихийное, хаотическое, дикое, пьяное": "и бездна нам обнажена с своими страхами и мглами, и нет преград меж ей нами…" Жестокость и жертвенность русской любви мы наблюдаем в стихотворении "О, как убийственно мы любим…":

"Судьбы ужасным приговором

твоя любовь для ней была,

и незаслуженным позором

на жизнь её она легла!

И что ж от долгого мученья,

как пепл, сберечь ей удалось?

Боль, злую боль ожесточенья,

боль без отрады и без слёз!

О, как убийственно мы любим!

Как в буйной слепоте страстей

мы то всего вернее губим,

что сердцу нашему милей!.."

Говоря о русском менталитете нельзя сказать о такой личности как Аполлон Григорьев. Можно провести параллель между ним и героем романа Достоевского Митей Карамазовым. Григорьев не был, конечно, в полном смысле прототипом Дмитрия Карамазова, но, тем не менее, мы видим в последнем много характерных григорьевских черт и связь между ними кажется достаточно тесной.

Митя Карамазов - человек стихии. Минута господствует над его жизнью, увлекая его за собой и раскрывая всё время две какие-нибудь бездны. Восторг и падение, Шиллер и разврат, благородные порывы и низкие поступки поочерёдно, а то и вместе врываются в его жизнь. Уже эти достаточно очевидные черты указывают на душевную ситуацию, весьма близкую григорьевской. Именно столкновение идеального и земного, потребность в высшем существовании со страстной жаждой жить можно увидеть и в судьбе Григорьева и в судьбе Мити. Если взять в качестве примера отношение к женщине и любви, то для них обоих это как какая-то точка жизни, в которой сходятся противоречия. Для Мити как-то соприкасался идеал мадонны с идеалом содомским (две крайности), и разделить их ему было не под силу. У Григорьева был тот "идеал мадонны", увиденный на картине Мурильо. В Лувре он молит Венеру Милосскую послать ему "женщину - жрицу, а не торговку". Исступлённо-карамазовское чувство слышно в его письмах почти столь же отчётливо, как в Митиных гимнах королеве Грушеньке. "Откровенно сказать: чего я с собой не делал в течение последних четырёх лет. Каких подлостей не позволил я себе в отношении к женщинам, как бы вымещая им всем за проклятую пуританскую чистоту одной, - и ничего не помогало… Я иногда люблю её до низости, до самоунижения, хотя она же была единственное, что могло меня поднимать. Но будет…". Такая раздвоенность, несовместимость двух сторон существования рвёт на свой карамазовский лад душу Аполлона Григорьева. Подчинение бессознательной стихии ещё не приносят внутренней целостности. Он осознавал, что выпускает силы "дикие и необузданные", и уже, в то время как над ним всё большую власть забирали эти силы, всё острее чувствовал, что живёт не так, как нужно. Вот примеры из его писем: "Целая полоса беспутной и безобразной жизни легла тут пластом, ни из неё я вырвался всё тем же диким господином, который известен вам со всех его хороших и дурных сторон… как я жил в Париже, об этом лучше не спрашивайте. Ядовитая хандра, безумные - скверные увлечения, пьянство до видений - вот эта жизнь".

Две бездны жизни Аполлона Григорьева обозначались всё отчётливее. Он писал о двойственности русской души и пытался оправдать ею всё то, что с ним происходило. Но двойственность при его остром критическом сознании тоже оказалась невыносимой. С конца пребывания в Италии в его душе шла борьба, борьба жизни со смертью. Он писал: "Меня, например, никакие человеческие усилия не могут ни спасти, ни исправить. Для меня нет опытов - я впадаю в вечные стихийные стремления… Ничего так не жажду я, как смерти… Ни из меня, ни из нас вообще ничего не выйдет и выйти не может". Он всё-таки продолжал верить в жизнь с непробиваемой русской верой, которую, собственно, трудно определить, как жизненной явление - что такое русская вера? Григорьев чувствовал себя захваченным вихревым началом и во имя своей веры отдавался ему до конца с тем чувством, которое позднее Александр Блок назвал любовью к гибели. Страшным памятником его последнего странствования стала поэма "Вверх по Волге", кончающаяся стоном: "Водки что ли?.." вверх по волге Григорьев возвращался в Петербург, где его сорокалетнего человека, ждали долговая тюрьма и скорая смерть почти под забором.

Ритм вихревого движения одинаково присутствует в жизни Аполлона Григорьева и Дмитрия Карамазова. В романе Достоевского этот ритм играет почти определяющую роль. Несмотря на остановки и повороты в Митиной судьбе, скорость движения всё нарастает, и жизнь стремительно несёт Митю к катастрофе. Высшее выражение находит этот ритм в сцене отчаянной езды в мокрое, когда страсть к женщине борется в нём со страстью отречения и стыд за совершённое рисует запутавшемуся уму единственный выход - самоубийство. "И всё-таки, несмотря на всю принятую решимость, было смутно в душе его, смутно до страдания, не дала и решимость спокойствия… Было одно мгновение в пути, что ему вдруг захотелось…достать свой заряженный пистолет и покончить всё, не дождавшись и рассвета. Но мгновение это пролетело как искорка. Да и тройка летела, "пожирая пространство", и по мере приближения к цели, опять-таки мысль о ней, о ней одной всё сильнее и сильнее захватывала ему дух…"

И в падении Григорьев находит упоение и красоту, если уж нет другого выхода, и находит единственным верным и красивым решением падать до конца, как позволяет русский размах. Также, как у Мити: "Потому что если уж полечу в бездну, то так-таки прямо, головой вниз и вверх пятами, и даже доволен, что именно в унизительном таком положении падаю и считаю это для себя красотой". У Аполлона Григорьева также прослеживается тема цыган в цикле "Борьба" - цыганская венгерка. У него мы наконец-то видим точное и исчерпывающее определение цыганской теме: "Это ты, загул лихой, ты - слиянье грусти злой с сладострастьем бадеярки - ты, мотив венгерки!".

Вообще Митю и Аполлона Григорьева всегда притягивала красота, и, возможно, потому, что "красота - это страшная и ужасная вещь", вещь таинственная, "божественная загадка", отгадать которую, значит с этим светом распрощаться; "когда заглянул в бездну, обратно уже не хочется, да и невозможно". Но желание дать точное, чуть ли не математическое определение - это, присущее не поэту… Да, Григорьвев - учёный не так и не был до конца побеждён Григорьевым-поэтом и Григорьев-учёный не победил до конца Григорьева-поэта, оставив Аполлона Григорьева в состоянии раздвоения. Победил Григорьев-человек, русский, истинно русский человек. Перед нами разные произведения разных авторов, но их объёдиняют какие-то общие черты, прослеживающиеся то там, то здесь: широта, размах, безудержное желание заглянуть в пропасть, упасть в неё и стремление души к свету, к божественному, в храм, только покинула она кабак. Флягин, Илья Федосеевич, Обломов, Яким Нагой, Тарантьев, Ноздрев - это целая галерея образов, иллюстрирующих черты русского менталитета. Колебание из крайности в крайность - от кабака к храму у Ильи Федосеевича, от храма к кабаку у Ивана Флягина, - замыкает путь русского человека в бесконечный круг, на котором успевают проявляться и другие черты менталитета русского народа, такие, как ведомость, пассивность, поклонение красоте, святость и т.д. Взаимодействие всех этих черт подтверждает, что мы перечислили не какие-то независимые и обособленные черты, проявляющиеся у русского народа, мы назвали черты именно менталитета, который по определению своему является совокупностью этих черт и чем-то целостным, единым, где каждый элемент находится в тесной связи с другим.

2. Русская художественная культура второй половины 19 век а

Русская литература второй половины XIX века продолжает традиции Пушкина, Лермонтова, Гоголя. Ощущается сильное влияние критики на литературный процесс, особенно магистерской диссертации Н.Г. Чернышевского "Эстетические отношения искусства к действительности". Его тезис о том, что прекрасное есть жизнь, лежит в основе многих литературных произведений второй половины XIX века.

Отсюда происходит желание вскрыть причины социального зла. Главной темой произведений литературы и, шире, произведений русской художественной культуры становится в это время тема народа, ее острый социально - политический смысл.

В литературных произведениях появляются образы мужиков - праведников, бунтарей и альтруистов-философов.

Произведения И.С. Тургенева, Н.А. Некрасова, Л.Н. Толстого, Ф.М. Достоевского отличаются многообразием жанров и форм, стилистическим богатством. Отмечается особая роль романа в литературном процессе как явления в истории мировой культуры, в художественном развитии всего человечества.

"Диалектика души" стала важным открытием русской литературы этого периода.

Наряду с появлением "великого романа" в русской литературе появляются малые повествовательные формы великих русских писателей (посмотрите, пожалуйста, программу по литературе). Хочется также отметить драматические произведения А.Н. Островского и А.П. Чехова. В поэзии особо выделяется высокая гражданская позиция Н.А. Некрасова, проникновенная лирика Ф.И. Тютчева и А.А. Фета.

Заключение

Решая поставленные задачи, исследуя материалы по данной теме, мы пришли к выводу, что русский менталитет имеет такие особенности и отличительные черты: незнание меры, широта и размах (иллюстрацией являются такие герои произведений художественной литературы, как "прожигающий жизнь" кутила Ноздрев из поэмы Гоголя, гуляка и разбойник Тарантьев из "Обломова", Илья Федосеевич, заказывающий ужин из самых дорогих блюд на сто персон устраивающий рубку экзотических деревьев в ресторане, Иван Флягин, напивающийся в трактире и просаживающий за ночь в кабаке барских пять тысяч рублей); ведомость и необоримая вера (эта черта ярко отражается в "Истории одного города" Салтыкова-Щедрина: без князя не было порядка, и жители города Глупова скидывали с раската Ивашек и топили ни в чём не повинных Порфишек, веря, что придёт новый городской начальник и устроит им жизнь, наведёт порядок); пассивность (пример человека пассивного - Илья Ильич Обломов, который никак не может разобраться с хозяйственными делами, и даже в любви не может проявить активности); русский мужчина - генератор идей, русская женщина - двигатель русской жизни (Ольга Ильинская приказывает Обломову читать книги и потом про них рассказывать, зовёт его на прогулки и приглашает в гости, она чувствует любовь, когда Илья Ильич уже думает о том, что в будущем она встретит свою истинную вторую половину); жестокость и жертвенность в русской любви (В рассказе "Очарованный странник" Иван Флягин убивает Грушеньку, ту, которую любит, а Илья Ильич Обломов расстаётся с Ольгой, хотя и любит); преклонение перед красотой (Яким Нагой в поэме Некрасова "Кому на Руси жить хорошо?" во время пожара побежал спасать картинки, купленные некогда сыну, так как на них было изображено что-то очень красивое. Читателю неизвестно, что именно было на картинках, но автор даёт понять, что народ с непреодолимой силой тянется к прекрасному, его манит красота); святость (Илья Федосеевич из рассказа Лескова "Чертогон" позволяет себе устраивать пьяную рубку деревьев, битьё посуды в ресторане и погоню за цыганочками из хора и одновременно кается за всё это в храме, где он, между прочим, как и в ресторане, является завсегдатаем); двойственность, противоречивость, сочетание трудно сочетаемого (Митя Карамазов и Аполлон Григорьев всё время колеблются между восторгом и падением, в горе находят счастье, мечутся между кабаком и храмом, от любви хотят умереть, а умирая, говорят о любви, ищут идеал и тут же отдаются земным увлечениям, желают высшего небесного существования и сочетают это с необоримой жаждой жить).

Список литературы

1. Гачев Г.Д. Ментальность народов мира. М., Эксмо, 2003.

2. Лихачев Д.С. Раздумья о России: СПб: Изд-во ЛОГОС, 2001.

3. Ожегов С.И., Шведова Н.Ю. Толковый словарь русского языка. М., 1997.

4. Лихачев Д.С. Три основы европейской культуры и русский исторический опыт // Лихачев Д.С. Избранные труды по русской и мировой культуре. СПб., 2006. С. 365.

Размещено на Allbest.ru

...

Подобные документы

Общая характеристика мифологемы "дом" как доминантной семантической составляющей национальной картины мира, сложившейся в русской классической литературе. Уничтожение духовного потенциала и перспективы его возрождения в мифическом образе дома Плюшкина.

статья , добавлен 29.08.2013


Творчество русского писателя Н.В. Гоголя. Знакомство Гоголя с Пушкиным и его друзьями. Мир мечты, сказки, поэзии в повестях из цикла "Вечера на хуторе близ Диканьки". Особенности жанра поэмы "Мертвые души". Своеобразие художественной манеры Гоголя.

реферат , добавлен 18.06.2010


Проблема русского национального характера в русской философии и литературе XIX века. Творчество Н.С. Лескова, отображение проблемы русского национального характера в повести "Очарованный странник", в "Сказе о тульском косом Левше и о стальной блохе".

курсовая работа , добавлен 09.09.2013


Художественный мир Гоголя - комизм и реализм его творений. Анализ лирических фрагментов в поэме "Мертвые души": идейное наполнение, композиционная структура произведения, стилистические особенности. Язык Гоголя и его значение в истории русского языка.

дипломная работа , добавлен 30.08.2008


Выявление особенностей и исследование русского национального характера на примере литературного произведения Н.С. Лесков "Левша". Анализ основных черт русского национального характера посредством выразительных средств произведения через образ Левши.

творческая работа , добавлен 05.04.2011


Особенности бытового окружения как характеристика помещиков из поэмы Н.В. Гоголя "Мертвые души": Манилова, Коробочки, Ноздрева, Собакевича, Плюшкина. Отличительные признаки данных усадеб, специфика в зависимости от характеров хозяев, описанных Гоголем.

курсовая работа , добавлен 26.03.2011


Творческая история поэмы Гоголя "Мертвые души". Путешествие с Чичиковым по России - прекрасный способ познания жизни николаевской России: дорожное приключение, достопримечательности города, интерьеры гостиных, деловые партнеры ловкого приобретателя.

сочинение , добавлен 26.12.2010


Петербургская тема в русской литературе. Петербург глазами героев А.С. Пушкина ("Евгений Онегин", "Медный всадник","Пиковая дама" и "Станционный смотритель"). Цикл петербургских повестей Н.В. Гоголя ("Ночь перед рождеством", "Ревизор", Мертвые души").

презентация , добавлен 22.10.2015


Фольклорные истоки поэмы Н.В. Гоголя "Мертвые души". Применение пастырского слова и стиля барокко в произведении. Раскрытие темы русского богатырства, песенной поэтики, стихии пословиц, образа русской масленицы. Анализ повести о Капитане Копейкине.

реферат , добавлен 05.06.2011


Пушкинско-гоголевский период русской литературы. Влияние обстановки в России на политические взгляды Гоголя. История создания поэмы "Мертвые души". Формирование ее сюжета. Символическое пространство в "Мертвых душах" Гоголя. Отображение 1812 года в поэме.

Дорогие одногруппники! Здесь только ОДИН конспект. Вы помните, что преподавательница говорила нам на каждую тему делать ДВА конспекта из разных источников. Здесь ОДИН конспект из ВСЕХ возможных и невозможных источников. Даже из «Википедии». И вообще отовсюду. Поэтому рекомендую делать так – при переписывании первого конспекта кое-что опустить, не писать. А второй конспект делать так – просто переписать первые своими словами и приписать опущенные моменты.

Также после конспекта следует написать источники. Внизу указано, какие источники писать для первого, а какие для второго.

Сил наших нет на эти конспекты! Что за дурацкое задание!

3. Характер в литературе

1. Характер как литературоведческая категория .

ХАРА́КТЕР литературный - образ человека, очерченный с известной полнотой и индивидуальной определенностью, через к-й раскрываются как обусловленный данной общественно-историч. ситуацией тип поведения, так и присущая автору нравственно-эстетич. концепция человеч. существования. Лит. Х. являет собой худож. целостность, органическое единствообщего , повторяющегося ииндивидуального ;объективного исубъективного (осмысление прообраза автором). В результате лит. Х. предстает «новой реальностью», художественно «сотворенной» личностью, к-я, отображая реальный человеч. тип, идеологически проясняет его. Именно концептуальность лит. образа человека отличает понятие Х. в лит-ведении от значений этого термина в психологии, философии, социологии.

Представление о Х. литературного героя создается посредством внешних и внутр. «жестов» персонажа, его внешности (Портрет ), авторскими и инымихарактеристиками , местом и ролью персонажа в развитиисюжета . Соотношение в пределах литературного произведения Х. иобстоятельств составляет худож.ситуацию . В реальной жизни человек и широко понимаемая среда неразрывны, поэтому адекватность Х. и обстоятельств в мире произведения явл-ся существеннейшим требованием реализма. Противоречия между человеком и обществом, между классами или отд.

2 .Характер в реалистической литературе. Социальная обусловленность характера-типа. Человек и вещь.

Характер в реалистической литературе. Социальная обусловленность характера-типа.

Воссоздание индивидуального X. как исторически неповторимого взаимоотношения личности и среды стало открытием критич. реализма 19 в. В практике реалистич. лит-ры постоянно присутствует саморазвивающийся X.- незавершенная и незавершимая, “текучая” индивидуальность, определяемая ее непрерывным взаимодействием с исторически конкретными обстоятельствами, но в то же время -“сама себе закон ” (А. А.Блок ) и потому порой вступающая в противоречие с первонач. замыслом автора.

В реалистич. лит-ре 19-20 вв. X. воплощают различные, порой противоположные авторские концепции человеческой личности. У О. Бальзака, Г. Флобера, Э. Золя первоосновой индивидуальности выступает понимаемая в духе антропологизма общечеловеческая природа, а ее “текучесть” объясняется незавершимостью внеш. воздействий среды ‘на первооснову, мерой к-рых и “измеряется” индивидуальность личности. У Ф. М. Достоевского или А. П. Чехова индивидуальность воспринимается на фоне детерминизма обстоятельств как мера личностного самоопределения, когда X. героя остается неисчерпаемым средоточием индивидуальных возможностей. Иной смысл “незавершенности” X. у Л. Н. Толстого:потребность “ясновысказать текучесть человека, то, что он,один и тот же, тозлодей , тоангел , томудрец , тоидиот , тосилач , то бессильнейшее существо” (Полн. собр. соч., т. 53, с. 187), объясняется стремлением открыть в индивидуальности, отчуждаемой от другихлюдей обществ, условиями жизни, общечеловеческое, родовое, “полного человека”.

Человек и вещь.

В литературном произведении вещь выступает как элемент условного, художественного мира. И в отличие от реальной действительности границы между вещами и человеком могут быть зыбкими. Русские народные сказки дают много примеров очеловечивания вещей. Эту традицию продолжает русская и зарубежная литература..

Одна из важнейших функций вещи в литературе – характерологическая . В произведениях гоголя показана интимная связь вещей со своими владельцами, недаром Чичиков так подробно рассматривает жилища в «Мертвых душах». Вещи могут выстраиваться в последовательный ряд. Но охарактеризовать персонажа может и одна деталь (банка с надписью «кружовник», приготовленная Фенечкой в Отцах и детях) на фоне литературной традиции может стать значимым и отсутствие вещей.

Вещи часто становятся знаками, символами переживаний человека (Блок. О доблестях, о подвигах…)

Сила духа – это деятельная решимость идти к цели, преодолевая любые препятствия. Каждый человек хотел бы быть сильным, но не всем удается. Примеры силы (или слабости) духа находятся и в художественной литературе, и в окружающей нас реальности.

Аргументы из литературы

1. (56 слов) В комедии Д.И.Фонвизина «Недоросль» образцом силы духа может послужить Стародум. Герой знакомится с молодым офицером, который кажется порядочным. Однако вскоре объявили войну, друг главного героя уклонился от защиты Родины и преуспел в тылу. Стародум же поехал на поле боя, был ранен и обойден. Но это происшествие не сломило его и не лишило веры в торжество правды.
2. (48 слов) Эраст, герой повести Н.М. Карамзина «Бедная Лиза», оказался слабым человеком, не смог соответствовать любви крестьянки Лизы. Юноша, соблазнив девушку и получив свое, проматывает состояние и решает найти себе выгодную партию. Эраст обманул Лизу и женился на другой, а она утопилась, поэтому бессилие героя оказалось наказано вечными муками совести.
3. (54 слова) Чацкий, герой комедии А.С. Грибоедова «Горе от ума», является по-настоящему сильным человеком, у него хватило смелости идти не только против одного влиятельного человека, Фамусова, но и против толпы его сторонников. Чацкий проповедовал правду, свободу, выступал против чинопочитания и лжи. От него все отвернулись, но Александр все равно не сдавался, это ли не сила духа?
4. (59 слов) В романе в стихах «Евгений Онегин» А.С.Пушкина сила духа сосредоточена в Татьяне. Полюбив Онегина, она была готова ради него на все. Девушка не испугалась даже признаться, а ведь это было неприемлемо в XIX веке. Сила духа, сила любви преодолевала все преграды, кроме одной – отсутствие ответных чувств. Татьяна осталась несчастна, но в ней есть стержень и на ее стороне правда.
5. (47 слов) Мцыри, главный герой одноименной поэмы М.Ю.Лермонтова, всю жизнь тосковал по родному Кавказу и свободе. У героя была цель: хоть на миг пожить по-настоящему, за пределами монастыря. И Мцыри сбежал, пытался вернуться к родным местам. У него не вышло, но эта жажда свободы открывает в герое силу духа.
6. (48 слов) Печорин, главный герой романа М.Ю. Лермонтова «Герой нашего времени» — сильный духом человек. Например, когда Грушницкий затеял против него нечестную дуэль, Григорий не испугался, а хладнокровно довел игру до конца, наказав подлеца смертью. Этот поступок совсем не милосердный, однако сильный, ведь в противном случае герой погиб бы сам.
7. (52 слова) Главный герой рассказа М.Е. Салтыкова-Щедрина «Премудрый пискарь» полностью лишен какой-либо душевной силы, он всю жизнь боялся опасностей, а поэтому и не жил, а только существовал в норе без друзей, любви, простых радостей. Из-за слабости все прошло мимо пискаря, хоть его существование было долгим, но абсолютно пустым. Без силы духа нет и жизни.
8. (36 слов) В рассказе А.П. Чехова «Смерть чиновника» экзекутор Червяков чихнул на генерала Брызжалова и настолько испугался последствий этой случайности, что, в конце концов, умер от ужаса. Страх лишил героя здравого смысла, вот к чему приводит слабость духа.
9. (41 слов) Андрея Соколова, главного героя рассказа М.А. Шолохова «Судьба человека», можно назвать сильной личностью. Он отправился на войну, потому что Родина в опасности, прошел все ее ужасы, потом и плен, и концлагерь. Соколов – настоящий герой, хотя сам никогда не понимал своей силы.
10. (60 слов) У Василия Теркина, героя одноименной поэмы А.Т. Твардовского, сила духа сочетается с юмором и легкостью, будто ничего не стоит бойцу совершать поступки, которые немногие современные люди смогут без страха и позерства повторить. Например, в главе «Поединок» рассказывается о противостоянии героя с немцем: враг откормленный, лучше подготовленный, но Василий победил, и эта победа произошла исключительно на морально-волевых качествах, из-за силы духа.

Примеры из жизни, кино и СМИ

1. (54 слова) Сантехник Дмитрий, герой фильма «Дурак» Ю. Быкова, попытался пойти против системы ради блага почти тысячи человек, которых просто бросили. В здании общежития герой заметил огромную трещину, дом вот-вот рухнет, люди погибнут или останутся на улице. Он борется за незнакомцев против власти, сражается до конца. Он погиб, система все-таки победила, однако сила характера героя вызывает уважение.
2. (46 слов) Чак Ноланд, главный герой фильма «Изгой» Р. Земекиса, оказался в экстремальной ситуации: самолет, на котором герой путешествовал, падает, он оказывается на необитаемом острове. В такой ситуации если сдашься – погибнешь. Нужно принимать решения здесь и сейчас. Чак напряг свои внутренние силы, выжил и смог переосмыслить свою жизнь.
3. (44 слова) Эксцентричный капитан Джек Воробей из фильма Гора Вербински «Пираты Карибского моря: На краю света» олицетворяет собой непотопляемость. Этот герой попал на тот свет и вернулся обратно, глазом не моргнув. А все потому, что он никогда не сдается, и это качество делает его сильным человеком.
4. (41 слово) Человеком огромной силы духа является Ник Вуйчич. У Ника нет рук и ног, однако он смог получить диплом с двумя специальностями, найти любовь, путешествовать и читать лекции, которые помогают другим людям. Такие герои вызывают мотивируют на свершение великих дел своим примером.
5. (46 слов) Питер Динклэйдж, известный многим по роли Тириона Ланистера из сериала «Игра престолов», преодолел многие препятствия. Динклэйдж родился с ахондроплазией (болезнь, приводящая к карликовости), у него бедная семья, в начале карьеры не было никакого успеха. Сейчас же этот актер обладает огромной популярностью, проблемы только закалили его характер.
6. (52 слова) Стивен Хокинг, являющийся светилом современной науки, с 20 лет он борется с боковым амиотрофическим склерозом. Сейчас эта болезнь не поддается лечению, ученый парализован, даже говорит только с помощью синтезатора речи. Однако Хокинг не сдается: он продолжает научную деятельность, вдохновляет на новые свершения молодых ученых, даже появляется в комедийном сериале «Теория большого взрыва».
7. (67 слов) У одной моей знакомой нашли рак. Это молодая женщина с маленьким ребенком, а болезнь находилась уже в последней стадии. Первое, о чем она подумала – как устроить ребенка наилучшим образом. Второе – как жить дальше. Можно было бы плакать в ожидании конца, но женщина стала помогать другим больным, а также жить полной жизнью, не откладывая какие-то встречи, путешествия, знакомства. Нужно обладать огромным внутренним стержнем, чтобы повторить ее подвиг.
8. (47 слов) Моя знакомая пережила операцию, которая прошла не совсем удачно. Организм отторгал материал, который вшили при хирургическом вмешательстве, начиналось воспаление. Ей сделали еще несколько операций, огромное количество уколов, в больничной палате прошел целый год жизни. Однако этот год закалил ее характер, научил ее не сдаваться и быть сильной.
9. (62 слова) В детстве со мной произошло происшествие, заставившее меня быть сильной под страхом смерти. Я только училась плавать, но случайно попала на глубокое место, где не доставала дна, испугалась и начала тонуть. До берега было достаточно далеко. Тогда я поняла, что если не успокоюсь и не буду сильной, то не смогу спастись. И я поплыла, как смогла, но поплыла и осталась в живых.
10. (57 слов) Однажды, когда я была еще совсем маленькая, мама выглянула из квартиры и увидела, что в подъезде стоит дым, и нельзя выйти, особенно с ребенком. Но в окно мама увидела пожарную машину, поэтому мы вышли на балкон, и мама стала подавать сигналы пожарным. Те заметили нас и вытащили. Мама не растерялась, она должна была стать сильной ради меня.

Сила духа – это не только идти в бой с шашкой наголо, часто она требуется и в повседневной жизни, чтобы бороться со всеми проблемами и неприятностями. Это качество необходимо в себе воспитывать, без него нельзя, как пела группа «Кино»: «Ты должен быть сильным, иначе, зачем тебе быть?».

Интересно? Сохрани у себя на стенке!

Национальный характер в произведения А.И.Солженицына.

Основной темой творчества А.И. Солженицына является разоблачение тоталитарной системы, доказательство невозможности существования в ней человека.

В таких условиях, по А. И. Солженицыну, наиболее ярко проявляется русский национальный характер. Народ сохраняет силу духа и нравственный идеалы при таких обстоятельствах – в этом его величие. Нужно заметить, что герои Солженицына сочетают в себе предельный трагизм бытия и жизнелюбие, так же как в творчестве писателя сочетаются трагические мотивы и надежда на лучшую жизнь, на силу народного духа.

Чисто народные характеры показаны писателем в рассказах “Матрёнин двор” и “Один день Ивана Денисовича” в образах старухи Матрёны и заключённого Щ-854 Шухова. Понимание народного характера у Солженицына гораздо шире этих двух образов и включает в себя черты не только “простого человека”, а и представитеоей других слоёв общества. Но именно в этих двух образах автор показал то, что создаёт истинную мощь России, на чём держится Русь. Хотя герои Солженицына пережили много обманов, разочарований в жизни – и Матрёна, и Иван Денисович сохраняют удивительную цельность, силу и простоту характера. Своим существованием они как бы говорят, что Россия есть, есть надежда на возрождение.

Повесть “Один день Ивана Денисовича” - это не только описание одного дня нашей истории, но и повесть о сопротивлении человеческого духа насилию. Иван Денисович в этом страшном, перевёрнутом мире сохраняет человеческое достоинство. При этом лагерь Солженицына – это не просто реальный лагерь, а символ воплощения зла, ненависти, насилия.

Условие выживания – сопротивление лагерному порядку. И весь сюжет повести – рассказ о сопротивлении живого человека неживому, человека – лагерю. Иван Денисович стремится не просто к физическому выживанию, а к выживанию духовному через все искушения лагеря. Шухов не один; с ним в этой борьбе побеждают кавторанг, каторжник Х-123, Алёшка-баптист, Сенька Клевшин, бригадир Тюрин. Они не из тех, кто “подыхает: кто миски лижет, кто на санчасть надеется, да кто к куму ходит стучать”.

Лагерь на каждом шагу угнетает человека, делает бессмысленным любое человеческое действие. Этот мир не сочетается с любой разумной работой. Поэтому большинство заключённых относится к работе так: “для людей делаешь – качество дай, для начальника делаешь – дай показуху”. В Шухове же сохраняется народный дух трудолюбия. Не может крестьянский сын, как и всё поколение его предков, работать спустя рукава. В его работе – противостояние лагерю. Тем, что Иван Денисович и отчасти вся бригада Тюрина работают на совесть, умело и скоро, он сопротивляется несвободе лагеря. “Так устроен Шухов по-дурацкому, и за восемь лет лагеря никак его отучить не могут: всякую вещь и труд всякий жалеет он, чтоб зря не сгинули”. Бригадир, смеясь, говорит Шухову, обращая внимание на его упорное желание закончить работу после съёма: “Без тебя же тюрьма плакать будет!”

Есть у Ивана Денисовича ещё одна характерная национальная черта – отстаивание своей внутренней свободы. Он старается как можно меньше внутренне зависеть от режима лагеря, хоть несколько минут принадлежать себе. “Не подставляться” лагерю нигде – в этом тактика сопротивления Ивана Денисовича. “Миг – наш! Пока начальство разберётся...” - принцип Шухова. Так под угрозой десяти суток карцера он проносит на “шмоне” “кусок ножёвочного полотна” - это его заработок, хлеб.

Иван Денисович просто, открыт, естествен, совестлив, привык “всё брать на себя”. Он “никому не давал и не брал ни с кого, и в лагере не научился”. Шухов живёт по принципу никого не утруждать, рассчитывать только на себя. Он “понимает жизнь и на чужое добро бруюхо не распяливает”. Это внутренняя сущность русского крестьянина – человека глубинной народной породы. В повести мы видим, как говорит, думает, действует простой русский крестьянин Шухов. Лагерь показывает нам расточительство народных сил: у Шухова “восьмилетняя катушка на размотье”, бригадир Тюрин, крестьянский сын, уже девятнадцать лет сидит, а “Кильдигеу двадцать пять дали”. При этом “времени-то не бывает подумать: Как сел? Да как выйдешь?” Все заключённые вырваны из самой глубины русской народной жизни. Абсурдному духу лагеря может противостоять только здоровый народный инстинкт самосохранения, врождённое нравственное чувство.

У Ивана Денисовича нет ненависти ни к кому. Он даже в охране видит жертв лагеря. Охранники, русские люди, заняты бессмысленной работой.

Завершается повесть спором Ивана Денисовича с Алёшкой-баптистом. Алёшка находит утешение в Боге. У Шухова же нет этого утешения: он человек от мира сего и не хочет довольствоваться сознанием своей праведности. Земной человек, крестьянин Шухов, не может с этим согласиться.

В поисках народного характера Солженицын заглядывает в “самую нутряную Россию” и находить характер, превосходно сохраняющий себя в смутных, нечеловеческих условиях действительности. Шухов забывается в работе, отдавая ей всего себя.

Именно эта работа спасает его от антигуманного мира. Она несёт “просветление”, возвращает “доброе расположение духа”.

По Солженицыну, естественны для народного характера независимость, открытость, искренность, доброжелательность по отношению к людям, и к своим, и к чужим.

Заслуга А.И. Солженицына в изображении народно-национального характера состоит в том, что он спустил с героических нот схематический образ простого человека. Россия, по Солженицыну, будет стоять, пока стоит “посреди неба” изба праведницы Матрёны. Он показал, что мощь России создаёт не человек-монумент, а миллионы скромных Иванов Денисовичей. Россия.

В жизнеподобном изображении человека на одном полюсе располагается характер, на другом — тип. Полярности эти могут сближаться, они далеко не абсолютны. В литературном типе ярче выражено родовое или массовидное начало. В характере — индивидуальное. Тип психологически однострунен, в нем преобладает «одна, но пламенная страсть». Характер, как правило, многогранен и сложен. Однако в живом разнообразии человеческих судеб то и другое порою переплетено. В реальности нет типов, в которых бы общее исключало признаки индивидуального, и нет характеров, в которых неповторимое, даже если оно представлено в максимальном выражении, не заключало бы в себе родового, всечеловеческого. «Чем глубже копнуть в себе, тем общее»,— писал Лев Толстой, а это значит, что, погружаясь в себя, мы натыкаемся в конце концов на всечеловеческое, что пребывает в потаенных духовных слоях личности и как бы прикрыто покровом индивидуального. Замечательно уже и то, что слова эти сказаны художником, человеческая индивидуальность которого была поистине необъятна.
Говоря о типах, не лишне будет заметить, что совершенно напрасно понятие это прикрепляют лишь к сферам психологии и искусства, полагая, будто только они типизируют. Типизирует прежде всего сама жизнь, и она «трудится» над своими типами (в их массовидных прежде всего проявлениях) едва ли не с большим «усердием», чем над индивидуальным. В этом смысле жизнь — непревзойденный художник. Не само по себе типовое, а лишь «идеализация» типового: очищение от эмпирически случайного и оценка его с позиций идеала, вовлечение его в систему авторских представлений о мире и его преломление в этой системе — лишь это принадлежит исключительно литературе. Она создает типы не прежде, чем их начинает формировать сама реальность. И в этом отношении литературный тип отличается от характера: в характере может быть воплощено опережающее реальность, прогнозирующее представление о мире и человеке.
Но если нет «чистых» типов и «чистых» характеров в реальности, то тем более нет их в литературе. Почвою для их сближения здесь как раз и является это запечатленное в толстовском парадоксе движение в психологические глубины, на которых, как это ни странно, пребывает не столько индивидуальное, сколько именно всеобщее, родовое. Но путь в глубины, к первообразу человеческой души литература (но крайней мере последних столетий) пролагает, удерживая в этом движении всю полноту и прихотливую сложность индивидуального. В литературе тяготение к типам либо к характерам выражает себя лишь как тенденция, как влечение к преобладающему началу.

Типы и характеры у Гомера

Только ранние стадии культурной истории, когда индивидуальное в человеке было понижено в цене перед лицом мифа, рода и нации, отмечены явным господством типового в литературе. В поэмах Гомера нет характеров, несмотря на то, что в героях может доминировать та или иная душевная наклонность. Она представлена у Гомера как проявление родовой доблести. И если Ахиллес в «Илиаде» — «быстроногий», то этот признак, выделяющий его в кругу персонажей поэмы, — не что иное, как спроецированная в человеке ценность надличного, родового порядка, одно из проявлений героики и силы в глазах древних греков. Родовое, идеальное свойство как бы «прилипает» к персонажу, становится его «опознавательным» знаком. Отсюда устойчивые эпитеты: Ахилл — «быстроногий», Одиссей — «хитроумный».
Характерно, однако, смещение идеальной ценности в «Одиссее» из круга чисто физических доблестей в область духовную, в сферу преимуществ ума. Судьба Одиссея, конечно же, еще не личностная судьба: боги играют им как игрушкой. Но если в «Одиссее» нет и в помине противоборства с богами и судьбой, то есть уже дерзновенное желание героя воспользоваться их слабостями, как бы освящая их санкцией частную цель. Впрочем, и это, разумеется, не расходится с представлением о мифологических и «хоровых» устоях античного мироощущения. В нем было то, что позднее Ницше назовет любовью к року (amor fati), но в нем не было и тени соприродного христианству трепета перед божеством, воспринятым как высший этический идеал. С богами античности мифологический и литературный герой мог вступать в контакт почти интимный. Они и сами нарушали сакральную дистанцию, выказывая желание «подшутить» над смертными, втянув их в свою божественную игру. Уже в «Одиссее» на монолитную доминанту идеального свойства героя наслаивается некий психологический ореол.

Тип и характер в фольклоре

Нет характеров и в фольклоре. И здесь абсолютизация родовых представлений о человеке и резкая разграничительная черта между добром и злом исключают самую возможность их появления. Фольклорный персонаж — всегда носитель одного какого-либо душевного свойства, укрупненного настолько, что в персонаже уже не остается простора для иных движений души.
В анималистическом фольклоре, где мир зверей являет собой метафору мира человеческого, лиса непременно хитрая, волк злой и жадный, заяц, трусливый, сова мудрая, лебедь белая — воплощение чистоты и непорочности и т. д. Редки случаи, когда господство одного душевного признака допускает психологические колебания и раздвоение оценки. Но все же они есть и в анималистическом фольклоре. Лиса в русской сказке хоть и хитра, и злонравна, а все-таки не лишена привлекательности: она и грациозно лукава, и обходительна, и красива (потому-то и Лисонька, и Лиса Патрикеевна). Медведь хоть и недальновиден, и на сообразительность не скор, а, однако же, добродушен, и барственно вальяжен, и снисходителен (потому-то и Мишенька, и Михайло Потапыч).

Характер и тип в былинах и сказках

Психологически «однострунны» и персонажи былинного эпоса. Но русский былинный триумвират (Илья Муромец, Добрыня Никитич, Алеша Попович) не есть ли уже своеобразный способ компенсации фольклорной односторонности человека? Речь ведь идет о тройственном союзе былинных героев, каждый из которых воплощает какую-то существенную, с точки зрения фольклора, грань национального характера. И не нацелено ли это триединство на более обширный охват русской души в ее героических проявлениях?
Психологическая однолинейность персонажей, влечение к типам, а не к характерам отличает и героев волшебной сказки. Но одно исключение есть и здесь: сказочный русский Иван-дурак. Впрочем, он исключение не в том смысле, что перед нами художественный характер. И это, конечно же, тип, но тип, устремленный в такую глубину народного сознания, столь резко выпадающий из типологии мирового сказочного эпоса, что все это ставит его в особое положение среди героев волшебной сказки. В сказочном представлении о человеке тут обнаруживается какой-то странный раскол, и кажется, двоится представление об однородных ценностях сказочного мира. Иванова «глупость» оборачивается умом, «ум» его братьев — глупостью. Все здесь неожиданно: «дурацкая» беззаботность Ивана, готовность обойтись малым и даже малым пренебречь, легкомысленное упование на случай, смирение перед судьбой, соединенное, однако, с неким добродушным озорством. Недосягаемость для обиды, великолепное, почти царственное равнодушие к обидчикам, точно «дурак» обладает чем-то, обо что разбивается любая неправедность чужого суда. Наконец, это радостное, но почти лишенное удивления узнавание Ивановой душой волшебства, как если бы оно было из той милой «отчизны», в которой бессознательно пребывает дух Иванов. И сказка ведь завершается как бы возвращением в эту «отчизну», где все встает на свои места, где нет больше «дурака» и «урода», печной сажей запачканного, а есть разумный и пригожий добрый молодец, а с ним и царевна прекрасная и «волшебные помощники» рядом.
За чертою этой «отчизны», которая ведь в русской сказке не запредельна, а всегда где-то рядом, оказываются кичливые «умники», ум которых — лишь хищный практический инстинкт. И поделом им: они видят явное, но не видят тайного, осязают лишь поверхность жизни, а не ее глубину. Дело совсем не в том, что ум Ивана живет под личиною глупости, дело скорее в том, что это совсем иной «ум», чем тот, которым кичатся практическое здравомыслие и сухой рассудок. Это ум, доверительно распахнутый навстречу всем стихиям жизни, верный лишь тайному инстинкту ее. В нем запечатлено естественное добро, корни которого идут в глубину натуры и которое вполне безотчетно, не видит и не знает себя. Потому-то в сказке Иван и оказывается избранником высших сил.
Впрочем, здесь следует остановиться, чтобы не слишком рационализировать простодушную фантазию сказки. Одно ясно: в персонаже этом воплотилось интуитивное прозрение народа, устремленное к устоям собственной души. Сказка, конечно же, не знает рефлексии, и миросознание народа не поднимается в ней на уровень самоанализа и самосознания, и то, о чем идет речь, воплощается здесь столь же невольно и стихийно, как невольно-стихийны лучшие душевные проявления ее оригинального героя, близкого к самой сердцевине народного характера.

Переход от типов к характерам

Переход от типов к характерам в истории литературы непосредственно связан с возрастанием личностного начала в отношении к миру. Уже древнегреческая трагедия по сравнению с античным эпосом укрупняет все, что соотнесено с судьбою личности. Суть трагической вины героя в трагедиях Софокла и Еврипида совсем не в том, что она является следствием ошибки, вытекающей из незнания: неузнавание софокловым Эдипом матери своей снимает, в сущности, всякую тень вины перед богами. Трагическая вина скорее воспринималась как следствие некоей неумеренности личностного самоощущения персонажей, весьма сомнительной по сравнению с его полнотою и сложностью в литературе нового времени, но уже заметной на фоне живой еще в эпоху греческой трагедии памяти об универсальных ценностях рода и мифа, перекрывавших все горизонты личности. В трагической вине героя и проступает память о мифологическом универсуме и о всевластии рока, исключавших какое бы то ни было «самостоянье» личности.
Память о «старых богах» живет в античности долго. Покушение на их неприкосновенность Афины инкриминировали Сократу, а это ведь уже III век до н. э. Этика афинского демоса в эпоху Сократа все еще цеплялась за гетерономные устои рода и мифа, и на этом фоне самая непомерность сократовской личности и самостоянье ее выглядело в глазах демоса предосудительным и опасным. Античная лирика (особенно лирика Сафо) уже отчетливо окрашена личностным началом: человек обретает здесь свои хотя бы относительно суверенный мир, в котором индивидуальное воспринимается уже как ценность.

Типы и характеры у Гоголя

Если литературный тип тяготеет к устойчивому в реальности и в природе человека, то характер — скорее к динамическому в них. Изображая неподвижные и однородные страсти (скупость и только скупость, лицемерие и только лицемерие и т. д.), литература рискует навлечь на себя упреки в архаике, и упреки небезосновательные, ибо традиция почти уже исчерпала диапазон подобных страстей.
Никто уже не отваживался после Мольера на изображение, например, гипертрофированной скупости, навечно запечатленной в Гарпагоне. Пушкинский барон Филипп из «Скупого рыцаря» не просто скупец, а именно «скупой рыцарь», и это слияние скупости и рыцарского благородства немыслимо в кругу традиционных художественных типов. И если в творчестве Гоголя в эпоху господства характеров оживает влечение к типам, то только потому, что этому сопутствует открытие новой сферы реальности, в которой укореняются его типы и которая изменяет их эстетическую природу.
Эта реальность — мертвый духовный мир, своего рода душевный некрополис. Но это некрополис русской души, где каждая окаменевшая страсть намекает на нечто такое, что в живых своих проявлениях, не искаженных духовною смертью, отсылает нашу мысль к первородным началам национального характера. Ключ к этим типам — в гоголевском напоминании, что в изображении нравственного урода мы должны почувствовать «идеал того, чего карикатурой стал урод». Идеал, разумеется, присутствует в художественном изображении порока всегда и везде, если, конечно, искусство желает оставаться искусством, а не воплощением бесплодной мизантропической или натуралистической мысли. И напоминанием об идеале Гоголь, казалось бы, ничего решительно не открыл в только что упомянутой декларации. Но суть гоголевской мысли в другом: его типы — не просто нравственные уроды, а именно «карикатурные» изображения добрых (в истоках своих) начал русской души, тронутых тленом духовного распада, исказившихся почти до неузнаваемости. Дело именно в том, что идеал здесь пребывает не за предметом изображения (только в сфере авторской оценки и авторского пафоса), а в своеобразном, деформированном виде все-таки входит в этот предмет, подобно тому, как в карикатуру входят какие-то реальные приметы «прототипа» (иначе ведь карикатура была бы неузнаваемой).
С другой стороны, омертвевшая страсть совсем не то же, что страсть в ее живом, интенсивном проявлении, даже если она устремляется при этом в направлении к нравственному низу. Омертвение души опустошает и искажает страсть, распыляя ее до уровня ничтожности и пошлости. Василий Розанов чутко почувствовал испугавшее его смертоносное дыхание пустоты в художественном мире Гоголя. Но с обескураживающей нас сегодня непроницательностью Розанов усмотрел источник этого дыхания в самом авторе, в «пустоте» Гоголя.
Персонажи «Мертвых душ» Гоголя поражали и поражают воображение необычностью своей художественной природы, аналогии которой трудно найти в эстетическом опыте мировой литературы. Тот же Розанов, отчетливо понимая, что это совсем не характеры, склонен был видеть в них «кукол», а не живые лица. И они действительно не характеры, хотя, конечно же, и не «куклы», а именно типы: это искаженные пошлостью и духовным окостенением сколки некогда живых стихий русской души, чудовищно разросшиеся грани раздробленного целого, а такое дробление и есть, в глазах Гоголя, признак смерти.