Детские сказки онлайн. Истории о солдатской смекалке во время великой отечественной

Прослужил солдат у царя три года, и царь за службу дал ему три копейки. Ну, он и пошел домой. Идет, а по дороге попадается мышь:

— Здравствуй, солдат!

— Здравствуй, мышь!

— Где, солдат, был?

— Служил.

— Три копейки!

— Дай мне одну копейку, я тебе, может, пригожусь.

«Ну, — подумал солдат, — не было денег, да и тут не деньги!»

— Здравствуй, солдат!

— Здравствуй, жук!

— Где, солдат, был?

— Служил.

— Много ли царь за службу денег дал?

— Дал три копейки, да я отдал мышке одну копейку, осталось две!

— Дай мне копейку, я тебе, может, тоже пригожусь.

— Здравствуй, солдат!

— Здравствуй, рак!

— Где, солдат, был?

— Служил.

— Много ли царь за службу денег дал?

— Дал три копейки, а я мышке отдал копейку, жуку — копейку, еще осталась одна.

— Дай мне тоже копейку, я тебе тоже, может, пригожусь!

Отдал и эту копейку, пошел без денег. И как раз пришлось солдату идти через Питер и с Васильевского острова по мосту переезжать Неву. Это как раз к Зимнему дворцу мост-то подходит. А на мосту народу — протолкнуться некуда, не то чтобы солдату пройти. Солдат спрашивает у народа:

— А что такое тут делается?

А ему отвечают:

— Вот что, солдат. У царя дочь положила зарок: кто рассмешит ее, за того и замуж выйти. Видишь, она сидит на балконе, а на площади по-всякому стараются, как бы рассмешить царевну, но придумать ничего не могут!

Ну, делать нечего, мостом идти нельзя, пошел солдат позади перил. Но шинель-то у него была рваная, как-то за гайку дыркой задел, и сдернуло его с моста в Неву. Вдруг, откуда ни возьмись, — мышь, жук, рак, солдата из Невы вытащили, и как раз против Зимнего дворца, где стояла царевна на балконе. Вот мышь разувает его, жук портянки выжимает, а рак вилки свои расставил да на солнышке портянки и сушит. День-то был хороший!

А царевна на балконе увидела, рассмеялась и в ладони захлопала:

— Ой, как хорошо за солдатом ухаживают!

Ну, солдата сейчас же забрали, привели к царю, царь и говорит:

— Так вот что, солдат, царское слово назад не берется, и дочернин зарок я должен исполнить, выдать за тебя замуж дочку!

Ну, недолго думавши, честным пирком да за свадебку.

Да недолго солдату пришлось жить у царя, захотелось ему домой. Царь и говорит ему:

— Чтобы тебе, зять, пешком не идти, дам тебе я лошадь!

И дал он ледяную кобылу, гороховую плетку, синий кафтан да красную шапку. Вот солдат сел на кобылу и поехал домой.

Солдатские байки - неизменный атрибут русского фольклора. Уж так вышло, что сражалась наша армия, как правило, не "благодаря", а "вопреки". Некоторые фронтовые рассказы заставляют нас открыть рот, другие вскричать "да ладно!?", но все они без исключения заставляют гордиться нашими солдатами. Чудесные спасения, смекалка и просто удача - в нашем списке.

С топором на танк

Если выражение "полевая кухня" вызывает у вас только повышение аппетита, значит, вы не знакомы с историей красноармейца Ивана Середы.

В августе 1941 года его часть стояла недалеко от Даугавпилса, а сам Иван готовил обед для солдат. Услышав характерный лязг металла, он заглянул в ближайшую рощицу и увидел ехавший на него немецкий танк. С собой у него в этот момент были лишь незаряженная винтовка и топор, но русские солдаты сильны еще и своей смекалкой. Спрятавшись за деревом, Середа подождал, когда танк с немцами заметит кухню и остановится, так и произошло.

Солдаты вермахта вылезли из грозной машины, и в этот момент советский кашевар выпрыгнул из своего укрытия, размахивая топором и винтовкой. Перепуганные немцы запрыгнули назад в танк, ожидая, как минимум, атаки целой роты, а Иван не стал их в этом разубеждать. Он запрыгнул на машину и стал обухом топора бить по ее крыше, когда же опешившие немцы пришли в себя и стали стрелять в него из пулемета, он просто согнул его дуло несколькими ударами все того же топора. Почувствовав, что психологический перевес на его стороне, Середа стал выкрикивать приказы несуществующему подкреплению красноармейцев. Это было последней каплей: минуту спустя враги сдались и под прицелом карабина отправились в сторону советских солдат.

Разбудили русского медведя

Танки КВ-1 - гордость советской армии первых этапов войны - имели неприятное свойство глохнуть на пашнях и других мягких грунтах. Одному такому КВ не повезло застрять во время отступления 1941 года, а верный своему делу экипаж машину бросить не решился.

Прошел час, подошли немецкие танки. Их орудия могли только поцарапать броню "заснувшего" гиганта, и безуспешно расстреляв в него все боекомплекты, немцы решили отбуксировать "Клима Ворошилова" в свою часть. Закрепили тросы, и два Pz III с большим трудом сдвинули КВ с места.

Советский экипаж сдаваться не собирался, как вдруг двигатель танка, недовольно покряхтев, завелся. Недолго думая, буксируемый сам стал тягачом и легко потянул уже в сторону позиций Красной Армии два немецких танка. Озадаченный экипаж "панцерваффе" был вынужден сбежать, но вот сами машины были успешно доставлены КВ-1 до самой передовой.

Правильные пчелы

Бои под Смоленском в начале войны унесли тысячи жизней. Но удивительнее история одного из солдат о "жужжащих защитниках".

Постоянные авианалеты на город вынуждали Красную Армию менять свои позиции и отходить назад по нескольку раз на дню. Один измученный взвод оказался недалеко от деревеньки. Там потрепанных солдат встретили медом, благо пасеки еще не были разрушены авиаударами.

Прошло несколько часов, и в деревню вошла вражья пехота. Силы противника превосходили красноармейские в несколько раз и последние отступили в сторону леса. Но спастись они уже не могли, сил не было, а резкая немецкая речь была слышна совсем рядом. Тогда один из солдат стал переворачивать ульи. Вскоре над полем кружился целый жужжащий ком разозленных пчел, а стоило немцам подойти к ним чуть ближе, как гигантский рой нашел свою жертву. Вражеская пехота кричала и каталась по лугу, но сделать ничего не смогла. Так пчелы надежно прикрыли отступление русского взвода.

С того света

В начале войны истребительные и бомбардировочные полки были разобщены и зачастую последние вылетали на задание без защиты с воздуха. Так было и на Ленинградском фронте, где служил человек-легенда Владимир Мурзаев. Во время одного из таких смертельных заданий на хвост группе советских ИЛ-2 сели десяток "мессершмитов". Дело гиблое: замечательный ИЛ был всем хорош, но скоростью не отличался, поэтому потеряв пару самолетов, командир звена приказал покинуть машины.

Мурзаев прыгнул одним из последних, уже в воздухе почувствовал удар по голове и потерял сознание, а очнувшись, принял окружающий снежный ландшафт за райские сады. Но разувериться ему пришлось очень быстро: в раю наверняка не бывает горящих обломков фюзеляжей. Оказалось, что лежит он всего в километре от своего аэродрома. Доковыляв до офицерского блиндажа, Владимир отрапортовал о своем возвращении и бросил на скамью парашют. Бледные и испуганные однополчане глядели на него: парашют был опломбирован! Получается, что Мурзаев получил удар по голове частью обшивки самолета, а парашют не раскрыл. Падение с 3500 метров смягчили сугробы и истинно солдатское везение.

Императорские пушки

Зимой 1941 года все силы были брошены на защиту Москвы от неприятеля. Лишних резервов не было совсем. А они требовались. Например, шестнадцатой армии, которая была обескровлена потерями в районе Солнечногорска.

Руководил этой армией еще не маршал, но уже отчаянный командир Константин Рокоссовский. Чувствуя, что без лишнего десятка пушек оборона Солнечногорска падет, он обратился к Жукову с просьбой о помощи. Жуков ответил отказом - все силы были задействованы. Тогда неутомимый генерал-лейтенант Рокоссовский направил просьбу самому Сталину. Ожидаемый, но от этого не менее горестный, ответ последовал незамедлительно - резерва нет. Правда, Иосиф Виссарионович упомянул, что возможно есть несколько десятков законсервированных пушек, которые принимали участие еще в Русско-турецкой войне. Эти пушки были музейными экспонатами, приписанными к Военной артиллерийской академии имени Дзержинского.

После нескольких дней поисков был найден работник этой академии. Старый профессор, практически ровесник этих орудий, рассказал о месте консервации гаубиц в Подмосковье. Так, фронт получил несколько десятков старинных пушек, которые сыграли не последнюю роль в обороне столицы.

Только это серая мгла по низу по стволам пробилась, вскочил ротный, будто и не спал. Глянул округ себя, да так по невидимой фуражке себя и хлопнул. Вся его команда не то, чтобы львы, будто коты мокрые стоят в одну шеренгу во всей своей натуральности… Даже смотреть тошно. Веревочка между ими обвисла, сами в землю потупились, а Каблуков всех кислее, чисто как конокрад подшибленный.

Дернул бестелесный ротный за веревочку – хрясь!… – от команды отделился, да как загремит… Хочь и не видать, да слышно: лапа перед ним так и всколыхнулась. С пять минут поливал, все пехотно-армейские слова, которые подходящие, из себя выдул. А как немного полегчало, хриплым голосом спрашивает:

– Да как же это, Каблуков, сталось?! Стало быть состав твой только от зари до зари действует. Стало быть, старушка твоя…

И пошел опять старушку благословлять. Не удержишься, случай уж больно сурьезный.

Вскинул Каблуков глаза, кается-умоляет:

– Ваше высокородие! Без вины виноват! Хочь душу из меня на колючую проволоку намотайте, сам больше того казнюсь. Вчерась, как колбасу покупал, штоф коньяку заодно спроворил. Старушка-то помирающая, оглобля ей в рот, явственно ж сказала: только водкой политура эта бестелесная и сводится. А про коньяк ни слова. Выпили мы ночью без сумления по баночке. Ан, вот, грех какой вышел…

Что ротному делать? Не зверь ведь, человек понимающий. Ткнул легонько Каблукова в переносье.

– Эх ты, вареник с мочалкой… Что ж я теперь полковому командиру доложу? Зарезал ты меня!…

– Не извольте, ваше высокородие, огорчаться. Немцы, допустим, газовую атаку произвели, – состав наш и разошелся. Так и доложите…

– Ишь ты, дипломат голландский! Ладно уж! Только смотри, ребята, никому ни полслова. Ну что ж, давай и мне коньяку, надо и мне слюду бестелесную с себя смыть.

Смутился Каблуков, подает штоф, а там на дне капля за каплей гоняется. Опрокинул ротный, пососал, ан порции не хватило. Заголубел весь, будто лед талый, а в тело настоящее не вошел.

– Ах, ироды!… Слетай, Каблуков, на перевязочный, спирту мне добудь хочь с чашечку. А то в этом виде как же ворочаться-то: начальник не начальник, студень не студень…

Благословил этак в полсердца Каблукова, в вереске под сосной схоронился и стал дожидаться.

Вхождение в войну обычно начинается, с вокзала, где происходит погрузка воинской части в эшелон, со­ставленный из платформ и старых щелястых обшарпан­ных товарных вагонов, в которых теснились солдаты. На платформах везли полевые кухни, танки, грузовики, пушки и зенитные установки с прислугой на случай на­лета немецких «юнкерсов».

На дворе еще стояло бабье лето, и поэтому двери ва­гонов были открыты, но перегорожены деревянной бал­кой, чтобы какой растяпа не вывалился на ходу. Немец­кая авиация уже активно действовала в этом регионе, и поэтому наш эшелон двинулся ночью. Видимо, маши­нист не отличался деликатностью, вначале осадил назад так, что лязгнули стальные буфера, а затем резко рванул вперед, так что мы горохом посыпались с вагонных нар на пол с криком и матерком в его адрес. Мы были полно­стью экипированы и оснащены всем, что полагается по штату. Во-первых, громоздкой мосинской винтовкой об­разца 1891 года с трехгранным штыком вороненой стали, про который наш старшина Степан Охрименко, проти­рая его суконкой, любил говаривать, что «пуля дура, а штык молодец».

На ремне в патронных сумках - полный комплект обойм с новенькими желтыми патронами и торчащими из них острыми пулями, которые я бы не назвал дурами. При ходьбе по заду ритмично хлопала саперная лопатка в чехле, годная не только для копания, но и для схватки в траншеях в ближнем бою. Стальная каска спасала только от комьев земли и камней, но осколки снарядов довольно легко рвали и дырявили ее. На боку в зеленой торбе ви­сел еще противогаз с носатой резиновой харей, тут же был прицеплен круглый солдатский котелок - наш луч­ший друг и питатель, неразлучный до могилы. Пилотка с красной звездочкой украшала, но не грела наши головы. Серая шинельная скатка - дорогая подруга на всю сол­датскую жизнь. На ногах грубые тяжелые ботинки на ре­зиновом ходу с обмотками до колен. В брюках-галифе - узкий специальный карманчик с роковым черным пласт­массовым футлярчиком, куда вкладывалась бумажка с нашей фамилией и адресом родителей и который была обязана сохранить похоронная команда.

А паровоз наш несется по степи во тьме ночной, вы­брасывая из трубы клубы черного дыма с огненными ис­крами, и везет он нас не на побывку к матери в деревню, а в самое жерло, самое пекло сражения за Сталинград. Хо­чется высунуть голову в дверь, чтобы хватить глоток све­жего воздуха, но высовываться нельзя, сразу схватишь кусок угля в глаз и намучаешься с ним потом. Потом стук колес, заунывно играет гармошка. Это наш ефрейтор Вася Селезнев, свесив с нар ноги, играет и поет сиплым прокуренным голосом: «Черный ворон, что ты вьешься надо моею головой, ты добычи не добьешься, черный во­рон, я не твой».

Старшина Охрименко ругается и приказывает Васе рвануть что повеселее. Вася делает задорное вступление и поет, как с «одесского кичмана бежали три уркана…»

Утром старшина, вскрыв несколько банок с амери­канской колбасой и разрезав ее финкой на вертикальные дольки, производил солдатский дележ. Наводчик проти­вотанкового ружья Кузьма Брюханов был поставлен ли­цом к вагонной стенке выкрикивать фамилии. Старши­на, подцепив финкой кусок колбасы, спрашивал Кузьму: «Кому?!» Кузьма кричал: «Иванову». Иванов подходил и снимал с ножа свою долю. Старшина опять кричал: «Кому?!» Кузьма: «Юсупову!» Старшина с куском кол­басы на ноже обернулся к Юсупову: «Юсупыч, колбаса из чушки. Будешь брать?»

Юсупов - коренастый узбек, заряжающий ПТР, - оск­лабившись, подошел и, сняв кусок, положил его на хлеб. «Чушка, барашка, все равно кушать мала-мала надо. Ба­рашек ёк - кушай чушка, чушка ёк - кушай махан».

Впоследствии, когда немец вплотную прижал нас к берегу Волги, а снабжение из-за ледохода прекратилось, то все мы ели махан и радовались еще, что нам подверну­лась старая кляча. Поев и попив из канистры воды, кури­ли сибирскую махорку «Бийский охотник». Щепотью доставали из кисетов грубую крошковатую махорку, сы­пали ее на клочок армейской газеты и завертывали, по­слюнив края. Старшина Охрименко свертывал себе со­лидную козью ножку, и вагон наполнялся синим махо­рочным дымом так, что некурящие заходились в кашле и старались держаться ближе к открытой двери. Крепка и забориста была фронтовая махорка. Про то, что нас ожи­дает, старались не говорить, а больше вспоминали то, что оставили дома. Война уже показала свой страшный ос­кал. В степи за станицей Лиски три немецких «юнкерса-88», покружась каруселью, пошли в пике на эшелон и клали бомбы по обе стороны полотна. С плат­форм огрызались скорострельные зенитные пушки и строчили крупнокалиберные пулеметы. От одного «юнкерса» пошел легкий дымок; и все они, развернувшись, ушли на запад. В нашем вагоне осколком бомбы убило молодого солдатика Родионова. Небольшая такая ранка была в правом виске, и крови-то вытекло совсем мало, но тем не менее он был мертв. Хоронили его на полустанке в степи. Место нашли на горке, сухое, песчаное, могилку выкопали неглубокую, просторную и положили его во всем одеянии: гимнастерка с застегнутым ремнем, пилот­ка со звездочкой, сапоги новые на нем. Все честь по чес­ти. Лежит родимый, молодой, красивый парень, и все при нем. Жить ему да жить, а тут засыпали землей и от­правили в веки вечные. Дали салют из винтовок и разо­шлись по вагонам.

Наконец ночью мы прибыли к Волге, переправились на левый берег и стали в резерв недалеко от Средней Ахтубы. Страшно было смотреть, что происходило на пра­вом берегу. Сталинград, протянувшийся по правому бе­регу Волги на пятьдесят километров, был весь в огне. Черным дымом заволокло небо, и не было видно солнца. Немецкая авиация делала на город по две, иногда по три тысячи вылетов в день. Сбрасывали не только мелкие ос­колочные бомбы, но и бомбы по половине и по тонне ве­сом, так что земля взмывалась и ходила ходуном, как при землетрясении. Кроме бомб для устрашения немцы сбра­сывали рельсы, железные тракторные колеса, бороны, листы котельного железа, и все это с диким воем, скрежетом и лязгом летело с неба в город. Сами «юнкерсы», входя в пике, включали мощные сирены, и тут только от одних адских звуков душа готова была выскочить из тела. Перед нами была прижатая вра­гом к берегу Волги 62-я армия генерала Василия Ивано­вича Чуйкова. В виде дуги флангами она опиралась на берег, фронтом же занимала несколько улиц. Немцы че­рез радиоустановку призывали сдаваться: «Рус, завтра Вольга буль-буль!» Против наших двух армий, защищав­ших Сталинград, - 62-й и 64-й, уже потрепанных и обес­кровленных еще на подступах к городу, стояли мощные, постоянно пополняемые солдатами и техникой, 6-я ар­мия генерала Паулюса, 4-я танковая армия генерала Гота, группировка из нескольких дивизий «Шехель», 4 румынские пехотные дивизии и 4-й немецкий воздуш­ный флот, имеющий более тысячи боевых самолетов.

Переправа на правый берег Волги обычно осуществ­лялась по ночам в целях безопасности, но все равно нем­цы по ночам беспрерывно подвешивали над переправой осветительные ракеты и вели обстрел из орудий и круп­нокалиберных пулеметов по бронекатерам и баржам. По­тери при переправе были всегда, и Волга, окрашиваясь кровью, несла вниз по течению тела русских солдат и об­ломки барж.

Утром, прибыв на правый берег, я увидел дымящийся и лежащий в руинах город с почти непроходимыми ули­цами, заваленными обрушившимися стенами домов, столбами и деревьями. Среди руин стояли разбитые сго­ревшие танки, бронетранспортеры, грузовики и лежала целая армия трупов. Они были везде: в руинах домов, на улицах, в подвалах, в оврагах и траншеях. Особенно меня поразила пересекающая город река Царица, протекавшая в узкой глубокой балке, русло которой было сплошь за­валено трупами, так что не было видно и воды. Они лежа­ли в разных нелепых позах, раздувшиеся и страшные в своем неправдоподобии. Немцы не прекращали свои ата­ки ни на один день. В том числе, пытаясь по мелкому рус­лу реки Царицы прорваться к Волге, где их и уничтожа­ли шквальным пулеметным огнем.

Из вновь прибывших бойцов формировали штурмо­вые группы для ночных боев. Группы были небольшие, не более шести человек. Вместо винтовок нам выдали авто­маты Шпагина, гранаты и ножи, а мне еще дали ранцевый огнемет. Командовал нами опытный в ночных боях сер­жант. Нашей задачей было ночной вылазкой проникнуть в дома, где на верхних этажах засели немецкие снайперы и солдаты с крупнокалиберными пулеметами, обстреливав­шими водную переправу, и уничтожить их, а также минировать эти дома и подходы к ним. Тихо, как тени, пробира­лись мы в развалинах, прислушиваясь, где могли находи­ться немцы. Обнаружив их, мы действовали молниенос­но: подкравшись, бросали в помещение гранату и после взрыва давали еще очереди из автоматов, и, если этого им было мало, я бил туда огненным шквалом из огнемета. После этого мы также быстро исчезали, чтобы избежать скорого возмездия. Итак, всю ночь крались мы по разва­линам, выискивая очередные жертвы, и опять быстрый бросок и отступление. Бывало, что не все возвращались из ночных рейдов: некоторые были убиты, некоторые попа­ли в плен. Раненых товарищей мы тащили на себе, сдава­ли их в медсанбат у переправы. Как-то быстро наступили зимние холода, и мы дрогли от холода в своих землянках. Печурку топить было нельзя, так как немцы сразу засека­ли дым и начинали обстрел из минометов. Они уже были близко от наших позиций, буквально в ста метрах, а кое-где на бросок гранаты. На Волге образовалась шуга, а потом пошел лед, и снабжение на какое-то время прекра­тилось, потому что лодки и катера затирало льдинами. На помощь пришла авиация, сбрасывая на парашютах бое­припасы и продовольствие, но немцы были так близко от нас, что часть грузов попала к ним.

Хитрый узбек Юсупов придумал какой-то особенный дымоход, шедший по земле и прикрытый ветками, чтобы дым рассеивался. Тогда мы обогрелись и варили мерз­лую конину.

Юсупыч говорил: «Чушка ёк, махан бар. Война кон­чал, все ко мне в Коканд едем. Месяц сидеть будем, плов кушать будем, кок-чай пить будем».

— Вряд ли, Юсупыч, придется тебе кок-чай пить. От­сюда живым не уйдешь, - сказал старшина.

— Не надо меня убивать, дома маленький баранчук есть. Кто им кушать будет давать, если Юсуп помирай?

— Это что, барашков ты что ли жалеешь? - спросил старшина.

— Нет, баранчук эта мой маленький детишка есть.

Помню, в декабре на немецкое Рождество было зати­шье, да и немцы уже потеряли свой дух, потому что не смогли выполнить приказ Гитлера: «Во что бы то ни ста­ло овладеть Сталинградом и сбросить русских в Волгу». И мало того, сами уже попали в окружение, но сдаваться не хотели и бешено оборонялись, наносили урон нашим войскам и сами несли большие потери.

На этот раз нам дано задание ликвидировать пуле­метные гнезда на верхних этажах дома специалистов. Около двенадцати часов ночи мы прокрались к этому дому и, затаившись, выясняли обстановку. Немцы спус­тились в нижний этаж дома и справляли свое Рождество. Их было четверо, по голосам мы определили, что они на­ходятся в порядочном подпитии. Было слышно, как один играл на губной гармошке, а другие пели рождествен­скую песню «Хайлиге Нахт». Пели пьяными голосами и с какой-то большой тоской, так как знали, что дела их плохи и близок полный разгром.

Это были пулеметчики, которые постоянно обстре­ливали нашу переправу. Один из них, продолжая напе­вать, вышел из дома и стал мочиться на стенку. Я прыг­нул на него сзади и ударил финкой в шею. Из раны хлы­нул фонтан крови, и он, захрипев, повалился на снег. Я обшарил его карманы и вынул документы. Тут из-за об­лака вышла луна, и я увидел у него на брюках привин­ченный советский орден Красной Звезды. Я быстро вы­резал его финкой и положил в карман. Потом подозвал товарищей, и мы приготовились к броску. Немцы из ком­наты уже звали пропавшего Вилли. Мы ворвались в по­мещение и перекололи их ножами. Поднявшись на верх­ний этаж, обнаружили два крупнокалиберных пулемета и привели их в негодность.

Днем мы обычно отсыпались в блиндаже, хотя немцы предпринимали беспрерывные атаки, а с левого берега в расположение немцев с воем летели реактивные снаряды «катюши» и снаряды тяжелой артиллерии. Все тряслось, грохотало, с накатов на нас сыпалась земля, но мы при­выкли и спали.

Проснувшись, мы садились закусывать. Были у нас трофейные деликатесы, принесенные из ночных рейдов. Если бы не эти трофеи, то мы почти всегда ходили бы го­лодные, потому что со снабжением было плохо. Главное, чтобы были боеприпасы, а уж снабжение пищевым до­вольствием было на втором месте. Из трофеев, помню, ели мы итальянские сардины, упакованный в пленку не­портящийся немецкий хлеб. Спаржу в банках мы попро­бовали и выбросили, как не подходящий для русского брюха продукт. Ели шоколад в круглых оранжевых ко­робках. Сибирская махорка к нам давно уже не поступа­ла, и нам приходилось курить слабые сигареты с верблю­дом на пачке под названием «Варум ист яно рунд». Попа­дался нам отличный французский коньяк, а немецкий «шнапс» был сущая дрянь, наверное, из опилок.

Запасались мы и немецкими боевыми гранатами. Они имели длинную деревянную пустотную ручку, и гранату можно было прицельно и далеко бросить, а когда она падала, то ручка не позволяла ей катиться в сторону от цели. Однажды ефрейтор Вася Селезнев спрашивал старшину Охрименко:

— А правда, Степан, что с немцами Сам Бог?

На что старшина Охрименко, постучав согнутым пальцем по Васиному лбу, обозвал его глупым теля. И дал такое объяснение:

— С ними не Бог, а сатана, если посмотреть, что они творят с нашей страной и нашим народом. Вот был пре­красный город Сталинград, а во что они его превратили?! Пепел, камни и трупы. А то, что с ними Gott, то это правда, но какой Gott? Разве ты не знаешь, кто у них командует танковой армией? Да сам генерал Гот. Вот тебе и «Gott mit uns»

— И то, правда, старшина.

С приходом ночи наша штурмовая группа опять вы­ходила в рейд. Так и жили мы от ночи до ночи. Так было до 22 ноября 1942 года, когда, развивая наступление, час­ти Юго-Западного фронта соединились со Сталинград­ским фронтом, замкнув кольцо. В окружении оказалось 330 тысяч человек. Вначале немцы сопротивлялись упорно и все надеялись, что их деблокируют и выведут из окружения группы генералов Гота и Манштейна, но все было напрасно. Эти группы были нашими войсками разбиты и отброшены. До 10-го января мы в составе 62-й армии атаковали немцев штурмовыми группами. От на­шей роты в живых осталось всего два человека - я и уз­бек Юсупов. В конце января 1943 года, находясь в безвы­ходном положении от голода, морозов и отсутствия бое­припасов, подвергаясь постоянным артобстрелам и бомбежкам, немцы стали сдаваться в плен тысячами. А 31-го января в плен был взят весь штаб Шестой герман­ской армии вместе с фельдмаршалом Паулюсом.

Мамаев курган

Я стоял на Мамаевом кургане, смотрел на разрушенный и сгорев­ший город и думал: «Поле, поле, кто тебя усеял мертвы­ми костями?» А внизу, к Волге, куда они так стремились, конвоиры вели сотни тысяч немецких пленных. На них было жутко смотреть: так они в лютый мороз были плохо одеты, оборваны, истощены и обморожены. Их переправ­ляли за Волгу и размещали в бараках, но рок преследовал Шестую армию. Как я после узнал, среди пленных нача­лась повальная эпидемия сыпного тифа, так как все они были завшивлены. Слабые, обмороженные люди были уже не в силах сопротивляться болезни, и от Шестой ар­мии фельдмаршала Паулюса мало что осталось.

Вся Германия, узнав о гибели Шестой армии, была в шоке. Гитлер объявил трехдневный траур, но падение гитлеровской Германии было уже неотвратимо. Так за­кончилась великая и кровавая битва за Сталинград, где ценой тяжелых потерь нами была одержана Победа.

Публичные дома для немцев были во многих оккупированных городах Северо-Запада России.
В годы Великой Отечественной войны многие города и поселки Северо-Запада были оккупированы фашистами. На передовой, на подступах к Ленинграду, шли кровопролитные бои, а в тихом тылу немцы обживались и пытались создать комфортные условия для отдыха и досуга.

«Немецкий солдат должен вовремя покушать, помыться и снять половое напряжение», — так рассуждали многие командиры вермахта. Для решения последней проблемы были созданы публичные дома в крупных оккупированных городах и комнаты свиданий при немецких столовых и ресторанчиках, а также разрешена свободная проституция.

Денег девушки обычно не брали

В борделях работали в основном местные русские девушки. Иногда дефицит жриц любви восполнялся из жительниц Прибалтики. Информация о том, что нацистов обслуживали только чистокровные немки, — миф. Проблемами расовой чистоты была озабочена только верхушка нацистской партии в Берлине. Но в военных условиях никто не интересовался национальностью женщины. Ошибочно также считать, что девушек в борделях заставляли работать только под угрозой расправы. Очень часто их туда приводил лютый военный голод.

Бордели в крупных городах Северо-Запада, как правило, располагались в небольших двухэтажных домах, где посменно работали от 20 до 30 девушек. В день одна обслуживала до нескольких десятков военнослужащих. Публичные дома пользовались небывалой популярностью у немцев. «В иной день у крыльца выстраивались длинные очереди», — писал один из нацистов в своем дневнике. За сексуальные услуги женщины чаще всего получали натуральную оплату. Например, немецкие клиенты банно-прачечного комбината в Марево Новгородской области частенько баловали излюбленных славянок в «бордель-хаусах» шоколадными конфетами, что тогда было почти гастрономическим чудом. Денег девушки обычно не брали. Буханка хлеба — плата гораздо более щедрая, чем быстро обесценивающиеся рубли.

За порядком в публичных домах следили немецкие тыловые службы, некоторые увеселительные заведения работали под крылышком немецкой контрразведки. В Сольцах и Печках нацистами были открыты крупные разведывательно-диверсионные школы. Их «выпускники» засылались в советский тыл и партизанские отряды. Немецкие разведчики здраво полагали, что «колоть» агентов легче всего «на женщине». Поэтому в Солецком борделе весь обслуживающий персонал был завербован Абвером. Девушки в приватных беседах выясняли у курсантов разведывательной школы, насколько они преданы идеям Третьего рейха, не собираются ли перейти на сторону советского Сопротивления. За такую «интимно-интеллектуальную» работу женщины получали особые гонорары.

И сыт и доволен

В некоторых столовых и ресторанах, где обедали немецкие солдаты, были так называемые комнаты свиданий. Официантки, посудомойки помимо основной работы на кухне и в зале дополнительно оказывали сексуальные услуги. Есть мнение, что в ресторанах знаменитой Грановитой палаты в Новгородском Кремле располагалась такая комната свиданий для испанцев «Голубой дивизии». Об этом говорили в народе, но официальных документов, которые подтверждали бы этот факт, нет.

Столовая и клуб в небольшой деревне Медведь получили известность среди солдат вермахта не только «культурной программой», но и тем, что там показывали стриптиз!

Свободные проститутки

В одном из документов 1942 года мы находим следующее: «Так как имевшихся во Пскове публичных домов для немцев не хватало, то они создали так называемый институт санитарно-поднадзорных женщин или, проще говоря, возродили свободных проституток. Периодически они также должны были являться на медицинский осмотр и получать соответствующие отметки в особых билетах (медицинских удостоверениях)».

После победы над фашистской Германией женщины, которые обслуживали нацистов в годы войны, подверглись общественному порицанию. Люди обзывали их «немецкими подстилками, шкурами, б...». Некоторым из них брили головы, как падшим женщинам во Франции. Однако ни одного уголовного дела по факту сожительства с врагом не было заведено. Советское правительство смотрело на эту проблему сквозь пальцы. На войне — особые законы.

Дети любви .

Сексуальное «сотрудничество» во время войны надолго оставило память о себе. От оккупантов рождались ни в чем не повинные малыши. Трудно даже посчитать, в каком количестве появились на свет белокурые и голубоглазые ребятишки с «арийской кровью». Сегодня запросто можно встретить на Северо-Западе России человека пенсионного возраста с чертами чистокровного немца, который родился не в Баварии, а в какой-нибудь далекой деревушке Ленинградской области.

Прижитого в годы войны «немчонка» женщины далеко не всегда оставляли в живых. Известны случаи, когда мать собственноручно убивала младенца, потому что он «сын врага». В одном из партизанских воспоминаний описан случай. За три года, пока в деревне «столовались» немцы, русская женщина прижила от них троих детей. В первый же день после прихода советских войск она вынесла свое потомство на дорогу, положила рядком и с криком: «Смерть немецким оккупантам!» разбила всем головы булыжником...

Курск .

Комендант Курска генерал-майор Марсель издал «Предписание для упорядочения проституции в г. Курске» . Там говорилось:

«§ 1. Список проституток.

Проституцией могут заниматься только женщины, состоящие в списках проституток, имеющие контрольную карточку и регулярно проходящие осмотр у специального врача на венерические болезни.

Лица, предполагающие заниматься проституцией, должны регистрироваться для занесения в список проституток в Отделе Службы Порядка г. Курска. Занесение в список проституток может произойти лишь после того, как соответствующий военный врач (санитарный офицер), к которому проститутка должна быть направлена, дает на это разрешение. Вычеркивание из списка также может произойти только с разрешения соответствующего врача.

После занесения в список проституток последняя получает через Отдел Службы Порядка контрольную карточку.

§ 2. Проститутка должна при выполнении своего промысла придерживаться следующих предписаний:

А)…заниматься своим промыслом только в своей квартире, которая должна быть зарегистрирована ею в Жилищной конторе и в Отделе Службы Порядка;

Б)…прибить вывеску к своей квартире по указанию соответствующего врача на видном месте;

В)…не имеет права покидать свой район города;

Г) всякое привлечение и вербовка на улицах и в общественных местах запрещена;

Д) проститутка должна неукоснительно выполнять указания соответствующего врача, в особенности регулярно и точно являться в указанные сроки на обследования;

Е) половые сношения без резиновых предохранителей запрещены;

Ж) у проституток, которым соответствующий врач запретил половые сношения, должны быть прибиты на их квартирах особые объявления Отдела Службы Порядка с указанием на этот запрет.

§ 3. Наказания.

1. Смертью караются:

Женщины, заражающие немцев или лиц союзных наций венерической болезнью, несмотря на то что они перед половым сношением знали о своей венерической болезни.

Тому же наказанию подвергается проститутка, которая имеет сношения с немцем или лицом союзной нации без резинового предохранителя и заражает его.

Венерическая болезнь подразумевается и всегда тогда, когда этой женщине запрещены половые сношения соответствующим врачом.

2. Принудительными работами в лагере сроком до 4-х лет караются:

Женщины, имеющие половые сношения с немцами или лицами союзных наций, хотя они сами знают или предполагают, что они больны венерической болезнью.

3. Принудительными работами в лагере сроком не менее 6 месяцев караются:

А)женщины, занимающиеся проституцией, не будучи занесенными в список проституток;

Б) лица, предоставляющие помещение для занятия проституцией вне собственной квартиры проститутки.

4. Принудительными работами в лагере сроком не менее 1 месяца караются:

Проститутки, не выполняющие данное предписание, разработанное для их промысла.

§ 4. Вступление в силу.

Подобным же образом регламентировалась проституция и на других оккупированных территориях. Однако строгие кары за заражение венерическими болезнями приводили к тому, что проститутки предпочитали не регистрироваться и занимались своим промысом нелегально. Референт СД в Белоруссии Штраух в апреле 1943-го сокрушался: «Вначале мы устранили всех проституток с венерическими болезнями, которых только смогли задержать. Но выяснилось, что женщины, которые были раньше больны и сами сообщали об этом, позже скрылись, услышав, что мы будем плохо с ними обращаться. Эта ошибка устранена, и женщины, больные венерическими болезнями, подвергаются излечению и изолируются».

Общение с русскими женщинами порой кончалось для немецких военнослужащих весьма печально. И не венерические болезни были тут главной опасностью. Наоборот, многие солдаты вермахта ничего не имели против того, чтобы подцепить гонорею или триппер и несколько месяцев перекантоваться в тылу, - все лучше, чем идти под пули красноармейцев и партизан. Получалось настоящее сочетание приятного с не очень приятным, но зато полезным. Однако именно встреча с русской девушкой нередко заканчивалась для немца партизанской пулей. Вот приказ от 27 декабря 1943 года по тыловым частям группы армий «Центр»:

«Два начальника обоза одного саперного батальона познакомились в Могилеве с двумя русскими девушками, они пошли к девушкам по их приглашению и во время танцев были убиты четырьмя русскими в гражданском и лишены своего оружия. Следствие показало, что девушки вместе с русскими мужчинами намеревались уйти к бандам и таким путем хотели приобрести себе оружие».

По утверждению советских источников, женщин и девушек оккупанты нередко насильно загоняли в публичные дома, предназначенные для обслуживания немецких и союзных солдат и офицеров. Поскольку считалось, что с проституцией в СССР покончено раз и навсегда, партизанские руководители могли представить себе только насильственное рекрутирование девушек в бордели. Те женщины и девушки, которым пришлось сожительствовать с немцами, после войны, чтобы не подвергаться преследованиям, также утверждали, что их заставляли спать с вражескими солдатами и офицерами.

Сталино (Донецк, Украина)

В газете "Комсомольская Правда в Украине" за 27 августа 2003 г. по теме "Бордели для немцев в Донецке". Вот отрывки: "В Сталино (Донецке) фронтовых борделей было 2. Один назывался "Итальянское казино". 18 девиц и 8 человек обслуги работали только с союзниками немцев - итальянскими солдатами и офицерами.Как говорят краеведы, находилось данное заведение р-не нынешнего донецкого Крытого рынка...Второй бордель,предназначенный для немцев, располагался в старейшей в городе гостиннице "Великобритания". Всего в борделе трудилось 26 человек(это считая девиц, технич.работников и руководство). Заработки девиц составляли примерно 500 рублей в неделю (сов.рубль ходил на этой терр. параллельно с маркой, курс 10:1). Распорядок работы был таким: 6.00 - медосмотр;9.00- завтрак (суп,сушёный картофель,каша,200 гр.хлеба; 9.30-11.00-выход в город;11.00-13.00 - пребывание в гостиннице,подготовка к работе;13.00-13.30-обед(первое блюдо,200 гр.хлеба);14.00-20.30- обслуживание клиентов;21.00-ужин. Ночевать дамам разрешалось только в гостиннице. Солдат для посещения борделя получал у командира соотв. талон (в течении месяца рядовому полагалось их 5-6 штук),проходил медосмотр,по прибытии в бордель регистрировал талон,причём корешок сдавал в канцелярию воинской части,мылся (регламентом предполагалась выдача бойцу куска мыла,маленького полотенца и 3-х презервативов)...По сохранившимся данным в Сталино посещение борделя обходилось солдату в 3 марки(вносились в кассу) и продолжалось в среднем 15 мин. Бордели существовали в Сталино до августа 1943 г.

В Европе.

Во время боевых действий в Европе у вермахта не было возможности создать публичный дом в каждом крупном населенном пункте. Соответствующий полевой комендант давал согласие на создание подобных учреждений только там, где дислоцировалось достаточно большое количество немецких солдат и офицеров. Во многом о реальной деятельности этих борделей остается только догадываться. Полевые коменданты брали на себя ответственность за оборудование публичных домов, которые должны были соответствовать четко определенным гигиеническим стандартам. Они же устанавливали цены в борделях, определяли внутренний распорядок публичных домов и заботились о том, чтобы в любой момент там было достаточное количество доступных женщин.
В борделях должны были иметься ванные с горячей и холодной водой и обязательный санузел. В каждой «комнате для свиданий» должен был висеть плакат «Половые сношения без противозачаточных средств — строго запрещены!». Любое применение садомазохистской атрибутики и приспособлений строго преследовалось по законам. Но на торговлю эротическими картинками и порнографическими журналами военное начальство смотрело сквозь пальцы.
В проститутки брали не каждую женщину. Чиновники министерства тщательно отбирали кандидатуры для секс-обслуживания солдат и офицеров. Как известно, немцы считали себя высшей арийской расой, а такие народы, как, к примеру, голландцы или финны, — по определенным критериям, родственными арийцам. Поэтому в Германии очень строго следили за кровосмешением, и браки между арийцами и приближенными не приветствовались. О неарийцах и говорить не приходилось. Это было табу. В гестапо существовал даже специальный отдел «этнического сообщества и здравоохранения». В его функции входил контроль «за семенным фондом рейха». Немца, вступившего в половую связь с полькой или украинкой, могли отправить в концлагерь за «преступное разбазаривание семенного фонда рейха». Насильники и гуляки (конечно, если они не служили в элитных войсках СС) выявлялись и наказывались. Этот же отдел следил зa чистотой крови проституток в полевых борделях, и поначалу критерии были очень жесткими. В офицерских публичных домах имели право работать только истинные немки, выросшие во внутренних, исконно германских землях Баварии, Саксонии или Силезии. Они должны были быть ростом не ниже 175 см, обязательно светловолосые, с голубыми или светло-серыми глазами и обладать хорошими манерами.
Врачи и фельдшеры из воинских подразделений должны были обеспечивать публичные дома не только мылом, полотенцами и дезинфицирующими средствами, но и достаточным количеством презервативов. Последние, кстати, до конца войны будут централизованно поставляться из Главного санитарного управления в Берлине.

Лишь воздушные налеты мешали незамедлительным поставкам подобных товаров на фронт. Даже когда в Третьем рейхе стали возникать проблемы со снабжением, а для отдельных отраслей резина предоставлялась по особому графику, нацисты никогда не скупились на презервативы для собственных солдат. Кроме как в самих борделях, солдаты могли приобрести презервативы в буфетах, на кухнях и у ответственных за снабжение.
Но самое поразительное в этой системе даже не это. Все дело в пресловутой немецкой пунктуальности. Немецкое командование не могло позволить, чтобы солдаты пользовались сексуальными услугами, когда захотят, а сами жрицы любви работали под настроение. Все было учтено и подсчитано: для каждой проститутки были установлены «нормы выработки», причем брались они не с потолка, а научно обосновывались. Для начала немецкие чиновники поделили все бордели по категориям: солдатские, унтер-офицерские (сержантские), фельдфебельские (старшинские) и офицерские. В солдатских публичных домах по штату полагалось иметь проституток в соотношении: одна на 100 солдат. Для сержантов эта цифра было снижена до 75. А вот в офицерских одна проститутка обслуживала 50 офицеров. Кроме этого, для жриц любви был установлен определенный план обслуживания клиентов. Чтобы получить в конце месяца зарплату, солдатская проститутка должна была обслужить в месяц не менее 600 клиентов (из расчета, что каждый солдат имеет право расслабиться с девочкой пять-шесть раз в месяц)!
Правда, такие «высокие показатели» возлагались на тружениц постели в сухопутных войсках. В авиации и флоте, которые в Германии считались привилегированными родами войск, «нормы выработки» были намного меньше. Проститутке, обслуживавшей «железных соколов» Геринга, ежемесячно нужно было принять 60 клиентов, а по штату в авиационных полевых госпиталях полагалось иметь
одну проститутку на 20 летчиков и одну на 50 человек наземного обслуживающего персонала. Но за тепленькое местечко на авиабазе нужно было еще побороться.
Из всех стран и народов, участвовавших в войне, немцы наиболее ответственно подходили к сексуальному обслуживанию своих солдат.