Дж мередит. Джордж мередит

Константин Сергеевич Аксаков

Публицистические статьи

Россия!.. Какие разные ощущения пробуждает это имя в целом мире. Россия, в понятии европейского Запада, это варварская страна, это страшная, только материальная сила, грозящая подавить свободу мысли, просвещение, преуспеяние (прогресс) народов. Для азиатского Востока Россия - это символ грозного величия, возбуждающего благоговение и невольно привлекающего к себе азиатские народы. Для Америки имя России знаменует крайнюю ей противоположность, но в то же время самобытное, юное государство, которому, вместе с нею, принадлежит будущность мира. Еще иначе отзывается это великое имя в сердцах и греческого и славянского народов. Оно возбуждает в них ничем непобедимое сочувствие единоверия и единоплеменности и надежду на ее могущественную помощь, на то, что, в России или через Россию, рано или поздно прославит Бог, перед лицом всего света, истину веры православной и утвердит права племен славянских на жизнь общечеловеческую

Но как отзывается это драгоценное имя в нас самих? Россия… это имя отзывается разно и в сердцах русских людей. Исключаем простой народ: он и Россия - одно, он есть разумная стихия России. Мы говорим о себе, о так называемых образованных или преобразованных русских. Разно звучит имя России и в их сердцах… Одни говорят, что Россия создана Петром, что она начала жить человеческой жизнью только полтораста лет назад, что до Петра это была какая-то грубая, дикая масса, представляющая одно брожение без мысли, не имевшая в себе своих задатков жизни, своих начал, своего пути и стремления, шатавшаяся из стороны в сторону, что над этим хаосом раздалось повелительное слово Петра: "Да будет!", что по мановению державного Преобразователя, Россия восприняла жизнь, заимствованную им от западной Европы. Вся история допетровская является, в глазах их, чем-то ненужным, годным лишь для возвеличения дел Петровых. Другие, напротив, думают, что Россия допетровская имела (не могла не иметь) свои начала, свой путь, свое стремление, что эти древние начала суть залог ее преуспения в будущем, что живая связь с стариною, с преданием необходима, что, лишенное корня, дерево не приносит плодов, а может только походить на те детские игрушечные деревья, на ветвях которых натыканы плоды, созревшие на иных живых ветвях, что такие наружные украшения не прочны и могут веселить только детские взоры, что для своего просвещения, для оживления и преуспеяния (прогресса) Россия должна обратиться не к формам конечно, но к своим древним основным началам, к жизненным сокам корней своих: это уже невозможно для срубленного дерева, но для человека, и следовательно народа, это возможно.

Вследствие такого двойного понимания, являются и два направления, оба желающие блага России, но розно ее понимающие, - направления, между которыми идет борьба мысли, в той или другой умственной сфере, широко обхватывая собою и быт, и язык, и историю и все области разумной жизни человека. Одно направление известно под неточным именем: Западного, другое под неточным именем: Славянофильского. Всем сердцем отвергая первое направление, всем сердцем следуем второму.

Народность есть личность народа. Точно так же, как человек не может без личности, так и народ без народности. Если же и может встретиться человек без личности, на род без народности, то это явление жалкое, несчастное, бесполезное и себе и другим Личность не только не мешает, но она одна и дает возможность понять вполне и свободно другого человека, другие личности. Так точно и народность одна дает возможность народу понять другие народности. Где исчезает она, там исчезает, материально или нравственно, сам народ. Народность это есть живая, цельная сила, имеющая в себе нечто неуловимое, как жизнь

И дух, и творчество художественное, и природа человеческая, и даже природа местная, все принимает участие в этой силе. Народная песня, как бы ни была она доступна всему остальному человечеству, все-таки отзовется чем-то особенным в душе того человека, для которого она своя народная песня.

Иные скажут: народность ограниченна, в ней может быть исключительность. Но исключительность есть уже злоупотребление. Для того, чтобы избавиться от народной исключительности, не нужно уничтожать свою народность, а нужно признать всякую народность.

Да, нужно признать всякую народность, из совокупности их слагается общечеловеческий хор. Народ, теряющий свою народность, умолкает и исчезает из этого хора. Поэтому нет ничего грустнее видеть, когда падает и никнет народность под гнетом тяжелых обстоятельств, под давлением другого народа. Но в то же время, какое странное и жалкое зрелище, если люди не знают и не хотят знать своей народности, заменяя ее подражанием народностям чуждым, в которых мечтается им только общечеловеческое значение!

Каждый народ пусть сохраняет народный облик (физиономию): только тогда будет иметь он и человеческое выражение. Неужели же захотят сделать из человечества какое-то отвлеченное явление, где бы не было живых, личных народных черт? Но если отнять у человечества личные народные краски, то это будет бесцветное явление, до которого можно дойти только через искусственное собрание правил, под которые народ должен подводить себя, стирая притом свою народность. Это будет уже своего рода официальное, форменное, казенное человечество. По счастью, оно невозможно, и идея его может явиться только как крайняя, и притом нелогическая отвлеченность в уме человеческом.

Нет, пусть свободно и ярко цветут все народности в человеческом мире; только они дают действительность и энергию общему труду народов.

Да здравствует каждая народность!

Вперед! Стремитесь, не слабея, не останавливаясь, все далее и далее вперед!

С полным убеждением произносим слова эти, слова стремления и деятельности. Но одного чувства, убеждения мало для человека, ему нужно ясное понимание, отчет мысли.

Что значит вперед? Есть ли это только движение далее и далее, не разбирая пути, на котором стоит человек? В таком случае человек был бы как бы материальным орудием какой-то им владеющей силы, которая мчит его куда-то, человек не был бы свободен, не имел бы суда над собою, не владел бы своим направлением. Если путь ложен и ведет его к заблуждениям, должен ли он стремиться вперед? Не должен ли он стать на иной путь, как скоро ему ясно стало, что он не туда идет?

Знаменитый русский писатель-славянофил Сергей Тимофеевич Аксаков (родился в Уфе 20 сентября 1791 г., умер 30 апреля 1859) происходил из старинного дворянского рода. Под влиянием матери, женщины, по тому времени, очень образованной, Сергей Аксаков с раннего возраста перечитал все доступное ему, что можно было достать в Уфе, затем был отдан в Казанскую гимназию, где, между прочим, учение было прервано на год вследствие тоски мальчика по дому. В 1805 г. Сергей был переведен в недавно основанный казанский университет (до 1808). Успеху его учения препятствовали, между прочим, увлечения Аксакова охотой всякого рода (травлей волков и лисиц, ружейной охотой, уженьем рыбы и ловлей бабочек) и пристрастие к театру. Первое сроднило его с природой, второе – заняло его ум театральными делами и при тогдашнем состоянии театра увлекло на ложную дорогу «возвышенной» литературы. Знакомство с Шишковым направило Сергея Тимофеевича Аксакова на путь славянизма, подготовившего и последующее славянофильство.

С 1812 Аксаков поселился в Москве, оставив службу, и сошелся с кружком московских театралов, под влиянием которых переводил Буало , Мольера и Лагарпа и горячо стоял за старое, напыщенное направление литературы (ожесточенная полемика с Н. Полевым ). В 1820 Аксаков женился на Ол. Сем. Заплатиной и уехал в заволжскую вотчину своего отца, село Знаменское или Ново-Аксаково, в 1826 окончательно переехал в Москву, где поступил в цензурный комитет. В 1834 – 1839 Аксаков служил в межевом училище (впоследствии Константиновском межевом институте) сначала инспектором, потом директором. В 1837 Сергей Тимофеевич получил от отца большое наследство, что позволило ему широко и гостеприимно жить в Москве частным человеком. Аксаков обладал сильным, здоровым и крепким телосложением, но с середины 1840-х гг. начал хворать (глазами); за последние годы болезнь приняла мучительный характер.

Портрет Сергея Тимофеевича Аксакова. Художник И. Крамской, 1878

Литературная деятельность Аксакова началась рано. В 1806 он завел с А. Панаевым и Перевощиковым «Журнал наших занятий», где проводил идеи Шишкова. Таковы были художественные склонности Аксакова до начала 1830-х годов, когда под влиянием своего сына, Константина Сергеевича Аксакова , Павлова, Погодина и Надеждина вкусы Сергея Тимофеевича принимают другое направление. Знакомство и близость с Гоголем (с 1832) имели решающее влияние на перелом в воззрениях Аксакова. Первым плодом его был очерк «Буран» (Альманах «Денница» Максимовича 1834). Очерк имел большой успех, и Аксаков уже не сходил с пути, на который его толкнул Гоголь. «Записки об ужении рыбы» (1847), «Рассказы и воспоминания охотника» (1855) создали славу Аксакову удивительно цельным и ясным отношением к природе, художественностью слога и описаний, а успех «Семейной Хроники», начатой еще в 1840 г. и законченной в 1856 (отрывки в Московском Сборнике 1846 г., без имени автора) превзошел все надежды автора. Критика как западническая, так и славянофильская , ставила Сергея Аксакова рядом с Гомером , Шекспиром , В. Скоттом ; но первая (Добролюбов) выводила из «Семейной Хроники» мрачную картину деспотизма русской помещичьей жизни, вторая – (Хомяков) утверждала, что Аксаков первый взглянул на нашу жизнь с положительной точки зрения. На самом деле, Сергей Тимофеевич рисовал портреты близких ему по духу и крови людей непосредственно. «Детские годы Багрова-внука» (1858) слабее, потому что автор относится не с такой любовью к предмету своего изображения и только старается быть непосредственным. Успех их был меньше, как и «Литературных и театральных воспоминаний». Последняя повесть «Наташа» (выход замуж сестры Аксакова за известного профессора Карташевского) осталась неоконченной.

Быть может, трудно было бы найти другой пример значения теоретических воззрений для художественного творчества чем то, которое представляет собою замечательная и поучительная история литературной деятельности Аксакова. Идеи ложного классицизма , смешанные с еще более ходульными идеями литературного славянизма школы Шишкова, положительно мертвили художественное дарование Сергея Тимофеевича Аксакова, но влияние Гоголя, освободившее его от всех риторических ходулей и разрушившее его прежнее литературное понимание, пробудило долго дремавшие силы уже в возрасте, когда можно было скорее ожидать их ослабления.

АКСАКОВ, КОНСТАНТИН СЕРГЕЕВИЧ (1817–1860), русский публицист, критик, поэт, историк, языковед, один из идеологов славянофильства. Сын С.Т.Аксакова, брат И.С.Аксакова. Родился 29 марта (10 апреля) 1817 в с.Ново-Аксаково Бугурусланского уезда Оренбургской губ. Детские годы провел в отцовских имениях (в т.ч. в с.Надёжино). С 1826 жил в Москве, в 1832–1935 учился на словесном отделении Московского университета (готовился к нему в пансионате М.П.Погодина). Входил в кружок Н.В.Станкевича; в московских салонах сблизился с Н.В.Гоголем , М.С.Щепкиным , А.С.Хомяковым.

Образ патриархальной, «общинной» Руси, сакральный характер исторического бытия России и Москва как ее символ отразились в статье Аксакова Семисотлетие Москвы (1846), стихотворении Москве , драме Освобождение Москвы в 1612 , (1848; запрещена после первой постановки Малым театром 14 декабря 1850). Выступал в Московском литературном и ученом сборнике (1846–1847), Московском сборнике (1852), в журналах «Москвитянин» (привлечен как поэт В.Г.Белинским), «Русская беседа». С 1857 негласный редактор газеты «Молва», не раз эпатировавший своими выступлениями в ней московскую дворянскую публику (в т.ч. статьей Публика – народ . Опыт синонимов , где Аксаков так отозвался о полуобразованном, по его мнению, дворянстве: «В публике грязь в золоте, в народе золото в грязи»). Автор двух повестей в русле поэтики Э.Т.А.Гофмана (в т.ч. Вальтер Эйзенберг. (Жизнь в мечте ), Краткого исторического очерка земских соборов , статей о русских былинах, Мертвых душах Н.В.Гоголя, произведениях И.С.Тургенева, Ф.М.Достоевского и др. (при этом выступал против «петербургской литературы» и особенно натуральной школы, назвав ее «раздольем посредственности»).

Из поэтических произведений Аксакова, культивирующих устойчивые романтические мотивы «природы» и «святой поэзии», широкую известность приобрело стихотворение Мой Марихен так уж мал , текст которого (с изменениями) положен на музыку П.И.Чайковским (Детская песенка. Мой Лизочек ). Известны переводы Аксакова (в т.ч. из И.В.Гёте , Ф.Шиллера , А.Мицкевича), несколько драматургических опытов (в т.ч. пародия Олег под Константинополем , 1834–1839, отд. изд. 1858), публицистические обзоры русской литературы, в т.ч. современной, а также статьи О древнем быте у славян вообще и у русских в особенности (1852), Еще несколько слов о русском воззрении (1856), записка царю Александру II О внутреннем состоянии России (1855, опубл. 1881), труды по русской грамматике.

Основной вклад Аксакова в славянофильское учение – его общественно-политическая теория и система эстетических взглядов. Общественно-исторические воззрения вполне определенно сформулированы в 1848 в статье Голос из Москвы , написанной под впечатлением революционных событий в Европе. Осуждая революцию и признавая ее «совершенную чуждость» России, Аксаков видел в европейских бурях следствие своего рода политизации общественной жизни Запада, «обоготворения правительства», концентрации общественных интересов и внимания преимущественно на сфере политики и власти. Православная же Россия, доказывал Аксаков, никогда не обоготворяла правительство и даже смотрела на политическую власть как на «дело второстепенное». Политические и государственные отношения вообще, по Аксакову, имеют для русского народа второстепенное значение, так как в силу исторической традиции и особенностей национального характера его подлинные интересы лежат всецело в области духовно-религиозной. Этой «негосударственности» народа может гармонично соответствовать только одна форма власти – православная самодержавная монархия. Соответствующие идеи Аксаков развивал в адресованной Александру II записке О внутреннем состоянии России (1855). Отстаивая идеал монархической государственности, Аксаков в то же время резко критиковал общественно-политическую ситуацию в самодержавной России, писал о «внутренних язвах» российской жизни – крепостном праве и коррупции чиновников, осуждал «иго государства над землею», начало которому было положено, по его мнению, при Петре I.

Обосновывая свое понимание своеобразия русской истории, Аксаков обращался к исследованию литературно-исторических памятников, национального фольклора, высказывал идею об отсутствии у древних славян развитого родового строя и решающей роли в их жизни семейно-общинных отношений, писал о преимущественно мирном развитии русской государственности, критиковал петровские реформы за то, что они прервали органическое развитие русского общества и нарушили вековую традицию взаимоотношений земли (народа) и власти (государства). Важный элемент славянофильского учения – концепция «земли» и «государства» играла существенную роль в славянофильской критике Запада, служила обоснованием особого исторического пути русского народа, предпочитающего, по Аксакову, «путь внутренней правды» (христианско-нравственное устройство общественной жизни, воплощенное в крестьянской общине) – «внешней правде» (политическо-правовая организация общества западного типа). Аксаков был активным сторонником отмены крепостного права и стремился вывести необходимость реформы из общих принципов своей теории. Так, с концепцией «негосударственности» связана его идея неотъемлемых, суверенных народных прав (слова, мнения, печати), которые он считал правами неполитическими и соответственно не подлежащими юрисдикции государства: «Государству – неограниченное право действия и закона, земле – полное право мнения и слова». В будущем гражданском устройстве России, считал Аксаков, формой сотрудничества государства и народа должны стать земские соборы, на которых будут представлены все сословия. В то же время возможность конституционных ограничений самодержавия им решительно отвергалась: конституция – «осуществленная ложь и лицемерие», республика – «самая вредная правительственная форма». Существенная часть творческого наследия Аксакова посвящена русской литературе. Отвергая в равной мере и концепцию «чистого искусства», и «натурализм» (натуральную школу), он признавал «народность» основным критерием оценки художественного творчества. Аксаков надеялся, что современная литература, пришедшая на смену традиционному народному творчеству, в конце концов уступит место новому «синтетическому» искусству. В знаменитой гоголевской поэме он увидел прообраз такого искусства, настаивая на том, что «эпическое содержание равно пронизывает и Мертвые души , и древние поэмы Гомера.