Фестиваль в ссср 1957. Как проходили всемирные фестивали молодежи и студентов

Полвека назад, 28 июля 1957 года, открылся Московский фестиваль молодежи и студентов - апофеоз хрущевской оттепели.

Никогда прежде советская столица не видала такого количества иностранцев и такой свободы.

Мой знакомый, которому тогда было пять лет, впервые увидел на улицах людей с другим цветом кожи. Впечатление осталось на всю жизнь.

Еще ему запомнились ряженые на ходулях, которые расхаживали по парку Горького, выкрикивая: "Веселись, народ, фестиваль идет!".

"Люди доброй воли"

Московский фестиваль был шестым по счету. Первый состоялся в Праге в 1947 году. Советский Союз являлся главным организатором и спонсором встреч "прогрессивной молодежи", однако предпочитал проводить их в столицах "стран народной демократии".

О том, как принималось решение приподнять "железный занавес", какие велись дискуссии в советском руководстве, достоверной информации нет. Однако известно, что подготовка к Московскому фестивалю началась за два года, иными словами, тогда, когда Никита Хрущев еще не был единоличным лидером.

В 50-е годы коммунистическая страна решила научиться улыбаться. Советское общество пыталось избавиться от имиджа закрытости, угрюмости и воинственности.

При Сталине любой иностранец, даже коммунист, считался в СССР потенциальным шпионом. Вступать с ним в контакт по собственной инициативе советским людям категорически не рекомендовалось. Общаться с иностранцами должны были только те, кому положено.

"Оттепель" принесла с собой новые принципы: иностранцы делятся на плохих и хороших, и последних неизмеримо больше; все трудящиеся - друзья СССР; если они пока и не готовы строить социализм, то уж точно хотят мира во всем мире, и на этой почве мы с ними столкуемся.

Прежде Россию полагалось считать "родиной слонов", а "их" науку и культуру - сплошь продажными и растленными. Теперь все западное перестали отвергать чохом и подняли на щит Пикассо, Феллини и Ван Клиберна. Чтобы чиcлиться в СССР "прогрессивным", членства в компартии от зарубежного писателя или режиссера уже не требовалось.

Появился специальный термин: "люди доброй воли". Не стопроцентно наши, но и не враги.

Они-то и съехались в Москву, причем в небывалом количестве - 34 тысячи человек из 131 страны!

Самые многочисленные делегации - по две тысячи человек - прибыли из Франции и Финляндии.

В фаворе у хозяев были представители "третьего мира", особенно насеровского Египта и только что получившей независимость Ганы.

Ряд делегаций представляли не государства, а национально-освободительные движения. "Героев", ненадолго вырвавшихся в Москву, старались принять особенно сердечно. Пресса расписывала трудности и опасности, которые им пришлось для этого преодолеть. В СССР никого не волновало, что у себя на родине они считались членами незаконных вооруженных формирований.

Советский размах

Советский Союз подготовился к мероприятию так, как умеют только в тоталитарных странах.

К фестивалю построили стадион "Лужники", расширили проспект Мира и впервые закупили венгерские "Икарусы".

Прежде всего, гостей старались поразить масштабами.

На церемонии открытия в тех самых Лужниках танцевально-спортивный номер исполняли 3200 физкультурников, а с восточной трибуны выпустили 25 тысяч голубей.

Белого голубя сделал символом борьбы за мир Пабло Пикассо. На предыдущем фестивале в Варшаве получился конфуз: голуби жались к ногам выпускающих и отказывались лететь.

В Москве голубятников-любителей специально освобождали от работы. К фестивалю вырастили сто тысяч птиц и отобрали самых здоровых и подвижных.

В главном мероприятии - митинге "За мир и дружбу!" на Манежной площади и прилегающих улицах участвовало полмиллиона человек. Больше москвичей собралось только на митинг и рок-концерт в честь победы над ГКЧП 24 августа 1991 года.

Всего с 28 июля по 11 августа состоялось больше 800 мероприятий, среди которых были такие экзотические, как бал в Грановитой палате и массовый заплыв с факелами по Москве-реке.

На фестивале были аккредитованы две тысячи журналистов. Для них и для гостей ввели 2800 новых телефонных номеров - очень много по меркам того времени.

Официальной песней фестиваля был "Гимн демократической молодежи" ("Песню дружбы запевает молодежь, эту песню не задушишь, не убьешь!"), но его подлинной музыкальной темой стали "Подмосковные вечера", звучавшие буквально всюду. Эта светлая и щемящая мелодия на несколько лет сделалась в СССР культовой.

Многое в те две недели произошло в стране впервые: прямые телетрансляции, ночная подсветка Кремля и Большого театра, фейерверк не в честь революционного праздника или военной победы.

Ветер перемен

Советская молодежь в суровые и скудные послевоенные годы не была избалована впечатлениями и удовольствиями, она кинулась в фестивальный вихрь с энтузиазмом, который в наши дни трудно понять и вообразить.

При огромном количестве гостей контролировать общение было невозможно, да никто особо и не пытался.

Две недели на улицах и в парках шло массовое братание. Нарушались заранее расписанные регламенты, мероприятия затягивались за полночь и плавно перетекали в гуляние до рассвета.

Знавшие языки радовались возможности блеснуть эрудицией и поговорить о еще недавно запрещенных импрессионистах, Хемингуэе и Ремарке. Гости бывали потрясены эрудицией собеседников, выросших за "железным занавесом", а молодые советские интеллектуалы - тем, что иностранцы не ценят счастья свободно читать любых авторов и ничего о них не знают.

Кто-то обходился минимумом слов. Через год в Москве появилось множество темнокожих ребятишек, которых так и называли: "дети фестиваля". Их матерей не отправляли в лагеря "за связь с иностранцем", как случилось бы еще недавно.

Конечно, кого попало, в Москву не приглашали. Подавляющее большинство зарубежных участников были "друзьями СССР", "борцами против колониализма", "людьми прогрессивных взглядов". Другие и не поехали бы на фестиваль меньше чем через год после венгерских событий. Но гости принесли совершенно непривычную для советских людей интеллектуальную и поведенческую свободу.

Все понимали, что праздник не может длиться вечно. Но очевидцы вспоминают: это было не просто грандиозное веселье, казалось, что навсегда наступает какая-то совершенно новая, лучшая жизнь.

Чуда не произошло. Но именно после Московского фестиваля в СССР появились джинсы, КВН, игра в бадминтон и абстрактная живопись, а Кремль был открыт для публики. Начались новые веяния в литературе и кино, "фарцовка" и диссидентское движение.

В одну реку дважды не войдешь

Летом 1985 года Москва опять принимала Всемирный фестиваль молодежи - двенадцатый по счету. Как и в первый раз, отпустили немалые средства, подготовили программу, привели в порядок город.

Однако ничего похожего на фестиваль 1957 года не получилось, и никому "сиквел" особо не запомнился.

С одной стороны, к середине 80-х для советских граждан иностранцы давно перестали быть невидалью.

С другой - политика советских властей была жестче, чем во времена "оттепели". У власти уже находился Михаил Горбачев, но слова "гласность" и "перестройка" еще не прозвучали, а отношения с Западом были близки к точке замерзания.

Гостей фестиваля старались плотно занять и держать подальше от москвичей. Общались с ними главным образом специально подобранные комсомольцы.

Нынешним летом московская мэрия и общественная организация "Федерация мира и согласия", которую возглавляет ветеран советской международной журналистики Валентин Зорин, провели в Москве "круглый стол" и шествие по проспекту Мира в честь 50-летия фестиваля 1957 года.

О степени общественного внимания к мероприятию свидетельствует красноречивый факт: организаторы перенесли его с конца июля, когда, собственно, отмечается юбилей, на 30 июня, чтобы потенциальные участники не разъехались на дачи и каникулы.

Самих же фестивалей больше не устраивают. Советская эпоха ушла в прошлое вместе со всем плохим и хорошим, что в ней было.



Настоящий праздник мира, дружбы и свободы, удививший масштабом и необыкновенно яркой программой, объединил на своих площадках в Москве более 34 тысяч гостей из 131 страны мира. Это был самый запоминающийся праздник за всю историю фестивального движения.

Об атмосфере фестиваля и ярких событиях тех дней ярко писал в своей книге воспоминаний "Козел на саксе" участник VI Всемирного фестиваля молодежи и студентов в Москве, ставший впоследствии известным музыкантом и джазменом Алексей Козлов:

"Атмосфера фестиваля, несмотря на его строго предусмотренную регламентированность, оказалась легкой и непринужденной. Энтузиазм был неподдельный, все было замешано на лозунге “Мир и дружба”, повсюду из громкоговорителей звучала музыка и песни, специально приготовленные к этому событию, типа “Мы все за мир, клятву дают народы…” или “Если бы парни всей Земли…”. Вся Москва была завешана эмблемами, плакатами, лозунгами, изображениями Голубя Мира Пабло Пикассо, гирляндами, иллюминацией. Фестиваль состоял из огромного числа запланированных мероприятий разного типа и простого неорганизованного и неподконтрольного общения людей на улицах в центре Москвы и в районах нахождения гостиниц, где были расселены гости".

Видео с открытия Всемирного фестиваля молодежи и студентов 1957 года

VI Всемирный фестиваль молодежи и студентов прошел в разгар оттепели, он открыл новую страницу в истории страны, памятные даты которой в то время еще были пронизаны эхом Второй мировой войны.

Именно в непростое послевоенное время началась история Всемирных фестивалей молодежи и студентов - тогда в Лондоне в 1945 году впервые прошла Всемирная конференция демократической молодежи за мир, и по ее итогам была создана Всемирная федерация демократической молодежи (ВФДМ).

Торжественное шествие в день открытия VI Всемирного фестиваля молодежи и студентов. Москва, 28 июля 1957. Фото из архива фестиваля

Позже, в 1946 году, в Праге состоялся 1-й Всемирный конгресс студентов, на котором был создан Международный союз студентов (МСС). Обе организации провозглашали своей целью борьбу за мир против фашизма и колониализма, за права молодежи и демократическую реформу образования. Именно они выступали основными организаторами Всемирных фестивалей молодежи и студентов на протяжении многих лет.

Идея проведения первого Всемирного фестиваля молодежи и студентов в Париже была принята на сессии Совета Всемирной федерации демократической молодежи в 1946 году, ровно в то время, когда У. Черчилль в Фултоне произнес свою речь о начале "холодной войны".

Однако это было не случайно: именно в Чехословакии в 1939 году тысячи студентов и преподавателей приняли участие в демонстрации против оккупации страны войсками Третьего рейха. В результате 1850 студентов были арестованы, 1200 из них впоследствии отправлены в концлагеря, а все высшие учебные заведения закрыты.

Парад участников I Всемирного фестиваля молодежи и студентов в Праге в 1947 году

Несмотря на массовые ограничения и запреты на участие в фестивале для молодежи, в I Всемирном фестивале приняли участие более 17 тысяч представителей из 71 страны мира, и с каждым годом фестиваль набирал обороты, объединяя все большее число молодых людей из разных уголков мира.

В преддверии праздника делегаты первого фестиваля помогали восстанавливать разрушенные чехословацкие города, югославскую железную дорогу, возлагали цветы на могилы советских солдат, павших в боях за Чехословакию.

25 июля 1947 года на стадионе "Страгов" состоялось торжественное открытие фестиваля под гимн Демократической молодежи, написанный советским поэтом Львом Ошаниным на музыку Анатолия Новикова.

На одном из концертов на территории ВСХВ в дни фестиваля. Москва, 1957

В последующие годы фестивали проходили раз в два года в столицах стран Восточной Европы: Будапешт (1949), Берлин (1951), Бухарест (1953), Варшава (1955). На V фестивале в Варшаве у фестиваля появился свой лозунг "За мир и дружбу". В нем отразилось стремление к объединению всех молодежных организаций мира и вера в примиряющую силу дружбы, способную укротить любые войны.

В других странах позже лозунг уточнялся и дополнялся, например, в Софии (IX фестиваль, 1968) он был таким: "За солидарность, мир и дружбу!", "За антиимпериалистическую солидарность, мир и дружбу!" - так звучал лозунг фестивалей в Берлине (X фестиваль, 1973), Гаване (XI фестиваль, 1978) и Москве (XII фестиваль, 1985).


Значки с эмблемами VI и VII Всемирного фестиваля молодежи и студентов

Кроме запомнившегося лозунга "За мир и дружбу" на ярких значках, открытках и сувенирах, фестиваль 1957 года и сегодня остался в памяти Москвы - улица Проспект Мира, названная так в год фестиваля, Фестивальная улица, по которой можно проехать до парка Дружбы, высаженного специально к фестивалю 1957 года. В день открытия парка более 5000 гостей высаживали приготовленные саженцы. Эта совместная акция повторилась и в дни XII Всемирного фестиваля молодежи и студентов в 1985 году, который во второй раз принимала Москва.


Совместная посадка саженцев с иностранными делегатами на VI Всемирном фестивале молодежи и студентов. Москва, 1957

Фестиваль 1957 года подарил много известных песен. На церемонии закрытия в исполнении Владимира Трошина и Эдиты Пьехи впервые прозвучала песня "Подмосковные вечера", она стала своеобразным гимном фестиваля и благодаря ему получила известность во всем мире.

VI Всемирный фестиваль молодёжи и студентов – фестиваль открывшийся 28 июля 1957 года в Москве,
я, лично, не застал даже в проекте, но зато в следующий 85 года я огреб полной меркой.
Как-нибудь выложу фото… “Янки вон с Гренады-Комми вон из Афгана”…Плакатиками закрывали от фотокамер..
А Гостями того фестиваля стали 34 000 человек из 131 страны мира. Лозунг фестиваля – «За мир и дружбу».

Фестиваль готовился в течение двух лет. Это была запланированная властями акция по «освобождению» народа от сталинской идеологии. Заграница прибывала в шоке: приоткрывается железный занавес! Идею московского фестиваля поддержали многие государственные деятели Запада – даже королева Бельгии Елизавета, политики Греции, Италии, Финляндии, Франции, не говоря уж о просоветски настроенных президентах Египта, Индонезии, Сирии, руководителях Афганистана, Бирмы, Непала и Цейлона.
Благодаря фестивалю, в столице появились парк «Дружба» в Химках, гостиничный комплекс «Турист», стадион в Лужниках и автобусы «Икарус». К событию были выпущены первые автомобили ГАЗ-21 «Волга» и первый «рафик» – микроавтобус РАФ-10 «Фестиваль». Кремль, день и ночь охраняемый от врагов и друзей, стал совершенно свободным для посещений, в Грановитой палате устроены были молодежные балы. Центральный парк культуры и отдыха имени Горького вдруг отменил плату за вход.
Фестиваль состоял из огромного числа запланированных мероприятий и неорганизованного и неподконтрольного общения людей. В особом фаворе была черная Африка. К чернокожим посланцам Ганы, Эфиопии, Либерии (тогда эти страны только что освободились от колониальной зависимости) устремлялись журналисты, к ним «в интернациональном порыве» спешили и московские девушки. Выделяли и арабов, поскольку Египет только что обрел национальную свободу после войны.
Благодаря фестивалю возник КВН, трансформировавшись из специально придуманной передачи «Вечер веселых вопросов” ТВ-редакции «Фестивальная». Дискутировали о еще недавно запрещенных импрессионистах, о Чюрленисе, Хемингуэе и Ремарке, Есенине и Зощенко, о входившем в моду Илье Глазунове с его иллюстрациями к произведениям не совсем желательного в СССР Достоевского.Фестиваль перевернул взгляды советских людей на моду, манеру поведения, образ жизни и ускорил ход перемен. Хрущевская «оттепель», диссидентское движение, прорыв в литературе и живописи – все это началось вскоре после фестиваля.

Символом молодёжного форума, на который прибыли делегаты от левых молодёжных организаций мира, стал Голубь мира, придуманный Пабло Пикассо. Фестиваль стал во всех смыслах значимым и взрывным событием для юношей и девушек – и самым массовым за свою историю. Он пришёлся на середину хрущёвской оттепели и запомнился своей открытостью. Приехавшие иностранцы свободно общались с москвичами, это не преследовалось. Для свободного посещения были открыты Московский Кремль и парк Горького. За две фестивальные недели было проведено свыше восьмисот мероприятий.

На церемонии открытия в Лужниках танцевально-спортивный номер исполняли 3200 физкультурников, а с восточной трибуны выпустили 25 тысяч голубей.
В Москве голубятников-любителей специально освобождали от работы. К фестивалю вырастили сто тысяч птиц и отобрали самых здоровых и подвижных.

В главном мероприятии – митинге “За мир и дружбу!” на Манежной площади и прилегающих улицах участвовало полмиллиона человек.
Две недели на улицах и в парках шло массовое братание. Нарушались заранее расписанные регламенты, мероприятия затягивались за полночь и плавно перетекали в гуляние до рассвета.
Знавшие языки радовались возможности блеснуть эрудицией и поговорить о еще недавно запрещенных импрессионистах, Хемингуэе и Ремарке. Гости были потрясены эрудицией собеседников, выросших за “железным занавесом”, а молодые советские интеллектуалы – тем, что иностранцы не ценят счастья свободно читать любых авторов и ничего о них не знают.
Кто-то обходился минимумом слов. Через год в Москве появилось множество темнокожих ребятишек, которых так и называли: “дети фестиваля”. Их матерей не отправляли в лагеря “за связь с иностранцем”, как случилось бы еще недавно.

Ансамбль «Дружба» и Эдита Пьеха с программой «Песни народов мира» завоевали золотую медаль и звание лауреатов фестиваля. Прозвучавшая на церемонии закрытия песня «Подмосковные вечера» в исполнении Владимира Трошина и Эдиты Пьехи надолго сделалась визитной карточкой СССР.
В стране стала распространяться мода на джинсы, кеды, рок-н-ролл и игру бадминтон. Популярными стали музыкальные суперхиты «Rock around the clock», «Гимн демократической молодёжи», «Если бы парни всей Земли…» и др.
Фестивалю посвящен художественный фильм «Девушка с гитарой»: в музыкальном магазине, где работает продавщица Таня Федосова (исп. Людмила Гурченко) идет подготовка к фестивалю, а в конце фильма делегаты фестиваля выступают на концерте в магазине (с некоторыми из них выступает и Таня). Другие фильмы, посвящённые фестивалю – «Матрос с „Кометы“», «Цепная реакция», «Дорога в рай».

———————-

«Огонек», 1957 год, № 1, январь.
«Наступил год 1957-й, год фестивальный. Заглянем, что же будет в Москве на VI Всемирном фестивале молодежи и студентов за мир и дружбу, и побываем у тех, кто готовится к празднику уже сегодня…. На нашей фотографии голубей немного. Но ведь это лишь репетиция. Вы видите голубей с завода «Каучук», под самым небом, на высоте десятиэтажногордома, комсомольцы и молодежь завода оборудовали для птиц отличное помещение с центральным отоплением и горячей водой».
Фестиваль состоял из огромного числа запланированных мероприятий и простого неорганизованного и неподконтрольного общения людей. Днем и вечером делегации были заняты на встречах и выступлениях. Но поздним вечером и ночью начиналось свободное общение. Естественно, власти пытались установить контроль за контактами, но у них не хватало рук, так как следящие оказались каплей в море. Погода стояла отличная, и толпы народа буквально затопили главные магистрали. Чтобы лучше видеть происходящее, люди залезали на уступы и крыши домов. От наплыва любопытных провалилась крыша Щербаковского универмага, находившегося на Колхозной площади, на углу Сретенки и Садового кольца. После этого универмаг долго ремонтировали, открыли ненадолго, а затем снесли. Ночами народ «собирался в центре Москвы, на проезжей части улицы Горького, у Моссовета, на Пушкинской площади, на проспекте Маркса.
Споры возникали на каждом шагу и по любому поводу, кроме, пожалуй, политики. Во-первых – боялись, а главное – ею в чистом виде не очень-то интересовались. Однако на самом деле политический характер был у любых споров, будь то литература, живопись, мода, не говоря уже о музыке, особенно о джазе. Дискутировали о еще недавно запрещавшихся у нас импрессионистах, Чюрленисе, Хемингуэе и Ремарке, Есенине и Зощенко, о входившем в моду Илье Глазунове с его иллюстрациями к произведениям не совсем желательного в СССР Достоевского. Вообще-то это были не столько споры, сколько первые попытки свободно высказывать свое мнение другим и отстаивать его. Я помню, как светлыми ночами на мостовой улицы Горького стояли кучки людей, в центре каждой из них несколько человек что-то горячо обсуждали. Остальные, окружив их плотным кольцом, вслушивались, набираясь ума-разума, привыкая к самому этому процессу – свободному обмену мнениями. Это были первые уроки демократии, первый опыт избавления от страха, первые, абсолютно новые переживания неподконтрольного общения.
В дни фестиваля в Москве произошла своеобразная сексуальная революция. Молодые люди, а особенно девушки, как будто с цепи сорвались. Пуританское советское общество стало вдруг свидетелем таких событий, которых не ожидал никто и которые покоробили даже меня, тогдашнего горячего сторонника свободного секса. Поражали формы и масштабы происходившего. Здесь сработали несколько причин. Прекрасная теплая погода, общая эйфория свободы, дружбы и любви, тяга к иностранцам и главное – накопившийся протест против всей этой пуританской педагогики, лживой и противоестественной.
К ночи, когда темнело, толпы девиц со всех концов Москвы пробирались к местам, где проживали иностранные делегации. Это были студенческие общежития и гостиницы на окраинах города. Одним из таких типичных мест был гостиничный комплекс «Турист», построенный за ВДНХ. В то время это был край Москвы, дальше шли колхозные поля. В корпуса девушкам прорваться было невозможно, так как все было оцеплено чекистами и дружинниками. Но запретить иностранным гостям выходить из гостиниц никто не мог.

“Огонек», 1957 год, № 33 август.
«…Большой и свободный разговор идет сегодня на фестивале. И вот этот-то откровенный дружеский обмен мнениями привел в растерянность некоторых буржуазных журналистов, приехавших на фестиваль. Их газеты, видимо, требуют «железного занавеса», скандалов, «коммунистической пропаганды». А на улицах ничего этого нет. На фестивале танцы, пение, смех и большой серьезный разговор. Разговор, нужный людям».
События развивались с максимально возможной скоростью. Никаких ухаживаний, никакого ложного кокетства. Только что образовавшиеся парочки удалялись в темноту, в поля, в кусты, точно зная, чем они немедленно займутся. Особенно далеко они не отходили, поэтому пространство вокруг было заполнено довольно плотно, но в темноте это не имело значения. Образ загадочной, стеснительной и целомудренной русской девушки-комсомолки не то чтобы рухнул, а скорее обогатился какой-то новой, неожиданной чертой – безрассудным, отчаянным распутством.
Реакция подразделений нравственно-идеологического порядка не заставила себя ждать. Срочно были организованы летучие дружины на грузовиках, снабженные осветительными приборами, ножницами и парикмахерскими машинками. Когда грузовики с дружинниками, согласно плану облавы, неожиданно выезжали на поля и включали все фары и лампы, тут-то и вырисовывался истинный масштаб происходящего. Иностранцев не трогали, расправлялись только с девушками, а так как их было слишком много, дружинникам было ни до выяснения личности, ни до простого задержания. У пойманных любительниц ночных приключений выстригалась часть волос, делалась такая «просека», после которой девице оставалось только одно – постричься наголо. Сразу после фестиваля у жителей Москвы появился особо пристальный интерес к девушкам, носившим на голове плотно повязанный платок… Много драм произошло в семьях, в учебных заведениях и на предприятиях, где скрыть отсутствие волос было труднее, чем просто на улице, в метро или троллейбусе. Еще труднее оказалось утаить появившихся через девять месяцев малышей, часто не похожих на собственную маму ни цветом кожи, ни разрезом глаз.

Интернациональная дружба не знала границ, и когда волна восторгов схлынула, на песке, промокшем от девичьих слёз, шустрыми крабиками остались многочисленные «дети фестиваля» – с противозачаточными средствами в Стране Советов было туго.

В сводной статистической выписке, подготовленной для руководства МВД СССР. В ней зафиксировано рождение 531 послефестивального ребёнка (всех рас). Для пятимиллионной (тогда) Москвы – исчезающе мало.

Естественно, я стремился побывать в первую очередь там, где выступали зарубежные музыканты. На площади Пушкина был сооружен огромный помост, на котором «днем и вечером шли концерты самых разных коллективов. Именно там я впервые увидел английский ансамбль в стиле «скиффл», причем, по-моему, во главе с самим Лонни Дониганом. Впечатление было довольно странным. Вместе играли пожилые и очень молодые люди, используя наряду с обычными акустическими гитарами различные бытовые и подручные предметы типа бидон-контрабаса, стиральной доски, кастрюль и т. п. В советской прессе появилась было реакция на этот жанр в виде высказываний типа: «Вот буржуи до чего докатились, на стиральных досках играют». Но потом все замолкло, так как корни-то у «скиффла» народные, а фольклор в СССР – это было святое.
Самыми модными и труднодоступными на фестивале были джазовые концерты. Вокруг них был особый ажиотаж, подогреваемый властями, которые пытались как-то их засекретить, распространяя пропуска среди комсомольцев-активистов. Для того чтобы «протыриться» на такие концерты, требовалась большая сноровка.

PS. В 1985 году Москва вновь принимала у себя участников и гостей Фестиваля молодежи, уже двенадцатого. Фестиваль стал одной из первых громких международных акций времен перестройки. С его помощью советские власти надеялись изменить к лучшему мрачный образ СССР – «империи зла». На проведение мероприятия отпустили немалые средства. Москву очистили от неблагожелательных элементов, привели в порядок дороги и улицы. Но гостей фестиваля старались держать подальше от москвичей: общаться с гостями разрешалось только людям, прошедшим комсомольскую и партийную проверку. Того единения, какое было в 1957 году во время первого московского фестиваля, уже не получилось.

Летом 1957 года в Советском Союзе произошло поистине грандиозное, знаковое культурное событие в жизни страны. VI Всемирный фестиваль молодежи и студентов, открывшийся 28 июля 1957 года в Москве, произвел настоящий фурор в сознании советских людей и имел этапное значение для советской массовой культуры последующих лет. Этот фестиваль стал самым массовым и запоминающимся событием эпохи “хрущевской оттепели”. В закрытую для иностранцев страну приехали 34 тысячи делегатов из 131 страны мира. Никогда раньше в Советском Союзе не проводилось культурно-массовое международное мероприятие такого масштаба. Смело можно сказать, что после этого фестиваля страна стала другой: более интегрированной и открытой миру.

К этому событию страна готовилась основательно: в честь фестиваля в Москве были построены новые гостиничные комплексы и парки, возведен спортивный комплекс в Лужниках, где и состоялась грандиозная церемония открытия фестиваля. Проспект Мира был назван так в связи с фестивалем. Именно в дни молодежного фестиваля на улицах столицы впервые появились автомобили «Волга» ГАЗ-21, фестивальная серия микроавтобусов РАФ-10 — так называемые «рафики», и незабываемые « » — новые комфортабельные городские автобусы.

Символом этого знаменательного молодежного фестиваля стал — знаменитый рисунок Пабло Пикассо. В связи с этим в Москве были выпущены тысячи птиц – голуби буквально заполонили улицы столицы. Эмблемой же фестиваля стал цветок с пятью лепестками, символизирующими пять континентов, а сердцевиной фестивального цветка был глобус с лозунгом «За мир и дружбу».

Очень много нового вошло в советскую жизнь после незабываемого молодежного форума 1957 года: в СССР появился , молодежь стала одеваться иначе — распространилась мода на джинсы и кеды, появились « », вошла в моду игра в бадминтон и многое другое. В рамках этого фестиваля зародился : один из фестивальных конкурсов, который в дальнейшем стал популярнейшей в СССР телевизионной игрой. А песня «Подмосковные вечера», исполненная на церемонии закрытия фестиваля, стала визитной карточкой Советского Союза на долгие годы.

В день открытия фестиваля, казалось, весь город вышел посмотреть на это красочное зрелище — к стадиону Лужники участники фестиваля ехали в открытых, празднично раскрашенных машинах и вдоль дорог их приветствовало невероятное количество людей. Сама церемония открытия в Лужниках была просто фееричной: на стадионе прошел грандиозный парад с флагами стран-участниц, а красивой кульминацией церемонии стал выпуск в небо огромного количества белых голубей.

Дух неформального общения и открытости царил в эти дни в Москве. Приехавшие в столицу иностранцы могли свободно посещать Кремль, парк Горького и другие достопримечательности города. Молодые люди свободно общались, дискутировали, вместе пели и слушали музыку, говорили обо всем, что их волновало. За дни фестиваля было проведено около тысячи мероприятий — концерты, спортивные состязания, встречи, дискуссии и выступления проходили очень интересно и оживленно. В те дни в Советский Союз приехали яркие и талантливые люди со всего мира, писатели и журналисты, спортсмены, музыканты и актеры. В числе молодых участников фестиваля был один из выдающихся писателей современности – Габриэль Гарсиа Маркес, который впоследствии написал очерк о своем пребывании в СССР.

Праздничное фестивальное лето 1957 года дало толчок к новому прорыву в музыке, живописи и литературе, изменило образ жизни миллионов советских людей. Фестиваль приоткрыл «железный занавес», который разделял мир, люди стали ближе и понятнее друг другу. Это было настоящее единение людей разных стран, разных цветов кожи, говорящих на разных языках. Идеи мира, дружбы и солидарности стали близки молодым людям всех континентов — и это самый важный итог этого знаменательного фестиваля.

VI Всемирный фестиваль молодёжи и студентов открылся 28 июля 1957 года в Москве.

Гостями фестиваля стали 34 000 человек из 131 страны мира.

Фестиваль проходил две недели и стал во всех смыслах значимым и взрывным событием для советских юношей и девушек - и самым массовым за свою историю. Он пришёлся на середину хрущёвской оттепели и запомнился своей открытостью.

Фестиваль готовился в течение двух лет. Это была запланированная властями акция по «освобождению» народа от сталинской идеологии. Заграница прибывала в шоке: приоткрывается железный занавес!

Идею московского фестиваля поддержали многие государственные деятели Запада - даже королева Бельгии Елизавета, политики Греции, Италии, Финляндии, Франции, не говоря уж о просоветски настроенных президентах Египта, Индонезии, Сирии, руководителях Афганистана, Бирмы, Непала и Цейлона.

На Московский фестиваль молодежи и студентов приехали 34 тысячи гостей из 131 страны, в пресс-центре были аккредитованы две тысячи журналистов. В то время в СССР слово «иностранец» было синонимом слов «враг», «шпион», за исключением разве что представителей стран соцлагеря, но даже и к ним относились с подозрением. Любой иностранец сразу становился экзотикой. И вдруг на улицах Москвы появились тысячи людей со всех концов света, всех цветов и оттенков.

Благодаря фестивалю, в столице появились парк «Дружба» в Химках, гостиничный комплекс «Турист», стадион в Лужниках и автобусы «Икарус». Кремль, день и ночь охраняемый от врагов и друзей, стал совершенно свободным для посещений, в Грановитой палате устроены были молодежные балы. Центральный парк культуры и отдыха имени Горького вдруг отменил плату за вход.

Фестиваль состоял из огромного числа запланированных мероприятий и неорганизованного и неподконтрольного общения людей. В особом фаворе была черная Африка. К чернокожим посланцам Ганы, Эфиопии, Либерии (тогда эти страны только что освободились от колониальной зависимости) устремлялись журналисты, к ним «в интернациональном порыве» спешили и московские девушки. Выделяли и арабов, поскольку Египет только что обрел национальную свободу после войны.

Благодаря фестивалю возник КВН, трансформировавшись из специально придуманной передачи «Вечер веселых вопросов ТВ-редакции «Фестивальная». Дискутировали о еще недавно запрещенных импрессионистах, о Чюрленисе, Хемингуэе и Ремарке, Есенине и Зощенко, о входившем в моду Илье Глазунове с его иллюстрациями к произведениям не совсем желательного в СССР Достоевского. Фестиваль перевернул взгляды советских людей на моду, манеру поведения, образ жизни и ускорил ход перемен. Хрущевская «оттепель», диссидентское движение, прорыв в литературе и живописи - все это началось вскоре после фестиваля.

В 1985 году Москва вновь принимала у себя участников и гостей Фестиваля молодежи, уже двенадцатого. Фестиваль стал одной из первых громких международных акций времен перестройки. С его помощью советские власти надеялись изменить к лучшему мрачный образ СССР - «империи зла». На проведение мероприятия отпустили немалые средства. Москву очистили от неблагожелательных элементов, привели в порядок дороги и улицы. Но гостей фестиваля старались держать подальше от москвичей: общаться с гостями разрешалось только людям, прошедшим комсомольскую и партийную проверку. Того единения, какое было в 1957 году во время первого московского фестиваля, уже не получилось.

“БРЕШЬ В ЖЕЛЕЗНОМ ЗАНВЕСЕ”

Бывают события, не выцветающие в эмоциональной памяти, не поддающиеся горькой и язвительной переоценке, согревающие душу в самые промозглые "окаянные" дни. Вспоминая о которых, завидуешь сам себе - неужели это было в твоей жизни?! Те, что принадлежали истории и, одновременно, навсегда определили твою частную, мало кому интересную судьбу.

50 лет назад, июльским вечером 1957 года, ощутив укол неведомого, но пронзительного шила, я выскочил из дому на Пушкинскую улицу. Через три минуты оказался на улице Горького, прозванной нашим поколением "Бродвеем", но от этого не менее советской, помпезной и чинной. В этот почти уже ночной час в ее незыблемо державной атмосфере сквозило нечто непривычное - радостная взвинченность, какое-то волнение. От Манежной площади прямо по мостовой, пренебрегая гудками машин и милицейскими трелями, подымалась толпа, никогда на московских улицах невиданная. Пестрая, почти карнавально разодетая, непочтительная, веселая, звенящая гитарами, бьющая в барабаны, дующая в дудки, орущая, поющая, танцующая на ходу, хмельная не от вина, а от свободы и самых чистых и лучших чувств, незнакомая, неизвестная, разноязыкая - и до озноба, до боли родная. В тот момент я и понял, что мечты действительно сбываются, что моя послевоенная, дворовая юность совпала с юностью века. В Москву пришел всемирный фестиваль молодежи и студентов "За мир и дружбу между народами".

(…)

Жить в закрытой стране - значит воспринимать географическую карту Земли как нечто подобное карте звездного неба, сознавая, что поехать в Париж столь же несбыточно, как полететь на Марс. Это значит - смотреть на случайно встреченного на улице иностранца и впрямь как на марсианина - со смешанным чувством любопытства и страха. Это значит, что о родственниках и даже знакомых, проживающих не в конкретной стране, а в некоей обобщенной, подозрительной "загранице", надо забыть, словно о неприличном сне. И, наконец, что за берет или клетчатую рубашку тебя на улице вполне могут отлупить как стилягу, носителя чуждой идеологии, чуждых манер и нравов и просто за сходство с персонажами из журнала "Крокодил". Кстати, он был едва ли не единственным источником знакомства с зарубежной жизнью. Не считая "Иностранной кинохроники", где позволялось на несколько секунд увидеть Эйфелеву башню, нью-йоркский небоскреб или мадридскую корриду. Знаю людей, которые по пятнадцать раз смотрели каждый выпуск этого киножурнала. По сути, они в замочную скважину имели возможность заглянуть за "железный занавес".

И вот в этом самом "железном занавесе" и была проделана огромная брешь, название которой - фестиваль молодежи и студентов. Я видел это собственными глазами уже в то самое утро, что наступило после небывалого вечера. Неслыханное утро!

Фестиваль ехал по Москве в автобусах и в открытых грузовиках (на всех гостей автобусов не хватало). Он плыл по Садовому кольцу, которое представляло собой бескрайнее человеческое море. Вся Москва, простецкая, только-только пришедшая в себя после военных карточек и очередей, еще не забывшая о борьбе с космополитизмом и низкопоклонством, кое-как приодевшаяся, едва начавшая выбираться из подвалов и коммуналок, стояла на мостовой, тротуарах, крышах домов и тянула к проезжающим гостям руки, истосковавшиеся по пожатию таких же теплых человеческих рук. Географическая карта обрела конкретное воплощение. Мир действительно оказался потрясающе разнообразен. И в этом многообразии рас, характеров, языков, обычаев, одежд, мелодий и ритмов - поразительно един в желании жить, общаться и узнавать друг друга. Теперь такие слова и намерения кажутся банальностью. Тогда, в разгар "холодной войны" они воспринимались как необычайное личное открытие. Наша страна открывала мир, приобщаясь ко всему роду человеческому. А мир открывал нашу страну... Не помню, ел ли я что-то в те дни и ложился ли спать. Я просто был счастлив. Все 14 дней, с утра и до вечера.

О днажды вечером компанию французов мы привели в гости к нашему однокласснику, в огромную московскую коммуналку, переделанную из бывших номеров. Каким-то образом весь старый двор узнал, что в квартире на втором этаже принимают молодых парижан, и народ повалил к нам с пирогами, с вареньем, естественно, с бутылками и прочими дарами простого русского сердца. Француженки ревели в голос. Между прочим происходило все это на Пушечной улице, в ста метрах от знаменитого здания, мимо которого москвичи в те годы проходили, рефлекторно опуская глаза и ускоряя шаг.

Теперь я думаю, что летом 57-го железобетонная регламентация советского бытия бесповоротно пошатнулась. Невозможно сделалось контролировать все на свете: вкусы, моду, будничные привычки, музыку в эфире. На идеях, эмоциях, на песнях и танцах фестиваля мое поколение преобразилось в течение считанных дней. Все советские вольнодумцы, все знатоки джаза и современного искусства, модники и полиглоты имеют своим происхождением лето 57-го.

Никакие последующие обострения политических отношений между Востоком и Западом, идейные проработки и гонения так и не смогли заглушить независимый дух фестиваля. А ведь задуман он был как сугубо идеологическое мероприятие: под прикрытием борьбы за мир и дружбу между народами подрывались буржуазные устои, разрывались цепи колониализма, утверждались коммунистические идеалы. Но, во-первых, борьба за мир действительно объединяла. А во-вторых, как известно, живая жизнь всегда шире и ярче идеологии. И американский борец за мир в техасских джинсах, и французский коммунист, похожий на фланера с Больших бульваров, и токарь с ФИАТа, неотличимый от всех персонажей неореализма, - безотчетно пробивали в "железном занавесе" дыры. Залатать их у сусловских идеологов не хватило сил.

Из воспоминаний писателя Анатолий Макарова

ГОЛУБИ ДЛЯ ФЕСТИВАЛЯ

Среди тех, кто непосредственно готовил фестиваль, – Владлен КРИВОШЕЕВ, ныне – ученый, кандидат экономических наук, а тогда – инструктор орготдела Московского горкома комсомола. Владлену Михайловичу была поручена самая, может быть, экзотическая задача…

В 1955 году (за два года до фестиваля) инструктора Кривошеева вызвал тогдашний первый секретарь МГК комсомола Михаил Давыдов: «С сегодняшнего дня освобождаешься от всех дел. Займешься голубями». Голубями?

В кабинете сидел еще мужчина, как выяснилось, – Иосиф Туманов (потом –

народный артист СССР, известный постановщик массовых народных зрелищ). «Важнейшая задача! – продолжал Давыдов. – Через два года нам нужны 100 тысяч голубей!» А Туманов достал что-то вроде брошюры с печатями и визами –

сценарий мероприятий фестиваля.

…В 1949 году в Париже проходил I Всемирный конгресс сторонников мира. Требовалась эмблема. Знаменитый Пабло Пикассо, вспомнив, очевидно, древние легенды, изобразил голубку с оливковой веточкой в клюве. Так голубь стал символом мира. Фестивали молодежи и студентов (не только наш) проходили под девизом «За мир и дружбу между народами!». Церемония открытия традиционно начиналась с торжественного прохода по стадиону делегаций стран-участниц. И традиционно же проход этот предварял взлет голубиной стаи: голуби как бы начинали весь праздник.

Но Туманову стаи было мало. По его задумке одна за другой над Лужниками (которые к фестивалю спешно строились) должны были взмыть три волны голубей – белые, за ними красные, следом сизые. Поскольку «в верхах» все уже было утверждено, Давыдов подчеркнул: «Сценарий для нас закон».

Эти три волны Кривошееву и надлежало подготовить.

– И смотри, чтобы не было, как в Варшаве! – строго предупредил «первый».

Варшавский фестиваль только что закончился. Голуби там подгадили – в прямом и переносном смыслах. Поляки вынесли на центр стадиона огромный ларец, распахнули крышку, полагая, что птицы рванут в небо белым факелом. Но они не рванули, а выползли и стали бродить по стадиону, мешая движению колонн... Позор, одним словом.

Прежде всего было решено: всякие изысканные чеграши, дутыши, турманы – побоку. Ставим на обычных почтовых – они способны в нужный момент обеспечить нужный полет. Просто их за два года требуется вывести потребное количество. Кстати, сколько? Цифра 100 тысяч явно была взята с потолка, но, как ни странно, оказалась уместной. Нам ведь нужна гарантированно сильная и выносливая птица? Следовательно, если выведем 100 тысяч, то из этого количества за счет отбраковки получим к нужному сроку тысяч 40 именно таких – молодых, крепких. И срок в два года – тоже нормально. Если начать работу сейчас, то к 1957 году как раз станет на крыло третье поколение: экземпляры, гарантированно подходящие к операции.

По заводам пошли разнарядки: «Московский горком комсомола... во исполнение... просим оказать содействие...». На предприятиях возводили голубятни. Мособлисполком обязали поставлять фураж…

И все-таки они взлетели – 40 000 голубей!

Правда накануне была целая операция по свозу птиц на подмосковную птицефабрику, отсортировке – слабые в сторону! – рассадке по специально сконструированным коробкам (4000 коробок по 10 гнезд в каждой), в которых крылатые бедолаги должны были выдержать 6 часов (!), сохранив силы для полета. Потом две колонны грузовиков в сопровождении машин ГАИ двинулись в четыре утра к Москве, чтобы за 2 часа до старта быть на стадионе. А там 4000 выпускающих (участники «живого фона» на восточной трибуне) ждали сигнала... В общем, тут рассказывать можно много... Но если вы никогда не видели, как взмывают одновременно десятки тысяч голубей – причем снизу они все смотрелись белыми, и потому показалось, что в небо плеснула кипенно-снежная лава, – знайте, вы многое потеряли в жизни. Кадры кинохроники сохранили этот момент. Трибуны ахнули, зрители повскакивали с мест, аплодировали...




Top