Гленн гульд биография. Глен Гульд

Биография

Поэт и революционер - декабрист Вильгельм Кюхельбекер. Родился в Петербурге в семье саксонского дворянина Карла Генриховича Кюхельбекера, в 1770гг перебравшегося в Россию. Человек образованный и деловой он довольно успешно поднимался по служебной лестнице при Павле 1. Но дворцовый переворот оборвал карьеру иммигранта. Поступить в лицей Кюхельбекеру помог М.Б. Барклай-де-Толли. Кюхельбекеру в лицее на первых порах пришлось нелегко. Неуклюжий; вечно занятый своими мыслями, а по тому - рассеянный; готовый взорваться при любой обиде ему нанесенной; вдобавок глуховатый, Кюхля был предметом насмешек товарищей; подчас вовсе не беззлобных. Пушкин тоже иногда посмеивался над Виленькой, но вскоре разглядел и оценил те свойства Кюхельбекера которые заслуживали не иронии, а самого высокого уважения. Вильгельм был прямодушен и искренен в принципах добра и справедливости. Он лучше других лицеистов знал литературу, историю, философию и щедро делился своими знаниями. Кюхля писал стихи (в начале неумелые и косноязычные), но преклонялся перед стихами звучными и тонкими по мысли. Он всегда восхищался стихами Пушкина и с любовью относился к его поэтическому дару. Но при этом возникал с критикой если ему что-то не нравилось. Из лицея Кюхельбекер (он окончил с серебряной медалью) как и Пушкин, был выпущен в главный архив иностранной коллегии. Но «шаркуном» - чиновником он не мог стать по своей природе; вот и получилось, что бедствия подстерегли его чуть ли не у лицейского порога. По началу про него говорили, что он живет как сыр в масле… Однако уже весной 1820 г мирные дни Кюхли были нарушены. Узнав, что Пушкину грозит царская расправа, Кюхельбекер ринулся на защиту друга. Он прочитал в Вольном обществе стихотворение, «поэта»:

«И ты - наш новый Корифей-

Певец любви, певец Руслана!

Что для тебя шипенье змей,

Что крик Ифимии и Врана?-

И вырвись из тумана,

Из тьмы завистливых времен"

И сразу министр внутренних дел получил донос на Кюхельбекера. Тучи сгущались над головами двух поэтов. К счастью помог третий: Дельвиг предложил место Кюхельбекеру при богатом вельможе.

В 1820 г. читал в Париже публичные лекции о русской литературе, которые должен был прекратить по требованию русского посольства. В 1821 - 1822 годах служил при Ермолове на Кавказе, где сошелся с Грибоедовым. 1823 - 1824 годы провел в Москве, давая уроки и занимаясь литературой, издал вместе с князем В. Ф. Одоевским сборник «Мнемозина», (1824). Радикальное настроение сблизило Кюхельбекера с некоторыми участниками Северного Общества, но членом его Кюхельбекер не был и в дело 14 декабря замешался случайно, «охмелел в чужом пиру», как выразился Пушкин. На Сенатской площади он покушался на жизнь великого князя Михаила Павловича, бежал из Петербурга, был схвачен в Варшаве, судим и приговорен к смертной казни, замененной 15-летним содержанием в крепости и после того ссылкой на поселение. Проведя девять лет в крепостях Европейской России, Кюхельбекер в 1835 г. был отправлен на жительство в Баргузин. Умер в Тобольске. Неуравновешенный, чувствительный, вечно восторженный, Кюхельбекер был образцом романтика в жизни и в литературе. Пушкин отозвался о нем: «человек дельный с пером в руках, хоть и сумасброд». Как издатель «Мнемозины», Кюхельбекер был одним из распространителей шеллингизма в России. От искусства он требовал самобытности: «для славы России нужна поэзия истинно русская; вера праотцев, нравы отечественности, летописи, песни и сказания народные - лучшие, чистейшие, вернейшие источники для нашей словесности». Основные черты его творчества - идеализм и пиетизм с мистическим оттенком. В крупных произведениях Кюхельбекер мало самостоятелен как по мысли, так и по исполнению; лучшая часть его наследия - лирика, где редки гражданские мотивы и преобладают религиозные и космические. Стиль Кюхельбекера вообще риторичен, местами до вычурности; язык бледен и богат славянизмами и архаизмами; поэтические формы однообразны. Написанное им еще не собрано; сам он издал отдельно поэму «Смерть Байрона», тяжеловесную шутку «Шекспировы духи», мистерию «Ижорский». Несколько десятков его пьес помещены в «Собрании стихотворений декабристов». «Избранные стихотворения В.К. Кюхельбекера» изданы в Шо-де-фон (1880). В «Русской Старине» были напечатаны его дневник и поэма «Вечный Жид».

Вильгельм Кюхельбекер был выходцем из семьи саксонского дворянина Карла Генриховича. Революционер, декабрист, успешно двигающийся по карьерной лестнице во времена Павла I. Но, к сожалению, карьеру эмигранта оборвал дворцовый переворот. Кюхельбекер поступил с помощью М.Б. Барклая-де-Толли в лицей, где стал объектом для насмешек своих товарищей. Поскольку отличался вспыльчивостью, рассеянностью, ещё и глуховатостью. Пушкин сам иногда над ним посмеивался, пока не разглядел талант.

Кюхля много времени уделял написанию стихов, и восхищался стихами Пушкина. Но если ему что-то не нравилось – он не молчал.

Лицей Вильгельм окончил с серебряной медалью и был выпущен в главный архив иностранной коллегии. Но стать чиновником не смог. В 1820 при известии, что Пушкину грозит царская расправа, кинулся спасать друга.

Донос на него не заставил себя ждать. Но разрешить ситуацию помог Дельвиг, который предложил Вильгельму место при богатом вельможе.

Затем 1820 год прошёл за лекциями о русской литературе в Париже. 1821-1822 – служба на Кавказе. 1823- прожил в Москве, где преподавал уроки литературы, и выпустил сборник «Мнемозида».

После покушения на князя Михаила Павловича пытался сбежать с Петербурга, в следствии чего был приговорён к смертной казни. В крепостях провёл 9 лет. Умер в 1935 в Тобольске.

Кюхельбекер считается распространителем шеллинизма в России. К отличительным чертам творчества следует отнести пиетизм с напылением мистики и идеализм. Его наследство – лирика, где преобладают религиозные и космические направления. Стиль его писания риторичен, речь насыщенна архаизмами и славянизмами.

(Текст радиопрограммы из цикла "Современники классиков": 1.Василий Жуковский; 2.Константин Батюшков; 3.Петр Вяземский; 4. Василий Пушкин; 5. Антон Дельвиг)

ПРЕДИСЛОВИЕ К ЦИКЛУ

Цикл радиопрограмм в рубрике «Душа поэта» назван «Современники классиков» условно, и, разумеется, не вполне отражает истинную картину литературного процесса. Скорее, это игра слов и смыслов, своеобразная аллюзия, отсылающая к популярной литературной серии «Классики и современники».

Целью программ является прежде всего просвещение – напоминание известных (главным образом, специалистам или особо интересующимся литературой) фактов жизни и творчества авторов, чьи имена и некоторые произведения на слуху – но не более того. Несмотря на то, что это явная литературоведческая компиляция, все же основана она на личном взгляде автора и ведущей программ на личность и творчество того или иного поэта. Надеюсь, что хотя бы эскизно, но удается обрисовать атмосферу эпохи, о которой идет речь в программах. Кроме того, надо иметь в виду, что эти тексты – составляющая часть «литературно-музыкальных» композиций, выходящих в эфире радио «Гармония мира» (Одесса).

Формат программ – один, два или три выпуска продолжительностью по 14-15 минут, однако здесь двойные и тройные выпуски для удобства чтения объединены в один цельный текст.

6. ВИЛЬГЕЛЬМ КЮХЕЛЬБЕКЕР

Мы продолжаем знакомство с поэтами пушкинского времени, которые не только творили в одну эпоху с Александром Сергеевичем, но были близки ему по духу, а многие в большей или меньшей степени даже оказывали влияние на самого Пушкина. Но сегодня мы обратимся к жизни и творчеству поэта, к которому сам Пушкин относился не менее тепло, чем к Антону Дельвигу, но творчество которого практически никак не повиляло на гения русской литературы – ну, если не считать сочиненных Пушкиным эпиграмм и посвящений, обращенных к лицейскому товарищу.

Речь идет о Вильгельме Карловиче Кюхельбекере – личности трагической и трогательной, много лет пребывавшей в забвении потомков в качестве поэта, писателя, который был известен лишь как друг Пушкина и ссыльный декабрист. Между тем, открыв подборку стихотворений Кюхельбекера, от нее уже невозможно оторваться:

В утренний час бытия, когда еще чувство восторгов,
Чувство страданий живых тихо дремало во мне, –
Ум погруженный во мрак, не снимал с Природы покрова,
С детской улыбкой еще я на вселенну глядел.
Но и тогда волшебною силой задумчивый месяц
Неизъяснимой красой взоры мои привлекал:
Часто я, вечор сидя пред окном, исчезал в океане
Неизмеримых небес, в бездне миров утопал.
Игры, бывало покину: над ропотом вод тихоструйных
Сладкой исполнен тоски, в даль уношуся мечтой, –
Тайна сам для себя, беспечный младенец, я слезы
(Их я причины не знал), слезы священные лил;
В полночь немую. На мирном одре предчувствовал вечность;
При колыханьи лесов сладостным хладом объят,
Рано я слушать любил унылую жалобу бури.
Шорох падущих листов трепет во мне разливал;
Слышу, казалося, в воздухе голос знакомый, – безмолвен,
Слух устремляю в даль, – всюду молчанье, но даль
В тайной беседе со мной. – О сонмы светил неисчетных!
К вам улетал я душой, к вам я и ныне лечу:
Или над вами отчизна моя? над вами с родною
Чистой душой съединен, к богу любви вознесусь?

Стихотворение это, написанное Кюхельбекером в 1817 году – в последний год пребывания в Лицее, – называется «Отчизна», но несмотря на столь патриотическое название, читатель практически с первых строк понимает, что речь идет не о земной родине, а об отчизне духа, откуда каждый из нас родом, но не каждый способен так глубоко это осознавать, и так просто и ясно об этом рассказать.

В этом, на мой взгляд, и кроется трагедия Вильгельма Карловича Кюхельбекера – его понимание истины всегда натыкалось на грубость реальной жизни, его обостренное чувство справедливости постоянно толкало его на конфликты, и уже в Лицее он прослыл обидчивым и вспыльчивым драчуном. Но его нетрудно понять, если попробовать представить себя на месте неуклюжего худого подростка, ставшего не просто объектом насмешек (в конце концов, так или иначе в Лицее подтрунивали друг над другом все), но шутки эти зачастую действительно были не только обидными, но и жестокими.
Вот, к примеру, эпиграмма на Кюхельбекера лицеиста Алексея Илличевского:

Нет, полно, мудрецы, обманывать вам свет
И утверждать свое, что совершенства нет.
На свете, в твари тленной,
Явися, Вилинька, и докажи собой,
Что ты и телом, и душой
Урод пресовершенный.

Говоря о Вильгельме Кюхельбекере, нельзя не сослаться на роман прекрасного знатока пушкинской литературной эпохи Юрия Тынянова, который без труда представил жизнь поэта в трагическом свете. Однажды к нему попал архив Кюхельбекера, много лет хранившийся у редактора журнала «Русская старина» Семевского. Знали об этом архиве очень известные литераторы, в том числе писатель Лев Толстой и критик Страхов. Но лишь Тынянов всерьез заинтересовался этой забытой в литературе фигурой, и исследовал судьбу пушкинского товарища досконально – от стихов, большинство из которых до того времени практически не знал никто, до архивных документов, воспоминаний и личных писем. Юрий Тынянов сам был тонким поэтом, так же, как и Кюхельбекер, немного «не от мира сего», и итогом его погружения в эпоху и биографию этой неординарной личности стали не только доклады о творчестве забытого писателя, но и биографический роман «Кюхля», вышедший в 1925 году.

Однако давайте вернемся к лицейским годам и к лицейским товарищам. Тынянов, к примеру, описал и упомянутого Илличевского, и его отношения с Кюхельбекером довольно нелицеприятно. Тем не менее, вот что накануне выпуска в 1817 году написал сам Вилинька (так шутя называли его друзья):

В альбом Илличевскому

Прощай, товарищ в классе!
Товарищ за пером!
Товарищ на Парнасе!
Товарищ за столом!
Прощай, и в шуме света
Меня не позабудь,
Не позабудь поэта,
Кому ты первый путь,
Путь скользкий, но прекрасный,
Путь к музам указал.
Хоть к новизнам пристрастный,
Я часто отступал
От старорусских правил,
Ты в путь меня направил,
Ты мне сказал: «Пиши»,
И грех с моей души –
Зарежу ли Марона,
Измучу ли себя –
Решеньем Аполлона
Будь свален на тебя.

Что ж, возможно, старые обиды после шести лет жизни под одной крышей, в одном классе и впрямь им забылись, а, скорее всего, и не были эти годы для Кюхельбекера настолько трагическими – по крайней мере, в последние годы обучения в Лицее. К тому же, имел он друзей близких, любивших и понимавших его тонкую натуру, и снисходительно терпевших его вспыльчивый характер. И он их также с полной отдачей своей души искренне любил. Друзья эти – Антон Дельвиг и Александр Пушкин. Вот его послание обоим товарищам, о которых он вспомнил, посетив через год после окончания Лицея Царское Село, названное им –

К Пушкину и Дельвигу
Из Царского Села

Нагнулись надо мной родимых вязов своды,
Прохлада тихая развесистых берез!
Здесь нам знакомый луг; вот роща, вот утес,
На верх которого сыны младой свободы,
Питомцы, баловни и Феба и Природы,
Бывало, мы рвались сквозь густоту древес
И слабым ровный путь с презреньем оставляли!
О время сладкое, где я не знал печали!
Ужель навеки мир души моей исчез
И бросили меня воздушные мечтанья?
Я радость нахожу в одном воспоминанье,
Глаза полны невольных слез!
Увы, они прошли, мои весенни годы!
Но не хочу тужить: я снова, снова здесь!
Стою над озером, и зеркальные воды
Мне кажут холм, лесок, и мост, и берег весь,
И чистую лазурь безоблачных небес!
Здесь часто я сидел в полуночном мерцанье,
И надо мной луна катилася в молчанье!
Здесь мирные места, где возвышенных муз,
Небесный пламень их и радости святые,
Порыв к великому, любовь к добру впервые
Узнали мы и где наш тройственный союз,
Союз младых певцов, и чистый и священный,
Волшебным навыком, судьбою заключенный,
Был дружбой утвержден!
И будет он для нас до гроба незабвен!
Ни радость, ни страданье,
Ни нега, ни корысть, ни почестей исканье –
Ничто души моей от вас не удалит!
...
О други! почему не с вами я брожу?
Зачем не говорю, не спорю здесь я с вами,
Не с вами с башни сей на пышный сад гляжу?
Или сплетясь руками,
Зачем не вместе мы внимаем шуму вод,
Биющих искрами и пеною о камень?
Не вместе смотрим здесь на солнечный восход,
На потухающий на крае неба пламень?
Мне здесь и с вами все явилось бы мечтой,
Несвязным, смутным сновиденьем,
Все, все, что встретил я, простясь с уединеньем,
Все, что мне ясность, и покой,
И тишину души младенческой отъяло
И сердце мне так больно растерзало!
При вас, товарищи, моя утихнет кровь.
И я в родной стране забуду на мгновенье
Заботы, и тоску, и скуку, и волненье,
Забуду, может быть, и самую любовь!

Удивительно, но читая эти строки мне лично трудно поверить, что основной целью насмешек и обидной критики в Лицее была не только нескладная высокая фигура Вили, его глухота, его вспыльчивость, но главным образом – его стихотворное творчество. Ведь даже горячо любимый им Пушкин вначале призывал однокашника оставить поэтическое поприще, и первое опубликованное стихотворение самого Пушкина – то самое, «К другу стихотворцу», отправленное в журнал Дельвигом, – было обращено именно к Вильгельму Кюхельбекеру. И что же мы в нем читаем:

Арист, поверь ты мне, оставь перо, чернилы,
Забудь ручьи, леса, унылые могилы,
В холодных песенках любовью не пылай;
Чтоб не слететь с горы, скорее вниз ступай.
Довольно без тебя поэтов есть и будет;
Их напечатают – и целый свет забудет... –

Написал друг Пушкин в 1814 году. Но упрямый Вилинька не слушал никого, и несмотря на насмешки, недоверие и недопонимание писал стихи – так, как того требовала его собственная душа. И уже в год окончания Лицея, в 1817 году, и содержание, и интонации в пушкинском посвящении «Разлука» тому же Кюхельбекеру были совершенно иными:

В последний час, в тени уединенья,
Моим стихам внимает наш пенат!
Лицейской жизни милый брат,
Делю с тобой последние мгновенья!
Итак, они прошли – лета соединенья;
Итак, разорван он – наш братский, верный круг!
Прости!.. хранимый тайным небом,
Не разлучайся, милый друг,
С фортуной, дружеством и Фебом.
Узнай любовь, неведомую мне,
Любовь надежд, восторгов, упоенья!
И дни твои полетом сновиденья
Да пролетят в счастливой тишине!
...

Итак, Пушкин не только признал в Кюхельбекере близкого по духу товарища, но также то, что и тот находится под защитой Феба-Аполлона – покровителя наук и искусств. И, кроме того, в другой раз как-то предсказал «другу стихотворцу»: «страшися забвения». Очевидно, Пушкин имел в виду и не вполне соответствующий требованиям времени, несколько архаичный поэтический стиль Кюхельбекера, предпочитавшего, как и Дельвиг, сложные, высокопарные размеры, в частности, гекзаметр, и, вероятно, несколько отвлеченное содержание стихов. Хотя забвение Кюхельбекера-писателя, как ни парадоксально это звучит, настигло его по причине причастности к заговору декабристов, и последовавшей после ареста его ссылке в Сибирь.

Но прежде давайте вспомним о ранних годах поэта – ведь все, что с нами происходит от рождения, оказывает влияние и на черты нашего характера, и формирует основы личности, а значит – и основы мировоззрения, и возможные поступки. Родился Вильгельм Карлович Кюхельбекер в Петербурге 10 июня 1797 года в семье немецкого дворянина, перешедшего на русскую службу в 1770 году. Отец его, Карл-Генрих, был человеком образованным – достаточно сказать, что учился он в Лейпцигском университете вместе с Радищевым и Гёте, с которым, между прочим, сохранял дружеские отношения до самой своей смерти (отец умер, когда мальчику было 12 лет). Более того, в период путешествия по Европе Вильгельму посчастливилось познакомиться и пообщаться с великим немецким поэтом, который был уже довольно стар, но с радостью принял сына своего давнего друга.

Вильгельм остро реагировал и на красоту окружающего мира (в детстве он подолгу бывал в имении Авинорм в Эстонии), и на несправедливость или непонимание, если таковые в его, в общем-то, счастливой детской жизни, случались: в семье не только любили всех детей, но и уделяли большое внимание и их воспитанию, и образованию. Так, еще до обучения в Царскосельском Лицее Вильгельм обучался в частном пансионе, однако, когда его отец умер, и мать осталась одна с четырьмя детьми, за будущее Вильгельма она переживала особенно.

Как уже упоминалось, и Антон Дельвиг, и маленький Пушкин были не только детьми впечатлительными и замкнутыми, но и не вполне понятными для взрослых. То же можно сказать и о Вильгельме Кюхельбекере. Впрочем, замкнутым он не был, но вследствие перенесенной в 9 лет тяжелой болезни у него не только появились физические недостатки (в частности, нервические подергивания), но болезнь эта, как предполагают, стала причиной его чрезмерной вспыльчивости, и даже экзальтированности.

Так, незадолго до обучения в Лицее он по-детски влюбился в соседскую девочку и продумал целый план их бегства, тайного венчания и последующего раскаяния у родительских ног. К счастью, именно тогда открывался Царскосельский лицей, и по ходатайству самого Барклая де Толли, тогдашнего военного министра, мальчик был принят в новое престижное учебное заведение, и что немаловажно для родителей, определявших туда детей, – заведение бесплатное. Здесь, как мы уже говорили, Вильгельм не только учился наукам, но и начал активно писать стихи, – благодаря присущей ему восторженности и горячности настолько активно, что долгое время слыл среди лицейских товарищей отчаянным графоманом…

Однако среди всех лицейских поэтов он был чуть ли не самым образованным, не только хорошо знавшим немецкий и французский языки, но до самозабвения любившим русский язык и русскую культуру. Без сомнения, значительное влияние оказал на Вильгельма муж его старшей сестры Юстины – профессор русского и латинского языков Григорий Андреевич Глинка. Он – кстати, в отличие от родственников других учеников, – регулярно присылал мальчику книги и журналы, которые, естественно, читали и его лицейские товарищи, впитывая все новое, что появлялось на тот момент в русской литературе.

О Дельвиг, Дельвиг! что награда
И дел высоких, и стихов?
Таланту что и где отрада
Среди злодеев и глупцов?
Стадами смертных зависть правит;
Посредственность при ней стоит
И тяжкою пятою давит
Младых избранников харит.
Зачем читал я их скрижали?
Я отдыха своей печали
Нигде, нигде не находил!
...
О Дельвиг! Дельвиг! что гоненья?
Бессмертие равно удел
И смелых, вдохновенных дел,
И сладостного песнопенья!
Так! не умрет и наш союз,
Свободный, радостный и гордый,
И в счастье и в несчастье твердый,
Союз любимцев вечных муз!
О вы, мой Дельвиг, мой Евгений!
С рассвета ваших тихих дней
Вас полюбил небесный Гений!
И ты - наш юный Корифей,-
Певец любви, певец Руслана!
Что для тебя шипенье змей,
Что крик и Филина и Врана?-
Лети и вырвись из тумана,
Из тьмы завистливых времен.
О други! песнь простого чувства
Дойдет до будущих племен -
Весь век наш будет посвящен
Труду и радостям искусства;
И что ж? пусть презрит нас толпа:
Она безумна и слепа!

Это отрывок из стихотворения Вильгельма Кюхельбекера «Поэты» 1820 года, написанного им после высылки Пушкина на юг, и воспринятого всеми как открытое осуждение власти. Забегая вперед, замечу, что после этого друзья встретились лишь однажды, в октябре 1827 года на глухой почтовой станции Залазы, где в каторжнике, закованном в кандалы, переправлявшемся из одной крепости в другую, Пушкин, следовавший из Михайловского в Петербург, узнал Кюхельбекера. Однако и до, и после этого друзья поддерживали связь постоянно.

Возвращаясь же к скандальному стихотворению, скажем, что мало кто ожидал подобной выходки от благополучного юноши – служащего Министерства иностранных дел, преподавателя Благородного пансиона Петербурга, где, кстати, учился будущий великий русский композитор Михаил Глинка. Однако обостренное чувство справедливости в сочетании с горячностью чистой, открытой души Вильгельма Кюхельбекера постоянно толкало его на безрассудные поступки – именно безрассудные, которыми руководил не разум, а эмоции.

После публичного прочтения в Вольном обществе стихотворения «Поэты» уже самому Кюхельбекеру грозила опасность стать персоной нон-грата в Петербурге, и здесь его выручил Дельвиг, который, ссылаясь на свою знаменитую лень, отказался от путешествия по Европе в должности секретаря богатого вельможи Нарышкина, и предложил это место Вильгельму. Тот с радостью согласился: это не только позволяло ему поправить материальное положение, но и главное – увидеть Европу, колыбель современных революций, где то и дело вспыхивали протесты против монархий. Но, едва удалившись из России, Кюхельбекер затосковал по товарищам и по жажде действия во имя свободы на родине:

Мир над спящею пучиной,
Мир над долом и горой;
Реин гладкою равниной
Разостлался предо мной.

Здесь, над вечными струями,
В сей давно желанный час,
Други! я в мечтаньях с вами;
Братия! я вижу вас!

Вам сей кубок, отягченный
Влагой чистой и златой;
Пью за наш союз священный,
Пью за русский край родной!

Но волна бежит и плещет
В безответную ладью;
Что же грудь моя трепещет,
Что же душу тьмит мою?

Слышу птицу предвещаний,
Дик ее унылый стон -
Светлую толпу мечтаний
И надежду гонит он!

О, скажи, жилец дубравы,
Томный, жалобный пророк:
Иль меня на поле славы
Ждет неотразимый рок?

Или радостных объятий
К милым мне не простирать
И к груди дрожащей братий
При свиданье не прижать?

Да паду же за свободу,
За любовь души моей,
Жертва славному народу,
Гордость плачущих друзей!

Стихотворение «К друзьям, на Рейне» написано в 1821 году, но душа Кюхельбекера будто предвидела – или накликала – катастрофу русского дворянского бунта 1825 года. Однако до этого было еще далеко, и молодой Вильгельм мечтал сбежать в Грецию к карбонариям. Когда же в Париже ему предложили прочесть в антимонархичском клубе «Атеней» ряд лекций о российской словесности, он с радостью согласился, и со свойственной ему безоглядностью и открытостью использовал лекционную кафедру как трибуну для провозглашения своих взглядов на положение дел в русском обществе: «История русского языка, быть может, раскроет перед вами характер народа, говорящего на нем. Свободный, сильный, богатый, он возник раньше, чем установились крепостное рабство и деспотизм, и впоследствии представлял собою постоянное противоядие пагубному действию угнетения и феодализма», – вот так заявил Вильгельм Кюхельбекер на первой же своей лекции, названной им «Свойства нашей поэзии и языка».

Что оставалось делать осторожному Нарышкину – он отослал опасного компаньона обратно в Россию, а за Кюхельбекером с тех пор было установлено тщательное наблюдение. На службу его теперь не брали, средств к существованию вновь не было, и по ходатайству друзей, в частности, Александра Тургенева, он был назначен чиновником особых поручений на Кавказ, в Тифлис – в ставку знаменитого и чрезвычайного популярного среди молодежи генерала Ермолова. Кюхельбекер был счастлив – ему казалось, что теперь-то он что-то сможет сделать для свободы, и даже предлагал Ермолову… сбежать в Грецию, дабы принять там участие в революции. Это был период его восторженного обожания генерала:

О! сколь презрителен певец,
Ласкатель гнусный самовластья!
Ермолов, нет другого счастья
Для гордых, пламенных сердец,
Как жить в столетьях отдаленных
И славой ослепить потомков изумленных!

… Да смолкнет же передо мною
Толпа завистливых глупцов,
Когда я своему герою,
Врагу трепещущих льстецов,
Свою настрою громко лиру
И расскажу об нем внимающему миру!

Он гордо презрел клевету,
Он возвратил меня отчизне:
Ему я все мгновенья жизни
В восторге сладком посвящу;
Погибнет с шумом вероломство,
И чист предстану я пред грозное потомство!

Написал он это посвящение Ермолову в 1821 году, но оказавшись в руководимом генералом отдельном Кавказском корпусе, Вильгельм разочаровался в своем герое: тот, следуя законам войны, жестоко подавлял малейшее неповиновение свободолюбивых горцев. Однако именно здесь, в Грузии, Кюхельбекер сблизился с уже знакомым ему по преподаванию в Благородном пансионе Александром Грибоедовым, который был скуп на доверие к людям, но именно Кюхельбекеру открылся, и ему первому и единственному читал свою революционную пьесу «Горе от ума». До конца своих дней Вильгельм считал Грибоедова не только своим самым близким другом, но духовно и эстетически близким поэтом.

Однако в Грузии порядочный и вспыльчивый Кюхельбекер очень скоро вновь показал себя личностью неблагонадежной, спровоцировав дуэль с одним из служащих при Ермолове. И здесь, на Кавказе, он был опасен для властей – вплоть до того, что они надеялись на гибель непредсказуемого юноши от случайной кавказской пули. Однако этой участи Кюхельбекер избежал, и его отослали в Россию, где его вновь ждали безденежье и неустроенный быт, и по настоянию родственников Кюхельбекер приехал к сестре Юстине в имение Закуп Смоленской губернии, где прожил с июля 1822 по июль 1823 года.

В течение года этого, прожитого им в семье старшей сестры, он вникал в жизнь простого народа, и, желая быть к нему ближе, чудил – так говорили соседи, да и сами крестьяне – ведь для всех он был барином. Ходил он в специально сшитой для него простонародной одежде, и однажды заступился за крепостного, над которым прилюдно издевался соседский помещик, так что это недоразумение, истолкованное соседом как неуважение, пришлось улаживать мужу сестры, Алексею Глинке.

Здесь же, в Закупе, Вильгельм влюбился в дальнюю родственницу Александра Пушкина Авдотью Тимофеевну Пушкину, и любовь оказалась взаимной. Дуня была девушкой чистой, преданной и мудрой, ей Вильгельм посвящал свои немногие любовные стихи:

Цветок завядший оживает
От чистой, утренней росы;
Для жизни душу воскрешает
Взор тихой, девственной красы...

Они стали женихом и невестой, но жениться Вильгельм Кюхельбекер никак не мог: он был беден и понимал, что не сможет обеспечить семью. В надежде упрочить свое положение он вновь отправился в Москву и Петербург. Приличного места по-прежнему добиться не мог, и пытался заработать на жизнь литературным трудом – так, вместе с Одоевским основал литературный альманах «Мнемозина», где публиковались Пушкин, Вяземский, Грибоедов, Баратынский, и сам Кюхельбекер. Однако если сначала альманах привлек внимание читателей и принес некоторый доход и авторам, и издателям, то затем с каждым новым номером интерес публики становился все меньше – соответственно, падали и доходы.

В этот период Вильгельм Кюхельбекер сблизился с Рылеевым и другими «заговорщиками», всей душой разделяя их надежды на переобустройство общества. Когда же в сентябре 1825 года двоюродный брат Рылеева погиб на дуэли, защищая честь своей сестры, Кюхельбекер написал гневное стихотворение, воспринятое и властями, и его единомышленниками как революционный манифест:

Клянемся честью и Черновым:
Вражда и брань временщикам,
Царя трепещущим рабам,
Тиранам, нас угнесть готовым!
...
Так, говорят не русским словом,
Святую ненавидят Русь;
Я ненавижу их, клянусь,
Клянуся честью и Черновым!
...
Ликуй: ты избран русским богом
Всем нам в священный образец!
Тебе дан праведный венец!
Ты чести будешь нам залогом!

В общем, обладая вспыльчивым характером, остро реагируя на любую несправедливость, Кюхельбекер не мог не оказаться на Сенатской площади 14 декабря 1825 года, причем, не в числе случайных свидетелей, а в качестве активного участника – хотя официально был принят тем же Рылеевым в члены тайного Северного общества незадолго до восстания. Примечательно, что родной его брат, Михаил Кюхельбекер, офицер флота, состоял в членах тайного общества давно, но Вильгельма, зная его неосмотрительность, в это никто не посвящал. И не зря: уже попав в круговерть событий, он, поддавшись всеобщему возбуждению, три раза пытался стрелять – то в великого князя Михаила, то в генерала Воинова, и все три раза – осечка! Случай, так характерный для нескладного Кюхли, воспринятый всеми как обидная неудача, однако спасший жизнь не только объектам покушения, но и ему самому – ведь таким образом он не стал убийцей...

Впоследствии Кюхельбекер, осужденный на пятнадцать лет одиночного заключения и пожизненную ссылку в Сибирь, все случившееся с ним и с его, как он писал, злополучными товарищами, называл «несчастием»: на смену восторженности пришла горечь утрат и разочарований…

Тебя ли вижу из окна
Моей безрадостной темницы,
Златая, ясная луна,
Созданье божией десницы?

Прими же скорбный мой привет,
Ночное мирное светило!
Отраден мне твой тихий свет:
Ты мне всю душу озарило.

Так! может быть, не только я,
Страдалец, узник в мраке ночи, –
Быть может, и мои друзья
К тебе теперь подъемлют очи!

Быть может, вспомнят обо мне;
Заснут; с молитвою, с любовью
Мой призрак в их счастливом сне
Слетит к родному изголовью,

Благословит их... Но когда
На своде неба запылает
Передрассветная звезда, –
Мой образ, будто пар, растает.

Это стихотворение «Луна» написано Вильгельмом Кюхельбекером в 1828 году в одиночной камере. С одной стороны, судьба в лице государя Николая I обрекла его на душевные и телесные страдания в изоляции, но в то же время освободила от необходимости заботиться о бытовом обустройстве, о заработках, о положении в обществе – в общем, от всего того, с чем Вильгельм так плохо справлялся в повседневной жизни. При этом – пусть не сразу – ему разрешили вести дневник, переписываться с родственниками, читать – избирательно, старые подшивки, но именно сидя в камере, Кюхельбекер совершенствовался как писатель, литературный критик, философ, вернулся к изучению греческого языка и самостоятельно начал изучать английский: «Провидение меня воспитывает и обстоятельствами принуждает к занятиям, о которых я по природной лености, вероятно, и не думал бы: в Шлиссельбурге я выучился по-английски, потому что у меня не было книг, кроме английских», – сделал 15 февраля 1835 года запись в дневнике Вильгельм Карлович Кюхельбекер. Не будет преувеличением сказать, что эти годы одиночества стали наиболее плодотворными в его творческой биографии.

Он работал над поэмой в русском стиле «Юрий и Ксения», писал прозу, наладил связь с друзьями Дельвигом и Пушкиным, которые не только снабжали его новой литературой, но и старались сделать все возможное, чтобы произведения Кюхельбекера были опубликованы – пусть даже без его имени. Так, Дельвиг перед самой своей смертью через старшую сестру Кюхельбекера успел переслать товарищу свой единственный сборник стихов, а 12 мая 1835 года, к примеру, Вильгельм Карлович сделал в дневнике такую запись: «Большую радость бог послал мне: мой «Ижорский» мне прислан напечатанный… Считаю не нужным упоминать здесь, кому по этому случаю я особенно считаю себя обязанным быть признательным: упоминать о нем было бы здесь как-то некстати; только – бог мне свидетель – что чувствую его благодеяния». Речь здесь идет о Пушкине. Помнил о нем Вильгельм всегда, учился у него, анализируя его произведения, и всегда знал, что может обратиться к лицейскому другу не только мысленно, но и с реальными проблемами:

Чьи резче всех рисуются черты
Пред взорами моими? Как перуны
Сибирских гроз, его златые струны
Рокочут... Пушкин, Пушкин! это ты!
Твой образ – свет мне в море темноты;
Твои живые, вещие мечты
Меня не забывали в ту годину,
Как пил и ты, уединен, кручину, –

Это фрагмент стихотворения Кюхельбекера к лицейской годовщине 19 октября 1836 года: он так же, как Пушкин, всегда отмечал эту дату. И, кстати, в тот год отметил он ее уже не в камере: пятнадцатилетнее заключение совершенно неожиданно для Кюхельбекера было сокращено до десяти лет, и он отправился в Сибирь, в надежде спокойно прожить рядом с братом в местечке Баргузин, зарабатывая на хлеб литературным трудом. Как же далек был Вильгельм Карлович от реальности – и сразу ощутил это: Михаил уже был женат, и стало ясно, что Вильгельм должен жить самостоятельно.

Каким же для него это стало и жизненным уроком, и испытанием: через три года после освобождения из тюремного заключения он записал: «Если бы я был Жан-Жаком, т.е. эгоистом, я бы просил правительство снова меня запереть, но я уже не могу сделать этого, … потому что у меня есть обязанности, поэтому я могу только молить бога о заключении». «Они моих страданий не поймут», – в отчаянии написал Вильгельм Карлович в стихотворении в начале 1839 года, осмысливая всю свою прошедшую и настоящую жизнь:

Был я очарован
Когда-то обольстительной мечтой;
Я думал: кончится борьба с судьбой,
И с нею все земные испытанья;
Не будет сломан, устоит борец,
Умрет, но не лишится воздаянья
И вырвет напоследок свой венец
Из рук суровых, – бедный я слепец!
Судьба берет меня из стен моей темницы,
Толкает в мир (ведь я о нем жалел) –
А мой-то мир исчез, как блеск зарницы,
И быть нулем отныне мой удел!

В 1839 году Кюхельбекер женился на простой двадцатилетней девушке, в два раза моложе него, появились новые заботы и обязанности, надежды и утраты. Из четверых детей выжило лишь двое, в поиске лучшего места семья Вильгельма Карловича моталась по Сибири, иногда он давал уроки, но в основном приходилось жить натуральным хозяйством, строить дома, сеять хлеб, вести огород, – одним словом, всем тем, к чему Кюхельбекер никак не был приспособлен, да и здоровьем он был слаб. Соответственно, все это отнимало и силы, и время от основного, как он считал, его призвания – литературного творчества.

Но, несмотря ни на что, он продолжал писать – иногда с большими перерывами, вызванными лишениями и болезнями, но все же – оставался верен себе. Он учил грамоте сына, вел дневник, надеясь, что его жизненный и творческий опыт пригодится и сыну. Умер Вильгельм Карлович Кюхельбекер 11 августа (по старому стилю) 1846 года в Тобольске. Дочери его, Юстине, было тогда два года, но именно она сохранила архив отца, о котором мы говорили в начале нашего знакомства с Вильгельмом Кюхельбекером.

Вот, слава Богу, я опять спокоен:
Покинула меня тяжелая хандра;
Я снова стал доступен для добра,
И верить и любить я снова стал достоин.
Охотно руку протяну врагу,
Скажу охотно: будем жить друзьями,
Мой добрый Басаргин, и с вами я могу
Теперь беседовать стихами…
Как ангел божий, милый друг,
Вы предо мной явились вдруг
С радушным, искренним участьем;
Был истомлен житейским я ненастьем:
Опальный и больной слепец,
Обманутый людьми, растерзанный страданьем…
Но вот опять согрет я тихим упованьем, –
И этим одолжен вам труженик-певец!
О, да услышит бог мои молитвы,
Пусть будут вам не трудны битвы
С коварным миром и с самим собой;
Пусть сохраните вы средь бурь души покой;
Не разлучайтеся с Любовью животворной,
С святою Верою, с Надеждой неземной, –
И да не встретитесь с любовию притворной,
Ни с суетной надеждою-мечтой,
Ни с верой мертвою, надменной и холодной,
Подобной той смоковнице бесплодной,
Которую сухую проклял Спас…
Их трудно отличить подчас
От дивных дочерей Софии… Искупитель
И тут единственный наш друг-руководитель,
И он вещает ясно нам:
«Познайте их по их делам».
13 апреля 1846, Тобольск...

На этом мы закончим короткий рассказ о поэте, мыслителе, лицейском товарище Пушкина, декабристе Вильгельме Карловиче Кюхельбекере. Здесь почти не упоминалось о литературных особенностях его творчества, так как в первую очередь хотелось рассказать о его жизни, полной надежд и разочарований, и главное – о творческом осмыслении собственного опыта человеком сильным и слабым одновременно. С каким духовным багажом пришел он к концу своего земного существования, знает лишь его собственная сущность, но мне очень хочется верить, что ошибки и победы, труды и страдания Вильгельма Карловича Кюхельбекера были не напрасны, и он обрел «средь бурь души покой»...

Виктория ФРОЛОВА

Как поэт, Вильгельм Кюхельбекер известен мало. Он рос в окружении блестящих поэтов, выше всех которых, без сомнения, был Пушкин. Жуковский, Вяземский, Дельвиг составляли его окружение. В эти годы писал Баратынский. В круге этих поэтов легко затеряться с несовременной, чересчур гражданственной музой, какая была у Кюхельбекера, хотя его дарование и было немалым.

Семья

Кюхельбекер Вильгельм Карлович родился в 1797 году в Петербурге. Семья была небогатой, но обладала и полезными связями, и влиятельными родственниками. Отец, очень образованный человек, учился в Лейпциге в одно время с Гете и Радищевым. Он обладал обширными знаниями в области агрономии, экономики и юридических наук. Влиятельные родственники помогли ему занять должность при дворе (секретарь великого князя Павла Петровича). Позже он был назначен директором Павловска. Мать Вильгельма также была при дворе. Она была няней младшего сына императора Михаила Павловича. Павел I отдал отцу Кюхельбекера в пожизненное владение имение. Именно в нем, в Авинорме, провел детство Вильгельм Кюхельбекер.

Отец, Карл Кюхельбекер, оказался очень хозяйственным человеком. Он удачно управлял поместьем, и даже в период неурожая в 1808 г. в его поместье крестьяне не голодали. Но в семье было четверо детей, и всем надо было дать образование, поэтому денег постоянно не хватало.

В девять лет Вильгельм тяжело переболел и оглох на одно ухо. От того, что все недослышит, прежде спокойный, веселый и проказливый ребенок стал нервным и раздражительным. Когда Вильгельму исполнилось одиннадцать лет, умер его отец, и поместье у семьи забрали. О семье стала заботиться взрослая замужняя сестра Вильгельма, Юстина. Ее муж позже стал наставником великих князей Николая Павловича и Константина.

В лицее

К этому времени Вильгельм Кюхельбекер уже учился в пансионе, где была прекрасная общеобразовательная программа. Но большим материальным подспорьем семье был открывшийся бесплатный В 1811 году туда его привез дальний родственник, Михаил Барклай де Толли. Подросток блестяще сдал вступительные экзамены.

Служба и поэзия как высокое искусство

В двадцать лет с Кюхельбекер окончил лицей и поступил в Сразу же он нашел себе дополнительную работу. Кюхельбекер стал преподавать в Благородном пансионе русскую литературу. В 1820 г., став секретарем А. Нарышкина, Вильгельм Кюхельбекер выезжает за границу и побывает в Германии и Франции. В эти годы он активно сочиняет и печатает стихотворения. Это самый плодотворный период в его творчестве.

Всего им написано около сотни стихотворений. Было немало подражаний Жуковскому, но в целом стихи его пафосны. Это характерная их черта. Их содержание - высокое, а потому его искусство патетическое. Женские образы в стихотворениях для него не характерны. После этого была служба на Кавказе у Ермолова, но из-за дуэли он выходит в отставку и не может найти себе работы.

Случай, изменивший жизнь

К 1825 г. Кюхельбекер вновь в Петербурге. За два месяца до восстания он вступает в Северное общество и с декабристами выступает на Сенатской площади. Пушкин считал, что он участвовал в восстании случайно. Сначала ему назначили 15 лет тюрьмы, а затем вечное поселение в Сибири.

Последний раз Пушкин виделся с Кюхельбекером, когда его перевозили из одной крепости в другую осенью 1827. Пушкин и Кюхельбекер, несмотря на присутствие жандармов, бросились обнимать и целовать друг друга. Их растащили. Кюхельбекера, хотя ему было плохо, быстро усадили в телегу и увезли. Эту встречу Пушкин всегда вспоминал с волнением. Существуют предположения, что Кюхельбекер являлся прототипом Ленского.

В в 1832 г. он пишет «Элегию». В ней он рассказывает о печальных думах узника, склонившего голову на руку. Кто поймет тоску его лирического героя? Кому не безразлична его горькая участь? Он сам себе поддержка. Своей твердостью духа он не даст увлечь себя невозможным мечтам. Пусть он в оковах, но свободен его дух. И все же он не может не грустить о природе, земле, об огромном небе, о звездах, в которых заключены иные миры. Итак, склонив голову, он тоскует о судьбе. В нем погас божественный огонь, с которым не страшны никакая тюрьма, никакая измена любви, нищета. Так заканчивается элегия Кюхельбекера.

В Сибири

Дневниковые записи Кюхельбекер ведет постоянно, и имя Пушкина в них встречается очень часто. Но потом его переводят в Баргузин, где он женился на безграмотной дочери почтмейстера и у него родилось четверо детей.

Выжило трое. Потом по его собственной просьбе Кюхельбекера переводят под Тобольск, а затем в Курган, где он ослепнет. И снова Тобольск. Это уже тяжело больной человек. Он умрет от туберкулеза в августе 1846 года, не дожив даже до 50 лет.

До конца жизни Кюхельбекер будет относиться к поэзии, как к чему-то высокому, пророческому, служащему гражданским идеалам. Был философом и одновременно романтиком Вильгельм Кюхельбекер. Биография его вызывает грустные мысли.

Вильгельм Карлович Кюхельбекер родился в Петербурге в немецкой лютеранской семье 21 июня 1797 года. Его отец Карл Кюхельбекер был обедневшим саксонским дворянином. Он окончил Лейпцигский университет в одно время с А. Н. Радищевым и И.-В. Гете. С последним дружил и после университета. На Российскую службу поступил в 1770 году, состоял в свите будущего императора Павла I . Пробовал писать стихи, но таланта в этом деле не проявил. Зато был хорошим агрономом, знал горное дело. С 1781 он был первым директором и устроителем дворцового и паркового комплекса в Павловске, и прослужил в этой должности 8 лет. При императоре Павле ему светила блестящая карьера, которая рухнула из-за дворцового переворота и смерти императора. Павел I успел по достоинству оценить преданность и добросовестность Карла-Генриха Кюхельбекера и подарил ему в Эстляндии имение Авенорм, где он поселился после смерти своего благодетеля, и где прошло детство будущих декабристов – Вильгельма и Михаила.

Мать Юстина Яковлевна Ломен родила мужу четверых детей. Вильгельм был третьим ребенком. Первыми появились на свет девочки Устинья в 1786 году и Ульяна в 1795-м. Через год после Вильгельма родился брат Михаил. Детство Вильгельма проходило в Лифляндском имении Авенорм. Дети росли в двуязычной атмосфере, осваивая сразу оба языка. Немецкий – в общении с отцом и матерью, а русский благодаря кормилицам и нянькам Татьяне и Корниловне. Кормилицей Вильгельма была Марина.

Устина, старшая сестра Вильгельма, вышла замуж за русского офицера, ставшего впоследствии профессором Дерптского университета Григория Андреевича Глинку. Это была примечательная личность в истории русской культуры и образования. Старшая сестра и ее муж обучали Вилю и Мишу русской грамоте. Одной из первых книг, прочитанных мальчиком, было произведение Глинки «Древняя религия славян». Ребята также читали произведения Карамзина.

В 1807 году Вильгельм перенес тяжелую болезнь, в результате которой он оглох на левое ухо, страдал нервическими припадками, вспыльчивостью, что и служило частой причиной для насмешек лицеистов.

В 11-летнем возрасте он стал учеником частного пансиона в городе Верро (на территории современной Эстонии). Но смерть отца принудила мать отказаться от платного образования для сыновей. Михаила определили в Морской кадетский корпус.

В лицее

По рекомендации родственника и будущего героя Отечественной войны военного министра Барклая де Толли в 1811 году он стал учеником только открывшегося по инициативе императора Александра, Царскосельского лицея. Его сокурсниками стали А.С. Пушкин А.А., Дельвиг И.И.

В лицее у воспитанников с первых дней сложилась замечательная, творческая атмосфера, позволившая раскрыться литературному таланту Пушкина. Литераторами стали Дельвиг, Кюхельбекер, Иллический. С Кюхельбекером учился будущий композитор Николай Корсаков. Но все они были мальчишками и шалости были, порой жестокими. Известно, что Кюхля вызвал на дуэль Пушкина за его эпиграмму. А после очередной пародии Яковлева пытался утопиться в пруду. К счастью, это было замечено гувернером, его вытащили и откачали.

На том самом экзамене, когда присутствовал Державин, Кюхля тоже выступил со своими стихами. Поэтому Пушкин впоследствии напишет:

Старик Державин нас заметил,

и в гроб сходя, благословил.

Лицей он окончил с чином IX класса, титулярного советника. На выпускном акте 9 июня 1817 года ему вручили серебряную медаль за успехи и учёность.

В том же 1817 году он был зачислен на службу в коллегию иностранных дел. Одновременно давал уроки русского и латинского языка в благородном пансионе, открытом при главном педагогическом институте в Петербурге. В числе его учеников оказались младший брат Александра Пушкина Лев и будущий композитор Михаил Глинка.

В августе 1820 года он вышел в отставку и в должности личного секретаря при обер-камергере А. Л. Нарышкине, а 8 сентября вместе с ним выехал в Париж через Германию. В Париже он читал лекции о русской литературе и славянском языке в противомонархическом обществе «Атеней». Но за вольнолюбивый характер этих лекций их чтение было прекращено.

Знакомство с Грибоедовым

С конца 1821 года до мая 1822 года служил при генерале Ермолове на Кавказе, где подружился с Грибоедовым. В письме в С. Бегичеву Грибоедов писал:

«Отчего я туда пускаюсь что-то скрепя сердце? Увидишь, что мне там несдобровать, надо мною носятся какие-то тяжелые пары Кюхельбекеровой атмосферы, те, которые его отовсюду выживали, и присунули, наконец, к печатному станку Греча и Булгарина».

Что имел в виду поэт под «Кюхельбекеровой атмосферой» можно только догадываться. В России уже в начале ХIX века витали антимонархические и антикрепостнические настроения, усилившиеся после Отечественной войны 1812 года. Профессор нравственных наук Куницын сумел внушить своим воспитанникам гражданскую позицию и вольнолюбивые мысли. Вильгельм Кюхельбекер был один из немногих, кто, как губка, впитал эти идеи. Он стал неудобен властям. К тому же он был вспыльчивым и неловким. Это служило поводом для насмешек лицеистов, раздражало руководство.

Кюхельбекер – декабрист

В 1817 году начался новый, важный этап в биографии Кюхельбекера. Он стал член тайной противомонархической организации «Священная артель». А в начале декабря года Рылеев ввел его в Северное тайное общество. Во время восстания Вильгельм Кюхельбекер был на сенатской площади и даже стрелял в брата Александра I, Великого князя Михаила Павловича, в царских генералов. Но убить никого ему не удалось.

Он пытался бежать из России по поддельному паспорту, но в Польше был схвачен полицией. Из Варшавы его доставили в Санкт-Петербург закованным в кандалы, и поместили в Алексеевский равелин Петропавловской крепости. Вот хронология тюремных скитаний Кюхельбекера:

  • 25 января 1826 года – доставлен в Шлиссельбургскую крепость;
  • 27 июля 1826 года – переведен в Кексгольмскую крепость
  • 30 апреля 1827 года он был отправлен в Шлиссельбургскую крепость;
  • 12 октября 1827 года по императорскому указу вместо Сибири послан в арестантские роты при Динабургской крепости (теперь Даугавпилс в Латвии);
  • 10 апреля 1831 года арестант отправлен в Ревель.
  • Из Ревеля 7 октября 1831 года отослан в Свеаборг, куда прибыл 14 октября 1831 года.

Находясь в одиночных камерах, Вильгельм по возможности продолжал работать. Он сочинял, изучал иностранные языки. Так, находясь в тюрьмах, он освоил английский и греческий. Французский он изучал ранее – в частном пансионе и лицее.

Шлиссельбургская крепость

Вильгельм Карлович сделал перевод шекспировского Макбета и передал на волю. Антон Дельвиг, товарищ по лицею хлопотал об издании этого произведения, и выплатил автору гонорар, не дожидаясь решения этого вопроса.

Во время пребывания в крепостях были у Кюхельбекера и светлые моменты. Так, 18 ноября 1829 года его сестра Устина Карловна передала Вильгельму книгу – сборник стихов Дельвига с подписью « в подарок от автора».

Самым тяжелым было заключение в Ревеле. Там он не мог ни читать, ни писать. И единственным утешением было ведение узником дневника. В Свеаборге было немного легче. С высочайшего разрешения самого императора Кюхельбекер мог иметь свои книги в камере и продолжал работать, но все что он писал и передавал родственникам и друзьям, тщательно проверялось.

В соответствии с указом от 14 декабря 1835 года был назначен в город Баргузин Иркутской губернии для вечного поселения в Сибири.

В этот город он прибыл 20 января 1836 года. В Баргузине отбывал ссылку его младший брат Михаил Кюхельбекер. Вместе они организовали собственное хозяйство, выращивали новые для Сибири сельхозкультуры. Сказались навыки и знания, приобретенные в детстве от отца. Михаил Карлович организовал у себя в доме бесплатную школу для местных детей. Возможно, Вильгельм Карлович тоже учил ребятишек в этой школе грамоте.

Находясь в Баргузине, он занимался литературным творчеством:

  • сочинял стихи, поэмы,
  • писал критические статьи,
  • переводил с европейских и древних языков,
  • завершил «Дневник»,
  • создал очерк «Жители Забайкалья и Закаменья» с интересными наблюдениями культурно-бытовых особенностей и расселения народов этого края.

Оставил после себя поэму «Юрий и Ксения», историческую драму «Падение дома Шуйского», роман «Последний Колонна» и другие. В письме Пушкину сообщил любопытные наблюдения о местном тунгусском племени.

Семейная жизнь Кюхли

15 января 1837 года взял в жены дочь баргузинского почтмейстера Дросиду Ивановну Артенову, которой к тому моменту еще не исполнилось 20 лет. Она была домовитая, хозяйственная, но малограмотная. «Черные глаза ее жгут душу», - так писал о ней Вильгельм Дельвигу.

Молодая жена родила ему четверых детей. Старший Федор родился мертвым, Младший Иван умер в раннем возрасте. Выжили сын Михаил и дочь Юстина. После смерти Кюхли их взяла на воспитание Юстина Карловна с условием, что они сменят фамилию на Васильевы.

В 1840 году Вильгельм Кюхельбекер испросил разрешение на переезд из Баргузина. Ему разрешили перебраться в Акшинскую крепость. Здесь обещали частные уроки с оплатой за гувернерство. Дом он не продал, оставил, чтобы жене было куда вернуться. Поначалу дела пошли неплохо. Он давал уроки дочерям начальника крепости Разгильдеева Анне и Василисе и сыну казачьего атамана. В пятнадцатилетнюю Анну Разгильдееву он успел без памяти влюбиться. Стали поговаривать, что супруга Разгильдеева сама влюбилась в необычного учителя своих дочерей, ревновала Анну. В это же время трагически погиб сын атамана Истомина, с которым занимался Вильгельм Карлович. В Акше было прожито три года. За это время Кюхельбекер расплатился с долгами, нажитыми в Баргузине.

В 1844 году Кюхельбекер получил перевод в Смолинскую слободу. Переправляясь через Байкал, семья попала в шторм. Потребовалось все мужество Вильгельма Карловича, чтобы спасти жену и детей от смерти. Но во время этой переправы Кюхельбекер простудился, и у него начал прогрессировать туберкулез, унаследованный от отца. Во время переезда заехал в Баргузин к брату и Ялуторовск к .

«Обнял я его с прежним лицейским чувством. Это свидание напомнило мне живо старину. Он тот же оригинал, только с проседью в голове, – писал Пущин Энгельгардту. – Зачитал меня стихами донельзя».

Дом-музей Вильгельма Кюхельбекера в Кургане

Смолинская слобода находилась по ту сторону Тобола, в двух верстах от Кургана. Здесь он начал терять зрение. Беспокоила паховая грыжа. А на весь городок был один врач. Он впервые обратился за помощью к В. Ф. Одоевскому, но Одоевский его письма не получил. Он посылал прошения на разрешение печататься, но и такого разрешения ему не дали. Жена билась одна со строительством дома. Вильгельм из-за болезней ничем не мог помочь ей. Ему в Кургане предложили 45 десятин земли, которые выделялись в Сибири декабристам. Но эти земли выделялись за счет крестьян, и Вильгельм отказался.

28 января 1846 года Вильгельм Карлович получил разрешение на выезд в Тобольск для лечения. В губернский город он приехал в марте. А в августе он умер от чахотки, и погребен здесь же, на Завальном кладбище. Сегодня это кладбище признано культурным наследием России. Здесь в разные годы были похоронены декабристы А. М. Муравьёв, С. Г. Краснокутский, и др., а также сказочник Пётр Павлович Ершов.

Кюхельбекер Вильгельм Карлович (1797-1846), писатель, декабрист.

Родился 21 июня 1797 г. в Петербурге. Происходил из дворянской семьи обрусевших немцев. Окончил Царскосельский лицей (1817 г.), где началась его дружба с А. С. Пушкиным и А. А. Дельвигом.

Затем служил в Коллегии иностранных дел, преподавал русский язык и латынь. В 1820- 1821 гг. путешествовал по Европе; читал в Париже публичные лекции о русской литературе, при этом вёл речь и о необходимости политических преобразований в России. Выступления прервались по приказу русского посольства.

В 1822 г. Кюхельбекер служил на Кавказе чиновником особых поручений при генерале А. П. Ермолове. В ноябре 1825 г. он был принят К. Ф. Рылеевым в тайное Северное общество. Во время восстания 14 декабря 1825 г. в Петербурге Кюхельбекер стрелял в великого князя Михаила Павловича, выстраивал солдат для контратаки.

После провала восстания пытался бежать за границу, но был арестован в Варшаве и приговорён к смертной казни, заменённой затем каторгой в Динабургской крепости.

С 1836 г. жил на поселении в Сибири.

Кюхельбекер стал печататься с 1815 г. В ранних стихах следовал традиции элегической поэзии В. А. Жуковского, с начала 20-х гг. XIX в. активно выступал против сентиментализма, защищая романтизм. Он написал программную статью «О направлении нашей поэзии, особенно лирической, в последнее десятилетие» (опубликована в 1824 г. в альманахе «Мнемозина», который Вильгельм Карлович издавал вместе с В. Ф. Одоевским).

В противовес «камерной лирике» Кюхельбекер создаёт тираноборческую трагедию «Аргивяне» (1822-1825 гг.), стихотворения «К Ахатесу», «К друзьям на Рейне» (оба 1821 г.) - произведения, исполненные гражданственного пафоса.

В заточении и в ссылке Кюхельбекер не изменил своим прежним идеалам (стихотворения «Элегия», 1832 г.; «На смерть Якубовича», 1846 г., и др.), хотя в его лирике усилились мотивы одиночества, обречённости («19 октября», 1838 г.; «Участь русских поэтов», 1845 г.; трагедия «Прокофий Ляпунов», 1834 г.).




Top