Главная › Развитие › Когда пленные опять тронулись пьер оглянулся. На болезнь плакаться — Бог смерти не даст (отрывок из книги)

Когда пленные опять тронулись пьер оглянулся. На болезнь плакаться — Бог смерти не даст (отрывок из книги)

Эпизод, в котором изображен первый бал Наташи Ростовой, - один из основных в романе: он важен для раскрытия внутреннего мира и характера главной героини. В этом фрагменте перед нами предстает петербургский бал от начала и до конца, с музыкой, цветами, танцами, государем, "дамами в белых, голубых, розовых платьях, с бриллиантами и жемчугами на открытых руках и шеях".
Внешний облик самого бала - это все про всех знающая Перонская, с ее оценками и замечаниями, государь, "царица Петербурга графиня Безухова", "танцор-адъютант, начавший бал", - все, "смешавшееся в одну блестящую процессию". Но это не просто обыкновенный петербургский бал - это первый бал Наташи Ростовой, на котором мы встречаем сразу всех основных героев романа: Наташу, с ее блестящими глазами, князя Андрея и угрюмого, рассеянного Пьера. Событие это можно назвать переломным моментом в жизни Наташи. Бал очень важен для ее дальнейшей жизни. Она, побывав на этом балу, расстается со своим детством и переходит во взрослую жизнь. Именно этот бал становится решающим во взаимоотношениях между Наташей и князем Андреем, жизненные пути которых впоследствии еще не раз пересекутся.
Князь Андрей сыграет немаловажную роль в судьбе Наташи. Бал - одно из звеньев цепочки событий, повествующих о семье Ростовых. Картине бала предшествует эпизод приезда к ним Бориса Друбецкого - первого увлечения Наташи. Между молодыми людьми снова вспыхивают нежные чувства, но Наташа уже не воспринимает Бориса как своего жениха. После разговора с графиней Борис перестал бывать у Ростовых.
В этом есть некая символичность: Наташа, отвергая Бо риса, одновременно с этим оставляет в прошлом свое детство. Эпизод бала следует рассматривать как переходный. Автор всячески подчеркивал еще детское возбужденное состояние Наташи, не раз используя в ее описании слово "девочка" и изображая ее с "благодарной детской улыбкой". Именно это состояние "более всего шло к ней", и именно такую Наташу, "с ее удивлением, радостью и робостью, и даже с ошибками во французском языке", полюбил князь Андрей.
Автор дает нам возможность сравнить главную героиню "с царицей Петербурга" - Элен Безуховой, на фоне которой Наташа, с ее "худыми руками и плечами", "неопределенной грудью", не только не проигрывает, но и привлекает к себе внимание гостей, поскольку в ней было то, что "не имело на себе общего светского отпечатка". Но "девочкой" Наташу мы видим не только внешне, но и внутренне: лишь ребенку присущи настолько сильные чувства, переживания и волнение, сильное, безграничное чувство любви, которое человек испытывает "на той высшей ступени счастья, когда он делается вполне добр и хорош и не верит в возможность несчастья, зла и горя". "Выражение лица Наташи, готовое на -отчаяние и на восторг, являлось зеркальным отражением ее чувств" и помогало читателю проникнуть во внутренний мир главной героини.
Автор мастерски изобразил переживания Наташи. Здесь можно выделить следующие ключевые сцены. Картина бала начинается с описания ощущений Наташи в карете, когда семья Ростовых едет на бал и Наташа впервые представляет, что ей предстоит увидеть и пережить. "То, что ее ожидало, было так прекрасно, что она не верила даже тому, что это будет: так это было не сообразно с впечатлением холода, тесноты и темноты кареты", - психологический комментарий автора здесь очень выразителен. И бал действительно заканчивается ощущением безмерного счастья, переполняющего Наташу.
Когда Ростовы приехали на бал, "хозяин и хозяйка, уже полчаса стоявшие у входной двери и говорившие одно и то же, так же встретили и Ростовых. И две девочки в белых платьях, с одинаковыми розами в черных волосах, одинаково присели. Но невольно хозяйка остановила свой взгляд на тоненькой Наташе и вспомнила, может быть, все свое золотое невозвратное девичье время и свой первый бал".
Когда танцевали польский и Наташа не была приглашена, получилось так, что каждый из мужчин, сыграющих в будущем важную роль в жизни Наташи, не заметил ее: "князь Андрей прошел с какой-то дамой мимо них, очевидно, их не узна вая, красавец Анатоль взглянул на лицо Наташи тем взглядом, каким глядят на стену, Борис два раза прошел мимо и всякий раз отворачивался. А когда "адъютант-распорядитель" и красавица Элен танцевали первый тур вальса, мы невольно вместе с Наташей переживали, что не она сейчас танцует. Благодаря мастерству Толстого-писателя мы видим фальшь светского общества во время бала.
Итак, на балу присутствуют все три главных героя романа: Андрей Болконский, Пьер Безухов, Наташа Ростова. Характеристику Болконскому и Безухову дают Перонская, отражающая взгляды светского общества, и Наташа, через которую в данном случае Толстой выразил свое отношение к этим персонажам. Пьер для высшего света - "шут гороховый", а князь Андрей - грубиян, который "с дамами обращаться не умеет". В то же время Наташа с радостью смотрит на знакомое лицо Пьера и говорит о нем как об "очень хорошем". А в князе Андрее мы видим не только реформатора, который "с Сперанским какие-то проекты пишет", но и человека с большой душой, который сумел разглядеть в "трепещущей" Наташе огромный внутренний мир, остроту чувств, внутреннюю силу. Когда князь Андрей танцевал с Наташей "один из веселых котильонов перед ужином", он напомнил ей об их встрече в Отрадном. В этом есть некая символичность. В Отрадном произошла первая встреча князя Андрея и Наташи, формальное знакомство, а на балу - их внутреннее сближение.
"Я бы рада была отдохнуть и посидеть с вами, я устала; но вы видите, как меня выбирают, и я этому рада, и я счастлива, и я всех люблю, и мы с вами все это понимаем", - и еще многое сказала князю Андрею улыбка Наташи. Именно после первого танца Наташу заметили, оценили, и она пользовалась успехом у мужчин.
На протяжении романа мы встречаем Наташу почти во всех жизненных ситуациях. Толстой дает нам возможность полностью узнать характер главной героини. Эпизод первого бала Наташи Ростовой примечателен тем, что мы видим душу героини в движении: от минуты отчаяния до вершины наивысшего счастья. В отчаянии она замыкается и задает вопросы только себе: "Неужели так никто не подойдет ко мне, неужели я не буду танцевать между первыми, неужели меня не заметят все эти мужчины?.." В минуты же наивысшего счастья ее душа открыта для всех: она готова подарить свою любовь князю Андрею, она всей душой хочет помочь Пьеру, "передать ему излишек своего счастья", дарит счастливые улыбки отцу. Может быть, именно за это безграничное душевное тепло Толстой и любит свою героиню.

Первый бал Наташи Ростовой (анализ эпизода романа "Война и мир") (2 вариант)

Каждый эпизод романа «Война и мир» необычайно важен, значим для понимания всего произведения в целом. Не исключением является и «Первый бал Наташи Ростовой», в эпизоде которого раскрываются дополнительные черты характера присутствующих героев. Читатель может понаблюдать за светским обществом, за манерами поведения людей того времени.
Волнение Натали перед таким важным событием просто выплескивалось наружу. Впервые она должна была показать себя на таком публичном событии, продемонстрировать свою красоту и привлекательность. Кроме того, во время бала должны были появиться знатные гости – сам государь и весь дипломатический корпус.
Перед балом Наташа совершенно не могла поверить в предстоящее событие. Оно казалось ей нереальным, фантастическим. Как бы девушка не старалась проявить всю свою женственную натуру, продемонстрировать себя, как воспитанную светскую барышню, ничего не получалось! Героиню просто переполняло неудержимое волнение, и она казалось прелестной, искренней и естественной. Именно поэтому, хозяева дома заострили свое внимание на Наташе. Хотя ее подруга Соня выглядела ничем не хуже.
В зале, где состоялся бал, героиня увидела и узнала много известных людей – это и первые красавицы, и знатные невесты, и богатые мужчины. Однако в этот момент девушке было совершенно все равно, чем они занимались. Намного больше Наташу волновал вопрос о том, понравилась ли она окружающим людям, смогут ли они принять ее в свои светские круги, посвятить в общие развлечения. Когда героиня заметила на себе добрые и положительные взгляды, она стала немного успокаиваться и приходить в себя.
Бал начался. Наташа ожидала приглашения на свой первый танец. Ох, как она была взволнована, ведь именно от этого приглашения будет зависеть дальнейшее развитие сюжета. Девушка так хотела продемонстрировать свое умение танцевать, парить в вальсе, в паре. Однако мужчины проходили мимо нее. Они предпочитали более эффектных дам. А Наташа казалась им юной и наивной.
На счастье, возле Наташи оказался Пьер, который попросил друга Андрея составить компанию одинокой Наталье. Болконский сделал первый шаг навстречу лишь по просьбе, ему хотелось, наконец, завершить скучные разговоры и немного развеяться. Но только он подхватил Наташу в танце, странное чувство ударило ему прямо в голову. Он ощутил прилив сил, свою новую молодость.
После такого танца, девушка расцвела. Она ни секунды не сидела на месте. Со всех сторон к ней поступали приглашения. Наташа все свободное от танцев время проводила в обществе с Болконским. Они беседовали на разные темы, и, уже в конце вечера, князь Андрей понял, что желает видеть Наташу своей женой. В этой легкой и наивной девушке Болконский увидел всю искренность и чистоту натуры. А, героиня, в свою очередь, светилась от счастья. Как же был прекрасен ее первый бал. Он состоялся! Он удался!
В эпизоде перового бала Наташи читатель может наблюдать за сближением героев. Болконский и Ростова произвели друг на друга незабываемое впечатление. Кроме того, в этом эпизоде раскрываются иные черты характера главных героев, высвобождаются их внутренние переживания и эмоции.

Первый бал Наташи Ростовой (анализ эпизода романа "Война и мир") (3 вариант)

"В романе-эпопее "Война и мир" есть множество небольших, но исключительно значимых эпизодов, которые очень важны для развития романа как целого соединяющего в себе идеи о человеке, истории мироздании", - справедливо замечает писатель В. Круковер. Самый в этом ряду значительный эпизод, на мой взгляд, это первый бал Наташи Ростовой. Множество человеческих судеб, тесно связанных с крупнейшими историческими событиями, изображены в романе "Война и мир": Толстой показывает героев, проходящих долгий и трудный путь в поисках истины и своего места в мире, переживающих мучительные моменты, когда жизнь кажется бессмысленной, а поиски правды заводят в тупик.

У Наташи Ростовой в романе свой, ни на чей непохожий, путь. Наташа - любимая героиня Льва Николаевича Толстого. В образе Наташи собраны черты русского национального характера. Главное, что привлекает в героине - это искренность, чуткость, душевная щедрость, тонкое понимание природы.

Вероятно самому Толстому в светском обществе очень не хватало непосредственности, а мы знаем, что в юности он увлекался балами, а в зрелости – женщинами, поэтому он с таким самозабвением описывает Наташу. Впервые мы знакомимся с Наташей Ростовой на ее же именинах. Девочка некрасива, но она пленяет своей живостью, блеском глаз. Наташа - отнюдь не светская кукла, связанная искусственными правилами хорошего тона. Ничто не мешает героине в середине обеда сказать: "Мама! А какое пирожное будет?"

В Наташе было то, что "не имело на себе общего светского отпечатка". С помощью образа Наташи Толстому удалось оттенить фальшь светского общества. Девушка едет на первый в своей жизни бал! Столько волнений и тревог во время приготовлений: вдруг приглашение не будет получено, или платье не будет готово. И вот наступает этот долгожданный день. То, что ее ожидало, было так прекрасно, что она не могла поверить. В богатой душе Наташи не помещаются все чувства, которые она испытывает. Эти чувства отражаются на ее лице: "блестящими испуганными глазами глядела перед собой, с выражением готовности на величайшую радость и на величайшее горе".

Искренность человеческих чувств мало ценились в том обществе, в которое впервые вывезли Наташу. А ведь ей еще предстоит пронести ее через всю взрослую жизнь. В Наташе нет ни капельки кокетства и жеманства, свойственных молодым девушкам ее круга. Наташа вся как на ладони, все читается в ее глазах. А в глазах у нее уже стоят слезы, потому что танец начинается, музыка играет, а ее никто не приглашает. Досада на то, что мужчины не замечают ее, а ей так хочется танцевать, ведь она так замечательно танцует! На помощь Наташе приходит Пьер Безухов. Конечно же, именно он, эта благороднейшая душа. Толстый, неуклюжий, но с чутким и нежным сердцем. Пьер обращает на Наташу внимание Андрея Болконского, просит его танцевать с ней. Приглашая девушку на танец, князь Андрей видит, как ее лицо, готовое на отчаяние и на восторг, освещается благодарной, детской улыбкой. Наташа счастлива. И Болконский уже не может оторвать от нее глаз.

Если бы жизнь была к князю Андрею благосклоннее, он бы после этого бала стал счастливым до конца своих дней. Пригласив Наташу, князь Андрей после танца ощутил себя ожившим и помолодевшим. Наташа была особенной, и он не мог этого не заметить. На ней не было светского отпечатка, она была очаровательна. Наташа излучала столько счастья, что этот свет задел не только князя. "Наташа была так счастлива, как никогда в жизни. Она была на той высшей ступени счастья, когда человек делается вполне добр и хорош и не верит в возможность зла, несчастья и горя". И она считала, что счастливы должны быть и окружающие, и иначе - просто невозможно.

Наташе еще не раз предстоит убедиться, что возможно и иначе, и далеко не все в жизни зависит от воли людей, пусть даже добрых и четких. Первый бал - это начало новой поры для Наташи. Радость переполняет эту богатую натуру. Но что ждет ее дальше? Путь Наташи Ростовой к счастью непрост, еще не раз ее искренность и порывистость заставит ее страдать, более того – станет причиной страдания близких ей людей. В особенной степени это коснется князя Андрея, пытавшегося стать ее супругом?

Автор не станет винить Наташу за ее опрометчивый поступок, помешавший счастью ее и князя, он своим отношением к героине даст понять читателю, что философский роман не предполагает простоты в отношениях героев, что настоящий русский характер интересен именно в развитии, и чем больше герою предстоит пережить сомнений и преодолеть препятствий, тем интересней этот образ в романе.

Знакомство с любимой героиней Толстого на первом балу Наташи обещает нам увлекательное погружение в уникальную судьбу замечательной русской женщины - Наташи Ростовой.

1. Вступление

2. Образ Н. Ростовой

3. Подготовка к балу

4. Описание сцены бала

5. Завершение

Наталия Ростова - один из самых ярких женских портретов в романе Л. Н. Толстого «Война и мир». Роман написан писателем в промежутке между 1864 и 1868 годом. Его события охватывают огромный промежуток времени в жизни России с 1805 по 1820 годы, включая в себя сцены военных действий русской армии против Бонапарта до его нападения, сцены Отечественной войны 1812 года, и описание мирной жизни дворянских семей, взросления детей, возникновения и распада семей.

С Наташей Ростовой Толстой знакомит читателя в детском ее возрасте, героине тогда только тринадцать лет. Он описывает ее как не очень красивую черноглазую девочку с большим ртом и черными кудрями, но при этом очень живую, подвижную, вечно над чем-то хохочущую. Но уже через год читатель видит повзрослевшую девушку - подростка, впервые одевшую длинное платье на танцевальный вечер «у Иогеля», где она и многие знакомые их семьи учились танцам.

Она впервые танцует с кавалером «польскую мазурку» и безмерно по-детски счастлива, приговаривая: «Ах, как хорошо!». Но это только первые девичьи шаги Наташи Ростовой. Настоящий ее первый бал состоится еще через четыре долгих года, которые, казалось бы, совсем недавно, они с другом (и тайным возлюбленным) Борисом считали по пальцам. Бал был назначен на 31 декабря «накануне нового 1810 года».

В Петербурге, во дворце на Английской набережной, должна была собраться вся знать, и даже появиться сам государь Александр. Наташа Ростова с самого раннего утра не имела минуты покоя, ей казалось, что если она не позаботится о нарядах матери и сестры Сони, то что-нибудь пойдет не так. В результате сама опоздала нарядиться вовремя, так как платье ей пришлось подшивать горничным, оно было слишком длинное.

Но вот они прибыли к парадному подъезду дворца и, сняв шубы, прошли внутрь. Наташа волновалась так, что к счастью для себя не смогла держаться, как подобает светским барышням. Именно ее смущенность и непосредственность привлекли к ней внимание присутствующих. Но самым страшным испытанием для юной Натальи стал первый танец, на который никто ее не пригласил. Она готова была расплакаться от мысли, что так и простоит весь вечер у стены зала в компании родственников. Ее отчаянный и полный надежды взгляд заметил Пьер Безухов, старый друг семьи, и предложил Андрею Болконскому, своему другу, пригласить девушку на тур вальса. И самый счастливый бал для Наташи начался! Князь Болконский в белом мундире произвел впечатление на нее, после она танцевала еще со многими кавалерами, потом снова с ним. Она как будто не чувствовала усталости, ее ноги в танце едва касались пола, лишь иногда со смущенной улыбкой, словно извиняясь, смотрела она на Болконского: «Вы видите, как меня выбирают, и я этому рада!».

После первого в ее жизни бала, судьба еще сведет ее с князем Андреем Болконским, Наташе еще много придется пережить и перестрадать. Но на балу она абсолютно счастлива, мила и непосредственна, чем и отличалась от великосветских барышень. Именно такой, очаровательной и непохожей на других, написал ее Л. Н. Толстой.

Генерал, который вел депо, с красным испуганным лицом, погоняя свою худую лошадь, скакал за каретой. Несколько офицеров сошлось вместе, солдаты окружили их. У всех были взволнованно-напряженные лица.

Qu"est ce qu"il a dit? Qu"est ce qu"il a dit?.. [Что он сказал? Что? Что?..] - слышал Пьер.

Во время проезда маршала пленные сбились в кучу, и Пьер увидал Каратаева, которого он не видал еще в нынешнее утро. Каратаев в своей шинельке сидел, прислонившись к березе. В лице его, кроме выражения вчерашнего радостного умиления при рассказе о безвинном страдании купца, светилось еще выражение тихой торжественности.

Каратаев смотрел на Пьера своими добрыми, круглыми глазами, подернутыми теперь слезою, и, видимо, подзывал его к себе, хотел сказать что-то. Но Пьеру слишком страшно было за себя. Он сделал так, как будто не видал его взгляда, и поспешно отошел.

Сзади, с того места, где сидел Каратаев, послышался выстрел. Пьер слышал явственно этот выстрел, но в то же мгновение, как он услыхал его, Пьер вспомнил, что он не кончил еще начатое перед проездом маршала вычисление о том, сколько переходов оставалось до Смоленска. И он стал считать. Два французские солдата, из которых один держал в руке снятое, дымящееся ружье, пробежали мимо Пьера. Они оба были бледны, и в выражении их лиц - один из них робко взглянул на Пьера - было что-то похожее на то, что он видел в молодом солдате на казни. Пьер посмотрел на солдата и вспомнил о том, как этот солдат третьего дня сжег, высушивая на костре, свою рубаху и как смеялись над ним.

Собака завыла сзади, с того места, где сидел Каратаев. «Экая дура, о чем она воет?» - подумал Пьер.

Солдаты-товарищи, шедшие рядом с Пьером, не оглядывались, так же как и он, на то место, с которого послышался выстрел и потом вой собаки; но строгое выражение лежало на всех лицах.

XV

Депо, и пленные, и обоз маршала остановились в деревне Шамшеве. Все сбилось в кучу у костров. Пьер подошел к костру, поел жареного лошадиного мяса, лег спиной к огню и тотчас же заснул. Он спал опять тем же сном, каким он спал в Можайске после Бородина.

Опять события действительности соединялись с сновидениями, и опять кто-то, сам ли он или кто другой, говорил ему мысли, и даже те же мысли, которые ему говорились в Можайске.

«Жизнь есть всё. Жизнь есть бог. Все перемещается и движется, и это движение есть бог. И пока есть жизнь, есть наслаждение самосознания божества. Любить жизнь, любить бога. Труднее и блаженнее всего любить эту жизнь в своих страданиях, в безвинности страданий».

«Каратаев» - вспомнилось Пьеру.

И вдруг Пьеру представился, как живой, давно забытый, кроткий старичок учитель, который в Швейцарии преподавал Пьеру географию. «Постой», - сказал старичок. И он показал Пьеру глобус. Глобус этот был живой, колеблющийся шар, не имеющий размеров. Вся поверхность шара состояла из капель, плотно сжатых между собой. И капли эти все двигались, перемещались и то сливались из нескольких в одну, то из одной разделялись на многие. Каждая капля стремилась разлиться, захватить наибольшее пространство, но другие, стремясь к тому же, сжимали ее, иногда уничтожали, иногда сливались с нею.

Вот жизнь, - сказал старичок учитель.

«Как это просто и ясно, - подумал Пьер. - Как я мог не знать этого прежде».

В середине бог, и каждая капля стремится расшириться, чтобы в наибольших размерах отражать его. И растет, сливается, и сжимается, и уничтожается на поверхности, уходит в глубину и опять всплывает. Вот он, Каратаев, вот разлился и исчез. - Vous avez compris, mon enfant, [Понимаешь ты.] - сказал учитель.

Vous avez compris, sacré nom, [Понимаешь ты, черт тебя дери.] - закричал голос, и Пьер проснулся.

Он приподнялся и сел. У костра, присев на корточках, сидел француз, только что оттолкнувший русского солдата, и жарил надетое на шомпол мясо. Жилистые, засученные, обросшие волосами, красные руки с короткими пальцами ловко поворачивали шомпол. Коричневое мрачное лицо с насупленными бровями ясно виднелось в свете угольев.

- Ça lui est bien égal, - проворчал он, быстро обращаясь к солдату, стоявшему за ним. - …brigand. Va! [Ему все равно… разбойник, право!]

И солдат, вертя шомпол, мрачно взглянул на Пьера. Пьер отвернулся, вглядываясь в тени. Один русский солдат пленный, тот, которого оттолкнул француз, сидел у костра и трепал по чем-то рукой. Вглядевшись ближе, Пьер узнал лиловую собачонку, которая, виляя хвостом, сидела подле солдата.

1. Ощущение нереальности происходящего (деперсонализационно-дереализационные явления)

В художественной литературе встречаются утонченные описания подобных защитных душевных реакций при тяжелых или необычайных обстоятельствах. Нереальность испытывает Пьер Безухов в плену у французов, особенно когда рядом с ним тяжело заболевает и тем самым, при данных обстоятельствах, обречен на смерть Каратаев. Лев Толстой показывает и то, как на фоне ощущения нереальности защитно переключается внимание на посторонние травмирующему событию моменты.

“Когда пленные опять тронулись, Пьер оглянулся назад. Каратаев сидел на краю дороги, у березы; и два француза что-то говорили над ним. Пьер не оглядывался больше. Он шел, прихрамывая, в гору.

Сзади, с того места, где сидел Каратаев, послышался выстрел. Пьер слышал явственно этот выстрел, но в то же мгновение, как он услыхал его, Пьер вспомнил, что он не кончил еще начатое перед проездом маршала вычисление о том, сколько переходов оставалось до Смоленска. И он стал считать. Два французских солдата, из которых один держал в руке снятое, дымящееся ружье, пробежали мимо Пьера. Они оба были бледны, и в выражении их лиц – один из них робко взглянул на Пьера – было что-то похожее на то, что он видел в молодом солдате на казни. Пьер посмотрел на солдата и вспомнил о том, как этот солдат третьего дня сжег, высушивая на костре, свою рубаху и как смеялись над ним.

Собака завыла сзади, с того места, где сидел Каратаев. “Экая дура, о чем она воет?” – подумал Пьер . “Теперь только Пьер понял всю силу жизненности человека и спасительную силу перемещения внимания, вложенную в человека, подобную тому спасительному клапану в паровиках, который выпускает лишний пар, как только плотность его превышает известную норму” .

Впадает в острой фронтовой ситуации в ощущение ирреальности и хемингуэйевский герой Роберт Джордан: “… он все еще не мог прийти в себя от удивления, что не погиб при взрыве. Он настолько приготовился к гибели, что теперь все происходившее казалось ему нереальным. Надо стряхнуть с себя это, подумал он. Надо от этого избавиться. Мне сегодня еще много, много нужно сделать. Но избавиться не удавалось, и все вокруг – он сам сознавал это – было как во сне” .

Защитное “онемение души” с относительной ясностью мысли, сопровождающееся нередко защитным переключением внимания на явления, не имеющие отношения к травмирующему событию, нередко спасительно предупреждает развитие депрессивных реакций людей определенного душевного склада или защитно-патологически звучит уже в самой депрессивной структуре. Однако и сама деперсонализация может весьма болезненно переживаться особенно при эндогенных депрессиях. С. С. Корсаков писал по поводу этого “мучительного притупления душевной чувствительности” (anaesthesia psychica dolorosa), что “больные чувствуют, по их словам, как бы онемение всего их существа, неспособность что-либо чувствовать” . Переживание собственной патологической окаменелости в депрессии, видимо, уже не столько защищает от “разъедающих” душу событий, сколько усугубляет страдание, подобно тому, как в основе своей защитная рвота, сделавшись патологически-неукротимой, смертельно обезвоживает.

Деперсонализационный (в широком смысле) вариант психологической защиты наиболее свойственен в его очерченных, чистых формах психастеникам, но встречается и у некоторых астеников, циклоидов, шизоидов, а также у здоровых людей сходного характерологического склада. Однако здесь он выступает обычно на фоне склонности к самонаблюдению, самоанализу. Больные шизофренией с деперсонализационно-дереализационными расстройствами также склонны к рефлексии. В гипнотическом состоянии они сохраняют сознание непомраченным, несуженым, испытывая более или менее мягкое состояние душевного онеменения, отрешенности, при достаточной ясности мысли. Можно сказать, что в гипнотическом состоянии оживляется, стимулируется их психологическая защита, – факт весьма важный в терапевтическом отношении (Мы рассматриваем гипноз как искусственно вызываемый прием психологической защиты ).

2. Аффектогенно возникающая способность не отдавать себе отчета в переживаниях, способность вытеснять из сознания травмирующие моменты, сужение сознания вплоть до сомнамбулизма

Этот способ психологической защиты свойственен очень многим детям, а также инфантильным (ювенильным) личностям, предрасположенным к истерическим реакциям, а при гипнотизации к сомнамбулизму (Патологическое проявление инфантильной (“художественной” – по И. П. Павлову) личности – истерическая и неустойчивая психопатия ). Явления такого рода, усиленные до патологии, являются, по сути дела, истерическими расстройствами сознания. При описанном выше защитном перемещении внимания на деперсонализационном фоне человек способен отвлекаться от психотравмирующих моментов посторонними явлениями, но при этом сознает беду или опасность и даже способен наблюдать как бы со стороны, как он отвлекается мелочами на фоне притуплённого душевного состояния. При сужении же сознания нет самонаблюдения, а возникает истерическая диссоциация: слепая вера в то, что, например, близкий человек не умер, а жив, – вплоть до галлюцинирования. Истерическую психологическую защиту прекрасно анализировал Э. Кречмер: “Для сущности истерической психики характерно, что она предпочитает скорее избегать тяжелых переживаний, чем становиться с ними лицом к лицу. Поэтому она пытается, с большим или меньшим успехом, внутренне притворяться сама перед собой, неприятные представления отбрасывать в сторону, превращать их в переносимые, даже в радостные, или по крайней мере на время избавляться от них посредством основательной эмоциональной разрядки. И снова, так же как при истерических выразительных процессах, это удается иногда вполне – при использовании простейших форм нормального психического реагирования, иногда же – только отчасти – ценой расщепления личности. В этом последнем случае выступают, в точном соответствии с гипобулическим расщеплением воли, гипноические мыслительные механизмы в виде двойственного сознания, сновидений, припадков и сумеречных состояний” .

С того времени, когда русские войска оставили Смоленск, началась партизанская война.

Так называемая партизанская война началась со вступления неприятеля в Смоленск. Прежде чем партизанская война была официально принята нашим правительством, уже тысячи людей неприятельской армии - отсталые мародеры, фуражиры - были истреблены казаками и мужиками, побивавшими этих людей так же бессознательно, как бессознательно собаки загрызают забеглую бешеную собаку. Денис Давыдов своим русским чутьем первый понял значение той страшной дубины, которая, не спрашивая правил военного искусства, уничтожала французов, и ему принадлежит слава первого шага для узаконения этого приема войны.

24-го августа был учрежден первый партизанский отряд Давыдова, и вслед за его отрядом стали учреждаться другие. Чем дальше подвигалась кампания, тем более увеличивалось число этих отрядов.

Партизаны уничтожали Великую армию по частям. Они подбирали те отпадавшие листья, которые сами собою сыпались с иссохшего дерева - французского войска, и иногда трясли это дерево. В октябре, в то время как французы бежали к Смоленску, этих партий различных величин и характеров были сотни...

Последние числа октября было время самого разгара партизанской войны...

Активное участие в партизанском движении принимал Денисов. 22 августа он целый день следил за французским транспортом, который вместе с русскими пленными отделился от других французских армий и двигался вперед под сильным прикрытием. По сведению лазутчиков, он направлялся к Смоленску. Об этом французском транспорте было известно многим партизанским отрядам, но Денисов собирался вместе с Долоховым (партизаном с небольшим отрядом) атаковать и взять этот транспорт своими силами. Его отряд целый день не выезжал из леса, не выпуская из виду двигающихся французов. Утром казаки из отряда Денисова захватили две французские фуры и увезли их в лес. Считая, что нападать было опасно, Денисов послал мужика из своего отряда - Тихона Щербатого - захватить находящихся там французских квартиргеров.

Ожидая Тихона, посланного за французами, Денисов объезжал лес. Стояла дождливая осенняя погода. Рядом с Денисовым ехал его сотрудник - казачий есаул, а немного позади - молодой французский офицер-барабанщик, взятый в плен сегодня утром. Размышляя о том, как лучше захватить французский транспорт, Денисов заметил приближающихся к ним двух людей. Впереди ехал растрепанный, насквозь промокший молодой офицер, а позади него казак. Офицер протянул Денисову пакет от генерала. Прочитав послание, Денисов взглянул на молодого офицера и узнал в нем Петю Ростова. Петя, обрадованный встречей, начал рассказывать Денисову, как он проехал мимо французов, как он рад, что ему дали такое поручение, как он сражался под Вязьмой. Забыв про официальность, Петя попросил Денисова оставить его в отряде хоть на день. Денисов согласился, и Петя остался.

Когда Денисов с есаулом обсуждали, с какого места лучше начинать атаку по французам, вернулся Тихон Щербатый. Посланные на разведку партизаны рассказали, что они видели, как он удирал от французов, которые стреляли по нему из всех стволов. Как позднее выяснилось, Тихон захватил француза еще вчера, но так как тот оказался «несправный и дюже ругался», он не довел его живым до лагеря. Щербатый попытался добыть еще одного «языка», но французы его заметили.

Тихон Щербатый был один из самых нужных людей в партии. Он был мужик из Покровского под Гжатью...

В партии Денисова Тихон занимал свое особенное, исключительное место. Когда надо было сделать что-нибудь особенно трудное и гадкое - выворотить плечом в грязи повозку, за хвост вытащить из болота лошадь, ободрать ее, залезть в самую середину французов, пройти в день по пятьдесят верст, - все указывали, посмеиваясь, на Тихона...

Тихон был самый полезный и храбрый человек в партии. Никто больше его не открыл случаев нападения, никто больше его не побрал и не побил французов...

Тихон, оправдываясь перед Денисовым за то, что не доставил живого француза, старался обратить все в шутку. Его рассказ вызвал смех у Пети, но когда Ростов понял, что Тихон убил человека, ему стало неловко.

Уже смеркалось, когда Денисов с Петей и эсаулом подъехали к караулке. В полутьме виднелись лошади в седлах, казаки, гусары, прилаживавшие шалашики на поляне и (чтобы не видели дыма французы) разводившие красневший огонь в лесном овраге. В сенях маленькой избушки казак, засучив рукава, рубил баранину. В самой избе были три офицера из партии Денисова, устроивавшие стол из двери. Петя снял, отдав сушить, свое мокрое платье и тотчас принялся содействовать офицерам в устройстве обеденного стола.

Через десять минут был готов стол, покрытый салфеткой. На столе была водка, ром в фляжке, белый хлеб и жареная баранина с солью.

Сидя вместе с офицерами за столом и разрывая руками, по которым текло сало, жирную душистую баранину, Петя находился в восторженном детском состоянии нежной любви ко всем людям и вследствие того уверенности в такой же любви к себе других людей.

Петя долго не мог решиться спросить Денисова, нельзя ли позвать на ужин мальчика-француза, которого партизаны некоторое время назад взяли в плен, но потом все-таки решился. Денисов разрешил, и Петя отправился за французским барабанщиком (Винсентом). Казаки уже переделали его имя и называли «Весенний», а мужики и солдаты - «Весеня». Петя пригласил юного француза в дом.

В скором времени прибыл Долохов. Про его храбрость и жестокость по отношению к французам много рассказывали в отряде.

Наружность Долохова странно поразила Петю своей простотой.

Денисов одевался в чекмень, носил бороду и на груди образ Николая-чудотворца и в манере говорить, во всех приемах выказывал особенность своего положения. Долохов же, напротив, прежде, в Москве, носивший персидский костюм, теперь имел вид самого чопорного гвардейского офицера. Лицо его было чисто выбрито, одет он был в гвардейский ваточный сюртук с Георгием в петлице и в прямо надетой простой фуражке. Он снял в углу мокрую бурку и, подойдя к Денисову, не здороваясь ни с кем, тотчас же стал расспрашивать о деле.

Долохов, прихватив с собой два французских мундира, пригласил офицеров прокатиться вместе с ним в лагерь французов. Петя, несмотря на протесты Денисова, твердо решил поехать на разведку с Долоховым.

Облачившись во французские мундиры, Долохов с Петей отправились в лагерь противника. Подъехав к одному из костров, они по-французски заговорили с солдатами. Один из французов поздоровался с Долоховым и спросил его, чем он может служить.

Долохов рассказал, что он с товарищем догонял свой полк, и спросил, не знают ли они что-нибудь о его полку. Французы ответили, что не знают. Тогда Долохов продолжил расспрашивать офицеров о том, безопасна ли дорога, по которой они ехали, сколько у них людей в батальоне, сколько батальонов, сколько пленных. Во время разговора Пете все время казалось, что французы раскроют обман, но никто ничего не заметил, и они благополучно вернулись в лагерь. Подъезжая к месту, Долохов попросил Петю передать Денисову, чтобы завтра, на заре, по первому выстрелу, казаки выступали.

Вернувшись к караулке, Петя застал Денисова в сенях. Денисов в волнении, беспокойстве и досаде на себя, что отпустил Петю, ожидал его.

Слава богу! - крикнул он. - Ну, слава богу! - повторял он, слушая восторженный рассказ Пети. - И чег’т тебя возьми, из-за тебя не спал! - проговорил Денисов. - Ну, слава богу, тепег’ь ложись спать. Еще вздг’емнем до утг’а.

Да... Нет, - сказал Петя. - Мне еще не хочется спать. Да я и себя знаю, ежели засну, так уж кончено. И потом я привык не спать перед сражением.

Петя посидел несколько времени в избе, радостно вспоминая подробности своей поездки и живо представляя себе то, что будет завтра. Потом, заметив, что Денисов заснул, он встал и пошел на двор...

Петя вышел из сеней, огляделся в темноте и подошел к фурам. Под фурами храпел кто-то, и вокруг них стояли, жуя овес, оседланные лошади. В темноте Петя узнал свою лошадь, которую он называл Карабахом, хотя она была малороссийская лошадь, и подошел к ней.

Увидев сидящего под фурой казака, Петя заговорил с ним, подробно рассказал ему про поездку и попросил наточить его саблю.

Долго после этого Петя молчал, прислушиваясь к звукам...

Петя должен бы был знать, что он в лесу, в партии Денисова, в версте от дороги, что он сидит на фуре, отбитой у французов, около которой привязаны лошади, что под ним сидит казак Лихачев и натачивает ему саблю, что большое черное пятно направо - караулка, и красное яркое пятно внизу налево - догоравший костер, что человек, приходивший за чашкой, - гусар, который хотел пить; но он ничего не знал и не хотел знать этого. Он был в волшебном царстве, в котором ничего не было похожего на действительность. Большое черное пятно, может быть, точно была кара- улка, а может быть, была пещера, которая вела в самую глубь земли. Красное пятно, может быть, был огонь, а может быть - глаз огромного чудовища. Может быть, он точно сидит теперь на фуре, а очень может быть, что он сидит не на фуре, а на страшно высокой башне, с которой ежели упасть, то лететь бы до земли целый день, целый месяц - все лететь и никогда не долетишь. Может быть, что под фурой сидит просто казак Лихачев, а очень может быть, что это - самый добрый, храбрый, самый чудесный, самый превосходный человек на свете, которого никто не знает. Может быть, это точно проходил гусар за водой и пошел в лощину, а может быть, он только что исчез из виду и совсем исчез, и его не было.

Что бы ни увидал теперь Петя, ничто бы не удивило его. Он был в волшебном царстве, в котором все было возможно.

Он поглядел на небо. И небо было такое же волшебное, как и земля. На небе расчищало, и над вершинами дерев быстро бежали облака, как будто открывая звезды. Иногда казалось, что на небе расчищало и показывалось черное, чистое небо. Иногда казалось, что эти черные пятна были тучки.

Иногда казалось, что небо высоко, высоко поднимается над головой; иногда небо спускалось совсем, так что рукой можно было достать его...

Петя не знал, как долго это продолжалось: он наслаждался, все время удивлялся своему наслаждению и жалел, что некому сообщить его. Его разбудил ласковый голос Лихачева.

На следующее утро казаки выступили в поход, и Петя попросил Денисова поручить ему какое-нибудь важное дело. Но Василий Федорович строго приказал ему слушаться и ничего не предпринимать без его указаний. Когда раздался сигнал к атаке, Петя, забыв про приказ Денисова, пустил свою лошадь во весь опор.

Подождать?.. Ураааа!.. - закричал Петя и, не медля ни одной минуты, поскакал к тому месту, откуда слышались выстрелы и где гуще был пороховой дым. Послышался залп, провизжали пустые и во что-то шлепнувшие пули. Казаки и Долохов вскакали вслед за Петей в ворота дома. Французы в колеблющемся густом дыме одни бросали оружие и выбегали из кустов навстречу казакам, другие бежали под гору к пруду. Петя скакал на своей лошади вдоль по барскому двору и, вместо того чтобы держать поводья, странно и быстро махал обеими руками и все дальше и дальше сбивался с седла на одну сторону. Лошадь, набежав на тлевший в утреннем свете костер, уперлась, и Петя тяжело упал на мокрую землю. Казаки видели, как быстро задергались его руки и ноги, несмотря на то, что голова его не шевелилась. Пуля пробила ему голову.

Переговоривши с старшим французским офицером, который вышел к нему из-за дома с платком на шпаге и объявил, что они сдаются, Долохов слез с лошади и подошел к неподвижно, с раскинутыми руками, лежавшему Пете.

Готов, - сказал он, нахмурившись, и пошел в ворота навстречу ехавшему к нему Денисову.

Убит?! - вскрикнул Денисов, увидав еще издалека то знакомое ему, несомненно безжизненное положение, в котором лежало тело Пети.

Готов, - повторил Долохов, как будто выговаривание этого слова доставляло ему удовольствие, и быстро пошел к пленным, которых окружили спешившиеся казаки. - Брать не будем! - крикнул он Денисову.

Денисов не отвечал; он подъехал к Пете, слез с лошади и дрожащими руками повернул к себе запачканное кровью и грязью, уже побледневшее лицо Пети...

В числе отбитых Денисовым и Долоховым русских пленных был Пьер Безухов...

Пьер провел в плену достаточно много времени. Из 330 человек, вышедших из Москвы, в живых осталось меньше 100. Пленные уже были не нужны французам, и с каждым днем все больше тяготили их. Французские солдаты не понимали, зачем им, голодным и холодным, сторожить таких же голодных и холодных пленных, которые болели и умирали, поэтому с каждым днем обращались с русскими все строже.

У Каратаева на третий день после выхода из Москвы началась лихорадка. По мере того, как он слабел, Пьер отдалялся от него.

В плену, в балагане, Пьер узнал не умом, а всем существом своим, жизнью, что человек сотворен для счастья, что счастье в нем самом, в удовлетворении естественных человеческих потребностей, и что все несчастье происходит не от недостатка, а от излишка; но теперь, в эти последние три недели похода, он узнал еще новую, утешительную истину - он узнал, что на свете нет ничего страшного. Он узнал, что так как нет положения, в котором бы человек был счастлив и вполне свободен, так и нет положения, в котором бы он был бы несчастлив и несвободен. Он узнал, что есть граница страданий и граница свободы и что эта граница очень близка; что тот человек, который страдал оттого, что в розовой постели его завернулся один листок, точно так же страдал, как страдал он теперь, засыпая на голой, сырой земле, остужая одну сторону и пригревая другую; что, когда он, бывало, надевал свои бальные узкие башмаки, он точно так же страдал, как теперь, когда он шел уже босой совсем (обувь его давно растрепалась), ногами, покрытыми болячками. Он узнал, что, когда он, как ему казалось, по собственной своей воле женился на своей жене, он был не более свободен, чем теперь, когда его запирали на ночь в конюшню. Из всего того, что потом и он называл страданием, но которое он тогда почти не чувствовал, главное были босые, стертые, заструпелые ноги. (Лошадиное мясо было вкусно и питательно, селитренный букет пороха, употребляемого вместо соли, был даже приятен, холода большого не было, и днем на ходу всегда бывало жарко, а ночью были костры; вши, евшие тело, приятно согревали.) Одно было тяжело в первое время - это ноги.

Во второй день перехода, осмотрев у костра свои болячки, Пьер думал невозможным ступить на них; но когда все поднялись, он пошел, прихрамывая, и потом, когда разогрелся, пошел без боли, хотя к вечеру страшнее еще было смотреть на ноги. Но он не смотрел на них и думал о другом.

Теперь только Пьер понял всю силу жизненности человека и спасительную силу перемещения внимания, вложенную в человека, подобную тому спасительному клапану в паровиках, который выпускает лишний пар, как только плотность его превышает известную норму.

Он не видал и не слыхал, как пристреливали отсталых пленных, хотя более сотни из них уже погибли таким образом. Он не думал о Каратаеве, который слабел с каждым днем и, очевидно, скоро должен был подвергнуться той же участи. Еще менее Пьер думал о себе. Чем труднее становилось его положение, чем страшнее была будущность, тем независимее от того положения, в котором он находился, приходили ему радостные и успокоительные мысли, воспоминания и представления...

На одном из привалов Пьер подошел к костру, у которого сидел больной Платон Каратаев и рассказывал солдатам знакомую Пьеру историю.

Пьер знал эту историю давно, Каратаев раз шесть ему одному рассказывал эту историю, и всегда с особенным, радостным чувством. Но как ни хорошо знал Пьер эту историю, он теперь прислушался к ней, как к чему-то новому, и тот тихий восторг, который, рассказывая, видимо, испытывал Каратаев, сообщился и Пьеру. История эта была о старом купце, благообразно и богобоязненно жившем с семьей и поехавшем однажды с товарищем, богатым купцом, к Макарью.

Остановившись на постоялом дворе, оба купца заснули, и на другой день товарищ купца был найден зарезанным и ограбленным. Окровавленный нож найден был под подушкой старого купца. Купца судили, наказали кнутом и, выдернув ноздри, - как следует по порядку, говорил Каратаев, - сослали в каторгу.

И вот, братец ты мой (на этом месте Пьер застал рассказ Каратаева), проходит тому делу годов десять или больше того. Живет старичок на каторге. Как следовает, покоряется, худого не делает. Только у бога смерти просит. - Хорошо. И соберись они, ночным делом, каторжные-то, так же вот как мы с тобой, и старичок с ними. И зашел разговор, кто за что страдает, в чем богу виноват. Стали сказывать, тот душу загубил, тот две, тот поджег, тот беглый, так ни за что. Стали старичка спрашивать: ты за что, мол, дедушка, страдаешь? Я, братцы мои миленькие, говорит, за свои да за людские грехи страдаю. А я ни душ не губил, ни чужого не брал, акромя что нищую братию оделял. Я, братцы мои миленькие, купец; и богатство большое имел. Так и так, говорит. И рассказал им, значит, как все дело было, по порядку. Я, говорит, о себе не тужу. Меня, значит, бог сыскал. Одно, говорит, мне свою старуху и деток жаль. И так-то заплакал старичок. Случись в их компании тот самый человек, значит, что купца убил. Где, говорит, дедушка, было? Когда, в каком месяце? все расспросил. Заболело у него сердце. Подходит таким манером к старичку - хлоп в ноги. За меня ты, говорит, старичок, пропадаешь. Правда истинная; безвинно напрасно, говорит, ребятушки, человек этот мучится. Я, говорит, то самое дело сделал и нож тебе под голова сонному подложил. Прости, говорит, дедушка, меня ты ради Христа.

Каратаев замолчал, радостно улыбаясь, глядя на огонь, и поправил поленья.

Старичок и говорит: бог, мол, тебя простит, а мы все, говорит, богу грешны, я за свои грехи страдаю. Сам заплакал горючьми слезьми. Что же думаешь, соколик, - все светлее и светлее сияя восторженной улыбкой, говорил Каратаев, как будто в том, что он имел теперь рассказать, заключалась главная прелесть и все значение рассказа, - что же думаешь, соколик, объявился этот убийца самый по начальству. Я, говорит, шесть душ загубил (большой злодей был), но всего мне жальче старичка этого. Пускай же он на меня не плачется. Объявился: списали, послали бумагу, как следовает. Место дальнее, пока суд да дело, пока все бумаги списали как должно, по начальствам, значит. До царя доходило. Пока что, пришел царский указ: выпустить купца, дать ему награждения, сколько там присудили. Пришла бумага, стали старичка разыскивать. Где такой старичок безвинно напрасно страдал? От царя бумага вышла. Стали искать. - Нижняя челюсть Каратаева дрогнула. - А его уж бог простил - помер. Так-то, соколик, - закончил Каратаев и долго, молча улыбаясь, смотрел перед собой.

Не самый рассказ этот, но таинственный смысл его, та восторженная радость, которая сияла в лице Каратаева при этом рассказе, таинственное значение этой радости, это-то смутно и радостно наполняло теперь душу Пьера...

Каратаева Пьер последний раз видел, когда он сидел, прислонившись к березе.

Когда пленные опять тронулись, Пьер оглянулся назад. Каратаев сидел на краю дороги, у березы; и два француза что-то говорили над ним. Пьер не оглядывался больше. Он шел, прихрамывая, в гору. Сзади, с того места, где сидел Каратаев, послышался выстрел. Пьер слышал явственно этот выстрел...

Обоз с пленными остановился в деревне.

Пьер подошел к костру, поел жареного лошадиного мяса, лег спиной к огню и тотчас же заснул. Он спал опять тем же сном, каким он спал в Можайске после Бородина.

«Жизнь есть все. Жизнь есть бог. Все перемещается и движется, и это движение есть бог. И пока есть жизнь, есть наслаждение самосознания божества. Любить жизнь, любить бога. Труднее и блаженнее всего любить эту жизнь в своих страданиях, в безвинности страданий».

«Каратаев» - вспомнилось Пьеру.

В этот день отряд Денисова освободил пленных.

С 28-го октября, когда начались морозы, бегство французов получило только более трагический характер замерзающих и изжаривающихся насмерть у костров людей и продолжающих в шубах и колясках ехать с награбленным добром императора, королей и герцогов; но в сущности своей процесс бегства и разложения французской армии со времени выступления из Москвы нисколько не изменился...

Ввалившись в Смоленск, представлявшийся им обетованной землей, французы убивали друг друга за провиант, ограбили свои же магазины и, когда все было разграблено, побежали дальше.

Все шли, сами не зная, куда и зачем они идут...